Неслышными шагами уходил день. Багровое зарево освещало горизонт, словно пламя далёкого пожарища. Завтра будет ветренное и недоброе утро.

На самой верхушке одной из четырёх башенок, расположенных по углам замка, единственной без крыши, ещё не достроенной, сидел Марк. Деревянная балка была не самым удобным местом, но он не жаловался. Наёмник любил забираться сюда и любоваться окрестностями с высоты птичьего полета.

Здесь он забывал обо всём на свете. Здесь он был свободен.

Ветер не знал преград, он налетал на крепкую фигуру воина и повисал на плечах. Плащ трепетал и то закручивался в тугой хлыст, то развевался за спиной, как огромные крылья.

Марк чувствовал тяжесть меча за плечом, словно надёжную руку верного друга, и подставлял лицо последним лучам заходящего солнца. Он не знал другого товарища, кроме оружия, доброго, справедливого меча. Даже представить не мог, что кто-то другой протянет руку помощи, чтобы вытащить из ловушки, случись беда.

Ветер донёс крик, воин встрепенулся и прислушался.

– Марк!

По двору нёсся громкий рык человека, привыкшего перекрикивать звон металла в бою, его слышали, наверное, боги на небесах.

– Куда ты пропал? Немедленно поди сюда!

Ухватившись за балку, Марк спрыгнул на пол крохотной комнатки и поспешил к винтовой лестнице. Узкие ступени откликнулись глухим звоном, слегка прогибаясь под весом спешащего человека, эхо подхватывало стук каблуков, ловко жонглировало им, подбрасывало и кидало в стены, как детский мячик.

Воин пинком распахнул дверь наружу и замер перед высоким, крепким, как старый дуб, бароном Ратаем. Тот стоял, подбоченясь, и грозно хмурил широкие брови.

– Что ты делал на башне, Марк? Подавал сигнал сыскарям Вешняка?

– Нет, хозяин, – ответил наёмник. – Ваш давний сосед и враг не нуждается в моих сигналах. Я же на башне говорил с богами.

Марк, конечно, врал. Но врал с честным выражением на бледном лице. Ратай удивленно крякнул, но возражать не стал.

– Что же тебе сказали боги? Ладно, не отвечай. Вдруг обидятся, если ты расскажешь о вашей беседе. Ты мне нужен вместе с их покровительством. Так что не болтай на каждом углу о тайнах, что открывают тебе боги, а то быстро окажешься в подземном городе падальщиков. Они любят мертвечину.

Марк молча поклонился.

– Сегодня будешь дежурить у моей двери, – распорядился Ратай. – Что-то давненько барон Вешняк не подсылал убийц. Я начинаю беспокоиться, что он помер от своего же яда, мерзавец!

Барон хохотнул над своей шуткой и, громко топая, ушёл.

Марк проводил его задумчивым взглядом. Давняя вражда между бароном Ратаем и его соседом, бароном Вешняком, стала вполне обычной вещью, как восход и заход солнца, и такой же неотъемлемой частью жизни. Оба барона хотели отхватить куски земель соседа, куски побольше и пожирнее, и при этом не подавиться мечом соперника. А потому гадили друг другу с азартом гончей и таким же отсутствием ума. Они вытаптывали поля с почти созревшей пшеницей, обрекая людей на голод лютой зимой, травили зверей в лесах друг друга, подсылали убийц. Словом, развлекались в меру сил и возможностей.

Наёмник, не глядя, потёр серебряный браслет, плотно сжимающий левое запястье, пальцами ощутил выдавленное клеймо. Принадлежность к ордену наёмников само по себе выделяло Марка, и давно приучило к тому, что воины сторонились его. Кто-то опасливо косился и сплёвывал через плечо, а потом угодливо заглядывал в глаз, а кто-то откровенно ненавидел и не желал скрывать этого.

Отсутствие общения с людьми не пугала его. Он с самого детства привык к этому и не представлял другой жизни.

Вздохнув, Марк пересёк двор и направился к замку. Страж покосился на наёмника и сплюнул ему под ноги. Он был здесь новичком и примкнул к тем, кто гавкает, но не решается укусить. Мальчишка, только-только успевший отрастить усы и куцую бородёнку, стремился всем и каждому доказать, что он мужчина. И никто не спешил объяснять ему, что открыто задевать наёмника опасно.

Марк остановился, глядя на плевок рядом с сапогом. Воины, спешащие мимо, заинтересованно остановились.

Никто не заметил движения Марка. Мальчишка испуганно пискнул, когда наёмник прижал стража к стене. Рукой, как клещ, вцепился в мочку уха, и страж почувствовал холод ножа у горла. Острое лезвие, способное рассечь волос, оцарапало кожу, и по шее мальчишки потекла струйка крови. На камни со звоном упал бердыш стража, проехался и замер, чуть подрагивая.

– Никогда не смей плевать мне под ноги, – раздельно выговаривая слова, прошипел наёмник в бледное лицо мальчишки. – Ты понял?

Мальчишка скосил глаза на нож, в горле заворочался испуганный хрип, но страж не позволил ему вырваться и только чуть кивнул, на лбу выступили капельки пота.

– Прекрасно, – осклабился наёмник. – А чтобы не забыл, я оставлю тебе кое-что на память.

Сверкнул остро отточенный клинок, и к ногам стража с мокрым шлепком упал кусочек уха. Марк оттолкнул мальчишку, и тот завизжал, прижимая руку к ране, закрутился на месте. Сквозь пальцы закапала кровь, стекая по ладони, веером полетели брызги, и воины, смотревшие на эту дикую расправу, ругнувшись, поспешили разойтись по своим делам.

– Что здесь происходит? – Дверь распахнулась, выпуская барона. Он с первого взгляда понял всё, недовольно нахмурился, но, встретив тяжёлый взгляд наёмника, сказал: – Позовите коновала. Пусть перевяжет.

Когда двор опустел, он оттолкнул шмыгающего носом стража и рявкнул:

– Дурак! Если ещё раз случится подобное, я твои кишки по двору размажу!

И скрылся в замке, грохнув дверью так, что задрожали стены.

Марк вытер нож об брюки мальчишки, заставив его испуганно хрюкнуть, когда клинок пролетел в опасной близости от самого дорогого, и вернул в ножны, спрятанные в рукаве.

Весть об отрезанном ухе разлетелась среди слуг замка со скоростью лесного пожара. Марк шёл по коридорам и всюду натыкался на испуганные взгляды людей, словно на ядовитые копья. Служанки прижимались к стенам и провожали его затравленными взглядами.

Он был изгоем, чужаком, непонятным и опасным. Пусть изувеченный стражник дурак и недотёпа, но он понятен и предсказуем, как лесной пень. А что ждать от хмурого убийцы? Одна польза – защищает хозяина, как преданный пёс, везде следует за ним тенью. И его самого в спину ударить сложно. Один уже попробовал, теперь его останки где-то в подземных городах роктов.

Марка мало трогали неприязнь и открытая вражда людей. Но где-то глубоко засела досада, словно червячок, что точит яблоко, отравляла мысли, особенно по ночам, когда наёмник оставался один.

Но была одна радость, что поддерживала силы. В лесу, неподалёку от замка, жила молодая знахарка Арина. Кто она и откуда пришла, никто не знал. Многие пытались остаться на ночь у красивой ведуньи, но она быстро отвадила непрошеных гостей.

А Марка, когда он однажды пришёл, не выгнала.

Может, потому что их объединило отчуждение? К ведунье приходили с бедой, но потом стыдливо мялись, не решаясь признаться, что благодаря ей жив сын или муж.

