Комнату царевны заливал солнечный свет, гладил горячими ладошками голову Василики, словно ласкал, успокаивал.

Рядом суетилась Ганка, верная нянька и служанка, любовно расчёсывала волосы.

Без стука распахнулась дверь, и в комнату царевны ввалился Боромир.

Фигура нынешнего царя, казалось, заняла всю комнату от пола до потолка. И Василика невольно сжалась, но быстро опомнилась, гордо расправила плечи.

Девушка, не поворачиваясь, увидела на серебряной поверхности зеркала золотое шитье кафтана, высокие, украшенные вышивкой сапоги, в которые царь вправил штаны, богато расшитую перевязь, перекинутую через плечо.

Боромир заметил неуверенность девушки, усмехнулся в роскошные усы. Холодный взгляд ударил, как пощёчина, заставив царевну покраснеть.

– Готова ли? – прогудел он. – Собрала госпожу, Ганка?

Служанка утвердительно склонила голову.

– Только свадебный венец остался, – сказала она и взяла в ладони украшение. Солнечный луч упал на золотой ободок, рассыпался искрами, дробясь в его гранях, маленький камень подвески, заиграл красками, он должен был подчеркнуть красоту царевны.

– Дай, я сам.

В огромной ладони Боромира венец казался детской игрушкой. Царь, громко топая, подошёл к невесте, приблизил бородатое лицо и, глядя на отражение девушки в зеркале, усмехнулся.

– Ты отказалась от руки Пересвета, когда он сватался к тебе. Помнишь, старый царь ещё жив был?

Василика нахмурилась, кивнула.

– Теперь царем стал я, а Пересвет берёт тебя в жёны из милости.

Мертвенная бледность Василики многократно усилилась, губы сжались в тонкую белую полосу. Царевна метнула взгляд на няньку.

– Выйди, Ганка.

Дождавшись когда женщина выполнила её указание, Василика глянула на Боромира, и, чеканя каждое слово, произнесла:

– Дядюшка, мало того, что ты незаконно захватил трон моего отца, обвинил меня, законную наследницу, в подлом убийстве, так ты ещё и... и... издеваться пришел!

Боромир осклабился и осторожно опустил на смолянисто-чёрные волосы Василики свадебный венец.

– Все ждут тебя, царевна, поторопись, – сказал он, покидая комнату.

Когда за ним с глухим стуком захлопнулась дверь, Василика порывисто вскочила, сорвала с головы венец и отшвырнула его в угол. Тот стукнулся об стену, звякнув, прокатился по полу и замер у ног вошедшей Ганки.

– Подлец! Убийца! – завопила царевна. – Он смеет говорить со мной, как с нищей побирушкой! Да как он смеет?! Подлый раб, недостойный смывать пыль с моих ног!

Её опустошил этот взрыв эмоций. Она без сил рухнула на кровать и разрыдалась. Ганка бросилась к ней, обняла, прижала к себе, гладила по спине, шептала какие-то глупости. Наконец, Василика стала успокаиваться.

– Ну всё, зайка моя, всё.

– Ты ведь не оставишь меня, Ганка? Не оставишь?!

– Конечно, не оставлю. Ох, горемыка ты моя. Вставай, пора идти.

Как всегда ласковые слова служанки помогли девушке отогнать печаль.

Выпрямилась гордая Василика, смахнула слёзы, взяла протянутый служанкой венец. Расправила длинный розовый сарафан, расшитый дорогими каменьями и жемчугами, рубаху тонкой ткани, рукава которой на запястьях были перехвачены золотыми браслетами. Обернулась к зеркалу и звонко рассмеялась своему отражению, небрежным движением руки отбросила волнистый локон.

– Идём, Ганка, нас ждёт весёлая свадьба!

Василика шла по пустым коридорам, лишь в окно влетали оглушающие радостные вопли воинов да жителей Ротова.

Царевна вышла на высокое крыльцо и окинула надменным взглядом собравшихся людей. Но она не различала лиц, всё сливалось перед глазами, и девушка почти с благодарностью ощутила крепкую руку Пересвета. Не хватало ещё упасть без чувств!

Яркое солнце заливало широкий царский двор, вокруг плотной стеной стояли воины. Василика почувствовала, что глаза начинает щипать от подступающих слёз, но сдержалась: нельзя выказывать слабость!

Пересвет сжал её руку и повел вперёд. Василика смотрела на кольчуги воинов, прикреплённые к поясам мечи, шлемы на полусогнутых руках.

Пара вышла на площадь перед дворцом. Казалось, что там собрался весь город.

Собравшиеся жители были одеты празднично. Видно достали лучшие наряды из необъятных недр сундуков. На женщинах побогаче и платья подороже, и украшения получше. Метут пыль широкими подолами, расшитыми бисером, позвякивают оберегами, когда, смеясь, вскидывают головы. А рядом мужички стоят и на царскую свадьбу глазеют: ремесленники, обряженные в добротные домотканые рубахи, и купцы, руками, полными перстней, за отвороты богатых кафтанов держащиеся. Кого только здесь не было!

Царевна шла мимо них, одаривала улыбкой, чувствовала руку жениха, что сжимала её ладошку.

Взгляд Василики скользил по лицам стоящих людей не останавливаясь – все чужие.

