С первого взгляда становилось понятно, что небольшая, но уютная спальня принадлежит девушке. У стены, под роскошным балдахином из дорогих заморских тканей стоит кровать. Около широкого окна – резной столик с кувшинчиками и склянками, от которых исходит сладкий цветочный аромат, на полу и в ногах кровати разбросаны мягкие подушки, в углу, рядом с окном, примостились пяльцы с натянутым полотном для вышивания.

На кровати спала девушка, уютно свернувшись калачиком. Лунный свет свободно проникал в комнату через окно, ночь была тёплой, наполненной запахами душистых трав, стрёкотом кузнечиков – ночных музыкантов. Ставни в спальне закрывать не стали, чтобы убаюкивающие шорохи и свежий ветерок напевали песню девушке.

Шелест крыльев ночной птицы потревожил сон царевны. Она заворочалась в постели, сладко зевнула и открыла глаза. Испуганный крик замер на губах. На раме окна сидела большая птица, вцепившись в неё острыми когтями. Её силуэт был хорошо виден в свете луны.

Входная дверь приоткрылась. В щель просочился тёмный силуэт. Девушка испуганно замерла, сжавшись под одеялом, крепко зажмурила глаза, притворяясь спящей.

Вошедший мягко прикрыл дверь и огляделся. Света, проникающего через окно, вполне хватало, чтобы ориентироваться в комнате. Взгляд остановился на сидящей птице, но та не двигалась. Показалось, это всего лишь игрушка. Мало ли чего захотелось молодой царевне? Кто-то решил угодить ей, вот и подарил.

Зашуршав, плащ упал на пол, крохотный огонёк на заколке в виде паука вспыхнул и погас. Убийца бесшумно приблизился к спящей царевне и склонился над постелью.

– Такая красивая, – едва слышно сказал он.

– Нет!

Царевна сжала в ладони рукоять кинжала и ударила, вложив всю силу, ужас и отвращение к ночному гостю.

Но кинжал вспорол пустоту. Ещё миг назад убийца склонялся над царевной, и вот его нет. Он ловко уклонился от удара, двигаясь бесшумно, как тень.

В пальцах появился тонкий стилет, но ударить убийца не успел. Казавшаяся ненастоящей птица расправила крылья, сверкнули глаза, раздался пронзительный крик. Сокол взвился под потолок и камнем рухнул на голову убийцы. Острейшие когти и клюв, созданные, чтобы рвать и раздирать на части, вцепились в лицо человека, вонзились в глаза.

Убийца дико заорал, стал отбиваться руками и стилетом, по лицу потекла кровь. Хищная птица на миг отпускала жертву, снова и снова налетала, оглушая человека ударами крыльев. Когда убийца упал, сокол взвился к потолку и снова метнулся к нему.

Крик убийцы стал затихать, сменившись стонами. Наконец паук захрипел и затих. Подметая углы, пронёсся шорох и послышался тихий голос: «Во славу забытого бога перевёртышей...»

Сокол тяжело взмахнул крыльями и тут же упал рядом со своей жертвой.

Царевна ни жива ни мертва сидела на кровати, продолжая сжимать кинжал. Топот в коридоре заставил её отвлечься от пережитого ужаса, она встала и поспешила к соколу, тонкая рука девушки осторожно погладила жёсткие перья.

Дрожь пробежала по телу птицы.

– Ты ранен, – нежно сказала царевна. Она заметила кровь, пропитавшую перья. – Сейчас я тебе помогу. – Царевна стащила простыню и приложила к ране. Тонкая ткань быстро пропиталась кровью.

Дверь распахнулась от сильного толчка, ударилась о стену и снова закрылась, едва не пришибив ворвавшихся стражников.

Вперёд всех вбежал могучий воин. На его суровом лице из-под косматых бровей гневно сверкали глаза. Казалось, даже борода воинственно топорщится. Он оглядел комнату в поисках врагов, угрожая суровой и немедленной расплатой.

За спиной толпились стражники, некоторые держали факелы, освещая комнату.

– Ты жива, племянница? – раскатисто спросил, будто вороной каркнул, могучий воин. Сам же посмотрел на труп. – Эк его!

Изуродованное исполосованное лицо заливала кровь, темнела в чёрных глазницах. Воин осторожно, стараясь не наступать в лужу крови, вынул из скрюченных пальцев стилет.

– Подойди, – скомандовал он стражнику с факелом.

Тот поспешил приблизиться.

Воин внимательно осмотрел лезвие стилета, заметил канавки для яда.

– Отравленный. Он не ранил тебя, Василика?

– Нет, – ответила царевна. – Сокол ранен, вели позвать целителя.

– Откуда у тебя сокол?

– В окно влетел и на убийцу напал. Так вели же позвать целителя, дядюшка!

– Хорошо. Сходите за Гансом.

Молодой стражник метнулся в коридор, послышался удаляющийся топот, словно неслась горная лавина.

– Унесите труп, – распорядился могучий воин. – Пусть о нём рокты позаботятся. И позовите служанок, больше бояться нечего. Забились в щели, как трусливые крысы.

Стражники кинулись исполнять приказ, двое подняли и, поругиваясь сквозь зубы, потащили убийцу. Вдруг раздался громкий хруст. Один из стражников поднял ногу и удивленно произнёс:

– Кажется, на заколку убийцы наступил.

– И правильно. Я слышал, что эти твари могут оживать.

– Чушь! – не очень уверенно сказал стражник, но на всякий случай хорошенько повозил ногой по остаткам заколки.

В дальнем конце коридора послышался женский визг. Вскоре служанки, подталкиваемые стражниками, испуганной стайкой вошли в комнату.

– Ну, где же целитель?! – почти крикнула Василика.

– Я здесь, госпожа.

В комнате вбежал худой юноша, одетый в щегольские чулки и камзол короткого покроя, на иноземный манер. Туфли с тупыми носами и на высоком каблуке вызывали неизменные улыбки. В таких только девушки ходят. Но Ганса это совершенно не смущало.

Худое узкое лицо, тонкие губы, огромный кадык на шее, водянистые, словно у рыбы, глаза, крючковатый нос – всё это делало его малопривлекательным. Никто из воинов не мог понять, отчего у Ганса не было недостатка в женском внимании. Что могло нравиться? Даже мечом толком рубить не может. Однажды взял в руки благородное оружие – так чуть ухо себе не отрезал. Смеху было!

Глядя на него, никто бы не сказал, что он царский целитель. Каким ветром его занесло в Моранское царство никто не знал, только любил его старый царь. Да и новый, недавно занявший трон, оценил умение лечить недуги.

Худой Ганс оказался не только хорошим целителем, но и покладистым человеком, так что легко прижился во дворце, и врагов у него было мало. С любыми хворями или ушибами шли к нему, и длинные холодные пальцы Ганса дарили избавление от боли.

Ганс подошёл к царевне, ловко огибая служанок, стражу, лужу крови и весь тот беспорядок, что творился в комнате.

