Если взять в руки Библию, принадлежащую даже самому усердному читателю Писания, посреди книги обнаружится ряд страниц с чистыми, не захватанными руками полями — явное свидетельство того, как редко раскрывается эта книга на текстах ветхозаветных пророков. Хотя семнадцать книг пророчеств составляют примерно пятую часть всего объема Библии, ими, как правило, пренебрегают. Почему? Я задал этот вопрос группе студентов, и один из них попытался как–то выразить общие ощущения: «Пророки какие–то неистовые, странные, и потом все они говорят одно и то же». Размышляя над этим ответом, я понял, что юноша затронул проблему, которая смущала меня многие годы и препятствовала изучению пророков.

Да, неистовые — это чувство осталось у меня с детства, после того как я побывал на «пророческих собраниях». Огромные плакаты, развешанные над кафедрой проповедника, кое–как сшитые белые простыни с изображением монстров, не снившихся и научной фантастике, — по большей части это были видения Даниила и Апокалипсиса. Ораторы, дотрагиваясь концом длинной указки до многочисленных глаз, рогов и когтей, объясняли значение каждого элемента. Странные это были люди — пророки. Джек Майлс отмечает: «Три величайших пророка — Исайя, Иеремия и Иезекииль — могут восприниматься как представители маниакального, депрессивного и психотического пророчества, но мы не располагаем примерами спокойного, здравого, разумного прорицания».

Сбивает с толку? Еще как. На любом пророческом собрании у каждого участника была собственная теория относительно того, сколько месяцев нам, христианам, предстоит страдать в пору испытаний и где сейчас, в тот момент, когда мы тут беседуем, подрастает Антихрист. Когда организовывался Европейский рынок, все лихорадочно оживились — вот оно, чудище десятилапое! Однако затем волнение слегка улеглось, когда к Сообществу присоединились одиннадцатый и двенадцатый член.

Позднее, изучая историю Церкви, я обнаружил, что христиане ошиблись в своих пророчествах в 1940–х годах, когда на роль Антихриста претендовали разом Гитлер, Сталин и Муссолини, что не сбылись ожидания 1840–х годов, когда сектанты собирались на горах, чтобы там встретить Второе пришествие. То же самое повторялось в 1400–х годах и в 400–х и даже в первом столетии нашей эры. Такие гении, как Джонатан Эдварде, Мартин Лютер и Исаак Ньютон, торжественно заявляли об осуществлении пророчеств, когда об этом — как мы теперь понимаем — и речи быть не могло.

Припоминаю, как Сейлем Кирбен распознал во вторжении в Америку африканских «пчел–убийств» исполнение Апокалипсиса, главы 5, знамения пятой трубы; как в 1980–е годы Хэл Линдси связал шпионский скандал с приближением конца света, поскольку советские кораблестроители завладели секретом, который позволял им сделать подводные лодки, невидимые для системы наблюдения США. Я давно уже ничего не слышал о Линдси (его книга «Памяти великой планеты Земля», бывшая бестселлером в 1970–е годы, сейчас едва ли доступна); кажется, его внимание теперь обращено не столько к России, сколько к Ираку. Один мой приятель насмешливо утверждал, что своей популярностью Джеймс Добсон обязан провалу Хэла Линдси: христиане внезапно осознали, что у них до конца света еще достаточно времени, чтобы создать семью.

Недавно появился целый рад книг, в которых важнейшие события отнесены к 2000 году — эхо истерии, охватившей Европу в конце первого тысячелетия. Специалисты по пророчествам намекают, что в Израиле тайно выращиваются рыжие коровы, что в Бельгии разрабатываются компьютерные программы, позволяющие отследить «метку зверя», а также что на военных базах США уже появляются представители войск ООН. Что все это может значить?

Истолкователи пророчеств всегда находили убедительные доводы в пользу того, что зашифрованные библейские предсказания должны осуществиться именно в их дни, и все они, как выяснилось, ошибались. Что тут удивительного? У еврейских книжников было несколько веков на то, чтобы поразмыслить над пророчествами о рождении и жизни Иисуса, над теми стихами, которые нынешним верующим кажутся до прозрачности ясными. Тем не менее ни один из них не сумел точно предсказать Первое пришествие Мессии. Вправе ли мы рассчитывать, что кому–то удастся предсказать точные сроки Второго пришествия? Такого рода размышления отвращали меня от чтения пророков: если люди не могут прийти к единому мнению относительно содержания этих книг, стоит ли вообще за них браться?

«Все они говорят одно и то же». Должен признаться, это соображение стало главным препятствием на моем пути к знакомству с пророками. Они наводили на меня скуку. Под видом политических рассуждений, проповеди, поэзии или литературного произведения они твердили одну и ту же простую мысль: «Будет плохо, хуже некуда, а потом станет намного лучше». Словом, при мысли о пророках в моем воображении возникала вереница мрачных стариков, грозящих миру пальцем, точь–в–точь как на какой–нибудь политической карикатуре.

 

Удивительно современные книги

В моей Библии тоже были страницы с безукоризненно чистыми полями, свидетельствовавшие о том, что определенные разделы так и остались непрочитанными, пока моя работа над «Библией для студентов» не вынудила меня приняться за изучение пророков. Мне нужно было это сделать для работы, и тут произошла удивительная вещь: мое отношение к этим книгам изменилось столь кардинальным образом, что теперь я мог бы назвать книги пророков наиболее любимым разделом Библии.

Я увидел отнюдь не пропитанных пылью и бессильно грозящих миру пальцем стариков, а самых что ни на есть современных писателей. Глава за главой передо мной разворачивались те самые темы, которые мрачным облаком окутывают наше столетие: молчание Бога, экономическое неравенство, несправедливость, войны, господство зла, неисцелимое страдание нашего мира. Эти темы порой возникают и в книге Иова, и в псалмах, и в книге Екклесиаста, и даже во Второзаконии, но пророки полностью сосредоточиваются на них, изучая их пристально, словно под микроскопом. Книги пророков — наиболее горестные и реалистичные книги Библии — красноречиво говорят о сомнениях, страданиях и комплексах, знакомых всем нам и мне в том числе. Я начал воспринимать их как мощное свидетельство двойственности человеческого бытия.