Вдруг одно показалось ей смутно знакомым, словно принадлежащее мельком увиденному прохожему. Царевна невольно сдержала шаг. Незнакомец пристально глядел на неё, не отрывая чёрных глаз. Высокий мрачный воин, черные волосы стянуты в «хвост», но ясно видна седина. Чем он привлёк внимание девушки? Она и сама не поняла.

Пересвет крепче сжал ладонь Василики, отвлекая от взгляда черных глаз. Она слабо улыбнулась и уверенно пошла вперёд.

Бурлило огромное людское море, билось прибойными волнами о стены царского дворца. Вдруг взревели сотни глоток. Русак огляделся и ткнул в бок Марка, проорал на ухо:

– Гляди, хозяин!

Марк вытянул голову, заглядывая через плечи, и увидел, как идет Василика. Гордо поднятая голова, прямая спина, надменный взгляд.

Её рука лежала на ладони высокого красавца, он улыбался всем милостиво и радостно.

Они прошли совсем рядом, Марку даже показалось, что он ощутил слабый запах роз – так всегда пахло в комнате царевны. В груди защемило, сердце кинулось на рёбра, пытаясь вырваться из тесной клетки, упасть в пыль, по которой прошла девушка.

«Глупости! – одёрнул себя Марк. – О чём я думаю?! Василика даже не знает меня. С первым снегом меня ждёт суд жриц, а я...

Я всего лишь наёмник! Всего-то защитил от убийц, а возомнил, что могу оберегать её вечно! Да как и подойти-то с такой рожей? Поцарапанный, в шрамах, седой. Куда мне тягаться с красавцем, который ведёт девушку к алтарю!»

Окружённый зелёным полем, как великан насекомыми, дуб был виден издалека. Мощными корнями он впивается в твёрдую землю, а густой, расщеплённой ударом молнии кроной цепляется за пушистые облака.

Марк, Русак и Корней выбрались в первый ряд, с жадным любопытством следя за обрядом. На шее у наёмника висел маленький медальон – чёрная жемчужина в золотых лепестках, верёвочка плотно охватывала шею. Марк помнил тепло пальцев Василики, нежные осторожные прикосновения.

И снова наёмник встряхнулся, отгоняя нелепые мысли. Откуда они взялись? В сердце царствует Арина и только она! Но почему же мысли возвращаются к хрупкой девушке, стоящей с гордо поднятой головой? «Жалость, – решил он. – Я испытываю к ней только жалость».

Царевна и Пересвет остановились перед высокой красавицей в длинном простом платье, русые волосы небрежно переброшены на спину и сдерживаются тонким золотым обручем, на чистом лбу лежит жемчужная капелька. Большие серые глаза на юном лице блестят, как драгоценные камни, но глядят мудро, торжественно.

Жрица Ледяной Божини!

Служительницы культа Мары совершали такие обряды только для царских семей, простой люд довольствовался волхвами.

Жрица улыбнулась молодым.

– Я рада приветствовать всех, кто пришёл почтить владык небесных и земных!

Звонкий чистый голос разнёсся над степью, люди почтительно молчали, слушая жрицу. Но она вдруг запнулась, удивленно поглядела на небо. Сквозь густую крону ничего не просматривалось, и жрица, улыбнувшись, сделала шаг вперёд, но всё же прервала только-только начавшийся обряд. Что-то необычное привлекло её внимание. Взгляд стал тревожным.

В толпе зашептались, тоже глядя вверх. Небо сияло чистой лазурью.

– Что случилось, Светлая? – Боромир потерял терпение и рискнул обратиться к жрице. Она, не отрывая взгляда, резко приказала:

– Беда, Боромир. Собирай воинов и вели людям возвращаться в город!

– Что?!...

– Смотри. Видишь чёрные точки? Это горгульи. Уводи людей!

В толпе прошелестел ропот, те, кто стоял позади всех, уже тянулись под защиту городских стен. Резкий окрик царя подстегнул народ, и в ворота города хлынул поток напуганных людей.

В небе уже ясно различались тёмные силуэты огромных птиц, широкие крылья мерно поднимались и опускались.

Марк только во сне видел горгулью, охранявшую вход в храм. Сейчас же их было около десятка, и они быстро приближались. Наконец горгульи закружили над людьми.

Уродливые рожи, мощные, когтистые лапы, горящие огнём глаза.

– Пора уносить ноги, – сказал Русак, точнее прокричал. Хлопанье крыльев и каркающие крики горгулий, вопли бегущих жителей заглушали слова.

Но Марк видел, что царь Боромир и Пересвет уже изготовились к бою: в руках держат мечи и выкрикивают что-то гневное.

Корней куда-то исчез, только Русак продолжал топтаться около Марка и поскуливать:

– Давайте уйдём.

– Уходи в город, – велел наёмник, обнажая меч.

– А ты, хозяин?

– Я догоню.

Под дубом пряталась Василика в окружении пяти воинов. Марк бросился туда. Никто его не остановил, когда он приблизился к царевне, все смотрели на небо, где кружили твари.

Девушка стояла бледная, но гордая, сжимая в ладошке кинжал. Разве это оружие против горгулий?

От стаи отделились сразу три и камнем рухнули вниз, у самой земли резко выровнялись и метнулись к маленькой группе, защищающей царевну.