– Вылечи сокола, Ганс. Его ранил убийца, дядя говорит, что на стилете был яд.

Ганс склонился над птицей, чуткие пальцы погладили перья.

– Ты герой, – тихонько пробормотал Ганс. Он поднял птицу на руки и направился к себе, где было всё необходимое для лечения. – Спас нашу юную госпожу. Но откуда ты взялся?

Целитель удивленно рассматривал птицу, что-то смущало его, а вот что, понять не мог.

Сокол же не пытался вырваться, словно понимал, что добрые руки не причинят вреда.

– Ничего. Вот вылечим тебя, будешь снова охотиться, бить птиц острыми когтями. А уж царевна не поскупится на ласку.

Рассвет серой дымкой вполз в комнату. Огонь в очаге давно погас, и Русак во сне зябко ежился. Рядом на столе спал ларг.

Солнечный луч упал на лицо Русака и озорно пощекотал. Слуга недовольно сморщился, но проснулся, потянулся и отправился во двор. За домом был колодец и старое крепкое ведро на длинной цепи.

Вода в колодце оказалась холодная, прозрачная. Русак жадно напился, поплескался, фыркая, как конь на водопое.

– Эх, хорошо! – радостно возвестил парень, возвращаясь в комнату. – А где хозяин? Слышишь, змей, наёмник возвращался? А то я уснул и не слышал.

– Я тоже спал, – ответил ларг, зевая во всю пасть. – Поищи на улице.

– Нет его там. Похоже, он не вернулся. – Русак обеспокоено посмотрел на стойку.

– Неужели волнуешься? Что же ты остался здесь, а не пошёл за хозяином? – съязвил ларг.

– Не люблю странных мест.

– А ещё потасовок, подземелий, палачей. Кто остался в лесу перед замком барона Сигурда и не решился идти на помощь хозяину? Ты, друг мой, самый обычный трус.

– Я трус?! – завопил оскорблённый целитель, набрал побольше воздуха, но поперхнулся и сник. – Да. Я трус. И что с того? Будто ты не боишься. Зачем я должен рисковать жизнью и соваться в драки, если могу тихо уладить дело?

– То есть спрятаться.

– Вовсе нет!

– Тогда пошли за хозяином.

Ларг соскользнул на пол и, шурша по полу, направился за стойку.

Змей обогнул её и нерешительно замер. Дверь, ведущая во двор, была по-прежнему открыта.

А двери в подвал не было!

На её месте была стена и полуразрушенные полки. Между ними колыхалась паутина, а в её центре, словно хозяин царства на устрашающем троне, сидел чёрный толстый паук. Мохнатые лапки чутко улавливали любое трепетание – так опытный царедворец держит все нити опасной интриги, немедленно отвечая на любое вторжение жестокой расправой. Чем-то паук напоминал старый высохший пень с толстыми корнями, которые когда-то питали могучее дерево.

Русак не сразу понял откуда послышалось удивленноё кряканье. Он даже представить не мог, что ларг может издавать такие звуки!

– А где дверь? – растерянно спросил парень.

Русак какое-то время тупо смотрел на стену, наконец крякнул ничуть не хуже ларга и потрогал полки.

– Настоящие... кажется... Что ж теперь? Нет больше нашего хозяина?

– Это для тебя он хозяин, – задумчиво сказал ларг, думая совершенно о другом.

Русак прав. Ночью дверь была вот тут, тяжелая, крепкая, и вела прямо в подвал. БЫЛА! А при дневном свете испарилась ночным мороком!

Русак для верности ещё и по стене постучал. Посыпалась мелкая труха. Звук раздался глухой, стена явно была сплошной.

– Подождём ночи, – решил ларг. – Если с приходом тьмы дверь не появится, значит надо его спасать.

– Но-о-о-чи! – протянул слуга. – А есть что будем? И где ты его искать собрался?

– Слушай, человек, как ты жил до встречи с наёмником? Где брал еду?

– Тебе рассказать со всеми подробностями? – осклабился целитель.

Но ларг не собирался выслушивать историю Русака и поспешил покинуть комнату.

– Куда ты? А я?

Подавив вздох, Русак оглядел пустую комнату и пошёл вслед за ларгом.

– Сокол выздоравливает? – Василика жадно кинулась навстречу вошедшему целителю Гансу, на руке у того сидела птица.

– Конечно. Он хорошо выспался, и раны заживают быстро, даже слишком.

– Это же хорошо.

– Конечно, госпожа. Но я хотел бы понаблюдать за этой птицей.

Девушка нахмурила брови, задумчиво наматывая прядку волос на палец.

– Я думаю, что он не хотел бы этого. Давай отпустим на свободу моего спасителя.

– Как пожелаете, госпожа. Но я хотел бы заметить...

Девушка смело протянула руку к соколу и погладила.

– Странный он какой-то, – продолжал целитель. – Осторожнее с ним, госпожа. Я, признаться, не подозревал, что хищные птицы могут так спокойно себя вести.

– Не обижай моего спасителя, – капризно надулась царевна. – Отец говорил, что соколы покровительствуют нашему дому. Однажды ещё мой прапра... и ещё с десяток «пра»-прадед спас на охоте соколиху. И говорят, что она оказалась не простой птицей, а кем-то вроде госпожи. С тех пор соколы покровительствуют нашей семье.

Ганс слушал внимательно, склонив голову набок, и старался не проронить ни слова. Василика, заметив, что рассказ имеет успех, озорно сморщила нос и добавила:

– Вообще-то я думаю, что это просто выдумка, но иногда приятно думать, что есть какой-то покровитель. Тем более после сегодняшней ночи, когда сокол пришёл мне на помощь.

– М-да... – протянул Ганс. – Интересная история, госпожа. Но кажется мне, что этот сокол не имеет отношения к той давней истории. Если она была, конечно.

– Какая разница?! Лучше подай мне перчатку.

Ганс протянул царевне перчатку из толстой кожи, и девушка торопливо натянула её.

– Садись сюда. – Она поднесла руку к лапам птицы, просительно заглядывая в глаза.

– Не старайтесь, госпожа, он вряд ли проходил дрессировку, поэтому не понимает вас.

Но сокол вдруг громко крикнул, узкие длинные крылья расправились, едва не задев лицо девушки, вылетел в окно и камнем рухнул вниз. Василика закричала, едва не кинувшись вслед за ним.

– Госпожа! Не надо бросаться из окна, иначе ваш жених останется безутешным вдовцом.

Царевна чуть заметно вздрогнула, когда прозвучало слово «жених», а на щеках вспыхнул гневный горячечный румянец.

– Мой спаситель! Не улетай!

Почти у земли сокол расправил крылья, когтями чиркнул по пыли двора и под испуганные крики служанок взвился, стрелой вонзаясь в низко плывущие облака.

Огненный поток стремниной нёсся по глубокому руслу. Нестерпимый жар маревом поднимался над рекой огня и растекался далеко в стороны.

Низкое небо с багровыми хлопьями туч переливалось алыми красками, как медленно затухающий огонёк углей.

