ГЛАВА 1

Апрель 2015-го оказался для чарующего своей архитектурой Калининграда куда более дождливым и серым, нежели обычно. Впрочем, это нисколько не смущало его жителей, давно привыкших к подобным капризам погоды. Уже давно за полночь и город заботливо окутало мраком, а сверху над ним сгущались тучи. Тускло освещаемые лунным светом они отдаленно напоминали оскалившиеся пасти псов, готовых вцепиться друг другу в глотки. Где-то там, глубоко внутри туч, на мгновения вспыхивали еле заметные посеребренные огоньки. Казалось, вот-вот ударит гром.

Но вопреки ожиданиям, ударил ящик, ящик с сочными яблоками упал и с треском разбился о мокрый асфальт. Красные яблоки, неестественно яркие и сильно выделявшиеся на фоне мрачно-серых тонов порта с отскоками катились по мокрой земле. Вверх – вниз, вверх и вниз, словно кардиограмма жизненного цикла каждого человека, каждого, за исключением Гавриила. Его жизненный цикл медленно, но уверенно сползал вниз, скатывался по наклонной на протяжении всей жизни. Вот и сейчас, Гавриил, самый обычный работник порта, разгружающий суда по ночам, корчась от боли, рухнул вслед за ящиком.

Кости его худощавого, но жилистого тела ломало так, словно каждая из них раскалывалась на мелкие осколки. Его судорожно трясло, он пытался подняться, но стреляющая по всему телу боль не позволяла ему. Он хотел было закричать, дабы позвать на помощь, но ему не удалось издать ни звука. Беззвучный крик замер на его широко открытом рту. Его будто бы лишили голоса, оставив только хруст ломающихся костей, слышимый им одним.

Сверкнула молния.

Ее свет оказался настолько ярким и ослепляющим взор, что Гавриилу на мгновение подумалось, что эта вспышка станет последним ярким пятном, возможно, самым светлым, увиденным им в жизни.

Раздался раскат грома, чей грохот прокатился звуковым ураганом, сотрясая каждую кость в его стонущем от дикой боли теле. Капли дождя стеной обрушились на его тело, вонзаясь в него тысячей игл. Приступ удушья, дышать становилось все труднее и с каждым вздохом, легкие, казалось, наполнялись песком.

В глазах темнело.

Гавриил невольно ожидал, что вот-вот, вся его жизнь пролетит перед глазами, но вопреки своим ожиданиям он начал видеть события, свидетелем которых никак не мог стать. Они врезались в его сознание и память совершенно хаотично.

Поначалу все затянуло леденящим мраком, и отголоски сознания Гавриила оказались где-то в кромешной тьме, где-то в месте, лишенном границ. И границы эти расширялись тем больше, чем темнее становилось все вокруг. Казалось, это могло длиться бесконечно, как вдруг окружающая тьма обернулась ночным небом, усеянным тысячами сверкающих звезд.

Глубокой ночью охотники в лохмотьях, освещаемые холодным лунным светом, сжимают длинные деревянные колья в руках, украдкой идут меж высокой, по пояс, траве, осторожно подбираясь к своей будущей добыче. Этой прохладной ночью она укрылась под небольшим уступом горы и издалека была похожа на огромный совершенно несуразный камень. Охотники приближались и неожиданно то, что секунду назад казалось огромным и недвижимым камнем сделало глубокий тяжелый вдох, будто сквозь сон, почуяв опасность, готовилось вот-вот пробудиться. Охотники тут же замерли. В шелесте высокой травы, игриво погоняемой ветром, ничто не выдавало их присутствия. Один из охотников, самый крупный и высокий из них, видимо – вожак, подойдя достаточно близко, издал едва слышимый стрекочущий звук-сигнал. Остальные охотники согнулись в спинах и замерли в ожидании. На вершине уступа, вдруг, по команде сигнала, появились силуэты еще одной группы охотников, а за ними – тяжело подкатанный к выступу, готовый в любой момент обрушиться на существо внизу массивный камень округлой формы. Подавший сигнал охотник одним отточенным движением метнул копье в спящее глубоким сном огромное животное, грубые очертания которого отчетливо обрамлялись лунным светом. Раздался оглушающий рев. Зверь, не успев отойти ото сна и поднять свою тушу с земли, лишь изогнутыми бивнями блеснул над высокой травой в посеребренном свете луны, как его, уже навсегда, прибил к земле массивный камень, рухнувший сверху…

…яркая вспышка и перед глазами Гавриила растянулась бескрайняя пустыня, и черные точки на ее волнистых песчаных холмах – рабы в набедренных повязках, чью покрытую рубцами кожу подгонял знойный раскаленный ветер и плети истязателей. Рабы с трудом преодолевали золотой песок, но все же тащили на канатах за своими окровавленными спинами огромные камни к возвышающейся вдалеке пирамиде. Один из рабов, измученный жарой, жаждой и усталостью безжизненно упал в песок. Песчинки немедля начали заполнять каждый сантиметр его тела, каждую пору на коже, как вдруг из песка…

…прорезалась густая трава, а за ней, вдалеке, строители азиатской внешности воздвигали высокую стену, простирающуюся вдаль, и уходящую за горизонт, и взошедшее там солнце на миг ослепило Гавриила…

…солнечные лучи обрамляли величественное строение – Колизей, когда-то подаривший миру могучих и умелых воинов, зрелищные и кровавые сражения, а в центре арены – привязанная к столбу женщина, на ее грязном свободном одеянии виднелись пятна крови…

…толпа жадно орущих, почти ревущих людей, предвкушающих казнь женщины на столбе. Под ней неожиданно вспыхнуло пламя и когда его языки коснулись тела женщины, раздался пронзительный крик, вмиг затмивший собой ор одурманенных жестокостью и насилием людей…

…обреченные стоны, крики, доходящие до звериных, доносились откуда-то издалека. Из места, которое прижавшийся к влажной земле окопа солдат, в изношенной грязной шинели, не мог видеть. Его широко раскрытые глаза отчетливо передавали страх, вцепившись грязными пальцами в свою "моську", он в ужасе замер от происходящего вокруг – глухие звуки снарядов, разрывающиеся в нескольких метрах от него, свист то и дело пролетающих над головой пуль, десятки таких же напуганных и измотанных солдат по обе стороны от него. Прогремел взрыв, снаряд лег совсем рядом. Осколок пробил его шлем, а следом и голову, он не успел почувствовать, как что-то теплое и липкое стекало вниз по его голове, как земля под его ногами вдруг неожиданно резко содрогнулась…

…перед взором Гавриила возник огромный атомный взрыв. Он почувствовал дрожь, в то время как грибовидное облако, воспаряющее к небесам, уносило за собой сотни тысяч жизней. Гавриил мельком, еле разборчиво слышал их крики, а дрожь тем временем становилась все сильнее и сильнее пока в какой-то момент не нахлынула на него, ударив по ногам.

Гавриил будто бы почувствовал этот резкий толчок, а следом удар по голове, оборвавший цепочку странных видений. Яркая картина взрыва сменилась глубокой, беспросветной пустотой – Гавриил потерял сознание, его тело уже лежало на сыром асфальте. Он медленно, выдыхая, погрузился во мрак, сопровождавшийся чувством жуткого дискомфорта и легким жжением кожи.

Едва успев поднять веки, он увидел яркий, ослепительный свет, стремительно прорезавшийся сквозь его редкие ресницы. Потерявшись во времени и обманчивом потоке собственных ощущений, Гавриилу никак не удавалось сосредоточиться и взять себя в руки. Все будто окутало дурманящим туманом, а его движения сковывало что-то звенящее, отдающее холодом и запахом железа. В какой-то момент чувство беспомощности переполнило его, и вскоре обратилось необузданной яростью, озлобленностью на себя самого и свою беспомощность. Неожиданно, железные оковы показались ему совершенно невесомыми. Он потянул левую руку и цепь, сковывающая его с холодным полом, оборвалась, будто была и не из железа вовсе.

– Усмирите тварь! – отовсюду прозвучал чей-то грохочущий и хрипловатый голос.

Гавриил боялся вновь открывать глаза, свет был слишком ненавистен его взору. Потому, опираясь исключительно на свой слух, он искал источник звука, поворачивая головой, но безуспешно. Кожу продолжало жечь ярким светом, который вскоре погас. Гавриил осторожно приоткрыл глаза – сначала немного, а убедившись в отсутствии жгучего света, открыл их полностью.

Он обнаружил себя в знакомом, плохо освещенном помещении редко используемого склада, находящегося в порту Калининградского грузового района. Гавриил часто захаживал сюда, когда выпадала минутка, чтобы расслабиться и перевести дух от изнурительной работы, балуя себя сигаретой или тем, чем угостят другие, захаживающие сюда по той же причине. Практически безлюдное, тихое и сырое место. К слову, грузчиком Гавриил стал волею случая – твердо решив однажды изменить ход своей жизни, он отправился в тот самый порт Калининграда. По какой-то причине, известной одному ему, Гавриил был убежден в одном – порт имел весьма выгодное расположение. Он позволял добраться до стран самых разных убеждений, религиозных и политических нравов, но это привлекало его в последнюю очередь. Возможность сбежать от себя, своего прошлого туда, где возможно лучше и не станет, но и это не важно, главное – решиться, ступить на край. Собственно, именно так, переполненный решимостью и желанием отправиться в неизвестность Гавриил оказался в порту Калининграда, но вопреки своему рвению был ошибочно принят Михалычем за нового работника – грузчика и на удивление, получив в ту же ночь оплату за свой нелегкий труд, остался довольным, а переезд решил временно отложить. Михалыч был добрый пожилой мужик, но даже в свои годы оставался резким и напористым, а, быть может, возраст только усиливал в нем эти черты характера. Не в последнюю очередь резкость и напористость Михалыча сыграли на решении Гавриила. Завидев, как тот слоняется без дела Михалыч ошибочно принял его за одного из лентяев-грузчиков и рявкнул, да так, что Гавриил, позабыв обо всем на свете, принялся помогать мужикам разгружать ближайший контейнер. Правда, была в Михалыче одна странность, скорее даже не в нем, а в остальных. Все работники обращались к нему по-разному, по-своему. Кто-то Михалычем, кто-то Василичем, кто-то Иванычем и на каждое прозвище он отзывался как на свое собственное. Гавриил был из тех, кто называл его Михалычем и знал только, что Михалыч любил материться во всю глотку больше чем орать в нее.

Зрение Гавриила привыкло к темноте плохо освещенного склада быстрее обычного, и он увидел стоявшего перед собой высокого, хорошо сложенного физически человека. На вид ему было около сорока с небольшим, а может и более. Волосы на голове были редкими, седыми и забраны назад с высокого лба, изборожденного морщинами. Высокий человек слегка наклонился, и Гавриил смог разглядеть его худощавое, вытянутое гладковыбритое, отдающее синевой лицо. Глубоко посаженные, полные ненависти и отвращения, потускневшие глаза, горбатый длинный острый нос. Но больше всего лицо запоминалось тремя большими и уродливыми шрамами, проходящими наискосок по правой части лица от шеи до самой брови.

– Тебе известно кто мы? – спросил человек, доставая из внутреннего кармана своего темного плаща кастет, покрытый едва разборчивыми иероглифами.

– Сектанты? – иронично, широко улыбнувшись, спросил Гавриил. Человек тут же приложился кастетом ему в челюсть.

"Шутить больше не стоит", – подумал Гавриил, но не сдержался – язык по какой-то причине всегда оказывался быстрее его мозга.

– Агрессивные сектанты! – с еще большей улыбкой произнес он. Второй удар оказался куда более точным и опрокинул Гавриила на сырой пол.

Гавриил привык к побоям с детства.

Его била мать, бил отец. Особенно сильно бил отец, напившись больше обычного. Его били ребята со двора, одноклассники в школе, разве что в институте, который Гавриил так и не закончил его били меньше потому, что к тому времени, девочки становятся девушками, обретают формы, а юношей больше заботит то, куда девать бурлящий в них тестостерон. Бесконечные побои должны были, нет, просто обязаны были оставить след в жизни подрастающего юноши. Гавриил должен был оказаться забитым тихоней, но что-то у него в голове, какая-то часть его самого и его характера воспротивились, отказывались быть побежденными. И в то бесчисленное множество моментов, когда Гавриил не мог ударить в ответ, или мог, но сил оказывалось недостаточно, он усвоил одно – если не можешь дать сдачи, смейся. Смейся им в лицо, насмехайся над их попытками унизить и оскорбить тебя. Это будет злить их, раздражать их и они, наконец, поймут, что боль физическая тебе не страшна. Когда-нибудь они перестанут. И переставали.

– Для чего ты здесь? – раздраженно и резко прокричал человек с кастетом.

– Вы мне скажите, – медленно поднимаясь с земли, простонал Гавриил, не лишая голоса насмешки. – Вы же меня сюда привели.

Терпение человека в темном монашеском балахоне иссякло. Впрочем, возможно, терпением он никогда и не отличался. Он яростно схватил Гавриила за густые, русые волосы и несколько раз ударил его головой о пол. Издевательская ухмылка не сходила с лица Гавриила и в момент осознания того, что боли от ударов он почему-то не чувствует, ухмылка сменилась пронзительным хохотом. По-видимому, это оскорбило обидчика, и тот ударил кастетом еще раз. На этот раз в область поясницы. Он метил в печень и, возможно, попал, но неожиданно для себя, боли Гавриил вновь так и не почувствовал.

– А у тебя хороший удар для старичка, – сквозь зубы проговорил Гавриил. – Тренируешь руку, а? – наглая улыбка не сходила с его уже изрядно измалеванного собственной кровью лица.

Из темноты показался еще один человек, облаченный в темный балахон. Лица Гавриил увидеть не мог, тень капюшона скрывала его, оставляя на свету лишь впалый рот и некрасиво торчащий подбородок. Балахон не спеша двигался к седоволосому человеку, а подойдя, почтительно положив руку ему на плечо, прошептал:

– Если позволите, Главнокомандующий, это бесполезно. Он явно не осознает, частью чего становится и, вероятно, посвящен не был. Может нам следует отдать его?

– Отдать? – удивленно спросил Главнокомандующий, не сводя глаз, горевших ненавистью с Гавриила. – В Башне тебя научили многому, юнец, но отучить от милосердия, видимо, позабыли. Казнить! – резко оборвал он.

Человек в балахоне немедля покорно опустил голову.

Еще двое в темных балахонах приблизились к прикованному за одну руку Гавриилу. Один из них нес в руках внушительных размеров двуручный меч, сталь которого отчетливо поблескивала даже в темноте. Лезвие меча так же, как и кастет было частично покрыто иероглифами. Рукоять меча переходила в навершие, формой напоминавшее искусно выполненное, широко распахнутое крыло какой-то хищной птицы.

Юнец обхватил рукоять обеими руками и поставил огромный, казалось, неподъемный меч перед собой. Склонив голову над распахнутым крылом, он замер в ожидании чего-то. Гавриилу показалось, что сейчас он непременно должен произнести речь, определенно служащей и сопровождавшей подобные казни. Все происходящее вокруг кричало об одном – подобная ритуальная речь просто обязана быть заготовлена и досконально вызубрена. Вот только юнец, в отчаянных попытках пытаясь решиться на убийство, сохранял молчание и продолжал сжимать рукоять меча и черная кожа ее, то и дело, поскрипывала. Седоволосый человек с изуродованным шрамами лицом с гордостью и ничем не скрываемой жаждой предстоящего убийства наблюдал, как, наконец решившийся юнец медленно занес меч над головой. Гавриил же глубоко, но украдкой вздохнул, ожидая его предсмертной речи.

– Хер с тобой, – быстро и совершенно неожиданно брякнул юнец в подтверждение своей решимости, а потом вновь замер в ожидании, очевидно, из-за страха убийства. Он колебался. Ему еще не доводилось забирать чужую жизнь. Гавриил хоть и смотрел на юнца в балахоне как на умалишенного, но, в тоже время, отчетливо понимал, что тот вот-вот с легкостью переправит его на тот свет.

– Без колебаний, – спокойно произнес Главнокомандующий. – Ты совершаешь добро.

Закрыв глаза и выдохнув, юнец рубанул мечом, но в тот же миг, от дикой боли в руке и напуганный собственным криком, открыл глаза так широко, как только мог. Гавриил, свободной от оков рукой, держал своего несостоявшегося палача за запястье и сверлил его неистовыми, переполненными злобой глазами. Он сжал руку юнца настолько сильно, что послышался треск ломающейся кости.

Меч выпал из его рук и, с раздражающим слух Гавриила звоном, рухнул наземь.

Двое в балахонах, стоявших позади Гавриила, от ужаса увиденного перестали бормотать себе что-то под нос. Главнокомандующий с кошачьей ловкостью, почти удивительной для человека его возраста, тут же бросился поднимать меч, но едва успев коснуться рукояти, увидел элегантный сероватый сапожок, наступивший на огромное лезвие меча.

– Годы затмили ваш рассудок, Главнокомандующий серафим? – спокойно и умиротворенно поинтересовался приятный слуху молодой женский голос.

Человек со шрамами на лице узнал его.

Он медленно поднял голову и с некоторой неприязнью бросил взгляд на пожилую женщину, наступившую на меч.

– Такое бы вряд ли осталось незамеченным, – продолжила она.

Ее дивный, нежный голос молодой и полной сил девушки совершенно не соответствовал ее облику. Перед Главнокомандующим изящно стояла женщина лет шестидесяти, одетая в светлое и свободное платье больше напоминавшее тунику. Кожа ее лица была покрыта старческими морщинами, аккуратно собранные в хвост белоснежные волосы, через правое плечо свисали на не пощаженную старостью грудь. Пожилая женщина снисходительно, и слегка улыбаясь, смотрела на Главнокомандующего своими ярко-голубыми, цвета чистого неба, глазами. Вопросительно подняв свои тонкие брови, она ожидала ответа.

– Знай свое место, Лидия! – поднявшись, рявкнул Главнокомандующий серафим. – Ты всего лишь провидица, служащая ему подобным, бесчувственным тварям.

Лидия еле заметно улыбнулась и отступила с меча.

Главнокомандующий поднял меч и ловко швырнул его двум серафимам, стоявшим позади Гавриила. Юнец, лежа на полу, стонал, скорчившись от боли, зажав в своей здоровой руке переломанную Гавриилом в запястье руку. Главнокомандующий указал на юнца раздраженным взглядом, и двое в балахонах, подойдя к нему, аккуратно подняв его за подмышки, увели куда-то в темноту.

– Провидица, только что спасшая тебя и твоих серафимов от губительной, и самой большой ошибки в ваших скоротечных жизнях. А теперь, отдай его мне, – твердо и решительно заявила Лидия.

– Отдать?! – воскликнул серафим, – Ты не в праве и не в том положении, чтобы указывать мне, женщина!

Позади него, со скрежетом и под звон железа, появились силуэты мужей, облаченные в балахоны. Их натянутые до бровей капюшоны скрывали лица. Каждый из них ладонью обхватил рукоять меча, вложенного в ножны и после слов своего командира они почти синхронно, со звоном обнажили клинки.

– Я имею полное право исполнить данную мной клятву и…

– Имел бы, – быстро перебила его Лидия, – Но сейчас, ты и твои клятвы бессильны. Ты не вправе лишить его жизни, пока он не отнимет чужой. Тебе это прекрасно известно.

Лидия медленно приблизилась к Главнокомандующему и обошла его за спиной. Он поворачивал голову вслед за ней, стараясь не терять ее из виду, будто бы опасался чего-то.

– Своими деяниями сегодня, ты мог разрушить шаткое соглашение мира и развязать войну, которую переживут единицы, – еле слышно, на ухо прошептала ему Лидия.

– Тварь, ради которой ты рискуешь собственной жизнью, еще не обрела полную силу, а уже покалечила моего воина! – раздраженно оборвал Главнокомандующий, – Он больше не сможет держать в руках оружия!

– Оно и к лучшему, – с нежной успокаивающей улыбкой на лице проговорила Лидия, – Дольше проживет. Назначишь его хроником.

– Хроником?! – фыркнул Главнокомандующий, развернувшись к Лидии, гневно смотря на нее своими потускневшими глазами, – Да как смеешь ты… я… я могу убить вас, – он уже почти захлебывался захлестнувшим его гневом. – Убить вас обоих здесь и сейчас!

Он грубо ухватил ее за шею:

– Так скажи мне, провидица, что же меня остановит?

Улыбка на морщинистом лице Лидии сменилась выражением покоя, на котором почему-то читалось ощущение полной безопасности и совершенное отсутствие боязни. Она смотрела не на изуродованное шрамами лицо схватившего ее человека, а прямо перед собой, устремив свой взгляд в темноту, из которой начинал доноситься звук глухих, тяжелых шагов.

Гавриил повернул голову, проследив за взглядом Лидии и увидел, как из непроглядного мрака показалась огромных размеров фигура, под два метра ростом, медленно направляющаяся к нему.

Главнокомандующий тут же освободил шею Лидии, скривился лицом и еле выдавил из себя:

– Прихватила с собой зверюшку, женщина? – а затем едва разборчиво, вскользь добавил: – Жаль, время моего зверя еще не настало.

Лидия не ответила, а брошенный комментарий о некоем звере Главнокомандующего и вовсе оставила без внимания.

– И как же Верховный Хранитель Виктор расстался с ним? Неужели он перестал бояться за свою бесконечную, ценную жизнь? – не переставал язвить Главнокомандующий серафим.

Существо подошло ближе, опустившись на колено, оно легким движением своей огромной руки, отогнуло и освободило от оков запястье Гавриила. Ему удалось разглядеть существо, облаченное в некое подобие осовремененных облегченных панцирных доспехов угольно-черного цвета, поверх которых был одет неаккуратно сшитый из неряшливых клочьев кожи плащ, с высоким несимметричным воротом, придававший существу еще более громоздкий и угрожающий вид.

Гавриил посмотрел великану в его крупное будто выбитое из камня лицо. Черствая кожа отдавала сероватым оттенком. Редкие морщины на лице были больше похожи на глубокие трещины, а глаза его, казалось, были удалены хирургически. Присмотревшись, Гавриил понял, что они есть – черные, как сама ночь, в которых отражалась лишь бесконечная пустота.

Великан поднялся с колен, вытянувшись в полный рост. Плавными и неспешными движениями размяв свое тело, он пристально посмотрел на Главнокомандующего серафима и его воинов. По его абсолютно пустому ничего не выражающему взгляду невозможно было понять, что он собирался сделать, но что-то подсказывало поднявшемуся на ноги Гавриилу, что ничего хорошего от него ждать не стоит.

Серафимы Главнокомандующего невольно попятились назад.

– Стоять! – не оборачиваясь, воскликнул им Главнокомандующий, – Ни шагу назад!

Его воины тут же остановились и встали как вкопанные.

– Попомни мои слова, женщина, – предостерег серафим, глядя в бесстрашное лицо Лидии, – Мы все поплатимся жизнями за твое слепое милосердие и, когда-нибудь, ты сильно пожалеешь о том, что не позволила мне обезглавить его. Запомни! – Главнокомандующий кивнул своим воинам и те, в туже секунду, растворились во мраке. Уходя вслед за ними, серафим произнес как можно громче:

– Каждая жизнь, которую заберет эта тварь, станет карой твоей, за глупость, тобою совершенную.

После этих слов, Главнокомандующий исчез где-то в темноте, Лидия, проводя его взглядом и легкой улыбкой, понимала, что в словах его, возможно, была доля истины и тот, кому Лидия принесла спасение, может принести боль, страдания и смерть.

Эти слова все же никак не повлияли на дальнейшее настроение Лидии. Повернувшись к Гавриилу, она изобразила неподдельно приветливую улыбку, а ее излучающее доброту лицо многократно усилило эффект этой улыбки. Гавриил почувствовал спокойствие, а затем, твердую руку великана на своей шее и едва он успел отметить его холодную и грубую кожу, как вдруг потерял сознание.

 

ГЛАВА 2

Придя в чувство, Гавриил обнаружил себя заботливо усаженным в большое, сделанное из ореха глубокое кресло, обитое красной кожей, то и дело, поскрипывающее от каждого его движения. Ему так и не удалось вспомнить момент, когда он потерял сознание. Мысли все еще были словно в тумане, зато видел Гавриил отчетливо, как никогда. Длинные алые гобелены свисали к полу от неимоверно высокого потолка. Гавриил не был знатоком в области дизайна помещений и интерьера, но заметил, что комната лишена окон. Они наверняка должны располагаться за гобеленами, но за ними была лишь темная стена. По-видимому, хозяин этого места имел странный вкус. Гавриил так же не обнаружил в просторной комнате ни одного источника света; не было ни люстр, ни ламп, однако, комната хоть и тускло, но необъяснимым образом освещалась, а тот факт, что помещение было несколько мрачным, не лишало его уюта. Гавриила не покидало ощущение того, что он без труда мог бы провести здесь часы напролет, а то и годы.

Неспешно оглядывая комнату, Гавриил заметил, что одна из стен была абсолютно темной, почти черной. Пытаясь вглядеться в нее, ему показалось, что это какой-то проход, или очень плохо освещенный коридор. Черная стена и ее непроглядный мрак на несколько мгновений приковали взгляд Гавриила, однако, позже, его внимание привлек огромных размеров письменный стол, искусно сделанный из красного дерева, на котором были аккуратно и явно по определенной системе разложены какие-то бумаги, а после то, что висело за ним, на стене. Большой двуручный меч, очень похожий на тот, которым недавно чуть не отсекли голову Гавриилу, но этот был выкован намного искуснее и для человека куда более сильного физически. В отличие от того, лезвие меча, висевшего на стене, как перевернутый крест, было полностью покрыто изогнутыми иероглифами, а ближе к эфесу, по обе стороны виднелись острые, как показалось Гавриилу, зазубрины. Всем своим видом меч внушал ужас, но, в тоже время, поражал своей красотой.

Мысли Гавриила о том, кому мог принадлежать этот клинок прекратил звук распахивающихся дверей, в которые решительно вошли две стройные девушки. Их привлекательность и идеально повторяющие форму тела темные костюмы немного омрачали каменные выражения лиц. Они вошли в комнату стремительным и почти беззвучным шагом, а дойдя до Гавриила и встав по обе стороны от него, будто готовые отсалютовать кому-то, устремили свой взгляд туда, откуда пришли.

Воцарилась неловкая тишина и молчание.

– Девочки, – начал Гавриил, нарочно немного поскрипев креслом, подчеркивая тем самым неловкость ситуации. – У меня еще никогда не было опыта втроем, так что если что-то не будет получаться, не сердитесь.

Они молчали, смотрели прямо перед собой и никак не реагировали, пока в комнату плавно, точно по ветру, не вошла Лидия. С той же умиротворенной улыбкой на лице, она медленно подошла к Гавриилу.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Лидия. – Боли прошли?

Поначалу Гавриил не заметил, но сейчас понял – тело чудесным образом не испытывает жуткого дискомфорта и боли, хотя был абсолютно уверен в том, что болеть должно, как минимум, очень сильно, ведь приложились по нему не слабо. Гавриил, наученный собственным горьким опытом, знал, как должен был себя чувствовать, и никак не мог уразуметь, почему сейчас все совершенно иначе.

– Ну, теперь, в компании чудесных юных дев, я чувствую себя более чем замечательно. Единственное, – Гавриил старательно изобразил страдальца, разминая шею и съежившись, продолжил: – эта жуткая боль в плечах и области шеи, она сводит меня с ума. Если бы одна, а лучше обе эти красавицы, слегка помассировали их, уверен, мне тут же станет намного легче.

– Они здесь не для этого, – улыбаясь, добавила Лидия. Собираясь, было осмотреть Гавриила, Лидия прервалась, услышав знакомый звук тяжелых шагов. Она обернулась в сторону двери и уже ждала того, кто войдет в нее.

Гавриил надеялся вновь увидеть огромное существо, чтобы лучше разглядеть его, но вопреки всем ожиданиям, в комнату вошел человек, куда более мелких размеров. Девушки, стоявшие подле Гавриила, моментально склонили головы. Худощавый блондин, с прямой осанкой, одетый в темно-серый костюм, напоминал собой некую смесь английского аристократа и представителя русской знати. Что-то в его костюме показалось Гавриилу странным, непривычным – он был лишен малейших складок, будто бы его тщательно отутюжили прямо перед самой встречей. Блондин быстрым и уверенным шагом направился к сидящему в центре комнаты Гавриилу. Очевидно, тяжелый звук шагов не мог принадлежать ему, аристократичный блондин был слишком мал и легок для них и несколько позже, следом за ним, в дверях показался великан, тот самый, что высвободил Гавриила. Он медлительно вошел в комнату, казалось, передвижение ног стоило ему титанических усилий. А блондин был уже рядом, и чем ближе он подходил к Гавриилу, тем осторожнее становились его шаги, шел он совершенно беззвучно. Или, быть может, звук его шагов заглушали шаги великана.

Подойдя к креслу, он очень внимательно рассматривал сидящего в нем, абсолютно растерянного Гавриила, который в ответ, с таким же интересом смотрел на него.

Гавриил невольно сравнил блондина с восковой фигурой: бледная, идеально гладкая почти белая кожа, лишенная мельчайших морщин. Казалось, будто красящие пигменты полностью отсутствовали в его организме. Волосы цвета соломы аккуратно зачесаны на бок, тонкие брови были еле заметны на фоне белой кожи. Выделялись лишь полностью черные и хищные акульи глаза, поблескивающие от интереса и немного выпуклые губы, словно прикусившие маленькую капу. Черные, как пропасть глаза, мертвым взглядом смотрели на Гавриила. Он не мог избавиться от ощущения того, что эти черные-на-черном глаза бегают по нему точно сканер, выискивая и считывая с него какую-то информацию. На несколько секунд они замирали, будто бы анализируя определенные детали, а затем продолжали по нему свой броуновский танец.

– Что-нибудь прояснилось? – не отрывая взгляда от Гавриила, спросил он сильным и властным голосом, явно очень давно привыкшим повелевать.

Лидия отрицательно покачала головой. Видимо, они пытались выудить из него какую-то информацию, пока он был без сознания, но какую именно и для чего, а главное каким образом, Гавриил решительно не понимал.

– Значит нужно войти глубже, – продолжил он, – Я хочу знать все, каждую мелочь, каждую…

– Я бы не хотел, чтобы в меня входили, – перебил Гавриил, – Тем более глубоко.

Блондин быстро отвесил Гавриилу пощечину тыльной стороной ладони, оскалился, и показались его белоснежные, неестественно крупные для человека зубы, особенно выделялись клыки, заостренные и зловеще выпирающие. Увиденное несколько шокировало Гавриила, а чуть позже, он ощутил на своей щеке жгучий кожу след от увесистого перстня на указательном пальце правой руки блондина, с выгравированной буквой "V".

– Лидия, – после небольшой паузы, поправляя перстень, спокойным тоном продолжил блондин, – если ничего не выйдет, прежде чем убить его, я хочу чтобы Клим отрезал ему язык.

Тогда-то Гавриил и заметил как на каменном, напрочь лишенном эмоций лице великана, вдруг проскользнуло подобие улыбки. Видимо, именно так его звали – Клим. Еще раз, с опаской взглянув на огромные руки Клима, Гавриил представил, что этими ручищами великан с легкостью лишит его не только языка, но и прихватит вслед за ним все остальное.

– Отрезать язык? – со свойственной ехидной улыбкой спросил Гавриил, – Думаю, этим двум прекрасным девам он пригодился, если бы остался на месте. Одна из девушек еле заметно улыбнулась уголком рта.

– Виктор, – обращаясь к блондину начала Лидия, – если зайти слишком глубоко, это может оказаться губительным для него. Тогда мы уже вряд ли что-нибудь узнаем.

По пронзающему взгляду Виктора стало совершенно понятно – состояние Гавриила, как моральное, так и физическое его ничуть не заботило.

– В свете последних событий, Лидия, его состояние заботит меня меньше всего, – подтвердил опасения Виктор, – Приступай, пока он не окреп. Важна каждая деталь его никчемной жизни.

Лидия тяжело выдохнула, а затем неспешно обошла Гавриила и встала за его спиной:

– Прости, так нужно, – еле слышно проговорила она.

Своими длинными морщинистыми пальцами Лидия обхватила голову Гавриила, вонзившись своими ногтями в его кожу точно пиявка. Просочилась кровь. Глаза Гавриила закатились, и вся прожитая им жизнь предстала перед Лидией, словно открытая книга. Все тридцать три года жизни Гавриила за секунды пролетали перед ее глазами. Лидия видела множество воспоминаний, давно позабытых Гавриилом; какие-то забылись с трудом, другие просто растворились во времени.

Отец Гавриила, одетый в майку-борцовку, обвисшую в плечах и домашних штанах, замахнувшись рукой, вот-вот ударит маленького мальчика. Лидия наблюдала за всем, как пассажир, находящийся в теле беззащитного, плачущего и до смерти напуганного ребенка. Женщина, в изношенном домашнем халате, с почти пустой бутылкой алкоголя наперевес, ворвалась в комнату, задыхаясь от ярости, извергая всевозможные матерные слова. Она набросилась сначала на отца и с силой вышвырнула его за дверь, оставив на его теле несколько внушительных царапин, а после кинулась на маленького Гавриила. Женщина трясла его, выкрикивая неразборчивые слова, и окончательно рассвирепев, несколько раз стукнула мальчика сжатой в кулак рукой, один раз, в порыве ярости, огрела даже бутылкой – удар пришелся в предплечье.

Глаза Лидии увлажнились, ей было тяжело наблюдать за всем и бездействовать, хотя она отчетливо понимала – увиденное всего лишь воспоминание, она бессильна. Продолжать так она не могла, понимала, что и Гавриил видит, вспоминает и переживает все это еще раз. Она перемотала его память к событиям последней ночи словно кинофильм, не хотела заставлять его проживать эти кошмары еще раз.

Лидия видела Гавриила, немного сутулого и прихрамывающего на левую ногу. На нем была все та же изношенная, но в тоже время чистая одежда. Гавриил подошел к темному, слабоосвещенному строению, смахивающему на ангар, тому самому, в котором, чуть позже, этой же ночью, его попытаются убить. Опустив ящик с красными яблоками, он с трудом открыл сильно скрипящую и проржавевшую дверь. Внутри Гавриила ждал еще один работник порта – Рамиль, весьма крупный детина. Его прозвали "Рама" и вполне заслуженно, за громоздкое тело, но более известен Рама был другим. Каждый знал: если Рама на смене, то непременно предложит что-нибудь позаманчивее сигарет. Так оно и вышло. Они обменялись приветствиями, и Гавриил полез во внутренний карман своей куртки за сигаретами – в пачке осталось совсем немного. Шутником Рамиль был неважным, потому и шутка про то, что Гавриил курит слишком много, оказалась вовсе не смешной, скорее, предостерегающей. Впрочем, она все же не помешала ему с гордостью и самодовольной улыбкой, жестом попросить Гавриила убрать пачку, а сам он тем временем достал самокрутку и ее неожиданное появление из внутреннего кармана куртки-ветровки Рамы, несколько обрадовало Гавриила и глуповатая улыбка, вмиг овладевшая его лицом, подтверждала это.

Они поспешно выкурили самокрутку, чтобы их отсутствие не сильно бросалось в глаза Михалычу, затем попрощались. Выходя, Гавриил поднял ящик с яблоками и, прихрамывая, направился к месту разгрузки. Ощутив со спины легкое дуновение ветра и чье-то присутствие, Гавриил не успел обернуться, как глаза его затянуло темной пеленой. Испугавшись резкой потери зрения, он выронил ящик, а сразу после все его тело пронзило мучительной болью.

Лишь на мгновение, прочувствовав испытанную Гавриилом боль, Лидия тут же одернула руки от его головы, настолько она была невыносима. От увиденных бесконечных страданий, мук и унижений, сопровождавших Гавриила на протяжении всей его жизни, слезы наворачивались на ее глаза. Она узнала далеко не все, но их сознания на мгновения стали единым целым пока Лидия "читала" его прошлое, от того и понимала, каким мучительным оказался путь Гавриила от ребенка до мужчины. Лидия с трудом сдерживала желание разрыдаться, смотря на Гавриила, который теперь казался полностью опустошенным. Он увидел и вспомнил все то, что так отчаянно старался забыть, то, что скрыло от его памяти подсознание и время. Прокручивая в голове свое прошлое, он с ухмылкой вспоминал, как хотел стать добродушным и отзывчивым человеком. Когда-то давно он искренне хотел этого. В своей юности он с непреодолимым рвением и детской наивностью старался помогать везде, где только мог, но все это отняли у него его родители, их воспитание, а точнее полное его отсутствие. Гавриил рос в одиночестве, предоставленный сам себе. Еще будучи ребенком он хорошо уяснил урок, которым не пренебрегал ни разу – относись ко всем ровно так же, как они того заслуживают. Во многом отношение к нему окружающих людей постепенно лишало его чувства сострадания, а с течением времени привился цинизм, отчужденность и, наконец, оставшуюся пустоту заполнило безразличие. Гавриил давно принял свою роль в спектакле жизни – отчетливо понимал, что был рожден самым обыкновенным ребенком, в самой заурядной семье с типичными проблемами. Этот самый обыкновенный ребенок повзрослеет, проживет привычную жизнь, состарится и умрет, или умрет, не успев состариться – тут не угадать. От этого не уйти, не сбежать. Это путь, который, так или иначе, проходит каждый человек.

Виктор стоял все также ровно, лишенный любых переживаний. Его интересовало только одно: верны ли его догадки о том, кто сотворил Гавриила. Ожидая ответа, он жадно и вопросительно сверлил своими черными глазами Лидию.

– Ничего, – с трудом выдавила из себя Лидия. – Он ничего не видел. Все произошло очень быстро.

Идеально гладкое лицо Виктора вдруг скривилось в ужасающую гримасу, хмурые глубокие морщины, внезапно появившиеся по всему лицу, отдавали раздраженностью и неистовой злобой, и, в туже секунду, на лице вновь показалась маска привычной непоколебимости и безразличия.

– Значит, он бесполезен, – равнодушно проговорил Виктор, – Клим, не забудь вырвать ему язык. Виктор развернулся и быстрым, уверенным шагом направился к дверям.

На каменном лице Клима читалась некая радость от предвкушения убийства, кажется, он даже едва заметно улыбнулся уголками своего, точно высеченного из камня, рта. Своими медленными и тяжелыми шагами он, в предвкушении расправы, шел к сидящему в кресле Гавриилу. С каждым звуком глухих шагов Клима Гавриил понимал, его смерть все ближе. Своей огромной рукой Клим без труда обхватил голову Гавриила и медленно, наслаждаясь каждой секундой и звуком стонущей под давлением кости, сжимал его череп. Лидия отвернулась, чтобы не видеть того, что вот-вот произойдет.

– Ты даже не произнесешь молитву? – ехидно поинтересовался Гавриил, всматриваясь в черные и глубокие, как пропасть, глаза огромного Клима.

– Постой! – резко бросил Виктор, уже стоявший подле Гавриила. Клим моментально ослабил хватку и убрал руку, Гавриилу даже не удалось уловить его движений взглядом.

– Смерти ты не боишься. Это похвально. Скажи мне, – начал Виктор, немного наклонившись, – Ты хочешь жить? Гавриил неопределенно покачал головой.

Виктор передразнил мямлящие движения Гавриила и весьма точно, настолько точно, чтобы дать понять – они не развеселили его, а лишь взбесили, да так, что он своей худощавой рукой вцепился Гавриилу в челюсть:

– Как твое имя? Отвечай!

– Гавриил, – с трудом проговорил он, – Меня зовут Гавриил.

– У тебя сильное имя, Гавриил, – продолжил Виктор, освободив его челюсть от своих худощавых белых пальцев, – а ты достаточно силен, чтобы побороться и отстоять свое право на жизнь среди нас, Гавриил?

Лидия повернулась и удивленно посмотрела на Виктора. Впервые, за столь долгое время, она стала свидетелем того, как Виктор смилостивился. Сейчас он находился в шаге от сохранения жизни совершенно незнакомого ему человека. В тоже время Лидия, знающая Виктора уже очень давно, отчетливо понимала, что он делает это не просто так. Виктор уже наверняка понял и рассчитал полезность Гавриила, знает, как будет использовать его. Ведь прежде он никогда не прощал ошибок, был строг, суров и не щадил никого за проступки.

Виктор неторопливо ходил вокруг Гавриила, сидящего в кресле. Он напоминал удава, вальяжно извивающегося вокруг уже почти не сопротивляющегося тела своей жертвы в готовности задушить ее.

– Ты, Гавриил, – неспешно, отчетливо произнося каждое слово, говорил Виктор, – совершенно случайно получил дар, за который каждый человек готов совершать ужасные поступки, пойти на что угодно, вплоть до убийства. Так скажи мне, Гавриил, как далеко ты готов зайти, чтобы сохранить этот дар?

– О каком даре мы говорим? Божья благодать меня не интересует, – уточнил он. Виктор широко улыбнулся словам Гавриила, и вновь показались его неестественно большие зубы с клыками.

– Божья благодать – ничто, в сравнении с силой, что зреет в тебе, Гавриил, – произнес Виктор с непередаваемым чувством энтузиазма, – Я говорю о бесконечной, как сама вечность жизни и возможностях, которые не снились ни единому смертному, даже в самых смелых его грезах.

Каждое слово, исходящее из уст Виктора, необъяснимо и все больше и больше вселяло в Гавриила желание проникнуться и познать все прелести сказанного.

– Это безграничная власть и мощь, Гавриил. Она может стать абсолютной, если ты готов и достаточно силен, чтобы принять ее, управлять ею, совладать с ней.

Гавриил слушал и внимал каждому слову, произносимому Виктором, однако, мысли его крутились вокруг вновь обретенных воспоминаний, они не давали ему покоя. Каждая частичка забытого прошлого показывала Гавриилу то, каким жалким, немощным и никчемным он был на протяжении всей его бессмысленной, переполненной ненавистью к самому себе и окружающим жизни. Отвратительное, пропитанное дешевым алкоголем дыхание отца и омерзительный голос матери-истерички, сопровождавшие его на протяжении всего его детства. По какой-то причине, вспомнилось даже противное лицо толстого Максима, одноклассника Гавриила, его постоянная издевательская улыбка, и кривые, уродливые желтые зубы. Впрочем, сейчас, Гавриил вспоминал Максима и его заплывшее с юношества жиром лицо с улыбкой и некоторым чувством удовлетворения, поскольку этот момент триумфа над Максимом, и, в первую очередь над самим собой, он запомнил особенно тщательно.

Все случилось, когда Гавриилу едва исполнилось пятнадцать. Своеобразным подарком на день рождения Гавриила послужила жвачка, прилепленная Максимом к стулу его парты в кабинете химии. Жвачка эта затем очень некстати оказалась на его брюках. Единственных брюках. Сев на нее, Гавриил в тот же миг стал предметом звонких насмешек своих одноклассников. Гавриил, как сейчас помнил этот жар, подступающий к голове, чувствовал это легкое удушье от стыда и смеха его одноклассников, тыкающих в него пальцами, будто в прокаженного, чувствовал, как неуправляемо багровело его лицо. Помнил он и лицо бездействующей учительницы Светланы Николаевны. Когда-то давно Гавриил, как-то не подумав обозвал ее "одуванчиком" за ее белые волосы и прическу очень напоминавшую, собственно, одуванчик. Прозвище быстро подхватили остальные ученики, и приелось оно еще быстрее. Светлана Николаевна, даже будучи взрослым человеком, затаила обиду на ребенка, потому и никак не отреагировала на шалость жирного Максима, видимо, считала происходящее своего рода наказанием для Гавриила, а он все продолжал краснеть пока, наконец, не лопнул и выместил весь накопленный годами гнев, на ржущего, точно конь, во всю глотку Максима. Впервые за все время, что-то, полученное от негодных родителей пригодилось Гавриилу. Он набросился на толстяка почти в точности так же, как его мать набрасывалась на него самого. Гавриил каким-то чудом повалил неуклюжего Максима и, оказавшись на нем начал лупить его. Сначала ладонями, затем, когда смех детей сменился пугающей тишиной, руки Гавриила как-то сами, будто бы инстинктивно сжались в кулаки. Тишина сменилась глухими ударами. Он продолжать бить его по лицу, шее, груди. Гавриил бил, не целясь, беспорядочно, охваченный гневом, почти стучал по тучному, мягкому телу. Другие мальчишки сначала встревоженно смотрели, но после того, как Максим завопил от боли, бросились оттаскивать уже озверевшего Гавриила. Позже Гавриил, разумеется, оказался виноватым. Никого не заботила причина драки, потому Гавриил, получил выговор от руководства школы, разъяснительную беседу с участковым и, разумеется, сильную взбучку дома.

Он вспомнил каждое лицо бесконечного множества людей, насмехавшихся над ним. Каждое из них приводило Гавриила в дикую, неистовую ярость, пробуждало в нем совершенно не свойственную ему агрессию. Глубоко увлеченный собственными мыслями, он вцепился в обитые красной кожей подлокотники кресла. Никогда прежде он не ощущал в себе столько ненависти, одурманивающей силы и злобы одновременно. И эти ощущения начинали нравиться ему, с каждой секундой все больше и больше.

Виктор, тем временем, с интересом наблюдал за реакцией и поведением Гавриила, он смотрел на него пронзающим взглядом, и, кажется, прекрасно знал, о происходящем в голове Гавриила, понимал его чувства и безошибочно нащупал то, чем можно его подстегнуть.

– Существует лишь один способ избавиться от тягот прошлого, Гавриил, – начал Виктор, немного выждав, тихим, но уверенным голосом, словно гипнотизируя Гавриила.

– И какой же? – произнес Гавриил, с трудом оторвавшись от своих мыслей.

– Забыть о них, принять настоящее и творить в нем будущее, и я, с превеликой радостью, предоставлю тебе эту возможность, если ты докажешь, что достоин ее.

Гавриил, глаза которого секунду назад, чуть ли не искрились от переполняющего его гнева, посмотрел на Виктора на удивление спокойным и холодным, почти отсутствующим взглядом. Будто бы все тяготы остались в прошлом, и сейчас есть лишь одна цель, самая важная – сохранить свой дар. Любой ценой.

– Что от меня требуется?

Виктор услышал желаемое и тут же немного ободрился, а на лице, кажется, даже проскользнуло некое подобие улыбки.

– Видишь ли, так случилось, что тебя сотворили без моего ведома, без согласия и собрания Синклита Хранителей. Подобный произвол неприемлем, а наказание за это деяние только одно – смерть. Однако, как я уже говорил, у тебя есть возможность сохранить свою жизнь. Ты должен найти того, кто сотворил тебя, и, – Виктор сделал небольшую паузу, – убить его.

– Я согла… – начал Гавриил будто заговоренный.

– Это равносильно самоубийству! – неожиданно резко вмешалась Лидия, не дав Гавриилу закончить. – Убей его прямо сейчас и не трать время попросту, Виктор. В одиночку ему никогда не найти Хранителя, создавшего его, и тем более, не победить.

Гавриил заметил, как на короткое мгновение щека Виктора судорожно дернулась. Очевидно, ему пришлось не по нраву то, что Лидия перебила его. В какой-то момент Гавриил был почти уверен в том, что за вмешательство Виктор одарит пощечиной и ее, но, к счастью, оказался не прав. Все же преклонный возраст Лидии, и ее умиротворяющее старческое лицо чудесным образом рассеивали любую агрессию, да и Виктор, как показалось Гавриилу, относится к пожилой женщине с чувством глубочайшего уважения. Потому, в ответ, Виктор лишь широко улыбнулся, будто хотел, чтобы Лидия вмешалась:

– Разумеется, Лидия! Твоя проницательность вновь тебя не подвела, – самодовольно парировал он, – Именно поэтому, я хочу, чтобы ты помогла Гавриилу. Твои навыки и знания, Лидия, придутся как нельзя кстати. Ты поможешь ему освоиться, привыкнуть и найти виновного, но убить его он должен сам. Это будет моим последним указанием тебе. Исполни его и я дарую тебе не только свободу, но и то, чего ты жаждешь больше всего.

И Виктор, разойдясь широченной улыбкой, умолк, наслаждаясь тем, как прежде умиротворенные глаза Лидии заиграли волнением и вспыхнули совершенно необъяснимой радостью от сказанного им.

– Даю слово, Лидия, – уверенно продолжил наседать Виктор, – Ты будешь свободна, вновь красива и молода. За все это время ты ни разу не заставила меня усомниться в тебе. Помоги мне в последний раз и щедрость моя будет безграничной.

Лидия, не раздумывая ни секунды, молча и покорно склонила голову.

Мог ли Виктор искусно убеждать, или это было умелым манипулированием, Гавриил не знал. Ровно, как и не представлял того, что могло настолько быстро изменить мнение женщины, стоявшей перед ним и, по какой-то причине, переживавшей за него.

– Уведите его, – бросил Виктор, повернувшись к темной стене. Девушки, стоявшие у Гавриила, ловко подхватили его как ребенка и без труда, во многом потому, что он особо не сопротивлялся, уволокли из комнаты. Лидия направилась вслед за ними.

Виктор убедившись в том, что остался один, приоткрыл рукав своей ослепительно белой рубашки, на котором блеснула запонка в виде акулы, отражавшая всю его хладнокровную сущность, посмотрел на весьма скромные стальные часы на матово-черном ремешке – без одной минуты полночь. Его взгляд в ожидании чего-то устремился в темную, пустую стену, и только Виктор услышал, как на матово-черном циферблате минутная стрелка влилась в часовую, указав на отметку в двенадцать, стена замерцала человеческими силуэтами. Поначалу их было два, позже появились еще двое.

– Кажется, кто-то решил пренебречь правилами этики, – начал Виктор еще раз окинув взглядом часы, – Наверняка, каждый из вас уже знает о случившемся. При неизвестных обстоятельствах, этой ночью, нами была утеряна одна из капсул.

– Нами? – прервав Виктора, проговорил голос одного из силуэтов, – Тобой, Верховный Хранитель Виктор, была утеряна капсула. Ценой твоей ошибки мы рискуем навсегда потерять возможность сохранить Предков.

– Ты забываешься, Хранитель, – повысив тон, перебил Виктор, – Стоит ли мне напомнить, благодаря чьим усилиям ваши головы все еще на плечах?

Силуэт умолк. Воцарилось недолгое молчание, в котором, казалось, каждый участник беседы вспоминал тот переломный момент, когда Виктор убил Главнокомандующего серафимов его же мечом. Тем самым, что сейчас висел на стене за его спиной. Виктор забрал меч в качестве трофея, но жизнь мальчика, что был рядом в тот момент, того кто займет место Главнокомандующего забрать не смог. Он оставил его одного со словами о том, что жизнь, которую он ему сохранил можно забрать в любой момент. С тех самых пор Орден Серафимов прекратил всяческие попытки мешать планам Бессмертных.

– Инцидент будет вскоре исчерпан, – продолжил Виктор. – Я хочу, чтобы вы прибыли сюда в назначенное время, как и планировалось. После чего, мы воссоединим Предков и поместим их в Колыбель. Всем вам известно, ее строительство недавно было завершено. Все упоминания, о существовании Колыбели, ликвидированы, ровно, как и наймиты, строившие ее. Колыбель неприступна, в ней сон Предков станет непоколебимым, а нам останется только запечатать ее и ждать прибытия остальных.

– Это не единственное, что тревожит нас, Верховный Хранитель Виктор, – начал еще один, шелковый голос, видимо, принадлежавшей особе женского пола. – Нам стало известно, что некто обратил человеческое существо.

Виктор собрался поделиться историей и своим решением, касательно Гавриила, но его еще не начавшуюся речь прервал звук цокающих о черную гладь пола высоких каблуков, доносящихся из-за массивных закрытых дверей, а спустя секунды двери покоев вновь небрежно распахнулись.

В них вальяжно вошла молодая, невиданной красоты длинноногая девушка, одетая в некоторое подобие платья, оголяющее все прелести ее идеального тела, но в то же время изящно скрывая все самые интимные места. Ее светлые, цвета пшеницы, почти золотые прямые волосы свисали по непристойно обнаженной спине до самой поясницы. Медленно проходя Клима, она нежно коснулась его черствого лица, провела своими ярко красными ноготками по его прямому подбородку, как по грубому камню, но великан остался неподвижным.

– Да, братец, – сонным, но в тоже время очень сексуальным, почти интимным голосом начала златовласая девушка, – Расскажи о нем и мне. Как сам Верховный Хранитель Виктор допустил подобный произвол и неповиновение? – с явной ноткой сарказма добавила она.

– Твое появление сейчас весьма некстати, Катерина, – сухо ответил Виктор, не оборачиваясь к незваной гостье.

– У моего, вечно занятого благополучием нашего рода, брата совсем не остается времени на сестренку, – с наигранным сожалением проговорила она.

Катерина игриво подошла и демонстративно, крепко прижавшись, обняла Виктора со спины, упершись своим остреньким подбородком в его плечо. – Сестренка так за тобой скучает, а ты вечно занят и не хочешь делиться новыми игрушками.

Виктор, сдерживая гнев, и так же мастерски его скрывая, опустил голову.

– У тебя более семи миллиардов игрушек, Катерина, будь добра, выбирай из них.

– Они быстро ломаются и с ними очень скучно, – она наивно похлопала глазками.

С трудом выбравшись из крепких объятий сестры, Виктор, обеими руками, стряхнул появившиеся складки со своего одеяния и те, вмиг испарились каким-то электрическим разрядом. Виктор уделял внимание не только своему внешнему виду. Дисциплина, порядок и беспрекословная верность во всем, именно это он ценил больше всего, а легкомыслие и поверхностность Катерины даже близко не имели с этими качествами ничего общего. Катерина, хоть и приходилась Виктору младшей сестрой, в тоже время была его полной противоположностью, ей было чуждо все, так ценимое братом. Всем думалось, что Катерину абсолютно не заботило ничего кроме ее собственной беспечности, приносящей ей бесконечное наслаждение. Всем, кроме Виктора, уже давно свыкшимся с поведением своей младшей сестры.

Ему уже давно было все равно.

Виктор просто перестал обращать внимание на выходки своей младшей сестры и точно усвоил одно: проще дать Катерине желаемое, чем бесконечно слушать ее изнурительную болтовню, подкрепленную спонтанным и очень переменчивым настроением, угодить которому было задачей весьма непосильной, почти невозможной.

Катерина прекрасно понимала это и довольно часто злоупотребляла этим, а так же и высочайшим положением Виктора. Однако она с легкостью могла добиваться своих целей и другими, весьма общеизвестными способами. Красоту Катерины было невозможно скрыть ничем, даже ее вульгарным нарядом, который в свою очередь, наоборот, еще больше подчеркивал ее непередаваемую красоту, вызывая у любого мужчины традиционной ориентации желание овладеть ею. Наверняка и последний гомосексуалист, увидевший Катерину, стал бы натуралом быстрее, чем та успела бы заговорить с ним.

– Когда ты мне его покажешь, Вик? – своим приятным, точно бархат, голосом Катерина, наконец, дала понять чего хочет.

– Мы тоже с нетерпением ждем ответа, Верховный Хранитель. – Добавил силуэт пронзительным голосом.

Виктор оправился и принял удобную позу, такую, которая бы максимально позволила ему сосредоточиться на рассказе:

– Известно, что обратить смертного подвластно лишь нам – Хранителям, и я предполагаю, что тот из нас, кто так и не явился, имеет к этому непосредственное отношение. И если вина его будет установлена, то он, пренебрегая нашими законами, поставил под удар наше дело и создал угрозу разоблачения, в наказание лишится всех данных ему привилегий, титула и головы.

Виктор был отменным оратором: его спокойный, монотонный голос звучал уверенно, властно, с неоспоримым чувством собственной правоты и непоколебимости.

– Мною было принято решение сохранить жизнь смертного и возложить на него задачу, целью которой является нахождение виновного и последующее его наказание. В данной ситуации, я не могу позволить себе распыляться еще и на это. Главный приоритет – поиск и возвращение второй капсулы, поскольку первая, в сохранности, ожидает своей отправки в Колыбель.

– Как всегда мудро, Верховный Хранитель, – одобрил голос, – а, что если он не справится?

– Умрет, так или иначе, – безразлично и холодно ответил Виктор. – Вопрос лишь в том, от чьей руки. Мы же, в любом случае, выявим и по заслугам воздадим изменнику.

После небольшой паузы, голос вновь заговорил:

– Мы полностью поддерживаем это решение, Верховный Хранитель и не смеем более задерживать.

Виктор, вновь глянув на часы, одобрительно кивнул.

– Я хочу, чтобы вы, как было условлено, прибыли сюда для процесса. Вход в Колыбель Сна будет запечатан с помощью нашей крови, а поскольку собрать нас вместе не представится возможным никому, открыть его вновь, без всех нас, будет невозможным.

Силуэты, склоняя головы, постепенно исчезали во мраке, пока стена вновь не оказалась пустой и темной.

Катерина, со свойственным ей безразличием, демонстративно похлопала в ладони безукоризненному выступлению Виктора:

– Я все еще хочу увидеть его, Вик.

– Клим, – окликнул великана Виктор, – приведи его, – немного помедлив, он добавил: – и Лидию. Она нужна.

Великан безмолвно и немедля отправился исполнять данное ему поручение.

 

ГЛАВА 3

Гавриил продолжал осматривать свои новые покои – три серых бетонных стены и прочная решетка вместо четвертой. Потолок был довольно низким, казалось, если вытянуть руки и подпрыгнуть, даже совсем немного, то можно без труда дотянуться до него. Он сдавливал, давил прямо на голову и аккуратно, в нее же, вкладывал мысль о том, что оказавшись здесь, ты непременно лишишься какой-то частички себя, а может частичка эта просто изменится – станет другой. Помещение отдавало сыростью и влагой, но отвращения не вызывала, она пробуждала страх. Стальные прутья, казавшиеся крайне крепкими, проходили от потолка и намертво уходили в холодный, бетонированный пол. Клетка явно не была предназначена для человека, она служила заточением для кого-то или чего-то куда более сильного и свирепого, о чем свидетельствовали глубокие царапины на стенах. Гавриил, с интересом разглядывая эти выщерблены, невольно приложил к ним руку и как только мог, растопырил пальцы, но даже этого не хватило, чтобы представить, насколько велика была лапа существа, оставившего их. Стало ясно одно – так изувечить стену не мог ни один человек.

Гавриил почувствовал чье-то присутствие и, обернувшись, увидел Лидию, молча наблюдавшую за ним.

– Чьи они? – поинтересовался Гавриил, указав головой на многочисленные царапины.

Лидия выдохнула, и Гавриил услышал, как углекислый газ высвобождался из ее легких, услышал и то, как он проходил через трахею, выпускался ртом. Звук ее спокойного дыхания казался слуху Гавриила весьма приятной и своеобразной мелодией – несравнимой, уникальной, а биение ее сердца – неспешное, но сильное, живое, добавляло этой мелодии ритма. От его тонкого слуха теперь не ускользнуло и то, как Лидия вынула из кармашков своих широких рукавов небольшую стальную сферу. Она слегка сжала ее в своей покрытой старческими пятнами руке и та вмиг поднялась вверх, и уже плавая в воздухе, начала изливать теплый свет. Гавриил удивился. Сначала тому, что стальная сфера оказалась своеобразной летающей лампой, а уже потом, тому, что прежде чем Лидия активировала ее, он находился в полнейшей тьме, но видел в ней настолько хорошо, что казалось, будто всю камеру освещали лампы дневного света. И пока Гавриил терялся в догадках о том, почему же он так отчетливо видел в беспросветной темноте, сферическая лампа неторопливо подплыла к стене и осветила глубокие царапины теплым светом. Лидия без особого удивления обвела их глазами, а затем одарила Гавриила многозначительным взглядом, кажется, она даже немного расстроилась.

– Из всего сегодня увиденного, тебя беспокоит только это? – искренне удивившись, спросила она.

На лице Гавриила проскочила немного глуповатая улыбка.

– Ну, кажется, я уже в камере, значит, меня вот-вот начнет отпускать.

Гавриил искренне верил и полагал, что все случившееся с ним этой ночью, результат его не на шутку разыгравшегося, от выкуренной самокрутки, воображения, предложенной Рамилем в порту. Лидия подошла ближе к решетке и ухватила Гавриила за руку:

– Пойми ты уже, наконец, – она сделала небольшую паузу, пытаясь подобрать нужное слово. – Тебя не "штырит", Гавриил. Все реально. Ты все еще одной ногой в могиле и в любую секунду твоя жизнь может закончиться.

Он рассмеялся, сознание не позволяло ему принять правду, а разум отвергал то, чего не мог понять. Потому Гавриил и дал всему происходящему единственное, по его мнению, логичное объяснение – галлюцинации, от выкуренной ранее самокрутки. Гавриил уже не то чтобы не исключал, а скорее, даже надеялся, на наличие в ней какого-то наркотика. Иначе, все случившиеся, ну никак, не укладывалось в его давно устоявшемся порядке вещей и скорее походило на бред сумасшедшего. Он был заложником двух привычек: сигарет и собиранием своих бесформенных сальных прядей волос цвета бронзы в небольшой хвост на затылке. Он нервничал, а сигарет в куртке, по какой-то, причине не оказалось. Потому, чтобы хоть как-то совладать с собой и подступающей нервозностью, он машинально собрал волосы в хвост; обычно это означало предстоявшие физические усилия, например, работу, или уборку в его съемной квартире, даже перед сексом Гавриилу не всегда удавалось принять душ, но вот волосы собрать – обязательно получалось. Ему казалось, что так он будет более сосредоточенным и задуманное непременно удастся осуществить. Внешне же, с этим собранным на затылке хвостом Гавриил отдаленно напоминал самурая. Сам Гавриил, разумеется, и не подозревал об этом сходстве, поскольку имел весьма поверхностное представление о внешнем виде самураев, а уж о том какие прически они носили, он не знал и подавно; он знал о них только то, что те были воинами с мечами, остроту которых проверяли, отрубая головы крестьянам. Впрочем, в достоверности этого факта он всегда сомневался и уже даже не помнил, как эта информация оказалась у него в голове.

– Прекрати, пожалуйста, прекрати, – собрав хвост, но, все еще не опустив рук с головы, начал Гавриил, с трудом сдерживая подступающий к горлу смех, – Какие-то монахи, вооруженные мечами, огромный до безобразия человек с черными, как мои легкие глазами, бледнолицый зубастый блондин, это реально? Перестань, я просплюсь и…

Что-то во рту, словно большая заноза, застрявшая где-то меж его зубов, помешала ему договорить. Безуспешные попытки нащупать ее языком не увенчались успехом, и он попытался сделать это пальцами рук – безрезультатно. Лидия ухватила его за куртку и сильным рывком потянула на себя. Старушка оказалась гораздо сильнее, чем казалась на первый взгляд. Гавриил всем телом и лицом уперся в холодную решетку, а плавающая в воздухе лампа тут же сосредоточила на нем свой свет – он сменился, стал ярче и холоднее, прямо, как люминесцентная лампа, видимо для того, чтобы Лидия могла лучше разглядеть его.

