Стрелка компаса на кожаном нарукавнике предано указывала на север, а Цой, все дальше удаляясь от него, продолжал свой путь на юг - навстречу упавшему космическому телу. Почему-то решил прозвать его Искрой; может потому что она вспыхнула в нем давно угасшим влечением, как искры вспыхивают огнем, так и она вновь пробудила вкус неизведанного.

Деревья давно расступились, уступив место просторной полянке, уходящей за горизонт, от которого тянулись мрачные предгрозовые тучи, почти полностью заслонившие собой яркое солнце.

Искатель шел навстречу гроздьям облаков, понимая, что вот-вот нагрянет сильный ливень; его вода, некогда служившая источником жизни, обернулась угрозой для всего человеческого - просачивалась и взламывала швы зданий, построек, разрывала их изнутри, медленно, но верно превращая шедевры архитектуры в блеклые, осыпающиеся надгробия былого людского величия. Старый мир, - его уносило ветрами, смывало дождем.

По небу накатывали отдаленные раскаты грома. Искатель знал, как совсем скоро все здесь будет греметь и сотрясаться. Ревущие ветра, словно табун скакунов пронесут за собой тучи, а за ними бурю, точно клубы пыли. Но он не боялся грядущего, напротив, очень хотел, сильно ждал - ведь он сделан не из бетона и железа, он соткан из кожи и плоти, и вода, даримая небесами ему не страшна, она несла жизнь, свежесть, чистоту и ощущение непередаваемой свободы.

Разделся догола, надежно завернув добро в накидку из бесьей шкуры; она не промокнет под сильным дождем, не позволит промокнуть вещам.

Огоньки вспыхивали над ним там, высоко, в глубине грозовых туч, затянувших небо; и грянул гром, а после, как он поутих, послышался едва уловимый шум - стена дождя обрушилась на землю. Капли врезались и разбивались о жилистое тело искателя. Он, полностью нагой, вымоченный осадками, запрокинул голову и распростер руки, наслаждаясь омывающим прохладным ливнем; вода смысла хмурость с сурового лица, принеся с собой блаженство. Втирал в себя падающую с небес влагу, а когда облака рассекла молния, и по небу прокатился очередной рокот грома, искатель тенором закричал ему вслед и рассмеялся, отрывисто, сдерживая себя, а потом, дав волю желаниям, закричал еще, уже гулким, радостным басом.

Стоял один на просторной поляне окруженный бушующим ливнем и только им одним, ловил языком прохладные капли. Звери и чудища попрятались в страхе перед гневом небес, а искатель не боялся, больше нет.

Около десяти минут Цой тешился проливным дождем, наслаждаясь каждым мгновением, каждой упавшей каплей, ощущая, как вода насыщала бодростью, чувствовал, как тело, словно теряя всякий вес, становилось легче, он будто парил над промокшей землей. Нескончаемый шум ливня окутал все вокруг сырой прохладой и туманной дымкой, а поодаль кроны деревьев склонялись под ревущими ветрами, а за ними величественно возвышались непоколебимые скалистые горы, между которыми обрывистой дугою тянулся перешеек - Перевал, самый опасный участок по пути на юг. В обычный день Цой обошел бы и его, затратив много больше времени, но день был далек от обычного - упавшая Искра, ее секреты ждали его там, за угрозами Перевала.

Оделся. Больше всего времени отнимали бинты бесьей кожи; на обмотку тела уходило около пяти минут, но затраченное время оправдано сполна - множество раз шкура уберегала и спасала от глубоких порезов, рваных ран, а вот одежду приходилось менять чаще, она не могла похвастаться подобной прочностью. Покончив с обмоткой, искатель с легкостью облачился в широковатые штаны, которые затянул лентами, нарезанными из той же бесьей шкуры, теперь сидели плотно и вряд ли за что-нибудь зацепятся; штаны, изувеченные множественными заплатками и швами, заботливо и очень аккуратно сделанные Адой, давно выцвели и поблекли.

Гром продолжал греметь, но уже не сильно, скорее лениво и как-то устало, но Цой знал: пузатым тучам мало - они не угомонились и это далеко не конец.