В волнах жидкого огня часто показывались фигурки людей, всплывали, распахивая рты в беззвучных воплях, и снова погружались с головой. Изредка прорывался страдальческий хрип, но тут же затухал: пламя безжалостно сжигало горло и голосовые связки, кожа лохмотьями сползала с костей, и в огненную реку погружался скелет.

Показалась голова девушки, она кинула себя поперек волн к берегу. Её закружило, как легкий лист, и неожиданно вынесло к низко нависшему над огненной рекой дереву. Толстые ветки почти касались огненного потока, но почему-то не загорались. Старое, почерневшее, оно мерно покачивалось в горячих потоках воздуха.

Девушка в последнем усилии ухватилась за голые ветви, попыталась выбраться, но пальцы, спаленные до костей, со свисающими клочьями кожи, не удержали.

Она распахнула рот, ожидая нового погружения с головой, но зацепилась за маленький сучок. Девушка завыла от боли, подтянула ноги, выбравшись целиком из жидкого огня.

– Как тебя зовут? – раскатом грома раздался чей-то голос.

– Арина! Помоги мне!

Обожженная кожа и плоть медленно нарастала, чтобы вновь и вновь подвергаться мукам. Некогда роскошные волосы выгорели почти до корня. Чёрная корка на лице отвалилась, обнажая нежную розовую кожу, запавшие глаза без ресниц – они давно сгорели – открылись, и девушка всхлипнула, разглядев того, кто задал вопрос.

Сгорбленный, словно несущий на плечах всю тяжесть мира, худой, узколицый человек мало напоминал тот страшный образ Ящера, которым пугают людей. Змеиные глаза, зачёсанные назад огненно рыжие волосы и мелкие острые зубы.

Это был ОН, хозяин Подземного мира!

Вокруг него столпилось больше десятка карликов с уродливыми лицами, в длинных лапах они держали котелки и нетерпеливо переминались с ноги на ногу, поглядывая на хозяина заискивающим взглядом преданного пса.

Ящер усмехнулся.

– Подождите, мои верные. Сейчас. – Он обратился к девушке: – За что ты сюда попала? Я не видел тебя среди грязных людишек.

– Я жрица Ледяной Божини, – прохрипела Арина. – Меня убили вдали от обители. Я должна была найти мужчину и зачать ребенка.

– Рад, что ты заглянула к нам, не побрезговала.

– Отпусти меня. Я же ни в чем не виновата! Я только помогала людям.

– Ничего, красавица, моё очищение только на пользу пойдёт... Начинайте!

Уродцы только этого и ждали: толкаясь и спеша, они подбежали к девушке и по одному стали выплёскивать содержимое котелков.

Вода! Изнывающее, обожженное тело отозвалась на холодную воду дикой болью.

Когда Арина висела на цепях в пыточной замка Ратая и орала до хрипоты от жуткой боли, смерть казалась избавлением. Но теперь ведунья знала точно: те мучения были сладкой лаской по сравнению с нынешними страданиями. И не было надежды на избавление.

Ящер следил за карликами и любовно поглаживал старую детскую погремушку, светящуюся синим цветом, изредка прикладывал её к губам. Свет дрожал, тускнел, но послушно питал Ящера.

Насытившись, он повертел в руках едва-едва мерцающую погремушку и небрежно отбросил её. Внутри жалобно звякнули камешки. Шершавый, как изъеденный ржой, шарик откатился к самому обрыву и замер там.

Ящер поглядел на беспомощный скелет в рваных чёрных лоскутах и сплюнул. От плевка задымилась трава, взвился дымок и пропал.

– Упрямая девчонка. – В голосе Ящера проскользнуло уважение. – Хватит. Оставьте её. У нас будет целая вечность, чтобы понять, откуда она черпает силы. А пока пусть болтается на ветке. Скоро нарастёт новая плоть, и мы столкнём её обратно.

Уродцы почтительно кланяясь, отступили. Ящер подозвал одного и распорядился:

– Скажи старому мастеру, что мне нужна новая душа. А ещё лучше, пусть захватит сразу три, жалко ему что ли?

– Обязательно, повелитель.

– И пусть поторопится. Я не хочу ждать вечность!

В Подземном мире не было понятия времени, и Арина никогда бы не смогла определить, как долго она висела выжженным скелетом. Медленно наращивалась плоть, появлялась розовая молодая кожа.

Арина вдохнула горячий обжигающий воздух, захрипела и беспомощно огляделась. Только жалкая игрушка валялась у самого обрыва, излучая слабый свет.

Девушка внимательнее пригляделась к ней. В слабом мерцании ощущалась странная сила. Даже от того, что Арина смотрела на призрачный свет, в её измученное тело вливались силы.

Мышцы напряглись в отчаянном усилии. Ведунья повисла на одной руке, подтянулась и вцепилась в ветку ближе к берегу, разжала другую руку и потянулась дальше. Медленно продвигалась вдоль черной сухой ветки, часто отдыхала, вновь и вновь смотрела на погремушку.

Она разжала руки и упала на горячую, но такую приятную и надёжную после пламени огненного потока землю, отдышалась.

– Что же ты такое? – Руки девушки сжали погремушку.

Шершавый шарик слабо звякнул и рассыпался прахом, одарив напоследок новой порцией силы.

Арина поднесла ладонь близко к глазам, будто старуха, кожа была мягкой и нежной, как у новорожденного ребенка. После здешних мучений она успела забыть это ощущение молодости и власти над крепким юным телом.

– Что бы там ни было в погремушке, я должна получить это. И мне плевать как! – Она легко поднялась, расхохоталась, в глазах блеснули искорки безумия. – Я вернусь в мир людей! Вернусь!

Змей и слуга уселись прямо на стойку и стали ждать. Свет отступал, будто втягивался в окно, оставляя комнату и путников на милость ночной тьмы. В очаге радостно полыхал огонь, ласково, почти любовно прикасаясь к бокам небольшого бычка.

Вечером, потратив почти весь день, Русак вернулся на заброшенный постоялый двор и притащил на плечах бычка и спрятанный в котомке кувшин вина.

Перед ларгом он хвастаться не стал, как и где раздобыл всю эту снедь.

За окном темнело, бычок почти изжарился и дразнил соблазнительными запахами, а злополучная дверь, за которой скрылся наёмник, так и не появлялась.

– Пойду попробую. – Русак потыкал ножом, срезал кусочек и, зажмурившись от удовольствия, положил в рот истекающее соком мясо. – Змей, ползи сюда, бычок уже готов и сам просится в живот.

Но за стойкой была тишина.

– Эй, змей! – Русак вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что происходит. Пересилив страх, сжавший горло, как удавка, парень стиснул нож и сделал шаг с таким трудом, словно сдвигал каменную глыбу. Потом ещё шаг и ещё. Спина как-то незаметно распрямлялась, а страх понемногу ослабевал. – Змей, если это шутка, то я тебя на первом суку повешу, и пусть вороны выклюют твои дурные мозги!

