Глава 1

Хотелось курить. До чертиков в глазах. До изжоги. Но современная братва озабоченна своим здоровьем. Почти сплошь ведет здоровый образ жизни. Качает мышцы в спортивных клубиках. Качок на качке. Балуются потихоньку дурью. Глотают колеса. Но запаха никотина не переносят на дух. На раз учуют. Поэтому Стас жевал сухой стебель подорожника, гоняя его языком из одного уголка губ в другой.

Место для разборки пацаны выбрали романтическое.

Когда то здесь проводились пионерские костры, линейки, всевозможные, до нельзя военнопатриотические, зарницы и, прочая лабуда из жизни советских школьников.

Окраина города. До ближайших домов, закрытых, чудом, уцелевшим редким, леском не меньше версты. Далеко внизу, зарываясь в крутые скалы, змеится река. Над скалами поднимается матерый сосновый лес…Сплошной интим, одним словом, и ни какой мокрухи.

Но вот без этого, пардон, в наше время не обойтись. Что мы хуже первопрестольной? И сплошь белокаменной? Или колыбели русской революции? Шалишь! У нас все, как у людей. По изоправдешному. И братва со стволами. И сферы влияния. И разборки со жмурами.

— А я, Стас, здесь каждое лето в пионерлагере пропадал. Класс! Жаль, что накрылся лагерь. Парню моему не куда будет ездить.

— Так у тебя и парня, Леха, нет. Ты женись сначала.

— Так и женюсь. Заявление подали. Тебя в свидетели возьму.

— А если я в отказ пойду? Скажу, что рядом не стояло. — Чуть заметно улыбнулся Стас.

— Только попробуй…

— Все, Леха, заткнись. Кончай базар. В эту пору над рекой даже шепот в городе услышат.

Замолчали.

Стрелка эта была подарком судьбы. Или одного из доброхотов-«барабанщиков», готовых за банку пива слить любую информацию.

Не смотря, на поспешность готовились к ней, как к войсковой операции. Дислокация, расчет по минутам. Маски-шоу. Одним словом все чин по чину.

Только Стас с его напарником Лехой не вписывались в эту дислокацию. Собственно, они никогда не вписывались в общие стратегические планы верховного командования, то бишь, руководства их родного Горотдела милиции. У Стаса это, предположительно, проявлялось на генном уровне. У Лехи же эта мерзкая привычка была благоприобретенной еще в те славные и достопамятные времена, когда он только проходил практику в качестве курсанта школы милиции.

Вот и сегодня они заняли свою позицию пораньше, чтобы понаблюдать за развертыванием боевых порядков конкурирующих братков. Приехали на городском автобусе. Прогулялись пешочком. Выбрали уютное местечко. Прилегли за камушком.

— Слушай, Стас, а так уж ли мы должны мешать братве в выяснении отношений? Ну, пусть бы посидели рядком, да поговорили ладком. Постреляли бы маленько. Не все же им по воронам да по бутылкам стрелять? А тут и мы бы подоспели. Кого надо погрузили, кто уцелел — повязали. И им хорошо, и нам не плохо. А так, сегодня повяжем, а завтра выпустят. Нам майора не получать.

— Дурак ты, Леха. Нам бы до капитана дослужиться. Помнишь, как один не глупый мужик сказал? Не в банде живем. В государстве. Вот и пусть помнят, что кроме понятий, есть еще и закон. Все. Точка. Едут.

На поляну из-за домов выворачивала вереница «Джипов».

— Заводские… — С непонятной грустью шепнул Леха. — И где только такие бабки берут?

Стас выкатил на него глаза.

— Ты что? Фумитокса нанюхался сегодня?

— Да это я так…к слову пришлось.

«Джипы» красиво, разом развернулись и выстроились в линию. Умеет братва красиво себя подать.

И сразу же из проулка вынырнула еще колонна. Чужаки. Братва из областного центра, которые уже не первый раз пытаются подтоптать местных бандюков под себя.

Из машин выгружались без излишней суеты крутоплечие молодцы в спортивных костюмах. Плечи плавно переходят в шеи. А поверх шеи стриженная макушка с глазами. Все они в не далеком советском прошлом завсегдатаи спортивных подвальных клубов, гордости орденоносного комсомола и кузницы современных боевиков криминальных группировок.

— Ну, вот, высокие договаривающие стороны садятся за стол переговоров. Судя по всему, переговоры идут непросто. Думаю, что словарного запаса хватит не надолго. — Прокомментировал Леха. И гордо повернулся к Стасу. — Что я говорил? Перешли на пальцовку.

— Леха, заткнись…

— Так все равно не черта не слышно. Ну вот, как и ожидалось, прения сторон продолжатся в кулуарах, ввиду ограниченного количества пальцев. Политику во всем мире вершат мало приметные клерки. На передний план выходит…

— Леха!

В воздухе ощутимо запахло жареным. То бишь мокрухой. Из — под спортивных курток появились стволы.

— И где только берут такие? Мы с «Макаровыми», а у них на руках сплошной импорт. И заметь, Стас, не дешевый! Что б я так жил!

Бурлит в парне казачья кровь, бьет в бесшабашную Лехину голову. Ему бы шашку в руку да буланого коня, да что бы ветер в ушах свистел. А так ветер свистит пока преимущественно только в Лехиной башке.

Взвыли сирены.

— Вот и маски-шоу! Протокол готов к подписанию.

Железные нервы у Лехи. А язык! Порой сам бы вырвал. И под каблук!

А на стажировку в отдел пришел весь из себя чистенький и опрятный. Все пытался в отделе найти горячее сердце и чистые руки, согласно заветам железного Феликса. И что там еще сказано? Холодный ум? Эх, жизнь!

Над пустырем прокатился первый выстрел.

— Это что там за отморозок? — Леха привстал на колено и приготовился к броску. — Стас, так все царство небесное проспим. Благодарностей не достанется.

— Лежи, торопыга. — Успокоил его Стас. — Наслаждайся природой. Наше от нас не убежит, как бы сильно этого не хотелось. Смотри, какой вечер. К тому же река рядом. А небо?

ОМОН работал, как на учениях. «Калаш» в зубы, прикладом по загривку.

— Мордой в землю! Ноги раздвинуть. Руки на затылок!

Хоть в новостях по телику показывай.

Несколько братков прорвали оцепление и гигантскими прыжками бежали на них. Прорвутся к реке, а там ищи — свищи…

— Леха!

Прыжком отлепился от земли. Ударил всем телом в грудь набегающего братка. Перевернул на брюхо. Браслеты щелкнули на запястьях.

Прогремел еще выстрел.

— Леха, берегись!

Но Леха и сам видел, что у братка в руке «ТТ». А эта машинка любой бронник пробивает. Упал на землю. А пока вставал, браток мимо шмыгнул и был таков.

— Все Стас. Ушел, отморозок, в пещеру. Сейчас со страху, гад, будет на каждый шорох палить, пока всю обойму не выпалит.

Насчет пещеры, правда, громко сказано. Какая там пещера! Нора и грот, метров двадцать длиной. И еще несколько отнорков тупиковых. Но пацанов в свое время, да и его самого, пещера эта манила так, как сейчас и игровые залы с однорукими бандитами не заманят. Каких чудес только не рассказывали в прежние пионерские времена о тайнах пещеры. Будто и монахи там скрывались при неизвестно, каком царе-батюшке. И Пугачевский атаман Чур, или Чир, уходя от погони, остановился в них на короткое время, чтобы награбленное золото спрятать. Позднее страсти поутихли. А сейчас даже подрастающие поколения окрестных домов не заглядывают сюда. Пряталки забыты. В войну или казаки-разбойники не играют. Настоящей войны до колик в животе хватает. Даже бомжи почему то обходят ее своим вниманием. Поэтому вход в пещеру зарос диким бурьяном. И продираться сквозь сплошной репей и матерый татарник, или как его там по научному зовут, даже за золотом пугачевского атамана, охотников отыскать практически не возможно.

Пока Стас ждал омоновцев и предавался воспоминаниям о нелегкой судьбе пещеры, Леха уже скрылся в непролазных зарослях.

— Куда, придурок? — Крикнул он, совершенно не надеясь, что его напарник услышит его, и кинулся следом.

Протиснулся в узкую щель и сразу шагнул в сторону, одновременно обшаривая взглядом пещеру и пытаясь отыскать своего беспутного напарника. В пещере было темно, но света вполне хватало, чтобы, передвигаясь, не спотыкаться.

— Леха, ты где? — Не громко позвал он.

— Да здесь я. — Послышался не довольный голос. — Не кричи. А то этот отморозок и здесь палить начнет. Эй, братан! Не вздумай стрелять! Мало того, что статью схлопочешь…

Договорить Леха не успел. На голос прогремело сразу несколько выстрелов. В замкнутом пространстве пещеры звук их не чуть не слабее, чем выстрелы орудия главного калибра какого-нибудь крейсера.

За спиной послышался слабый шорох. И сразу же загрохотало. Стас, не раздумывая, прыгнул вперед, поскользнулся на, покрытом густой жирной глиной, камне, и растянулся на дне пещеры. И тут же, кувырком, прочь от сыплющихся сзади, камней, туда, где должен был стоять Леха.

Щелкнула зажигалка в глубине пещеры. Мелькнул огонек сигареты.

«Не нервы, а стальные канаты у парня. — Подумал Стас и двинулся на огонек. — Хоть бы заматерился для приличия, как и подобает настоящему оперу».

Такое понятие, как тьма непроглядная, было здесь совсем не уместно, поскольку могло внушать еще кое-какие оптимистические надежды. А сейчас же не было ни малейшей надежды разглядеть даже кончик собственного носа. Обвал намертво закупорил пещеру, лишив ее единственного источника света.

Наконец добрался до Лехи. Закурил, сел рядом. В пещере, по прежнему грохотало.

— Притих, гад! — Зло пробормотал Леха. — Затаился, сволочь мозжечковая. В пеленках таких душить надо, чтобы не мучились. Что делать будем, Стас?

Стас, вместо ответа, пожал плечами. А что тут поделаешь? Остается только ждать…

Грохот прекратился, но еще долго слышался шорох, словно кто — то из ладони в ладонь пересыпал песок, вперемешку с речной галькой. Наконец прекратился и шорох.

— Ну что, посмотрим на невинную шутку этого идиота? — Предложил Стас. — Бумага есть?

— Была записная книжка.

Послышался легкий треск и шорох вырываемой страницы. Снова щелкнула зажигалка. Бумага, скрученная в жгут, вспыхнула.

— Здесь, помню, раньше частенько костры жгли. Посвети. Наверняка, остались головешки.

Остатки кострищ и в самом деле нашлись. С трудом от бумаги разожгли обгорелую ветку и осмотрелись.

Пещера наполовину, если не больше, исчезла под завалом.

Леха присвистнул.

— Ну, не обормот ли? Это сколько же времени понадобиться, чтобы расчистить выход? Или вход? Я на это, Стас, не подписываюсь. Пусть этот вольный стрелок роет! — Леха строптиво тряхнул головой. И с сожалением добавил. — А я, как раз на вечер Насте стрелку забил.

— Щас! Раскатал губу, ментяра…

— Живой, гад! Даже не оглох. — Беззлобно прокомментировал Леха. — Может полюбопытствовать что здесь и как, пока время есть? Пока не отрыли. Когда еще доведется здесь побывать.

В Лехиной, не унывающей душе, разожглось уже знакомое не здоровое любопытство, бороться с которым было практически не возможно.

— Негде здесь ходить. — Из чисто формальных побуждений возразил Стас, — Тупиковые коридоры по нескольку метров длиной…мы с пацанами в детстве часто лазили. А потом бросили. Скучно стало. К тому же клад так и не нашли. Да и что ты в потемках разглядишь?

Но Леха уже закусил удила и все его веские аргументы пропустил мимо ушей. В мгновение ока соорудил из головешек костер. Выбрал сук побольше и, высоко подняв его над головой, решительно двинулся в первую попавшуюся щель, руководствуясь только тем соображением, что в ней наклоняться не надо.

Стас обреченно махнул рукой…и остался на месте. Поискал место удобнее, сел и достал новую сигарету.

— Эй, брателло! Выползай из своей норы. — Позвал он. Злость у него на братка прошла. Да и из-за чего злиться? Не попал же. — Что ты прячешься, как школьник от маминого ремня после двойки за контрольную по математике. Все что можно натворить, ты уже натворил. Не накручивай еще больше. Убежать, ты все равно не убежишь. Ты меня знаешь. Не я возьму, так омоновцы.

— Не гони пургу, мусор!

— Стас! Сюда! — Прервал его душещипательную беседу изумленный Лехин голос. — Здесь свет!

— У тебя что, глюки начались на почве клаустрофобии? Откуда он здесь возьмется? Я же тебе говорил — второго выхода в этой пещере нет.

— А, может, его обвал открыл? — Не сдавался Леха.

Стас, понимая, что напарник все равно не отвяжется, неохотно поднялся и поплелся на свет факела, желтеющий в глубине щели. И чуть не ахнул. Вдали и в самом деле мерцало отверстие, не больше метра в поперечнике.

Стасу осталось только покачать головой.

— Ну и счастлив твой бог, Леха. Или Настя твоя за тебя молится хорошо? С первой попытки угадал. Надо будет с тобой кладоискательством заняться, поискать атаманский клад. Может, не врут про Чурино золото? — Повернулся туда, где по его предположению скрывался браток и негромко позвал. — Эй, братан! Выходи! Все равно не спрячешься. ОМОН ждать не будет. Выкурит…черемухой. А может, что и покрепче черемухи для тебя найдут.

Ответа долго не было. Потом послышалось натужное сопение, и в щель заполз виновник их злоключения.

— Ствол на землю! — Рявкнул Леха. — И ногой ко мне.

Пистолет шлепнулся на землю.

— А ты боялся. — Нагнулся, поднял пистолет и выщелкнул обойму. — Еще два патрона. Гони другую обойму.

— Все отдал. Нет у меня запасной обоймы. Вот маслята россыпью.

Пересыпал в Лехину раскрытую ладонь патроны, как семечки.

Стас молча, с легкой иронической улыбкой следил за актом разоружения братка.

— Все что ли? Я первый. За мной браток…кстати, как там тебя папа с мамой нарекли?

— Толян…

— Ты замыкаешь, Леха. Пошли. Выходим с поднятыми руками. Маски-шоу, ребята нервные. Сначала палят, а только потом документы спрашивают.

И нырнул в тускло мерцающее отверстие. Ударил в глаза ослепительно яркий свет, в спину подуло холодом. Сквозняки…Почему то закружилась голова. Должно быть воздух в пещере застоялся. Повело в строну. Или дернуло?

На пустыре были тихо. Не единой души. А над головой темнело синее вечернее небо.

«Странно. — Подумал он. — Неужели они просидели столько времени в этой дыре? Черт возьми! Не могли же они нас бросить!»

И повернулся к отверстию.

— Леха! Назад! — Заорал он.

Но было уже поздно. Из травы торчала стриженная под машинку голова Толяна. А следом выбирался Леха.

— Ты что надрываешься? Народ переполошишь…

— Какой к черту народ! Ты разуй глаза!

Леха выпрямился во весь свой не малый рост. А росту в нем было, чуть не два метра и огляделся.

— Едрена Матрена!

— Она и есть, эта самая Матрена! — Зло подтвердил Стас.

И было от чего вспомнить не только Матрену. Но и Матренину мать вкупе с отцом, а может даже добраться и до бабушки. И там, уж как водиться, помянуть всех предков до седьмого колена! Сколько бы их не было в роду. И в соседях.

Перед глазами насколько глаз хватало от края и до края, в смысле, до самого горизонта в любую из сторон, простиралось поле. Не было даже намека на существование в этих местах в ближайшую эпоху не только крупного промышленного города, но даже крохотной деревушки. Не журчала в низу река. Не торчали скалы в наряде из гордых сосен. А вместо камня, за которым прятались они, поджидая братву, высилась огромная черная гора. И над ее вершиной в дикой ярости полыхали молнии.

— Эй, пацаны! Вы это куда меня затащили? Я так не подписывался. — Загудел Толян, внутри которого, почему то зародились беспокойные мысли.

— Назад! — Скомандовал Стас, отступая к отверстию. — Леха, вперед!

И зло выругался. Даже в родной армии вряд ли разобрались с его командирским распоряжением.

Но Лехой командовать не было не какой нужды. Работая со Стасом, он давно привык к неограниченной свободе в выборе средств и действий, если те не расходились радикально с концептуальными замыслами Стаса, каковой являлся старшим оперуполномоченным и таким образом осуществлял руководство их крепким, сплоченным и спаянным коллективом.

Вот и сейчас, пока Стас вырабатывал решение, Леха, не раздумывая над не разрешимым вопросом вперед или назад ему переть, нашаривал ногой проклятую дыру, от которой не успел еще отойти даже на шаг. Но…дыры не было. Ну, не было и все. Хоть лопни. Хоть тресни. Хоть пополам разорвись.

— Едрена мать!

Стас достал сигарету, щелкнул зажигалкой и глубоко, со всхлипом затянулся. Руки чуть подрагивали.

— Не мельтеши, Леха. Мать, даже Едреная, тут совершенно не при чем. Подними глаза к небу…

— Эй, менты! Кончай базар! Или в обезьянник, или я пошел. И вообще, я требую адвоката! — Толян выпалил на одном дыхании все знакомые слова и сейчас таращил на них круглые негодующие глаза.

Стас, в три жадных затяжки, спалив сигарету, тут же закурил еще одну и переглянулся с Лехой.

— И где ты, Толян, таких глупостей нахватался про адвокатов? Телика насмотрелся? А, впрочем, не держу. Иди! — И, не скрывая злорадства, нагло улыбнулся. — Иди, иди…обезьянник на сегодня отменяется. Закрыт на переучет. Да и на завтра, мне кажется, тоже.

А у самого мысли в башке…хотя, какие к черту мысли?

— Леха, что ты думаешь?

— Вообще не думаю. Ты начальник, ты и думай. А я лучше вот этого дебила пристрелю, который загнал нас черт те куда.

Толян пучил глаза и крутил башкой, переводя взгляд с одного на другого.

— Эй, эй! Начальник! У тебя, что башню снесло? Кончай тереть между вами. Об чем базар?

В Лехиных шальных глазах появилась тихая грусть.

— И как такого не застрелить? Ведь всю жизнь мучиться будет. А так, глядишь, господь и зачтет за доброе дело.

Похоже, Толян по настоящему забеспокоился и пожалел о, добровольно сданном, оружии. Но Лехе уже надоели его, сосредоточенно размышляющие глаза, он повернулся к Стасу и, забыв о братке, проговорил.

— Я не знаю, Стас, что ты об этом думаешь, но мне кажется, что мое свидание с Настей произойдет не скоро. Вот тот пейзаж за спиной, с украшениями в виде молний, лучшее тому подтверждение.

— Согласен. А потому предлагаю ночь скоротать здесь. А утром уж примем решение. Бронники не снимать. Спать в полглаза. А лучше по очереди.

— А с этим что делать?

— Да ничего. И ствол отдай. Собрался уходить, пусть уходит. Хочу посмотреть, далеко ли уйдет.

Леха безропотно достал «ТТ» и кинул остолбеневшему братку.

— Держи, стрелок — самоучка.

— Пацаны, кончай, в натуре, меня в непонятках держать! Я вам не лох какой-нибудь, а конкретный пацан. Имею право!

— Все равно не поймешь. Лучше для костра горючего натаскай пока не поздно! — Безапелляционным тоном распорядился Стас. — Ну, я кому сказал, шевели батонами!

Леха проводил, засуетившийся, стриженый монолит взглядом прищуренных внимательных глаз и тихо спросил.

— Как ты думаешь, Леха, это у них форма одежды такая что ли? Центнер дурного мяса в вперемешку с салом и поверх шеи темя с жующей пастью?

Но Леха пропустил его философский вопрос мимо ушей.

— Стас, ты тоже думаешь, что эта дырка работает по принципу — сюда, пожалуйста, обратно извините?

Стас поднял глаза к небу и вздохнул.

— Не знаю Леха. Спроси, что полегче. Давай лучше покурим, пока этот интеллектуал костер гоношит. А все ответы будем искать утром.

 

Глава 2

Ночью практически не спалось. Лежал, подремывал в полглаза. Слышал, как ворочался Леха. Даже сейчас, очевидно, переживал парень о несостоявшемся свидании со своей сероглазой Настей. И как тут не ворочаться, когда заявление в Загсе лежит. Ворочается. Но спит. А может не от переживаний ворочается, а оттого, что на голой земле лечь пришлось. А не приведи господь здесь, в этой траве скорпионы бродят и змеи ползают? Не известно, на каком свете уснул и не понятно, на каком свете проснешься. Не хочешь, да заворочаешься. Нет, чтобы разделить со своим боевым другом и напарником груз тяжких размышлений.

А Толян даже не спит. Отдирает, как говорит соседка, баба Люба. Храп выдает такой мощи и силы, что никаких децибел не хватит для его измерений. Земля дрожит. Завидный характер у парня.

Костер, который его стараниями разожгли, давно погас. Даже остывшую золу свежим утренним ветерком разносит по пустырю. Или это не пустырь, а чисто поле? В неведомой земле?

Под бронник заползла, какая то мелкая зубастая сволочь. Изгрызла все бока, зараза. И что особенно обидно, не почешешься.

Поднес руку с часами к глазам и посмотрел на стрелки. Странно. Часы, словно остановились. Стрелки не продвинулись вперед не на одно деление. Приложил к уху, послушал,…ходят. Потряс над ухом, как у умных людей водится. Механизм работает, колесики тикают. А стрелки даже не дрогнули. Загадка природы!

Показалось, что стало чуть светлее. Встал и для приличия помотал руками в разные стороны, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. Осторожно ступая, чтобы не потревожить молодой утренний сон Лехи и братка, направился туда, где предположительно должно было быть злополучное отверстие. Долго всматривался, ощупывал и обшаривал руками. Прополз на коленях полгектара. Безрезультатно! Нет не входа, не выхода. Заросло. Затянуло. Как и не бывало!

Сел в траву. Закурил. Подумал, что сигареты надо бы поберечь. Хорошо, что имеет сволочную привычку с давних пор класть в карман по утрам две пачки сигарет. Долго оглядывал горизонт.

Заворочался Леха. Сел, помотал чубатой башкой, приводя себя в чувство.

— Уже куришь? Натощак?

— Извини. — Равнодушно улыбнулся Стас. — Завтрак еще не готов.

— Ну, тогда и я без завтрака. — Согласился с доводом Леха. Красиво щелкнул зажигалкой, затянулся и выпустил дым кольцами. — Что надумал?

Стас пожал плечами.

— Может, копать начнем? У этого бугая силы, как у танкового тягача. И мы поможем.

— Во первых не чем. А во вторых, наша пещера и эта гора, думается, абсолютно не совмещаются на одной прямой. А если и совмещаются, то расстояние, между ними может быть каким угодно…

— Ты так думаешь?

— Можно подумать, что у тебя другая мысль! На часы посмотри. Посмотрел? А теперь обозри бескрайнее небо над головой. Нашел, что-нибудь привычное твоему глазу?

Леха кивнул головой.

— Стоят…

— Ой, ли? А ты послушай.…А сейчас оглянись по сторонам. Особое внимание обрати на иллюминацию над головой. Это похоже на то, что осталось у нас за спиной, когда мы ломанулись за этим чучелом?

Леха сжал губы и свел брови на переносице. Включил мыслительный процесс.

— Версии?

— Какие версии? Ты пока дрых, я в поисках этих версий на коленках чуть до вершины не дополз!

— Так не сидеть же здесь!

— Вот в этом ты прав, мой дорогой напарник. Только в каком направлении не сидеть?

Леха вскинулся на ноги и завертел головой, оглядывая не знакомые просторы.

— А вон, кажется, тропа или позабытый проселок. — Указал он рукой. — Куда — нибудь, да выйдем.

Из травы поднялась стриженая голова.

— Эй, пацаны, кончай пургу гнать. Чет, я не как не въеду в ваш базар. Мне домой надо. Какой проселок? Я согласен, типа, на чистосердечное!

— Все, Толян. — Леха не мог упустить такой возможности порадовать братка. — О доме забудь. О дружбанах тоже. И чистосердечное писать не надо. Амнистия. Вступаешь на светлую и длинную дорогу новой жизни.

— У тебя, опер, в натуре крыша протекает, что ли? Какая светлая дорога? Ищем дыру и ползем обратно. Там уже конкретно спасают…

— Про башню и про крышу ты вчера уже упоминал. Это не актуально. Порадуй чем нибудь новеньким. Можешь даже телегу, Толян, прокурору накатать. Так, мол, и так…спешил сдаться нашим доблестным правоохранительным органам, но….Сколько классов закончил? — Леха внимательно всмотрелся в размышляющее лицо братка и уверенно закончил. — Можешь не отвечать. Сам понял, что девять. Справишься. А мы пойдем. Жаль только заявление не дойдет до адресата. Почтового ящика не видно.

И не дожидаясь, пока Толян переварит полученную информацию, подошел к Стасу.

— Идем?

— Пошли.

И оставив Толяна в состоянии тяжкого раздумья, они зашагали в сторону проселка.

Шли молча, бездумно глядя себе под ноги.

— Представляешь, Стас, хохму. Завал расчистят, а нас там нет. Шеф умрет от ярости. У тебя, сколько дел в столе осталось?

— Ты лучше думай, что Настя скажет. — Равнодушно ответил Стас. — Шеф переживет. А вот Настя!

— Даже думать не хочу. Полный абзац. И заявление подали. И свадьбу назначили…

За спиной послышались торопливые шаги.

— Начальник, я с вами. Что мне там сидеть? Откуда им знать, в какую сторону мы пошли? Пока все щели, в натуре, обшарят. — Мысль вильнула в сторону, и он совершенно естественно переключился на другую тему. — Жрать охота.

— Вот с этим, друг ты наш Толян, труднее. Стекляшка на горизонте не просматривается. — Леха ехидно посмотрел на парня. — Хотя тебя неделю можно смело не кормить. Внутренних запасов хватит.

С юмором у Толяна было туго, и он обиделся, надолго замолчав. Так подумали опера. Но не Толян. Решив, что характер свой проявил в полной мере, он подкатился с новым вопросом, поставившим их в тупик.

— Начальник. — Толян поравнялся с Лехой, который почему то вызывал у него больше доверия и, доверительно заглядывая в глаза, спросил. — Типа, день уже, а все как ночь?

Леха опешил от неожиданности и остановился.

— Ну, Толян! Ну, голова! А, в самом деле, Стас, если судить по состоянию аппетита, дело должно продвигаться если не к обеду, то к полднику уж точно. Или как называется эта штука между завтраком и обедом? А ночь, вроде как, и не думает кончаться.

— Вопрос не ко мне. Я мент, а не физик. Толян, не трать энергию понапрасну. Когда ты думаешь, твой организм съедает все, что сохранилось в твоем желудке от вчерашней трапезы. Что для тебя сейчас важнее? Мозг? Или остальной организм?

Выбор был не велик. Но над этим стоило подумать, и Толян на какое время предался размышлениям.

Зашагали снова. Толян, весь с головой ушедший в размышления, отстал так, как делать два дела одновременно, как оказалось, для него было не под силу.

— И все-таки, что это за последний день Помпеи у нас за спиной, Стас?

— А тебе не все равно?

— Да, как бы нет.…К тому же получка скоро.

— На депонент переведут. Знаешь, сколько накопится? Сразу колеса купишь. Как у этого крохи.

— Спасибо. Ты настоящий друг. Утешил.

— Да, ради бога. Не жалко. Ты, Леха, лучше вон туда посмотри. — Небрежным жестом он указал вперед и чуть в сторону.

— Ну, смотрю. — Равнодушно отозвался Леха. — И что я должен там разглядеть?

И тут же подавился слюной.

— Только без эмоций. — Предупредил Лехино богохульство Стас. — Что видишь?

— Вроде бы что-то вижу. — Не уверенно произнес напарник.

— Ты кота за хвост не тяни. Говори по существу. Что-то и я вижу. На тебя Толян плохо влияет?

— Что Толян? Чуть чего и сразу Толян! Лучше бы я вчера маскам сдался!

В руках у парня сотик, а на лице крайнее изумление.

— Хотел с пацанами по трубе связаться. Думал, у них узнаю, что и как…

— Ну и… — Опера переглянулись.

— Не отвечает. Аккумулятор полный, перед самой стрелкой на зарядку ставил, а не отвечает. Что характерно, труба новая. Неделю назад купил.

Широко раскрытые обиженные глаза смотрят на Стаса доверчиво и открыто.

— Ладно, Толян. Не бери в голову. Обули тебя, наверное, такие же братки, как и ты сам.

— Так я же их, как вернусь, на фарш пущу! — Возмутился Толян. — Порву, как Тузик тапки.

— Не переживай, Толян. — Шутит Стас. — Не дотянули сюда еще соты. «Вне пределов досягаемости…». Зачем тебе мокруха?