Он был почти готов. Влез в шнурованные ботинки, затянул туго, а на когда-то белую, но теперь желто-серую майку накинул исхудавшую кожаную куртку с металлическими набивками у плеч и предплечий, не сразу застегнул непослушную молнию, а поверх куртки - безрукавный бесий плащ. Перекинул рюкзак через грудь, ощупал перетянутые кожаными шнурками рукоятки Ляли-Оли и пустился в путь.

Лучики солнца, озорливо проглядывающие сквозь мрачные облака, столбиками теплого света заливали части полянки, а неугомонный ветер, погоняя зеленую траву, уверенно сгибал ее над землей. Все вокруг налилось приятной бодрящей прохладой и тишиной. После бури всегда делалось тихо, да настолько, что становилось страшно. Во всепоглощающей тишине искатель шел один-одинешенек, а вокруг ни души; он не позволил себе загрустить, окруженный девственными и неповторимыми красотами, живо прогнав мысли об одиночестве. Цой искренне верил: наступит день, и человек вновь обретет власть над миром, ему вновь покорятся природа и дикие звери, он будет как прежде ступать по земле с гордо поднятой головой, не ведая страха, не зная препятствий, свободный ото всех границ. Верил и в то, что придет день, и автомобили охватят все дороги, а не одну единственную Вену - широкополосную трассу, по которой гоняют добро между Семью Домами. Как раз тогда он услыхал протяжный устрашающий гудок и моментально узнал сигнал одного из тягачей, колесящих по Вене.

Воспользовавшись бинокуляром, углядел несшийся по трассе автопоезд, состоявший из модифицированной в угоду Каторге кабины, прочно сваренной с цельным железным кузовом и двухостным полу-прицепом-шасси. Арочные шины трех равномерно разнесенных пар колес, казалось, пожирали лопастями искореженный выщерблинами асфальт, а из-под брюха на дорогу клубами пара исторгалась отрава, губящая сорняки, неустанно пытающиеся застелить зеленоватой пеленой всю Вену.

Судя по блеклому красному окрасу, сигналящий в гудок грузовик мчался из Мяснинска, но далеко не краска позволила сделать подобный вывод, а черепушка беса, чья прочная кость защищала кабину и капот. Из ноздрей посаженного на кабину черепа, подобно усикам насекомого, тянулись металлические прутья, оканчивающиеся подожженными покрышками, извергавшими черный смог - их вид, как и гнусный тяжелый запах надежно отпугивал всякое зверье. За исключением, пожалуй, бездомных, - их необъяснимо тянуло грабить караваны, - как обязательство, слепая необходимость, без которой их существование будто бы теряло всякий смысл, но из раза в раз их настигала неудача, потому как четверо оборонителей, занявших позиции в дотах с пулеметами на кузове не давали никому спуска. Тягачи оснащены оружием Старого мира почти так же хорошо, как и семь Домов и под завязку забиты боеприпасами, производимыми Чернью, поскольку довольствие, перегоняемое тягачами - ключ к выживанию Домов.

Немая улыбка проплыла на лице искателя. Цой знал водителя тягача; его звали Газ, а уж Газ был знаком с искателем подавно, потому как черепушка, украшавшая кабину его грузовика, принадлежала бесу, тому самому, убитому Цоем. Три группы собирателей во главе с искателем неполную неделю волокли через непроходимые джунгли побежденное чудовище к Мяснинску, где мясники окончательно расправились с телом, оставив отлично обработанные кости в качестве трофея. Газ получил черепушку в награду. Считался самым матерым водителем Вены и колесил по ней столько времени, сколько каторжники обычно не живут.

Цой вынул из ранца «лампу», с виду напоминавшую миниатюрный воздушный шар, дернул за веревочку, как за хлопушку, тем самым поджег корзинку. Вспыхнувший огонек раздувал купол, и лампа медленно поплыла вверх, а оказавшись метрах в десяти над землей, вспыхнула ярким красным огоньком. Последовало два коротких гудка, - Газ заметил сигнал.

Увидев Цоя, неспешно вышедшего на дорогу, тягач не остановился, но сбросил скорость, позволив искателю ухватиться за поручень, вскочить на ступень, открыть массивную дверь и юркнуть в кабину.

