— Всё! Больше не могу, бабуля! — сказала я и откинулась на спинку стула.
— Я тебе говорила, фиников много не съешь, а ты не верила.
— А почему их много не съешь? Пить хочу!
— Вот потому и не съешь. Сладкие очень. Можно сказать, сахар с косточкой! Знаешь, сколько его в финике?
Я отрицательно покачала головой, жадно глотая воду прямо из кувшинчика.
— Процентов семьдесят будет, думаю. Я вот читала, — продолжала говорить бабушка, раскатывая пышное тесто, — один врач написал, что можно прожить на одних финиках и воде.
— Да?
— Да. Знаешь, почему? Потому что в финиках много полезных веществ, которые нужны нам для жизни.
— Ну, это пожалуйста. Только я бы не смогла всю жизнь питаться одними финиками.
Бабушка хмыкнула.
— Есть такие места на земле, где, кроме фиников, ничего нет. Но никто не печалится по этому поводу. Хозяйки, которые живут там, умеют ни разу не повторяться в приготовлении блюд из одних фиников в течение целого месяца.
— Да ты что? — изумилась я.
— Давай финики, тесто готово. Косточки-то вытащила?
— Вытащила! Баб! Ну, а что кроме нашего пирога можно ещё с финиками делать?
Я села и положила голову на стол.
— Отцепись, почемучка! — воскликнула бабушка.
— Ну, баба!
— С мукой финики мешают и хлеб пекут.
— А ещё?
— Едят варёными, сырыми, сушёными. Из фиников делают пасту, которую можно хранить круглый год. Варят компоты, кисели. Из сока фиников добывают сахар и мёд. Из молотых косточек делают напиток, похожий на кофе. Больше не скажу, нужно в книжках посмотреть.
Я побежала к стеллажам с книгами. У бабули много книг о цветоводстве. А я уже научилась читать! Не очень хорошо, правда. Достав самую толстую книгу по цветоводству, я стала искать название — финиковая пальма.
— Баба! — открыв нужную страницу и увидев фотографию, закричала я. — Так она же у нас есть! Пальма финиковая! Этот тот папоротник в дедушкином кабинете!
— Что за глупость? Какой папоротник? Никакой это не папоротник. Пальма как пальма, маленькая только, — бабушка вытерла белые от муки руки о фартук. — Конечно, уж не такая, как в пустыне Сахара, под тридцать метров. Но самая настоящая.
— Она ведь у нас давно!
— Давно не давно, но второй год живёт. Растёт только плохо.
— Плохо?
— Медленно.
Мы с бабушкой отправились в кабинет деда. Пальма сидела в кадке у самой двери, раскинув свои, похожие на тёмно-зелёные перья диковинной птицы листья.
— Протри-ка с листьев пыль, — сказала бабушка, — пока я пирог пеку.
Я взяла губку, маленькое вёдрышко с водой и села рядом с кадкой.
«Интересно, а на нашей пальме финики когда вырастут?» — подумала я.
Только я хотела прикоснуться влажной губкой к листу, как увидела на нём знакомую девочку.
— Не намочи меня, — недовольно сказала Глупость.
Зажмурив глаза, я даже подпрыгнула от радости: «Путешествие! Будет новое путешествие!» Как только появлялась Глупость, начинало происходить что— то сказочное.
— Здравствуйте, девочки, — не заставил себя ждать голос Пальмы.
— Здравствуй, Пальмочка!
— В путешествие?
— Да! — крикнула я.
— Тогда посильней качни мой лист!
Я качнула лист, на котором сидела Глупость, и всё замелькало перед глазами.
— Песочек-то жёлтый! — услышала я бодрый голос Глупости. — Так! Я здесь на пять минут, не знаю, как вы. Не собираюсь тут засохнуть.
Открыв глаза, я увидела голубое небо, которое на горизонте превращалось в белую полосу. А кругом пески, пески, пески. Они громоздились ярко-жёлтыми холмами и обрывались чёрными тенями. Дунул слабый ветерок, песчинки побежали, как живые, перебрались на новое место и замерли.
Жар шёл отовсюду: сверху, снизу, сбоку! Пекло солнце, песок был раскалён, и ветер дул горячим воздухом.
