Риттер

Вынырнувший из гипера клинообразный катер был бы опознан как имперский, даже если б не шёл под штандартом. Бескомпромиссная, грубая форма, типичная для имперских моделей. Судно было полубоевое, склепанное на нойрайнских верфях семь лет назад, в последний год Войны против уан. На таких перемещались послы, курьеры и прочие чины среднего звена военной иерархии Рейха.

Джон Риттер сразу почувствовал исходящую от него опасность.

Нет, не от него. Какая-то новость.

Дурная.

Когда катер появился, Риттер сидел в рубке своего корабля, мерно плывущего по орбите над миром Юнг, и медитировал перед обзорным экраном. Планета внизу была голубая и серая с жёлтым - пустынный, не самый уютный мир. Ещё полтора часа, и корабль пройдёт над плато Одиночества и над замком Нодд, где проводила второй год изгнания сестра Риттера, бывший республиканский канцлер Джоанна Мид. Система Юнг с её дряхлым красным светилом и скудным мирком без природных богатств лежала в буферной зоне между Республикой, Рейхом - двумя государствами, ранее составлявшими одно - и пространством вормер, могущественной чужой расы. Джоанна приняла приговор десяти лет изгнания, вынесенный республиканским судом за организованное четверть века назад убийство, с изрядной озлобленностью. Она не видела за собой вины, не собиралась весь срок размышлять над своим поведением и превратила Нодд, старый замок отца, в базу радикальных элементов, живущих ненавистью к Рейху, к внутренним республиканским "примиренцам" и обидами сорокалетней давности. Всё тот же суд запретил кораблям Республики - кроме шаттлов обеспечения - подлетать и садиться на Юнг, но жителей других государств и "ничьих" пространств этот запрет не касался. Все старые и новые друзья Джоанны могли летать на Юнг и с него как хотели, и то же касалось её врагов. Поэтому Джон Риттер, Великий Магистр Ордена Света, передал управление Орденом в руки своей заместительницы Карин Уорнер и с ней же оставил сына, а сам удалился в изгнание вслед за сестрой, чтобы её охранять.

Второй год изгнания перевалил уже за середину, но ни один человек или нелюдь из Рейха до сих пор не пытался навести справедливость самостоятельно и прикончить Джоанну, убийцу имперского идола Сандани. Наверняка потому, что с ней был он, Джон. Его не то чтобы боялись, а просто знали, что связываться не стоит.

До сего дня.

Комм зазвенел - с катера подавали сигнал. Джон протянул руку и принял вызов.

На экране возник Хольгер Витт, адъютант адмирала Ланге, рейховского штатсшефа. Витт и Риттер неплохо знали друг друга - во время Войны Хольгер был связным Ланге в республиканском правительстве и при штабе. Надёжный и добросовестный человек. Патриот-имперец.

- Риттер? - Витт постарел за прошедшие несколько лет, морщины углубились. Стал почти седой. - Нам нужно поговорить.

- Его привёл к шефу Ройтер. Помните, наш атташе? Сейчас он шеф СБР, и его пророчат в премьер-министры. Наследник Ланге. Всё хорошо бы, но он связан с этими - и через них со Тьмой.

Витт вертел в руке толстый стакан с виски, не отпивая. Напиток был вормерский - весь произведенный людьми алкоголь на борту, целый ящик, Джон выпил в прошлом году. Залётные контрабандисты оставили ему это пойло, бесплатно. Риттер не возражал, но привыкший к родной шваннской водке имперец - другое дело.

- Полторы недели назад был весенний бал, приём новых послов, и Ройтер провёл во дворец этого... человека. Темнокожий, кажется, лысый. Или побрит. В чёрной робе, как Вы, - Витт неловко повёл рукой со стаканом. - Они поговорили в парке, сидя на скамье, всего минут десять. Темнушник что-то оставил шефу - ящичек из металла, примерно пятнадцать на семь, вот такой.

И он наметил форму пальцем на столе.

- Не знаю, что в нём. Шеф не говорит. Он вообще не знает, что я это видел.

- Но у Вас есть подозрение? - полуутвердительно сказал Джон.

- Да.

Витт помолчал, а потом вдруг выпил большой глоток.

- Какая всё же дрянь, - заметил он. - Как можно такое пить, пусть даже ты вормер? Сивуха. - И он отхлебнул ещё. - Неудивительно, что они закрывают от нас свои рынки. С человеческим качеством это вот не сравнится. - Он явно болтал для храбрости. - Я... Знаете, что адмирала Сандани не хоронили?

Джон кивнул.

- Тело в стазисе, - подтвердил Хольгер. - В бункере под больницей дворца. Не понимаю, зачем. От её мозга осталась каша, живых нейронов доля процента, и те погибнут, как только отключат стазис, за считанные секунды. Юридически, по имперским законам, она мертва.

И фактически тоже. Это позволило выдвинуть против Джоанны обвинение в убийстве, а не в покушении на таковое. О, да. Джон знал.

- Ланге... он просто не может расстаться с ней, полагаю, - сказал Витт. - Когда я начал на него работать, двадцать лет назад, он к ней спускался каждые два-три дня. Постепенно они превратились в неделю. Я думал, шеф когда-нибудь совсем прозреет и похоронит её наконец со всеми должными почестями, но этого не случилось. Он до сих пор ходит к телу каждое воскресенье. Двадцать шесть лет! За это время можно было вырастить качественного клона. - Витт допил вормерскую сивуху и налил себе ещё из пузатой банки. - Раньше он говорил с ней - будто советовался, докладывал. Теперь просто сидит, молчит. Печально. Вернее, было печально - до этого контейнера чёрт знает с чем.

- Думаете, то, что в ящичке, как-то связано с нею? - спросил Джон.

- Боюсь, что да. Шеф задал мне вопрос... После бала, наутро после той ночи, поговорив с темнушником, Альберт Ланге заговорил со мною о Тьме, как бы между прочим. Он спросил, что бы я сделал, если бы Тьма предложила исполнить моё величайшее желание. В обмен на что, спросил я; ни на что, сказал шеф, просто так. Риттер, мне стало страшно.

И ты предал Ланге, подумал Джон; пришёл ко мне, рассказал его тайну, предал из страха Тьмы. Как хорошо, что ты предал.

- Величайшее желание, - произнёс он, смакуя слова, как пепел на языке. - Вернуть к жизни Ситу Сандани?

- Что это ещё может быть? - сказал Хольгер Витт. - Изменить прошлое они не в состоянии, иначе сами бы изменили, мы им для этого не нужны. Помните, Вы когда-то сказали, что нет хорошего способа воскрешать мертвецов? Это опасно, гибельно. Ваши слова. Что мне делать, герр Риттер?

- Помню, да.

Он и правда припоминал. В темнейшие часы Войны он говорил с людьми о Свете - с Виттом в том числе. Проповедовал, можно сказать, потому что рассказ о Свете и есть его проповедь. Видимо, произвёл большее впечатление, чем сам думал. Витт хранил те беседы в сердце и вот, много лет спустя, прилетел и сдал Джону шефа, который ему доверял. Имперцы не жалуют республиканскую веру, за неё в Рейхе только что не сажают, но Ланге не избавился от "просветлённого" адъютанта. Вот как Витт ему отплатил.