- Здоровеньки! - бодро поздоровался Газ, ухватив Цоя за руку, и втянув его внутрь. Искателя приветствовал не только водитель, одетый в серый комбинезон с лямками, поверх которого была накинута потрескавшаяся кожаная безрукавка, но и каждая из тридцати трех икон, уставленных в несколько рядов на приборной панели. Газ, разумеется, не был приверженцем староверов, коих почти не осталось, ему просто нравились неописуемая красота и детализация иконок самых разных размеров, и то, как они поблескивали согревающим светом в ясные дни. Этого Цой не отрицал, даже искореженные и избитые бесчувственным временем, иконки выглядели чудесно. Одну из икон он даже знал; ту, на которой изображен Архангел Гавриил. К несчастью, прекрасные образы святых оставались бессильными против Каторги. Оттого Цой, как и Газ, не верил в высшие силы, - за исключением тех, что рухнули с Обелиском, - да и никто особо не верил. Единственное, во что свято верили каторжники, на кого надеялись, так это на самих себя, собственные силы, знания и умения, ежедневно помогавшие им выживать.

Так и жили, с верой в себя и друг в друга. Работая бок-о-бок, делили богатства поровну.

Удобно расположившись на сдвоенном сиденье, Цой бережно закрыл дверь. Знал, как Газ ценил ласковое обращение с Зилой; именно таким странным именем водитель окрестил свой тягач.

Цой позволил себе улыбнуться и поприветствовал в ответ.

Газ выжал педаль сцепления, со скрежетом переключил передачу и плавно утопил акселератор. Зила незамедлительно отреагировала, набрав скорость до умопомрачительных пятидесяти или шестидесяти километров, во всяком случае, так показывала припадочно трясущаяся стрелка.

Газ в подозрительно-нервном предвкушении тарабанил костлявыми пальцами по штурвалу, множество раз перетянутому кусочками разного материала и проволокой для удобства, и как-то ожидающе поглядывал на Цоя, но, так и не дождавшись желаемой реакции, указал рукой на крышу кабины.

- Видал?

Цой поднял голову и заметил ставни.

- Личная модификация! - важно объявил он, потянувшись к пластинам, дернул их вниз и под лязг стали наглухо запечатал окно со стороны Цоя. Искатель несколько раз одобряюще кивнул и, неподдельно восхищенный узенькими смотровыми щелями, поджал губы.

- Толстопарда удержит! - закончил демонстрацию Газ, оттянув ставни обратно.

- Все творишь? - поинтересовался Цой.

- Все ходишь? - дружески парировал Газ, и рука с рычага скользнула к шее, надежно спрятанной за густой бородой, каштановые волоски которой напоминали скрученную проволоку. Если рука Газа не находилась на руле и не на рычаге переключения передач, она непременно находила пристанище под челюстью и привычно почесывала бороду, издавая еле слышимое потрескивание.

Цой кивнул.

Узковатое лицо водителя, обрамленное бородой и коротким ирокезом, выстриженном под протектор шины, едва ли не сияло от радости встречи.

Незамедлительно щелкнул переключателем, выключив радио, где еле разборчиво, борясь с помехами, бормотал звонкий голос Гида, и на секунду в салоне воцарилась полная тишина, сопровождаемая ревом многосильного двигателя.

Из четырех тягачей, Зила нравилась Цою особенно сильно. Непостижимым образом Газу удалось избавиться от всякого стороннего шума в салоне машины, в то время как в кабинах других тягачей все гремело и стучало, точно погремушка.

Газ потянул цепь, висевшую над дверью, у левой стойки и заставил паровозный гудок разродиться еще раз, попутно выпустив из-под днища грузовика клубы отравы. На мгновение искателю показалось, что они не мчатся по дороге, а плывут, рассекая ватные облака.

Газ редко отрывал зоркие янтарные глаза от Вены и за штурвалом - почему-то он называл руль именно так - всегда был максимально сосредоточен, но это не помешало на секунду взглянуть на Цоя таким многозначительным взглядом, что тому показалось, будто водитель знает его самую страшную тайну.

- За Перевал идешь? - не скрывая энтузиазма, спросил Газ и вернул жилистую руку, увязанную кожаными фенечками на штурвал.

