Ну, а на следующее утро проснулся и сразу же сам себе удивился. Мало того что про затею свою не забыл, так и азарт хоть и меньше, но остался. Мыслей даже о пиве нету. Теперь это опять надолго. Теперь только вперёд! Кофе заварил, сигарету выкурил и первым делом за тетрадкой. Да, чего там! И авторучку куплю. Карандаш и заломиться может. Затачивай каждую минуту. А вдруг мысли так попрут, что только пиши, за мыслями не отставай? Ведь собирался в читальный зал, что б мыслей тех хоть для начала, для разгону.

Туда не страшно. Кто будним днём с утра там может быть? И не ошибся. Зашел туда с тетрадкой, как студент какой. Огляделся. Одна пожилая женщина сидит, то ли дремлет, то ли читает, Но не за теми столами, где читателям положено. А как учительница в школе перед классом. Вернее даже не как учительница. А именно что – она сама и есть!

Меня-то она не помнит, конечно, откуда ей. Она из школы ушла, когда я еще где-то в пятом классе учился. Но историю её помню. Сама она то ли из дворянского роду, то ли из графёьв (по мне никакой разницы, а может и в самом деле ни какой?) Снова не о том речь.

Я про корни её к тому, что вся она была тогда такая! О корнях своих помнила, очень уж ими гордилась и дорожила. Может потому и замужем еще не была. Ей тогда уже под тридцать было, а она всё (как другие училки шептались) принца своего ждала. Мы же понимали так, что принц тот у неё где-то есть, только приехать пока не может. И мы вместе с ней ждём, особенно девчонки, у которых с рождения к принцам интересс особый.

И вот слух пошел, что вроде дождалась, и встречаться стали, и любовь у них настоящая, и заявление в ЗАГС уже пошли подавать. Уже казалось – вот оно счастье! Уже и анкеты обязательные заполнять сели. А там графа: какую фамилию будете брать? Вот эта графа-то ей боком и вышла.

Как её по имени отчеству я уже и не помню, а вот фамилию запомнил. То есть фамилия ничего особенного. Бывают и не такие.

Помню, совсем еще только читать научились, другу моему телефон провели. Ну, не ему конечно. Тогда ведь телефон не у каждого, а один на весь подъезд, да и то. У тех, кто или врачем, или в милиции, или начальником каким большим работал.

А у друга моего, как раз отец высоким начальником и был. Вот им вместе с телефоном и книгу телефонную дали. Номеров там тыщи, а за каждым номером фамилия. Мы и выискивали фамилии те, что посмешнее. Каких, оказывается, только нет! И перечислять не стоит. У всех найдется кого вспомнить, а может и сам кто из тех, который за фамилию свою в детстве натерпелся.

Это сейчас, если услышишь новую интересную, может разок и усмехнёшься. После уже и не смешно. А в детстве, сами помните. Поэтому я даже где-то с уважением к тем людям отношусь, которые с фамилией своей через чего только не прошли, но ей не изменили.

Так и училка эта нет-нет да и вспомнит, что она потомственная толи баронесса, то ли графиня де Госси! Звучит? Звучит! А у него тоже ведь в общем-то нормальная. Никто сильно не удивляется, когда Косых, Черных, Седых. Вот и он, ежели ударение также: СытЫх. Нормально? Нормально.

Она ему и говорит:

– Дорогой, любимый, единственный! Замуж-то я согласна. И с тобой, хоть на край света! Только ты уж извини, но фамилию я свою оставлю.

Он растерялся как-то, обиделся:

– Чем это тебе моя фамилия не устраивает?

Она ему объяснять, мол, фамилия у тебя очень даже нормальная, и она тут и не причем. Только я хочу при своей остаться, потому что дочь я у родителей единственная и братьев нету. А ежели когда у нас сын родится, фамилию свою хочу ему передать, чтоб род, значит, продолжался.