За стойкой зашелестело, и Русак испуганно замер.

– Какие уж тут шутки, – ворчливо откликнулся ларг, и Русак дёрнулся, выставив перед собой нож. – Дверь появилась.

– Правда?!

Змей был прав. Вместо стены и полуобвалившихся полок, которые они видели днём, перед путниками была дверь. Такая же крепкая, как прежде.

– Ты первый, – сказал змей и кивнул на дверь.

– Это почему?

– Опять боишься?

– Нет, – обиженно ответил Русак и пошёл делать факел. Глупо соваться в неизвестность, ничего не видя перед собой.

Препираясь, как дети, змей и целитель подошли к двери. Факел в руке слуги плясал, шипел и щедро разбрызгивал искры.

– Идём? – неуверенно спросил Русак. – Кто бы сказал раньше, что стану совать свою дурную голову в пасть нечисти!.. Плюнул бы в того болтуна, да ещё в глаз бы добавил... Что это? – Русак обернулся и прислушался. – Слышишь? Кто-то приехал.

Ларг вытянулся, как тросточка, раскачиваясь из стороны в сторону, и прислушался. Во дворе раздался конский топот, голоса людей, звяканье сбруй, резкие окрики.

– Давай-ка прикроем дверь от беды.

Целитель поспешно закрыл дверь, оставив узкую щелочку, чтобы было видно, что твориться в комнате.

Входная дверь распахнулась. За ней показались разношерстно одетые люди, они рассыпались горохом по комнате и сразу кинулись с радостными воплями к догорающему очагу, где продолжал томиться бычок.

– А вот и ужин!

Бычка сняли с вертела, замелькали ножи, кто-то просто отрывал кусок руками, обжигаясь и громко ругаясь.

Русак со слезами на глазах наблюдал за уничтожением их ужина.

– А ведь даже попробовать не успели, – с горьким вздохом сказал он.

– Ты лучше скажи «спасибо», что они кинулись к очагу и жрут в три горла, а не стали обыскивать комнату. Как бы мы от них отбивались?

Русак притих, признавая правоту змея. Он слабо представлял, как бы стал драться с пришлыми. Голодным взглядом целитель пригляделся к пирующим людям.

– А ведь я их знаю. Слышишь, змей? Это же те разбойники, которые напали на нас в доме Нежданы!

– А вон их предводитель.

Размашистой походкой, чуть подволакивая ногу, вошёл Волька с неизменной трубкой в зубах. Он окинул придирчивым взглядом людей, жадно поедающих мясо, и недовольно скривился, словно наступил на дохлую мышь.

– Откуда мясо?

Русак сжался в ожидании ответа.

– Вот и конец пришёл нашему путешествию. Сейчас начнут обыскивать комнату.

– Пошли вниз. Может, там спрячемся.

– Ты-то может и спрячешься! – Отчаянно вскрикнул и тут же испуганно зажал рот рукой Русак.

Из комнаты донеслись слова вожака:

– Кто-то ждал нас?

Из ночной тьмы на свет вышел рыжебородый Ивар. Костюм бывшего помощника барона Вешняка истрепался, один рукав обгорел до половины, а сама рука обмотана тряпками сомнительной чистоты.

– Где они? – рявкнул Ивар, обшаривая комнату таким прицельным взглядом, будто смотрел поверх арбалетной стрелы.

– Сейчас поищем. Эй, бродяги, выходите, не тронем.

Русак больше ждать не стал. Схватил ящерицу и прытко побежал по ступеням, прыгая так, что горный тур сдох бы от зависти. И остановился, когда выпрыгнул на болотистый берег, оставив за спиной дверной проём.

Оказавшись в странной местности, Русак начал ругаться на чем свет стоит. Лишь истратив весь запас слов, далеких от поэзии, он перевёл дух и спросил у змея:

– Ну и где мы оказались?

Ларг, зашуршав в траве, приблизился к болоту, внимательно вгляделся в отражение, как девица перед зеркалом.

Русак не смог сдержать язвительного замечания:

– Ну как, прическа не растрепалась?

Но ларг не слушал болтовню слуги.

– Мы попались.

Русак встрепенулся.

– Что? С болота нет выхода?

– Нет. Мы попали на болото желаний. Если пойдём к хозяину, то попадём в рабство.

– Нет, пусть уж лучше разбойники, – сказал Русак. В этот момент вода вскипела, как огромный котёл, гниль поднялась со дна, выплеснулась на берег грязными хлопьями, источая смрад разложения, и схлынула, оставляя скользкую тонкую тропку, исчезающую в тумане.

– А что, это болото действительно исполняет все желания?

– Исполняет. Только не болото, а его хозяин. Но ты взамен службу сослужить должен.

Послышался топот на лестнице, по которой они только что спустились. Он стал быстро приближаться. Русак нервно оглянулся и решил:

– Будь что будет! Справимся как-нибудь с работой, а вот с разбойниками вряд ли.

– Быстро ты свои страхи меняешь.

Часто переходя на бег и снова сбавляя шаг, целитель двинулся по тропке.

Из дверного проема вывалились разбойники во главе с Иваром. Он не долго удивлялся невероятному зрелищу. Кто-то убегал, петляя по болоту. А раз убегал, значит, его надо поймать.

– Теперь не уйдёшь, – радостно оскалился Ивар. И бросился вдогонку за исчезающим Русаком.

Разбойники проявили большую осторожность. Они столпились на берегу и не спешили следовать за воином. За их спинами, на последней ступеньке лестницы остался стоять Волька, равнодушно попыхивая трубкой. Он с хитрым прищуром глядел в спину спешащего Ивара и усмехался в бороду. Рядом, словно тень, появился маленький, чуть сгорбленный оборванец и, заискивающе заглядывая ему в глаза, спросил:

– Что будем делать, атаман? Пойдём за Иваром?

Волька вынул трубку, вытряхнул её и только после этого ответил:

– Зачем? Пусть наш гость сам преследует бродягу. А мы пока осмотримся, поглядим, что это за место? Откуда, клянусь бородой Садера, здесь болото?!

– Тут ты прав, атаман, – хихикнул коротышка. – Очень вовремя вспомнил забытого бога перевёртышей. Говорят, теперь Садер живёт на болоте желаний. Наверное, там мы и очутились. Иначе откуда ещё в подполе заброшенного дома мог взяться такой мир?

– М-да? – Волька озадаченно поскрёб затылок. – Если ты прав, то нам тут делать нечего. Помнится, Садер славился тем, что никогда не выполнял обещанного. Точнее, как лживый оракул, толковал желание так, как нравилось ему. Не хотелось бы мне оказаться где-нибудь в сокровищнице владетельного князя в качестве чучела.

– А я бы рискнул, – сладенько протянул оборванец.

– Ну так иди и рискни. Эй, ребята, помогите-ка нашему всезнайке!