Это неправильные мысли, Джон знал. На самом деле Витт, если только успел, спас Ланге жизнь. И не только ему. Отчего же тогда сейчас горько?..

- Ничего не делать, - сказал он. - Вы с этим не справитесь, Хольгер. Оставьте мне.

Он дал Витту фору в полтора часа - тому и так придётся чистить лог поездки, не стоит являться на Фестунг, вися у него на хвосте. За это время Джон составил письма сестре, сыну и Карин Уорнер на случай, если он сам не вернётся - если тот, темнокожий лысый, встретит его и окажется лучшим бойцом. Практически невероятно, но всё когда-нибудь да случается в первый раз. Когда-нибудь и Джон Риттер умрёт.

Он догадывался, кем был лысый темнушник.

Уже подлетая к Фестунг, столице Рейха, Джон подумал, как будет воспринят его визит в это время года. Как компромисс, примиренчество и моральная сдача, так это назовут радикальные антиимперские СМИ в Республике, дома. Было четвёртое мая по старосоюзному календарю - канун дня Победы, большого праздника в Рейхе. Имперцы три дня будут пить пиво, водку, жарить сосиски и поминать павших. Республиканцы праздновали восьмого, на целых четыре дня позже. Учитывая, что процесс Джоанны инициировали в угоду Альберту Ланге и сам он выступил там свидетелем обвинения, появление Риттера ко дню Победы на Фестунг будет выглядеть как признание некой вины или даже отказ от сестры.

Он никогда не подстраивался под фальшь момента.

Пространство вокруг Фестунг пестрело кораблями. Неуклюжие крейсера ещё старосоюзных времён - эпохи до долгой гражданской войны, когда Рейх, Республика и ещё ряд меньших стран составляли одно огромное государство - степенно плыли в дежурных формациях на самых дальних орбитах. Они охраняли столицу. С её поверхности поднималось и на неё опускалось, словно роение пчёл вокруг улья, великое множество кораблей самых разных моделей: помимо масс транспорта, обычных для всякого развитого мира, в столицу Рейха на праздник прибыла целая флотилия досужих имперских граждан и иностранцев.

Джон подал посольский сигнал военных времён - у него не было новых кодов - и ждал эскорта. Его небольшой корабль должны были препроводить на космодром дворца.

Адмирал Ланге встретил его в смотровом павильоне, сидя в кресле и сжимая ручку трости. Всё тот же - крепко сбитый, коренастый и давно уже совсем седой. Трость была с секретом - в шафте скрывался клинок. Альберт Ланге неплохо с ним управлялся. Ходить без трости ему было трудно после ранений. Когда гость вошёл, адмирал поднялся навстречу, и на его лице отразилась боль, которую он тут же спрятал.

- Риттер, - Ланге помедлил, прежде чем подать ему руку, но всё-таки это сделал. Они когда-то были врагами, однако двенадцать лет назад стали союзниками в войне против захватчиков-уан, войне, которая стала Войной с большой буквы. Когда Джон овдовел, штатсшеф Рейха прислал ему соболезнования. В набранном от руки сообщении не было ни следа злорадства. Ланге нравился Джону; магистр сострадал старому адмиралу столько лет, сколько знал его. В другой судьбе и жизни они бы могли стать друзьями.

Не теперь.

- Добрый день, адмирал.

Ланге не спросил его, в чём дело. Значит, догадался. Плохо. По пути Джон лелеял надежду, что всё не настолько страшно, в контейнере артефакт или какое-нибудь обезболивающее - чем только не шутит Тьма. Не все технологии Тёмных были смертельно опасны, лишь большинство из них. Но выражение лица Ланге, жёсткое и какое-то замкнутое, не внушало особенного оптимизма.

- Вам повезло, что я отдыхал сегодня, - сказал штатсшеф. - Прибудь вы вчера или завтра в это же время - ждали бы окна в моём расписании, как и всякий внезапный гость.

Внезапный. Незваный гость - хуже вормера.

Несколько слуг, секретарша Ланге и второй адъютант, моложавый коллега Витта, ждали шефа на выходе из павильона.

- Аннемари проводит Вас в Ваши апартаменты, - Ланге указал на пожилую мажордомшу. - Ужин у меня через час, приходите.

Есть за его столом, учитывая, зачем я явился? Джон заколебался.

- Придите обязательно, - сказал адмирал, уловив его сомнения. - У нас не так много времени, только этот вечер. Завтра всё снова расписано от и до, на обсуждение теологии ни минуты не будет.

Ужин, накрытый в саду, состоял из рыбного супа, сыра, хлеба и фруктов. Простые вещи, и очень вкусно. Потом магистр и штатсшеф прошли по аллее, где зацветали липы, в естественную беседку-рощу.

- Это было здесь? - Риттер почувствовал что-то. След. Ланге сел в мраморное резное кресло, молчал, и Джон добавил: - Я знаю, к вам приходил посланник от Ядо.

Или от другого чёрного мастера. Их оставалось немало, тех, кого он не успел убить до Войны, сознательных орудий Тьмы, прячущихся в игре теней. Его племянница Нэйя Мид стала одной из них. И вот они пытались присосаться к Рейху. В очередной раз.

- Я штатсшеф, принимать посланников моя работа, - последовал наконец ответ.

Джон вздохнул и сел в кресло напротив.

- Это было двадцать второго, - Ланге смотрел сквозь него. Лицо адмирала расслабилось - он смирился с необходимостью разговора, даже больше того, испытывал облегчение. Ему, очевидно, был нужен совет. Или просто поговорить. Если догадка Витта была верна, к нему приходил некромант, штатсшеф Рейха провёл эти полторы недели в терзаниях выбора. Ланге знал кое-что о Тьме и о Тёмных, решение использовать их дар не могло даться ему чересчур легко. Даже ради Сандани.

Ланге

Сита давно не снилась ему живой. В стазисной камере, вне времени, безжизненная, как свет, или молчаливым присутствием за плечом - так являлась она ночами. В ночь на двадцать второе апреля будто бы что-то треснуло. Время. Она стояла в командном центре крейсера "Айзенхорн", глядя на Ланге с тем выражением на лице, которое невозможно было прочесть, от которого обмирала его душа. Откуда-то сверху сочился свет, её эполеты тускло сверкали, чёрные пряди падали на глаза. Белое в них, очень чётко на тёмном лице; белый мундир и чёрная гимнастёрка. Во сне Ланге был только взглядом, не чувствовал тела. Что-то было, висело незримой тяжестью между ними.

Вечером на весенний бал явилась Тьма.

- Мы наблюдали за Вами, - сказал человек в чёрной робе. Они сидели в ночной беседке в саду; Ланге знал, что темнушник может его убить, но опасности почему-то не чувствовал. - Не только за Вами, конечно - мы наблюдаем за власть имущими вообще. Вы в первой тройке важных персон. Вы, должно быть, слыхали - мы воспринимаем чужие чувства. Не шпионим, это автоматически, словно слышишь звук. От эмоций бывает трудно закрыться. Особенно от сильных, как любовь и горе. - Чёрный встретился глазами с Ланге. - Вы - необыкновенный случай, адмирал. Люди обычно непостоянны и в самых искренних чувствах. Любовь истлевает к концу второго-третьего года, скорбь по умершим тускнеет, и человек живёт дальше, будто бы ничего не случилось. Это имеют в виду, когда говорят "время лечит раны". Если не лечит, то человек впадает в депрессию, иногда и гибнет. Самоубийство, неосторожность, болезнь. У Вас всё иначе. Ваша любовь не вянет с годами, она никуда не делась. И Ваша скорбь. При этом Вы работоспособны, активны. Живёте на благо Рейха. Вы - победитель в Войне, величайшей за несколько тысяч лет.