Искатель кивнул.

- Вспышки вчера видел?

- А как же! Все видели. Мы как раз Мясникам доволь завезли, в свистопляски пуститься думали, пока нас на Догму грузить будут, а тут этот черный хер как затрещит! Как в небо выпалит! Как земля задрожит! - Газ вдруг хохотнул. - А Зиг? Зиг так вообще все портки засрал! - плечи водителя затряслись в беззвучном смехе.

- Еще кто пошел, не знаешь? - поинтересовался искатель.

- Да кто пойдет-то? - в искреннем недоумении ответил Газ. Откинул козырек, откуда выкатилась самокрутка, и ловко поймал ртом. Закурил. - Мы сами чуть не обосрались. Ну, мож из Каземат или Гона пара-другая отбитых и найдется, а из Догмы никто не сунется, штурвалом клянусь! - пыхнул дымом. - На кой оно сдалось, смотреть, что там опять на наши головы свалилось, а, Цой? Не... нахер, - водитель отмахнулся так, словно вокруг него кружилась тучка назойливых мух, - на-хер!

Цой кивнул в немом согласии. Действительно, для многих жителей Домов идти и выяснять, что в очередной раз обрушилось на землю, было риском совершенно неоправданным и ненужным. Проще сидеть за высокими стенами и ждать, - рано или поздно оно даст о себе знать, а может и нет, на что многие и уповали. Он понимал страх каторжан, но сам ему поддаться не мог - непозволительная роскошь. Цой - искатель, и узнавать о том, что творилось на просторах Каторги его работа, работа в которой он, по мнению многих, был лучшим.

Сверху вновь донеслись отголоски грома, и совсем скоро по Зиле застучал дождь; хрустальные капли, разбиваясь о лобовое стекло, не успевали расплываться, как маячащие туда-сюда дворники расплескивали их в стороны. Угловатая бежевая кость беса, укрывшая капот омывалась дождем и казалась немного белее обычного, чем и вызвала малозаметную одобряющую улыбку на лице Цоя.

- Газ машину мыть не может, Каторга поможет.

- Ой, да брось, Цой, ее моешь, а она ржавеет.

Вынесенный на переднюю панель одометр щелкнув крайним барабаном, прокрутил цифру и счетчик показал число: четыре-восемь-пять-шесть-три-два и Газ, кажется, собиравшийся посмеяться над собственной шуткой вдруг переменился и взгрустнул.

- Немало набегала, - констатировал Цой; его счетчик иной. Водитель как-то нехотя усмехнулся, дернув плечами.

- Эт скорее не она, а я, Цой, я! Не ее это счетчик, а мой. Так и живу вот от груза до груза. Донесли, получили - щелк - и по новой. Жи-и-изнь! - протяжно и все-таки довольно проговорил он. - Мне вот скоро смену готовить, - самодовольно выпалил Газ, - девчушку подвязали уже, в Догме ждет, Евой зовут.

- Хорошее имя.

- Талантливая наверно, раз мне назначили, - сильно затянулся, чуть не закашлявшись. - Натаскаю, ух, натаскаю! - с гордостью непревзойденного наставника объявил Газ. - Лучшим перегонщиком станет, штурвалом клянусь! А ты, Цой, сам бы кого поучил, того гляди, еще отличный искатель выйдет, а?

Цой не ответил, потупив взгляд в стертый до стального блеска пол тягача. Очередной щелчок барабана счетчика километража и мысль о том, что он подбирался к месту падения все ближе, потеснила терзания о вечном одиночестве и необъяснимо согрела, наполнив тело легкой едва уловимой дрожью возбуждения.

С приближением к перешейку горы приобретали более устрашающий облик; походили на острые клыки, угрожающе торчавшие из земли. Показался и Перевал - приплюснутое сооружение, неизвестно что представлявшее из себя в Старом мире, располагалось над глубоким ущельем. Часть металлических тросов и несущих балок, некогда удерживающие массивную конструкцию лопнули, поддавшись натиску природы, и обрушили тарелкообразное строение креном. Теперь преодолеть Перевал можно войдя с одной стороны, и поднимаясь по наклонной поверхности, выйти, спустившись с другой.