Он уговаривать – она на своём! Тут работница загса вмешалась и очень даже дельное предложение ей:

– А вы двойную возьмите! А сын родиться, когда ему еще паспорт получать? Успеете придумать, как там дальше.

А двойная, это значит как? Если написать, то нормально, а если произносить? Вот она видно в уме и произнесла, потом уж у нее возможно и видения какие начались. Был же (то ли лозунг, то ли клич): «Бей жидов! Спасай Россию!» А тут выходит: «Гаси сытых!»

И фамилия-то уже не дворянская, а чисто конкретно уголовщиной попахивает, если не сказать революцией. Вот она на броневике, в кожанке, косынка красная, да маузер до колена. По революционному Питербургу ездит да сытых, жирных буржуев высматривает.

Ага, вон убегает, оглядывается! Скрыться хочешь? Врешь – не уйдёшь! Руля в лево – буржуй под колесо. ЧПОК! Броневичок тяжелый, только чуток подпрыгнул, и дальше поехал. Вот еще один справа – значит и руль вправо. ЧПОК! Подпрыгнули и дальше. А вон тот, то ли шпортом каким занимался, то ли все в родне такие тощие, но от голода не пух, на морде написано – из сытых! Значит и его! Только вместо ЧПОК, хрум… и вся разница.

А сама она не из крестьян, что ж тогда получается? Самою себя себе под колеса, как та, что под паровоз?

Так она размышляла, не так, да только заявление в корзину и со слезами на улицу. В школе узнали: всё ох да ах! Кто сочувствует, а больше радуются. Ишь, дворянка! Голубая кровь! Чего она там не вынесла, нам-то пионерам невдомек, но ушла она. Так до сих пор старой девой при книжках и сидит.

И, думается, каждому посетителю рада. То ли от того что книжки любит, то ли что б хоть с кем поговорить. Потому что ко мне сама со всем вниманием. На тетрадку с ручкой поглядывает, решает наверно, что это за студент и сколько ж это его лет на второй год оставляли?

Но женщина видно культурная, о другом давай меня допытывать. «Что вы хотите найти? Какой Жан вас интересует?» Я только того Жана и помню, что автографы раздавал, да и то фамилии не спросил. Вот и говорю:

– А вы всех несите, которых больше читают. Я не тороплюсь, сам выберу.

Посмотрела даже как то с уважением. Видно подумала, что уж столько я перечитал, что уж и не знаю чего б еще. Вот она и стала мне подносить. А я листать. Да что-нибудь выискивать. Вижу, что все они замусоленые какие-то. «Что ж они все у вас такие то?» А она, мол, уж через сколько рук прошли!

Одну в руки взяла и давай мне про неё рассказывать. Вот, думаю, повезло! Пусть она говорит, а я только, если чего не понятно, встревать буду. Только как-то надо её завести, что б она мне всё сама и выложила.

И так, как будто сам себе вслух рассуждаю:

– Вот ведь сколько понаписано! Да каждая про своё. И все-то, кто-то писал, а потом, кто-то читал. Она и подхватила:

– Конечно, кому что нравится. Вот, скажем, фантастика, миры не изведанные, путешествия во времени и прочее. А кому поэзия душу лечит!

И давай мне перечислять. А я, неспеша, книги только открываю. Одну открыл: «Посвящаю…», а потом пролог. Или: «Эта книга посвящается…» Вот опять с посвящением и опять – пролог. Я как бы невзначай:

– Неужто без пролога нельзя?

Она мне и про него разъяснила, а потом книгу в конце раскрыла и про эпилог не поленилась. Но рассказывает так… даже не знаю, как… Не как училка ученику, а вроде как будто она их не только читала, но и благодарна им за что-то. И сами книги помнит, и тех кто их написал, и какие-то истории с ними связанные.

В общем, с любовью к ним особой и настоящей. А руки не заламывает и глаза не закатывает, наверно потому, что всю жизнь с ними рядом. Привыкла. Это даже, если тот же ремонт дома и мебель новую купил, а сколько радуешься? Неделю? Две? А потом уж как будто так всегда и было, так и должно быть. И это не только с вещами так, но и с чувствами.