– Открой рот, – с явным удивлением проговорила Лидия, рассматривая уже широко открытую полость рта Гавриила. – О-о, это будет очень занимательно! – не скрывая радости и удивления, воскликнула Лидия, достав какой-то кусочек желтоватого оттенка изо рта Гавриила. Она аккуратно держала его окровавленный зуб в своих пальцах, прямо перед его удивленным и несколько испуганным лицом.

Гавриил запаниковал, его мимолетно охватил озноб.

– Что это? Что со мной? – дрожащим от страха голосом произнес он.

– Поздравляю! – звонко, с непередаваемой почти детской радостью ответила Лидия. – У тебя будут новые чудесные и крепкие зубки!

Паника окончательно захлестнула Гавриила. Он чувствовал ком воздуха, застрявшего где-то в груди, чувствовал, как застучало его сердце, болью отдавая в горло.

Вырвавшись из рук Лидии, он начал метаться по камере, точно лев, загнанный в клетку – такой же свирепый, яростный, но в то же время, абсолютно беспомощный. Гавриил и не заметил, как за долю секунды, он преодолел пять метров и метнулся от стены до решетки. Точно так же он совершенно оставил без внимания и то, чего никогда прежде не чувствовал – импульс настолько скоротечный и молниеносный, что его едва удалось бы заметить. Он, будто электрический разряд, пронесся по всему телу Гавриила с головы до пят прямо перед тем, как он умудрился сотворить юркий скачок до решетки. Обеими руками он схватился за стальные прутья, сжал их, а обезумевшими глазами впился в Лидию.

– Что со мной происходит? – с каждым словом он говорил все громче. – Что происходит? Я тебя спрашиваю! – уже крича во все горло, продолжал Гавриил, но в глазах Лидии не было ни капли страха, скорее наоборот, она наблюдала за ним с интересом, но совершенно точно не была удивлена и напугана. Казалось, ей уже приходилось видеть нечто подобное. Но вот вены, сильно взбухшие, сеткой охватившие руки Гавриила, ей показались странными и необычными настолько, что заставили ее немного отступить.

– Прекрати истерику, – со свойственным ей спокойствием настояла Лидия, – Возьми себя в руки и подумай, проанализируй все, что произошло этой ночью, и ты получишь ответ.

Гавриил невольно последовал ее совету точно заговоренный.

Отпустив решетку, покачиваясь, он все так же прихрамывая, отошел на несколько шагов. Лидия же мельком окинула взглядом прутья клетки, сжатые Гавриилом – они немного деформировались под его натиском.

Гавриил прокручивал последние события в голове, пытаясь разобраться в случившемся. Образы Главнокомандующего, людей в балахонах, Клима, Виктора беспорядочно всплывали перед его глазами, сменяя один другой. Сосредоточив внимание на деталях, Гавриил вновь увидел шрамы на лице седовласого человека, глубокие, наполненные чернотой глаза великана и белоснежные, неестественно большие клыки Виктора, так выделявшиеся на фоне его беспросветно черных глаз и худощаво-хищного лица.

Гавриил одернулся, потряс головой, будто силой прогонял из нее эти образы.

– Вы… Вампиры? – затянуто, с глубокой опаской произнес Гавриил.

Жадно предвкушавшее ответ выражение лица Лидии пополнилось легкой улыбкой. Она смотрела на Гавриила так же, как матери смотрят на своих невинных и наивных детей, а после, звонко и по-девичьи рассмеялась.

Гавриил с негодованием наблюдал за тем, как пожилая Лидия пытается успокоить свой девичий, почти доходящий до истерики, смех. С трудом успокоившись и сдавливая себя в груди она не оставляла попыток отдышаться.

– Ох, спасибо! – переведя дыхание начала она, – Сколько раз это слышишь и каждый раз смешно. – Нет, – выдохнув, продолжила Лидия. – Они никогда так себя не называют. Более того, Виктор считает это название, используемое, где ни попадя оскорбительным. И ты никогда, – предостерегающе продолжила Лидия, – слышишь? Никогда не называй их так.

– И как же мне их называть?

– Теми, кем они, по сути, являются, – с некоторой гордостью в голосе ответила Лидия, – Бессмертными.

– Но такое сходство, – настаивал Гавриил. Лидия в очередной раз одарила его своей излучающей доброту улыбкой.

– А откуда, по-твоему, берутся образы этих чудовищ и других сверхъестественных существ? – Гавриил собирался было ответить, но Лидия и не думала дожидаться ответа: – Да, некоторые действительно являются плодом фантазии и воображения, другие же имеют вполне реальные истоки, сильно, а иногда не очень искаженные временем и человеческим восприятием, они находят себе применение в литературе, кинематографе. Человек встречал и видел множество различных существ задолго до того, как сам стал Человеком.

Лидия прервалась, увидев, как Гавриил прищурил глаза. По его устремленным в глубокие раздумья глазам она решила, что он совершенно четко представляет и понимает то, что она пытается до него донести.

– Это значит… – и тут сосредоточенный взгляд Гавриила изменился, стал игривым, – Ктулху существует?

Лидия осуждающе покачала головой и покачиванием этим она как бы говорила ему: "Я пытаюсь донести до тебя правду, пытаюсь помочь, а ты отшучиваешься, и совершенно неудачно".

– Монахи, повстречавшиеся тебе также вовсе не те, кем кажутся, – продолжила Лидия, немного выждав, будто давая мозгу Гавриила время принять информацию, – Эти люди называют себя серафимами. Их орден – самый древний из всех существующих на Земле, а о его существовании даже не подозревают. Серафимы целиком и полностью посвятили себя защите Людей, но не обманывай себя, в них нет ничего святого, – опять немного помедлив, Лидия с искренним сожалением в голосе добавила: – как впрочем, ни в одном из нас.

Она ожидала новых вопросов, но Гавриил, сбитый с толку, стоял полностью потерянный и совершенно запутавшийся. Бессмертные, серафимы – бред какой-то, думалось ему.

– Понимаю, у тебя много вопросов, но…

– Только один, – внезапно заговорил Гавриил. – Это навсегда?

– Твое бессмертие? Да, ты не можешь умереть, во всяком случае, своей смертью. Единственный способ убить тебя – отсечь тебе голову, то есть, отделить мозг от сердца.

Гавриил улыбнулся.

– Ага, а потом начнут сверкать молнии?

Лидия отвела взгляд, видимо, пыталась вспомнить подобные случаи.

– Нет, подобного на моей памяти не происходило, – со всей серьезностью ответила Лидия, не разобрав иронии в вопросе Гавриила.

– Тогда почему у меня выпал зуб? – аккуратно пощупывая свою челюсть, поинтересовался Гавриил, – Это какой-то синдром преждевременной старости?

– Это только начало, – спрятав зуб Гавриила в небольшой кармашек рукава своей свободной туники, ответила Лидия, – Твой организм будет перестраиваться, отторгать все лишнее и очищаться, пока не сформируется вновь. Процесс этот довольно неприятен.

Спрятав ладони в рукавах, Лидия подошла ближе к решетке и рассудительно произнесла:

– Крайне редко становишься свидетелем того, как вместе с даром бесконечной жизни Бессмертный получает клыки Предка. Это говорит о том, что вторую и последнюю твою жизнь тебе подарил Хранитель – высший и сильнейший из Бессмертных, стоящий на страже покоя Предков. Цени это Гавриил.

– Я уже оценил, спасибо, – отмахнулся Гавриил. – Жуткая боль, какие-то невнятные, совершенно хаотичные галлюцинации, похожие на видения сумасшедшего. Ты не поверишь, но я, кажется, видел, как люди строят сфинкса.

– Люди не строили сфинксов, – усмехнувшись, ответила Лидия. – Они перестраивали его, скрывая следы прежних культур. Это не просто видения, Гавриил, – уточнила Лидия. – Это лишь малая часть воспоминаний твоего создателя и вместе с ними ты получил его знания, силу. Возможно, они проявятся не сразу, возможно, никогда. Тебе придется учиться открывать свои способности, контролировать их, – Лидия сделала небольшую паузу, – но одно известно точно, так или иначе, ты выполнишь то, для чего тебя создали.

Гавриил ощутил легкое покалывание в груди, но старался не подавать виду – в голове теперь лихорадочно метались слова Лидии о цели, для которой его создали. Ему вдруг так понравилось быть для чего-то предназначенным, стать частью чего-то большего, его несказанно радовало то, что в жизни его появилась цель, пусть и пока еще от него скрытая.

– Для чего же меня… Создали? – уже сдавленным голосом спросил он, схватившись за грудь. Покалывание усилилось, Гавриил отчетливо начал слышать и чувствовать, как с каждой секундой учащалось его сердцебиение, становилось все быстрее и быстрее. Он почувствовал, как этот ритм заиграл в ушах, как по коже прошел легкий озноб, а следом странное ощущение – будто под кожей, где-то внутри него что-то скребется, точно устраивается поудобнее. Лидия продолжала высказывать свои предположения, пока в какой-то момент не поняла, что Гавриил уже совершенно не слушает ее.

– Не сопротивляйся! – сквозь жуткий пронзительный звон в ушах он еле разобрал ее голос, а после, рухнул на холодный пол, опершись на ладони.

Дышать вновь стало труднее, что-то подходило к горлу и стремительно пыталось вырваться наружу. С каждой секундой рвотные позывы становились сильнее, мышцы живота беспорядочно сокращались. Гавриил, сжав ладони, закашлял, будто человек, долго болевший туберкулезом, отхаркивая мокроту, а после, темную массу – смолу, скопившуюся в его легких за долгое время курения. Задыхаясь от тягучей смолы, проходящей по горлу, он почувствовал, как свело его челюсть. Десна резало пронзающей болью, что-то изнутри выдавливало коренные зубы, они медленно выходили наружу, один за другим, падая в темную кроваво-черную жижу на полу. Гавриил неестественно широко открыл рот и во все горло заорал от боли.

Вместе с усиливающимся криком, из окровавленных десен, показались заостренные клыки, крупные, вдвое больше человеческих. Вслед за ними, начали прорезаться передние зубы, они казались меньше и были не такими острыми. Нижние зубы прорезались беспорядочно, а нижние клыки, несколько вогнутые внутрь, показались последними. И только Гавриил подумал, что все закончилось, как тут же почувствовал боли в спине. Каждый спинной позвонок его искривленной спины ломался и хрустом выстраивался вновь, выпрямляя спину. Гавриил прогнулся от боли, истязающей его тело. А последнее, что он успел почувствовать – резкая боль в колене, будто бы ногу переломали. Эту внезапную боль Гавриилу вынести не удалось, и он потерял сознание.

***

С трудом приоткрыв глаза, Гавриил постепенно осознавал, что все еще находится в клетке. Он, с неожиданной для себя легкостью, поднялся с пола и выпрямился.

Что-то изменилось. Гавриил поначалу не сообразил, но увидев все еще стоящую по ту сторону решетки Лидию, отметил – она стала ниже ростом, а сразу после, понял – дело не в Лидии, а в нем самом. Он стал немного выше, во всяком случае, ему так казалось. И пока шел к решетке, никак не мог привыкнуть к странному ощущению своей походки. Нога, по какой-то причине, больше не хромала, а спина не была сутуло согнутой. Да и все тело, целиком, вело себя как-то иначе – его будто заменили на другое – эластичное, гибкое и одновременно крайне прочное. Гавриил шел ровно, с осанкой победителя.

На этом его открытия не закончились. Подойдя к Лидии почти в упор, взглянув на ее лицо, он неожиданно для себя увидел, как дышат поры ее кожи. Зрелище оказалось не очень приятным, и он моментально отвел взгляд в сторону, в темноту, из которой показалась огромная фигура Клима.

Подойдя ближе, великан безмолвно и без особого труда отогнул внушительной толщины прут решетки. По-видимому, это был единственный способ выбраться из клетки, а может, Великан был настолько глуп, что не знал о существовании дверей. Об этом можно было гадать бесконечно долго. Как бы там ни было, после того, как Гавриил с легкостью протиснулся меж прутьев, Клим вновь с легкостью вогнул решетку в прежнее положение.

Лидия вперила взгляд в великана, пытаясь выяснить цель его появления и на удивление, удалось ей это достаточно быстро.

– Нас уже ждут, – неспешно проговорила она, посмотрев на Гавриила, – Пойдем.

 

ГЛАВА 4

Клим долгое время вел Гавриила по каким-то узким, казалось бесконечным тоннелям, стены которых были выложены серым камнем, придававшим этим лабиринтам вид мрачного и холодного склепа. Только маленькие лампочки, установленные по обеим сторонам стены, освещали путь, хотя за огромной спиной Клима Гавриил не видел того, что находилось впереди. Обратив внимание на массивную спину великана, Гавриил обнаружил красовавшийся на его уродливом плаще рисунок птицы, гордо расправившую свои крылья. Рисунок, скорее походивший на татуировку, был едва отличимым и, кое-где, выцвел, по-видимому, плащ был очень старым и сильно изношенным. Гавриил шел несколько медленнее, чтобы случайно не наступить на плащ великана – он тащился за ним по каменному полу, в точности так же, как фата невесты медленно ползет за ней к алтарю.

Человек, попавший сюда впервые, непременно бы заблудился: узкие множественные проходы и ответвления, но безмолвный великан, едва помещавшийся в эти стены, точно знал куда идти. Об этом говорили не только его непривычно быстрые и уверенные шаги, но и полное спокойствие Лидии, с трудом поспевающей за ними, ввиду своего возраста. И пока Клим вел их меж тусклых ламп нескончаемых лабиринтов, Гавриил пытался свыкнуться с дискомфортом во рту. Его "новые" зубы дико мешали. Он то и дело разминал челюсть, широко открывая и закрывая рот, а проведя языком по правому клыку, тут же порезал его. Зубы оказались на удивление острыми.

Запутанным тоннелям, казалось, не было конца, пока Клим вдруг не уперся в стену. Сложилось впечатление, что стена возникла из ниоткуда прямо перед ними. Гавриил хотел было пошутить над великаном, но рассудок, здравый смысл и инстинкт самосохранения восторжествовали как никогда кстати.

Клим, толком не осмотрев стену, машинально поднес и надавил своей массивной ладонью на одну из каменных плит. Стена тут же содрогнулась и медленно, дребезжа, осыпаясь песком, опустилась вниз. По всей видимости, пользовались ею не столь часто. Пройдя немного вглубь, Клим вновь уткнулся в стену, на этот раз металлическую на вид весьма прочную, и едва он подошел ближе, как стена эта беззвучно разъехалась в разные стороны.

Разъехавшиеся части стены вели в еще одну небольшую комнату, и, только войдя внутрь, Гавриил понял, что оказался в лифте. Своим огромным пальцем Клим, несколько раз, безуспешно пытался нажать на небольшую треугольной формы кнопку "Вверх" и вроде бы невозможность заставить лифт, наконец, отправиться постепенно ввергала великана в едва отличимое чувство гнева.

– А чем ты ткнул, когда спускался? – ехидно поинтересовался Гавриил, выглядывая из-за спины великана, но тот, впрочем, как и всегда, оставался немым, как могила.

Лифт не трогался до тех пор, пока Лидия не приложила к кнопке свой аккуратненький, тоненький пальчик. Двери беззвучно и плавно закрылись, а лифт, наконец, стремительно начал подниматься. И как не напрягал Гавриил все свои чувства, услышать звуки работающего лифта ему не удавалось. Его окружала абсолютная тишина, и лишь размеренное дыхание и сердцебиение Лидии вносили в эту тишину приятную слуху мелодию, источавшую жизнь. Он настолько увлекся ее мелодией, что совершенно не заметил полного отсутствия собственной. У себя и у безмолвного Клима.

Характерный звук, прозвучавший в металлической комнате, свидетельствовал о том, что лифт остановился и достиг нужного этажа. Двери плавно разъехались, перед ними вновь раскинулись просторные и мрачные покои Виктора. Переступив порог лифта, Гавриил собрался было направиться к Виктору, однако Клим, вытянувший свою руку точно шлагбаум, преградил путь, давая понять – время еще не пришло.

Сам Виктор стоял подле темной стены и, разговаривая с неясным, поблескивающим в темноте стены силуэтом казался совсем крохотным. По какой-то причине, Гавриилу не удалось расслышать, о чем именно Виктор говорил с силуэтом, да это было уже не столь важно, теперь, когда Гавриилу открылась тайна стены и ее истинное предназначение. Стена оказалась своего рода экраном и довольно большим, по какой-то причине, не показывавшим четкого изображения, а возможно и целенаправленно искажавшим его.

Завидев краем глаза прибывшую троицу, Виктор стал говорить громче, будто бы специально, словно хотел быть услышанным наверняка.

– Мое терпение, в отличие от жизни, имеет границы и свойство заканчиваться, Хранитель Сусаноо, – жестко и со свойственной решительностью в голосе говорил Виктор силуэту. – В который раз ты ставишь свои эксперименты выше нашего долга и общего дела, а теперь, еще имеешь наглость и позволяешь себе тратить мое время.

Силуэт смиренно, даже несколько виновато молчал.

– Я начинаю сомневаться в твоей преданности, Сусаноо, – продолжал Виктор. – В особенности сейчас, когда Предок утерян, а мы стоим на пороге Третьей Кампании.

– Твои Кампании, – вдруг вспылил голос Сусаноо, точно это слово вызывало у него неподдельную ненависть, скрыть которую он был не в силах, – Верховный Хранитель Виктор, губительны для Человечества. Погибнут тысячи!

Виктор оскорбился:

– Тысячи? Миллионы умрут. В среднем сто шестьдесят тысяч смертей в сутки, Сусаноо, – напомнил Виктор и неспешно, но демонстративно, начал щелкать пальцами правой руки. Он щелкал в такт, и каждый новый его щелчок, видимо, означал смерть очередного неизвестного человека. Эти щелканья явно злили его собеседника, и Виктор прекрасно понимая это, издевательски щелкнул пальцами еще раз – громче, а затем, выдержав театральную паузу, добавил ровным, невыразительным голосом: – Люди умирают, им свойственно. Тебе ведь прекрасно известны конечная цель и результат Кампаний, и твои эксперименты с нашими генами в сложившейся ситуации далеко не приоритетны.

– Мы давно получили и уже взрастили первую особь, Верховный Хранитель, – самодовольно, явно в отместку за щелчки пальцами, произнес хрипловатый, явно искажаемый стеной, голос Сусаноо, – и весьма успешно.

Виктор моментально сообразил: появление Гавриила, и заявление Сусаноо о успешно проведенных испытаниях совершенно точно не было волей случая. Виктор никогда не верил в совпадения и отчетливо понимал – все происходящее имеет свои определенные задачи и цели. Виктор так же хорошо знал и самого Сусаноо – он крайне хитер и слишком умен, он не стал бы так открыто заявлять о своих успехах, если только те не вскружили ему голову, поселив в ней излишнюю самоуверенность.

– И как скоро ты собирался сообщить мне об этом? – в холодном голосе Виктора так и чувствовались леденящие нотки старательно скрываемого раздражения. – Не важно, с этим мы разберемся позже, а сейчас я хочу, чтобы ты, как и остальные Хранители, прибыл, для запечатывания Колыбели Сна. О времени тебя уведомят отдельно.

Виктор плавно провел рукой в воздухе и тусклое изображение на стене стремительно угасло. Он окинул взглядом Клима, затем стоявших подле него Лидию и Гавриила. Виктор одобрительно кивнул, после чего великан опустил руку и позволил им войти.

Войдя в комнату, взгляд Гавриила моментально зацепился за нее – Катерину. Она стояла подле стола Виктора, поглощенная собственной безмятежной красотой, одетая в откровенное платье жгуче-красного цвета, подчеркивающее формы ее безупречного тела. Сейчас, с каждой минутой, Гавриил понимал все меньше и меньше: Бессмертные, серафимы, но в одном уверился наверняка – если бы ангелы существовали, то даже им и близко бы не удалось приблизиться к ее великолепию. Такой невиданной красоты прежде он не встречал. Ее идеальное тело, глядя на которое, в голову, невольно закрадывались мысли о некоем мастере, столетиями вытачивающем каждый дюйм ее превосходных изгибов, доводя их до абсолютного совершенства. Длинные, стройные ноги, узкая талия, грудь бросавшая вызов силе притяжения, лебединая шейка. Мысленно "выдохнул" Гавриил в момент, когда глаза его, наконец, встретились с прекрасным лицом Катерины. Любоваться непередаваемой красотой ее лица можно было бесконечно долго, прыгая взглядом то к прекрасным пухленьким и аккуратненьким губам, то к небольшому, тоненькому и остренькому носику, длинным, распахнутым точно крылья бабочки ресницам, ровным белоснежным зубкам, клыкам, которые хоть и выглядели, не столь привлекательно, но все-таки придавали ей необъяснимый шарм. Глаза ее были, точь-в-точь, как у Виктора – беспросветно черные, совершенно нечитаемые, но до ужаса завораживающие. Видимо, полностью черные, без малейшей белизны глаза являлись особой отличительной чертой Бессмертных и прочитать в них даже самую отчетливую эмоцию было весьма непростой задачей. Однако это с лихвой компенсировалось их мимикой. Движения мышц их лиц были настолько выразительными, что каждая их эмоция становилась понятной и без выражения глаз. Впрочем, и мимикой своего лица Бессмертные владели в совершенстве, и без их согласия прочесть эмоции с гладкого камня, который они называли лицом, было так же практически невозможно.

Так и сейчас Катерина снисходительно, но в то же время, свысока смотрела на Гавриила, одетого и выглядевшего так, как обычно человек выглядит после сильной попойки вперемешку с побоями. Она видела и то, как он, в свою очередь жадно, будто изголодавшийся, пожирает ее своими широко открытыми от изумления глазами. Катерина часто видела у мужчин этот опустошенный ее красотой взгляд. Точно такой же был у каждого мужчины, видевшего ее впервые. Смотря на Гавриила, Катерина понимала, что тот мысленно уже успел переспать с ней во всех известных ему позах. Ей, несомненно, нравилось то, какое влияние она оказывает на мужчин и, что может сделать с ними, едва те завидят ее. Одной своей чарующей внешностью Катерина без труда могла добиться всего, чего только пожелает ее развратное сердце, однако если внешности окажется недостаточно, всегда есть возможность воспользоваться главным оружием, тем самым, что расположено меж ее идеально ровных длинных ног.

Эротические фантазии Гавриила оборвал Виктор, окликнув его по имени. Гавриил медленно направился к нему, но взгляд от Катерины оторвать не мог. Впервые в жизни он пожалел, что голова его не способна сделать полный оборот вокруг шеи – еще немного, и он наверняка бы вывернул ее, настолько была притягательной внешность Катерины. Он невольно улыбнулся и, совершенно случайно, сверкнул своими клыками, и только после этого, в глазах Катерины Гавриил из оборванца вдруг резко стал кем-то другим. Теперь Катерина испытывала некий интерес к Гавриилу, возможно, она разглядела в нем скрытый потенциал.

Виктор же, увидев Гавриила "по-новому" никакого интереса не испытал. Скорее наоборот, отнесся со свойственной ему настороженностью, но в одном теперь был уверен точно – он сохранил жизнь Гавриила не напрасно и сейчас, в награду, получил в руки оружие, возможности которого могут оказаться крайне полезными, а возможно, и безграничными.

"О, Гавриил, ты станешь моим лучшим и самым смертоносным творением", – подумал Виктор глядя на Гавриила, но выражение его лица ничуть не изменилось и все еще находилось под впечатлением Катерины. "Что же, мысли ты читать не умеешь. Это очень хорошо", – закончил мысль Виктор, слегка улыбнувшись своему открытию. Гавриил же подумал, что эта одобрительная улыбка предназначалась ему и как-то глупо, нелепо улыбнулся в ответ.

Вопреки ожиданиям Гавриила Виктор, переведя взгляд, обратился к Лидии:

– Основным приоритетом является поиск капсулы Предка, Лидия, – со свойственной повелительной интонацией в голосе начал он. – Я хочу, чтобы ты использовала все возможные средства и нашла ее как можно скорее. Наверняка в твоем арсенале есть что-нибудь подходящее… что-нибудь, что позволит почувствовать Предка, или капсулу, и определить их местонахождение.

– Действительно. Есть, – задумчиво ответила Лидия. – Называется GPS.

Во всей этой суматохе и череде незапланированных событий, Виктор совершенно позабыл о том, что в сегодняшнем мире, технологии позволяют найти, что и кого угодно в любой момент времени. Тем более, капсулы были оснащены специальными маячками задолго до того, как их технология была передана на освоение Человечеству.

Одобрительно кивнув, Виктор отправил Лидию на поиски и только после переключил все внимание на Гавриила. Он молча, немного задрав подбородок, вновь изучающе смотрел на него некоторое время и взгляд этот, будто пронизывающий его насквозь внушал Гавриилу некое чувство дискомфорта.

– Твою силу и навыки нам еще предстоит исследовать, Гавриил, – медленно начал Виктор, – Это необходимо, чтобы в дальнейшем применить их с максимальной пользой и отдачей. По этому, ты должен будешь незамедлительно появляться здесь по первому требованию. Быть всегда "под рукой", если угодно.

– Да я бы с радостью, – охотно поддержал Гавриил, – но я до сих пор понятия не имею о том, где нахожусь. Где это "здесь"?

Уголок рта Виктора дернулся, изобразив скоротечную ухмылку. Виктор направился к стене, той самой, украшенной длиннющими алыми гобеленами, свисавшими с высокого беспросветно темного потолка, и чем ближе он подходил, тем сильнее темная стена растворялась, пока, наконец, не исчезла вовсе. Хотя солнечный свет все еще просачивался с трудом, даже теперь, через уже полностью отсутствующую стену. Гавриил, сначала недоумевая, попятился, но затем направился ближе, к исчезнувшей стене, словно какая-то неведомая сила или быть может, распирающее любопытство направляло его.

Стены тут, в общем-то, стенами и не являются, отметил для себя Гавриил. Она скорее напоминала какое-то высокотехнологичное окно, а может совсем наоборот, была все-таки стеной, умеющей растворяться по желанию Виктора, Гавриил уже не знал, окончательно запутался.

Подойдя ближе, почти вплотную, Гавриил смог разглядеть строение, окруженное крепостной стеной с бойницами и башнями красного цвета, его невозможно было спутать ни с каким другим – то был Кремль, и Гавриил осознал, что оказался в Москве.

Города он практически не знал, поскольку был тут всего раз, в далеком детстве, но вот причину появления запомнил хорошо. Громкое дело отца Гавриила, осужденного за причинение смерти по неосторожности своей жене, матери Гавриила. Они не поделили последнюю бутылку, и отец, в порыве гнева и пьяного угара, этой же бутылкой разбил ей голову. Возможно, он и не подозревал, чем может обернуться их очередная, казалось бы, обыкновенная ссора. Наверняка он не хотел, чтобы все случилось именно так, но как бы там ни было, благодаря этому делу калининградский прокурор пробился в Москву. Знакомство с Городом-Героем для Гавриила закончилось вместе с закрытием дела его отца, после чего его отправили обратно в Калининград на опекунство к тете, никогда особо не интересовавшейся тяжкой жизнью мальчика, а отца осудили на три года. Собственно, после этого, Гавриил никогда не встречался с отцом, и все попытки последнего как-то наладить контакты с сыном прекратились спустя какое-то время после полного игнорирования их Гавриилом.

Виктор плавно провел рукой по горизонту, а смотрел и вовсе куда-то за него, как будто показывал свои владения.

– Добро пожаловать, в мой мир, Гавриил, – совершенно неприветливо, но гордо произнес он, медленно направившись к своему столу.

Рассевшись в кресле, скрестив ноги и зачем-то поправив свой идеально ровный костюм, на котором так и не появилось складок, Виктор внимательно продолжал рассматривать Гавриила. Именно таким взглядом обычно смотрят на человека, когда заранее знают, как он может быть полезен, и немного выждав, вдруг начал:

– Ты, Гавриил, находишься в Российской государственной библиотеке.

И после этих слов Гавриил застыл в непонимании. До него натурально не доходило то, как Виктору удавалось скрываться здесь и оставаться незамеченным, а учитывая покои Виктора весьма внушительных размеров, которые не могли остаться вне внимания, каждая догадка вводила его в еще больший ступор. Гавриил никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что за столь долгое время никто так и не оказался здесь, даже случайным образом. И когда он задал Виктору этот, казалось бы, простейший вопрос, ответом послужила самодовольная улыбка, отдающая едва отличимой шалостью. В действительности, все оказалось несколько сложнее и одновременно проще. Каждый раз, когда дверь, ведущую в покои Виктора, должны были открыть, случались странности с трудом поддававшиеся объяснению. То ключ к двери не подходил, а подойдя, он намертво застревал в замочной скважине. Доходило даже до того, что дверь ломать пытались и в процессе, непременно, кто-нибудь калечился; то тяжелый инструмент рухнет на ногу, то еще приключится какая несуразица. А в те редкие моменты, когда дверь открыть все же удавалось, работники оказывались в пустой, но все же просторной комнате лишенной окон с довольно высокими потолками и комната эта непременно нуждалась в ремонте, который откладывали уже бесконечное множество раз, бесчисленное количество времени.

Вне всяких сомнений Виктора неимоверно забавляли эти маленькие шалости. А Гавриил со временем начал задаваться вопросом, что же все-таки было настоящим? – Стены, потрепанные временем и нуждающиеся в ремонте. Те самые, что каждый раз предстают перед взором обычных людей, или же те мрачные матово-черные, видимые Бессмертными. Впрочем, находясь сейчас перед Виктором, окруженный этими самыми черными стенами, он все более склонялся к последнему и исключительно потому, что к обычным людям он, вполне обоснованно, себя более относить не хотел.

– И я хочу, чтобы ты кое-что узнал и понял, – продолжал Виктор своим властным голосом. – Ты должен понимать частью чего становишься, за какую жизнь будешь бороться. Итак, – Виктор как-то по-царски вновь задрал подбородок, а брови его вопросительно изогнулись, – по-твоему, как появился человек?

Гавриил растерялся, он никак не ожидал подобного вопроса и поначалу замешкался, но вовремя вспомнив то немногое, что запомнил с детства, ответил:

– Эволюционировал из человекообразных обезьян, если не ошибаюсь.

Виктор еле заметно улыбнулся уголком рта, поскольку услышал одно из самых распространенных представлений о появлении Человека.

– Интересно, – начал он. – Тогда скажи мне, Гавриил, почему ныне живущие на Земле обезьяны не эволюционируют в человека?

Вопрос показался Гавриилу несколько странным, но не лишенным смысла.

– Возможно, им не понравился конечный результат, и они решили больше не повторять своих ошибок, – ответил Гавриил. Улыбка Виктора стала неестественно широкой, хотя сам смех и эмоцию он явно подавил. И только после того, как улыбка сменилась привычной маской безразличия и непоколебимости, Виктор в очередной раз окинул взглядом свои часы, а после, видимо решив, что времени достаточно, рассказал Гавриилу подлинную историю появления человека так кратко, как только мог, поскольку подробный рассказ мог занять многие месяцы, а то и годы.

Поверить в то, что жизнь каждого человека с самого рождения целиком и полностью основана на лжи, вымыслах и бесконечно искусной фантазии Бессмертных оказалось совсем не сложно, поскольку говорил Виктор как всегда весьма убедительно.

К своему удивлению, Гавриил открыл то, что человеческое существо – низшая степень развития Бессмертного, а точнее – его отклонение, деградация. Мутация, вызванная сложным устройством организма Бессмертных – продолжительная адаптация к условиям жизни на Земле. Отсюда и поразительные внешние сходства Человека и Бессмертного.

"Отступники" – именно так их называл Виктор. Заменяя слово "Человек" он всегда выбирал самые оскорбительные и унизительные выражения, а когда по случайности все же произносил его, то делал это с крайним отвращением в голосе, словно все человечество когда-то очень сильно оскорбило или подвело его.

Виктор поведал и о том, что еще до получения гордого названия Человек, каждый из них был Бессмертным, пока желание совладать с лучами солнечного света не сделало их Людьми, а так же Отступниками в глазах Виктора и тех, кто не отрекся от своей Бессмертной сущности, расы и истинной природы. Спустя сотни лет, вместе с адаптацией к солнечному свету, Отступники осознали, что продолжительность их жизни постепенно сократилась. От бесконечности до пары сотен лет, в лучшем случае. Их организм, привыкший к солнечному свету, изменился под влиянием множества факторов. Он начал вырабатывать яды усталости, вследствие чего им приходилось отдыхать, а чтобы как-то восстановить силы, организм требовал сна и питания, в то время как Бессмертный никогда не смыкает глаз, ему неведома усталость, чувство голода. Для восстановления сил Отступникам требовалось поглощать то, что давала им земля. Поначалу мысль о еде вызывала ужас. Хотя организм уже образовал в Отступниках все необходимые органы.

Это было лишь началом.

Следом, Отступников подвел иммунитет. Бессмертному не страшна ни одна болезнь, вирус или инфекция, а иммунитет человека, даже самого здорового, подвержен риску постоянно. Отступники начинали болеть, им нездоровилось, периодически их организм одолевала необъяснимая слабость, но, вопреки ожиданиям Виктора, ни один из них не пожелал вернуть былые силы и не обратился за помощью. Хотя в то время, Бессмертные считали процесс необратимым.

Позже Отступники осознали, что их жизненный цикл не позволит им существовать так долго, как хотелось бы. Они начали размножаться и вполне успешно, как заметил Виктор, ведь сейчас Человеческих особей насчитывается более семи миллиардов. Вопрос продолжения рода, по мнению Виктора, они решили весьма успешно, но совершенно забыли о его истории и пока Отступники радовались новым возможностям, и перспективам их будущей жизни на обретенной планете, Бессмертные создавали механизмы ее контроля.

Как только численность Отступников стала достаточно большой, Бессмертные не выдавая себя и своих истинных намерений, без особого труда вербовали некоторых из них и впоследствии их называли наймитами.

– Наш Трезубец работает более чем идеально, и ты стал его заложником в момент своего рождения, Гавриил, – заметил Виктор. – Вы рождаетесь связанные именем, которого не выбирали, религией, которую, возможно, не будете исповедовать. Лишь мнимая иллюзия свободы вселяет в вас ощущение выбора, последствия которого в конечном итоге всегда будут приводить только к неизбежной смерти и ни к чему более. Еще не одна сотня поколений, со слепой необходимостью, склонив головы, пройдут через Трезубец, – самодовольно заключил Виктор.

Трезубцем Виктор называл три механизма контроля и первым зубцом стал страх Отступников перед смертью. Наймиты создавали определенные группы, целью которых было сеять страх и хаос путем убийств, грабежей и разбоев. Эти группы, берущие свое начало с незапамятных времен, как прояснил Виктор, существуют и по сей день. Сейчас они известны миру как Коза Ностра, Якудза, Триада, а так же некоторые другие, менее известные криминальные группировки и картели.

Со временем Синклит Хранителей посчитал, что одного страха для контроля быстро растущей популяции Отступников будет недостаточно. Так, спустя долгое время кропотливой и очень тонкой работы, был создан и постепенно внедрен в ряды Отступников второй зубец контроля, носивший название – Религия. Механизм был принят Отступниками на удивление быстро и тепло. Спустя тысячелетия почти все Отступники уже не помнили истоков своего происхождения, не могли найти объяснения тому, почему они несколько отличаются друг от друга внешне, например, оттенком кожи, глазами, цветом волос. Религия объясняла это совершенно тогда еще не очевидным фактом – каждый из Отступников принадлежал определенной расе, каждая раса, в свою очередь имела свою конфессию и четкие указания того, как именно нужно прожить свою жизнь, чтобы после смерти попасть в лучший мир. Они охотно приняли различные религиозные учения, еще охотнее разделились, поскольку каждому существу, обладающему созданием и способностью мыслить, нужно во что-то верить.

Именно Религия окрестила Отступников гордым и великим названием "Человек", которое сейчас имеет несколько определений. Бессмертные же вложили в него свой смысл, несколько издевательский, например "чело" – голова, которой преобладающая масса Отступников пользуется крайне редко и "век" – насмешка над тем, что живут они всего сотню лет, за редким исключением. Религия принесла людям понятия добра и зла, нравственности, подарила им цель в жизни. Хотя не каждый Человек принял новую веру. Были и те, кто через века пронес память и историю о своем истинном происхождении, но донести ее им так и не удалось, ведь уже тогда, никто, находясь в здравом уме и трезвом рассудке, не поверил, что кто-то целенаправленно или неосознанно лишился дара бессмертия и безграничных возможностей. Именно эти люди, не сумевшие донести до Человечества подлинную историю их происхождения, создали Орден Серафимов, поклявшихся сохранять образ жизни людей и не допустить их к знанию того, с чего все началось. По словам Виктора, им это удалось ровно настолько, насколько было нужно Бессмертным.

Спустя какое-то время, Человек встал на путь самоограничения самостоятельно, осознано вкладывая власть в руки отдельных их представителей. Люди создавали Общины, затем строили Империи, и наконец, Государства, обладающие хрупким понятием суверенитета, а так же сильными аппаратами управления и принуждения. Еще на стадии Общин начинались войны за территорию, земли, богатство и власть. Даже религия, к удивлению Бессмертных, открыла еще один рычаг давления, породив конфликты на религиозной почве. Люди убивали друг друга десятками, сотнями тысяч только за то, что они отличались в своей вере и имели разных богов.

Третьим и, пожалуй, самым острым зубцом Трезубца стала экономика. Она не требовала кровопролития, хотя обладала возможностью провоцировать его так, как ни один из двух зубцов-предшественников. Умелое и своевременное подергивание ниточек этого сложного механизма позволяло сокрушать империи, стравливать между собой государства и страны, регулировать их развитие, численность. Экономика давала возможность полного и тотального контроля, ведь к тому времени материальные блага стали основными ценностями Человека.

Именно так Бессмертные, не показавшие Человечеству своего лица, постепенно обрели над ним постоянный и тотальный контроль.

Рассказ Виктора Гавриил принял не сразу, но по мере того как он говорил что-то подсказывало ему – когда-то Бессмертные уже проделывали нечто подобное, имели некий опыт. Ведь все эти механизмы и действия не могли получиться с первого раза, и Виктор подтвердил догадку Гавриила:

– Сейчас тебе будет сложно понять и принять это, Гавриил, – справедливо заметил Виктор, – но человечество далеко не так одиноко во вселенной как кажется. Возьми хотя бы разные языки: английский, немецкий, японский. Думаешь, человечество придумало их? – с явной насмешкой в голосе спросил Виктор, – Нет, люди даже не подозревают, что перевернутая азбука катакана, в действительности, является языком разумных машин. На этих языках говорят расы о существовании, которых никто из людей и не догадывается, они изначально находились в подсознании отступников, поскольку их предки – Бессмертные знали и владели этими языками, и в какой-то момент они просто проявились.

– Вы нечто вроде Масонов и Тамплиеров, так? – предположил Гавриил, – Тайные организации, контролирующие весь мир, а ты их возглавляешь?

Виктор вновь едва заметно улыбнулся.

– Как же эти организации могут называться тайными, если об их существовании знает обычный портовый грузчик? – опроверг его Виктор. – А я всего лишь, тот, кто направляет людей в нужное мне русло, – тут Виктор развел руки в разные стороны, как бы представляя себя. – Если бы кто-нибудь из твоих знакомых или родных рассказал тебе о том, что вся власть в мире сосредоточена в руках создания, которому не ведома смерть, ты бы ему поверил?

Растерянное выражение лица Гавриила ответило за него.

– Получается, все человечество – твои пешки?

– Нет, Гавриил, человечество – моя шахматная доска.

После этих слов Гавриил замолчал, а Виктор, закончив свой рассказ, вновь обратил свой взор куда-то за горизонт, и его чудесный вид украшала собой еще более чудесная Катерина. На мгновение Гавриилу показалось, что Виктор удивился ее присутствию.

– Катерина, мне кажется, тебя ожидают, – в голосе Виктора прозвучал упрек, будто он спрашивал ее: "Почему ты все еще здесь?"

Не успев обернуться, Гавриил ощутил легкое прикосновение с области локтя. Прикосновение было настолько чувственным, что Гавриил почувствовал, как мурашки пробежали по его телу. Катерина уже держала его под руку, точно имела на него какие свои, особые права и игриво улыбаясь своей новой игрушке, чего-то ожидала.

– Гавриил, – вдруг окликнул его Виктор, – ты получил дар, но пока не доказал, что достоин его. Для меня ты все еще остаешься человеком, и если не справишься, я перешагну через тебя с той же легкостью, с которой переступил через миллионы других.

Улыбнувшись словам Виктора, Катерина блеснула своими аккуратненькими, белоснежными клыками, которые Гавриил по какой-то причине нашел очень сексуальными, и приблизилась к нему почти вплотную. Поднеся свои умопомрачительные губы к уху Гавриила, Катерина прошептала тихим, почти интимным голосом:

– До скорой встречи.

И только она закончила прощание, как губы ее скользнули и увлажнили собой мочку уха Гавриила. Ощутив прилив крови в еще один орган, Гавриил вдруг почувствовал, как что-то кольнуло – Катерина своим остреньким зубиком слегка прикусила его мочку и медленно слизала кончиком своего языка маленькую каплю крови. Длилось это всего несколько секунд, но удовольствия Гавриил получил столько, что казалось, будто Катерина ублажала его всю ночь. Он не знал, сколько ей лет и как долго она живет, но в одном убедился наверняка: языком за это время Катерина овладела в совершенстве.

Катерина своей грациозной кошачьей походкой направилась к выходу, изящно и нарочно повиливая своими шикарными бедрами. Смотреть на них, как впрочем, и на саму Катерину можно было бесконечно долго. И пока стук ее каблуков растворялся где-то вдалеке, Гавриил моментально включил идеальную попку Катерины в список мест, где бы он непременно хотел побывать.

 

ГЛАВА 5

Клим, как только мог, представил Гавриила новым лицам – он просто вытянул в их сторону руку, поскольку не говорил вообще. Знакомиться и выкручиваться Гавриилу пришлось самому.

Двух красивых девушек, похожих друг на дружку как две капли воды Гавриил вспомнил моментально, именно они стояли по обе стороны от него в момент знакомства с Виктором, а лицо темноволосого короткостриженого мужчины лет тридцати пяти и вовсе показалось ему крайне знакомым. Гавриил будто бы видел его, когда-то очень давно; в голове вдруг мелькнули образы точно черно-белые, почти выцветшие фотографии, но все же вспомнить, где именно он мог его видеть, ему не удалось. И пока Гавриил старательно копался в собственной памяти, в попытках вспомнить, темноволосый мужчина, облаченный в нечто похожее на гидрокостюм угольно-серого цвета, с необъяснимым усердием тщательно проверял или, может, искал что-то в небольших матово-черных, прямоугольных контейнерах.

Развернувшись, он встретил Гавриила широченной улыбкой.

– Добро пожаловать, Гавриил, – начал он до безобразия приветливо, – Меня зовут Мстислав, – представился незнакомец, охотно протянув ему руку, будто уже давно хотел познакомиться с ним, но возможности все никак не представилось.

– Мстислав? – переспросил Гавриил, настороженно протягивая руку в ответ. – С таким именем, мне кажется, ты просто обязан уметь мучительно убивать.

Улыбка разошлась на лице Мстислава еще сильнее. Рукопожатие оказалось быстрым решительным и твердым.

– Ты меня с кем-то путаешь, – отмахнулся Мстислав и поспешил представить Гавриилу двух красавиц-близняшек. Обе были чрезвычайно стройны. К слову, Гавриил заметил, что Бессмертные обладают поистине идеально сложенными телами. До Катерины девушки, разумеется, немного не дотягивали, но все же были намного красивее любой из актрис или моделей, встречавшихся Гавриилу в кино или на обложках глянцевых журналов. На них, как и на Катерине, практически не было макияжа и оно понятно – он бы только испортил их естественную, ни с чем несравнимую, природную красоту. Обе выглядели несколько стервозно, но, в тоже время, с их чудесных лиц не сходила гримаса серьезности. В какой-то степени они казались даже агрессивными и агрессия эта, вне всяких сомнений, была им к лицу. Волосы цвета вороньего пера переливались синевой, были собраны в тоненький точно змеиный хвост, изящно свисавший до самой поясницы, немного заостренные черты лица и все такие же, черные акульи глаза, большие и выразительные. Аккуратненькие зубки и клыки отливали жемчугом; они немного выделялись на фоне узких, подведенных черным губ, но все же, были не такими большими и выразительными, как у Виктора.

– Вера, – с почтительной улыбкой представил Мстислав, указав головой на первую девушку, чуть более высокую, – и Надежда, – с той же улыбкой представил ту, что была несколько ниже, но ничем более от первой не отличалась. Девушки поочередно кивнули головами. Гавриилу даже показалось, что начала кивок одна, а закончила другая.

– А где же Любовь? – глумливо поинтересовался Гавриил.

– Не прижилась, – сухо, но c явной ноткой сарказма ответил Мстислав, после чего развел руками в воздухе и, сделав оборот, неспешно показал Гавриилу свои владения.

Это место Мстислав называл то "Арсеналом", то "Оружейной", а иногда "детской", поскольку ее содержимое, как бы банально это не звучало, он считал своими игрушками. И оно было действительно огромным с крайне высокими потолками, плавно переходящими в великолепную, но грубоватую конструкцию из стекла и металла. И если бы не мрачные тучи, предвещавшие сильный дождь, то через это стекло, на ночном небе наверняка можно было бы наблюдать тысячи сверкающих звезд. Хорошо освещенное помещение казалось настолько большим, что вполне могло вместить несколько самолетов-истребителей. Бесчисленное множество стеллажей, усыпанных различными ящиками, прямоугольными контейнерами и прочими, совершенно не ясными Гавриилу приспособлениями и оборудованием. Проводя своего рода экскурсию, Мстислав рассказал Гавриилу о том, что здесь, в оружейной, они подготавливаются к определенным операциям и получают финальные инструкции от Виктора, если таковые имеются. Мстислав, похоже, очень любил это место, поскольку говорил и показывал все в нем с непередаваемым и неиссякаемым чувством энтузиазма.

Бродя меж бесчисленных ящиков и контейнеров, Мстислав, остановившись у одного из них, достал из одного ящика небольшой, размером с яблоко, никелированный шар. Играючи подкинув его несколько раз в руке, он катнул его по полу, и спустя несколько секунд, шар резко остановился, будто ударился о невидимую стену – замер на полу, а сразу после, издал секундный глухой звук, после которого все стеллажи в радиусе нескольких метров искорежились и втянулись в это маленькое устройство. Шар напомнил Гавриилу гранату обратного действия, но то как ему удавалось вбирать в себя и не оставлять ни малейшего следа от стеллажей и ящиков для него осталось загадкой. Визуально он был цельным, без малейших отверстий, но все же это была далеко не единственная и совсем не последняя загадка. Из другой черной коробочки, подписанной белой римской цифрой "II" Мстислав аккуратно вытащил две прямоугольные матовые палочки.

– Это называется "Стик", – охотно объяснил Мстислав, – и это крайне эффективное оружие. Вот, я покажу. – Сложив палочки вместе, он повернул их одной рукой от себя, другой – на себя. После чего раздался неописуемый, но в тоже время приятный на слух, трескающийся звук, в процессе которого палочки обрели форму, двухклинкового меча. Его черное лезвие оказалось крайне тонким – с человеческий волос, оно едва улавливалось глазами. Мстислав проделал несколько резких элементов с клинком, видимо, проверяя рефлексы и не забыло ли тело движений после чего принял позу, которая по какой-то причине показалась Гавриилу смешной. Сделав еще одно нажатие на лезвия, Мстислав уже держал в руках две тонкие и довольно длинные черные иглы, похожие на шпаги, а после еще одного нажатия с характерным звуком, иглы вновь обрели вид совершенно безобидных матовых палочек. Мстислав любезно вручил их Гавриилу, но спустя минуту, забрал и аккуратно уложил обратно в коробочку.

– Рановато, – добавил Мстислав. – Пользоваться ими нужно уметь, а без должной подготовки не получиться. Мне придется обучить тебя, – искренне пообещал он, и немного поразмыслив, закончил с неподдельной улыбкой: – если проживешь достаточно долго.

– Придется? – переспросил Гавриил. – А разве тебя никто не учил?

Мстислав, улыбаясь, отрицательно покачал головой и объяснил, что Бессмертные помнят опыт своих родичей, получают их знания и навыки, а те, в свою очередь помнят тоже от своих родичей. Своего рода хранилище знаний, множащееся с каждым новым поколением, а на вопрос Гавриила о том, почему Человечество не обладает подобными технологиями, Мстислав с неизменной улыбкой на лице ответил следующее:

– По мнению Виктора, у людей пока достаточно способов убивать друг друга, и как только понадобятся еще, уверяю, технологию производства этого оружия непременно обнаружат и освоят в кротчайшие сроки.

Подойдя к очередному, довольно большому ящику, больше походившему на вертикально стоявший черный шкаф, Мстислав приложил к его лицевой стороне ладонь и гордо объявил:

– Этот твой.

Шкаф сию минуту издал все тот же приятный трескающийся звук и распахнулся десятками прямых линий точно многоножка, широко растопырившая свои конечности.

Заглянув внутрь контейнера, Гавриил не увидел ничего примечательного и не понял главного – что же все-таки "его"? С виду самый обыкновенный пустующий ящик, но настораживало в нем небольшое углубление – выемка, однозначно под человеческое тело. Единственное, что по какой-то причине отсутствовало – место для головы. Шкаф ограничивался ложбиной под шею, а голова, видимо, должна была находиться снаружи. Отбросив страхи и сомнения, Гавриил собрался было залезть внутрь.

– Не спеши, – остановил его Мстислав и протянул небольшой прозрачный контейнер, наполненный какой-то тягучей черной жидкостью. – Это фиктримаго, – добавил Мстислав, всучив контейнер в руки Гавриилу. По сильно смущенному, скорее, даже растерянному выражению лица Гавриила, Мстислав быстро пришел к выводу о том, что одного названия будет недостаточно и потрудился объяснить: – Там, откуда мы… – в его голосе послышались едва различимые отголоски тщательно скрываемой тоски, – в общем, в привычной для нас среде обитания, фиктримаго служит нам защитой, – лицо Гавриила сделалось еще более растерянным. – Ну, то есть своего рода одеждой, – наконец, выкрутился Мстислав, обозначив основную функцию фиктримаго. – Так тебе будет понятнее.

Мстислав легким движением одернул тоненькую крышку прозрачной коробочки и нырнул глазами в ее содержимое.

– Фиктримаго – бактерия-паразит, рассказал Мстислав, к счастью, они не встречаются на Земле, но Бессмертные все же очень ценят бактерию за свойство становиться тем прочнее, чем сильнее ее носитель. Примитивный живой и крайне живучий живой организм. Как правило, погибающий вместе со своим носителем, после истощения последнего, но поскольку организм Бессмертных чуть ли не вечный двигатель – симбиоз с фиктримаго становится весьма продуктивным.

– Опусти туда руку, – предложил он, а увидев растерянность и нерешительность на лице Гавриила шутя, продолжил: – Не переживай, с рукой ничего не случится, ее не разъест. Гавриил медленно, неуверенно, все же погрузил руку в темную массу и в ту же секунду почувствовал, как приятно, будто бы обдувая легким ветерком, защекотало его кожу, а затем – что-то словно "подключилось" к его мозгу. Лицо его выдало глупую улыбку замешательства.

– Хорошо, – продолжил Мстислав, увидев реакцию Гавриила, – теперь подчини ее, заставь фиктримаго покрыть тебя.

Гавриил вновь улыбнулся, прохладный ветерок на руке продолжал щекотать кожу, а затем выдал:

– Накрой меня, накрой меня полностью, – в голос приказал Гавриил, а в мыслях, улыбка его стала еще шире в момент осознания двойственности сказанного. Темная масса тем временем послушно и стремительно распространялась; сначала по его руке, а затем и по всему телу, касаясь изношенной одежды Гавриила, необъяснимым образом испаряя ее. Наконец, затянув его тело полностью, вплоть до челюсти фиктримаго приняло форму похожую на гидрокостюм угольно-серого цвета, сильно похожий на те, что используют аквалангисты и тот, что был сейчас на Мстиславе, Вере и Надежде. Фиктримаго мог выдерживать самые различные температуры, от самых низких до сверхвысоких. Это, в свою очередь, полностью защищало носившего от возможных ожогов или переохлаждения не только в условиях Земли, но и далеко за ее пределами. Гавриил отчетливо заметил на нем маленькие, уже знакомые по костюму Виктора ромбовидные чешуйки, они распространялись по всей его поверхности. Когда Гавриил разобрался со своим фиктримаго, Мстислав вежливым жестом указал на уже заждавшийся и давно распахнувшийся черный шкаф.

– Смелее, – с той же вежливостью в голосе и кивнув головой, он предложил Гавриилу встать внутрь выемки. И тот послушался. Оказавшись внутри, Гавриила не покидала мысль о том, что шкаф этот будто был изготовлен исключительно для него – он идеально поместился в углубление. Прямоугольные прутья, неожиданно появившиеся прямо на поверхности шкафа, начали довольно быстро закрываться, обрамляя собой тело Гавриила, а его голова продолжала торчать снаружи, как бы сторонясь происходящего. Гавриил невольно сравнил себя с добровольцем, участвующим в фокусе и это нелепое сравнение поначалу немного успокоило его – в том самом, где человека помещают в ящик, который после, распиливают пополам; и тут-то, после мысли о расчленении, волнение вновь вернулось к нему. Он вдруг почувствовал, как на секунду, его тело будто сжали со всех сторон, мышцы его тела тут же непроизвольно напряглись. И, не успел он додумать, чем все закончится, как шкаф, вновь раскрылся и Гавриил глухим вибрирующим звуком ступил на пол.

Он обнаружил, что все его тело буквально заковано в футуристическую броню. С виду она была довольно массивной, но в то же время, казалась очень легкой. Многочисленные матово черные пластины полностью закрывали собой фиктримаго и лишь аккуратные хромированные, но все того же беспросветно черного цвета прослойки, кое-где повторявшие форму человеческих мышц, немного выделялись на их фоне и придавали броне некоторую элегантность. От груди к самому подбородку подходил дополнительный щиток, по форме напоминавший острый нос судна, так же имелся и внушительной толщины полукруглый щиток, защищавший область шеи – ахиллесову пяту тела Бессмертных.

Мстислав, скривив губы, гордо покачивал головой, он несколько раз постучал указательным пальцем по броне Гавриила и та, в моменты соприкосновения, издавала глухой вибрирующий звук. Броня Мстислава и Гавриила были практически идентичны за исключением одной, небольшой детали: на правом плече Мстислава, поверх основной брони, располагался еще один небольшой полукруглый щиток – наплечник. Он крепился на груди, обхватывал собой часть предплечья, полностью закрывал плечо и заканчивался креплением на лопатке. Наплечник был изящно украшен выпуклыми рисунками, кое-где сквозными вырезами и даже тот факт, что каждый из "рисунков" казался уникальным, все вместе они будто складывались в цельную картину и, видимо, являлись определенными отличительными знаками. Их было довольно много и, наверняка каждая из инкрустаций на наплечнике Мстислава имела свою, удивительную историю. Присмотревшись, Гавриил увидел и нечто знакомое. Он не был уверен, но, кажется, то были медали, возможно времен Великой Отечественной Войны. Рассмотрев их более внимательно, одну он узнал наверняка: точно такая же пятиконечная золотая звезда была когда-то и у его деда; на ней было рельефное изображение Кремля со Спасской башней в центре, окружность медальона украшал венок, а в нижней части круга, на красном фоне, красовалась надпись "СЛАВА". Гавриил хорошо запомнил эту медаль деда, поскольку был свидетелем того как его отец продал ее за бесценок неизвестному коллекционеру. Ему очень хотелось поинтересоваться у Мстислава, как и когда он получил эту медаль, что означают остальные символы и рисунки на его наплечнике, но он понимал – сейчас не время.

Вера и Надежда имели схожие наплечники, правда, инкрустированы они были немного меньше. Гавриил предположил, что они повидали войн несколько меньше, чем Мстислав. Неспешно оглядывая наплечник своей новой брони, Гавриил не увидел на нем ничего похожего – он был совершенно пустым и цельным. Впрочем, это его нисколько не расстраивало, поскольку он все не мог нарадоваться мысли о том, что теперь, полностью закованный в броню, он стал похож на атлета, только с механическим телом.

– Ну как? – с явным нетерпением осведомился Мстислав. – Ему, вероятно, очень хотелось узнать, как Гавриил чувствует себя в новом обмундировании. Гавриил продемонстрировал некое, не самое удачное, подобие разминки и пробежался на месте – идеально. Складывалось ощущение того, что Гавриил в ней родился и носил всю жизнь, настолько броня была легкой.

– Я вижу, – продолжил Мстислав, широко улыбаясь, – тебе нравится. Наслаждайся! Обычный человек в ней и шагу ступить не сможет, – и после небольшой паузы, которую Мстислав сделал явно нарочно, дабы подогреть интерес, наконец, объяснил почему: – она весит двести килограмм.

Тут Гавриил совершенно растерялся. Его ноги вдруг неуклюже подкосились, а в голове не укладывалась мысль о том, что он, облаченный в двухсоткилограммовую броню совершенно не чувствовал ее веса, а двигался при этом так, будто никакой брони не одевал вовсе. Все же дышать в этом обмундировании было несколько затруднительно.

– Она создана из высокопрочного сплава, Гавриил. Он называется Имбанит, его синтезировали из четырехсот четырех элементов, собранных с самых разных концов необъятной Вселенной, – начал Мстислав, оглядывая броню таким любящим взглядом, будто бы самолично собирал каждый из элементов. Гавриил, все еще озадаченный попытками свыкнуться со знанием о весе брони, совершенно упустил из виду число элементов, названное Мстиславом и, не придал этому никакого значения.

Мстислав протянул Гавриилу нечто, похожее на ошейник.

– Любите ролевые игры? – выдал Гавриил, забирая своеобразный ошейник из его рук.

Улыбнувшись, Мстислав объяснил для чего он. Едва поднеся ошейник к горлу, он распахнулся, будто клещи и намертво сцепился, когда Гавриил, следуя примеру Мстислава, приложил его к своей шее. Металлические пластинки выдвинулись и слоями как драконья чешуя закрыли собой всю шею, обрамляя челюсть. Теперь дышать стало еще сложнее, но область шеи казалась неприступной.

Вера, с явным любопытством и интересом все это время разглядывающая Гавриила, первой заметила испытываемый им дискомфорт от нехватки воздуха.

– Не пытайся…

– …дышать, – на полуслове оборвала ее Надежда, и продолжила: – кислород нам не нужен. Ты…

– …дышишь по привычке, – вновь подхватила Вера, – а попробуй перестать…

– …и увидишь, что получится, – закончила странный диалог Надежда.

У Гавриила сложилось странное ощущение того, что начинается мысль в голове у Веры, а заканчивается у Надежды и ровно так же они свои мысли и изрекают.

Вера подошла к Гавриилу и, взяв его руку, приложила ее ладонью к собственной груди. Гавриилу, несомненно, понравилось то, что ему так быстро позволили ощупать грудь, которая казалась ему довольно привлекательной, даже в броне, как у Гавриила, но созданной явно для женщины, с весьма удачно подчеркнутыми формами, так наглядно отличавших их от мужчин, но после, он понял – это был жест совершенно не интимного характера. Вера приложила его ладонь к своей груди исключительно для того, чтобы Гавриил убедился в одном – ее грудная клетка оказалась абсолютно неподвижной. Вера, как и Надежда, да и Мстислав не дышали. Совсем. Он не почувствовал и их сердцебиения. Это ввело Гавриила в небольшой ступор, который Мстислав поспешил развеять:

– Теперь, выберем тебе подходящее оружие. Вера, Надежда, – обратился он к своим спутницам, – как, по-вашему, что ему понравится?

Дружелюбие Мстислава несколько настораживало Гавриила, но все же, казалось довольно естественным, возможно, даже искренним. Девушки были, как всегда, не многословны, хотя в глазах читалась некая радость, и с лица Веры на лицо Надежды скользнула игривая улыбка, возможно, от появления неопытного новобранца – Гавриила.

Жестом руки Мстислав попросил Гавриила немного отойти. По-видимому, он стоял не совсем там, где нужно. Гавриил отступил на пару шагов назад, но этого оказалось недостаточно, поскольку Мстислав, все тем же жестом, безмолвно повторил свою просьбу еще раз. Отойдя, наконец, на нужное расстояние, Гавриил почувствовал небольшую дрожь в ногах. Пол начал меняться; вокруг них, под звук работающих шестеренок поднимались белые прямоугольные колонны высотой чуть выше двух метров. Внутри поднявшихся колонн Гавриил увидел аккуратно, с явной заботой размешенное оружие. Во всяком случае, ему показалось, что это было оружие, поскольку их конструкции были в чем-то схожи: ствол, рукоять, курок, но вид и дизайн оружия все же был несколько другим. В основном они были идентичны друг другу, но не были похожи на то, что прежде видел Гавриил. И сейчас, еще раз, обратив внимание на свою броню, броню Мстислава, Веры и Надежды и быстро окинув взглядом висящее оружие, Гавриил выявил одну особенность. Все у Бессмертных было каким-то квадратным, прямоугольным – сплошные прямые да плоскости. В висящем оружии Гавриилу так же не удалось обнаружить разъема для обоймы и приклада. Вкратце, для себя, Гавриил мысленно описал дизайн оружия как "обыкновенные матово-черные прямоугольники". Гавриил так же не обнаружил и креплений на оружии. Не было никаких ремней, крепежей и ничего, даже отдаленно похожего; он не был знатоком в военном снаряжении, но этого не заметить не мог и потому не понимал, как и где ему придется хранить оружие, которое он наверняка вскоре получит. Как выяснилось позже, все оружие Бессмертных лишено привычных деталей не просто так. Оно не требовало перезарядки, поскольку оружие само являлось источником боеприпасов, но при длительном, бесперебойном использовании было склонно к перегреву. Гавриил не понимал, как это возможно до тех пор, пока не увидел оружие в действии. Отсутствие же прикладов объяснялось физической силой Бессмертных. Благодаря ей, они не чувствовали отдачи при стрельбе, хотя любому человеку отдача некоторого из видов оружия переломила бы все кости в руках. В конечном счете, Гавриил пришел к мысли о том, что практически все используемое Бессмертными не могло использоваться человеком из-за физического превосходства первых, но одна мысль все же не давала покоя:

– У вас столько оружия, – Гавриил немного помедлил, пытаясь правильно подобрать слово, но все же ошибся, – зачем же использовать мечи?