– Чтоб вы пропали! – раздражённо рявкнул царь, с силой обрушивая меч на горгулью, но та с пронзительным криком увернулась и взмыла вверх.

Горгульи сделали круг в небе и начали новую стремительную атаку, все вместе, рассчитывая смять, снести без жалости защищающихся людей. Марк ударил по лапам с выпущенными когтями сильно, яростно. Раненая горгулья пронзительно завизжала, забилась, едва не коснувшись наёмника острыми, как лезвия ножей, кромками крыльев. Брызнула чёрная кровь.

Горгулья взмыла с криком, сделала круг и снова кинулась вниз. С двух сторон к ней уже спешили на помощь собратья.

Марк увернулся от удара когтей справа, упал, перекатился, выставив меч, отчаянно рубанул по мелькнувшему черному крылу. Горгулья завертелась волчком, рухнула, пропахала уродливой головой глубокую колею, брызнули сочные ошмётки травы, запахло пряной зеленью. Наёмник пригнулся, уходя от очередной твари и ударил раненую. Раздался хруст, клинок легко разрубил горгулью от шеи до пояса. Со шлепком тварь развалилась, черная кровь залила все вокруг.

Часто раздавались оглушительные хлопки – из ладоней жрицы вылетали огненные шары и били по тёмным телам горгулий.

Слышались вопли воинов, пронзённых длинными и острыми когтями.

Василика осталась одна, последний защищающий её воин задёргался в когтях горгульи, как пойманная совой мышь, харкнул кровью и затих. Тварь тяжело взлетела, не желая выпускать добычу.

Другая тварь взмахнула крыльями, вскользь задев наёмника. Плечо и правая часть груди саднило. Марк, не глядя, провёл рукой и с удивлением увидел кровь.

Наёмник подтолкнул царевну ближе к стволу дуба и развернулся к тварям. Могучие ветви служили слабой, но всё-таки защитой от нападения. Горгульи не могли падать сверху и бить добычу. Для этого приходилось опускаться как можно ниже к земле.

Шершавая, кое-где в рваных прорехах кора оцарапала спину девушке, тонкая мягкая ткань платья не спасала, но Василика не замечала ничего. В жилах кипела кровь, она рвалась в бой, словно сама превратилась в дикого зверя. Когда ярость битвы пройдёт, появится понимание опасности, которой она подвергалась. Но сейчас, когда мечи со свистом рассекают воздух, места страху не оставалось.

– Они как будто чего-то ждут, – удивленно сказал Марк, не замечая, что говорит вслух.

Василика оглядела поле битвы. Воины рубились с горгульями, те рвали когтями, оглушали ударами крыльев, снова поднимались в небо, делали круг, выискивая жертву.

– Чего ждут? – прокричала царевна. – Чего они ждут?

Ответ не потребовался. Атаки вмиг прекратились, горгульи, будто услышали приказ, поднялись и стали кружить.

Новая чёрная точка быстро приближалась, увеличивалась. Оставшиеся в живых следили за новым противником со злым недовольством.

Люди стояли, покрытые чёрной кровью тварей и красной – своей. Шестеро выживших воинов сгрудились вокруг царя Боромира, забрызганного так сильно, словно он купался в крови. Царь ругнулся, сплюнул вязкую слюну вперемешку с кровью. Только жрица умудрилась сохранить чистоту белых одежд.

Сын царя, Пересвет, стоял рядом с отцом, небрежно вытирая кровавые дорожки на лице. Марк со злорадным удовольствием подумал, что этот красавиц теперь сильно потеряет в глазах девиц. Под левым глазом наливался кровоподтёк, на лбу и щеке виднелись рваные раны от когтей.

– Кого это к нам принесло? – рявкнул Боромир.

Над горгульями кружило странное даже по сравнению с ними существо. Оно словно танцевало среди более крупных собратьев, и те с почтением склоняли рогатые головы.

Прекрасная фигура могла бы принадлежать человеческой женщине, гибкое сильное тело было прикрыто только лишь узенькой набедренной повязкой. Высокая грудь оставалась свободной и невольно привлекала взгляды. Но вряд ли у человека можно увидеть серую, как пыль, кожу, широкие, точно у нетопыря, крылья с острыми алыми когтями на концах. Застывшее лицо королевы с пухлыми губами напоминало маску. На ветру развевались чёрные с красным отливом волосы. Чуть раскосые широко распахнутые глаза смотрели зло, с отвращением и ненавистью.

Она пронеслась над воинами и царем.

Вдруг медленно, словно не веря себе, обернулась и уставилась прямо на Марка и Василику. Крылья бились размеренно, широко. Она зависла на одном месте, не сводя глаз с пары под деревом. Лицо исказилось гневом, пронзительный визг ударил по ушам, и люди невольно отшатнулись.

Горгульи, как по команде, ринулись вниз. Они миновали царя, окруженного воинами, и всей стаей устремились к паре.

Марк прикрыл царевну, стараясь не упустить летящих с трёх сторон тварей. Взмах меча, и со шлепком упала отрубленная лапа. Тварь завопила, шарахнулась, сбивая следующих за ней.

Горгульи мешали друг другу, лезли, норовя поскорее добраться до сладкого человеческого мяса, впиться когтями, рвать плоть.