Хотя Стас и не пользовался доверием братка, но на сей раз, ответ его вполне удовлетворил. Он хрюкнул и уставился туда же, куда глядел Леха.

Впереди проступали очертания города. Или геометрически правильное нагромождение скал…

Зашагали быстрее. Километр. Два…Леха измерял расстояние шагами. Город, или что там было, не приблизился не на шаг. Толян пыхтел, как паровоз. Еще немного и рухнет в траву, не выдержав борьбы с изнуряющим голодом.

— Зря, пацаны, мы в эту сторону рванули. Это похоже на марьяж. Я такую беду у таджиков видел, когда в командировку мотался. И в школе рассказывали. В пустынях, где воды мало, всегда марьяж показывает. Человек идет, идет и раз,…кони бросил. — Поскреб ногтем стриженную под «ноль» голову и уточнил. — В смысле ласты подрезал.

Леха остановился, как вкопанный. Словно на каменную стенку налетел. Повернулся к братку и с огромным нескрываемым интересом выкатил на него глаза.

— Толян, я тебя умоляю!

— Леха, не вяжись к пацану. — Стас спрятал улыбку в уголках губ. — Откуда ему знать такие тонкости? А, вообще, может быть он не так уж и не прав. Устами младенца глаголет истина.

— Хорош младенец! В нем одного дурного мяса центнера полтора. Не считая сала и костей.

— Ну и зачем ему тогда мозги? Толян, может, ты хочешь вернуться?

Толян, так и не успевший обидеться, на всякий случай снова всхрапнул, но отрицательно замотал головой.

— Нет уж. Впутали меня в эти заморочки, так и выпутывайте сами. Я тут не при делах. С вами пойду.

Зашагали снова. И выпрыгнули в пронзительно солнечный день. Над головой в зените ярко брызжущее светом и теплом солнце. За спиной непроницаемая тьма, в глубине которой сверкающие автогеном молнии, в отблесках, которых можно было рассмотреть мрачные контуры черной угрюмой горы.

А в какой то полусотне или сотне шагов нависла над равниной могучая средневековая крепость.

— Не хрена себе навороты! — Выдохнул Толян. — Откуда эта ископаемая?

На этот раз Леха промолчал. Он и сам не сумел бы выразить свои чувства точнее. Ископаемая и есть…

Высоченные стены, сложенные из неподъемных, грубо отесанных камней, вонзились в землю, уперлись в нее грозными сторожевыми башнями, глядя во все стороны прищуренными бойницами, нахохлились вороньими гнездами, из которых в любую минуту могли, того и гляди, выпорхнуть стрелы и болты арбалетов. А над всем этим грозным величием, над исполинскими стенами дыбились башни цитадели, последний оплот защитников крепости, с выцветшим и выгоревшим на солнце стягом.

— Улет! — Толян не смог удержаться от емкого комментария. — Я по видаку такую хохму видел.

Стас покосился в его сторону, но промолчал.

Долго стояли, всматриваясь в проемы бойниц, в узкие промежутки между зубцами и ожидали что, вот-вот плеснет в их сторону поток из сотен стрел. Но крепость молчала. И только на площадках сторожевых башен маячили одинокие фигурки часовых, словно не желающих замечать их появления.

Стас сделал осторожный шаг вперед, и сразу же ворота въездной башни распахнулись, и навстречу вылетел отряд из нескольких, закованных в полный рыцарский доспех, всадников. Выставив вперед копья со сверкающими на солнце наконечниками, они тяжелой не торопливой рысью направились в их сторону.

— Стас! Не знаю как вы с Толяном, но я вовсе не настаивал, чтобы хозяин встречал меня на пороге. — Прошептал, останавливаясь, Леха, и потянулся к кобуре с пистолетом. — Я человек не гордый и, сам знаешь, привык своей рукой двери перед собой открывать. Или ногой… что, порой, предпочтительней.

Стас вздохнул и шагнул вперед, как и подобает офицеру-руководителю. Черти бы взяли эту ответственность! Затем поднял правую руку, привлекая к себе внимание всадников. Но те неслись на них, даже не помышляя останавливаться.

И он прыгнул в сторону. Еще быстрее оказался Леха. И только Толян все стоял, широко открыв рот, и восторженно смотрел на эту необычную группу.

— Прыгай!

Но прыгать было уже поздно. И Толян сделал то единственное, на что оставалось еще время. С, неожиданной для его комплекции, кошачьей грацией, он шагнул в сторону, сделал пол-оборота на право и двумя руками ахнул в, закованный панцирем, лошадиный бок. И… растянулся пластом на земле.

— Не понял! — С нескрываемой обидой в голосе проревел он, прыгнув на ноги и нашаривая взглядом обидчика. Но рядом уже никого не было. И он снова повторил то единственное, на что был способен в эту минуту. — Не понял!

Леха поскреб у себя за ухом.

«Марьяж и есть. Прав Толян. — Хотел сказать он, но раздумал. Не сказал. — Стас за это бабки получает, пусть он и шевелит мозгами».

Но Стас с выводами торопиться не стал. Задумчиво посмотрев в сторону, стряхивающего с себя пыль Толяна, он снова вздохнул и, не сказав не слова, двинулся в сторону, все еще, распахнутых, ворот.

— Не ушибся, болезный? — Услышал он за спиной, полный сочувствия, голос Лехи. Не удержался таки, парень, чтобы не уколоть Толяна. — А ловко он тебя наколол! Ты и не ожидал? Да ты не расстраивайся. Командир наш еще шустрее оказался. Вон как сиганул в сторону. От бандитской пули так не шарахался, как от этого железного дурака прыгнул.

Не может Леха жить без того, чтобы не залезть под кожу. Отца родного не пожалеет.

— А сам то! — Не остался в долгу Толян.

— Так и я не рыжий. Что я хуже вас что ли? А ты заметил, Толян, куда они поскакали?

Толян кивнул головой.

— Туда, откуда мы пришли. Только кого они там искать собрались? Мы то здесь, а больше там я никого не видел.

— Глубокая мысль! Уважаю. Я тоже это заметил. Вот только почему я не слышал конского топота? А? Толян?

— Тут и думать нечего. Крыша со страху поехала. — Убежденно ответил Толян. — У меня у самого очко заиграло, когда он на меня наехал. То иголка не пролазит, а то кирпич целиком проскакивает.

Леху, казалось, убедил простой и ясный ответ братка и он замолчал, упершись немигающим взглядом в спину своего боевого друга и напарника. Но долго молчать он не умел. А хуже всего, не хотел.

— А ты что думаешь, Стас?

— А я вообще не думаю. Мне за «думать» не платят. — Нехотя пробубнил тот в ответ. И остановился перед воротами.

Леха, бросив Толяна, привычно встал рядом.

— Да, начальник, ОМОН вызвать практически не возможно. Придется входить первыми. — Посочувствовал таки, подлец. Вырастил на свою голову! — А давай, Толяна вперед пустим? Мы с тобой вполне за его спиной вдвоем укроемся.

— А че это сразу меня? Я вашим ментовским штучкам не обучен. На меня и так лошадь чуть не наехала. — Возразил тот.

Но Леха не унимался.

— Так не наехала же. Вот если бы наехала, тогда другое дело. Тогда бы это квалифицировалось, как производственная травма. А еще лучше, дорожно-транспортное происшествие. И ты мог бы даже потребовать по суду компенсацию за, нанесенный твоему здоровью, ущерб.

— И сколько? — Толян наморщил лоб.

— Все зависит от того, куда бы она своим копытом тебе наступила. Но ты, друг мой, об этом поздно подумал. Поезд ушел. В смысле лошадь ускакала! А мог бы крутые бабки не за что срубить!

— Так хотела же! — Парень с пристрастием оглядел просторную переднюю часть своего туловища, пытаясь угадать, куда бы она могла ему наступить своим кованым копытом.

— А кто подтвердит? Лошадь то ускакала. Фиг ее догонишь. А догонишь, разве сознается? Конечно, можно бы было за моральный ущерб предъяву сделать! Но как? Свидетелей нет! Стас в это время мордой в траве лежал и вряд ли что видел. Я по другую сторону примерно ту же позицию занимал. И только ты геройски отражал нападение превосходящих сил противника в лице означенной лошади и того железного дурака, который сидел на ней.

Стас досадливо поморщился. Поймет простодушный парень рано или поздно, что оставили они в той клятой пещере все свои права работников славных правоохранительных органов вместе с обязанностями и… пропала Лехина озорная морда. Вместе с зубами. А со стоматологами здесь, наверняка, трудности.

Будь, что будет. Снял пистолет с предохранителя, передернул затвор, загоняя патрон в патронник, и шагнул вперед, охватывая взглядом все пространство крепости на 180 градусов.

В крепости обычная гарнизонная суета. Снуют бойцы между приземистыми каменными казармами. Отличить их от иного люда не трудно по одежде и по другим характерным приметам, присущим только военному человеку, приметам. На широкой площади перед цитаделью или замком, хоть как его назови, все едино, возы да лотки с товаром. Привезли из соседних деревень мужики всякой всячины и пытаются сбыть свой товар поскорее, чтобы засветло вернуться домой. Между ними редкие покупатели мельтешат. Торгуются до хрипоты, цены сбивают. Как везде. И как всегда. Как было. Как есть. И как будет. У обглоданных коновязей лошади. И не дьявола не слышно. Строевые и рабочие. Лениво хрупают сено, изредка отбиваясь хвостом от назойливого гнуса.

А их словно и не заметили.

— Они, что все здесь ослепли что ли? — Прошептал в ухо Леха. — Мы же, можно сказать, по парадной лестнице поднялись…

— А ты обиделся что ли? Так трахни кулаком по столу. Или Толяна попроси. У него лучше получится. — Не довольно отозвался Стас.

— Трахнул бы. Если бы стол нашел.

— А ты по воротам. Смотри сколько на них железа. То-то грохоту будет! — Усмехнулся Стас и, пряча пистолет в кобуру, зашагал к возам.

— Что — то сообразив, Толян вырвался вперед.

— Пацаны, я голый. Мы на стрелку бабки не берем. Вернемся, отдам. Вон, на той телеге даже живые гуси продаются. А рядом мужик окорок продает. Яички.… У меня, как бы, сразу брюхо свело.

Лехины косматые брови поползли вверх.

— Забожись!

Но поймал на себе грозный взгляд Стаса и умолк.

— Не будет вам здесь не гуся, не цыпленка. И даже дохлой курицы не получим. Мираж. Фантом. Призрак. Как Толянова лошадь. Не веришь? Смотри… — И шагнул навстречу, спешащей, куда то с корзиной в руках, пожилой женщине.

Леха и Толян замерли, в ожидании возмущенного крика и всевозможных ругательств, достойных эпохи средневековья. И может быть даже с легким мордобоем. Но ничего не произошло. Словно не заметив Стаса, женщина прошла сквозь него и скрылась в дверях одного из домиков, лепившихся почти вплотную к крепостной стене.

— Поняли? Или еще доказательства нужны? — Спросил он, пытливо заглядывая в их лица. И зло, почти с ненавистью, добавил — Приз — рак!

Постоял, задумчиво глядя себе под ноги, и напрямую, через торговые лотки, казармы и свинцово серые крепостные стены, ссутулившись, зашагал прочь из крепости.

За ним очень резво заспешил Толян, с сожалением поглядывая на, оставшегося не тронутым, гуся и прочую снедь, которую по не известным причинам нельзя пустить в дело. Не меньшее сожаление вызывали и круглые караваи подрумяненного хлеба. И кувшины с молоком, и аппетитные круги колбасы, которые должны бы были источать на всю площадь запах чеснока, но почему, то не источали. Могучий желудок уже не пел, а рыдал на все голоса. Страдальчески морщась, Толян рванул вслед за Стасом, проклиная ту злосчастную минуту, когда черт подбил его на роковой выстрел из пистолета. Отчаяние его было так велико, что стой перед ним стена из настоящего камня, он и через нее прошел, лишь бы поскорее убежать от картины, преступно вызывающей, средневековой еды.

Разочарование Лехи было не меньше, но он был более привычен и приспособлен к тяготам и лишениям оперативно — розыскной деятельности. К тому же привык доверять решениям своего старшего напарника, а поэтому он легче Толяна превозмог стенания своего желудка и, постояв в задумчивости ровно столько, чтобы показать, что и у него кое-какие мыслишки водятся, кинулся за ними вдогонку.

Но Стас шел, не останавливаясь и не оглядываясь по сторонам. А поглядеть было на что. Длинные пологие холмы, чуть заметно поднимающиеся над равниной, были сплошь усеяны разноцветьем цветов. Такой яркий праздничный наряд редко встретишь сейчас на родном его Урале. Купавка стала такой редкостью, что занесена в Красную книгу. А эта первобытная, или первозданная краснота слепила глаз. Далеко слева на фоне нестерпимо голубого неба, отливая синью, красовалась великолепием формы одинокая гора, словно снятая с картин Рериха. Увидел бы, если бы посмотрел вокруг.

Но он шел, видя перед глазами только носки собственных поношенных кроссовок. Леха поравнялся с ним и несколько раз пытался с ним заговорить, но Стас пер и пер вперед, даже не поворачиваясь к нему.

Наконец остановился и обвел их жестким требовательным взглядом, как он это умел иногда делать. Такой взгляд в их родном отделе не каждый мог выдержать, даже если на погонах звездочек было больше.

— Привал! Надо отдохнуть, прежде чем пойдем дальше. А заодно и обсудим наше положение. — Распорядился он и первый повалился в траву, утонув в ней с головой.

Леха с Толяном переглянулись. Но оспаривать его решение не стали. Стас тем временем достал сигарету, щелкнул зажигалкой, затянулся и с отвращением поморщился. На голодный желудок дым горчил. Посмотрел сквозь пластмассовый баллончик зажигалки и повернулся к Лехе.

— Дай-ка мне свою зажигалку. — Попросил он, вытянув руку с раскрытой ладонью.

Не задавая лишних вопросов, Леха молча вложил в его ладонь свою зажигалку. Так же молча, Стас встряхнул ее перед глазами и положил в свой карман. Леха пожал плечами, но зажигалку назад не потребовал, ожидая, что скоро само собой все разъяснится.

Но Леха молча курил, бережно стряхивая пепел за спину. Толян елозил на заднице, раскормленное брюхо не как не хотело помещаться между поднятых коленей, и жалобно поглядывал то на одного, то на другого.

Докурив сигарету, Стас тщательно вдавил ее в землю и поднял глаза на своих непривычно молчаливых спутников.

— Вот что я хочу вам сказать, друзья мои. То, что было вчера, вы помните. То, что есть сегодня, видите… — Помолчал, глядя на букашку, неторопливо ползущую по листу ярко красного цветка, и чуть слышно закончил. — А того, что будет завтра, не знаю не только я, но не знает даже господь бог.

— Ты к чему это гнешь, Стас? — Осторожно спросил Леха и наткнулся на холодный внимательный взгляд.

— Я тоже не врубаюсь… — Заикнулся Толян. И поперхнулся, поймав на себе такой же взгляд серых глаз Стаса.

— Леха, ты наверняка знаешь, что в свое время мне пришлось уйти по известным причинам с четвертого курса физмата, причем перед самой летней сессией. За что и как, не суть важно.

— Ну, знаю. Хотя не пойму к чему ты клонишь.

— Очень хорошо. Значит, ты догадываешься, что кроме уголовного кодекса, я иногда по старой памяти листаю еще и иную литературу на ночь. Есть такая дурная привычка, знаешь ли.

— Стас, не тяни! А то ты как в том анекдоте про полковое знамя…

Толян навострил ухо и уже хотел попросить Леху рассказать этот анекдот, но Леха нахмурил брови и парень передумал.

— А к тому, дорогие мои спутники, что домой мы уже вряд ли вернемся в обозримом будущем. Да и в необозримом тоже… Я ведь не зря тебе, Алексей, показал звездное небо. По крайней мере его кусочек. Ничего общего с тем, что ты видишь над головой, возвращаясь, домой, нет. Отсюда вывод.… Но с этим мы повременим.

— Ты думаешь, что…

— Я же сказал, с выводом мы повременим. Хотя первое, что

приходит в голову, так это всяческая чушь про временные туннели, эффект «червя» и прочая, прочая, прочая.

— А этот умник, — Леха кивнул головой в сторону Толяна, — бабахнув с детской непосредственностью, обрушил не только нашу скромную пещеру, но и, как я понимаю, эту «временную» беду.

— Примерно так. — Неохотно отозвался Стас.

— Так, может, не следовало удаляться от этой злополучной полыхающей горы? Дождались бы ремонтников… и обратно.

— Вряд ли. Система самовосстанавливающаяся. Иначе мы и в самом деле могли уйти обратно. А ворота за нами захлопнулись быстрей, чем Толян ноги оттуда успел выдернуть. К тому же неизвестно, как бы отнеслись к Толянову хулиганству, означенные тобой, «ремонтники». И закончим на этом. Речь о другом.

— Пацаны, кончай ботву тереть. Жрать охота! — Взмолился Толян, окончательно обалдевший от, свалившейся на его бедную голову, всякой всячины.

— Толян прав. Еще сутки и мы протянем ноги. Судя по обилию цветов, где — то недалеко должна быть река. А река в любом случае, это люди.

— А как же крепость? — Леха хватил себя ладонью по лбу. — Ведь откуда — то появился этот самый марьяж Толяна?

— Леха, спроси что-нибудь полегче. Крепость может, была, а может, будет. Может здесь, а может за тридевять земель. Но, во всяком случае, коснись это меня, я бы тоже ее поставил на этом месте. Или сдвинул ее чуть глубже.

Леха удивленно поднял брови, но с вопросом опоздал. Стас поднялся, бросил хмурый взгляд на чернеющее за спиной огромное пятно в огненных всполохах, сплюнул и зашагал прочь.

— Стас, зажигалку верни. — Скромно напомнил он.

— Пользоваться будем одной. Спичек нет. А сколько дней нам придется болтаться неприкаянными по этой земле, неизвестно. Беречь надо. И патроны тоже. Наше счастье, если парадокс Толяна и в самом деле существует. Кстати, часы снова заработали. Солнце в зените, можешь поставить на 12.

 

Глава 3

Шли еще три часа, пока не вымотались окончательно. Трудней всего приходилось Толяну. По круглому лицу пот в три ручья. Спортивная куртка потемнела от пота. Но держался молодцом. Леха несколько раз пытался избавиться от своего бронника, но поймав на себе строгий предупреждающий взгляд Стаса, скоро оставил эти попытки. Легче всего было Стасу. Сухой, поджарый, он шагал и шагал, казалось, совсем не зная усталости, лишь изредка бросая внимательные взгляды на товарищей по несчастью.

— Потерпите немного. — Наконец, приостанавливаясь, сказал он. — Вон, видите, зеленая полоска. Я так понимаю, что это лес. Там и остановимся.

Толян тяжело вздохнул, но деваться было не куда, и поплелся дальше. Леха понимающе кивнул головой и пожал плечами. Терпеть, так терпеть, понял Стас и повернулся к Толяну. Как бы не раскис. Сыроват мальчик.

Лес, приближаясь, медленно вырастал перед их глазами.

Вдруг Стас остановился, замер и поднял руку.

— Ложись! — Шепотом скомандовал он и бесшумно повалился в траву. — Толян, дай мне свою пушку. Да, не бойся. Верну. Там козы,… а с моим «Макаровым» на охоту не ходят.

Толян безропотно вложил в его руку свой пистолет и Стас ужом ввинтился в густую траву.

«Ловок, дьявол! — С завистью подумал Леха. — Работает, как пластун. Вот что значит, горячие точки»

Биография Стаса была мутная. Знали о нем только то, что он сам говорил. А говорил он мало. Пожалуй, если кто-то и знал о нем больше, так это милицейские кадровики. Но эти ребята не из разговорчивых. Но горячие точки были. Это точно. Еще во время стажировки слышал, что Стас перешел в опера из областного спецназа после ранения. А, может, и не из областного.… Так говорили.

Хлопнул выстрел и сразу же еще один. Метрах в ста от них из травы показался Стас. Постоял, взмахнул рукой, подзывая их к себе.

Бежали, запинаясь о густую траву, торопясь быстрее взглянуть на охотничью добычу. Стас встретил их растерянным взглядом.

— Вот не задача. А чем мы его разделывать будем? — Указал он на козленка. — У меня ножа нет.

Глотая слюну, Толян запустил руку в карман и спустя мгновение подал складной нож в нарядных накладках.

Стас взял нож, вернул ему «ТТ» и негромко распорядился.

— Тащи его к опушке. А ты, Леха, займись костром. За мной охотничье жаркое. Правда, без соли. Но, по слухам, соль употреблять вредно. Считайте, что сели на бессолевую диету.

Через час на опушке пылал костер, а в воздухе стоял густой ароматный запах печеного мяса. Не мудрствуя лукаво, Стас запек его на импровизированном вертеле, распластал ножом на огромные куски под нетерпеливые взгляды Лехи и Толяна, и выложил на широкие листы лопуха. А может и не лопуха. Их желудки уже не стонали, а слезно выли и по этому ботанические тонкости оставили без внимания.

Ели жадно, глотая слюну и пьянящий сок, слизывая жир и кровь с ладоней, чавкая и сопя от наслаждения.

— А знаешь, Стас, что-то в этом средневековье есть. Мне, кажется, я начал понимать этих поганых феодалов, которые так отчаянно цеплялись за свое темное прошлое. — Леха, урча от восторга, вгрызся крепкими зубами в кость, сдирая с нее последние кусочки мяса. — И понял бы их еще лучше, если бы на месте этого жалкого козленка оказалась его родная мамаша.

— А против папаши у тебя есть, какие то возражения? — Усмехнулся Стас.

— Признаюсь, к папе отношусь с подозрением по этическим мотивам. — Леха брезгливо искривил губы и с отвращением передернул плечами.

— И по каким же? — На абсолютно человеческим наречии, делая судорожное глотательное движение, изумился Толян.

— Козел, он и есть козел. — Серьезно ответил Леха, сыто щуря глаза, и повалился в траву. — Сейчас бы еще сквознячок устроить минут на триста. Как ты думаешь, командир? Спешить не куда. Все оперативки в прошлом. Толян, ты не против?

Толян в ответ проурчал, что-то мало вразумительное и абсолютно не членораздельное и повалился рядом.

— Сейчас бы еще…

— Толян, я тебя умоляю! — Взмолился Леха. — Только не говори, что тебе срочно необходим глоток воды.

Глаза закрывались от сытости. Их начало клонить ко сну. И сопротивляться этому желанию не было сил. Первым отчаянно захрапел Толян. Спустя короткое время его бодро поддержал и Леха. Дольше всех крепился Стас. Но и он сопротивлялся не долго. Веки отяжелели и закрылись само собой. Усталость брала свое.

Проснулся он от щемящего чувства беспокойства. Такое с ним случалось не часто. Но чувство это его еще никогда не подводило. В уши ворвался приглушенный конский топот. Привстал на колено и поднял голову над травой. На них во весь опор неслись с десяток вооруженных всадников. Ярко горели на солнце кольчуги. Мерно покачивались лезвия копий.

— Подъем! — Прошипел он. И не дожидаясь, когда откроются глаза, хватил того и другого кулаком. — Ползком в кусты. Быстро!

Одуревшие от сна и разомлевшие от жары, парни, мало что, понимая, покатились в кусты.

— Сдурел, что ли? Идиотом спросонья мог сделать. — Запоздало обиделся Леха и, только сейчас заметив опасность, ахнул. — Что делать будем?

— Когти рвать надо, пацаны. — Убежденно посоветовал Толян.

— Долго не пробегаем. Они верхом, все равно догонят. К тому же нам рано или поздно на контакт выходить надо. Как говорит наш психолог, нужна социализация. Или сначала легализация? Что важнее, Леха? Без команды не палить! Толян! Пальнешь, сам тебя пристрелю.

И не торопясь, поднялся из травы, держа пистолет в левой руке за спиной. Леха знал, что Стас одинаково ловко стреляет с обеих рук.

Словно не замечая поднятой руки, всадники неслись во весь опор. Вот передний приблизился уже на удар копья, лезвие которого нацелено в его, Стаса, грудь. Стас успел разглядеть бородатое, суровое лицо с прищуренными глазами. Рогатый шлем с оскаленной волчьей мордой поверх него. Или это не рога, а волчьи уши?

«Представление придется отложить на потом. — Мельком подумал он. — Говоря Лехиным языком, прения сторон не открываем».

А тренированное тело уже отклонилось в сторону, пропуская мимо разящий удар. Разворот на пятке. Ладони сжимают древко. Или ратовище? Так, кажется, оно называлось у наших далеких предков. Осталось немножко подправить его движение. Теряя опору, противник с грохотом валится на землю. А тем временем два стремительных шага вперед, конец копья в землю, толчок и тело летит навстречу подставленному круглому щиту. Удар двумя ногами, помноженный на удвоенную скорость, и новый грохот засвидетельствовал еще одну встречу с землей. Сейчас кувырок вперед, левая нога на колено и два выстрела в качестве заключительного аккорда. Патроны надо беречь, сам велел. Подчиненным пример надлежит показывать. С одной железной шапки рог долой, а вот у этого паренька наконечник копья туда же, вслед за рогом.

Леха с замиранием сердца и жуткой завистью следил за его акробатическими этюдами из кустов. Рядом что-то бубнил Толян.

Повернулся к нему.

— Ты что?

— Сталлоне рядом не стоял! Как в кине!

— Погоди. То ли еще будет. Стасу дай только во вкус войти!

А Стас уже снова стоит с высоко поднятыми над головой руками. На среднем пальце, зацепившись спусковой скобой, висит его «ПМ». Висит, но так что из него в любую минуту можно начать палить во все стороны.

— Эй, ребята! Давайте поговорим! — Слышит Леха его миролюбивый голос. — Мы не хотим с вами драться.

В двух шагах ворочается на земле, стараясь подняться, мужик с волчьей харей на железной шапке. Правда шапка уже не на голове, а рядом с ним валяется. Немного дальше второй от изумления в себя прийти не может. Этот, похоже, еще долго изумляться будет. Ноги Стаса выбросили его из седла метров на пять, да еще против движения. Остальные замерли, в не меньшем изумлении, произведенном на них то ли решительными действиями Стаса, то ли пальбой из пистолета. Быстрота, с которой все было проделано повергла бедняг в шок. Ничего не скажешь, умеет Стас убеждать.

— Все, Толян! Наш выход! — Потерял терпение Леха и выполз из кустов, передергивая затвор своего пистолета.

За ним, ломая кусты, появился Толян.

Стас оглянулся на Леху, укоризненно покачал головой и, шагнув вперед, протянул руку волчьеголовому. Мужик шарахнулся от него в сторону.

— Демон! — Крикнул, как послышалось Стасу, он и попытался отползти подальше.

— Да перестань ты. — Недовольно поморщился Стас. — Где ты такой дури нахватался? Сам посмотри,…какой из меня демон? Обыкновенный мент Стас Волков. Можешь считать, что прибыл в командировку. Ты только скажи своим ребятам, чтобы железом не махали. Нас этим не возьмешь. А у вас, наверняка, неприятности будут. Давай, давай руку. Ломаешься, право слово, как девочка.

Убеждал, как ребенка, нес всякую околесицу. И вроде бы помогло. Мужик подал руку, уперся другой в землю и поднялся на ноги. Был он на ладонь выше Стаса и просторен в плечах. И, может, поэтому долго смотрел на него исподлобья, соображая, как мог приключиться с ним такой конфуз. Затем повернулся к своим и что то гневно прокричал. Стас насторожился, вслушиваясь в незнакомые, и вместе с тем знакомые звуки. Какая то дикая галиматья из старославянских, украинских, польских и еще каких то непонятных слов.

— Леха, ты ридну мову не забыл еще?

— А я, на какой балакаю?

— Ты же хвастался, что твои предки с Кубани на Урал приехали.

— Так, когда это было! И не приехали. А пригнали. Еще при царе Алексее Михайловиче. За участие в восстании Степана Тимофеевича Разина. Вспомнил то же. К тому же моему далекому пращуру за антиправительственные выступления, говоря языком Уголовного кодекса, вырвали ноздри. Так его и звали Рваной ноздрей, хотя прозвище он носил знатное…Вострая сабля. Врубаешься? Осип Вострая сабля! От него и фамилия наша пошла — Востросаблины. А еще и Осиповы. Даже деревня такая была. С церквушкой. А что?

— Село. Если с церквушкой, то село. — Поправил его Стас. — Хотя подробности можешь опустить. Попробуй лучше поговорить, может получится что-нибудь.

Леха почесал затылок и выдвинулся на передний план.

— С чего начинать то, начальник? — Осторожно спросил он.

— А с чего хочешь. Хоть с анекдота. Да, перестань ты крутить! — Рассердился Стас. — Считай, что допрос ведешь.

— Так бы и сказал сразу, а то кричать начал.

