Джил

Мое сознание медленно выплывало из глубин сна. Я чувствовала приятную тяжесть Артура, который лежал, закинув на меня руку и при этом уютно уткнувшись лицом во впадинку между плечом и шеей.

Я слушала его короткое горячее дыхание, иногда забывая дышать.

Но радость солнечного утра утонула в жалости к себе: так хотелось, просто безумно, чтобы все это было счастливой правдой, а не работой!

Артур прикоснулся к моим губам и перекатился на бок, повернув меня к себе лицом. Минуту мы, не отрываясь, смотрели друг на друга.

— Я счастлив, — признался он.

— Я тоже, — тихо сказала я, не удержавшись от слез, полных горечи, которые удачно скрыла от Артура, с выдохом зарывшись в подушку.

Он нежно прижался ко мне, целуя в плечо.

Проклятая работа, лучше бы я никогда сюда не попадала, так бы и жила в неведении. Я ласково обняла мужа.

— Что случилось? Я напугал тебя вчера?

Я покачала головой.

— Нет, что ты… — И поцеловала, сама, впервые.

Ну что мне делать?! Еще немного, и все кончится… навсегда!

Вдохнув побольше воздуха, я спряталась от невзгод у него на груди.

Сегодня мы спали до обеда.

Артур, расцеловав меня, ушел по делам. Я понежилась в кровати еще минут пять, потом позвонила личной горничной. Надо было одеваться к обеду и изображать новоявленную графиню.

В медовый месяц нас ожидало обязательное путешествие в Гемпширское поместье Инсбруков, так как по традиции рода граф должен показать хозяйке владения.

Артур подыскал мне личную служанку — молоденькую темноволосую Мэри, так как Бетти еще перед свадьбой наотрез отказалась уходить от бабушки.

— Ох, мисс Джил, вы просто не представляете, как мне повезло! — сказала она. — До того, как меня приняли к графине, я работала в пяти домах.

— Обижали? — вздохнула я, понимая, что участь служанки девятнадцатого века была безумно тяжела.

— Еще как! Но я заметила, что в домах обедневших аристократов к прислуге относятся куда лучше, чем в домах богатых торговцев.

— Да?

— Конечно! — Бетти, упаковав мои перчатки, со знанием дела пояснила: — Эти того же подлого сословия, что и мы, воротили нос или, еще хуже, издевались над прислугой. Особенно доставалось молоденьким девушкам, которые не могли за себя постоять.

Я вздохнула:

— То есть тебе.

Не прерывая работы, Бетти кивнула, поджав губы.

— Да, пока я не попала к вашей бабушке. Я и не знала, что бывают такие добрые господа.

Сейчас я сидела в своей новой комнате в кресле перед зажженным камином и рассеянно наблюдала, как горничная укладывает вещи для завтрашней поездки. Именно перчатки, заботливо уложенные на дно чемодана, напомнили мне наш разговор с Бетти. Я вздохнула и перевела взгляд на тонкий обюссонский ковер ручной работы, лежавший на полу.

Интересно, Мэри тоже мучилась с нерадивыми хозяевами? Но пока мы были с ней друг для друга совершенно чужими, о таком ее спрашивать не стоило.

Были чужими… Я села очень прямо и настороженно оглядела комнату. Туалетный столик из красного дерева, шифоньер с зеркалом, маленькое бюро в классическом стиле — все вещи на своих местах, стильно, мило, но все чужое и холодное, наверно, я даже привыкнуть не успею. Дни бегут, как ветер по волнам.

До появления артефакта в Лондоне осталось совсем немного.

Артур после обеда сразу ушел отдать последние указания секретарю (этого молодого человека я еще не видела) и распорядиться об экипажах. Он решил своего вороного привязать, а всю дорогу до Гемпшира провести со мной в карете.

Мне же заняться было нечем. Прогулявшись по дому в компании мисс Лили (я про себя называла ее так, как мне ее представил Артур), посмотрела на предков графа в картинной галерее, на редкие безделушки, привезенные каким-то родственником из заморских поездок и бережно хранимые в специальных сундучках, установленных в библиотеке.