- И?..

- Нас это... впечатляет. Мы Вам сочувствуем, адмирал - сострадаем. Невежды считают, будто на это мы не способны, и ошибаются. Мы хотим Вам помочь.

- Зачем? И как? - Он говорил почти равнодушно. Этому человеку не удалось его как-то затронуть.

- Чтобы не чувствовать Вашей боли, если хотите. Если Вам обязательно нужен эгоистичный повод. Ведь не следить за Вами мы не можем.

Ланге ощутил раздражение.

- Психотерапия мне не нужна.

Темнушник кивнул, глядя мимо, будто бы соглашаясь с собственной мыслью.

- Как полагаете, адмирал - если бы Сита Сандани была жива - если бы она вдруг воскресла - она бы не стала преследовать нас за веру, хм?

Ланге молчал, ошарашен. Потом спросил:

- О чём Вы?

- Мы просто стремимся обезопасить себя, - сказал Тёмный. - Вы наверняка слыхали, что некоторым мудрецам удавалось преодолеть даже смерть? Есть и невинные способы сделать это, без посторонних жертв.

- Адмирал Сандани не была мудрецом Тьмы, - сказал Ланге. - Я тоже. При чём здесь мы?..

- Это вопрос силы воли, - ответил Тёмный, - разума и дисциплины.

Того, что было у неё в избытке. Повисла пауза. Ланге взвесил, не кликнуть ли охрану, чтобы арестовать темнушника или выгнать. Вместо этого он приказал:

- Говорите дальше.

Тёмный гость достал из складок робы маленький контейнер из металла и протянул его Ланге. Тот взял.

- Здесь шприц с... вакциной. Просто отключите стазис и введите это в её вену. Или не в вену, неважно, куда - и она проснётся.

Контейнер был гладкий, тяжёлый, казался холодным внутри.

- Вам больше ничего не надо делать. Все раны закроются сами, врачи уже не нужны. Человек как новенький.

- Вы соображаете, что говорите? - Ланге не мог поверить своим ушам, хотя понимал, что это не розыгрыш. - Её мозг почти полностью мёртв, из восьмидесяти четырёх миллиардов нейронов осталось меньше пятнадцати миллионов, еле живых, когда её погрузили в стазис.

- Я знаю, - спокойно сказал мастер Тьмы. - Поэтому и говорю о преодолении смерти, а не о простом исцелении, например. Вакцина сделает, что я сказал - оживит погибшую плоть. Я не пытаюсь Вас надуть, герр адмирал. Только учтите, поначалу могут быть... необычные эффекты.

- Какие? - голос Ланге и для него самого звучал глухо.

- Животные, например, нередко боятся того, кто вернулся. Это имеет отношение к течению энергий, не означает ничего плохого и со временем проходит. Вы держите кошек, верно? Не берите их с собой, когда - ...

Ланге смотрел на контейнер.

- Зачем вам это?

- Из принципа, - в голосе гостя было достоинство и упрямство. Какой-то холод. - Мы не хотим оставлять победу за нашим и Вашим общим врагом, адмирал. И мы хотим Вам помочь, я уже говорил. Кроме этого... Мы надеемся, что благое чудо даст основания пересмотреть запрет нашей веры на территориях Рейха. - Он поднял ладонь. - Я не говорю о свободной деятельности орденских организаций. Этого мы, конечно, не ждём. Я говорю о свободе вероисповедания. Базовый принцип цивилизаций, гражданское право. Может, вы его восстановите по отношению к нам? Из обыкновенной порядочности. Вы порядочный человек. Она тоже.

Тёмный поднялся неслышным плавным движением и, уходя, добавил:

- Если Республика вдруг куда-нибудь денется через несколько лет - например, она будет разгромлена Рейхом и станет, как и должно было быть, его частью - мы тоже плакать не будем. Нас там убивают.

Риттер

- Течение энергий, значит, - повторил Джон. - И со временем проходит. Он не улыбался, когда это говорил?

- Хотите сказать, он врёт?

- Не то слово. - Джон встал с каменного кресла. Ему легче думалось в движении. - Могу я надеяться, что Вы ждали меня, адмирал, чтобы отдать мне контейнер?

Ланге издал смешок. В нём ясно читалось: не можешь ты быть таким дураком. Могу, подумал магистр; постараюсь тебя убедить.

- Попробуйте, отберите, - сказал старик. - Я буду сопротивляться. И позову охрану. Впрочем, эта вещь не здесь.

Джон тяжко вздохнул.

- Как полагаете, Альберт, если бы мёртвых можно было вернуть, я бы сейчас оставался вдовцом? Не воскресил бы жену, племянников, лучшего друга и Свет знает сколько ещё людей? Откройте этот контейнер и бросьте в инсинератор. Там не вакцина.

- А что же?

- ...Вирус, если хотите. Источник чудовищной катастрофы.

- У Вас всё катастрофа, что нарушит статус кво. Возвращение адмирала Сандани нарушит его, несомненно.

- Нет, Альберт. Смерть окончательна. Нет способа воскрешать мёртвых - кроме прямой воли Света, с которой я ещё не сталкивался в такой форме. Тёмные мастера не способны, как Вам соврали, сделать умерших снова живыми. Что они могут, это реанимировать трупы собственной волей. На примитивнейшем уровне - превращать их в нежить. Так чернушники создавали армии зомби в древние времена. Но Вам вряд ли дали такой простой инструмент. Думаю, здесь второй вариант: подселить в мертвеца злого духа. Демона, понимаете, Альберт? Смотрите на меня, не отводите взгляд. Вы и сами такого боитесь, да? Иначе уже использовали бы дар Тьмы. Ваш страх оправдан.

- Я не боюсь, - сказал Ланге. - Я сомневаюсь. И жду... После дня Победы. Дел сейчас много, через три дня всё стихнет. Тогда. И не говорите мне, Риттер, куда мне смотреть, я Вам не подчинён.

- Если Вы не послушаете меня, Вы окажетесь в подчинении у самой Тьмы. Непосредственно, без прокладки. Призраки Тёмных мастеров тоже могут вселяться, но предпочитают живые тела. Думаю, это будет демон. Именно поэтому агент предупредил Вас насчёт кошек. Чтобы Вы не запаниковали, когда животные впадут в ужас, увидев ходячий труп с жуткой тварью внутри. Они это чуют. И эта тварь, Альберт, получит доступ ко всем ресурсам Сандани. И внешним, и внутренним. Понимаете? Демон сможет использовать всю информацию, которой располагала она, её авторитет и власть, способности и интеллект. Вы ведь не сможете содержать её под замком, демон просто не даст.

- Я и не планировал, - ответил Ланге. - Всё это, конечно, страшно, Йохан. Да... И что будет дальше? Зачем это Тёмным?

- Не Тёмным как группе. Боюсь, что Ваш гость - орудие Тьмы, адмирал. Он выполняет демоническую волю. Приказ оттуда. Прямо.

