Рассказ

Через пять выходов огромных ворот братиславского завода БУКО весело и оживленно повалили на улицу тысячи рабочих первой смены: мастера, инженеры, служащие заводоуправления. Некоторые пошли домой пешком, другие устремились к автобусам и трамваям. Молодой мастер девятого цеха Виктор Ванак остановился у доски объявлений, на которой был вывешен большой плакат, и стал читать: «Театральный кружок Союза молодежи четвертого и пятого цехов начинает репетиции драмы Софокла „Антигона“. Он прочитал объявление еще раз и, недоверчиво покачав головой, остановил одного из вахтеров, который как раз проходил мимо.

— Скажите, пожалуйста, товарищ Патарак, вы не знаете, где они репетируют?

— Кто репетирует? Что? — удивился вахтер.

— „Антигону“!

— Какую „Антигону“? — засмеялся тот и выразительно постучал себя пальцем по лбу.

— Да пьесу. Где у нас театральный кружок? — настаивал Виктор.

— А, — догадался наконец вахтер, — это, скорее всего, в заводском клубе. Там поищи.

Вахтер пошел своей дорогой, а Виктор повернул назад и направился к клубу. Он осторожно открыл дверь и вошел, оглядываясь. На стульях перед сценой сидели трое парней, а на самой сцене старательно декламировали три девушки. Одна из них, Берта Зупова, читала за Йемену, другая, Анна Мала, — за Антигону, а третья, ее сестра Ольга Мала, была за режиссера.

Виктор какое-то время слушал их.

— Отлично, девчонки, отлично! — воскликнула Ольга Мала и зааплодировала.

— Но можно и лучше, — громко сказал Виктор Ванак и стал неторопливо приближаться к артистам.

Удивленные девушки почти с испугом взглянули на Виктора. А парни рывком поднялись со стульев, вызывающе засунув руки в карманы. Все молчали. Беззаботно улыбаясь, Виктор подошел ближе.

— Много пафоса и мало правды! — спокойно сказал он, обращаясь к Ольге.

— Много ты понимаешь! — нахмурился самый высокий из парней.

— Это нужно играть естественнее, убедительнее и правдивее, — продолжал Виктор, будто вовсе не замечая обращенных к нему слов. — И вообще, прежде чем приступать к репетиции, надо хорошенько разобраться в том, что вы собираетесь ставить, — сказал он девушкам. — Антигона, которую ты хочешь играть, — обратился он к Анне Малой, — борется за человечность.

Ее действия определяет любовь к брату Лолинику и ненависть к Креонту, фиванскому царю, который запретил ей похоронить брата. А у Исмены, которую хочешь играть ты, — продолжал он, обращаясь к Берте Зуповой, — хоть она и сестра Антигоне и Полинику, есть нечто общее с Креонтом, а еще больше — с другим братом, Этеоклом, который после смерти отца, царя Эдипа, изгнал брата Полиника и погиб потом вместе с ним в братоубийственной войне, когда изгнанник явился мстить, или, точнее сказать, когда он с войском пришел восстанавливать свои права» Тебя, Йемену, раздирает противоречие между любовью и долгом, ты должна сделать выбор между старым и новым, в тебе борется традиционность с современностью…

— Ого! Где ты все это вычитал? — прервал Виктора длинный и вместе с другими парнями нагло рассмеялся.

— Я полагаю, это не имеет значения, — рассмеялся и Виктор.

— Не трепись, Юрай! — крикнула Анна Мала, и длинный сразу же перестал смеяться. — Он правильно говорит, я верю ему, — решительно заявила она и стала аплодировать Виктору.

— Благодарю за понимание! — поклонился Виктор. — Но мне кажется, что и роли вы распределили не лучшим образом.

Тебе, например, не годится играть Антигону, а тебе — Йемену, ну, а тебе уж никак не следует быть режиссером… Почему?

Потому что именно ты, режиссер, лучше всех сыграешь Антигону. Я себе представляю это так, — улыбнулся он девушкам. — Ты будешь играть Антигону, — обратился он к Ольге Малой, — ты поработаешь над образом Исмены, — поклонился Анне Малой, — а ты точно создана быть Эвридикой, женой царя Креонта, — легко коснулся он руки Берты Зуповой.