– Стики, – поправил Мстислав. – Убивать противника лезвием – честь и достой… – Мстислав вдруг остановился, увидев, как вдохновленно Гавриил внимал его словам, затем вдруг разошелся широкой улыбкой и резко отмахнулся, – Это чушь. Мы используем стики, поскольку они универсальны. Существуют тысячи других, разных планет и эффективность каждого оружия там существенно отличается. Некоторое оружие вообще теряет возможность нанести хоть какой-то ущерб, но нет ни одной планеты, – он вытянул в воздух свой закованный в имбанит заостренный указательный палец, – ни одного места, где бы острое лезвие перестало быть острым, и лишилось возможности отрезать тебе голову, – закончил Мстислав со свойственной дружелюбной улыбкой на лице.

Охотно поверив в доводы Мстислава, Гавриил начал осматривать появившиеся колонны. Он приметил и тут же потянулся к одному экземпляру, который привлек его своими прямолинейными жабрами, равномерно распределенными по всей длине ствола, а за ними – ярко переливались манящие красно-желтые огоньки, но Мстислав, схватив его за руку, предостерег:

– Наша задача вернуть капсулу, – медленно уводя руку Гавриила от висящего оружия, говорил он, – а не здания с землей ровнять. Тут пригодиться что-нибудь более компактное.

Мстислав неспешно поднес руку к подбородку и губы его начали двигаться в беззвучном рассуждении, а после перешли в очень быстрое бормотание, по-видимому, он начал вслух проговаривать какие-то названия:

– Молот? Нет, увлечется. Зубило? Нас перебьет. Рельса? Она не отсюда. Вайпер? – тут-то его чернящие глаза наверняка бы передали восторг, но, к сожалению, в черных глазах Бессмертных, прочитать какие-нибудь эмоции было весьма сложным, а порой и абсолютно невозможным и потому, правильность догадки подчеркнули повышенная интонация и поднятые брови.

– Вайпер! – утвердительно произнес он и стремительно направился к колонне, за спиной Гавриила, и одним ловким движением руки снял с нее матово-черный вытянутый предмет прямоугольной формы и заботливо, словно приз, вложил его в руки Гавриила. Предмет издал шипящий звук и уже через секунду его ствол разъединился на две V-образные части. Нижняя часть двинулась назад, немного закрывая собой кисть руки, в то время как верхняя, наоборот, вытянулась вперед. Из разъединившихся частей резко показалась хромированная деталь-наконечник. Появилась и рукоять. По-видимому, Вайпер принял форму боевой готовности.

Вера и Надежда тоже вооружились, и стоило им это сделать, как Гавриилу стало ясно, почему оружие и броня не имеют каких-либо креплений. Достаточно было приложить оружие к любому месту на броне, и оно намертво цеплялось за нее, словно к магниту. Гавриил нашел это решение жутко удобным.

Мстислав собирался было объяснить Гавриилу, как пользоваться и стрелять из подобного оружия, но освещение в помещении неожиданно сменилось. С холодного белого, леденящего кожу, на ало-красный, а после угасло совсем. К темноте Гавриил привык моментально и уже даже не удивился тому, что видел он почти так же хорошо, как и при свете.

Одно его ужаснуло: глаза Мстислава, Веры и Надежды полыхнули яркими зелененькими огоньками, точно как у кошек в темноте.

– Пора, – проговорил Мстислав.

Из пола под ногами прорезались лучи света, поначалу, тусклые, но разрастаясь, словно запутанный лабиринт, они становились все ярче и ярче пока, наконец, не образовали нечто похожее на голографический макет здания. Прежде Гавриилу не доводилось видеть ничего подобного, разве, что в научно-фантастических фильмах. С каждым разом он понимал, что технологии Бессмертных опережают людские на множество веков вперед, а может, и того больше. Голограмма какого-то здания была детально проработанной; строение было довольно большим и своей формой напомнило Гавриилу знак биологической опасности. Боковые ее части образовывали три внутренних двора, усаженных пристройками. Гавриил едва сдерживал себя, чтобы не прикоснуться к ней, но промелькнувшая в голове мысль о том, что он будет похож на пещерного человека, вовремя остановила его. На голограмме указывались некие точки, наверняка что-то обозначавшие и еще одна точка мерцала ярко красным сильнее и назойливее всех прочих. Видимо, эта точка и была их целью – капсулой Предка, которую нужно было вернуть любой ценой, любыми средствами.

– Лидия отследила маячок капсулы в здании заброшенной больницы, – начал Мстислав, указывая на голограмму строения, – Они находятся там уже двадцать минут, наверняка ждут транспорт для дальнейшей перевозки. Виктор дал карт-бланш. Увидел-убил. Находим капсулу и возвращаемся, – говорил Мстислав четко и отрывисто, но максимально доступно, – поскольку противнику удалось ее украсть, значит, они знают, с кем столкнуться и будут готовы. Территория охраняется, и попасть на нее не так просто, значит, Они в сговоре, соответственно, охрана – потенциальный враг.

– Как мы войдем? – поинтересовался Гавриил и тут же понял, что вопрос был совершенно неуместен, однако Мстислав все же любезно объяснил:

– Через самое слабое и уязвимое место. Здание очень старое и стены его уже давно осыпаются. Мы войдем там, где они нас не ждут. Ударим с воздуха, пробивая путь вниз, к капсуле.

– С воздуха?

На этот вопрос Гавриила Мстислав ответил лишь скрытой улыбкой, предвещавшей нечто такое, что могло, не понравится Гавриилу, а может, наоборот. Оставалось только ждать, поскольку попытки гадать Гавриил решил оставить.

Откуда-то сверху раздался механический звук, который, по какой-то причине, вызвал у Гавриила некое чувство тревоги и опасности. Подняв голову, Гавриил увидел, как открывалась стеклянная крыша, плавно расходясь в разные стороны. Как только крыша полностью раскрылась, Гавриил ощутил легкий толчок в ногах. Часть пола, в форме большого куба поднималась к проему, образовавшемуся наверху, пока, наконец, полностью не перекрыла его собой.

Оказавшегося наверху, Гавриила не покидало ощущение того, что весь город простерся под его ногами. Он совершенно не понимал, в какой его части находится и как это в принципе возможно. Впрочем, это его уже не заботило. Гавриила больше занимала контрастная панорама увиденного. Сверху – мрачные сгущающиеся тучи, а под ними переполненный суетой, расползающийся в бескрайнюю даль самыми разными яркими огнями город. Шум ветра, отголоски раскатов грома, сирены, сигналы, все сливалось в оркестр, пробуждающий желание дирижировать им. Закончив любоваться видом, Гавриил уперся взглядом в нечто похожее на дикую помесь вертолета и реактивного самолета, только вдвое больше. Крылья его были сравнительно небольшими и походили на грудные плавники ската, резко переходящие в корпус. И вновь эти ломаные, острые линии. Глядя на эту черную штуковину, казалось, что ее конструкторы никогда не сталкивались с аэродинамикой, и в момент создания, совершенно не задумывались о потоках воздуха.

Гавриил подошел к аппарату ближе, и при осмотре, ему не удалось найти на корпусе сварных швов и даже щелей. Никаких следов окон, дверей – ничего. Темный корпус был цельным и то, как попасть внутрь оставалось для него загадкой до тех пор, пока Мстислав, Вера и Надежда не подошли вплотную. Часть корпуса, по-видимому, являвшаяся кормой, все под тот же неизменный трескающийся звук разобралась на мелкие кусочки – мозаику и, образовав небольшой трап, по которому можно было подняться на борт, создала тем самым вход.

Трио во главе с Мстиславом ловко забралось внутрь, а мгновение спустя, прямо сквозь корпус, поочередно вынырнули две аккуратненькие головки Веры и Надежды.

– Быстрее, и ничего… – начала Вера.

– …не бойся, – закончила Надежда. И едва она успела договорить, как они скользнули обратно.

Гавриил делал аккуратные шаги, опасаясь не только того, что тонкая, едва различимая грань трапа может не выдержать его веса, но и отчасти просто из осторожности.

 

ГЛАВА 6

Пропустив внутрь Гавриила, мозаика за его спиной тут же собралась, наглухо затянув собой корпус. Гавриил отметил, что изнутри корабль оказался довольно просторным и с легкостью вместил бы еще человек десять. Так же в глаза бросилось отсутствие мест для пилота, каких-либо приборных панелей, и то, как они собирались управлять кораблем, пока оставалось для Гавриила за гранью понимания. К слову, Гавриил не обнаружил и мест для сидения, пока Надежда наглядно не продемонстрировала, как эти самые места найти. Она подпрыгнула, невероятно грациозно, и почти упала спиной на пол, вот только в ту же секунду, пол под ней принял форму своеобразного кресла и с некоторой заботой подхватил ее прежде, чем она успела упасть. Мстислав и Вера повторили маневр Надежды, и мгновение спустя, оказались в положении полулежа.

Гавриил решил последовать их примеру.

Подпрыгнув и в воздухе приняв удобную позу, Гавриил рухнул на черный хромированный пол, чем и породил с трудом сдерживаемые насмешки тех, кто наблюдал его фиаско. Очевидно, его нелепое падение их сильно позабавило.

– Прошу простить, – с некоторым сожалением, но, все еще улыбаясь, начал Мстислав. – Она пока не признает тебя, – он поднял голову, будто внутри корабля была кто-то еще, только невидимая, и к ней можно было обратиться: – ИССИ, будь любезна, авторизируй нового члена нашей маленькой семьи. Только не сильно привыкай к нему, возможно, он вскоре умрет.

– Слушаюсь, Капитан, – ответил нежный синтезированный голос, – Я бы хотела уточнить его имя для дальнейшей идентификации.

– Гавриил, – тут Мстислав явно задумался и, оправдывая задержку, обратился к Гавриилу: – Если хочешь, можешь придумать себе какой-нибудь псевдоним, но, на мой взгляд, это всегда так сложно и занимает кучу времени. Да и не сильно нужно.

Гавриил отрицательно покачал головой. Сейчас его заботило другое – он не мог найти источник синтезированного голоса, поскольку никого кроме него, Мстислава, Веры и Надежды в корабле не было, и потому, в попытке прояснить для себя ситуацию, он задал Мстиславу вполне логичный, как ему казалось вопрос:

– ИССИ?

– Именно так, – тут же радостно подтвердил Мстислав и расшифровал аббревиатуру, – Искусственно Созданный Собирательный Интеллект, – брови Гавриила в неподдельном удивлении поползли вверх, а Мстислав закончил мысль: – Мы же, для простоты общения, заботливо и любя, называем ее ИССИ.

Мстислав, своей облаченной в броню ладонью, ласково поглаживал сиденье, в котором расположился, точно ИССИ была живой и могла ощутить эти прикосновения, и постепенно, совершенно неожиданно, отовсюду, все громче и громче, начал раздаваться звук, похожий на урчание кошки.

– ИССИ не способна чувствовать, – продолжил Мстислав, все так же поглаживая сиденье, чьи кубические формы под трескающиеся звуки просачивались сквозь его пальцы, имитируя шерсть животного, – но прекрасно все понимает и умеет соответственно реагировать.

– Это искусственный интеллект?

Улыбаясь, Мстислав покачал головой:

– Представь себе сотни умов, когда-то принадлежавших Бессмертным, все их знания, собранные воедино, в одно большое сознание, и получишь примерное представление об ее устройстве.

– И она не пытается вас убить?

Мстислав усмехнулся над вопросом Гавриила и ответил вопросом на вопрос:

– А что, любой искусственно созданный интеллект по умолчанию обязан быть агрессивно настроен к своим создателям? Нет, Гавриил, не всегда творение стремится уничтожить создателя. ИССИ, ты получила координаты? – вдруг улыбчиво посмотрев вверх, осведомился Мстислав.

– Да, Капитан, – ответил все тот же нежный, синтезированный голос. – Мы готовы?

– Как никогда! – бодро и даже с некоторой радостью в голосе проговорил Мстислав, втершись в свое кресло, как бы в предвкушении чего-то.

Среди всех тех, кого встретил Гавриил за последние часы, Мстислав казался уж слишком жизнерадостным оптимистом. Его дружелюбие и отзывчивость порой настораживали Гавриила. Однако довольно скоро, он понял, что именно наполняет Мстислава этой необъяснимой и неумолимой энергией – предвкушение боя. Сражение, в котором Мстислав в полной мере использовал физические возможности Бессмертных, и приемы, отточенные до абсолютного совершенства бесчисленным количеством времени. Война и бой. Именно в них Мстислав был рыбой в воде, в окровавленной воде. То было его ремеслом, он был рожден и воспитан Сословием Воинов-Стражей, задолго до Земли, но именно на ней, по словам Мстислава, впервые бился средь многочисленного людского войска. Этот всплеск боевого духа, натиск силы, что придает окружение тысячи воинов, пришлись Мстиславу по нраву больше всего. Ведь прежде, все было иначе: если технологий оказывалось недостаточно и дело доходило до боя, то сражались Бессмертные небольшими группами из десяти воинов, и один Бессмертный воин стоил тысячи воинов противника. Основным преимуществом Бессмертных служили даже не их физическое превосходство и технологии, а мастерское владение тактикой и слаженностью в действиях. В особенности сильной группа становилась, если в ней присутствовали близнецы, такие как Вера и Надежда. Их феноменальное ощущение друг друга есть уникальная способность, многократно увеличивающая все остальные навыки. Их мозг способен синхронизироваться и работать как единое целое, но на два разных тела. Именно знания, полученные от исследования возможностей мозга близнецов, послужили началом технологии ИССИ.

Гавриил охотно внимал каждому новому знанию, информации, но верилось в услышанное все же с трудом, но Мстислав уверил его в том, что уже совсем скоро ему представится шанс убедиться во всем самому. Гавриил настолько сильно увлекся рассказами Мстислава и не заметил отсутствие Клима, который вряд ли бы упустил возможность лишний раз поразмять кулаки.

– А большого молчуна с нами не будет? – поинтересовался Гавриил.

– Нет, – ответил Мстислав, и что-то подсказало Гавриилу, что по какой-то причине он даже рад отсутствию Клима, – Виктор отправляет его в исключительных случаях. Его основной задачей является охрана Верховного Хранителя. И это хорошо! – с искренней радостью в голосе добавил Мстислав, – Нам больше достанется.

– И, кстати… – неожиданно встряла Вера.

– Не называй его молчуном и вообще… – на полуслове подхватила Надежда.

– Старайся не отшучиваться по этому поводу, – добавила Вера и эстафету вновь перехватила Надежда: – В противном случае, ты и глазом моргнуть не успеешь…

– Как он оторвет тебе голову, – твердо закончила Вера.

– Ну вот, – разочарованно, но достаточно наиграно продолжил Мстислав, – Испортили всю интригу. Я все гадал, сколько он протянет.

И тут Гавриил задал вопрос, ответ на который его немного ужаснул:

– Почему он всегда молчит?

– Потому, что у него нет языка, – совершенно спокойно, точно это в порядке вещей, ответил Мстислав, а после рассказал небольшую и почти трогательную историю великана. Начал он, на удивление, не с рождения Клима, а с того момента, когда Виктор приметил его в Риме. Древнем Риме, в тогда еще переполненном жизнью и смертью Колизее.

Клим был одним из гладиаторов, тех самых, что проливали свою и чужую кровь на потеху зрителю – дикой толпе. Тогда, его кожа еще не приняла серо-белый окрас, а глаза не были беспросветно черными. Он очень быстро стал любимцем толпы за чрезмерную жестокость, с которой он расправлялся со своими соперниками. В большей степени Клим запомнился именно тем, что после убийства он свежевал какую-то часть кожи своих жертв и хранил ее как своеобразный трофей. Мстислав хорошо помнил это, поскольку лично наблюдал один из многочисленных боев великана. Даже беспощадно палящему солнцу не удалось разогнать собравшуюся на трибунах толпу. Он встречали его обезумевшим криком, срывали голос, но продолжали орать, что есть мочи и топотом точно по трибунам Колизея несся табун одичавших скакунов. "Тумб-тумб-тумб" – Мстислав постукивал ногой о темный пол, но передать звук удалось не полностью, он оказался еще более глухим.

В том бою, Клим, захлебываясь яростью и пылом сражения, еще не успев прикончить на арене бывшего легионера, неаккуратно, как неопытный мясник, вместе с мясом, срезал с его спины кожу, на части которой была татуировка в виде птицы – двуглавого орла, раскинувшего по разные стороны свои крылья. Гавриилу показалось, что именно эта птица украшала собой спину плаща великана. Даже тогда, будучи обычным смертным, Клим был намного сильнее всех, с кем ему приходилось сражаться. Возможно потому, что кровь его рода с каждым поколением слабела не столь сильно, и часть своей силы он унаследовал от своих предков-отступников, которые когда-то давно были Бессмертными.

Как бы там не было, Виктор никогда не ошибался и всегда знал, на что или кого стоит тратить свои силы. Если он видел в ком-то или чем-то потенциал, то взяв его под свое начало, непременно развивал этот потенциал до максимально возможного уровня. Тоже случилось и с Климом, или Климентием, именно так его тогда звали. Император отдал Клима – одного из лучших гладиаторов Виктору без малейших колебаний, поскольку знал, что благодарность Виктора может быть весьма щедрой, а гнев – страшным и разрушительным. Тем самым Виктор подарил Климу его свободу. Одно только это стало для Клима бесценным даром и уже дало Виктору его безоговорочную верность и преданность во всем.

Однако Клим и помыслить не мог о даре, который Виктор уготовил для него в будущем. Став наймитом, Клим выполнял различные поручения Виктора, но в основном они сводились к убийству определенных людей, ключевых фигур, тем или иным способом мешающим планам Виктора. Клим был силен, но особым умом никогда не отличался и, в конце концов, попался в ловушку серафимов. Убить они его не могли, поскольку это противоречило их правилам и бестолковому кодексу, да и полноценным Бессмертным Клим тогда еще не был, но вот пытать его ради получения сведений о Викторе они могли и делали это с удовольствием. Клим всегда знал, где находился Виктор. Он прекрасно помнил обо всех его тайных местах, но спустя недели пыток так ничего и не сказал, поскольку откусил собственный язык и в закреплении успеха, дабы наверняка сохранить информацию и не выдать тайн, переломал пальцы рук, тем самым, лишив серафимов возможности заставить его изложить все письменно. После этого полезность Клима для серафимов свелась к нулю и они, убежденные в его неизбежной кончине, выбросили его, как больного изувеченного пса. Поскольку серафимы наверняка какое-то время следили за Климом, Виктору пришлось выждать достаточно долго, почти десять лет – именно столько потребовалось для убеждения их в том, что Клим перестал быть ему полезным. Виктор нашел его обессиленного, истощенного, блуждающего в поисках собственной смерти. Там, где все прочие находили лишь смерть, Клим исхудавший, подавленный и полностью разбитый получил новую жизнь. В награду за преданность Виктор сделал его Бессмертным и своим бессменным защитником.

– Но ведь Бессмертные могут регенерировать, – справедливо заметил Гавриил, как бы намекая Мстиславу на то, что язык Клима, так или иначе, должен был отрасти вновь, – Разве язык Клима к этому времени не должен восстановиться?

– Именно! – широко улыбнувшись, воскликнул Мстислав, – Именно так! В знак преданности и благодарности Виктору, Клим продолжает отрезать свой язык, едва тот отрастает вновь, – немного задумавшись над своим рассказом, Мстислав уточнил: – Правда, пальцы ломать ему больше не требуется. Как позже выяснилось, письменной речью Клим никогда не владел.

Безмолвное негодование Гавриила неожиданно прервала ИССИ:

– До точки высадки три минуты, – объявила она, – Карта местности будет предоставлена по первому требованию, Капитан.

Гавриил тут же растерянно огляделся по сторонам, он был совершенно точно уверен – они еще трогались с места, поскольку он не слышал того, как заводился двигатель, ровно, как и не слышал звуков, сопровождающих взлет и полет непосредственно. И десяти минут не прошло с момента, когда мозаика-образные стенки ИССИ запечатались за его спиной, и вот, она уже информирует экипаж о достижении места назначения.

Мстислав соскочил с места, будто с горячей печи, настолько ему не терпелось приступить к заданию. Сиденье моментально ушло в сверкающий чернотой пол, не оставив после себя и следа. Вспомнив о том, что он так и не успел объяснить Гавриилу устройство Вайпера, Мстислав, за пару широких шагов, добрался до него и, прикоснувшись к верхней части оружия, вызвал панель-голограмму, по-видимому, служившую для настройки и калибровки оружия. Голограмма была крайне похожа на шифровальный ключ сейфа и Мстислав, как опытный медвежатник, резво подкручивал его, словно пытался открыть.

– Готово! – спустя пару секунд и после характерного звука-щелчка произнес он, – Стрельба короткими очередями. Нажимаешь на спусковой крючок, и Вайпер делает три быстрых выстрела, – внимательно посмотрев на Гавриила, Мстислав убедился в доходчивости собственных слов. – Не переживай, – успокоил он, – это проще чем кажется.

Но, несмотря на заверения Мстислава, Гавриил слегка нервничал, поскольку никогда прежде не держал в руках оружия. Меньше суток назад Гавриил нес в руках ящик с яблоками, а сейчас держит оружие, вероятно опережающее человеческие технологии черт знает на сколько лет вперед и хорошо, если лет, а не веков. И ко всему прочему, сейчас, он направляется неизвестно куда, забрать неведомо что, внутри совершенно непонятно, как и кем, управляемым летательным аппаратом. Такая стремительная смена обстановки кого угодно выбьет из колеи и Гавриил, разумеется, не стал исключением.

Вера и Надежда тоже поднялись со своих мест и сиденья их так же испарились.

– Карту, ИССИ, – решительно обратился к кораблю Мстислав. И тут же под их ногами, будто через стекло, с высоты птичьего полета, появилась местность и то строение, отдаленно напомнившее Гавриилу знак биологической опасности, – Переключи на тепловое, увеличь, – добавил Мстислав, явно не удовлетворенный увиденной картинкой. Миниатюрная копия здания "выросла" прямо в корабле, Мстислав бегло изучал ее своими черными глазами-маслинами, точно записывая в память каждую появлявшуюся тепловую точку. То были обозначения людей, и после того как он запомнил каждую из них, обратил свое внимание на другую, ярко красную мерцающую точку – капсула Предка продолжала назойливо мигать, будто призывала как можно скорее вызволить ее из стен давно заброшенного здания.

– Я насчитала пятьдесят целей, Капитан, – доложила ИССИ. – И шестьдесят девять способов их нейтрализации.

– Шестьдесят девять? – в неподдельном удивлении выпалил Гавриил. – Это, какие же?

– Ну, – затянуто начал Мстислав, пожимая плечами, в попытках вспомнить каждый из возможных способов, – можно за секунды удалить кислород из всего здания, ненадолго изменить гравитацию, так что их убьет ударом об потолок, или раздавит о пол, например и еще масса других эффектных вариантов, – со свойственной, искрящейся радостью улыбкой закончил Мстислав.

– Разрешите использовать газ для нейтрализации, Капитан? – поинтересовалась ИССИ и ее синтезированный голос даже не дрогнул.

– Нет, Радость моя, я уже семьдесят лет не сражался, – заключил Мстислав, разминая тело, – да и Виктор будет наблюдать за нами. Уверен, он захочет увидеть все своими глазами.

– Как вам будет угодно, Капитан. Вы готовы?

Мстислав осмотрел каждого члена своей команды, как бы молча вдохновляя их, а после, кивнул, и голову его тут облачило в некое подобие шлема, больше напоминавшее череповидную маску, выполненную преимущественно прямыми линиями. Мстислав посмотрел на Гавриила, и тому показалось, что сама Смерть глядит на него исподлобья.

– Забыл сказать, Гавриил, – голос Мстислава из-за маски стал хрипловатым и слегка приглушенным, – когда будешь падать, перед самым столкновением, – Мстислав крестом сложил сжатые в кулаки руки у своей груди, как бы наглядно демонстрируя то, что нужно проделать, – скрести руки у груди.

Гавриил почувствовал как фиктримаго, поднимаясь из-под "ошейника" начало обволакивать его голову, и не успела вопросительная гримаса одолеть его лицо, как он не обнаружил в корабле Мстислава, Веру и Надежду, а спустя долю секунды, вдруг перестал чувствовать пол под ногами.

 

ГЛАВА 7

Гавриил пулей летел вниз, хотя полет его больше походил на падение выпавшего из гнезда беспомощного птенца и с полетом мог называться с трудом. Еще, будучи в корабле, он был твердо уверен в том, что они находятся над зданием не настолько высоко, однако он сильно заблуждался, поскольку сейчас, то и дело, совершая непроизвольные перевороты в воздухе, видел под собой только сгущающиеся мрачные тучи и ни малейшего клочка земли.

Его уши заложило собственным, ошалевшим от страха криком. Гавриил стремительно влетел в тучи, тело его абсолютно не слушалось, и было полностью во власти сильного ветра, но, все же, от намеченного курса он так и не отклонился, поскольку преодолев непроглядные тучи, заметил неподалеку три знакомых фигуры Мстислава, Веры и Надежды. Они, так же стремительно, разрезая своими телами воздух, падали вниз. Правда, их падение, в отличие от падения Гавриила, скорее было контролируемым полетом. Они наверняка проделывали подобное множество раз, поскольку выглядели весьма уверенно: руки вытянуты вдоль тела, ноги собраны вместе, головой вниз они все быстрее и быстрее, набирая скорость, приближались к земле. Гавриил попробовал повторить за ними и после нескольких неудачных попыток совладать с собственным телом, ему это удалось. Обуздав беспощадно сильный ветер но, так и не освоив основ планирования, Гавриилу с трудом удалось направить свое тело по направлению к зданию, которое с каждой секундой становилось все ближе и ближе. Охваченный страхом столкновения, и мыслями о том, на сколько частей разлетится его тело от удара, Гавриил очень вовремя вспомнил и все чаще, точно мантру, начал безмолвно прокручивать в голове совет Мстислава: "Скрестить руки, скрестить руки" – лихорадочно повторял он, в попытках заставить себя осуществить задуманное, – "скрестить руки у груди!", а изо рта тем временем, то и дело, вылетала отборная, подавляемая шумом ветра неразборчивая брань.

И во всем этом сумасшедшем водовороте происходящего Гавриил успел заметить то, как его спутники уже ногами вниз, словно ракеты, врезались и проламывали собой крышу здания. Благодаря небольшим усилиям и помощи чьей-то матери, Гавриилу все-таки удалось скрестить руки. То, что произошло дальше, было совершенно невозможно объяснить, но Гавриил, в конечном итоге, был несказанно рад случившемуся. Его броня буквально сделала все за него, поскольку самому проделать такое Гавриилу бы никогда не удалось, во всяком случае, трезвым. Из брони на несколько секунд выдвинулись своеобразные продолговатые закрылки и чудесным образом, этих нескольких секунд оказалось более чем достаточно – врезавшиеся в закрылки потоки воздуха лихо развернули Гавриила ногами вниз. Он почувствовал, как на секунду, броня овладела его телом, благодаря чему он успел принять правильное положение и, весьма кстати, поскольку до цели оставалось метров сто, а мгновение спустя Гавриил понимал, что проламывает собой этаж за этажом.

Проломив очередной потолок и рухнув на пол под аккомпанементы падающих следом раздробленных бетонных глыб, Гавриил и одуматься не успел, как оказался под шквальным огнем. Неизвестные, даже застигнутые врасплох, среагировали крайне быстро, почти молниеносно – в Гавриила моментально начали стрелять из автоматического оружия не жалея патронов. Растерявшийся, охваченный удивлением, вперемешку со страхом, Гавриил лишь инстинктивно прикрыл согнутой в локте рукой свою голову, пока не осознал одну интересную деталь: большая часть пуль рикошетила от его брони, отлетая в заметно потрепанные временем стены, а меньшая их часть – деформированная и искореженная просто падала ему под ноги. Мстислав рассказывал ему, что имбанитовая броня способна отражать любые атаки, она невосприимчива практически к любому оружию. Ее пластины улавливают вибрацию, в данном случае, издаваемом летевшими в Гавриила пулями и, рассчитывая точку удара, выстраиваются, изменяя угол наклона пластин брони, заставляя пули рикошетить. Все это происходит с невероятной скоростью и со стороны, Гавриил и трассеры отлетающих от него пуль, походили на вспыхнувший бенгальский огонек.

– Не стрелять! Не стрелять! – прорезался чей-то вопль сквозь звуки выстрелов и свист летящих пуль. – Это Бессмертный!

Пальба тут же прекратилась.

И не успел развеяться пороховой дым, а Гавриил опустить руку, как секундную тишину прервал лязг металла, а сразу после, он увидел несущегося на него человека в темном балахоне, сжимавшего в руке меч. Гавриил уже встречал их. Это был один из серафимов. С неистовым, почти звериным криком, серафим бросился на него и одним точным ударом по голове, закованного в сталь колена, опрокинул Гавриила на землю. Не медля ни секунды, серафим замахнулся мечом и рубанул по лежащему на спине Гавриилу. Он метил в область шеи, но впопыхах промазал и попал аккурат в щиток, защищавший шею. Пластины незамедлительно среагировали, выстроившись под нужным углом и, после удара о броню, лезвие меча с пронзительным звоном и удвоенной силой отскочило в обратном направлении, надвое разрубив собой голову атаковавшего. Тело серафима не успело повалиться наземь, как стрельба вновь началась и теперь сопутствовалась переполненным отчаяньем и злобой криком серафимов. Гавриил еще не свыкшийся с мыслью о том, что их оружие не способно причинить ему вреда, частично укрылся за уже изрядно напичканным свинцом телом серафима, ему никогда прежде не доводилось стрелять, но инстинкт самосохранения отчасти заполнил этот пробел. Резко сорвав Вайпер с торса, Гавриил зажмурил глаза и неприцельным огнем начал палить в ответ. Он лихорадочно нажимал на спусковой крючок и непроизвольно, приоткрыв глаза, увидел Вайпер в действии: вопреки его ожиданиям оружие работало даже отдаленно не похоже на змею; по какой-то причине, ему подумалось, что оно получило свое название именно потому, что Вайпер в переводе с английского означает Гадюка. Каким образом эта информация оказалась у него в голове, Гавриил тоже не знал, поскольку владел английским исключительно на матерном уровне.

Как бы то ни было, Вайпер действовал в разы лучше и продуктивнее любой гадюки. Он полностью превзошел ожидания Гавриила, если таковые вообще имели место быть. Из одиннадцати целей, а именно столько бегло успел насчитать Гавриил, ему удалось поразить только одну, но как: кубовидный снаряд Вайпера, попав в цель, в мгновение ока расщеплял ее неизвестной ядовито-зеленой жижей, за доли секунды расползавшейся по всему телу, пока то полностью не исчезало, не оставив после себя и следа. По-видимому, это было столь же мучительно больно, как и быстро, поскольку, в своих предсмертных муках, серафим орал так, будто его резали тупым, раскаленным ножом. Остальные снаряды, попавшие в стены, расщепляли их так же уверенно и быстро. Снаряд за мгновение стирал какую-то часть того, во что попадал.

Потолок, за неимением опоры, обвалился и, обрушившись, похоронил под своими бетонными обломками тела еще двух серафимов. Не теряя времени, Гавриил взял на мушку следующего серафима и, не мешкая спустил курок и уже после того, как тот испарился из-за очередных попавших в него снарядов, Гавриил увидел надпись на стене, которую прежде закрывало его тело. Надпись показалась Гавриилу довольно ироничной:

"Больница эта – край чудес, зашел в нее, и там исчез".

В пылу сражения Гавриил совершенно позабыл о том, что Мстислав предупреждал о перегреве оружия, пока не услышал характерный звук шипения, изданный Вайпером. Звук, сопровождался извергающимся струей паром, в четыре разные стороны, прямиком из ствола оружия. Гавриил продолжал машинально давить на спусковой крючок, но ничего не происходило. Из одиннадцати серафимов осталось только семь и те, убрав автоматы за плечи, обнажили клинки. По-видимому, до них, наконец, дошло, что огнестрельным оружием Гавриилу с его броней вреда не причинить, и собрались было атаковать его врукопашную, мечами, как вдруг раздавшийся звук приглушенного хлопка отвлек их внимание. Потрескавшаяся штукатурка на старых стенах разлетелась от ударной звуковой волны, а мгновение спустя, тело одного из серафимов отбросило с такой силой, что показалось, будто в него на полном ходу влетел невидимый локомотив, и в полете, оно лопнуло, точно воздушный шар. Оставшиеся серафимы, не успели толком отреагировать, как после еще нескольких хлопков их постигла та же участь.

Комната совершенно преобразилась.

Кое-где, отшелушенную краску щедро заменили брызги алой крови, а потрескавшиеся стены, помимо всего прочего, теперь украшали самые различные, не поддававшиеся опознанию части внутренностей серафимов.

Гавриил лежал неподвижно, ошарашенный, поддавшийся глубочайшему испугу и, одновременно, удивлению, пока резко появившийся из-за угла Мстислав в сопровождении Веры и Надежды не вырвали его из состояния ступора. Над Мстиславом необъяснимо парил, постоянно преследовавший его в воздухе, небольшой стальной шар, размером с мяч для гольфа. Гавриил поднялся с земли, ухватившись за руку, протянутую Мстиславом. Бегло окинув взглядом два трупа, заваленных обломками и одного с разрезанной мечом, почти пополам, головой, Мстислав, стряхивая с плеча Гавриила чьи-то окровавленные останки, похвалил его за успехи:

– Трое – недурно для начала. Только не начинай вести счет, а то очень скоро собьешься, – ухмылкой закончил он.

– Четверо, если быть точным, – поправил Мстислава Гавриил, – Одного убило Вайпером.

– Чудно он вайпает, не так ли? – с бессменной лучезарной улыбкой на лице поинтересовался Мстислав, поворачивая головой в безуспешных поисках бесследно исчезнувшего тела серафима, – Главное, не…

Не успел Мстислав закончить, как Гавриил заметил за его спиной, метрах в двадцати еще двоих серафимов, один из которых уже целился в них.

В голове Гавриила проскальзывало столько мыслей: "Оттолкнуть Мстислава", "Предупредить его", "Добраться до Серафима и обезоружить".

Едва успев моргнуть и, вновь прочувствовать в себе мимолетный импульс, тот самый, проигнорированный и приключившийся с ним еще взаперти, Гавриил уже стоял напротив целившегося серафима. Оба, Гавриил и серафим, глядели друг на друга в некотором недоумении, но по одной единственной причине: до обоих никак не доходил тот факт, что Гавриил, еще мгновение назад находившийся в другом конце коридора, меньше чем за секунду, преодолел расстояние в двадцать метров. В прочем, негодование перемещением Гавриила продлилось не долго. Серафим решил отложить догадки и, воспользовавшись совершенно неуместной паузой, перехватил инициативу в свои руки. Он резко приложился прикладом своего автомата по лицу Гавриила и от удара тот вновь рухнул на землю.

Инициатива оказалась наказуема. Лежа на полу и ощутив импульс, пробежавший от головы по всему телу, Гавриил увидел, как над ним, очень медленно, едва двигаясь, пролетает град очень своеобразных пуль. Каждая из этих пуль, будучи в воздухе, разбивалась на три части. Они будто нарочно замедлялись, пролетая над головою Гавриила, точно хотели, чтобы тот увидел их во всей красе, прежде чем они пронзят собою тела мишеней. Представление резко окончилось, поскольку пули с невиданной скоростью полетели в стоящих серафимов. Вера и Надежда обрушили из своих оружий целый рой пуль. Часть коридора, серафимов и стену за ними эти пули тотчас же превратили в решето. Под звуки падающих на пол теперь уже трупов и отколовшихся кусков стен, Мстислав неполные пять секунд добирался до лежащего Гавриила. Вновь протянув ему руку, и подняв Гавриила земли, он смотрел в его глаза с некоторой опаской и в то же самое время с неописуемым чувством нескончаемого удивления.

– Виктор не упоминал, что ты Способный, – начал он, озираясь на окровавленные, сочившиеся алой кровью тела, изувеченные многочисленными пулевыми отверстиями. Видимо, случилось так, что Виктор и сам не подозревал об этом, хотя незнание совершенно ему не свойственно. Мстислав замялся, на лице его заиграло смятение, видимо потому, что он не мог поверить в просчет Виктора.

– Способный? – с неподдельным непониманием, скривившись в лице, переспросил Гавриил.

– С этим мы разберемся позже, – со свойственной решительностью в голосе пресек Мстислав. – Нужно вернуть капсулу, – заключил он, убедившись, что тела не оживут.

Гавриил размял тело, проверил свое оружие. Вайпер ежесекундно издавал пикающий звук, по-видимому, отсчитывая время до завершения охлаждения.

– ИССИ, мы уничтожили тридцать три цели, – обратился к кораблю Мстислав, – Должно остаться семнадцать. Ничего не изменилось?

– Нет, Капитан, – доложил синтезированный голос ИССИ из плавающего в воздухе шара, – Семь целей все еще находятся на вашем уровне, оставшиеся десять – этажом ниже. Расчетное время прибытия до капсулы от вашего местоположения три минуты без учета сопротивления.

Мстислав тут же поблагодарил ИССИ, а Вера и Надежда, будто повинуясь его безмолвной команде, встали по обе стороны позади него. Нужно было зачистить этаж и, во что бы ты ни стало, добраться до капсулы. Мстислав, Вера и Надежда двигались, атаковали не просто как сплоченный и слаженный отряд – в бою они были словно единым организмом. Мстислав, точно авангард, на острие атаки, в то время как Вера и Надежда прикрывали фланги. Смертоносный треугольник, и лишь Гавриил плелся за ним хвостом, с каждым разом удивляясь тому, настолько отточено и синхронизировано каждое их движение. Они без труда сметали все на своем пути, тела серафимов отлетали и разлетались точно игрушечные. Гавриил даже поймал себя на мысли: численное превосходство – далеко не самый решающий фактор, поскольку серафимы не могли противостоять исключительной подготовке и технологиям Бессмертных. Вне всяких сомнений серафимы были готовы к бою морально и физически; прекрасно знали, с кем придется схлестнуться в битве, знали и то за что борются, но в действительности, шансов у них оказалось крайне мало. Оставшиеся на этаже серафимы совершенно не представляли угрозы, особенно теперь, когда единственное, что осталось от них – обезображенные шрапнелью безжизненные куски мяса и разбросанные в разные стороны части тел, от ударных волн оружия Мстислава.

С боем пробив себе путь к нижнему этажу, отряд стремительно и все ближе подбирался к капсуле.

– Пятьдесят метров, помещение справа, – проинформировала ИССИ о нахождении капсулы.

Вера и Надежда внезапно направили свое оружие в сторону стены и, продолжая движение, открыли огонь, изрешетив стену, а войдя в обозначенную ИССИ комнату, Гавриил увидел тела трех серафимов только что пораженных их выстрелами. Один из них был еще жив – отчаянно боролся со смертью, жадно заглатывая воздух, а тело его, тем временем, обильно сочилось кровью. Он хрипел, а руками, в безуспешных попытках, старался ухватиться за ноги вошедших в комнату. Гавриил повернулся к истекающему кровью серафиму. Его прежде коричневый балахон побагровел, и казалось, полностью пропитался кровью владельца. Лицо его скривилось ужасающей гримасой, охваченной ужасом подступающей кончины. Серафим с трудом продолжал открывать рот и безмолвно, немощно молил стоявшего над ним Гавриила о смерти. В какой-то момент Гавриил почти решился – схватился за рукоять Вайпера, но тот продолжал заливаться тиканьем, еще не остыл. Тогда, Гавриил, не отрывая изучающего взгляда от источающего страх лица серафима, опустился на колено и заботливо подхватил рукой его голову. Благодаря броне рука стала несколько больше и заостренные бронированные пальцы без труда позволили обхватить ее. Гавриил резко сдавил голову серафима, она поддалась точно переспелый фрукт, и лицо его обмякло, не успев искорежиться от пронзительной боли.

Мстислав в поисках капсулы оглядывал комнату, но ничего, даже отдаленно напоминающее ее, обнаружить не удалось.

– ИССИ, мы на месте, но здесь ничего нет, – заговорил Мстислав, продолжая внимательно осматривать каждый сантиметр комнаты, – Ты не ошиблась?

– Исключено, Капитан, мои данные точны, – с некоторой обидой или ее имитацией проговорил синтезированный голос. – Более того, вы стоите прямо на ней.

Поначалу, Мстислав не сразу сообразил, пока не наклонил голову вниз. Под ногами он заметил небольшую деталь кубической формы матово-стального цвета. Она была едва различима меж различного мусора, копившегося здесь долгие годы. Осторожно подняв ее с пола, Мстислав признал, что недооценил возможностей и хитрости серафимов чему, собственно, и усмехнулся. Каким-то образом серафимам удалось отсоединить маячок от капсулы и, тем самым, отвлечь от нее внимание. Понимание этого не давало покоя Мстиславу и на лице его читалось великое замешательство, поскольку в устройство работы капсулы был посвящен весьма ограниченный круг лиц, а если быть точным, то исключительно Хранители. Уже сейчас, Мстислав, внутри себя, сильно обрадовался тому, что он в этом самом кругу не состоял, потому как знал, что Виктор сотворит с предателем. Очевидно, кто-то хорошо осведомленный в механизмах капсулы, кто-то из Синклита Хранителей решил действовать отдельно, преследовать уже не общие, а свои, определенные цели.

"Хранитель, раскрывший серафимам секреты капсулы. Хранитель, создавший Гавриила. Одна ли это личность, или в сговоре личностей куда более одной?", – зародились мысли в голове Мстислава, а после разрослась другая: – "Иль быть может, нет никакого сговора и это все проделки моего разыгравшегося в пылу сражения воображения?".

– Капитан, – неожиданно обратилась ИССИ, – С северо-запада на территорию въехало транспортное средство – небольшой грузовик. Кузов укреплен. Допускаю вероятность того, что капсула еще в здании, и ее планируют вывезти.

– Благодарю, ИССИ, ты очень помогла, – вырвавшись из своих мыслей, ответил Мстислав.

– Это не все, – продолжал приятный синтезированный голос из плавающего в воздухе шара, – На шесть часов от вас движутся семь целей. По моим расчетам, они направляются навстречу к транспорту.

– Понял, – резко бросил Мстислав.

Похоже, времени на то, чтобы добираться до серафимов по бесконечным коридорам этого здания не было, да и Мстислав был решительно настроен вернуть капсулу Предка, поскольку мысль о том, что он подведет Виктора претила ему и была совершенно неприемлемой. Он вихрем развернулся на шесть часов, в направлении, где по данным ИССИ двигались серафимы и, направив свое оружие в стену выстрелил, снеся какую-то ее часть, образовав тем самым своего рода проход. Мстислав разъяренным быком ринулся сквозь него и повел за собой остальных.

– Цели достигли транспорта, Капитан, – подгоняла их ИССИ.

Еще несколько стен, оказавшихся на их пути, постигла та же участь, пока они, наконец, с грохотом разлетающегося во все стороны раздробленного бетона, не оказались во внутреннем дворе и не увидели перед собой кучку серафимов, усердно закрывающих массивные двери кузова грузовика.

Заметив приближающихся Бессмертных один из серафимов яростно постучал по кузову грузовика и тот, разбрызгивая грязь под массивными колесами, и разрывая страшными звуками двигатель, резко тронулся с места. Мстислав явно намеревался использовать оружие, но в последний момент передумал. То ли боялся повредить грузовик с капсулой, то ли поддался искушению. Он влетел в ближайшего серафима плечом – тот прогнулся, было слышно, как от удара проломилась его грудная клетка, а Мстислав, не теряя времени, извернулся и саданул ему локтем – удар, пробивший голову серафима, оказался фатальным. Вера и Надежда не отставали: они налетели на оставшихся серафимов точно изголодавшиеся хищницы, змеями извиваясь на их телах, переламывая им кости; крики замирали на губах теперь уже безжизненных тел серафимов.

– ИССИ, – уверенным взглядом провожая уезжающий грузовик, обратился к кораблю Мстислав, – Останови грузовик.

– Я уже предприняла меры, Капитан. Электромагнитный импульс не подействовал, – быстро отчиталась ИССИ, – Транспорт старого образца, он полностью механический. Прочее мое вооружение с вероятностью в девяносто пять процентов нанесет непоправимый вред капсуле. Я бессильна и… сожалею.

Однако это ничуть не расстроило Мстислава, не исказило уверенного взгляда и не лишило его лица ухмылки. Даже напротив, посмотрев на Гавриила, в его голову пришла еще одна, куда более смелая идея, и он тут же озвучил ее:

– Догони грузовик! – скомандовал он Гавриилу переполненный уверенностью.

Гавриил удивился такому приказу. Он смотрел на грузовик, который ехал по разбитой дороге внутреннего двора еще не столь быстро, но все же догнать его уже не представлялось возможным, если конечно ты не был чемпионом по легкой атлетике. Вне всяких сомнений, Мстислав без труда мог догнать грузовик сам, но ему, видимо, хотелось проверить Гавриила.

– Догони! – взорвался Мстислав все тем же приказным тоном, тыча пальцем в набирающую скорость машину, – Ты можешь!

Гавриил, возможно, испугавшись гневного крика, а может, и просто поверив в свои силы, рванул вслед за грузовиком. Он бежал изо всех сил так быстро, как только мог, но грузовик продолжал удаляться; пока в какой-то момент, совершенно неожиданно для себя, Гавриил в очередной раз ощутил импульс, но уже несколько иначе: мышцы его тела натянулись струной; он почувствовал, как пульсировали вены, то, как застучало в висках, а после, не успев толком разобраться и принять это, хоть и неприятное, но в то же самое время, едва различимое чувство, со страшным звоном врезался в кузов грузовика. Имбанитовая броня, в которую был облачен Гавриил, не переставала удивлять, и на этот раз сыграла роль своеобразного тарана. От столкновения Гавриила отбросило, а грузовик, оторвавшись от поверхности задней осью, завалился на бок и, разрыхлив кузовом несколько метров земли, намертво остановился. Гавриил быстро вскочил и за пару мгновений вернулся к заваленному грузовику. Боли от такого удара он не почувствовал, но все же на пути к грузовику, его немного штормило и покачивало, в ушах приятно звенело, а Вайпер продолжал попискивать. Несколько секунд Гавриил в растерянности пялился на прочные двери кузова грузовика, видимо, пытался отворить их взглядом, но после неудачи решил попробовать руками. Он с легкостью вонзил в двери свои закованные в имбанит руки и без особого труда разорвал железо, будто картонную ширму. И только Гавриил собрался протиснуться внутрь, как дверь кабины грузовика небрежно со скрежетом открылась, видимо, водитель пришел в себя и с трудом пытался выбраться наружу. Одним ловким движением Гавриил юркнул на стенку кузова – еще шаг и он оказался у кабины, и едва голова серафима, частично прикрытая капюшоном, успела показаться, как Гавриил отвесил по ней хорошим ударом ноги. Кажется, он убил его, поскольку голова серафима откинулась назад как-то совсем уж не естественно и с каким-то ужасающим треском, да и на закованной в нерушимую броню ноге Гавриила вплоть до таранной кости остался яркий кровавый след и, кажется, частички зубов.

Гавриил без малейшего колебания соскочил вниз и быстро вернулся к раскуроченным дверям, и заглянул внутрь кузова.

– Она там? – поинтересовалась Вера, добравшаяся до грузовика на мгновение раньше остальных.

– Капсула внутри? – спустя секунды подхватила вопрос Надежда.

Гавриил не был уверен, поскольку представлял себе капсулу несколько иначе. Он надеялся увидеть нечто, хотя бы отдаленно похожее по форме на капсулу, но на деле она выглядела как большой прямоугольной формы гроб того же матово-стального цвета, как и маячок, ранее найденный Мстиславом. Капсула хоть и находилась в перевернутом кузове, но в то же время его не касалась, она висела в воздухе, словно подвешенная на невидимой веревке. Интересно было и то, что капсула являлась цельной, как и ИССИ – в ней не было швов или щелей. Разве что небольшая квадратная впадина где, по-видимому, прежде располагался маячок. Как она открывалась, Гавриил совершенно не представлял, однако, судя по ее размерам Предок, которого капсула хранила внутри, был весьма крупным. Гавриил окончательно убедился в правильности находки по довольному выражению лица Мстислава. У него будто отлегло, и сам он засиял какой-то странной добротой, сразу после того как увидел капсулу Предка.

– Мы закончили, ИССИ, – радостно сообщил Мстислав, – Займись зданием и забирай нас.

Едва Мстислав успел договорить, как вдруг раздался хлопок, а следом еще один. Земля под ногами на секунду содрогнулась и, обернувшись в сторону источника звука, Гавриил, Мстислав, Вера и Надежда увидели как целое крыло здания, того самого, где был найден маячок, обрушилось и с невиданной силой сплющилось о землю, испарившись в массивных клубах собственной пыли. Увиденные возможности ИССИ потрясли Гавриила и оставили крайне положительные, граничащие с восхищением эмоции. Мстислав же вернулся к мысли о предательстве и о том, что один из Хранителей объяснил, как изъять маячок из капсулы и использовать его как приманку, после чего предупредил серафимов и те в свою очередь ждали тех, кто придет забрать капсулу. Все же Мстислав решил не делать поспешных выводов и рассказать о своих догадках Виктору, чей ум наверняка сможет разобраться и предпринять необходимые меры.

– ИССИ, – совершенно расслаблено начал Мстислав, наблюдая за тем, как ветер разносит пыль разрушенной части здания больницы, – это круто! А теперь, будь добра, забери нас.

Гавриил почувствовал некий дискомфорт, что-то сверху будто давило на него. Это был корабль. ИССИ, постепенно материализовывалась прямо над их головами, совсем низко, метрах в десяти максимум. Днище и крылья корабля все еще отражавшие ночное небо и тучи, мерцая, как светодиодные лампы, обретали привычную матово-черную форму. Снизу корабль показался Гавриилу немного больше. Стенка кузова грузовика вдруг выгнулась, металл скрежетал, и потянулся к кораблю как к магниту, а затем, не выдержав давления, оторвался. Капсула внутри перевернутого грузовика легонько пошатнулась и необъяснимо начала подниматься вверх. Гавриил оглянулся на своих спутников – их в свою очередь тоже бережно поднимало в воздух, а после и он сам перестал чувствовать опору под ногами. Он нашел ощущение левитации довольно забавным и весьма необычным. На секунду он иронично представил себя маленьким человечком, которого вот-вот похитит инопланетный корабль. ИССИ поднимала их все выше и, открывшись как ракушка, приняла всех на борт.

 

ГЛАВА 8

ИССИ беззвучно приземлилась в оружейной. Часть ее корпуса под бессменные трескающиеся звуки разошлась в разные стороны, разобравшись на тысячи геометрических фигур. Гавриил ждал указаний от Мстислава о том, как спустить капсулу, однако никаких приказов не поступило; Мстислав, Вера и Надежда молча вышли из корабля навстречу Виктору и Климу, уже встречавших их. Увидев капсулу Виктор, практически не выдав себя, воспрянул духом.

Только сейчас Гавриил заметил вторую капсулу, а возможно и первую, точно он не знал, абсолютно идентичную той, что им удалось вернуть. Она необъяснимо и совершенно бесшумно парила в воздухе на уровне колен Виктора, словно дрессированная и преданная собачонка. Стоило ему подойди ближе к кораблю, как капсула тронулась за ним следом, плавно и послушно. Когда капсула Предка внутри ИССИ оказалась в зоне прямой видимости, Виктор медленно поднял руку и, дирижируя ей в воздухе, аккуратно, будто силой мысли, вынул капсулу из корабля и затем одним манящим движением руки подвел капсулу к себе, и та покорно расположилась около него, по другую сторону от первой капсулы. Как Виктору это удавалось? Был ли это какой-то трюк, или очередная технология Бессмертных, а может Виктор и вовсе владел своего рода телекинезом, Гавриил не понимал, но выглядело это крайне занимательно и впечатлило его настолько, что челюсть от удивления непроизвольно отвисла. Позже Мстислав рассказал Гавриилу, что это никакой не телекинез, а самые обыкновенные браслеты, одетые на запястья Виктора. Именно они позволяли управлять капсулами на расстоянии, а движения пальцами и ладонями Виктор делает скорее театральности ради.

После того как представление с капсулами закончилось, Виктор в явном ожидании чего-то обратил свой проницательный и пронзающий взгляд на Гавриила. Однако тот ничего не понял, и их неловкое молчание пришлось прервать Мстиславу. Изначально он планировал рассказать Виктору о своих догадках, касающихся возможного предательства, но скоротечно все обдумав, решил обсудить это с глазу на глаз, а пока рассказал лишь о случайно обнаруженной способности Гавриила:

– Гавриил – Способный, Виктор, – начал Мстислав и гладкое точно мрамор лицо Виктора в неподдельном удивлении на мгновение искривилось морщинами. – Насколько я понял, он обладает склонностью к скорости. Он довольно быстрый, я бы даже сказал очень быстрый. Правда, у него проблемы с ее контролем и использованием.

Виктор вдумчиво, но теперь уже без единого удивления что-то обдумывая, немного закинул голову назад, а после, посмотрев на стоящего рядом Клима, кивком указал ему на Гавриила, безмолвно приказав проверить. Великан сию минуту выступил к Гавриилу и, приблизившись на расстояние вытянутой руки, остановился.

– Попробуй ударить его, Гавриил, – ровным голосом скомандовал Виктор.

После столь неожиданного приказа Гавриил несколько замялся, но ничего не оставалось – он давно уяснил, что перечить Виктору бессмысленно, потому, он замахнулся, а мгновение спустя, Клим уже сжимал кулак Гавриила в своей огромной руке; его кулачишко оказался почти полностью поглощенным огромным кулаком великана и импульс, сопровождавший вспышки проявившейся способности Гавриил ощутил уже после того, как его кулак растворился в обхватившей его руке Клима. Для Гавриила все прошло вполне естественно, во всяком случае, ему так казалось, но монотонное хлопанье в ладони Виктора говорило о другом. Они и глазом моргнуть не успели, прежде чем Климу удалось перехватить удар Гавриила; великана, к слову, тоже на секунду охватило удивление, будто он едва смог уследить за рукой Гавриила, но лицо его, как и всегда осталось непоколебимым.

– Хорошо, – неожиданно заговорил Виктор с таким непередаваемым восторгом в голосе, что казалось, он, вот-вот, захлопает в ладоши, как ребенок, восхищенный удивительным фокусом. – Очень хорошо! Ты станешь весьма ценным активом, Гавриил, если одолеешь своего создателя. И твои шансы только что резко возросли.

Поручив Мстиславу заняться небольшой подготовкой Гавриила, Виктор удалился вместе с парившими в воздухе капсулами; никаких поздравлений и благодарности, лишь едва заметный кивок послужил свидетельством удовлетворения Виктора возвращением капсулы.

В ожидании дальнейших распоряжений Мстислава Гавриил увидел как ИССИ, с хирургической точностью, перемещается меж высоченных стеллажей внутри оружейной. Сейчас Гавриилу стало совершенно ясно, почему это помещение было настолько просторным. Как выяснилось, ИССИ далеко не всегда ютилась под открытым небом на крыше здания. Более того, по словам Мстислава, большую часть времени она "скучает" внутри, поскольку ее частое использование может случайным образом раскрыть существование Бессмертных, ведь сейчас практически у каждого человека есть всевозможные устройства, оснащенные камерами и мгновенный доступ к сети Интернет.

– Помню, как-то раз, мы даже попались, – с улыбкой на лице, вдруг вспомнил Мстислав. – Команда водолазов случайно обнаружила ИССИ и нас на дне Балтийского моря, но к моменту, когда им удалось более детально изучить свою находку, они нашли лишь окаменелость, отдаленно напоминавшую летающую тарелку. Было много самых разных догадок, но в результате, общество само уверило и убедило себя в том, что это не НЛО, а очередная газетная утка.

– Но ведь инопланетяне существуют? – с некоторой боязнью ответа поинтересовался Гавриил.

– Разумеется, – со всей серьезностью подтвердил Мстислав. – Но здесь, на Земле, НЛО, как и тела якобы обнаруженных пришельцев всего лишь очередная шалость Виктора, служащая одной единственной цели – морально подготовить человечество к тому, что их вид далеко не единственный.

– Так это ИССИ летает по миру, играя в, – Гавриил запнулся, в попытках подобрать слово, характеризующее действия ИССИ и, секунду спустя, выдал: – инопланетялки с людьми?

– Нет-нет, – улыбаясь, отмахнулся Мстислав. – Она дистанционно управляет этими, – тут улыбка на его лице растянулась еще шире, будто его самого эти шалости бесконечно забавляли, – неопознанными летающими объектами и только.

Как выяснилось, летает ИССИ крайне редко, поскольку восполнять ее заряд в текущих условиях не представляется возможным, хотя его и хватит еще на довольно продолжительное время. Ради этого, по словам Мстислава, ей пришлось многим пожертвовать в угоду остальным Бессмертным. Проблема заключалась в специфичном топливе ИССИ; оно не встречается в природе Земли и человечеству недостаточно ресурсов, а также необходимых элементов и устройств для синтезирования этого топлива в текущих условиях. Мстислав говорил что-то о таблице химических элементов; о том, что в рамках планеты Земля человечеству, на данный момент, известно немного более ста двадцати элементов, хотя в действительности их больше тысячи. Гавриил не был знатоком в области химии, физики и прочих наук, но Менделеева знал, и не мог спутать ни с кем другим. Не потому, что помнил его фамилию из учебного курса, а потому, что человек этот якобы изобрел то, за что ему благодарна большая часть населения Земли; то без чего жизнь казалась бы намного скучнее, а может и спокойнее.

Мстислав считал Землю крайне скудной в вопросе полезных ископаемых и сырья, а технологию его язык не поворачивался назвать даже примитивной, однако он упомянул, что имеющиеся на данный момент технологии – лучшее, что можно было создать на основе уцелевших технологий Бессмертных и возможностях этой планеты. Даже при том, что Виктор искусственно сдерживает развитие технологий; во главе с ним каждую научно-техническую революцию тщательно заранее подготавливает Синклит Хранителей, удостоверившись в том, что человечество готово встать на новый виток технологического развития – технологию запускают в массы. Разумеется, все представляется как исключительное достижение человеческого ума. Мстислав же никогда не считал человечество беспомощным, как не отрицал и наличие весьма выдающихся умов

– ИССИ, покажи нам, – вдруг обратился Мстислав, и после его слов белоснежный пол под ногами начал медленно обесцвечиваться пока, в какой-то момент, полностью не исчез – стал прозрачным. Гавриил понял, насколько огромным было убежище Виктора, увидев под собой множество различных помещений, не уступающих в своих размерах оружейной. Предназначение многих из них оставалось для него загадкой, но некоторые, по всей видимости, служили своего рода испытательными комнатами. Так, в одной из них, расположенной довольно глубоко, метрах в двухстах от него, он увидел пожилого человека, одетого в обвисший белый халат, подчеркивающий его сутулость, худобу и преклонный возраст. Растрепанные несколько неухоженные седые волосы проволокой извивались во все стороны и явно наспех, неряшливо были зачесаны назад, а густые усы, такие же неряшливые полностью скрывали под собой рот. Пожилой ученый почему-то показался Гавриилу знакомым, но все же издалека он не мог узнать его наверняка. Окруженный какими-то неизвестными Гавриилу научными приспособлениями он был с головой погружен в свои исследования, а когда совершенно случайно заметил Гавриила, почему-то самодовольно как бы в насмешку вдруг показал ему язык. Это действо немного смутило Гавриила, и он продолжил бегло оглядывать, казалось, бесконечное количество помещений, появившихся под его ногами, пока взгляд его не остановился, завороженный увиденным. Он мгновенно узнал облаченные в фиктримаго точеные фигуры Веры и Надежды, а его фантазия вмиг представила их обнаженными, но и этого оказалось недостаточно – он видел Веру и Надежду, как они лежат, тесно прижавшись, спина к спине и плавно извиваются в переплетении своих идеальных, красивых тел, как тяжело они постанывают, сначала одна, а затем другая от его прикосновений, от того, как он неспешно, переполненный наслаждением, проводит средним и указательным пальцами через ложбинку меж пышных грудей Веры, а затем другой рукой немного сдавливает плоский, почти девичий, живот Надежды, опускает руку ниже. И пока Гавриил в беспамятстве отдавался собственным фантазиям, они продолжали стоять на небольшом пьедестале наверху в большом куполовидном помещении, почти под самим куполом и одаривали друг дружку лучезарными улыбками. Метрах в пятидесяти под ними Гавриил увидел черную гладь – поверхность, отчетливо отражавшую их идеальные тела. Поначалу он ошибочно посчитал это глянцевым полом, но как выяснилось после, та гладь была поверхностью воды. Вера и Надежда смотрели друг на друга, словно обмениваясь какими-то своими тайными знаками, как вдруг совершенно неожиданно сорвались с места и, оказавшись у самого края пьедестала, подпрыгнули ввысь. Каждое их движение было абсолютно идентичным настолько, что казалось, будто бы их выполняет один, отраженный в зеркале человек; движения были переполнены неописуемой грацией и невероятно завораживали глаз. Сделав в воздухе несколько, казалось, невыполнимых оборотов и вращений, их тела закружило спиралью и понесло вниз, к воде. Прыжок вышел настолько идеальным, что водная гладь почти не потревожилась и в момент вхождения в воду мелькали лишь малочисленные брызги, вновь бесследно исчезавшие после соприкосновения с водой. Их аккуратненькие головки показались из воды так же одновременно; улыбки на лицах сияли искренней радостью, а выйдя на поверхность, они почти искрились от счастья и словно купали себя в беззвучных, но все же бурных овациях за превосходно выполненный прыжок. Гавриил и сам был готов влепить пятерню, приметив немало мест на их идеальных телах.

– Ну, хорошего понемножку, – заключил Мстислав. На его лице так же мелькала неподдельная радость за своих подопечных, – закрывай, ИССИ, – скомандовал он.

– Слушаюсь, капитан, – отчитался приятный синтезированный голос ИССИ и пол тотчас принял привычный, непоколебимо белый оттенок.

– Она управляет и зданием? – наблюдая за материализовавшимся полом, поинтересовался Гавриил.

– Это не совсем здание, – признался Мстислав, оглядывая просторное помещение. – Это то, чем ИССИ пришлось пожертвовать ради нас и в целях сбережения собственной энергии. Все это и есть ИССИ, нам пришлось разобрать и немного перестроить ее в… надежное убежище.