Это не Ядо прислал контейнер, вдруг понял Джон; не его Ультима Туле, орден, который у всех на устах. Ядо эгоистичнее и умнее. Он хочет жить, править, а не прислуживать у воплощённого зла. Какая-то другая фракция черноты.

- Что будет... Опять большая война. Демон, конечно же, попытается подгрести под себя столько пространства, сколько сумеет. Рейх ждёт война против всех. У него будет шанс победить, но радости это вам не принесёт: тварь в теле Сандани превратит здесь жизнь в ад. Тирания Вайзингера вам курортом покажется рядом с этим.

- Вы можете как-то всё это доказать? - спросил Ланге. - Дать примеры подобных событий. Тайные знания Вашего ордена, например - по слухам, ваши летописи старше и полнее светских.

Риттер пожал плечами.

- Увы. Цивилизации, прибегавшие к некромантии, все погибли - об этом в наших летописях говорится. Двести и больше тысяч лет назад по галактике прокатился ряд войн, которые были связаны с Тёмными технологиями такого рода и уничтожили древние государства. Но осязаемых фактов у меня нет, врать не буду. Есть только опыт и знание Света.

- Вы можете воскресить её сами? - спросил Ланге. - Можете попросить Свет это сделать?

- Попросить? Да, могу. Хоть сейчас. Я просил за свою жену, адмирал.

Джон сам удивился, насколько спокойно это сказал.

- Понимаю. Свет хочет, чтобы я был несчастен. И Вы, но Вы его выбрали добровольно. Это, должно быть, упражнение в смирении: сиди, молись, страдай. - Ланге взял трость и поднялся. - Темнеет, Йохан. Пора во дворец.

Они шли по широкой аллее в сумерках. Одуряюще благоухали липы. В какой-то момент к магистру и Ланге присоединился неслышный эскорт - облако боевых дроидов, охрана штатсшефа. Тот их всё-таки вызвал.

Медленно, чтобы не раздражать охранников, Джон вынул комм.

- Ваш гость не он?

- Он самый, - Ланге едва бросил взгляд на фотографию. - Ваш знакомый?

- Мой брат. Сводный, сын моей матери от одного из Тёмных. Пошёл по его пути.

- Он не выглядит старше Вас. - Ланге, видимо, сопоставил даты в уме. - Он моложе.

- Вампиризм, вероятно. Как Ядо, брат тоже живёт за счёт чужой крови. Ещё один фокус Тьмы.

- Ваша племянница служит Ядо, - сказал Ланге. - Примечательно, не правда ли? Ваш брат, его отец, Ваш собственный отец, племянница и племянник - Тёмные. Половина семьи. Они предали Вашу веру ради противоположной. Если это так страшно, Риттер, то отчего же Вы до сих пор не убили Нэйю?

- Потому что я люблю её. Надеюсь, что она вернётся.

- Вы её примете? После того, как она прикончила своего отца? Простите ей это - смерть Вашего старого друга?

- Свет простит, и я тоже. Да, - тихо сказал Джон. - Вы знаете, где сейчас мой брат?

- Зачем он Вам? Решать-то мне.

- Если он занимается подселением демонов в трупы, его надо остановить.

- И что Вы сделаете? - Ланге посмотрел на него с интересом. - Убьёте брата?

- Если придётся. Адмирал, я убедил Вас? Вы отдадите мне контейнер?

- Не отдам. Всё, что Вы описали, Риттер, подозрительно напоминает республиканскую пропаганду. Довоенную, я имею в виду, времён гражданской. Ваши врали тогда распинались на каждом углу, что мы, Рейх - средоточие зла, рабы демонов, слуги Тьмы и тому подобное. О Вайзингере говорили, что он воплощённый демон. Лично за Вами, если мне не изменяет память, тоже водились подобные фразы.

Вот, прошлое опять догнало. Тьма его дери!

- Я был идиотом, Ланге, - заявил Джон. - Юный восторженный дурачок. Фанатик, можно сказать. - Религиозным фанатиком он не был никогда, а вот политическим... Был, пожалуй. - Теперь я говорю правду. Я не могу это доказать, но, адмирал, мы вместе воевали против уан! Я спас Вам жизнь. Зачем мне лгать Вам? Я говорю из опыта.

- Как же тогда назвать человека, который всю жизнь служил богу Света, врал для него, воевал, убивал и продолжает служить даже после того, как божество отказалось вернуть ему любимую, хотя божеству это бы ничего не стоило? - сказал Ланге. - Он не дурак и фанатик? Вы как хотите, Риттер, но в этом я Вам не товарищ.

А ведь он выдумал себе свою великую любовь, подумал Риттер, когда они миновали пологую лестницу с охраной и лакеями в униформе, открывшими перед адмиралом двери. Когда Альберт Ланге, тогда ещё капитан, служил под началом Сандани, он не был её любовником. Джон знал это из случайных обрывков мыслей и воспоминаний Ланге, которые уловил во время их встреч. Сита Сандани отдавала приказы, а капитан выполнял их, стоя по стойке смирно. Подчас она рассуждала вслух в стиле платоновского диалога, используя Альберта в том же качестве, в каком древний герой Шерлок Холмс использовал своего спутника Ватсона - как источник наивных вопросов и возражений, помогающих структурировать мысль. И как ученика - но это, скорее всего, был побочный эффект. Потом её убили. Она умерла у него на глазах. Из этого Ланге себе сконструировал бог знает что. Или он просто понял, что давно любил её? Какая разница? Его любовь реальна.

- В янтарный зал, дорогая. - Штатсшеф уселся в ожидающий его гляйтваген и жестом пригласил Джона за собой. Получившая приказ машина плавно, красиво тронулась с места. Рой дроидов полетел за ними.

- Вы говорите, спасли меня, - продолжал Ланге. - Да - ведь я был Вам нужен. Если бы я погиб, Рейх мог бы пасть перед натиском уан, после чего Республика бы тоже быстро пала, от неё тогда уже осталось меньше половины. Я был необходим как правитель, как символ и как ученик Сандани, понимающий принцип идущей войны. Стояли бы Вы на подхвате, чтобы спасать меня, если бы уан на нас не напали и Рейх с Республикой продолжали свою вражду? Сомневаюсь, Йохан. Всё, что Вы делали всю свою жизнь, было ради республиканской системы. Если Сита вернётся, она может опять предпринять попытку воссоединить старый Союз под эгидой Рейха и на этот раз примет меры, чтобы не пасть от руки предателя. Этого Вы и боитесь. Ради вашей любимой системы Вы можете лгать мне о ждущих демонах. Вы ведь признали, что лгали раньше.

Гляйтваген пролетел несколько коридоров и этажей и остановился у зала с уютным горящим камином. Убранство, старинное и волшебное, было из янтаря. Джону хотелось смеяться. Он не солгал ни единым словом, он говорил адмиралу правду весь вечер, и тот не поверил. Если бы Риттер мог открыться ему, дать заглянуть себе в душу, как в книгу... Но Ланге не обладал способностью читать в душах. Правду ото лжи он отличить не мог. И на проповедь Света не реагировал никогда - разве только досадой и злостью.

Придётся иначе.

Они расположились в креслах напротив очага и ждали, когда служанка, подавшая им вино, отойдёт подальше.

