Гавриил освободился от брони тем же способом, что и получил ее – просто войдя в черный шкаф, который за считанные секунды притянул к себе пластины брони с его тела, словно магнит. После чего на Гаврииле осталось лишь его фиктримаго, чешуйки которого отдавали угольно-серым оттенком. Он безропотно позволил Вере и Надежде проводить себя в новую обитель и охотно плелся в нескольких метрах позади них. В какой-то момент он поймал себя на мысли о том, что мог бы с огромным удовольствием и наслаждением, следовать за ними целую вечность, не переставая любоваться изящными и манящими движениями их ягодиц.

Вера и Надежда, не предавая загадочного молчания, все же нет-нет переглядывались, то и дело одаривали друг дружку почтительными улыбками и игривыми взглядами, вели Гавриила вдоль длинного, казалось нескончаемого ослепительно белого коридора. Гавриил же, c неподдельным интересом наблюдая за их игривыми взглядами, предположил, что их частое молчание обусловлено возможностью общения на другом, не ведомом ему уровне, возможно даже ментальном. Ему очень хотелось попасть туда, в их чудесные и аккуратненькие головки, хотелось узнать причину этих загадочных улыбок и игривых взглядов. Вот только туда его никогда бы не пустили, зато охотно пустили в другое место; Вера, неожиданно остановившись, легким движением руки сдвинула стену справа от себя, часть которой оказалась своего рода входом в комнату. Гавриила поразила толщина белоснежной стены, доходящая до полутора метров.

Поблагодарить их за заботу Гавриилу так и не удалось, поскольку развернувшись, он обнаружил лишь наглухо закрывшуюся перед ним стену и никаких следов девушек. Вера и Надежда исчезли также стремительно, как и появились. Несколько раз Гавриил коснулся стены; поначалу осторожно, затем надавил увереннее, но она не поддавалась, и уже совсем скоро он оставил попытки открыть ее. В любом случае, за ним вернутся. Так думал Гавриил, но по правде, с каждой минутой, он доверял своим мыслям и умозаключениям все меньше и меньше.

Приняв безысходность ситуации Гавриил, наконец, обернулся и тут же проникся стерильностью комнаты, буквально. Комната была абсолютно пустой. Никаких предметов интерьера, декора или окон. Совершенно опустошенная белоснежная комната, единственной особенностью которой служила мертвая тишина. Гавриил уже даже не пытался установить источник света, поскольку вся комната целиком была довольно яркой и, казалось, будто сами стены источают свет. Глаза быстро свыклись с исключительной белизной и Гавриил, со временем, нашел этот свет расслабляющим и даже приятным. А к моменту, когда белизна стен, потолка и пола слились в единое целое белое полотно, Гавриилу начало казаться, будто бы он находился в центре огромного светила, чей свет был настолько сильным и всепоглощающим, что ему не было видно конца и края.

Белая комната расслабляла, с каждой минутой все больше и сильнее, пока Гавриил не почувствовал слабость, быстро одолевшую его тело. Поначалу ему хотелось присесть, чтобы немного отдохнуть, но спустя минуту тело обмякло так, что единственное, о чем мог думать Гавриил так это о мягкой постели. Он просил ИССИ о помощи – надеялся, что она услышит его и волшебным образом сможет заставить кровать, диван или хотя бы кресло появиться в комнате. Ответом послужила лишь абсолютная тишина, тишина в которой Гавриил отчетливо слышал кровь, лениво бежавшую по его венам, слышал биение сердца; тогда он и не заметил, что за все время, проведенное им в белоснежной комнате, его сердце ударило лишь раз. Окончательно обессилив, он уселся на пол, упершись спиной о стену и сейчас, в этом бесконечном белом пространстве появилась осязаемая граница, которую Гавриил отчетливо ощущал своим телом. Закрыв глаза, и впервые расслабившись за долгое время, он неосознанно прокручивал в голове последние события. Открыть глаза вновь его заставила мысль об убийстве. Только сейчас Гавриил осознал, что убил человека и не одного, а сразу нескольких. Он стал убийцей, но к своему удивлению, мысль эта не посеяла в нем паники, не вызвала чувства вины и даже малейшего сожаления. Он был спокоен внешне, однако внутри чувствовал, как сознание его мечется в тщетных попытках осознать и как-то охарактеризовать его деяния.

Бесчисленное множество раз Гавриил слышал о том, что тяжесть совершенного убийства невыносима и губительна для человека, но сейчас, по какой-то причине он считал убийство оправданным и вполне естественным, будто теперь убийство стало неотъемлемой частью его жизни и его самого. С головой окунувшись в свои мысли, пытаясь найти оправдание своим действиям, Гавриил не сразу почувствовал, как его одолевает сон.

"Странно, – думал он, все сильнее и глубже проваливаясь в свое измотанное и утомленное сознание, – если Бессмертные никогда не спят и не устают, то, что сейчас происходит со мной?"