Казалось, никто не прислушивался к разговору, но едва Волька с усмешкой приказал отправить коротышку в нужном направлении, как нашлось много желающих. Шумной толпой они схватили его и вытолкали на тропку. Из историй сказителей было известно, что болото желаний не выпускало жертву, едва та имела неосторожность ступить на путь к хозяину. Ещё на берегу случайно зашедший человек мог не рискнуть испытать судьбу и уйти. Но едва он делал шаг по тропке – пути назад не было.

Коротышка визжал, хныкал, размазывая слёзы по бледным от ужаса щекам, но волей-неволей встал на узкую дорожку.

Разговорчивый, трусливый до крайности и столь же жадный коротышка успел надоесть всем до колик в печёнках, и бывшие товарищи поспешили избавиться от надоеды.

– Ступай, Мефодий, ступай, – кричали вслед воющему в голос коротышке. – Попроси сделать тебя князем и женить на юной красавице. Да смотри, хорошенько подумай сначала!

Василика всей душой желала, чтобы боги сжалились над ней, остановили движение солнца на небе – и завтрашний день никогда бы не наступил. Но кто она такая, чтобы ради неё дарующее жизнь солнце замерло?

Ах, будь жив отец, он никогда бы не заставил её выходить замуж за нелюбимого! Но нет царя. На охоте в спину ударила стрела убийцы, которого так и не нашли. Царь хоть и был стар, но дряхлость ещё не пришла.

Вот и подкрался убийца сзади, когда другие охотники отстали, оставив старого царя одного.

А вслед за отцом, едва успев занять трон, погиб старший сын. Его нашли в спальне, куда ночью забрался наёмный убийца, из груди торчал стилет – излюбленное оружие братьев ордена паука. И только дядя Василики удержался в царском кресле, скоро будет два месяца с тех пор, как на утро после смерти брата Василики Боромир объявил себя царём.

Она хорошо помнила это утро. Утро, перевернувшее всю её жизнь...

...Женский вой, бряцанье железа, топот суетящихся воинов. Василика заворчала, не желая просыпаться. Было раннее утро, едва-едва успели проснуться птички, но примолкли, напуганные суетой и шумом. Царевна никогда не вставала так рано, няньки позволяли девочке понежиться в постели и не тревожили её сон.

Дверь распахнулась, и в спальню царевны ворвались воины из дружины, приближенной к царю, огляделись.

– Вы живы, госпожа?

Девушка натянула покрывало до самого подбородка, забившись в угол, как испуганный сурок. Из-за спин воинов выглядывали служанки, причитали и всплёскивали руками. Увидев девушку живую и здоровую, няньки кинулись к ней, облепили, как блохи бродячего пса, заголосили.

– Ой, сиротинка ты наша! Ой, кому ж ты теперь нужная! Ох, беда!

Оглушённая, ничего не понимающая девушка некоторое время вообще не двигалась. Потом слова в горестном вое нянек и служанок стали доходить до сознания, открывая страшный смысл.

С трудом выспросив всё, что те могли рассказать, царевна запаниковала. В голове бились мысли, что она действительно никому не нужна: одна-одинёшенька, сиротинка, былинка, всем ветрам открытая. Никто не вступится, никто не приласкает, не защитит.

Но на то и дан людям миг отчаяния, чтобы за ним пришло время для решений и поступков.

Царевна отогнала ужас, оделась и решительно направилась в зал для советов. Она одна осталась из царского рода – значит, на ней лежит ответственность. И значит, не может будущая царица реветь, как дворовая девка.

Её появление встретили молчанием, словно явление богов. Таким же почтительным и слегка удивленным.

Девушка на фоне ветеранов, прошедших не один десяток битв, которые держали оружие в руках едва ли не с рождения, выглядела тонким стебельком в лесу могучих великанов.

Она прошла на возвышение и встала рядом с Боромиром, глядевшим на неё, как на досадную помеху.

– Что тебе нужно, дитя? – пророкотал он, глядя на макушку девушки с таким видом, будто собирается прихлопнуть, как муху.

Василика едва удостоила его взгляда и обратилась к воинам.

– Чему вы удивляетесь? Я ваша царевна, и после смерти брата – наследница царского венца. Кто осмелится перечить?

Никто не осмелился. По рядам воинов прошелестел смущенный ропот, словно волна прибоя, достиг седого воеводы, крепкого и сильного, служившего ещё старому царю. Он посмотрел на девушку с уважением и любовью, встал, пятернёй разгладил бороду.

– Царевна, никто не спорит, что ты будущая правительница. Но ты ещё слишком мала, чтобы занять трон. Дружине нужен командир, который может повести в бой. Нужен царь, который станет править людьми, живущими на его землях, вершить суд, решать повседневные дела. Как ты сможешь справиться с этим?

Воины согласно закивали, и девушка, глядя на их смущённые лица, чувствовала закипающий гнев.

– Кто-то должен стать твоим покровителем. Он будет править до того дня, когда ты сможешь стать настоящей царицей. Выбери сама такого человека.

Василика много времени проводила рядом с отцом, предпочитая его общество любому другому. Даже старший брат, как все мужчины, уделял больше внимания ратному искусству, чем государственным заботам. Она неплохо разбиралась в людях, чтобы с точность до последнего слова понять всё, о чем думают присутствующие. В речи старого воеводы была правда, от которой юная царевна отмахнуться не могла.

Она никогда и не стремилась встать во главе войска, для этого существуют мужчины. Но уступать власть, принадлежащую ей по праву рождения, не собиралась.

– Покровителя? – усмехнулась она. – Ты прав, мудрый Сыч, в том, что я не могу возглавить войско в битве, не могу похвалиться искусным владением меча. Ты прав. Но скажи, воевода, разве я не могу вершить суд?

– Можешь, – раздались голоса. Так сложилось, что брат часто оставлял Василику вместо себя занимать кресло судьи. И девушка неплохо справлялась.

– Разве я не показала себя хорошей хозяйкой после смерти отца?

И снова закивали. Девушка крепко держала в руках всех домашних слуг, хозяйской рукой направляла их работу.

Царевна говорила и говорила, и воины поднимали головы, распрямляли спины. Перед ними стояла не слабая девушка, а сильная хозяйка.

На Боромира никто больше не обращал внимания, и он отступил на шаг, скрывшись в тени. Злобно следил он за тоненькой фигуркой девушки, яростно сжимал кулаки, представляя, что держит горло маленькой мерзавки, посмевшей забрать из его рук царский венец. А то, что она уже одержала победу, Боромир не сомневался. Достаточно было посмотреть на горящие преданностью и восторгом глаза воинов. Они же пойдут за царевной на смерть! Победа, казавшаяся такой близкой, такой сладкой, была грубо вырвана. И кем? Почти ребенком! Но Боромир признал, что Василика лучится силой и властностью, приковывает внимание и внушает уважение. Истинная дочь своего отца!

Под ликующие крики воинов Василика стала царицей.