Злобно кричала королева, но держалась на расстоянии, не нападала.

Царь Боромир, Пересвет и воины, видя, что противник непочтительно показывает спину, а атакует неизвестного воина, защищающего царевну, ударили по нападающим сзади. Дуб вздрогнул от рёва десятка глоток людей и криков раненных и умирающих тварей. Горгулий смяли, топча ногами крылья упавших и круша головы мечами.

Марк дрался отчаянно, яростно, не заботясь о ранах. В левом сапоге хлюпало от скопившейся крови – кажется, пропустил удар по лодыжке. В плече покалывало, как от тысячи мелких уколов.

Меч с основательностью мясника крушил тварей, отрубал головы, рвал ошмётками крылья, но горгульи наседали и наседали. Часть переключила внимание на воинов царя, но наёмник едва успевал отбиваться даже от оставшихся.

Удар сзади отбросил Марка далеко от дуба, замелькали земля и небо, часто сменяя друг друга. От удара вышибло дух. Наконец воин замер, хватая воздух широко открытым ртом.

Мелькнула тень, Марк судорожно сжал в ладони меч, удивившись, что после такого полёта не потерял его. В бой вступила королева. Она стремительно падала на Марка, как охотящийся сокол.

Королева легко выбила меч. Когти сомкнулись на руке и замерли у горла наёмника, чуть подрагивая, словно в душе твари шла борьба.

Марк покосился на когти, не решаясь пошевелиться. Глаза чудовища смотрели на Марка, не мигая. В глубине этих глаз Марк увидел человеческую душу.

– Арина?! Но...

Королева гневно рыкнула, щелкнула зубами, волосы встали дыбом, она занесла когтистую лапу, но помедлила.

– Ты! – визгливо крикнула она. – Как посмел?!

Марк закрыл глаза, ожидая удара и боли. Но ничего не происходило. Затихли крики воинов и горгулий, послышались хлопанье крыльев. Его руку больше ничто не сжимало.

Открыв глаза, Марк задохнулся от ярости. Горгульи улетали вслед за королевой роктов, а в лапах одной безвольно висела Василика, точно игрушка в руках жестокого ребёнка.

Жрица бросила вслед улетающей твари огненный шар. Треск, грохот, и Василика упала прямо на облачко, возникшее из воздуха. Королева яростно завизжала, рванулась было назад, но Пересвет метнул кинжал. Одновременно жрица кинула огненный шар. Королева увернулась от подарка жрицы, но кинжал Пересвета ударил её в крыло и прорвал его.

Тварь завизжала, кувыркаясь полетела вниз, но две горгульи метнулись на помощь, легко поймали её у самой земли.

Горгульи быстро полетели прочь, оставив богатую жертву богам.

Марк же, проводив их взглядом, облегченно перевёл дух, видя, что царевна спасена.

Над степью прокатился громкий голос царя Боромира:

– Откуда взялись эти твари и почему напали?

Трое выживших воинов, Пересвет и жрица хмуро оглядели трупы горгулий и людей.

Марк попытался встать, приподнялся на локтях, но тут же упал с тихим стоном. Болью отозвалась, казалось, каждая частичка тела. К нему уже спешила жрица, склонилась, провела рукой над лицом, прикрыв глаза.

– Ничего, наёмник, скоро встанешь на ноги.

Марк лежал тихо, впитывал тепло, исходящее от рук жрицы, боль и усталость отступали, раны затягивались на глазах, оставалось только смыть кровь.

– Правду, значит, люди говорят, что жрицы – великие целительницы и обладают невиданной силой, – произнёс Марк, поднимаясь. – Спасибо, Светлая.

– «Спасибо» скажешь потом, когда путь пройдёшь до конца.

– Это была действительно Арина?

Жрица кивнула.

– Она явилась по твою душу. Ты ведь хотел помочь ей, наёмник? – женщина насмешливо поглядела на Марка. – Ревность и боль утраты сделали её безумной. Тебе нет необходимости идти к Ящеру. Может статься, что окажешься там после суда жриц...

Жрица поднялась и неторопливо пошла прочь. Она шла легко, словно ничего не весила. Примятая ею трава, распрямляясь, набирала сок. Тонкая фигурка скрылась за стволом дуба, ветви колыхнулись, как от налетевшего порыва ветра.

– Светлая! – позвал царь Боромир. – Останься, прими угощение за помощь, хоть свадьба и не состоялась. Ты дралась наравне с нами.

Но жрица не ответила. Марк поспешил к облаку, боясь, что с царевной могла приключиться беда, но его опередил Пересвет. Он осторожно снял Василику с облака, которое, лишившись драгоценного груза, тихо исчезло. Держа на руках царевну, словно дитя, Пересвет направился к городу. К нему кинулись воины, предлагая помощь, но он никому не оказал доверия.

Марк проводил взглядом жениха и невесту и сплюнул. Любому, кто видел их, становилось ясно, что Пересвет любит Василику.

– Ты кто такой? Откуда взялся? – резкий окрик Боромира отвлёк наёмника от мыслей.

Царь оглядел наёмника с головы до пят, поджал губы. Браслет наёмника был хорошо виден, оторванный рукав остался где-то под телами тварей.

Марк склонил голову в едва заметном поклоне.

