Слишком много несчастий за короткий срок. — Там, где замешаны большие деньги, простых совпадений не бывает. — В Москву! — Загадка испорченных тормозов. — Неутешительные выводы, сделанные Марусей на основе собственного горького опыта. — Варсонофий Десницын — человек широких воззрений.

За утренним кофе мы с Марусей обсуждали вчерашнее происшествие.

— Я ума не приложу, что произошло, кто в этом виноват и что теперь делать. Какая-то дикая история. — Припухшее Марусино лицо выдавало ночные слезы. Каждый глоток кофе давался ей с трудом.

— «Кто виноват?» и «Что делать?» — два классических русских вопроса в любой ситуации. Знаешь что, дорогая, давай отставим в сторону эмоции и спокойно все проанализируем. Когда происходит преступление, криминалисты прежде всего задаются вопросом — кому это выгодно? Кто мог быть заинтересован в гибели этих женщин?

— Никто. Разве только я, чтобы на место старых больных женщин, из жалости взятых в дом, нанять себе молодую выносливую прислугу. Надеюсь, ты не подозреваешь, что, исходя из подобных соображений, я велела кому-нибудь подмешать им в кушанья мышьяка или что там еще подмешивают в таких случаях?

— Маруся, не говори глупостей. Я ночью тоже плохо спала, думала-думала и вспомнила, о чем ты мне рассказывала в день приезда. Это ведь не первый случай, когда что-то странное происходит с людьми, служившими в доме Терских? Причем всегда пострадавшими оказывались люди, появившиеся в доме еще при жизни твоей бабушки и много лет знавшие вашу семью…

— И правда, как же я об этом не подумала? Управляющий сгорел на пожаре, дворник сгинул неизвестно куда, старая бабушкина компаньонка разбилась насмерть, упав с лестницы, теперь горничная и кухарка чуть не отдали Богу душу. Слишком уж много несчастий за короткий срок!

— Если бы врач был не таким опытным, горничная и кухарка могли бы погибнуть, и все выглядело бы вполне естественно — поели тетки грибочков да и отравились. Еще две жертвы прибавились бы к общему списку. И все эти люди служили у твоей покойной бабушки. Неужели старушка с того света призывает к себе своих преданных слуг?

— Неуместные шутки. Буквально со дня смерти бабушки, с тех пор как огласили ее странное завещание, происходят всякие трагические необъяснимые события. Конечно, все это может быть простым совпадением…

— Маруся, дорогая, там, где замешаны большие деньги, совпадений не бывает. Пока трудно объяснить, каким боком связаны исчезновение дворника и наследование семейного состояния, но я уверена, что связь эту можно найти. Давай-ка, голубушка, поедем в Москву и попробуем во всем разобраться. Ты можешь на кого-нибудь оставить свое хозяйство?

— Конечно. Все равно всеми делами практически заправляет няня. Знаешь, все старые слуги очень почтительны со мной, но при этом постоянно дают мне почувствовать, что я — маленькая девочка, которая играет во взрослую даму и хозяйку имения, а они мне просто подыгрывают и следят, чтобы дитя, балуясь, не испортило бы ненароком что-нибудь дорогое. Няня, конечно, видит во мне малютку, которую она совсем недавно, как ей кажется, качала на руках и кормила молочком из рожка. Хотя, честно признаться, свою ферму я бы без помощи няни не наладила. Я-то ничего не понимаю в коровах и не могу проконтролировать скотниц. А няня все это придумала, подсказала мне и теперь всем руководит от моего лица. Лишний пример того, что женщины, даже необразованные, способны к любой экономической деятельности. Этот конкретный пример следует использовать в нашей агитационной работе. Да, я отвлеклась. Имение можно оставить на няню и других слуг, они за всем проследят. А вот на кого оставить женскую Лигу?

— Выбери самую честолюбивую из здешних дам и предложи ей исполнять обязанности председателя. Уверена, что скоро ей и не захочется возвращать тебе твою должность. Итак, голубушка, в Москву! Мы никому не позволим манипулировать нами и травить наших слуг.

— Но ведь если служанкам подсыпали в пищу яд, это сделал кто-то из здешних обитателей, а мы уедем отсюда в Москву.