И тут же стала наводить порядок во дворце. Казалось, она была везде, появлялась на кухне, заставляя кухарок, поварят и служанок хвататься с усердием за работу, её звонкий голос слышался на этажах черни и комнатах приближённых к царю. Боромира никто не видел, но и никто не искал. Забот и без того было много.

Убитого брата передали в руки целителя Ганса, и вскоре в коридорах дворца раздались шаркающие шаги роктов. Люди провожали падальщиков ненавидящими взглядами, торопливо уходили с дороги, боясь привлечь внимание неосторожным движением. Но когда рокты понесли тело молодого царя, за ними шагали многие воины, проводив до самых ворот города.

К полудню во дворце воцарился порядок, а вместе с ним и мрачная тишина. Кто знает, как станет править юная госпожа? И долго ли?

Василика устало опустилась на лавку за столом в общем зале и положила голову на руки, перевела дух. Страшный выдался день. Страшный и хлопотный одновременно. Смерть брата, обретение царского венца, который, к слову, официально будет возложен на неё только завтра на торжественной церемонии. Потом суета по наведению порядка. Василика даже представить не могла, что у неё столько сил!

Подошла нянюшка, самая старая и самая верная из всех, ещё в колыбели качавшая юную царевну, погладила по волосам.

– Ничего, дитятко, не печалься. Боги не посылают испытаний больше, чем человек готов принять. В мудрости своей они знают, как помочь человеку стать сильным.

– Нянюшка.

Василика подняла голову, улыбнулась.

– Зачем же они позволили свершиться несправедливости?

– Им виднее, – покорно ответила старушка. – Им виднее, деточка. Не перечь судьбе.

Во дворе послышались крики, суета. Царица устало поглядела в окно, но сидела довольно далеко и ничего не разглядела.

– Узнай, нянюшка, что там приключилось?

Старушка выглянула в окно, чуть перегнувшись. Вдруг испуганно отшатнулась, как от нечисти.

– Там какой-то человек кричит. Вроде винится в чем-то, но не разобрать.

Царица стала рядом с няней и выглянула.

– Ой, люди, простите! Не могу скрывать более! Такое злодеяние на мне!

– Да что случилось-то? – раздавались удивленные выкрики.

Василика пригляделась и узнала местного купца. Он два дня назад приходил к царю и просил помощи. В дороге его караван обокрали разбойники, товары отняли, охрану и слуг вырезали. Сам купец отделался лёгкой раной. Когда он упал оглушённый, его сверху прикрыл старый слуга, и разбойники приняли его за мёртвого.

Купец потерял всё, что имел. Товар он вёз богатый, но купленный в долг. И теперь, чтобы расплатиться, нужно было продать дом вместе с прислугой и домочадцами. Иначе долга не покрыть. Корабль же купца разбился месяц назад, принёся огромные убытки. Караван, который должен был всё спасти, окончательно погубил его.

Брат отказал в помощи, и купец ушёл униженный и озлобленный, как рокт, у которого отняли добычу.

Василика хотела как-то помочь несчастному, она позвала его к себе в комнату и подарила дорогое ожерелье – единственное по-настоящему драгоценное украшение. Конечно, оно не могло покрыть долги купца, но это всё же было лучше, чем ничего. Тот целовал руки и ползал на животе перед ней.

Брат не успел узнать о щедром даре Василики.

И теперь купец рвал волосы и голосил перед дворцом, как ошпаренная кошка. Царица удивленно смотрела на представление, гадая, как он попал сюда, минуя охрану внутренних ворот.

«Надо навести порядок в дружине, если воевода Сыч не справляется сам».

В зал шумной толпой ввалились воины и почтительно замерли.

– Царица, – обратился воевода Сыч, отводя глаза, – народ требует суда.

– Над кем? Над этим несчастным? Я знаю его. Этот купец приходил к моему брату, когда потерял караван, говорил, что ему нечем расплатиться. Его самого и всю семью продадут в рабство за долги.

– Всё верно, госпожа, – прогудел воевода. – Но народ требует к ответу не только его, но и тебя.

– Меня?

– Да, госпожа. Купец утверждает, что нанял убийцу для царя по твоему приказу.

Испуганно охнула нянька и быстро зашептала слова оберегающего заговора.

– Но это бред сумасшедшего старика! Зачем мне убивать любимого брата?

– Госпожа, выйди во двор. Там Боромир пытается усмирить гнев людей.

Василика гордо вскинула голову и прошла мимо расступившихся воинов. Люди – воины из внутренней дружины охраны царицы и слуги – собрались вокруг скорчившегося на земле купца, плевали на него, выкрикивали проклятия. Но едва появилась Василика, шум стих, все смотрели на неё, словно видели впервые и не понимали что делает здесь чужачка.

Она вошла в широкий круг, образованный собравшимися, и встала рядом с Боромиром.

– Что происходит?

Но никто не ответил ей, повисшая тишина витала над людьми, как ядовитый туман, пугая и озлобляя.

Купец, увидев Василику, вдруг завыл, отполз от неё и опять стал рвать волосы на голове.

– Успокойте его, – велел Боромир, и стоящие воины толкнули того тупыми концами бердышей. – Племянница... Этот человек утверждает, что ты приказала ему нанять убийцу для моего дорогого племянника. Так ли это?

Василика оглядела собравшийся люд. Много увидела в глазах собравшихся. Растерянность, удивление, злоба, ненависть. Единственное чего не было – это сочувствия.

Царица расправила и без того напряжённую спину и спросила:

– Значит, суд?

– Суд! – закричали со всех сторон.

Боромир выждал, когда уляжется волнение, и взял слово:

– Я по праву старшего и единственного родственника царицы хочу спросить этого несчастного. Пусть расскажет, как было дело. И докажет, что именно Василика отдала приказ, а не сам он задумал столь страшное преступление.

Купец только того и ждал. Он прекратил ползать в пыли, встал и усмехнулся, глядя на царицу.

– Я всё расскажу. Пусть моя душа отправится к Ящеру за страшное преступление, но она виновна больше! – Грязный палец указывал на Василику. – Я пришёл просить милости у её брата, но мне было отказано. Меня вышвырнули за дверь, словно бездомного пса!

Люди зароптали, но Боромир резким окриком восстановил тишину, и купец продолжал:

– Тогда она позвала меня к себе, сказала, что поможет выкупить мою семью из долгового рабства, оплатить новый караван. Но за это я должен нанять убийцу из ордена паука, чтобы уничтожить её брата. Ей не терпелось самой занять царский трон! И я, несчастный, согласился-а-а-а!!!

– Ложь! – выкрикнула Василика, краснея до кончиков ушей от ярости и бессилия. Она хотела помочь купцу от чистого сердца, пожалев его, а вот что вышло!

– Чем докажешь? – перекрикивая рёв толпы, спросил купца Боромир.

– Она дала мне ожерелье, чтобы оплатить работу убийцы!

Купец запустил руку за пазуху и вынул драгоценное ожерелье, брызнули солнечные осколки, разбившись на острых гранях, рассыпались яркой радугой. Дружный вздох восхищения разнёсся над толпой, и сменился воплем ярости.