- Вы не получите что хотите, Альберт, - сказал Джон Риттер. - Даже если я каким-то чудом ошибаюсь, и Вам удастся вернуть Ситу, именно её.

- Я ни на что не рассчитываю, - ответил старик. - Я просто хочу увидеть, как её губы шевельнутся снова. Тьма мне даёт надежду, а Вы - только безнадёжность.

Джон покачал головой, залпом выпил вино и встал у камина.

- Отошлите дроидов, Ланге. Или же прикажите им не записывать звук. Я Вам далеко не всё сказал.

- ...Войну выиграла она. Сита Сандани. Я только исполнитель.

Адмирал не взял наживку. Ничто не отразилось на его лице, он сидел и молчал, ожидая разъяснений.

- Я говорю о контрнаступлении двадцать четвёртого, когда мы добились успеха в биовойне, - добавил Джон.

- Я знаю, что Вы использовали её планы, - наконец сказал Ланге. - Мы это делали оба, насколько могли их понять.

- Нет, я не о том. - Джон решительно покачал головой. - Она мне явилась в конце второго года войны, когда тьма была гуще всего. В то время миллионы умирали ежедневно, мне было очень плохо. Я был словно в аду. И ад со мной заговорил.

- Бред, - сказал адмирал. - Очередной мистический мусор - ...

- Нет, - Джон рубанул ладонью, отметая обвинение. - Я Вам и раньше говорил, что получил оттуда средства для победы. И Вы мне верили, Ланге, помните? Во всяком случае, Вы ни разу не возразили... пока считали, что я говорю о видениях Света, а не о чём-то ещё. Будьте последовательны, Альберт. Неужто Вы полагали, что это Свет выдал мне тайну местонахождения мира Уан, дал биологическое оружие, чтобы уничтожить целую расу - пусть даже злую расу, всё равно? Свет способен на геноцид?! Ерунда. Люди, конечно, всегда сами верят в свою пропаганду, но вряд ли вы искренне можете так считать. Вы меня знаете слишком долго.

- Знаю. Вы, Йохан, способны на что угодно - Вы и всё то, что стоит за Вами.

- Да, это верно, - печально ответил Джон. - Теперь. После того, как я совершил слишком много ошибок, за которые слишком многие заплатили жизнью. Они платили тогда, во время войны. Сандани пришла ко мне, как приходили другие мёртвые до неё - враги, орудия Тьмы, которых я истребил - но не пыталась мне повредить, как пытались они. Она и в посмертии оставалась мудрее их всех. Знаю ли я разницу между преступлением и ошибкой, спросила она.

- И? - Ланге поднял бровь.

- Знаю, конечно. Убить человека - преступление; убить того, без кого сам погибнешь - ошибка. Второе гораздо хуже. Я сразу допетрил. Теперь Вы верите? Похоже на её слова?

Ланге молчал.

- Она предложила мне сделку: рецепт спасения и победы в обмен на месть. На мою семью.

- Значит, Вы отдали приказ убийце. - Адмирал поставил свой бокал на стол, и Джон знал, почему: чтобы не раздавить его в руке. - Вы, а не Ваша сестра. Это всё-таки правда. Я сомневался.

- Не я. Но для меня нет разницы, Альберт, я взял на себя и этот грех тоже. Вот в чём была сделка: я получаю знание о пути к победе, которое точно смогу использовать, и предоставляю судьбы и души моих родных Сите, они в её воле. Я согласился. Если бы отказался, погибли бы все, я знал - так лучше пусть гибнет только моя семья, зато миллиарды невинных останутся живы.

- Враньё, - сказал Ланге грубо. - Вы лжёте. Вы мне пытаетесь мозг загадить. Если бы Сита могла говорить с того света, она бы пришла ко мне, а не к вам, и уже давно. Она бы сказала мне всё безо всяких условий.

- Она Вас для этого недостаточно ненавидит. Точнее, оттуда, где Сита сейчас, ненависть распространяется равномерно, но Вы не в фокусе этой злой воли, в фокусе я. - Джон увидел, что Ланге поднялся, явно собираясь дать ему по морде, и предостерегающе поднял ладонь. - Не спешите драться, Альберт, я всё равно сильнее, я Вас скручу. Что Вы знаете о лемурах?

- ...Издеваетесь? - Ланге отвернулся к окну, пытаясь совладать с собой. - Обезьянки такие. При чём тут - ?..

- Их так назвали за потусторонний вид. Альберт, "лемур" - это древнее слово. Подразумевается дух, душа. Призрак умершего. Как полагаете, почему люди их боятся? И не только люди. Любые разумные существа в известной вселенной предостерегают от контактов с духами.

- Потому что призраком может притвориться демон?..

- Не только. Призрак, он часто демон и есть. Если это не след, не застывшее отражение прошлого, это злая тварь. Души, ушедшие в Свет, пребывают в блаженстве, не бродят по материальному миру, не беспокоят живущих. Так делают только выходцы из преисподней.

- Вы мне хотите сказать, что Сита в аду? За что же? Уж не за то ли, что исполняла свой долг, пыталась воссоединить Союз и спасти все те жизни, что мы потом потеряли?

- Не знаю, - устало ответил Джон. - Я знаю, за что я туда попаду, скорее всего, а Сита... Вы знали её куда лучше, найдите сами ответ.

- Не стоит. Я знал, что ваш Свет - чудовищное убожество, и я не намерен вести с ним переговоры. Если Вы мне не лжёте, Йохан, её тем более надо спасать. Вытащить из преисподней. Это я и намерен сделать.

- Но Вы её не вытащите. Не совсем её. Это будет не тот человек, которого знали Вы, а то, что пришло ко мне на второй год войны. Не для того, чтобы помочь, а с целью шантажа. Она, настоящая Сита, при жизни не ставила бы условий, это Вы правильно говорите. Ей было бы всё равно, кто и что причинил ей, она бы легла костьми, чтобы мы победили. Она хотела защитить людей. Но ад меняет всё, и безвозвратно. В душе не остаётся доброй воли, только зло. Дух, обожжённый адом - ужасное существо. Как зомби, только с рассудком. Или вампир.

- Не вижу в мести ничего ужасного, - сказал Ланге. - Вы её заслужили. Взять на себя чужие грехи? Убийство? Ваша гордыня невероятна, она одна Вас утащит в ад по Вашим любимым правилам Света.

- И тащит, - согласился Джон. - Первым погиб друг Эвана Бора. Он был самым умным из нас, хоть об этом никто не знал. Почти двухсотлетний киборг - машинная наблюдательность плюс огромный опыт. Его считали тупым громилой, ему это подходило. Если бы первыми стали гибнуть дети, он понял бы по моему лицу, что я что-то знаю. Он бы мне голову оторвал, в прямом смысле. А Эван... не подозревал до конца. Потом погиб Нэй, любимый младший ребёнок. Вы знаете, что сделала его сестра-близнец, кем и чем она стала. Когда она зарезала отца, я почувствовал через полгалактики. Но это было не самое худшее - ни это, ни безумие и гибель Яна, ни даже смерть моей жены. Худшее мне ещё предстоит. Джоанна ещё жива. - Он сделал паузу. - Я всё гадаю, кто убьёт её - одна из моих племянниц, её дочерей, или мой собственный сын?

Ланге молчал.