Вновь подумав об этом, Гавриил обессилено уронил голову на грудь и проваливался в сон, но уже через секунду очнулся переполненный необъяснимой, казалось неиссякаемой энергией. Доли секунды он находился в состоянии некоей эйфории, а мгновение спустя небывалый прилив сил вновь стремительно сменился усталостью. Гавриила нещадно швыряло из состояния бодрости в состояние совершенно противоположное, усталости и упадка сил. Он был точно крохотный плот, оказавшийся в лапах сильного шторма. Этот резонанс чувств начинал нервировать его все больше и больше. Гавриил не знал, сколько времени он спал, а сколько бодрствовал и спал ли он вообще, а в какой-то момент и вовсе запутался, потеряв грань между сном и реальностью. Окружающая его белизна стирала все грани, перемешивало сознание. Только успевала дремота окутать Гавриила, как малейшие, едва слышимые, неясно откуда доносящиеся звуки мгновенно вводили его в состояние бодрости и небывалого прилива сил. В комнате за такими толстыми стенами казалось невозможным что-либо услышать, но Гавриил, чрезвычайно обостренным своим слухом, вдруг отчетливо стал узнавать самые разные звуки: чьи-то голоса, непонятные стоны, звуки проезжающих вдалеке машин, их лихорадочные сигналы и, кажется, даже звук самолета, пролетающего где-то высоко в усыпанном звездами ночном небе.

Звуки скреблись у него в голове, устроив тараканьи бега по извилинам мозга. А какой-то особенно назойливый голос, слегка приглушенный, будто где-то изолированный, невнятно нашептывал что-то будто змея. Гавриил не разобрал ничего в этом беспорядочном шипении, да и не пытался, поскольку веки его становились тяжелее с каждой секундой, а чуть позже, и тело вновь начало расслаблять. Плечи устало опустились, и голова вдруг стала невыносимо тяжелой пока, наконец, не рухнула вниз и тут же вмиг одернулась назад, как ни в чем не бывало. Затылком Гавриил ударился о стену и терпение его иссякло. Вспылив, он молниеносно сорвался с места. Совершенно не рассчитав сил, он врезался в стену и может быть, даже проломил ее, если бы на нем была броня. От удара Гавриила отбросило на пол, а в стене появились несколько черных, как смола трещин и теперь, из-за них, мир белоснежного пространства уже не казался таким бескрайним и девственно чистым.

Вдруг в комнату, непонятно откуда ворвались Вера и Надежда, возможно оттуда же, откуда вошел Гавриил, а может, и нет. Будучи внутри, он совершенно потерялся, поскольку комната была абсолютно пустой, одинаковой со всех сторон, а долгое в ней пребывание делало ее чуть ли не безграничной.

За пару мгновений добравшись до Гавриила, Вера ловким и резким движением змеей извилась вокруг его тела и, оказавшись у него за спиной, сразу же обездвижила его. Ее тело всегда казалось Гавриилу нежным, хрупким, но сейчас, оказавшись зажатым в ее объятиях, точно в стальных тисках, он быстро уверился и в том, что это идеальное женственное тело наделено еще и невиданной силой. Вера, юрким движением руки, мертвой хваткой обхватила голову Гавриила и прижала к себе. Надежда, не теряя времени, прижалась к Гавриилу спереди, завела свои длинные и стройные ноги за Гавриила, тем самым полностью лишила его возможности двигаться, а затем ловко достала из-за спины небольшое устройство, похожее на пистолет, только стволом пистолета служила длинная и очень тонкая игла. Надежда быстро и без колебаний приложила высокотехнологичный шприц к не прикрытой фиктримаго шее Гавриила. Он почувствовал, с какой легкостью игла проткнула его кожу, вонзилась в артерию, почувствовал и вещество, стремительно распространявшееся по венам обжигая их.

Вера и Надежда, намертво зажали Гавриила между своих крепко сплетенных тел и безмолвно ждали, пока введенное ему вещество подействует.

– Бутербро-о-од, – обессиленно улыбаясь, протянул Гавриил, охарактеризовав их позу и, потерял сознание.

***

Мстислав ступил внутрь массивного черного прямоугольного шкафа и, выпрямившись в нем по стойке смирно, избавился от брони. Побродив некоторое время по просторам своей оружейной наедине с собственными мыслями и "скучающей" ИССИ, он выждал достаточно долго, а затем обратился к ИССИ и попросил аудиенции Виктора, которую получил весьма быстро. Ромбовидные чешуйки фиктримаго Мстислава, изогнувшись, под трескающиеся звуки, превратились из гидрокостюма в весьма строгий, но не лишенный изящности темных тонов наряд, используемый в официальных встречах.

Виктор весьма охотно и всегда радушно принимал своих самых близких подчиненных. Мстислав был в их числе и более того, стал таковым одним из первых. Посему отношения Мстислава и Виктора с незапамятных времен перешли в дружеское, граничащее с братским русло.

Выйдя из дверей лифта и уже, будучи у входа в мрачные, но отдающие все тем же непередаваемым чувством уюта покои Виктора, Мстислав почтительно остановился в ожидании приглашения.