– Я – проклятый, – спокойно, как об обычной вещи, сказал Марк – Иду на суд жриц. Прости, что не смог защитить царевну.

Боромир усмехнулся, хитро прищурив глаза.

– За то, что помог, благодарю. Кто б сказал, что наёмник станет защищать кого-то, кроме своего хозяина, не поверил бы, пока не увидел бы своими собственными глазами Неужели мир изменился?

– Нет, царь. – Марк чуть помедлил, не зная что ответить. – Это я изменился.

– Что ж, – хмыкнул Боромир. – Чудные дела творятся. Тогда позволь хоть тебя отблагодарить. – Он окинул взглядом рваную, окровавленную одежду гостя и добавил: – Я велю прислать тебе новые штаны и куртку. – Царь хохотнул раскатисто, так что борода затряслась.

– Спасибо, но я вынужден отказаться от твоего предложения. Позволь мне вернусь в корчму «Милость богов». Там мои друзья остались. Хочу посмотреть, живы ли они.

– Друзья?! Это ещё более странно.

Марк вложил меч в чудом сохранившиеся ножны за спиной пошёл прочь.

Царь Боромир смотрел на широкую спину наёмника и задумчиво жевал губами.

Марк лежал на мягкой кровати в самой лучшей комнате, которую Корней выделил для гостей, и глядел в потолок. Мысли его витали далеко, душа болела от беспокойства и стыда: «Не смог защитить Василику от горгулий! Хорошо, что жрица вмешалась».

Окно и входная дверь напротив были открыты, и по комнате свободно гулял сквозняк, заглядывал в углы, ворошил толстый ворс ковров.

Марк вздохнул, вспомнив тепло исцеляющих рук жрицы. «Почему она помогла? Может, не знала, что он слал проклятия её хозяйке – Ледяной Божине – и был услышан? А может, жрица спасала вовсе не из жалости? Какую-то игру затеяла богиня? Все боги одинаковы: забавляются с игрушками-людьми, как ребёнок иной раз с червячком или бабочкой. Не от злобы, а просто из любопытства. Оторвёт крылышки и смотрит: полетит или не полети? Помучается и сдохнет или все же выживет?

Нападения горгулий крайне редки, можно пересчитать по пальцам одной руки. Что-то особенное должно было произойти, чтобы в общем-то тяжёлые на подъем твари решились покинуть свой мир и прийти к людям. Опять же, судя по слухам, горгульи обитали где-то на границе между миром людей и владениями Ящера.

А пришли они исключительно за Василикой и Марком – это единственное в чем наёмник не сомневался.

«Что случилось с Ариной? Почему она превратилась в это чудовище? А ведь она чуть не убила меня. До сих пор горло болит, хотя когти даже не прикоснулись к коже. Но ведь не убила же!»

– Хозяин, к тебе гости! – В комнату ворвался шумный Русак.

Мысли испуганной стайкой разлетелись, и наёмник, вздохнув, поднялся. Теперь Русак уже не слуга, а хозяин корчмы: Ранида, бывшая жена Корнея, уже улыбается ему, как родному, зазывно, кокетливо.

– Кто? – без интереса спросил Марк.

– От царя Боромира посланец. Там Ранида угощает его лучшим вином.

Марк неспешно спустился в общий зал и сразу нашёл взглядом высокого жилистого посланца. Он отличался от остальных посетителей и одеждой, новенькой и чистенькой, словно только что от швеи, и манерами. На Марка гонец поглядел как на нищего у ворот, но поспешно спрятал брезгливость, вытянулся во весь немаленький рост, став похожим на швабру, и выпалил:

– Господин наёмник, царь Боромир приглашает тебя на обед в благодарность за помощь. Собирайся, я провожу. Оружие можешь не брать.

Марк поднялся наверх, надел свою лучшую рубаху и штаны, встал перед большим, мутным зеркалом и оглядел себя. «Да, скромно», – подумал он. Рубаха была недостаточно белой, а штаны простыми и без всякой вышивки. Марк вдруг вспомнил, как его одевал барон Ратай, когда в замке собирались званые гости. Правильно говорят, что наёмник – дорогая игрушка и выглядеть эта игрушка должна красиво, по крайней мере для таких случаев.

Боромир видимо забыл о своем обещании приодеть, мир все-таки не меняется.

Марк спустился вниз. Посланец стоял возле выхода из корчмы и о чем-то беседовал с Русаком. Заметив Марка, улыбнулся как старому знакомому. Видимо, Русак уже что-то наговорил, и посланец решил вести себя более почтительно.

На улице их ждали крытые носилки.

В день нападения, вернувшись в корчму «Милость богов», Марк нашёл Корнея и Русака сидящими в совершенно пустом зале за закрытыми ставнями.

– Хозяин, ты жив! – радостно завопил Русак, после того как жена Корнея открыла входную дверь.

Марк устало поглядел на сидящих и, чуть подволакивая ногу, вошёл в зал.

– Жив, как видишь.

– А мы с Корнеем совсем извелись: тебя все нет и нет, и зачем только туда пошли. Лучше б сидели здесь – никаких чудовищ, никаких неприятностей.

– Зря ты так думаешь. – Марк сел рядом с хозяином корчмы и слугой.

– Принеси нам вина, милая, – подол голос Корней.