Наёмник встал рядом с дубовой дверью, ведущей в покои барона. Та была крепкой, такую и тараном не прошибёшь. Марк редко проводил ночи под дверью, вполне доверяя крепости запоров и охране замка, но если хозяин приказал, выбора не было.

Ночь уверенно входила в крепость, но испуганно отступала перед светом редких факелов. Марку нравилось наблюдать, как затихает жизнь в замке, люди засыпают, в дальних углах гордо расправляет плечи тишина. Лишь изредка перекрикиваются часовые на стенах.

В комнате барона что-то звонко грохнуло, прокатилось по полу, послышались игривый девичий смех, возня – и снова тишина.

Опять Василька ночует в комнате барона. Вот ведь глупая девка! Марк досадливо сплюнул. Кто бы мог подумать, что она действительно полюбит Ратая? Не первая и далеко не последняя. Вон целая дворня таких, как она.

Время приближалось к полуночи. Марк расслаблено сидел на полу, привалившись спиной к холодной стене, и изучал стоящие у стены доспехи рыцаря. На начищенном металле прыгали блики от факела, сквозняк невидимым гостем пробирался внутрь и бился о блестящие бока, словно пойманный зверёк.

Барон Ратай утверждал, что доспехи когда-то принадлежали его предку, силачу и отважному герою. Марк, вообще-то, мало этому верил. Барон, конечно, силён, но даже ему не под силу поднять исполинский меч и каплевидное блюдо щита, а сами доспехи великоваты для его плеч. Поэтому либо потомки славного рыцаря измельчали, либо врёт барон, как мерин старика-сказителя.

Из спальни раздавался богатырский храп с причудливыми переливами. Чудесные рулады выводит Ратай, заслушаешься. Особенно полезно внимать тем, кто стоит на часах, как Марк. Точно заснуть не сможешь. Как Василька может вставать с утра отдохнувшая и свежая, как ясная зорька, если рядом так храпят?

В темноте коридора что-то прошелестело, сквозняк особенно яростно набросился на огонь факела, пригнул и почти затушил. Марк стряхнул сонливость и встрепенулся, до боли в глазах всмотрелся в коридор. Из-за угла появилось светлое пятно, оно зависло в воздухе, чуть покачиваясь. Словно под пальцами скульптора, из него стал возникать образ. Миг – и наёмник увидел девушку в длинном платье, похожем на монашеское одеяние, капюшон закрывал волосы и лоб. Она огляделась, поправила складку на юбке и стала приближаться к застывшему Марку.

Полночная Дева!

Растерянность захлестнула наёмника с головой, словно высокая волна. Он медленно встал на ноги и огляделся. Дева плыла в воздухе, с достоинством королевы глядя прямо перед собой.

Марк слышал о Полночной Деве. Воины, сидя после службы за кружной пива, часто тешили друг друга небылицами, но наёмник не принимал всерьёз эти сказки. А уж чтобы увидеть самому!..

Говорили, что Полночная Дева – это призрак убитой жены первого барона, дальнего-предальнего предка Ратая. Титул он заслужил при весьма противоречивых обстоятельствах. А дело было так.

Тогдашний правитель – царь Берсень – страстно любил охоту и проводил в лесах больше времени, чем за решением государственных дел.

Говорят, что однажды Берсень погнался за лисицей с серебряной шерстью, придворные отстали, но царь этого даже не заметил, поглощённый охотой. Лисица словно подманивала его, то подпускала ближе, то снова исчезала в кустах. Берсень настёгивал коня, но не мог настичь зверя.

Лисица вывела его к болоту и исчезла окончательно. А Берсень, в сердцах плюнув, стал искать дорогу назад. Но дороги не было. Его окружал совершенно незнакомый лес.

«Быть такого не может!» – возмутился царь. Ведь он знал лес лучше, чем дворец!

К тому же близилась ночь, среди деревьев стелился мрак и цеплялся за кусты и ветки.

Утомленный конь вдруг всхрапнул, прибавил шагу и вскоре вышел к реке. Берсень огляделся. Что ж, неплохое место для ночлега. Свежая вода рядом, трава мягкая, густая и сочная.

Привязанный конь тут же сунул морду в траву и весело захрустел. Царь умело развел костер и придвинулся поближе к нему, зябко кутаясь в одеяло. Хорошо, что слуга приторочил его к седлу перед охотой. А он ещё отказывался.

Берсень поворошил палкой горящие ветки и усмехнулся. Давно ли вот так сидел у походного костра? Ещё не забылась недавняя война с соседом. Даже воспоминания о попытке соседнего царя отхватить кусок приграничных земель вызвали дикую злобу. Берсень с громким хрустом сломал палку и бросил обе половинки в огонь. Вот так и столица этого наглеца когда-нибудь вспыхнет, как сухой хворост, а Берсень будет хохотать, глядя на корчащиеся в огне дома вражеского города.

К седлу были привязаны два зайца – охотничьи трофеи за день. Берсень ловко освежевал и изжарил их на костре, с аппетитом поужинал и стал устраиваться на ночлег, подбросив в огонь побольше хвороста.

Но видно не суждено было уснуть царю. На огонёк вышла девушка с серебряными, как лунный свет, волосами. Берсень удивился, увидев её, а, узнав, лишился дара речи. Это была Хранительница Леса, светлая дриада!

Она подсела к костру и, насмешливо сверкая глазами, сказала:

– Вижу, что до убийства больно охоч. – Голосок её раздавался звонко и ясно. – Жалуются на тебя звери лесные, ради забавы многих погубил.

– Что ж такого? – оправившись от удивления, надменно ответил Берсень. – Я охочусь в своих лесах и могу убить любого, если пожелаю.

– Ошибаешься, царь. – В глазах девушки вспыхнула злость. – Я – хозяйка этого леса. Только с моего позволения люди могут убивать зверей.

Берсень испугался не на шутку, потому что знал жестокий нрав девы, когда оскорбишь нечаянным словом или делом.

– Я отпущу тебя и позволю охотиться в моих лесах лишь с одним условием, – произнесла дриада, видя испуг царя. – Принеси мне в жертву кого-то из близких. Ты убивал моих детей, пришла пора возвращать долги. Я возьму ТВОЮ кровь.

На ладони дриады появился тонкий серебряный стилет. Она протянула его князю, и тот принял оружие.

– Не простое это оружие, царь, – сказала дриада. – Смотри, сам не поранься.

На утро отдохнувший конь с так и не выспавшимся царем нашёл знакомые места. И первый, кто встретил Берсеня, был предок барона Ратая. В ту пору предок был постельничьим царя.

Берсень рассказал о ночной встрече, горько вздохнул. У него не было ни жены, ни братьев. Только сын, наследник. Как мог Берсень убить его?!

И тогда верный слуга взял стилет и отправился домой.

Говорят, его жена была вздорной женщиной, любила празднества и развлечения. Именно её кровью напился колдовской стилет. И дриада больше не возражала против охотничьих утех Берсеня. Приняла жертву, может, потому, что, как потом шептались, убитая была незаконной дочерью царя. Правда, никто этого точно не знал, а вскоре и вовсе разговоры стихли.

В награду царь подарил верному слуге титул и замок с землями и людьми, осыпал подарками и милостями.

А ровно через год в спальне новоиспеченного барона появился призрак убитой жены, и в жарко натопленной комнате повеяло могильным холодом. Утром испуганный барон напился и свалился в жарко пылающий камин.

С тех пор Полночная Дама является в замок, когда одному из отпрысков рода предстоит умереть.

И ведь не врали легенды! Существует призрак – предвестник беды.

Марк лихорадочно соображал, как изгнать призрака. И не лежится же ей в могиле! И в мир мёртвых не хочет идти.