Как стемнело, я пошла к себе, чтобы не мешать экономке собирать нас в дорогу.

К вечеру этого дня наш багаж — многочисленные чемоданы и корзины — погрузили в еще один экипаж, который должен был доставить их в поместье вслед за нами.

Спустившись в столовую, я застала Артура за беседой с мисс Лили. Судя по всему, к поездке все было готово. Кивнув экономке, которая тут же отошла, я с интересом спросила, оглядывая накрытый стол:

— Артур, а сколько времени мы будем в пути?

— В хорошую погоду в экипаже я преодолевал этот путь за восемь часов.

И считать не стоит.

— Значит, нам придется ехать все десять, — грустно вздохнула я, переведя взгляд за окно, где с редкими перерывами шел холодный проливной дождь.

Артур уже позабыл, о чем был мой вопрос, и быстро поймал меня, жадно целуя. Ему доставляли какую-то непонятную радость вот такие нескромные моменты. Хотя, не скрою, я тоже начала находить в них удовольствие.

Встали рано. Экономка собрала нам с собой корзинку с едой. Из нее вкуснейшим образом пахло чем-то мясным, краем глаза я также заметила бутылочку красного вина и смородиновый кекс, который подавали сегодня к завтраку.

Мисс Лили совсем по-матерински разворчалась на графа из-за того, что он перед дорогой не поел. Мне она заранее принесла поднос с завтраком и проследила, чтобы я съела все.

Мне очень нравилось, что в доме бабушки и Артура к слугам относились как к близким людям, а не как к рабочей скотине. Не представляю, как бы я выдержала, если бы при мне происходили сцены унижения прислуги, описанные в учебниках истории. Я бы, наверно, глупейшим образом вмешалась и сорвала всю операцию.

Нет, я уже повидала страшные вещи, происходящие на улицах с детьми, — одни крошечные трубочисты чего стоили! После ужасного зрелища, когда на моих глазах из соседнего дома вынесли худенького десятилетнего парнишку в полузадушенном состоянии с переломами обеих рук, я первые ночи проплакала от бессилия что-либо изменить… Только и осталось, что малодушно «радоваться», что я родилась и стала сиротой не сейчас, а только через пятьсот лет! Но тысячам погибших и покалеченных детей уже ничем не помочь!

Но вот с бабушкой и мужем мне до чрезвычайности повезло, в их домах все было по-человечески.

Мы попрощались и, перед тем как выйти из дома, лорд Инсбрук нежно обнял мисс Лили, и она вновь прослезилась, утирая глаза белоснежной бретелькой фартука. На пороге я обернулась: она погрузилась в себя и негромко молилась о благополучной дороге для нас, стоя посередине парадной лестницы.

Небо хмурилось. На улице терпко пахло дымом и дождем. Артур галантно подал мне руку, помогая войти в экипаж. Устроившись среди подушек на синем бархатном сиденье, я первым делом спросила:

— А почему ты так странно называешь ее — мисс Лили?

Супруг сел напротив и, улыбнувшись, пояснил:

— Она стала моей няней, когда была совсем молоденькой деревенской девчонкой. С тех пор так и повелось.

— Бедная… — Я грустно вздохнула, двумя руками развязывая ленты шляпки. — Ты практически ее ребенок, ведь она не смогла выйти замуж и родить своих детей…

Он с удивлением посмотрел на меня, словно только очнулся.

— Я как-то об этом не задумывался, она была всегда рядом.

— Это хорошо, что ты к ней относишься не как к служанке, — одобрила я.

Мы помолчали, потом Артур пересел ко мне. Экипаж на повороте дернулся, я потеряла равновесие. И он, довольный, поддержал меня, игриво прижав к себе.