— Ну, ты даешь! — проворчал длинный. — Гений, да и только,

— Ты говоришь, точно пророк, — сказал ему Виктор. — Слушай, а не попробовать ли тебе роль прорицателя Тиресия?

— Я — прорицателя? — удивился парень.

— Да! Твоя прорицательская интонация очень подходит к этой роли. — Виктор подошел к нему и приятельски похлопал по плечу. — А ты будешь женихом Антигоны, — показал он на другого парня, — сыграешь Гемона, сына Креонта. Ну, а для тебя остается прекрасная роль стража, — улыбнулся Виктор третьему парню. — Я же, — он замолчал и внимательно посмотрел на каждого из присутствующих, — буду царем Креонтом и, если позволите, режиссером.

— И откуда же ты взялся такой шустрый? — не унимался длинный.

— Виктор Ванак, мастер девятого цеха, — представился Виктор. — А ты?

— Вильям Турин, — пробормотал Тиресий.

— Юрай Мразик, — со смехом отвечал Гемон.

— Владимир Ондрак, — заключил представление новоиспеченный страж.

Ошеломленные уверенным поведением Виктора, парни один за другим подали ему руки и, наконец, заулыбались. Потом они с грохотом уселись на стулья и, как по команде, закинули ногу на ногу.

Виктор повернулся к притихшим девушкам.

Та, что недавно была режиссером, смущенно опустила глаза, когда он остановился перед ней.

— А как зовут тебя? — спросил он.

— Ольга Мала, — ответила Антигона.

— А я Анна Мала, — подхватила весело Йемена.

— Сестры? — спросил Виктор.

— Разве это недостаток? — улыбнулась Ольга,

— Двойняшки? — Виктор весело глядел то на одну, то на другую.

— Нет, Ольга старше меня на целый год, — уточнила Анна.

— Тебе восемнадцать? — снова поинтересовался Виктор.

— Целый месяц уже, — отозвалась Анна.

— А я месяц, как вернулся из армии, — объявил Виктор, — поэтому мы до сих пор не познакомились. Два года — это немало…

Он взглянул на третью девушку, которая держалась особняком и нервничала, не зная, куда девать руки.

— Мы ровесницы, — быстро проговорила она, а затем взглянула на Анну, покраснела и торопливо стала рыться в сумке.

— А как тебя зовут?

— Берта Зупова, — представилась Эвридика.

— Очень рад, что мы познакомились, — удовлетворенно проговорил Виктор. — Чтобы мы смогли сыграть эту трагедию, нам нужны еще два вестника, малый хор фиванских старейшин и несколько почтенных фиванских граждан. Но это уже моя забота.

Если вы не против, я дополнил бы наш театральный кружок ребятами из девятого цеха. Но теперь давайте продолжим работу. Начнем сначала. Роли знаете?

— Прямо сразу — и начинать? — удивилась Ольга.

— Почему бы и нет? — ответил Виктор.

Антигона стала в позу, показывая, что несет сосуд с погребальной жертвой, и, медленно приблизившись к Йемене, начала читать:

Она уверенно прочла весь монолог, ни разу не сбившись.

В этот вечер они отрепетировали почти половину трагедии. Некоторые сцены повторяли. За Антигоной следовала Йемена, появлялись Креонт, страж, Гемон. Не пропустили они и хора фиванских старейшин с корифеем во главе — за них декламировал сам Виктор. Часа через два, когда они порядком утомились, репетиция закончилась.

— Вы были великолепны! — похвалил всех Виктор. — Самое позднее через месяц мы сможем выступить перед рабочими нашего завода.

— Ты это серьезно? — недоверчиво протянула Ольга.

— Я редко когда вру, — засмеялся Виктор. — Но больше ни слова о спектакле!

Приглашаю всех пить кофе.

— Я, к сожалению, должен извиниться, — отозвался Юрай Мразик, — обещал сразу же идти домой…

— Ради бога, — согласился Виктор, — мне бы не хотелось кого-либо принуждать.