Марк начал рассказывать о том, что произошло на поле под священным дубом, хотя об этом его никто не спрашивал. Когда он замолчал, в зале повисла тишина.

– Так, значит, если бы мы туда не пошли, они бы прилетели сюда? – растерянно спросил Русак.

– Да, она приходила за мной. Помнишь, я тебе говорил, что путешествовать со мной небезопасно?

Русак виновато вскочил: наконец вспомнил, что он слуга Марка.

– Хозяин, ты ранен, позволь я осмотрю твои раны.

Наёмник скривился в усмешке.

– Где же ты их будешь смотреть? Здесь?

– Зачем здесь? – проговорил Корней. – Поднимемся наверх. Ранида, принеси нам теплой воды и побольше чистого тряпья.

На втором этаже их поджидал ларг, он по-прежнему сладко спал. Происходящие события то ли не интересовали его, то ли он уже все знал. Марка уложили на плетеную рогожу, и Русак продемонстрировал все, чему его успели научить. Он раздел наёмника и стал обмывать, осторожно переворачивая с бока на бок, как маленького ребенка.

Раны на теле были довольно болезненными. В двух местах пришлось штопать. Жену хозяина Русак так и не пустил: сказал, что справиться сам. Корней дал чистую рубаху, штаны и пожертвовал своими сапогами, благо он был с Марком одного роста.

Чистый, штопанный и смертельно уставший Марк лежал, накрытый теплым одеялом, молча рассматривая на потолке странную картину. Живописец постарался: если немного отвлечься от того, что ты – в комнате, а вокруг – город, то запросто можно было представить, что находишься в поле, а над головой – настоящее звездное небо. Непонятно было только одно: зачем художник поверх звезд нарисовал очертания мужчин и женщин, сказочных и реальных чудовищ. Фигуры казались прозрачными и нереальными.

За плотно закрытыми ставнями была глубокая ночь. Русак и Корней о чем-то беседовали при свете масляного светильника, что было большой редкостью в этих местах, но очень гармонировало с убранством комнаты.

– Хозяин, – позвал Русак, – ты не спишь?

– Нет, – ответил Марк.

– Нужна твоя помощь.

– Я на сегодня уже отпомогался, – сказал Марк, чуть повернув голову в сторону сидящих.

– Нет, хозяин, драться больше не придется, Корней хочет уйти в Межмирье.

«Об этом они шептались», – понял Марк.

– Мне не открыть двери, – продолжил Русак. – Пень заключил сделку с тобой... и время сейчас подходящее: город спит. После случившегося вряд ли даже к вечеру нос высунут: на улицах нет даже патрулей, одни рокты наверное шляются.

– Ты прав, – лениво произнёс Марк (шевелится по-прежнему не хотелось). – Куда нужно идти?

За Русака ответил Корней:

– Идти не надо. Дверь здесь. Она всегда была со мной.

Марк удивленно посмотрел на хозяина корчмы.

– Да, со мной. Твой слуга рассказал о том, что говорил Садер на болоте. Старый пень обманул, как всегда. Он превратил в дверь меня.

– Как это? Ты – дверь?

– Да, – печально ответил хозяин корчмы. – Я одновременно и дверь, которую не могу открыть, и юнец, который хочет вернуть сам себя. Я уйду в Межмирье и найду там свою настоящую жизнь. Пусть меня ждет горе оттого, что я увижу мертвыми близких, но это будет моя жизнь, а не мечта, в которую я хотел попасть и, к сожалению, попал.

Марк приподнялся на один локоть и внимательно слушал, все больше и больше запутываясь в словах Корнея.

– Давай начнем, – попросил тот.

– А что будет с тем, кто её откроет?

– Пень сказал, что дверь перейдет во владения нового хозяина.

– Я стану одновременно дверью и Марком? – спросил наёмник.

– Я не знаю, – растерянно ответил Корней.

– Нет, – заговорил ларг, – ты не станешь дверью. Это старое колдовство бога перевертышей. Оно только на время превращает смертного в дверь. Садер не пожалел мальчишку, не смилостивился над ним. Он просто спрятал свою дверь, спрятал то, что принадлежало ему. – Ларг нетерпеливо дернул хвостом. – Ты откроешь дверь, Корней уйдет, а дверь станет тем, чем была до этого.

– А это не опасно? – трусливо спросил Русак.

– Не знаю, – честно признался ларг. – Когда-то, давным-давно каждый бог получил в подарок от Властелина мира по двери, чтобы путешествовать по мирам. По желанию дверь принимает вид, угодный её хозяину. Боги властвовали и воевали. Дверей становилось все меньше и меньше. Эта – одна из последних. Садер спрятал её даже от себя.

– А давайте мы её не будем открывать, – предложил Русак. – Зачем нам лишние неприятности. Хозяин, а вдруг дверь превратиться в чудовище и всех нас слопает? – Целитель посмотрел на Корнея. – А что будет с твоей корчмой? На кого ты все оставишь?

Корней бухнулся на колени, слезы потекли по толстым щекам. Зрелый дядька заплакал, как подросток.

– Спасите. Откройте дверь. Выпустите меня. Мне больше ничего не надо! – Корней всхлипнул басом. – Я ношу в себе эту дверь уже много поколений. Я хотел умереть, но не смог. Даже рокты обходят меня стороной. Отпустите. Дайте мне уйти!