Под ногами лежали жаровни, едва обогревающие экипаж, на улице было довольно холодно. Но, не замечая этого, мы душевно беседовали. Вернее, говорил один Артур, вспоминая о своих проделках в школе для мальчиков, а я внимательно слушала, сочувствовала ему или смеялась. Сама-то я что могла ему рассказать, кроме адаптированных для его времени шуток и проказ девчонок-сирот с космической станции? Я по-настоящему сопереживала ему, когда он рассказал, как восьмилетним мальчишкой решил поплавать в мартовском море на спор с друзьями. Как свело ноги от ледяной воды, как лодка с рыбаками, возвращавшимися с уловом, спасла ему жизнь.

Слушая его, я понимала, откуда у него такая широта взглядов и пренебрежение к светским условностям. Он вырос с детьми простых людей, мать смотрела на такую дружбу сквозь пальцы, позволяя сыну решать, с кем дружить. Мне захотелось пошутить о том, что он, оказывается, всегда выбирал сомнительных приятелей, но в свете последних событий с графом Клеем я промолчала. Еще меня удивило, что человек, прошедший войну с Наполеоном, вспоминал только о том, как после боя они добывали французский коньяк, и ни слова о страданиях… Наверно, это и есть мужество выжить и идти дальше.

Дождь барабанил по крыше экипажа, вторя нашей беседе. По сути, если бы не разговор по душам, дорога в Гемпширское поместье была бы кошмарной. Нескончаемый туман, холод, слякоть. Иногда казалось, что серое небо сливалось с тусклыми холмами, почти соревнуясь в безликости. Экипаж то и дело дергался на неровной дороге, вызывая у нас «морскую болезнь».

Да, ехать было очень трудно даже несмотря на то, что английские дороги того времени были лучше, чем в Европе, — за этим внимательно следили специальные службы по приказу короля Георга III. Да и ехать было всего ничего, около девяноста миль. Для моего времени это три минуты на меркаблике, и ты на месте.

А еще здесь я выяснила, что у Артура было блестящее самообразование, и хотя ни в Оксфорде, ни в Кембридже он не учился, для него все окончилось Итонской школой для мальчиков, — с ним было интересно общаться на серьезные темы. Многое из того, что он рассказывал, было мне неизвестно и заполнило пробел в историческом образовании как моем, так и будущих специалистов-историков.

После Гринвича началась гроза, мы, обнявшись, плавно перешли от классических трагедий к римскому праву, и почему-то разговор зашел о Нероне.

— …Так он, наверно, самый знаменитый взяточник… Нерон дал взятку судьям, объявившим его победителем на состязании колесниц, закрыв при этом глаза на то, что он упал с повозки и ни разу не достиг финиша.

Я засмеялась. Артур очень выразительно рассказывал: я видела все как будто наяву. Чтобы дать ему отдохнуть, припомнила исторический анекдот, знакомый мне еще с начальных классов, и лукаво спросила:

— А как ты думаешь, это правда, что, когда горел Рим, подожженный Нероном, он на его фоне играл на скрипке?

— Конечно, я даже картинку в «Таймсе» видел, — сдерживая улыбку, сказал Артур и погладил меня по руке.

— Интересно, и как ты себе это представляешь, если скрипку изобрели только через полторы тысячи лет?! — захихикала я, собрав волосы и заново укрепив их шпильками.

— Эх, у меня никогда не было столь высоких бесед с дамами, — сказал Артур, пытаясь меня поцеловать.

— А мне так грубо никогда не льстили, — произнесла я, все же увернувшись. Мне никогда не было так весело, смех будто распирал меня и лопался, как шарик, рассыпаясь изнутри фейерверками от малейшего его слова.

— Кокетка, — картинно обиделся муж.

— Ты испортил мне прическу, что подумают твои слуги?! — смеялась я. Мне обиженный Артур казался еще смешнее.

— То и подумают, но самое обидное — напрасно… Пусть у них для этого будут хотя бы основания!

Я, поймав озорной взгляд мужа, кивнула.

Меня так наивно и по-женски тянуло на романтику. Артур после обещанного поцелуя взялся рассказывать легенду о бальзамине, которую ему поведала мисс Лили.