Исайя, этот столп веры, в момент отчаяния восклицает: «Поистине, Ты — Бог, Который скрывается». В другой раз он с такой же печалью изливает свою жалобу: «О, если б Ты покинул небеса и спустился к нам».

Большая часть книги Аввакума — громкая и откровенная жалоба к Богу, начинающаяся словами, которые были бы вполне уместны и в устах современных скептиков:

Доколе, Господи, я буду взывать —

и Ты не слышишь,

буду вопиять к Тебе о насилии —

и Ты не спасаешь?

Для чего даешь мне

видеть злодейство?

Малахия и Иеремия громогласно заявляют о провале «богословия успеха». В их дни пророки Божьи уже не поражали врагов, как Илия, огнем небесным: они томились в темницах и на дне высохшего колодезя или же подвергались пыткам. Иеремия, в память о котором мы и ныне называем красноречивую жалобу «иеремиадой», заполнил самую длинную из библейских книг воплями, перемежающимися с рыданиями:

О, если б голова моя стала источником вод,

и глаза мои — источником слез!

Сердце разбито во мне;

все кости сотрясаются.

Я подобен пьяному,

подобен человеку, обессилевшему от вина.

О горе мне, горе!

Я изнываю от боли, от муки сердечной!

Сердце бьется во мне,

и я не могу молчать.

Откуда это экзистенциальное страдание? Более, чем собственная мука и мука своего народа, Иеремию терзает кажущееся бессилие Бога. Он бросает Ему вызов: «Отчего Ты подобен человеку, застигнутому врасплох, подобен воину, бессильному помочь?». Философ–агностик Вольтер едва ли смог бы лучше сформулировать эту мысль. Как может всемогущий и милосердный Господь терпеть хаос, в который превратился наш мир?

Пророкам казалось, что Творец все больше отдаляется от творения. «Почему процветают безбожные язычники? — спрашивали они. — Какова причина стихийных бедствий? Зачем в мире столько бедности и несправедливости и так мало благих чудес? Где же Ты, Господи? Почему Ты не говоришь с нами, как говорил прежде? Покажи нам Себя, нарушь молчание. Бога ради — буквально, Бога ради! — сделай что–нибудь!»

 

Бог отвечает

Самое поразительное в книгах пророков — и именно по этой причине данный раздел Библии заслуживает тщательного изучения — то, что Бог отвечает на дерзкие вопросы. Он является в громе и молнии, отстаивая Свой способ править миром. На причитания пророков Он отвечает, предъявляя Свои претензии.

Представьте себе, что писателю, взявшемуся составить биографию Авраама Линкольна, попали в руки семнадцать длинных писем президента — послания его жене, генералам, госсекретарю, в которых раскрываются его глубочайшие переживания и наиболее тайные планы периода гражданской войны. Разумеется, в некоторых из этих писем речь идет об одном и том же, однако и в этом случае они будут различаться по стилю и интонации в зависимости от момента написания и адресата. Историки будут «препарировать» каждую фразу этих писем, надеясь проникнуть во внутренний мир величайшего президента Америки. Почему Линкольн принял такое решение? Почему он поступил так, а не иначе? Пророки дают нам столь же уникальную возможность заглянуть в замыслы Бога.

Отвечая пророкам, переживавшим из–за Его отсутствия, Бог называет самих пророков в качестве доказательства Своего попечения о народе Израиля. «Ибо Он не творит ничего, чего бы Он не открыл служителям Своим, пророкам». Как может сетовать на молчание Бога народ, породивший Иезекииля, Иеремию, Даниила, Исайю?

Пророки, как и во дни Моисея, требовали чудесного подтверждения всемогущества Бога. Но приговор уже прозвучал: как мы видели во Второзаконии, Израиль «отблагодарил» за чудесные знамения упрямством и мятежом. К чему повторять пройденный этап? Теперь Бог прибегает к силе слова, и орудиями Его становятся пророки. Очевидно, для Бога слова отнюдь не являются низшей формой знамения — Он избрал пророков, чтобы они сообщили народу страдание, испытываемое Самим Богом. Несчастный Иеремия был бы рад, если б нашелся какой–нибудь иной способ для выражения этого страдания. Слово Божье, жалуется он, «горит в моем сердце словно огонь, огонь проник в мои кости. Я не могу больше сдерживать его — поистине, я не в силах».

Нет возможности перечислять ответы, которые Бог давал вопрошавшим Его пророкам. Он говорит о необходимости обрезать непокорное растение или народ; с гордостью указывает на сохраненный остаток верных последователей; приводит исторические примеры Своей любви; обещает приход Мессии–Освободителя. И все пророчества завершаются провозвестием будущего, в котором будет исцелено все зло на земле. Но за всеми этими рациональными объяснениями проступает с величайшей силой одна нестерпимо яркая весть: Бог страстно любит Свой народ и ищет его любви. Пророки не устают повторять основную весть Ветхого Завета: мы нужны Богу.

Пророки пытаются передать величие Бога, создавшего вселенную словом и гасящего царства, словно свечи. В то же время они рассказывают о личной связи Бога с избранным народом и даже с его отдельными людьми. Абрахам Хешель, один из лучших иудейских интерпретаторов книг пророков, говорит: «Слова пророков передают гнев Божий… Поразительная идея, едва ли совместимая со сколько–нибудь рациональным подходом к пониманию Бога: Творец неба и земли возмущен тем, как некий никому не известный индивидуум обошелся с бедной вдовой и сиротами». Да, Богу есть до этого дело, и Свою озабоченность Он передает устами пророков.

Псалмы предоставили поэтам шанс выразить свои чувства и мысли, вознося их к Богу; пророки дают возможность Богу ответить в том же возвышенном стиле. Вместо сдержанно–философической интонации Екклесиаста мы слышим страстное объяснение Бога: Он подтверждает Свою тесную связь с народом Израиля. Пророки, в свою очередь, обращаются к Богу с шокирующей фамильярностью, словно Господь сидит в соседнем кресле. Извините, если подобная аналогия покажется вам непочтительной, но, читая пророков, я так и вижу пациента на приеме у психоаналитика. Бог выступает в роли пациента, Его спрашивают: «Что вы чувствуете?», и Он отвечает.