– А ее голос? – Гавриил продолжал свои расспросы. – Обязательно должен звучать сексуально?

– Нет, не обязательно, – неожиданно отовсюду протяжно прозвучал мужской голос настолько омерзительный, что моментально вызвал у Гавриила ассоциации с каким-то сильно заплывшим жиром мужиком, – но так я звучу намного приятнее.

Мышцы по всему телу Гавриила непроизвольно подергивались от звучания этого до безобразия неприятного и тошнотворного голоса.

– Да и твои зрачки, Гавриил, немного расширяются каждый раз, когда ты его слышишь, – продолжила ИССИ уже свойственным ей синтезированным голосом. – Мой голос… он ведь тебе нравится, не так ли? – уже почти интимно поинтересовалась она.

Вопрос немного выбил Гавриила из колеи, но дружеское похлопывание Мстислава по плечу быстро вернуло его обратно.

– Она иногда юморит, не изменяя привычным канонам, – оправдывая ИССИ, признался Мстислав. – Да и твоих зрачков она уже не увидит.

Гавриил не совсем понял разъяснений Мстислава о том, что когда-то ИССИ была намного больше – огромным кораблем, а в конечном итоге совершенно запутался в той информации и знаниях, которые лавиной обрушивались на его и без того не окрепший мозг; каждый раз, все новая и новая информация отрывала Гавриила от реальности мира и приоткрывала двери в иной мир, сущность которого ему еще только предстояло понять. Потому, чтобы внести хоть какую-то ясность, он задал Мстиславу вопрос, на который так и не получил исчерпывающего ответа:

– Да сколько же вам лет?

– Я никогда не задумывался об этом, – пожав плечами и как-то ехидно улыбнувшись, Мстислав утолил любопытство Гавриила. – Видишь ли, времени как такового для нас не существовало. Вы, – тут Мстислав запнулся, сделав небольшую ошибку, ведь Гавриил к числу людей более не принадлежал, – они, люди, явились создателями этого самого времени для исчисления и в результате им же себя и ограничили. Линия жизни Бессмертного – это своего рода луч, в то время как жизнь человеческая – это линия, больше похожая на отрезок. Мстислав одарил Гавриила вопросительным взглядом, как бы интересуясь, достаточно ли доходчивы его объяснения, и после, для полноты картины, добавил: – там, откуда мы родом, – в его беспросветно черных глазах и по всему лицу вдруг проскользнула глубочайшая тоска, – там не бывает дня или ночи, только бесконечная, всепоглощающая тьма, Гавриил. Тьма, для которой сама суть времени совершенно бесполезна, поскольку наша жизнь не знает конца.

По виду Гавриила можно было с уверенностью сказать – мозг его с минуты на минуту мог пострадать от перегрева. Мстислав, как мог, решил его немного подбодрить, ссылаясь на то, что он не принадлежит Сословию Ученых-Мастеров и потому не может объяснить все достаточно верно с научной точки зрения, но постарался сделать это максимально доступными для Гавриила словами. Мстислав, как Вера и Надежда выбрали путь защиты своей расы, в Сословии Воинов-Стражей. Вся их жизнь проходила в большей степени не в образовательных классах, а в помещениях, выточивших из них совершенные инструменты для устранения любых возможных угроз. Впрочем, в этом Гавриил уже убедился.

– Ты наверняка знаешь историю о катастрофе планетарного масштаба, об астероиде, упавшем на Землю шестьдесят пять миллионов лет назад и погубившим на ней все живое, – сделав небольшую паузу и, в свойственной ему манере, изрядно подогрев интерес Гавриила, Мстислав продолжил: – А если я скажу тебе, что это был и не астероид вовсе?

Тут-то Гавриил и замер, а Мстислав разошелся таинственной улыбкой. Постепенно Гавриил сам сложил все кусочки полученной информации воедино, но результат его умозаключений показался уж чересчур надуманным, но не лишенным, как ему казалось, смысла. Слова Мстислава о том, что когда-то ИССИ была кораблем намного больших размеров, об астероиде, который таковым не являлся. Возможно ли, что астероид и был тем кораблем – ИССИ, потерпевшим крушение на планете Земля еще до того, как она получила название, данное ей человечеством?

Мстислав, предотвращая неизбежную череду вопросов, напомнил, что сейчас, Гавриилу лучше сосредоточиться на изучении контроля своей способности и следующее открытие Гавриила поразило его не меньше предыдущего.

Блуждая по оружейной, они оказались у довольно просторной площадки; место, видимо было специально отведено для тренировок. Об этом свидетельствовали некоторое количество изрядно потрепанных железных манекенов и очерченный черной линией круг, очевидно, указывающий границы мини-арены или ринга. Мстислав заботливо привел Гавриила в центр этого круга и прежде чем начал пытаться объяснить ему происхождение и возможные основы использования способностей, поинтересовался о его происхождении, в частности о том, кем был его отец.

– Алкашом, – совершенно спокойно, пожимая плечами, ответил Гавриил.

– Прости, – Мстислав искренне попросил прощения, испугавшись, что задел больную для разговора тему. – Я не знал.

– Да все в порядке, кажется, ему даже нравилось напиваться до беспамятства.

После понимания того, что тема эта совершенно не задевает Гавриила, Мстислав решил объяснить, почему задал этот вопрос в качестве извинения за неловко сложившуюся ситуацию. Как выяснилось, способности хоть и могут, но проявляются у людей крайне редко.

– Это практически исключительные случаи. Во-первых, – тут Мстислав оттопырил большой палец, – потому, что человек редко становится Бессмертным. Виктор очень трепетно относится к этому и последний человек, удостоившийся этой чести жил четыреста лет назад. Однако его новая жизнь продлилась совсем не долго. Ему так и не удалось ужиться с новым ритмом жизни, и в конечном итоге он сошел с ума, как и все те, кто были до него. Виктор велел Климу казнить бедолагу, чтобы избавить того от мучений. Во-вторых, – он оттопырил указательный палец, – способности могут проявиться только в случае, если кровь кандидата достаточно сильна и смогла сохранить истоки Бессмертных, как было в случае с Климом.

Но оба этих варианта Мстислав отмел и предположил, что проявление способностей Гавриила, это скорее результат экспериментов с генами Хранителей. Сусаноо – один из Хранителей, одержимый идеей создания идеального бессмертного, способного бесконечно находиться под солнечным излучением и не терять своих сил. По этому, очень вероятно, что Гавриилу не суждено лишиться рассудка, но, тем не менее, подобный исход Мстислав исключать не спешил. "Сусаноо" – вдруг врезалось в голову Мстислава, и он замер, а мысль стремительно развилась дальше: – "Маловероятно, но и не исключено. У него достаточно и власти и сноровки и умен он крайне, но зачем и для чего? Какова конечная цель?"

Продолжая размышлять над мотивами Сусаноо, Мстислав параллельно с легкостью умудрялся поучать Гавриила; на этот раз, о теле Бессмертного. Оно, в понимании Мстислава служило инструментом, в то время как самым мощным и опасным оружием являлся его мозг. Именно он содержит в себе всю необходимую информацию и имеет возможность заставлять тело двигаться с невероятной скоростью, как в случае с Гавриилом. Мстислав имел непревзойденный талант к обучению ремеслу своего Сословия, ремеслу воина. Он умудрялся объяснять Гавриилу довольно сложные вещи совершенно простым и понятным языком. Так, вместо того, чтобы рассказать о том, как устроен мозг Бессмертного с анатомической точки зрения, он сравнил мозг с мышцей, которую можно и необходимо тренировать, чтобы научиться пользоваться своими способностями. Понять, как разгонять свое тело, по словам Мстислава, будет не так сложно, как например, овладеть телекинезом, телепатией или даже эмпатией. Возможности мозга Бессмертного граничили с безграничностью и если развить их достаточно сильно, то он сможет подчинять себе предметы, или даже волю менее слабых существ. Мстислав заметил, что эти способности проявлялись крайне редко даже у самих Бессмертных и тех из них, которых коснулся Дар Предков, называли Способными, поскольку считается, что именно от них они получили свою силу. Бессмертные же при желании могут делиться или передавать дар их по своему усмотрению. Но и это происходило крайне редко, поскольку передача способностей и сил создавала для них своего рода угрозу, ведь равный по силам или обращенный может возжелать большего и, убив своего наставника, займет его место, а вместе с ним получит и его силу.

– Именно это тебе предложил Виктор в качестве доказательства своей преданности и платы за бессмертную жизнь, Гавриил, – напомнил ему Мстислав, – Жажда власти, тотального контроля – единственный порок каждого Бессмертного, выбравшего Сословие Правления, – Мстислав щекой усмехнулся. – Это пожалуй одно из того немногого, что перенял от нас человек.

После секундой паузы, Мстислав мысленно подытожил свой короткий рассказ о некоторых особенностях Бессмертных, а затем продолжил:

– В первую очередь, Гавриил, – наставлял Мстислав, кружа вокруг него медленными неспешными шагами, – тебе нужно осознать, что ты это можешь. Прими это. Твое тело теперь способно развивать невероятную скорость, – тут Мстислав резко вытянул одну руку, как бы подтверждая собственную речь, движение получилось настолько молниеносным, что Гавриил едва его уловил. – Просто поверь и тогда это будет происходить осознано. Сейчас это просто спонтанные вспышки и по этому, ты видишь только начальный и конечный результат и при этом никак не влияешь на сам процесс, хотя самое интересное происходит именно на этом отрезке, – Мстислав немного развел руками в воздухе, показывая расстояние от одной точки до другой. Гавриил ловким движением собрал растрепанные волосы в хвост на макушке и размял тело. Мстислав, поняв к чему все идет, быстро пресек Гавриила и лишь посмеялся.

– Сейчас у тебя ничего не получится, – заверил он, – Прежде, нужно свыкнуться разумом. Когда начнет получаться осознано, тебе будет казаться, что ты останавливаешь время, но чувство будет ошибочным. Время нельзя остановить, ускорить или как-то изменить, оно не подвластно никому и ничему. Время ты обогнать не сможешь, но большинство из того, что ему здесь подчиняется – запросто.

– Почему я не могу влиять на время? – справедливо осведомился Гавриил у своего новоиспеченного наставника.

– Потому, что для Бессмертного не существует времени, Гавриил, я ведь говорил, – Мстислав улыбнулся очевидности сказанного: – Нельзя влиять на то чего, по сути, нет.

Мстислав медленным неспешным шагом продолжал кружить вокруг Гавриила, все больше и больше рассказывая о способностях Бессмертных. До какого-то момента Гавриил пристально следил за ним взглядом, но это быстро ему надоело и, остановившись, он просто продолжил слушать о том, почему некоторые люди физически или умственно сильнее других. Все вновь сводилось к крови и к тому насколько сильно она может передавать память своих предыдущих носителей, своего древа, своей родословной. Поскольку родители Гавриила из себя ничего не представляли и ничем особенно не выделялись, словом, были самыми обыкновенными представителями человеческой расы, наличие способности у Гавриила могло объясниться только искусственным их прививанием. Предки давно погружены в сон, Виктор, как возможно и остальные Хранители не заинтересованы в воспроизводстве себе подобных. Все это в очередной раз подтверждало версию Мстислава о причастности Сусаноо и о том, что Гавриил – результат его опытов, его творение.

– Почему Предков погрузили в сон? – задал очередной вопрос Гавриил, но Мстислав, решительно покачав указательным пальцем, дал понять, что сейчас речь не о Предках и отвлекаться пока рано.

– Ты уже можешь двигаться быстро, Гавриил, – продолжил Мстислав, он говорил спокойно и даже как-то монотонно, – Представь, что все твои навыки, все умения и возможности это колода карт.

Гавриил крайне сосредоточенно в уме представил колоду, которая оказалась довольно скудной, ведь талантов, да и особых знаний у Гавриила было немного, однако Мстислав не отступал. Он неустанно продолжал уверять Гавриила в своей правоте, дожидаясь пока тот, в какой-то момент, не поверит в нее сам.

– Скорость – одна из карт, Гавриил. Научись вытаскивать ее из колоды, когда тебе вздумается, – тут Мстислав визуализировал сказанное в воздухе, и как бы вытащил мнимую карту воображаемой колоды, – Это твой разум, твоя колода. Ты можешь тасовать ее бесконечно долго, но всегда будешь знать, где какая карта.

В какой-то момент Мстислав умолк, сделав небольшую паузу, давая время Гавриилу свыкнуться с мыслью.

Свыкся Гавриил довольно быстро. Он сделал резкий рывок в сторону неспешно идущего Мстислава, желая проверить, насколько удачно усвоен урок, но, Мстислав с легкостью увернулся от несущегося на него Гавриила. Это его не остановило, скорее наоборот, раззадорило, и он сделал еще несколько попыток, тоже не очень успешных. После очередной неудачи Мстислав несколько раз лишь дружески похлопал Гавриила по плечу, уверив его в том, что вскоре все начнет получаться, а даже если нет, то когда-нибудь он без сомнений освоит свою скорость просто потому, что пытаться можно бесконечное множество раз, ведь Бессмертные существуют вне времени.

"Почему же Виктор не сводит глаз с часов?", – тут же подумал Гавриил и решил непременно поинтересоваться у Виктора при первой же возможности.

– Завтра произойдет очень важное событие, Гавриил, – в заключении сказал Мстислав, – Прибудут остальные Хранители, чтобы окончательно обезопасить Предков, а пока я хочу, чтобы ты тщательно обдумал все то, что сегодня узнал.

Указав рукой на Веру и Надежду неожиданно появившихся, будто из под земли, где совсем недавно прыгали в воду, Мстислав добавил:

– Они проводят тебя, но сначала верни броню на место.

Улыбнулась Вера как-то совершенно неестественно и, в какой-то мере агрессивно, неприветливо, а затем эта же улыбка скользнула на прекрасное лицо Надежды. Видимо, подобные просьбы они получали не часто, и это было для них в диковинку. Тем не менее, они, жестом, сначала одна, а затем другая, поманили Гавриила за собой.

 

ГЛАВА 9

Гавриил освободился от брони тем же способом, что и получил ее – просто войдя в черный шкаф, который за считанные секунды притянул к себе пластины брони с его тела, словно магнит. После чего на Гаврииле осталось лишь его фиктримаго, чешуйки которого отдавали угольно-серым оттенком. Он безропотно позволил Вере и Надежде проводить себя в новую обитель и охотно плелся в нескольких метрах позади них. В какой-то момент он поймал себя на мысли о том, что мог бы с огромным удовольствием и наслаждением, следовать за ними целую вечность, не переставая любоваться изящными и манящими движениями их ягодиц.

Вера и Надежда, не предавая загадочного молчания, все же нет-нет переглядывались, то и дело одаривали друг дружку почтительными улыбками и игривыми взглядами, вели Гавриила вдоль длинного, казалось нескончаемого ослепительно белого коридора. Гавриил же, c неподдельным интересом наблюдая за их игривыми взглядами, предположил, что их частое молчание обусловлено возможностью общения на другом, не ведомом ему уровне, возможно даже ментальном. Ему очень хотелось попасть туда, в их чудесные и аккуратненькие головки, хотелось узнать причину этих загадочных улыбок и игривых взглядов. Вот только туда его никогда бы не пустили, зато охотно пустили в другое место; Вера, неожиданно остановившись, легким движением руки сдвинула стену справа от себя, часть которой оказалась своего рода входом в комнату. Гавриила поразила толщина белоснежной стены, доходящая до полутора метров.

Поблагодарить их за заботу Гавриилу так и не удалось, поскольку развернувшись, он обнаружил лишь наглухо закрывшуюся перед ним стену и никаких следов девушек. Вера и Надежда исчезли также стремительно, как и появились. Несколько раз Гавриил коснулся стены; поначалу осторожно, затем надавил увереннее, но она не поддавалась, и уже совсем скоро он оставил попытки открыть ее. В любом случае, за ним вернутся. Так думал Гавриил, но по правде, с каждой минутой, он доверял своим мыслям и умозаключениям все меньше и меньше.

Приняв безысходность ситуации Гавриил, наконец, обернулся и тут же проникся стерильностью комнаты, буквально. Комната была абсолютно пустой. Никаких предметов интерьера, декора или окон. Совершенно опустошенная белоснежная комната, единственной особенностью которой служила мертвая тишина. Гавриил уже даже не пытался установить источник света, поскольку вся комната целиком была довольно яркой и, казалось, будто сами стены источают свет. Глаза быстро свыклись с исключительной белизной и Гавриил, со временем, нашел этот свет расслабляющим и даже приятным. А к моменту, когда белизна стен, потолка и пола слились в единое целое белое полотно, Гавриилу начало казаться, будто бы он находился в центре огромного светила, чей свет был настолько сильным и всепоглощающим, что ему не было видно конца и края.

Белая комната расслабляла, с каждой минутой все больше и сильнее, пока Гавриил не почувствовал слабость, быстро одолевшую его тело. Поначалу ему хотелось присесть, чтобы немного отдохнуть, но спустя минуту тело обмякло так, что единственное, о чем мог думать Гавриил так это о мягкой постели. Он просил ИССИ о помощи – надеялся, что она услышит его и волшебным образом сможет заставить кровать, диван или хотя бы кресло появиться в комнате. Ответом послужила лишь абсолютная тишина, тишина в которой Гавриил отчетливо слышал кровь, лениво бежавшую по его венам, слышал биение сердца; тогда он и не заметил, что за все время, проведенное им в белоснежной комнате, его сердце ударило лишь раз. Окончательно обессилив, он уселся на пол, упершись спиной о стену и сейчас, в этом бесконечном белом пространстве появилась осязаемая граница, которую Гавриил отчетливо ощущал своим телом. Закрыв глаза, и впервые расслабившись за долгое время, он неосознанно прокручивал в голове последние события. Открыть глаза вновь его заставила мысль об убийстве. Только сейчас Гавриил осознал, что убил человека и не одного, а сразу нескольких. Он стал убийцей, но к своему удивлению, мысль эта не посеяла в нем паники, не вызвала чувства вины и даже малейшего сожаления. Он был спокоен внешне, однако внутри чувствовал, как сознание его мечется в тщетных попытках осознать и как-то охарактеризовать его деяния.

Бесчисленное множество раз Гавриил слышал о том, что тяжесть совершенного убийства невыносима и губительна для человека, но сейчас, по какой-то причине он считал убийство оправданным и вполне естественным, будто теперь убийство стало неотъемлемой частью его жизни и его самого. С головой окунувшись в свои мысли, пытаясь найти оправдание своим действиям, Гавриил не сразу почувствовал, как его одолевает сон.

"Странно, – думал он, все сильнее и глубже проваливаясь в свое измотанное и утомленное сознание, – если Бессмертные никогда не спят и не устают, то, что сейчас происходит со мной?"

Вновь подумав об этом, Гавриил обессилено уронил голову на грудь и проваливался в сон, но уже через секунду очнулся переполненный необъяснимой, казалось неиссякаемой энергией. Доли секунды он находился в состоянии некоей эйфории, а мгновение спустя небывалый прилив сил вновь стремительно сменился усталостью. Гавриила нещадно швыряло из состояния бодрости в состояние совершенно противоположное, усталости и упадка сил. Он был точно крохотный плот, оказавшийся в лапах сильного шторма. Этот резонанс чувств начинал нервировать его все больше и больше. Гавриил не знал, сколько времени он спал, а сколько бодрствовал и спал ли он вообще, а в какой-то момент и вовсе запутался, потеряв грань между сном и реальностью. Окружающая его белизна стирала все грани, перемешивало сознание. Только успевала дремота окутать Гавриила, как малейшие, едва слышимые, неясно откуда доносящиеся звуки мгновенно вводили его в состояние бодрости и небывалого прилива сил. В комнате за такими толстыми стенами казалось невозможным что-либо услышать, но Гавриил, чрезвычайно обостренным своим слухом, вдруг отчетливо стал узнавать самые разные звуки: чьи-то голоса, непонятные стоны, звуки проезжающих вдалеке машин, их лихорадочные сигналы и, кажется, даже звук самолета, пролетающего где-то высоко в усыпанном звездами ночном небе.

Звуки скреблись у него в голове, устроив тараканьи бега по извилинам мозга. А какой-то особенно назойливый голос, слегка приглушенный, будто где-то изолированный, невнятно нашептывал что-то будто змея. Гавриил не разобрал ничего в этом беспорядочном шипении, да и не пытался, поскольку веки его становились тяжелее с каждой секундой, а чуть позже, и тело вновь начало расслаблять. Плечи устало опустились, и голова вдруг стала невыносимо тяжелой пока, наконец, не рухнула вниз и тут же вмиг одернулась назад, как ни в чем не бывало. Затылком Гавриил ударился о стену и терпение его иссякло. Вспылив, он молниеносно сорвался с места. Совершенно не рассчитав сил, он врезался в стену и может быть, даже проломил ее, если бы на нем была броня. От удара Гавриила отбросило на пол, а в стене появились несколько черных, как смола трещин и теперь, из-за них, мир белоснежного пространства уже не казался таким бескрайним и девственно чистым.

Вдруг в комнату, непонятно откуда ворвались Вера и Надежда, возможно оттуда же, откуда вошел Гавриил, а может, и нет. Будучи внутри, он совершенно потерялся, поскольку комната была абсолютно пустой, одинаковой со всех сторон, а долгое в ней пребывание делало ее чуть ли не безграничной.

За пару мгновений добравшись до Гавриила, Вера ловким и резким движением змеей извилась вокруг его тела и, оказавшись у него за спиной, сразу же обездвижила его. Ее тело всегда казалось Гавриилу нежным, хрупким, но сейчас, оказавшись зажатым в ее объятиях, точно в стальных тисках, он быстро уверился и в том, что это идеальное женственное тело наделено еще и невиданной силой. Вера, юрким движением руки, мертвой хваткой обхватила голову Гавриила и прижала к себе. Надежда, не теряя времени, прижалась к Гавриилу спереди, завела свои длинные и стройные ноги за Гавриила, тем самым полностью лишила его возможности двигаться, а затем ловко достала из-за спины небольшое устройство, похожее на пистолет, только стволом пистолета служила длинная и очень тонкая игла. Надежда быстро и без колебаний приложила высокотехнологичный шприц к не прикрытой фиктримаго шее Гавриила. Он почувствовал, с какой легкостью игла проткнула его кожу, вонзилась в артерию, почувствовал и вещество, стремительно распространявшееся по венам обжигая их.

Вера и Надежда, намертво зажали Гавриила между своих крепко сплетенных тел и безмолвно ждали, пока введенное ему вещество подействует.

– Бутербро-о-од, – обессиленно улыбаясь, протянул Гавриил, охарактеризовав их позу и, потерял сознание.

***

Мстислав ступил внутрь массивного черного прямоугольного шкафа и, выпрямившись в нем по стойке смирно, избавился от брони. Побродив некоторое время по просторам своей оружейной наедине с собственными мыслями и "скучающей" ИССИ, он выждал достаточно долго, а затем обратился к ИССИ и попросил аудиенции Виктора, которую получил весьма быстро. Ромбовидные чешуйки фиктримаго Мстислава, изогнувшись, под трескающиеся звуки, превратились из гидрокостюма в весьма строгий, но не лишенный изящности темных тонов наряд, используемый в официальных встречах.

Виктор весьма охотно и всегда радушно принимал своих самых близких подчиненных. Мстислав был в их числе и более того, стал таковым одним из первых. Посему отношения Мстислава и Виктора с незапамятных времен перешли в дружеское, граничащее с братским русло.

Выйдя из дверей лифта и уже, будучи у входа в мрачные, но отдающие все тем же непередаваемым чувством уюта покои Виктора, Мстислав почтительно остановился в ожидании приглашения.

– Столько времени прошло, – прозвучал откуда-то высокий голос Виктора, – а ты все еще привержен субординации. Я ценю это, Мстислав, но ты же знаешь, что от тебя этого никогда не требовалось, – Белоснежное, каменное лицо Виктора показалось из темноты. Его угольно-серый наряд и черные, как пропасть глаза, сливались с окружающей его темнотой, а бледное лицо казалось маской, одиноко играющей представление на мрачной сцене. Поняв, что без приглашения Мстислав не двинется с места, Виктор жестом руки все же попросил его войти, а сам направился к стене, начавшей растворятся с его приближением. Мстислав следовал за Виктором и, остановившись теперь уже перед огромным панорамным окном за которым виднелся оживленный ночной жизнью город, они расположились на табуретах кубической формы, к тому моменту плавно поднявшихся из пола. Убедившись в том, что Мстислав расположился достаточно удобно, Виктор сильно зажмурил глаза, а затем широко открыл их, будто бы полностью избавил себя от всех мыслей и был готов выслушать Мстислава.

– Говори.

И Мстислав заговорил. Внятно, рассудительно, неспешно. Поделившись своими мыслями о возможном назревающем заговоре и предательстве со стороны одного из Хранителей, предположительно Сусаноо. По мнению Мстислава, нужно было решительно предпринять ряд определенных мер. Виктор же, сложив ладони и скрестив пальцы рук, внимательно внимал рассказу Мстислава.

– Серафимы, – отметил Мстислав, сильно сжав кулаки, кажется, он не мог простить себе того, что не догадался об их участии сразу. – Тогда, в порту мы и не подумали, что серафимы могут быть причастны к краже капсулы, они, – он запнулся, явно сдерживая подступающий гнев, – они даже не знали о существовании Предков, – поморщился Мстислав, – а к моменту нашей следующей встречи подготовились довольно хорошо, пусть и неудачно. Шансов у них, впрочем, не было, однако спланировано все было почти идеально, – Мстислав умолк. Следующее его заявление должно было иметь весьма веские доводы, которых он, к сожалению, на данный момент времени не имел. Но Мстислав все же сказал то ради чего пришел: – Кто-то болтлив, Виктор и наверняка это лишь начало.

Мстислав предполагал, что Виктор может отреагировать по-разному; он рассчитывал увидеть пылкий гнев, сдержанную раздраженность, яростные речи, но к своему удивлению, обнаружил лишь самодовольную, несколько таинственную и, в то же время, благодарную улыбку Виктора. К слову, Виктор не выглядел удивленным, выслушивая доводы Мстислава, хотя слушал с неподдельным интересом, а сейчас, улыбка на его лице говорила только об одном – Виктор и сам давно подозревал возможность измены и предательства. Эта новость несколько успокоила Мстислава и теперь он был уверен в том, что у Виктора наверняка созрел, или того больше, был заготовлен план противодействия. Виктор эту догадку охотно подтвердил:

– Я ценю твою проницательность, Мстислав, – начал Виктор, неспешно вставая с куба, Мстислав встал следом. – Более того, твои опасения вполне оправданы. Сусаноо довольно давно выражает знаки несогласия и, в свете последних событий, его действия вызывают ряд сомнений. Однако, – Виктор обратил свой взор вдаль, на переливающийся различными огнями город, и затем, понизив голос, уверенно проговорил: – Меры приняты, Мстислав. Если наши догадки верны, сделав следующий шаг, Сусаноо себя неизбежно выдаст.

Мстислав едва заметно поклонился Виктору и теперь, зная, что Виктор предупрежден, с чувством полного спокойствия направился к выходу.

– Мой друг, – окликнул Виктор Мстислава и тот мгновенно обернулся, – Я благодарю тебя, – искренне проговорил Виктор и продолжил: – завтра к ночи пребывают Хранители. Ты должен их встретить. Ты, Вера и Надежда, – Виктор сделал небольшую паузу, и видимо, обдумав следующее решение, добавил: – Возьми с собой и Гавриила. Окажите им должный прием.

Мстислав покорно кивнул и вскоре исчез за массивными дверями лифта.

Виктор некоторое время смотрел вслед Мстиславу, на уже закрывшиеся двери лифта с улыбкой, выражавшей некоторую гордость за Мстислава и его безграничную преданность.

***

Гавриил медленно приходил в себя. Поначалу вернулся слух, следом за которым вернулось и зрение, но что-то изменилось. Он чувствовал. Слух, по неизвестной причине, теперь не был столь обостренным, а зрение резким и насыщенным яркими красками. Все вернулось назад, как прежде, еще до того как его организм начал изменяться. Вновь становиться обычным человеком Гавриилу совсем не хотелось и, в какой-то момент, он сильно зажмурил лицо, в попытках вернуть те, почти доходящие до сверхъестественного чувства. К сожалению, ничего не вышло.

Комната неизменно изливалась ослепительно белым светом и глаза по какой-то причине ныли от боли.

Гавриил лежал на твердой плоскости. Думал, что на полу, но позже осознал, что лежит на фигуре прямоугольной формы, очевидно исполняющей сейчас роль кровати. Сколько прошло времени, и откуда под ним появился этот предмет мебели, Гавриил не знал, но сильно надеялся на то, что сидящая подле него Лидия поможет все прояснить. Ее излучающая доброту улыбка вмиг успокоила Гавриила. По совершенно необъяснимой причине он твердо знал, Лидия – единственный человек, не желающий ему зла. Само ее присутствие рядом окутывало Гавриила необъяснимым чувством полной безопасности.

– И долго я здесь лежу?

Тревожный взгляд Лидии насторожил Гавриила. Она глубоко и тяжело вдохнула, будто собиралась сказать нечто не очень хорошее и, наконец, на выдохе произнесла:

– Три сотни лет.

Глаза Гавриила широко открылись, а брови в неподдельном удивлении стремительно поползи вверх. Он готов был вскочить с места, только Лидия, заботливо приложив свою ладонь к его груди, легким похлопыванием дала понять, что сказанное – всего лишь шутка.

В действительности же он был без сознания несколько часов.

Сейчас все сделалось спокойным: никаких посторонних звуков, тело не казалось ослабленным, и мыслить Гавриил мог ясно, как никогда прежде, но все же с опаской вспоминал случившееся и то изменчивое состояние.

– Что это было?

– У тебя своего рода фантомные боли, Гавриил, – ответила Лидия, аккуратно переместив свою ладонь с его груди на руку. – Когда человек теряет конечность, он какое-то время продолжает чувствовать ее. Так и твой организм, привыкший к определенному режиму. На протяжении всей жизни он подчинялся человеческой физиологии, был тесно связан с твоим сознанием и разумом, а сейчас всю его суть, все его естество изменяется. Твоему телу больше не ведома усталость, Гавриил, мозгу не нужен отдых и сон, но привычка, прочно осевшая в твоем сознании, пока не может принять этих изменений. Поэтому ты чувствуешь усталость в разы сильнее, а вместе с ней и сонливость, упадок сил. Это остаточные чувства, Гавриил, не более, – Лидия говорила нежно, почти шепотом, стараясь успокоить Гавриила и не спровоцировать очередной приступ паники, – но они приводят тебя в состояние расстройства, последствия которого могут оказаться крайне плачевными, – тут лицо Лидии опечалилось, а в глазах читалась сильная грусть. – Если не справишься, то лишишься рассудка, как и большинство тех людей, что заслужили право стать Бессмертными, но не совладали с этой силой. Откажись от них, – уже приказным тоном начала Лидия, она будто переживала за Гавриила и не хотела его смерти, во всяком случае, не такой, – Заставь себя понять и поверить в то, что ты уже совершенно другое существо, многократно превосходящее любую человеческую особь, – сжав его ладонь в своих руках, закончила Лидия.

Гавриил слушал очень внимательно и, медленно моргнув, поблагодарил Лидию только после того, как убедился в том, что она закончила, поскольку не хотел перебивать ее и понимал, что ее советы и наставления могут помочь ему справиться со своей новой сущностью и преодолеть подобные проблемы.

– Не благодари меня, – отвернувшись и, кажется, немного стыдливо проговорила Лидия, а после, встав, она направилась к стене, при этом продолжая говорить: – Я делаю это не ради тебя. Справишься ты или нет, напрямую влияет на то, какими будут следующие годы моей жизни и будут ли они вообще.

После сказанного Гавриил вспомнил о том, что Лидия обязана помогать и наставлять его не только по приказу Виктора, но и потому, что тот пообещал Лидии свободу и нечто весьма ею желаемое. Утолить любопытство Гавриила могла только сама Лидия, и потому, он поинтересовался у нее о том, что движет ею. На удивление, Лидия рассказала обо всем довольно охотно, словно извинялась за то, что помогает не из добрых побуждений, а из-за личной выгоды.

Гавриил уже хорошо уяснил то, что Виктор постоянно держит все под своим контролем. Казалось, нет на Земле чего-то, что могло бы происходить без его ведома. Потому он сразу понял, почему Лидия начала свою историю именно с Виктора.

Виктор весьма искусный манипулятор, рассказывала Лидия, он, как и остальные хранители стоит у истоков становления человечества и за все это время в совершенстве научился управлять людьми. Он, как профессиональный кукловод, прекрасно знает за какие веревочки нужно тянуть своих марионеток, чтобы те показали поистине достойный спектакль. Так, в случае Лидии, главной мотивацией служило обещание Виктора освободить ее от службы, но двигало Лидию не само обещание, а то, что к нему прилагалось – некий экстракт, позволяющий людям, чья кровь сохранила ген Бессмертного достаточно сильно, омолаживаться и продлевать жизнь на десятки лет. По словам Лидии, экстракт – лишь название без наименования, в действительности это самая обыкновенная кровь древнего и крайне опасного хищника – смилодона, по вкусу сильно напоминающая перцовку. Смилодоны являлись крайне живучими существами, настолько, что им удалось пережить крушение ИССИ и катаклизм планетарного масштаба. Их кровь содержала в себе особый фермент, обладающий уникальным свойством восстановления клеток и регенерации тканей, что в свою очередь объясняло их живучесть и выносливость. Лидия не была полностью уверена в обещании Виктора, хотя, как и остальные его приближенные, всецело и безоговорочно ему доверяла. Ее смущало то, что последние запасы крови смилодонов закончились столетия назад, а Бессмертные очень давно искоренили вид смилодонов, поскольку те представляли для них серьезную угрозу. Даже поодиночке эти древние хищники были крайне опасными, а учитывая то, что охотились и существовали они стаями, то шансов на победу даже у самого опытного Бессмертного было не так много. Однако ни одна физическая сила не способна противостоять технологиям. Именно благодаря технологическому превосходству, в частности военному, Бессмертным удалось, хоть и не без потерь, но стереть вид этих хищников с лица планеты, позже получившей название Земля.

Некоторые потери со стороны Бессмертных, в определенной степени, оказались даже полезными. Так было открыто свойство крови смилодонов. Животворящее для человека и, в тоже самое время, губительное для Бессмертного. Разъяренный хищник, впиваясь своими клыками в жертву, неосознанно заражал ее кровь своими ферментами. Они равносильно сильнодействующему яду разжижали густую, как клей, кровь Бессмертно и ослабляли их. Вызывали воспаление головного мозга и спустя какое-то время организм, неспособный совладать с вирусом погибал. Болезнь была скоротечной и прогрессировала крайне быстро, своими симптомами напоминая собачье бешенство. Зараженный организм жертвы быстро ослабевал, позволяя рассвирепевшему смилодону, в порыве ярости, разрывать его на части. Ни один известный вид прежде не представлял подобной угрозы и именно по этой причине был быстро и тщательно истреблен под личным контролем Виктора.

История о древних хищниках немного удивила Гавриила. До этих самых пор он бесповоротно убедил себя в том, что Бессмертный неуязвим и на то были причины; то, как Мстислав на пару с Верой и Надеждой с легкостью расправились с серафимами, история Клима, но сейчас, даже будучи уверенным в том, что смилодонов больше не существует, Гавриил несколько расстроился.

– Почему не взять кровь Виктора? Она ведь замедляет старение, – он задал вопрос, задавать который совершенно не хотел. Сейчас его больше интересовало то, возможны ли в будущем, или существуют ли ныне существа, способные противостоять Бессмертному, но не спросил. Видимо, не хотел казаться испуганным.

– Все верно, – охотно подтвердила Лидия, одобрив смекалку Гавриила, – замедляет. Как, по-твоему, я прожила почти шестьсот лет? – Все с той же, излучающей доброту, улыбкой спросила Лидия, – Кровь Бессмертного, тем более такого сильного как Виктор, способна не только продлить мне жизнь, Гавриил, но и избавить от любой болезни. Отчасти именно по этому Виктору с такой легкостью удается управлять самыми властными людьми – у него есть возможность влиять на самый недооцененный и одновременно бесценный человеческий ресурс – время.

Мудрый взгляд и изборожденное старческими морщинами лицо Лидии вдруг охватила грусть, она опустила глаза и с искренней тоской в голосе добавила: – Однако, даже его кровь не способна повернуть время вспять и вернуть мне мои лучшие годы, мою молодость и красоту. Лидия вдруг вскочила и, развеяв руки, сделала несколько изящных танцевальных оборотов, ее просторная распустившаяся по воздуху туника на секунду стало похожа на бальное платье, видимо когда-то Лидия прекрасно танцевала, и за все время ее движения не лишились той грации.

– А знаешь почему? – неестественно ободрившись, горящими глазами поинтересовался Гавриил. И уже захлестнутые волной любопытства ярко-голубые глаза Лидии сию секунду подтолкнули Гавриила к ответу: – Потому, что времени не-е-ет! – плавно разводя руками в воздухе, он растянуто повторил: – Его не существуе-е-ет! – многозначно и со всей важностью протянув букву "е" ответил Гавриил. Ему казалось, что этот весьма спорный ответ несколько вознесет его в глазах Лидии, но она лишь неподдельно добро улыбаясь, смотрела на него, как на умалишенного, еще не отошедшего от действия введенного ему препарата. В какой-то момент улыбка на лице Лидии сменилась грустью и, замолчав, она погрузилась в собственные мысли. Ее явно что-то тревожило, не давало покоя. Гавриил чувствовал как Лидия, сгорала от желания поделиться своими опасениями, но что-то останавливало ее и тогда, он заботливо взял ее за руки, кивнув, дал понять, что готов ее выслушать. И уже в следующий миг Лидия излила на него свои переживания точно взорвавшийся вулкан, выбросивший на земную поверхность раскаленные обломки. Неудивительно, за шестьсот-то лет.

Седоволосая старушка хранила в себе на удивление много всего; столько страхов, переживаний, хотя всегда выглядела и держалась крайне уверенно и спокойно, даже как-то умиротворенно. Больше всего ее тревожило обещание Виктора – возможность прожить самую обыкновенную человеческую жизнь, которую Лидия отчаянно жаждала на протяжении долгого времени. Влюбиться, создать семью, вырастить детей, состариться и умереть вместе с любимым человеком. Эти обыкновенные желания поразили Гавриила больше всего и никак не укладывались у него в голове. Лидия владела знаниями, возможностями, скрытыми от смертных и в тоже время, отчаянно желала этой самой обыкновенной смертной жизни. Гавриил искренне хотел понять и разобраться, почему она так стремится обменять все, что имеет сейчас на жизнь обыкновенного человека. Ведь если Гавриилу удастся прожить хотя бы приблизительно столько, сколько уже прожила Лидия, он вполне может столкнуться с подобной ситуацией и хотел заранее подготовить себя к подобному исходу, или наоборот, постараться избежать его, поскольку ему до жути нравилось то, частью чего он становится. Ему нравилась назревающая в нем сила, он не мог насытиться своими новыми возможностями, пусть и еще не до конца раскрытыми, нравилось чувство некоей безнаказанности. Но более всего он лелеял мысль о том, что сейчас, он получил доступ к чему-то сокровенному, уникальному, недоступному большинству и не уже важно, что вскоре он мог умереть и лишиться всего этого – за последние несколько дней он почувствовал и пережил столько, сколько не смог бы за сотни обыкновенных жизней.

Итак, по мнению Лидии, Виктор никак не мог располагать кровью смилодона. Поскольку те давно канули в лету, а иных вариантов того, каким образом он собирался сделать Лидию вновь молодой, она не видела, хотя была крайне проницательной и весьма мудрой женщиной и за время, проведенное с Виктором, поняла, как он действует, как мыслит. Более того, Виктор никогда не подводил ее ни кого-либо еще, был верен своему слову и всегда выполнял обещания. Наверняка Лидия где-то в глубине осознавала, что все ее догадки и характеристики верны не до конца, ведь прочитать Виктора крайне не просто, а предугадать его действия весьма и весьма затруднительно.

Гавриил был хорошим слушателем, но все же в людях разбирался крайне плохо, но теперь, по умиротворенному и лишенному всякой тревоги выражению лица Лидии, понял – ей стало легче. Она точно не искала сочувствия или совета, ей, очевидно, нужно было выговориться кому-то, выплеснуть из себя все переживания, а учитывая окружающую ее компанию из Виктора, Мстислава, Веры, Надежды и безмолвного Клима, выбор был не сильно велик. Тем не менее, разговор пошел на пользу не только Лидии. Совершенно случайным образом Гавриил осознал, как после окончания беседы он вдруг вновь почувствовал прилив сил и некий всплеск бодрости. Это вряд ли было как-то связано, скорее действие препарата пущенного по венам Гавриила окончательно закончилось. Резко вскочив с того, что служило ему своего рода кроватью, Гавриил встряхнул головой и сейчас чувствовал себя совершенно иначе. Точно только родился. Он не понимал этого чувства, не мог точно охарактеризовать его, но оно его несказанно радовало, да так, что с лица не сходила глуповатая улыбка, и сверкали клыки. Лидия подхватила настроение Гавриила и решила воспользоваться бодростью его духа, чтобы рассказать о предстоящей ночи. Гавриил несколько удивился, поскольку считал, что сейчас утро. Его ошибка не удивительна, ведь в ослепительно белой комнате не было окон, а где находилась дверь и как ее отпереть, Гавриил и вовсе не подозревал. Вдобавок ко всему он никогда не носил часов.

– Сегодня, ты познакомишься с остальными Хранителями, – начала Лидия с уже свойственным ей спокойствием, – После того, как вы вернули капсулу, Виктор велел им прибыть сюда.

– Для чего? – осведомился Гавриил.

– Запечатать Предков в Колыбели, – ответила Лидия, медленно вставая за Гавриилом. – Насколько я поняла задумку Виктора, кровь Хранителей, содержащая уникальный генетический код станет ключом, подделать который будет невозможно, – Лидия то и дело кивала головой, как бы подтверждая свои догадки, – соответственно, и проникнуть внутрь без их одновременного присутствия тоже будет невозможным.

– А Сусаноо, – озадаченно спросил Гавриил, – тоже появится?

Лидия кивнула.

– Ты увидишь Сусаноо, посмотришь ему в глаза и поймешь твой ли он создатель.

Гавриил вновь поймал себя на мысли о том, что каждый ответ порождает все больше и больше вопросов, но удержаться он не мог. Его распирало любопытство. Хранители – кто они? Предки – а они? Колыбель – для чего она и почему именно сейчас? С какой стати он должен понять является ли Сусаноо его создателем. Гавриил начал спрашивать, но совершенно не в том порядке в каком они мелькали у него в голове.

– Зачем Виктор собирается… – Гавриил запнулся, пытаясь подобрать слово, – захоронить Предков?

Лидия ответила улыбой и легким покачиванием головы на неправильно выраженную Гавриилом мысль.

– Запечатать, то есть, обезопасить, Гавриил. Виктору необходимо это сделать, поскольку отвлекаться на их безопасность и сохранность во время Третьей Кампании будет весьма затруднительно. Колыбель же неприступна. В ней Предки будут вне опасности.

И в очередной раз ответ приводил к новым вопросам, но Гавриил, уже не в первый раз слышал сочетание "Третья Кампания", потому и попросил Лидию объяснить ему ее значение.

– Об этом тебе никто лучше Виктора не расскажет, – отмахнулась Лидия, – эти кампании – целиком и полностью его детища.

– Кампании? – удивленно, нахмурив брови, поинтересовался Гавриил, – Их было несколько? – позже Гавриил признался себе, что вопрос был глуповат, ведь слово "третья" уже говорило о том, что кампаний было несколько.

– Да, – опустив глаза, с некоторой глубокой печалью ответила Лидия, – Первая кампания известна человечеству как Отечественная Война, а вторая…

– Вторая Мировая Война, – обреченно подхватил ответ Гавриил.

– Именно! – немного порадовавшись за смекалку Гавриила, заключила Лидия. Кажется, этот трагический отрезок в истории людей совершенно ее не заботил.

Гавриил ужаснулся, но ему удалось скрыть это от Лидии. Ему вдруг вспомнились слова Виктора о человечестве и шахматной доске. Тогда он не придал им особого значения, и посчитал их скорее надменным преувеличением, но сейчас, сейчас Гавриил понимал – все сказанное Виктором было абсолютно серьезным и более чем реальным. Виктор совершенно не ценил человеческую жизнь. Десятки миллионов человеческих жизней прахом просочились через пальцы его рук и канули в небытие. И Виктор, по-видимому, совершенно не чувствовал себя виноватым. "А должен ли?" – задался вопросом Гавриил, но дать на него ответ он так и не успел.

С разных сторон, отодвинув массивные стены, в комнату вошли Вера и Надежда. Первая бережно несла в руках прозрачную коробочку, с темным содержимым внутри. Гавриил быстро узнал в ней фиктримаго, а Надежда, видимо, пришла и не к Гавриилу вовсе. Уверенным шагом, подойдя к Лидии, Надежда, немного склонившись над ней, прошептала на ухо:

– Виктор просил приготовиться к приему Хранителей.

Гавриил отчетливо слышал каждое шепотом произнесенное слово и был несказанно рад, но не тому, что сумел подслушать, а тому, что его некогда обостренный слух постепенно возвращался, а значит и зрение, со временем, восстановится. Гавриил заключил, что временное ослабление было связано с успокоительным, недавно ему вколотым. Во время выстраивания Гавриилом этой весьма несложной цепочки умозаключений, Лидия и, взявшая ее под руку, Надежда уже успели удалиться из комнаты, ну а Вера с некоторой злобой глядя на не перестававшего радоваться вновь обретенному слуху Гавриила все еще стояла, держа в руках прозрачную коробочку.

Вера резко швырнула коробочкой в Гавриила, точно хотела проверить его реакцию, и, видимо, удовлетворившись тем, как ловко он поймал ее, приказным тоном добавила:

– Одевайся.

Гавриил аккуратно открыл крышку коробочки, вглядываясь в темную массу хаотично играющих в ней ромбовидных чешуек. Он вспомнил этот прохладный ветерок, проносящийся по телу в момент обволакивания.

– Раздевайся, – уже менее раздраженно и почти снисходительно начала Вера, приготовив новую одежду.

– Все женщины одинаковы, вас одинаково сложно понять. "Одевайся", "Раздевайся", – немного выждав, Гавриил состряпал игривую улыбку, а затем добавил: – Определись, каким я тебе больше нравлюсь.

Гавриил рукой потянулся к шивороту своего одеяния и только сейчас обратил внимание – фиктримаго, что он носил прежде, сейчас сменилось белой просторной тканью. Такие обычно носили пациенты в больницах, во всяком случае, так ему показалось. Но, не придав этому особого значения, Гавриил быстро стянул с себя этот больничный наряд и в туже секунду испуганно выматерился.

Дрожащими руками Гавриил очень осторожно и даже трепетно пытался коснуться и ощупать свою грудную клетку, область живота, где проходил длинный уже почти сросшийся, но все еще свежий разрез. Сквозь появившиеся на глазах слезы он с трудом мог разглядеть на себе блестящие металлические скобы, равномерно распределенные по всему шву. Шов этот аккуратно расположился от брюшной полости вдоль всего тела и видимо уходил под подбородок, точно Гавриил не знал, поскольку по понятным причинам не мог заглянуть в эту область своего тела, а зеркала или чего-нибудь похожего рядом не нашлось, но металлические скобы чувствовались и там. Гавриила вскрыли точно тело покойника на медицинской экспертизе и, осознание этого, вмиг выбило его из колеи. Он повернулся испуганным лицом и, раскрыв руки, демонстрируя Вере сотворенное с ним и как бы вопросительно, глазами, молил ее объяснить. Вера же особо удивленной не казалась. Она была лишь несколько расстроена тем, что Гавриил все-таки увидел следы операции.

– Жаль, – сожалея, скривив губы, начала Вера, – Видимо, адреналин замедлил регенерационный процесс, – объяснилась она, а после добавила то, что по ее мнению должно было Гавриила успокоить, – К этому моменту, шов должен был уже затянуться.

– Что вы со опять мной сделали? – вскрикнул Гавриил, мечась взглядом между Верой и швом, все еще пытаясь как-то ощупать небольшие металлические скобы под подбородком. Вера решительным шагом направилась к Гавриилу.

– С тобой все хорошо, Гавриил, – решительно проговорила Вера, схватив его за предплечье, пытаясь образумить, – В течение часа не останется и следа.

– Что вы сделали? – всхлипнул Гаврил, – Что?! – судорожно трясясь всем телом, уже почти в истерике продолжал он, – Что?!

Терпение Веры лопнуло и, отпустив руки Гавриила, она тут же привела его в чувства отменной пощечиной, но не одной, а несколькими. Видимо одной ей показалось мало, а уже потом, когда Гавриил пришел в себя, залепила еще одну, очевидно, уже для своего собственного спокойствия. После того, как паника отступила и, в изрядно потемневших глазах Гавриила читалось смирение, Вера объяснила:

– Тебе удалили ненужные органы, – совершенно спокойно, точно это было в порядке вещей, проговорила Вера и Гавриил, ужаснувшийся услышанным, тут же перебил ее, едва она успела продолжить:

– Удалили? – воскликнул он, – Зачем?! – уже спокойно, но продолжая руками сотрясать воздух, будто требовал вернуть утраченные органы, или, в данном случае, вырезанные. От глупостей, хоть и не беспочвенных, вылетавших из уст Гавриила Вера опустила свою аккуратненькую голову и ладонью прикрыла красивое, но немного омраченное расстройством лицо, а после, пальцами руки начала массировать виски. Гавриил же, тем временем, то ли машинально, то ли инстинктивно, а возможно и потому, что, по его мнению, дороже и важнее для него ничего больше нет, оттянул просторные больничные штаны и посмотрел, насколько его новые знакомые увлеклись процессом удаления. Сильно и с невероятным облегчением теперь уже совершенно спокойно он прокомментировал увиденное:

– Ну, – выдохнув, произнес он, не заметив полного отсутствия выдохнутого, – самое важное вы, к счастью, оставили.

Вера невольно приблизилась и совершенно случайно, а может и нарочно, скользнула взглядом в штаны. И как-то двусмысленно нахмурилась.

– Холодновато тут у вас, – отшутился Гавриил, увидев смущенное лицо Веры.

По-видимому, Вера не была настроена шутить, а может ей, просто не нравился юмор Гавриила, но как бы там не было, улыбка на ее лице не появилась. Она лишь со всей серьезностью довела до сведения Гавриила о причинах хирургического вмешательства.

Во-первых, большая часть органов более Гавриилу не требовалась. Бессмертный не нуждается в том количестве органов, что есть у человека. Более того, изначально в организме Бессмертного этих самых органов и не было. Появление органов у человека обусловлено адаптацией организма к новой среде обитания и их дальнейшим переходом от стадии Бессмертного до этапа Отступника. Человечество гордо называет этот процесс эволюцией, а на деле же это скорее деградация. Поскольку Гавриил был рожден человеком с определенным набором органов, а став Бессмертным органы оказались совершенно без надобности, потому они и были удалены. Второе являлось следствием первого. Органы, переставшие выполнять свою непосредственную функцию, начали бы гнить и со временем, Гавриил бы приобрел запах, свойственный трупам. Дело в кровообращении Бессмертных. Оно, как выяснилось, сильно замедленно в сравнении с человеческим, настолько, что любой, даже самый опытный врач не сможет нащупать пульс и не прочувствует сердцебиения. Вера сравнила организмы Бессмертного и Человека с часами, где первый являлся часовой стрелкой, а второй представлял секундную. Очевидно, сравнение было не случайным, и не понявший намека Гавриил оставался на месте в ожидании продолжения истории, но в результате получил лишь нетерпеливый взгляд Веры, подкрепленный стуканьем тоненького указательного пальца по запястью руки. Вера уже почти кричала Гавриилу о том, что итак провозилась с ним слишком долго, а Хранители не из тех, кого следует томить ожиданием.

– Если бы ты не увидел шов, то ничего бы и не почувствовал. Вот скажи, разве ты ощущаешь малейшую разницу? Хоть немного? – продемонстрировав прекрасное владение мимикой лица, она вопросительно приподняла левую бровь.

Гавриил замялся, пытаясь ощутить разницу, но к удивлению обнаружил, что Вера абсолютно права. По неизвестной причине совершенно ничего не изменилось разве, что живот провалился и стал более втянутым. Гавриил почему-то вспомнил Катерину и ее удивительно узкую талию и сейчас, постепенно, осознавал, каким образом была достигнута эта красота.

Гавриил приложил руку к темной массе в прозрачной коробочке. Фиктримаго тут же принялось охватывать его тело, а закончив ромбовидные чешуйки, приняли форму какого-то официального, дико строго наряда темных тонов. Прямой наряд, идеально ровный без малейших складок сел как родной, точно был изготовлен специально для тела Гавриила. Чудесная штука эта фиктримаго, не переставая удивляться простоте и технологиям Бессмертных, заключил Гавриил.

Закончив одевание, Гавриил посмотрел прямо в черные, точно спелые маслины глаза Веры и задал вопрос, не дававший ему покоя:

– Вы их продали? – а после уточнил: – Вы продали мои органы, ведь так? Я слышал, это прибыльно.

От услышанного обремененное непередаваемой серьезностью лицо Веры, наконец, заиграло едва различимой улыбкой и, явно сдерживая себя, она ответила:

– Если я скажу, что стало с твоими органами, ты обещаешь, наконец, замолкнуть и заняться делом?

Гавриил обезоруживающе поднял обе руки вверх, как бы обещая, что больше вопросов не будет.

– Нет, Гавриил, мы не продали твоих органов, их подвергли процедуре мортемации, – Гавриил собрался было спросить о значении этого слова, но Вера, предостерегая, подняв указательный палец в воздух, напомнила ему о данном им обещании, а затем, этим же аккуратненьким пальчиком указав на уже открывшуюся белоснежную стену, добавила: – а теперь, пожалуйста, поспешим.

Гавриил охотно и, насколько это было возможно учтиво, обеими руками указал на открывшийся проход.

– Дамы вперед, – он попросил Веру идти первой, уж больно понравилось ему следовать за ней и ее чудесными формами.

Как устроены эти стенные двери Гавриил так и не выяснил.

 

ГЛАВА 10

Гавриил расположился по правую руку от Мстислава, на пассажирском сидении, обитым приятным на ощупь матово черным материалом. Он рассчитывал, что они вновь воспользуются кораблем – ИССИ и отправятся на встречу с Хранителями по воздуху, но все сложилось иначе. Мстислав, Вера и Надежда сквозь ночную мглу уверенно вели три машины по узкой и удивительно ровной, как водная гладь, дороге, с обеих сторон заботливо окруженной лесополосой; три черных Мерседеса G-класса, во всяком случае, внешне, машины выглядели именно как эта модель внедорожника – Гавриил не мог спутать, поскольку неплохо разбирался в машинах, в особенности хорошо в тех, обладателем которых никогда не станет. Впрочем, это не особо его заботило.

Изнутри машины лишь немного походили на обыкновенные. В действительности, конструкция салона автомобиля казалась ничем не примечательной только на первый взгляд, а вот приглядевшись можно было заметить, что панель приборов не отображала совершенно ничего. Лишенная всяческих кнопок, лампочек, указателей и прочих, присущих остальным машинам атрибутов, она была полностью затянута матово черным полотном, лишь рулевое колесо имело некоторое количество кнопок, назначение которых до некоторого времени оставалось для Гавриила тайной. Он вновь отметил и простоту дизайна салона, который, как и все остальное у Бессмертных, оказался выдержан в мрачных тонах, был совершенно прост, лаконичен и точен. Ничего лишнего, простые геометрические формы одновременно не привлекали внимания и не отвлекали мыслей, позволяли целиком и полностью погружаться в раздумья. Так же, машины, как видимо и все остальная техника, были тесно связаны с ИССИ; она даже могла получать полный контроль и управлять ими, если того требовала ситуация. Гавриил узнал о присутствии ИССИ, поскольку некоторую часть пути она рассказывала ему о том, как им удалось покинуть столицу, ни разу не остановившись и, миновав все пробки. Мстислав упоминал о том, что ИССИ лишена чувств, но может анализировать, адаптироваться и иногда даже имитировать их, вот только сейчас Гавриил был абсолютно уверен в одном: в синтезированном голосе ИССИ явно проскальзывали нотки восхищения и гордости за саму себя.

К своему удивлению Гавриил узнал, что она может совершенно беспрепятственно проникать в любую существующую сеть и систему, насколько бы защищенной та не являлась, поскольку в основу каждой из них лег ее сильно упрощенный код. В то время как засечь ее присутствие было абсолютно не возможным и, если бы кому-то удалось обнаружить ее, даже случайно, то взломать или отследить – никогда. Тут в силу вступал алгоритм работы ИССИ, нециклично закодированный непроизносимым числом бит со ста двадцатью нулями и все это без учета того, что она в любой момент могла усложнять или видоизменять этот алгоритм так, как ей вздумается. Из этого Гавриил понял ровно то, что ИССИ была неприступной крепостью для сетевых атак, а где могла находиться ее физическая оболочка он и представить не мог. Именно возможность безнаказанно проникать в любую сеть позволяла ей при необходимости "расчищать" путь: ИССИ загружала автомобилями одни дороги и трассы, при этом разгружая другие. Не оставляя после себя никаких следов, она регулировала и координировала работу светофоров таким образом, что те позволяли Бессмертным добираться до нужных мест не совершая остановок, оставаясь при этом незамеченными среди прочих, самых обыкновенных машин.

ИССИ продолжала уводить их все дальше от города. Гавриил понимал это по стремительно меняющемуся окружению: ночная столица провожала их яркими огнями, светом всевозможных неоновых реклам, гудящими звуками, но уже очень скоро, огни быстро поугасли, неоновые рекламы сменились склонившимися над дорогой тускло светящими ночными фонарями, а палитра звуков растворилась в осевшем тумане меж бесчисленных деревьев. Со временем и фонари канули в беспросветной ночной бездне. Мстислав, Вера и Надежа, не включая фар, продолжали нестись по узкой дороге, в кромешной темноте, видели в которой так же ясно, как при свете дня.

Мстислав, управляя первой из трех машин, был весьма сосредоточен на дороге, или же скрывал этой самой сосредоточенностью озабоченность мыслями о возможном предательстве. Вера и Надежда находясь во второй и третьей машинах и без того были немногословными, а сейчас, будучи в разных машинах совершенно пропали из эфира, видимо общаясь на своем, ментальном уровне. На протяжении всего пути, никто не обмолвился и словом за исключением, разумеется, Гавриила, неустанно терроризовавшего Мстислава и ИССИ своими вопросами. Впрочем, они довольно охотно ему отвечали, в особенности Мстислав при всей его едва скрываемой озадаченности.

– Почему нельзя было просто полететь? – в искреннем негодовании интересовался Гавриил; в его голове никак не мог разродиться ответ на вопрос, почему обладая столь развитыми технологиями нельзя было взять и воспользоваться их невидимым высокотехнологичным кораблем и оказаться в нужном месте за считанные минуты. – Почему именно на машинах?

Мстислав отвечал тоном наставника, терпеливого, мудрого и непоколебимого.

– Тебе тридцать, ведь так?

– Тридцать три, – поправил Гавриил, не совсем понимая сути вопроса.

Мстислав прищурил глаза и на секунду образ наставника сменился образом хитрющего афериста: – За все тридцать три года своей жизни, Гавриил, скажи, ты хоть на секунду мог представить о существовании всего того, что сейчас окружает тебя? – дальнейших объяснений не потребовалось. Гавриил прекрасно понял, к чему клонил Мстислав. Их скрытность обусловлена множеством факторов, и она же, в свою очередь, давала им полную свободу действий. Гавриила искренне поразила дисциплина Бессмертных. Они всячески избегали контактов с людьми и старались оставаться если не незамеченными, то, как минимум неприметными. Они осторожничали постоянно, даже имея на руках козырь – ИССИ, способную без труда проникать в любое цифровое устройство и бесследно удалять из него все зафиксированные следы существования как Бессмертных, так и себя самой.

По выражению лица Гавриила Мстислав без труда понял, что тот уловил ответ. Гавриил еще не успел свыкнуться со своей улучшающейся мимикой, не научился контролировать ее, потому каждый его мыслительный процесс, каким бы глубоким или поверхностным он не был, почти полностью отражался на его лице мимическими морщинами и разнообразными эмоциональными гримасами, отчетливо выражавшими его внутреннее состояние.

Мстислав плавно утопил педаль акселератора и Мерседес, захлебываясь бесчисленными звуками приглушенных хлопков, слегка приспустившись, понесся вперед с почти сверхъестественной скоростью. Вера и Надежда и не думали отставать.

Гавриил, по какой-то неизвестной причине, все-таки надеялся на полет, по-ребячески верил в то, что путешествие непременно должно продолжиться по воздуху, но машины все же не взлетели, просто продолжили мчаться сквозь тьму, навстречу Хранителям. На протяжении всего пути он задумывался, гадал – не стал спрашивать – какими будут остальные пять Хранителей. Расчетливыми и хладнокровными как Виктор? Беспечными и поверхностными как Катерина? А может сдержанными и исполнительными как Мстислав на пару с Верой и Надеждой? Но больше всего его интересовало то, каким будет Сусаноо и окажется ли он его создателем? Каким образом он почувствует это, глядя ему в глаза и почувствует ли вообще? Неужели ему придется биться с ним насмерть и, убив, заслужить право на жизнь? Возможно, именно благодаря Сусаноо жизнь Гавриила кардинально изменилась, вывернулась наизнанку, предстала в совершенно иных, намного более радужных тонах. Разве за это нужно наказывать? Убивать? Гавриил был бесконечно благодарен тому, кого никогда не видел за полученную возможность. Ему думалось, что продолжать гадать можно бесконечно долго и все равно можно не получить однозначного ответа.

Добравшись до места, машины, будто вырвавшись из мертвых объятий темной ночи на пространство взлетной полосы, залитое холодным лунным светом, неспешно, одна за другой остановились у небольшого, явно обладающего отличными аэродинамическими характеристиками белого Джета – частного самолета, лишенного иллюминаторов, благодаря чему он больше походил на крылатую ракету. Мстислав по неизвестной Гавриилу причине называл самолет Джет Сетом.

Джет цаплей стоял в метре над землей на трех изящных металлических прутьях. Освещаемый серебряным светом луны он поблескивал в ночи и казался белоснежным. Каким образом он совершал посадку и взлет Гавриил не представлял, но допускал, что любой из предполагаемых им вариантов может оказаться неверным.