— Случилось это давным-давно. Проводила девушка своего жениха на битву с врагами. Обещал парень вернуться и попросил девушку засветить в окошке красный огонек, чтобы звал и манил он домой усталого воина…

Эх, какой в нем рассказчик пропал! Не отрываясь, я слушала каждое слово, ловила каждый вздох.

— …Но не помог ему огонек в девичьем окошке — не вернулся воин домой, пал в кровавой битве. Не хотела верить в это девушка, все ждала своего любимого, а в ее окошке все горел красный огонек. Прошло время, девушка состарилась и умерла, а огонек превратился в красивое растение со светящимися цветочками, которые будто зовут и манят кого-то домой…

Я горько вздохнула, словно очнувшись. Если в его сказку добавить космический антураж, получится легенда обо мне. Я тоже буду всегда ждать, а вдруг хоть издали смогу его увидеть…

Я прижалась к мужу. На этот раз скрыть слезы не удалось.

— Джил, — он нежно вытер их ладонью, — глупышка! Из-за чего расстроилась? Тебя так не огорчили бандиты, а какая-то сентиментальная история вызвала фонтаны слез.

— Где ты видел фонтаны?! — возмутилась я. — Две слезы… Обманщик!

Я почти успокоилась, вела себя оживленно, улыбалась и даже смеялась от души шуткам мужа, но потом вдруг вспоминала, где нахожусь, и что это ненадолго, и что это только работа.

Артур тут же беспокойно спрашивал, не утомилась ли я.

Мы несколько раз остановились на почтовых станциях, чтобы поесть и сменить лошадей.

Был почти вечер, когда карета с вещами и слугами, двигавшаяся за нашим экипажем, на крутом повороте завязла в грязи. В ней что-то треснуло, и вся эта громадина завалилась набок, не дотянув самую малость.

— Ужас! Надеюсь, там никто не пострадал! — воскликнула я, выглядывая в окошко. Я не знала, нужна ли моя помощь, и решила выйти посмотреть, но меня настойчиво остановили.

— Подожди, я сам! — Артур накинул плащ и ушел. Вернулся через минуту: — Все нормально, люди целы. Мы заберем слуг в свой экипаж.

Я кивнула.

Солнце село, горизонт окрасился в мрачный серо-голубой цвет. К утру все вокруг покроется льдом или снегом. Захваченные с последнего постоялого двора жаровни погасли. Но, к счастью, вскоре мы приехали. Подавив желание выскочить вперед всех и пробежаться по земле, я дождалась, пока старенький дворецкий в парике с буклями и камзоле конца восемнадцатого века откроет дверцу кареты.

— Добро пожаловать домой, ваша светлость, — скрипучим голосом произнес он.

— Спасибо, Хибс! — Артур вышел из экипажа и подал руку мне, потом помог Мэри.

— У нас сломалась карета с вещами, примерно в двух милях отсюда. Пошли туда кузнеца, и пусть он захватит новое колесо. Я оставил лошадей на Симпсонса и нескольких слуг.

Я услышала, как граф отдал распоряжения управляющему.

— Я сейчас же займусь этим, ваша светлость. Надеюсь, никто не пострадал?

— Нет, обошлось.

Подул холодный ветер, заскрипели деревья. Артур предложил мне руку.

— Добро пожаловать домой, дорогая. Идем познакомимся со слугами, — мягко произнес он.

Я с трудом подавила вздох недовольства. Я так устала, а тут еще церемонии… Мэри еще в экипаже успела привести мой растрепанный вид в порядок, так что я вошла в дом, чувствуя себя почти идеальной леди.

На ступеньках нас встречали грумы в бордовых ливреях с золотыми пуговицами. Эти слуги не входили в состав домашних, поэтому их выстроили в ряд для приветствия здесь. Бедные, в такой-то холод!

Конечно, мне, как историку, было чрезвычайно интересно все это изучить, но как простому, измученному дорогой человеку мне хотелось закончить со всем этим побыстрее.

У парадного входа чопорно стояли два человека: высокая худая женщина в закрытом сером платье и высокомерный, словно хозяин, господин в черном рединготе. Когда мне их представили, оказалось, что это экономка и управляющий, которые в отсутствие хозяев занимались всеми делами в поместье.