– Столько времени прошло, – прозвучал откуда-то высокий голос Виктора, – а ты все еще привержен субординации. Я ценю это, Мстислав, но ты же знаешь, что от тебя этого никогда не требовалось, – Белоснежное, каменное лицо Виктора показалось из темноты. Его угольно-серый наряд и черные, как пропасть глаза, сливались с окружающей его темнотой, а бледное лицо казалось маской, одиноко играющей представление на мрачной сцене. Поняв, что без приглашения Мстислав не двинется с места, Виктор жестом руки все же попросил его войти, а сам направился к стене, начавшей растворятся с его приближением. Мстислав следовал за Виктором и, остановившись теперь уже перед огромным панорамным окном за которым виднелся оживленный ночной жизнью город, они расположились на табуретах кубической формы, к тому моменту плавно поднявшихся из пола. Убедившись в том, что Мстислав расположился достаточно удобно, Виктор сильно зажмурил глаза, а затем широко открыл их, будто бы полностью избавил себя от всех мыслей и был готов выслушать Мстислава.

– Говори.

И Мстислав заговорил. Внятно, рассудительно, неспешно. Поделившись своими мыслями о возможном назревающем заговоре и предательстве со стороны одного из Хранителей, предположительно Сусаноо. По мнению Мстислава, нужно было решительно предпринять ряд определенных мер. Виктор же, сложив ладони и скрестив пальцы рук, внимательно внимал рассказу Мстислава.

– Серафимы, – отметил Мстислав, сильно сжав кулаки, кажется, он не мог простить себе того, что не догадался об их участии сразу. – Тогда, в порту мы и не подумали, что серафимы могут быть причастны к краже капсулы, они, – он запнулся, явно сдерживая подступающий гнев, – они даже не знали о существовании Предков, – поморщился Мстислав, – а к моменту нашей следующей встречи подготовились довольно хорошо, пусть и неудачно. Шансов у них, впрочем, не было, однако спланировано все было почти идеально, – Мстислав умолк. Следующее его заявление должно было иметь весьма веские доводы, которых он, к сожалению, на данный момент времени не имел. Но Мстислав все же сказал то ради чего пришел: – Кто-то болтлив, Виктор и наверняка это лишь начало.

Мстислав предполагал, что Виктор может отреагировать по-разному; он рассчитывал увидеть пылкий гнев, сдержанную раздраженность, яростные речи, но к своему удивлению, обнаружил лишь самодовольную, несколько таинственную и, в то же время, благодарную улыбку Виктора. К слову, Виктор не выглядел удивленным, выслушивая доводы Мстислава, хотя слушал с неподдельным интересом, а сейчас, улыбка на его лице говорила только об одном – Виктор и сам давно подозревал возможность измены и предательства. Эта новость несколько успокоила Мстислава и теперь он был уверен в том, что у Виктора наверняка созрел, или того больше, был заготовлен план противодействия. Виктор эту догадку охотно подтвердил:

– Я ценю твою проницательность, Мстислав, – начал Виктор, неспешно вставая с куба, Мстислав встал следом. – Более того, твои опасения вполне оправданы. Сусаноо довольно давно выражает знаки несогласия и, в свете последних событий, его действия вызывают ряд сомнений. Однако, – Виктор обратил свой взор вдаль, на переливающийся различными огнями город, и затем, понизив голос, уверенно проговорил: – Меры приняты, Мстислав. Если наши догадки верны, сделав следующий шаг, Сусаноо себя неизбежно выдаст.

Мстислав едва заметно поклонился Виктору и теперь, зная, что Виктор предупрежден, с чувством полного спокойствия направился к выходу.

– Мой друг, – окликнул Виктор Мстислава и тот мгновенно обернулся, – Я благодарю тебя, – искренне проговорил Виктор и продолжил: – завтра к ночи пребывают Хранители. Ты должен их встретить. Ты, Вера и Надежда, – Виктор сделал небольшую паузу, и видимо, обдумав следующее решение, добавил: – Возьми с собой и Гавриила. Окажите им должный прием.

Мстислав покорно кивнул и вскоре исчез за массивными дверями лифта.

Виктор некоторое время смотрел вслед Мстиславу, на уже закрывшиеся двери лифта с улыбкой, выражавшей некоторую гордость за Мстислава и его безграничную преданность.

***

Гавриил медленно приходил в себя. Поначалу вернулся слух, следом за которым вернулось и зрение, но что-то изменилось. Он чувствовал. Слух, по неизвестной причине, теперь не был столь обостренным, а зрение резким и насыщенным яркими красками. Все вернулось назад, как прежде, еще до того как его организм начал изменяться. Вновь становиться обычным человеком Гавриилу совсем не хотелось и, в какой-то момент, он сильно зажмурил лицо, в попытках вернуть те, почти доходящие до сверхъестественного чувства. К сожалению, ничего не вышло.

Комната неизменно изливалась ослепительно белым светом и глаза по какой-то причине ныли от боли.

Гавриил лежал на твердой плоскости. Думал, что на полу, но позже осознал, что лежит на фигуре прямоугольной формы, очевидно исполняющей сейчас роль кровати. Сколько прошло времени, и откуда под ним появился этот предмет мебели, Гавриил не знал, но сильно надеялся на то, что сидящая подле него Лидия поможет все прояснить. Ее излучающая доброту улыбка вмиг успокоила Гавриила. По совершенно необъяснимой причине он твердо знал, Лидия – единственный человек, не желающий ему зла. Само ее присутствие рядом окутывало Гавриила необъяснимым чувством полной безопасности.

– И долго я здесь лежу?

Тревожный взгляд Лидии насторожил Гавриила. Она глубоко и тяжело вдохнула, будто собиралась сказать нечто не очень хорошее и, наконец, на выдохе произнесла:

– Три сотни лет.