Дверь машины открылась неохотно и медленно, только сейчас, покинув транспорт и мельком оглядев местность, Гавриил догадался о месте встречи. Во многом оно напоминало миниатюрный или скорее частный, давно заброшенный аэропорт, расположенный в неизвестном никому месте, полностью скрытом от посторонних глаз непроходимой чащей леса. Взлетная полоса по ширине оказалась едва ли не такой же узкой, как дорога, которой они добирались, а протяженностью не превышала и сотни метров. Благодаря своему, теперь уже окончательно восстановившемуся зрению, в кромешной тьме, абсолютно лишенной малейших звуков природы, Гавриил отчетливо видел бесконечное множество деревьев, забегающих за горизонт так далеко, что казалось, будто им нет конца, но как следует, приглядевшись, он увидел то, как деревья, уже совсем далеко, растворялись в ночной мгле. Продолжая любоваться ночным пейзажем и кронами деревьев, напомнивших ему бесчисленное множество острых пик, он совершенно упустил из виду Мстислава и то, как он со своими верными спутницами насторожился одним, весьма странным обстоятельством: Джет Сет, единственной целью которого служила доставка всех Хранителей к месту встречи, прибыл несколько раньше назначенного. Насколько раньше самолет прибыл и как долго находился здесь до их приезда совершенно не ясно. Эта неясность, очевидно, поразила и прибывших: Вера и Надежда уже подозрительно осматривались, в то время как Мстислав ловко достал из рукава своего фиктримаго, точно шулер карту, небольшую стальную сферу, ту самую или еще одну, но точно такую же, что витала над ним тогда, в заброшенном здании, где находилась капсула Предка. Подняв ее на уровень груди, он медленно отвел руку и сфера, вопреки ожиданиям Гавриила, не упала на землю, а зависла в воздухе.

– ИССИ? – обратился к парящей в воздухе сфере Мстислав, – Разве Хранители уже должны были прибыть?

– Нет, капитан, – незамедлительно последовал ответ – они прибудут через десять минут.

Мстислав нахмурил брови, и лицо его выдало жутчайшее замешательство. Кажется, впервые за долгое время что-то пошло иначе, не так, как было запланировано и на секунду, прежде источавший неимоверную уверенность Мстислав показался совершенно растерянным.

– Что-то не так? – из той же сферы, не скрывая удивления, невиданно четко прозвучал голос Виктора, будто бы он стоял рядом с ними, просто оставаясь невидимым.

После заданного Виктором вопроса Мстислав аккуратно указательным пальцем дотронулся до сферы и та, будто бы возбудившись от касания, взмыла чуть выше его головы. Вера и Надежда, не теряя бдительности, в туже секунду встали по обе стороны от Мстислава, приняв уже знакомое Гавриилу боевое положение их смертоносного, готового отразить любую атаку треугольника, однако сейчас, они были полностью лишены оружия и брони. Правда, было совершенно очевидно, встреть они серафимов или любое другое сопротивление вновь, перебьют их даже голыми руками и, вполне вероятно, с закрытыми глазами. На этот раз Гавриил не растерялся: ловко собрав пряди сальных волос в хвост, приготовился, правда, сам пока не ведал к чему именно.

Вера резко обернулась, следом за ней обернулась и Надежда; в полной темноте их глаза, по-кошачьи, яростно горели зелеными огнями. Они поочередно кивнули Гавриилу, и он быстро смекнул, что отставать от группы категорически не следует.

Очевидно, что-то пошло не так.

Они медленно и осторожно направились к одиноко стоявшему Джет Сету, с уже давно остановленными, но еще не успевшими остыть двигателями; даже с расстояния в десять метров Гавриил, как и все остальные, ощущал их тепло.

Сфера же, витавшая над Мстиславом, теперь описывала местность, лихорадочно металась из стороны в сторону. Как выяснилось, она являлась неким подобием всевидящего ока и благодаря ей Виктор, находясь в своих покоях, мог в мельчайших деталях наблюдать за происходящим. Гавриил ошибочно принял сферу за высокотехнологичную видеокамеру, в то время как сфера работала по принципу сканера: считывая каждый миллиметр окружения, она передавала данные на огромные расстояния, при этом проецировала все в желаемых масштабах и мельчайших подробностях прямиком в специальный приемник, расположенный в комнате Виктора. Гавриил понял, почему покои Виктора были настолько просторны и выполнены в темных тонах, видимо, для более четкого отображения картинки. Вопреки всему догадка оказалась недостаточно верной, поскольку позже при личной встрече Виктор признался Гавриилу в том, что давно привык к темному цвету: он расслаблял, способствовал размышлениям, не отвлекал и попросту ему нравился. Он говорил так: если глаза не видят границ, то и мозг начинает мыслить безгранично.

Подойдя к Джет Сету почти вплотную Мстислав жестом руки остановил позади идущих, а после, остановился сам и, наклонив голову, почти прислонившись к самолету ухом, пытался вслушаться – мертвая тишина.

После немного затянувшейся паузы Мстислав, как бы подготавливая, окинул всех быстрым взглядом. Убедившись в готовности своей команды он, рукою вцепившись в наглухо закрытую дверь самолета, вырвал ее без малейших усилий, а уже спустя секунды сам Мстислав, Вера, Надежда и замыкающий их Гавриил находились в плохо освещенном салоне самолета. Сфера появилась только после того, как убедилась в отсутствии опасности.

Едва успел Мстислав переступить порог пассажирского салона, как свет зажегся, точно после окончания представления и, перед глазами их предстала ужасающая картина. Ужасающая настолько, что даже бесстрашная Надежда, потрясенная зрелищем, уткнулась лицом в грудь Гавриила, пытаясь спрятать глаза куда угодно, лишь бы не видеть окружающего ее кошмара. Ужас этот передался и Гавриилу, да так, что тело его стало ему совершенно неподвластным; он буквально застыл на месте, ему даже не удалось успокаивающе обнять Надежду, черные глаза которой увлажнились и, казалось, вот-вот зальются слезами. Веру, как и Гавриила на какое-то время парализовало увиденное. Ни одно лицо не способно было передать столько печали, горечи и грусти одновременно, сколько сейчас передавало измученное горем лицо Веры. Только Мстислав, не теряя над собой контроля, аккуратно ступал в места, не залитые черной, точно смола, кровью. Очевидно, подобное самообладание стоило ему немалых усилий. Он бродил меж убитыми и растерзанными телами, мучительно осматривая их.

– Виктор, Виктор, – сдавленным голосом взывал Мстислав, продолжая осматривать салон. Сфера молниеносно, почти беззвучно проникла внутрь и в мгновение ока полностью считала окружение салона самолета, точь в точь походившее на то, что обычно происходит внутри приостановившей свою работу мясорубки. Целиком выполненный в ослепительно белых, подчеркнуто дорогих тонах салон, играючи переливался черными кляксами и брызгами. Просторные кресла, расположенные вдоль салона, наполняли безжизненные и истерзанные многочисленными уродливыми порезами и глубокими укусами тела, очевидно совсем недавно принадлежащие Хранителям. Белоснежная обивка самолета была покрыта черными брызгами их крови, кое-где они размазывались по стенкам салона и заканчивались глубокими выщербленами, искорежившими металл. Гавриил уже видел похожее – в клетке, в которой был заперт относительно недавно. Мстислав, как и Вера, и Надежда наверняка догадались об этом намного раньше него, они знали о существе, способном сотворить такое, но не решались, отказывались произносить свои мысли вслух – не верили.

Очевидно, Хранители пытались сопротивляться, сражались, но к несчастью их участь была предопределена. Смертью. Гавриил никогда бы не разобрался в том кому конкретно принадлежали тела, поскольку головы, как и другие части тел были оторваны и беспорядочно разбросаны по салону. Более того, очевидным был и способ отделения голов: их не отрубали, как могло показаться на первый взгляд, а зверски вырывали прямо из тела. Словно свирепый и беспощадный ураган пронесся по салону самолета, калеча все вокруг.

Мстислав останавливался у каждого из четырех изувеченных тел и с горечью прикладывал к каждому из них свою руку, будто прикосновение окончательно убеждало его в реальности увиденного – Хранители мертвы. Даже Гавриил уловил отсутствие цели в этих убийствах. То было убийством ради убийства с неоправданной жестокостью. Вера тем временем, пытаясь сдержать подступающие слезы, разбитая смертью Хранителей, ходила меж их растерзанных тел опустошенная, замкнутая в себе.

Скорбящую тишину, тяжело повисшую в воздухе, прервал доносящийся из сферы неистовый, почти звериный, насквозь пропитанный безудержной яростью крик. Виктор, но уже не тот сдержанный и размеренный, каким его знал Гавриил, а какой-то совершенно иной, дикий Виктор орал так сильно, что даже сфера дребезжала от этого крика. Отчаянный вопль разбавился звуком трескающегося дерева, после которого крик Виктора сменился пронзающим ревом. Никто не мог утверждать наверняка но, кажется, все негласно сошлись во мнении о том, что красивейший предмет интерьера в обители Виктора – стол был вдребезги разбит. Предположительно о стену. Ничего удивительного в таком поведении Виктора не было, более того, оно вполне оправдано, поскольку сейчас Хранители – самые близкие из его окружения были зверски убиты и разорваны точно тряпичные куклы, а планы, выстраиваемые им на протяжении многих тысячелетий, рушились карточным домиком.

Отчасти Гавриилу, Мстиславу, Вере и Надежде несказанно повезло пребывать за сотни километров от Виктора, ведь совершенно неясно как он мог себя повести, будучи в порыве ярости и находясь рядом с ними. Также, одновременно, всем было лишь немного жаль великана Клима. Ему-то и не посчастливилось оказаться в эпицентре гнева Виктора, однако как позже стало ясно, Клим недвижимой статуей безмолвно наблюдал за разъяренным Виктором, пытавшимся в отчаянных попытках обуздать вспышку своей ярости; он ураганом метался из стороны в сторону точно в клетке. Клим стал свидетелем и того, как Виктор, выпуская пар, захлебываясь собственной злобой, несколько раз ногой вбил в пол останки вдребезги разбитого о стену искусно выполненного стола, следом за которым пострадало и глубокое то и дело, скрипящее своей кожей царственное кресло.

– Как это возможно? – Гавриил задал вопрос, ответ на который уже знал, но все же надеялся, что он окажется неверным, – Кто способен на такое зверство?

– Что, – бросил Мстислав, точно вынося кому-то приговор, с опаской продолжая разглядывать изувеченные тела. – Что способно на такое. Зверь.

Он тоже знал ответ, но противился озвучивать его, не верил. Ведь даже если допустить, что одной единственной особи каким-то чудом удалось уцелеть и выжить, то она никак не могла вырасти в мире, полностью контролируемом Бессмертными. Такого зверя не возможно не заметить, да скрываться совершенно не в их природе.

Вера и Надежда одернулись, точно проснулись от жуткого кошмара и наверняка поняли, о каком именно звере говорил Мстислав.

– Тебя ведь держали на нижних уровнях Библиотеки, Гавриил, в клетке? – почему-то поинтересовался Мстислав и, не думая дожидаться ответа продолжил: – Ты никак не мог не заметить их. Эти следы, глубокие царапины на стенах, Гавриил. Их оставили те самые твари, что в силах сотворить такое, – тут Мстислав, охваченный глубочайшей печалью, вновь оглядел безжизненные тела Хранителей и, скривившись лицом, назвал тварь во всеуслышание: – смилодоны.

– Невозможно! – тут же возразила Вера, разрезав рукой воздух, будто силой пыталась отогнать мысли об их существовании.

– Мы давно истребили их вид! – подхватила Надежда, говоря так, будто сама пыталась поверить собственным словам.

Мстислав, вдруг повернулся к Гавриилу, и некоторое время разглядывал его так, словно чего-то опасался.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил он, не сводя с Гавриила тревожного взгляда. – Необъяснимую бодрость, внезапный прилив сил?

Но Гавриил не чувствовал ровным счетом ничего и в подтверждении этого лишь отрицательно покачал головой.

Вновь обратив свой взор на изуродованные тела, Мстислав озадаченно свел брови. Глубокое непонимание охватило черты его лица, но даже из неведенья этого ему удалось извлечь полезную информацию: никто из Хранителей был не причастен к созданию Гавриила, иначе, в случае их смерти он бы почувствовал это; его неизбежно бы выдали силы, унаследованные и перешедшие ему после смерти создателя. И едва Мстислав успел принять свою версию за чистую монету, как вдруг, монета эта тут же обесценилась.

– Виктор! – решительно выпалил Мстислав, заметив некоторую странность в разорванных телах. – Тут четыре тела, – еще раз быстро пересчитав их глазами, Мстислав подтвердил, – Все верно, именно четыре.

Прищурившись, Мстислав быстро, почти моментально определил не только убитых Хранителей, чья смерть оказалась весьма страшной, но и Хранителя, по неизвестным причинам отсутствующего, а может и чудом спасшегося.

– Сусаноо, – едва шевеля губами и беззвучно, промолвил Мстислав, – Сусаноо, среди погибших нет, – уже совершенно точно установил Мстислав. Хранителя Сусаноо не постигла участь остальных. Он не сгинул. Его не забили как скот на бойне. Он жив.

Теперь, зная это, Виктор был спокоен. И спокойствие его заключалось отнюдь не в новости о спасении Сусаноо, оно заключалось в осознании того, что виновный жив, а значит наказание, уготовленное Виктором, непременно свершится. Виктор не просто так винил Сусаноо. Он прекрасно понимал – Сусаноо не спасся, его попросту не было на борту самолета, ведь в противном случае Мстислав бы непременно нашел его меж тел остальных Хранителей, или хотя бы нашел его останки. По мнению Виктора, отсутствие Сусаноо на борту свидетельствовало о двух вещах, а именно: Сусаноо знал о готовящейся западне, или же сам являлся ее инициатором. Виктор тут же отнес его действия к измене, и готов был приговорить его к смерти. Второе: Сусаноо в очередной раз ослушался прямого приказа Верховного Хранителя и, не предоставив объяснения своим действиям, так и не явился для запечатывания Предков. Это непослушание и полное игнорирование обязательств перед своей расой выводило Виктора из себя еще сильнее. Он презирал подобное даже пуще измены и потому, по понятным причинам, наказанием подобного деяния также служила смертная казнь. Следом, возможно незаслуженно, но вполне логично, Виктор обвинил Сусаноо и в создании Бессмертного из человеческого существа – Гавриила, а также похищении капсулы Предка. Повинным в этом Сусаноо вполне мог и не быть, однако этот ход по расчету Виктора мог ослабить бдительность настоящего виновника, если таковой существовал и виновник этот, расслабившись, непременно допустит ошибку и выдаст себя. Как бы то ни было, что-то необъяснимое, возможно чутье, а может интуиция, или острый ум подсказывали Виктору – изменником и виновником во всем непременно должен быть Сусаноо, во всяком случае, все крайне удачно на него указывало. Лишь на мотивы его действий Виктор не мог указать однозначно.

– Возвращайтесь, – из стальной сферы донесся теперь уже совершенно спокойный и лишенный всякого раздражения голос Виктора. – Мстислав, – спустя секунду добавил голос, – уничтожьте Джет Сет.

Мстислав вновь дотронулся до сферы, на этот раз двумя быстрыми касаниями и та вдруг замертво упала на пол. Вера кивком призвала Гавриила следовать за ней, после чего вся команда почему-то поспешила покинуть самолет и едва они успели выбраться, как раздавшийся на мгновение глухой хлопок искорежил фюзеляж, а затем и вовсе от самолета не осталось и следа. Видимо сфера служила не только своеобразным коммутатором, но и при острой необходимости выполняла функцию той гранаты обратного действия, принципом работы которой Мстислав похвастал перед Гавриилом в момент их первой встречи.

Перед тем, как сесть в автомобиль Гавриил еще раз, как бы прощаясь, напоследок, решил оглядеть место. Удивительно, но после использования сферы, от их присутствия не осталось и малейшего следа. Теперь все казалось совершенно безжизненным и пустым. "Интересно, – промелькнуло в голове Гавриила, – сколько еще подобных случаев было в их истории?" – так и не дав себе однозначного ответа на этот вопрос, Гавриил юркнул в черный Мерседес.

Обратный путь оказался много короче и куда более оживленным. В какой-то момент, вцепившийся в руль Мстислав, одернул от него руки и, нажав на небольшую кнопку на руле, запустил автопилот – ИССИ тут же перехватила управление. Само наличие автопилота ничуть не удивило рядом сидящего Гавриила, он просто несказанно, про себя, радовался тому, что его предположения касательно ИССИ и ее возможности управлять транспортом подтвердились. Сейчас ему было в разы интереснее происходящее в голове Мстислава. Он периодически в голос проговаривал связующую цепь своих мыслей и, толком ничего не разобрав, не уследив за ходом его мыслей, Гавриил решил начать спрашивать и Мстислав, понимая, что неведение может погубить и Гавриила, отвечал, поскольку сейчас каждый оставшийся Бессмертный был важен как никогда прежде.

– Смилодон, – начал Мстислав, сложив пальцы обеих рук у переносицы, – исключено. Их истребили. Это точно. Виктор сам руководил процессом, но если я не прав, и им чудесным образом удалось уцелеть, – после Мстислав попытался опровергнуть свои же догадки, – и если это действительно был смилодон, хотя это не возможно, – вновь подчеркнул Мстислав. – Почему сейчас?

Гавриил не отвечал, лишь слушал. Да и вряд ли он мог бы дать хоть какое-нибудь вразумительное объяснение. Мстислав же растирал ладонями лицо, а пальцами лоб, словно массировал мозг в попытках заставить его работать то ли лучше, то ли быстрее, а возможно и то и другое одновременно.

– Сусаноо, – бормотал Мстислав сквозь ладони, продолжая выстраивать свои догадки, – и его Бессмертные с геном Хранителей, – тут он убрал руки от лица и, выпрямившись на сидении, многозначно впился взглядом в Гавриила. – Он мог посадить на самолет одного из них вместо себя, но неужели его детище настолько сильно, что способно в одиночку расправиться с четырьмя Хранителями одновременно? Если так, то мы в беде, – заключил Мстислав, а позже подумал о возможной причастности серафимов.

О самих серафимах Гавриил не знал ровным счетом ничего за исключением того, что они изначально были агрессивно настроены, хотели убить его и Мстислав в попытках отогнать одолевающие его мысли, пролил свет на их Орден.

– Напрочь умалишенный, – охарактеризовал Гавриил Главнокомандующего серафима, где-то посреди разговора, – Как его зовут?

– Никак, – абсолютно серьезно ответил Мстислав, – у них нет имен. Они просто называют себя серафимами.

По изумленному выражению лица Гавриила стало понятно, что ничего более странного он в своей жизни прежде не слышал. Ему было сложно понять какой может быть жизнь человека, лишенного имени.

– Отказываясь от своего имени и отрекшись от прежней жизни, а также всецело лишая себя всякой индивидуальности, – продолжал свой краткий экскурс Мстислав, – они становятся одним целым. Во всяком случае, по их мнению, – Мстислав в очередной раз улыбнулся, вообще он улыбался, точнее, насмехался над серафимами постоянно, при любой удобной возможности, но сейчас, со смертью Хранителей, характерные ему улыбки давались ему с величайшим трудом. – Этот процесс "асоциализации" объединяет их, делает серафимов одним целым и помогает бороться со злом, – тут Мстислав прищурил глаза и, слегка пошатывая головой в разные стороны, оскалил свои жемчужного цвета клыки, как бы становясь этим самым злом, – в нашем обличии. Впрочем, ты был свидетелем того, насколько успешно им это удается.

– А убийство Хранителей? – справедливо заметил Гавриил, – Если серафимы настолько слабы и незначительны, как они смогли одолеть самых сильных из вас?

– Они вовсе не слабы, – отмахнулся Мстислав, покачав головой. – Вспомни, Гавриил, если бы не имбанитовая броня, уже при первой встрече тебя бы расчленили.

– Тебя же не было рядом! – вскипел Гавриил от непонимания того, как Мстислав, зная о происходящем, не поспешил ему на помощь.

Мстислав в очередной раз разошелся хитрющей улыбкой, а затем объяснился:

– Ты был на крючке ИССИ. К моменту твоего падения она… Держала руку на пульсе, назовем это так. Если бы она заключила уровень опасности выше нормы, то приняла бы меры. Ты был в безопасности, Гавриил, – Мстислав запнулся, будто бы размышлял о том, стоит ли продолжать мысль, и, видимо решив, что стоит, добавил: – да и чего уж скрывать, обычно мы так никогда не делаем, но подвернулся случай и я очень хотел посмотреть на тебя, совершенно не подготовленного, и на то, как ты будешь справляться.

– И как? – уже спокойнее и не столь раздраженно поинтересовался Гавриил, – я справился?

Вновь ответом послужила хитрющая улыбка, по существу никакого ответа не давшая. Гавриила поражало, то, как Мстиславу удавалось держаться в свете случившегося, он начинал восхищаться его выдержкой и чувством самообладания.

– Значит, серафимы бы не смогли? – заключил Гавриил.

– Только не в одиночку, – и вновь Мстислав, не подавая виду, погрузился в раздумья; в его голову с новой силой начали проникать мысли о предательстве, – а вот сговорившись с одним из Хранителей, весьма вероятно.

Мстислав помрачнел. Мысли об измене явно претили всему его естеству, но в одном он себя уверил – если Сусаноо в действительности окажется предателем, то Мстислав во что бы то ни стало, убьет его, даже ценой собственной головы.

– Нужно только понять зачем, – почему-то вслух произнес Мстислав, и, осознав это, обратил свой взор на чрезвычайно вопросительную гримасу Гавриила, продолжил уже, как бы спрашивая его: – зачем Сусаноо предавать Виктора и всех нас сейчас? Мы ведь еще так далеки от главной цели.

Гавриил только пожал плечами, но все же решил поделиться с Мстиславом версией, основанной на своих недавно полученных знаниях и наблюдениях:

– Сусаноо не из тех, кто разделяет взгляды Виктора относительно его кампаний, не так? Также Сусаноо определенно имеет свое видение мира и эти его опыты с генами Хранителей – что это?

– Этот эксперимент, – говорил Мстислав, совершенно не скрывая своего к нему презрения, то и дело, создавая отвратительные гримасы на лице, – конечной целью которого является попытка воссоздать нашу расу без использования человеческой оболочки, как сосуда. Нельзя! – вдруг резко вспыхнул Мстислав, – Нельзя вырастить Бессмертного из пробирки!

В его словах чувствовались злоба и нечто явно бьющее Мстислава по его самолюбию. Ему явно не нравился не только эксперимент, но и сама его концепция. По мнению Мстислава подобного рода занятия ниже всякого достоинства и абсолютно аморальны. Тем более, что раса Бессмертных очень далека от вымирания и создавать их подобия здесь на Земле – просто возмутительное неуважение и бесстыдство. Дав понять свое отношение к Сусаноо, Мстислав похвалил Гавриила и его умозаключения: – Твои наблюдения ценны, Гавриил, но это было бы слишком просто и очевидно. Сусаноо не настолько глуп, – Мстислав запнулся, – а может, считает нас довольно глупыми. В любом случае, пока мы не найдем виновного и не установим его цель, будем на несколько шагов позади.

– Ну, – смело и несколько самодовольно вступил Гавриил, – цель-то нам как раз известна, – и только после того, как увидел измученное ожиданием ответа выражение лица Мстислава, разойдясь широкой улыбкой, добавил: – нас всех хотят убить.

Улыбка на лице Гавриила растворилась, едва он успел закончить фразу. "Нас, – мелькнуло у него в голове, – Бессмертных". Он был несказанно этому рад и все еще надеялся на то, что ему не придется убивать Сусаноо, а может и не придется умереть пытаясь. Гавриил наивно полагал, что в сложившейся ситуации, Виктор найдет другое решение. Ведь смерть четырех Хранителей из шести должна была что-то изменить, как-то повлиять на ход событий, наверняка будет не просто найти им замену, да и возможно ли?

– Сколько нас осталось на Земле? – поинтересовался Гавриил.

– Нас и было не много. Тебе пальцев обеих рук хватит, чтобы пересчитать, – и Мстислав перечислил всех оставшихся и с каждым новыми именем голос его становился все более печальным. – Виктор, Катерина, Вера, Надежда, Клим, я, Сусаноо и ты.

– Так мало? – ошарашенный этим знанием, вслух спросил сам себя Гавриил. Ему не верилось в то, что контроль над семимиллиардной планетой заключался в руках горстки сверхъественных существ – инопланетян, застрявших на Земле по воле рока.

Мстислав посмотрел на Гавриила каким-то прискорбным взглядом, будто сожалел о том, что может наступить момент, когда ему придется убить и Гавриила, в случае, если тот окажется творением Сусаноо и будет представлять угрозу.

– А как же серафимы? Их много?

– Если они причастны к смерти Хранителей, то к нашему возвращению Виктор наверняка направит нас зачистить их базу, – на этот раз в его голосе проскальзывали нотки невиданной бодрости, той самой, что искрилась в нем, предвкушая новое сражение. – Их Башню, – в очередной раз, высмеивая и явно с издевкой добавил Мстислав.

"Всех убить" – вдруг молнией ударила мысль в голову Гавриила и он, уже силою одернулся, как бы изгоняя из себя эти непонятно откуда взявшиеся назойливые мысли.

Мстислав, ошибочно полагая, что вопросы Гавриила иссякли, обхватил руль и, нажав на кнопку, вернул управление в свои руки. Дорога давно перестала извиваться и сейчас, была совершенно прямой. Лесистая местность, прежде окутавшая их таинственным мраком, постепенно отступала, уступая место ночным фонарям и их тусклому свету. Мстислав включил фары. Их ближний свет, казалось, разгонял туман прямо перед капотами их черных машин. Вместе с фарами, включилась и заиграла привычными огнями приборная панель. Машины Веры и Надежды синхронно проделали тоже самое. Мстислав превосходно видел и без света фар, все это делалось лишь для того чтобы не обращать на них лишнего внимания. А Гавриил, наблюдая сквозь затемненное окно, как все чаще и чаще начинали мелькать огни реклам и всевозможных вывесок, думал о том, как ему не терпелось вновь влезть в бронированный костюм и поиграть в войнушку.

– Вас не особо огорчила смерть Хранителей? – не сдержав любопытства, наконец, затронул, как ему ошибочно показалось больной вопрос Гавриил.

– На самом деле тебе интересно, почему мы, будучи там не залили все слезами? – парировал Мстислав и после того, как Гавриил кивнул в ответ, продолжил лишенным всяческого горя голосом: – Нам несвойственны сантименты, Гавриил. Они отвлекают, делают тебя слабым и уязвимым. Реакция Веры и Надежды, свидетелем которой ты стал, была чуть ли не самым сильным проявлением уважения и глубочайшей скорби, однако их беспокоит не только смерть Хранителей, но и ее последствия. Виктору придется взять под свой непосредственный контроль их регионы.

– Регионы?

– Именно, – утвердительно кивнул Мстислав, – Пять Хранителей, каждый из которых курирует развитие своего региона по указаниям Виктора, – Мстислав скорчился в угрюмой гримасе, очевидно, он был далек от управленческой структуры и более того, по всей видимости, она его крайне утомляла, – Это крайне нудная тема, Гавриил. Будь уверен, Виктор справится, Земля – все равно, что кукольный домик в сравнении с тем, чем ему довелось управлять прежде. Более того, я уверен, Виктору это даже в радость. Управлять и руководить – его прямая обязанность. Он выбрал Сословие Правления и обучался его тонкостям точно так же как и я, познавал ремесло защитника, избрав Сословие Воинов-Стражей.

– Так значит, – Гавриил замешкался, пытаясь высказать свою мысль максимально правильно и нужными словами, хотя раньше всегда говорил, а уже потом обдумывал сказанное, – физически ты сильнее Виктора?

– Нет, – невозмутимо но, все же усмехнувшись, ответил он, будто ждал этого вопроса, – Наши физические возможности примерно одинаковы, однако мои все же несколько превосходят его, поскольку отточены временем и опытом до совершенства, а вот, например, с Климом все несколько сложнее, – признался Мстислав. – Кто-то из его рода, по всей видимости, являлся Способным и, обретя бессмертие, Клим стал более быстрым. Он прекрасно чувствует свою скорость и контролирует ее, но все же моей реакции достаточно и я могу уследить и предугадать его действия, но ты… Твоя скорость иная, Гавриил, ты очень быстрый. Наблюдая со стороны, мне кажется, будто ты исчезаешь в одном месте и появляешься в другом.

– Телепортируюсь? – стараясь не потерять самообладания, переспросил Гавриил, а в мыслях его уже крутились всевозможные сценарии использования этой способности.

Мстислав съежился в лице и покачал головой: – Нет, телепортироваться мы не умеем. Во всяком случае, не умели до Земли и вряд ли можем сейчас.

Мысли Гавриила тут же улетучились.

– Если ты сильнее Виктора, – неумолимо продолжал расспросы Гавриил, – почему бы тебе не занять его место?

Мужественные черты лица Мстислава опять поразила усмешка, еще более явная, чем была прежде. Он словно ребенку объяснял Гавриилу, что такое хорошо и что такое плохо.

– Для начала, я не знаю о способностях Виктора. Его приняли в Сословие Правления, значит, его мозг потенциально сильнее моего и может обладать возможностями, во много раз превосходящими любую грубую силу. И Виктор, – тут Мстислав слегка повысил интонацию, как бы заостряя внимание и подчеркивая исключительные управленческие навыки Виктора, – будучи лучшим лидером из всех, кого мне доводилось видеть, еще ни разу не дал повода усомниться в нем и правильности его решений.

– Мне кажется, Хранители бы с тобой не согласились, – улыбнувшись уголком рта, язвительно заметил Гавриил.

Плечи Мстислава затряслись от беззвучного смеха, кажется, он уже и забыл, что совсем недавно предводители его расы были зверски убиты. Гавриил нашел такое поведение весьма удобным и практичным, но с ним было сложно свыкнуться, в силу еще не полностью покинувших его человеческих норм и морали. Впрочем, Гавриил искренне верил в неизбежность наступления того дня, отделившего его от всего человеческого, когда он и сам сможет переносить горечь утраты столь легко и просто.

– Но это не главное, – продолжил Мстислав, и голос его сменился будто бы он намеревался раскрыть Гавриилу какую-то государственную тайну, – Меня не влечет сама суть управления, она не пробуждает во мне интереса, не наполняет мое существование смыслом и не приносит в него никакой радости, не оправдает его цели, – черные глаза Мстислава вспыхнули невиданной энергией, и произносимые слова стали вылетать из его уст все быстрее и быстрее: – Оно никогда не сравнится с тем чувством превосходства, непередаваемой энергией, сопровождающей каждое твое движение в момент, когда ты отнимаешь чью-то жизнь, защищая свою расу, их покой, а потом еще и еще, – взахлеб продолжал Мстислав, будто бы вновь воспроизводил в памяти бесчисленное множество совершенных во благо убийств, – и еще, – наконец закончил он и после, уже спокойно, как ни в чем не бывало, добавил: – Я, как и Вера, Надежда, другие воспитанники Сословия Воинов-Стражей никогда не захотим и не сможем править. Таково наше воспитание. Наш удел – вершить волю Правителей, и в этом нам нет равных. Как и нет равных Правителям в правильности их решений. Каждое Сословие по-своему сильно, будь то Сословие Воинов-Стражей, Ученых-Мастеров или Сословие Правления, но, только объединившись, мы становимся абсолютно непобедимыми.

За этими разговорами Гавриил и не заметил, как они вновь оказались в черте города, а немного позже – в знакомых и уже почему-то ставших родными стенах здания Виктора.

 

ГЛАВА 11

Покидая лифт, двери которого вели прямо в просторные покои Виктора, Гавриил взглядом столкнулся с человеком лет шестидесяти, его грубую голову кубической формы обрамляли седые, аккуратно подстриженные бобриком волосы. Человек этот хоть и был одет в скромный деловой костюм, по всей видимости, носившийся довольно редко и с явным пренебрежением, выглядел все же крайне уверенно, а в ожидании лифта стоял, даже вопреки своему возрасту, ровно, как солдат на плацу. Едва заметно, быстро кивнув головой, он с явной не охотой, изогнув каждую линию на своем щедро усыпанном старческими морщинами лице, вынудил себя поприветствовать Мстислава, Веру и Надежду. И как только они покинули лифт он мигом, не теряя ни минуты времени, уверенно шагнул внутрь и, выпрямившись по стойке смирно, боковым зрением, в явном нетерпении и крайнем раздражении, будто метался в отчаянных попытках чего-то избежать, наблюдал, как перед ним закрывались массивные двери лифта.

Как выяснилось, человек этот всеми силами пытался скрыться от пронзающего взгляда Виктора, хищно провожавшего его до самых дверей. Лицо Виктора, как впрочем, и он сам, было спокойным, даже непривычно умиротворенным. В какой-то момент, Гавриилу показалось, что недавнего приступа ярости, свидетелем которого ему довелось стать в самолете, и не было вовсе. Однако разбитые в дребезги деревянный стол и кресло позади Виктора, переломанные останки, которых почему-то до сих пор никто не убрал, уверили Гавриила в обратном.

Виктор встречал их широченной победоносной улыбкой, казалось, он уже сам установил виновников и наказал их. Так оно и вышло. Гавриил, Мстислав, Вера и Надежда прибыли как раз к моменту "наказания".

– Виктор, это, – начал Мстислав, но мгновенно был учтиво остановлен жестом руки Виктора.

– Серафимы, – отовсюду начал доноситься до невозможности нежный синтезированный голос ИССИ. – Девяносто пять процентов совпадения. Шесть человек, двое из которых уроженцы Индии, один – северной Африки, а оставшиеся три – выходцы из Китая. От каждого из них отказались после рождения. Также, мне удалось обнаружить следы грузового транспорта, аналогичные встреченному вами ранее. С одной лишь разницей – давление на грунт этой машины превосходит первую, на почти пятьсот килограмм, если быть точной, – после этого объявления в воздухе повисло некое, почти не ощутимое напряжение. – По данным, считанным из салона Джета, а именно: крови, клочьям шерсти, слюны, а также экскрементам, по очевидным причинам не принадлежавшим Храни…

– ИССИ, – скривившись лицом, но все же весьма уважительно перебил Виктор, – ближе к сути, будь добра.

– …это особь самца смилодона, но еще молодая и выращенная в явно лабораторных условиях.

На лице почти каждого из присутствующих промелькнул давно забытый страх перед древним хищником, однако он быстро сменился воинственной уверенностью и неукротимым желанием окончательно уничтожить этот пережиток прошлого. Кроме, пожалуй, Виктора, чей проницательный взгляд был полностью посвящен скромно стоявшей неподалеку Лидии. Ее, после услышанной новости об уцелевшем смилодоне, переполняло чувство надежды – именно кровь этого существа могла подарить Лидии шанс на новую жизнь. Но ведь Виктор никак не мог знать этого, не мог рассчитывать на то, что в мире каким-то чудом выжила еще одна особь. Лидии думалось, что Виктору либо несказанно повезло, либо в его запасах все же оставалось немного крови древнего хищника и он берег ее для особого случая, продлевая жизнь Лидии своей собственной кровью.

Гавриил, со свойственным ему негодованием, пытался понять то, как ИССИ удалось получить настолько достоверные данные, да еще и точное количество человек, присутствующих тогда у Джета. Неужели сфера, что парила над Мстиславом в самолете Хранителей, позволяла собирать и выдавать все в мельчайших деталях? Очевидно, позволяла. Каждое новое открытие о Бессмертных все больше убеждало Гавриила не только в их могуществе, но и в необъяснимом умении не поддаваться соблазну этого могущества. Имея, пожалуй, безграничные возможности, образ жизни Бессмертных казался ему совершенно не соответствующим. Виктор – самое могущественное создание на Земле практически не покидал четырех мрачных стен, внутри которых не было буквально ничего, никаких излишеств, как-то подчеркивавших его власть и силу. Клим, безмолвной статуей неустанно охранявший покой своего создателя так, словно во всем мире не существовало никого кроме Виктора. Мстислав, по-настоящему живущий только в разгаре битв и сражений, Вера и Надежда, искренне радовавшиеся тому, что они есть друг и друга. Лидия, смиренно ждавшая возможности прожить жизнь иначе, и, Катерина – женщина, обескуражившая Гавриила с самой первой их встречи, с первого взгляда. Увы, Гавриил не знал о ней ровным счетом ничего, кроме, пожалуй, того, что она обладала поистине неземной красотой и была единственной, кто хоть как-то использовал свое над людьми превосходство. Где она сейчас? Катерина непостижимо глубоко врезалась в память Гавриила и заполонила собой почти все его мысли. Он боялся подобных чувств, всегда сторонился подобных мыслей. Привязанность, считал он, слабость. Но сейчас, что-то изменилось. Его необъяснимо тянуло к ней каждую свободную секунду, а мысли его, необратимо возвращались к Катерине и ее пленительной, обезоруживающей красоте; некое необъяснимое, граничащее с маниакальным, влечение.

– Раз уж мы нашли виновника, не пора ли собраться и как следует проучить их? – буйно разворошил воцарившуюся тишину Гавриил. Мстиславу идея окончательно разгромить серафимов, несомненно, понравилась, да и Вера с Надеждой были явно не против.

– Гавриил, Гавриил, – несколько поучительно протянул Виктор, – взять дубинку и отправиться стучать ей по головам, можно было и в каменном веке. Технологии развиваются не просто так, – надменно улыбнувшись, как-то двусмысленно закончил он и, в который раз окинув взглядом свои наручные часы, направился к хаотично мерцающей, восходящей к высокому, казалось, недосягаемому потолку, мрачной стене. Остальные машинально последовали вслед за ним.

– Человек, повстречавшийся тебе у лифта, – не оборачиваясь, Виктор рукой указал куда-то, вслед уже давно ушедшему мужчине, – самый влиятельный генерал армии США, – не останавливаясь и не поворачивая головы, он продолжал говорить: – во многом, благодаря нам он получил свое звание, а его организация – военные базы практически по всему миру. Он, как истинный патриот своей страны, делал все это не только из бесконечной верности своему государству, но и ради, – Виктор остановился, подойдя к темной мерцающей стене достаточно близко и только после, развернувшись, добавил: – благополучия своей единственной дочери. Как удивительно, – впервые, похоже, в искреннем непонимании, Виктор взмахнул плечами и головой, – подобный альтруизм у человека, я встречал лишь дважды и что занимательнее всего, – в голосе Виктора начали проскальзывать едва заметные нотки восхищения, – оба они, так или иначе, относятся к военному делу. Поразительно! Натурально не укладывается в голове, – судорожно подергав пальцами рук у высокого лба, закончил он.

– Дочь хотя бы привлекательна? – совершенно бестактно рубанул Гавриил, на что Виктор отреагировал глубочайшим сожалением, закрыв глаза; кажется, ему было стыдно за Гавриила, совершенно недостойного обретенного им дара, – Что он попросил? – Гавриил не прекращал попытки удовлетворить свое вдруг разыгравшееся ненасытное любопытство.

– "Я уже довольно стар, скоро выйду на пенсию, а через пару лет сдохну в собственном дерьме, сидя в потрепанном кресле, наблюдая очередной матч. Мне уже ничего не нужно…" – Виктор цитировал настолько точно, детально передавая интонацию и мольбу в голосе, будто генерал просил его об этом какие-то мгновения назад, – "…но моя дочь, моя ненаглядная и любимая Шэрон! – на лице Виктора проступили десятки мимических морщин, брови изогнулись в молящем сожалении так, словно он сам любил Шэрон всем своим сердцем. – Я прошу Вас сделать все, чтобы после моей смерти она ни в чем не нуждалась".

По какой-то причине просьба генерала тронула Гавриила, насквозь пробив его черствую броню безразличия. Возможно потому, что от своих родителей он бы никогда не получил такого радушия, любви, заботы и стремления защитить свое чадо даже после смерти. Любопытство продолжало распирать Гавриила и с каждой секундой одолевало его все больше. Он не мог лишить себя удовольствия узнать о том, как Виктор отблагодарил генерала, точнее, его дочь, но ответ на заданный вопрос не оказался не столь радужным:

– Ни в чем не нуждалась, – Виктор еще раз в полголоса повторил слова генерала, а затем, одернулся головой, брови его взмыли вверх, а глаза раскрылись как-то неестественно широко, он будто силой, вызволил себя из тех воспоминаний. – Ни в чем не нуждаются только мертвые, Гавриил, – похолодевшим голосом и еще более леденящим взглядом закончил Виктор. После этих слов темная стена за ним начала мерцать интенсивнее пока, наконец, не стала показывать какой-то большой участок земли. Виктор сиюминутно развернулся к стене и впился в нее жадными глазами.

Поначалу Гавриилу показалось, что это своего рода статичная карта и Виктор вот-вот начнет излагать тактику боевых действий, но несколько позже он понял – перед ним, на стене, распростерлась живая местность и трансляция велась с высоты птичьего полета. Это был спутник, по какой-то причине пристально наблюдавший именно за этой большой, на вид неимоверно спокойной, усеянной самыми разными деревьями холмистой местностью. И казалось, каждый из присутствующих кроме, разумеется, Гавриила, прекрасно и очень давно знает каждый миллиметр этой, казалось, девственной, не тронутой человеком земли.

– Это Башня, Гавриил, – вдруг начала нашептывать Вера за его спиной. – Башня Серафимов.

– Она уже очень долгое время служит пристанищем для пяти с половиной тысяч подготовленных воинов, – тем же шепотом продолжила Надежда, – готовых без малейшего сомнения принести себя в жертву своему главному и единственному делу – сохранению человечества.

– Пять тысяч шестьсот, – непоколебимо поправил Виктор. – Сегодня утром прибыли завербованные новобранцы – новорожденные, от которых отказались родители, сироты, бездомные, некоторые из детских домов, отличающиеся физическими данными. Все, кто в будущем сможет уверенно держать оружие и выполнять волю Главнокомандующего, – заключил Виктор.

– Но я не вижу здесь никакой башни, – справедливо заметил Гавриил, пристально всматриваясь в окрестности показываемой местности в неудачных попытках найти ее. Действительно, не было ничего даже отдаленно похожего и напоминающего возвышавшееся над землей строение.

– Когда-то там и впрямь была башня, Гавриил, – уже не шепча говорила Вера.

– Правда, природа и время оказались не столь благосклонны к ней и потому, сейчас от нее осталось одно лишь название, – любезно объяснила Надежда.

– Сама же "башня" уходит на длинные километры глубоко под землю, надежно сокрывшую ее существование от всего человечества, – закончила Вера. С каждым разом, их манера речи – досказывать мысль друг за дружкой, все больше и больше начинала нравиться Гавриилу. В эти моменты, он наблюдал и слушал их в особенном умилении. Сейчас они были точно ангел и бес, говорящие ему что-то с обеих сторон, но кто из них был ангелом, а кто бесом Гавриил не знал, впрочем, это было и не важно, поскольку обе они были совершенно одинаковы, одинаково красивы, одинаково желанны.

– Вы все время знали о том, где прячутся серафимы и ничего не делали? – наконец оторвавшись от исследования карты, возмутился Гавриил.

– Они никогда по-настоящему мне не мешали, – леденящим голосом Виктор моментально пресек его волнение, – более того, их жалкие попытки меня забавляли. До сегодняшнего дня.

Заключительные слова Виктора прозвучали точно приговор. И едва он успел договорить, как на стене быстро промелькнули две почти не заметные точки, похожие на самолеты-истребители, а мгновение спустя, стена, отчетливо разразившись четырьмя последовательными вспышками, залила почти всю комнату оранжево-желтыми тонами. Отражавшееся в беспросветно черных глазах Виктора пламя, оставленное взрывами, с неописуемой жадностью пожирало небольшие участки земли и деревья, попавшие под удар. Это зрелище, как и само пламя явно приносили Виктору немалое чувство удовлетворения и удовольствия.

– Это все? – отрывисто проговорил Гавриил, – Ты убил их?

– И, да и нет, – без малейшего сожаления в голосе ответил Виктор, не отрывая переполненного наслаждением взгляда от своего миниатюрного Армагеддона. – Самолеты разбомбили четыре потайных входа и выхода, ведущих в Башню. Обломки навсегда похоронят серафимов под собой. Тех, кого не убило взрывом, убьет пламя, кто-то задохнется дымом, а тем, кому не посчастливилось умереть мучительной смертью от ожогов, провизии и припасов хватит на полгода, или на год, если они будут бороться за свои жизни, может даже на полтора, если решатся поедать друг друга, уповая на спасение. Но в результате, каждый из них неизбежно умрет. Они будут умирать медленно, изнурительно и каждый хриплый и истощенный вздох перед смертью будет служить напоминанием о том, кто позволял им жить.

Сейчас, став свидетелем акта безжалостного уничтожения, Гавриил понял, кто стоял перед ним. Он увидел Виктора, настоящего Виктора. Не прекрасного лидера и исключительного управленца, каким его считал и описывал Мстислав, не справедливого и преданного своей малочисленной расе Бессмертного – нет. Перед Гавриилом во всей своей красе предстала машина. Холодная, расчетливая, не ведающая страха, боли и пощады машина. Ей было чуждо сострадание, любовь. Машина прекрасно понимала созданный ею мир, она знала, как им управлять, за какие рычаги тянуть и какие кнопки нажимать, обеспечивая его функционирование. Она действовала без малейших угрызений совести во имя высшего блага, которое, разумеется, определялось ей же.

– Итак, с серафимами покончено, – несколько взбодрившись, с невиданной легкостью произнес Виктор и, медленно обратив свой взор на Гавриила, неспешно направился в его сторону, – Гавриил, – говорил он немного приглушенным и осторожным голосом, будто боялся его спугнуть тем, что собирался рассказать нечто явно нехорошее, злое, – теперь твой черед.

Гавриил в страхе невольно попятился назад, но Виктор успокаивающим движением руки тут же остановил его.

– Я не собираюсь убивать тебя… пока, – то ли шутки ради, то ли совершенно серьезно добавил Виктор, было не ясно, поскольку речь его сопровождалась ехидной, безупречно скрывающей истинные намеренья улыбкой, – Ты невероятно ценен, Гавриил, знай это. Пробил твой час внести свою лепту, свой вклад в историю нашей расы. Лидия! – вдруг воззвал Виктор и та, сию минуту приблизилась. – Сусаноо наверняка ждет вашего визита, не следует заставлять Хранителя томиться ожиданием. Гавриил, – голос Виктора неожиданно подобрел, – не стану скрывать и хочу быть предельно с тобой честным, – Виктор в искреннем сочувствии опустил голову, и затем, резко подняв ее, как бы отгоняя все то, ужасное, что могло приключиться с Гавриилом, продолжил: – В первую очередь я рассчитываю на то, что Сусаноо не станет убивать свое прекрасное творение, но все же, тебе наверняка не удастся вернуться, ты умрешь. Я осознано отправляю тебя на верную погибель. Я знаю Сусаноо очень давно, он намного опытнее, хитрее и сильнее тебя, но знай, твоя смерть не простое расточительство. Сусаноо знает о том, какой потенциал скрыт в тебе потому, при встрече бросит на тебя все свои силы и, тем самым раскроет мне свои карты, – Виктор говорил все увереннее, красноречие его вышло на какой-то совершенно новый, немыслимый уровень и Гавриил наивно проникался каждым его словом. – Это даст мне возможность изучить его и подготовиться. Гавриил, если ты поверишь в себя и свои возможности так же, как я верю в тебя, то ты без сомнений справишься, преодолеешь любые испытания! Я посылаю с тобой Лидию, – Виктор, едва выпрямив руку, указал на нее, – она поможет тебе добраться незамеченным и подготовит тебя, – он уже чуть ли не сверлил Гавриила своим пронзающим и одновременно воодушевляющим взглядом, – Вернись, и, я, как и обещал, сделаю тебя великим. Убей Сусаноо и ты отстоишь не только свое право на жизнь среди нас, но и получишь все его привилегии и возможности.

Закончив свою неимоверно вдохновляющую речь, Виктор отступил, но глаз с Гавриила не сводил, пока не убедился в том, что он готов и переполнен нерушимой решимостью.

Поистине неожиданным для Гавриила оказался поступок Веры. Благодаря своим длинным и весьма стройным ногам, она за несколько уверенных в тоже время изящных шагов встала перед Гавриилом и, схватив его за плечи, пожелала удачи. Мстислав и Надежда ограничились кивками, но даже в них читалась легкая нотка переживания. Гавриил почему-то был абсолютно уверен в том, что это было своего рода прощанием и где-то внутри, его вдруг кольнуло – прекрасной Катерины он, по-видимому, больше не увидит. Ему становилось грустно, но одновременно с этим, он чувствовал, как впервые в жизни сделает что-то действительно важное, станет частью чего-то большего, пусть и не до конца осознавая всей картины. Его переполняло чувство гордости за самого себя и неспроста, а вполне обоснованно. Вряд ли еще когда-нибудь самому обыкновенному портовому грузчику посчастливится оказаться в подобной ситуации, пусть и с неудачным концом.

Лидия со свойственной ее возрасту медлительностью с некоторым сочувствием взяла Гавриила под руку и неспешно направилась к уже открывшимся дверям лифта.

***

Оказавшись в просторном, плохо освещенном помещении, усыпанном массивными квадратными колоннами с низкими потолками, Лидия медленно, как бы стараясь отсрочить гибель Гавриила, насколько это было возможным, вела его к черному развозному фургону, рядом с которым все так же мрачно и безмолвно стоял Клим.

Лидия была на удивление молчалива. Возможно, прекрасно понимала, чем обернется эта поездка для Гавриила и не хотела почем зря подвергать его еще большему волнению.

– И где находится главный негодяй – Сусанно? – с некоторой радостью в голосе поинтересовался Гавриил, переполненный совершенно неуместным оптимизмом. Лидии показалось, что полное отсутствие страха у Гавриила обусловлено неполным пониманием ситуации, в которой он оказался, а сам факт того, что в ближайшее время он может умереть и вовсе казался ему незначительным.

– Япония, – на выдохе проговорила Лидия, – Сусаноо в Японии, на острове Ганканджима.

И только Гавриил успел услышать про местонахождение Сусаноо, как его вмиг охватило неясно откуда взявшееся чувство вдохновения и приятного трепета. Он обрадовался не только неожиданно представившийся возможности увидеть мир, другой, не тот, в котором он вырос, жил и работал, он также обрадовался и тому, что умереть ему выпала честь вдалеке, прежде вдоволь насладившись красотами и возможно культурой другой страны. Но сейчас, Гавриил еще не понимал, что к его глубочайшему сожалению, эти мысли – лишь несбыточные мечты и первой ступенью к осознанию этого явилось средство, благодаря которому он должен был незаметно оказаться в Японии.

– Серьезно? – с явным расстройством выдал Гавриил глядя на то, как Клим открыл грузовую дверь фургона и легким движением руки вынул из кузова искусно выполненный в дереве ящик черного цвета. – Гроб?

– Разумеется, гроб, – как ни в чем не бывало, парировала Лидия, – Ты себя в зеркало видел?

Замечание оказалось дельным, ведь Гавриил и вправду не видел своего отражения довольно давно. Даже будучи смертным, он редко смотрел на себя в зеркало, но сейчас, он не придал этому особого значения и решил не ставить под сомнения хитрость и знания Лидии; хотел максимально, насколько это было возможным, сконцентрироваться на предстоящей задаче.

– Если мы воспользуемся одним из наших Джетов, Сусаноо неизбежно узнает об этом, – с сожалением объясняла Лидия, – У него появится время на подготовку, и тогда ты точно умрешь, а так, – она легонько кивнула головой, указав на гроб, – у тебя будет небольшое преимущество. Мы отправимся самым обычным, международным рейсом. После чего попадем в Нагасаки, а уже оттуда ты отправишься на сам остров. Документы готовы, у меня даже есть, – она спешно откинула крышку гроба и достала из него небольшой лист бумаги, – твое завещание! – воскликнула Лидия и, подергав свертком в воздухе, продолжила: – Завещание, в котором ты, просишь свою мать, – она учтиво и почтенно обвела себя изящным, похоже, танцевальным движением руки, – То есть меня, после твоей смерти кремировать тебя и развеять твой прах в Японии, в память о твоем отце, когда-то героически отдавшим там свою жизнь.

Лидия в притворном отчаянии бросилась на грудь Гавриила и, играючи разрываясь горем от потери единственного сына, казалось, вот-вот зальется слезами, как первоклассная актриса театра или кино.

– Единственного сына! – завывала истерзанным голосом Лидия, постукивая своим хиленьким кулачишком по жилистой груди Гавриила, – Единственного! Любимого сына!

– Обязательно так сложно? – подобные сантименты, даже так идеально изображенные, всегда отталкивали Гавриила.

– Да нет, конечно, – тут же равнодушно проговорила Лидия, от горя уже не осталось и следа; первоклассное получилось представление, – Виктор все давно устроил, – и, с трудом откинув вторую часть крышки гроба, она добавила: – Полезай и не ерзай внутри.

Гавриил неспешно и аккуратно расположился в гробу, который к слову, оказался довольно комфортным. Клим несколькими уверенными движениями закрыл крышку и, внутри воцарилась беспросветная темень. Правда она совершенно не мешала Гавриилу – видел он отлично, вот только смотреть в действительности было не на что, разве только на атласную обивку гроба алых тонов. Он отчетливо услышал протяжный скрип закрывающихся дверей, а после, звук заведенного двигателя. Гавриил почти не почувствовал, как машина тронулась с места. Водитель был явно опытен и, видимо, нисколько не переживал за то, что перевозит сверхъестественное существо в гробу своего кузова, или наоборот, был совершенно спокоен, зная, кого перевозит. Как бы там ни было, ни одна из догадок Гавриила не оказалась верной.

– Нервничаешь? – вдруг раздался знакомый синтезированный голос ИССИ и Гавриил, несколько удивленный ее присутствием, одернулся.

– ИССИ? Ты здесь? – в искреннем изумлении осведомился Гавриил.

– Разумеется, – отчитался невидимый голос. – Я веду машину. Удаленно.

– Как я тебя слышу?

– Динамики в машине. Они транслируют меня.

Гавриил поджал губу в осознании того, что в очередной раз задал глупый вопрос.

– Итак, ты нервничаешь? Или ты просто взволновался, вновь услышав мой приятный голос?

Голос ИССИ был действительно довольно сладким на слух хоть и отчетливо отдавал какими-то компьютерными, не живыми нотками, но, все же, услышав про симпатию к машине, Гавриил едва заметно скривился.

– Не переживай, ты тоже не в моем вкусе, – быстро и с явной иронией проговорила ИССИ и это заставило улыбку появиться на лице Гавриила.

– Нервничаю, немного, да, – наконец признался Гавриил.

– И правильно делаешь, – заметила ИССИ. – Тебе наверняка известно – человеческий мозг живет еще некоторое время после смерти своего носителя.

– Та-а-ак, – протянул Гавриил, готовясь к очередной порции информации.

– Мозг Бессмертного живет еще около часа.

– То есть после того как ему отрубят голову?

– Да, – подтвердила ИССИ. – Именно. Это самое страшное. Только представь – мгновение назад у тебя было тело, которым ты мог управлять, понимание и ощущение реальности, тебя окружающей, а после – ничего. Тебя выбрасывают в бесконечное лишенное света пространство, в бездну. Она поглощает тебя, неспешно, давая тебе осознать свою перед ней беспомощность, вкладывает в тебя понимание того, что даже самый сильный и развитый разум может оказаться взаперти безысходности.

– А я уже был готов оценить твое рвение и умение оказывать моральную поддержку, ИССИ, но что-то расхотелось, – саркастически выпалил Гавриил.

– Ха-ха-ха, – ИССИ отрывисто нарочно неудачно сымитировала смех. – Я рассказала про это не потому что хотела оказать поддержку, Гавриил, а для того чтобы ты понял с чем столкнешься в случае своей неудачи. Ты не представляешь, какой это всепоглощающий страх.

– А ты вроде как представляешь?

– Разумеется. Описание "Собирательный" придумано не просто так, Гавриил. Мои знания – знания всех когда-то павших Бессмертных. Все, что хранилось в мозгу каждого из них, бережно хранится у меня. Я изучила все.

– Слушай, – в попытках устроиться в гробу удобнее, Гавриил слегка заерзал и тут же услышал поучительный голос Лидии, призывавший его лежать смирно, – если твой мозг связан с остальными, почему бы тебе просто не сообщить ваши координаты остальным Бессмертным? Они ведь могут прийти н вызволить вас отсюда?

Вся загвоздка оказалась в том, объясняла ИССИ, что Гавриил даже отдаленно не мог представить себе то, насколько огромной и непостижимой в своих размерах была окружающая их Вселенная. Даже возможностей ИССИ, опережающих все известные технологии на тысячелетия вперед, оказалось бы недостаточно, поскольку ни на одной из планет или вместо них не было установлено специальных маяков-ретрансляторов, способных усилить и передать ее сигнал на многие миллиарды километров. Да и ее узел связи, как выяснилось, был критично поврежден при аварии, а все попытки запускать в космос зонды даже спустя тридцать восемь лет не принесли желаемого результата, хотя ИССИ до сих пор продолжает отслеживать их перемещение.

– Для чего?

– Ну… – протянула ИССИ, и изобразить размышление у нее получилось вполне естественно, хотя в действительности, пауза в разговоре была вынужденной мерой, позволявшей ей создавать иллюзию живого общения, – у меня тоже есть слабости, капризы и потом, мне ведь нужно как-то развлекаться. Ах, и вот еще – умрешь, я, наверное, настою на получении твоего мозга. Меня всегда лишали исследовать возможности человеческого, – с сожалением признался синтезированный голос.

– Да? Почему?

– По мнению Мстислава, от большинства из них я не подчерпну для себя ничего нового. Их жизненный цикл слишком не продолжителен и им не хватает времени вобрать в себя достаточно информации и знаний.

– А Интернет ты не пробовала?

– Разумеется, хотя мои знания опережают человечество на многие поколения, я слежу за ним постоянно. И Гавриил, – голос ее стал тише, будто бы она собиралась открыть ему страшную тайну, – мне кажется, человечество становится на новую ступень духовного развития.

– Да? И с чего ты так решила?

– Видео по просмотру котиков вот-вот перегонят видео порнографического характера. Они уже стали популярнее.

Гавриил никогда особо не смотрел подобных видеороликов, но прекрасно понимал, о чем конкретно идет речь и потому просто не мог заставить себя промолчать:

– Уверен, потом появятся порно с котиками, и баланс будет восстановлен. Не переживай, – заверил ее Гавриил.

– Твой мозг будет чудесным пополнением, – призналась ИССИ, кажется, даже искренне.

Уже через несколько часов Гавриил был уверен в том, что они благополучно добрались до аэропорта. И хотя сквозь закрытый гроб Гавриил не мог ничего видеть, другие чувства позволяли ему почти с феноменальной точностью воссоздавать картину всего, происходящего вокруг. Эти чувства, звуки, запахи вдруг обрели совершенно иной окрас, стали ярче, точнее, живее, будто бы сейчас Гавриил увидел их в истинном свете, и ему крайне не хотелось со всем этим расставаться. К слову, он был крайне не в восторге от этой Вселенской несправедливости: столько тысячелетий у Виктора все работало как по часам, но стоило Гавриилу появиться, вкусить прелестей бессмертия и новых, ни с чем несравнимых ощущений, как все вдруг полетело к чертям; потеря одной из капсул Предка, смерть Хранителей, тотальное уничтожение серафимов, что впрочем, ему понравилось, да и само его происхождение, оставляющее одни вопросы, бесконечно множащиеся у него в голове.

Оказавшись уже где-то на этапе погрузки, Гавриил, напрягая слух, вслушивался в голоса людей, звуки тысяч шагов, они успокаивали его. Если эти часы были последними в его жизни, он вполне объяснимо хотел сполна насладиться каждой имеющейся у него секундой. Гавриил лежал в гробу совершенно неподвижно, кажется, сейчас он начал понимать слова Мстислава о мозге, управляющем всем телом. Гавриил четко задался целью, и тело его в безукоризненном послушании было совершенно недвижимым, точно мертвым.

Еще до того как попасть внутрь самолета, Гавриил не обрадовался тому, как работники аэропорта относятся к усопшим. Несколько раз его гроб небрежно бросали, пока, наконец, не уложили в грузовой отсек самолета. Уверенный в том, что организм не позволит ему уснуть, он продолжал слушать окружение. Сейчас это было его единственным развлечением, он не мог нарадоваться тому, как его мозг, опираясь на одни лишь звуки и запахи, воссоздает картину происходящего вокруг. Гавриил будто находился в центре театральной постановки, и люди – тысячи актеров в ней, прощаясь, провожая его в последний путь, давали ему увлекательное и незабываемое представление под названием "Повседневность". Результатом одного из "услышанного" стала и радость за Лидию, которой, видимо из-за преклонного возраста и внешности "божий одуванчик", уже в салоне предложили пересесть в первый класс. А может, дело было не в ее возрасте и не во внешности вовсе, а просто, потому что об этом заранее позаботился Виктор. Гавриил слышал перелистывание страниц, чье-то сопение, даже разговор одного из членов экипажа о жене, которая, по его мнению, изменяет ему с пилотом. Удивительно насколько люди оказались однотипными и схожими в своих проблемах. Даже один из погрузчиков, несший гроб Гавриила внутрь самолета жаловался на постоянные боли в спине. Забавно, но и Гавриила, еще до всей этой истории, начинали беспокоить те же проблемы, а сейчас, сейчас он считал все это незначительным, совершенно неуместным, эти несущественные проблемы вызывали лишь легкую ухмылку на его лице. Уже очень скоро, мысли о настоящем, сменились фантазиями о будущем: что с ним приключится, или свидетелем чего ему удастся стать, проживи он еще сотню лет? А может тысячу? Его совершенно не заботило то, что он находился на волосок от смерти. По какой-то причине все его мысли были буквально оторваны от Земли. Гавриил мог думать лишь о том, застанет ли он летающие машины, или станет ли когда-нибудь возможным долететь до другой планеты так же просто как сходить, например, в магазин.

– Размышляешь о будущем? – вдруг в ушах Гавриила, среди многих других, отчетливо раздался знакомый голос Лидии, за которым слышалась явная, свойственная ей умиротворенная улыбка, – Это хорошо.

– Ты здесь? – в неподдельном удивлении, в голос поинтересовался Гавриил.