– Мерзавка! Как посмела!

Василике казалось, что всё происходит во сне. В голове стоял нескончаемый гул, перед глазами плыли пятна, она пошатнулась, но устояла, гневно сжав губы. Никто даже не подумал поддержать госпожу.

– Ложь! – резко выкрикнула она. – Это ложь!

– Она звала купца к себе после того, как он вышел от царя! Я сам провожал его. – Вперёд вышел воин, краснея от волнения.

Василика горько усмехнулась, она сама вырыла себе яму. Конечно, она просила привести купца и оставалась с ним наедине, стыдясь детского порыва милосердия. Но даже в страшном сне не могло привидеться такого исхода!

– Смерть! – завопили вокруг. – Смерть братоубийце! Смерть предателю!

– Тише! – попытался успокоить разгневанных людей Боромир. Он обернулся к Василике, пылая гневом ничуть не меньше остальных. – Не ожидал такого удара в спину, племянница. Может, это ты убила отца? Ведь луком-то хорошо владеешь.

Пылающие щёки Василики побелели, губы сжались в тонкую полоску, словно она проглотила их от ярости.

– Я никого не убивала!

Боромир усмехнулся и приказал:

– В темницу обоих! Нынче тяжёлое время, и я обязан взвалить на свои плечи бремя власти. Не думал я, что придётся когда-нибудь сказать такое. Теперь я ваш царь!

Василика задохнулась от ярости и оскорбления. Воины схватили её, как последнюю нищенку, и поволокли упирающуюся прочь. А сзади голосил купец.

Подземелье напугало Василику больше, чем гнев толпы. Сырое, мрачное и тёмное, оно казалось худшим местом, чем даже огненные воды Ящера. Смрад и гниение были здесь царем и царицей, они вершили суд и казнили жестоко и без милосердия.

С Василики сорвали украшения и отправили её в камеру. Громко хлопнула дверь, отсекая надежды и свет.

Она упала на сухую колючую солому и затихла. Широко распахнутые глаза бездумно смотрели в потолок, но в голове звенело, как будто девушка попала внутрь колокола, по которому бьют без перерыва. День принёс слишком много неожиданностей и потребовал всех сил.

Сначала смерть брата, потом борьба за царский венец, наведение порядка, появление сумасшедшего купца, обвинение и итог – подземелье.

Неожиданный головокружительный взлёт и страшное жестокое падение.

Василика впала в оцепенение. Сил вспомнить, осмыслить произошедшее и принять решение не осталось. Она просто уснула, спасаясь от безумия.

* * *

Купца втолкнули в камеру и захлопнули решётку. Воины отошли, оставив Боромира наедине с преступником. Новоявленному царю было о чём с ним поговорить. Всё-таки этот человек виновен в смерти чуть ли не всей его семьи!

Проводив взглядом воинов и палача, Боромир посмотрел на жалкую скорченную фигуру купца.

– Господин, – послышался его дрожащий голосок. – Вы довольны?

– Да. Ты всё правильно сделал и заслужил награду. Я выкуплю из рабства твою семью.

Купец всхлипнул и забормотал слова благодарности, но Боромир усмехнулся и добавил:

– Завтра утром ты умрёшь. О жене и дочери можешь не волноваться, я позабочусь о них.

– Спасибо, господин, спасибо! Но что станет с царевной? Она так молода и наивна.

– На неё у меня есть планы, но тебя они не касаются.

– Простите. Конечно, я, недостойный раб, не должен задавать вопросов.

– Выспись. Завтра тебе потребуется много сил.

– Как меня казнят?

– Как всех, кто покушается на жизнь царской семьи, – разорвут надвое. Но ты утешься мыслью, что семья будет жить в достатке.

Купец застыл, боясь пошевелиться. Конечно, он с самого начала знал, что умрёт, но поможет жене и дочери. Они не могут жить рабынями! Что стало бы с красавицей дочерью? Подумать страшно. Да и жена ещё молода и хороша, намного моложе его самого.

Но свыкнуться с мыслью, что завтра на рассвете богиня смерти явится к нему в облике страшной и жестокой смерти...

Завтра загодя приведут двух самых резвых и норовистых коней, одну ногу привяжут к одному, вторую – к другому. И стеганут жеребцов. Ужасная боль – и останутся две половины человеческого тела, оросится земля кровавыми брызгами, окропится молодая зелень.

Но семья будет спасена.

Уже уходя, Боромир обернулся и небрежно заметил:

– Кстати, я видел твою дочь. Она хороша собой. Я выкуплю твоих женщин, и они станут жить у меня. Хорошенькая у тебя дочь, купец.

Боромир уже поднимался по лестнице, когда из камеры раздался вой всё понявшего купца.

Дни сменялись ночами, и снова приходили дни. Крохотное окно под потолком камеры едва ли могло служить источником света. Разве что давало представление о времени суток.

Василика почти не вставала, потеряв интерес ко всему. Слишком тяжёлым было испытание для девушки, которая привыкла к мягким перинам и услужливым нянькам.

Она потеряла счёт времени, миски с едой часто оставались нетронутыми по несколько дней кряду.

До сих пор звучит в ушах страшный крик купца. Она услышала его, а может почуяла кровь, как гончая на охоте, вмиг обострившимся чутьём. Во снах, словно наяву, видела двух крепких молодых жеребцов. Молча стоят жители Ротова, смотрят на купца без жалости и сострадания. Он вздрагивает, испуганно косится, дрожит всем телом. Тычками острых концов бердышей купца подводят к коням, ловко привязывают ноги.

Купец воет в голос, голосит, просит прощения и милости, но наталкивается на безмолвную стену.

Боромир кивает палачу. Тот подходит к одному жеребцу, его помощник замирает около второго. Оба держат в руках хлысты. Под чёрными рубахами перекатываются шары мышц, такие не промахнутся, ударят от души.

Купец орёт, вырывается, но два дюжих молодца крепко прижимают его к земле, чутко следят за палачами.

Свистнули хлысты. Пронзительно завизжал купец, когда заржали жеребцы...

Василика с криком просыпалась, трясясь, как лист на осеннем холодном ветру, забивалась в угол и всхлипывала, размазывая по лицу слёзы и грязь.

Солнце уже почти скрылось, в камере стояла темнота, проникал лишь слабый свет от факелов на стенах. Василика даже не повернулась, когда скрипнул замок, и вошёл Боромир. Он придирчиво оглядел исхудавшую бледную девушку и сказал:

– Совет рассмотрел твоё преступление, племянница, и принял решение.

Он помолчал, ожидая вопросов или просто кивка, но девушка не шелохнулась. Она не хотела защищаться или оправдываться, понимая бесполезность этого. Ведь её даже не позвали на совет. Решали судьбу царевны, не спросив её, не выслушав!

– Василика, я хотел бы сказать, что не осуждаю тебя. Для тебя требовали смерти столь же ужасной, как для купца.

И снова тишина.

– Ты меня слышишь?