Через сорок минут все уже сидели в симпатичном кафе «У крепости». Виктор тут же пошел искать официанта, чтобы быстрее оформить заказ. А когда он вернулся к столу, то увидел, что члены театрального кружка без него не теряли времени даром: Вильям Турин энергично ухаживал за Анной, а Владимиру Ондраку удалось рассмешить стеснительную Берту. Только Ольга одиноко сидела в конце стола и нервно протирала бумажной салфеткой миниатюрную солонку.

— Разреши? — наклонился к ней Виктор.

Ольга кивнула и, прекратив чистить солонку, стала складывать салфетку. Виктор отодвинул стул, удобно уселся и вдруг заметил, что Анна Мала испытующе посмотрела на него и перестала на миг слушать своего партнера. Виктор улыбнулся ей, она ответила улыбкой, но тут же смутилась и, чтобы скрыть смущение, вызывающе расхохоталась. Виктора это удивило. Но тут подошел официант, поставил на стол бутылку вина, бокалы.

— Желаю приятно провести время, — любезно сказал он, уходя.

— Ты ведь, кажется, пригласил пить кофе, — заметила Ольга.

— А кофе будет позже, — ответил Виктор. — Понимаете, у меня еще не было случая отпраздновать свое возвращение из армии… И если вы не против, мы сделаем это сейчас. Да здравствует «Антигона»!

Они чокнулись и выпили.

— Ты где служил? — спросил Вильям.

— В Праге! — ответил Виктор.

— А у меня еще все впереди, — вздохнул Владимир Ондрак, — наверное, осенью возьмут.

— Тебя одного, что ли? — заметил Вильям. — Меня тоже.

— Армия пойдет вам на пользу, ребята! — утешила их Анна. — Станете настоящими мужчинами!

— За Софокла! — отважилась Берта и сразу же засмущалась.

Все выпили. Виктор налил снова, а потом спросил у Ольги:

— Почему же вы решили сыграть именно «Антигону» Софокла?

— У нас была книга, — со смехом ответил Владимир.

— Ерунда! — нахмурилась Ольга, — Собственно, я даже не знаю. — Она задумалась. — Возможно, потому, что там три героини, а мы три подруги… И еще мы хотели показать одну из самых человечных трагедий, хотели заставить людей плакать… Мы хотели… Одним словом… понравилась нам эта «Антигона»…

— Вот обрадовался бы Софокл, если б услышал, как ты его похвалила, — усмехнулся Вильям.

— Да ну тебя! — отмахнулась Ольга.

Анна толкнула Вильяма локтем, и он замолчал.

— Уж и пошутить нельзя! — пробормотал он.

— Ты прав, он бы наверняка обрадовался, — поддержал его Виктор, — ведь Софокл ценил признание, как и каждый…

— Вот видишь, — сказал Вильям Анне, — почестями никто не брезгует, даже я.

— За почестями он, возможно, и не гонялся, — продолжал Виктор громче, — но признание сопровождало его повсюду. Из ста тридцати трагедий, которые он написал, ни одна не провалилась, а за двадцать из них по меньшей мере он получил первые премии на афинских драматических состязаниях…

— Эх, мне бы так! — вздохнул Вильям.

— Отчего бы тебе не написать драму? — поддела его Анна.

— Вот чудачка! — удивился Вильям. — Да мне и письма-то не сочинить, не то что… еще чего… Вот Виктор — он может…

— И я не могу, — сказал Виктор.

— Ну вот, видишь, не один я такой, — балагурил Вильям. — А ты? Отчего бы тебе не попробовать, Анна?

— Отстань, — отмахнулась Анна.

— Благодарю за поддержку, браток, — поблагодарил Вильям Виктора.

— Не стоит, — ответил Виктор. — Давайте лучше выпьем, а то что-то в горле пересохло. — Виктор отпил из бокала и снова обратился к Ольге. — Ты сказала, что вы хотите заставить людей плакать, но не сказала, зачем…

Ольга задумчиво передвигала бокал по скатерти. Она готова была уже что-то ответить, но так и не выговорила ни слова.