Глаза Гавриила широко открылись, а брови в неподдельном удивлении стремительно поползи вверх. Он готов был вскочить с места, только Лидия, заботливо приложив свою ладонь к его груди, легким похлопыванием дала понять, что сказанное – всего лишь шутка.

В действительности же он был без сознания несколько часов.

Сейчас все сделалось спокойным: никаких посторонних звуков, тело не казалось ослабленным, и мыслить Гавриил мог ясно, как никогда прежде, но все же с опаской вспоминал случившееся и то изменчивое состояние.

– Что это было?

– У тебя своего рода фантомные боли, Гавриил, – ответила Лидия, аккуратно переместив свою ладонь с его груди на руку. – Когда человек теряет конечность, он какое-то время продолжает чувствовать ее. Так и твой организм, привыкший к определенному режиму. На протяжении всей жизни он подчинялся человеческой физиологии, был тесно связан с твоим сознанием и разумом, а сейчас всю его суть, все его естество изменяется. Твоему телу больше не ведома усталость, Гавриил, мозгу не нужен отдых и сон, но привычка, прочно осевшая в твоем сознании, пока не может принять этих изменений. Поэтому ты чувствуешь усталость в разы сильнее, а вместе с ней и сонливость, упадок сил. Это остаточные чувства, Гавриил, не более, – Лидия говорила нежно, почти шепотом, стараясь успокоить Гавриила и не спровоцировать очередной приступ паники, – но они приводят тебя в состояние расстройства, последствия которого могут оказаться крайне плачевными, – тут лицо Лидии опечалилось, а в глазах читалась сильная грусть. – Если не справишься, то лишишься рассудка, как и большинство тех людей, что заслужили право стать Бессмертными, но не совладали с этой силой. Откажись от них, – уже приказным тоном начала Лидия, она будто переживала за Гавриила и не хотела его смерти, во всяком случае, не такой, – Заставь себя понять и поверить в то, что ты уже совершенно другое существо, многократно превосходящее любую человеческую особь, – сжав его ладонь в своих руках, закончила Лидия.

Гавриил слушал очень внимательно и, медленно моргнув, поблагодарил Лидию только после того, как убедился в том, что она закончила, поскольку не хотел перебивать ее и понимал, что ее советы и наставления могут помочь ему справиться со своей новой сущностью и преодолеть подобные проблемы.

– Не благодари меня, – отвернувшись и, кажется, немного стыдливо проговорила Лидия, а после, встав, она направилась к стене, при этом продолжая говорить: – Я делаю это не ради тебя. Справишься ты или нет, напрямую влияет на то, какими будут следующие годы моей жизни и будут ли они вообще.

После сказанного Гавриил вспомнил о том, что Лидия обязана помогать и наставлять его не только по приказу Виктора, но и потому, что тот пообещал Лидии свободу и нечто весьма ею желаемое. Утолить любопытство Гавриила могла только сама Лидия, и потому, он поинтересовался у нее о том, что движет ею. На удивление, Лидия рассказала обо всем довольно охотно, словно извинялась за то, что помогает не из добрых побуждений, а из-за личной выгоды.

Гавриил уже хорошо уяснил то, что Виктор постоянно держит все под своим контролем. Казалось, нет на Земле чего-то, что могло бы происходить без его ведома. Потому он сразу понял, почему Лидия начала свою историю именно с Виктора.

Виктор весьма искусный манипулятор, рассказывала Лидия, он, как и остальные хранители стоит у истоков становления человечества и за все это время в совершенстве научился управлять людьми. Он, как профессиональный кукловод, прекрасно знает за какие веревочки нужно тянуть своих марионеток, чтобы те показали поистине достойный спектакль. Так, в случае Лидии, главной мотивацией служило обещание Виктора освободить ее от службы, но двигало Лидию не само обещание, а то, что к нему прилагалось – некий экстракт, позволяющий людям, чья кровь сохранила ген Бессмертного достаточно сильно, омолаживаться и продлевать жизнь на десятки лет. По словам Лидии, экстракт – лишь название без наименования, в действительности это самая обыкновенная кровь древнего и крайне опасного хищника – смилодона, по вкусу сильно напоминающая перцовку. Смилодоны являлись крайне живучими существами, настолько, что им удалось пережить крушение ИССИ и катаклизм планетарного масштаба. Их кровь содержала в себе особый фермент, обладающий уникальным свойством восстановления клеток и регенерации тканей, что в свою очередь объясняло их живучесть и выносливость. Лидия не была полностью уверена в обещании Виктора, хотя, как и остальные его приближенные, всецело и безоговорочно ему доверяла. Ее смущало то, что последние запасы крови смилодонов закончились столетия назад, а Бессмертные очень давно искоренили вид смилодонов, поскольку те представляли для них серьезную угрозу. Даже поодиночке эти древние хищники были крайне опасными, а учитывая то, что охотились и существовали они стаями, то шансов на победу даже у самого опытного Бессмертного было не так много. Однако ни одна физическая сила не способна противостоять технологиям. Именно благодаря технологическому превосходству, в частности военному, Бессмертным удалось, хоть и не без потерь, но стереть вид этих хищников с лица планеты, позже получившей название Земля.