Полночная Дама приблизилась к наёмнику, и на него дохнуло холодом, подвальной сыростью и запахом свежевспаханной земли. Призрак остановился рядом с доспехами, повернулся к ним лицом и исчез.

Огонь факелов обрадовано вспыхнул, затрещал, посыпались искры, и коридор ярко осветился, отгоняя осмелевшую тьму в дальние углы.

Марк выдохнул, поняв, что сдерживал дыхание, и вытер пот со лба. Если б кто рассказал, ни за что бы не поверил!

Марк осторожно приоткрыл дверь и скользнул в комнату. Плевать, что хозяин не один! Ратай раскинулся на широкой постели, разбросав в стороны руки и ноги и с презрением отпихнув покрывало. Рядом свернулась калачиком худенькая девушка. Она спала, уткнувшись головой в широкий бок Ратая, чуть постанывала и всхлипывала во сне.

Марк метнулся к окну, высунулся и огляделся. Переговаривались часовые на стенах, брехали собаки на псарне. Наёмник даже под кровать заглянул, постоял, чутко прислушиваясь и принюхиваясь, почти волчьим чутьем попытался предугадать опасность, но всё было тихо.

Он так же бесшумно вернулся в коридор и прикрыл дверь.

Сон сморил наёмника под утро. Глаза слезились, словно враг бросил полную пригоршню песка, голова качнулась и склонилась на грудь.

Будто сквозь туман донёсся резкий скрежет металла. Марк вздрогнул и, с трудом разлепив глаза, огляделся.

Доспехи качнулись, поднялась закованная нога и с гулким эхом ступила. Марк слегка опешил. «Что это? Продолжение сна? Хороша ночка! Сначала явление Полночной Дамы, теперь разгуливающие сами по себе пустые доспехи! Если так дальше пойдёт, то что же ещё можно увидеть до восхода солнца?!»

– Куда спешишь? – рявкнул наёмник на доспехи, не полностью проснувшись.

За опущенным забралом вспыхнули алые угольки глаз, рыцарь снова качнулся и поднял другую ногу.

– Что тут про...

В дверях стоял разозлённый барон с широким полотенцем на бедрах, а в руках сжимал меч. Увидев шагающие доспехи, Ратай поперхнулся.

Из-за спины высунулась удивленная мордашка Васильки, закутанной в покрывало с ног до головы, она пискнула и исчезла.

– Тьфу, бабы! – небрежно бросил Ратай. – Он встряхнулся, встав так, словно собирался толкать скалу и радостно оскалился. – Колдовство? Ну-ну... Давай, ржавая железка, подходи!

Раздался стон, некто в доспехах с трудом поднял ногу, задрожал, как лист под порывами ветра, и застыл. Огоньки страшных глаз полыхнули и погасли, словно залитый водой костёр.

Марк осторожно обошёл доспехи, постучал. Раздался гулкий звук.

– И что? – разочарованно протянул барон. На широком лице застыло обиженное выражение, как у ребенка, у которого отняли конфету, покрутив у носа.

– Похоже, они проржавели, – с усмешкой ответил Марк. – Никто давно не смазывал.

– Я их с крепостной стены сброшу! Пусть ржавеют в тухлой воде! – возмутился Ратай, побагровев.

Он опустил меч и отвернулся.

В углу мелькнула тень, сверкнул блик света на острой грани клинка. В руке Марка словно из воздуха появился клинок, и наёмник, легко отбив летящий в него нож, метнул свой.

В углу раздался стон, и чьё-то тело сползло по стене.

– Кто? – спросил барон.

Он снял со стены факел и подошёл к неудавшемуся убийце.

Незваный гость корчился на полу. В животе торчал нож Марка, и убийца прижимал ладони к ране, не решаясь вытащить нож.

– Молодой, почти мальчишка, усы только-только начали пробиваться, – разочарованно протянул Ратай. – Кого ко мне послали? Срамота... Эх, пора бы Вешняка поучить уважению. – Он обратился к убийце: – Кто такой? Отвечай!

Мальчишка заскулил в ответ, но ничего не сказал.

Марк склонился, сжал тонкую рукоять и замер. Мальчишка смотрел испуганными глазами, губы шевелились, но он не смог произнести ни слова, то ли от страха, то ли ещё от чего.

Наёмник склонился почти к самому его уху и шепнул:

– Лёгкой тебе дороги к Предкам, парень.

И рывком вынул нож.

Убийца всхлипнул, несколько раз дёрнулся и замер.

Марк выволок тело на свет, тщательно осмотрел. Знака ордена убийц – заколки в виде паука – не было. Значит, Вешняк не решился прибегнуть к помощи паучьих братьев. Оно и понятно. Те взамен могут потребовать что угодно. Марк слышал однажды, что они потребовали жизнь самого нанимателя.

Ратай взмахнул мечом. Удар – и голова убийцы откатилась к ногам наёмника.

– Марк, отнеси его голову Вешняку. Помнится, он никогда не поднимает мост. Вот и оставь подарок перед воротами. Пусть знает, что ничего не вышло, и мы не беззащитные бараны.

Лето было ранним и не скупилось на солнечный свет и тепло. Долина, окруженная горами, всегда была щедра на дары. Холодный ветер с океана не мог миновать высокие вершины, и долина цвела пышными садами и зеленела густыми лесами.

Но нынешнее утро выдалось на редкость хмурым и неулыбчивым.

Барон Вешняк привычно открыл глаза на рассвете, едва первые лучи проникли в узкое окно спальни. Он успел одеться и уже натягивал сапоги, когда в дверь забарабанили.

– Господин барон! Проснитесь!

Встревоженный голос верного друга, отвечающего за охрану замка, был чуть приглушён толстыми досками двери. Вешняк одним движением вогнал вторую ногу в сапог и широким шагом пересёк спальню, откинув засов, рывком распахнул дверь.

– Что случилось?

Высокий, почти с барона ростом воин в простой, но добротной одежде виновато склонил голову.

– Нашёлся ваш оруженосец.

– И что? Где он шатался всю ночь?

– Около ворот лежит мешок, и в нём его голова и кинжал, который вы готовили, чтобы убить Ратая. Видимо мальчишка хотел сам сделать это, украл оружие и отправился к Ратаю.

Вешняк чертыхнулся, вспомнив, что обещал его матери присмотреть за отпрыском.

– Простите, господин, это моя вина. Не уследил, – понурился воин.

Вздохнув, барон сказал:

– Никто не может помешать безумцу лишить себя жизни... Эх, кабы не наёмник!.. Кто ж знал, что этот подлец Ратай сможет купить такого верного пса?

– Он всего лишь наёмник. – Тонкие губы воина исказились в презрительно гримасе. – Он изгой. И может стать опасным противником своему же хозяину. Такому воину нельзя доверять.

– Это так, – задумчиво кивнул Вешняк. – Но пока он преданно служит, мы не сможем добраться до Ратая.

– Есть у меня одна мысль, господин, как избавиться от этой проблемы.

Барон с интересом поглядел на воина.

– Прекрасно. Пошли завтракать, и ты мне расскажешь о своей идее. И, клянусь, если поможешь избавиться от наёмника, я вдвое... нет, втрое увеличу твоё жалование!

Стол ломился от изобилия, слуги, зная о случившемся, постарались задобрить хозяина. Нет ничего хуже утрешнего недовольства господина, усугублённого голодом и плохими вестями.

Барон припал к кубку с жадностью путника, страдающего жаждой. Вытряхнув последние капли в широко распахнутый рот, Вешняк недовольно поглядел в пустой сосуд и сморщился.

Он со стуком отбросил кубок, и тот откатился к стене, звеня и подпрыгивая, ударился и замер, чуть подрагивая.