Анна с напряжением следила за ней и, так как Ольга все молчала, заговорила сама.

— Когда люди смеются, — произнесла Анна, — у них нет ни времени, ни потребности подумать о себе, о своих поступках.

Это возможно лишь тогда, когда люди плачут… А мы хотели, чтобы те, кто увидит «Антигону», задумались бы над собой…

— Ты прекрасно сказала, — серьезно отозвался Виктор.

— Теперь таких трагедий, как у Софокла, не бывает, — заметил Владимир, — мне они вообще кажутся вымышленными.

— Ты так думаешь? — удивилась Анна.

— Ну, по крайней мере, у меня, например, нет никакого повода кого-нибудь убивать, — ответил Владимир, — и я надеюсь, что и меня никто не хочет убивать. Так какая же трагедия может быть в моей жизни?

— Значит, ты счастливый человек, — засмеялась Берта.

— А разве ты хочешь кого-нибудь убить? — спросил у нее Владимир.

— Ну что ты! — покраснела Берта. — Я тоже счастливый человек.

— Если бы все люди были, как мы с тобой, — проговорил Владимир, касаясь ее руки, — с лица земли исчезли бы все трагедии… Разве я не прав?

— К сожалению, все в мире не так, — грустно отозвалась Анна, — и вряд ли когда будет иначе.

— Не будет! — крикнул Вильям. — Вот, ей-богу, не будет, уж поверьте мне! Я-то знаю людей! Только зазевайся — и тебя в ложке воды утопят! А ваш Софокл и сам был порядочный головорез, если писал об одних убийствах! Это же сплошная подлость…

— Ну, ты скажешь, Вильям, — огорченно прервала его Ольга.

— А что я такого сказал? — удивился Вильям.

— А тебе не приходило в голову, что Софокл писал об убийствах для того, чтобы вообще отучить людей убивать? — серьезно спросила Ольга.

— Что ты его защищаешь, — горячился Вильям. — Ты что, знала его лично? И потом, что он был за птица? Кто из вас знал его?

— Вот псих! — рассердилась Ольга.

— Уж я и псих теперь! — не унимался Вильям. — Ну, пускай я псих, а ты умница, но ты ведь даже не знаешь, что это был за человек и скольких людей он прирезал самолично! — накинулся теперь он на Виктора. — А еще представляешься знатоком его жизни и творчества!

Виктор засмеялся, к нему присоединилась и Анна. Удивленный, Вильям сел, безнадежно махнул рукой и залпом допил свой бокал. Виктор наполнил ему бокал снова, чокнулся с ним, но, выпив, внезапно нахмурился. За столом неожиданно возникла короткая тишина, и все как-то нахохлились.

— Сохранившиеся сведения о Софокле, — нарушил тишину Виктор, — говорят нам о нем как о человеке открытом и искреннем. Он любил жизнь, веселье и радовался почету, которым окружали его сограждане-афиняне. Кроме театральных заслуг, он имел множество общественных наград, потому что любил свою родину и сохранил верность Афинам до самой смерти. — Виктор отпил из бокала. — Но не только это важно, — продолжал он. — Самое главное… Прости, я вовсе не хочу никого поучать, — обратился он к Вильяму, — но это серьезно. Так вот, самое главное — это понять, что, если Софокл писал о человеческих трагедиях, это еще не означает, что он сам имел отношение к ним и был их участником, и уж, во всяком случае, не означает, что он вообще желал крови. Это же не руководство к убийствам, не инструкция! — Виктор не мог сдержаться и теперь почти кричал. — Вы же все понимаете как раз наоборот: это должно было бы стать для тебя, если ты порядочный человек, и для каждого из нас предостережением, предупреждением возможности совершить зло, несправедливость. Трагедии Софокла написаны с той целью, чтобы люди не обижали других людей, чтобы они научились воспитывать самих себя, стали бы человечнее… Это, разумеется, относится и ко мне, — уже спокойнее закончил он. — В конце концов, об этом же говорили недавно и Анна, и Ольга.