Корней на коленях подполз к лежащему Марку, схватил его руку и начал целовать.

– Только ты сможешь это сделать.

– Хорошо, хорошо, – быстро заговорил Марк, пытаясь вырвать обслюнявленную руку.

– Когда он уйдет, – вновь заговорил ларг, – о нём все забудут, а всё, чем он владел, достанется тому, на кого ушедший укажет. И заячья душонка может не бояться – двери не превращаются в чудовищ.

– Да, да, – пробасил Корней, – наёмник, хочешь это будет все твоё?

– Нет, у меня своя дорога, – отрезал Марк.

– Тогда твоим, Русак?

Тот затряс головой: мол, согласен. Его уже не пугали чудовища: возможность получить сразу и корчму, и красавицу Раниду затмила всё.

– Давайте начинать. Скоро рассвет, и неизвестно во что потом превратиться дверь. Может, здесь возникнет болото, а может – гора, – поторопил всех ларг.

– Хорошо, начнём, – сказал Марк поднимаясь со своего ложа. – Что нужно делать?

– Ничего, – сказал Корней. – Ты должен прикоснуться ко мне. Остальное от тебя не зависит.

Он поднялся с колен и вышел на середину просторной комнаты. Его освещал слабый свет масляной лампы. Русак трусливо забился в самый дальний угол комнаты и обнял большую пуховую подушку. Наверное, она показалась ему надежной защитой, если вдруг что-то случиться.

Корней скинул рубашку, на пол полетели сапоги и штаны. Обнаженный, в одной набедренной повязке, он стоял посреди комнаты и молчал.

– Дальше что? – не выдержал Русак.

Корней повернулся спиной к Марку.

– Видишь? Прикоснись.

На спине Корнея была большая черная родинка.

Марк подошел, протянул руку и спросил:

– Готов?

– Да.

Марк коснулся, но ничего не произошло. Мужчины в недоумении посмотрели друг на друга. Вдруг лицо Корнея исказилось от страшной боли, кожа на спине начала лопаться, обнажая мышцы. Кровь брызнула по комнате, дикий крик огласил комнату. Марк отскочил от хозяина корчмы. Корней упал на колени, корчась и превращаясь совсем уже в странное существо. Мышцы на спине начали пузыриться, как закипающая вода в котле, а кости – расти, протыкая плоть. Запах гниющего человеческого мяса заполнил комнату. Русака вырвало прямо на себя.

Голова Корнея отделилась от тела, как ненужная вещь, и покатилась по полу. Кости стали переплетаться, как лианы, образуя некое подобие арки. Сердце вывалилось и повисло на толстых венах, продолжая ритмично биться. Плоть стала оплывать, расползаясь кровавой лужей. Горячее марево поднялось и, собравшись в небольшое облачко, зависло над полом.

Вдруг из этого облака выпало голое тело подростка и шлепнулось в кровавое месиво. Арка из человеческих костей подернулась черным туманом, застыла тусклым черным зеркалом.

В комнате повисла тишина. Марк весь в крови сидел прямо на полу и смотрел на тело. Прошла вечность, прежде чем мальчишка поднял голову. Липкая кровь потянулась за ним. Русака опять вырвало.

Парнишка лет четырнадцати встал на ноги, сделал шаг к арке, потом ещё один, и вдруг прыгнул, черное зеркало разлетелось на множество мелких осколков. Отвратительная арка покачнулась и рухнула.

– Вот и все. Он ушёл к себе, – сказал ларг. – Теперь он в Межмирье, а может быть, уже у себя в селении.

Из головы того, что недавно было Корнеем с металлическим звоном вывалился глаз и подкатился к ногам Марка.

– Бери, не бойся, вот она – дверь, – опять заговорил ларг. – Теперь ты почти бог.

В углу завозился Русак, его опять рвало. Он попытался что-то сказать, но спазм не давал. Отдышавшись и собрав остатки сил, целитель выпалил:

– Вот она, милость богов.

Два стражника, затянутые в блестящие доспехи, как рыба в чешую, скрестили бердыши крест-накрест и выглядели угрожающе, но они были всего лишь украшением двери, ведущей в большой зал царского дворца.

Марк отличался от остальных гостей. Приближенные были в ярких нарядах, вроде петушиного. Женщины блистали драгоценностями, они сверкающими капельками усыпали подолы платьев, сверкали россыпями на шеях и руках, терялись в пышных волосах. Мужчины явно стремились превзойти их в великолепии, добавляя ко всем прочим украшениям оружие. За один кинжал в таких ножнах можно было прожить год безбедно.

Марк стоял в стороне от пёстрого общества, словно призрак, и откровенно скучал. Царь Боромир задерживался, и приближенные нервничали: как бы чего не случилось.

Наконец распахнулись обе створки двери, показался тонкий, как жердь, слуга и зычно провозгласил:

– Царь Боромир приглашает своих подданных!

Приближённые повеселели, шумной толпой потянулись в громадный зал, рассаживались на места, строго отведённые для каждого. Марк чуть замялся у входа, не зная куда сесть. Когда он состоял на службе, то всегда занимал место за спиной хозяина: не присоединяясь к трапезничающему люду, поглядывал по сторонам.