Оказавшись внутри, я совсем пала духом, представив, что сейчас придется приветствовать две шеренги парадно одетых слуг, застывших, словно перед военным смотром. Под руку с Артуром я медленно прошла мимо, вежливо улыбаясь и кивая. Что ж, мы выдержали и это испытание. Хорошо, что оно закончилось так быстро!

— Ваша светлость, леди Инсбрук, наверное, пожелает осмотреть свои апартаменты, — спокойно предложила экономка, мисс Кринби, — и немного освежиться.

Я довольно кивнула. Экономка не отреагировала на мой кивок, официально сообщив:

— Я распоряжусь, чтобы через полчаса ужин был подан в гостиную.

Ее лицо было настолько злым, что мне подумалось, что не только слуг надо защищать от хозяев, но и хозяев от таких слуг. Интересно, в чем причина такой ярой неприязни? Впоследствии, хотя это не было для меня неприятным сюрпризом, я никак не могла понять, отчего совсем не вызываю симпатию экономки. Видимо, до нее весьма скоро дошли слухи о нашей скоропалительной свадьбе, так как в первую же неделю моего пребывания здесь, самолично принеся мне завтрак, она сказала:

— Есть леди… — выделив слово «леди», — которые просто не созданы для замужества с титулованными лицами! — И, подхватив юбки, поспешно вышла из комнаты, прежде чем я успела как-то отреагировать.

— Чудесно, — пожала я плечами, — ближайшие полгода в ее обществе обещают мне массу приятного!

Жаловаться Артуру не стала, экономка отлично справлялась с хозяйством. А впоследствии ее прямота даже стала мне импонировать. Приятное разнообразие среди липкого подобострастия. Да мне и вмешиваться-то нужды не было… Конечно, если бы здесь была настоящая графиня, тогда, может быть, она бы поборолась за трон хозяйки поместья, но я здесь ненадолго…

Ох это «ненадолго», оно постоянно точило мою душу, обесценивая каждое мое слово и сокрушая меня, словно мифический богатырь — дракона.

Как следует рассмотрев поместье и замок Артура в Гемпшире, я была приятно удивлена. Несмотря на всевозможные украшения, замок не выглядел вульгарно. Он изумительно вписывался в окружающий пейзаж на берегу моря.

Встав на следующее утро пораньше, я собралась изучать древнее строение с точки зрения историка, а не жены графа. А это значит, что чем в нем больше древнего и ветхого, тем лучше. Артур безмятежно спал, и мне стоило больших усилий собраться на прогулку и не разбудить супруга.

Мэри уже была на ногах. Вызвав полусонную девушку в коридор, я предупредила, что иду гулять, на случай, если не успею вернуться до момента пробуждения графа. Закутавшись в теплую шаль, вышла из дома.

Согласно английским традициям ядро усадьбы — внутренний сад, вокруг которого сгруппированы основные постройки. Сам сад оценить по достоинству мне не удалось — на дворе стояла поздняя осень. Впрочем, редкие экзотические растения, нуждающиеся в тщательном уходе, я рассмотрела. Зато вокруг располагались круглые пруды и уютные уголки для отдыха в изысканном классическом стиле. Близость к дому и дорожки, мощенные камнем, сделали сад удобным для посещения даже сейчас, когда кругом все размякло и утонуло в грязи.

Вдыхая морской воздух, я вглядывалась в проемы в живой изгороди, через которые открывался вид на дальнюю, пейзажную, часть владения и его окрестности, а в ясную погоду далеко на юге виднелись пролив Ла-Манш и остров Уайт.

Я устало присела на скамейку, вероятно специально поставленную здесь для того, чтобы гости любовались садом с лучшей точки обзора. Тут меня и нашел Артур.

— Пойдем, покажу кое-что! От такого ты не сможешь оторваться! — без предисловий начал он.