— Поверь, ниточка тянется туда. Я это не просто чувствую, я в этом уверена и могу привести тебе множество аргументов, но ты, пожалуйста, поверь мне на слово! Нам нужно в Москву. Там ваш родовой особняк, где еще остались старые слуги, ведь не все уехали с тобой в Слепухин. Там твой кузен, волшебным образом приобретший вдруг права на огромное состояние. Там и другие родственники, обойденные этим наследством… В Москве мы во всем разберемся и вычислим, кто отравил трапезу служанок. А здесь ты оказалась в стороне от всех действующих лиц этой драмы. И остается тихо ждать, когда некие злодеи вновь попытаются изничтожить кого-то из твоего окружения… Не знаю, как тебе, а мне пассивность не по нраву! В Москву, Маруся, в Москву!

— Как жаль, что ты так мало у меня погостила, а нам уже приходится уезжать.

— Марусенька, у меня такое чувство, что ты ищешь повод, чтобы никуда не ехать. Я обычно доверяю своей интуиции, а она мне подсказывает, что если мы останемся в имении, изображая полную безмятежность, то новая трагедия не заставит себя ждать. В любой ситуации нужно смело принимать вызов. А на нас лежит особая ответственность за все, что происходит вокруг. Мы, члены женской Лиги, должны доказать обществу, что способны занять активную позицию и воспротивиться злу! Я даю тебе на сборы и решение всех хозяйственных вопросов один день. Послезавтра мы выезжаем в Москву.

В назначенное к отъезду время от поместья Терских двинулся целый караван — впереди, на авто, Маруся, я и мой багаж, следом в коляске, управляемой старым кучером, Марусина няня, собравшаяся проводить нас до поезда, моя горничная, поэт, напросившийся с нами в поездку, и багаж поэта и горничной, в хвосте обоза — тарантас, набитый Марусиным багажом, на котором восседали ее камеристка с собственным чемоданом и автомеханик, сопровождавший нас, чтобы перегнать авто от вокзала обратно в усадьбу. Прислуга, остававшаяся в доме, высыпала на двор, привлеченная редким зрелищем, и долго махала нам вслед платками. Стайка ребятишек с радостным визгом бежала за кавалькадой почти до самого выезда на дорогу, ведущую в город.

Конные экипажи быстро отстали от Марусиного чуда техники. Маруся, щебетавшая о каких-то пустяках, поколдовала с рычагами и педалями и разогнала авто чуть ли не до максимальной скорости. Ее болтовня была почти не слышна за шумом мотора и свистом ветра в ушах, и я даже не заметила, когда она замолчала. Случайно взглянув на лицо подруги, я поняла, что она молчит, сжав посиневшие губы, а ее щеки под автомобильными очками заливает бледность.

— Что случилось? — закричала я ей в ухо.

— Леля, упрись ногами и закрой ладонями лицо, — каким-то странным, металлическим голосом ответила Маруся и свернула на проселочную дорогу, ведущую неизвестно куда.

Авто запрыгало по буграм, нас сильно потряхивало. Я ничего не могла понять, но вопросов подруге решила не задавать. Скорость авто постепенно снижалась. Дорога пошла в гору. «Мерседес-Симплекс-Турер» чихнул и остановился, потом немного прокатился назад, под горку, и встал окончательно. Маруся глубоко вздохнула и положила голову на рулевое колесо.

— Тормоза отказали. Это был какой-то кошмар. Прости, но я думала, мы разобьемся. Пришлось свернуть на эту дорогу, городское шоссе покатое, мы могли разогнаться так, что и косточек наших потом не собрали бы. И что же нам теперь делать? Мы опоздаем на поезд. Экипажи проедут к вокзалу, думая, что мы несемся впереди… Пока поймут, что нас у вокзала нет, пока вернутся и начнут искать. Может быть, возьмем твои чемоданы и пойдем к большой дороге? Если наши и успеют проехать, то кто-нибудь еще нас подберет…

— А твой клаксон работает? Дави на грушу, Маруся. Мы не так уж далеко отъехали, чтобы из экипажей не услышали нашего сигнала. А вот если придется самим тащить тяжеленные чемоданы, расстояние до дороги покажется бесконечным.

