Перевал - все вокруг смердело псиной, и не удивительно - рассадник калебов, диких собак, чьим налитым кровью глазам ненавистен солнечный свет. Искатель стоял у самой его границы; прямо под ним тянулась полукруглая линия жаркого солнца, а впереди тень, отбрасываемая тарелкообразной крышей строения, а за нею, - мрак; на этот раз переступил границу, не раздумывая.

 Прошел не много, метров пять и остановился, позволив глазам свыкнуться с темнотой.

Белая краска на стенах давно отслоилась, оголив рыжий скрежетавший металл. Доносился и стук стальных тросов, стонавших под давлением уцелевшей части конструкции и где-то там, в глубине, калебы скреблись когтями о пошарпанный пол.

Но искатель пришел не один - безумно быстрые троллики, послушно сидевшие в мешочке, ждали своего часа. Фляги с бесьей мочой могло хватить, но искатель не мог рисковать, - очень хотел добраться до Искры первым.

Цой опустился на колено, выставив вперед себя мешок с тролликами, и едва успел ослабить узел, как лихие зверьки пустились наутек, да так, что лапы сверкали.

Искатель прислушался к мраку, откуда доносились отголоски рваного лая; погоня началась - калебам будет, чем себя занять - тролликов ни в жизнь не поймают, и ему будет много легче. Еле слышно открутил крышку железной фляги, тошнотворный запах мочи мгновенно ударил в нос. Запах жидкости едкий настолько, что когда-то от него слезились глаза, но те дни давно позади. Цой привык, зловоние бесьей мочи уже не вызывало никакого отвращения, он его почти не замечал. Искатель вытянул из ножен Олю и осторожно, совершенно беззвучно направился вверх по наклонной поверхности.

С момента его последнего визита Перевал почти не изменился, разве только ужаснее стал: изнутри приплюснутое строение выглядело сродни подушечке, пронизанной десятками иголочек; то были несущие балки, при падении пронзившие конструкцию насквозь. Люди Старого мира не планировали подобного убранства, но у Каторги имелось свое видение мира, в котором почти не осталось людей.

Звук рвущейся стали эхом бродил меж торчавшими под разными углами рельсами, метался от одной скругленной тьмой стороне к другой, а всякий хлам, обглоданные кости людей и животных, ставших жертвами ужасов Перевала и беспощадного времени, дополняли не без того кошмарный антураж.

Окруженный пробирающими до дрожи звуками искатель, осторожно ступая, брел дальше.

Впереди, в двухстах метрах красовался широченный проем окна овальной формы, демонстрирующий панораму белоснежных, пышных облаков. Амбразура, похожая на ореол из-за сочившихся лучиков света, напоминала волшебные ворота в блаженный мир без боли и мучений. Кажется, в Старом мире это чудесное место окрестили Раем, но Цой давно уяснил: если таковой обитель и существовал, ему не суждено там оказаться. Каторга - его все, целиком и полностью.

Наклон с каждым шагом делался более острым и Цой, убрав Олю в ножны, уже почти взбирался по нему, как по отвесной скале.

Позади раздался писк, заставивший лукавую улыбку проскользнуть на лице искателя; один из калебов, пытаясь догнать троллика, не рассчитал скорости и во что-то втюхался, может насмерть, а может и нет, скорее нет, калебы - живучие твари.

Уступы Цой выбивал самолично, оттого, совершенно уверенный, ловко карабкался выше не хуже матерого альпиниста и совсем скоро оказался на самом верху; стоял на широченном проеме окна. А внизу, прямо под ним, в месте, с которого начал свой подъем, показался калеб, следом еще один. Сообразили, наконец, что искатель их вновь одурачил, и выказывали недовольство то низким рычанием, то грозным, изорванным лаем. В бездонном мраке Перевала, зенки диких собак сверкали белыми огоньками, иногда на свет показывались ужасные морды, обтянутые ломтями ссохшегося мяса, но стоило лучам солнца коснуться облезлой кожи, как калебы моментально скрывались в темноте.

Цой присел, наслаждаясь прохладой и видами юга: перед взором грозно возвышалась громадина, - Обелиск предстал во всем своем устрашающем великолепии. Черные стены приплюснутой треугольной конструкции, инкрустированные еще более черными прослойками, уходили далеко к небесам и скреблись о них там, высоко над землей. Вокруг самого Обелиска, как в невесомости, повисли куски бетонных зданий, редкие островки земли; одни побольше, другие поменьше, но все, как один - обильно покрыты зеленью. Как и почему все это застряло между небом и землей, искатель не понимал, но каждый раз дивился увиденному.