— А не пора ли нам… — тонким голосом проговорила Берта, поднимаясь из-за стола, в то время как все еще сидели молча.

— Ну, что вы, — весело отозвался Вильям. — Теперь, когда я поумнел, давайте выпьем еще бутылку. Должен же я ответить Виктору!

— Я не против, — ответил Виктор, — только одну.

— А больше у меня и денег нет, — ответил Вильям.

Они выпили еще вина, потом кофе и стали собираться.

Была приятная предвечерняя пора, вызывающая в человеческом сердце ощущение мира и доброты. Она настроила их на задушевный и искренний тон. Даже грубоватый Вильям вдруг расчувствовался.

— Хорошо мы потрепались о Софокле, — удовлетворенно проговорил он и, глубоко вздохнув, предложил Анне руку.

Вскоре они растворились в глубине полных очарования улиц. Сразу же за ними ушли и Владимир с Бертой. Только Виктор и Ольга нерешительно стояли у кафе.

Виктор пытался найти объяснение тому долгому испытующему взгляду, который Анна, уходя, бросила на него.

— А где ты живешь? — спросил он Ольгу.

— В Раче, — ответила она. — Не близко, правда?

— Отчего же? Я и сам из Вайнор. — Виктор на мгновение коснулся ее руки повыше локтя и почувствовал, как Ольгу словно наэлектризовало это прикосновение — в худшем случае, я от вас и пешком доберусь…

— Ты хочешь меня проводить?

— Если позволишь…

Она не ответила, только улыбнулась ему, искренне удивляясь его смущению. Между тем они прошли под Михальской надвратной башней, миновали книжный магазин «Матицы Словенской» и снова нерешительно остановились на углу.

— Ну что, пойдем пешком? — спросил Виктор.

Ольга рассмеялась.

— А до утра дойдем? — спросила она.

— Еще до полуночи успеем, — ответил он. — Отсюда не больше десяти километров…

— Нет, пешком я не согласна.

— Ну хоть до «Метрополя»!

Она кивнула, и, когда зажегся зеленый свет, они пересекли Обходную улицу и пошли по ее правой стороне. Их часто разделял поток прохожих, поэтому они старались держаться ближе друг к другу, и Виктор то и дело в толпе касался ее руки и чувствовал ее волнение. В ней как будто произошла какая-то перемена: она стала ближе ему и понятней. Карие ее глаза потемнели, стали мечтательнее, в них появился влажный, таинственный блеск. «А может быть, это только отражение огней и витрин?» — подумал Виктор.

И походка ее изменилась, стала пружинистей. Она шла мягко и плавно, откинув голову, отчего резче обозначилась грудь, девушка становилась привлекательнее с каждым шагом. На ее чувственных губах, которые все больше притягивали взгляд Виктора, играла легкая улыбка.

Перед гастрономом они остановились.

— После вина мне всегда хочется есть, — сказал Виктор. — Зайдем купим чего-нибудь?

Ольга кивнула, и Виктору очень понравилось, что она так легко соглашается с его предложениями. Они вошли в кафетерий гастронома и заказали рыбный салат, рожки и малиновую воду. Ольга ела быстро, с аппетитом и в то же время с каким-то изяществом. Не переставая жевать, она весело улыбалась Виктору, и это действовало на него возбуждающе.

— Вот ты и съела все свои улыбки, — сказал он, когда они кончили закусывать.

Затем, не переставая смеяться, они вышли из магазина.

— У меня их целый вагон в запасе, — отвечала она уже на улице и провела пальцем по чуть вздрагивающим губам.

— Я покупаю этот вагон, — Виктор полез в карман за бумажником.

— Нет, улыбки не продаются, — отвечала она, — их надо заслужить.

На мгновение она вдруг стала серьезной, но скоро вновь улыбнулась. Они шли теперь совсем рядом, держась за руки, и отпустили их только тогда, когда стали садиться в переполненный трамвай. Но там, в тесноте, прижатые друг к другу, они вдруг смолкли. У общежития «Молодая гвардия» вышло много студентов, и в трамвае стало свободно. Они даже посидели несколько перегонов, и когда наконец вышли в Раче, то сразу же окунулись в настроение тихого вечера.