Некоторые потери со стороны Бессмертных, в определенной степени, оказались даже полезными. Так было открыто свойство крови смилодонов. Животворящее для человека и, в тоже самое время, губительное для Бессмертного. Разъяренный хищник, впиваясь своими клыками в жертву, неосознанно заражал ее кровь своими ферментами. Они равносильно сильнодействующему яду разжижали густую, как клей, кровь Бессмертно и ослабляли их. Вызывали воспаление головного мозга и спустя какое-то время организм, неспособный совладать с вирусом погибал. Болезнь была скоротечной и прогрессировала крайне быстро, своими симптомами напоминая собачье бешенство. Зараженный организм жертвы быстро ослабевал, позволяя рассвирепевшему смилодону, в порыве ярости, разрывать его на части. Ни один известный вид прежде не представлял подобной угрозы и именно по этой причине был быстро и тщательно истреблен под личным контролем Виктора.

История о древних хищниках немного удивила Гавриила. До этих самых пор он бесповоротно убедил себя в том, что Бессмертный неуязвим и на то были причины; то, как Мстислав на пару с Верой и Надеждой с легкостью расправились с серафимами, история Клима, но сейчас, даже будучи уверенным в том, что смилодонов больше не существует, Гавриил несколько расстроился.

– Почему не взять кровь Виктора? Она ведь замедляет старение, – он задал вопрос, задавать который совершенно не хотел. Сейчас его больше интересовало то, возможны ли в будущем, или существуют ли ныне существа, способные противостоять Бессмертному, но не спросил. Видимо, не хотел казаться испуганным.

– Все верно, – охотно подтвердила Лидия, одобрив смекалку Гавриила, – замедляет. Как, по-твоему, я прожила почти шестьсот лет? – Все с той же, излучающей доброту, улыбкой спросила Лидия, – Кровь Бессмертного, тем более такого сильного как Виктор, способна не только продлить мне жизнь, Гавриил, но и избавить от любой болезни. Отчасти именно по этому Виктору с такой легкостью удается управлять самыми властными людьми – у него есть возможность влиять на самый недооцененный и одновременно бесценный человеческий ресурс – время.

Мудрый взгляд и изборожденное старческими морщинами лицо Лидии вдруг охватила грусть, она опустила глаза и с искренней тоской в голосе добавила: – Однако, даже его кровь не способна повернуть время вспять и вернуть мне мои лучшие годы, мою молодость и красоту. Лидия вдруг вскочила и, развеяв руки, сделала несколько изящных танцевальных оборотов, ее просторная распустившаяся по воздуху туника на секунду стало похожа на бальное платье, видимо когда-то Лидия прекрасно танцевала, и за все время ее движения не лишились той грации.

– А знаешь почему? – неестественно ободрившись, горящими глазами поинтересовался Гавриил. И уже захлестнутые волной любопытства ярко-голубые глаза Лидии сию секунду подтолкнули Гавриила к ответу: – Потому, что времени не-е-ет! – плавно разводя руками в воздухе, он растянуто повторил: – Его не существуе-е-ет! – многозначно и со всей важностью протянув букву "е" ответил Гавриил. Ему казалось, что этот весьма спорный ответ несколько вознесет его в глазах Лидии, но она лишь неподдельно добро улыбаясь, смотрела на него, как на умалишенного, еще не отошедшего от действия введенного ему препарата. В какой-то момент улыбка на лице Лидии сменилась грустью и, замолчав, она погрузилась в собственные мысли. Ее явно что-то тревожило, не давало покоя. Гавриил чувствовал как Лидия, сгорала от желания поделиться своими опасениями, но что-то останавливало ее и тогда, он заботливо взял ее за руки, кивнув, дал понять, что готов ее выслушать. И уже в следующий миг Лидия излила на него свои переживания точно взорвавшийся вулкан, выбросивший на земную поверхность раскаленные обломки. Неудивительно, за шестьсот-то лет.

Седоволосая старушка хранила в себе на удивление много всего; столько страхов, переживаний, хотя всегда выглядела и держалась крайне уверенно и спокойно, даже как-то умиротворенно. Больше всего ее тревожило обещание Виктора – возможность прожить самую обыкновенную человеческую жизнь, которую Лидия отчаянно жаждала на протяжении долгого времени. Влюбиться, создать семью, вырастить детей, состариться и умереть вместе с любимым человеком. Эти обыкновенные желания поразили Гавриила больше всего и никак не укладывались у него в голове. Лидия владела знаниями, возможностями, скрытыми от смертных и в тоже время, отчаянно желала этой самой обыкновенной смертной жизни. Гавриил искренне хотел понять и разобраться, почему она так стремится обменять все, что имеет сейчас на жизнь обыкновенного человека. Ведь если Гавриилу удастся прожить хотя бы приблизительно столько, сколько уже прожила Лидия, он вполне может столкнуться с подобной ситуацией и хотел заранее подготовить себя к подобному исходу, или наоборот, постараться избежать его, поскольку ему до жути нравилось то, частью чего он становится. Ему нравилась назревающая в нем сила, он не мог насытиться своими новыми возможностями, пусть и еще не до конца раскрытыми, нравилось чувство некоей безнаказанности. Но более всего он лелеял мысль о том, что сейчас, он получил доступ к чему-то сокровенному, уникальному, недоступному большинству и не уже важно, что вскоре он мог умереть и лишиться всего этого – за последние несколько дней он почувствовал и пережил столько, сколько не смог бы за сотни обыкновенных жизней.