Обелиск рухнул в городе Старого мира, чье название много лет позабыто, а сам город давно служил разрушенным монументом, - еще немного и от него не останется и следа. Правда, поодаль от Обелиска, где изувеченные пласты земли сменялись уцелевшими породами, частично сохранились очертания улиц некогда большого города, с высоты напоминавшие лабиринты живой изгороди. В этих самых улочках и толпились несметные болвашки - люди, сотни их, кровоглазу упасть негде - единственные представители Старого мира, нисколько не изменившиеся за прошедшее время, стоят и рыбьими глазами отсутствующе глядят на тянущиеся ввысь километры Обелиска. Стоят так, будто ждут не дождутся от него неведомой благодати.

Цой не представлял, как удалось болвашкам столько простоять - безмолвными памятниками самим себе. Чистые, гладенькие, почти как те, на уцелевших обложках и страницах: красивые, опрятные и совершенно бездыханные. Стоят себе и стоят, и ничего их не касается. Подозревал, что состояние болвашек как-то связано с необыкновенным воздухом в округе Обелиска. Искатель называл ее Ненормальной зоной. Дышать здешним воздухом, - занятие непростое и с каждым вдохом легкие будто наполнялись мелкобитым стеклом. Ощущалась смена воздуха моментально; идешь и вроде как все обыкновенно, а мгновение спустя, дыхание перехватывает и каждый новый вдох дается все сложнее. Оттого область близь Обелиска зачастую пустовала, но стоило воздуху наладиться и Каторга распростертыми когтями готова сцапать всякого не достаточно осторожного.

Далеко за Обелиском, над зигзагами бесчисленных корон деревьев, застеливших все вокруг, возвышались Казематы - две высотки, соединенные галереями. На фоне грозного Обелиска строения выглядели совсем крохотными и беспомощными. Здания, стоявшие бок-о-бок, неустанно сторожили друг дружку от расползавшейся всюду Каторги..

Неподалеку ютились островки железобетона, - уцелевшие останки, окруженные густыми зарослями, выигравшие еще несколько десятков лет одиночества. Земля, омываемая подводными водами, обвалилась; часть города сильно опустилась вниз, а сверху развалины котлована щедро заливал столб падающей пенистой воды, шумевшей в петлявшей реке, образованной из некогда широкой автомагистрали, оставшаяся часть которой давно упокоилась под толщей водной глади.

Все человеческое жадно поглощали вода, почва и растения.

Это дикое великолепие Цой лицезрел не раз, потому сейчас все внимание обратилось на нечто новое - тлеющий шлейф, оставленный упавшим с небес телом. Изуродованная земля, совсем как шрам на голове, деревья - одни вырваны с корнем, другие переломаны, третьи сгорели дотла, и венчалась встреча Искры и Каторги бледной точкой, от которой в небо тянулся столб густого черного дыма.

Когда увидел место крушения своими глазами, почувствовал, как по телу прошел холодок, наполнивший желанием установить истину. Цой совсем близко. Еще немного и он достигнет цели.

Закрепив карабин за страховочный ремень, ухватился за веревку и скользнул вниз. До горной породы, на которую завалился Перевал, - метров сто; это расстояние искатель преодолел с легкостью и некоторым удовольствием.

Спустившись, открыл флягу и двинулся дальше; всего несколько часов отделяли от заветной цели, и приближение к ней накладывало свой отпечаток - искатель заметно нервничал, но внешне старался оставаться спокойным.

Спешка в Каторге непростительна.

Он понимал эту истину, как никто. Но сдерживать себя, зная, что кто-то другой имел все шансы добраться до места крушения раньше - испытание не из легких.

Цой достиг и шел параллельно уцелевшим улочкам, населенными болвашками, а они, запрокинув головы, не спуская преданных взглядов с Обелиска, не замечали его вовсе. Некоторые стояли совсем нагие, в основном, женщины, это бездомные набегали, пытаясь отхватить причудливую одежду и заодно пощупать пышные или упругие формы давно забытого прошлого.