Я скажу вам, что чувствую! Я чувствую Себя, как человек, подобравший маленькую девочку–найденыша: она лежала в грязи при дороге и умирала. Я взял девочку в Свой дом, она стала Моей дочерью. Я отмыл ее, платил за ее учебу, кормил ее. Я любил ее, наряжал ее, увешивал ее драгоценностями. А потом она убежала из дома. Отовсюду до Меня доносились известия о ее дурном поведении. Она стала наркоманкой, блуждает неизвестно где, покрыла свое тело татуировкой, изуродовала себе кожу пирсингом. Мое имя она произносит не иначе, как с проклятием. Мне кажется, что она вонзила нож Мне в живот и поворачивает его в ране!

Я расскажу вам, что чувствую! Я чувствую себя, как человек, который полюбил самую прекрасную, самую нежную женщину на земле. Когда Я встретил ее, она была исхудавшей, измученной, подвергалась издевательствам. Но Я привел ее к Себе домой, исцелил ее, и ее краса заблистала лучше прежнего. Она была зеницей ока Моего, Я осыпал ее дарами, ежечасно говорил ей о любви. Но она покинула Меня, она распутствует с Моими друзьями и недругами — ей все равно, с кем. Она стоит на улице и зазывает прохожих переспать с ней. Она еще хуже дешевой проститутки, ведь она даже не требует за это денег. Как Я Себя чувствую?! Я предан, покинут, обманут.

Бог прибегает к этим образам и ко многим другим, вкладывая в них всю силу и горечь Своей обиды. Израиль и человечество в целом предали Его, разрушили завет. Что чувствует Бог? Вот Его собственные слова (Исайя 42:14):

Читая пророков, мы сталкиваемся не с удаленной и абстрактной идеей божества, но с Личностью, Богом, столь же страстным, как любой знакомый нам человек. Бог чувствует радость, разочарование, гнев, Он плачет и стонет от боли. Вновь и вновь Бога возмущает поведение людей: их идолопоклонство, человеческие жертвоприношения, сексуальные оргии — то, что, по словам Бога, Он «не предписывал и не упоминал и не входило это в Мой ум».

Вот основная весть, о которой гласят нам пророки: Бог любит людей. До этих семнадцати книг придется тщательно просеивать весь текст Библии в поисках скудных упоминаний о том, что Бог радуется людям или получает от них какое–то удовольствие. Пророки громко и ясно изъясняют чувства Бога: Он любит нас. Из всех древних богов один лишь Господь Израиля унизился до любви к грешным двуногим тварям, населяющим эту планету. Крик боли и гнева, который мы слышим из уст Бога, — это крик обманутого влюбленного, раненного недостатком взаимности.

Через пророков Бог грозит нам карой, но грозит с печалью и скорбью, с сокрушенным сердцем. Наша боль терзает Его Самого — так человеку трудно наказывать свое дитя. «Но что же Мне делать?» — вопрошает всемогущий Бог (Иеремия 9). Устами Исайи Он объясняет, что выбора у Него нет: поскольку мир отказался принять праведность через благодать, остается лишь прибегнуть к каре.

После каждой национальной трагедии, после нашествий ассирийцев, вавилонян, персов Израиль вновь бросался в объятия своего Творца, и каждый раз Бог обещал начать все заново: восстановить остаток народа, начертать закон на сердцах людей, послать Мессию–избавителя, вдохнуть жизнь в груду иссохших костей. Каждый раз Бог обещал не отступать от людей, навсегда сохранить любовь к ним.

Из всех пророков наиболее выразительно говорит об этом Осия. Посреди страшных угроз у Бога словно против воли вырывается вопль любви:

Но, словно этих слов недостаточно для передачи Его чувств, Бог приказывает Осии разыграть, осуществить в жизни чудовищную притчу. Только сам пережив эту драму, Осия сможет понять и передать другим, как Бог воспринимает отступничество Израиля. Осия женится на женщине по имени Гомерь, которая рожает ему троих детей, а затем покидает его ради другого. Она становится проституткой, и тут Бог дает Осии страшный приказ: «Ступай, прояви вновь свою любовь к своей жене, хотя она была возлюбленной другого и стала распутницей. Люби ее так, как Бог любит Израиль, хотя тот обратился к чужим богам». Вот что говорят нам пророки о Боге, Который сознательно уступает безумной, всесокрушающей силе любви.

Как говорит Абрахам Хешель: «Какой бы величественной ни казалась идея о Боге, столь возвышенном, что Он пренебрегает событиями на нашей ничтожной планете, подобные рассуждения о Боге порождены абстракцией» — и уж конечно, добавим, не чтением пророков. Когда я читал книги пророков, впитывая их страсть, я начал понимать, насколько ошибочным было мое первое впечатление. Люди, отождествляющие пророчество и предсказание и штудирующие эти тексты в поисках намека на то, что должно произойти после 2000 года н.э., упускают из виду главное.

Для чего нам читать пророков? На то есть только одна, но крайне важная причина: чтобы познать Бога. Пророки — наиболее мощное откровение о Личности Бога, какое мы только можем найти в Ветхом Завете.

 

Проблемные книги

Несмотря на обретенный мной интерес к чтению пророков, я покривил бы душой, если бы не указал и на некоторые сопряженные с этим проблемы. Книги пророков действительно трудны, они намного сложнее, чем другие разделы Библии. Некоторая доля истины заключалась и в приговоре, вынесенном моим студентом: неистовые, странные и говорят одно и то же.

Что касается неистовости пророков, со временем я научился ценить это их качество. Мне нравятся комедии Монти Пифона и трагедии Фланнери О'Коннор, а когда я называю свои любимые фильмы, некоторые люди поглядывают на меня так, словно я совершил непростительный промах. О'Коннор однажды сказала в защиту своего творчества: «Глухим приходится громко кричать и для слабовидящих создавать огромные и поразительные изображения».