– Меня бесит, когда вижу своё отражение в начищенном дне! – рявкнул он. – Немедленно принеси полный, иначе шкуру спущу!

Служанка тут же поднесла барону новый кубок, вдвое больше прежнего, и ловко наполнила из пузатого запотевшего кувшина густым вином.

– Никогда не любил крошечной посуды. – Вешняк поднял кубок, тяжёлый и объёмный, способный своим содержимым свалить великана, с удовольствием покрутил в руке, любуясь игрой камней, украшавших его, и сказал: – Вот теперь выкладывай, Ивар. Что придумал?

Барон обратился к воину по имени, желая подчеркнуть свою заинтересованность его задумкой.

Но тот не торопился. Он разорвал утку и плюхнул на тарелку самый большой кусок. Горячие, исходящие паром куски нежного мяса искушали запахом и видом, и воин откусил большущий кус, прожевал. И только после этого Ивар вытер жирные пальцы об штаны и нехотя отодвинул тарелку, не решаясь и дальше испытывать терпение господина.

– Наш сосед барон Ратай, – произнёс он, осторожно подбирая слова, – подозрителен и осторожен, как лисица, спасающаяся от охотничьих псов. Он всецело доверяет наёмнику, и совершенно прав. Тот никогда не предаст господина, иначе, как говорят, рокты утащат с собой отступника. А там уж... кто знает? Участь попасть к Ящеру покажется благом. – Ивар промочил горло хорошим глотком вина и продолжил: – Можно сделать так, чтобы наёмник предал хозяина. Пусть даже не по своей воле.

– Как это?

Широкое чисто выбритое лицо с маленькими глазами исказилось самодовольной ухмылкой, а глаза вовсе превратились в щелки.

– У каждого есть своя струна, звучащая в унисон с душой. Только найти её сложно. Я слышал, что барон Ратай ненавидит колдовство и всех, кто использует его. И жестоко карает отступников. Есть у меня знакомый человечек в замке Ратая, которого я держу за... в общем, он выполнит с превеликим удовольствием ваш приказ. А мы вроде бы и не при чём будем. Благое дело сделаем: и колдовство пресечём, и от наёмника избавимся. А там, глядишь, доберемся до Ратая и его земель.

– Кто этот человек?

– Палач Тит, – просто и без эмоций ответил Ивар.

– Фу, мерзость, – брезгливо поморщился барон, но план не отверг. Кто бы ни был помощником, возможность разделаться с давним врагом и прибрать к рукам плодородные земли упускать глупо.

Вешняк задумчиво кивнул, а потом расхохотался, откинувшись на спинку стула, и стукнул кулаком по столу. Зазвенела, подпрыгнув, посуда, несколько капель красного вина упали на свежеструганные доски стола и растеклись, образуя узор вокруг тушки растерзанной утки.

Вешняк удивленно поглядел на странное зрелище. Он не помнил, как и когда утка оказалась на столе, а не на блюде. Ему вдруг показалось, что кровь сочится из птицы, а под потолком захлопали крыльями невидимые посланцы Мары – вестники успеха. Вешняк поглядел на воеводу и самодовольно усмехнулся. Судя по удивленному виду, тот тоже видел странное зрелище.

– Доброе знамение, – громыхнул Вешняк. – Видать, угодное богам дело совершаем. Удача будет. Рассказывай, что придумал.

...Вешняк молча слушал воина, лишь изредка хмыкал, но не прерывал рассказа. Когда Ивар замолчал, барон поднял на него смеющиеся глаза и сказал:

– Ох и хитёр же ты, Ивар! Горящие уголья чужими руками разгребаешь, а себе крупинки золотые берёшь. Если и впрямь всё получится – быть тебе втрое богаче!

Земля мягко вздрогнула, где-то за стеной пришёл в действие механизм, и потайная дверь, страшно скрипя и жалуясь всему свету, сдвинулась с места. Марк осторожно выглянул, чутко прислушиваясь и присматриваясь. Мелькнула летучая мышь, едва не задев верхушки деревьев кожистым крылом, прошуршала ночная ящерка и скрылась в высокой траве.

В двух шагах от потайного лаза плескалась тёмная вода, заполняющая крепостной ров, по поверхности бежала лёгкая рябь, искажая отражения звезд. Голосили лягушки, оглашая окрестности хоровым пением. Над головой пронеслась полоумная стрекоза, отчего-то не спавшая ночью, попыталась сесть на медленно плывущую травинку, но тут же взвилась с негодующим стрекотом.

Наёмник знал, что ров очень глубокий, неизвестные мастера постарались на славу, вода почти никогда не пересыхает, только в самые засушливые месяцы немного уходит, обнажая скользкие берега.

Марк выбрался из подземелья, и за спиной тут же опустилась маленькая дверь, спеша скрыть его тайну.

Почти три месяца назад он случайно отыскал потайной ход, и с тех пор частенько выбирался незамеченным из замка и спешил к лесу. Замок был старым, много раз перестраивался, и теперь даже барон Ратай не знал всех его секретов.

Потайной лаз начинался в старой части замка и проходил под конюшней, толстенными крепостными стенами и рвом. Выходил он на противоположный берег и надёжно прятался в лесу, среди густых зарослей так, что, даже стоя рядом, несведущий человек ничего не заподозрит. Старые мастера знали своё дело: в случае опасности хозяин замка и домочадцы могли уйти незамеченными.

А вот знал ли Ратай об этом лазе или забыл, как о многих других, наёмник не задумывался.

Марк легко поднялся, перекинул через плечо куртку и бодрой походкой направился по темнеющему лесу. Босыми ступнями ощутил прохладную свежесть густой травы, острые грани попадающихся кое-где камешков. Из-под ног в стороны брызгнули кузнечики.

Всё было знакомо, всё привычно, но что-то заставило наёмника насторожиться. Лес встретил прохладой и тишиной... Странной тишиной. Словно большой пёс со страхом ждёт чего-то, испуганно поскуливает и жмётся к ногам хозяина.

Марк шёл по хорошо знакомой тропинке, оглядывался, прислушивался. Было такое чувство, будто спину буравит чей-то взгляд, но ни звука, ни шороха не доносилось.

Ветви могучих великанов крепко переплелись, и лунный свет почти не проникал к земле.

Ещё не видя избы, Марк услышал клекот роктов, ускорил шаг, а потом и побежал. Крик этих созданий нельзя спутать ни с чем.

Вопль Арины подстегнул, как удар бича, и наёмник выбежал к избе ведуньи с обнажённым мечом.

В хижину пытались прорваться пятеро роктов, дверь беспомощно валялась в стороне, изломанная, словно в неё били тяжёлым тараном, а в пустом проёме с длинным кинжалом в руке стояла Арина.

Тонкая фигурка знахарки надёжно загораживала проход, длинная черная коса билась о спину, налобная повязка с позвякивающими подвесками взмокла от пота. Девушка путалась в длинном подоле юбки, но отступать не собиралась, грозно сверкая большими чёрными глазами.

Все пятеро падальщиков, тяжело переваливаясь на тонких ногах, наступали, мешая друг другу, но ловко уклонялись от жалящих укусов кинжала ведуньи.

За спинами тварей распрямились крылья, как у огромных нетопырей, на концах тускло блеснули острые когти, и рокты время от времени пытались задеть ими Арину.

Почему тёмные охотники напали на знахарку, Марк разбираться не стал. Для этого не было времени.

Без предупреждения он ударил падальщиков в спину, и над поляной разнёсся вопль боли. Один рухнул, почти перерубленный пополам, второй отползал, волоча за собой крылья на тонкой ниточке кожи. Трое оставшихся резко развернулись и стали осторожно окружать нового противника, злобно шипя и угрожающе выставив когти.