— Теперь веду я. — Она взяла его за руку, и они пошли по улице, застроенной приземистыми домами. — А вот и наш сад, — вскоре объявила она и прислонилась к садовой ограде, за которой среди деревьев светились два окна. Где-то неподалеку залаяла собака.

— Идиллия, как в деревне, — заметил Виктор.

— Ты знаешь, у меня такое чувство, как будто я знаю тебя с детских лет, — сказала она и, приблизившись, вновь взяла его за руку.

— И у меня.

Он обнял ее. От поцелуев захватило дыхание. Ольга прислонилась к забору, но тот предательски скрипнул. Со всех сторон залаяли собаки.

Она со смехом выскользнула из его объятий, и он услышал ее быстрые шаги на садовой тропинке. Виктор постоял немного, вздохнул, пожал плечами и напрямик, полем, побрел в Вайноры.

На другой день, по окончании первой смены, в два часа дня, члены театрального кружка вновь собрались в заводском клубе, расселись на сцене и, повторяя стихи, стали ждать Виктора Ванака. Ольга то посматривала на часы, то в зеркало, поправляя волосы. В полтретьего к ней подошла Берта и прошептала на ухо:

— Вы что, поссорились вчера?

— Да нет, — отмахнулась Ольга.

— Hyf куда же подевался твой знаток Софокла и специалист по Антигонам? — Вильям склонился перед Ольгой в ироническом поклоне. — Оглушил нас своими сомнительными сведениями, а сам смылся после первой же репетиции. Или ты вчера вечером так уж ему надоела? — продолжал он с ужимками.

— Вот дурак. — Ольга отвернулась от него.

Но Виктор пришел, и Ольга первая его увидела. Она, просияв, побежала ему навстречу. Ее сестра Анна тоже радостно вскрикнула. Берта облегченно вздохнула.

Вильям умолк и лениво уселся рядом с Владимиром, который грыз орехи. Юрай Мразик злорадно подмигнул Вильяму, а тот демонстративно зевнул.

Виктор поздоровался с Ольгой, незаметно пожав ей руку, затем раскланялся и с остальными.

Все собрались вокруг Виктора. У девушек даже слегка дрожали руки, сжимавшие тетради с ролями, будто они уже стояли перед микрофоном или кинокамерой.

— Вчера мы дошли до половины, — напомнил Виктор, — сегодня постараемся кончить. Гемон, начинай!

Юрай вышел на авансцену, сделал широкий жест правой рукой, затем прижал ее к сердцу и начал громко декламировать:

В этот день они прошли пьесу до конца. Они репетировали еще десять дней, а через две недели, когда Виктор нашел исполнителей на эпизодические роли, решили: «Еще неделю будем заниматься деталями, отрабатывать каждое движение, и — премьера!»

Через два дня после этого в заводской клуб во время репетиции ворвался парень с толстым портфелем в руке. Уже от самых дверей он начал кричать, вопить, смеяться и держался настолько раскованно и панибратски, что Виктор раскрыл рот от удивления. Но сестры Ольга и Анна с криком: «Петер!» — бросились навстречу этому расхристанному парню и принялись целовать и обнимать его. Вскоре Петера обступили и другие кружковцы. Все жали ему руки, хлопали по плечу. Один Виктор все еще ничего не понимал. Но тут Ольга подтащила Петера к Виктору и познакомила их.

— Это наш брат Петер, — радостно объявила она, — он только что вернулся из армии.

Виктор представился.

Они пожали друг другу руки.

— Ты с ним гуляешь? — тихо спросил Петер у Ольги.

— Немножко, — ответила она, радостная и счастливая, и, смеясь, растрепала брату волосы.

— Ну что же, выпьем за это, — воскликнул Петер, — выпьем вообще за все.

Он стал вытаскивать из сумки бутылки, стаканы, огурцы и куски разломанных бутербродов. Сестры пришли в ужас при виде такой закуски, но все же кое-как разложили все это на стульях, придав бутербродам съедобный вид. А Петер успел за это время раздать всем стаканы и разлить водку,

— Будем здоровы! — провозгласил он.