Пророки и в самом деле создавали поразительные изображения, и, чем больше я в них вглядывался, тем больше они мне нравились. Горожанин Исайя бродил три года почти обнаженный, босиком, прежде чем сделать политическое заявление (интересно, как бы наши журналисты восприняли подобную форму гражданского протеста?); Иеремия согнулся под бременем ярма, чтобы заставить всех прислушаться к его роковой вести; Иезекииль месяцами лежал на боку, связанный по рукам и ногам, не отводя взгляда от глиняной модели Иерусалима. Такими способами пророки пытались передать нечто настолько важное, что оно не умещалось в слова. Неистовые, говорите? Когда на ваш дом обрушится стихия, вы не будете подбирать вежливые слова, вы будете метаться взад и вперед и вопить, как безумец.

И другая претензия — дескать, все они говорят одно и то же — оказалась несостоятельной. Возьмем три самые большие книги пророков — Исайи, Иеремии и Иезекииля. Я мог бы теперь по двум–трем строкам определить, кому из этих авторов принадлежит цитата. Исайя пишет красноречивой, возвышенной прозой; Иеремия заполняет страницу рыданиями и кровью; Иезекииль — уж этого необыкновенного человека ни с кем не перепутаешь. Ортодоксальные раввины до сих пор запрещают всем, кто не достиг тридцатилетнего возраста, раскрывать первые три главы книги Иезекииля.

Жалобы на однообразие исходят от людей, на самом деле не читавших пророков или не вчитывавшихся в них. Да, пророки передают одну и ту же весть, но стиль их разительно несхож. Авдий вместил свою весть в одну страницу, а свиток Исайи, если его развернуть во всю длину, вытянется на восемь метров. Амос был крестьянином, Исайя служил при одном царе и был казнен другим, Даниил добивался высоких почестей при двух различных иноземных тиранах, Иона предпочел бы утонуть, чем пророчествовать, на фоне видений Захарии, а видения Иезекииля кажутся прямо–таки ручными.

Единственное, в чем эти критики правы, — пророки и в самом деле ошеломляют и сбивают с толку. Их стиль и построение текста не способствуют легкости восприятия, зачастую высказывания пророков и не строились как особый текст. То, что мы теперь называем «книгой», может состоять из ряда речей, произносившихся на протяжении ряда лет, а затем соединенных в сборник почти без указаний на прежний их контекст. Мы обнаруживаем здесь не только повторы, но и перепады настроения, и причудливые образы, которые были понятны первым слушателям. Даже Мартин Лютер признавал, что пророки «высказываются странным образом, словно люди, которые, вместо того чтобы беседовать по порядку, переходят от одного предмета к другому, так что невозможно уловить ни начало, ни конец, ни вообще понять, к чему они клонят».

Нужно ли годами рыться в комментариях, чтобы все–таки разобраться в этих книгах? Как обычному человеку пробраться через этот лабиринт? Я подобрал несколько ключей, которые помогли мне проникнуть сквозь все завесы в суть пророческой вести. Теперь я расскажу вам об этих ключах, поскольку они позволили мне преодолеть препятствия к чтению пророков, особенно те, которые были порождены отождествлением пророчества и предсказания и были характерны для церкви моего детства.

 

Ныне и присно

Иногда нам кажется, будто пророки трудились исключительно для блага еще не рожденных поколений, для нас, например. Само слово «пророк» стало означать предсказателя будущего, гадателя с магическим кристаллом. Хотелось бы мне вычеркнуть это слово «пророк», заменить его на «провидец», которое точнее передает функцию этих людей: они видели то, чего другим не дано видеть, они, словно вооруженные рентгеном, проникали в настоящее и прошлое. Попросту говоря, эти люди были наделены особым зрением.

Когда читаешь пророков, довольно скоро понимаешь, что «ныне» для них было гораздо важнее, чем «потом». Можно было бы разделить высказывания пророков на три большие рубрики:

1. Ныне: пророчества, затрагивающие современные события (Ассирия завоюет Моав; союз Израиля с Египтом обернется катастрофой).

2. Потом: предсказание грядущих событий, достаточно удаленных во времени от эпохи самого пророка, но уже исполнившихся в ходе истории (к примеру, множество мессианских пророчеств, которые авторы Нового Завета применили к Иисусу Христу).

3. Намного позже: предсказания, которым, как кажется, еще надлежит сбыться (в том числе, вероятно, упоминания о времени всеобщего испытания и о массовом обращении евреев, хотя ученые расходятся в толковании практически каждого пророчества подобного рода).

Больше всего нас смущает в пророчествах то обстоятельство, что они не сообщают нам, осуществится ли предсказание — будь то вторжение иноземцев, землетрясение, пришествие Мессии или возрождение земли — завтра, через сто лет или спустя несколько тысячелетий. Нередко мы находим в одном и том же стихе «слипшиеся» воедино пророчества о ближайшем и весьма удаленном будущем. Перечитайте, к примеру, главу 13 книги Исайи, и вам покажется, что ниспровержение Вавилона персами относится к событиям конца света. Быть может, пророки и не знали точного «расписания» — признавал же Иисус, что, живя на земле, Он не ведает о сроках, назначенных Отцом.

Или перечтите главу 2 книгу Иоиля, где описывается вторжение саранчи. Большинство исследователей считает, что Иоиль описывал нашествие насекомых, произошедшее в его дни (по нашему определению, «ныне»). Однако в этой главе он говорит о временах, когда Дух изольется на всех людей и все сыны и дочери начнут пророчествовать — очевидно, эта часть главы относится уже к более позднему времени, к Пятидесятнице, как указывает в своей речи апостол Петр (см. Деяния 2). Но что означает стих посреди этого пророчества о будущем: «Солнце превратится во тьму и луна — в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и страшный» (2:31)? Конечно, Иоиль прибегает к метафорам, но затем он описывает собрание всех народов на последний суд (отдаленное будущее?) и вновь переходит к обсуждению судьбы Тира и Сидона, ближайших соседей Израиля.