Попрощавшись и пожелав Цою исправного компаса и возвращения живым, Газ сбросил скорость, позволив искателю безопасно и беспрепятственно спрыгнуть, - и Цой, точно пушинка, легко опустился на мокрый искореженный асфальт.

Ливень стих. Моросил лишь дождик, а до Перевала рукой подать, но еще не время, - к этому участку необходимо подготовиться должным образом; к нему, как и ко многому в Каторге требуется свой, особый подход, - и заключался он в тролликах, поймать которых даже самым прытким хищникам удавалось далеко не всегда. Троллики - маленькие короткошерстные зверьки с крохотным телом и непропорционально бо­льшой головой, с длинными висячими ушами; при совершенно нелепом телосложении, бегали настолько быстро, что не каждому хватало скорости угнаться за маленьким юрким спринтером. Именно за их скорость и подкупающую милую внешность, жителям Каторги полюбились зверьки; они отлавливали их и, принося в Дома Баззарра или Черни, забавы ради устраивали скоростные забеги.

Ловить тролликов сложно, но Цой, ведомый немалой долей хитринки, а не голыми инстинктами охотника, знал, на что падки троллики и как отлавливать юрких зверюшек особенно быстро.

Сойдя с Вены, направился к Перевалу. Идти становилось сложнее, местность сменялась предгорьем, высокие хвойные деревья россыпью заселили бескрайние просторы, умудрились взрасти и в горах, наверху, где их бережно окутали туман и облака, а внизу - никакой мглы, воздух чистый до скрипа.

Дождь поутих, и все наполнилось контрастом и приятной прохладой, все жило и оживало; листья растений, сбрасывая с себя тяжелые капли дождя, поднимались к небу, а те, что устелили землю под ногами, - мягкие от влаги, совсем не шумели.

Петрикор торжествовал над землей.

Бодрящий аромат благоухающих хвойных щедро заполнял пространство: тихое, немое, самый сильный звук, издавали сами троллики, шурша в кустарниках, грызя мокрую кору деревьев.

Цой безошибочно выбрал место, - аккуратная полянка в плену высоченных деревьев. Лег в самом центре, надежно засыпав тело листвой, над которой кусочками накрошил часть пайка. Троллики обожали листья грина и поглощали его с особенным упорством, а от вкуса высушенных листьев - хрустящих, подобно сухарям пайков, едва ли не сходили с ума, так нравился им вкус. Цой лежал бездыханно, в его последний рекорд, секундная стрелка сделала тысячу и сто два щелчка. Долгими годами и мучительными тренировками он достиг результата через горящие легкие, сильные боли и спазмы диафрагмы. Теперь кровь окислялась медленнее, а кровеносные сосуды, сжимаясь после того, как искатель переставал дышать, рефлекторно перенаправляли насыщенную кислородом кровь от конечностей к жизненно важным органам, - сердцу и мозгу.

Цой лежал в полном сознании, но совершенно недвижимый и бездыханный, точно мертвый и ждал. Терпение - самое важное на просторах Каторги. Лишь тот, кто научился выжидать, проживет здесь достаточно долго.

На этот раз прождал недолго, Каторга благоволила ему, потому как минут через пять на полянке, отвлекшись от коры ели, появилось сразу три троллика. Они поспешили полакомиться крошками пайка, лихо, с неописуемой легкостью запрыгнув на тело искателя, и принялись поглощать крошки лакомства. По их энергичному чавканью и хрусту искатель слышал, с каким наслаждением и скоростью троллики грызли любимое кушанье. Но их оказалось трое, многовато; для прохода через Перевал достаточно и двух, да и рук у искателя не хватит, чтобы схватить троих за раз. Подождал пока один из зверьков, наевшись и набив щеки, унесся прочь. Подгадав момент, молниеносно ухватил сидящих, еще не успевших отобедать тролликов за длинные уши. Троллики трепыхались, попискивали. Уложил их в мешок, приготовленный заранее, и поспешил унять; миниатюрные зверьки, почувствовав грубые, но теплые руки на своих серо-зеленых шкурках, быстро успокоились и стихли.

Цой готов. Перевал ждал.