Беседа продолжалась долго. Стас стоял рядом и молча курил, пытаясь понять содержание беседы, но потом махнул рукой на это не понятное дело и принялся незаметно разглядывать, стоящих в сторонке ратников.

Были они мужики не хилого сложения. Слабак столько железа на себе не утащит. А на каждом из них добротная кольчуга до колен. И поверх нее железных полос нашито по десятку, не меньше. Щиты, чуть не в метр в поперечнике, держат на левой руке. А щит, наверняка, собран из крепкого дерева, обтянут бычьей кожей и поверху окован стальными полосами. В стремя конец копья упирается. Слева у ноги меч в добротных ножнах. Вот это зря. Во время скачки по ногам хлещет и коню лишнее беспокойство. У всех луки к седлам приторочены тулы со стрелами. Луки короткие, чтобы с седла стрелять можно. Наборные, роговыми пластинами усилены. Большой беды от такого лука надо ждать, коли, в крепкие руки попадет. Если все обойдется, попробуем на крепость наши броники. Похоже, в дальний поиск, ребята, собрались. Сухой паек с собой везут. У каждого фляга с водой… литра на три.

— Стас, — Леха вмешался в его наблюдения, — Здесь, недалеко, стоит их крепость. Типа пограничной заставы. А они идут дозором к Сумеречной горе.

— К какой горе?

— К Сумеречной.…Потому что над ней всегда сумерки стоят. И вот уже несколько суток эта гора сверкает молниями. А для них это плохой признак. Или примета.

— Понятно. За нами шли.

— Нет. На нас они случайно набрели. На дым вышли. Но, если бы не ты, они порубили бы нас. Это точно. Уж очень мы подозрительно выглядим. И с этой самой горой у них отношения тонкие…

Стас усмехнулся.

— Неужели? А документы спросить?

— Начальник, они здесь бюрократию не разводят! Тверд… — Леха показал глазами на хмурого собеседника. — Он у них за старшего. А может и не Тверд, но очень похоже, говорит, что имеет приказ убивать всех, кто выходит из тени Сумеречной горы. Из нее, оказывается, и кроме нас гости появляются и не всегда с добрыми намерениями. Ты заметил, что он вперед двух человек отправил? Так сказать, боевое охранение выставил. Так, что вовремя мы оттуда слиняли.

— Ну, это бабка надвое сказала. — Неопределенно пожал плечами Стас. — Это дело, как говорится, обоюдное. У нас один Толян чего стоит. Правда, Толян?

— Без базара! Но ты, начальник! Они тебя сразу заценили. Особенно вон этот… — Толян кивнул в сторону старшего. — В натуре! Они такого бодалова у себя сроду не видали. Отвечаю.

Стас поморщился.

— Все, Толян. Переходишь на родной язык. Твое преступное прошлое осталось в недрах Сумеречной горы. Ничего не поделаешь, друг мой Толян, сам понимаешь, — рыцарские времена. Высокий стиль и море поэзии.

— Кончай парить, начальник. Мне эта ботва в школе… — Обиделся Толян и замер, раскрыв от удивления рот. — А вот этот чел похож на того, который утром мимо нас проехал. А вон этого я вместе с лошадью хотел столкнуть. Улет!

— Ну, Толян. Ну, голова! Леха, а ведь и в самом деле похожи. Но должен огорчить тебя, это не они. Наряд отличается. Спроси-ка у них, когда они из крепости выехали? И приглашай к костру, правда, угощать не чем. Так, может, они нас водичкой угостят?

— Дед, дай закурить, а то есть хочется так, что переночевать не где? — расхохотался Леха, запрокидывая голову, и повернулся к обескураженному десятнику.

Через четверть часа все сидели у костра и мирно потягивали вино, из пущенной по кругу деревянной фляги. Леха о чем — то говорил с десятником. И даже Толян пытался толковать со своим соседом. И только Стас остался не у дел. Откинувшись на локоть, он все еще с любопытством присматривался к новым знакомым.

— Леха, спроси его, возьмет ли их командир нас на службу. Ну что ты уставился на меня? Жить нам чем, то надо или нет? У меня других талантов не обнаружить, у тебя тоже их не густо. У Толяна даже спрашивать не надо. По роже видно.

— А при чем тут Толян? Как чуть чего, так сразу Толян. Я, если на то пошло, в службу безопасности могу устроиться. Или в бизнес уйду.

Пока Леха выяснял вопрос их трудоустройства, он поднялся и неторопливо подошел к ближайшей лошади. Вытащил лук, щелкнул несколько раз тетивой и потащил из тула стрелу. Десятник и все остальные разом повернулись к нему. Краем глаза Стас заметил, как несколько рук дернулись к ножам, больше похожим на короткие мечи.

— Леха, повесь-ка бронник на дерево, шагах в пятидесяти отсюда. Проверка на выживаемость!

Леху дважды просить не пришлось. Иногда он умел соображать очень быстро. На ходу, скидывая свой бронежилет, он широкими шагами заторопился к одиноко стоящему ветвистому дереву и прицепил его на сучок.

— Готово! — Крикнул он и отступил в сторону.

Стас не спеша, поднял лук с наложенной на тетиву бронебойной граненой стрелой, прищурил глаз,… пальцы правой руки задрожали у кончика носа.

«Владелец лука, не слабый дядька» — подумал он, до упора выпрямляя левую руку. Тетива щелкнула по рукаву джинсовки. Бронник, сбитый стрелой, отлетел на несколько шагов и упал в траву.

Не торопясь, Стас вернул лук на место и пошел к Лехе.

— Ну, как?

— Вмятина, как от пули! — В Лехиных глазах Стас увидел растерянность. — Думаю, если бы на десять шагов поближе и…

— Вот об этом «и» мы с тобой забывать не будем, если хотим выжить. Этот аппарат покруче наших спортивных луков, а тот за сто шагов стальную пластину насквозь прошить может. Как думаешь, не осрамился я?

— Какое там! Ты посмотри на них. «Отпад!», как бы сказал наш друг Толян. Я отвечаю. Ты этой стрелой их на повал сразил, стоит только посмотреть на их изумленные рожи. Добил, можно сказать.

Стас не удержался и скорбно вздохнул.

— Вот оно, тлетворное влияние преступной среды.

— Командир, решительно встаю на путь исправления. Зуб даю! Ты мне веришь? — На морде искреннее раскаяние, в глазах чертики пляшут. — Колись, где ты этот инструмент освоил?

— В пионерлагере. — Лениво отшутился Стас. — Что твой новый приятель предлагает?

— А что он может предложить? Двигать в крепость. Готов даже сопровождающих дать.

— В крепость, так в крепость. — Согласился Стас. — Начинать с чего — то все равно надо.

— А хочешь еще кое в чем проболтаюсь?

— Не тяни, все равно не утерпишь…

— Ты, оказывается, у них в родне ходишь, начальник.

— Не понял! Разъясни. — Вскинулся Стас. — Вот уж не как не ожидал здесь родню встретить.

— Ты маску на шапке их старшого видел?

— Ну, волчья харя.

— Это их родовой знак. Тотем, как говорят историки. А ты Волков. Вильк, по ихнему! Въехал? Или еще нет? Так, что если бы не близкородственные узы, может, и не было сейчас этого семейного застолья.

Мирную беседу прервал глухой конский топот. Возвращался дозор. И не возвращался, а летел в полный конский скок. Другое определение подобрать было трудно.

Старший Тверд прыгнул на ноги и побежал к привязанной лошади, на ходу выдергивая меч из ножен. Остальные, не дожидаясь команды, кинулись вслед за ним. Стас, с годами выработанной осторожностью, приподнялся над травой. И в это самое время один из дозорных вылетел из седла. Почти одновременно упал и второй.

Метрах в ста за дозором, разворачиваясь лавой, скакал отряд в несколько десятков человек.

Разглядывать нападавших было некогда. Тем более, что над головой просвистела стрела.

— Едрена Матрена! Так и на мягкой кровати не поспишь! — Возмутился Леха. — Стас, они что, с глузду съехали? Их же всех стрелами побьют!

В это время на землю повалился Тверд. Стрела, прорвав кольчугу, покачивалась черным оперением над ключицей.

Стас кинулся к его лошади и схватил в руки лук.

— Все в лес! — Закричал он, не жалея глотки. — Луки готовь! Леха! Повтори команду!

Тул за плечо, упал на колено, лук заскрипел в руках.

«Не слабый, однако, дядька». — Снова с восхищением подумал он, когда от напряжения свело плечи.

Зазвенела тетива. И первая стрела ушла в цель.

Рядом громыхнул выстрел. Это Толян начал палить из своей пушки.

— Я тебе постреляю! Голову отверну! — Ругнулся он. Патроны беречь!

Пальцы мелькали с неуловимой быстротой. Цапнул рукой за плечом. Пусто. Стрелы кончились!

— Леха! Стрелы!

Обернулся. От десятка осталась, в лучшем случае, половина. Но мужики держатся молодцом. Луки в руках играют. Перед опушкой лошади мечутся. Уцелевшие не дают нападающим вести прицельный огонь. А те целое цирковое представление затеяли. Хоровод устроили. Отступать не думают. Видимо подсчитали сколько человек осталось. Измором берут! Положение надо выравнивать. Не по правилам, но что поделаешь. Не мы первые начали.

— Толян, дай мне свою пушку. — Спокойным, почти равнодушным голосом попросил он. — Леха, скажи, чтобы бойцы прикрыли меня стрелами. Не жмись, Толян, ей богу верну. Леха, ты тоже ствол гони. Мне обоймы менять некогда. Под пули пусть не лезут…

— Стас, ты что задумал? — Забеспокоился Леха.

— Все нормально будет! — Успокоил его Стас и нырнул в траву. И, уже, тише добавил. — Или нет…

Дружно ударили последние стрелы.

— Он что задумал, начальник? Или башню снесло? — У Толяна глаза дурные. Каждый по блюдцу.

А у Лехи самого жим-жим. Можно сказать без дела просидел. Обидно, слов нет.

Стас посередине хоровода, как черт из табакерки выпрыгнул. Руки в стороны, на пятке крутится и садит из обоих стволов, как в тире на тренировке.

— У него глаза в разные стороны смотрят, что ли?

Упали на землю оба пистолета, а в руке уже Лехина пушка. Последних добивает на выбор, не целясь. «Макаров» из руки в руку перебрасывает. Оставшихся, не давая уйти, бил уже в спину

Леха слюну глотает пересохшим ртом. Сколько лет работают вместе, но о таких талантах даже подумать не мог. А мимо с мечами саженными прыжками бегут, звеня кольчугами, Стасовы родичи. Боятся, что без дела останутся. Побежал следом. Обогнал, кроссовки, не кованные сапоги, подбежал к Стасу. Тот стоит, озираясь по сторонам. По бледному лицу пот в три ручья катится.

Повернулся к Лехе.

— Я же сказал, что все нормально будет. А вы боялись…держи свой ствол. Толян пошарь в траве. Наши с тобой пушки где то рядом валяются.

Голос спокойный, только чуть с хрипотцой. Пошарил в карманах, доставая сигарету. Закурил. Выпустил струйку дыма из уголка рта, прищурив глаз. Щелкнул, зачем-то зажигалкой. задумчиво посмотрел на огонек.

— Как думаешь, возьмут они нас на работу?

Пальцы с сигаретой чуть-чуть подрагивают.

Леха, не ожидавший подобного вопроса, поперхнулся.

— Начальник! — В глазах Толяна восторг и обожание. — Да если бы наша братва такую хохму увидела! Да они бы с тобой с соседней улицы здоровались! В натуре. Ты посмотри, как эти на тебя смотрят! Боятся, что ты в них палить будешь.

Стас усмехнулся и промолчал.

— Пойдемте, посмотрим, кто это нас обидеть хотел? Да и земляки нас заждались. Леха, распорядись, чтобы коней в табун согнали. Не пешком же нам ходить…

Присел у ближайшего тела, расстегнул ремень под подбородком и сбросил с головы черный рогатый шлем.

— Мама дорогая! Откуда же чудище такое нарисовалось!

Толян, простая душа, чувства прятать не умеет. Что на ум взбрело, то и ляпнул. Похоже и Леха такого же мнения.

Под огромным бугристым лбом в зарослях из косматых бровей, глубоко посаженные крохотные желтые глазки. Между ними короткий, до невозможности короткий вздернутый нос. Настолько вздернутый, что ноздри смотрят на улицу. Толстые вывернутые губы с трудом прячут желтые клыкастые зубы. И все это разнообразие украшает редкая растительность.

— Это кто же такое?

Леха, не утерпел и прыгнул к следующему трупу.

— Стас, здесь такое же чудо лежит! Один в один. Одноклеточные они, что ли?

Стас, не вставая, посмотрел на Леху, и негромко, почти шепотом, сказал.

— Рожа, как рожа. Есть красавцы и похлеще. Ты на панцирь посмотри. Не сталь, а наши пули их не берут. Я же в него из Толянова ствола почти в упор первым выстрелом засадил. А уж потом под шапку… Понял? А одежка на нем не толще наших бронников. Отсюда вывод…

Леха, раздумывая, почесал бровь, но ответить не успел. Вперед выскочил Толян.

— А что тут думать, начальник? Приватизировать весь прикид и все дела! У наших то шмотки попроще будут. Знаешь, какое бабло срубить можно!

— Толян! — Стас укоризненно покачал головой. — Я что тебе говорил?

— Все, все начальник! — Толян извиняющее поднял обе руки, — Считай, что в завязке.

Стас выпрямился, постоял в задумчивости, отряхивая ладони, повернулся к Лехе, потом посмотрел на Толяна, перевел взгляд на уцелевших воинов дозора.

— Итак, бойцы. Как старший по званию, принимаю командование на себя. Раненых и убитых на носилки. Амуницую, в смысле трофеи, собрать и приторочить к седлам. Возвращаемся в крепость. Один во весь дух летит вперед. Береженого, бог бережет. Кто его знает, сколько таких отрядов вышло из тьмы. Считаю, что боевую задачу вы выполнили. — Сказал он негромко, но достаточно твердо и показал пальцем на Леху. — Кто не понял, вопросы к нему. Разойдись! И чтобы подошвы горели!

Повернулся к Лехе и, доставая очередную сигарету, шепнул.

— Только, кажется, мне, что торопиться нам уже некуда.

— Ты о чем, Стас?

Щелкнул зажигалкой, затянулся, прищурил глаз.

— Это я так, размышляю. А ты поторопи, поторопи своих земляков…

 

Глава 4

Путь до крепости оказался не близким и занял несколько дней. Давно исчезли под копытами лошадей цветочные поляны и редколесье. Начался густой лес с еле заметной дорогой, больше похожей на лесную тропу. Переправились через не широкую реку. Плот не плот, паром не паром…Плавсредство, одним словом. До крепости добрались ночью, когда чужое низкое небо было усыпано не знакомыми звездами.

Всю дорогу Стас ловил на себе внимательные взгляды. По началу оборачивался и, как мог, успокаивающе улыбался изо всех сил, демонстрируя дружелюбие. Но потом махнул на все рукой, тем более, что чаще всего в глазах в ответ на проявление своих почти искренних чувств, читал если и не страх, то явное опасение и недоверие.

Понять новых знакомых было не трудно. Окажись на их месте и сам, вероятнее всего испытывал бы, наверняка, что-нибудь подобное.

Появился неизвестно откуда, бог весть, в каком наряде. Мечет громы и молнии направо и налево. Телами всю поляну усыпал…Демон, не демон, но уж нечисть не потребная — это точно. Вот и смотрят, оценивают да прикидывают, что с ним сделать. То ли на дереве вздернуть, то ли на костре спалить к чертовой матери. А может удавить втихую и осиновый кол в сердце вогнать. Чтобы без дураков. Чтобы не восстал из мертвых.

Да что говорить об этих дремучих бородатых мужиках, если и Леха посматривает на него, словно видит в первый раз.

И только Толян, сбивая в кровь свою задницу о высокое жесткое седло, донимает вопросами. Пробудился в парне чисто профессиональный интерес.

Вот и сейчас, елозя с холки на холку, морща лоб и заглядывая в лицо чистым, не замутненным взором, лезет с очередным мудреным вопросом.

— Начальник, не держи меня за лоха…

— Толян, отлезь. Не до тебя пока. И не зови ты меня начальником! Ты не арестован, не задержан. А я больше не мент. Если мое имя запомнить не можешь, зови командиром. Простенько и со вкусом. И вполне доступно для восприятия.

Но от парня просто так просто не отделаешься.

Отстал только тогда, когда копчик в черепную кость уперся.

Завидев на фоне ночного неба близкие крепостные стены, со стоном и жалобными всхлипами, сполз с седла и, широко расставляя ноги, поплелся пешком, ведя коня в поводу.

Стас натянул повод, пропуская хозяев вперед и сочувственно улыбаясь, повернулся к Толяну.

— Толян, не отставай. Кто его знает, что здесь по ночам творится. А вдруг волки? Съедят и прописку не спросят.

— Уж пусть лучше волки съедят! У меня скоро задница через мозги вылезет.

Стас понимающе покачал головой. Поспешил со словами утешения и Леха.

Со всей, приличествующей трагическому моменту серьезностью, он потрепал парня по плечу.

— Толян, никогда не надо бояться того, что уже давно есть. Лучше постарайся сохранить мозги на привычном месте. От такой тряски они могут провалиться до самого твоего низу.

— Не понял!

Толян почувствовал подвох и с подозрением повернулся к Лехе.

— Да, ладно. Не парься. Можно и так жить. Живут же твои кореша. И довольно таки не плохо живут. И ты проживешь. По крайней мере, мигрени не будет.

Лехе явно наскучило молчание, и он был рад, что нашелся повод почесать язык.

— Твое счастье, Леха, что Толян на тебя только завтра догадается обидеться. — Рассеянно сказал он, разглядывая крепкие крепостные стены.

— Почему это завтра? Я и сейчас могу! — Не согласился Толян.

Крепость напоминала на первый взгляд ту крепость-призрак, которую они встретили, выйдя из-под сени Сумеречной горы. Но лишь напоминала. И то очень отдаленно. Такие же могучие крепостные стены опирались по углам на сторожевые башни. Но над каждой башней возвышался еще один ярус с прямоугольными, узкими бойницами и с зубцами, как у шахматной ладьи. В центральной прямоугольной башне чернели крепостные ворота. Для полной схожести с крепостью — призраком явно чего, то не хватало. Словно строили ее наспех, временно, предполагая достроить потом, но так и не собрались.

«Цитадели». — Понял Стас. — Цитадели, над которой жалкой тряпочкой висел вылинявший на солнце стяг.»

— Стас, может, поедем потихоньку? Есть хочется. — Леха толкнул коня пятками и поравнялся с ним. — И на Толяна уже жалко смотреть. В чем только душа держится. Про того жалкого козленка, которого мы съели, он и думать уже забыл. Правда, Толян? Я бы сам сейчас даже на козла согласился, которого так опрометчиво и совершенно не заслуженно обидел. Можно сказать, даже оскорбил не приличным выражением. А ты Толян?

— А мне и тогда все равно было. Козленок это или конкретный козел. Мне с ним не базар тереть.

— Вот видишь, Стас. Кругом ты был не прав, когда легкомысленно отказался от козла. Козлов стрелять надо. Правда, Толян?

— И тебя первого, раз ты больше не мент.

— Молодец, Толян. — Восхитился Стас. — Так ему, балабону. Нечего ждать до завтра. Начинай обижаться прямо сейчас.

— Я как поем, ему еще и не то скажу.

Толян был явно польщен похвалой, не собирался останавливаться на достигнутом и готов был покорять новые вершины. Леха скорбно вздохнул и опустил голову.

— Вот и хлопочи за него! Стас, давай команду. Поехали, что ли? — Поторопил он начальника.

Стас привстал на стременах, высматривая кого — то во тьме.

— Смотря, как хлопочешь, а то и по шее схлопочешь.

— Стас, не отвлекайся. Поехали!

Стас повернулся в седле к, молчаливо стоящим за спиной, воинам и махнул рукой.

— А ты, Леха, заметил, что молний над горой больше не видно? — Спросил он, мотнув головой, куда то за спину.

— Аккумуляторы сели, или за неуплату электричество отключили. В городах тоже всю иллюминацию на ночь отключают. Все, как везде. И ничего нового.

Стас бросил хмурый взгляд в его сторону. Похоже, Леха видел во всем этом пока увеселительную прогулку или, не отягощенное заботами, путешествие, взвалив все заботы на его, Стаса, плечи.

Ворота натужно заскрипели отворяясь, и из них показались людские силуэты с факелами в руках.

Стас тряхнул поводьями и шагом направился к крепости.

Ворота были приоткрыты ровно настолько, чтобы в них можно было протиснуться, не ободрав, вывернутых седлом коленей.

— Должно быть, кто-то сглазил нас. — Не удержался Леха. — Как началось все через пень-колоду, так и идет. Непруха! Толян, твоих рук дело? Хлебом-солью не встречают. Мало того, еще и по шапке норовят надавать.

— Так нас сюда, между прочим, и не звали. — Нехотя успокоил напарника Стас. — Сами притащились. А по позднему времени вообще могли ворота до утра не открыть.

Разглядеть, что — либо в мутном свете факелов было очень трудно. Да, признаться, было и не до того. Хозяева были не разговорчивы. Все, что надо узнать, они узнали у того молодого мужика, который был послан вперед. Молча дождались, пока они слезут с лошадей и так же молча повернулись и зашагали в глубь двора к темнеющим там постройкам.

— На редкость словоохотливый народ! — Не утерпел, чтобы не восхититься Леха. — Что не слово, то Цицерон с языка…

— Посмотрел бы я, какой Цицерон из тебя вылетел, если бы тебя среди ночи разбудили. — Вступился за хозяев крепости Толян. — А уж я то что бы тебе наговорил! Среди ночи разбудить, это еще хуже, чем натощак спать лечь.

— Толян, ты можешь думать о чем-нибудь, кроме еды?

— Так я и не думаю. Оно само думается. Ты сам первый начал. — Отмахнулся Толян. — То про козла вспоминаешь, то хлеба с солью просишь, а я виноват. Командир, можно я ему в ухо дам?

— Потерпи до утра. — Охладил его Стас. — Нельзя сор из избы выносить. Что о нас подумать могут? Тем более, что кажется уже, пришли. На постой определять будут.

Брякнули двери. Сопровождающие вошли в помещение первыми. Один из них запалил от факела свечу и, не сказав не слова, вышел.

Леха завертел головой, осматривая отведенное для них помещение, и скептически присвистнул.

— Не дворец!

— А ты думал, тебя прямо в мраморные покои отведут под белы ручки и на пуховые перины спать уложат?

Помещение было и в самом деле мрачноватым. Низкие корявые, сложенные из плитняка не оштукатуренные стены. Закопченный до черноты потолок. Крохотное оконце, закрытое вместо стекла кусочками слюды. Посередине на земляном утоптанном полу очаг, выложенный из такого же камня. Вдоль стен широкие лавки, покрытые звериными шкурами. И стол, сколоченный такой же умелой рукой, что и все остальное убранство комнаты.

— Хочется думать, что поселили нас сюда временно, пока не подыщут приличное жилье.

— А тебе не все равно? По мне так лишь бы клопов не было. — Равнодушно отозвался Стас и пошел в левый угол. — А ты как, Толян? Клопов не боишься?

Снова скрипнула и брякнула дверь. На пороге появился рослый малый, одетый, не смотря на ночное время, в полный боевой доспех. Поставил на стол кувшин вместимостью не меньше трех литров, а рядом пристроил стопку лепешек, размером чуть поменьше столешницы, и молча вышел.

— А вы боялись, что голодом спать придется. — Скупая улыбка появилась на лице Стаса. — Не судите, да не судимы будете. Мечтал о хлебе с солью, а они еще …Толян!

Но было поздно. Толян пил прямо из кувшина. Услышав окрик Стаса, он отдернул кувшин ото рта и поднял на него невинные, полные недоумения, глаза.

— Пить хочу. Думал вода, а это вино. — Пояснил он. — Бормотуха, но пить можно.

Леха подозрительно посмотрел на него и перевел взгляд на кувшин.

— Слюней напускал? А еще в школе учился!

Опять раздался протяжный скрип дверей, и тот же воин принес три глиняные кружки. Со стуком поставил их перед ним, постоял, задумчиво оценивая сервис, и решив, что все условности соблюдены, так же молча удалился.

Едва успели закрыться за ним двери, как Леха тут же разлил вино по кружкам, выхватил лепешку и умело свернул ее в трубку. Толян метнулся следом за ним. Последним подошел к столу Стас.

— За прибытие, командир. — Толян тянулся к нему с кружкой.

— За прибытие. — Негромко и не очень охотно ответил Стас.

— А вы заметили, что наши гостеприимные хозяева не стали закрывать нас? Значит доверяют.

— Еще бы не доверять! Командир им такую художественную самодеятельность устроил… со стрельбой и акробатикой. Где ты так научился?

— Случайно получилось. — Равнодушно отозвался Стас.

Встал из-за стола и с лепешкой в одной руке и с кружкой в другой подошел к дверям. Толкнул их не сильно плечом и застыл в дверном проеме.

— Что ты там увидишь сейчас? Тьма кромешная. Пока ехали, хоть звезды видны были, а сейчас и их не видно. Хоть глаз выколи.

Стас пожал плечами вместо ответа и Леха, махнув рукой, потащился к лавке с волчьей шкурой вместо перины.

— Не знаю, как ты, а я на боковую. До обеда не будить, при пожаре выносить в первую очередь. Так, помнится, говаривали в нашей доблестной армии. Вон, посмотри, младенец наш так и уснул с лепешкой в руках. А винцо и в самом деле не дурное. Голова ясная, а ноги не слушаются, и язык заплетается. Хорошо у них погранцы живут! Вместо чая винцо вкушают.

Стас проводил его задумчивым взглядом и присел на порог.

За спиной раздался молодецкий, заливистый храп и Стас с завистью оглянулся на своих молодых спутников. Не горя, не заботы.

Не торопясь, доел лепешку, допил вино и поплелся в свой угол. И, совершенно неожиданно для себя, сразу же уснул, успев подумать, что прав был этот чертов сын Леха, говоря, что бьет клятое вино в голову. А выпили то всего по кружке.

Спал, как в далекие и беззаботные курсантские годы. Без сновидений. И проснулся так же, по курсантски. Открыл глаза и сразу сел на лавке, стряхивая с себя остатки сна. Рядом давился храпом Леха, бормоча что, то не понятное во сне. Лавка Толяна была пуста. И на столе стопка лепешек вроде бы заметно похудела. Двери настежь распахнуты и в них нагло и бесстыже врывается солнечный свет.

Оторвал кусок лепешки, плеснул в кружку вина.

«Будем считать, что работаем в полевых условиях». — Успокоил он себя и, запивая лепешку вином, вышел на крыльцо.

Солнце поднялось уже на ладонь над горизонтом, и в крепости царила привычная гарнизонная суета. Армия есть армия, какой бы антураж не украшал ее суровые будни. Заметил в дальнем углу лошадей у коновязи. Должно быть конюшни. Не велика разница, если вместо боевой техники вроде танков, БТРов и БМПух здесь всего то лошади. За скотиной уход не меньше, а пораскинуть мозгами, так и вовсе больше хлопот. Вот и скребут скребницами, раздевшись по пояс, дюжие мужики своих скакунов, больше похожих на деревенских битюгов. Поливают водой, смывая вчерашнюю пыль, доводя до блеска лоснящуюся шерсть.

Кто, то чистит пудовый доспех, доводя кусочком шерсти до зеркального состояния каждое колечко, каждую пластику, каждую пряжку застежки. А вон и меч правит куском точильного камня, как крестьянин литовку перед покосом. Сыровато железо на здешних мечах. Не зря былинные богатыри друг друга топорами охаживали и пудовыми булавами молотили.

Посередине крепости колодец с воротом, похожим на колесо от восточной повозки. Тут же деревянные колоды с водой. Не женщин, не детей.

На верхних ярусах башен дозорные в полном доспехе. И крепостные ворота, несмотря на то что, на дворе давно день, до сих пор закрыты.

А вот и Толян. На голой шее золотая цепь, «голтяк», болтается. И в самом деле, что за бандюг без голтяка? Голтяк для них опознавательный знак. Как в армии погон. В Толяновой цепи не меньше пяти десятков звеньев. Такой цепочкой при случае и подраться можно. Не последний человек среди своей братвы Толян.

Вокруг него толпа из нескольких человек. Он посередине. Присел на корточках и руками разводит. Мужики сверху вниз на него поглядывают и переговариваются шепотом.

— Ну, кто следующий, пацаны? Все без обмана. Кручу, верчу…выигрыш плачу. — Долетел до Стаса бодрый басок Толяна. — Если видит глаз, выиграешь враз. Все без булды…туды, сюды…

Стас допил вино, пристроил кружку на камень, бесшумно подошел к ним и, привстав на цыпочки, заглянул в центр. То, что открылось его глазам, могло, кого угодно повергнуть в шок. Толян крутил наперстки, роль которых выполняли небольшие деревянные стаканы.