Он взял меня за руку и повел по дорожке в сторону моря. Выходя из дома, он небрежно накинул на плечи охотничью куртку и теперь был до неузнаваемости юным и задорным.

На том балу, когда я впервые увидела его, и подумать не могла, что он может быть таким живым и близким. «Кое-чем» оказался солнечный рассвет над морем! Действительно, подарок дороже королевских бриллиантов!

Артур обнял меня за плечи и прижал к себе, согревая. Волны ударялись о скалы, пахло водорослями. Мы замерли. Солнце поднималось, словно для того, чтобы полюбоваться с высоты огромным морем, безмятежно отдыхающим внизу. Светило раскрашивало небосвод и будило его, притихшее, спрятавшееся под туманной дымкой. Так ребенок ранним утром с головой укрывается одеялом, прячась от матери.

— Я столько раз видел это, но каждый раз сердце замирает.

— Как красиво! Я видела его из иллюм… с холмов, но здесь, над морем, это непередаваемо! — Меня охватило странное беззаботное, счастливое настроение, которое длилось, длилось и длилось.

Будущее, в отличие от чудесного настоящего, казалось мне туманным и холодным, словно глубокое ущелье.

Но пока длилось счастье, мне не хотелось знать, что будет дальше…

Артур

Прочитав послание от графини, полученное с утренней почтой, Джил, радостно улыбаясь, сообщила:

— Представляешь?! Бабушка нашла себе новое занятие.

— Неужели? И какое дело возложила на себя графиня? — оторвавшись от газеты, спросил я, пока служанка разливала нам чай.

Джил завтракать отказалась. Неужели это из-за плохого самочувствия?!

Я сладко поежился, наконец мне сознательно захотелось иметь наследников. Очень хотелось! Малейший намек, и я превращу весь второй этаж в огромную детскую. Тут же задумался, мысленно расставляя по степени важности работы по переоборудованию дома, но меня прервала Джулиана:

— Она забирает мальчишек-трубочистов у нерадивых хозяев и, подлечив, отправляет учиться и работать к себе в имение.

— Действительно, важное занятие, — согласился я, пригубив горячий чай. Затея в ее стиле. Что ж, графиня вольна в своих поступках.

Отсутствие восторженных эмоций, видимо, сказалось на моем лице, так как Джил терпеливо сказала:

— Очевидно, ты еще не понял, но это действительно очень важное занятие! Пока примут законы, запрещающие детский труд, это будет единственным спасением для деток, хоть и не для всех…

— Ничего не получится. — Мне не хотелось расстраивать Джил, но, увы, надежды не было. — Уже три раза в парламенте пытались запретить труд детей до десяти лет, последние два раза это было сделано при мне: два года назад и вот совсем недавно — в начале осени. Но все провалилось.

Я отставил чай. Не скажу, что эта тема напрямую меня касалась, но весьма волновала, как любого нормального человека, достойного этого звания.

Отложив газету, я загляделся на жену. Она была в бледно-голубом утреннем платье и в этот момент, задумавшись, нежно улыбалась, теребя пальчиком кружевной край манжета. Наверно, вспоминала графиню. Джил мне очень нравилась! Как это ни удивительно, мне совершенно не наскучило ее общество за два месяца после свадьбы. Она была умна, энергична и решительна. И чрезвычайно привлекательна. Иногда даже излишне привлекательна. Тогда это меня по-настоящему пугало. Даже боялся, что, не дай бог, совсем потерял от нее голову. Я готов был снести горы, чтобы доставить ей радость. Но все равно временами она выглядела такой несчастной… Что меня крайне огорчало, мне хотелось, чтобы она была счастлива, как я.

— Дорогая, скоро Рождество! Его можно справить здесь, а можно отправиться куда-нибудь.

— О… А куда? — загорелась Джулиана. — Я люблю путешествовать, но мне бы хотелось увидеть бабушку… Но и посетить здесь веселый деревенский праздник мне тоже было бы безумно интересно.

— Тогда давай справим Рождество здесь, а потом поедем к графине. Я напишу матушке, чтобы ждали нас в Лондоне поближе к весне.