Зарычали, завыли на высокой ноте и разом прыгнули на наёмника.

Арина тяжело привалилась к дверному косяку и съехала вниз, испуганно всхлипывая. Только сейчас, когда рокты перенесли внимание на Марка, она почувствовала запоздалый ужас.

Краем глаза наёмник успел увидеть, кого пыталась защитить Арина. В хижине лежал бледный мальчик, вытянувшись в струнку, глаза были закрыты, губы покрывала тонкая белая корка. Он дышал тяжело, с хрипом. Рядом с мальчиком стояла на коленях бледная женщина. Она прятала лицо в ладонях и громко плакала. Марк сразу понял за кем пришли рокты, но Арина, похоже, не собиралась отдавать умирающего ребёнка. Мало кто отваживался перечить падальщикам и мешать забирать тех, за кем они пришли.

А перед избой разгорелся смертельный бой, схлестнулись человек и три тёмных охотника, мелькал меч, звенел и лязгал, когда сталкивался с когтями роктов.

Упал один падальщик, крылья, как большое одеяло, укрыли тело, рядом рухнул второй, его отрубленная голова, подпрыгивая, прокатилась по траве и замерла около Арины, глядя на девушку белесыми слепыми глазами.

Последний рокт ловко уклонился от удара и отпрыгнул в сторону. Громко взвыв, взмахнул крыльями и быстро скрылся между деревьями, смешно подпрыгивая на тонких ногах.

– Марк? – Арина осторожно приблизилась к наёмнику.

Он продолжал стоять, сжимая меч, но ведунья видела, как Марк пошатнулся, как дрожат его руки. На тонкой рубахе выступила кровь от мелких порезов, а на бедре расплывалось тёмное пятно.

Наёмник вогнал меч в ножны и шагнул к девушке.

– Всё в порядке, – бодро сказал он и рухнул на траву.

Ведунья вздохнула, подхватила его под мышки и потащила в хижину, закусив губу от усилия. Девушка уложила наёмника в углу на тюфяк, набитый соломой, и устало выдохнула.

– Они ушли? – спросила маленькая пухленькая женщина. Она испуганно огляделась, но ладони от лица не отводила, готовая снова спрятаться. Арина никогда не понимала почему люди в ужасе закрывают глаза. Спасения это не принесёт, наоборот, больший страх вселит разыгравшееся воображение.

– Ушли, – мягко ответила ведунья. – Надеюсь, этой ночью больше не будет гостей.

Арина стала на колени рядом с Марком, потёрла ладошки друг о друга, чувствуя разгорающийся жар, поднесла ко лбу воина и вздохнула. Дыхание девушки стало глубоким, мерным, как у спящего человека. Она прикрыла глаза и, чуть склонив голову, словно прислушиваясь к чему-то, нахмурилась. Ладони окутались мягким голубым светом, она прикоснулась ко лбу Марка, медленно выдохнула. Свет словно впитался в голову наёмника и распространился по всему телу.

Ведунья снова медленно выдохнула, и свет стал тускнеть, над телом Марка появилось едва заметное облако, оно стало темнеть, превращаясь в тяжелую тучу, в глубине часто вспыхивали крохотные молнии.

– Прочь, – чуть слышно прошептала знахарка, и облако, словно подхваченное сильным ветром, взвилось над головами и вылетело в окно.

Только после этого Арина открыла глаза и посмотрела на Марка с улыбкой.

В хижине появилась стрекоза, покружила и скрылась в пустом проёме двери. Арина нахмурилась, подозрительно покосилась вслед насекомому, не понимая, что могло вызвать тревогу, но тут же отбросила эту мысль.

Некогда ловить невесомые страхи, от яда падальщиков ведунья Марка избавила, но остались обычные раны, и их тоже нужно вылечить. Арина тут же забыла о маленькой стрекозе.

Часто-часто рассекая крыльями прохладный ночной воздух, напоённый ароматами леса, стрекоза направилась обратно к замку. Вырвавшись из леса, кроха поднялась выше, быстро добралась до стен замка и влетела в распахнутое настежь окно.

На широкой постели сидел барон Ратай, одетый в начищенные до блеска доспехи, на коленях он держал огромный двуручный меч, рядом на блистающих чистотой простынях лежал островерхий шлем с широкой бармицей.

Стрекоза ударилась об пол, вокруг заклубился чёрный морок, скрыл быстро вырастающую громоздкую фигуру и опал, словно впитался в деревянный пол.

Барон изменился в лице, хотя видел подобное не в первый раз, и пробурчал:

– Прибил бы скотину. Но слово дал... Эх... – Он громко обратился к оборотню: – Что скажешь, мастер-палач? Видел что-нибудь интересное?

Палач Тит склонил голову – поклон отвесить не позволило объемное брюшко и большая, как у девки, грудь, – и ответил:

– Самое время идти, господин. Ведьма не позволила роктам забрать мальчишку, а тут наёмник подоспел, почти всех перебил. Его поцарапали немного. Ведьма колдовала, и вывела яд.

– Наёмник? Врешь, пёс приблудный! Как наёмник оказался в лесу?

– Тебе, господин, виднее. Откуда же мне, слабому, знать, где твой слуга?

– Ладно сироту-то строить, – тихо сказал Ратай, но такая свирепость в голосе прозвучала, что Тит решил не перечить больше.

– Я видел, как наёмник выбрался из потайного лаза, от самой крепостной стены его сопровождал.

Настроение барона резко переменилось, и ярость внезапно исчезла. Ратай усмехнулся, гордясь сообразительностью и отвагой слуги, так гордятся псом, видя в нём ум и преданность хозяину.

– Ай да наёмник! Ай да умница! Вступил в бой с самими роктами. А насчет того, что Арина – ведьма, пожалуй, ты прав.

– Конечно, мой господин, – подобострастно поддакнул палач.

– Значит, самое время навестить ведьму, – решительно сказал Ратай. – А то, чего доброго, какое-нибудь проклятие на меня нашлёт.

Толстые губы палача расплылись в счастливой улыбке.

– Передайте её мне, а я уж позабочусь, чтобы вашей светлости ничего не угрожало.

Ратай задумчиво кивнул. Он уже мысленно был у хижины ведьмы.

– Выступаем! – крикнул барон, высунувшись из окна.

Ожидающие во дворе воины загомонили, один за другим вспыхивали факелы, нервно прядали ушами кони, напуганные общей суетой. Позвякивали сбруи.

Ратай подхватил шлем и широким шагом вышел из комнаты.

Палач смотрел ему вслед и в предвкушении потирал пухлые ладошки.

– Скоро, скоро, – приговаривал он. – Совсем скоро у меня появится работа. Такая богатая добыча предвидится! – Чуть помолчал и добавил: – Никуда Марк от меня не денется. Уж я-то знаю таких, как он.

Замер, прислушиваясь, вытянул шею. По мосту загрохотали копыта коней, гулкая дробь сменилась глухим перестуком и вскоре затихла – конники неслись к одинокой хижине, спрятавшейся в лесу.

Марк выполз из хижины и опорожнил желудок прямо около входа. Ведунья поддерживала наёмника и не давала растянуться на земле, в грязи.

– Ничего, милый, это не страшно, – приговаривала Арина.

Марк почувствовал, что полегчало, ушла тошнота, оставив мерзкую горечь, словно он жадно пил гнилую болотную воду.

– Оставь. Я сам. – Он нетерпеливо сбросил заботливые руки ведуньи и привалился к толстому стволу дерева.

Арина сбегала в хижину и вернулась с миской чистой воды. Марк жадно схватил её и выплеснул себе на лицо, остатки опрокинул в рот, сплюнул. Но вдруг напрягся, вглядываясь во тьму.

