В Лондон я везу из Германии свой бубен, который меня попросил взять Гадаски для очищения дома. Сам Гадаски встречает меня у выхода с платформы на Ливерпуль стрит, обнимает и ведет к машине. Недавно он купил себе старый большой "Ситроен" на пневматической подушке – культовую модель 70-х годов.

– В этом доме, который я снял в Клаптоне, раньше жила негритянская семья, практиковавшая Вуду. Поэтому-то я тебя сюда и вызвал. Я не могу там спать.

– Проклятье! Почему же ты заранее меня об этом не предупредил? Я не хочу связываться с африканскими духами! У меня сейчас мало сил, а это меня ослабит еще больше! Мне что придется там спать? Одному?

– Я думаю, Габриела будет против того, чтобы ты спал у нее.

– В таком случае – я еду обратно. Ебись ты сам со своими неграми!

Клаптон – это же черный район! Ты снял дом в черном районе!

– Да, дом в белом районе мне было не потянуть. К тому же в

Клаптоне много зелени, есть вода – канал, идущий через весь Лондон до самого Оксфорда, вдоль которого можно гулять до бесконечности. Мой дом находится почти рядом с каналом. Там у воды есть очень приятный паб – тебе понравится. Мы сейчас зайдем туда выпить.

– Негодяй, ты меня подставил!

– Не кипятись, все будет нормально.

– Нам далеко ехать?

– Нет, отсюда недалеко. Я бы поставил тебе музыку, но в первый же день моего пребывания в Клаптоне, машину вскрыли и магнитофон спиздили. Новый я не покупаю – не имеет смысла. Блэки его все равно вытащат. Но Клаптон имеет свои преимущества – он находится в двадцати минутах ходьбы от Сток Ньюингтона, где живет Габриела, поэтому я легко могу перемещаться туда-сюда.

– А ты еще больше разжирел!

– Веду оседлый образ жизни. Мало куда хожу. Ебу собственную жену.

Дом, арендованный Тимом Гадаски, стиснут другими типичными двухэтажными домами маленькой лондонской улочки под названием Хиллстоу стрит в пятом восточном районе города. Через несколько домов после дома Гадаски улочка резко обрывается, переходя в бескрайние пустыри, граничащие с заброшенными фабричными постройками и уходящие через грязный, пахнущий испражнениями канал куда-то за линию горизонта.

Сам Клаптон раскинулся несколько в стороне – на невысоком холме, застроенном такими же, жмущимися друг к дружке двухэтажными домиками и многочисленными отпугивающими церквами из темного кирпича, уже одним своим мрачным видом говорящими о том, что Бог давно умер, а вместо него в них поселился дьявол.

О, Клаптон, Клаптон! Его грязные тротуары, загаженные и заплеванные, залитые помоями и забросанные гарбичем, окутаны сонной депрессией и безысходностью. Он относится к тем далеким от туристских троп районов Лондона, где улицы не убирают. Здесь, по идее, каждый должен следить за чистотой перед своим собственным фасадом, но это мало кому нужно. Но подобная мысль просто не может прийти в голову, людям, здесь обитающим, поскольку она слишком интеллектуальна.

Клаптон – это отстойное место. И вот в этом-то отстойном, покинутом Богом месте Тим Гадаски и решил начать свою новую жизнь. Но сперва ему нужно будет избавиться от духов Вуду, никуда не желающих из его дома убираться. Негритянская семья, жившая в доме, восемь месяцев не вносила квартирную плату, за что была насильственно выселена домовладельцем.

– Расскажи, что происходит в доме.

– В общем-то, ничего. Только по ночам слышны шаги старого негра.

– Откуда ты знаешь, что это шаги именно старого негра? Ты его видел?

– Нет, но я слышал шаги. А в том, что это шаги негра, не может быть ни малейших сомнений. Это как с голосом. Когда ты слышишь голос негра по радио или по телефону, самого негра при этом не видя, ты всегда безошибочно можешь сказать, что это голос негра. Так и с шагами. Когда ты слышишь шаги негра, ты знаешь, что это шаги именно негра. Смотри, здесь каждая комната запирается не изнутри, а снаружи. Кто-то наделал систему всяких запоров и защелок, чтобы в комнатах можно было кого-то запирать.

– Сколько всего комнат?

– Четыре. Две на первом этаже, и две на втором. Я частично уже поотвинчивал все это после того, как ночью меня кто-то пытался закрыть в моей комнате снаружи. Хорошо, что я вовремя спохватился и закричал. Включил свет. Но в доме никого не было. Понимаешь, я совершенно отчетливо слышал, как он подошел к двери и стал возиться с запорами. Мне было жутко. Я в одних трусах выскочил из дома, вскочил в машину и уехал ночевать к Косуэлле. Это случилось в первую же ночь.

– Ладно, я попытаюсь собрать всю твою нечисть в задней комнате нижнего этажа, а затем выгоню ее во двор. Только для этого мы должны сразу же, уже сейчас выбить окно в back yard и начертить там мелом большой круг на полу.

– Ты успеешь подготовить все к будущей субботе, чтобы мы смогли превратить изгнание духов Вуду в шоу на моей housewarming party?

– Буду стараться и усердно камлать каждую ночь. Я привез с собой мешочек настоящего тувинского артыша. Вот только не уверен, хватит ли у меня сил. Много энергии было потрачено на восстановление отношений с Пией.

– Вы с ней что, все еще вместе?

– Путем невероятных усилий мне удалось ее вернуть и теперь я контролирую ее на расстоянии, но духи Вуду могут подорвать мою энергетику, и мои отношения с Пией вновь выйдут из-под контроля. Это станет для меня настоящей катастрофой.