— Фуф! Пустыня! — прошептала я.
— Прячьтесь под мои листья.
— Нам ещё повезло. Смотри, как много пальм вокруг. Они дают тень и спасают от жары.
— Что-то тут не так, — заговорила Глупость, прячась под лист. — Где твои колючки там, утолщения, опушения, чтобы не высохнуть?
— Мне они не нужны. Ведь всё это необходимо тем растениям, которые испытывают недостаток в воде. Вот они её и удерживают разными способами.
— А как же ты? Разве ты в пустыне не испытываешь этот самый, как его… Недостаток воды?
— Мои корни пьют грунтовую воду, которая подходит близко к поверхности. Такие места в пустыне называют оазисами. А меня называют царицей оазисов. Мне не нужна защита от испарения. Я испаряю столько, сколько хочу.
Я стала внимательно разглядывать финиковые пальмы, живущие в оазисе. Они были высокими с красивыми длинными стволами. Веер огромных четырёхметровых листьев раскинулся серо-зелёным шатром на самой вершине ствола. Я решила пересчитать все листья, но вскоре сбилась со счёта. Пальмы царственно выгибались и медленно раскачивались.
— А царицей-то тебя почему назвали? За рост? — спросила Глупость, жуя финик.
— Думаю, всё-таки за дело. У местных жителей, кроме меня и песка, ничего больше нет. В одной старинной книге было написано о восьмистах одном способе использования пальм людьми.
— И как же, интересно? — спросила Глупость.
— Из моей древесины и листьев делают стены, крыши домов. Ствол идёт на мебель и кухонную утварь. Финики и пальмовый сок — на еду, питьё и лекарства. Местные жители научились делать из финиковых пальм одежду, обувь, лодки, луки, гарпуны, верёвки, циновки, мешки, корзины, паклю для набивания матрацев. Нечасто, но используют меня даже как топливо.
Я слушала Пальмочку, а сама смотрела по сторонам. Всё здесь было диковинно. И величественные живые пальмы среди мёртвого горячего песка, почти чёрные тени жёлтых песчаных холмов, но самыми удивительными были, конечно, огромные гроздья фиников под листьями. Никогда ничего подобного я не видела! Гроздья были из крупных, мясистых, полупрозрачных, словно наполненных мёдом фиников!
— Сколько у тебя фиников? Да какие крупные! Вкусные, наверно? — не успела сказать я, как Глупость уже полезла срывать новые плоды.
Я потянулось остановить её, но Пальма сказала:
— Пусть срывает, не жалко. У меня сейчас двести килограммов фиников созрело. С каждым годом фиников появлялось больше и больше. Сейчас их столько, сколько может быть при самом хорошем урожае у нас, пальм.
— А сколько тебе лет?
— Мне уже пятнадцать лет.
— А бабушка говорит, что ты плохо растёшь!
— В комнате я расту медленно. Но здесь, у себя на родине, когда температура тридцать два градуса, я начинаю вытягиваться к солнышку.
— А если температура выше или ниже?
— Тогда расту, но медленнее.
— А когда ты цветёшь? Голова от твоего цветения не болит? — спросила Глупость, запихивая в рот финик.
— Цвету я в феврале, и голова от аромата моих цветов не болит. А почему ты спрашиваешь, Глупость?
— У Глупости сильно голова болела, когда цветочки алоэ появились.
Пальма не успела ответить. Из-за песочного холма вышел верблюд, за ним ещё и ещё! Они шли вереницей, ступали важно. На верблюдах сидели люди и радостно перекрикивались.
— Это караван. Люди радуются возможности передохнуть в тени моих листьев, напиться воды и отведать вкусных плодов.
Караван важно зашёл в оазис. Люди начали спрыгивать с верблюдов и располагаться под широкими листьями пальм. Они разворачивали ковры, доставали еду. Один смуглый мужчина взял закруглённый нож и полез по стволу нашей пальмы вверх. Сначала я испугалась. Но, приглядевшись, увидела, что мужчина улыбается и что-то напевает себе под нос:
Мужчина срезал большую гроздь фиников и спустился вниз. Передохнув, караван скоро вновь пустился в путь, а мы с Глупостью улеглись на гладких листьях и стали пить удивительно вкусный голубовато-белый сахарный сок, которым нас угостила пальма.