— Кто следующий? — Глаза Толяна лучились божественным светом, голос источал елей. — Выворачивай карманы, я играю без обмана.

Скосил глаза наверх. Заметил Стаса. И без тени смущения пояснил.

— А я тут детство счастливое вспомнил, командир. Братва вообще тащится. Я свою гайку на кон поставил, так они чуть было, не унесли ее. Фартовые пацаны! Еле отыграл.

— Накладут они тебе по шее!

Толян, уловив в его голосе явное осуждение, ответил обезоруживающей улыбкой.

— Они? Да никогда. Они, командир, вообще конкретные пацаны. Где они еще такой кайф словят? И у нас, типа, бабки появятся.

— Ну, смотри, Толян. Потом не жалуйся.

— Чтобы я, да на своих корешей барабанил! — Возмутился Толян. — Не держи меня за лоха, командир! Все по понятиям! Я отвечаю.

Содержательную беседу прервал громкий счастливый вой. Со стуком дверной щеколды клацнули челюсти. Стас обернулся. За спиной стоял Леха и с наслаждением зевал во всю белозубую пасть.

— Смотри, челюсть не вывихни. — Участливо предупредил его Стас. — А то лепешку не чем жевать будет.

— Со школьной поры так не спал. — Отмахнулся Леха. — Понимаю так, что вступаем в пору счастливой жизни. Не горя, не заботы. День прошел и ладно. И над душой никто не стоит.

Лепешка стремительно исчезла в его рту. С челюстью, вопреки опасениям, Стаса, было все в порядке.

— БОМЖ одним словом. И, все-таки, с выводами ты поспешил, напарник. Будут тебе еще и горе, и заботы. По самые ноздри.

— Скучный ты человек, гражданин начальник. — Леха с видимой жалостью посмотрел на него сверху вниз и скорбно покачал головой. — Живой, сытый и солнце над головой светит. А могли на такие галеры угодить, что и во сне не привидится. Правда, Толян?

— Подумаешь! Что, мы солнца не видали, что ли? У нас этого добра и раньше навалом было, в натуре. Вот если бы, типа, затемнение — другой базар. Затемнение — это прикольно. — Пренебрежительно фыркнул Толян, повернулся к Стасу и осторожно проворчал. — Весь кайф ты мне поломал, командир. Пацаны только фишку поймали. И мне фарт попер.

— Знаю я твой фарт.

Стас обреченно вздохнул. Бык, есть бык. Что с него взять? Весь ум в кулаках сфокусировался.

— Леха, заканчивай туалет. Пойдем начальству представляться. Надо же, как-то определяться с положением.

— Подумаешь! — Было явно видно, что Леха был не склонен драматизировать положение. — Надо будет, позовут. Нам командировочные не отмечать. День приезда, день отъезда.…А, ну что я говорил? Вот тот верзила точно за нами торопится.

Совершенно бесцеремонно указал пальцем в сторону торопливо шагающего в их сторону ратника, одетого в полный боевой доспех и с копьем в левой руке, в котором Стас узнал одного из тех, кто уцелел во вчерашней стычке.

— Армия, есть армия. Без вызова к начальству не ногой. Тебе ли этого не знать, дорогой мой командир? Любая кривая вокруг начальства короче всякой прямой. Аксиома известная далеко за пределами доблестных вооруженных сил. И смотри-ка, уважают! Не босяка какого-нибудь прислали, а справного бойца во всей воинской красе.

— А может это за Толяном? — Усмехнулся Стас.

— Командир, я не приделах.

— Как это не приделах? — Удивился Стас. — А распространение азартных игр? А обман мирных и не сведущих граждан? К тому же покушение на нравственность совершенно чистых средневековых душ.… И накрутят они тебе, Толян, на полную катушку. А полная катушка здесь, в смысле в этом веке, означает только одно — усекновение головы.

— Вот здесь ты, командир, не прав. За мошенничество полагалось четвертование и разбрасывание отдельных кусков преступного организма по всем частям города. — В Лехиных шальных глазах застыла скорбь. — Но ты, Толян, не отчаивайся. Крепость не город. Если и разбросают, то не далеко. Кроме того, можешь надеяться, что мы соберем все до самого крохотного кусочка, что бы достойно предать их земле со всеми подобающими церемониями. Так я говорю, командир? Но я думаю, суд примет во внимание смягчающие вину обстоятельства…

— Ты что гонишь, начальник! Какие обстоятельства? Какое усекновение? — Толян ошалело крутил головой, переводя взгляд с Лехи на Стаса, и наоборот.

Стас пожал плечами и равнодушно отвернулся, утратив интерес к продолжению беседы.

— А такие, что ты, как человек новый в этой живописной местности, мог и не знать всех законоуложений, а поэтому имеешь полное право на сохранение жизни, правда, с одной единственной рукой.

— Почему с одной? У меня их всегда две было. — Не согласился Толян.

— Так шаловливую ручонку тебе, наш юный друг, отрубят во избежание дальнейших соблазнов. И повесят на твою могучую шею рядом с твоим шикарным голтяком.

— За фраера держишь, начальник? — Толян почувствовал подвох в Лехиных словах и снова обратил свой взгляд на Стаса.

Тот не довольно поморщился и дернул бровью.

— Кончай дразнить мальца, Леха. Оденься, а заодно возьми мой бронник. Мне без переводчика пока не обойтись.

— Какого еще мальца? — Взбеленился Толян. — За лоха меня держите?

— Толян, заглохни! Успеешь еще сказать Лехе все, что о нем думаешь. Время будет. А сейчас не до разборок. Видишь, с приглашением на завтрак идут.

— Завтрак, это другое дело. — Согласился Толян. — Я же не знал. А то лепешки как-то не догоняют. Если на завтрак, то можно и подождать.

Стас, вполне удовлетворенный мирным разрешением разгорающегося конфликта, повернулся к, остановившемуся напротив, посланцу.

Мужик был роста не малого, с Лехой вровень. Но телом просторней. Могучие руки. Покатые плечи. И железа на себе таскал не меньше двух пудов. Из-под кованого шлема, по красному лицу в три ручья стекал пот.

— Воевода требует. — Прогудел он в бороду густым гулким басом.

Это Стас разобрал и без переводчика. Вместо ответа он согласно кивнул головой и указал кивком головы за спину в сторону распахнутых настежь дверей, в которых уже появился Леха в полной боевой готовности и с бронником в руках. Сзади его в спину подталкивал Толян, с пистолетом за ремнем.

— Пошли, что ли? А то люди заждались. Опять же, у Толяна скулы от голода сводит. Сколько той лепешки было? Так, на один зубок. А их у него считать, не пересчитать. — Лехины глаза светились радостью, словно его пригласили на шикарную тусовку. — И вообще скажу я вам…лепешка, не еда для мужчины-производителя, как говорил незабвенной памяти дед Щукарь. Вот если бы ковбаса, або сало… Правда, Толян?

Но Толян не склонен был так быстро забывать обиду. Вместо ответа он, что-то не разборчиво проворчал и заторопился за Стасом.

Долго искать воеводу не пришлось. Ждал он их в таком же приземистом домике, в каком переночевали они сами. Сидел на лавке, привалившись к стене и уперев толстые ладони в колени. Дремучая борода просторно разметалась по груди, затянутой в кольчугу. У пояса в ножнах покоился длинный боевой нож, больше похожий на короткий меч. Стас не заметно оглядел воеводскую «канцелярию». Будь это там, в прежнем мире, он бы сказал, что воевода не чинодрал и не бюрократ. Убранство более, чем скромное и богатством в глаза не бьет. Вокруг стен лавки. Вдоль одной из них просторный стол, явно рассчитанный на могучих едоков, таких, которые не только любят покушать, но при случае еще хлопнуть раз-другой по столу в запале вместительной кружкой, а то и грохнуть по нему кулаком. На стенах развешано различное оружие. Мечи на любой вкус, умение и силу. Боевые, засапожные и метательные ножи. Кольчуги и байданы вперемежку с богатыми панцирями и копытными доспехами. В углах привалены щиты для конного и пешего боя. Здесь же, как жерди выстроились копья и рогатины. Поискал глазами печь и, не обнаружив таковую, подумал, что хоромина служит скорее оружейной комнатой, чем канцелярией.

Воевода, похоже, не торопился с расспросами. Не стал торопить события и Стас. Словно не замечая на себе угрюмого ненавидящего взгляда, он, закончив изучать арсенал крепости, принялся разглядывать самого хозяина но, вспомнив законы вежливости, сдержанно наклонил голову и вежливо произнес.

— Исполать тебе, воевода. Или как там у вас говорится…

Воевода в ответ, что-то хмуро пробурчал.

— И тебе того же. — Перевел толмач Леха.

— Да я уж понял.

— Спрашивает, не ты ли из малого арбалета поразил огненными стрелами орков?

— А то он не знает! — Пожал плечами Стас.

— Зачем в своих стрелял?

— Скажи ему, что здесь мы еще родни не отыскали. А с этими характерами не сошлись. — Хмыкнул Стас. — И, вообще, с какой стороны он в этих страхолюдинах для нас своих обнаружил?

Леха, как водится у них, у переводчиков, быстро застрекотал, но угрюмый воевода не дал ему договорить. Привстав с лавки, он неохотно поднял руку и вытянул ее с раскрытой ладонью в сторону Стаса.

— Пистолет твой просит.

— А не обожжется? — Криво улыбнулся Стас. — Я же не прошу его железо.

Воевода выслушал ответ, и на его угрюмом бородатом лице появилось подобие мстительной улыбки.

— Стас, — Леха явно забеспокоился. — Этот гад дремучий, похоже, подловил тебя. Он предлагает тебе выбрать меч…для поединка. Думать лень, так он решил таким образом от нас отмазаться. За что — то он нас здорово не возлюбил!

Стас еще раз окинул беглым взглядом коллекцию оружия, подошел к стене и взял понравившийся меч. Осмотрел лезвие, попробовал его на ноготь, зачем-то щелкнул по нему пальцем. Кистью крутанул его перед собой и неуловимо быстрым движением перекинул в обратный хват.

— Леха, — Толян забыл о всяческой субординации, — Этот слон его сапожищами растопчет. Командир же ему до подбородка не допрыгнет.

— Толян, не ски ногами. Не до тебя. Если он так решил, значит так и будет. Стас просто так соплей о землю не ударит, а сначала подумает да примеряет, где ее половчей пристроить. Чувствую я, что нас снова ждет цирковое представление.

Но Толян с явным недоверием покрутил головой на могучей шее и развел руками.

— Не врубаюсь я, начальник, и чего он на нас наехал? Грохнули бы их там и все дела, если бы не командир. Вот и делай после этого хорошие дела. Эх, зря он мне не дал доиграть. Они бы у меня все на счетчик встали!

— Леха, — Стас прервал их беседу. — Скажи этому храпоидолу, чтобы принесли пару-тройку мечей из вчерашних трофеев.

И небрежно кистью, словно это был не меч, а воровская финка, подбросил его вверх. Меч описал в воздухе сияющий круг и послушно лег рукоятью в раскрытую ладонь левой руки.

Воевода прищурил глаз и дернул левой бровью. Пробурчав в бороду, он вытянул руку и снял со стены свой меч. Оружие было ему под стать. Лезвие толщиной в палец, больше метра длиной и шириной в ладонь, отливало угрюмой синевой.

Стас понял причину его недовольства и неохотно пояснил.

— Оружие врага нужно не только знать, но и владеть им не хуже чем своим. Уж коли, решили поиграть, так почему бы хоть какую то пользу не извлечь.

Принесли мечи из вчерашней добычи. Снова замелькали они в руках Стаса. И Леха заметил на его лице легкую довольную улыбку. А Стас, взяв по мечу в каждую руку, шагнул к дверям и повернулся к воеводе.

— Пошли что ли, хозяин? А то ребятки мои уже проголодались. Зачем заставлять их ждать? Они, когда голодные, страсть какие нервные бывают.

И улыбнулся обезоруживающей улыбкой.

Воевода, по-медвежьи переваливаясь, зашагал за ним, с медвежьей же, однако, ловкостью.

Отошли шагов на десять, и Стас остановился, вопросительно взглянув на воеводу. Тот описал мечом перед собой дугу и пренебрежительно улыбнулся.

Стас свел глаза в щелку и Леха понял, что воеводе придется туго. Он таки сумел раздразнить, всегда сдержанного, напарника.

— Погоди железом махать. Лучше скажи, как драться будем. До первой крови или пока кто-то меч не потеряет? — С холодным равнодушием спросил Стас.

Воевода ухнул в бороду и в миг смахнул с себя доспех, заставив от зависти крякнуть Толяна, а Леху не на шутку забеспокоиться. Могуч и крепок телом был воевода.

Ответ был более чем красноречив и Стас скинул с себя бронежилет, а затем и футболку и зрители, моментально окружившие их, смогли убедиться в том, что Стас, несмотря на то, что уступал в росте своему противнику на голову, выглядел достойно. На сухом тренированном теле перекатывались комки мышц, уступающие сопернику разве что в объеме, но не в силе. Крепкие руки легко играли тяжелыми мечами, и те порхали в его руках, как легкие шашки в руках далеких Лехиных предков, приучая руки к балансу не привычного оружия. Так то шашки, а не эти неуклюжие куски кованого железа.

Воевода вытянул левой рукой свой боевой нож и с мечом в правой руке легко и уверенно двинулся в атаку. Но было видно, что Стас своей игрой с мечами, заставил быть его осторожнее. И тут же нанес удар с длинной дистанции. Стас щелкнул снизу кончиком своего меча и тут же атаковал слева. Воевода легко отразил удар ножом и перешел в атаку сверху. Удары сыпались один за другим. Бил мощно, от души. Вкладывая в каждый удар всю свою не малую силу, совсем не думая о том, что для его противника каждый такой удар может стать последним. И зрителям было не понятно, почему этот, совсем невзрачный человек, до сих не сбит с ног. Не сокрушен, не раздавлен этим диким напором первобытной безграничной силы. Мало того, он до сих пор не сдвинулся с места не на шаг. Стоит с безразличным видом и, словно нехотя, подставляет свои мечи под смертельные удары. Что-то не понятное происходило на глазах у зрителей. Порой казалось, что над их воеводой потешаются, причем потешаются в открытую. Удары, которые могли сбить с ног кого угодно, проваливались в пустоту. Лезвия мечей с визгом скатывались по подставленному, в последний момент, мечу вниз и наполовину вонзались в землю. По телу грузного воеводы катился пот, а его сухой и гибкий противник был свеж и только входил во вкус. Глаза светились насмешливой улыбкой. Иногда в них появлялось, что-то похожее на участие.

— Командир его как Бобика на веревочке водит! А у того от злости крыша едет. — Пробормотал Толян Лехе на ухо, с нескрываемым удивлением в голосе. — Забавляется он что ли? Так и заиграться недолго. Вырубать надо, вырубать!

— Не трынди! Стас, наверняка, знает что делает. — Не довольно отмахнулся тот, не спуская глаз с мелькающих в воздухе мечей.

«Ну, Стас, ну напарничка бог послал. — С обидой подумал. — И такие таланты от друга скрывал! Ну, погоди.… Ну же! Ну же!»

И словно услышав немую мольбу друзей, Стас сам начал атаку. Его мечи заплясали в воздухе и словно растаяли, образовав сверкающий вихрь. Этот вихрь вырвал неведомым образом нож из левой руки воеводы, поднял его в воздухе, раскрутил и отбросил далеко в сторону. И сразу же вынырнул хищный кончик меча и чиркнул по груди, чуть повыше соска, оставив на теле ровный, хирургически точный надрез.

Стас опустил мечи, подошел к воеводе и без слов обнял его за плечи. Воевода, который почему-то сейчас казался меньше ростом, так же молча облапил Стаса.

— Сердом меня кличут. — Пробасил он и широко улыбнулся.

— А я Стас. — Так же тепло улыбнулся в ответ Стас. — Станислав Волков.

— Ну вот, без переводчика обошлись. — Влез в разговор Леха, побоявшийся, что может пропустить, что-то важное.

— Слышал, что из рода Волка. Только не пойму откуда? Вышли из горы…

— Не ломай себе голову, Серд. Со временем все поймешь. А пока не думай. Мы с миром пришли. И это главное. Готовы даже служить в твоей дружине.

— Ну что же, от лишнего меча, да еще такого, грех отказываться. А если их три, так и вовсе хорошо. Пойдемте в горницу. Там и поговорим. А за то, что перед дружиной срамить меня не стал, спасибо. Ты ведь и раньше пометить меня мог, но не стал, дал немного покуражиться.

— Не прибедняйся воевода. Ты и сам мечник знатный. А раньше или позже.…Как получилось, так получилось.

Но уйти не удалось. От группы воинов отделился тот верзила, который приходил за ними от воеводы.

— Позволь, воевода и мне попытать счастья. На мечах биться не стану, а вот на кулачках бы попробовал. — Попросил он, и боясь как бы воевода не передумал, с надеждой и любопытством посмотрел на Стаса. Тот пожал плечами и кивнул головой.

— Быть посему, Груздень. Только мнится мне, что твое любопытство твоей волосатой роже не очень поглянется. Этот вой, Груздень, не бьется, Он, пожалуй, больше убивать привык.

— Да уж….че уж! Авось сдюжим! — Торопливо пробормотал Груздень, сдергивая через голову кольчугу вместе с подкольчужной и нижней рубахами, и приплясывая от нетерпения, как застоявшийся конь.

— Скажи мне, воевода, правила. — Стас озабоченно повернулся к воеводе. — А то сделаю, что-нибудь не так. А потом позору не оберешься.

— А у нас, Волк, все по простому. Как бы не биться лишь бы ниц ринуть. Только уши откусывать не моги. А в остальном, вольному воля. Руки не вяжем.

— Командир, может, мне дашь, а то все бодалово на себя тянешь. — Осторожно попросил Толян.

— Толян, — Потянул его Леха за куртку. — Успеешь еще. Стас товар лицом показать хочет. Понял?

Толян удрученно опустил голову.

— Будто я не мог показать! — Обиженно пробормотал он. — Что, я не пацан, что ли?

Стас искоса, не заметно посмотрел на воеводу, окинул оценивающим взглядом противника.

«Деревенский увалень. — Подумал он. — Поднаторел в безобидных развлечениях. Такого и обижать грех. Но и воеводу разочаровывать нельзя. Придется парню потерпеть. Эк разгорелся!»

Раздвинул ноги, чуть присел. Руки прижал к туловищу, согнул в локтях….Груздень неожиданно по кошачьи легко и бесшумно прыгнул к нему и выбросил вперед длинные мощные руки, готовясь стиснуть его в могучих объятиях. И натолкнулся на молниеносный, по змеиному точный, удар правой руки в грудь. Удар был настолько быстрым, что остался не замеченным. Задохнулся, замер, выкатив побелевшие глаза на Стаса. Тот, немного помедлив, легонько щелкнул его ладонью в лоб. И верзила столбом рухнул на землю.

— Прости брат. Иначе ты бы меня просто массой задавил.

— Финита!

Это конечно Леха не преминул блеснуть латынью.

— Отпад! — Не утерпел вставить меткое замечание и Толян.

После этого заключения повисла зыбкая терпкая тишина. Все смотрели на неподвижное тело поверженного верзилы, изредка переводя недоумевающие взгляды на Стаса.

— Колдун! — Расслышал он чей-то испуганный шепот и повернулся к воеводе.

— Все в порядке, Серд. Сейчас он очнется и встанет. Не люблю, знаешь ли, издеваться над маленькими. Уж лучше сразу.

— Как ты его так? Ладошкой…

— Касание смерти. — Пояснил Стас причину падения. — Удар так называется. Если бы чуть сильнее ударил, мальчик и впрямь бы не встал. А так отдохнет и поднимется, как не в чем не бывало. А впредь наука будет. Не суйся в воду, не зная броду. Пойдем, воевода, поговорим. И у меня вопросов до вечера хватит, а у тебя так и того больше. Да и поесть бы не мешало. У моих орлов брюхо подвело. Тем более что Груздень уже поднимается. Сейчас обижаться будет.

Воевода машинально закивал головой, не сводя глаз с изумленно встающего воина, и потопал вслед за Стасом.

— Учись, Толян, как надо брать козла за рога. — С восхищением прошептал Леха. — И что характерно, всегда вот так…будто все само собой у него все получается. Стас, проболтайся по секрету, в каком таком спецназе такой премудрости учат?

— Не бери в голову. — Отмахнулся от него Стас. — Случайно получилось.

 

Глава 5

На этот раз воевода привел их не в «оружейную», а в трапезную, о чем не трудно было догадаться по стойкому запаху пищи, который характерен для каждой солдатской столовой в любой стране, в любой армии и в любую эпоху. И по столам, стоящим в два ряда с лавками по обеим сторонам.

Едва бородатый крутоплечий мужик успел поставить перед ними вместительный горшок с кашей, каравай хлеба и глиняные чашки с деревянными ложками как, грохоча подкованными сапогами, в трапезную вошли притихшие воины. Последним зашел Груздень, видимо так и не понявший до конца, что же с ним все таки такое приключилось. Остановился перед Стасом. Долго смотрел на него потусторонним взглядом, скреб железным ногтем затылок и что-то прикидывал да примерял в уме.

— Я не держу на тебя сердца, вой. Сам виноват. Думал, росту ты не мудрящего. Чуть прижму и довольно. Ан нет. Окарался. И поделом. Токмо ты мне покажи, как ты сумел меня опрокинуть. А то вдруг еще такой же ловкий мне на дороге попадет.

— Хорошо, дружище Груздень. Покажу на досуге, коли воевода твой, нас в крепости оставит.

— Ты Волк, а значит нашего рода, к тому же мечник, каких я не видывал. Кто же тебе и твоим друзьям в крове откажет? — Изумился Груздень. — Опять же полусотня Тверда без начала осталась. Поживете с нами в кремнике, оглядитесь, речь вспомните. А то вроде и по нашему и не по нашему речете.

— Груздень начальствует над первым десятком. — Пояснил Серд. — И сам вой добрый. Вот только любит наперед забегать. А так сам бы давно полусотней, а то и сотней начальствовал. Садись Груздень за стол, нечего по за столу стоять.

Зачерпнул ложкой кашу, посмотрел на нее задумчиво и начальственным басом гаркнул.

— Эй, Войтик! Рыба посуху не ходит.

Из неведомых недр трапезной вынырнул все тот же, заросший волосьем, мужик и ухнул перед ними на стол кувшин, вместимостью чуть поменьше ведра.

Кувшины поскромней размерами появились и на других столах. В трапезной послышались оживленные голоса, и Стас догадался, что не каждый день воевода балует своих подчиненных.

Сдвинулись с глухим стуком кружки. Запрокинулись головы. Дружно крякнули все разом. Ели деловито, истово дуя на горячую, заправленную салом кашу и запивая вином, не забывая поглядывать в сторону, вновь обретенных, родичей.

И только Толяну не сиделось на месте. Елозил задом по лавке. Морщил лоб, порываясь что-то сказать, смотрел умоляющим взглядом на Стаса, толкал локтем Леху и снова переводил взгляд на Стаса.

— Толян, я уже дважды из-за тебя подавился и один раз облился вином. А футболка у меня одна единственная. — Заворчал Леха, но Толян, теряя последнее терпение, отмахнулся от него и с мольбой уставился на Стаса.

— Командир, позволь мне с ним, с этим Грузденем, или как его там, на руках… Армрестлинг одним словом.

— Это ты, Толян, не ко мне. Это ты прямо к нему…или к воеводе. Только я бы сегодня не советовал. Груздень уже раз проиграл. Зачем же еще раз его подставлять? Или попроси воеводу, чтобы сам тебе противника выбрал.

Воевода прислушался к их разговору, и охотно кивнув головой, поманил рукой того самого мужика, который разносил кашу по столам.

— А вот, Войтик….Чем не пара твоему вою, Волк? Плечом крут, брюхом толст, ликом страшен. Пусть поспорят.

Стас вздохнул и, соглашаясь, кивнул головой.

— Ну, Толян! Сам напросился. Но если проиграешь, месяц будешь палубу драить в нашем кубрике.

Но Толян уже не слышал. Расстегивая на ходу молнию и снимая спортивную куртку, он торопился к столу, который уже очистили от посуды и остатков еды, стосковавшиеся по развлечениям ратники. И разглядев его толстую шею, широкие налитые молодой тренированной мощью плечи, обтянутые белой футболкой, Стас подумал, что рядом с ним Войтик уже не кажется таким огромным и страшным, и забеспокоился. Он наклонился к Лехе и чуть слышно шепнул.

— Скажи этому слонику, чтобы не очень старался. Не хорошо хозяев срамить. Пусть ничью делает. Я с ним потом рассчитаюсь.

Леха посмотрел на разгоряченное лицо Толяна и с сомнением покачал головой.

— Не думаю, что его сейчас остановишь. А дурь в голову ударит, так и вовсе руку сломать может. Рожу то, рожу какую сделал, хоть самому под стол от страха лезь. А ты говоришь — ничью делать.

— Леха!

— Вот всегда ты так, Стас! Славу всю себе, а мне только подзатыльники и оплеухи. — Огрызнулся напарник и поплелся держать за локоть Толяна.

Стас повернулся лицом к воеводе.

— Пусть ребятки развлекаются. Не будем им мешать, Серд.

— И то. Пусть потешатся. А зря ты паренька своего останавливать надумал. С Войтиком сладить не просто. А учует неладное, так и вовсе обиды не оберешься.

— Пусть лучше он один сердится, чем вся твоя дружина на нас косится будет. А Толян на другом свое возьмет. Еще тот мальчик.

В трапезной повисла сторожкая ждущая тишина. Только слышно было надсадное сопение борцов и жалобный стон столешницы. Стас вытянул шею и понял, что увещевания Лехи не пропали даром. Внял таки парень его просьбе. А если пыхтел и сопел, так больше для приличия. Накачанные в спортзале на новейших снарядах, мышцы весело бугрились, играли силой и здоровьем. Локоть, как гвоздем прибитый, утвердился на столе. В глазах горел азарт, и искрилась плохо скрытая насмешка. Иногда он косил глаза на Стаса и тот стыдливо отворачивался, не вынеся этого жалобного взгляда. Победа была явно на его стороне. Лицо противника налилось кровью, губы еле заметные в густой дремучей бороде слились в узкую белую полоску, по лицу катился пот в три ручья. Понимал мужик, что происходит, что-то не то. Но вот что, понять не мог.

А Толян, которого не понятно по каким дипломатическим или политическим соображениям лишили совершенно заслуженной победы уже в открытую куражился и безобразничал, давая ясно понять, что в один миг бы заломал своего противника, если бы не высшая воля его начальника.

Ситуацию спас воевода. Скупо улыбаясь, он подошел к борцам и положил свою широкую ладонь на их, сцепившиеся в мертвой хватке руки.

— Все, Войтик, проси пощады. Сила сегодня на стороне нашего гостя и, даст Род, нашего будущего соратника. Видишь, бережет он твою сивую не чесаную бороду от позора. Ты бы не сумел так. А у него и силы и удальства хватает твою лапу по столу возить и в похлебке не вывалять. Ловчей он тебя, Войтик, ловчей.

Войтик вытащил свою мосластую пятерню из ладони Толян и пошевелил плечом.

— Ловок ты, однако, парень. Чуть плечо мне не выломил. А ведь, к слову сказать, против меня в кремнике никто устоять не может. А ты со мной вроде бы, как с цуценем играл. Ну да ладно, сегодня поле тебе оставляю, а вот уж на кулачках непременно тебя побью. — Пыхтя и отдуваясь, проговорил Войтик и широко, доверчиво улыбаясь, протянул Толяну свою открытую ладонь.

Толян был доволен. Получилось еще лучше, чем если бы он размазал этого повара по столу.

— И ты конкретный пацан. Без базара. У меня у самого, братан, рука чуть из плеча не выскочила. В натуре! Покачать тебя малехо, так вообще чума получится. Я отвечаю!

Воевода, молча, с улыбкой следил за их диалогом, потом повернулся к Лехе и с любопытством посмотрел на него снизу вверх, хотя и был не намного ниже.

— А ты чем славен, витязь?

Леха оглянулся на Стаса и виновато пожал плечами.

— Трудно сказать. Таких талантов как у командира за мной не водится. По крайней мере, не водилось. Хотя, чем черт не шутит? Может на этой земле и во мне что — то откроется. Одно могу сказать твердо. С коня не упаду и под меч голову не подставлю. Да и в кулачной драке не всякий по морде попадет. А так? Опер я, сыскарь. Вора могу найти, убийцу.…Да ты лучше Стаса спроси. Он начальник. Ему виднее.

Воевода с интересом заглянул в его лицо.