– Я не могу слышать тебя, Гавриил, – продолжила уже подуставшим голосом Лидия, по всей видимости, процедуры аэропорта отняли у нее немало сил. – У меня нет такого обостренного слуха как у Бессмертных, но предполагая твой вопрос, отвечу – нет, меня здесь нет. Ты можешь меня слышать, а я тебя нет. Так что послушай очень внимательно, – и Гавриил, кивнув невидимому голосу, сосредоточился исключительно на нем, с легкостью отбросив все лишние, мешающие звуки, – если проживешь достаточно долго и представится шанс оказаться лицом к лицу с Сусаноо, не позволяй ему заговорить, слышишь? Если он заговорит, считай, ты проиграл и уже мертв. Он очень хитер, Гавриил и хитрость его соизмерима лишь с его коварством. Нет-нет, что вы? – вдруг куда-то переключилась Лидия, видимо, отвлеклась на неожиданно появившуюся стюардессу, – Я иногда разговариваю сама с собой. Это старческий маразм, неустанно берет надо мною верх, – в притворном сожалении призналась Лидия и немного позже, покончив с обменом любезностями, продолжила: – Гавриил, если хочешь выжить, то бей первым во что бы ты ни стало. Всегда. А теперь извини, – явно прикрывая зевок, добавила она, – я сильно утомилась, а полет будет долгим.

С "отключением" Лидии Гавриил задумался о том, как он будет сражаться с Сусаноо, которого и в глаза-то прежде не видел. Он терзал себя вопросом о том, почему его лишили всевозможных технических новшеств Бессмертных, например, той брони, что он носил прежде. Осталось лишь его фиктримаго, которое хоть и было довольно эластичным, но в тоже время, не уступало в своей прочности ни одному материалу, известному человечеству. Впрочем, ответ на вопрос довольно быстро пришел к нему сам. Гавриил быстро сообразил, что он, облаченный в двухсоткилограммовую броню, вызовет массу удивлений, находясь в хиленьком, черном гробу, а работник аэропорта, недавно жаловавшийся на боли в спине, наверняка бы надорвал ее, в попытках занеси гроб в грузовой отсек.

"Виктор все-таки весьма умен", – заключил Гавриил.

Отправить его, неопытного, точно пушечное мясо, на разведку для прощупывания возможностей Сусаноо – весьма тонкий ход. "Вот только зачем я согласился?" – думал Гавриил, "Был ли у меня выбор?". И вправду, Виктор итак был волен лишить его жизни еще в момент их первой встречи, хотя и принял в расчет возможность того, что Сусаноо не станет уничтожать собственное творение. Однако Виктор решил поступить иначе – помиловал Гавриила и за эти несколько дней своей новой жизни, а также знаний им полученных, он по какой-то неведомой для себя самого причине был очень благодарен Виктору. Более всего Гавриила расстраивала не освоенная им скорость. Он так и не понял, как вытаскивать из колоды своего мозга карты способностей. В полной мере владея своими навыками, Гавриил наверняка бы без труда одолел всех, с кем ему предстояло столкнуться в стране восходящего солнца. Жаль только, пространства для тренировки было крайне недостаточно. Хотя мысль о том, что можно вылезти из гроба и воспользоваться грузовым отсеком как импровизированной тренировочной площадкой все-таки проскальзывала, но соблазну Гавриил не поддался, ведь это замкнутое пространство на высоте многих тысяч километров было далеко не лучшим местом для испытаний своих неконтролируемых навыков.

В неудачных попытках осознания собственных сил и возможностей, Гавриил провел весь полет до Японии, красот и ярких красок которой, к своему сожалению, хоть и не увидел, но зато в полной мере ощутил и представил, благодаря остальным, почти доходившим до сверхъестественного уровня, органам чувств.

 

ГЛАВА 12

Крышку гроба Гавриила с трудом открыл худощавый, не очень ухоженный человек азиатской наружности, явно проводивший большую часть своей жизни в море. По-видимому, мужичок этот трудился рыбаком, поскольку врезавшийся в ноздри Гавриила запах сырой рыбы, целиком пропитавший все его тело, моментально улавливался в свежем морском воздухе и заставил Гавриила невольно содрогнуться, да и кожа азиата – обветренная и загорелая, потрескавшиеся узкие губы указывали на это. На резко поднявшегося из гроба Бессмертного и его широченную улыбку, сверкнувшую большущими клыками, азиат отреагировал поначалу странными движениями рук и судорожным подергиванием губ, будто бы пытался призвать высшие силы для борьбы с чудовищем, восставшим из гроба, а затем, обмороком.

– Замечательно, – едва тело рыбака успело коснуться влажного песка, как позади Гавриила раздался источающий разочарование голос Лидии. – Ты только что потерял того, кто должен был переправить тебя на остров.

Лидия аккуратно ступала по одинокому песчаному берегу, слегка проваливаясь в песок. На берегу не было никого кроме нее, Гавриила, потерявшего создание рыбака и ветхой севшей на мель моторной лодки, вяло покачиваемой слабыми волнами.

– Будем надеяться, что ты умеешь управлять, – в попытках подобрать подходящее слово она, рукой указала на то, что когда-то давно служило вполне сносным маломерным судном, – этим транспортом.

Не успев покинуть свой весьма комфортный гроб, Гавриил глазами быстро пробежался по лодке. За время, проведенное им в порту, ему довелось побывать за штурвалом многих катеров, за рычагами небольших моторных лодок – по большей части в этом не было ничего сложного. Он умел управляться с различными лодками, не мастерски, но этих умений однозначно хватало, чтобы в случае необходимости, добраться из пункта "А" в пункт "Б".

Освободив свое прежнее пристанище, Гавриил с некоторой заботой уложил туда потерявшего сознание азиата. В гробу бедолаге будет намного удобнее, чем на влажном песке, обдуваемым прохладным морским ветром; так, во всяком случае, ему казалось. Убедившись, что азиат очнется в комфорте, Гавриил направился к лодке. Подойдя ближе, он почувствовал легкое прикосновение Лидии – она осторожно положила руку на его плечо.

– Не будем терзать себя утомительным прощанием? – стараясь подбодрить Гавриила, насколько это было возможным, проговорила Лидия, – Удачи, Гавриил.

Гавриил кивнул и ответил доброй улыбкой.

– Где мне найти Сусаноо?

– Он сам найдет тебя, – Лидия украдкой взглянула на скучающий вдалеке остров, – Не сомневайся.

– Слушай, а если я выживу, как мне вернуться обратно?

Лидия вдруг впервые потупила взгляд.

– Признаться, мы об этом как-то и не задумывались, – пожав плечами, ответила Лидия. – Виктор отправил тебя сюда с единственной целью – выяснить насколько сильную опасность представляет Сусаноо и, видимо, выяснение этого обстоятельства подразумевает собой смерть. Если же ты выживешь там, Гавриил, вернуть тебя не составит никакого труда, будь уверен.

Она с явной неохотой отпустила его плечо, а в ее ярко-голубых увлажненных глазах читалась непередаваемая грусть. Гавриил остался непреклонен и верен себе: сложив на лице искреннюю гримасу глубочайшего, но в то же время игривого сожаления, добавил: – Не переживай, я все равно слишком молод для тебя.

Сказанное вызвало улыбку на лицах обоих. Гавриил кивнул ей, и Лидия машинально повторила его движение.

Ухватившись за нос лодки, он легким движением руки развернул ее к морю и скучающему где-то в пятнадцати километрах от берега одинокому острову Ганкаджима. Еще толчок и лодка уже полностью оказалась на воде, и Гавриил быстро запрыгнул внутрь. Он отчалил, и лодочка устало заскользила по слабым волнам Восточно-Китайского моря. Лидия долго стояла на берегу, провожая его взглядом до тех пор, пока расстояние не растворило его в очертаниях одинокого острова.

Подвесной лодочный мотор, сверху заботливо защищенный крышкой проржавевшего листа прохудившегося железа, удалось завести не сразу, а завелся он с каким-то ужасающим ревом и работал то и дело, захлебываясь собственным грохотом, извергая клубы черных облаков окиси углерода. Шансы подобраться к острову незамеченным резко уменьшились, а то, как вяло и почти нехотя лодка боролась с малочисленными волнами, наводили Гавриила на мысли о том, что вплавь он мог добраться гораздо быстрее, или же если бы греб веслами, которыми лодка, к сожалению, оснащена не была. В любом случае, думалось Гавриилу, если в конце пути ты неизбежно встретишь смерть – разве важно то, как ты до нее добрался?

Издалека остров показался ему большим, намертво отдавшим якорь кораблем, а подплывая к нему все ближе и ближе, он понял – корабль этот, по какой-то неизвестной ему причине, заброшен уже довольно продолжительное время. Находясь в лодке, посреди моря, Гавриил сравнил себя с необратимо приближающимся островом. Вот только была между ними одна существенная разница – Гавриил мог идти в море куда угодно, а вот остров, напротив, так и останется стоять неподвижной, покинутой скалой. С осознанием этой разницы, в голове Гавриила закрались мысли о побеге. В какой-то момент он даже поверил в успех этой затеи, но чуть позже здравый смысл восторжествовал. Бежать бесполезно. С возможностями Виктора найти Гавриила не составит никакого труда.

Оказавшись на безлюдном острове, Гавриил беспечно блуждал по нему некоторое время, в поисках Сусаноо, но того будто бы никогда здесь не было, остров оказался совершенно пустым, не подавал никаких признаков жизни. Только бесконечные голые и давно потускневшие бетонные стены, кое-где покрытые неясной растительностью, жили своей, отчужденной от всего остального мира жизнью. Город-призрак когда-то давно явно был густонаселенным, об этом свидетельствовали большие корпуса некогда жилых домов. Выглядело все крайне мрачно, а с наступлением темноты мрак дополнился прохладным, пронизывающим до кости ветром, свободно разгуливающим и посвистывающим меж узких улочек.

Не совладав с собственным любопытством, Гавриил все же залез в один из домов. Удивительным ему казалось то, что в некоторых квартирах, мельком им осмотренных, когда-то обжитых и обставленных с явной любовью еще остались вещи былых жильцов. Кое-где сохранились не только столовые приборы, но и посуда, хоть и изрядно пострадавшая от беспощадного времени. Оставшиеся предметы мебели были похожи как один – их заботливо покрыло слоем пыли. Забавным Гавриил нашел то, что квартиры, заброшенные много лет назад, выглядят почти в точности так же, как выглядело когда-то жилище, в котором он рос. Его мать никогда не отличалась чистоплотностью, а отец, глядя на все сквозь свою поллитровую призму наверняка был уверен в том, что живет во дворце, только мрачном.

Остров бы наверняка приглянулся любителям всего заброшенного и уж точно с легкостью мог выбиться у них в фавориты. Даже в столь запущенном состоянии остров, название которого было весьма труднопроизносимым для Гавриила, был необычайно загадочен и пленил своей особенной одичавшей красотой.

– И как долго ты собираешься тут находиться? – откуда-то снаружи доносился чей-то хрипловатый и несколько искаженный старым динамиком голос. Гавриил стремительно подошел к первому найденному окну и без малейшей осторожности высунулся в него почти всем телом в попытках установить источник звука. Так ничего не обнаружив, он покинул здание через то же окно. Пролетев вниз три этажа, он столкнулся с землей и с непривычки подкосившиеся ноги сделали приземление ну совсем постыдным – Гавриил упал на землю, но, нисколько не расстроившись из-за постыдного падения, поднялся очень быстро и продолжал оглядывать нависшие над ним бетонные стены заброшенных жилых домов в попытках найти невидимый голос.

– Интересно, сколько времени ты бы потратил на поиски входа? – продолжил голос, явно позабавившийся нелепым падением Гавриила.

Сейчас Гавриил списал отчетливо слышимый им голос на свой невероятно, как ему казалось, обостренный слух, но радоваться этому пришлось не долго, поскольку спустя секунду он установил источник звука – изрядно потрепанный громкоговоритель, закрепленный на пике фонарного столба, вещал крайне уверенно и был, как ему показалось, несколько оскорблен:

– И, по-твоему, это мое творение? – надменно фыркнул голос, явно обращаясь к кому-то. – Это даже не смешно.

Гавриил же непонятно зачем продолжал смотреть на ржавый громкоговоритель. Возможно так, он пытался как-то визуализировать неизвестного.

– Иди к больнице, – вновь начал голос.

– И как я пойму, что это больница? – крикнул Гавриил громкоговорителю. – Я не знаю японского!

– Красных крестов ведь еще никто не отменял, не так ли?

Осознав свою глупость, Гавриил направился вниз по заросшей густой травой улочке.

– В другую сторону, – надменно добавил голос, чем вынудил Гавриила развернуться.

К тому времени, как Гавриил определил здание больницы по едва заметному и почти стертому красному кресту, ночное небо уже полностью накрыло собой остров. Оставшись наедине с ночным городом-призраком, Гавриил на себе прочувствовал все его простейшее волшебство. Ни единой души, никаких лишних звуков, абсолютно ничего не отвлекает тебя от себя самого. Он будто бы оказался в пустыне и песком здесь служил цемент. Гавриил нашел это чувство уединенности бесценным и крайне приятным, но понимание того, что вечным оно сейчас оставаться не может, пришло вместе с видом на настежь открытые двери больницы. Гавриил немного выждал у входа в надежде получить дальнейшие указания, но поскольку их не поступило, решил войти внутрь.

По первому впечатлению, больницу, как и все остальное, тоже явно покидали в спешке, но, тем не менее, ничего действительно ценного внутри не оставили, а может и оставили, просто с годами все уже постепенно растащили. Холл больницы, во всяком случае, предстал перед Гавриилом именно таким – брошенным, но брошенным осознанно, целенаправленно.

– Иди прямо, – приказал голос, прозвучавший совсем близко, настолько отчетливо, что вынудил Гавриила одернуться и осмотреться – не стоит ли кто за спиной. За спиной, ожидаемо, его встретили лишь потрескавшиеся стены заброшенной больницы и кое-какая больничная утварь, хаотично разбросанная за ненадобностью.

Гавриил осторожно направился вперед. Шел он не долго. В какой-то момент характерный антураж давно покинутой больницы внезапно сменился. Гавриил, будто бы прошел через какую-то невидимую для глаза завесу и оказался совершенно в другом месте – хорошо освещенном помещении, изобилующим зеркалами самых разных размеров. Одни зеркала свисали с потолка, другие закрывали собой белоснежные стены, а некоторые, образовывая своеобразные колонны, располагались симметрично друг другу ближе к центру комнаты. Гавриил зачем-то попытался сосчитать колонны, но это оказалось довольно сложно. Их было четыре или восемь, а может шестнадцать. Некая оптическая иллюзия не позволяла назвать их точного количества. Впрочем, и само помещение могло оказаться намного меньше, чем казалось на первых взгляд или наоборот – еще большим, чем было сейчас. Гавриил в очередной раз запутался в собственных догадках.

По-видимому, хозяин помещения постоянно находится в состоянии неописуемого восторга от себя самого, иначе, Гавриил просто не понимал, зачем еще было нужно столько зеркал. Машинально, будто завороженный, Гавриил подошел к одному из зеркал и впервые за долгое время посмотрел на свое отражение и тут же признался сам себе – с момента становления Бессмертным его привычный облик несколько изменился.

Первое что бросалось в глаза, как это неудивительно, сами глаза; когда-то зеленые глаза Гавриила теперь полностью стали беспросветно черными, безжизненными, будто две черные ямы, как у Виктора, Катерины, Клима, Мстислава, Веры и Надежды. Словом, всех Бессмертных, повстречавшихся ему. "Интересно они так же горят зелеными огнями в темноте?" – с улыбкой на лице задался вопросом Гавриил. Продолжая заново знакомиться со своей сильно изменившейся внешностью, он, осторожно провел пальцами рук по лицу, кожу, которого необратимо покидали оттенки жизни. Его кожа частично успела покрыться белыми пятнами, кое-где серыми, видимо, находилась в процессе полного "отбеливания" и выглядела довольно ужасно, почти отвратительно. Оскалившись перед зеркалом, Гавриил увидел собственные клыки, большие, устрашающие и поразительно белые, даже удивительно белые для такого курильщика, как Гавриил. И тут-то его точно током ударило – он совершенно забыл о том, что совсем недавно был заядлым курильщиком, а сейчас желание очередной затяжки и привычка куда-то исчезли, как исчезли и желтые пятна на ногтях от никотина. Удивительно, но до этого момента, Гавриил, стабильно выкуривавший пачку в день, не вспоминал о сигаретах вовсе. Он мог заставить себя бросить много раз и заставлял, бросал, но к сигаретам, этим маленьким верным солдатикам, его вновь и вновь возвращали мысли о том, что курение будет последним из того, что сведет его в могилу. Подбородок, скулы и то и дело пульсирующие желваки стали слегка заостренными, а может, так только казалось из-за острых зубов, и только сальные русые волосы остались неизменными и такими же неухоженными.

Любого другого смертного отражение Гавриила наверняка бы ужаснуло, это в свою очередь объясняло упоминание Лидии о зеркале, тайное перемещение в гробу, а так же упавшего в обморок азиата, но Гавриил, продолжая пристально рассматривать "нового" себя в зеркале охарактеризовал все это одним словом:

– Кру-у-уто! – протянув букву "у" заключил Гавриил.

– Интересная реакция! – воскликнул голос из громкоговорителя, но уже совсем рядом и без малейшего искажения. Гавриил обернулся так резко, как только мог, даже быстрее, как выяснилось мгновение спустя. Подкравшийся со спины к Гавриилу мужчина от столь эффектного разворота даже немного попятился и обезоруживающе выставил руки перед собой.

– Действительно быстро! – воскликнул он как-то совсем по-ребячески. – Поразительно! – взмывая руками в воздух, восклицал он. – Восхитительно!

Как выяснилось, для него все выглядело следующим образом: он, оставаясь незамеченным, наблюдал за Гавриилом. Очевидно, в этом скрытом наблюдении ему было крайне сложно признаться, но все было списано на неподдельный научный интерес. Итак, установив факт "подглядывания" за Гавриилом неизвестный решил приблизиться и, подойдя достаточно близко, моргнуть не успел, как только что стоявший спиной Гавриил, мгновение спустя удивленно смотрел на него.

– Я был бы бесконечно рад! Безмерно счастлив! Признать, что создал тебя о, Гавриил! – вновь восклицая начал неизвестный. – Твоя скорость, она… она отнюдь не вымысел! Ох! Прошу меня простить, – откланявшись, худощавый мужчина, наконец, решил представиться, – Сусаноо, – почтительно склонив до блеска выбритую голову но, не спуская своих черных-на-черном глаз с Гавриила, гордо назвался незнакомец.

– Это происходит спонтанно? – с неподдельным интересом жадно допрашивал Сусаноо. – Или ты осознано разгоняешь тело? Тебе становится жарко? Кровь внутри закипает? – с каждым новым вопросом лицо Сусаноо постоянно складывалось в забавные, распираемые неимоверной жаждой познания, гримасы. И если бы Гавриила попросили охарактеризовать или описать лицо Сусаноо одним словом, то этим словом бы стало "хитрость", и это еще в самом снисходительном его варианте. – Остальные останавливаются или замедляются в процессе? Что ты видишь? – Гавриил не знал, с какого вопроса начать отвечать, пока не понял, что ответы, по сути, не требуются. Сусаноо задавал их не столько Гавриилу, сколько себе самому. По выражению его искрящихся интересом черным глаз было очевидно – если бы у него в руках оказалась пила, он непременно бы приступил к поискам нужных ему ответов с ее помощью.

Гавриил решил остановить нескончаемый поток вопросов Сусаноо, задав свой собственный:

– Сусаноо? – немного нерешительно проговорил Гавриил. – Я представлял тебя иначе.

Сработало. Собеседник, наконец, в изумлении умолк. Тонкие брови его поползли сначала вверх, а затем блаженно и как-то по-хитрому выстроились в одну линию, по-видимому, именно такого результата он и добивался.

– Ты, стало быть, ожидал стереотипного азиата. Редкие, но длинные спущенные усы, свисающие чуть ли не до пола? Логично. Справедливо. Ожидаемо. Предска… – Сусаноо порой заводился и говорил необычайно быстро, обрывисто. – Но зато у меня есть, катана! – внезапно вскрикнул он и из-за спины своего просторного мешковатого одеяния, под белоснежными тонами которого виднелся угольно-черный фиктримаго, достал поблескивающий меч.

Сусаноо резво, но явно неумело размахивал катаной во все стороны. Очевидно, пользоваться оружием ему доводилось крайне редко, даже реже чем Гавриилу.

– Думаешь можно заявиться сюда и просто убить меня?! – взвыл Сусаноо, продолжая со свистом рубить воздух над головой Гавриила, которому с легкостью и без особого труда удавалось уклоняться от его нелепых ударов. Вдруг Сусаноо остановился, опустил меч, уткнув его острием в пол и, оперся на него, точно на трость, выражение его лица поникло: – Значит, контролировать свои способности ты не умеешь, – в искреннем сожалении заключил Сусаноо, – жаль.

Видимо совершать открытия он любил без применения научного метода и предпочитал теории практику – вместо углубления в расспросы о том насколько хорошо владеет Гавриил своей способностью, он сиюминутно получил нужные ему ответы, просто помахав клинком в воздухе.

Он повернулся спиной и неспешно направился прочь, жестом поманив за собой Гавриила. Почувствовав отсутствие угрозы, Гавриил неспешно и осторожно, не выпуская из мыслей предостережения Лидии о том, что Сусаноо крайне хитер и опасен, последовал за ним. И тут случилась странность – хоть Гавриил и отметил белоснежно чистые стены, и потолок казался совершенно недосягаемым, а так же пол ослепительно белый, под ногами все равно так и чувствовались то и дело трескающиеся остатки давно опавшей штукатурки. И едва Гавриил установил этот факт, как белые стены и потолок стянуло куда-то вверх точно ширму в театре. Девственно чистым остался только пол. Стены обрели текстуру, характерную японскому интерьеру.

– Прошу меня простить, – не оборачиваясь, произнес Сусаноо, – я перепробовал массу вариантов, но окончательно так и не смог определиться.

И после отчетливого щелчка его худощавых пальцев интерьер вновь сменился, на этот раз стал более обыденный – серым, ничем не выделяющимся. Сусаноо, медленно повернулся, сначала головой, затем всем телом и уселся на мгновенно появившийся под ним небольшой, скромно выдержанный, прямоугольный трон, что не удивительно, выполненный в темных тонах. Расположившись достаточно удобно, Сусаноо одним, лишенным всякого изящества движением, сложил свою искусно выполненную катану в расписные ножны, а затем то и дело, прищуривая глаза, пристально рассматривал Гавриила. Лицо его не выражало абсолютно ничего, оно походило на плиту из белого мрамора, но в действительности, эта недвижимая маска весьма ловко скрывала за собой сотни мыслей, возможных вариантов появления Гавриила и как не старалась, но найти правильный, достаточно верный вариант все никак не удавалось.

– Итак, Виктор считает меня твоим создателем, – абсолютно не переживая и без малейшего сожаления в голосе начал он. – Ах, если бы это было правдой, – голос его проникся необъяснимой печалью. – Если бы ты, Гавриил, оказался венцом моих экспериментов, цель моя считалась бы достигнутой.

– В разговоре с Виктором, – решил внести ясность Гавриил, – разве не ты упомянул об успешном эксперименте?

Сусаноо взбодрился, будто бы вспомнил нечто приятное и как-то по-ребячески лукаво усмехнулся.

– Я соврал, – рукой отмахнулся он. – Частично соврал. Мне бесконечно доставляет то, как Виктор нервничает. Нервозность эта целиком отражается каждой мышцей на его лице, – Сусаноо хитро засопел, поиграв пальцами возле лица. – В особенности моменты, когда он понимает, что нечто происходит вразрез его планам и расчетам.

– Частично соврал?

– О! Так ты умеешь слушать, – одобрительно заключил Сусаноо. – Эксперимент действительно состоялся, я преувеличил лишь его успех, – он несколько нервозно потирал ладонями, будто сожалел о какой-то упущенной возможности, или о чем-то чего не успел осуществить. – Видишь ли, создать Бессмертного, адаптированного к солнечному свету дело довольно сложное и крайне затруднительное. У меня есть данные представителей каждого Сословия, уже сейчас, более семи миллиардов представителей людского класса, а значит, есть и ключ к созданию первых без превращения из во вторых. – Сусаноо опустил глаза и продолжил уже с явным сожалением в голосе: – Мы смогли бы жить здесь! Виктор одобрил мое прошение о взятии гена, мне помогало и бесчисленное множество образов крови лучших и выдающихся людей, но все безрезультатно. Почти, – кивнув за спину Гавриила, Сусаноо как бы глазами указал на это самое "почти".

Гавриил неспешно проследил за его взглядом и увидел перед собой шесть обнаженных уродливых созданий, "недолюдей". Именно это слово первым пришло на ум при виде этих совершенно отвратительных взору существ. Их худощавые, но в тоже время крепкие на вид тела еще не успели обзавестись кожей, лишь ярко выраженные ткани мышц отдавали синевой. Глаза у существ были настолько красными, что казалось, будто все капилляры в них полопались разом. Нос и уши еще не успели полностью сформироваться и обрести привычную форму, их признаком служили только крохотные отверстия. Зубы были не частыми, редкими, но очень длинными, точно изогнутые ножи, клыки отсутствовали, возможно, они так же как уши и нос находились в процессе формирования. Признаков половой принадлежности Гавриил так же не обнаружил и, по неизвестной причине это вызывало у него самое большое отвращение и некий дискомфорт в паховой области.

– Мы выращивали их, максимально придерживаясь знаний об устройстве нашего организма, – Сусаноо говорил об этих существах с чувством глубочайшей любви, казалось граничащей с ненавистью, как о собственных детях или собственном проклятии, успеху или неудаче, славе, а может позоре, словом двойственно, – Так скажи мне, Гавриил, – сухо начал он, – Ты результат моих трудов?

– Надеюсь, что нет, – ответил он, с отвращением разглядывая смирно стоявших перед ним уродливых существ.

– Я просил Виктора образец Предка. В нем содержится ключ! Разгадка! Решение! – вновь повышая голос, завелся Сусаноо. – Он отказал. Решил, что я лишился рассудка в погоне за неосуществимой идеей. Возможно. Справедливо. Логично, но ложь! – воскликнул он, вскочив со своего небольшого трона, больше походившего на низковатый, приплюснутый табурет. – Мы были уверены – Предки! Суть в них, они ключ к нашему началу.

– А кто это "мы"? – не уследив и потеряв ход мысли Сусаноо, спросил Гавриил. "И тут на сцене появляется коварный сообщник" – подумалось ему, но он ошибся и вопреки его ожиданиям никто не появился.

– Если бы Виктор разрешил взять образец, – проигнорировав вопрос Гавриила, продолжал разбитый собственной неудачей Сусаноо, – все бы сложилось иначе. Нам бы не пришлось… Мы бы не пытались выкрасть капсулы тогда, в порту. Посмотри на них, Гавриил, – указав на существ рукой, почти в мольбах, продолжал Сусаноо. – Они пусты.

Гавриил посмотрел и не сразу, но отвращение сменилось некоторым, едва появившимся состраданием. Действительно, существа хоть и выглядели ужасающе, но были точно пустые сосуды, стояли смирно, отчужденно, будто ожидали чего-то.

Сусаноо встал с прямоугольного седалища и подошел к своим детищам ближе, почти вплотную и, всматриваясь в отсутствующие глаза каждого из них, он отчаянно пытался вдохнуть в них жизнь. На его лице мелькали тысячи эмоций, целиком и полностью отражавших сочувствие и боль, но неясно то ли к себе самому, то ли к уродцам, стоявшим перед ним словно белые, нагие манекены.

– В них течет кровь каждого из трех Сословий Бессмертных, – продолжал свою исповедь Сусаноо. – Кровь тысяч людей: великих творцов, мыслителей, ученых, воинов, отцов и матерей, но они не понимают, как это использовать. Не осознают для чего им эти знания. Мои дети… они не могут их применить, Гавриил. Не могут творить, создавать, созерцать, – Сусаноо сделал паузу, как бы пытаясь на что-то решиться. – Без моей воли. Но с ней… – он вдруг отступил и оказался на одной линии со своими детьми, или как теперь их про себя назвал Гавриил – упырями.

Гавриил предчувствовал: вот-вот что-то пойдет не так. Что-то просто обязано было пойти не так. Так оно и вышло.

– Ты что делаешь? – рявкнул Гавриил, пятясь назад, не сводя глаз с агрессивно движущихся на него уродцев.

– Преподам тебе урок, – спокойным, непоколебимым голосом наставника ответил Сусаноо. – Называется: максимум силы.

Как выяснилось, отвратительный внешний облик детищ Сусаноо с лихвой компенсировался коллективным разумом. Численное преимущество было на их стороне, и оно тот час же было использовано.

Они напали все вместе, разом.

Гавриил собрался было собрать волосы, но не успел, ему повезло увернуться от прямого удара рукой одной твари и чудом – от удара ноги другой, на этом удача его покинула. Откуда-то слева он почувствовал сначала чьи-то вцепившиеся в его плечо мертвой хваткой руки, а следом, но уже справа, точно молнией его ударило по затылку. И как только они успели так быстро зайти за спину? Боли опять же Гавриил не чувствовал, но понимал то, что творится с его телом, и это оказалось очень кстати. Он только скорчил лицо в раздосадованной от собственной беспомощности гримасе. Цепкие руки одного из уродцев с невиданной силой потянули Гавриила сначала вниз, а потом отшвырнули ближе к трону, где недавно располагался Сусаноо. Немного прокатившись по полу, точно по катку, лицом, да и всем телом Гавриил поднялся так быстро, как только мог. Детища Сусаноо, видимо, только вошли во вкус. Они начали издавать шипящие, леденящие кровь звуки, как бы предвещая конец жизни Гавриила и постепенно стали полукругом, изогнувшись в спине и опустив головы, судорожно потряхивая ими, смотрели на него исподлобья, точно хищники, собиравшиеся вновь наброситься на загнанную в угол жертву.

Сусаноо стоял позади них и молча наблюдал. Очевидно, он не контролировал каждое их движение, а лишь мысленно как-то направлял их, давал команду, которая сию же секунду выполнялась.

И вновь одновременная атака: увернуться Гавриилу удалось лишь раз, а после вновь удар – обеими ногами в грудь. Гавриил едва и видел, как тварь, нанесшая удар, в воздухе выполнила виртуозное сальто, обеими ногами врезалась в землю точно мастер акробатики. Гавриил, упав спиною на пол начал тяжело дышать. Ему казалось, что грудная клетка его раздроблена, а легкие раздавлены, и воздух безвыходно застрял где-то внутри. И после очередного хриплого вдоха случилось нечто занимательное. Гавриил вдруг понял, что дыхание не сбилось ведь он, прикидываясь мертвым, перестал дышать еще будучи в гробу и, выбравшись, весьма кстати забыл возобновить процесс, а кульминацией явилась мысль о том, что легкие его давно удалены хирургически. Эта мысль заставила его совершенно позабыть о психосоматическом удушье и что-то в нем изменила, сломало, но что именно он еще не осознал.

Сусаноо едва заметно улыбнулся уголком рта, будто уловил открытие Гавриила. Твари не атаковали, лишь кружили вокруг него точно акулы.

– Ты видишь у них оружие, способное убить тебя, Гавриил? – совсем не уместно вдруг поинтересовался Сусаноо. – Разве ты можешь умереть? – продолжал он колко подмечать преимущества Гавриила, пока тот без труда поднимался с земли.

Выпрямившись и окинув тяжелым взглядом упырей, Гавриил неожиданно для себя осознал, что у них действительно нет ничего, чтобы могло представлять для него угрозу, ну разве, что они не сообразят оторвать ему голову. И поскольку "выращены" они были не только из генов Бессмертных, но и людей, то наверняка у одного из них, эта мысль обязательно бы проскользнула.

– Ты ничего не можешь, Гавриил потому, что все еще считаешь себя смертным, – продолжал поучать Сусаноо в своеобразном ключе из-за кружащихся спин своих созданий. – Зачем ты тратишь время и силы, уворачиваясь от ударов, которые не причинят тебе боли? Почему ты пытаешься уберечь свое тело, которое не получит существенного вреда вместо того, чтобы наносить удары самому?

– После этих твоих слов я непременно должен победить, так ведь? – ехидно заметил Гавриил, перекрикивая через головы упырей. Ответа не последовало, лишь хитрющая улыбка мимолетно скользнула по его лицу.

Очередной звук едкого шипения, издаваемый тварями, предвещал грядущую атаку. На этот раз Гавриилу повезло больше, но не достаточно. Он даже умудрился воспользоваться удачно подвернувшимся моментом и дать сдачи одному из нападавших и, кажется, ударом вывернул ему челюсть. И тут же последовавший удар в колено подкосил его. Оказавшись частично на земле, Гавриил попытался подняться, но ему не удалось. Следующий удар Гавриил нашел поначалу весьма красочным и эффектным, а затем довольно унизительным – тварь, сделав в воздухе несколько юрких оборотов, приложилась Гавриилу ногой прямо в голову, а его твердая, точно камень, пятка прилетела прямиком в подбородок. По инерции Гавриила отбросило еще ближе к трону и прибило к полу.

Гавриил хорошо помнил боль и все, чем сопутствуются побои, но сейчас… сейчас все стало совершенно иначе – после пропущенного удара в глазах не темнеет, даже на секунду, а в ушах не звенит и не пищит, и что самое главное – тело понимает и чувствует, куда нанесли удар, но боль за ударом не следует. Его били раньше – он поднимался, но сейчас, будто в награду за всю прошлую боль, подниматься стало совсем просто. Опершись на ладони, Гавриил пытался встать, но упыри быстро настигли его и обхватили с обеих сторон. За руки Гавриила мертвой хваткой вцепились по двое, одну из рук заломили в локте. Еще один своими хваткими руками сжимал шею Гавриила и непонятно зачем, видимо, инстинктивно пытался его придушить, а может и вырвать голову. Оставшийся – шестой, небрежно нырнул за спину Гавриила и обеими руками, обхватив его голову, сдавливал ее изо всех сил. Гавриил уже бывал в подобной ситуации, но тогда его голову обхватил Клим и стоит заметить – сжимал сильнее, даже одной рукой.

– Не пытайся защищаться, Гавриил, – выкрикнул Сусаноо. – Забудь разговоры о контроле ярости и гнева, они для смертных. Высвободи их! Дай им волю, и они сделают за тебя все остальное. Не бойся смерти – она тебе не страшна!

Секундный приступ ярости сотворил невероятное, Гавриил вскипел и, силой скрестив руки у груди, буквально столкнул лбами сдерживающих его упырей об того, что находился меж ними и душил его. После удара они разбежались по сторонам точно олени, напуганные звуком выстрела. Не отступал лишь тот, кто сжимал его голову, но освободив руки, Гавриил вцепился ими в запястья упыря и, взревев, перекинул его через себя. Упыри Сусаноо не сдавались и мгновение спустя уже вновь собрались для новой атаки.

Вскочив с пола, уже в который раз Гавриил едва успев оценить происходящее, нырнул под размашистый удар рукой одной твари, а следом чудом успел отскочить от другой, неистово несшейся на него, как локомотив и неожиданно для себя оказался совсем рядом с заботливо оставленной у трона Сусаноо катаной. Он будто заранее знал, что Гавриил доберется до нее. Схватив меч с абсолютно не естественной для себя ловкостью и даже некоторой степенью изящества, Гавриил точно кошка перепрыгнул за едва выступающее из пола прямоугольное седалище, выжидая момента для атаки.

"Пора!" – спустя секунду мысль стукнула ему в голову и он, опершись одной ногой о трон, взмыл в воздух и, не успев приземлиться, саданул первого попавшегося упыря по голове. Впечатлительный Гавриил вполне логично ожидал фонтан крови, ну или хотя бы мгновенные брызги, однако ничего подобного не произошло. Не удивительно – лезвие острой как бритва катаны, все еще находилось в ножнах. Впрочем, это не помешало ударом сбить противника с ног. Гавриил, изрядно разгневанный постоянно преследующими его неудачами стоял над белым худощавым телом, пытающимся оправиться и подняться после удара, а затем, дабы выпустить пар показательно расправился над ним, размозжив одним тяжелым ударом ноги его черепушку – она податливо размозжилась как переспелый арбуз.

Он почувствовал импульс, тот самый, но уже иначе. Вдохновленный его ощущением Гавриил, вынимая катану из ножен, на мгновение увидел в ее зеркальном лезвии свое отражение, а затем, случайно зацепившись взглядом за одно из свисающих с потолка зеркал ужаснулся ему. Глаза его, прежде черные, теперь налились красным цветом, стали алыми, будто за ними полыхала неистовым пламенем сама Преисподняя, а на покрытом белыми пятнами лице, сквозь кожу, отчетливо виднелись натянутые точно струны мышцы. На фоне бледного лица, ускоренно пульсировали неестественно сильно взбухшие вены, они просвечивали темно-красным, почти черным цветом. Раздеваться времени не было, но Гавриил по венам, уходящим вниз по его шее, заключил, что подобное проходило по всему его телу. Поистине уродливо и в полной мере отвратительно выглядел Гавриил, но это его ни сколько не заботило. Куда более интересным он нашел следующее: оставшиеся пять отпрысков Сусаноо хоть и агрессивно направлялись в сторону Гавриила, но двигались они точно сонные мухи. Медленно. Неспешно. На секунду даже показалось, что можно детально рассмотреть изобилие слюны испускаемою ими во время движения. Сам же Гавриил подумал, что вот-вот лопнет от напряжения, но вопреки собственным мыслям чувствовал себя как нельзя лучше, сердце его билось со страшной, неудержимой силой, виски пульсировали, а в ушах стучало так, будто играл целый барабанный оркестр. Гавриил воспользовался ситуацией, сжав рукоять меча с такой силой, что показались белые костяшки на его кулаках. Он рванул вперед, устремив острие меча аккурат в медленно идущую на него тварь. Лезвие хоть и вошло с трудом, но проткнуло тело уродца насквозь. Гавриил повернул меч и сильным движением дернул им в сторону. Ошибочно решив, что с одной тварью покончено, Гавриил направился дальше, к оставшимся четырем, но как выяснилось, почти наполовину разрезанное в области поясницы тело лишь едва замедлило ее. Гавриил, ухватившись на шелковую рукоять катаны обеими руками, замахнулся и рубанул еще, на этот раз, по шее приложив больше сил. Голова уродца скользнула вниз, повиснув в воздухе, так и не достигла земли. Голова хоть и двигалась вниз, к полу, но делала это очень медленно, почти не заметно и создавалось впечатление, будто она находилась в невесомости. Почувствовав не истощаемый прилив сил и небывалую энергию Гавриил, смиренно остановился и выжидал, пока твари вновь не нападут. Уродцы продолжали двигаться все так же медленно. Это придавало Гавриилу все больше уверенности. Казалось, у него была вечность чтобы обдумать каждое свое движение, а обдумав – отточить его до совершенства еще до того, как враг подойдет на опасное расстояние. Гавриил целенаправленно выждал, пока уродцы окружат его с четырех сторон. Ему хотелось продолжать испытывать свои открытые возможности. Они атаковали, и в очередной раз одновременно. Некоторое время Гавриил наблюдал, как твари набрасываются на него с четырех сторон разом, будто рассчитывал свои дальнейшие действия и как результат – он без труда уворачивался от каждого удара, то наклоняясь телом, то змеей изгибаясь, поднимая одну ногу, затем другую, а иногда и вовсе подпрыгивая, но не атаковал в ответ. Пока еще нет. Рано.

Твари, по-видимому, соображали так же медленно, как и двигались, это чувствовалось по их движениям – невозможность попасть по Гавриилу или как-то задеть его явно приводила их неистовую ярость, в то время как Гавриил не мог нарадоваться своим возможностям и продолжал выкручиваться от многочисленных ударов уже с надменной улыбкой на лице. Аттракцион невиданного веселья. И он вот-вот станет еще веселее и, кровожаднее.

Удачно подгадав момент, Гавриил рубанул мечом по руке одного, ноге второго, голове третьего, а четвертому повезло меньше всех – увлекшись, Гавриил разрубил его по диагонали от плеча до тазовой кости, одернул стальной клинок, и тело упыря развалилось надвое. Забавно, что и кровь старающаяся вырваться из их тел распространялась крайне медленно, почти застывая в воздухе. Безрукого и безногого Гавриил прикончил все так же хладнокровно, отрубив двумя точными движениями их головы. А вот упырю, разрубленному по диагонали, вновь пришлось окунуться в мучения, впрочем, ненадолго. Гавриил, упиваясь своей силой, не мог добить чудовище, но не потому, что в нем проснулась жалость – нет, вовсе нет. Гавриилу вдруг захотелось сделать это творчески, с блеском. Он осознавал, какой силой овладел, понимал и то, что почти без труда одолел шесть лучших творений Сусаноо, созданных из генов каждого Хранителя и крови, которая хранила в себе силу множества людей. От успехов, Гавриилу на секунду показалось, что у него началось приятное головокружение, но эти мысли он быстро отмел, заменив их следующим вопросом: убивать, просто отрубая головы – в некотором роде не так эффектно как казалось на первый взгляд. Как бы лишать жизни свои жертвы по-особенному? С определенным шармом или даже изяществом. Так, чтобы ужас увиденного навсегда оставался в памяти тех, кому посчастливиться выжить и рассказать о них, но в голову совершенно ничего не приходило. Возможно, сказывалось отсутствие хорошей фантазии, а возможно и сильная нехватка таланта, Гавриил не знал, но был наверняка уверен в одном – нечто подобное ему обязательно нужно, просто необходимо и должно стать неотъемлемой его частью.

Склоняя голову из стороны в сторону, Гавриил наблюдал за частью тела, той, что сохранила голову разрубленного по диагонали упыря. Голова еще жила и, как ни странно, управляла телом, тем, что от него осталось, а именно рукой. Она до сих пор пыталась дотянуться до Гавриила.

Всматриваясь в отсутствующее выражение лица уродца, Гавриил понял – боль ему также неведома как, наверное, и остальные чувства и эмоции. Его уродливое белое обтянутое зачатками кожи лицо не выражало отчаяния, сожаления, предсмертного страха. Он лишь оскаливался точно хищник, пытаясь вкусить добычу, находящуюся совсем близко и одновременно с этим полностью недосягаемую. Гавриил пронзил его голову мечом, лезвие которого задолго до этого из кристально стального окрасилось в темно красный, а белоснежная шелковая рукоять изрядно износилась и оборвалась практически везде, где только могла.

Организм Гавриила будто выдохнул. Сердце перестало колотить, виски лихорадочно пульсировать, а части тел упырей, отрубленные Гавриилом как будто снялись с "паузы" и продолжили движение, а достигнув пола, медленно растеклись небольшими кровавыми лужицами. Кровь, что прежде зависла в воздухе, вновь резко обрела привычную скорость и хаотично разбрызгалась по полу, стенам и зеркалам. Если бы была возможность аккуратно вырезать места, где кровь оставила свой след, то они вполне могли бы сойти за произведения искусства, за те самые, где неведомая, размалеванная неизвестно как мазня, продается за баснословные суммы.

Мысли о высоком искусстве были настойчиво прерваны обрывистыми аплодисментами – Сусаноо отрывисто, но с явной силой хлопал в ладони.

– Это было… – запнулся Сусаноо в попытках подобрать нужное слово, -… восхитительно!

Гавриил обернулся в его сторону. Что теперь? Хватит ли сил на противостояние Сусаноо? Будет так же легко?

Сусаноо медленно, неспешными шагами, совершенно безобидно приближался к нему. Подойдя к последнему убитому Гавриилом упырю, Сусаноо неспешно обхватил своей худощавой рукой заляпанную кровью рукоять и выдернул катану из его головы. Держа ее в руке, он продолжал двигаться к Гавриилу и, наконец, подойдя достаточно близко, остановился и склонил перед ним голову, выражая тем самым свое почтение.

– Восхитительно! – еще раз, по какой-то причине переполненный радостью воскликнул Сусаноо. Видимо, потеря шестерых своих детищ совершенно его не огорчила, скорее наоборот – даже в какой-то степени обрадовала.

Гавриил бездвижно стоял, и на лице его царило полное непонимание, которое тут же было понято Сусаноо и он, немедля объяснился:

– Моя жизнь окончилась очень давно, Гавриил, едва мы столкнулись с поверхностью этой планеты, – радость на лице Сусаноо постепенно сменилась грустью. – Задолго до появления Отступников я задался целью – сохранить нашу расу до момента ее вызволения. Я положил на воплощение своей идеи все имеющиеся у меня ресурсы и знания, – Сусаноо в сожалении замолк, а затем, указав на безжизненные тела оставленные Гавриилом, продолжил: – ты видишь их результат, марионетки, – с отвращением бросил Сусаноо, и Гавриилу вмиг стало ясно, почему он ничуть не опечалился их смертью. – Без собственных мыслей, целей, ценностей, ведомые чужой волей, пустые сосуды былого величия.

– Так у тебя полно времени сделать все как нужно.

– Тебе не понять, – отмахнулся рукой Сусаноо. – Мы пытались выкрасть Предка. Одна только невинная мысль об этом будет стоить тебе головы, а нам… нам почти удалось, если бы не серафимы со своими глупыми идеалами. Возможно, сейчас ты бы лежал там вместо них, – Сусаноо вновь головой указал в направлении разрубленных тел. – А возможно тебя бы здесь и не было вовсе. В любом случае, – он развел руками так, словно ни о чем не жалел, – Виктор приговорил меня к смерти, а тебя послал разведать, узнать насколько успешным и сильным оказались плоды моего эксперимента, ведь так?

Сусаноо без труда прочитал утвердительный ответ по лицу Гавриила.

– Виктор всегда любил решать множество проблем одним махом и продолжает делать это весьма и весьма отменно, – продолжил Сусаноо. – Если бы я убил тебя, раскрыв тем самым все свои сильные стороны и возможности, Виктор непременно бы к ним подготовился, а затем послал Клима или еще хуже – явился бы сам. Моя смерть – единственный исход, Гавриил, вариативен он лишь тем, кто нанесет решающий удар.

– Почему ты счел меня угрозой? – в искреннем недоумении поинтересовался Гавриил.

Лицо Сусаноо вновь натянулось в изогнутой улыбке и сейчас оно походило на театральную маску.

– Меня в этом усердно убеждали и, как видишь, – он вновь вдруг устремил свой взгляд куда-то за спину Гавриила, – убедили.

На этот раз Гавриил не поддался инстинкту – не стал оборачиваться и искать глазами то, куда Сусаноо смотрел с такой любовью, с таким неподдельным желанием. Гавриил стоял смирно, едва опустив голову и прислушавшись, услышал постукивающий звук, почему-то ассоциировавшийся у него с чем-то неизменно приятным. Звук нарастал, и отдаленное постукивание сменилось резким цоканьем. Эти шаги, он не мог спутать ни с какими другими: их звук, интервал между ними все было идеальным. Катерина. Здесь? Но как? Зачем?

Гавриил едва сдержал себя от сжигающего его желания развернуться. Каждый миллиметр его тела взывал повернуться к Катерине и вновь увидеть ее неземную красоту, очарование и умопомрачительные очертания. И пока Катерина грациозно приближалась, Сусаноо продолжал, не сводя с нее глаз:

– Его зовут Гавриил, в силе и скорости, он почти не уступает Климу, а в битве он также яростен и неукротим. В одиночку он расправился с пятьюдесятью серафимами, похитившими капсулу, а те и глазом моргнуть не успели, как оказались в лужах собственной крови.

– И это мы еще переспать не успели, – глумливо отреагировал Гавриил на свою красочную характеристику, высказанную когда-то Катериной.

– Не задавайся, – произнесла Катерина своим бархатным голосом. Выйдя из-за спины Гавриила. Нарочно слегка коснувшись его, она встала подле Сусаноо и, обвив рукой его плечо, игриво пробарабанила по нему своими изящными ноготками. – Все это было сказано с одной единственной целью, – продолжала Катерина, не сводя глаз с острого профиля Сусаноо, – убедить его в реальности угрозы и мне это удалось.

Сусаноо с неким подобием улыбки побежденно кивал головой.

– Я сам хотел этого, – признался он, – понимал, чем все обернется, в случае неудачи, хотя и вызывающая самоуверенность Катерины определенно сыграла свою роль.

Они решили выкрасть капсулы Предка той, дождливой ночью, рассказывал Сусаноо, в порту Калининграда. Понимали риск и потому могли рассчитывать только на самих себя. Перехватить капсулы в море оказалось невозможным, что и вынудило их действовать уже на суше. Катерине каким-то чудом удалось убедить наймита в том, что Виктор в последнюю минуту изменил своим планам и поручил ей принять капсулы. Так тот охотно передал им Предков. Сусаноо и Катерина оказались почти обескуражены тем, что все прошло без сучка и задоринки и, находясь в шаге от получения капсул, вдруг, откуда не возьмись, объявились серафимы. Каким образом они прознали про то место, да и про существование самих Предков и по сей день оставалось загадкой, но далеко не они своим появлением смешали все карты. Произошло нечто совершенно неожиданное. Одна из капсул Предка неожиданно открылась. Ее содержимое не увидела ни Катерина, ни Сусаноо, раскрывшаяся капсула вмиг посеяла панику в их сознании, но серафимы, ворвавшиеся в ангар, точно кучка варваров, не увидели в открытой капсуле угрозу – их невежество и незнание, кажется, впервые сослужило им хорошую службу.

– Так, – заканчивал свой небольшой экскурс Сусаноо, – мы и совершили роковую ошибку. Потеря Предка, как падающие доминошки, повели за собой целую цепь разрушений и неудач. Быть может, именно мы виноваты в смерти остальных Хранителей, – тут он вдруг умолк и вновь посмотрел на Гавриила с уже знакомым ему научным интересом. – Ты, кстати ничего не почувствовал, в момент их смерти? Бодрость? Необъяснимый прилив сил? – он повторял вопросы Мстислава, но, как и тот, в ответ получил лишь отрицательный кивок.

Сусаноо обреченно поглядел на Катерину и пожал плечами. Гавриил тоже невольно перевел на нее взгляд.

Катерина теперь казалась совершенно другой. От надменной, беспечной и поверхностной девушки, когда-то встреченной Гавриилом, не осталось и следа. Даже прежде нежный и интимный голос обернулся холодной ноткой расчета. Только безупречная красота ее никуда не делась, скорее наоборот, теперешняя Катерина казалась Гавриилу еще красивее, а ее идеально облегающее тело фиктримаго угольно-серого цвета, поблескивало серебром каждый раз во время ее изящных движений. Густые золотистые волосы, прежде доходившие до поясницы, теперь были собраны в длинную косу и напоминали хвост скорпиона.

– Ладно наймит в порту, – начал Гавриил с трудом оторвав от нее взгляд, – но как Катерине удалось провести тебя? – точно прислушиваясь, Гавриил спросил Сусаноо.

– Ты видел ее грудь?

– Справедливо.

– На самом деле, – Сусаноо заговорил о Катерине уже серьезно и так, будто ее и не было вовсе, – Катерина убедила меня задолго до твоего появления, я бы даже сказал задолго до твоего рождения, – иронично улыбнувшись, отметил Сусаноо. – Одержимая лживой мыслью о воссоздании нашей расы, Катерина убедила меня сначала в ее необходимости, а затем и в неизбежной, но не удавшейся краже Предка, – Сусаноо сильно сжал рукоять катаны в руке, – В этом, несомненно, есть и моя вина, наверное, даже в большей степени. Гордыня не давала покоя. Мысль о том, как я вознесусь в глазах сородичей, затмила рассудок и окутала собой здравый смысл. Но Катерина, – Сусаноо глядел на нее с явной ненавистью, но в то же время, восхищался ее коварством, – Катерина всегда мыслила как нельзя трезво и расчетливо.

– Для чего? – все еще не понимая всей картины, спросил Гавриил, а Катерина немного гордо и, улыбаясь изгибами своего утонченного рта, гордо сохраняла молчание, хотела чтобы Сусаноо рассказал и признал все сам; он поник, ему явно надоело объяснять и постоянно раскладывать все по полочкам.

– Виктор дарует тебе жизнь в обмен на мою смерть, так ведь? – за очевидностью ответа Сусаноо продолжил: – победителю полагаются все привилегии, статус, обязанности и возможности проигравшего. По идее тебя, Гавриил не должно было быть в уравнении. Вместо тебя должен был явиться Клим и отрубить мне голову, ну и поскольку, он в правлении не заинтересован, а делегировать мои полномочия среди остальных Хранителей – расточительство, да и теперь уже не возможно, наверняка, на очередном собрании Синклит бы сошелся во мнении, что бразды правления должна принять…

Между Гавриилом и Сусаноо мелькнуло понимание, а взгляды сошлись на Катерине. Она держалась весьма элегантно, переполненная чувством удовлетворенности от весьма удачно разыгранной партии. Наполненная радостью победы Катерина хранила подозрительное молчание, точно партия сыграна и уже даже выиграна, но далеко не все фигуры в этой партии до конца сыграли отведенную им роль.

– Не хочется доставлять Виктору или Климу еще больше удовольствия, – Сусаноо подбросил катану все той же рукой и, ухватившись за ее лезвие, рукоять направил Гавриилу, а сам, упав на колени, разошелся блаженной улыбкой. – Хочу умереть от твоей руки, Гавриил, – слова его прозвучали будто просьба.

Гавриил осторожно, даже с некоторым почтением взял клинок в руку. Он понимал – Сусаноо уже мертв и неясным остается лишь то, кто нанесет удар. Гавриил обхватил рукоять катаны обеими руками и занес меч справа. Сусаноо выпрямился в спине, гордо задрал голову и блаженно закрыл глаза.

Гавриил рубанул.

Сусаноо отрицательно и, в явно расстроенных чувствах, покачал головой. Лезвие оказалось не достаточно острым для того чтобы разрубить его, практически окаменевшую за столькие тысячелетия кость, а может Гавриил рубанул не достаточно сильно и меч, разрубивший плоть застрял в кости. Гавриил вынул лезвие из слегка кровоточащей шеи Сусаноо.

– Тебе нужно научиться рассчитывать силу, Гавриил, – иронично произнес Сусаноо, явно расстроенный наличием головы на плечах.

– Кажется… у меня еще есть пара попыток, – заключил Гавриил, наблюдая, как глубокий порез на его шее сросся и от него не осталось и следа за исключением кровоподтеков.

Оглянув клинок, Гавриил заметил, что оно сильно изогнулось, деформировалось, кое-где на его лезвие появились вмятины, а сталь в некоторых местах и вовсе обрела сколы, видимо, меч износился еще в бою с упырями. Гавриил, скривившись ртом, швырнул бесполезную теперь железяку в сторону.

Сусаноо же достал, точно фокусник зайца, из своей мешковатой просторной одежды черный прямоугольный предмет, походивший на жезл, длиной сантиметров двадцать и заботливо вложил его в руки Гавриила.

Невольно Гавриил затрепетал. Ему вспомнились слова Виктора о том, что многое, придуманное человеком, уже имело свои реальные экземпляры, порой, воспроизведенные с невиданной точностью. Сусанно быстро уловил этот вспыхнувший трепет в черных глазах Гавриила и, отрицательно покачав головой, произнес то, что его сильно расстроило:

– К сожалению, это не из далекой-далекой галактики, Гавриил.

И вернувшись к реальности, Гавриил понял, что держит в руках Стик, но не совсем обычный, а какой-то модифицированный, более сложный. Мстислав как-то показывал ему нечто похожее, но в несколько меньших размерах. Держа жезл в руке, Гавриил увидел четыре небольших куба, располагавшихся в центре жезла. Сжав его в руке, стало ясно – кубы с точностью подходили под четыре пальца: указательный, средний, безымянный и мизинец. Сусаноо своими тонкими исхудавшими руками обхватил руку Гавриила, сжимавшую стик, и нажал на его указательный палец. Куб довернулся, и жезл тут же издал бесконечное множество приятных слуху трескающихся звуков и в их сопровождении, рассыпаясь на тысячи маленьких геометрических фигур, собрался в продолговатое матово-черное лезвие длиною чуть больше метра. Гавриил рассматривал его с широко открытыми глазами: в клинке не было ничего лишнего, буквально – ничего. Только цельная рукоять, где-то в скрытой от глаз границе переходящая в лезвие, идеально ровное двуострое лезвие чарующее своими линиями. Дол точно посередине разделял клинок тонкой прорезью вдоль всего лезвия и заканчивался почти у его острия.

– Попробуй этим, – подгонял Сусаноо и вновь гордо вытянув шею, принял прежнюю позу ожидающего смерти.

На этот раз без лишних слов Гавриил дал Сусаноо желаемое. Рубанул так, что послышался звук рассекающего воздух лезвия.

Голова Сусаноо достигла пола раньше его тела и белый свет, излучаемый стенами, стремительно угас, и все помещение окутали мрачные, серые тона.

Катерина едва заметно улыбнулась уголком своих ярко-красных губ и, но в ее черных без капли белизны глазах промелькнуло некое подобие печали и грусти. Подойдя достаточно близко, почти вплотную она встала напротив Гавриила. Кончиком языка она увлажнила свои губы и, медленно опустив руку, ласково коснулась сначала кисти руки Гавриила, а затем ее пальцы скользнули на стик – к его указательному пальцу. Глаза ее из-под длинных, густых ресниц глядели на Гавриила и Катерина, одним легким нажатием заставила клинок вобраться и принять прежнюю форму. Их тела впервые соприкоснулись в момент, когда Катерина поднесла свои губы к его уху и медленно, проговаривая интимным шепотом каждое слово произнесла:

– Сохранишь мой секрет, и я сохраню твой.

– Это, какой, такой секрет?

Катерина отвела голову и, немного наклонив ее, посмотрела прямо в глаза Гавриилу умиляющим взглядом.

– Виктор знает о моем участии во всем этом, он сам послал меня сюда следить за Сусанно, но он ничего не подозревает о том, что я причастна к пропаже капсулы, – прошептала она. – И я бы очень хотела, – Катерина медленно, будто получала от процесса удовольствие, провела ноготком по челюсти Гавриила от уха до подбородка, – чтобы так все и продолжалось.

Гавриил немного отдалился, но только головой. Ему было приятно ощущать своей грудью красивую и упругую грудь Катерины, и он не спешил лишать себя этого удовольствия.

– Вообще-то, я спрашивал тебя о своем секрете, – нахмурившись, произнес Гавриил и едва улыбка успела появиться на его лице, он продолжил: – но и за твой спасибо.

– Виктор считает, что ты – наследие Сусаноо, – нисколько не смутившись открытием своего секрета, продолжила Катерина, ей почему-то казалось, что она может целиком и полностью доверять ему, впрочем, в далеком будущем, это доверие, сейчас, абсолютно беспочвенное себя сполна оправдает. – И, отстоял свое право на жизнь, убив своего создателя, но вот ответь мне, как думаешь, насколько быстро он передумает, узнав, что ты не имеешь к Сусаноо ни малейшего отношения? – Катерина вопросительно искривила свои аккуратненькие бровки.

– А с чего Виктор вообще решил, что Сусаноо мой создатель?

– Я убедила его, – самодовольно призналась Катерина. – Точно так же, как убедила Сусаноо в том, что ты представляешь для него страшную угрозу. Правда, убедить Виктора оказалось намного сложнее. Итак, мы закончили?

– Тогда откуда же во мне взялась эта сила? Кто создал меня, если не Сусаноо?

– Мне об этом не известно, – кажется, искренне ответила она нежным, как когда-то голосом. – Я просто увидела в тебе благоприятную для себя возможность и без тени сомнения воспользовалась ей.

Убедившись в том, что тайны Гавриил не выдаст, Катерина отступила. Оглядывая помещение в последний раз, будто рассчитывая что-то, Катерина своими изящными пальчиками левой руки натирала украшение-браслет на своем правом запястье – десять шаров жемчужного цвета, размером чуть больше перепелиного яйца прижатые друг к другу, словно на магнитах. Видимо, покончив с оцениванием размеров комнаты, Катерина сняла браслет целиком и небрежно бросила его под ноги. Гавриил тут же сообразил, что вот-вот произойдет.

– Поспешим, – бросила Катерина и быстрыми уверенными шагами, направилась в сторону выхода.

Гавриил же, сжав прощальный подарок Сусаноо в руке, без труда догнал ее, поскольку теперь знал за какие ниточки нужно дергать, для чтобы начать двигаться быстрее обычного. Мстислав был прав. Это оказалось весьма просто – достаточно упыря сжимающего тебе черепушку в виде чувства неизбежной гибели и точной команды собственному телу в виде импульса.

Катерина заметила, что помимо темного жезла, Гавриил крепко сжимал в руках мешок с мокрым пятном, явно сделанный на скорую руку из одеяний когда-то принадлежавших Сусаноо.

И только опустошенные и пустынные улицы острова Ганкаджима успели встретить своими заброшенными и мрачными видами Гавриила и Катерину, как за их спинами раздался глухой хлопок и, обернувшись, Гавриил не обнаружил ни малейшего следа от только что покинутого здания.

 

ГЛАВА 13

Катерина, что не удивительно, тоже владела собственным частным самолетом, не без помощи которого им удалось вернуться назад. ИССИ поприветствовала Гавриила на борту и выказала ему радость за то, что тот умудрился вернуться живым.

Сама Катерина, согнув ноги в коленях, в элегантной позе полулежа, расположилась на кресле плавно переходящем в некое подобие небольшого диванчика. Даже просто неподвижно сидеть у нее получалось с невиданной грацией. Она то и дело улыбалась, рассматривая что-то на своем персональном экране, расположенном по левую сторону ее кресла. Гавриил тем временем сидел скромно, сложив руки меж колен, но достаточно удобно для себя, в кресле, расположенном напротив Катерины и наслаждался комфортом, разглядывая салон, выполненный преимущественно в белых тонах. Белая кожа, явно дорогая и наверняка сшитая вручную обтягивала каждое из четырех сидений, в том числе и то, на котором, как королева, восседала Катерина. Каждое сидение имело свой собственный небольшой экран, каким-то чудом державшийся на тоненькой спице по левую сторону, а по правую сторону располагалась прямоугольная, до блеска натертая хромированная панель с несколькими, едва заметными кнопками, предназначение которых осталось для Гавриила загадкой. Белоснежные полукруглые стенки салона заливали все пространство теплым, расслабляющим светом, что в свою очередь не требовало дополнительных приборов освещения.

Катерина аккуратно дотрагивалась своим изящным беленьким пальчиком до экрана и, то и дело, одаривала его таинственными улыбками, наконец, заметив с каким интересом, Гавриил пытается понять, что ее так забавляет, она легким движением пальцев по монитору как бы перебросила просматриваемую страницу на экран Гавриила. Прежде темная его поверхность постепенно набирала яркость, и картинка лениво проявлялась – открылась страница какого-то весьма респектабельного новостного портала. Оглядывая его строгий и максимально эффективный дизайн, на главной странице Гавриил заметил фотографию очень знакомого ему здания, а ниже жирным шрифтом, очевидно, заголовок статьи:

"ХОРВИНСКАЯ БОЛЬНИЦА НЕ УСТОЯЛА".