– Ты преувеличиваешь! Кстати, у меня есть оленьи рога, подаренные нам в 1998 году финским художником из Лапландии, пришедшим летом на лыжах на фестиваль в "Манеже". Помнишь?

– Да, не так давно я вспоминал эту историю Он шел почти четыре недели.

– Что ж, не мудрено! Попробуй побегать на лыжах без снега!

– Рога пригодятся мне для шоу. Честно говоря, я немного боюсь.

Мне еще ни разу не приходилось сталкиваться с духами Вуду. А вдруг наши сибирские духи окажутся против них бессильными?

– Этого не случится. Я уверен, что наши сибирские духи самые сильные на свете!

Высадив топорами окно в комнате первого этажа и прочертив на полу больную меловую окружность, мы с Гадаски отправляемся пропустить по стаканчику пива "Гиннес" в пивной паб "Prince of Wales" на набережной канала. Мы садимся за столик на террасе, наблюдая за проезжающими взад и вперед воскресными велосипедистами.

– Помнишь, как мой лэнд-лорд в Харлсдэне Боб Логан заснул за рулем велосипеда? В то воскресенье он позвонил мне из больницы и сказал, чтобы я его не ждал к вечеру, так как ему придется провести в стационаре несколько дней.

Боб Логан, у которого Гадаски снимал комнату в 1996-97 году, был велосипедным психом. Все стены его дома в лондонском пригороде Харлсдэн были завешены велосипедами, которые он коллекционировал. Они висели на специальных крюках подобно шпагам и ружьям в замках английских аристократов. Каждую субботу и воскресенье Боб уезжал на одном из своих железных коней куда-нибудь далеко, куда глаза глядят, и катался до умопомрачения. Однажды он действительно заснул за рулем, вылетев не обочину и врезавшись головой в дерево. Боб провел несколько дней в госпитале Вэст Хэм Мэмориал, но любви к велосипедным прогулкам так и не утратил. Правда, за рулем он больше не засыпал, стараясь основательно высыпаться накануне.

– Ну и как, ты счастлив в России? – спрашивает меня Гадаски.

– Я думаю, что вполне. Там многое меняется. Все постепенно устаканивается. Самое главное, что не раздражает политика. У власти сейчас, как мне кажется, нет явных идиотов, как раньше. Все эти придурошные – Горби, Ельцины, Собчаки, Явлинские и Гайдары тихо свалили в туман, отошли в задний план, утратив реальную возможность творить государственный беспредел и вершить судьбы своих ни в чем не повинных сограждан. Российскую политику сейчас делают люди пусть не такие яркие, зато вполне ответственные и разумные. Это неплохо.

– А чем ты собираешься заниматься? Тебе уже удалось как-то определиться? Я не говорю о том, чтобы ебать баб, это само собой разумеется, это необходимо, но это не может стать делом всей жизни.

– Я начал писать для журнала "Новый Мир Искусства". В дальнейшем собираюсь заняться журналистикой и написать роман. Вообще, хочу стать писателем.

– Похвально! В России сейчас действительно напряженка с литературой. Я хотел себе что-то купить, но купить было нечего. Всех этих сорокиных, пелевиных, акуниных невозможно читать. Это авторы, начавшие писать в советское время, и с тех пор манеру письма не изменившие. Читать это невозможно. Все остальное – чернуха, написанная убогим уголовным слэнгом. Я купил пару книг некой Татьяны Толстой. Боже мой, какое бездарное ничтожество! Полистав ее книги в трамвае, я выбросил их в ближайший мусорный бачок. Как можно все это издавать? А у обреченного читателя нет выбора. Новых писателей пока не существует! Тебе нужно ввязаться. Когда всякие вонючки и самозванцы типа Татьян и Иванов Толстых портят родовое имя, тебе нужно ответить хорошей литературой!

– Они, может быть, и не самозванцы, а просто потомки советского писателя Алексея Толстого, я же – потомок знаменитого Льва! Но в остальном я с тобой абсолютно согласен – мне надо начинать писать.

– Помни, в твоих книгах должно быть много секса. Это то, что нужно всем. Ведь большинство людей на этой земле страдают от его недостатка.

– Хорошо, понял, я ведь и сам отношусь к этому большинству. Я постараюсь быть честным и передавать людям тот скромный опыт, которым я обладаю.

– А теперь поехали к Габриеле, она обещала приготовить воскресный обед.

Главное достоинство Габриелы в том, что она умеет отменно готовить. Возможно, этим-то она и подкупила простодушное сердце моего друга Гадаски. Она его раскормила и приручила. Сегодня она приготовила пиццу. После обеда мы идем гулять в кладбищенский парк. Мне скучно. Мне хочется действия. Мне кажется, что вокруг все мертвые и только один я живой. Скучная и однообразная Европа мне давно опротивела. Когда-то мне нравился Лондон, но только его центр. Сейчас мне здесь почему-то невыносимо.

– Знаешь, в Англии началась рецессия, – замечает Гадаски. -

Экономический рост последних лет остановился. Это связано и с началом упадка Америки. В Лондоне стало меньше туристов, начались сокращения, закрываются фирмы. Мир стоит на грани неминуемого краха. Все ценности обесценились.

– Да, крах неизбежен. Безудержная пропаганда террора и насилия в кино и на телевиденье должна дать свои результаты. Созданные на астральном уровне все эти невероятные американские ужасы – взрывы небоскребов, угоны самолетов, захваты заложников, массовые убийства, бессмысленные войны, все это когда-нибудь обязательно реализуется в действительности. Америке суждено погибнуть. Она только кажется сильной и нерушимой, как когда-то казался таковым Советский Союз вместе с коммунистическим блоком. Советского Союза уже нет. Америки тоже скоро не будет. С нее-то все и начнется…