Дополнительная трудность возникает из–за того, что порой пророки описывают событие, которое должно исполниться дважды: ныне и позднее. Знаменитое пророчество Исайи: «Се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (7:14) служит тому примером. Следующие за этим стихом строки указывают, что пророчество осуществилось уже при жизни Исайи (многие комментаторы даже считают, что речь шла о его собственном сыне), однако Матфей относит окончательное исполнение пророчества к рождению Иисуса.

Исследователи Библии применяют особую терминологию для описания этих явлений. Они говорят о двойном и тройном исполнении пророчества, о подмене частью целого, о творческом расщеплении. Разумеется, столь сложные приемы порождают новые вопросы. Как вообще мы можем судить, описывает пророк современные ему события (ныне) или что–то еще не произошедшее (потом или намного позже), либо и то и другое одновременно? Творения пророков напоминают те примитивные рисунки, в которых отсутствует перспектива и все дома, горы, деревья, животные и фермеры кажутся одного роста. Чтобы понять такое изображение, нужно мысленно вычленить различные его элементы и перегруппировать их таким образом, чтобы они сложились в цельную картину.

Мне кажется, что эти ухищрения пророков, как бы они ни сбивали нас с толку, позволяют угадать, какой видится наша история Самому Богу. «Провидцы» заглядывают в Божью перспективу, а Бог, не знающий ограничений времени, мало заботится о последовательности событий. В Первом Послании Петра 1:20 апостол говорит о крови Агнца «предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена» для нас. Павел также утверждает, что Бог избрал Своих последователей «прежде творения мира» (Ефесянам 1:4) и вечная жизнь была нам обещана «до начала времен» (Титу 1:2). Задолго до возникновения теории Эйнштейна об относительности времени и пространства авторы Нового Завета утверждали некоторые в буквальном смысле слова вневременные истины. Бог, существующий вне времени, входит в нашу стиснутую временем историю, как художник в свою картину (этот образ предлагает Клайв Льюис).

Неудивительно, что вторжения вневременного существа во время порождает эхо, звучащее и в дни Исайи, и при рождении Иисуса, и в нашу эпоху. Рождение ребенка в правление царя Ахаза подтвердило пророческий дар Исайи, придав тем самым силу и другим его предсказаниям о «Дивном Советнике, Могущественном Боге, Вечном Отце, Князе мира». Исайя не указывал временных границ для окончательного осуществления своего пророчества, скорее всего он не разбирался во временной последовательности.

Пророки Израиля обращались к свихнувшемуся миру. Израиль катастрофически уменьшался в размерах, стесненный со всех сторон тираническими империями, а Бог казался очень далеким и даже бессильным. Пророки проникали взглядом в те времена, когда Бог нарушит молчание: в тот день Бог явится во всей силе и славе, чтобы обновить небо и землю. Бог уничтожит смерть и осушит все слезы. Не станет больше ни бедности, ни голода, ни насилия, всех позовут на пир. Тогда мы встретим Бога лицом к лицу, и вся земля будет служить Ему.

Однако почти все пророчества имели непосредственное значение для тогдашних слушателей. Пророки говорили об обновлении неба и земли, показывая тем самым, что история определяется будущим, которое находится в руках Божьих, а не нынешним хаосом, страданиями и политической нестабильностью. Однако, чтобы принять столь возвышенные и далекие видения, люди нуждались в каких–то конкретных доказательствах, они хотели увидеть события, произошедшие согласно пророчеству при их жизни, «ныне». Отсюда и возникают предсказания, осуществлявшиеся при жизни самих пророков.

Кристофер Райт в книге «Иисус в Ветхом Завете!» предложил аналогию, объясняющую, почему последующим поколениям было так трудно признать осуществление давних пророчеств. Так, еврейские книжники не смогли истолковать пророчества об Иисусе из Назарета. Представим себе, что где–то в 1900 году отец обещает пятилетнему сыну подарить ему на 21 год лошадь. Испытает ли парень разочарование, если в 1916 году он получит в подарок «Форд»?

«Странно было бы, если бы сын начал упрекать отца в нарушении обещания только потому, что получил что–то другое взамен лошади. Еще удивительнее было бы, если бы вместо того, чтобы радоваться куда более совершенному средству передвижения, он продолжал настаивать, что обещание будет исполнено только тогда, когда он получит лошадь, поскольку любое обещание следует понимать строго буквально. Очевидно, что, учитывая непредвиденное в 1900 году изменение обстоятельств, отец выполнил и перевыполнил свои обязательства. То, что он сделал, выходит за пределы изначального обещания, которое, естественно, было обусловлено и ограничено известными на тот день видами транспорта. Обещание было сформулировано согласно понятиям той эпохи — и было исполнено в свете новых исторических событий».

Именно поэтому, как это ни парадоксально, пророчество лучше работает, так сказать, в обратном направлении. Авторы Нового Завета, Матфей и Павел, могут оглянуться назад и показать, что Иисус исполнил условия завета и осуществил пророчества, хотя при жизни Иисуса большинство людей не сумели внести в эти предсказания должные коррективы. Современники Иисуса ожидали нового царя Давида, который будет править в Иерусалиме, а вместо него Бог послал Царя–раба, чтобы править всем миром. В Послании к Евреям 1:1–3 подчеркивается, что результаты исполнения намного превзошли само обещание:

«Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни сии говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, чрез Которого и веки сотворил. Сей, будучи сияние славы и образ ипостаси Его и держа все словом силы Своей, совершив Собою очищение грехов наших, воссел одесную (престола) величия на высоте».

По этой же причине мы должны относиться со смирением и осторожностью к Апокалипсису. Образы Иоанна вполне соответствовали его времени (всадники, вавилонская блудница, улицы, мощенные золотом), но трудно сказать, в какой именно форме осуществятся эти пророчества. Мы можем, однако, быть уверены в том, что Бог исполнит их таким способом, который превзойдет и обещание, и наши ожидания.