— Не понятно речешь. Но не лукавишь. В остальном верю. Волк пустого человека держать подле себя не стал бы. — Сказал он и повернулся к подчиненным. — Все вои, кончай трапезничать. Десятники, начальствуйте! Да и нам поговорить нужно.

Ратники послушно встали, и трапезная опустела. Только Войтик бесшумно заскользил между столами, убирая грязную посуду и вытирая столы.

Серд повернулся к Стасу и в прищур, требовательно уставился на него немигающим взглядом.

— А теперь реки, Волк, каким злым промыслом или колдовским наущением выкинула вас Сумеречная гора в наш мир? Только без лукавства. Пока только я с тобой говорю, а понадобится, так и волхв с вами толковать будет. А он, наш волхв значит, не из речистых.

Стас понимающе кивнул головой. Служба есть служба.

— Не умысла, не промысла, не колдовства. Видимо кому-то под горячую руку попались, или дорогу не там переходили. А стемнеется, может, и сумею найти на небе ту звездочку, на которой наш дом остался. Не пойму, друг Серд, только почему так строго? Мы и сразу ничего не скрывали. Если бы задумали плохое, разве кинулись бы выручать ваш дозор? Бездоспешные и, практически, безоружные. Нам это надо?

— По всякому бывает, Волк. Нам эта гора такие гостинцы порой преподносит, что и за год не переешь. Те, которых ты на поляне видел, местные. А тех, что из горы выползают, аки тати воровским путем нам, и самим не часто видеть приходится.

Воевода нахмурил брови и тяжко вздохнул. Стас прищурился, наблюдая за ним и, со вздохом, полез в карман за сигаретой. Последняя. Но не класть же снова в пачку. Чиркнул зажигалкой, затянулся и с наслаждением выпустил струйку дыма вверх и в сторону.

— А ведь, ты воевода, что-то не договариваешь. Сдается мне, что, и вы здесь не всегда обитали. Не с одной ли звездочки мы с вами? Порыться в памяти, так может земляками окажемся? — С легкой усмешкой спросил он. — И лицом, и речью, и повадки схожи, словно из одной деревни приехали.

В глазах воеводы забрезжила тень подозрения, но увидев открытое, улыбающееся лицо Стаса, он успокоился.

— Поют про такое вещуны и сказы сказывают. Но должно быть давно это было, раз не памяти, а в сказках осталось. А раз так, так и помнить об этом нечего. — На всякий случай начальственно строго ответил он, намекая что в бабьи домыслы лезть не собирается. — И, опять же, сам подумай, нас здесь многие множества. И бэры, и туры, и лисьи дети, и беличьи. А еще и куницы. Ну, эти больше по торговой части. Известно, куница, что верея. Украсть, да обмануть, других таких поискать надо. А лисьи и беличьи дети, те больше охотники. Но когда беда, так и за меч возьмутся, хотя из лука, или самострела шапку с головы снимут на скаку. Есть еще бобры.…Эти по строительству промышляют. Могут и с камнем работать, но охотнее всего с деревом управляются. Порой такое богатство глазам откроют, что стоишь и диву даешься.

Воевода замолчал, о чем-то думая. Потом мотнул головой, стряхивая короткое оцепенение.

— Эта крепость их работы? — Прервал его размышления Стас. — Уж очень похожа эта крепость на работу ромеев.

Стас умышленно вставил в разговор, когда-то популярное на Руси название всех европейцев. Воевода удивленно поднял брови.

— Каких еще ромеев? Сроду не слыхивали. С этой крепостью, мы их кремниками или детинцами зовем, вообще удивительное дело приключилось. Сначала был кремник ближе к горе. Когда в стародавние времена из горы поползла наружу всякая нечисть, кремник исчез неведомым путем. Только морок от него остался. Да и тот то пропадет, то останется. Даже народ в нем ходит. Бабы белье полощут. Ребятишки снуют, рты открывают. А ничего, не единого слова, не слышно. На заборолах стражи стоят. Дозор из ворот выходит. Некоторые до сих пор в них пращуров и чуров узнают. А спустя короткое время и этот кремник появился. Тоже чудом. Будто не из куда. Без малого уж лет пятьсот стоит. Долго пуст был. Но гору эту Сумеречную все равно хранить надо было, вот после многих опасений мы ее и заняли. Только уж семьи сюда больше не завозим. Одни вои стражу несут. А чтобы в семьях лад не нарушать, сюда больше снаряжают молодых, да до ратного дела охочих. Да и то по первой пороше каждый год новая смена приходит.

— Вахтовым методом, значит, работаете? — Проговорил Леха. — Дело и нам знакомое.

— Вахта, это как стража?

— Считай, что так…

— И что, гора эта часто беспокоит?

— Бывает и не часто, а бывает, каждую седьмицу над ней молнии полыхают. И тогда хоть меч из рук не выпускай.

— А может они с миром к вам идут? — Поинтересовался Стас.

— Да нет! Таких, что с миром гора еще нам не приносила. Все норовят на нашу сторону забраться. Да еще и с бранью. С добром вы первые пожаловали. Иначе стал бы наш град Соколень держать стражу по всему окоему Сумеречного поля?

— Соколень, это столичный город?

Вопрос остался без ответа.

— И что?

— А ни что! Кого не посечем, за гору загоняем. Бывает и так, что нас посекут. Только вот что происходит. То ли гора идет на нас, то ли, какое другое лихо, а только замечать стали, будто Сумерки на нас надвигаются.

— А Сумерки эти, они, что и днем и ночью держатся? — Встрял в разговор Толян, сидевший до того с полуоткрытым ртом. А солнце то для чего? Оно же светит.

— То-то и оно, что вроде и солнце светит, а все равно сумерки.

— И что под этими Сумерками скрывается? — Любопытство начало разбирать и Леху.

— А кто ж его знает? Сколько дозоров отправляли туда, и хоть бы один вернулся обратно. Уйдут и сгинут.

— Но ведь кто-то же там живет?

— Кто-то может и живет. Кто же знает? Раньше жили. С орками этими мы даже торги вели, когда не воевали. Сказано назад никто не возвращался. Тех, которых мы бьем, совсем мало в поле остается. Больше туда уходят. Но, удивительное дело, тех которых побьем, тоже отыскать нельзя. Пропадают неведомо куда, будто и не было их. А сюда сами не ходят. Орков шлют. Народ дикий и невообразимый. Под шапки им заглядывали? Ну, то-то же!

— И что за народ, эти орки?

— Может и орки, а может и еще как. А мы их так зовем, орками. Как они сами себя прозывают, так и мы их кличем.

— А говорить с ними не пробовали? Худой мир, лучше доброй ссоры.

— Так, может, и попробовали бы, так не с кем! Мы что, разве не люди? Земли полно. Живи да живи.…Не с кем разговоры разговаривать. Орки уж сами подневольные. С ними какие разговоры? Они только разбойничать горазды.

Воевода замолчал и глубоко вздохнул.

— Но, Серд, без солнца и дурная трава не вырастет. Им же чем-то кормится надо.

— А орки зачем ходят?

— Так много ли они унесут?

— Пытали мы их. Так они что — то совсем не смысленное глаголят! Будто бы под Сумеречным небом все пропадает…

Заметил удивление на лицах слушателей и пояснил, с трудом подбирая слова.

— Не то чтобы пропадает, а как бы в воздухе тает. Вот как тот кремник. Так после кремника хоть морок остался. А там совсем голо. Даже от земли одна видимость остается. Шаг шагнул и канул…

— Чет я не догоняю, командир, этот базар. — Мотнул стриженой головой Толян. — Сидят и ждут, пока на них наедут! Если из-за какой то не понятной горы все лажа, так взорвать ее к такой бабушке!

— Толян, ты, чем взрывать собрался? — Лехины глаза наполнились искренней скорбью.

Толян сбился с мысли и озадаченно уставился на Леху, но быстро пришел в себя и ткнул пальцем в сторону Стаса.

— А командир придумает. — Убежденно ответил он и с облегчением вздохнул, радуясь удачно найденному решению.

Стас повернулся в пол-оборота к Толяну. Легко парню живется. Всегда находится рядом кто-то, кто укажет пальцем в нужную сторону. Хотя по себе знал Стас, что такая слепая вера порой спасает жизни.

Долго молчал, тупо разглядывая половицы под ногами. Затем, не поднимая головы, уставился цепким взглядом в лицо воеводы.

— Сидеть сложа руки на месте нельзя, Серд. Даже худая баба знает, что у соседки на кухне делается. Если не шутил насчет полусотни, я возьмусь за это дело. Мне и самому любопытно узнать стало, что там за Сумеречной горой творится. Если открылась дырка сюда, не откроется ли в другую сторону? Только предупреждаю, мне дохляки не нужны.

Воевода оскорблено дернулся.

— Где ты дохляков увидел? Конязь в дозор кого попало, не шлет. Видел, какие сломки? Один к одному! Да таких, как мои вои любой воевода в свою дружину возьмет, да еще и не малые куны платить будет.

— Морда да плечи, это Серд еще не воин. Мне боец не для красоты нужен, для боя. Из пяти десятков к концу месяца останется от силы половина. Еще через два — десяток. Но этот десяток сломит всю твою дружину. Учить буду так, как учили меня. Не все выдержат, повторяю. Кто-то уйдет в свой десяток. Кого-то отошлю я, но те, кто останется, будут стоить всей княжеской дружины.

Воевода с недоверием покачал головой.

— Не мотай головой, воевода. Я знаю что говорю. Или как любит говорить мой друг Толян, за базар отвечаю. Это будут бойцы для скрытой, тайной войны. Хотя не думаю, что ты понимаешь, о какой войне идет речь. В ваш мир такая война придет еще не скоро. И дай то бог, чтобы она не пришла никогда. Если ты согласен, вот тебе моя рука.

Пришел черед разглядывать щели в половицах воеводе.

— Я должен оповестить обо всем конязя, а верней всего оправить тебя и твоих друзей к нему.

— Воля твоя, Серд. Но не потеряешь ли ты время? И надолго ли пропали молнии над Сумеречной горой? И не готовит ли она, эта самая гора, сию минуту новый сюрприз для тебя и твоих воев? А может по краю Сумеречного леса, выстраиваются полки для вторжения в твои земли, воевода? И куда они ударят? А пропустишь врага в свои земли, как людям в глаза смотреть будешь? И сможешь ли?

Леха чуть заметно кивал головой, мысленно соглашаясь с доводами Стаса. Он то знал, что уж если напарнику, что-то втемяшилось в голову, он кого хочешь, обратит в свою веру.

— Будь по твоему, Волк! Возьму грех на душу. Просишь месяц, даю…Но в Соколень весть пошлю. Когда начнешь?

— Я сказал, три… А начать? Прямо сейчас и начнем. Объявляй построение, воевода.

Груздень, который на протяжении всей беседы не проронил не слова, сорвался с места и исчез в дверном проеме. Стас незаметно посмотрел на часы, поднялся и пошел вслед за ним на улицу. Толян, несмотря на свой не малый вес, юркнул следом. Последним, сгорая от любопытства, вышел Леха. Замыкающим, страдая от сомнений и, чего скрывать, от того же любопытства, потащился воевода Серд.

Стас стоял посередине крепостной площади с часами в руках. Строгое лицо, холодные, все подмечающие глаза, суровая складка губ. Леха с трудом узнавал в этом властном человеке своего былого напарника. В который раз за то короткое время, которое прошло после злополучного выстрела в пещере, он видал Стаса с новой и совершенно неожиданной стороны. Сейчас перед ним стоял человек, пожалуй, даже не человек, а командир умеющий повелевать человеческими судьбами и знающий, как это делать.

Между тем перед ним начали выстраиваться воины полусотни. Деловито и по мужицки основательно оглядываясь, они занимали свое место в строю, бросая вопросительные взгляды на воеводу. Тот, все еще страдая от нерешительности, шагнул вперед и поднял руку. Призывая к тишине и молчанию, хотя и без того вои не проронили не слова.

— Вот, ребята, ваш новый полусотенный начальник вместо убитого накануне Тверда. Зовут его Волк, а именем Станислав. Вой справный и умелый, сами видели.

Стас, чуть позади воеводы, покачивал на ладони свои часы и вприщур разглядывал вновь обретенных подчиненных.

Воевода отступил в сторону, открывая воям нового начальника.

Нисколько не заботясь о том, поймут ли его, Стас заговорил отчетливо и властно.

— И так, господа мои, считайте, что кремник ваш захвачен лютым и беспощадным врагом. Так, как вы торопились в строй простительно торопиться к девке. И то не всегда. Иначе убежит. И через месяц вы будете думать точно так же, как я. В следующий раз на каждом десятке я буду загибать палец. Трое последних отправятся на всю ночь в помощь нашему доброму Войтику, а уж я попрошу его проявить доброту во всю ширь его необъятной души.

Слова Стаса заглушило лошадиное ржание добряка Войтика, которому речь Стаса пришлась явно по нраву.

— Человек я мягкий и даже добродушный, но не люблю, когда по моей команде тащатся, как поздно ночью из кабака. Услышал мою команду, лети очертя голову, топчи ногами, ломай стены, но встань в строй прежде чем успею загнуть последний палец. Разойдись! Последний к Войтику!

Прежде, чем он успел договорить, площадь опустела.

— Не круто ли, Стас? — Леха с сомнением покачал головой. — Я слышал, что нравы в эти темные века были простые, а отношения ясными. Могут и зарезать!

Стас повернулся к нему и в его глазах заплясал смех.

— А вы голуби, с завтрашнего дня вместе со всеми в строй. Не хочу потерять последнее, что связывает меня с тем миром.

Леха понятливо качнул головой и дурашливо щелкнул сапогами несуществующих сапог.

— Слушаюсь! Я и сам, командир, понял, что от курса молодого бойца нам не отвертеться. Я правильно говорю, Толян?

— Без базара! После всего, что он нам показал, я хоть сейчас. — На лице Толяна отразилось крайнее нетерпение. — Если я научусь всем его штучкам, пацаны попадают от зависти.

Стас тем временем выдержал паузу и рявкнул от всей души.

— Становись! — И чуть тише. — Я загибаю пальцы! Раз, два…Войтик, примечай несчастных!

Над площадью снова прогремел хохот. На этот раз хохотал не только Войтик. Хохотали и все свободные от стражи и работ.

Раньше, чем он загнул десятый палец, послышалась команда Груздня.

— Разобраться по десяткам!

Стас повернулся к Войтику и виновато пожал плечами.

— Прости, дружище Войтик, не получилось. Хотел помочь, по дружески, а видишь, не захотели вои. Или до еды не охочи? Но ты не отчаивайся. Лиха беда начало!

Новый смех перекрыл его последние слова.

Стас согнал улыбку с лица и медленно, заглядывая в каждое лицо, пошел вдоль строя. Воины и в самом деле были как на подбор. Хоть сейчас в президентский полк! Ростом под два метра, в плечах косая сажень, кольчуги по колено, сверкающие наручи. У пояса меч справа, колчан со стрелами за спиной, лук с другой стороны у пояса. У каждого по доброму ножу болтается на поясе.

Остановился в середине строя, заложил руки за спину, качнулся на носках.

— Друзья мои, через пару-тройку месяцев мы пойдем за Сумеречную гору. А я привык приводить обратно ровно столько, сколько увожу. Поэтому предупреждаю, что это время покажется вам годом тяжелых испытаний. Пойдут со мной только те, кто сумеет выдержать эти месяцы. Разрешаю обижаться, даже ненавидеть, но не позволю ослушаться и одного раза. Забудьте о лошадях. Лошадь нужно кормить, поить и ставить на отдых. Считайте, что на пешую прогулку вышли. Свежим воздухом подышать, ноги поразмять, на природу полюбоваться. Кто не согласен, может сделать шаг вперед. Никто не осудит.

Он замолчал и, выжидая время, обвел строй внимательным изучающим взглядом. Строй не шелохнулся. Ну что же. Он и не ожидал, что кто-то вышагнет из-за стола, не отведав киселя. Посмотрим, как они поведут себя дальше.

— Учиться будем всему и разом. Владению оружием, ножевому и рукопашному бою, стрельбе из лука…

Из строя долетел до его ушей не ясный ропот.

— Я что-то не то не сказал? — Удивленно дернул бровью Стас. — Может, хотите показать свое мастерство? Прошу. Ради бога. Готов и я поучиться.

Смелых не нашлось, и он удовлетворенно кивнул головой. Почесал лоб над бровью и повернулся к воеводе.

— Серд, пока мы побегаем, вели в ста метрах от ворот поставить десять столбов. И не в службу, в дружбу уступи мне на время свой лук и тул со стрелами, пока я своими не обзавелся. И нож, пожалуй, тоже. А ты, Толян, принеси мечи.…Уж бежать, так на равных.

Вои, раскрыв глаза и разинув рты от удивления, следили за этими распоряжениям. Даже воевода не возроптав, протянул ему свой нож и заторопился за луком.

Под десятками зорких, ревниво оценивающих глаз, он закрепил слева на груди рукоятью вниз нож, предварительно покрутив его в руках, вовсе не стараясь удивить зрителей хитрыми пасами. Затем так же, не торопясь, помудрив с перевязью, закрепил за плечом один меч, подтянул ремень, попрыгал.…И уже быстрее так же закрепил и второй меч.

Вои молча следили за его приготовлениями и удивленно переглядывались.

Пришел воевода и молча протянул ему свой лук, тул со стрелами и тетиву.

Стас, не задумываясь, упер его одним концом в землю, перекинул ногу в изгибе, зацепил носком ноги за изогнутый конец. Качнулся вперед всем телом и одним движением накинул тетиву. Воевода изумленно крякнул. Или это проскрипел, простужено лук?

А Стас выпрямился, как не в чем не бывало, поискал кого- то глазами и, простецки щурясь, попросил.

— Войтик, не за что не поверю, что ты не найдешь для хорошего человека пары сыромятных ремешков!

Войтик, ошалело, переводил взгляд с лука на Стаса и наоборот и словно не слышал его просьбы. Потом тряхнул головой и посмотрел в его лицо.

— А? Ремешки? Какие ремешки?

— Войтик…

— А, ну да, конечно. — Растерянно отозвался мужик и, качая головой, словно сгоняя оторопь, исчез в своем хозяйстве. Обернулся он быстрей, чем можно было ожидать при его комплекции. Протянул два длинных ремешка Стасу и застыл рядом, не сводя с него не мигающих глаз. Два не хитрых морских узла и колчан с, притянутым к нему, тулом плотно лег за спину поверх мечей. Закинул руки за плечи. Попробовал, как выходят лезвия из ножен. Еще раз попрыгал.

— Леха, где он всему этому научился? — Пробасил на ухо Толян.

— А я откуда знаю? Рот закрой.

А его не открывал. — Обиделся Толян.

— Так ведь открыт.

— Значит сам открылся. Так у них тоже открыт. — Толян кивнул головой на, молчаливо стоящих, воев.

— У них еще не так откроется через полчаса.

Леха был явно сердит на своего напарника и срывал зло на Толяне. Хотя парень был, по сути, прав. Баловство с ножом, издевательство над луком и прочие премудрости могли повергнуть в шок кого угодно. И только Груздень хмурил брови и осуждающе качал головой.

— Груздень, в чем дело? Или что-то не так? — Спросил Стас, заметив его не довольное лицо.

— Для меча и ножа у мужа пояс есть, а на загривке бабы белье с реки носят,…да и нож воеводский потеряешь дорогой.

Стас хотел, было пуститься в разъяснения, но передумал. Вместо этого он указал рукой на вкопанное, не понятно, зачем в двух десятках от них, в землю бревно.

— На локоть от верхушки. Готов? Серд, махни рукой. Руки по швам, Груздень!

Груздень замер, кося глаз на воеводу.

Взлетела и упала вниз рука. Ладонь десятника цапнула рукоять ножа.

— Все, дружище Груздень! Падай, ты убит.

На десятника смотрели насмешливые серые глаза. Десятник опустил руку с ножом и уставился на столб, в котором плотно сидел тяжелый кованый нож. Бедняге осталось только тяжко вздохнуть и во второй раз за день признать себя побежденным.

— Не тужи, Груздень! Не все сразу дается. — Успокоил его Стас. — Просто не учили вас такому. Воевать и убивать, это не всегда одно и тоже. Впрочем, слушай мою команду! На пра — во! В смысле одесну.… Бегом марш!

Скептически проследил за выполнением команды, брезгливо поморщился и, задавая темп, мерно, будто не торопясь, побежал впереди колонны.

За ним со звоном и грохотом затопали вои его полусотни.

«Ничего, други мои, армия и не из таких дуболомов людей делала! — Думал он, изредка оглядываясь на эти громыхающие груды средневекового железа. — Я научу вас с вечера сапоги чистить, а утром одевать их на свежую голову».

Часа через два все, свободные от гарнизонных забот, вои услышали громкий крик дозорного с угловой башни и высыпали на стены. То, что открылось их глазам, мало напоминало тот бодрый боевой отряд, совсем недавно покинувший стены крепости. Жиденькая цепочка, едва живых от усталости, ратников растянулась едва ли не на полверсты. Запинаясь о мечи, чуть не волочащиеся по земле, спотыкаясь о саадак с луком, вои тащились как одры, то и дело с тоской поглядывая на близкие уже стены кремника. Замыкал это шествие, вставших из гроба, Стас. До зрителей то и дело доносились его гневные окрики и грозные приказы. Толкая руками в спины бесславно отставших, он поминал в своих речах всех живых и давно усопших родственников, привлекая сюда же пантеон забытых и поныне действующих богов. Но все было напрасно. Не помогало даже упоминание обо всех безграничных просторах хозяйства Войтика и его безграничной души. Наконец, разразившись немыслимым по красоте и богатству словосочетаний ругательством, он махнул на них рукой и кинулся догонять передних, в числе которых был и Груздень. Поравнявшись с ними, он поднял руку и скомандовал.

— Конница противника атакует слева! Луки к бою готовь!

Левой рукой вытянул лук из-за спины, замелькали с молниеносной быстротой пальцы, кидая стрелы на тетиву. Со стен крепости видели, как полдюжины стрел вытянулись в нитку и почти одновременно впились в дальний от него столб, прочертив ровную вертикальную линию.

— За каждую потерянную стрелу завтра добавляется лишних полверсты! — Он, под восхищенные взгляды зрителей, повернулся ко кремнику и деловито крикнул. — Войтик! Принимай работников! И складывай в кучу…

— Да пусть их лихоманка заберет. — Ухнул в ответ кашевар. — А я завтра к тебе в науку поступаю!

— А не сбежишь?

— Да уж, как нибудь!

— Ну, гляди Войтик, затоскуешь по котлам, не пущу! — Со смехом отозвался Стас и от души расхохотался, глядя на умирающее воинство. — Эй вы, идущие на смерть! Привести себя в порядок, подкормиться у нашего друга Войтика и в строй! Морды к верху, гляди веселей! Вы у меня еще орлами летать будете!

 

Глава 6

И на полусотню обрушился настоящий ад. Стас переселился в ратную избу. Лехе и Толяну поневоле пришлось следовать за ним. И в тот день в избе, Стас сразу же переименовал в казарму, появился настоящий ротный наряд, с дежурным и дневальными по всей форме. Справедливости ради, надо сказать, что от ежедневных занятий они не освобождались. Но службу несли справно. Спать у импровизированной «тумбочки» он их отучил в первую же неделю. Лечение у него разнообразием не отличалось. Да и методика была стара как подлунный мир. Наряд в не очередь. А то и несколько. И на потеху всему остальному воинству здоровенные мужики вылизывали просторный крепостной двор до последней соринки. А в потехе это, не отягощенное особой моралью, воинство границ не признавало. Но поскольку не существовало и Уставов, то арсенал наказаний у Стаса был практически безграничен. Да и стеснять условностями он себя не желал. Поэтому как и в доблестной Советской армии, почившей в бозе, новобранцы через неделю боялись на стенки оглядываться и безропотно смирились со своей мученической участью. Тем более, что откажись кто из них, сраму не испить по гроб жизни. Осталось одно — терпеть и страдать.

А страдания начинались, едва забрезжит рассвет в, затянутом бычьим пузырем крохотном оконце.

— Рота, подъем! — нараспев звучал хорошо поставленный командирский баритон Стаса. — В ружье! Тревога! Последнему, три наряда в не очередь! Шевелись, сонные тетери!

Расстаться с объятиями Морфея было особенно трудно по началу. Окраинный гарнизон, от глаз начальства далеко, воевода службой не утруждал, день прошел, и ладно — спали до одури, до полного отупения. А с новым полусотенным началось.… Ко времени усни, ко времени проснись!

— Разойдись! Отбой!

— Рота, подъем!

И так до бесконечности. Пока не добился желаемого результата. Не без морально- нравственных трудностей конечно. Леха, прошедший эту муштру с пятого на десятое в школе милиции, морщился страдальчески и намекал, что уж его то, как друга и боевого офицера, Стас мог и освободить, Толян пыхтел, но не сдавался. Парня грела мечта когда-нибудь блеснуть своими умениями перед братвой. Груздень, оказавшийся двужильным, посмеивался. Войтик, таки добившийся у воеводы, перевода в полусотню Стаса, оглушительно матерился, присовокупляя к своей средневековой брани изысканные выражения из лексики Стаса и ржал при этом во все свое луженое горло.

Маршруты утренних прогулок с каждым разом становились все длиннее и длиннее. И Стас в душе уже начал надеяться, что к концу месяца его бойцы сумеют выдержать около тридцати верст и остаться после этого в живых.

Первый урок не прошел даром.

Уже на следующее утро строй преобразился. Истерзанные собственным оружием, вои весь вечер прилаживали к своим мечам новые ремешки, мудрили и соединяли колчаны с саадаками, но утром стояли в строю преображенными до неузнаваемости. Весь вид портили неуклюжие кольчуги и былинные шишаки на головах. Но с этим приходилось пока мириться. Как и с сапогами. Но Стас, уповая на солдатскую находчивость, не отчаивался.

— На право! Бегом марш! — Командовал он, и грохочущая бронированная колонна скрывалась за воротами крепости.

К их возвращению на площади стояло всегда два-три десятка ротозеев, жадных до скромных развлечений. А развлечений было не мало.

Стараниями Стаса, Лехи, Толяна, Груздня и Войтика крепостная площадь преобразилась. За сутки на ней появилась настоящая полоса препятствий. И не какая-нибудь, для отмазки. А такая, на которой и ОМОНу не стыдно было бы заниматься. По соседству с полосой поднялись настоящие гимнастические перекладины, для чего пришлось у воеводы выпросить несколько кованных ломов.

И если кто — то думал, что после легкой пробежки под ясным солнышком прохладным утром издевательства закончатся, то он и предполагать не мог, что все только начинается.

Глядя на все эти орудия пытки, Леха с сомнением покачал головой и с нескрываемым укором прошептал, оглядываясь по сторонам.

— Стас, ты, что спецназ готовить думаешь?

Стас воткнулся в него острым внимательным взглядом и резко ответил.

— Друг мой Леха, ты разве не понял, что мы здесь навсегда? А таскаться по богом забытым крепостям я вовсе не собираюсь Как там говорится? Мы здесь всерьез и надолго. Мы одни. И рядом никого. И это моя тысяча бессмертных. Мои преторианцы. Хотя нет. Преторианцы умели и продавать. Обойдемся без них. Пока вот только эти. Но скоро будут и другие. Те, кто поверят в меня. В тебя. Даже в нашего Толяна. А уж вышколю я их так, что все известные «тюлени» и «котики» рядом не стояли. О таком материале, какой попал в мои руки, только мечтать можно! Ты понял меня, напарник? Или ты со своим образованием готов торчать вечность в этой крепости с дубиной в руках?

Леха обиженно мотнул головой.

— А раз так, не корчи обиженный рожи и помогай!

И рванулся к полосе препятствий.

— Всем смотреть и запоминать!

И змей скользнул в лабиринт. Вправо, влево, вправо, влево. Упал на живот, вжался в землю, словно слился с ней…Кувырок, еще один, откат в сторону. Нож выпорхнул из руки, воткнулся в пустую глазницу, одетого на кол шлема. Как по земле, пробежал по отвесной стене штурмовой башни и он уже в окне. Вскинулся во весь рост, подпрыгнул, повис в окне второго этажа, подъем переворотом, снова прыжок и из окна третьего этажа прыжком на канат. Канат зашипел в ладонях. Бревно… Добрый мужик такое бревно ладонями обхватит, а Стас по нему, как по широкой дороге бегом и на, вкопанные торчком, пеньки. С пенька на пенек, с пенька на пенек. И снова кувырок, Один, второй, третий. Два ножа в глазницы еще одного шишака. Рукоход…Нырок, кувырок…

Выпрямился во весь рост, отряхнул брюки и окинул строгим взглядом строй.