В ночи раздалось звяканье сбруи, фырканья коней, резко затрещали кусты. Повинуясь затянутой в перчатку руке, ветви могучих великанов раздвинулись, и к дому выехал Ратай, за ним показались конники. Барон спешился, замер, сложив руки на рукояти меча, и поглядел на сидящего на земле наёмника.

– Жив? – спросил Ратай раскатистым баском. – Говорят, тебя ранили рокты. – Он кивнул на трупы падальщиков. – Хороший урожай собрал.

– Ваша светлость, Марк защищал меня.

Арина поднялась с колен и замерла, опустив глаза. Но Ратай словно не замечал её.

– Значит, ты спешил на защиту нашей знахарки? – хохотнул барон. – И, как будто только что увидев Арину, спросил: – Рассказывай, милая, как тебе удалось избавить наёмника от яда роктов? Говорят, что есть травка, которой следует натереться, и тогда будто бы яд выйдет. Но травка растёт далеко, да и стоит больше, чем мой замок со всеми слугами и домочадцами.

– Я тоже слышала об этой траве, – тихо ответила Арина, она чувствовала, как пылают щёки.

Будь сейчас ясный день, барон непременно увидел бы её страх и волнение. Девушка нервно теребила поясок, пытаясь отвлечься от страшного предчувствия.

– Мне помогло умение.

– Интере-е-е-е-есно, – насмешливо протянул барон Ратай, – никогда не слышал, чтобы смерть кого-то обходила стороной, если рокты нанесли рану. Тут только колдовство могло помочь. Кажется, ты врёшь мне, своему господину.

Арина стрельнула злым взглядом, словно мечом проткнула.

– У меня нет господ. Ваша светлость знает, я всегда помогала вашим людям, но не служу никому.

– Ты живёшь на моей земле! – Барон крепко стиснул кулак и наклонился, словно неожиданно оказался в яростном потоке встречного ветра. – Я владею этими землями и всеми, кто живёт на них, а потому волен поступать так, как захочу! И всякий знает, что колдунам на моей земле грозит смерть. А ты несомненно применила поганое колдовство. Взять её!

Марк сплюнул и встал, пошатываясь, шагнул навстречу Ратаю. Миг – и на поляну посыпались воины, как горох из мешка нерадивого хозяина. Арина вскрикнула, отшатнулась от цепких рук, потянувшихся к ней. Марк зарычал, словно медведь, но на него насели толпой, оттеснили от девушки.

Наёмник наносил удары с точность стрелка, засевшего в засаде, хотя по-другому и быть не могло. Воины так тесно окружили его, что даже слепой не промахнулся бы. Посыпались зуботычины, но Марк не чувствовал боли. Он слышал вопли Арины, её голос отдалялся, и наёмник пытался следовать за девушкой, не замечая заливавшей лицо крови.

– Вставай, сучье племя! – Марка пихнули в бок, заставив перевернуться на спину. – Не притворяйся. Хорош валяться, словно девка на перинах.

Наёмника подхватили под руки, как куклу, встряхнули. Он открыл глаза. Откровенно говоря, до перин это место не дотягивало. Крохотная камера в подземелье не позволяла даже растянуться во весь рост, пол устилала сухая солома, а окно, забранное решеткой, едва выступало над землёй.

Барон брезгливо оглядел наёмника и вздохнул.

– Ты был хорошим воином, Марк, и верно служил мне. Не даром говорят, что всё зло от баб. Околдовала тебя ведьма. Эй, тащите его.

Но Марк встал на ноги и оттолкнул державших его воинов.

– Сам? Прекрасно, – усмехнулся Ратай. – Гляди-ка кто здесь ждет тебя.

Марк узнал гостя, хотя тот стоял в тени. Мельком глянув на барона, удивился странному взгляду хозяина – так смотрят на хорошие вещи, с которыми жалко расставаться. Жалко, а нужно.

Марк шагнул к замершей фигуре, но остановился, не дойдя трёх шагов.

– Учитель, – сказал он и склонил голову в поклоне.

Тот качнулся и вышел в круг света. Стражники испуганно отступили, стремясь оказаться подальше от сгорбленного тщедушного существа.

Марк выдохнул воздух сквозь стиснутые зубы – единственное проявление чувств.

Трудно не узнать того, кто является связующим звеном между преступившими законы наёмниками и роктами. Старый надсмотрщик Гоб был очень стар. Хилое согнутое годами тело казалось неспособным выдержать даже утреннее умывание. Но Марк видел, как однажды обвиненный в измене наёмник попытался оттолкнуть Гоба и убежать. Этот странный получеловек-полумертвец схватил отступника – крепкого молодого воина – и без видимых усилий разорвал его пополам, как трухлявую ткань.

Гоб был последним из наставников, именно он выводил молодого наёмника за ворота школы. И последние слова для каждого были всегда одними и теми же:

– Твоя служба начата, ты куплен, а значит теперь принадлежишь целиком новому хозяину. Служи верно и помни, если преступишь наши законы в первый раз, я буду решать, как тебя следует наказать. Если повторишь преступление, то я тебе не судья. Полагайся на милость богов.

Хриплый, как несмазанный ворот колодца, голос раздался в подземелье, и людям показалось, что испуганно притух свет факелов, а под одежду вползает холод гробницы, поглаживая по спине ледяными пальцами.

– Марк, ты нарушил закон. Ты не можешь защищать других людей, кроме своего хозяина. Это закон для наёмников. Твой хозяин не пострадал, но нанесён ущерб славному имени нашей школы! Однако я оставляю твоему хозяину право решать твою судьбу. Если он решит подвергнуть тебя телесному наказанию, но оставит на службе, я тут же уйду. Но если же нет...

– Я оставлю его, – поспешно вмешался Ратай.

Гоб спрятал улыбку и снова отступил в тень, словно растворился в ней.

– Марк. – Барон посмотрел на наёмника, о чем-то размышляя. – Теперь ты должен увидеть, на кого променял хозяина.

Марка повели по коридору.

– Это здесь.

И наёмника втолкнули внутрь.

Жарко пылал огонь в жаровне, рядом стоял палач Тит и неторопливо, тихо позвякивая, перебирал инструменты.

Прямо перед наёмником висела на стене мертвая Арина, в крови, в страшных язвах от раскаленного прута. Грязными лоскутами висело платье, почти не скрывая изуродованного тела.

Марк зажмурился, хрипло вздохнул и сплюнул вязкую слюну.

– Будь ты проклят, Ратай!

Но барон только хохотнул.

– Смотри, наёмник! Узнаёшь свою ведьму? И ты предал своего хозяина ради неё? Мне не нужен такой воин, как ты. Готовься. Завтра утром ты будешь выпорот, как последний бродяга.

Марка толкнули на пол, и он упал изломанной игрушкой, сжался, боясь поднять голову и увидеть мёртвую ведунью. Когда за палачом, ушедшим последним, закрылась дверь, наёмник сжал кулаки и, громко застонав, обрушил их на камни, сдирая кожу.

Утро разгоралось хмурое, недоброе. Казалось, боги сочувствуют едва не сошедшему с ума человеку. Марка так и оставили в камере наедине с мертвой ведуньей. Наёмник бережно снял девушку со стены и всю ночь просидел у её ног.

Ему казалось, что по углам мечутся души людей, замученных палачом. Тени от затухающей жаровни плясали на стенах и потолке, изламывались в закопчённых углах. В голове звучали крики боли и ужаса жертв, они впитались в камень и отравляли воздух ядом смерти и крови.

Марк вздрагивал, обхватив голову руками, раскачивался и тихо стонал. Сознание блуждало далеко-далеко. Как никогда раньше, наёмник был близок к безумию. Бесконечно долгой была эта ночь для человека, запертого в месте людской боли и страданий.