Итак, по мнению Лидии, Виктор никак не мог располагать кровью смилодона. Поскольку те давно канули в лету, а иных вариантов того, каким образом он собирался сделать Лидию вновь молодой, она не видела, хотя была крайне проницательной и весьма мудрой женщиной и за время, проведенное с Виктором, поняла, как он действует, как мыслит. Более того, Виктор никогда не подводил ее ни кого-либо еще, был верен своему слову и всегда выполнял обещания. Наверняка Лидия где-то в глубине осознавала, что все ее догадки и характеристики верны не до конца, ведь прочитать Виктора крайне не просто, а предугадать его действия весьма и весьма затруднительно.

Гавриил был хорошим слушателем, но все же в людях разбирался крайне плохо, но теперь, по умиротворенному и лишенному всякой тревоги выражению лица Лидии, понял – ей стало легче. Она точно не искала сочувствия или совета, ей, очевидно, нужно было выговориться кому-то, выплеснуть из себя все переживания, а учитывая окружающую ее компанию из Виктора, Мстислава, Веры, Надежды и безмолвного Клима, выбор был не сильно велик. Тем не менее, разговор пошел на пользу не только Лидии. Совершенно случайным образом Гавриил осознал, как после окончания беседы он вдруг вновь почувствовал прилив сил и некий всплеск бодрости. Это вряд ли было как-то связано, скорее действие препарата пущенного по венам Гавриила окончательно закончилось. Резко вскочив с того, что служило ему своего рода кроватью, Гавриил встряхнул головой и сейчас чувствовал себя совершенно иначе. Точно только родился. Он не понимал этого чувства, не мог точно охарактеризовать его, но оно его несказанно радовало, да так, что с лица не сходила глуповатая улыбка, и сверкали клыки. Лидия подхватила настроение Гавриила и решила воспользоваться бодростью его духа, чтобы рассказать о предстоящей ночи. Гавриил несколько удивился, поскольку считал, что сейчас утро. Его ошибка не удивительна, ведь в ослепительно белой комнате не было окон, а где находилась дверь и как ее отпереть, Гавриил и вовсе не подозревал. Вдобавок ко всему он никогда не носил часов.

– Сегодня, ты познакомишься с остальными Хранителями, – начала Лидия с уже свойственным ей спокойствием, – После того, как вы вернули капсулу, Виктор велел им прибыть сюда.

– Для чего? – осведомился Гавриил.

– Запечатать Предков в Колыбели, – ответила Лидия, медленно вставая за Гавриилом. – Насколько я поняла задумку Виктора, кровь Хранителей, содержащая уникальный генетический код станет ключом, подделать который будет невозможно, – Лидия то и дело кивала головой, как бы подтверждая свои догадки, – соответственно, и проникнуть внутрь без их одновременного присутствия тоже будет невозможным.

– А Сусаноо, – озадаченно спросил Гавриил, – тоже появится?

Лидия кивнула.

– Ты увидишь Сусаноо, посмотришь ему в глаза и поймешь твой ли он создатель.

Гавриил вновь поймал себя на мысли о том, что каждый ответ порождает все больше и больше вопросов, но удержаться он не мог. Его распирало любопытство. Хранители – кто они? Предки – а они? Колыбель – для чего она и почему именно сейчас? С какой стати он должен понять является ли Сусаноо его создателем. Гавриил начал спрашивать, но совершенно не в том порядке в каком они мелькали у него в голове.

– Зачем Виктор собирается… – Гавриил запнулся, пытаясь подобрать слово, – захоронить Предков?

Лидия ответила улыбой и легким покачиванием головы на неправильно выраженную Гавриилом мысль.

– Запечатать, то есть, обезопасить, Гавриил. Виктору необходимо это сделать, поскольку отвлекаться на их безопасность и сохранность во время Третьей Кампании будет весьма затруднительно. Колыбель же неприступна. В ней Предки будут вне опасности.

И в очередной раз ответ приводил к новым вопросам, но Гавриил, уже не в первый раз слышал сочетание "Третья Кампания", потому и попросил Лидию объяснить ему ее значение.

– Об этом тебе никто лучше Виктора не расскажет, – отмахнулась Лидия, – эти кампании – целиком и полностью его детища.

– Кампании? – удивленно, нахмурив брови, поинтересовался Гавриил, – Их было несколько? – позже Гавриил признался себе, что вопрос был глуповат, ведь слово "третья" уже говорило о том, что кампаний было несколько.

– Да, – опустив глаза, с некоторой глубокой печалью ответила Лидия, – Первая кампания известна человечеству как Отечественная Война, а вторая…

– Вторая Мировая Война, – обреченно подхватил ответ Гавриил.

– Именно! – немного порадовавшись за смекалку Гавриила, заключила Лидия. Кажется, этот трагический отрезок в истории людей совершенно ее не заботил.

