Причина, по которой меня отчислили из университета, не позволяла мне рассчитывать в ближайшее время на приличную работу, поэтому щепетильничать не приходилось. Но чтобы провести месяц в Москве с дегенератом, нужны были особые качества. Я засомневался, что обладаю ими и начал мысленно подбирать необидную формулировку для отказа, как дверь в столовую открылась и на пороге замер этот самый мальчик. Он смотрел смущенно, но одновременно и с вызовом.

— Привет. А вы уже поели? Тетя Оля, можно мне мармеладку?

С виду он был вовсе не агрессивный, ладный, выше среднего роста. Голос его звучал без нарочитой грубости, свойственной нынешним подросткам, но достаточно уверенно, выдавая человека, знающего себе цену. Похоже, он был близорук и оттого слегка горбился. Но не это портило его, а одежда, в которой можно было бы представить замшелого обитателя хрущевки, но не без пяти минут хозяина огромной усадьбы. Он был в коротких заштопанных брючках, в добротном когда-то, скорее всего отцовском джемпере, ныне проеденном молью и полностью вытертом, в застиранной фланелевой рубашке, на которую зачем-то прицепил галстук с пальмой. Длинные волосы были скорее следствием запущенности, чем битломании. И всё-таки на психа он не походил. По крайней мере, на первый взгляд.

— Поздороваться надо, — как ребенку сказал ему старик. — Это Олег, твой учитель. Руку подай, вот так.

Владислав и впрямь, как ребёнок, неуверенно подошел и, наклонившись вперед, неловко подал мне руку, своей неуклюжестью усугубляя общую напряженность. Мне стало жаль его.

— Они что, не послали за Вами машину? Последняя учительница отказалась от занятий, потому, что вечером в мороз была вынужден ходить сюда пешком.

— Потому что дура, — неожиданно вырвалось у старика, отчего-то вдруг покрасневшего. На губах Эмили всплыла едкая улыбка.

— Ей они тоже постоянно говорили, что я псих. Вас ведь уже предупредили?

— О чём?

— Что я чокнутый.

— Нет, ничего подобного.

— Значит, не успели. Или вы такой деликатный. Дядя утром сказал: «Сомневаюсь, что это будет вполне порядочный человек, но, по крайней мере, образование у него не педагогическое. А это уже кое-что».

— Что-то ты разболтался, дружочек. На-ка, вот, ещё мармеладку, скушай, мой хороший, — сказала тетя Миля и взглянула на меня, вопрошая: «Ну, убедились?»

— Поговори с дядей, не стесняйся, — погладила она племянника по голове. Тот покраснел и вышел.

— Вот он, наш Владик.

— Стесняется, — сказала Ольга Ивановна.

— Патологическая какая-то стеснительность. С детского сада: нагадит в штаны, а в туалет попроситься постесняется.

Я вдруг решил, что буду заниматься с мальчиком.