Клаксон огласил окрестности омерзительными звуками. Вскоре я сменила Марусю у груши — она полезла взглянуть, что с тормозами.

— Похоже, их кто-то нарочно испортил, — сообщила она вскоре. — Странно.

— Ничего странного! — Я не переставала сигналить клаксоном, и приходилось кричать, чтобы подруга меня услышала. — Покушение на тебя хорошо вписывается в общую цепочку событий. Значит, мы должны быть очень осторожными и внимательными и не давать неизвестным врагам шанса тебя укокошить.

— Ты всегда умела представить дело в оптимистическом свете! Я как-то не люблю, когда неизвестные враги на меня покушаются. Вдруг им все-таки выпадет шанс?

— Голубушка, любишь или не любишь, но обстоятельства таковы… И оценивать их лучше реально. О, кажется, можно прекратить эту какофонию — нас услышали.

По проселочной дороге мчался тарантас.

— Мария Антоновна, что случилось? — кричала испуганная камеристка.

— Ничего, ничего, Женя, все в порядке, все обошлось.

Механик, покинув тарантас, остался возле авто, а мы с Марусей устроились в повозке. Возница развернул лошадей и покатил к городу.

На поезд мы с Марусей все же успели. После обычной вокзальной суеты мы оказались наконец на своих местах и смогли перевести дух после перенесенных волнений.

Шура и Женя отправились к себе в вагон второго класса, сопровождавший нас поэт — в отделение для курящих, а мы с Марусей заказали чаю и достали корзиночку с печеньем и пирожками, приготовленными няней нам в дорогу.

— А твой поэт не случайно решил сопровождать нас в Москву, — между делом заметила я, надкусывая пирожок. — По-моему, он сильно увлечен и готов следовать за тобой хоть на край света…

— Ну почему мой поэт? И почему ты решила, что он увлечен? — Маруся заметно покраснела. — Мы настолько разные… Я люблю точные науки, технику, спорт, а Варсонофий витает в поэтических высях. И потом, я считаю себя сильной женщиной с несколько огрубевшей душой…

Я тихонько фыркнула. «Сильная женщина с огрубевшей душой…» В устах моей подруги такое самоопределение звучало комично. Маруся продолжала:

— А он — утонченный, изысканный, романтическая натура… У Варсонофия такое трагическое видение мира.

— Обычно как раз противоположные натуры неведомые силы притягивают друг к другу. Вероятно, в этом выражается мировая гармония — два разных существа дополняют и уравновешивают взаимные достоинства и недостатки.

— И все же мы очень несходны во всем. Например, меня родители наградили избитым банальным именем — Мария. А у него даже имя необычное — Варсонофий, а сокращенно его зовут Соня.

— С ума можно сойти — мужчина с именем Соня! В этом есть что-то ненормальное.

— А как еще сократить его имя? Вар-соно-фий — Варя, Соня, Фифа? Как ни мудри, получается нечто женское. Что же тут поделать? Леля, ты лучше послушай, какие стихи он прислал мне два дня назад.

Маруся вытащила откуда-то измятый листок и прочла:

— Как я понимаю, за колокольным звоном последует что-нибудь о могильном покое или гробовой тишине, — безжалостно перебила я подругу.

— Ну, в общем, да, — пролепетала Маруся.

— Эк его колокольный звон заносит, однако. Голубушка, уволь меня от прослушивания этих замогильных виршей. Достаточно того, что ты от них в восторге. Меня интересуют гораздо более простые вопросы — насколько серьезны ваши отношения с этим Варсонофием и не планируешь ли ты ограничить свою свободу вступлением в брак?

— Нет, Леля, наши отношения носят возвышенно-платонический характер. Да, честно признаться, мало кому из мужчин приходит в голову рассматривать меня как объект для вступления в брак.

— Маруся, ты говоришь странные вещи! Природа наделила тебя такой совершенной физической Красотой, что каждый встречный мужчина должен падать перед тобой ниц в немом обожании.