— Как хорошо, — захлопала в ладоши Джил.

В минуты, когда она веселилась, словно ребенок, я не мог на нее наглядеться. Воодушевленный подобной радостью, предложил:

— Мы поедем в Грецию, например… или в Италию. Ты ведь этого хотела?

Джулиана замерла, глаза ее от восторга засветились, она одарила меня такой улыбкой… Я взглянул в сторону двери. Надеюсь, нам никто не помешает?!

Каждый день она таскала меня то на пешую, то на конную, то на морскую прогулку.

Джил счастливо улыбалась, замечая удивление на моем лице, когда на черном коне проносилась мимо, не заботясь о том, успеваю ли я за ней или нет. Она сидела на лошади легко и непринужденно. О таких наездниках говорят, что они родились в седле.

— Ты правда села на коня только у бабушки?! — недоверчиво спрашивал я, настигая удалую супругу.

— Конечно! А теперь догони…

Конечно, ей меня не обогнать, но это нам с Вороным давалось нелегко!

Топот копыт позади заставил меня ускорить бег коня. Когда мы доскакали до первых ферм, я, задыхаясь, спросил:

— Ну и как тебе Рождество в Гемпшире?

Она потянула поводья, направляя лошадь в обратную сторону:

— О, это было чудесное Рождество! С подарками! С вкусными горячими напитками! С чудесными песнями, воспевающими рождение Христа, с огромным поленом и венками омелы. Кто бы знал, что омелу — этот древесный паразит — так чтят в эти дни… — Она осеклась, с испугом посмотрев на меня, я решил, что это из-за рождественских поцелуев.

— Ты что, под омелой ни с кем не целовалась?

— Нет, я до тебя вообще не целовалась.

— Я знаю, — довольно сказал я. Как мне когда-то могло только в голову прийти, что она имела что-то общее с акробатами и актеришками?!

Сама Джил так объяснила свои умения: ее отец нанял ей в учителя старого французского солдата, который обучал ее самообороне и заставлял ежедневно заниматься упражнениями со шпагой, а когда родители погибли, она перебралась к тете и обо всем позабыла.

После конной прогулки мы вернулись. Настало время обеда. Джулиана убежала переодеваться, я пошел в библиотеку. И, пока Джил не было, разглядывал ее акварели. Зарисовки Джулианы яркие и радостные, в них не было никаких мистических или невероятных сюжетов. Скорее, выверенная четкость. Вот только выбор странный для дамы — какие-то знакомые строения и расположения улиц.

Я усмехнулся: похоже на карты, словно шпионские.

Скоро Джил появится, и мы пойдем обедать…

Благословенное время, тишина, до весенних хлопот еще пара счастливых месяцев.

Скоро мы возвращаемся в Лондон, в другой мир, к родным. Но самое главное — теперь нам вновь предстоит «надеть» на себя светские обязанности знатного семейства, чему будут безмерно рады наши родственники.

Маман вообще считает, что графу не подобает рисковать жизнью на поле брани. Его занятия, по ее мнению, не должны выходить за рамки заботы об арендаторах, земле и, конечно, наследниках. Я усмехнулся и оглядел библиотеку… если бы…

Тут меня просто придавило мыслью: пока я думал о браке с любой другой девицей, то ощущал на себе будто удавку, а брак с Джил оказался избавлением… Избавлением от чего? Почему?

Сделав глоток виски, я поднялся с кресла и направился к часам, тикавшим на дальнем столике возле полок с книгами.

От чего спасением?! Она спасла меня от меня самого, бессознательно уничтожающего свою жизнь, ставшую бессмысленной после продажи офицерского патента. Смешно… Спасать свою жизнь от пуль и осколков шрапнели; вернуться живым и здоровым, чтобы устроить себе медленное самоубийство…

Вплоть до настоящего момента я был волен делать то, что мне нравится. Никто, кроме матушки, вслух не возражал против моего образа жизни. Но… Сейчас, нарушив все свои принципы, ограничив свою свободу и женившись, я был по-настоящему счастлив!