Характер моего чтения изменился, когда я осознал, что и сами пророки стараются показать обратный поток времени — из «потом» в «ныне». Они понимали людские упования — нет ни одной утопии, которая не восходила бы к их чудесным видениям, — и изображали славное будущее в надежде воздействовать тем самым на поведение людей, живущих сейчас. Они показывали мир таким, каким Бог хочет видеть его, — показывали его, чтобы дать людям надежду даже в пору смятения и отчаяния.

Прежде я обращался к пророкам в поисках намеков о будущем — «потом» и «намного позже». Завершится ли мир ядерным взрывом? Является ли глобальное изменение климата началом конца? Однако весть пророков обращена в первую очередь к моему «ныне». Сохраняю ли я в наш мятежный век веру во всемогущего и любящего Бога? Стремлюсь ли я к угодным Богу миру и справедливости, пусть даже сама Церковь часто оказывается вовлеченной в войны и угнетение? Верю ли я в Царство Божье, хотя в нашем мире так трудно обнаружить его следы?

Инстинкт побуждает нас устремиться в будущее; пророки возвращают нас в настоящее, однако просят строить это настоящее с учетом открывшегося им будущего. Можно ли доверять их видениям и принимать их в качестве земной реальности вопреки всем опровержениям? Можем ли мы жить сейчас в ощущении милости, благодати, любви и всемогущества Бога? Пророки постоянно напоминают нам, что Бог именно Такой и что однажды именно Таким Он откроется в нашей истории, и мир сделается таким, каким Бог хочет его видеть.

Кэтлин Норрис, живущая в сельской местности в Южной Дакоте, отметила, что всем фермерам знакомо представление о «будущем годе»: в будущем году придут дожди, в будущем году не выпадет град, в будущем году зима задержится на пару недель. И все же, заключает Норрис, ни один фермер не прибегает к этой идее «будущего года» для того, чтобы увильнуть от работы, необходимой сейчас. Норрис полагает, что так нам следовало бы воспринимать и пророков: «не как поощрение предаться мечтам не от мира сего, а как призыв побольше внимания уделять окружающему нас миру».

«Создатели апокалипсисов рассматривают Царство Божье, абсолютное будущее, с точки зрения нынешнего положения человека и мира. Вот почему их так волнует точная дата. Иисус действовал иначе: Он рассматривал современное Ему положение человека и мира с точки зрения неизбежного наступления грядущего Царства Божьего. Поэтому Его так мало интересует точная дата или способ его осуществления».

Ханс Кюнг «Быть христианином»

 

С точки зрения Бога

Нарушенная последовательность — Ныне — Потом — Намного позже — открыла мне наиболее важное качество пророков: они передают точку зрения Бога. Бог даровал им — а через их посредство и нам — сверхъестественное зрение, выходящее за пределы этого мира, где правят могущественные державы и жестокие тираны. Нам открывается иной уровень реальности и на миг — всего лишь на миг — мы видим историю с точки зрения Бога. Вот почему пророки кажутся столь странными — мы–то не можем воспринимать мир с точки зрения вечности.

Представьте себе, что вы всматриваетесь в одно из нынешних художественных произведений — в многомерную «стереограмму», а вокруг вас клубится влажный туман западного побережья. Сперва вы увидите довольно приятный узор, состоящий из штрихов и завитушек. Но если вы будете пристально разглядывать его в течение трех–четырех минут, внезапно проступит совершенно иной рисунок, и вы различите семейство китов — оно скрывалось посреди того, что казалось лишь случайным пересечением линий. Стоит этой картине проступить, как она затмевает все остальное, и уже нелегко заставить свой взгляд сфокусироваться на том, что вы видели прежде.

Я научился различать в пророках по крайней мере три уровня смысла — своеобразная оптика с тройным фокусом. Иногда пророки описывают современные им события в стиле, знакомом любому газетчику: «На севере собираются армии филистимлян… Огромная стая саранчи приближается к нашим южным границам… Сообщается, что Дамаск участвует в заговоре против Ассирии». Некоторые главы пророков (к примеру, Исайя 36–39) находят прямое соответствие в исторических книгах и сообщают о текущих событиях обычной приземленной прозой.

Однако на этом пророки не останавливаются. Как средневековые поэты, сочинявшие баллады, чтобы придать смысл очередному происшествию, пророки истолковывали «текущие события» с точки зрения их идеальной перспективы: иноземные вторжения и нашествие саранчи были не обычными природными явлениями, а карой Господней. Такие несчастья неизменно навлекает на себя народ, повернувшийся спиной к Богу, угнетающий бедняков и презирающий слабых.

Этот уровень реальности также не является для нас неожиданным, поскольку подобный взгляд свойствен и нынешним пророкам. Мартин Лютер Кинг в своих трудах часто цитировал библейских пророков, определяя идеальное содержание борьбы за гражданские права: для него крестовый поход против расизма имел не только политический, но и религиозный смысл. Билли Грэм, выступая с проповедями по всему миру, постоянно говорит об изъянах современной цивилизации как о симптоме духовного упадка. Александр Солженицын считает всю сложную трагедию России XX века логическим следствием того, что люди забыли Бога. Даже нерелигиозные историки вынуждены задумываться об этом; когда разражаются расовые волнения, они вспоминают о моральных истоках сегодняшних бед: рабстве, нищете в трущобах и семейных неурядицах.

По мнению Абрахама Шехеля, древнее общество превыше всего ценило три вещи: мудрость, богатство и власть. Кажется, с тех пор мало что изменилось. Еврейские пророки ниспровергали все эти ценности, каждая из которых могла сделаться идолом. Ни мудрость, ни богатство, ни власть не способны служить надежным основанием общества — ничто нам не поможет, кроме веры в Бога живого. Подобный взгляд на историю радикально отличается от точки зрения теленовостей, сосредоточенных исключительно на мудрости, богатстве и власти, отвергнутых еще ветхозаветными пророками.