— Я пришла к неутешительному выводу, что ниц мужчины падают только в том случае, если внутренне ощущают свое полное превосходство над женщиной. Пусть будет хоть уродиной, но обязательно глупой, слабой и беспомощной. И тогда мужчина с наслаждением возьмет под свое крыло это жалкое существо. А если он поймет, что женщина не совсем дура и к тому же обладает независимым характером, он кинется бежать, сверкая пятками, в непоколебимой уверенности, что избежал страшной западни. У меня, конечно, не такой обширный опыт, как у тебя, но я тоже однажды была помолвлена — и чем это кончилось? Мой жених Владимир Пантелеймонович, или по-домашнему Вальдемар, крупный государственный чиновник, любил, чтобы все в его жизни было регламентировано. Он всегда имел при себе памятную книжицу, куда заносил самые важные дела. Подозреваю, что жизнь его была расписана по минутам на два-три года вперед… Вальдемар, со свойственной ему пунктуальностью, навещал меня обычно по четвергам и воскресеньям. Время мы проводили в интеллектуальных беседах, причем носили они на редкость односторонний характер — ему полагалось часами разглагольствовать, а мне внимать. Моим интеллектуальным развитием Вальдемар не интересовался, будучи уверенным, что для создания семейного очага совершенно достаточно его собственного интеллекта.

«Мне не нужна слишком развитая жена, — любил он повторять. — Это утомляет. И так в жизни приходится порой общаться с надоедливыми людьми, но зачем же жить с ними под одной крышей?»

И вот однажды он вдруг не может, ну просто никак не может прийти ко мне в воскресенье — готовит важнейший правительственный доклад. В четверг он сдержан и тороплив, а в воскресенье — снова спешный доклад. В следующий четверг он вынужден выехать в столицу по срочному вызову в департамент. Я уже было решила, что государственные дела оказались в критическом положении и необходима экстренная помощь Вальдемара, чтобы спасти Россию от краха, если бы знакомые не донесли, что видели его в Москве, в «Славянском базаре», где он кутил с какой-то кафешантанной шансонеткой, причем именно в то время, когда важные правительственные дела якобы призвали его в Санкт-Петербург…

Наверное, я не полностью оправдала его надежды на умственную недоразвитость невесты… Варсонофий, по крайней мере, не тянет меня к алтарю, не навязывает мне своих жизненных взглядов и признает во мне личность. И вообще, Соня явно не страдает мужским шовинизмом. А ты заметила, какой у него проникновенный взгляд?

— Заметила. Такие проникновенные молодые люди с голубенькими глазками обычно легко проникают куда угодно. Они просто вездесущи…

— Но ты же не можешь отрицать, что Соня — человек широких воззрений и с ним интересно? Не надо изображать его каким-то пролазой!

Утром Соня Десницын, человек широких воззрений, пришел навестить нас в нашем отделении для некурящих, выпил с нами чаю и преподнес Марусе очередной поэтический опус, навеянный железнодорожным путешествием:

— Кажется, он воображает себя Анной Карениной? — прошептала я Марусе, как только наш мистик удалился.

— Леля, ты злая! Ну что поделать, если у человека такая трагическая муза? — ответила подруга, бережно складывая листок с торопливыми карандашными строчками.

— И сам он просто вылеплен из трагедий, — в тон ей добавила я. — Неужели проникновенный Варсонофий до самой Москвы будет читать нам свои стихи? За что? Что мы ему сделали?

— Леля, ну давай немного потерпим, ведь творческого человека так легко обидеть… Варсонофий в поиске, он ищет новых путей. Соня говорил, что поэт наделен способностью приобщения к запредельному миру посредством художественных символов.

— Маруся, дружок, ты меня пугаешь! Чтобы этак-то, с ходу, повторить такую затейливую формулировку, нужно не один раз ее выслушать. Боюсь, Соня Десницын со своими разглагольствованиями о запредельном мире оказывает разлагающее воздействие на твой художественный вкус…

Мы всю дорогу болтали о ерунде, стараясь не касаться страшных тем — смертей, покушений и всего того, в чем нам следовало разобраться. Но поезд неумолимо приближался к Москве и наши нерешенные проблемы надвигались на нас вместе с Первопрестольной.