Оперировать решено было 3-го марта: на квартире врача, под местным наркозом… Сабина тотчас же уедет к себе отлеживаться; если дома начнется кровотечение или поднимется температура, — надлежит звать уже другого доктора, по возможности хорошего, или прямо ехать в госпиталь, ни в чем однако не признаваясь.

— Понимаешь, — объясняла Сабина накануне вечером: — Я так же ответственна перед законом, как и он. Поэтому надо молчать при любых осложнениях.

Боб подумал: достаточно возложить ответственность только на хирургов и заставить их к тому же возвращать назад гонорар, — чтобы доконать весь этот промысел.

И день настал… В третьем часу пополудни Боб нетерпеливо прогуливался по одной из боковых улиц у 2-го Авеню. Стужа, ветер. Солнце светило ленивее чем в феврале, скупо озаряя фантастический пейзаж: обожженный морозом город, тупоголовые дома, плоские крыши, фабричные трубы и человека, ждущего свою возлюбленную у подъезда сомнительного специалиста.

От холода и тоски Боб взмолился: «Поскорее уже. Если есть Бог, она сейчас явится и все будет кончено».

Вот она, Сабина. В шубке, в меховой шапке, похожая на ребенка, на подростка: дома ее ждут родители, какао, Давид Копперфильд.

Боб спрятался в подъезд, пропустил ее, затем догнал и крепко взял за руку: не останавливаясь она продолжала шагать, размашисто и безвольно.

Поднялись по темной, безличной, неопрятной лестнице на самый верх пустынного, запущенного дома. Такие дома попадаются часто в Нью-Йорке: без прошлого, без будущего, не рождающие чувства интереса к своим жильцам.

Дверь отпер сам доктор Спарт, враждебно взглянул на Боба, что-то пробормотал в ответ на приветствие и повел их: длинный коридор, несколько пустых, необставленных комнат, затем комнаты с мебелью, но явно необитаемые. Очутились в свежевыбеленной зале с гинекологическим креслом в центре и стеклянными шкафами по бокам.

— Вы приняли ванну? — спросил Спарт.

И Боб ответил, вытягиваясь, как перед командиром:

— Так точно, приняла.

— Раздевайтесь! — и добавил: — Решено, в случае осложнения вы не ищете меня, все равно не найдете… Не теряя попусту времени, везете ее в госпиталь, так?

— Да, — согласился Боб, — только я хотел спросить: нельзя ли ей отдохнуть здесь часа два-три, а не сразу…

— Нет, — отмахнулся Спарт. — Ехать надо пока наркоз еще действует. Раздевайтесь.

Был он тучный, лохматый, седой, с небритым, словно опухшим от сна лицом. Начал распределять инструменты, вату, шприцы, руководствуясь очевидно известными ему соображениями: одно клал налево, другое направо.

— Стерилизовано в госпитале, — объяснил он. — Будет хорошо. Впрочем, я не понимаю, почему люди отказываются рожать.

За дверью послышался странный шум: похоже, будто взрослый человек прыгает на одной босой ноге. Доктор поспешно выбежал, бросив:

— Укладывайтесь сюда, я сейчас.

Сабина послушно улеглась: в светере, полуголая. И тут она взглянула на Боба: впервые за весь день, быть может, за много недель, — словно пелена спала! Он стоял у ее изголовья и сосредоточенно улыбался, словно прислушиваясь к нарастающей, глухой, привычной боли. И Сабина увидела: низко над нею его глаза, — такие они бывали в минуты напряженного счастья. У Кастэра серо-голубые глаза, но под влиянием внутреннего потрясения они становятся синими, меняясь резкими скачками в своих оттенках. Она узнала их и то чувство, которое они вызывали: вот перед нею самое нужное в жизни, — щедро собрано и дано! «Боб». Он заметил перемену в ее лице, склонился еще ближе и быстро, быстро, настойчиво зашептал:

— Знай, нет инерции, фатума, рока. В христианстве с любой минуты можно начать сызнова, вернуться, исправить, спасти. Ты еще можешь спрыгнуть с этого подлого кресла: мосты не взорваны, свободный акт твоей великой души.

Она не слушала, досадливо морщась: зачем он говорит. Его глаза убедительнее, разумнее, понятнее. Какой он еще неловкий и глупый. И главное — ее, свой, ненаглядный.

— Уйдем отсюда, — вскричала Сабина, вдруг, опомнившись.

Сдерживая дыхание, с перекошенным лицом, он ее поднял со стола и, путая разные тряпки, помог одеться.

— Мы уходим, — грубо сказал Кастэр вернувшемуся доктору. — Могу покрыть расходы. Вы понимаете, мы уходим, операции не будет! — рассвирепел он, так как Спарт молчал.

— Понимаю, — согласился тот и неожиданно улыбнулся. Но некому было оценить это чудо: на ходу застегивая пальто, Боб и Сабина спешили прочь, тычась не в те двери.

— Сюда, сюда, — вопил доктор, охраняя жилую часть своей квартиры от их вторжения: — Направо…