Когда за ним пришли стражники, в чёрных волосах, рассыпанных по плечам, блестела седина, а в запавших глазах застыло отчаяние.

Двор замка гудел, как растревоженный улей.

На расчищенном пяточке в землю врыли толстый столб с перекладиной наверху, два воина вывели раздетого до пояса наёмника. Марк даже не пытался сопротивляться. Стражники крепко скрутили впереди запястья наёмника и привязали к свободному концу веревки. Другой её конец перебросили через перекладину и подтянули так, что Марк почти повис, балансируя на цыпочках.

Он сощурился и поглядел на восходящее солнце, улыбнулся бледными губами.

Воины расступились, пропуская барона. Высокий, богато одетый хозяин замка вышел в центр двора, неторопливо снял с шеи тяжелую цепь, знак власти, и передал стоящему рядом стражнику. Тот с поклоном принял её, взамен протянул кнут с блестящей отполированной тысячами касаний рукоятью.

Воины подались назад, когда барон Ратай размотал кнут и встал позади привязанного человека.

– Мне жаль, – хрипло сказал он. – Ты мой лучший воин, Марк. Но даже тебе я не прощу предательства. Ты ДОЛЖЕН был рассказать всё об Арине! О её поганом колдовстве. Умоляй о прощении, наёмник!

Но Марк упрямо смотрел на землю.

– Ну, как знаешь.

Ратай стиснул зубы, отвел руку с кнутом и ударил сильно, с оттяжкой. На конце кнута блеснули утяжелители с острыми гранями. С оглушительным щелчком кнутовище рассекло кожу на спине и плече. На сухую выжженную землю упали первые капли крови.

Наёмник вскрикнул.

Снова свист кнута и обжигающая боль. Раз за разом. Марку казалось, что боль начинает притупляться, голоса собравшихся людей затихали, раздавались гулко, словно он погружался в воду глубже и глубже.

Наёмник не удержался на ногах, повис на веревках и уронил голову на грудь.

Он не сразу понял, что побои прекратились. Послышался голос барона, но Марк различил только последние слова:

– Бросьте его около рва. Очнётся – приползёт.

Марк рассмеялся бы, если бы смог. Он не сомневался, что умрёт. Наконец он получил освобождение. Теперь он будет вместе с Ариной. Боги услышали его молитвы! Смерть уже стоит рядом с ним и нетерпеливо поджидает своего часа.

– Вот так, милок. – Старая знахарка хлопотала около Марка, мягкими тёплыми ладонями укрепила повязку на спине и плечах. – Скоро будешь, как новенький. Шрамы, конечно, останутся. Но ничего, ведь шрамы – украшение мужчины.

Марк молчал с тех пор, как очнулся. Скулы его заострились, глаза запали. Опять боги жестоко посмеялись над ним! Не позволили умереть.

В ночь после порки старуха подобрала его. Никто прежде не видел её в этих краях, лишь старый облезлый кот наблюдал за тем, как она склонилась над наёмником. Видимо, это общая особенность для всех целителей – помогать людям, несмотря на запреты или приказы.

Он безропотно сносил лечение знахарки, иногда достаточно болезненное, упершись в стену пустым остановившимся взглядом. Лишь ночами вздрагивал и просыпался от собственного крика.

Он никогда даже подумать не мог, что так дорожит Ариной. И лишь потеряв, понял ЧТО она значила для него. А ведь никогда ей не сказал, что любит.

Старуха вздохнула, снова не получив ответа, и присела на краешек кровати.

– Ты вот что, милок, хватить боль баюкать, ровно дитя малое. Если Ледяная Мара замешкалась в пути и не поднесла чашу горькую, радоваться должен, а не проклятия слать.

Марк медленно повернулся к ней, и впервые в глазах появились отголоски чувств. В воздухе витал тягучий аромат миндаля и горький – полыни, пропитывал комнату и удивительно убаюкивал.

– Радоваться? – хрипло переспросил он. – Чему? Я должен вернуться к хозяину и снова верно служить ему.

– Ты можешь уйти. Мир велик. А если Мара так добра к тебе, то авось не пропадёшь.

– Я не могу. Или ты не знаешь? Я его вещь! – с ненавистью проговорил наёмник. – Будь он проклят!

– Не того осыпаешь проклятиями. Кто он? Всего лишь слуга. А истинный виновник – Ящер Подземный. Для него первая радость погубить невинную чистую душу. Вот и старается, окаянный, слуг подсылает.

Марк усмехнулся и покачал головой.

– Что ж мне теперь, Ящеру войну объявлять?

– Тебе виднее. Подумай с кого ответ спрашивать.

Знахарка, кряхтя и держась за спину, встала и неторопливо вышла. Марк следил за ней задумчивым взглядом, витая где-то далеко от худой лежанки.

– Нет. – Он покачал головой, отвечая своим мыслям. – Не Ящер виноват, а Мара. Она могла замешкаться в пути, могла помочь, предупредить, но не сделала этого! Слышишь, ледышка! Зачем поднесла горькую чашу невинной душе, а меня здесь оставила?! – Голос Марка сорвался на крик. – Лучше бы ты меня взяла, а её помиловала! Я проклинаю тебя, сердце ледяное! Забери меня, но верни Арину!

Резко распахнулась дверь, с силой врезалась в стену, так, что на пол посыпались щепки. Холодный порыв ветра хлестнул по лицу.

– Что ты наделал, глупый? – испуганно пробормотала старуха, прижимая к груди кулачки. – Зачем богов гневишь? Жаль мне тебя, парень, сам свою судьбу решил... Ледяная Божиня ответила на твои слова.

Послышался собачий лай и крики людей. Знахарка выглянула и тут же захлопнула дверь.

– Это барон с воинами! Ты можешь уйти прямо сейчас, парень. Спрячься. О мести позже подумаешь, когда к тебе силы вернутся.

Наёмник выскользнул в дверь и метнулся к подступающему близко лесу. Он не оглядывался и потому не увидел, как лачуга со старой знахаркой покрылась инеем, заискрилась на жарком летнем солнце острыми гранями и исчезла тонкими струями марева. А там, где миг назад стояла старая целительница, вслед убегающему наёмнику смотрела черноволосая красавица с белоснежным, как снег в горах, лицом и алыми губами.

Собачий лай приближался, переходил в вой. Марк слышал вопли и гиканье охотников во главе с бароном Ратаем.

Наёмник выбирал самые густые заросли, уходил от погони нехожеными тропами, но проклятые псы упорно преследовали добычу, захлёбываясь лаем.

Он забрался в самые сердце лесной чащи, куда, как считали в округе, лучше не попадать. Много ужасов рассказывали люди, сидя тёплыми вечерами в продымлённой корчме и потягивая кислое пиво. Но Марк не боялся придуманных историй.

Наёмник вывалился на поляну, пустую и выжженную, как после страшного пожара. Ни одной травинки, ни одной метёлки рыжего высушенного цветка не видно. Посередине стоит низкая изба, обнесённая высоким, но редким частоколом, а на заострённых концах свирепо скалятся черепа. Некоторые из них человечьи, некоторые звериные. Прямо на поваленной калитке спит лохматый пёс, свалявшаяся серая в подпалинах шерсть грозно топорщится на загривке, что-то снится ему, на кого-то он скалится, порыкивает.

Марк резко остановился, едва не споткнувшись о толстые лапы пса, обернулся, заслышав шум, с каким ломились сквозь чащу преследователи. На поляну вывалились барон и конники и резко осадили коней. Они все смотрели за спину наёмника.