— А вот интересно, — заговорила Глупость, — сколько литров такого сока ты можешь дать?
— Литров триста.
— Батюшки! А сколько килограммов плодов?
— Килограммов двести.
— Ну, да. Ты же уже говорила. А почему тот мужчина спел «и верблюд мой тут как тут»?
— Потому что финики здесь едят не только люди, но и верблюды, и лошади, и даже собаки.
— Что же получается? Ты тут всем даёшь всё необходимое! И пищу, и питьё, и кров!
— Так и получается, потому что я в пустыне одна. Есть финиковая пальма в пустыне — есть жизнь.
Раздался скрип песка. Из-за холма снова показался верблюд.
— Ещё один караван, — важно сказала Глупость.
— Возможно, — ответила Пальма. — Караванщики все знают мой оазис. Но нет, это не караван. Это одинокий путник. Я его знаю, это лекарь.
— А ему здесь что нужно?
— Тоже, что и всем. Финики.
— Покушать?
— Лечить людей.
— Как? Ты тоже лекарственная?
— Нет, я не лекарственная, но мои плоды обладают лечебными свойствами.
— И какими?
— Финики помогают при сильном кашле, укрепляют зубы и кости, ведь они содержат много кальция. Если сахара в крови мало, начинается головокружение, а финики сразу повышают содержание сахара!
— Ну, ещё бы. Это ведь сам сахар и есть, только с косточкой, — со знанием дела повторила я бабушкины слова. Мне здесь очень нравилось.
«Не то, что на алоэ. Когда некуда было спрятаться от палящих лучей, и мы изнывали от жажды. А здесь! Красота. Жарко, конечно, но под широкими листьями пальмы палящие лучи солнца не беспокоят. Напиться можно вдоволь. Так хорошо, что даже спать хочется», — думала я.
И действительно слабый жаркий ветерок убаюкивал, поглаживая щёки. Лист плавно качался вниз-вверх. Тишину нарушало лишь сухое перешёптывание листвы. Веки закрывались сами собой. Глупость посвистывала на соседнем листе, она уже давно заснула. Прищурив глаза, я смотрела на небо и думала о караванах, которые медленно движутся по пустыне и …
ТУК-ТУК-ТУК.
Мои глаза открылись. Оказывается, я тоже заснула. Кто стучит? Наверное, Глупость опять что-нибудь придумала. Но нет. Глупость сидит на соседнем листе и смотрит на меня.
ТУК-ТУК-ТУК.
Значит, это не сон? Мы свесились вниз. Молодую пальмочку, что стояла рядом с нашей Пальмой, рубили. Новый караван вошёл в оазис. Люди уже сидели на коврах, пили из кувшинов и ели с подносов.
— Что это? — с тревогой спросила я.
— Так добывается особое лакомство, — вздохнула Пальма. — Сердцевина молодых пальм очень вкусная. По вкусу напоминает миндаль. Но такое удовлетворение желаний путников для нас смертельно.
— Молодая пальмочка погибнет?
— Уже погибла.
— Как же так! — расстроилась я. — Им мало сладких фиников?
— Люди часто бывают неразумны.
Мужчины начали сворачивать свои ковры. Они уходили из оазиса, который осиротел, потеряв одну молоденькую пальмочку.
— Иногда люди ведут себя странно. А ведь они знают, к каким страшным последствиям может привести гибель оазиса.
— К каким?
— К гибели людей, разумеется. Неурожай фиников для тех, кто живёт в песках, означает голод, а голод — это смерть. Так уже было. Целые поселения вымирали из-за того, что погибал оазис финиковых пальм.
Пальма грациозно качнулась.
— Но у людей короткая память.
— А сколько лет живут финиковые пальмы?
— В два раза дольше срока, отпущенного человеку.
— Это сколько значит? — спросила Глупость.
— Двести лет.
Я смотрела на другие пальмы, которые провожали уходящий караван печальным покачивание. Мне было очень грустно. Столько доброго делала финиковая пальма для людей, а они иногда платили ей чёрной неблагодарностью. Мне было неудобно за всех людей сразу, ведь я тоже человек. Я думала, думала, думала, ничего не слыша и не видя. Но громкий голос Глупости заставил меня очнуться:
— Смотрите! Соседнее дерево всё ободрали!