Гавриил ужаснулся, но ему удалось скрыть это от Лидии. Ему вдруг вспомнились слова Виктора о человечестве и шахматной доске. Тогда он не придал им особого значения, и посчитал их скорее надменным преувеличением, но сейчас, сейчас Гавриил понимал – все сказанное Виктором было абсолютно серьезным и более чем реальным. Виктор совершенно не ценил человеческую жизнь. Десятки миллионов человеческих жизней прахом просочились через пальцы его рук и канули в небытие. И Виктор, по-видимому, совершенно не чувствовал себя виноватым. "А должен ли?" – задался вопросом Гавриил, но дать на него ответ он так и не успел.

С разных сторон, отодвинув массивные стены, в комнату вошли Вера и Надежда. Первая бережно несла в руках прозрачную коробочку, с темным содержимым внутри. Гавриил быстро узнал в ней фиктримаго, а Надежда, видимо, пришла и не к Гавриилу вовсе. Уверенным шагом, подойдя к Лидии, Надежда, немного склонившись над ней, прошептала на ухо:

– Виктор просил приготовиться к приему Хранителей.

Гавриил отчетливо слышал каждое шепотом произнесенное слово и был несказанно рад, но не тому, что сумел подслушать, а тому, что его некогда обостренный слух постепенно возвращался, а значит и зрение, со временем, восстановится. Гавриил заключил, что временное ослабление было связано с успокоительным, недавно ему вколотым. Во время выстраивания Гавриилом этой весьма несложной цепочки умозаключений, Лидия и, взявшая ее под руку, Надежда уже успели удалиться из комнаты, ну а Вера с некоторой злобой глядя на не перестававшего радоваться вновь обретенному слуху Гавриила все еще стояла, держа в руках прозрачную коробочку.

Вера резко швырнула коробочкой в Гавриила, точно хотела проверить его реакцию, и, видимо, удовлетворившись тем, как ловко он поймал ее, приказным тоном добавила:

– Одевайся.

Гавриил аккуратно открыл крышку коробочки, вглядываясь в темную массу хаотично играющих в ней ромбовидных чешуек. Он вспомнил этот прохладный ветерок, проносящийся по телу в момент обволакивания.

– Раздевайся, – уже менее раздраженно и почти снисходительно начала Вера, приготовив новую одежду.

– Все женщины одинаковы, вас одинаково сложно понять. "Одевайся", "Раздевайся", – немного выждав, Гавриил состряпал игривую улыбку, а затем добавил: – Определись, каким я тебе больше нравлюсь.

Гавриил рукой потянулся к шивороту своего одеяния и только сейчас обратил внимание – фиктримаго, что он носил прежде, сейчас сменилось белой просторной тканью. Такие обычно носили пациенты в больницах, во всяком случае, так ему показалось. Но, не придав этому особого значения, Гавриил быстро стянул с себя этот больничный наряд и в туже секунду испуганно выматерился.

Дрожащими руками Гавриил очень осторожно и даже трепетно пытался коснуться и ощупать свою грудную клетку, область живота, где проходил длинный уже почти сросшийся, но все еще свежий разрез. Сквозь появившиеся на глазах слезы он с трудом мог разглядеть на себе блестящие металлические скобы, равномерно распределенные по всему шву. Шов этот аккуратно расположился от брюшной полости вдоль всего тела и видимо уходил под подбородок, точно Гавриил не знал, поскольку по понятным причинам не мог заглянуть в эту область своего тела, а зеркала или чего-нибудь похожего рядом не нашлось, но металлические скобы чувствовались и там. Гавриила вскрыли точно тело покойника на медицинской экспертизе и, осознание этого, вмиг выбило его из колеи. Он повернулся испуганным лицом и, раскрыв руки, демонстрируя Вере сотворенное с ним и как бы вопросительно, глазами, молил ее объяснить. Вера же особо удивленной не казалась. Она была лишь несколько расстроена тем, что Гавриил все-таки увидел следы операции.

– Жаль, – сожалея, скривив губы, начала Вера, – Видимо, адреналин замедлил регенерационный процесс, – объяснилась она, а после добавила то, что по ее мнению должно было Гавриила успокоить, – К этому моменту, шов должен был уже затянуться.

– Что вы со опять мной сделали? – вскрикнул Гавриил, мечась взглядом между Верой и швом, все еще пытаясь как-то ощупать небольшие металлические скобы под подбородком. Вера решительным шагом направилась к Гавриилу.

– С тобой все хорошо, Гавриил, – решительно проговорила Вера, схватив его за предплечье, пытаясь образумить, – В течение часа не останется и следа.

– Что вы сделали? – всхлипнул Гаврил, – Что?! – судорожно трясясь всем телом, уже почти в истерике продолжал он, – Что?!