— Будем!

— Добро пожаловать к нам!

Все выпили залпом и принялись за бутерброды и огурцы. Петер снова стал наливать, но, когда он подошел к Виктору, тот перевернул свой стакан вверх дном.

— Мне довольно, — сказал Виктор.

Петер удивленно обвел всех глазами.

— У нас ведь репетиция, — объяснил Виктор.

— Какая еще репетиция?

— Мы ставим пьесу.

— Ну, вы даете! — и Петер, гримасничая, оглядел застеснявшихся артистов. — Да ладно тебе, — полуобнял он Виктора. — Сегодня никаких репетиций, никаких пьес. Сегодня не будем играть, а будем жить!

Артисты оживились. Виктор покачал головой, медленно перевернул свой стакан, и Петер при общем хохоте наполнил его с верхом. От холодной водки Виктор невольно содрогнулся…

И так пили они два или три часа, пели, смеялись и слушали рассказы о необычайных приключениях Петера. Бутерброды и огурцы давно уже кончились, но водки оставалось еще много. Первой попрощалась Берта, потом исчезли и трое парней, сказав, что они торопятся смотреть по телевизору футбол. Виктор остался с семьей Малых и початой бутылкой.

— Допьем и пойдем, — предложила Анна.

— Нет, лучше пойдем сейчас, — решила Ольга, — а допьем дома.

Она завинтила крышку бутылки и дружески подтолкнула подвыпившего брата.

— Я согласен, — пробормотал тот, не протестуя, и, покачиваясь, направился к выходу. Сестры быстро навели порядок в зале, собрали стаканы и пустые бутылки.

Когда они вышли из заводских ворот, было уже темно.

Петер уверенно направился к автостоянке.

— Куда ты? — побежала за ним Ольга.

— Я отвезу вас, — великодушно пообещал Петер.

— У тебя машина? — ужаснулась Ольга.

— Отец дал.

— Но ведь ты пил! — бросилась к нему Анна.

— Что я там выпил, — удивился Петер. — У меня же ни в одном глазу, смотрите, — и он сделал несколько прыжков на одной, потом на другой ноге.

— Я не поеду, — решительно сказал Виктор.

— Как хочешь, — обиделся Петер. — Волков бояться — в лес не ходить. Поимти, девчонки!

Сестры переглянулись, а Виктор кивнул им и решительно направился к трамвайной остановке.

— Виктор, подожди, — позвала его Ольга, — подожди! — Она догнала его, взяла за руку, заглянула в глаза: — Нельзя же быть таким принципиальным, это уж чересчур…

Виктор молчал.

— Мы осторожно, — продолжала убеждать Ольга, — медленно поедем.

Петер между тем завел машину, зажег фары и, посадив Анну, остановился около Биктора с Ольгой.

— Ну, пойдем, — потянула Ольга Виктора за руку.

Они уселись сзади. Петер взялся за руль и запел высоким, не своим голосом, так что в ушах зазвенело:

Ольга приглушенно засмеялась, а ее сестра Анна сердито посмотрела на брата:

— Лучше следи за дорогой.

— Не бойся, Анна, — куражился Петер, — я два года водил танк, практики хоть отбавляй.

— Но h\b\ же не на танке, — возразила Анна.

— Да отвяжись ты от него, он едет осторожно, — заступилась за брата Ольга.

Наступила тишина, и Виктор, еще не успокоившись, спросил Петера:

— Где ты служил?

— Военная тайна, — ответил Петер и заржал.

Они свернули с главной магистрали на боковую и продолжали продвигаться к Раче по улице с односторонним движением. Но тут, как гром среди ясного неба, перед ними вырос велосипедист, ехавший с погашенной фарой. До него уже оставалось несколько метров, когда Петер сделал попытку затормозить и свернуть влево, но не успел и правым крылом автомобиля отбросил велосипедиста в сторону. Девушки вскрикнули, Петер выругался, а Виктор приказал:

— Останови!

Петер замедлил ход, и все разом обернулись.