— Как? Где? — забеспокоилась Пальма.
— Ни одного финика не оставили!
— На нём не было фиников, — облегчённо вздохнула Пальма.
— Как не было?
— Мы двудомные растения.
— Какие? — переспросила Глупость.
— Двудомные. Два дома. Так говорится, а на самом деле это значит, что есть мужские пальмы, а есть женские. Плоды созревают только на женских пальмах. На мужских пальмах плодов не бывает. Та пальма, на которую ты смотришь, мужская.
— Как у людей, получается? Вот это да! Я даже не знала, что такое может быть у растений!
— А ещё я работаю календарём, — весело сообщила Пальмочка, которая хотела поднять нам настроение.
— Календарём? На тебе делают зарубки?
— Не угадала, Алиночка. Просто за месяц у меня всегда вырастает один новый лист и отмирает один старый. Поэтому местные жители точно знают, прошёл один месяц.
— А я вот слышала, что надо говорить не пальмовый лист, а пальмовая ветвь! — заявила Глупость, поедая финик.
— Ничего удивительного в этом нет. Длина моего листа так велика, что многие путают его с целой веткой.
— Пальмовая ветвь! Так я же знаю! — закричала я. — Как-то не приходило в голову, когда про пальмовый лист говорили. А пальмовую ветвь дарят на олимпийских играх!
— На Олимпийских играх дарят ветвь оливы! — знающим тоном сказала Глупость.
— Верно. Ветвь или венок из оливы, а также меня, пальмовую ветвь.
— А почему?
— Это как пожелание здоровья, долголетия и победы.
— Победы?
— Конечно! А как ещё можно назвать нашу способность расти в жарких пустынях под испепеляющим солнцем? Не только расти, но и дарить новую жизнь. Никак кроме победой жизни над смертью это не назвать.
Я с уважением смотрела на Пальмочку. Впрочем, почему я её так называю? На царицу Пальму, на её высочество Пальму, на королеву пустыни. Глупость тоже смотрела на Пальму с уважением.
Тут один длинный лист пальмы склонился.
— Коснитесь меняи вновь окажетесь дома, — с грустью проговорила Пальма. — Наше путешествие подошло к концу. Вам понравилось?
— Конечно, понравилось, — сразу ответила я.
Глупость сделала вид, что не расслышала. Она коснулась перистого листа и исчезла. А я последний раз огляделась вокруг. Начинало темнеть. Тени на песке стали размываться. На ярко-синем небе появились целые россыпи ярких звёздочек. Я подняла руку и коснулась листа.
— Н-да, — сказала Глупость. — Фиников я наелась на целый год, теперь пить хочу.
Я сидела на полу.
— Как здорово было, правда? — восхищённо спросила я.
Ответа не было. Я посмотрела по сторонам. Глупость исчезла. Зато вошла бабушка, которая приподняла очки от удивления.
— Почему ты на полу?
Я стала подниматься и случайно задела бабушкину этажерку.
БАХ!
Земля высыпалась на паркет. А растение, стоявшее на этажерке, из пышного и большого вдруг превратилось в маленькое и смятое!
— Ох, какое несчастье, — проговорила бабушка.
— Бабушка, ты не волнуйся! Я его мигом пересажу! У тебя же много пустых горшков. Ты, главное, не переживай!
Бабушка подняла растение с пола. Некоторые стебли отломились и остались лежать на полу. Листочки на веточках-верёвочках жалостно свисали.
— Стебли традесканции хрупкие, ломаются, даже если её неосторожно поливать, — вздохнула бабушка.
— Традесканция. Какое название красивое, правда?
— Правда, красивое.
— Мы же ей поможем, бабушка?
— Помочь-то поможем, но что она теперь понарасскажет другим растениям.
— Как? — удивилась я, очумело посмотрев на бабушку.
— А так, — тихо проговорила бабушка. — Я сама «бабьи сплетни» боюсь. Так традесканцию в народе называют.
Бабушка подмигнула мне, я удивлённо хлопнула ресницами.