Удавалось далеко не всегда. Цой несколько раз наблюдал за этим действом, он не мог знать наверняка, но, кажется, подобные забеги, - некий брачный обычай: бездомный в качестве дара избраннице добывал вещь, принадлежавшую болвашке. Если не приносил и умирал, значит, не считался достойным. Женщина дикарей, как рассказывал Лис, не могла зачать от недостойного. Пожитки с болвашек срывались быстро, а вот времени на то, чтобы вдоволь насладиться телом болвашки хватало далеко не всегда. Красота некоторых пленила, и убивала. Своего рода последний свободный поход перед скреплением союза, - эта часть служила доказательством перед мужиками и не считалась обязательной. Некоторые задыхались прежде, чем удавалось подобраться; другие, увлекшись тисканьем прекрасных тел, не успевали вернуться назад; третьи так вообще вспыхивали и в мгновение ока рассыпались горсткой пепла; четвертые просто испарялись в воздухе, а кому-то везло меньше всех - их тела невидимая сила выворачивала и скручивала в ужасающие фигуры, фонтанирующие кровью.

Цой знавал случаи, когда варвары пытались вытащить болвашек за пределы Ненормальной, но те, оказавшись вне ее границ, сиюминутно рассыпались в прах.

Странные обычаи нравились искателю не сильно, и без того смертей хватало. Хотя, он не видел обрядов довольно давно, наверное, потому что сам не ходил здесь уже достаточно долгое время.

Задумался и немного отдалился, почувствовав недостаток кислорода и першение в горле - подошел к незримой границе слишком близко. Не только воздух здесь необычен, но и цвета казались ярче, насыщеннее. Плющ, охвативший уцелевшие постройки, переливался ядовито-зеленым, оранжевые низкие листочки, шерстяным одеялом застелившие целиком всю поверхность, привлекали взгляд сочно-красными ягодками, а белая кора некоторых деревьев предстала в волшебном свете, приятно слепили глаза.

Даже запах здесь присутствовал особый. Необъяснимо, но аромат Старого мира представлялся искателю именно таким: уникальным, ни с чем несравнимым, но не всюду. Особенно отличались в своих запахах болвашки; одни пахли душистой помесью чего-то такого, к чему и слов не подобрать, от других веяло необъяснимой прохладой, а злоуханье третьих Цой знал и встречал не только в Каторге, но и в Домах. Искателю нравилось то, что люди Старого мира пахли потом в точности так, как люди Нового, ну, может, чуточку приятнее. И даже это маленькое, не самое приятное сходство, вселяло в него надежду на то, что когда-нибудь все станет как прежде.

Но далеко не запахами и контрастами могла удивить округа близь Обелиска - главной ее особенностью являлась мертвая тишина, присущая загробному миру. Искатель давно уяснил, - чем тише и краше округа, тем больше опасностей таится за красотами, увлекающими глаз.

Ненормальная зона - апогей невзгод.

Но страшила она не хищниками; они, наученные горьким опытом, инстинктивно держались поодаль, хотя, порой забегали, увлеченные погоней за добычей, но никогда не возвращались, - погибали. Ненормальная убивала на каком-то другом, неведомом искателю уровне. Долгое рядом с ней пребывание сводило с ума, заставляло человека увериться в том, что он лишился слуха. Тишина, сменялась паникой, а та тянула за собой безумие. Но Цою здесь бродить не в первой и этими шалостями его уже не провести, а вот неведомой силы, что жжет, изувечивает и испаряет всякого, старался избегать и помогали в этом цветки дурума, обильно растущие вблизи Ненормальной и особенно изобильно внутри нее. Желтые, красные, оранжевые чашечковидные листья в два локтя длиной, покрытые толстым слоем напыления, - поначалу искатель бросал в них ржавыми болтами, но те быстро иссякли, поскольку носить с собой много не удавалось - весили много. Так и перешел на камешки, которые находил под ногами и швырял в цветы; если пыльца оседала быстро, то никакой опасности нет, а если замирала в воздухе или кружилась - сторонись, - беды не миновать.

Искатели и собиратели Каземат ошивались у Обелиска, рисковали собой, собирая напыление, которое затем обрабатывали парами гона, получая пыльцу, широко известную каторжанам стимулирующими свойствами. Видели бы, как искатель обращается с их бесценными растениями, - убили бы. Впрочем, несколько раз пытались, но не вышло. Со слов собирателей, долго ходивших в Ненормальной, в тишине можно услышать голоса, но разобрать в них что - невозможно. Одни говорили, это болвашки пытаются общаться, другие - Обелиск. Искатель россказням не верил; сколько ходил - не слышал никаких голосов. Считал, им чудилось, ведь пыльца она такая, бред нагоняет.