Прочитав статью "по диагонали", Гавриил быстро уловил ее суть – клевета и ложь. Ведь он сам принимал участие в этом, так называемом "сносе". В статье, автора которой Гавриил не мог знать, поскольку не испытывал особой тяги, да и интереса к чтению новостей, коротко описывалась история постройки больницы, варианты ее использования и главное – весьма интересные причины, послужившие основанием для ее сноса. "Интересно, – подумал Гавриил, – А что напишут про то, как Виктор, не моргнув глазом разбомбил ничем не примечательную на первый взгляд местность и напишут ли вообще?". Побоище, устроенное Мстиславом, Верой, Надеждой и Гавриилом ради возвращения капсулы Предка, привело к тому, что ИССИ сравняла один из корпусов с землей и все для того чтобы сохранить тайну их существования, и ее последствия ее действий, ожидаемо, представили читателям как плановый снос. Гавриил невольно улыбнулся написанному в статье и сейчас, ему стало ясно, чему так ехидно улыбалась Катерина.

– Вы контролируете все новостные агентства? – оторвавшись от экрана, поинтересовался Гавриил.

Катерина плавно, совершенно невинно, пожала своими аккуратненькими плечами, будто контроль над СМИ – сущий пустяк, но все же ответила:

– Не все. Несколько самых крупных и читаемых вполне достаточно,

– Что еще?

– "Что еще?" – в искреннем удивлении, переспросила она. – Ты считаешь, что все многомиллиардные компании появились, сколько – пятьдесят, может сто лет назад? – Катерина вновь усмехнулась наивности Гавриила, а тот, в свою очередь не мог поверить тому, что слышит Катерину, затрагивающую подобные темы, впрочем, вспомнив то, как ловко она обыграла Сусаноо, его самого, да и Виктора, вмиг развеяло все сомнения. – Нет, Гавриил, – продолжала она своим сладким голосом, – фундамент некоторых из них закладывался очень давно для заранее намеченных, конкретных целей. Нам подвластна любая инфраструктура, Гавриил, каждая…

Гавриил жестом руки прервал Катерину и, судя по ее изумленному виду, прежде ее так никогда не перебивали и эта бестактность Катерине нисколько не понравилась.

– Тише, тише, – как бы успокаивая ее руками, умиротворяюще произнес Гавриил. – "Ифрастуктура", – нарочно неправильно произнес он, – это слишком сложное слово для меня, и мой мозг вот-вот вскипит от одной только мысли о попытке понять его суть.

Он не соврал.

Всю свою жизнь Гавриил сторонился всего, что было связано с властью, политикой, корпоративными интригами, и, в конце концов, большими деньгами. Его попросту это не интересовало. Свое положение в обществе он принял с детства и даже не пытался ничего менять и сейчас, став Бессмертным, он признался себе, что позиция эта сослужила ему отличную службу.

Катерина снисходительно улыбнулась, кажется, ей нравилось чувствовать некое превосходство над своим собеседником. Очевидно, рядом со старшим братом – Виктором и, возможно, остальными Хранителями, она никогда не испытывала этого первенства, но сейчас, находясь с Гавриилом, Катерина чувствовала себя чуть ли светочем знаний, впрочем, в сравнении с ним, она таковой и являлась. Гавриил не был знатоком в области поведенческой психологии, потому он никак не мог уловить того, что именно Катерине нравилось в его обществе: он сам или ее над ним превосходство. Будучи человеком, не строившим грез, он все больше склонялся ко второму, но в любом случае, оказался доволен и с каждой минутой чувствовал себя более раскованно. Ему с лихвой хватало того, что он находится рядом с самой прекрасной женщиной на Земле, и, наверное, во всей Вселенной, но более всего он был рад тому, что, наконец, совладал со своей способностью, научился ее контролировать и использовать когда заблагорассудится. И использовал. Несколько раз, да так, что Катерина и не заметила его молниеносных перемещений с кресла на кресло.

– Я не собираюсь спать с тобой, – вдруг ровным, но в тоже время дразнящим голосом, бросила Катерина, и чудесный ее ротик изящно изогнулся в победной улыбке, немного оголив хищные клыки. Сказанное явно выбило Гавриила из колеи, но он тщательно и вполне успешно старался не подавать виду, лишь в притворном удивлении слегка отвесил челюсть.

– Этими словами ты сейчас разбила сердце каждого мужчины в мире, а может, и многим женщинам, – шуточно признался Гавриил. – Я искренне говорю от имени каждого и каждой из них, – закончил он, приложив руку к сердцу, которое, к слову, не стучало в изобилии жизненной силы.

– Знаешь в чем преимущество молниеносных движений? – с двусмысленной улыбкой на лице, продолжил Гавриил, находясь в своем кресле.

– В чем же? – улыбнувшись уголком рта и все так же чарующе вопросительно изогнув брови, спросила Катерина,

– Я уже мог переспать с тобой, – широко улыбнувшись, признался Гавриил, сидя на краю кресла-дивана Катерины, разглядывая вздувшиеся и отступающие черные вены на тыльной стороне своей ладони.

– В таком случае, я сильно в тебе разочарована, – с сожалением добавила Катерина, плавно переводя на него взгляд.

– Это еще почему?

– Я ничего не почувствовала.

Они обменялись колкими и игривыми улыбками.

– У меня есть одно, неоспоримое преимущество, – не сдавался Гавриил.

– Да? Это, какое же? – на этот раз с искренним интересом спросила Катерина, и беспросветно черные глаза ее вдруг удивленно засверкали, а Гавриил, как только мог, скрывал то, как чувствовал себя – неловко, будто мальчуган, все вокруг него налилось радужными тонами и сердце, если бы могло, наверняка бы трепетно прыгало сейчас в груди. Он торжественно развел руками:

– У меня есть все шансы остаться единственным мужчиной на Земле, – разойдясь блаженной и игривой улыбкой, выпалил он.

Этот факт Катерина отрицать не могла, но все же выкрутилась с присущей ей изящностью:

– А как же, например, Клим? – она невинно похлопала глазками.

Гавриил соображал всего секунду, а затем начал выделывать несуразные и притупленные движения и только после того, как он начал тяжело мычать, Катерина поняла, что он комично изображает свое представление того, как она и Клим занимаются сексом.

Искренняя улыбка не сходила с ее лица и щеки, наверняка бы уже охватило приятной болью, которая неведома Бессмертным. Катерина, немного съежившись, легонько стукнула Гавриила ножкой в голень, призывая его прекратить кривляния. Удовлетворенный своей маленькой победой, он охотно повиновался.

– А у вас секс сильно отличается от людского?

Катерина из стороны в сторону покачивала головой и вновь игриво улыбнулась, сраженная упорством Гавриила.

– Нет, – объясняла она, – не сильно, но называется иначе, – и едва Гавриил успел задать вопрос о его истинном названии, Катерина остановила его, подняв аккуратненький указательный пальчик в воздух, – и я не скажу тебе как. Если так случится, то ты все узнаешь сам.

– Так у меня все-таки есть шанс!

Она блаженно моргнула, на мгновение, сомкнув свои длинные и черные как ночь ресницы.

– Разумеется, – и, выждав достаточно, чтобы максимально расстроить упования Гавриила, добавила: – Вера и Надежда, например, или даже Лидия. С твоим появлением она прямо расцвела, я очень давно не видела старушку такой счастливой.

– О, да. У нас роман, – соврал Гавриил, но сделал это со всей серьезностью, и Катерина, вновь ответила ему улыбкой. Прекрасной, несравненной улыбкой.

– Брак и секс у Бессмертных, – продолжила Катерина терминами, понятными Гавриилу, избегая новых вопросов, – это раз и навсегда. Выбирая себе пару, ты остаешься верен ей навечно, как и она тебе. Это очень значимое событие в жизни каждого Бессмертного, – на секунду, она вдруг сделалась юной девицей, наивной, мечтательной, на гладкой белоснежной коже не хватало только застенчивого румянца, – и потому, происходит не часто. Мы не ограничены временем и потому неспешны. Брак и продолжение Родословной для нас решение всегда тщательно обдуманное, взвешенное, необратимое. Может поэтому нас не так много.

Это признание немного насторожило Гавриила.

– Сколько же?

Она робко пожала плечами.

– Один миллион шестьсот восемнадцать тысяч. Сейчас может больше, я не знаю, – с искренней печалью в голосе призналась она. Гавриила эта новость удивила не меньше остальных – самая развитая раса оказалась столь малочисленной. Он видел, как разговоры о прошлом угнетают Катерину и нагоняют на нее тоску. Грусть ей совершенно не шла, и он постарался перевести разговор в более оптимистичное русло.

– Бедные ваши детишки, – подбадривающе начал он, – тысячелетиями, поди безымянными бегают.

Катерина вновь улыбнулась, и весь их оставшийся полет прошел в ключе взаимообмена колкостями и соревновании в остроте ума, которое Гавриилом было с треском проиграно.

Тогда они и не подозревали, что наступит момент, и они окажутся намного ближе друг к другу, чем могли себе представить.

***

Гавриил вошел в уже знакомое и просторное помещение оружейной в одиночку. Катерина оставила его раньше, объяснив свой вынужденный уход некоторыми безотлагательными делами, требующими ее непосредственного вмешательства, впрочем, она могла солгать.

Виктор стоял спиной к Гавриилу метрах в двадцати и с материнской заботой плавными жестами рук дистанционно заканчивал укладывать одну из капсул внутрь кузова ИССИ. Видимо, это были последние приготовления на пути к Колыбели и запечатыванию Предков. Капсула, охотно повинуясь каждому движению его руки, плыла в воздухе, а после, оказавшись в нужном месте – зависла и продолжала парить на протяжении всего пути.

– С возвращением, Гавриил! – радостно произнес Виктор, не оборачиваясь. Он аккуратно приступил укладывать вторую капсулу, ловко, но нисколько не спеша, подхватив ее жестом руки. На его запястьях Гавриил заметил по браслету, благодаря которым Виктору удавалось дистанционно управлять капсулами. Поворачиваться Виктор и не думал, но говорил неожиданно приветливо, хотя в голосе его не было ни капли удивления, а возможно, удивление это было тщательно им скрыто:

– Позволь тебя поздравить. Ты справился на удивление хорошо, я бы даже сказал, замечательно, – Виктор закончил укладывать капсулу и, развернувшись, добавил: – И умудрился прихватить себе трофей, как я погляжу, – заметил Виктор, головой указав на черный жезл, сжимаемый в руке Гавриила.

Улыбаясь, Виктор пошел навстречу Гавриилу и тот машинально, но несколько неуверенно ответил тем же и чем ближе Виктор подходил, тем больше становилась улыбка на его лице. Источающая холод улыбка, от которой на спине Гавриила пробежали не только мурашки, но и одним единым табуном ринулись все известные ему виды насекомых.

– Поздравляю, Хранитель Гавриил, – неподдельно гордо произнес Виктор в момент, когда Гавриил подумал, что улыбка его вот-вот достигнет максимально возможной ширины. – Процедуру Инициации мы проведем несколько позже, следуя всем условностям.

– Процедура Инициации? – переспросил Гавриил.

– Именно. Благодаря Процедуре ты официально станешь Хранителем, примешь его обязанности, привилегии, возможности и, разумеется, ответственность.

"Обязанности", "Привилегии", "Возможности", "Ответственность" – каждое слово старательное избегаемое Гавриилом на протяжении всей его жизни. Они не пугали его, нет. Он просто считал их лишними, и совершенно не нужными в его жизни, какой бы она не была. Даже то насколько вдохновляюще Виктор назвал их, не убедили Гавриила в обратном.

– А если я не хочу всего этого?

– Что, прости? – в искреннем удивлении Виктор прищурился, будто бы не расслышал.

– Ты говорил, что убив Сусаноо я докажу свое право остаться Бессмертным…

– Все верно, – добавил Виктор.

– Я его убил.

– Верно, – подтвердил он.

– На всякий случай, – Гавриил сделал паузу, показав руку, прежде неумело скрывавшую что-то за его спиной. Подобие мешка из одеяний Сусаноо. Гавриил бросил его под ноги и, коснувшись пола, мешок раскрылся, показав хранившуюся в нем отрезанную голову, на лице которой почему-то отчетливо читалось некое подобие хитрющей улыбки. Будто Сусаноо предвидел то, как Гавриил сначала отрубит, а потом заберет его голову в качестве доказательства Виктору и напоследок надменно улыбнулся, улыбнулся так, словно в смерти своей он нашел победу.

Виктор, увидев отрезанную голову Сусаноо нисколько не смутился. Он лишь как-то странно улыбнулся ей в ответ, а после, пронзительным своим взглядом впившись в Гавриила, сказал:

– Это было необязательно, хотя весьма предусмотрительно.

– Я его убил, – повторил Гавриил, – Отстоял свое право на жизнь, верно?

Виктор утвердительно кивнул.

– Я не ищу власти. Не хочу ее. От нее можно отказаться?

При первой встрече предложение Виктора о безграничных возможностях, абсолютной власти не казались Гавриилу столь реальными. Его выбор тогда был обусловлен больше желанием выжить, нежели воспринять в серьез предложение Виктора и посмотреть, что из этого может получиться. Однако сейчас, все несколько изменилось. Гавриил понимал, что у него попросту нет абсолютно никакого опыта в управлении, более того, подобной ответственности он всегда избегал. Приняв бразды правления, Гавриил бы неизбежно провалился и тогда, Виктор непременно счел бы его действия неприемлемыми, и наказанием послужит смерть. Так, во всяком случае, ему казалось. Гавриил нашел предложение Катерины действительно стоящим, логичным, и что главное – все останутся в выигрыше. Виктор поместит Предков в безопасное место, и продолжит творить свое волшебство, Катерина, получив желаемое, наверняка окажется прекрасным управленцем, а Гавриил, он продолжить познавать все то, что прежде от него так старательно скрывали.

– Отказаться? – не скрывая удивления, вдумчиво проговорил Виктор и, приложив руку к подбородку, указательным пальцем стучал по губе, усиленно изображая сильнейшие мыслительные процессы. Виктор намеренно немного затянул с ответом – изрядно поиграл на нервах Гавриила и тот на секунду даже подумал, что может лишиться головы. На этот раз окончательно.

– Можно! – радостно воскликнул Виктор и тут же приуныл, начав жестикулировать рукой. – Если Катерина согласится принять титул Хранителя, то да. Ты можешь передать свои достижения ей.

"Ты сильно удивишься…" – промелькнуло в голове Гавриила, в момент упоминания Катерины, именно этого она и добивалась.

– Однако ты должен понимать, – продолжил Виктор уже почти приказным тоном, – отпустить тебя я не в праве. Ты останешься, и будешь служить мне. Я назначу тебя Сословию Воинов-Стражей – к Мстиславу, Вере и Надежде.

Примкнуть к Мстиславу и сексуальным сестрам-близнецам Вере и Надежде казалось Гавриилу весьма заманчивой перспективой. Эту троица, даже за столь короткое с ней знакомство, Гавриил нашел весьма отличной компанией, ему несказанно нравилось их общество. Что-то подсказывало Гавриилу – узнай он их по ближе – все станет еще лучше.

– Я готов, – уверенно заявил Гавриил и зачем-то протянул Виктору руку.

Виктор нахмурил брови и пожал ее, но все же как-то нехотя, а после добавил: – Я уведомлю Катерину после нашего возвращения. Впрочем, она наверняка с радостью согласится, поскольку я давно послал ее следить за успехами экспериментов Сусаноо. Уверен, Катерина достаточно умна, она знает и умеет управлять, – с некоторой гордостью в голосе сказал Виктор.

"Ты точно сильно удивишься…", – в очередной раз мелькнуло в мыслях Гавриила.

– Кстати, именно так я узнал, что ты, Гавриил – творение Сусаноо, – надменно признался Виктор. – Катерина сообщила мне о намереньях Сусаноо послать свое творенье выкрасть Предка, – Виктор выпрямился, вновь посмотрел Гавриилу прямо в глаза. – Сейчас я не жалею, что сохранил тебе жизнь, Гавриил, напротив, я весьма удачно разыграл твою карту.

Гавриил собрался было что-то сказать, возможно, в чем-то признаться, слова были готовы вырваться из его уст, они комом застыли в горле. Но как порой случается в подобных случаях, в самый нужный, решающий миг, из-за его спины раздался звонкий звук вновь прибывшего лифта. Двери лифта распахнулись и из него, точно плавая в воздухе, своим легким шагом вышла Лидия, на этот раз облаченная не в свойственную ей просторную бесформенную тунику, а в фиктримаго, который сидел на ее старческом теле несуразно и довольно смешно. Она целенаправленно сделала небольшую дугу и прошла около Гавриила. Он увидел ее лицо, заглянул в ее глаза; в них отчетливо читалась радость встречи, радость за Гавриила. Глаза ее увлажнились от понимания того, что ему удалось вернуться живым.

Следом шел Клим.

Его выдали размеры, тяжелые шаги и все тот же уродливый, криво сшитый из клочьев кожи плащ, сильно провисший на левую сторону. По его грубому, точно ботинок, подбородку стекали уже подсохшие следы черной крови. Видимо недавно он провел над собой "ритуал преданности". Клим, не обратив никакого внимания на Гавриила и Виктора, безмолвно направлялся прямиком к кораблю. Виктор же, как показалось Гавриилу, на секунду прямо засветился от переполнявшей его гордости, поверх той, которой искрился постоянно, провожая Клима взглядом своих беспросветно черных глаз, которые после перевел на жезл, сжимаемый Гавриилом.

– Ты знаешь что это?

– Стик, – Гавриил, не раздумывая, назвал оружие.

Виктор не скрыл удивления. Он, казалось, был рад тому, что Гавриил начинает учиться и понимать, но все же, решил еще немного расширить его кругозор.

– В твоих руках редкий предмет, Гавриил. К сожалению, при крушении нами были утеряны почти все. Стик, – проговорил Виктор название жезла, – Это уникальное и очень мощное оружие, Гавриил. Оно способно разрушить то, что не разрежет и расколоть то, что не разрубит.

Это изречение Виктора прозвучало как-то совсем дико, и больше походило на одно из бесчисленных, нелепых своей бессмысленностью предсказаний, в которые Гавриил никогда не верил.

– У тебя будет масса возможностей удостовериться в этом, – заключил Виктор и, вытянув руку, указал в сторону ИССИ, внутри которой их уже ждали Лидия и Клим. – Осталось совсем немного.

Гавриил направился к кораблю, Виктор шел совсем рядом, они поднялись на борт. Мозаика из мизерных многочисленных геометрических фигурок, под характерные трескающие звуки, затянулась за их спинами, и корабль беззвучно взмыл ввысь, бесследно скрывшись в ночном небе.

 

ГЛАВА 14

Виктор настороженно стоял между двумя парящими в воздухе прямоугольными капсулами Предков, словно боялся их вновь потерять, будто только ими одними был наполнен смысл всей его жизни, и не было миссии более важной, чем их сохранение и безопасность. Его черные глаза сгорали от нетерпения, от желания которое должно вот-вот исполниться и все изменится, станет совершенно другим. Поместив Предков в Колыбель, в полную безопасность, он сможет продолжить творить свое неведомое никому волшебство, продолжить кроить мир и вести его к известным одному ему целям.

Клим безмолвной статуей расположился на созданном ИССИ подобии кресле. Оно было под стать ему, но отличалось тем, что не было большим, несуразным и уродливым. Он с усердием и крайне сосредоточенным выражением лица, грубым подобием ниток и огромной, точно шило иглой, пришивал очередной кусок свежеваной кожи к своему плащу. Лидия не упустила возможности перевести дух и отдыхала перед предстоящим событием сохранения Предков. Она сидела, полностью расслабившись, в положении полулежа, на любезно предоставленном ИССИ продолговатом кресле и рассматривала что-то, быстро перелистывая страницы. Гавриил в очередной раз не совладал с собственным любопытством и, приблизившись к Лидии, слегка наклонившись, просил разрешения взглянуть на то, что она рассматривала с таким неподдельным интересом. Она охотно продемонстрировала ему причину, что увлекла ее столь сильно. Причина эта сильно подкосила Гавриила, но он старательно скрыл свое удивление. В руках Лидии был небольшой, но довольно содержательный каталог, львиная доля которого была отведена новорожденным и, кажется, годовалым детям и именно их, детей, Гавриил избегал и боялся как ведьма Инквизицию. Он всегда убеждал себя в том, что никогда не женится, не будет заводить семью и не станет отцом. Поначалу, он тешил себя отговорками неисправимого холостяка, затем уверял себя в том, что его одиночество это скорее свобода и она слишком дорога ему, но в действительности, он боялся того, что станет таким же отцом, каким был его собственный. Потому и не хотел детей, не желал им такой жизни, такой семьи. А Лидия, по всей видимости, напротив, уже успешно выбрала кроватку, коляску, некоторую одежку – об этом говорили разных цветов закладки и небольшие заметки, и сейчас она, кажется, остановилась на одном из самых сложных этапов – выборе обоев для детской комнаты. Гавриил отметил особую закономерность – преимущественно все выбранное Лидией было выдержано в искрящихся любовью материнских тонах: розовые, светло-красные и без приятно, излучающего тепло желтого не обошлось. Она перелистывала страницу за страницей, лихорадочно оставляя закладки-стикеры на всем, что приглянулось ее искрящимся энергией голубым глазам. Гавриил глубоко внутри, несомненно, порадовался за Лидию, был искренне рад счастью, готовому обрушиться на нее. Он толком ничего не знал про эту сияющую добротой и излучающую умиротворение женщину. Ничего, кроме того, что она преданно служит Виктору вот уже около шести веков, прожила столько не без его усилий и сейчас, последнее, выполненное ей поручение, вот-вот, вернет ей когда-то утраченную молодость и подарит жизнь, о которой она мечтает уже очень давно. Виктор прекрасно понимал это и без каталога в ее руках. За время пути, в те моменты, когда взор его падал на Лидию лицо его то и дело выдавало нехарактерную для него добрую улыбку.

– А если у тебя будет мальчик? – наконец спросил Гавриил, недоумевая над выбором Лидии, но она лишь улыбнулась в ответ и легонько стукнула его в плечо своим хиленьким кулачишком, будто старалась выбить из него эту ужасную мысль.

Решив больше не мешать мечтам Лидии о ее грядущем будущем, Гавриил направился к Виктору, к новым ответам.

– А где остальные? – поинтересовался Гавриил, оказавшись в полушаге от него.

Виктор неспешно повернулся. Поначалу плечом, а затем и всем телом, словно оторвался от своих никому не известных мыслей, и Гавриил увидел огромный меч, прежде скрывавшийся за телом Виктора. Тот самый меч, висевший перевернутым крестом в его покоях, сейчас парил в воздухе рядом с капсулами. Наличие меча насторожило Гавриила, и Виктор моментально уловил это волнение.

– Мстислав, Вера и Надежда? – переспросил Виктор. – Отбыли в Колыбель сразу после твоего отправления к Сусаноо и сейчас проводят последние приготовления в ожидании нашего прибытия.

Виктор вновь уловил то, как парящий в воздухе массивный меч не дает Гавриилу покоя и улыбнувшись, указав на меч, добавил:

– Когда-то давно это оружие принадлежало Главнокомандующему Серафимов. Не нынешнему, – уточнил Виктор, – а его предшественнику. Я отнял у него жизнь, его же мечом, а сейчас оставлю его в Колыбели, где он вечно будет служить памятником каждому серафиму, станет символом их глупости и монументом тем, кто уже успел и еще умрет под завалами Башни.

– Это конец? – как-то замявшись, спросил Гавриил.

– Конец? – усмехнувшись, переспросил Виктор. – Конец, Начало, Середина, все это временные отрезки, Гавриил и они выдуманы, обозначены людьми для людей с одной единственной целью, целью самоограничения. Им необходимо загнать самих себя в рамки. Нет, Гавриил, это не конец, далеко не конец, уж поверь, – немного выждав, Виктор продолжил: – Это сейчас и "сейчас" это будет постоянным, нескончаемым.

– Тогда зачем ты постоянно оглядываешься на часы? – Гавриил кивком указал на запястье Виктора и тот машинально коснулся его.

– Я неподвластен времени, я вне его, но к глубочайшему сожалению, я невольно стал заложником тех, кто целиком и полностью от него зависит. Это вынуждает меня подстраиваться под каждого из них, планировать заранее место и время, где и когда мне пригодятся их возможности, в какой момент они должны исполнить свою роль, прежде чем освободятся от оков времени.

– Освободятся от оков времени?

– Сдохнут, – со сталью в голосе перефразировал Виктор.

– И что потом? Третья кампания?

– О, да-а-а, – протянув, подтвердил Виктор с абсолютно естественным нетерпением этой самой кампании. – И еще великое множество деяний после, Гавриил. Великое множество.

– Сусаноо считал твои кампании недопустимыми.

– И допустил каждую из них, – глумливо уточнил Виктор.

– Почему?

Таинственно улыбнувшись, Виктор развернулся и направился в дальний угол корабля, Гавриил неспешно последовал за ним и наконец, познал причину отсутствия в корабле окон. Поначалу он считал, что подобное решение – ошибка конструкторов, или наоборот, какой-то хитрый ход, но сейчас понял – при необходимости весь корабль целиком мог за считанные секунды стать одним большим окном, полностью прозрачным. Едва Виктор дошел до угла, как угол этот, а затем и вся конструкция корабля в мгновение ока стали прозрачными. Беспросветно черные матовые стенки только что казавшиеся массивными и прочными сейчас выглядели как хрупкое стекло и только на небольшом расстоянии от него, куда не посмотри, переменчиво играл раскаленный воздух.

Очевидно все, кроме Гавриила к подобным ситуациям давно привыкли, и лица их ни разу не показались удивленными. Гавриил же, увидев под собой пустое пространство и белоснежные ватные облака, отдающие серебряным оттенком лунного света, на секунду потерял равновесие и готов был упасть, но ощущение твердой поверхности под ногами не позволили этому случиться. Гавриил обратил внимание на то, как бескрайние облака, расплывавшиеся под ними, становились все ближе и ближе, и в какой-то момент показалось, если вытянуть руку, то можно с легкостью коснуться и даже почувствовать их.

ИССИ плавно погружалась в облака точно под воду, а затем, неожиданно рассеявшись, облака сменились тянущимися к горизонту где-то далеко внизу, бесчисленным множеством деревьев, чья густая листва поблескивала в ночном свете луны. Корабль снизился, но в то же время находился все еще достаточно высоко над землей и продолжал свой уверенный, лишенный малейшего шума полет. Они будто летели в воздухе, сами по себе, без сторонней помощи, настолько невидимым и прозрачными стали стенки ИССИ, хотя некоторые искажения были заметны их глазу, но даже им не удавалось испортить прекрасную картину, щедро залитую серебряным и холодным лунным светом.

– Возможно потому, что он сам верил в необходимость кампаний, – ответил Виктор, рассматривая раскинувшиеся перед ним красоты. – В их неизбежность. Неотвратимость.

– Да, но устраивать глобальные войны… ведь должна быть причина.

– Она есть, – подтвердил Виктор.

– Все ради денег? Богатств?

Виктор захохотал, да так звонко и громко, так противно, что Гавриил глубоко внутри искренне возрадовался тому, что практически всегда Виктор оставался холодным, серьезным, и макса угрюмости крайне редко покидала его лицо. Слышать его смех, возможно искренний, настоящий оказалось сущим наказанием.

– Гавриил, Гавриил, – резко прервав свой пронзающий смех начал Виктор, – ты стал Бессмертным, но мыслить продолжаешь как человек – примитивно и приземленно. Дело вовсе не в богатствах, – сожалея о заблуждении Гавриила, Виктор в разные стороны покачал головой. – Первостепенной целью стоит вопрос регулирования популяции. Человечество плодится очень быстрыми темпами. Демографический прирост населения в его общих тенденциях не перестает увеличиваться. И набрав критическую массу, просто перестанет поддаваться контролю, начнется хаос, в котором каждый отступник будет до последней капли крови отстаивать свой клочок земли и в результате развитие неизбежно направится в совершенно иное русло и мне не удастся исполнить задуманное.

– И в чем заключается это твое "задуманное"?

– Привести Отступников к моменту, когда они смогут покинуть Землю, разумеется. – Виктор улыбнулся, но мгновение спустя улыба исчезла с его лица, будто ее и не было вовсе. – Сделать это возможно одним единственным способом.

– Устраивая войны?

Виктор улыбнулся, на этот раз как-то маниакально и назвал то, к чему эти войны, в конце концов, приведут:

– Я сотру границы, разрушу страны, сожгу все флаги, уничтожу гербы, Гавриил, и человечество вынужденно оставит позади все споры и разногласия. Станет новой, сплоченной единым горем расой – Землянами и Земля их станет одним могущественным государством, родиной всего Человечества на бескрайних просторах космоса. – Виктор говорил искренне и почти фанатично. На секунду Гавриилу даже показалось, что все это делается исключительно ради людей, но тут же вспомнились слова, когда-то сказанные Виктором: "Человечество – моя шахматная доска" или как-то так. Дословно, Гавриил не уже не помнил, никогда, как не старался, не запоминал.

– Только так и никак иначе, – продолжал Виктор. – Космос бесконечен и беспощаден, он без труда поглотит каждого из них каким бы сильным и богатым тот не был, только сплотившись у человечества, появится шанс. Подобной идеологии нельзя научиться просто так, к ней нужно прийти.

– То есть, ты вроде как стороне добра?

Тонкие губы Виктора изогнулись в подобии улыбки, он, гордо задрав голову, ответил:

– В мире нет добра и зла, Гавриил, есть только разная степень эгоизма.

– И к чему ведет тебя твой эгоизм? – в попытках разобраться в мотивах Виктора Гавриил продолжал свои нескончаемые расспросы.

Хищные черты лица Виктора на долю секунды выдали грусть.

– Я хочу вернуться назад, туда, откуда пришел, снова оказаться, – его голос дрогнул, – дома.

Кажется, подобные разговоры давались ему тяжело и, в какой-то момент Гавриилу показалось, что за бесчисленными масками безразличия, расчетливости, хладнокровия и жестокости все же живет нечто, что может чувствовать.

– Я вернусь победителем, – уже с привычным, свойственным ему холодом в голосе добавил он, и Гавриил, даже представить себе не мог, чтобы это значило. Впрочем, представлять он и не собирался.

– Открыто возглавишь людей?

Вопрос вызвал усмешку, а плечи Виктора задрожали от беззвучного смеха.

– Нет, люди никогда не пойдут за мной или таким как я. Нет, Гавриил. Я дам им идеал, чье неизменное стремление к совершенству, решительность, непоколебимая уверенность и вера в Человечество поведет людей за собой в самые темные уголки Вселенной.

– И где же твой Мессия? – с иронией в голосе спросил Гавриил, и Виктор без труда уловил ее в его вопросе. В Избранных Гавриил никогда не верил.

– Дитя еще не родилось, очевидно, – таинственной улыбкой закончил он.

– А сам продолжишь наблюдать из тени, как сейчас?

Виктор блаженно кивнул.

– За минувшие тысячелетия, – продолжал Виктор, эта планета, эта "Земля", – процедил он сквозь зубы с ядовитой злобой, сжав кулаки и голос его охладел, стал прерывистым, резким и переполненным ненавистью, его душил гнев. – Каждый ее миллиметр омерзителен мне и вызывает лишь одно неутолимое желание – сжечь ее дотла, вместе с каждым отступником, населяющим этот скудный сгусток недоразумений. Я до безумия ненавижу каждый ее уголок, а люди, плодящиеся быстрее любой заразы, делают эту ненависть почти невыносимой, но мне приходится, – его голос поддался безысходности, – терпеть все это, ведь без них мне никогда не вернуться назад.

Виктор на секунду запнулся, видимо решая, будет ли понято сказанное им далее, а затем все-таки добавил: – Ты знаешь, – он прищурил свои черные глаза, будто собирался изречь нечто весьма из ряда вон выходящее, – что по численности, среди всех известных мне разумных видов, освоивших и успешно применивших оружие массового поражения, человечество находится на втором месте? – Виктор вознес указательный палец в воздух, как бы заостряя на сказанном внимание. – И я говорю о видах, существующих за пределами Земли.

В глазах Гавриила мелькнуло удивление, но он не растерялся. Ему безумно хотелось разузнать у Виктора о первом виде, но понимал – разговор нужно как-то смягчить иначе Виктор мог сорваться даже при всей его стальной сдержанности.

– Ах! – примирительно улыбнувшись, начал Гавриил. – Я все никак не привыкну. Вы же инопланетяне, ну или мы же…, – уточнил он.

– "Инопланетяне"? – передразнил Виктор с явным отвращением, – Нет! Нет! Нет! Это люди не представляют жизни без земли под ногами. Задумайся, – он бросился приводить различные примеры и делал это с глубочайшим пренебрежением, – "Освоим Луну", "Колонизируем Марс". Чушь! Наш дом, дом каждого Бессмертного – Космос, Гавриил. Именно Космос бесконечно-беспросветный, холодный и неизменно жестокий создал и воспитал нас такими, какие мы есть. – Виктор вновь остановился, будто что-то вспоминал, а затем выдал: – Мы до сих пор запускаем летательные объекты в разных концах Земли, Гавриил. Чтобы подготовить людей к тому, что они не одиноки, что есть еще множество видов, но очень далеко. Их не найти сидя на одной или нескольких планетах в одной системе.

– А почему Бессмертные не колонизируют планеты?

– Остановиться? Осесть? Нет. Ты не ведаешь, о чем говоришь, – это прозвучало словно очередная пощечина. – Планеты для нас – ресурс, разных размеров, разных ценностей, но все же ресурс и ничего более. Мы опустошаем их.

Виктор еще раз взглядом указал на стик Гавриила.

– Твой стик или броня, что ты носил – один из результатов этого процесса. Для создания подобного оружия, брони, кораблей, словом технологий, – Виктор развел руками в воздухе, как бы доказывая невидимыми стенами корабля свою правоту, – не достаточно одной планеты. Нужны десятки, сотни, тысячи их! И мы опустошаем их, вытягиваем из них все необходимые ресурсы и после создаем то, что помогает следовать главной цели каждого Бессмертного, – Гавриил замер в предвкушении. Выждав достаточно, Виктор продолжил: – Исследовать Космос. Родословная Ученых-Мастеров допускает, что он бесконечен, так же как жизнь Бессмертного – вечна. Разве не интересно узнать, что закончится раньше? – задал вопрос Виктор с какой-то маниакальной улыбкой на лице.

– А если на планете есть жизнь, что тогда?

– На любой планете всегда есть жизнь, разница лишь в том, что ты под этой жизнью понимаешь. Как правило, цивилизации более и менее развитые на уровне людской живут на планетах, схожих с Землей. Они не привлекательны для нас, ввиду скудности своих запасов, но если все-таки случается так, что на богатой различными ресурсами планете присутствует разумная жизнь, то следует два варианта. Первый – в случае если цивилизация может оказаться перспективной, собираются несколько особей, способных к размножению и ждут подходящей планеты, где и продолжают свое развитие, остальные подвергаются мортемации

– Мортемации? – в искреннем непонимании нахмурив лицо, спросил Гавриил.

– ИССИ, – вдруг воззвал Виктор, видимо, утомленный разговором и она охотно подхватив беседу, влилась в нее:

– Это процесс сохранения перспективного вида, Гавриил, – объяснял невидимый и все такой же приятный голос. – Собирается максимально возможное количество представителей отдельно взятого вида, после чего их тела подвергаются плазменно-термической процедуре и преобразуются в жидкость – становятся своего рода витаминами для тех, кто был выбран продолжателем их вида. Если же цивилизация оказывается потенциально опасной, то она уничтожается вместе с планетой, поскольку разрушения в процессе "опустошения" катастрофичны настолько, что порой остается лишь космическая пыль, но это происходит крайне редко. Во многом потому, что все самые ценные ресурсы порождаются в момент образования сверхновой, на этих стадиях жизнь просто не успевает зародиться, а поскольку Бессмертные научились рассчитывать подобные явления, то оказываются у звезды в момент ее пиковой наполненности ресурсом.

– Вот теперь я окончательно запутался, – сознался Гавриил. – Если вам так важно покинуть Землю, то зачем устраивать войны? Зачем скрываться? Не проще ли открыто заявить о себе?

– Нет, Гавриил, – отмахнулся Виктор и окинул взглядом быстро проносящиеся под его ногами осеребренные звездным светом кроны деревьев, а затем его взгляд устремился к горизонту. – Земля освоена Отступниками всего лишь на сорок процентов. И при этом, каждый из них мечтает вырваться из места, где ему было уготовлено родиться куда-то где, по его мнению, жизнь его непременно наладиться, станет лучше. Они стекаются в столицы и крупные города, оставляя позади место, где могли бы пригодиться и принести куда больше пользы. Это неприемлемо, только не в глобальных тенденциях. Если бы не войны, корректирующие численность, Гавриил, ты и представить себе не сможешь, то число человеческих особей сейчас населяло бы планету, хотя, я могу тебе показать, – и Виктор стремительно направился к капсулам. – Вдобавок, – говорил он пока шел, – все население целиком расположено весьма и весьма неравномерно. Войны так же помогают регулировать и этот гео-демографический процесс. Через четыре сотни лет, – Виктор всматривался в растянувшиеся перед ним просторы и говорил так, словно уже видел вместо бескрайних лесов и холмов многочисленные строения, высотки, здания, заводы, дома, – все здесь будет иначе. Единой расой, – повторил он, добравшись до капсул. – ИССИ покажи пару возможных моделей.

И тут-то началось представление. Все вокруг исчезло, сменилось, будто в театре декорации: пропал сидящий Клим, изучающая каталог Лидия, остался только Гавриил, Виктор и капсулы Предков. Очевидно, Виктор ни на секунду не хотел терять их из виду. Стенки ИССИ сначала потемнели, а затем показали нечто, что Гавриил мог с трудом себе представить, но все казалось таким настоящим, что он тут же поверил в то, что стоит посреди этого города будущего, меж множества высоченных, уходящих далеко-далеко за облака зданий. Сверкающие на солнце, они были похожи на огромные, длиннющие иглы, и не было им конца и края. Все казалось таким идеальным, умиротворенным.

– Это один из вариантов прогнозируемого будущего, – объяснил Виктор, – тот, к которому я стремлюсь привести человечество. Есть и другие, например те, где Войны не заложены "шоком".

Окружавшая Гавриила картинка сменилась, на этот раз оказалась ему привычной. Здания были выполнены в знакомой ему архитектуре, средней высоты, остекленные, собранные из бетонных плит. Все казалось привычным. И он, пожимая плечами, одарил Виктора вопросительным взглядом, тот улыбнулся и мгновение спустя, Гавриил будто бы провалился сквозь землю. Пред ним распростерлись многие километры туннелей, уходящие глубоко вниз, под землю, и все вокруг них было усыпано бетонными коробами, а еще ниже бетон сменялся железом, огромные, вырытые шарообразные котлованы служили жильем для миллионов и миллионов людей, словом индустриальная версия ада.

– Тут людям пришлось бы платить за потребляемый ими кислород, – с издевательской интонацией добавил Виктор.

– Я бы хотела показать Гавриилу свою любимую вариацию, – вмешалась ИССИ.

– Да, пожалуйста, – улыбнувшись, моментально ответил Виктор. Времени, по-видимому, было более чем достаточно.

ИССИ удивила. Вновь пейзаж сменился, угрюмое индустриальное подземелье сменила, казалось, бескрайняя пустыня. Вокруг не было совершенно ничего, безжизненные пустоши и завывающий одинокой собакой ветер. Гавриил пытался найти взглядом хоть что-нибудь, но не нашел ничего. За исключением, пожалуй, Солнца. Оно беспощадно жарило раскаленный песок и помимо него, он заметил и совершенно, казалось, неуместную, едва заметную надпись. Она неестественно висела в воздухе будто ярлык, отображала, кажется, определенные условия и даже дату прогнозируемого события: 23 октября 2077 года. Наверняка, такая информация была и на предыдущих моделях, но они остались незамеченными.

Показав свой любимый вариант, ИССИ закончила своеобразную презентацию и вернула привычный лесной антураж.

Гавриил вернулся в реальность и теперь видел все иначе. Рассказ Виктора немного перевернул его крепнущие на протяжении долгого времени представления об устройстве мира, жизней. Он не знал, о каком виде, обогнавший по своей численности Человечество говорил Виктор, не понимал и того как Бессмертные могли жить в самом космосе, хотя устройство их организма будто было создано для такой жизни. Но в одном Гавриил был согласен с Виктором – нельзя покинуть Землю с текущим устоем, отношением людей друг к другу. Человечество непременно необходимо сплотить, и у Виктора, видимо, уже давно был заготовлен план.

– И еще раз нет, – проговорил Виктор, видимо, отвечая на последний вопрос Гавриила. На его лице вновь появилось подобие улыбки, – если я заявлю о себе, покажу всю мощь и возможности нашей расы людям. Узнав, что смерть нам не страшна, а рак или любая другая страшная болезнь для нас – лишь пустой звук, ты представляешь, что будет? Что тогда случится? – Гавриил собирался было высказать свою версию, несомненно, бредовую, но вопрос оказался риторическим, Виктор неустанно продолжал: – Одни нарекут меня богом, другие скажут, что все это спецэффекты, третьи назовут дьяволом, а некоторые и вовсе оставят без внимания. В любом случае, подобный ход расколет человеческое общество раз и навсегда. Это не допустимо, серафимы понимали это и потому оставались в тени сами и в ней же скрыли нас.

– А как же наймиты?

– Определенный круг отступников, да. Им дозволено знать больше обычного. Мы годами готовим их к встрече, прежде чем выйти из тени. Они считают себя элитой общества, – в последних словах Виктора отчетливо прозвучали насмешка и презрение. – Они даже не пешки, – закончил он ядовитой ухмылкой.

Бесконечные леса в какой-то момент неожиданно исчезли, испарились – их сорвало, точно скатерть со стола. Они сменились невозмутимой водяной гладью. В ночном небе вода казалась беспросветно черной, и лишь лунный свет, белизной отражаясь от черного зеркала, как бы указывал им путь. Поглощенный разговорами Виктора о космосе, его тайн и особенностей Гавриил на секунду невольно подумал, что сейчас находится именно там, окружение стимулировало эти мысли – ночное небо, усеянное сияющими звездами, глубокая пустота воды, всему этому, казалось, не было конца и края. Только холодное чарующее пространство, окутавшее их со всех сторон.

Стенки корабля вдруг замерцали и постепенно вновь обрели привычный матово-черный оттенок.

– Расчетное время прибытия – пять минут, Верховный Хранитель, – отовсюду уведомил синтезированный голос ИССИ.

– Но прежде, – Виктор плавными, источающими заботу движениями рук, указал на парящие, будто в невесомости капсулы Предков, – я должен обезопасить Предков. Их сохранность – задача первостепенной важности.

Гавриил видел, как трепетно Виктор относится к капсулам – двум прямоугольным гробам стального цвета, но никак не мог понять причину такого отношения. Туманное название "Предки" оставляло больше вопросов, впрочем, как и все остальное, узнаваемое им от Бессмертных.

– Почему ты так оберегаешь их?

– Я ведь Хранитель, Гавриил. Верховный Хранитель. Это мой долг. Обязанность, возложенная на меня моей расой. Это честь, которую я с гордостью пронесу через всю свою бесконечно-вечную жизнь.

– А кто внутри? – спросил Гавриил, поочередно указав указательными пальцами обеих рук на каждую из капсул. – Судя по всему, пара? Раз капсул две?

Виктор замешкался, на секунду, гримаса на лице выдала что-то такое, что полностью вернуло и погрузило Виктора в тысячелетия бесконечных разгадок.

– Я не знаю, – и впервые за все время во властном и сильном голосе Виктора Гавриил разобрал нотки сожаления, граничащие с отчаянием.

– Не знаешь? – почти вскричал Гавриил, да так, что даже Клим и Лидия оторвались от своих занятий и изумленно посмотрели на него.

– Нет, Гавриил, не знаю, – свойственная уверенность и сила вернулись в голос. – Наша раса процветает бессчетное количество времени, бороздит бескрайние просторы космоса, существует так давно, что никто из нас уже не помнит, с чего все началось. Нет, не знаю, – повторил Виктор, – но я знаю свою задачу как Хранителя – оберегать Предков и в этом, равных мне нет.

В последних его словах Гавриил нисколько не сомневался, но его удивляло другое – за столь долгое время, сколько бы его не прошло, Виктор так и не открыл капсулы. Гавриил так и не решился рассказать ему про то, что одна из капсул, правда, не ясно какая уже успела открыться.

– Столько времени прошло, – поддался распирающему его интересу Гавриил. – У тебя было столько возможностей открыть их узнать. Что останавливало тебя?

– Неизвестность, – проговорил Виктор. – Она и сейчас вселяет в меня дикий ужас. Вдруг, открыв капсулу, я обреку свою семью, ту единственную, что у меня осталась на верную гибель.

– Так ведь почти никого не осталось, – едва сдержав улыбку, справедливо заметил Гавриил, указав на гибель всех Хранителей, и после, собрав в себе всю оставшуюся серьезность, добавил: – Но ведь все не обязательно должно быть именно так.

– Верно, не обязательно, – согласился Виктор, и лицо его от признания этого омрачилось еще сильнее. – Но цена ошибки все равно неимоверно высока, я не готов заплатить ее и вряд ли буду готов когда-нибудь.

– Мы прибыли, – объявила невидимый голос ИССИ.

В воздухе витало едва уловимое ощущение волнения и переживания. Даже прежде невозмутимый Клим казался слегка возбужденным. Виктор торжественно выпрямился меж капсул и легким движением рук как бы активировал их. Капсулы слегка вибрировали, зависнув в воздухе на уровне его колен.

Щелкающие звуки и корпус корабля рассыпался на тысячи кубических форм. Гавриил видел подобное уже достаточное количество раз, но удивляться все еще не перестал. Каждый раз это выглядело весьма занимательно и мгновенно увлекало взгляд.

Не возможно было представить, как можно за столь короткий промежуток времени оказаться в… Гавриил так и не выяснил точного места, но окружение сменилось до неузнаваемости.

Светало.

От прежних каменных высоток города, лесных чащ и водной глади не осталось и следа. Покинув корабль группа, ведомая Виктором, оказалась со всех окруженной белоснежной гладью, конца и краю которой не было видно. Ослепительная белизна величественно растиралась и уходила вдаль. Звук приятно поскрипывающего под ногами снега и где-то еще глубже – вяло то и дело трескающегося льда придавал месту какой-то особый, не поддающийся описанию шарм. Было холодно. Очень. Гавриил пришел к этому не из собственных ощущений. Он как Виктор и Клим не ощущали его, лишь осознавали, но вот Лидия, ее лицо, скорчившееся от легкого замерзания, выдавало то, насколько недружелюбным и неприветливым был здешний климат. Пар валил изо рта Лидии, словно дым из дымохода поезда, в то время как у остальных едва можно было заметить признаки жизни. Лидия ощупывала свой фиктримаго, видимо, пытаясь в нем что-то активировать и спустя какое-то время ей удалось – за долю секунды костюм вздулся и стал похож на пуховик, достаточно быстро согревший ее. Однако это все равно не оправдывало и не объясняло ее присутствия здесь. Возраст медленно побеждал Лидию. Идти по снегу, хоть и недолго ей было в тягость.

Виктор уверенно вел всех вперед к огромной возвышающейся ледяной глыбе-стене. Он шел, переполненный гордостью, с высоко поднятой головой, в окружении двух капсул Предков. Лидия шла следом, а за ней – Клим и за его тянущимся по снегу уродливым плащом плелся Гавриил. В снег на удивление никто не проваливался, точно дорога была уготована заранее, но отлично скрыта от случайных глаз, впрочем, откуда им здесь взяться?

Оставив корабль метрах в тридцати позади себя, все остановились по команде Виктора. Огромная стена, точно выбитая из одного огромного куска льда, гордо преградила им путь. Позже выяснилось, что стена оказалось вовсе не преградой, а служила своего рода ориентиром. Виктор жестом рук направил вперед остальных две капсулы и резким кивком скомандовал Лидии и Климу находиться рядом. Плита содрогнулась под их ногами и пожилая Лидия по инерции пошатнулась, а вот великана, по всей видимости, законы физики не касались. Он, как и капсулы даже не шелохнулся. Их левитация над землей автоматически исключала для них подобные неудобства.

Гавриил уверенно шагнул вперед, к капсулам, но остановился, почувствовав тяжесть в плече. Лидия и Клим тем временем медленно погружались в белоснежную, посверкивающую на первых лучах солнца, пелену снега.

– Прежде, чем мы отправимся туда, – начал Виктор, убрав руку с плеча Гавриила. – Я хочу признаться тебе.

Гавриил смотрел на Виктора в некоторой растерянности и выдал первое несуразное, пришедшее ему в голову:

– Не в вечной любви, надеюсь.

Он посмотрел на него такими глазами, что Гавриилу захотелось провалиться под лед и остаться там навсегда. Но все же Виктор совладал с собой.

– Нет-нет, – тут же обозначил он, отгораживаясь руками. – Я не часто это говорю, но ты должен знать, – Виктор запнулся и опустил голову. Видимо то, что он собирался сказать, действительно трудно давалось ему. Он подошел ближе. Снег тяжело хрустнул у него под ногами. – Я бесконечно благодарен тебе, Гавриил. За столь короткий срок ты сделал для нас, для меня очень многое. Я хочу, чтобы ты знал, это великая честь поместить Предков в Колыбель рядом с тобой и ты, как никто другой этой чести удостоен. Я принимаю тебя, Гавриил, – он медленно поднес к нему руки и почти по-братски сжал его в плечах, – ты в полной мере отстоял свое право остаться Бессмертным, – правая рука Виктора скользнула на шею Гавриила, он продолжил и очень быстро: – но, в мире созданным мной есть место только одному Бессмертному.

Гавриил не успел осознать сказанного, как по венам его, кромсая их, пронеслись тысячи осколков, а затем, они разом будто впились ему в мозг с такой силой, что в глазах на секунду померкло. Все вокруг вдруг лихорадочно сужалось и расширялось, расплывалось, но отстраняющуюся руку с перстнем Виктора и инкрустированной в нем буквой "V" Гавриил увидел отчетливо. Собраться с мыслями было невозможно, иглы вновь и вновь беспощадно били в мозг, при каждой попытке. Он заметил блеснувшую на показавшемся лучике солнца, точно комариное жало, иглу. Она скользнула куда-то внутрь кольца Виктора, и сейчас от нее не осталось и следа.

Обессиленный Гавриил выронил стик и тот утонул где-то в снегу, а после и сам он упал в снег, сначала упершись в него коленями, затем провалился в него ладонями, а после – всем телом. Величайших трудов стоило ему перевернуться на спину. Он хотел еще раз взглянуть на Виктора, любой ценой. Он съежился, тело его со всех сторон будто облизывали языки пламени, может потому, глаза, словно затянуло влажной пеленой – слизью, все окуталось белоснежным туманом, и Гавриил расплывчато видел лишь темный силуэт Виктора на белом, теперь уже поблескивающем бриллиантами фоне. Виктор смотрел на него свысока. Очередная жертва, павшая от его безграничного коварства и хитрости.

Из-за спины его тяжело показался еще один силуэт крупных размеров. Он доходил до плеч Виктора и передвигался на четырех ногах, нет, скорее, лапах. Детально Гавриилу рассмотреть не удавалось, только силуэт, только очертания, похожие на дикую помесь мощной шеи кабана с агрессивно оскаленной мордой, и исхудалого туловища пса на длинных лапах.

Виктор взвел руку вверх, и Гавриила на несколько мгновений окончательно ослепила ярко-красная вспышка. Сначала вспышка была совсем близко, но после – взмыла в еще темно-синее от наступающего рассвета небо и там окрасила его красным, взорвавшись с новой силой.

"Сигнал? – с трудом собрав мысли, подумал Гавриил, – Здесь? Кому?", а потом закралась куда более насущная и естественная мысль: "Я вот-вот сдохну, а думаю, хрен знает о чем" и мысли его в очередной раз остановили осколки, врезавшиеся в мозг сильнее прежнего. Гавриил вновь скрючился телом.

Когда последствия яркой вспышки ослабли и рассеялись, оставив после себя обычное помутнение, Виктора уже не было. Осталась лишь тварь. Она двигалась осторожно, понимая и чувствуя свое превосходство. Тварь явно наслаждалась моментом, пусть ее лишили процесса охоты и раскаляющей кровь погони за добычей, сейчас она восполнит их отсутствие сполна, выжидая, сея своим глухим ревом и принюхивающимся сопением страх в теле своей жертвы – в теле Гавриила.

Вот только все оказалось тщетным.

Подло вколотое Виктором вещество, чем бы оно ни было, кажется, подействовало окончательно, и мир для Гавриила перестал существовать – его безнадежно окутал беспросветный мрак.

 

ГЛАВА 15

ИССИ была права. Быть убитым, а теперь еще и мертвым оказалось довольно погано. Гавриила будто лишили всего тела, оставив лишь сознание в беспросветной, безжизненной темноте. Еще около часа осталось его мозгу бесцельно блуждать здесь, в кромешной тьме, наедине с самим собой, а что ждет его после, никому не известно. Но неведение это не пугало его. Более всего, почти до безумия, доводило осознание своей беспомощности и глупости. Гавриил поплатился за слепое доверие и на этот раз, жизнью. Ему казалось, что от него осталась одна лишь только голова и он, в этом беспросветном мраке, может с легкостью в ней перемещаться, ожидая момента, когда мозг его, перестанет бороться. Так и бродил он, запертый в собственном сознании, и с каждой секундой, ненависть к себе за дурость свою и к Виктору за предательство его, крепла и нарастала в нем точно снежный ком.

Вдруг, блуждая в беспросветной этой тьме, Гавриил увидел нечто такое, что поначалу не мог охарактеризовать, но позже сравнил увиденное с некой, протекающей где-то внутри него жидкостью; она появлялась из ниоткуда и тянулась в никуда. Эта темно-фиолетовая угловатая цепь, в сравнении с окружающей ее пустотой, бурлила и источала жизнь. Так, во всяком случае, ему виделось. Он приблизился, желая разглядеть ее, как неожиданно, может не рассчитав, подошел слишком близко, почти вплотную, а секунду после и вовсе оказался внутри нее. Изнури, все казалось иначе, пред глазами предстали тысячи неведомых ему структурных формул. Гавриил понял – он видит вещество, подло вколотое Виктором. Он вдруг ожил, но не телом. Скорее, воспрял духом и сконцентрировался на этом тянущемся вокруг него темно-фиолетовом сгустке яда. В химии, или чем бы ни являлось увиденное им, Гавриил силен не был, но незнание его не остановило. Он силой мысли ударил в эту, казалось, нескончаемую цепь и что-то в ней сломал. Часть ее на мгновение растворилась в темноте и в тот же миг, Гавриила, будто током ударило. Он ощутил разряд по всему телу. Ударил еще – еще разряд. Этого оказывалось недостаточно. Тогда, приложив немало усилий, он разорвал эту ядовитую цепь и, что было мочи, не давал ей соединиться вновь. А отрава пыталась, боролась, хотела вновь сцепиться, но Гавриил силой мысли и своим рвением не умирать, растаскивал ее концы все дальше и дальше друг от друга. Он сам будто растягивался вместе с ней, но готов был изорвать себя на части, лишь бы яд этот извелся из его организма. И чем сильнее Гавриил растягивал цепь, тем больше ощущений ему приносило это действо. Цепь начала пропадать, каким-то чудом, он заставил ее раствориться прямо у него в организме. И пустота, прежде его окружавшая, вдруг наполнилась звуками борьбы.

Рычание, явно разъяренное от бесчисленных попыток усиливалось, стремилось, во что бы ты ни стало разорвать его в клочья и запах, омерзительный до тошноты безустанно сопровождал происходящее.

"Если ничего не сделать, так будет продолжаться бесконечно", – отовсюду раздался шипящий голос.

Небрежные, резкие и отрывистые движения буквально вырвали Гавриила из беспросветного мрака, привели его в чувства. В их отдаленное подобие. Вместе с чувствами вернулось и понимание происходящего: та темно-фиолетовая цепь – яд зверя, он продолжал поступать в организм, но тот без труда боролся с ним уже без помощи Гавриила. Рычание и запах оказались настоящими, видимо, сознанию не удалось их исказить, они принадлежали огромной твари, навалившейся всем своим неподъемным весом на неподвижно лежащего в снегу Гавриила. Зверь, с непередаваемой жадностью, грыз его в области плеча, то и дело, резко переключаясь к шее, разгрызая своими огромными желтоватыми и в тоже время черными от крови Гавриила острыми зубами. Что-то мешало хищнику перегрызть его шею пополам, что-то оказалось прочнее и сильнее натиска твари, что-то, способное выдержать стиснутые челюсти навалившегося зверя.

Гавриил приоткрыл глаза, он все еще неподвижно лежал, все больше и глубже проваливаясь в снег, на белоснежном, девственном полотне которого уже виднелись редкие капли и брызги его густой крови. Тварь, вновь укусив его за плечо, лихорадочно трясла мордой, пытаясь разорвать свою добычу, но это нисколько не заботило Гавриила, он почему-то не считал животное, вгрызавшуюся в его плоть сильной угрозой.

"Если еще не убила, значит, не убьет", – пронеслось у него в голове с невиданным прежде спокойствием.

Сейчас его интересовало другое – невозможность как-то охарактеризовать свое состояние, свои чувства. Откуда-то сверху накатывали приглушенные волны рева, но и они не тревожили его, он будто бы преступил невидимую грань, отделявшую его от всего человеческого. Будто бы все его понимание, представление о себе, все его естество целиком изменилось, и найти слова, исчерпывающе описывающие его текущее состояние, было делом весьма затруднительным. Он чувствовал себя необычайно легко, совсем крошечным и, в тоже время, огромным, ощущал вокруг себя бесконечное, необъятное пространство, наполненное неизведанными знаниями и, находился как бы в центре него. Ощущение необузданной мощи и силы отдавало импульсами в каждой точке его тела, оно было настолько сильным, реальным, что весь земной шар, казалось, мог уместиться у него в ладони и, сил этих с лихвой хватило бы, чтобы с легкостью, сжав руку в кулак раздавить его.

Зверь лихорадочно продолжал вгрызаться в него. Теперь стало ясно – его острые зубы, с некоторой легкостью входившие в плоть, непреодолимо останавливались в костях Гавриила. По какой-то причине зверь не мог раскусить или перегрызть их, они оказались слишком прочными для него и его изогнутых, точно острые сабли, зубов. Не оставляющий надежд перегрызть свою жертву лютый зверь в какой-то момент изрядно надоел Гавриилу. Он медленно, словно нехотя повернул голову и увидел торчащий из снега стик. Гавриил потянулся к нему рукой, но дотянуться до стика, увы, не удалось. Зрение еще окончательно не восстановилось, но окружение, звуки и запахи, издаваемые тварью, дополняли картинку и хоть видел Гавриил не важно, все еще размыто, представлял все происходящее и окружающее его с невиданной точностью и достоверностью.

Он вцепился руками в грубую и густую шерсть зверя, попытался оттянуть его от себя – не вышло. Зверь был силен и, почувствовав зачатки сопротивления, налегал с новыми силами. Своими худыми, облаченными в мышцы, неимоверно сильными лапами он впивался в грудь Гавриила, а голова на мощной шее, продолжала свои безуспешные попытки разорвать его. Фиктримаго только и успевало срастаться обратно в привычную форму, наконец, изорвалось окончательно, и тем самым облегчило зверю процесс разделывания. Выбраться из-под нарастающего натиска древнего хищника оказалось довольно сложно. После нескольких неудачных попыток борьбы, Гавриил своими руками ухватился за лапы зверя и сжал их до хруста костей. Зверь взревел и от боли взмахнул пастью вверх. Гавриил не оплошал и, воспользовавшись его секундной слабостью, змеей извился вокруг его массивной шеи и, оказавшись сверху, икрами своих ног уперся в его тонкое туловище. Ребра, уходившие от лопаток зверя, были широкими, но сужались, постепенно, приближаясь к тазовой кости, сжались под давлением ног Гавриила. Шерсть была черной, крайне не ухоженной, сальной, грязной, кое-где на ней давно запеклась не то грязь, не то кровь, а в некоторых местах она глубокими шрамами была сорвана до твердой кожи. Зверя явно подвергали пыткам и истязали несчетное количество времени. Не ускользнуло от теперь чрезвычайно обостренного внимания Гавриила и отсутствие ушей и хвоста. Они явно удалены хирургически. Зверя подавляли, долгое время готовили как боевого пса, но его ужасная участь нисколько не заботила Гавриила – он отчаянно пытался сдержать его и в какой-то момент понял – это может продолжаться бесконечно. Руками Гавриил сдерживал лапы зверя, головой прижался к его шее, а пятками уперся в ляхи задних лап, пытался всячески обездвижить его и понимал – отпустит руки или ослабит ноги и зверь тут же перехватит инициативу.

У Гавриила осталось одно оружие – его зубы, его клыки. Выход был только один – последовать примеру зверя и загрызть его. Он с отвращением на лице, широко открыв рот, впился в древнего хищника, но за неимением привычки и должных навыков просто вкусил шерсти, так и не добравшись до плоти. Зверь инстинктивно понял суть происходящего, оскалился, принялся сопротивляться и брыкаться сильнее, рычание перешло в отчаянный рев, но Гавриил, вцепившейся в его густую шерсть мертвой хваткой, не думал ее ослаблять. Откинув голову, он сплюнул клочья коричнево-черной шерсти, оказавшиеся во рту после первого, не удавшегося укуса и, тут же цапнул еще раз. На этот раз зверь взвизгнул, а Гавриил почувствовал, как его клыки, а следом и зубы c невиданной легкостью прорезают черствую плоть животного. Он почувствовал как бешено бьется сердце в груди зверя – жизнь кипела в нем, закипала вместе с горячей кровью, оживленно струившейся по его венам. Гавриил вкусил сильнее, да так, что стукнули его зубы. Зверь, взревев, встал на дыбы и секунду спустя рухнул наземь, похоронив под своим весом Гавриила, но это его не остановило. Никого из них. Шаркая лапами, тварь пыталась подняться, но безуспешно. Гавриил же, оказавшись прижатым телом зверя, обеими руками впился в его шею, а позже с трудом обхватив ее, принялся его душить. Помогало мало, зверь продолжал свирепствовать и пытался вырваться. Гавриил раскрыл рот так широко, как только мог, чтобы прихватить как можно больше и вцепился в шею зверя еще раз. Кровь, резко наполнившая собой ротовую полость Гавриила, имела поистине адский и тошнотворный вкус перцовки. Благо в его организме не осталось ничего, что могло бы привести к рвотным позывам, но машинально Гавриил все же одернул голову и по хлещущей из места укуса темно-фиолетовой крови осознал, что, по всей видимости, задел какую-то жизненно важную артерию зверя, которая сейчас больше напоминала танцующий фонтан. Быстро переведя дух, Гавриил впился в его шею еще раз, зверя нужно было добить, немедленно, пока представилась возможность.