— Встает, ничего с ним, идиотом, не случилось! — закричал Петер и прибавил скорость. За ними по шоссе на одной ноге прыгал велосипедист, другая нога его была каким-то странным образом подвернута.

— Останови! — снова крикнул Виктор. — Ему надо помочь!

— Ты что, очумел? — заорал Петер. — Он — Все равно ему надо помочь, — настаивал Виктор. — Останови немедленно!

Девушки, успокоившись, сидели молча.

— Чтобы я за пятьсот метров от дома дал себя арестовать? Это тебе, гад, нужно?

— Скотина, — процедил Виктор. — Тогда я выйду! Стой!

Но Петер только прибавил газ.

— Ребята, перестаньте, — заплакала Анна.

— Езжай, — приказала Ольга и, пытаясь помешать Виктору открыть дверцу, навалилась на него всем телом. — Не смей, трус! — раздельно сказала она.

Виктор перестал вырываться и вдруг беззвучно рассмеялся. Он смеялся до тех пор, пока машина не остановилась. Все торопливо вышли и окружили Виктора. Он уже пришел в себя, презрительно поглядел на них и, ни слова не говоря, повернулся и пошел.

— Куда ты? — чуть не плача крикнула Анна.

— Посмотрю, не нужна ли ему помощь, — ответил Виктор.

— А потом? — спросил Петер.

— В милицию.

— Ах ты, крыса! — выругался Петер и бросился догонять Виктора.

Но Анна успела схватить брата за руки и стала удерживать его изо всех сил.

Виктор же быстро шел, не оглядываясь.

Но, дойдя до угла первого дома, он остановился и поглядел назад. Сестры уводили Петера в сад, и Ольга при этом несколько раз оглянулась. Вздохнув, он бросился дальше. На место, где Петер сбил велосипедиста, он прибежал уже задыхаясь. Ни парня, ни велосипеда не было. Он обошел все кругом. Никаких следов. Он задумался, покачал головой и пошел дальше.

Когда после долгих раздумий и колебаний он наконец подошел к отделению милиции, дверь отворилась, и на пороге показалась

Анна. Он с удивлением остановился.

— Я была там, — сказала она.

— Ты?

— Да. Я им все сама рассказала. Все. А теперь можно мне пойти с тобой? — спросила она. — Домой мне теперь нельзя… по крайней мере, несколько дней.

Он молча взял ее за руку, и Анна прижалась к нему. Был теплый вечер. Деревья шелестели листьями, и они пошли в Вайноры пешком, через поле. Посреди поля, распугивая любопытных птиц, они упали в траву, и она укрыла их темнотой.

— Ты любишь меня? — спросила шепотом Анна, — любишь?

— Да, — ответил Виктор.

Потом они пришли в Вайноры и там, в комнате Виктора, зажгли свет и стали чистить испачканную в траве одежду. Тут неожиданно зазвонил телефон. Виктор взял трубку. Это была Ольга. Ее голос дрожал от волнения. «Только что арестовали Петера, — крикнула она, — ты и в самом деле гад и подлец, и я больше не хочу тебя видеть! И в кружок больше ходить не буду. Провались ты со своей Антигоной!»

Виктор положил трубку.

— Кто это? — спросила Анна.

— Ольга.

— Вон оно что, — удивилась она, — что же она сказала?

— Она не хочет больше играть Антигону.

Анна огорчилась.

— И мы не поставим Софокла? — потерянно спросила она.

— Еще как поставим! — возразил Виктор. — И ты будешь играть Антигону.

Она на минуту задумалась, потом улыбнулась.

— Ну что же, попробую, — сказала она и вышла на середину комнаты.

Выпрямившись, она подняла с пола невидимый сосуд с погребальной жертвой и показала, как вместе с воображаемой сестрой Исменой выходит из дворца. Затем, помолчав немного, страстно начала декламировать монолог Антигоны:

Речь ее прервалась, Анна опустилась на колени и заплакала, закрывая лицо растрепанными волосами. Виктор приблизился, стал гладить ее волосы, но она продолжала плакать…

Перевод со словацкого Е. Аронович