Тот обернулся так стремительно, что едва устоял на ногах.

Пёс уже не спал. Он стоял, широко расставив лапы, низко склонив лобастую голову, и разглядывал незваных и шумных пришельцев пылающими лютой ненавистью глазами.

Душным маревом поднимался над землёй горячий воздух, тянулся тонкими щупальцами к небу. Марк смотрел на грозного сторожа хилой избушки, и казалось, что вокруг лохматого могучего тела пса дрожит воздух от сдерживаемой ярости.

Скрипнула дверь, и показалась бледная женщина.

Русые кудри свободно лежат на плечах и спине, солнечный свет окружает стройное тело ярким ореолом, отчего кажется, что светится она сама. Сарафан из плотного домотканого холста подметает чёрную, словно пепел, дорожную пыль. Белая рубаха с длинными рукавами схвачена на запястьях серебряными браслетами, а в руках блестят на солнце золочённые ножницы.

Она окинула строгим взглядом гостей и пристально вгляделась в Марка. Лёгкая улыбка коснулась губ цвета спелой вишни, но тут же испарилась.

– Я не ждала гостей, – произнесла она сильным грудным голосом. Вроде и говорила тихо, а услышали все. – Зачем, барон, человека травишь, будто зверя лесного?

Щёки барона залила предательская бледность, широкая ладонь сжала рукоять меча и тут же отдёрнулась, словно схватилась за раскалённую головню.

– Прости, повелительница, мы не знали, что ты поселилась здесь, в глухом лесу. Иначе не стали бы тревожить. Но человек мой...

Марк удивленно посмотрел на женщину, но догадка показалась слишком невероятной. Черепа на кольях, огромный серый пёс у калитки, выжженная земля. Что там сказители говорили об этом доме? Неужели сама Ткачиха Судеб позволила людям выйти к её дому?

Тем временем рука женщины медленно поднялась, тонкие пальцы ухватили что-то в воздухе, и она с великой осторожностью потянула на себя. Марк удивленно округлил глаза. Между её пальцами сверкала тонкая нить, один конец исчезал в небе, а другой свободно болтался почти у самой ладони. Она внимательно пригляделась, размяла в пальцах и отпустила.

– Ступай с миром, барон, – приказала она. – Мало тебе отпущено времени.

Воины испуганно переглянулись и отступили, словно боялись заразиться близкой смертью, что стоит уже за спиной барона, дышит могильным смрадом в затылок и радостно скалится, по-хозяйски взирая на жертву.

– Мне нужен этот человек, – хрипло ответил барон. Он был бледен, на лбу сверкали бисеринки пота, но в глазах застыла непреклонность, густо замешанная на обреченности и отчаянии. – Он мой.

– Нет. Он останется здесь. Не гневи богов, ступай своей дорогой.

Воины заворчали и, повернув коней, поспешили скрыться.

Марк посмотрел на женщину, ощущая на себе тяжесть взгляда.

– Почему ты мне помогла?

Она снова растянула губы в улыбке, но глаза остались холодными, злыми.

– Кто сказал, что я тебе помогла, человек? Я видела твою судьбу, нить оборвётся скоро, но не сегодня. Ты, я слышала, хулил Мару. Разве может смертный тягаться с богами?

– Иной раз может, – угрюмо ответил Марк. – Бывает, что человек с короткой жизнью... по меркам богов, разумеется, сдвигает горы.

– Пусть так, – покладисто согласилась женщина. – Поглядим, как с горами справишься ты. – Она отвернулась и неторопливо пошла к избе. – Ступай в храм Мары, – обернувшись, сказала Ткачиха Судеб. – Подчинись решению жриц... А заодно Маре лично проклятия передашь.

Тень за спиной Марка вдруг стала вытягиваться, плавиться, как горячий воск. Наёмник отступил, прекрасно зная что сулит неожиданное своеволие тени. Ещё не выдумали строже и неотступнее охранника, чем тот, кто следует за тобой по пятам.

Тень оторвалась от дороги, встала перед Марком чёрным призраком, качнулась, вытянула руки, словно хотела обнять.

Под строгим взглядом женщины тень снова расплылась, превращаясь в нечто похожее на огромную птицу. Она будет строго следить, чтобы наёмник явился на суд жриц и испытал судьбу. Тень качнулась и снова легла к ногам наёмника. Теперь это была тень проклятого.

– Погоди! – крикнул Марк, он дёрнулся вслед за Ткачихой Полотна Судеб, но пёс предупреждающе зарычал, оскалив жёлтые клыки, и наёмник замер.

Женщина остановилась на пороге.

– Ступай.

Громко хлопнула дверь. Марк потоптался на месте, вздохнул и отправился прочь, ощущая меж лопаток злой взгляд пса.

Наёмник пошёл тем же путем, что и барон, другой дороги всё равно не было. Марк чуть задержался, проверяя дорогу, ему совершенно не хотелось нарваться на оставленную засаду и получить стрелу в спину. Он даже плечами повел, почти ощущая, как острый наконечник впивается между лопаток, разрывает кожу и мышцы.

Но засады не было, и Марк прибавил скорость. Уже появились первые звезды, а он всё петлял по лесу.

Резкие голоса заставили наёмника замереть.

– Уйди с дороги! Мне недосуг с тобой говорить.

Раздался смех, и Марк узнал барона Вешняка.

– Я слышал, что твой наёмник едва не отправился к предкам. Слышал, что ты сам порол его кнутом, словно конюха. И что? Он ушёл от тебя, несмотря на запрет?

Марк осторожно выглянул. Так-так. На опушке леса гордо гарцевали два барона. Свиты не было, но наёмник вдруг понял, что ему безразлично, что бывший хозяин остался без защиты.

Ратай гневно вскинулся, схватился за меч, но так и не вынул его. Он вдруг побледнел и испуганно оглянулся на деревья, словно среди ветвей засели тысячи хищных тварей, готовых впиться в горло.

Марк невольно отодвинулся, боясь, что Ратай заметит его, но тот скользнул взглядом мимо.

– Так это ты извел моего наёмника. Ты и эта скотина... палач! Надо было раньше придушить его! Что теперь? Моя очередь?

– Поздно же ты всё понял. Теперь остались только мы, и никто не сможет нам помешать...

Барон Ратай выхватил меч и бросился на старого врага. Вешняк своим мечём отвёл клинок противника в сторону и ударил сам.

Ткачиха Полотна Судеб сказала, что жить осталось Ратаю мало. Нет. Не переживёт барон этого боя.

Наёмник неторопливо встал и зашагал прочь. За спиной скрежетали и лязгали мечи, выли и плевались ругательствами бароны.

Звон клинков вдруг оборвался, Марк услышал вскрик и хриплое проклятие.

«Вот и всё», – решил про себя Марк. Он резко повернулся и побежал обратно к поляне.

В траве лежал барон Ратай. Один, без слуг и воинов, которые всегда оберегали его. Вешняк, сделав своё дело, поспешил скрыться. Марк склонился над телом барона. «Жив ли? Жив! – поразился наёмник. – Но он не жилец, это видно сразу. Тело перерублено почти пополам. В чем только жизнь теплится? Не иначе злость придает сил».

Вдруг рука барона схватила Марка за плечо. Ратай с трудом разлепил губы и прошептал:

– Ты предал своего господина! Пусть же проклятие ляжет на твою голову!

Марк с силой оттолкнул безвольно упавшую руку и встал.

– Я уже проклят, – сказал, словно выплюнул, он. – А вот ты!..

Но Ратай уже не слышал его, он был мёртв.

Той же ночью наёмник проберётся в замок и возьмёт всё, что потребуется в дороге. Барону Ратаю не понадобится его добро, а Марку он задолжал даже больше.