- Зависит, думаю, от того, кого Сита больше винит в своей смерти. Если меня, это будет мой сын, если Джоанну - Яна или Нэйя. Дочь убивает маму, глядя ей в глаза. Твой ребёнок до смерти тебя ненавидит. Хорошая месть, правда?

Ланге ничего не ответил.

- Эпическая. Хвостов не останется, я уверен. И Нэйя скоро погибнет. Она, её муж-террорист и дитя. Нэйя беременна. Я уже вижу, как всё случится. Ядо, её наставник, дряхлеет, и кровь такого младенца могла бы ему помочь. Он потребует новорождённого себе в жертву. Родители попытаются защитить его и не смогут. Нэйя сильна, талантлива, но я её не доучил - война, потом смерть её брата - а Ядо не идиот, чтобы преподать предательнице и отцеубийце то, чем она бы могла прикончить его самого. Вот так. От нас пока осталась ровно половина, пятеро из десяти человек, но это поправимо... и будет поправлено, полагаю. - Он посмотрел в глаза Ланге. - Вас это не утешает?

- Вы за кого меня принимаете? - вспылил Ланге. - Это вы - ваша республиканская сволочь праздновала смерть Ситы - ...

- Я Вас не осудил бы. Напротив. Может, Вам этого хватит? Подумайте, Альберт: мы расплатились, и я, и моя жена, и сестра, и друг. Это не просто цепь несчастий - это месть за Ваше горе. Теперь Вы знаете. Может, возьмёте это - знание, что возмездие совершилось? Пусть это станет Вам утешением. Похороните Ситу, предайте тело огню. Вы старик, Вам не очень долго осталось - вы и так скоро будете вместе. Хорошо вам там не будет, но вы с ней встретитесь, это точно, и сможете остаться вместе навсегда. Никто вас больше не разлучит, даже Свет - Вы ведь его отвергли. То, что я рассказал Вам, не помешает, в аду Вы не будете от неё отличаться.

Ланге заплакал.

Джон проклинал себя.

Ланге стоял, отвернувшись к окну, и рыдал, беззвучно, горько.

- Может, Вам даже удастся её спасти, Альберт, - сказал ему Джон. - Если Вы - даже не сразу примете Свет, а просто не будете так его отвергать, с такой силой. Вы ведь не Свет ненавидите, а меня, Республику, нас. Свет на самом деле здесь ни при чём - как видите, он вовсе не на нашей стороне. Какое-то время мы были, наверное, на его стороне, пока не запачкали руки в крови. Если что-то и может вытащить душу из ада, это любовь.

Ланге вдруг перестал плакать и решительно вытер лицо платком.

- А Вы меня убьёте, если я не соглашусь?

- Вряд ли, - ответил Джон. - Я думал об этом, но... как-то не хочется. Если Свету не угодно возвращение Ситы из мёртвых, такой, как она теперь, он может и разразить Вас молнией, например. Инфарктом или инсультом. Прямо сейчас. - Он выждал секунду, две, словно давая Свету шанс последовать его словам. Ничего, разумеется, не случилось, Ланге не получил ни инфаркта, ни молний. - Не то чтобы мне надоело делать грязную работу. Просто Вы не грязь. Я Вас уважаю, Альберт, я Вас люблю. Можете в это не верить, но это так. Что бы Вы ни решили, я не причиню Вам зла.

Он помолчал и добавил:

- Убьёт Вас она, если Вы в самом деле её вернёте. Сожрёт, скорее всего. Буквально. Видели, как собаки трупы грызут? Вот так же. Мёртвые часто голодны, возвратившись к жизни. Они едят живых. И заражают, кусая - укушенный умирает и восстаёт как голодная нежить.

Джон поднял свой капюшон и пошёл к двери. В проёме он остановился.

- Сделайте одолжение, Ланге - хотя бы не здесь. Не на поверхности населённой планеты, где столько пищи для драугров. Если Вы решите всё-таки заняться некромантией, сделайте это на корабле. Или на станции на орбите звезды - чем дальше от гипертрасс, тем лучше. Тогда, если Вас съедят, я, может быть, успею вмешаться и предотвратить ещё одну гекатомбу. - Он поёжился, словно от холода. - Сообщите мне, где, если сможете пересилить своё недоверие. Это бы сэкономило жизни. Бывайте.

Ланге

Когда Йохан Риттер убрался, адмирал Рейха ещё долго сидел у постепенно гаснущего огня, бездумно исследуя пальцами ножку пустого бокала. Разговор выжал из него все силы, и Ланге чувствовал, что подняться не в состоянии. Ему ничего не хотелось, а в голове всё плыло и проваливалось куда-то, как в полусне. Но в то же время ему стало гораздо лучше, как в раннем детстве, когда случалось что-то болезненное и он плакал.

Он нашёл силы вызвать слуг и приказал подготовить ванну и постель. В голове прояснилось, решение принялось как бы само собой, и он даже о нём не думал. Надо было отдохнуть, собрать силы на завтрашний день.

Может ли штатсшеф крупного государства просто так взять и исчезнуть на несколько дней? Ещё как может, если окружение его достаточно надёжно. Обычно правителю исчезать не нужно, опасно или невыгодно, но вероятность государственного переворота в деловом, хорошо отлаженном Рейхе стремилась к нулю, и Ланге не колебался, перенося свой недельный отпуск с сентября на май. Восьмое, первый же будний день после праздников.

Сопровождать его будет только кот.

Поначалу Ланге подумывал, не взять ли с собой свою пожилую любимицу, пеструю и пушистую кошку Гретхен, но всё же решил оставить её. Гретхен было семнадцать лет, стара уже для таких приключений. Поэтому чести сопровождать адмирала - и, если Риттер окажется прав, умереть вместе с ним - удостоился один из бесчисленных безымянных дворцовых котов, рыжий сын рыжего патриарха Михи, паши всех хвостатых красавиц в восточном крыле. Котик вырос у штатсшефа на глазах, ел с рук, доверял ему и безропотно позволил посадить себя в большую комфортабельную переноску.

- Руди Ротбарт, - назвал его Ланге. - Теперь у тебя есть имя.

Руди загадочно сверкнул глазами, лёг на мягкую подстилку и сложил перед грудью лапы.

Ланге заранее составил список всего, что понадобится ему на станции, начиная с бластера и заканчивая кошачьей едой, туалетом и наполнителем. Цель присутствия Руди во всём этом предприятии была чисто утилитарной: кот должен был послужить живым индикатором подселения демона, которое Ланге обещал Риттер. Адмирал плохо представлял себе, как животное должно среагировать на нежить или нечисть, но полагал, что это будет больше, чем обыкновенный испуг. Ну и, конечно же, лететь навстречу року было приятнее в компании такого добродушного живого существа. Ланге не собирался брать с собой ни единого человека, и самым трудным во всём этом деле казалось убедить охрану остаться, когда он взойдёт на борт своего персонального катера "Фалькенкопф".

Стараться ему не пришлось. У сходен ждал Юрген Ройтер, шеф СБР. Они взошли на борт вместе и смотрели, как молчаливые техники в шлемах и масках устанавливают стазисную камеру в грузовом отсеке. Когда те ушли, Ланге пробежался по кораблю сканером. Ни единой живой души, кроме Руди Ротбарта в своей переноске и их двоих. Штатсшеф протянул Юргену функциональный знак своей власти - старший командный ключ.

