Явление Маруси в новом платье. — «Господа, у меня для вас приятный сюрприз!» — Немая сцена. — «Это послужит последним штрихом в нашем частном расследовании». — Обморок. — Хотелось бы надеять ся, что мы все делаем правильно.

Я задернула в своей спальне шторы и позволила себе немного подремать. Ей-Богу, как только мы перестанем бороться за наследство графини Терской, я всерьез подумаю о тихой, спокойной жизни без тревог и приключений. Кажется, мне стало не хватать именно этого.

К вечеру стали собираться гости. Первыми пришли, как и следовало ожидать, Щербинин и Михаил. Они тоже провели день с пользой — Андрей успел написать пару эскизов к «распятому разбойнику», а Миша несколько часов безропотно позировал, воображая, что обращается к Иисусу с последней мольбой.

Явление Маруси в новом платье (темный шелк, падающий свободными складками, на шее — скромная, но очень дорогая ниточка жемчуга) вызвало восторг. Андрей, кажется, только усилием воли удержался от того, чтобы не пасть ниц у ног своей богини.

Домашние вечеринки обычно предоставляют широкие возможности для демонстрации новых нарядов, но нам предстоял званый вечер иного толка — деловая встреча товарищей по борьбе, и я посоветовала господам не отвлекаться.

Пока вся наша компания не собралась в гостиной, Миша не выходил к обществу — его первое появление перед членами нашего Клуба должно было стать значительным и по-театральному эффектным событием. На этом настояла я, хотя кое-кто (не буду называть имен, некоторые красавицы легко попадают в цепкие лапы беса гордости) полагал, что это пустая суетность, и упрекал меня в пристрастии к вульгарной помпезности.

Итак, в креслах и на диванах гостиной разместились члены нашего Клуба — Маруся в жемчугах, Щербинин, ошалевший от ее красоты, бледная и какая-то замученная Женя, мадам Здравомыслова в дорогой блузе, загадочно изменившей выражение ее лица, Коля и Даня в новых форменных тужурках и я в скромном платье от мадам Бертье и с парочкой небольших, совсем неброских брильянтиков в ушах.

— Господа, у меня для вас приятный сюрприз. Я хочу представить вам человека, который по праву должен занять подобающее ему место в нашем обществе. — Я встала и откинула портьеру, закрывающую выход в соседнюю комнату. Из-за портьеры вышел Михаил. — Знакомьтесь, господа! Михаил Хорватов, настоящий Хорватов, двоюродный брат нашей Маруси. Прошу любить и жаловать!

Такую немую сцену, которую изобразили мои гости, за исключением, конечно, посвященных в суть моего сюрприза Маруси и Андрея, мне не доводилось видеть в лучших сценических постановках.

По и так бледному лицу Жени разлилась такая голубизна, словно ее умыли синькой, мадам Здравомыслова по-рыбьи хватала ртом воздух, а у Коли и Дани почти синхронно отвисли подбородки. Мыто все уже привыкли к характерным особенностям внешности Михаила, а на неподготовленного человека он, безусловно, производит сильное впечатление. Ну ничего, пусть гости приходят в себя, а я продолжу:

— Итак, господа, позвольте кратко изложить вам последние новости. Нашелся кузен Маруси, имеющий все права на свою долю наследства…

— А вы уверены, что… хм, молодой человек… ну вы понимаете… в смысле… хм… настоящий?

Не могу сказать, что мадам Здравомысловой удалось гладко выразиться, но в целом ее беспокойство можно признать обоснованным.

— Не сомневайтесь, дорогая Варвара Филипповна! Историю и причины замены одного юноши на другого, постороннего, мы вам потом подробнейшим образом представим. Итак, даже если нам и не удастся доказать, что завещание графини Терской поддельное, ее настоящий внук вступит в свои права и, учитывая желание покойной бабушки, выделит прочим родным и близким положенные им суммы… Но должна сказать, нам удалось добыть важные документы и свидетельские показания (они хранятся в моем тайном сейфе), которые могут уличить лжеМишеля в ряде преступлений, в том числе и убийстве старой графини…

— Как? Она была убита? — в один голос закричали те, для кого этот факт был новостью.

Я кратко поведала собравшимся о результатах беседы с доктором Шёненбергом. По лицу Варвары Филипповны катились капли пота, мальчики нервно шептались. Женя продолжала синеть, а ее искусанные губы покрылись каким-то серо-лиловым налетом. Удивительно впечатлительная девушка!