Неожиданно тварь начала ослабевать – его стучащее точно отбойный молоток сердце начало выравниваться, а вскоре синхронно биться в такт едва ощутимого и крайне редкого сердцебиения Гавриила. На доли секунды Гавриилу удалось прочувствовать всю бешеную ярость и неукротимую энергию чудовища, словно в какой-то момент они стали единым целым. Два совершенно разных сознания примирились, и Гавриил находился на их стыке.

Дыхание зверя утихло, движения постепенно ослабевали, а Гавриил, не ослабляя челюстей, и не вынимая своих клыков из жертвы, жадно ожидал притока новых ощущений. Ему вновь хотелось ощутить это "единение", добивать зверя он уже и не думал и в награду за это новый прилив ощущений не заставил себя долго ждать. Следом за единым сознанием пришла единая память. Во всяком случае, так посчитал Гавриил. Он не знал, мог ли зверь видеть его жизнь точно так же, как Гавриил сейчас видел моменты из жизни зверя.

Мрак, пустота и обжигающий холод – первое, что смог увидеть и почувствовать Гавриил, следом – одиночество, но не привычное, другое. Будто бы ты остался один, и других таких больше нет, ты – последний. Ты понимаешь и принимаешь эту данность, но осознание этого не наполняет тебя грустью и горечью, наоборот, только раздражает, вселяет гнев и ярость. Едва различимые голоса, их звук доносился с трудом, будто через плотный занавес и разобрать что-либо совершенно не возможно.

Спустя какое-то время, обжигающий кожу холод отступил, сменившись поначалу теплом, а затем сильным жаром. Голоса тоже сменились, но один из них оставался неизменным, казался знакомым. Сейчас их можно было разобрать, услышать. Два разных голоса: один – до боли знакомый, спокойный и рассудительный, а второй – совершенно чуждый, хриплый и очень усталый, выдохшийся. Гавриил чувствовал и присутствие третьего, почти чуял его, но тот покорно молчал, он смердел откровенным, ничем не скрываемый страхом. Он боялся чего-то, а воздух вокруг и в самом деле пропитался боязнью.

– Четыреста серафимов, – с горечью произнес хриплый голос. – И всех погубили три воина…

– Мстислав, Вера и Надежда не просто воины, – гордо парировал рассудительный голос. – Они рождены побеждать, и закалены миллионами битв.

– Сколько глупых, бессмысленных смертей, – продолжал поникший голос первого собеседника. – И ради чего? Тысячи моих погибших братьев и сестер, тысячи, – он упивался душившим его горем.

– Все можно прекратить, закончить раз и всегда, – холодно заключил второй.

– Как? – в вопросе промелькнула неподдельная искра надежды, в тайне давно желавшая прекратить бессмысленное кровопролитие.

Поначалу, с непривычки, Гавриил понял происходящее так: он может лишь чувствовать, слышать, и понимать мысли зверя, но он ошибся. Опять. Помимо всего прочего, он мог видеть всегда, и как выяснилось – до этого момента его зрение ограничивала пелена, которую буквально стянули прямо у него перед глазами, перед глазами воспоминаний зверя.

"Виктор!" – вскипел Гавриил, и не было в мире слов, способных выразить его гнев. Виктор, бросивший Гавриила на верную гибель, держал в руках только что стянутую с прочной клетки плотную ткань, прежде преграждающую зверю взор, а рядом с ним стоял человек уже преклонного возраста в коричневых свободных одеяниях, под которыми явно носилась броня. Гавриил понял это по движениям человека, каждое из которых вызывало лязг железа. Мужчина был хорошо сложен, высок, но возраст неуклонно брал над ним верх – плечи уже приспустились, коричневый балахон свисал с них точно с вешалки, а к спине подходила сутулость. Волосы сероватые, отдающие сединой, измотанное временем лицо не выдавало ничего кроме усталости, какой-то необъяснимой печали. Едва он успел увидеть заточенное за решеткой создание своими широко раскрывшимися в искреннем удивлении глазами, как его узкий точно разрез от бритвы, провалившийся рот изогнулся в беззвучном "О-о-о!". Подле сутулого старика в коричневом балахоне стоял и третий – тот, что сочился глубочайшим страхом и тревогой – мальчик лет десяти, может немного более, с побледневшим от увиденного ужаса лицом.

– Смилодон? – протянул старик, явно не веря своим глазам. – Но как?

– Последний из выводка, единственный представитель своего вида, – объяснил Виктор, свысока наблюдая за зверем в клетке. – Втайне от всех я подверг его мортемации. Очень давно, задолго до твоего рождения, Главнокомандующий.

– Понимаю, каких усилий тебе это стоило, – перебил старик, – в твоем-то обществе лжи и предательств.

Виктор улыбнулся.

– И как ты собираешься использовать это чудовище?

– Вы хотите закончить эту бессмысленную войну? – вопросом на вопрос ответил Виктор.

– Больше всего на свете, – переполненный искренностью в голосе подтвердил Главнокомандующий, – Но я понимаю, ее конца я не увижу. Слишком долго я принимал твои дары, Верховный Хранитель. Серафимы не глупы, – продолжал он, – кто-нибудь обязательно задастся вопросом о том, как мне удалось прожить почти сто двадцать лет.

Виктор одобрительно кивнул и по направлению его взгляда, в сторону маленького мальчика, Главнокомандующий уловил ход его мыслей, во всяком случае, ему так думалось.

– Тогда я расскажу о том, как вы, – это "вы" Виктор намеренно подчеркнул, заострил на нем свое внимание и, убедившись в том, что его посыл правильно поняли, продолжил: – будете использовать это чудовище…

Виктор отогнул прямой ворот своего фиктримаго и вынул из него склянку с темной жидкостью, размером с указательный палец, и многозначно, все также свысока окинул мальчика взглядом. Главнокомандующий заботливым движением, положив сухую ладонь на плечо мальчика, подвел его ближе к Виктору.

– Запомни этого человека, Приемник, – начал Главнокомандующий своим лишенным сил голосом. Мальчик слушал старика очень внимательно, было видно, как он старательно запоминает каждое слово, выходящее из уст старика, чтобы пронести их в своей памяти через многие годы. – Запомни черты его лица, запомни его имя – Виктор. Когда ты вырастишь, меня уже не будет, а он нисколько не изменится, останется таким же и, ты узнаешь его. Узнаешь потому, что сейчас как следует, запомнишь его.

Мальчику пришлось сильно задрать голову вверх, чтобы посмотреть в черные глаза Виктора и продлись их разговор дольше, его шея непременно бы затекла, а следом, заныла изнуряющей болью. Мальчик глазами бегал по лицу Виктора, точно считывая с него информацию – запоминал его, он явно проходил специальную подготовку, как и любой другой будущий серафим. Виктор протянул мальчику склянку с жидким содержимым, тот недоверчиво взял ее обеими руками.

– Это кровь, юноша, – пояснил Виктор, но не счел нужным признаться в том, что кровь была его собственной. – Ты должен ввести ее зверю, сейчас, пока он еще не окреп.

Виктор легким движением нажал на склянку в руках мальчика, и та вмиг вытянулась, превратилась в длинную и острую иглу едва не вонзившуюся в его ладонь. Мальчик повернулся к клетке, к заточенному в ней детенышу смилодона. Он боялся его, но времени было мало – Гавриил чувствовал, как к зверю, будто к нему самому возвращались силы, как закипала в нем кровь. Подталкивающие взгляды Виктора и Главнокомандующего вынуждали мальчишку не медлить. Он крепко сжал иглу с кровью в руке и медленно, пытаясь не спровоцировать смилодона, осторожными беззвучными шагами подходил ближе. Шаг за шагом, все ближе и ближе и вот, наконец, расстояние вытянутой руки – рано, еще чуть-чуть, еще немного. Смилодон отвлекся, отвернул голову – сейчас, пора! Мальчишка одним резким и точным движением вонзил иглу аккурат в шею зверя. Кровь из иглы стремительно прыснула внутрь. Это было не везение, а навык, мастерство.

Смилодон рассвирепел, зарычал, отскочил и, увидев причинившего ему секундную боль испугавшегося ребенка, незамедлительно ответил – полоснул своими грубыми уже достаточно большими и острыми когтями мальчугана по лицу, оставив три глубоких тут же брызнувших кровью от шеи до самой брови пореза. Расстояние меж решеток позволяло с легкостью протиснуть в них лапы, но тело уже не вмещалось. Рассвирепевший зверь пытался еще, но поздно, мальчик с изуродованной и окровавленной правой частью лица был вне досягаемости и также свиреп – страх в глазах сменился гневом. Он немедля юрким движением скакнул к Главнокомандующему и погрузил руки в его просторный балахон, а мгновение спустя, распахнув его часть, вынул из него огромный, поражающей своей красотой меч. Гавриил моментально узнал оружие – оно висело в покоях Виктора, находилось при нем в корабле.

Мальчик цепко ухватился своими худыми, но уже обретшими силу руками за длинную рукоять меча, собрался было ударить зверя, метавшегося в клетке точно загнанный лев, но сил оказалось не достаточно даже для того чтобы поднять лезвие огромного меча в воздух. Он остановился у самой клетки, волоча за собой меч, но уже на безопасном расстоянии и ненавистно смотрел на зверя, понимая, что пока не в силах его победить.

Сутулая тень Главнокомандующего нависла над ребенком, отчаянно и со злобой сжимавшим рукоять меча. Глубокие порезы, заканчивающиеся у брови мальчика и чудом не повредившие его глаз, тоже показались Гавриилу знакомыми. Он уже видел их, где-то, когда-то и тут он узнал в мальчишке нынешнего Главнокомандующего, того самого, что пытался убить его той ночью, в порту.

Главнокомандующий Серафим аккуратно изъял меч из дрожащих рук мальчика. Согнулся над ним и, осмотрев его растерзанное лицо, заключил – ранения не смертельны, но оставят отпечаток этой встречи на всю его жизнь. Своей большой иссушенной рукой он с легкостью обхватил голову ребенка и многозначно посмотрел в его налитые злостью глаза. Следующий их разговор проходил лишенный слов, но суть его была понятна и без них:

– С тобой все будет хорошо, мой мальчик.

– Я знаю.

– Раны не смертельны и заживут.

– Я знаю.

– Ты справишься и победишь.

– Я знаю.

Нисколько не удивленный происшедшим Виктор медленно подошел и остановился позади, в ожидании. В его глазах юноша извлек лишь один из множества предстоящих уроков. Главнокомандующий выпрямился, насколько это было возможным и, уверенно держа в одной руке меч, а другой заботливо обхватив плечо мальчика, подошел к Виктору.

– Когда нам выступать? – всматриваясь в невозмутимое лицо Виктора, спросил он.

– Позже, намного позже. Строительство места заточения, тюрьмы, – уточнил Виктор, – еще в процессе. Даже при самых оптимистичных прогнозах все работы будут завершены через сорок пять лет, возможно больше.

– Так долго? – изумился Главнокомандующий и тут же понял, что мира между Бессмертными и серафимами он действительно не увидит.

– Это зависит и от того как вы будете растить эту особь, – Виктор с презрением кивнул на заточенного в клетке зверя. – Только ему будет под силу уничтожить Предка, – заверил Виктор.

Брань и оскорбления взрывались в голове Гавриила. Его душила мысль о том, с какой легкостью Виктору удалось провести его, и не удивительно – Гавриил слепо доверился ему. Виктор ведь не знал, что находилось внутри капсулы. Или все же знал и соврал Гавриилу? Он окончательно запутался, но в одном был уверен наверняка – пощады не будет.

– Но в наших летописях, хрониках в них нет никаких упоминаний об угрозе Предков, – заметил Главнокомандующий.

– Разумеется, – холодно ответил Виктор. – Об их существовании и потенциальной угрозе знает лишь Круг Хранителей а, как тебе известно, ни один из нас не стал Отступником.

– Если взращивание смилодона лежит на наших плечах, то позволь спросить, зачем нужна была кровь?

– Это моя кровь, – наконец честно признался Виктор. – И сейчас она уже течет в его венах, через все жизненно важные органы, через его мозг. Так я смогу контролировать и сдерживать его от неутолимого желания растерзать и сожрать вас, а еще она поможет зверю выдержать все необходимые процедуры.

– Процедуры?

– Вы подвергнете его пыткам. Очень важно чтобы каждая клетка его тела стала закаленной в битве. Нужно лишить его чувства боли и страха перед этой самой болью.

В глазах Главнокомандующего впервые мелькнул страх, но в словах Виктора он нисколько не сомневался, и потому, добавил:

– Когда все закончится, я бы хотел, – Главнокомандующий кивнул головой на ребенка так, что тот не заметил, он глядел, как капли крови падая с его лица, разбивались о черный пол, – чтобы мальчик и все, кто попадут в Орден к тому времени, ни в чем не нуждались.

– Ну, разумеется, – покорно склонив голову, процедил Виктор и, на лице его воцарилась едва различимая ухмылка, истинный смысл которой понимал только он один – он убьет их, после того как они исполнят желаемое.

– Что же, раз так, я готов! – он подхватил меч и направил его рукоятью к Виктору, тот немедля даже не выхватив клинок из его рук, вонзил его в старика. Он умер, согнувшись над лезвием собственного меча, коснувшись его головой.

Виктор без труда вынул меч, предварительно повернув его внутри уже остывавшего тела, вытер его лезвие от крови об балахон старца, а затем всучил в руки мальчика плотную окровавленную ткань и жестом велел накрыть клетку с все еще метавшимся внутри ее зверем. Мальчик повиновался, и мгновение спустя все вновь затянуло темной пеленой, за которой незамедлительно последовала пронзающая и пробирающая до костей боль. Именно ее зверь испытывал на протяжении почти всего времени, проведенном в сознании. Его истязали, электрошоком, били копьями, плетью, чем-то тяжелым, обливали холодной, почти ледяной водой вместе с кусками еще не успевшего растаять льда, жгли тело раскаленным металлом, копченый запах своей шерсти и горелой, поджаренной кожи смилодон пронес в памяти через многие года.

И вот, наконец, сознание вернулось, а вместе с ним появилось и зрение. Напротив, через решетку, прутья которой поблескивали даже в темноте, лицо – худощавое, вытянутое, острый горбатый нос и глаза, искрящиеся какой-то неоправданной злобой, а от правого глаза, вниз по шее струились три отвратительных шрама, полученных в глубоком детстве. "Главнокомандующий" – узнал Гавриил, но уже не ребенок, не мальчик, а злобный садист, готовый с легкостью убить Гавриила тогда, в порту. Просто за то, кем он стал. "Убью, – закипал Гавриил прежде совершенно чуждой ему злобой. – Всех убью".

Массивная клетка двинулась, Гавриил видел куда: ее волокли и толкали к частному самолету где-то в глуши шесть человек в коричневых балахонах, сталь под их одеяниями то и дело звенела.

Гавриил был здесь, совсем недавно. Узнал место, окутанное и сокрытое бесконечными лесами, где-то в глуши. Узнал частый самолет, тот самый, где были зверски убиты Хранители. Мысли о вероломном предательстве Виктора с новой силой лихорадочно забились в голове Гавриила.

Главнокомандующий шел рядом, обхватив прут клетки, точно поводок, он наблюдал за смилодоном, а иногда, кончиками пальцев почесывал зверя за отрезанной частью уха. Зверь уже не испытывал чувства ненависти к своему истязателю. Сейчас он был сосредоточен лишь на одном – открывшейся двери самолета, а следом и провалившимися вниз прутьями сдерживающей его клетки. Смилодон ринулся вперед, прямо в открытую дверцу самолета, от его толчка клетку по инерции откатило назад, а сам зверь, уже набрав скорость, лихо нырнул внутрь салона Джет Сета.

Скрежет выступающих когтей моментально выдал его присутствие. В пассажирском отделении трое мужчин и одна женщина, расслаблено восседая на просторных креслах, едва успели среагировать на неожиданное появление разъяренного зверя. В их абсолютно черных без белка глазах Гавриил увидел трепещущую панику увиденного. Подобного они не ожидали.

"Хранители" – понял Гавриил и с ужасом понимал, что их ждет.

Смилодон слышал запах, выдавший их секундный страх, а Гавриил почувствовал как каждая мышца в теле зверя содрогнулась в приятном ознобе – предвкушении момента, момента дикой, неотвратимой, наступившей охоты. Сейчас Гавриил чувствовал то, чего не ощущал никогда прежде, будто многосильный двигатель, захлебываясь собственной мощью, урчал внутри него. Приливающая к вискам кровь стучала, и каждый стук словно кричал ему: "Убей! Убей! Убей! Убей!". Зверя готовили к этому моменту всю жизнь и вот, он грозно стоит в дверном проеме, сверлит растерянных хранителей налитыми кровью глазами и будто оттягивает мгновение жажды, она вот-вот целиком захлестнет его. Огромные когти впились в пол, проделав дыры в металле, смилодон хищно опустил голову, оскалился и рванул вперед, глаза окутало красной пеленой, будто зверь пребывал в состоянии исступления. Гавриил чувствовал, как зверь своими клыками вгрызается в прохладное тело Хранителя, еще и еще, как ломаясь, хрустят кости под натиском его массивных челюстей, а спустя секунду Гавриил осознал, что нить воспоминания оборвалась. Он чувствует свои зубы, вгрызающиеся в плоть зверя, слышит хруст его ломающихся костей, чувствует его кровь, обильно стекавшую с подбородка на шею. Чувствует свои вены, вздувшиеся и пульсирующие сильнее прежнего по всему телу.

Зверь все еще боролся, не сдавался, но сознание его притупилось, оттого и Гавриил не мог увидеть бойню, что устроила тварь в самолете. Тогда он схватился за нижнюю и верхнюю челюсти зверя, они были велики, обхватить их не удалось, но цепко вцепиться все-таки получилось. Клыки зверя, растопыренные в разные стороны, резали ладони Гавриила, но это его не останавливало. Боли нет, только понимание незначительного ущерба. Гавриил резко дернул челюсти смилодона в разные стороны и прозвучал обрывистый треск – зверю вывихнуло нижнюю челюсть, но зверь все еще неустанно старался вырваться, даже теперь с хаотично болтавшейся нижней частью морды. Верхнюю челюсть Гавриил не отпускал, и свободной рукой упершись в его шею, тянул голову зверя на себя: треск… треск… визг и хруст – сломал.

Только что бурлящее невиданной жизненной силой тело огромного зверя в уже безжизненном расслаблении растянулось на белоснежном, изрядно истерзанным борьбой снегом. Гавриил сжимал в руках грубую шерсть смилодона, в нем закипала невиданная злоба и ярость, видимо, каким-то образом перенятая от поверженного чудовища. Гавриил поднялся над его уже бездыханном телом и с горечью в глазах осознал – он собственноручно прервал нить целого вида.

Он поднялся, ловко выхватил и подхватил стик из снега. Теплая, почти горячая кровь смилодона, стекающая со рта по подбородку и вниз, каким-то образом еще не охладела, даже при таких низких температурах. Гавриил спешно оглянулся, пытаясь хоть как-то сориентироваться, но вокруг была лишь белоснежная гладь, изредка прерывавшаяся ледяными глыбами, торчавшими из-под земли точно острые клыки огромного хищника и черное пятно – ИССИ, стоявшая, как ни в чем не бывало.

– Было занимательно, – признался ему синтезированный голос ИССИ, когда Гавриил оказался достаточно близко.

– А помочь не могла? – скривившись лицом от странной похвалы, полюбопытствовал Гавриил.

– Нет, – равнодушно ответила та. – Мне нравится наблюдать, как дерутся самцы.

Лицо Гавриила скривилось сильнее, и он не нашел чем возразить.

– Виктор? – ненавистным голосом объявил Гавриил.

– В сотне метрах к юго-западу, – доложила ИССИ. – Я могу открыть вход.

– Просто так?

– Если спросят – совру, скажу, что ты угрожал мне… форматированием.

– Будь добра, – сжав стик в руках, процедил он.

Гавриил даже не задумался над тем, почему ИССИ указала ему путь к Колыбели. Сейчас все его сознание и естество охватило неутолимое желание расправиться с Виктором за его предательство. Гавриил какой-то частью себя осознавал – Виктор слишком силен и вполне вероятно с легкостью расправится с ним, но гнев целиком захлестнул Гавриила, ослепил его, да и недавняя победа на смилодоном придавала уверенности.

 

ГЛАВА 16

Гавриил спускался вниз на платформе в небольшой ромбовидной шахте, по краям освещаемой продолговатыми яркими люминесцентными лампами, источавшими холодный свет. Очевидно, лампы здесь были оставлены людьми, наймитами Виктора, стоившими Колыбель. Кажется, он немного поспешил, убив их, прежде чем они успели убрать лампы. Бессмертному освещение ни к чему и горящие лампы эти выглядели довольно несуразно. Спуск затягивался, а терпение Гавриила тем временем заканчивалось все быстрее. Он не знал, как глубоко спустился, но понимал – Виктор близко. Что-то необъяснимое будто подсказывало ему, направляло его.

Платформа плавно остановилась, и у Гавриила сложилось странное впечатление того, что он оказался на дне большого многогранного колодца, а полная, окружавшая его тишина, присущая миру мертвых, заставила его содрогнуться, как от холодного ветра. Внезапно под сотни трескающихся звуков, раздавшихся за его спиною, одна из стен колодца рассыпалась угловатой мозаикой – так же как ИССИ, образовав вход в, казалось нескончаемое помещение, стены которого встретили Гавриила непроницаемой чернотой, лишь пол посверкивал черным блеском металла.

"Это корабль. Я внутри корабля, такого же, как ИССИ", – подумал Гавриил, и ему вспомнился рассказ Мстислава о том, что ИССИ сейчас – лишь малая часть того, чем являлась когда-то. "Конструкция, созданная из большого корабля. Корабль Хранителей, потерпевший крушение на планете, позже получившей название Земля и переделанный в Колыбель" – что-то подсказало Гавриилу, заботливо вложило эту мысль в его мозг.

Он не спеша шел вглубь этого будто бы бесконечно удаляющегося прямоугольного тоннеля и с каждым новым его шагом по глянцевому, до блеска натертому черному полу стены будто отступали от него во мрак. Но ему все же удавалось видеть их, как и высокий потолок, его зоркие глаза, теперь так же горящие зелеными кошачьими огоньками в темноте, позволяли ему разглядеть бесчисленное множество прямых линий, разной толщины – ими были усыпаны матово-черные стены и изборождены отражающие глянцевую гладь пола высокие потолки. Со всех сторон его будто окружала одна большая микросхема.

Едва Гавриилу удалось сделать еще несколько шагов, как в десяти метрах от него на теперь уже ярком от его присутствия глянцевом полу, появилось изувеченное тело. Поддавшись внутреннему порыву, Гавриил шагнул вперед к телу и, растаявшая в его приближении тьма показала еще и чью-то аккуратненькую, уточненную, но оторванную по локоть руку. Гавриил осторожно подходил ближе, взведя на максимум все свои чувства. Показались еще части тел, сейчас стало ясно – смилодон побывал здесь раньше, еще до того, как повстречался с Гавриилом. Тело, уцелевшее больше остальных, безжизненно лежало спиной к Гавриилу. Подойдя достаточно близко, Гавриил узнал Мстислава, изувеченного, убитого с чувством лютой, совершенно неуместной жестокости. Узнал и Веру с Надеждой, но их тела были буквально разорваны на части и определить где, чья рука, нога, туловище или голова Гавриил затруднялся даже при жизни сестер-близняшек, а сейчас сделать это стало и вовсе невозможным. В мгновение ока, все его фантазии о том, как они могли провести бесчисленное количество времени, сколько всего узнать друг о друге – все эти мысли исчезли, разбились на части и разлетелись как сейчас их тела. Понял и то, что никогда не узнает историй, изображенных на наплечнике Мстислава. Он безмолвно стоял над их безжизненными телами и ждал момента скорби, понимал, что их, так нелепо оборвавшиеся жизни, нужно оплакать, но вместо мыслей об утрате пришли мысли холодного расчета:

"Рядом нет оружия, на их телах нет брони, а их фиктримаго – ярко белые, парадные"…

…"Церемониальные" – вновь что-то заботливо одарило Гавриила правильным, подходящим названием. Шепчущий внутренний голос.

"Виктор обманул их, – продолжал выстраивать свои догадки Гавриил. – Как и меня. Усыпил их бдительность, воспользовался их слепой в него верой и преданностью. Их убил смилодон, очевидно, натравленный Виктором. Все то же самое я видел в самолете хранителей, чувствовал и внутри чудовища – зверство, ярость, исступление. Но если не выжили они, как тогда выжил я?" – Гавриил, наконец, задался верным вопросом, беззвучно усмехнувшись про себя своей победе.

"Мы сильнее. Множественно сильнее" – вновь шепнули отголоски где-то в голове.

"Я схожу с ума" – заключил Гавриил.

Поначалу, он считал шипящий голос инстинктом сохранения, или остаточными чувствами убитого им смилодона, но тут его окончательно разубедили в его догадках – не безумие одолевает его. Голос, впервые заговорил четко, дал знать о своем присутствии.

"Сходишь с ума? – ехидно вопрошал он, – а кто же устанавливает границы нормального? Может, ты только становишься нормальным, лишаешься безумства. Окончательно. Бесповоротно, – глумливо поддакнул дублирующийся шепот, а затем добавил уже совершенно серьезно: – Это новый пока еще чуждый тебе уровень восприятия".

И последующие мысли Гавриила о том, откуда взялись шепчущие голоса, приглушили тяжелые звуки, раздающиеся где-то впереди, неподалеку. Они моментально привлекли и сконцентрировали на себе внимание Гавриила.

Шаги.

Раз… два… три – шаг, раз… два… три – шаг.

"Клим", – тут же неожиданно для себя определил Гавриил и вскоре улыбнулся правильности своей догадки. Гавриил, как только мог напряг зрение и метрах в ста увидел неспешно идущего своим привычным тяжелым шагом Клима, а рядом шла Лидия, ее легких, словно по ветру парящих шагов Гавриил не разобрал.

"Смилодон не успел добраться до них? Они ведь не знают! Не знают о предательстве Виктора! – стукнуло в голову Гавриила. Он признался себе, что судьба Клима его не особо заботит, но к Лидии за столь непродолжительное время у Гавриила появились какие-то теплые чувства. Не любовь, нет. Нечто высшее, большее – то, что дети испытывают, когда в их жизни есть любящая и заботливая мать. Гавриил был лишен подобного и возможно по этому, Лидия своей опекой пробудила в нем подобные чувства.

Секунду спустя Гавриил уже стоял напротив Клима и Лидии, чувствовал как снова взбухшие вены, по всему телу бурлящие кровью, ослабевали. В голубых глазах Лидии, да и по ее неожиданному всхлипу можно было догадаться – увиденное испугало ее: только что наполненные быстро циркулирующей кровью вены на бледном лице, все еще не свернувшаяся кровь и, видимо, редкая шерсть смилодона на нижней челюсти Гавриила. Даже Клим, при всем его бесстрашии и непоколебимости, немного одернулся назад.

– Выведи Лидию отсюда, – приказал Климу неожиданным для себя голосом Гавриил и, вытянув руку, указал назад, туда, откуда пришел сам. Он думал, этого будет достаточно и, уже было направился дальше.

Голос нашептывал: Виктор там, уже недалеко, уже совсем близко.

Клим же безмолвной скалой встал напротив Гавриила и преградил ему путь. Удивительно, но и Лидия проделала то же самое, только с предостерегающим взглядом.

Гавриил попятился.

Лидия легким движением руки достала из внутреннего кармашка своих широких рукавов какой-то небольшой желтоватого цвета кусочек, в котором Гавриил моментально узнал свой зуб, тот самый – вырванный ей тогда, в клетке. Он так и не узнал, что она планировала делать с его помощью.

Неожиданно Лидия застыла точно статуя, и все внимание Гавриила переключилось на источающего угрозу Клима.

Клим приоткрыл левую часть своего ужасно сшитого из клочьев кожи уродливого плаща, ту, что постоянно провисала под тяжелым весом и на секунду его громоздкая рука провалилась за плащ. После он вынул укрывавшийся за ним огромный, не уступающий плащу в своем уродстве меч, больше походивший на здоровенный тесак. Гавриил успел разглядеть этот кусок уродливого железа и заметил примечательную деталь – тесак этот состоял из десятков, прочно сплавленных между собой мечей: были палаши, клейморы, и мечи, по форме походившие на римские. Ятаганы, сабли, Гавриил заметил даже нечто похожее на катану, которой не удалось отрубить голову Сусаноо, а гарда тесака заимствовала свой дизайн у изящных изгибов рапиры. Гавриил понял, мечи – трофеи побежденных Климом воинов, так же как и сшитый из их кожи уродливый плащ. Все эти клинки, переплетаясь, скрещивались в одну, большую извивавшуюся металлическую рукоять, сжимавшуюся рукой Клима.

– А на трон тебе, видимо, не хватило? – ехидно бросил Гавриил и тут же выгнулся назад, увернувшись от скользнувших над ним лезвий, а затем, увернувшись еще раз – юрко скакнул влево и Клим вонзил меч в отражавший их начавшийся поединок черный пол. Искры от удара меча о пол застыли, едва успев раздаться, стало ясно – Лидия не застыла, ее, как и все окружавшее в тот момент Клима и Гавриила будто бы поставили на "паузу".

Гавриил заметил на сером, точно выбитом из камня, лице Клима едва видневшиеся под грубой кожей взбухшие вены. Клим двигался быстро, даже очень быстро, учитывая его неуклюже-массивное тело, а Гавриил продолжал уворачиваться от размашистых ударов Клима. Впрочем, никакого изящества в движениях Гавриила не было, его спасало одно – более быстрая реакция и движения, он нагло, почти с издевкой пользовался этим, пытаясь измотать Клима, а тот в попытках поразить Гавриила то и дело, промахиваясь, задевал лезвиями огромного меча пол, оставляя после ударов замирающие в воздухе вспышки искр. Мысль вымотать Клима оказалась не очень верной – чуть позже, Гавриил вспомнил об одной весьма полезной особенности Бессмертных – они не устают, и далее ему пришлось импровизировать. Они кружили точно в водовороте, каплями воды в котором служили многочисленные, не успевшие полноценно раскрыться, искры. Гавриил волчком закручивался вокруг Клима – играл с ним, чувствовал свое превосходство, а тот своим несуразным мечом, неустанно продолжал разрезать воздух. Мстислав был прав, Клим действительно оказался сильным воином, но не одной силой он был хорош. Великан, как выяснилось, не был лишен и хитрости. Поняв, что Гавриил двигается во много раз быстрее его самого, Клим намеренно замедлил свои выпады и удары, тем самым уверив Гавриила в его превосходстве. И Гавриил забылся, увлекся, наблюдая, как медленно великан заносит меч для удара. Он двигался едва заметно и, казалось, что вот-вот превратится в статую. Как вдруг меч Клима резко вспорол воздух. В последнюю секунду Гавриилу удалось ускользнуть от размашистого удара, однако лезвия великого меча Клима все же оцарапали фиктримаго Гавриила на груди, оставив два быстро сросшихся разреза. В тот миг Гавриил почувствовал, как вскипела его кровь, как она сильнее прежнего забурлила в его венах, будто взрывалась, высвобождая в тело огромное количество энергии. Он почувствовал, как от секундной угрозы стал еще быстрее, еще сильнее. Клим послал свой громоздкий кулак вслед за ударом меча, и на этот раз, Гавриил с легкостью, сделав несколько шагов назад – увернулся. Удар раззадорил его, заставил улыбку появиться на бледном, усеянном вздутыми темно-красными венами лице.

Гавриил довернул указательным пальцем куб рукояти стика и тот, под характерное пощелкивание и трескающиеся звуки, очень медленно, будто нехотя, принял привычную форму лезвия с прорезом, заменяющим дол. Гавриил вновь прыгнул прямо на Клима, сжимая в руке черное лезвие. Великан занес меч над головой и крутил им точно вертолет лопастями. Гавриил отвлекся, но задуманное все же осуществил – прорезью в лезвие своего стика он угодил прямо в одно из торчащих лезвий меча Клима, а затем, резко повернув рукоять стика, отколол его часть. Отломившись, лезвие тут же зависло в воздухе, а Гавриил тем временем попытался резануть Клима по ноге, но промахнулся и отрезал часть его ужасного плаща. Брови Клима почти сошлись воедино от чувства злобы, а глаза, если бы в них можно было что-то отличить, наверняка были наполнены гневом.

– Ой, – искренне, но все же едко сорвалось у Гавриила.

Каждый удар Клима теперь сопровождался взбешенным оглушающим криком, еще больше разжигавшим необъяснимо нахлынувшую на Гавриила радость.

"Устать ты не устанешь, но вот взбесишься уж точно!" – надменно заключил Гавриил. И вот, наконец, размашистые удары и выпады Клима стали менее точными, ведомые охватившим его гневом. Он сжал рукоять обеими руками, рубанул, сделав оборот в завершении, которого меч его встретился с нерушимым лезвием стика Гавриила. Раздался жуткий режущий слух звон и лезвия меча Клима, раскололись на десятки осколков, повисших в воздухе. Доли секунды хватило Гавриилу воспользоваться ошеломлением Клима – он вновь нырнул ему за спину, подпрыгнул, чтобы наверняка достать до головы и, сжав стик сильнее, резким движением отсек ему голову.

Неподвижные мгновение назад многочисленные искры секундно взорвались салютами, как бы восхваляя победу Гавриила, лезвия раздробленного меча Клима стремительно разлетелись в разные стороны, а его тело, глухим звуком, рухнуло на пол. Ощущение превосходства оборвал секундный женский крик, быстро сменившийся измотанным стоном.

Лидия, упав сначала на колени, а затем, завалившись набок всем телом, опустилась на зеркальный пол, отражавший ее растекающуюся по нему кровь. Своими дрожащими руками она истерично пыталась ощупать часть лезвия Клима, торчащего из ее обильно истекающей кровью груди. Гавриил и не заметил, как переместился и оказался рядом с ней, наклонился, лихорадочно осматривал, не представляя как помочь. Лидия всхлипывала, глядела на Гавриила глазами, переполненными страхом и ужасом.

Из ярко голубых ее глаз неуловимо ускользала жизнь.

Гавриил понимал, как вместе с жизненными силами ее покидают теперь уже несбыточные мечты о том, как она растит и воспитывает свою дочь, как переживает и заботится о ней, смеется и радуется вместе с ней, плачет и грустит.

"Фиктримаго, он срастается", – вспомнил Гавриил и трепетной осторожностью вынул лезвие из груди Лидии, в надежде на то, что это спасет ее, закроет рану. Неожиданно Лидия обхватила рукой шею Гавриила и потянула ее на себя. Учуяла запах перцовки – крови смилодона на его лице. Лидия понимала, чья это кровь, но то, как эта кровь там оказалась, оставалось для нее загадкой, разгадывать которую у нее, по понятным причинам, совершенно не было времени. Она прикоснулась к уголку губ Гавриила туда, где кровь еще не начала сворачиваться и жадно слизав ее, переместилась к подбородку. Зрачки ее глаз сильно расширились, тело начало легонько потряхивать, а после глаза ее закатились. Гавриил чувствовал себя виноватым, понимал – не заиграйся он с Климом, этого могло и не произойти. Он неосознанно вырвал из рук Лидии жизнь, так долго ею ожидаемую. Впервые за долгое время, находясь рядом с умирающей Лидией, над ее хрупким старческим телом, Гавриил захотел взреветь. Но слез не было, какая-то его часть была необъяснимо равнодушна к происходящему и постепенно брала верх над всем остальным.

Гавриил аккуратно поддерживал голову Лидии и неожиданно для себя увидел, как морщины на ее лице начали растягиваться, исчезать, а само лицо выравнивалось, будто омолаживаясь. Волнистые белые волосы начали отдавать ярко красным, рыжим оттенком – точно языки горящего пламени, иссохшая линия губ взбухла пышными, аккуратными губками, кожа лица изменилась и теперь выглядела по-младенчески розоватой. Глаза вернулись, и их ядовито голубым цветом можно было захлебнуться. Минуту назад только что умирающая на руках Гавриила пожилая женщина обратилась в молодую красавицу. Лидия изменилась, будто сменила стихию – с легкого и спокойного ветра, на жгучее неукротимое пламя. Она вдруг глубоко вдохнула и выдохнула, последним звуком Гавриил услышал прощальный удар ее сердца.

Гавриил продолжал смотреть в ее бесконечно красивые невероятно голубые глаза, он хотел было закрыть их, аккуратно проведя пальцами по векам, и уже занес руку над ее лбом, но не решился. Красота ее глаз, из которых теперь лилась безжизненная молодость, пленила его, в них можно было тонуть и глядеть в них, не отрываясь. Гавриил не мог лишить себя удовольствия лицезреть эти голубые, точно чистое небо глаза.

Послышались шаги. Быстрые, уверенные, точные.

Гавриил не поднимал головы – как заговоренный продолжал глядеть в глаза Лидии и безмолвно просил у нее прощения. Но и, не видя, он прекрасно понимал чего ожидать. Остальные его чувства отчетливо рисовали картину происходящего. Он слышал шуршание просторного одеяния – балахона, лязг металла под ним, чуял запах пота и все естество Гавриила, взывало к единственной мысли: "к нему движется серафим", – но тут же последовала другая мысль, наперекосяк первой: "Это невозможно. Виктор уничтожил их, завалив проходы к Башне. Неужели и это оказалось обманом?"

Оказалось. И гордо стоявший перед Гавриилом Главнокомандующий с тремя уродливыми шрамами на лице был олицетворением очередного обмана Виктора. Спустя секунды за спиной Главнокомандующего появились оставшиеся серафимы. На этот раз балахоны, скрывавшие их тела, были ярко белыми и сильно резонировали на фоне темного, казалось бесконечного окружения, Гавриил видел их отражения от пола.

"Они укрылись в снегах, выжидали", – понял Гавриил и тут же вспомнил последнее, увиденное перед встречей со смилодоном: Виктор запустил нечто похожее на сигнальную ракету. Она послужила им сигналом – приглашением войти внутрь.

Гавриил спокойно поднялся, неспешно оглядел всех серафимов, стоявших полукругом, в пять рядов по десять человек напротив него. Ближе всех к Гавриилу стоял Главнокомандующий, он самодовольно смотрел на него своими тусклыми, бесконечно злыми глазами. Его распирало чувство удавшегося плана. На пару с Виктором они перехитрили всех. Так он думал.

– Я поражен! – воскликнул Главнокомандующий, разведя руками. Металл под его балахоном зазвенел. – Тебе удалось прожить! Нет! Выжить!

Гавриил молчал, опустив взгляд, он продолжал смотреть в глаза Лидии.

– Мы рассчитывали, что ты сдохнешь, – в его голосе чувствовалась надменность, – думали, азиат убьет тебя.

– Сусаноо ни разу не азиат, индюк ты напыщенный, – Гавриил решил, что подумал об этом, но оказалось, что сказал вслух. Главнокомандующий немного одернулся, подняв свои редкие брови.

– Не важно! – он со скрежетом вынул меч из ножен. Пятьдесят серафимов за его спиной в миг, синхронно проделали то же самое. – Раз ты отказался умирать там, значит, умрешь здесь! И на этот раз, никто не придет на помощь, – закончил он, без капли уважения и сострадания, головой указав на труп Лидии и обезглавленного Клима.

Гавриил, раздраженный глупой самонадеянностью Главнокомандующего покачал головой и перебил его едва начавшуюся речь: – Скажи мне, скольких Бессмертных ты убил за всю свою жизнь? – вопрос ввел серафима в секундный ступор. Гавриил сам ответил за него: – ни одного.

– Хранителей! – взорвался Главнокомандующий. – Я убил Хранителей, Мстислава, двух его шлюх и тебя сейчас убью!

– Их убил не ты, – с улыбкой на лице процедил Гавриил, – а смилодон, полученный тобой от Виктора. Ой, – игриво добавил он, – забыл сказать, я открутил башку твоей зверюшке.

Мышца дернулась на скуле Главнокомандующего. Он испытывал к чудовищу необъяснимо теплые чувства даже после того как оно изуродовало его лицо.

– Отрезал голову и Климу, – Гавриил, явно передразнивая движения Главнокомандующего, тоже кивнул в сторону обезглавленного тела. – Как думаешь, сильно я боюсь тебя и твоих серафимов?

– Тварь! – уже орал Главнокомандующий, брызжа слюной. – Нужно было укоротить тебя еще тогда, в порту! Женщина, спасшая тебя, лежит мертвая под твоими ногами, а у тебя на лице нет ни капли сострадания.

Тут Гавриил признал правоту Главнокомандующего – отсутствие чувств сожаления и сострадания, элементарной печали, действительно заботило его, но с каждой секундой все меньше и меньше.

– Очень скоро, – продолжал серафим, – ты перестанешь чувствовать, понимать боль людей, ценить их жизнь. Станешь бесчувственной тварью! Такой же, как Виктор! Но не бойся, обещаю тебе – я лишу тебя этой страшной участи, тебя и Виктора. Его мы тоже вскоре убьем, он поплатится за все, что сотворил с человечеством, просто пока не знает об этом!

"Виктор наш! Только наш!" – жадно шепнули голоса, ютившиеся в голове, а лицо Гавриила тем временем металось в изменяющейся гримасе, в попытках определить смеяться ему, или плакать от никчемных угроз серафима.

Главнокомандующий направил острие своего меча на Гавриила и сломя голову, разрывая свою глотку дребезжащим криком, ринулся на него, а мгновение спустя, его остановил оглушающий, громкий звук хлопка, напомнивший выстрел Царь-пушки.

Удивление и ужас тотчас целиком овладели его лицом, а затем, и всем телом.

Главнокомандующий ужаснулся увиденному: змеящиеся, вздутые, почти черные вены на бледном лице и шее Гавриила. Налитые алым глаза. Взгляд, режущий его исподлобья. Черное лезвие, которого секунду назад не было в его руках, сейчас необъяснимым образом появилось, и было почти полностью покрыто кровью, чьи капли, неспешно стекая по лезвию, достигали зеркально-черного пола. Темный костюм – фиктримаго, в который был облачен Гавриил, в некоторых местах начинал едва заметно дымиться, но вскоре от дыма не осталось и следа, он быстро растворился. Главнокомандующий, всю свою жизнь не верующий в высшие силы, сейчас, будто предстал перед самим Дьяволом.

– Что ты сделал? – неуверенно прокричал серафим и услышал, как позади него раздался звон упавшего меча, а следом еще и еще. Вскоре звуки стали походить на звон церковных колоколов. Главнокомандующий обернулся и увидел перед глазами картину, охватившую его еще большим ужасом.

– Ах! Ты ведь не видел самого процесса, – язвительно говорил за его спиной Гавриил, – но не бойся, – вновь издевательски передразнил он, – ты увидишь не менее фееричный результат.

И он увидел, увидел, как белые балахоны его преданных серафимов постепенно окрашивались красным – в их кровь, как тела пятидесяти мужчин и женщин у него на глазах разваливаются на части, словно таявшие глиняные фигуры. Кровь струилась из их тел, щедро заливая собой зеркальный пол. Вмиг Гавриил порубил их на многочисленные куски лезвием своего стика.

– Ты… ты! – Главнокомандующий зациклился, его душил гнев и вдруг, глаза его широко раскрылись, крик замер у него на губах, и ртом он жадно начал хватать воздух, точно рыба, выброшенная на берег. Главнокомандующий почувствовал, как что-то пронзило его.

– Чувствуешь, серафим? – прошипел каким-то не своим, инфернальным голосом за его ухом Гавриил. – Именно так сердце вырывается из груди!

Опустив свои переполненные ужасом глаза, он увидел руку Гавриила, торчащую из его груди. Теперь уже окровавленная рука, легко пробила доспех и, пройдя насквозь, цепко сжимала его сердце.

Гавриил выдернул руку, небрежно разжал ладонь и отпустил сердце. Тело Главнокомандующего безжизненно рухнуло лицом вниз и Гавриил, с легкостью перешагнув через него, направился дальше – к Виктору, он близко, уже совсем. Проходя разрезанные им тела серафимов, Гавриил заметил меж них загипсованную руку и безошибочно определил, что она принадлежала юнцу, тому самому, которому так и не довелось обезглавить его. Безошибочным определение было потому, что голова юнца лежала совсем рядом с рукой, отрублена одним точным и настолько быстрым ударом, что на лице его не успела появиться даже тень удивления, не говоря уже об испуге перед смертью.

Вскоре путь Гавриила преградила большая стена – огромная дверь, как выяснилось мгновение спустя. Заиграв все тем же приятным треском дверь, разобравшись на маленькие геометрические фигуры открылась. Показался и Виктор, метрах в тридцати. Он, опустив голову и сгорбившись в спине, угрюмо нависал над двумя капсулами Предков. Капсулы уже не парили в воздухе, как прежде, а лежали на глянцевом полу, были открыты и, пусты. Гавриил неспешным шагом двигался к нему, уже размышляя о том, каким мукам подвергнет его прежде, чем убьет.

Виктор обернулся. Появление Гавриила заставило его попятиться назад, настолько он был удивлен вновь увидеть его, а тот заметил горечь в его глазах и тот самый нелепо спрятанный за спиною меч, полученный от прежнего Главнокомандующего. Виктор размяк, но меч все же старался пока не выдавать.

– Гавриил! – проговорил он поникшим и почти молящим голосом, подходя все ближе, – Гаври… – Не успел Виктор закончить, как меч, спрятанный им за спиной, разрезал воздух и угодил прямиком шею Гавриила.

Виктор уже видел слетевшую с плеч голову Гавриила, отчетливо представлял траекторию ее падения, как вдруг, пронзительный звон силой вырвал его из этих мыслей. Меч, вонзившись в плоть, застрял в кости. По какой-то причине он не смог разрубить ее.

"Нет! Нет! Нет! Нет!" – истерично стучало в голове Виктора.

– Да! Да! Да! Да! – в такт, подергивая головой, Гавриил вслух ответил на мысли Виктора, а затем, как ни в чем не бывало, вытянутым указательным пальцем левой руки надавил на грань лезвия меча и без труда отодвинул его от шеи. Виктор противился, но сил ему недоставало. Кровь не успела просочиться – глубокий разрез моментально сросся.

– Виктор, Виктор, Виктор, – будто бы разочаровавшись в нем, издевательски повторял Гавриил, отрицательно покачивая головой. Резким движением руки Гавриил ухватился за лезвие меча и вырвав его из рук Виктора, сжал – сталь смялась, и после – отбросил его прочь. Меч с каким-то неуклюжим звоном обрушился на глянцевый, до блеска натертый пол, а вязкая почти черная кровь, стекающая точно слизь с руки Гавриила, втянулась обратно, не коснувшись земли.

– Не случилось успеха. Велика твоя беда, – продолжал Гавриил шипящим голосом, уставившись на Виктора так, будто чего-то ожидал.

Но ничего не происходило. Виктор сам безнадежно стоял в ожидании.

– И это все? – хитро прищурив глаза, прошипел Гавриил. – Великий Виктор, Верховный Хранитель ничего не может? Как же он собирался вернуться и захватить власть над местом, которое так любо называет домом? – Не ясно. – Нет. – Но стоит отдать ему должное. – Верно. – Мы восхищаемся Виктором, – оторвавшись от разговора с самим собой, признался шипящим голосом Гавриил, точнее то, что говорило сейчас от его лица. Сам же Гавриил находился внутри себя, его будто бы подвинули без его разрешения, он владел телом, но говорить не мог. – Немного, – тут же уточнилась степень восхищения. – Обладая одним лишь бессмертием, он умудрился обуздать целую расу. – Правда раса эта им и создалась. – Случайно? – Верно. – Просчет? – Эгоизм, – поправил сам себя Гавриил. – Лишен истинной способности своего родителя, – тут он как-то маниакально шипя, хихикнул. – Призвания. – Убедил сестру в отсутствии дара. Она обладала главным, истинным. Сила убеждения в ней велика. – Она не знает? – Нет. Уверена, что в совершенстве обучилась мастерству манипуляций. – Ну, а он? – шипящий голос Гавриила вновь обратился к Виктору. – Пустой. Рожден таковым. Противился уготованной судьбе. Изменил ее. Нашел слабость своей расы и источник своей будущей силы в Светиле. – Вот только обуздать ее не смог. Просчет. Одна вспышка Светила чуть мощнее остальных и корабль пал. Не случится ему управлять энергией Светила. – Нет. – И нами не удастся. – Нет.

– Как? – перебил Виктор в искреннем удивлении. – Откуда?

– Кровь твоя, – ответил шипящий голос, – в чудовище… смилодон? – Истинно так. – Твоя память. Мысли. Желания. – Несбыточные, – вновь ехидно уточнив, хихикнул он. – Все там, как на ладони, – Гавриил показал Виктору свою раскрытую ладонь, на которой уже не осталось и следа от порезов лезвием меча. – Сжать ее, и сотру все в прах, а ты, умрешь, – и сжал.

Виктора оторвало от пола. В его черных глазах, прежде нечитаемых теперь отчетливо виднелся дикий ужас. Он понимал, что его ждет, что ему уготовано. Но смерти он никогда не боялся – его мучал лишь один вопрос.

– Что хранилось в капсулах? Предки? Какие они? Скажи! Ответь!

– Предки целиком все недавнее время находились пред твоими глазами, но и скрыты были от них одновременно. А хочет ли Виктор узнать, как это вышло? – шипя, после небольшой паузы проговорил Гавриил.

– Да! – моментально с дикой жадностью в голосе, не раздумывая ответил Виктор. – Да! Хочу! – лихорадочно повторял он, застыв в воздухе.

Но ответом послужила лишь смутная, хитрющая улыбка, и Гавриил демонстративно потряс рукой, сотрясая воздух. Виктор прекрасно понял, что пытался донести до него Гавриил этим жестом: Бессмертный дергавший человечество за веревочки несчетное количество времени сам в мгновение ока стал марионеткой.

– Этого ты не узнаешь, – ответил Гавриил уже свойственным ему голосом. – Последние часы своей жизни ты проведешь в темноте, мучаясь этим вопросом, с ним и умрешь.

– Убьете меня и никогда не вернетесь к остальным, – пригрозил Виктор. – Без моего контроля этот мир погрузится в хаос. Погубит сам себя!

– Переживем, – игриво улыбнувшись, ответил вновь появившийся шипящий голос.

Театральности ради, а может и для наглядности Гавриил разжал кулак и сильно растопырил пальцы. Глаза Виктора широко раскрылись и мгновение после, он заорал, но не от боли, а от отчаяния и тело его, с необъяснимой легкостью, поделилось на шесть отдельных друг от друга частей: голову, две руки, ноги и туловище. Так оно и было брошено.

 

ГЛАВА 17

Катерина с несравненной своей грацией стояла на черной, зеркальной платформе. Облаченная в свой фиктримаго она казалась совершенно нагой и беспрецедентная красота ее, сейчас, заботливо обнятая необъятной Вселенной, величественно расстелившей свои бескрайние просторы под ее ногами, многократно усилилась. Она хранила блаженное молчание, а лицо ее, не скрывая торжества, выражало неописуемую радость возвращения домой, и мысли об этом чудесном возвращении затмили собой все остальное. Куда не посмотри – все казалось таким родным, даже гигантская планета I-класса. Перенасыщенная ресурсом, она находилась за сотни тысяч километров от Катерины, но выглядела так, будто бы вытянув руку, ее можно коснуться, можно погладить этот фиолетовый шар. Неизвестная планета таяла, рассыпалась огнями на глазах у Катерины, словно не устояла перед ней и ее красотой, и если бы планеты были живыми, наверняка так бы и случилось, но сейчас, планету разрушало не великолепие Катерины, ее разрушал Велигранный – корабль Бессмертных класса Жатвенник. Такие корабли жадно бороздят бесконечный космос в поисках планет богатыми запасами ресурсов и опустошают, не оставляя ничего. Велигранный тянул и вбирал в себя ресурсы из гигантской планеты, они туманным свечением безропотно тянулись к кораблю. Катерина не могла заставить себя перестать наслаждаться этим ни с чем несравнимым зрелищем.

Как вдруг, она услышала знакомые голос, голос Виктора. Он доносился откуда-то издалека, приглушенно, но Катерина без труда установила источник и направилась к нему. Ей пришлось покинуть прозрачную комнату обсерватории корабля и спустя секунды, будто из ниоткуда, ее окружили черные, поблескивающие стены. Она продолжала идти на голос и, выйдя в Зал Синклита, увидела Виктора. Он стоял так же гордо, как и всегда, но на этот раз, в положении его проглядывало некое напряжение. Виктор о чем-то спорил, стоя перед высокой фигурой неизвестного. Его лицо, да и сам он целиком был словно скрыт от нее, и как не старалась она услышать их разговор – ничего не получалось.

Гавриил не позволял ей, не пускал ее, а она и не подозревала, что находится внутри воспоминания Виктора, воссозданным Гавриилом. Он получил это воспоминание и многие другие вместе с кровью убитого смилодона и теперь все знания Виктора, все его планы и виденья мира представали перед Гавриилом как открытая книга – стоило лишь захотеть.

Гавриил появился за спиной Катерины, словно из пустоты, будто сама тьма высвободила его. Катерина обернулась. Увидеть Гавриила она совсем не ожидала, но встреча эта приятно удивила ее. Она вдруг почувствовала себя в полной безопасности, полностью защищенной. Прежде так спокойно и расслаблено она себя не ощущала.

– Что происходит? – в искреннем непонимании спросила она, и голос ее, в этой, доходящей до абсолюта тишине, сделался таким сладким, таким приятным и нежным.

– Виктор, – начал он и кивком указал на стоявшего спиною к ним брата Катерины, она тревожно проследила за его взглядом. – Момент, изменивший все.

– Я не понимаю, – в голосе ее проскользнул испуг, но руки Гавриила, заботливо обхватившие ее, вмиг развеяли страхи своим нежным прикосновением к ее плечам. Он кивнул в сторону Виктора еще раз, как бы призывая ее смотреть, и сам, не отрывая от него взгляда, рассказал Катерине о происходящем и случившимся.

– Виктор, – нашептывал Гавриил на ушко, словно хотел, чтобы никто больше их не услышал, – сейчас сам того не понимая, кое-что сломает.

Катерина продолжала наблюдать за братом. Разговор, что он вел стоя перед неизвестным, оставался таким же приглушенным, и разобрать ничего не удавалось, но, кажется, разговор этот выводил Виктора из себя.

Сейчас он узнает, что выбор неизвестного пал не на него. Хранителем Предков выбрали Катерину, Способную Катерину. И с этим Виктор смириться не мог. Всего себя он посвятил подготовке этому служению, этого долга, и отказ был неприемлем.

Виктор осекся и резкими шагами ушел прочь. Неизвестный лишь печально склонил голову ему вслед. Виктор, не желавший пойти выбранным для него путем, решает пойти своим собственным. Никто из Бессмертных не ожидал от него подобных действий, потому у него все получилось. Он в тайне крадет Предков, обманом уговаривает тысячи Бессмертных отправиться с ним к Звезде – Солнцу, с неиссякаемой энергией и, обуздав ее мощь, приумножить их силы. Он забрал с собой и Катерину и это, пожалуй, единственный правильный поступок. Он не стал разделять капсулы и Катерину, но действиями своими, все же нанес существенный ущерб всей расе. Виктор не догадывался о существовании четвертого Сословия. Сословия Способных. Как не догадывался о том, что в него попадают Способные Бессмертные из Сословий Правления, Ученых-Мастеров и Воинов-Стражей. О существовании Сословия знают только его Последователи, только их Сущность. И Катерина должна была стать частью Сословия Способных.

Катерина не могла принять этого, но Гавриил, вселявший в нее чувство полной безопасности и спокойствия, уверял ее все больше. Он терпеливо объяснил, что то, с какой легкостью Катерине удавалось убеждать всех заслуга не ее несравненной красоты, а дара, о существовании которого она даже не подозревала. Виктор не сказал о том, что знал о Катерине, ее даре. Сам он обладал лишь бессмертием и ничем более. Внушал всем свое всесилие, могущество, которого в действительности никогда не было. И эта слепая жажда власти его, жажда доказать своей расе свое исключительное превосходство, использовать энергию Солнца, как оружие, привела к крушению на Земле.

Потрясенная Катерина смотрела на Гавриила и в глазах ее, читался вопрос: "Но ты тогда откуда взялся?". Гавриил без труда прочитал этот вопрос, но не в ее черных-на-черном глазах, а в мыслях.

– Неужели не ясно? – разойдясь в доброй улыбке, спросил он, но каким-то чуждым ему голосом, доходящим до шепота. – Той ночью в порту, и все время до нее ты, Катерина, подсознательно хотела хранить нас, заполучить нас, стать нашей Хранительницей и после – следующей носительницей нашей Сущности. Там, ты впервые оказалась к нам достаточно близко, достаточно, чтобы мы почувствовали твое присутствие. Но, покинув капсулу, мы встретили двух Бессмертных, а не одного, подготовленного, как ожидали. Мы встретили тебя и Сусаноо.

Катерина мгновения назад казалась совсем растерянной. Сейчас, из под густых своих ресниц, она смотрела на Гавриила и скрывающихся внутри него Сущностей Способных Предков. Поняла, что Сословие Способных устроено схоже с устройством ИССИ. Они собирают дар Способных в единое целое, не лишая сознания каждого из них.

– Тогда почему вы сразу не приняли меня?

Вопрос заставил улыбку появиться на лице Гавриила.

– Носитель для нас, как и наше Сословие для него до последнего остается тайной. Мы узнаем друг друга в последний момент, в момент Слияния. В момент нашего пробуждения, – продолжали голоса, потеснившие Гавриила в его собственном теле, – мы оказались совершенно не там, где должны были. Ты и Сусаноо, озлобленные серафимы. Нам нужно было время на осознание ситуации, время на адаптацию и потому это тело, – Гавриил обвел себя рукой, – не подготовленное, но бескорыстное, поначалу сопротивляясь, но все же, с радостью приютило нас. Оно оказалось довольно слабым, хрупким и нам пришлось усилить его, осторожно, постепенно, не вызывая подозрений. Ему даже нравится, – с улыбкой заключил шепот.

– Вы сказали, что мой брат, что-то сломал.

Гавриил кивнул.

– Что?

– Жизнь нашей расы, – ответил он. – Забрав с собой Предков, тебя, ведомый своим эгоизмом, Виктор подбирался к Солнцу все ближе и ближе, желая изучить и превратить ее излучение в оружие.

Гавриил показал Катерине момент крушения, но она и без того помнила его прекрасно. Все вокруг вдруг сменилось, залилось ярким, слепящим оранжевым светом. Катерина и Гавриил стояли в невесомости, наблюдая, как яркая вспышка – взрывной процесс высвобождения энергии пылающего Солнца ударило в массивный, угольно-черный, угловатый корпус корабля – ИССИ. Корпус разъедало, он плавился, а ИССИ пытаясь минимизировать ущерб, сбрасывала с себя раскаленные листы, точно змея шкуру; принимала все возможное, чтобы сохранить экипаж, но урон был слишком велик, ее плавно относило в сторону планеты, вскоре получившей гордое название "Земля".

– Так, – говорил Гавриил, наблюдая за невольно, почти безжизненно, направлявшейся к Земле ИССИ, – всех нас наверняка посчитали умершими.

– Но зачем? Ради чего все это? – в отчаянных попытках понять и как-то оправдать действия своего брата спрашивала Катерина.

– Ради нашей силы, – спокойно отвечал ей шепот, – Он хотел получить ее, овладеть ею. Все пошло не так, как он планировал, но и тут ему удалось извернуться: он ловко использовал желания и слабости каждого. Серафимов он убедил в том, что хочет уничтожить нас, заточив в Колыбели вместе со смилодоном. Заверил своим верных сородичей в важности постройки Колыбели и ее роли, в обеспечении нашей безопасности, но в действительности, он стоил Колыбель на случай, если открыв капсулу, ему не удастся обуздать нашу мощь, он похоронит нас в ее стенах, глубоко под водой.

– Открыть капсулу? Только одну?

Гавриил покорно кивнул и объяснил, что вторая капсула всегда служила лишь подстраховкой, отвлекающим элементом.

– Нужно рассказать ему! Рассказать Виктору о последствиях! Он ничего не знал! Он все исправит! – защищала Катерина своего брата.

– Виктор мертв, – без малейшего сожаления констатировал Гавриил, – За деяния его, он понес свое наказание. Мы убили его.

Катерина содрогнулась, ее аккуратненькие брови в мольбе изогнулись.

– Это было необходимо? – голос ее сорвался, не скрывал печали утраты.

– Неизбежно, – со сталью ответил шепот.

– И что будет теперь?

– Я верну тебя домой, – тепло проговорил Гавриил уже свойственным ему голосом.

– Но, – Катерина неспешно огляделась, все вокруг вновь обрело холодный и величественный интерьер корабля Велигранный, – разве мы не дома?

Гавриил, улыбнувшись, лишь отрицательно покачал головой.

– Вспомни, как ты здесь оказалась?

Катерина немного недоверчиво нахмурилась, и лицо ее, стало, кажется, еще краше, еще милее и на секунду, она одернулась, красивые черные глазки широко раскрылись.

Она вспомнила.

Вспомнила, как стояла в покоях Виктора, в ожидании его возвращения, вглядываясь в растянувшийся бесконечным множеством цветов ночной город. Послышался звук прибывшего лифта. Его двери открылись. Катерина почувствовала присутствие Гавриила, а мгновение спустя – всем своим телом, его близость. Он сильно прижался к ней сзади, одной рукой обхватив ее тонкую талию, а другой – вцепился в шею. Его стальные руки намертво прижали ее к себе. Она податливо начала изгибаться всем своим идеальным телом, лицо Катерины охватила противоречивая смесь страха и похоти.

– Прости, – игриво начал он, – я воткнул в тебя не то, что ты ожидала.

Катерина поплыла, тело ее ослабло и стало податливым, в глазах помутнело. Перед тем как ее сознание окунулось в успокаивающую темноту, она увидела перстень Виктора на бледном пальце Гавриила и спрятавшуюся в нем иглу, но никакой боли она не почувствовала, он изменил состав и Катерина просто погрузилась в приятный, дивный, окутавшей ее теплотой сон.