- Я сохраню его для Вас, - сказал Ройтер.

- Вы знаете, зачем я лечу?

- Я был бы профнепригоден, если б не знал.

Разумеется. Ройтеру было сорок семь лет, и тридцать один из них он посвятил спецслужбам. Тридцать пять, если верить столичным легендам. Ланге всматривался в невыразительное бледное лицо. Если он, адмирал, не вернётся, полковник и бывший шпион Юрген Ройтер получит в руки всю власть. Его признание Тайным Советом - формальность. И он связан с Тёмными.

Могло всё это быть искусно сотканным обманом, чтобы избавиться от него, упрямого старика, используя его самое уязвимое место?

- Могло бы, - ответил мыслям штатсшефа шеф СБР, - но нет, адмирал, это не заговор, я не путчист.

Согласно тем же легендам, Ройтер, как Йохан Риттер с учениками, умел читать мысли, чувства и много ещё умел. Он действительно не путчист, решил Ланге: Ройтер был известен не только своей преданностью Рейху, но и, что для наследника власти даже важнее, верностью лично штатсшефу. Ланге был четвёртым правителем на протяжении полковничьей карьеры; Ройтер ни разу ещё не принял участия в интригах против действующих первых лиц. Какой бы их воля ни была, он беспрекословно её исполнял.

- Полагаете, я вернусь? - спросил его Ланге.

- Знать это я не могу. Я только надеюсь.

Как всякий верующий. Почему Тьма так добра ко мне, вопрошал себя адмирал, когда "Фалькенкопф" всплывал через атмосферу к бессветному космосу над головой; почему Свет недобр? Потому что мои устремления злы? Иметь работающее правовое государство, которое защищает граждан, и просто любить человека - зло? К бесам такую религию. К демонам.

Что же, сейчас увидим, насколько добра Тьма на самом деле.

Ланге дал бортовому ИИ координаты цели и выпустил из переноски Руди Ротбарта.

Предстояло три дня пути до станции "Лорелея".

Отряженные с ближайшего пограничного поста техники провели предыдущие несколько дней, активируя реактор и восстанавливая энергоснабжение давно покинутой станции, и теперь она звала цепочкой огней, круглая и пустая, как скорлупа, когда "Фалькенкопф" вышел из гиперраума. Дальше Ланге действовал почти механически, отрабатывая свой план пункт за пунктом. Корабль он поставил на автопилот и послал на орбиту вокруг той же самой луны, над которой плыла "Лорелея". Вызвать его назад к станции мог только сам он, Ланге - голос и опознавательный код, ряд чисел. Он ещё раз проверил бластер, продырявив из него перегородку в станционном гараже, и прилепил к зубу капсулу с ядом. Как бы то ни было, он не окажется в заложниках у Тьмы.

Далеко ходить Ланге не стал. Проверив мостик "Лорелеи" и силовые поля - всё, разумеется, было исполнено так, как он приказал - адмирал установил гляйтваген со стазисной камерой в изоляторе в медицинском отсеке. Потом вернулся на "Фалькенкопф", забрал сумку с вещами и переноску с котом и отвёз их туда же.

- Ну, Руди, вылазь, - Ланге открыл животному дверцу.

Кот высунул из переноски голову и водил ею туда-сюда. Ланге погладил пальцем его широкий покатый лоб и занялся подготовкой. Её униформа и полотенца, стакан и графин с водой - вот и всё, что нужно. Еда, душ и всё остальное на корабле. Постель вот только - ...

Он застелил свежим бельём одну из коек, достал свой комм и проверил список.

Нет, ничего не забыл.

Альберт Ланге шагнул к стазис-камере и сдвинул крышку.

В вечности в этом гробу из энергий и стали ничто, разумеется, не менялось. Адмирал Сита Сандани была укрыта промокшим кровавыми пятнами покрывалом, укрыта наспех. Врачи пытались до последнего её спасти, восстановить пробитое сердце и обезвредить яд, которым убийца смазал кинжал. Они проиграли битву за считанные минуты и не успели снова одеть умирающую - умершую - в гимнастёрку и китель. Сита попала в стазис полуобнажённой, и Ланге, как тысячи раз до того, смотрел на прямую линию медицинского покрывала, болезненно белую на её почти чёрной коже, чуть ниже ключиц. Лицо её будто сосредоточилось на себе, взгляд ушёл в ничто - глаза были почти закрыты. Но не совсем, меж век оставалась щель. Окружившее Ситу поле тускло светилось, смывая чёткость; Ланге почувствовал, как когда-то, в первые скорбные годы, головокружение и опаску ввергнуться в омут, в это остановленное время гроба, где нет воздуха, боли и тлена - и одновременно желание так упасть. Он был бы с ней, они были бы вечно рядом, вне времени осязая друг друга, далёкие, словно древние звёзды.

Он протянул руку, ввёл код и отключил стазис.

Сита была совсем тёплой. Тёплая, мягкая и почти живая - в её времени, в рамках существования тела, она только что умерла. Ланге поднял её из контейнера камеры и застонал от боли - его позвоночник, бёдра и кости таза отказывались нести какой-либо груз, переломанные и зажившие кости кричали. Лечил его тогда Йохан Риттер, и он же спас - пробрался среди огня и обломков внутрь гибнущего корабля на бескрайнем космическом поле боя, вытащил, вынес и исцелил. Было невероятно больно, но Ланге не жаловался - Риттер спас только его, незаменимого ученика адмирала Сандани, штатсшефа и полководца, гибель которого обрушила бы фронт. Остальных, сколько их там было, магистр Света оставил спасаться или умирать как смогут.

Внебрачный сын Ланге, Жан Фридрих, погиб в той же битве.

Ланге сумел сделать несколько шагов и положил на койку свой груз. Ему пришлось присесть рядом и отдышаться, вытереть слёзы с глаз окровавленными руками. Старый солдат, а плачет от боли. Старость не радость. Белое покрывало - теперь Ланге видел, что это широкое полотенце - с одной стороны соскользнуло, Ланге увидел её обнажённую грудь, небольшую и аккуратную, совершенной формы. И кровь - Сита была вся залита кровью. Алая жидкость блестела под светом ламп. Ланге протянул руку и, вместо того, чтоб поправить, сдвинул прочь полотенце.

Она была божественна. Открытая рана в груди ничего для него не портила - её обнажённые мышцы, рёбра и сердце были прекрасны, достойны любви не меньше, чем губы, ключицы, шея и маленькие, словно бусинки, соски. Ланге всхлипнул, склонился, пачкая китель в крови, и приник к её горлу губами, отчаянно и абсурдно надеясь почувствовать ими биение жизни. Его охватила страсть, острая, словно жажда в пустыне. Но долг был сильнее, любовь и долг.

Он выпрямился, привстал, опираясь на койку коленом, и снова накрыл полотенцем тело.

- Сейчас, сэр, - сказал он. - Мы с этим справимся. Всё пройдёт.

И он одним плавным движением вытащил из-за пазухи и открыл контейнер.

В ватном ложе лежал обычный шприц. Вакцины в нём было на три с половиной кубика, чёрной, как ночь.

Всего-то.

Ланге взял шприц двумя пальцами и - ...