— Вот примерно это я должен увидеть от вас через две недели. Зачем, объяснять не буду. И так все понятно. А чтобы еще понятней было, на лево! Из кремника шагом марш! Войтик, бегом за кошкой…

Остановил воев перед стеной кремника недалеко от ворот. Войтик подал ему кованую кошку с привязанной к ней прочной веревкой. Стас осмотрел узел и, видимо, оставшись доволен, не спеша, раскрутил ее и закинул на стену. Зубья кошки лязгнули о камень стены. Дернул несколько раз, проверяя надежность, отошел на несколько шагов, разбежался, подпрыгнул, схватился двумя руками за веревку и побежал по стене наверх, едва касаясь ее носками кроссовок. Подтянулся, вскинул послушное гибкое тело на стену и встал во весь рост, помахивая рукой. И прежде, чем воины успели опомниться, он снова повис на канате. Уперся ногами в стену, выпрямился и бегом, вниз лицом, спустился обратно.

Воевода, снедаемый любопытством, наблюдал за всем происходящим со стены. Забыв о начальственном чине, рылся в дремучей бороде и шлепал губами, что-то соображая, и потопал вниз к Стасу.

Толян сказал первое, что было доступно его пониманию.

— Вообще реально!

Войтик изумленно крякнул и развел руками.

— И как я затянусь туда? А если затянусь, так обратно мордой вниз опять же. А, Груздень?

Груздень с ответом не торопился. А что — то, обдумав про себя, рассудительно заметил.

— Он так один мог всю стражу вырезать, а, потом, не поспешая и всех, кто в кремнике.

Стас, тем временем, оглядел ошеломленные лица и улыбаясь, спросил.

— Кто может повторить?

Желающих, как он и ожидал, не нашлось.

— Ну что же. Начнем с азов, то есть с начала.

И повел всех к перекладине.

— Толян, десяток оставляю тебе на растерзание. Делай с ними что хочешь, но чтобы каждый мог подтянуться не меньше двадцати раз. Подъем переворотом, само собой разумеется, ну и все что вспомнишь из школьной программы. Про «Упал и отжался», не забудь.

Широкое лицо Толяна осветила счастливая улыбка.

— Ты радоваться не спеши. Показать то сам сумеешь?

Толян обиженно сверкнул глазами и вместо ответа пружинистым спортивным шагом подошел к перекладине.

Стас не стал смотреть на предъявленные доказательства спортивной подготовки братка, а повернулся к Лехе.

— Тебе досталась полоса. Каждый день после прогулки до обеда и до той поры.…Ну и, наконец, друг мой Груздень. За тобой стена… Не старайся повторить в точности все то, что я показал. Побьетесь. А мне покойники без надобности. К тому же Войтик вызывает симпатию. Менять команды ежедневно. После обеда бой на мечах и рукопашная. Разойдись! — Закончил он и повернулся к воеводе.

— Ты чем так озабочен, Серд?

Серд снова зашлепал губами, ловя за хвост уплывающую мысль.

Стас понимающе кивнул головой.

— Думаешь, не тому учу твоих ребят, воевода? Может ты и прав. Не всякая мамаша после этого захочет поздороваться со мной на улице. А уж о том, чтобы подать ковш воды, так и речи быть не может. Прав ты, слов нет. Не на богатырский поединок готовлю. Где уж мне…

— Диковинно речешь. А творишь и того диковинней. И стрелы мечешь не по нашему. И мечом рубишь не так. А все выходит так, что удача на твоей стороне оказывается. И с улыбкой все, а вроде зверовато.

— Что поделаешь, брат воевода. Там, откуда мы пришли другие войны, И другой счет.…Да не ломай ты голову, Серд. Пойдем, лучше твои закрома посмотрим. Не по душе мне одежка на ребятах. Может полегче, что найдем. Того и гляди, заблудятся в кольчугах. — Ответил он, краем глаза следя за происходящим на полосе препятствий. — Леха, вели скинуть к чертовой матери это железо. Пусть налегке побегают, попривыкнут к препятствиям. Ну-ка встань к стенке и сложи ладони ковшом.

Оставил, изумленного неожиданной добротой воеводу, разбежался и как по лестнице взлетел по подставленным Лехиным ладоням и плечам на окно штурмовой башни.

— Так они же сапожищами своими друг друга искалечат. У них подковы приколочены как у битюгов. — Не смело возразил Леха. — Уж я то точно в сторонке лучше постою.

Но Стас уже не слушал его и снова подошел к воеводе.

— И вот еще что, Серд. Я видел кузницу, а кузнец часом в твоем хозяйстве не водится?

— Отыщется и кузнец. — Воевода был окончательно сбит с толку.

— Вот и славно. С завтрашнего дня отдай его мне. Одежонку новую справим бойцам. — Решительно сказал Стас, увлекая воеводу по направлению избы, в которой, как он знал, были свалены привезенные трофеи.

Воевода нехотя поплелся за ним, заранее полагая, что замышляется очередное коварное, а может даже и подлое, надругательство над славным воинским духом вверенного ему гарнизона.

В полутемной избе, свет в которую пробивался в крохотное волоковое оконце, Стас долго рылся в беспорядочно наваленной воинской сбруе, отдавая предпочтение тем панцирям, которые они содрали с убитых орков. Не раз он ловил на себе полный осуждения взгляд воеводы, но всякий раз оставлял его без всякого внимания, переходя от панциря к панцирю и, наконец, удовлетворенно качнул головой.

— Вот эти забираю. — Сказал он и ткнул пальцем, в сторону отобранного им железа. — И мечи тоже!

Воевода хотел возразить, но что-то во взгляде Стаса остановило его, и он обреченно махнул рукой, пожалев, что поддался на уговоры и не отправил незваных гостей в Соколень.

Стас понял его и, полуобняв за просторные плечи, успокоил.

— Не боись воевода. Все путем будет. — И словно вспомнив, мимоходом добавил, — Кстати, ножи из твоей кладовой я тоже все заберу. Все, какие есть. Что им место зря занимать и ржаветь без дела?

Серд хотел обидеться. Оружие хранилось образцово. Вычищено, смазано и развешено, как посуда у доброй хозяйки.

— Так ты, Серд, пришли мне своего кузнеца. Дело не терпит. А сейчас пойдем, посмотрим, как учеба идет.

Воеводе ничего не оставалось, как тащиться следом. Понимал мужик задним умом, что как-то само собой получилось, что у него перехватывают вожжи из рук, но сделать, что-либо был не в состоянии.

Оставалось либо смириться, либо….

Леха на полосе препятствий доводил своих подопечных до пота. Спины лоснились. Промокли даже портки под широкими поясами, но пощады не просили. Раз за разом отправлял он их на штурм и вои безропотно бросались в лабиринт, ползли под тонкими жердями, карабкались на штурмовую башню, жгли руки на канате и зарабатывали синяки, падая в очередной раз с бревна.

Толян тоже трудился не щадя своих бойцов, помогая им зарабатывать мозоли на перекладине.

Стас одобрительно закивал головой.

— Толян, покажи ребятам класс. Ну-ка быстренько упал и отжался. Пусть посмотрят и увидят, что ты умеешь не только руки ломать.

Толян, что то смекнул и живехонько упал на сжатые кулаки, Стас пристроился поудобнее на его просторной спине.

— Поехали, Толян! Раз, два. Три…

Налитые чугунной тяжестью, послушные руки парня работали без устали, подобно кривошипно-шатунному механизму. Видя на себе удивленно-восторженные взгляды воев, он даже умудрился наращивать темп.

— Молодец, Толян! Братва твоя могла бы гордиться тобой. Ну, и я доволен. — Похвалил он парня за старание и повернулся к воеводе, который редкий день не появлялся рядом с ним. — Пойдем, воевода, посчитаем убытки у любителя кулачных забав. Может, уже всех побил под стеной? Или нет? Как ты считаешь?

Не понятно то ли в шутку, то ли всерьез спросил Стас.

Легкость, с которой Стас произнес последние, совсем не шутливые слова заставила воеводу вздрогнуть и заторопиться по стену. Но и там, вопреки его ожиданиям, все было благополучно. Не мертвых, не покалеченных.

— Смотри ты, что делается! — Повернулся он к воеводе. — Даже Груздень жив. И голос не проорал. Хоть в дьяконы его назначай. Или вы не завели еще таких? — Изумился Стас. — Заканчивай, Груздень. Пора на обед! Войтик!

Могучий повар подбежал, словно только и ждал его команды.

— Сдается мне, дружище Войтик, что ты потчуешь нас кониной. — С легкой улыбкой спросил он.

— А то чем же. Коров не держим. А коней вы эвон сколько нагнали. Все равно передохнут. Кормить то не чем. А у тебя конину душа не принимает, или как? — С любопытством проухал в ответ Войтик.

— Или как, Войтик. Или как.… А шкуры ты куда деваешь? — Стас поскреб переносицу.

— Так известно куда. В сарай. Куда же еще?

— И много их там?

— Так все, сколько есть. Вас же шкурами не накормишь.

— Что, правда, то, правда. Народ здесь исключительно привередливый. А в еде так и вовсе. Заелись. Шкуры отвергнут. Решительно и бесповоротно. А может быть даже и нагло. Покажи.

— А что их глядеть? Шкуры, как шкуры. С шерстью. — Растерялся Войтик. И будто оправдываясь, добавил. — Правда, без копыт.

— Скормил таки? — Вклинился воевода.

— Да где же ты их углядел, воевода? — Ухмыльнулся Войтик.

— От тебя всякого ожидать можно. В потемках много ли разглядишь? — Не на шутку забеспокоился Серд.

— Подкова, воевода, даже в твое горло не пролезет. К тому же попробуй ее распарь. — Улыбка Войтика стала еще шире. — Разве что одну, от силы две. И то случайно. Не нароком. Стал бы я нарочно подковы варить? Сам посуди. Какой мне в том резон?

— Ты и без резона, образина бородая, можешь. Только из своего вредного норова.

Войтик шагал широко, размашисто. Стас почти бежал рядом, с интересом следя за их, судя по всему, не первой перепалкой.

— И опять ты, воевода напраслину на меня наносишь. Из одной вредности не мог я тебя подковами обкормить. Разве только с пьяну? Опять не выходит. Чтобы до такого изумления напиться, сколько мне зелена вина надо? Вот то-то и оно! Хотя стоит попробовать… — Войтик задумался и замолчал. — Нет, не мог я тебя подковами накормить, воевода!

Заскрипела дверь сарая. На Стаса пахнуло запахом протухшего мяса и прокисших шкур. В воздух взвились полчища ядреных зеленых мух.

— Смотри, как откормились на дармовых харчах! — Возмутился Войтик. — Скоро вовсе сюда не зайти будет. А жирные то, жирные какие! Аж морды лоснятся.

— У кого?

— Так у мух же! Не у меня же. Моей то морде откуда лоску набраться? С конины разве так отъешься? А им такая еда в самую пору. Хоть бы ты им сказал грозное слово, что ли? Как никак, воевода.

— Кому?

— Так мухам же. Подумают, что я у них харчишко пришел отнимать, и не пустят. А куда я шкуры девать буду?

— А это не твоя забота, друг мой Войтик. — Решительно вмешался в их милую задушевную беседу Стас. — Смотри сюда.

Он присел на корточки и ножом на гладко утоптанном земляном полу начертил сапожок, похожий на мокасины индейцев, только на ладонь выше щиколотки.

— Подошва из спинки шерстью назад. На каблук свернуть вдвое. А верх можно потоньше. С брюшка. Как думаешь, воевода, легче в таких сапогах бегать будет или нет?

Воевода неуверенно покрутил головой.

— Не знаю. — В растяжку промычал он. — Может и легче, а только надолго ли их хватит?

— А нам надолго и не надо. Правда, Войтик? Нам только туда и обратно сбегать. К тому же даром достанутся. И мамка ругать не будет, если даром.

Войтик долго молчал, пыхтел и разглядывал рисунок. Потом что-то смекнул и заулыбался.

— Известное дело, легче. К тому же нога на траве назад проскакивать не будет.

— Вот и славно. Через две недели, Войтик, все должны быть в новой обувке!

— Не понял. — Ошарашено воззрился на него Войтик, как две капли делаясь похожим на Толяна.

— Войтик, милый ты мой! — С самыми задушевными интонациями проговорил Стас и доверительно похлопал его по необъятной груди. — Давай договоримся так. Понимать буду я, а ты будешь делать. Так ведь проще? Правда?

— Так вроде проще. Но…

— Войтик, две недели! Иначе самого на сапоги пущу. Ты мне веришь?

Голос звучал проникновенно, источал такую ласку, что не поверить было нельзя. Да и серые твердые глаза не позволяли не только не верить, но даже усомниться в том.

Войтик вздохнул, с тоской посмотрел на гору шкур, перевел взгляд на воеводу.

— Надо же было так жрать! Это ж, сколько шкур успели выпростать! Знал бы, отрубями кормил!

— Эх, Войтик! Хоть одна рука в кремнике появилась, которая тебя за бороду оттаскала. — Не без зависти возрадовался воевода, в тайне завидуя той легкости, с которой Стас укротил неукротимого детину Войтика.

— Людей бери сколько надо, Войтик. Не велика премудрость по ноге подошву выкроить, и дратвой прошить. Спать меньше будут. А то глаза опухли…

— Но…

— Обойдемся без всяких «но». Сапожничать только в свободное время.

— Но…

— Войтик, душа моя. Еще раз услышу «но» и ты пойдешь мести двор.

Войтик выкатил глаза, открыл рот и тут же захлопнул его, с тоской зыркнув на воеводу.

— Сам напросился, чуча бородатая! — Злорадно ухмыльнулся воевода и оглушительно расхохотался. — Жил себе между котлов, горя не знал. Так нет же, в науку полез! Вот и получай.

А Стас не слушая их, уже торопился на «спортплощадку».

— Груздень, волоки сюда оружие.

Груздень махнул рукой, подзывая к себе помощников, и исчез под навесом, где ровной грудой лежали гладко выструганные, в два пальца толщиной, метровые дубины. Отдельной кучкой лежали такие же палки, но длиной вдвое короче.

Стас, не выбирая, поднял одну из них, взвесил на ладони, покрутил ее кистью и остался доволен.

Время заставляло спешить. Он уже не раз пожалел, что определил для себя такой короткий срок. Что можно сделать за месяц? Пусть, даже за три. Вот и приходилось валить все в одну кучу, уповая на то, что дюжие мужики, не отягощенные наукой, сумеют запомнить хоть малую толику из того, что он валил на их головы.

— И так, судари мои, зарубите себе на носу, вдолбите в свои головы, что мне молодецкая удаль в бою не нужна. Бой, я уже говорил воеводе и скажу вам, не богатырский поединок девкам на удивление. Тем более, что и девок рядом не будет. Они вас дома живыми и здоровыми поджидают. «Размахнись рука, раззудись плечо», — это не для нас сказано. Руби, режь и коли все, что оказывается рядом. Тогда и вас кто-то выручит. Я понятно говорю?

Было заметно, что не очень понятно, но вопросов он не дождался.

— Очень мило. Тогда благословясь и начнем. Желающие, два шага вперед! Могут попытать удачи и те, кто зуб на меня точит… — Скупая улыбка появилась на его губах.

Как он и ожидал, в числе добровольцев оказался Груздень. за ним заторопился, чуть не опоздавший к самому веселью Войтик. Оглядываясь на товарищей, вслед за Войтиком вперед шагнули еще двое, пожелавших попытать счастья.

— Чтобы случайно не порезать пальчик, вместо мечей и ножей, будем биться вот этими дубинками. — Стас снова закрутил свое оружие в руках. — Прошу, господа мои. Я к вашим услугам. Груздень, ты почему такой робкий сегодня? Войтик, или у тебя нечего мне сказать?

Войтик, как и ожидалось, не выдержал насмешливого тона и очертя голову, подняв дубину над головой, ринулся в атаку. Стас выждал несколько секунд, как тореадор на корриде, выгнул спину, повернулся на пятке и Войтик пролетел мимо, успев получить чувствительный удар в спину. А Стас прыгнул головой вперед между тройкой нападающих, перевернулся через голову и, вскочив на ноги, оказался у них за спиной. И сразу нанес три молниеносных удара.

Мало что, понимая, мужики застыли с опущенными дубинами. А за спиной прозвучал негромкий смех и тихий скорбный голос.

— Невестам придется поискать других женихов, ребятки. Я же предупреждал, что мне богатырский поединок не нужен. Войтик, ты что, в самом деле думал, что я полезу под твой удар? Нашел дурака! А я уступил тебе дорожку, и, готовьте тризну. И один против троих не полезу. Хотя вру. Против троих, может, и полезу, если разозлят А в спину, сколько угодно. Хитрость не велика. И нет ни какой нужды махать мечом со всей дури. Им, как и ножом, можно колоть и резать. Вот так. И так…и так!

Каждое свое слово он сопровождал действием.

— Защита! Блок! Нападаю!

Вои уже не думали, что в его руках обычная палка. Грозное оружие разило насмерть. Ноги делали крохотный шаг, легкое движение кистью и меч вонзался в подбрюшье, или косым росчерком разрезал грудь, отсекал руки, распарывал горло.

— Не дрова колете, не лесину валите. Если не вы его, то он вас! Выбор не велик. Показываю еще раз!

И снова, словно танцуя, медленно по движению проделывал все, что вои видели в беснующемся вихре молниеносных атак.

— Повторяем вслед за мной! Груздень, молодец! Войтик, не маши руками, сквозняк нагонишь! Толян, легче кисть, легче! Блок снизу. Уклон. Атака! Еще раз! Кувырок. И в спину, поперек позвоночника, под броню! Так его.

Полсотни дюжих тяжелых мужиков неуклюже топали сапогами, силясь повторить его легкие танцующие движения.

— Не так! Удар сзади в голову. Меч за спину, ставь блок!

Движение кистью и меч в его руке переворачивается лезвием вниз и бьет без размаха в пах. И сразу же, ножевой режущий удар под подбородок.

Воевода, наблюдающий за этим действом со стороны, ощутимо услышал, как с глухим стуком упала, отрезанная этим ударом вражеская голова и невольно поежился. А жуткое оружие этого не высокого и дьявольски ловкого воя, не останавливаясь и на вершок, снова вернувшись в привычное положение, уже опускалось на плечо очередной жертвы.

— Блок! Он ждет удара, а ты коли. Вот так! И нападай сам. Он не знает того, что знаешь ты. Атака сверху, нырок и наискось! Переводи удар.

И снова движение кистью. Меч перевернулся в руке и прошел снизу вверх, вскрывая живот.

— Угадай атаку! Не по мечу. По глазам. По ногам. Удар начинается там. Рука только продолжение атаки. Дрогнул носок. Жди удара. По глазам угадаешь, куда кинется меч. И сразу блок. Не лезь под каждый удар. Пропусти мимо и бей сбоку. Не можешь сразить, покалечь, чтобы больше не мешался. Режь подколенные жилы. Иногда помогает. Обойдемся без поединков. Нам глупостями заниматься некогда. Удар! И вперед! Добьет, тот кто идет следом.

Говорил просто, спокойно, но от этой простоты у воев холодела душа, и мороз продирал по коже.

— Встали попарно. Только не горячитесь. А то покалечите, друг друга, а с кем я останусь?

Окинул зорким глазом площадь. Показалось, что вроде прибавилось воев в строю. Так и есть. Кое-кому из других десятков захотелось попробовать себя в диковинной науке. Пристроились незаметно. Тоже топчутся. Ну и пусть топчутся, вреда не будет. А если что и запомнят, так только на пользу.

— Серд, не желаешь размяться? — Шутя, пригласил он воеводу, широким движением руки.

Воевода отрицательно помотал головой.

— Страшно учишь, Волк, ребят. Жутковато делается от твоей науки. Как бы не попортил мне их.

Стас вздрогнул от неожиданности и озадаченно уставился на воеводу.

— Так ведь и вы, воевода, не капусту рубите, а живых людей.

— Рубим. Не без этого. Только мы по старинке все делаем. После нашей рубки человек еще уберечься может, а после твоей мертвое поле.

— Вот ты оказывается, какой воевода. — Негромко сказал Стас и вздохнул. — Хорошо бы еще те, кто на вас тьму напускает, так же думали. Только не верю я в это. А за ребят своих не бойся. Они ведь и мои сейчас тоже. Тот, кто узнал, что жизнь человеческая с душой тонюсенькой ниточкой связана, кровь по напрасну лить не будет. Не свою, не чужую.

— Хорошо бы…

— Поверь мне. Настоящий боец жизнь зря не отнимет. — И снова вздохнул. — Не первый год этим ремеслом занимаюсь.

Помолчали, наблюдая за происходящим на площади.

— Леха, Толян, Груздень! Ко мне…

Все трое оставили своих партнеров по поединку и, со всем поспешанием, подбежали к нему. Леха даже щегольски отсалютовал своей дубинкой, как драгоценной благородной шпагой.

— Атакуй!

— Все сразу? Или по очереди?

— Как вам угодно будет. Да атакуйте же, черти! — Рассердился Стас.

— Командир, ты без оружия. — Скромно заметил Толян, осторожно наступая на него.

Парень чувствовал, что для них припасен какой то подвох и уступал право первого удара нетерпеливому десятнику. Но и тот, наученный горьким опытом предыдущих схваток с новым начальником, на этот раз действовал осторожно и с ударом не торопился, благоразумно заходя к нему с боку.

Леха, разгадав хитрость десятника, оставил Толяна лицом к лицу со Стасом и двинулся в атаку с другой стороны.

Толян, в юные годы, баловавшийся нунчаками, качнулся на ногах, обозначая удар, и сразу же нанес колющий удар в грудь. Стас сделал неуловимо быстрое движение, пропустил удар мимо, перехватил руку Толяна. Парень описал вокруг него круг и повалился к ногам воеводы, ошеломленно хлопая глазами. Его дубинка оказалась в руках Стаса, как раз в тот момент, когда оба его противника готовы были нанести одновременные удары.

— И не совестно. Вдвоем на одного. — Укорил он, отражая удары.

— Сам напросился. — Едко ответил Леха, переводя удар сверху вниз. — Груздень! Дружно!

Но Груздень не спешил, выжидая удобный момент для нападения. И опоздал!

Стас, не дожидаясь Лехиного удара, метнулся навстречу десятнику. Воеводе показалась, что на какое то время он, словно растаял в воздухе, а когда появился, Груздень уже стоял без оружия и с недоумением смотрел на пустые руки. А его дубинка была в левой руке Стаса.

— Проси пощады, Леха! — На лице Стаса снова появилась добродушная улыбка.

— Красные не сдаются! — В тон ему, гордо вскинув голову, ответил Леха и с, присущей ему бесшабашностью, ринулся в атаку.

Но при всем своем азарте, дурь не кружила ему голову. Действовал расчетливо, умело, используя свою спортивную подготовку и уроки Стаса. И тот не стал над ним куражиться. Двумя ударами выбил у него из рук дубинку и, подкидывая ее, как в детстве чижик двумя своими, распорядился.

— Все, ребятки! Обедать! Загоняли вы меня. После обеда, короткий отдых и снова в бой. Покой нам только снится. И вот еще что, орлы. Что бы больше я ваших не бритых рож не видел. Одичали совсем.

Сам он был гладко выбрит и Лехе даже казалось, что от него несет дорогим одеколоном. Он обиженно всхрапнул и мотнул головой в сторону воеводы.

— А им можно? И кто на нас смотрит?

— Я смотрю, друг мой Леха. Командир должен пример показывать, а ты шерстью, как дикобраз зарос. И Толяна плохому учишь. А эти… — И он тоже указал головой на воев и снова повторил. — А эти завтра ногтями свои бородищи выдирать будут!

— Так уж и будут.

— Толян, как ты там говоришь. Я отвечаю?

— Реально!

Ну, так и я отвечаю.

 

Глава 7

Следующий день начался, как обычно.

Бодрый голос Стаса сорвал всех с лавок, скинул с полатей, на которые у Стаса давно зуб горел. Портили они, проклятые, весь строгий казарменный обиход, да и только! Ни тебе равнения по шнурку, ни тебе заправки с воротничком!

Леха с нетерпением ждал, когда же Стас примется за лешачьи бороды, но Стас даже словом не обмолвился.

Утро началось, как обычно.

Две просторные ладони в бочку с водой, две горсти в лицо, что бы согнать остатки сна и направо, бегом.

Верст через десять Стас остановился и огляделся. Чем-то ему это местечко понравилось.

Не давая отдышаться, остановился перед строем и выдернул из ножен свой нож.

— В нашей с вами работе, ребятки, чаще всего успех боя будет зависеть вот от этого инструмента. Вы привыкли им крошить хлеб, резать сало, иногда в пьяной драке попугать соседа, ревнивого мужа. А это оружие пострашней меча. С мечом конечно покрасоваться приятней. Опять же люди видят. А на миру, как у нас говорят, и смерть красна. А нож, оружие неожиданного, скрытного боя.

Он говорил добродушно, с той легкой улыбкой, к которой вои уже привыкли, а нож летал в его руках. И вои смотрели уже не на него, а на этот нож, который, казалось, жил своей собственной жизнью и нисколько не зависел от рук его владельца. Вот он в правой руке, левая рука совершает молниеносное движение, и нож исчезает, легкое движение пальцем и лезвие молнией сверкает и тут же исчезает снова. Разинув рты, вои пытаются угадать направление удара, а нож каким то чудом летит из левой руки в правую, и снова не отразимый удар.…И снова его руки пляшут перед их лицами и не возможно предугадать из какой, руки выскочит нож в смертельном ударе. И сколько у него рук? Две, как у всех нормальных людей? Или немного больше?

— Дело это, прямо скажу, ребятки красивое, но мало привлекательное. Но история знает случаи, когда именно нож решал судьбу сражений. Показываю еще раз…

И руки его медленно, по движению начали вычерчивать в воздухе замысловатую вязь.

— Не смотрите на нож, следите за глазами противника, если вы позволили ему полюбоваться на ваш образ. Хорошо, если вам повезет и вы избавитесь от его присутствия первым же ударом. А если нет? Обездвижьте, лишите его препакостной привычки мелькать у вас перед глазами, суетиться и размахивать ножом, или хуже того мечом.

И его нож менял положение. Скупое точное движение и он уже режет паховые жилы. Снова меняет положение и трещат сухожилия на руке.

— А после этого он ваш. Целиком и полностью. Можете делать с ним что угодно. Он возражать не будет. Можете, если не позволяет кольчуга, провести лезвием по горлу. Можно по глазам. После этого вашему противнику долго будет не до вас.

Нож, не уставая, порхал и порхал в его сильных послушных руках.

На какое время ему показалось, что в глазах его слушателей появился страх, и он недовольно поморщился. Даже в глазах Толяна появилось что-то чужое. А Леха смотрел с явным осуждением.

— Не спорю, что было бы намного лучше, если бы противник не успел к вам повернуться лицом. Не пришлось бы долго уговаривать, но так бывает не всегда. К нему ведь еще и подобраться нужно. А если он не захочет пустить вас в гости по доброй воле? Леха! Бери с собой три десятка и вон туда.… Занимай оборону. Я место смотрел. Вполне надежное. Оборону занимать скрытно. Заодно и посмотрю, чему на полосе препятствий научились. Бой до первого касания. До мордобоя дело не доводить. Кого рукой коснулись, убит. Падай и послушно умирай. Задача ясная?

Крепкий, грудастый парень, мало в чем уступающий Толяну, дернулся вперед и открыл было рот, но встретив недоумевающий взгляд Стаса, так и застыл, забыв его захлопнуть.

— Веселин, ты чем-то недоволен?

— Так, там же колючек! До ночи не обобраться, воевода.

— Веселин, друг мой, с меня вполне достаточно будет, если ты будешь звать меня просто командиром. А на колючки наплюй. Что ж ты такой любопытный то? Я же не на цветочки тебя посылаю любоваться. Ты еще венок по дороге любимой девушке сплети или букетик нарви. А другой ягодок захочет. И как тогда воевать? А, Веселин?

Всегда готовый расхохотаться, Войтик на этот раз воздержался от проявления чувств и озабоченно почесал бороду.

— Так ягодам не пришла еще пора.

Стас не смог удержаться от злорадной улыбки.

— Груздень, ты получаешь под начало второй взвод и заходишь им в спину. То есть с тыла, говоря военным языком.

— Так у них же народу больше.

— А ты, Груздень, скрытно. Ползком на брюхе, что бы не заметили.…Подумав, да прикинув.

Груздень засопел, уткнувшись взглядом в густую жесткую траву со множеством колючек и потянулся широкой ладонью под шишак.

— Правильно, Груздень. Именно там и ищи пути-дороги к лагерю злого и кровожадного врага. Все ответы только там. — Улыбнулся Стас. — Врасплох. Как снег на голову! Хотя, что я говорю, у вас может, и снега то не бывает. Тогда, как орел на ягненка. И бесшумно.

— Как же! Жди. Они сейчас во все глаза таращиться будут!

Леха прислушался к их занятной беседе и не утерпел.

— Не, Груздень. Спать ляжем. — И улыбнулся самой противной из всего своего богатого арсенала улыбкой.