Терпение Веры лопнуло и, отпустив руки Гавриила, она тут же привела его в чувства отменной пощечиной, но не одной, а несколькими. Видимо одной ей показалось мало, а уже потом, когда Гавриил пришел в себя, залепила еще одну, очевидно, уже для своего собственного спокойствия. После того, как паника отступила и, в изрядно потемневших глазах Гавриила читалось смирение, Вера объяснила:

– Тебе удалили ненужные органы, – совершенно спокойно, точно это было в порядке вещей, проговорила Вера и Гавриил, ужаснувшийся услышанным, тут же перебил ее, едва она успела продолжить:

– Удалили? – воскликнул он, – Зачем?! – уже спокойно, но продолжая руками сотрясать воздух, будто требовал вернуть утраченные органы, или, в данном случае, вырезанные. От глупостей, хоть и не беспочвенных, вылетавших из уст Гавриила Вера опустила свою аккуратненькую голову и ладонью прикрыла красивое, но немного омраченное расстройством лицо, а после, пальцами руки начала массировать виски. Гавриил же, тем временем, то ли машинально, то ли инстинктивно, а возможно и потому, что, по его мнению, дороже и важнее для него ничего больше нет, оттянул просторные больничные штаны и посмотрел, насколько его новые знакомые увлеклись процессом удаления. Сильно и с невероятным облегчением теперь уже совершенно спокойно он прокомментировал увиденное:

– Ну, – выдохнув, произнес он, не заметив полного отсутствия выдохнутого, – самое важное вы, к счастью, оставили.

Вера невольно приблизилась и совершенно случайно, а может и нарочно, скользнула взглядом в штаны. И как-то двусмысленно нахмурилась.

– Холодновато тут у вас, – отшутился Гавриил, увидев смущенное лицо Веры.

По-видимому, Вера не была настроена шутить, а может ей, просто не нравился юмор Гавриила, но как бы там не было, улыбка на ее лице не появилась. Она лишь со всей серьезностью довела до сведения Гавриила о причинах хирургического вмешательства.

Во-первых, большая часть органов более Гавриилу не требовалась. Бессмертный не нуждается в том количестве органов, что есть у человека. Более того, изначально в организме Бессмертного этих самых органов и не было. Появление органов у человека обусловлено адаптацией организма к новой среде обитания и их дальнейшим переходом от стадии Бессмертного до этапа Отступника. Человечество гордо называет этот процесс эволюцией, а на деле же это скорее деградация. Поскольку Гавриил был рожден человеком с определенным набором органов, а став Бессмертным органы оказались совершенно без надобности, потому они и были удалены. Второе являлось следствием первого. Органы, переставшие выполнять свою непосредственную функцию, начали бы гнить и со временем, Гавриил бы приобрел запах, свойственный трупам. Дело в кровообращении Бессмертных. Оно, как выяснилось, сильно замедленно в сравнении с человеческим, настолько, что любой, даже самый опытный врач не сможет нащупать пульс и не прочувствует сердцебиения. Вера сравнила организмы Бессмертного и Человека с часами, где первый являлся часовой стрелкой, а второй представлял секундную. Очевидно, сравнение было не случайным, и не понявший намека Гавриил оставался на месте в ожидании продолжения истории, но в результате получил лишь нетерпеливый взгляд Веры, подкрепленный стуканьем тоненького указательного пальца по запястью руки. Вера уже почти кричала Гавриилу о том, что итак провозилась с ним слишком долго, а Хранители не из тех, кого следует томить ожиданием.

– Если бы ты не увидел шов, то ничего бы и не почувствовал. Вот скажи, разве ты ощущаешь малейшую разницу? Хоть немного? – продемонстрировав прекрасное владение мимикой лица, она вопросительно приподняла левую бровь.

Гавриил замялся, пытаясь ощутить разницу, но к удивлению обнаружил, что Вера абсолютно права. По неизвестной причине совершенно ничего не изменилось разве, что живот провалился и стал более втянутым. Гавриил почему-то вспомнил Катерину и ее удивительно узкую талию и сейчас, постепенно, осознавал, каким образом была достигнута эта красота.

Гавриил приложил руку к темной массе в прозрачной коробочке. Фиктримаго тут же принялось охватывать его тело, а закончив ромбовидные чешуйки, приняли форму какого-то официального, дико строго наряда темных тонов. Прямой наряд, идеально ровный без малейших складок сел как родной, точно был изготовлен специально для тела Гавриила. Чудесная штука эта фиктримаго, не переставая удивляться простоте и технологиям Бессмертных, заключил Гавриил.

Закончив одевание, Гавриил посмотрел прямо в черные, точно спелые маслины глаза Веры и задал вопрос, не дававший ему покоя:

– Вы их продали? – а после уточнил: – Вы продали мои органы, ведь так? Я слышал, это прибыльно.

От услышанного обремененное непередаваемой серьезностью лицо Веры, наконец, заиграло едва различимой улыбкой и, явно сдерживая себя, она ответила:

– Если я скажу, что стало с твоими органами, ты обещаешь, наконец, замолкнуть и заняться делом?

Гавриил обезоруживающе поднял обе руки вверх, как бы обещая, что больше вопросов не будет.

– Нет, Гавриил, мы не продали твоих органов, их подвергли процедуре мортемации, – Гавриил собрался было спросить о значении этого слова, но Вера, предостерегая, подняв указательный палец в воздух, напомнила ему о данном им обещании, а затем, этим же аккуратненьким пальчиком указав на уже открывшуюся белоснежную стену, добавила: – а теперь, пожалуйста, поспешим.

Гавриил охотно и, насколько это было возможно учтиво, обеими руками указал на открывшийся проход.

– Дамы вперед, – он попросил Веру идти первой, уж больно понравилось ему следовать за ней и ее чудесными формами.

Как устроены эти стенные двери Гавриил так и не выяснил.