В эпоху Исайи тираны, подобные Сеннахерибу и Саргону Ассирийскому, также занимали центральное место в «новостях», и казалось, что мировая история покорна им. Когда ассирийские полчища вторглись в Иудею, все замерли в ужасе — все, кроме Исайи. Пророк, наделенный духовным зрением, презирал ассирийских правителей, немое орудие, которое Бог использует в нужный час и потом отбросит прочь. Яростно и язвительно Исайя обрушивается на всех великих владык своего времени. Слова главы 14 книги Исайи следовало бы выбить на надгробье любого тирана — от Сеннахериба и Навуходоносора до Гитлера, Сталина и Пол Пота. Здесь говорится о том, как давно умершие вожди поднимаются из–под земли, приветствуя вновь прибывших: «И ты стал подобен нам! Под тобою подстилается червь, и черви — покров твой» (14:10–11). Всех тиранов ожидает одна и та же судьба. Люди будут спрашивать друг друга: «Неужто этот тот самый человек, который потрясал землю и заставлял содрогаться царства?». Исайя побуждал свой народ возложить все надежды на Бога.

Пророки, подобные Исайе, не имеют особого мужества по сравнению с прочими людьми: его препирательства с Богом — убедительное тому свидетельство. Но они обладают особым зрением, проникновением в замысел Божий, которое позволяет им иначе воспринимать историю. «Кто правит миром на самом деле? — спрашивали пророки Израиля. — Кто: Ахав или Господь? Ассирия или Господь?» (И мы ныне спросим: Конгресс Соединенных Штатов или Господь?). Не располагая никаким оружием, кроме чисто моральной силы произнесенного слова, пророки противостояли любой власти. Пророки всегда бывают отомщены — в том числе и тем, что все их предсказания, сколь бы чудовищными и несообразными они ни выглядели в свое время, рано или поздно сбываются. Что могли эти болтливые евреи знать о мировой политике и разделе сфер влияния? Но они оказались правы: пали и Ассирия, и Вавилон — могущественный Вавилон, — а за ним Персия, империя греков и в конце концов даже Рим.

Сегодня археологам приходится просеивать слои иракской глины в поисках хоть каких–нибудь следов вавилонской культуры. Место Навуходоносора — в примечании к общей истории. А пророчества Иеремии и Даниила сохранились навеки, и их по–прежнему перечитывают миллионы людей во всем мире. Все предсказания о судьбе Моава, филистимлян, Ассирии и Вавилона сбылись. Не означает ли это, что истинным было и пророчество о завершении нашей истории?

 

Вселенская битва

Иногда к «новостной» и «моральной» точке зрения пророки добавляют еще и третий уровень интерпретации мировых событий: отодвинув прочь завесу, они позволяют нам заглянуть в космическую перспективу нашей истории. Подобно Джону Мильтону в «Потерянном рае» и Гете в «Фаусте», пророки представляют этот мир как сцену, на которой каждый человек играет свою роль, повинуясь однако силам, таящимся за кулисами. Книга Иова стала первым наброском космической перспективы; пророки, наделенные сверхъестественным зрением, позволили нам еще глубже заглянуть в эту тайну.

Захария и Иезекииль имели множество видений, открывавших им Историю, скрывающуюся за видимой историей. Они передавали эти видения в образах, которые с тех самых пор ввергают в смущение исследователей. Даниил (см. главу 10) узнал кое–что о космической перспективе, когда ангел сообщил ему, что «князь царства Персидского» в течение двадцати одного дня препятствовал ему явиться Даниилу. Затем прибыли подкрепления, и Михаил, «один из первых князей», помог сломить сопротивление врагов. Как и Иов, Даниил оказывается в центре битвы между силами добра и зла, хотя большая часть этого сражения недоступна его зрению.

Откровение — единственная книга Нового Завета, полностью посвященная пророчеству, — дает наиболее поразительные примеры «космического видения». Перечтите главу 12 Апокалипсиса, один из наиболее загадочных разделов Библии. Здесь появляется облеченная в солнце жена, рождающая ребенка, и огромный красный семиглавый дракон, чей хвост смел с неба третью часть звезд; говорится о бегстве в пустыню и о войне на небесах. Пролистывая комментарии, можно убедиться, что истолкований этих знамений окажется примерно столько же, сколько и самих истолкователей, однако почти все они согласны в одном: так или иначе здесь речь идет о Воплощении, о бегстве Марии и Иосифа в Египет, о воздействии рождения Иисуса на всю вселенную.

Глава 12 Откровения как бы предъявляет нам оборотную сторону Рождества, придавая иную перспективу знакомой сцене в яслях, поклонению пастухов и истреблению невинных младенцев. События на земле, описанные Матфеем и Лукой, — это лишь рябь на поверхности, а в глубине происходили титанические сдвиги, потрясшие основание вселенной. С точки зрения Бога (а также Сатаны), Рождество означало нечто гораздо большее, чем рождение чудесного младенца, — так начиналось вторжение небес на землю, решающая схватка в великой битве за власть над миром.

Какая картина Рождества является истинной: та, что описана в Евангелии, или же та, что предстает нам в Откровении? Следует ли нам понимать огромного красного дракона буквально или это «всего лишь метафора»? Но даже этот оборот речи изобличает наше неразумие: Клайв Льюис и многие другие напоминают нам, что мифологический образ служит мощным орудием для сообщения истины. Когда Бог хотел общаться со Своими пророками, Он открывал им космическую перспективу, изобилующую мифическими образами.

Осмелимся ли мы утверждать, что космическая перспектива находится ближе всего к точке зрения Самого Бога на историю? Давайте рассмотрим эту мысль. Многие из нас предпочитают более простой, «газетный» уровень сообщения. Сталкиваясь с космическими образами Откровения и пророков, мы спешим разъяснить их, перевести на язык современной нам истории. В результате организуются пророческие конференции, кафедра проповедника обрамляется плакатами, сшитыми из простынь, и видения Даниила последовательно применяются к Иерусалиму, Китаю, Европейскому союзу, а то и к Саддаму Хусейну. Нам вверяют искру небесного света, а мы спешим низвести этот свет на землю.

Пророки говорят нам, что вся череда мировых событий, в которую мы столь погружены — военные союзы и выборы, возвышения и падения царств, — все это сцена, на которой мы видим представление, а не саму битву. Спрашивать надо не о том, какую территорию контролирует Навуходоносор, Россия или Китай, а о том, приблизилось ли к нам Царство Божие, остался ли народ Божий верным, помним ли мы, что наш Царь — Господь?