Брел дальше, не сводя глаз с густого черного дыма, клубившегося и воспарявшего к небесам совсем близко. Сотня таких упавших искр и от земель Пепелища будет не отличить, хорошо хоть йухов тут не встретить.

Из бетонной развалины, покосившейся и усеянной сколами и трещинами, - единственной уцелевшей из четырех стен неизвестной постройки, отчаянно визжа, выскочил кабан, а за ним - толстопард. Искатель безынтересно провожал их взглядом, как вдруг, хищник, осознав, что не угонится за юркой свиньей, неожиданно остановился и ловко развернулся, впившись когтями в землю, после чего вперил угрожающий взгляд в неподвижно стоявшего искателя, шаркая лапой с выставленными когтями по земле.

«Какого ж беса ты не бежишь от меня? - мысленно обращался Цой скорее к себе, нежели к хищнику. - Почему не несешься прочь, сломя голову, скуля от страха?»

Виной тому могло быть только одно.

Цой осторожно наклонил голову к фляге с мочой беса, закрепленной на лямке рюкзака, и жадно втянул носом запах. Глаза широко раскрылись, брови поползли вверх, и не было предела удивлению - от запаха не осталось и следа. Мертвый воздух, нависший над округой Обелиска, лишил мочу зловония. И вопросы, не имеющие ответов, суетливо множились в голове. Как только он не прознал о подобном свойстве раньше? - Почему оно ускользало от него все это время? - Может, потому что он никогда не подходил к Обелиску так близко? - Неужели свыкшись с запахом мочи, не учуял, как его не стало? - Неясно, немыслимо, но на терзания и самобичевание времени не оставалось - хищник подбирался осторожными, уверенными шагами, выравнивая дыхание, готовясь к новой погоне.

Цой не позволял хищнику броситься вперед; медленно пятился назад, ощущая дребезжание воздуха от рыка зверя. Искатель глубоко вдохнул и отступал, не сводя глаз с огромных желтых светил толстопарда, разделенных узкими черными порезами. Цой отходил все дальше и не дышал уже несколько минут, а хищника не уберегли даже инстинкты - он вдыхал и вдыхал жадно, с каждым разом стараясь вобрать в себя все больше воздуха, но не получалось. Цой зашел и заманил хищника вслед за собой, за мертвую линию и зверь, окончательно ослабев, задыхался, завалившись наземь. Коротенькие вдохи учащались и вот, наконец, прекратились, а искатель все еще не дышал, двигался медленно, не позволяя телу потреблять драгоценный кислород. Почувствовал, как натянулась кожа, будто покрылась обжигающей холодной коркой, а в глаза, казалось, впились десятки крохотных игл, пульсация в голове ежесекундно усиливалась, стала невыносимой и необъятная тишина забивалась в голову нарастающим писком. Ощутил теплую кровь, струившуюся из правого уха, но боль постепенно улетучилась, стоило ему покинуть мертвую зону, оставив позади бездыханное тело хищника.

Судорожно потряс флягу, пытаясь пробудить запах мочи, в надежде поднес горлышко к носу, стараясь уловить прежний отвратительный аромат, но тот едва ощущался. Плотно закрутил крышку, уповая на то, что запах вновь обретет противные свойства.

Прошел немного, вспоминая каждое известное бранное слово, гневно обзывая им Ненормальную.

Постепенно почва под ногами сменилась, искатель стоял у самого начала хвоста изувеченной земли, оставленной упавшей Искрой. Хорошо, наверное, что упав, она сожгла некоторые деревья дотла, превратив их в густо-черную сажу. Черствый запах гари звери не переносили и старались избегать, он знал это по землям Пепелища, что поглотило Пожарище. А о том, как ему двигаться после, если моча не обретет утраченных свойств, предпочел пока не думать; навыки никуда не делись, тело помнит, он справится.

В широкой колее завалившихся, вырванных и сгоревших деревьев температура немного выше обычной, но Искра показалась совсем близко. Шестьсот шагов, - таков был тормозной путь, искореживший землю, и каждый новый шаг на пути к Искре заставлял сердце биться сильнее, а тело пробирало дрожью, подавить которую никак не удавалось.

Густой дым валил ввысь, а неподалеку от космического тела, зацепившись за ветки деревьев, свисала белая пелена, омраченная сажей - парашюты, тонкими, но крайне прочными тросами крепились к конструкции Искры.