Жены расстраиваются: муж разлюбил. Он тебе об этом говорил? Нет, но и что любит, давно не слышала. А это обязательно? Вот дети. Только говорить научатся и к родителям кто как умеет: «Я тебя любу!» Потом уж: «Маматьска, папатьска я вас обоих люблю». И почти каждый день, а то и по нескольку раз повторять не устают: «Я вас так люблю».

А время идет и слова эти все реже произносят. Кто по хитрее глядишь уже только когда провинятся или когда чего-нибудь попросить хотят. Еще годы пройдут, уже только по праздникам.

А совсем вырастут, на те же праздники только поздравления и пожелания, а о любви уже и ни слова. Разлюбили? Да нет же! Просто любовь эта уже вроде как частью их самих стала. Привычна на столько, что про неё и говорить забывают. Но она с ними, и никуда она не делась, просто теперь она другая. Повзрослевшая, посеръезневшая.

И напрасно женщины иной раз обижаются. Не говорит? Так ведь видишь – любит. Другое дело услышать хочется. Но муж твой – мужчина. Для нормального мужчины и правило придумано: больше дела – меньше слов. Может потому и обижаться на него не стоит?

А у училки мужчины рядом нет, у неё книги. И понял я, что нечего мне ей скрывать, все равно ведь быстро сама всё про меня поймет. А может уже и поняла? Вот я ей прямо так все и сказал (ну, то есть не всё, конечно. Про затею свою умолчал). А про то, что человек я занятой, не до книг. А теперь вот в отпуске, время есть, хоть одну какую прочитать надумал.

Она и не посмеялась, а только даже виновато как-то на меня смотрит. То одну возмет, то другую. Не знает, что и предложить. Помогу, думаю:

– Дайте мне фантазию какую.

Улыбается:

– Вы наверно фантастику имели в виду? А то ведь фантазии они везде. У поэта они в стихах, у драматурга в пьесах.

Так она мне и про жанры рассказала, и то, что Жан тот не столяр, а есть такой эпистолярный жанр. И про прологи с эпилогами, и про мат подтвердила, и даже призналась, что и сама иногда (не в слух конечно, но бывает) и выругается. В общем, она говорит, а я боюсь, как бы чего потом не забыть пока до дому дойду.

Слушаю я ее, смотрю и думаю. Вот ведь нормальная, и добрая и в молодости красивая была, а как же так получилось, что из-за вроде бы такой мелочи жизнь свою не устроила? И злость у меня на принца еёного цепью гремит. Да и вправду гасить таких надо! Ежели ты такой женщине, в такой мелочи не уступил, то и не место тебе рядом с ней.

Только сама-то она, что теперь о нем думает, не спросишь. Может не из-за того, что его до сих пор помнит, замуж не вышла. А потому, что из-за него и другим верить перестала?

Тут вижу, что засиделся я, да и голову забил так, что больше уже и не запомню. Поэтому думаю, а спрошу-ка я самое главное!

– А скажите, Вы все про классиков да классиков. Они почему классики? Потому что умерли? А ежели человек современный книгу интересную напишет, обязательно помереть должен, что б классиком называться, а иначе не считается? Не правильно это как-то.

А она так рассмеялась, что вовсе и не обидно, а даже как-то самому весело. И говорит:

– Ну, во-первых, сейчас для популярных книг особое название придумали. Только для того, чтоб такая книга получилась, прежде всего надо поставить перед собой конкретную задачу, определить ясную цель что б написать действительно БЕСЦЕЛИ!

И руку так вскинула, пальцем в потолок. И опять засмеялась. Ну, думаю, точно пора. Не у меня одного мозги устали. Вот и она уже заговариваться стала. Поставить цель, что бы действительно БЕСЦЕЛИ?