— Все, Леха. Шутки в сторону. Времени тебе даю для занятия рубежа ровно час. И не минутой больше.

— Так я же часы дома на полукамоде оставил. — Попробовал поторговаться Леха.

— Леха, не зли меня. Ибо я страшен в своем гневе. — Стас притворно свел брови на переносице. — За каждое слово буду убавлять по две минуты. Вопросы.

— Понял, командир. Исчезаю. — Шутливо бросил два пальца к виску лохматой головы и, как кабан ринулся в заросли колючек.

— Взвод! За мной! Последнего лишаю заслуженной вечерней чарки. — Долетел до Стаса его начальственный голос.

— Ну, то-то же! — Стас удовлетворенно качнул головой и повернулся к Груздню. — А тебе, друг мой Груздень придется обождать. А что бы не скучно было, почешем кулаки. Толян!

— Да я рядом. — Отозвался парень.

— Вот что, Толян. Наверняка ты начинал с быков в своем не простом и опасном бизнесе.

— Ну, было. В натуре.

— Тогда не за что не поверю, что тебя не натаскивали на карате и кикбоксинг.

— Реально, командир. Без отмазки. — Охотно, даже с легкой примесью гордости, согласился Толян.

— Вот и славно. Назначаю тебя заместителем командира взвода к нему. — Стас взглядом указал на десятника. — Можешь пришивать сержантские погоны. К обязанностям приступай немедленно. А для начала проведи занятие по рукопашному бою. Если что не так, я поправлю. Вопросы есть?

Толян от неожиданности чуть слюной не подавился. Выкатил на него круглые глаза, покраснел, как красна девка.

— Без булды, командир.

— Толян! — Стас недовольно поморщился. — Я тебя командиром сделал, а ты чему подчиненных учишь?

Толян извиняюще взметнул руки над головой.

— Все, командир. Всосал! Больше не буду. Зуб даю!

Стасу после этого осталось только обреченно махнуть рукой.

— Хорошо, валяй. Не серди меня. Бойцы и так заждались.

Толян кивнул головой и, повторив Лехин жест, рявкнул во все горло.

— Братва! Слушай сюда. Показываю…

— Толян, начинай с простого. — Предупредил Стас.

Толян отмахнулся, и Стасу пришлось, чтобы не подрывать авторитет молодого, но стремительно растущего командира, отойти в сторону.

Толян сноровисто разделся до пояса и потянулся, поигрывая мышцами. Потом легко подпрыгнул и сел на шпагат, растягивая давно не тренированные мышцы.

Груздень и его воины с изумлением следили за этими приготовлениями. А Толян, закончив свою короткую разминку, улыбаясь и нежась под этими взглядами и, явно подражая Стасу, скромно спросил.

— Войтик, может пободаемся?

Войтик, словно только этого и ждал. Раскрыл рот в довольной улыбке, и, не раздумывая, шагнул вперед, сжимая пудовые кулачищи.

— Только, чур, мамке не жаловаться. — Не то в шутку, не то всерьез предупредил Толян и насмешливо улыбнулся. — Ну, Войтик, покажи себя. Я маленьких не обижаю.

Толян явно подзадоривал давнего противника. И добился своего. Войтик, не снеся обиды, издал утробный рык и ринулся в драку. Толян не сдвинулся с места. В тот момент, когда кулак Войтика вот-вот должен был впечататься в его лицо, он стремительно присел, пропуская удар, развернулся на носке левой ноги и далеко вперед выкинул правую. Удар был резкий и совершенно неожиданный. Войтика подбросило вверх. Он непроизвольно вскрикнул и, как лесина под топором дровосека, плашмя рухнул на землю. Падение сопровождалось гулким ударом. Стасу показалось, что под широкой спиной повара даже просела земля.

Стас одобрительно подмигнул Толяну.

— А что, командир, вообще реальный приемчик. Груздень, возьми свою дубину и подержи ее вот так.

Груздень послушно выставил вертикально перед собой свой деревянный меч, сжимая его двумя руками.

— Конкретней держи!

Снова разворот, удар пяткой. И крепкая, едва ли не в руку толщиной, дубина вылетела из рук десятника, развалившись на две половинки.

— А теперь ты. Только горизонтально. Да не так, бестолочь. — Толян вошел в раж. — Горизонтально, значит горизонтально. Чему вас только в школе учили? Ну, вот другое дело.

Резкий взмах рукой, короткий выдох. Несмотря на свой не малый вес и полноту, Толян был ловок и проворен, как черт. Удар! Сухой треск и в руках осталось по половинке того, что мгновение назад было тренировочным ножом.

— Это только для начала! Эх, жаль здесь кирпичей нет. Уж я бы показал.

Стас от всей души расхохотался.

— Чего нет, того нет, Толян. Придется, как это не прискорбно, обойтись без них. Но ты и так, как мне кажется, убедил всех в серьезности своей науки. Хорошо бы подкрепить все это еще несколькими ударами кулака. А можно и больше. Правда, Груздень? Теперь пошли по одному.

Сначала Толян явно осторожничал и аккуратно их укладывал на спину. Так в старых фильмах, припомнил Стас, крестьянки укладывали снопы на жатве. Но потом разгорячился, вошел в азарт, и вои полетели в разные стороны, сбитые с ног подсечками и подножками, а то и просто бросками, как чурки из под топора дровосека.

— Груздень, а ты что стоишь без дела? — Стас повернулся к десятнику. — Так все самое интересное пропустишь.

Но Груздень явно не спешил на встречу событиям. Он внимательно, прищурив глаз, следил за действиями Толяна и своих подчиненных. Стас видел, как подрагивает его тело, непроизвольно повторяя каждое движение. Наконец решился и он. Но не кинулся, как все очертя голову. А осторожно, короткими и, по кошачьи мягкими, шагами пошел на Толяна. Затем метнулся же по кошачьи, облапил его поперек туловища, плотно прижав к нему руки. Но Толян был не прост. Короткий рубящий удар ребрами ладоней по бокам и хватка ослабла. Еще один, снизу вверх под локти. И снова быстрый поворот на пятке, захват…Груздень описал один круг вокруг Толяна, второй, развернулся, плохо соображая, что с ним происходит, и аккуратно лег на землю, уткнувшись бородой в колючки. Колено Толяна прочно утвердилось на его спине, а грубо вывернутая рука покоилась в лапе Толяна и не выносимо страдала от не человеческой боли.

Но Толян вовсе не собирался упиваться сладким мигом победы над своим новым командиром. Он отпустил руку, легко вскочил на ноги и, открыто и честно улыбаясь, протянул ладонь.

— Держи пять, начальник. Еще разок? У меня не так прикольно получается, как у командира, но тоже не каждый побьет. Попробуем? Ты на раз сечешь. Должно получиться. — Обнадежил он Груздня.

Но тот, выдирая из бороды колючки, отрицательно замотал головой.

— Пожалуй, хватит. И так, как собака весь в репьях вывалялся. А поучиться и, правда, поучусь. Наука не рыбья кость, в горле не застрянет.

Стас довольно улыбнулся.

— Ну что же. Учиться, так учиться. Время терпит. Разбиться по парам. И вперед!

На этот раз к Толяновой педагогике подключился и он. Гремело железо. Пот заливал глаза, но вои не сдавались. Под взыскательным взглядом Стаса и непрерывными поучениями Толяна мужики волтузили друг друга, забыв обо всех увещеваниях, не калечить друг друга.

Наконец, терпение десятника лопнуло. Опустив руки, он рявкнул во все горло.

— Сдирай с себя все железо к лешевой матери, пока не доканало оно нас. Лучше под ножом умереть, чем в этом железе заживо свариться.

Стас возражать не стал. Посмеиваясь, дождался пока вои скинуть с себя броню и распорядился.

— Леха вас уже заждался, а вы все развлекаетесь. Давай, Груздень. Твой выход. Но смотри в оба! Леха только с виду рубаха-парень. А побывал в таких переделках, что вам и не снились. Будь поосторожнее. Это я как друга предупреждаю.

Груздень прищурился, стянул глаза в щелку. Стасу стало понятно, что зря полез со своими советами. Десятник забавляться не собирался. На войне, как на войне.

— Толян! Бери половину и дуй прямиком, не сворачивая. Греметь, не греми, но особо и не прячься. И совсем хорошо будет, если подразнишь их чуть-чуть. А я попробую обойти. Как думаешь, командир, получится?

Груздень повернулся к Стасу.

— Не думал, и не собираюсь. — Ухмыльнулся тот вместо ответа. — Теперь твой черед думать. А я же просто посмотрю, чья возьмет.

Груздень снова потянулся к потылице. Но передумал и махнул рукой.

Толян, не успев одеть футболку, ринулся в бурьян. За ним, чуть помешкав, и с обидой посматривая на Стаса, в густых зарослях невообразимых колючек, исчезли и его подопечные.

Некоторое время стоял сплошной треск и густой шорох сухих веток и прошлогодних листьев. Но скоро все стихло. Толян сообразил, что такая наглость, наверняка, насторожит Леху и он заподозрит подвох. И он решил действовать осторожнее, чего от Толяна ожидать было не как не возможно.

Груздень проводил его группу взглядом и кивком головы подал команду своим.

«Решил обойти бурьян стороной, — Подумал Стас. — Посмотрим, как у тебя получится. На хитрую попу есть хвост с винтом».

Сел на груду наваленного железа и сорвал травинку. Хотелось курить. И он зло сплюнул. Справиться с многолетней привычкой было куда тяжелее, чем привыкнуть к обрушившемуся на них средневековью.

Посидел с полчаса, нежась под солнцем, встал и решительно двинулся через бурьян туда, где исчезла Толянова команда.

Прошло еще с полчаса, и до его слуха долетела яростная брань и обиженные голоса.

Не на шутку встревожившись. Стас перешел на бег настолько, насколько это позволяли заросли.

— Еще изуродуют друг друга, черти. — Мелькнула мысль. — Отношения простые и ясные, границами не огорожены. Мозги условностями и правилами не замусорены. В раж войдут. Водой не отлить.

Продрался сквозь бурьян и выпрыгнул на тесную, стиснутую со всех сторон мелколесьем и густым кустарником, полянку. В середине поляны яростно ругались командиры противоборствующих отрядов, поддерживаемые одобрительными возгласами своих подчиненных.

Точнее было бы сказать ругались Груздень и Толян, наседая на Леху. Но тот нагло посмеивался, открывая бесстыже в белозубой улыбке рот. Стас по себе знал, до какой степени озверения может довести эта Лехина улыбка и поторопился решительно вмешаться в разгорающийся конфликт.

— О чем кричим, господа командиры?

Господа командиры дружно повернулись на его бодрый голос и Стас, пресекая многоголосицу, распорядился.

— Кричать по одному! И желательно шепотом. Я ясно излагаю мысль? Груздень?

Но Груздень только широко открывал рот и не находя нужных слов, размахивал кулачищами перед Лехиным носом.

— Так думаю, что бой вы нашему другу и однополчанину Лехе проиграли!

Толян со всей возможной прытью вынырнул из плеча своего незадачливого соратника.

— Не проиграли. Это он не по понятиям! А теперь стоит и прикалывается.

— Объясни…

— А тут и объяснять нечего. Ты ему где приказал нас ждать? А он что вытворял?

— И что же он такое вытворял? — Как можно спокойнее спросил Стас, подпрыгивающего от негодования парня, уже догадываясь, что хитрован Леха таки сыграл с ними злую шутку.

— А то! Он сначала ему, — Толян кивнул на все еще мычащего Груздня. — в спину ударил и запятнал всех. Как пацаны в салках. Так я говорю, Груздень?

Груздень часто закивал головой, кидая на Леху яростные взгляды.

— Излагай дальше.

— А потом на нас насыпался.

— И… Ты рожай, рожай быстрее.

И вовсе да же не «и»! — В голосе Толяна взорвалась вся накопившаяся обида. — Он мне ксиву свою ментовскую в рыло сунул.

— И что дальше? — Спросил ехидно Стас.

— Ну, у меня крышу и снесло! Лапы в гору и мордой в землю.

— Молодец, Леха. От лица службы объявляю благодарность за проявленную находчивость и военную хитрость!

Леха шутливо щелкнул пятками потрепанных кроссовок и вскинул руку к виску.

— Служу Советскому Союзу!

— Как это благодарность! — Взъярился Толян. — Груздень! Пацаны! Вообще реально наколол нас! И ему же благодарность…

— В натуре! — Наконец выдохнул Груздень первое, что пришло на ум, и повернулся к своим бойцам, ища у них поддержки.

И поддержка не заставила себя ждать. Бойцы разразились дружными обиженными криками.

Стас нахмурил брови. На лицо был бунт и явное не послушание, чего настоящий командир не только терпеть, видеть не должен. Более того, он просто обязан задавить это на корню безжалостной и беспощадной командирской десницей.

— Леха! Какой приказ ты получил?

— Занять означенный рубеж!

— И…

— Занял, командир!

— А дальше?

— Принял, как водится у нас, командиров, мудрое решение и устроил засаду.

— А рубеж?

— С рубежом, командир, все нормально. Оборонял его от коварного и лютого ворога силами пяти бойцов! От приказа не отступил и на пядь! Рубеж удерживал до конца. Только на него так никто и не вышел!

— Толян, понял?

Пока Толян переваривал информацию, Стас повернулся к десятнику.

— Груздень, я тебя предупреждал, что Леха хитрая бестия? Предупреждал или нет?

— Ну, было… — Неохотно сознался Груздень, выскребая из прически репьи.

— А ты решил мне не поверить? Своему командиру и, можно сказать, отцу родному?

— Так ведь…

— Их, командир, в пять ножей можно было порезать. У Войтика на заднице воробей сидел, а он даже не почесался. — Подлил Леха масла в огонь. — Ну и Веселин, как водится, цветочки нюхал.

Войтик обиженно хрюкнул и присел, прячась от глаз Стаса.

— Войтик, не прячься. Все равно вижу. Ты тоже считаешь, что Леха победил не честно?

— Да чего уж там, командир. Осрамились, одним словом. Думали, что они нас будут на месте ждать, а они хитрость задумали. Поднимай руки, Груздень. — И повернулся к Лехе. — Долго нам еще битыми ходить! А воробья на заднице я бы почувствовал. Это ты наврал! Не было никакого воробья!

— И я цветы не нюхал! У меня и так вся борода в колючках. Стал бы я с такой бородой нюхать. — Приободрился Веселин.

— Ну не нюхал, так не нюхал. А хоть бы и нюхал? Разве я запрещал? — Охотно согласился Стас. — Да ради бога. Сколько угодно. Правда Толян?

— И все равно не по понятиям! — Неуступчиво буркнул Толян. — Зачем мне ксивой по фейсу тыкать? У меня, может, на эту ксиву аллергия.

— А из ствола палить аллергии не было? — Ехидно спросил Леха, и, изменив тон, добродушно обнял парня за плечи. — Ладно, Толян. Проехали. Командир же сказал, что это была военная хитрость.

Похоже, мир был восстановлен. Да и анализ учений прошел на самом доступном уровне.

— Все бойцы. Возвращаемся на базу. — Скомандовал Стас.

— С рожами в репьях? — Не утерпел Войтик. — Хорошо, баба моя меня сейчас не видит. А то на порог бы не пустила, не то что…

— Войтик, обойдемся без продолжения. — Остановил его Стас.

— Тебе хорошо говорить, командир. У тебя лицо гладкое, как…

— Войтик!

Войтик поперхнулся и прикрыл рот ладонью.

Леха злорадно улыбнулся. Он уже давно понял, что неспроста его напарник выбрал для учений такое сволочное место. Надоело Стасу смотреть на их заросшие лица. Вот и решил совместить крестины с поминками. Говорил же, что он и соплю сапогом зря не разотрет…

— Бегом марш!

 

Глава 8

Наутро его полусотня стояла в строю, сверкая гладко выбритыми, лицами. А кое-кто, хмуря брови и делая жуткое лицо, стыдливо прятал бритую голову под железный шишак.

Стас удовлетворенно хмыкнул, изобразил на своем лице самую щедрую улыбку, на какую только был способен и довольным голосом изрек.

— Вот и славно. На людей стали похожи. Теперь в славном городе Соколяне все девки будут наши. Ну и бабы тоже. Куда им деться от такой мужественной красоты? Кому что нравиться.

Ответом послужило могильное молчание. Но Стас, словно не замечая этого, счастливо улыбаясь, продолжал.

— К тому же не жарко. И с формой двадцать полный порядок. А то, наверное, уже тараканы бегали.

И не выдержав, страдальчески поморщился, представив вдруг, каково им было срезать многовековую шерсть боевыми ножами. Но тут же заглушил в себе это недостойное чувство сентиментальности и слюнтяйства.

Зато сейчас он мог рассмотреть каждое лицо, не напрягая воображения. Подчиненные его поражали своей молодостью и здоровьем. Даже Войтик на поверку оказался парнем, самое большое тридцати — тридцати двух лет. А розовощекий красавчик Веселин и вовсе вряд ли достиг призывного возраста. Стас продолжал мыслить теми, старыми категориями, от которых давно пора было отрешится, но почему то не отрешалось. И только Груздень был в самом мужском сорокалетнем возрасте.

Впечатление портили только громоздкие грохочущие доспехи. Но и это было поправимо.

— Войтик!

— Здеся… — Недовольно пробормотал повар, все еще соболезнуя о потерянной бесславно бороде и усах.

— Не «здеся»! — Стас решил содрать с подчиненных остатки ржавчины и добавил в голос углерода. — Когда командир обращается, следует бодрым и веселым голосом отвечать «Я!» и поедать командира глазами, выражая сиюминутную готовность разбиться в лепешку, умереть славной, а может быть даже героической смертью в жестоком бою, но выполнить приказ. Войтик!

— Я!

— Другое дело. Как у нас обстоит дело с примеркой?

— А хоть сейчас. — Уже бойчее ответил Войтик. — Я уж думал, ты забыл. Все не спрашиваешь и не спрашиваешь.

— Так спросил же.

— Так и я ответил. Хоть сейчас. Только бы не побили, командир, за такую примерку.

— Авось, не побьют. — Обнадежил его Стас. — Обновку все любят. Особенно, когда за казенный счет и на халявку.

— За казенный счет только пить хорошо. — Несмело возразил кто-то.

— Ну не скажи! Сапоги или портки тоже не плохо. Свои то мы уже разбазгали в дребезги. Домой появиться стыдно. Соседи скажут, откуда такие оборвыши появились?

— Тем более. Войтик, веди в свое ателье.

— Ась? — Не понял Войтик.

— Темнота дремучая! — Пришел на выручку Стасу Толян. — Веди на примерку.

— Так бы и говорили. — Войтик, уж было, снова хотел обидеться, но передумал, решив приберечь обиду для другого раза. И уж потом рассчитаться за все сполна и сразу.

— Леха, потом веди всех в кузницу и выдай броники и новые мечи. Копья сдать Серду. Построение через час. И, пока не забыл, пусть возьмут новые портянки из своих мешков. Будем людей из них делать.

— А то ты еще не сделал. — Ухмыльнулся Леха, с ехидством посматривая на обескураженное воинство. — Они по твоему слову уже готовы травку жевать, как овечки. Правда, Груздень?

Груздень пыхнул ноздрями так, что всем показалось, сию минуту повалит дым и все возьмется ясным пламенем. Но пронесло. Груздень, следуя примеру Войтика, смолчал, чтобы не навлечь на себя новых неприятностей.

— Леха, не лезь под кожу. Он ведь и обидеться может.

— Стерпим. Кто на друзей обижается? Ты же не обижаешься, Груздень? — И не дождавшись ответа, развел руками, — Ну вот видишь, не обижается.

— Разговорчики… — По старшински, он приструнил всегда готового к едким шуткам друга.

Хотя прав был ехидный Леха. Бойцы и впрямь заметно отличались от остальных защитников крепости. Несколько недель немилосердной муштры и жесткая командирская рука совершенно преобразили это средневековое воинство. Одень на них современную форму и не отличить от бойца второгодка.

Через час полусотня снова выстроилась на площади, которую Леха уже звал плацем, облаченная в то, что по его задумке сотворил кузнец из трофейных доспехов, с трофейными же мечами за спиной и в новенькой обувке.

Сам Стас тоже был в броннике, с двумя мечами за спиной и в таких же мокасинах, стянутых крест-нА крест сыромятными ремешками. Голова повязана куском серой ткани, выпрошенным за не малую плату у воеводы, как бонданой. Поверх бронежилета появилось еще три кармана, из которых торчали рукоятки метательных ножей.

— Великолепно! — Восхитился Стас видом преображенных бойцов. — В связи с переходом на новое вооружение объявляю сегодняшний день праздничным. Занятия отменяются…

— Ура! По рваному и в школу не пойдем! — В полголоса пропел Толян и подмигнул Войтику.

— Толян! Не позорь высокое звание сержанта, а то разжалую. До конца дня все сделать, как у меня. Леха поможет. И научит, как носить бондану.

— Как нагишом!

Долетел до него, чей то сдержанный шепот.

Стас помрачнел. Потом устало вздохнул и не громко ответил.

— Ребятки, бойца защищает не железо. И даже не меч. А умелая рука. Может, даже не рука, а голова. Вы уже и сейчас не каждому по зубам, а через полгода равных вам не будет и во всем этом мире. И тогда даже эти бронники вы откажетесь носить. Настоящий боец стреляет в лицо…. Веселин, дружок, сбегай в кузню, я видел там битую кольчугу. Принеси ее мне. А заодно принеси и прямоугольный щит.

Следя усталым взглядом за резвым мальчиком, он через голову снял мечи и подал их Лехе. Потом так же не торопливо скинул через голову бронник.

— Двое! Ты и ты… — Указал он пальцем. — Луки к бою и вон к той башне.

Подождал, пока парни займут указанное место.

— Целься! Куда прицел уводишь! С метлой подружиться хочешь? Целься в лицо или грудь! Не спеша, вытянул меч из ножен и встал, слегка согнув ноги в коленях и подавшись вперед.

— Бей!

— Сдурел? — Успел крикнуть Леха.

Свистнули в воздухе стрелы. Строй замер, ожидая неизбежного конца. Но меч в руке Стаса описал короткую дугу, и стрелы упали к его ногам.

— Бей!

И снова кончик меча неведомым образом поймал стрелы в воздухе и мягко опустил их на землю.

— Как вас еще убедить, что оружие не главное в руке воина и не оно убивает? И не всякая защита закроет. Груздень, отойди к столбу. — Стас глазами указал на столб, в дюжине шагов за спиной строя. — Расступись. Нож на изготовку. Бей!

Груздень медлил, покачивая нож за кончик. Стас потерял самообладание и гаркнул так, как на него самого не кричали в учебном центре.

— Бей, твою мать!

Над плацем повисла зыбкая сторожкая тишина. Казалось, что слышно как колотится сердце в просторной груди десятника. За спиной послышались осторожные шаги. Стас скосил глаза. За его спиной стоял воевода.

— Стас, опомнись.

Это, кажется, прошептал Леха. А вон округлившиеся глаза Толяна.

— Бей, твою мать! — Повторил он.

На лбу Груздня выступили бисеринки пота, и нож сорвался с его ладони.

Никто ничего не понял, но нож перехватила в воздухе перед самым лицом рука Стаса, и мгновение спустя он вонзился с глухим стуком в столб, на палец выше головы десятника.

— Демон!

Стас оглянулся.

Воевода, иссиня бледный, кусал побелевшие губы.

— Хочешь попробовать? — Усмехнулся Стас.

— Демон! Точно демон.

— Да, брось ты каркать, воевода. Тебя погонять как следует, так еще не такие коленца откалывать начнешь. — Недовольно поморщился Стас. — Молодец Веселин. Вот что значит молодость.

Принял из рук парня щит и властно указал глазами.

— Вы, трое атакуй!

Перехватил щит двумя руками, как копье, положив его горизонтально.

Блок снизу. Удар другим краем. Тяжелый щит сбил одного противника с ног. Атака, блок и снова атака… он и не думал защищаться. Неуклюжий громоздкий щит, годный разве только для обороны против копий тяжелой конницы, в его руках превратился в страшное оружие убийства.

И снова над плацем повисла тишина.

Блок. Атака. И снова атака. Щит порхает в руках, как крылья бабочки. Удар. И еще один, оглушенный концом щита летит в сторону.

Стас не стал доводить дело до победного конца.

Он опустил щит и оперся на него локтями, как университетский профессор на кафедру.

— Если на плечах голова, а не котел из хозяйства нашего друга Войтика, убивать может даже половник. Ну, а если нет головы, не спасет и кольчуга. Веселин, Серд растяните ее пошире.

Воевода, все еще ошеломленный всем увиденным, даже не сообразил, что им командуют, как сопляком Веселином, послушно шагнул к Веселину и поднял кольчугу за короткий рукав.

В руке Стаса снова оказался трофейный меч. Короткий колющий удар и острый конец меча, продрав кольца кольчуги, на локоть вышел из нее.

— Вопросы есть?

В глазах, устремленных на него, он увидел, что-то новое, еще неясное ему. Нет, это был не страх, не восхищение. Он не знал, как это назвать, но на минуту ему показалось, что между ним и его подчиненными выросла стенка. Тонкая, прозрачная, но стенка. А может и не стенка.

«Перегнул палку. — Раздраженно подумал он и выругался. — Решил одним махом на пять веков вперед махнуть! А может и не на пять. Кто его знает, сколько их отделяет, этих ребят от того, нашего времени. То, что для нас стало давным-давно привычными реалиями, для них кошмар и ужас».

Тряхнул головой, отгоняя сомнения. И вдруг поймал себя на мысли, что чьи то осторожные чуткие пальцы пробираются через бондану, через короткие волосы в его мозг. Осторожно скосил глаза. Рядом с воеводой появился невысокий, но просторный в плечах старик. Седые волосы, перехваченные сыромятным ремешком, спускались почти до плеч. Из под густых кустистых бровей смотрели пронзительные умные глаза. Борода лопатой разметалась по груди. Из волос торчит нос лошадиным копытцем.

«Волхв. — Догадался Стас. — Такому не волхвовать, а с кистенем на дороге промышлять. Ну что ж, пусть пошарится, мешать не будем. Нам скрывать нечего. Все, как на ладони».

— Разойдись! Леха, помоги им подогнать амуницию.

— Понял Стас. Сделаем. Ну и нагнал ты на нас страху! — Не то с восхищением, не то с осуждением не громко сказал Леха. — Ребята все еще в себя прийти не могут. Груздень не жив, не мертв до сих пор. Воеводу чуть Кондратий не хватил. Ты в следующий раз предупреждай, мы хоть глаза закроем, чтобы не видеть твоих фокусов.

— Отцепись Леха. Не до тебя. Кажется мне, что кончилась для нас мирная жизнь. — Отмахнулся Стас.

— Из-за этого дремучего дедка что ли?

— Не такой он уж и дремучий. В мозгах, как лопатой роется. Вот уж не ожидал такого.

— Экстрасенс что ли?

— Хуже. Волхв здешний. Вот обнаружит у нас чертячьи рога и пожалте на костер. Или еще что похуже придумает. И попробуй отмазаться.

— Зачем отмазываться, когда размазать можно. — Забубенная Лехина голова не признавала не разрешимых трудностей рядом с напарником. — Зовет тебя воевода. Ручищей машет, аж ветер в ушах свистит. Ему бы мельницей работать. Тогда бы муку есть, не переесть.

— Ох, Леха не сносить тебе головы. Там не открутили за многие прегрешения, так здесь открутят.

— Ну, это вряд ли. — Легко отозвался Леха. — И ходит, все высматривает да вынюхивает. Нет, чтобы встать в строй, да поучиться чему-нибудь полезному. А то не украсть, не покараулить. Не мечом махнуть, не стрелой подбить.

— Это ты зря. — Вступился за воеводу Стас. — Для своего времени, он боец изрядный. Насмотрелся боевиков, вот и привередничаешь.

— Какие боевики. Да я пока на тебя не посмотрел, знать не знал, что такое, в самом деле, вытворять можно. Ты когда-нибудь расскажешь где такому научился. Я же слюной исхожу.

— Некогда. Видишь, сами к нам идут. Строго по субординации. Командир, как и положено, впереди. Комиссар отстал чуток. Иди, не мельтеши перед глазами. — Прогнал он Леху коротким кивком головы и повернулся к приближающемуся воеводе. — Что стряслось, воевода?

— Диковинно одел воев, Волк. И не бронь как бы. А одна насмешка.

— Отчего же. Грудь закрыта, а остальное меч убережет.

— Как бы вои твои в такой броне срамные уды не растеряли. — Вступил в разговор волхв, густым простуженным голосом.

— А ты попытай, крепко ли держаться эти уды, не знаю, как тебя звать-величать мил человек.

— А зови просто, Пивень. А попытать и в самом деле попытаю. Кого дашь?

— А кто понравится, того и бери. — Легко ответил Стас и крикнул в вдогонку, — Леха, верни ребят!