— Женя, вы хорошо себя чувствуете? Может быть, желаете воды или каких-нибудь капель, в моей аптечке богатый выбор лекарств, я распоряжусь…

— Нет-нет, благодарю вас, я просто слегка разволновалась, это пройдет…

— А мне, если можно, воды и капель, — попросила мадам Здравомыслова. — Я тоже разволновалась, и раз уж вы предложили… Валерьяночки, а можно и чего-нибудь посильнее.

В качестве более сильного средства я приказала подать графинчик коньяка. Мадам Здравомыслову вполне устроила подобная замена.

— Позвольте мне вернуться к интересующим всех нас событиям. Человек, известный нам как Михаил Хорватов, на самом деле оказался Нафанаилом Десницыным, братом хорошо известного в нашем узком кругу Варсонофия Десницына, поэта-декадента, чьи стихотворные вирши только разгоряченная фантазия самого автора позволяет считать поэзией.

Здравомыслова хлопнула еще одну рюмочку, а Женя молча вцепилась дрожащими пальцами в край стола, возле которого сидела.

— Поскольку у нас веские основания предполагать, что Нафанаил имеет очень жестокого и хладнокровного сообщника, необходимо усилить слежку за ним и за его братом. Они встречаются в номерах «Дон» у Смоленского рынка, где проживает Варсонофий. Причем имеют обыкновение беседовать между собой по-английски. Господин Хорватов выразил согласие переехать в «Дон» и, поселившись рядом с Варсонофием, последить за деятельностью братцев Десницыных, а также постараться понять, о чем идет речь в их приватных беседах. Я полагаю, это послужит последним штрихом в нашем частном расследовании, данные которого подлежат передаче в полицию для возбуждения уголовного дела…

Раздался грохот падающего стула и еще каких-то предметов обстановки. Женя в глубоком обмороке очутилась на полу. Мужчины, конечно же, растерялись (я всегда была уверена, что эти слабые создания ни на что не годны в любой сложной ситуации), мы с Варварой Филипповной кинулись к распростертому на полу телу несчастной девушки, пытаясь привести ее в чувство, а Маруся побежала за слугами, что было самым разумным, ибо вместе с Шурой и кухаркой в гостиной появились холодная вода, полотенце, нашатырь, уксус и свежий ветерок из открытой форточки.

— Бедная Женечка! Она так много работала в конторе Вишнякова, днем и ночью! Ей, конечно же, было там страшно, хоть она и храбрилась, но вот нервы не выдержали. Нужно врача! — заявила Маруся, гладившая очнувшуюся Женю по голове выше холодного компресса.

— Можно позвать господина Шёненберга, теперь он нам не откажет и даже почтет за честь оказать услугу, — предложила я.

— Нет! — вдруг истерически закричала Женя. — Нет! Умоляю, умоляю вас, только не Шёненберга, ради всего святого, только не Шёненберга!

— Ты с ума сошла, Леля! — укоризненно прошептала Маруся. — Этого соучастника убийства?

— Ну он, положим, не соучастник…

— У бедной девочки плохо с нервами, а ты предлагаешь отдать ее в руки доктора, покрывавшего убийц ее бывшей хозяйки. Врачей, что ли, в Москве мало?

Я признала Марусину правоту. Заседание нашего Клуба пришлось считать закрытым в связи с неожиданной болезнью Жени. Бедняжку уложили в постель и вызвали к ней совершенно постороннего врача, прописавшего микстуру, порошки и постельный режим с хорошим питанием дня на два, а после осторожные прогулки на свежем воздухе, фрукты и полное отсутствие всяких волнений.

Члены Клуба обойденных разошлись. Михаил и Андрей отправились в мастерскую художника, планируя посвятить еще один вечер работе над образом разбойника. Мадам Здравомыслова предложила нам свои услуги по уходу за больной и, получив вежливый отказ, раскланялась. Мальчики ушли с мамой.

На следующий день, с раннего утра, Михаил должен был вселиться в «Дон». Надеюсь, его отчет о наблюдениях за братьями Десницыными будет последним документом в нашей синей папке и скоро ее сможет перелистать полицейский пристав или судебный следователь… Хотелось бы надеяться, что мы все делаем правильно.