– Слышу, – равнодушно откликнулась девушка. – Продолжай. Когда казнь?

– Тебя не казнят.

Боромиру удалось-таки удивить Василику и привлечь внимание. Она села и посмотрела на дядю, ожидая продолжения.

– Тебе сохранят жизнь, и ты проведёшь её здесь, в этой камере.

Василика, представив, что будет гнить в этих проклятых стенах, угасать, стареть и превращаться в безумную дикую старуху, побледнела и отчаянно завыла.

– Лучше убейте сразу, но не заставляйте так мучиться!

– Сначала так и хотели поступить, но потом слово взял воевода Сыч. Ты знаешь, как уважают старика и прислушиваются к его словам. Он сказал, что ты не достойна честной смерти за столь ужасное преступление. Даже волчица не станет убивать своих детей, а ты подняла руку на брата, а может, и на отца!

– Они не могли так поступить со мной, – помертвевшими губами пробормотала девушка. – Не могли!

– Не печалься, дитя. Я вступился за тебя и предложил другое решение.

– Неужели придушить из жалости?

– Нет, хотя я думал об этом.

– Что же?

– Ты выйдешь замуж за моего старшего сына.

– Что?!

– Через два месяца он вернётся из похода. Как ты помнишь, Пересвет объезжает заставы.

– Но...

– Послушай сначала! Если согласишься, то сейчас же вернёшься в свою комнату, служанки и няньки вымоют и переоденут тебя, получишь обратно все драгоценности. Но, конечно, не сможешь свободно выходить. В день свадьбы ты впервые покинешь комнату.

– А что потом?

– Потом? – Боромир усмехнулся и пригладил бороду. – Потом ты сможешь жить свободно, но при тебе всегда будет человек, которого пришлю я. Он будет оберегать тебя от гнева и ненависти людей. Прости, племянница, но тебе никогда не смыть клейма братоубийцы. Ты не сможешь править наравне с сыном, когда я передам ему власть. Но сможешь жить в достатке и любви. Ты давно нравилась Пересвету.

Василика помнила Пересвета. Такие же чёрные, как у отца, глаза сверкали дерзко и вызывающе. Чёрные волосы он всегда коротко стриг и чисто брился. Он был красив, по нему вздыхали многие девушки, но Василике не нравился шумный, самоуверенный и избалованный женским внимание парень. Ей всегда казалось, что, глядя на неё, он видит только себя. Как в зеркале, когда глядят на своё отражение, не замечают рамы. Именно такой рамой представлялась себе царевна, всякий раз встречаясь с Пересветом.

– Выбирай, племянница, либо ты заживо сгниёшь здесь, либо снова станешь нашей царицей, выйдешь замуж и будешь жить тихо и мирно, как подобает женщине.

– Зачем тебе это нужно? – тихо спросила Василика.

– Зачем? Ты всё-таки моя племянница.

Но девочка хорошо знала людей и в глазах дяди, насмешливых и самодовольных, легко прочла то, что он не стал говорить: «Глупая девчонка! Я теперь крепко сижу на троне, но после стольких смертей вдруг да возникнет где-нибудь мысль, что я слишком удачлив, что боги иногда не мешают вершить преступления. Если я помилую тебя, даже выдам замуж за собственного сына, то прослыву справедливым царем, а сын законно и крепко будет сидеть на троне после меня. Ты же родишь сына и тихо умрёшь. Никто и не вспомнит о презренной убийце».

Какой выбор оставался у царевны? Она растянула губы, силясь усмехнуться, но в глазах застыла злоба. Она теперь точно знала убийцу брата и отца.

– Я согласна выйти замуж за Пересвета, дядя. Но с одним условием.

– Извини, Василика, но условий ты ставить не можешь. Сейчас за тобой придут. Постарайся хотя бы немного избавиться от этой вони и черноты под глазами. Ты выглядишь отвратительно. На тебя сейчас даже нищий не прельстится.

Василика вспыхнула и задохнулась от обиды и стыда, но Боромир уже ушёл, лишь стукнула захлопывающаяся дверь...

С тех пор прошло два месяца. У неё оставался всего лишь один день свободы, завтрашний. Он пройдёт в хлопотах и заботах, вокруг молодой невесты будут суетиться служанки и няньки, причитать и голосить, провожая девушку, как велит обычай. А на рассвете второго дня она станет женой и царицей. Но не так в девичьих мечтах представлялся этот день. На то они и мечты, чтобы оставаться сказками, которыми за мелкую монету тешат бродячие сказители. И Василика успела растерять часть глупых надежд.

Пересвет уже вернулся, она видела из окна, как он въезжал во главе отряда. Он смотрел по сторонам взглядом хозяина, повелителя.

Василика горько усмехнулась. Так оно и было. Боромир рано или поздно отдаст царский венец сыну. Пересвет уже по приказу царя Боромира занял место воеводы Сыча, а старика сослали в дальний гарнизон, чтоб не мозолил глаза.

Увидев Василику, Пересвет послал ей воздушный поцелуй, и ей стоило огромных усилий удержать на лице улыбку.

На ларе лежало свадебное платье, ярко-алое, как кровь, украшенное шитьём и каменьями. Но царевна даже смотреть на него не хотела.

Она сидела у окна, смотрела на догорающий закат и молча оплакивала свою жизнь. Рядом сидел сокол и, казалось, дремал, но девочка чувствовала, как подрагивают мышцы, когда она гладит жесткие перья птицы.

– Только ты у меня и остался, – шепнула она, дыхание царевны едва заметно взъерошило перья.

Сокол открыл глаза и поглядел на девушку.

– Мне на миг показалось, что ты понимаешь всё, что я говорю. Какая я глупая, уже с птицей откровенничаю.

Василика и не заметила, что рассказала горькую историю соколу, единственному, кто не осуждал и терпеливо слушал.

– Был бы ты парнем, я бы влюбилась в тебя, – рассмеялась она. – Вот было бы забавно! – Она сняла с шеи медальон на тонком шнурке.

Чёрная перламутровая жемчужина была искусно вправлена в золото, тонкие лепестки, покрытые неповторимым узором, охватывали жемчужину, мягко удерживая и защищая.

– Заморский купец привёз медальон, и я влюбилась в эту безделушку с первого взгляда. Не могла глаз отвести! Отец тогда ещё жив был, он и подарил его мне. Купец сказал, что жемчужины – это слёзы невест, потерявших женихов. Медальон может помочь найти суженного. Он, конечно же, повышал цену. Это просто красивая безделица. Мне она больше не нужна. Возьми-ка его ты. – Василика осторожно привязала к лапке медальон. – Может, он принесёт счастье тебе?

Сокол пронзительно крикнул, расправил крылья и унесся в быстро темнеющее небо.

Слёзы катились по щекам, и Василика не смахивала их. Она проводила взглядом птицу и сказала:

– Может, напрасно ты спас меня? Как жить дальше? Как терпеть постылого мужа? Ох, напрасно ты спасал меня. Ох, напрасно.