Свободных мест оставалось всё меньше. Марк нахмурился и сел на самое дальнее, недовольно глянул на соседа, отчего тот едва не шарахнулся.

Царь вошёл стремительно, широко шагая, сел во главе стола и улыбнулся присутствующим. Над его головой на стене висел отлитый из металла огромный сокол с расправленными крыльями. И казалось, что глаза сокола, сделанные из кроваво-красных рубинов, злобно сверкают, оглядывая гостей.

Боромир отыскал взглядом Марка, усмехнулся в усы.

– Эй, наёмник, иди сюда. Сегодня твое место рядом со мной.

Когда Марк сел по правую руку от царя, тот склонился к нему и шепнул:

– Мне хотелось досадить этим разряженным индюкам. Они стремятся сесть ближе к трону, дай им волю, так обсядут меня, как стервятники жертву.

– Но вы же не даёте такой воли, – усмехнулся Марк.

– Правильно мыслишь, наёмник, – хохотнул царь. – Угощайся.

Он обвёл рукой уставленный яствами стол, приглашая попробовать всё, до чего можно было дотянуться, а до чего не получалось, тут же подносили по легкому движению бровей. В животе Марка требовательно заурчало, запахи стояли одуряющие. Он подвинул к себе огромное блюдо с зажаренным поросёнком. Над золотистой подрумяненной корочкой поднимался дымок, наёмник вонзил нож в мягкое сочное мясо.

Бесшумно двигались слуги и подливали в кубки едва ли не в тот же миг, когда те пустели. Стучали ножи, звякала посуда, гости уничтожали еду с такой жадностью, словно завтра наступит голод, и они наедались впрок. Лица лоснились от жира, челюсти двигались мощно, перетирая нежные паштеты, мясо зажаренных до чудесного хруста птиц, молодых поросят и огромных быков, лежащих в глубоких блюдах. Рыбы было столько, что, казалось, море должно было опустеть.

Марк легко уничтожил поросёнка и обнаружил в нём огромную индюшку. Когда та была съедена, в ней оказался жирный заяц. Стерев жир с губ краем скатерти, наёмник с удвоенным азартом напал на зайца. И крякнул, найдя в нём маленькую, но дразняще пахнущую куропатку.

– Ну и повара у тебя, ваше величество! Как им удалось приготовить такое чудо?

Боромир усмехнулся, следя за гостем, бросил на тарелку обглоданную кость, вытер пальцы о скатерть, прежде чем ответить.

– Я всегда беру на службу только лучших. А ты пошёл бы ко мне?

Марк выпрямился, почуяв, что царь говорит об истинной причине приглашения.

– Не знаю. Зачем вашему величеству наёмник?

– Я бы хотел иметь такого воина, как ты, рядом с собой.

– Я не воин, ваше величество, я наёмник.

Царь, несмотря на всё услышанное от Василики, ему нравился. Хороший господин, рачительный хозяин. Воинов держит крепко, подданных не душит налогами, даже, как говорят, кое-какие вольности дал.

Распахнулась дверь, и вошёл слуга.

– Ваше величество! – провозгласил он зычным голосом. – К вам посол Свен.

Кланяясь, вошёл толстяк, широкое круглое лицо сияло, как начищенный медяк.

– Светлый царь! Простите моё опоздание. Слуги, будь они прокляты.

– Ладно, садись. Подайте кресло покрепче, а то расшибётся посол, а нам потом войной грозить будут.

– Шутник вы, ваше величество.

Толстяк уселся рядом с Марком, на миг в глубоко посаженных поросячьих глазках мелькнуло удивление, но спрашивать он ничего не решился. Если царь посадил странного чужака подле себя, значит, и ему следует быть вежливым.

– Я слышал о вашем горе, светлый царь. Как здоровье Пересвета? – участливо спросил посол.

– Прекрасно.

– Но говорят, он искалечен.

– Да. – Боромир выпил одним махом вино и только тогда сказал: – Ничего, шрамы украшают мужчин.

– А как здоровье царевны?

Боромир сморщился, недовольно пожевал губами, но ответил:

– Царевна не скоро встанет с постели. Страшные события отразились на её здоровье больше, чем на здоровье Пересвета.

Боромир встал.

– Я хочу произнести тост.

Гости почтительно замолчали, перестали даже чавкать, приготовившись внимать словам царя.

– Сегодня свадьба не состоялась. Но царевна и мой сын всё равно поженятся. Не сегодня, так позже. Давайте выпьем за их здоровье!

Гости встали с кубками и выпили до дна за здравие Василики и Пересвета.

Марка Боромир проводил до ворот замка. Не спеша, они шли по площади, по которой два дня назад шагали Василика и Пересвет.

– Так что, наёмник, ты примешь мое предложение?

Марк чуть помедлил, но всё-таки сказал:

– Я проклятый. Скоро меня будут судить жрицы. И потом, по правилам нашей школы, купить меня ваше величество сможет, подписав договор с Мастером.

– Ерунда, – отмахнулся царь. – Я видел каков ты в деле. Значит, поединок выдержишь. А на торгах я тебя выкуплю. Будешь служить мне честно? Не за страх, а за совесть?

Марк молчал. Что тут ответишь? Он посмотрел на царя и произнёс совсем не то, что ждал от него Боромир:

– Мне жаль, что царевна заболела, а ваш сын пострадал.