Кот у него за спиной зашипел.

Потом заорал.

Ланге медленно повернулся. Рыжий кот Руди, внебрачный сынок кошачьего адмирала, сбился в трепещущий меховой ком за углом стазис-камеры. Розовая его пасть широко раскрылась, оранжевые глаза, взгляд которых не отлипал от шприца в руке хозяина, округлились, словно монеты в марку. Из них били ярость и ужас. Шерсть Руди, вся до последнего волоска, встала дыбом, как будто его ударили электричеством. Не переводя дух, кот орал - нет, кричал, как отчаявшийся человек. Вопиял.

Кот вопиет к небу, подумал Ланге и снял со шприца колпачок.

- Спокойно, Руди, - сказал он, взял руку Ситы и без колебаний вонзил иглу в вену в изгибе локтя.

Кот внезапно умолк. По полу царапнули когти, и что-то ударилось в дверь. Потом ещё раз. Ланге осторожно опустил руку Ситы на койку и обернулся. Руди Ротбарт бился в дверь с разбега. Он отступал на пару шагов, приседал и кидался вверх, подпрыгивая метра на полтора, колотился мордой и беззащитным носом в металл.

- Руди? - сказал Ланге.

Кот молча прыгнул опять. На двери осталось тёмное пятнышко - Руди разбил себе нос до крови.

Ланге чуть не заплакал снова. Он нащупал свою трость, добрался до двери и приоткрыл её. Кот кинулся вон, ударившись и расширив щель головой, помчался галопом по вестибюлю и освещённому коридору, стремительный, будто за ним гналась смерть. Он добежал до поворота в тёмную галерею, свернул туда кувырком и исчез, так и не сбавив скорость.

Ланге стоял и смотрел вслед Руди, весёлому тёплому существу, которое провело с ним три дня и, играя, ловило лапами трость. О, Боже - Бог Света или Бог Тьмы - пощади и помилуй нас. И кота.

Ланге вспомнил, что надо дышать, и вздохнул.

Шприц. Кот испугался шприца, не Ситы.

Цепляясь за эту соломинку, Ланге обернулся. Сита Сандани была недвижна; какой бы процесс ни шёл в её теле, заметен он не был. Не стоит здесь оставаться, решил адмирал; когда она проснётся в этом виде, полуголой, его, подчинённого, не должно быть рядом. Он подождёт в вестибюле. У неё будет время стереть с себя кровь, одеться, выпить воды и прийти в себя - так думал он, не касаясь и мыслью других мотивов.

Он отступил в вестибюль, пятясь и не сводя с неё глаз. Дверь неслышно закрылась. Ланге нажал на толстую красную кнопку у косяка, и силовое поле включилось, делая изолятор достойным своего имени. Дверь можно было открыть изнутри, она открывалась внутрь, но проём закрывало поле.

Она остановится здесь, в двери. Ланге посмотрит ей прямо в глаза, и он всё поймёт. Она это или нет. Ему хватит взгляда.

Он потерял время - минуты или часы. Очнулся от внутреннего толчка, разлепил глаза. Оказалось, дремал, склонив голову на плечо, в пластиковом неудобном кресле. Перед ним были стол, ещё кресла и зеркало; на столе стопкой лежали журналы. Старые, три тысячи двенадцатого года. Их бросили здесь, покидая станцию, в том году. Ещё до Войны. Команда, которую он прислал неделю назад, стёрла пыль и сложила журналы в стопку. Его подчинённые ничего не забыли.

Дверь в изолятор была открыта. В проёме стояла тень.

Ланге видел её краем глаза. Он должен был повернуться, хотел повернуться туда, но не мог. Почему-то не делал этого. Секунды текли, а он так и сидел, не фокусируя взгляд ни на чём, ощущая тупую боль в шее. Бластер, подумал он, бластер я не забыл? И сдвинул руку к поясу. Бластер вот он.

Оттуда ведь движения не видно, нет? Кресло стояло параллельно к стене изолятора, дверь была чуть сзади.

Тень шевельнулась. Подняла руку, догадался Ланге, касается ладонью поля. Стоящее существо не издало ни единого звука, оно ждало. Ланге тоже.

Спустя, казалось, вечность тень исчезла. Она отступила внутрь, подумал он; надо встать, подойти к проёму. Как бы то ни было, здесь безопасно. Оттуда она без него не выйдет.

Но он не вставал. Инстинкт будто приказывал ему не двигаться, замереть без звука, как мышь в углу, когда в комнате кошка. Не кошка, нет. Что-то другое.

Время опять грозило сбежать, словно молоко на плите. В детстве он кипятил молоко, настоящее молоко от коров, и помнил: замешкаешься на секунду-две - и оно уже выбралось из кастрюли, пахнет горелым. Так.

Тень появилась снова. Теперь Ланге видел её яснее. Она надела, действительно, гимнастёрку и китель и выглядела теперь как всегда. Как она сама. Он упорно не поворачивался и не видел лица, глаз Ситы. В руке у неё что-то было. Какой-то предмет.

Силовое поле загудело, заколебалось, пытаясь стабилизироваться.

Это же калибратор частот.

Откуда?.. Из стазисного механизма, конечно. Это он не учёл. В стазис-камере есть калибратор. Правда, к нему нет датчиков, которые необходимы - если только ты не дорогой дроид с хорошим кварковым мозгом - для вычисления частот поля, чтобы его убрать.

Однако если ты Сита Сандани, чей разум не уступает лучшим искусственным интеллектам - или какое-то... что-то ещё, получившее доступ к её способностям, поселившись в теле - ...

Поле дрогнуло и исчезло.

Тень опустила руку, помедлила и ступила вперёд. Адмирал Сандани, мёртвая или живая, вышла к нему в вестибюль.

Шаг, другой.

Скосив глаза, он увидел её отражение в зеркале. Армейская стрижка, волосы спереди подлиннее, падают на лоб. Китель расстёгнут. Ей жарко? Ей больно? На гимнастёрке не было крови.

Видели, как собаки трупы грызут? Вот так же.

Ланге представил себе собак. И её.

Он застыл в бесконечном "да/нет", не двигаясь на ни йоту. Адмирал Сандани смотрела в зеркало и на него, на его голову, совершенно седую. Она меня помнит другим, гораздо моложе. Если, конечно, помнит. Если это она.

Он повернулся, и их взгляды в зеркале встретились наконец.

Губы её шевельнулись и разомкнулись.

- Альберт? - сказала Сита.

- fin -

Примечания:

Евангелие - буквально "благая весть" (греч.)

"Йохан" и "Джон" - соотв. немецкий и английский вариант имени Иоанн

Рейх - царство (нем.); иногда, как здесь, используется в смысле "империя"

Штатсшеф - глава государства (нем.)

СБР - Служба Безопасности Рейха, аналог ФСБ

Стазис - состояние вне времени с соответствующей приостановкой любых процессов

Фестунг - крепость (нем.)

Гиперраум (гипер) - подпространство (нем.), гиперспейс

Гляйтваген - антигравитационная повозка (нем.)

Лемур - призрак (греч. и лат.)

Драугр - восставший мертвец-людоед (сканд.)

Гипертрассы - пути в подпространстве

"Айзенхорн" - "Железный рог" (нем.)

"Фалькенкопф" - "Соколиная голова" (нем.)