Цой осторожничал, не спешил подходить слишком близко, и несколько раз обошел ее кругом. Нелепая цистерна гигантских размеров, высотой около тридцати метров, ужасающе скрипела и ядовито шипела, а из серо-белых стенок, кое-где исписанных бессмысленным набором цифр и букв, струился пар. Сферы Обелиска здорово потрепали. Что-то прочитать все же удалось. Слово: «HOPE», - что означало это норе, он не знал, но был полон решимости выяснить.

Впредь Цой решил называть Искру Норей. Конечно, вряд ли смена имени могла что-нибудь изменить, но ему думалось, так будет правильнее.

Обошел Нору раз, другой, но подобраться к ней не смог и как узнать, что творилось внутри, так и не выяснил. Что-то запредельно-невразумительное лежало перед искателем мертвым грузом и никак не реагировало на его присутствие. Единственное, чего сильно хотелось после преодоленного пути - влепить по безжизненной железяке с ноги, - так и поступил; вдарил нехило, но в ответ глухой звон железа, а за ним - тишина.

Сдаваться не думал, не зря проделал такой путь, да и жертва мочи не могла стать напрасной. Решил наблюдать; выбрал уцелевшее дерево, с которого пленкой кипяченого молока свисал парашют, и, взобравшись, устроил небольшой неприметный наблюдательный пункт, где провел час или около того. Выдержка, как знал Цой - залог победы, но этот случай стал исключением, потому как спустя еще час ничего не изменилось.

Искатель, скорчив озабоченную мину, задумывался над тем, как открыть железку самостоятельно; в голову лезли чудные мысли, среди которых промелькнула и приманка беса, но без мочи нужного результата не добиться, поскольку заставить грозную тварь тереться о корпус Норы могли только феромоны, содержавшиеся в моче, а она выдохлась так некстати. Планировал отправиться за Лисом; поджигатель мог прихватить с собой смеси и взрывом раскурочить корпус Искры. Этот вариант искатель отложил, потому что время, затраченное на путь до базы Лиса, обещало быть непозволительно долгим, да и нет полной уверенности в том, что тот окажется на месте; где его вечно бесы носят. Не подкинула идей и расщелина в земле, словно черта, которую Норе не суждено преодолеть, именно в ее жерло завалилась носовая часть корпуса.

Цой почти отчаялся, когда заметил небольшое отверстие наверху куполовидной крышки Норы. Поначалу счел черноту гарью, но приглядевшись, понял, что это не копоть, а пробоина и возможно именно она послужит входом.

Ухватившись за пелену парашюта, ловко спустился на землю, а добравшись до Норы, не мешкая, полез к лунке. Подниматься по заваленному корпусу оказалось не сложно; на пути встречались куда более сложные подъемы. Искатель довольно быстро оказался наверху куполовидной конструкции и, осторожно ступая, по-обезьяньи, подбирался к пробоине.

Заглядывать внутрь не спешил, хотя дико хотелось; искатель усилием воли сдерживал любопытство, стараясь не забывать об осторожности.

Склонился и осмотрел дыру. Стенки металла - к своему удивлению обнаружил несколько слоев разной толщины, - расплавились и растаяли. Ничто в Каторге, кроме, пожалуй, огнедыхов, не могло сотворить такое, но откуда им здесь взяться? Их земли далеко на Пепелище. Яркие сферы Обелиска, они покалечили корпус, заключил Цой.

Пробоина манила и пыхтела серо-белым дымком. Искатель на полусогнутых подобрался ближе. Повеяв рукой на вздымающийся пар, постарался разобрать запах - пахло необычно, но не смертью; ее запах он знал наизусть.

Дыра оказалась довольно большой, он с легкостью мог бы пробраться внутрь, но торопиться не стал. Подержал руку над вьющимся дымком, обождал с минуту - ничего, никаких ожогов на коже, никакой ответной или защитной реакции организма. Достал из подсумка один из клыков лунатихи, закинул в отверстие. Звук не заставил себя долго ждать и отозвался моментально. Там совсем низко, понял Цой и решился спуститься. Облизал палец, расстегнул кармашек на кожанке и, обмокнув рукой, собрал пыльцу, которую растер на языке и сглотнул. Тело сиюминутно напряглось, мышцы натянулись струной, сердцебиение застучало в ушах, инстинкты и чувства взвелись на максимум, картинка в глазах пульсировала жизнью - пора.

Искатель скользнул вниз, навстречу неизвестному.