Когда родился Младенец, вселенная содрогнулась. Когда семьдесят два ученика отправились исполнять свою недолгосрочную миссию (см. Луки 10), Сатана спал с небес, как молния. Все, происходящее на земле, имеет космический отзвук. С точки зрения Бога, будущее всегда было предопределено, и пророки описывают это будущее во всех его упоительных подробностях: мечи перекуют на орала, ягненок уляжется рядом со львом, народ соберется на пир. Вот что Бог приуготовил нашей Земле, вот чего Он хочет для нас. Конец истории нельзя отменить — вопрос лишь в том, сумеем ли мы прожить жизнь, сохранив свою веру.

 

Что нам это дает

Ричард Фостер приводит старинную еврейскую притчу. Мальчик пришел к пророку и спросил его: «Разве ты не видишь, что ничего вокруг не меняется, хотя ты пророчествуешь вот уже пятнадцать лет подряд? Почему же ты не умолкаешь?». Пророк ответил: «Пойми, мальчик, я пророчествую не для того, чтобы изменить мир, а чтобы помешать миру изменить меня».

Нам трудно постичь космическую перспективу, и зачастую нас сокрушают невыносимые противоречия нашего мира. Как Иов и псалмопевцы, как Аввакум и Иеремия, мы начинаем сомневаться в мудрости Бога, в Его могуществе или в Его любви. Мы — пленники времени, мы воспринимаем историю секунда за секундой, минута за минутой, час за часом. Пророки выводят нас за пределы страхов и угрюмой реальности текущих событий в вечность, в эпоху, когда правление Бога наполнит всю землю истиной и светом. Вот что означает знаменитая формула Аввакума «Праведные будут жить верою»: мы держимся за нашу веру в благого Бога, даже когда мир вокруг нас разваливается на куски.

Пророки возвращают нам надежду. В «Записках из мертвого дома» Достоевский рассказывает об ортодоксальном еврее, который скрупулезно исполнял в русской тюрьме все предписания своей религии. Он застилал стол в углу камеры, раскрывал книгу, зажигал свечу, прикреплял кожаные повязки к запястьям и лбу и приступал к молитве. Читая священную книгу, узник порой закрывал лицо руками и всхлипывал, а порой, к изумлению всех сокамерников, его рыдания прерывались смехом, и он вслух пел благодарственный гимн.

Когда еврея спросили, что означают столь странные жесты, он ответил: слезы и рыдания — это воспоминание о разрушении Иерусалима. Закон предписывает ему стонать и всхлипывать. Однако в миг острой скорби он должен припомнить пророчество о возвращении в Иерусалим, и тогда он не может сдержать свою радость. Надежда вновь и вновь оказывается самым сильным из наших чувств.

Так нужны ли нам, узникам падшего мира, видения древних пророков, которые возбуждают в нас надежду и даруют нам истинный свет? Стоит ли чернокожим обитателям американских трущоб или христианам, томящимся в мусульманских темницах, верить, что Бог помнит о них? Помогла ли рабам на американском юге мысль о том, что Бога не устраивает мир, в котором торжествуют рабовладельцы с кнутами и виселицами? Нужно ли кому–нибудь из нас понимать, что Господь наш — Бог мира, справедливости и надежды, каким бы страшным ни казался нам сегодня этот мир?

Пророки помогают нам проникнуть в более глубокий слой реальности, в «радость за пределами этого мира, пронзающую сильнее, чем боль» (это выражение принадлежит Толкиену). Дав видение будущего и настоящего в его космической перспективе, пророки помогли нам сохранить веру в Божью справедливость. Справедливость — главная проблема для самих пророков, поскольку «репутация» Бога зависит от того, сможет ли Он в конце концов установить справедливость в этом мире. Словно глас колокола, раскачивающегося в ином мире, доносятся до нас слова пророков: «Что бы ни происходило сегодня на наших глазах, зло не имеет будущего — будущее есть только у добра».

Мы живем в стиснутом временем мире, в ужасном мире, и нам нужна вся наша вера, чтобы принять точку зрения Бога на историю, как она представлена в главах 25 и 65 книги пророка Исайи или в Откровении (главы 21–22). В Послании к Евреям (11:1) сказано: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». В той же главе говорится о верующих, которые «умерли в вере, не получивши обетовании» (стих 13). И я готов отождествить себя с ними, поскольку вряд ли мне предстоит в этой земной жизни увидеть, как мечи будут перекованы на орала и смерть с ее новыми мерзкими обличиями — СПИДом, порожденным факторами окружающей среды раком — по–прежнему будет косить людей, и никто не положит ей предел. В нашем мире кажется, что верх берет зло, а не добро.

В своих странных и сложных образах пророки предлагали нам совершенно иной взгляд на мир. Они давали надежду, а порой и кое–что еще: они призывали нас прожить эту жизнь так, словно мы уже находимся в таком мире, каким хочет его видеть Бог. Как первопоселенцы Царства Божьего на земле, мы можем принять участие в великой борьбе, итогом которой однажды станет создание новой земли и нового неба.

Может, нам так и не удастся вычислить точное значение рогов и лап чудовищ Даниила и постичь хитросплетения главы 12 Апокалипсиса. Однако, если мы сумеем поверить, что битва на самом деле идет на уровне ангелов и архангелов, что Господь оправдает наши надежды и исправит все, что искривлено, если мы сумеем хоть как–то постичь страстное стремление Бога установить истину и справедливость в нашем мире, — тогда, я полагаю, будет осуществлена важнейшая из задач пророков.

Должен признаться, что, сколько бы я ни вчитывался в эти книги, я так и не узнал из них, что произойдет в следующем году или в 2025–м, но зато теперь я гораздо отчетливее понимаю, чего хочет от меня Бог сейчас и в этой жизни. Постепенно я обретаю достаточную веру для того, чтобы доверить полное прояснение событий настоящего отдаленному будущему.