И тут же подумал, что хорошо бы горниста на такие случаи завести. Беда, что руки до всего не доходят.

— Рота, становись! Чтобы подошвы горели! — Зычно скомандовал Леха. — Трое последних…

Опоздал таки, друг Леха. Бойцы в строю стоят, мечи поправляют. Научились таки строиться. Молодцы. И хитрецы. Чтобы последнего не было, шаг придержали. Попробуй наказать сразу десяток!

— Выбирай Пивень любого. — Широким жестом Стас указал на строй.

— У, голомордые! На мужей не похожи. Бабы и бабы! К тому же в платки бабьи обрядились. А где щиты? Щиты я спрашиваю где? Чем от стрелы, або от копья обороняться будете? Чем, я спрашиваю.

— Фильтруй базар, дед! — Разобиделся Толян.

Стасу пришлось остудить парня взглядом.

— А я, Пивень не обороняться их учу. А нападать. Ты лучше выбирай.

Пивень, шипя рассерженным котом, пошел вдоль строя.

— Хмурый умом не боек. Веселин возрастом зелен. Мина не поворотлив. Квашенка и есть квашня. — Рассуждал он, заставляя воев сатанеть от обиды. — Войтику самое место у огня.

— Пивень, скоро солнце сядет. — Вмешался, спасая ребят от насмешек, Стас. — Позволь мне. Бой всех против всех. Без крови, до потери меча. Разойдись!

— Опять же мечи диковинно носят. За плечом котомку носят, а не боевой меч. — Продолжал канючить Пивень, набычив голову и покалывая Стаса взглядом.

Только Войтик задержался, пробегая мимо, приостановился и попросил, умоляюще глядя на Стаса.

— Дозволь, командир, после боя скрестить мечи с волхвом. Пусть посмотрит, что и около каши можно чему-то научиться.

— Пивень достанется победителю. — Спокойно ответил Стас и скосил глаза на волхва.

Тот задохнулся от негодования.

— Понял, командир. — Радостно проревел Войтик и рванул из ножен оба меча сразу. — Мой будет!

Но видимо не один Войтик затаил обиду на ворчливого волхва. Бой на плацу разгорелся не шуточный. Мечи мелькали с молниеносной быстротой. Уследить за их движеньем было невозможно. Молодецкий перезвон веселил душу. И даже у воеводы глаза разгорелись. В азарте пританцовывая, он скорбел от всей своей необъятной души.

— Эх, жаль я свой меч не взял. Смотри, Пивень, как ребята крепко жалуют друг друга. Только бы не порезались, как в раж войдут!

Глаза волхва оттаивали. В них появилось удивление. Потом восторг.

— Двоеруких воев сделал?

— Так я и говорю, где же им еще одну руку взять для щита. — Усмехнулся Стас. Пусть мечами обходятся. — Бойцы! Мечи в ножны. Налево и по кругу бегом марш. На каждый круг по ножу. Цель — столб. Потом бой без оружия. Леха направляющий! Груздень замыкает. Вперед, ребятки. Повеселим старичков!

Воевода Серд крякнул и обиженно засопел в бороду.

И закрутился веселый хоровод.

— Быстрее, растяпы! Враг не дремлет! Леха, не жалей ног! Груздень, наступай на пятки!

Вои уж и сами раззадорились. Разогнавшись, метали ножи в столб, почти не целясь, с разворота. На третьем круге взмолились.

— Командир! Столб уж на ежа похож. Не один нож больше не полезет.

— За каждый потерянный нож добавлю штрафной круг! — Грозно рыкнул Стас. — Не жалей деревяшку. Кроши столб в муку. На каждый круг по ножу в ножны.

И хитро улыбаясь повернулся к волхву.

— А что, Пивень, не жалко тебе шапки?

Волхв поднял на него удивленные глаза. Но Стас не стал дожидаться ответа. — Груздень, Веселин! Так и быть, Войтик! Цель — шапка! На десятый шаг… Бей!

И прежде чем волхв опомнился, его шапка высоко взлетела в воздух. И сразу три ножа сверкнули следом за ней. Шапка заметалась в воздухе, словно испуганная птица, и упала к ногам изумленного волхва.

— Испортили, поганцы! — Взвился от злости Пивень. — Совсем не давно справил. Трех зим ее не проносил!

И тут же расхохотался, выкатив брюхо вперед и раскачиваясь из стороны в сторону.

— Прости Волк и не держи на меня зла. Воев ты славно выучил. Не по нашему, но славно. И с мечами как надо удумал. По голяшкам не стучат. И мысли у тебя чистые. Худого в них не нашел. — Поискал кого-то острыми глазками среди бегущих воев. — Войтик, и ты тоже не дуй губы. Знатно тебя обломал твой новый воевода.

— Чего там. Проехали.

Как все здоровяки, Войтик был отходчив и не злопамятен.

«И к нему прилипло». — Покачал головой Стас, укоризненно глядя на Толяна. Но тот в ответ только пожал плечами. Я де, тут при чем? Даже рядом не стояло.

— Спасибо, друзья мои. — Он обвел глазами строй. — А сейчас всем отдыхать.

— Вечером от меня за старание всем по чарке. — Встрял воевода.

— А от меня еще по одной. — Расщедрился и волхв.

Стас скупо улыбнулся.

— Так вы совсем споите моих молодцов. Хватит и от каждого по половине. Разойдись.

Строй шелохнулся, но остался на месте.

— В чем дело, бойцы?

— Позволь, командир, потеху закончить. — Груздень шагнул вперед. — Не дело на полдороге останавливаться.

У Войтика в глазах черти запрыгали.

— Показал бы ты нам еще, как ножи из воздуха вытягиваешь. А то Груздень до сих пор сам не свой. Переживает, что не попал.

Успел все-таки зацепить десятника своим половником за бок.

— А то ты из лука мимо глаза выцеливал. — Едко отозвался Груздень.

— Умолкли все. До этого вам еще скакать да скакать. А учение можете закончить. Леха старший. Толян и Груздень помогают. Войтик! Народ не калечить. Обратно к котлу отправлю. Уступил он необычной просьбе подчиненных. — И повернулся к воеводе. — А ты, брат воевода, не только затем пришел, чтобы на бойцов посмотреть.

— Будто других дел у меня нет. — Скорбно, как и подобает человеку, сломленному не малой власть и ответственностью, ответил Серд. — Конязь в Соколень тебя требует. С тем и волхва прислал.

Стас досадливо поморщился.

— Не ко времени приглашение привез, Пивень. Думал я через семь дней в Сумеречные края наведаться. Любопытно посмотреть, что за диковинный народ там обосновался. А так, сколько времени потеряем. Пока в Соколень, да из Соколени. Да еще сколько времени там придется потерять.

— Конязь требует… — Повторил воевода.

Стас наморщил лоб и свел брови к переносице.

— Пивень, а ты ведь мог уже не застать нас в кремнике. Так ведь, воевода?

Глаза волхва заискрились смехом.

— Так ведь застал же.

— И все-таки мне, кажется, не застал.

— Конязь Соколянский — муж серьезный и норов имеет крутой. И неслухов не жалует. А если и жалует, то кнутом. — Со смехом разъяснил ситуацию волхв.

Стас искоса посмотрел на воеводу. Скосил глаз на волхва. И перевел взгляд на, потеющих на плацу, воев. Леха, Груздень и Толян давно уже забыли, что на сегодня обещан заслуженный выходной и гоняли подчиненных в три луженые глотки.

— Воевода, ты, очевидно, забыл, что я не состою на службе у Соколенского князя. — Не оборачиваясь, проговорил он, делая вид, что целиком занят тренировкой воинов.

— А… — Открыл было рот воевода, и обернулся к волхву, ища у него поддержки.

— Нет, нет, друг мой Серд, то чем занят я сейчас, вовсе не служба, а просто моя добрая воля. Захотелось, знаешь ли, помочь хорошему человеку. И, учти, совершенно бескорыстно. Да и то, потому что свободное время появилось.

Пивень усмехнулся в бороду и с ехидством посмотрел на воеводу. Серд посуровел.

— Волк, ты вынуждаешь меня, отправить тебя в Соколень силой…

Стас круто развернулся на каблуках и с нескрываемым любопытством воззрился на багровеющего воеводу.

— И как ты собираешься это сделать? Любопытно бы посмотреть. — Не скрывая изумления, спросил он.

— А велю связать…

— Вот это я не советую тебе делать, друг мой Серд. Осрамишься. Ты же не самоубийца?

— Втроем вы со всеми не справитесь. Все равно свяжем.

Стас уже откровенно развеселился.

— Серд, только давай без обиды. Будем считать, все, что произойдет сейчас дополнительной тренировкой. Подавай команду на захват. — И не дожидаясь, пока воевода подаст команду, крикнул хорошо поставленным командирским голосом. — Груздень! К мечу! Пивень, ты рассудишь, у кого лучше получилось.

— Быть по сему, Волк. — По тому, как волхв заинтересовался развернувшимися на его глазах событиями, Стас понял, что разбирается он не только в своих чародейских штучках, но знает толк и ратном деле.

Но еще прежде, чем отзвучала его команда полусотня, с мечами наголо оцепила их кольцом, и Груздень отрапортовал своим громовым рыком.

— Готовы к бою, командир!

Осталось бросить только ладонь под козырек и щелкнуть каблуками. Но пока не до этого.

Стас был вполне доволен. По всему было видно, что доволен и волхв. Остался недовольным только воевода. Жевал усы и сопел толстым мясистым носом.

«Его проблемы». — Сказал бы Толян.

— И все-таки с конязем тебе ершится не гоже. — Тихонько шепнул ему на ухо Пивень. — Может я и, правда, Серд немного задержался? Как ты думаешь?

— Будет тебе капризничать, Серд. — Добродушно улыбнулся Стас и положил свою руку на плечо воеводы. — Сам видишь, не ко времени все. Поторопился ты с докладом. Вот и получилась накладка. А в Соколень я поеду. Но только после того, как побываю за Сумеречной горой. Мир? А сейчас с чем к Соколеньскому конязю появишься?

Воевода долго смотрел на его протянутую руку и, со вздохом, вложил в нее свою ладонь.

— Умеешь ты, Волк, настоять на своем. Будто я уж и не воевода.

Волхв, услышав его слова, по лешачьи, расхохотался.

— Так на то он и Волк. А тебе бы надо было вожжи крепче в руках держать. А теперь жди, когда он сам их тебе отдаст.

— Нужны мне они. Я и без них проживу. — Отмахнулся Стас. — Войтик!

— Я, командир. — Подобрался Войтик, снова удивив всех своей покладистостью и расторопностью.

— Завтра, с рассветом отправишься к Сумеречной горе. С собой возьмешь…

— Я, командир! — дернулся из строя Веселин.

— Поперед батьки не лезь! — Осадил его Стас.

И сконфуженный парень, виновато опустив голову, нырнул обратно в строй.

— Дай мне Хруста, командир. — Осторожно попросил Войтик. — Парень шустрый, но резон понимает.

— Хорошо. Хруст, поступаешь под начало Войтика. Веселин, так и быть, пойдешь с ними. Пойдете конными. Если все будет хорошо, лошадей оставим там. Похоже, из волков я здесь один. Не пропадут. — Пошутил он. — Но если заметишь не ладное, Веселина о двуконь мне навстречу. Задача ясная?

— Все понял, командир! — Бодро отозвался Войтик.

— Свободны. Подготовку проверю сам.

Все трое метнулись из строя, но властный голос Стаса вернул их на место.

— Войтик! — Детина — повар словно на стену наткнулся. Замер на полушаге и круто повернулся через левое плечо. — Только наблюдать. Понял?

Войтик поскучнел, но в спор, как это ожидал воевода, вступать не стал.

Стас повернулся к волхву.

— Сумерки трое суток назад зашевелились. Сначала, как мне показалось, двинулись на кремник, но через сутки отступили. Воевода, человек привычный, а мне любопытно, с чего бы им гулять?

Волхв повернулся к Серду, но тот в ответ на его вопросительный взгляд пожал плечами.

— Леха! — Подождал, когда подойдет напарник, и уже другим, дружеским тоном сказал. — Возьмешь десяток и отправишься к тому лесу, где мы встретили…

— Я помню, командир. — Кивнул головой Леха.

— Скроешься за опушкой. Костров не жечь. Наблюдать.… А, впрочем, рук тебе вязать не собираюсь. Принимай решение сам. Только очертя голову не лезь. Пойдете пешими. В полной выкладке. Я подберу вас по дороге.

Поймал на себе тоскливый взгляд Груздня. Рядом такие же глаза Толяна. Сдружились. Или как говорит Толян, скорефанились.

— Груздень! Твоему десятку задачу поставлю перед заходом солнца. Времени понапрасну не теряй. Час на сборы, потом короткий отдых. Все! Время пошло! Толян, не смотри на меня так. Ты пойдешь с Грузднем. — Проводил друзей, осчастливленных особым доверием, и повернулся к воеводе. — Все ли так, воевода?

— Вот видишь, волхв? Сначала начальствует, а потом выходит, что это я, как бы, распорядился.

— А разве что-то не так? — Удивился Пивень. — По моему, лучше и ты бы не распорядился.

Стас, в который раз поразился ловкости волхва и его умению сглаживать острые углы.

— Только одного не объявил ты, Волк.

Стас удивленно поднял брови.

— Я иду с тобой. И не морщи нос. Думаешь, что тебе одному любопытно посмотреть на Сумеречные земли? Не спорь. Я хоть и простецкий с виду мужик, но прекословия не люблю. И кроме добрых кулаков, за спиной еще кое-что имею. — И увидев помрачневшее лицо Стаса, успокоил. — Не думай о худом. Не от князя, сам по себе пойду простым воем, командир. Из под начала не выйду, и мешать не буду.

— Трудно тебе будет, Пивень. Я этих ребят много дней к походу готовил.

— Как-нибудь! Не пропаду. Не сумею, вернусь в кремник.

«Вот не было печали! — Чертыхнулся Стас, глядя на волхва. — Делать нечего. Придется брать».

— А ты что скажешь, воевода?

— А что я могу сказать? Волхв, есть волхв. Сам себе голова. Ему и конязь не всякий раз перечит. — Ответил воевода, так и не отошедший от обиды, и злорадно улыбнулся.

«Ну, погоди же! Попляшешь ты у меня, лежень толстобрюхий!» — Подумал Стас и, словно упустив что-то из виду, сказал.

— Да, воевода. Чуть не забыл. Груздень твой кремник брать будет. Так, что ты подготовься. У мужика судьба решается. Возьмет кремник, с собой возьму, а нет.…На нет, и суда нет! Так, что ты уж будь готов. — И подлил масла в огонь. — Груздень, воин серьезный и решительный. К тому же кое-чему научился.

Воевода от удивления открыл рот, и так и, забыв его закрыть, с не постижимой для него скоростью ринулся в глубь крепости.

— Куда это он? Груздень то еще здесь.

Пивень помрачнел и озабоченно закрутил головой.

— Впрямь будет, как сказал? — Острый колючий взгляд волхва запрыгал по лицу Стаса.

— Что кремник не возьмет? — Сделав вид, что не понял вопроса, ответил Стас. — Не думаю. Возьмет! Парень перспективный, мозг не засорен…послушен. Иначе меч сниму. В сторожах будет век вековать.

— Зачем?

— А как мне проверить, хорошо ли он мою науку усвоил? А здесь интерес обоюдный. И воевода себя проверит, и я на своих ребят посмотрю. Или я плохо придумал?

— Не знаю. — Искренне ответил Пивень. — Но думаю, что воевода Серд будет не доволен.

— А ему то за что на меня обижаться? Ребята из других десятков тоже многому научились. Кто не ленив, да любопытен. А в остальном? Вольному воля.…У него сотня бойцов, а с Грузднем всего десяток. А пустит его воевода в кремник, наука наперед будет. На ошибках, как у нас говорят, учатся.

— Рисковый ты парень, Волк.

— Какой есть. Ты мне тоже понравился, брат Пивень. А теперь прости, мне надо проверить, как ребята к выходу готовятся.

— Если позволишь, командир, я с тобой пойду. Мне ведь тоже надо готовиться…

Задолго до рассвета три отряда покинули кремник.

 

Глава 9

Следующий день прошел незаметно. Потом еще день. И еще один. Груздень бросал в его сторону взгляды. Но Стас словно не замечал их. И только к вечеру второго дня, отвечая на немой взгляд десятника, неприметно кивнул головой. И десяток ускользнул из крепости так, что не только воевода, даже дозорные не заметили. Он пропадал на плацу и усиленно гонял оставшиеся в крепости десятки его полусотни. Справедливости ради сказать, в этом вовсе не было никакой необходимости. Десятники прекрасно запомнили нехитрую науку муштры и, как бы сказал Толян, оттягивались по полной программе. А еще бы он сказал на своем шикарном языке, что привычка хуже поноса. Вот следуя этой пакостной привычке, он и околачивался на плацу.

Рядом с ним неотлучно топтался и волхв. Мало того, что топтался, так он еще и не смотря на весь свой возраст, лез в самую гущу событий. То есть хватался за меч и кидался, очертя голову в заведомо проигранный поединок. Или засучивал рукава и влезал в рукопашный бой. Забывая про свой не малый чин и высокое положение, щедро раздавал удары налево и направо. Ребята сначала остерегались обидеть старого человека, но после двух крепких оплеух забыли обо всем и прокатили несколько раз по земле. Правда, из осторожности не прибегали к кулакам.

Волхв, не обижаясь, поднимался с земли и снова лез в драку… Стас, изредка бросал в его сторону недовольные взгляды, но не мешал. Пивень уроки усваивал быстро. Кстати по меркам двадцатого века, стариком его можно было считать с большой натяжкой. До настоящего пенсионного возраста ему еще шагать да шагать.

Воевода же целый днями метался по стенам от башни к башне, дико рычал на подчиненных, костерил их, на чем свет стоит, поминая не добрым словом Стаса и всю его науку, без которой, слава Роду, жили до него и прожили бы еще столько же и после него. К обеду он выдохся и на какое время исчез в своей «канцелярии».

— Собьется парень с ног и Груздня не дождется. — Усмехнулся Пивень, провожая его сожалеющим взглядом. — Зря ты с ним так, Слав. Уж лучше бы совсем не говорил. Воевода то он не плохой. Лешего за бороду не схватит, но и свою под его ладонь не подставит.

— Долго спокойно жил, а это на пользу не пойдет. — Равнодушно отозвался Стас. — О другом, друг Пивень, надо думать — Как рубежи уберечь. Держава голая стоит. Обойди кремник за версту отсюда и иди во все стороны. Слова против сказать не кому. Или не так?

Волхв поскреб шею под потной бородой и промолчал.

— Вот, то-то и оно. А вы поставили здесь крохотный гарнизонишко, покидали сюда мальчишек и успокоились. А это, брат волхв, не колдовство. Это чужой мир к вам рвется. И какой он, с чем он идет, никто не знает. И, главное, знать не желает. Не трогает до поры до времени и то хорошо!

— Так нужны бы были, давно бы пришел… — Оправдываясь, ответил волхв.

— А если силу копит перед броском?

Пивень кольнул его взглядом.

— А не круто ли наговариваешь, Слав?

— Да нет, Пивень. Я еще углы сглаживаю. Уж поверь мне, имел честь видеть, как из ничего буря вскипала, а потом сметала целые народы. Брат на брата, а сын на отца с оружием шел. Да этот кремник давно надо было встряхнуть как следует, чтобы с потолков пыль посыпалась. Я воеводе Серду говорил и тебе скажу, ты мужик умный и соображаешь быстро, что давно надо было закрыть все Сумерки караулами. А за спиной у караулов серьезные силы поставить. А не полторы сотни полусонных и плохо обученных бойцов. Не обороняться от Сумерек, а выбросить вон!

— Развернемся, а зря. — Пивень попытался осторожно возразить.

— И дай то бог! Осторожность никогда еще делу не вредила. Запомни, волхв, из других миров не все, как мы, с миром придут. И не с мечами да луками. Найдется и пострашнее оружие. Тебе уже говорили, что я своим оружием могу творить. Так это детские игрушки.

— Давно хотел посмотреть. Серд мне все уши прожужжал про него. — Глаза волхва сверкнули. — Все как-то не с руки было.

Не молодой уже мужик, а как малец любопытствует.

— Время будет еще. — Остановил его Стас. А сейчас дозорный рукой сигналит. Послушаем.… А вот и воевода торопится.

Но слушать дозорного уже не пришлось. На полном скаку в раскрытые ворота влетел Веселин. Лицо грязное, в разводах от дорожной пыли. Лошадиные бока потемнели от пота.

Скатился с седла, подошел к Стасу на плохо слушающихся ногах.

— Командир, Алексей приказал передать, что из Сумерек идет отряд, не малым числом.

— Точней! — И жестом, остановив его доклад, скомандовал. — Взвод! По коням! Веселин, продолжай…

— Куда? Кремник стеречь надо! — Грохнул воевода начальственным басом. — Я воевода здесь!

Веселин покосился на него, но поймал на себе требовательный взгляд Стаса и, не сбиваясь, закончил.

— Алексей сказал, что примерно в три сотни. Он и Груздень, встретили их засадой, а сейчас идут следом, висят, как собаки на медвежьих холках. Будут держать их уже в знакомом тебе месте.

— Ясно! Воевода, крепостные ворота закрыть! Всех на стены. Пивень, а ты куда? — Крикнул он, пуская коня галопом. — Веселин, можешь отдыхать.

Но волхв, не слушая, уже выскакивал из ворот, путая ряды бойцов. А Веселин, уже вывел из конюшни другую лошадь и торопливо перебрасывал на него седло. И не проскакали они и двухсот метров, как он уже догнал его.

— Командир, Алексей велел передать, что по два воя отрядит в обе стороны вдоль Сумерек. — Крикнул он, занимая свое место в строю.

— Молодец, Леха!

Но волхв укоризненно покачал головой.

— И без того малые силы еще меньше сделал.

Стас досадливо поморщился.

— Пивень, ты же не глупый мужик! И с какой стороны меч в руке держать, тоже знаешь. Пойми, когда в строю два десятка воев, то одним больше или меньше положения не выправят. Я этих ребят готовил к другой войне. А в этой войне, главное не число…

Скакали молча, не жалея конских боков.

Лишь изредка Стас оглядывался, окидывая быстрым и взыскательным взглядом на строй и этого было достаточно, чтобы отставшие подтянулись и, хотя в этом не было особой нужды, даже ряды начинали выравниваться.

Лошади начали задыхаться, потемнели от пота, но Стас все настегивал и настегивал своего гнедого.

Через реку переправлялись, как предки скифы, держась за конские хвосты.

И снова скакали…Почти не останавливаясь.

Наконец поднял руку и скомандовал.

— Спешиться! Спень, остаешься коноводом. Подыщи место, чтобы укрыть их. И будь готов каждый миг!

— Командир! — Спень был явно оскорблен и не собирался скрывать это.

Но Стас тут же пресек эту слабую попытку пререкания, гневным движением бровей и, не обращая внимания на жалобную физиономию несчастного, скомандовал.

— В колонну по два, бегом марш…

Войтикова обувка, не грубые яловые сапоги. Бежали широко, размашисто и бесшумно. После почти трехмесячных истязаний пробежать несколько верст было вместо прогулки. Лица ребят порозовели. В глазах плескался охотничий азарт.

И только волхву приходилось не сладко. Короткие ноги никак не могли поспеть за резвыми привычными к бегу ногами молодых здоровых парней. Лицо побагровело. Дыхание сбилось. Но Пивень терпел, то и дело выгребая из ноздрей седую шерсть усов.

— Куда бежим, Слав? — Прохрипел он, сделав не человеческий рывок, чтобы поравняться со Стасом.

— Леха, позволит им прижать себя к опушке. И будет держать их на коротком поводке до нашего прихода. И почему ты зовешь меня Славом?

— Больше к лицу. Не волком же тебя кликать. А если они разделятся? Оставят полусотню или сотню на два твоих десятка, а с остальными пойдут на кремник.

— А за каким чертом им переть на этот кремник? Им он вовсе не мешает. Обойдут и выйдут на оперативный простор. Я бы так и сделал. Но Леха не позволит им разделиться. Он это умеет делать. Ребятки, в цепь! Похоже, голоса.…Стрелять с колена, по моей команде. Стрелы зря не кидать. Бить в голову, в шею. По пластунски, вперед! И чтобы травинка не шелохнулась!

— Эх, пропадай моя борода. — Скорбно прошептал волхв, добавив кое-что из, неподобающего его чину, словаря. — Придется голомордым конязю явиться.

— Явись живым. — Усмехнулся Стас и нырнул в траву, в которой уже исчезли его ребята. — Поторопись Пивень, а то все вкусное без нас съедят.

Ползли так долго, что Пивень всерьез начал беспокоиться о своих штанах. Стас несколько раз ловил на себе его умоляющие взгляды, но не отвечал. Он давно вырвался вперед, часто останавливался, замирал, прислушивался и снова полз вперед.

Остановился только тогда, когда через густые заросли увидел мечущиеся впереди силуэты.

— Луки к бою! С колена — огонь!

Другой команды он так придумать и не мог, сколько не старался. А потом решил, что это не главное. Главное, что коротко и звонко.

— Разделить цели по секторам! Бей!

И разом врезали из тридцати луков.

Стрелы выпорхнули из травы, запели как рассерженные шмели. Быстрое движение к плечу за стрелой, стрела ложится на тетиву, скрип тугого лука, щелчок. Дни и недели тренировок не пропали даром. Не зря истязал их, с удовлетворением подумал Стас. Его лук не скрипел, стонал от напряжения. А рядом от безделья ругался матерными словами волхв. Он второпях кинулся в седло без лука.

— Ах, как славно кидают стрелы вои. Хоть бы одна пропала зря. Что не стрела, то и к месту пристроена.

Стас не отзывался. Времени не было. Пока противник не понял, что происходит, он наш. Но Пивень был прав.

Ребята старались вовсю. Конечно, должной быстроты еще не было. Но противник был всего то в полусотне шагов от них. И бить его можно было даже из рогатки. Пара минут и тул пуст.

— Хмурый! — Свистящим шепотом позвал он. — Бери два десятка и вперед, на бросок! Мина, ты с десятком прикрываешь! С богом!

И первым с колена рухнул в траву. Хмурый не рассуждал. Кивком головой указал воям на него, и юркнул следом. Проползти сквозь высокую душистую траву тридцать шагов плевое дело.

Но противник уже опомнился. Правда, прежде половина уже лежала в траве. А может и больше. На арифметику времени не было. Бухгалтерией займемся потом. Пять метров. Еще пять. Еще немного. Все. Бросок. Пока только ножи. И с низкого старта вперед. Три длинных прыжка! В мечи!

Нет, он не подал команду. Выпрыгнули разом, молча. Врасплох. Так лучше. К чему беспокоить? Мы и сами не заблудимся.

Завертелись мечи. Боем управлять не надо. День за днем отрабатывал тактику подобных боев. Каждый знает свое место. Поленом выколачивал из них страсть к поединку. Метут, как дворник метлой, все что под руку попало. Вот и славно. Время словно остановилось. И только мечи со свистом рассекают воздух, сметая все на своем пути. Лопаются под их ударами шлемы, трещат панцири.

Как хорошо, что успел приучить ребят к трофейным мечам.

И вдруг страшный удар в голову чуть не свалил его с ног. Закачался, но устоял. Мечи едва не вывалились из рук. И новый удар. Внутри словно граната взорвалась. Усилием воли сохранил равновесие, оперся одним из мечей в землю. Отмахнулся от нацеленного в лицо удара, отбил удар сверху. Руки дрожали. Глаза застилала кровавая пелена.

— Стас, что с тобой? — На него смотрят тревожные Лехины глаза. — Стас, ты ранен. Груздень!

— Не кричи, Леша. — Ответил он, мучительно раздвигая губы. — Сейчас пройдет. Заканчивать надо. Время теряем. Они опомнились.

Повел головой, с трудом стараясь удержаться от крика, от дикой боли. Кажется, нащупал.…Снова в голове, в мозгу разорвалась граната. Кажется, что треснули черепные кости. Но руки его действовали независимо от сознания. Молниеносное движение, которое сумел с трудом разглядеть только Леха. И в десятке шагов от них повалился с ножом в горле неприметный воин.

Боль начала отступать. Взор очистился от кровавой пленки. Стало легче дышать.

Бойня закончилась. Те не многие, кто уцелел, спешно покидали поле битвы.

— Спень, коней! — Вопил Хмурый.

Но где там! Не услышит.

Огромными прыжками неслись вслед убегающему врагу Войтик и Веселин. Торопились за ними и остальные.

— Остановить!

— Командир…

— Остановить!

Леха повернулся к Груздню.

— Груздень, у тебя глотка луженая. Тебе и кричать. Если командир говорит, значит, он знает что делает.

Стас повернулся к волхву.

— Пивень, ты что-нибудь заметил?

— А что, командир? Никогда еще не видел такого побоища. Резали, как свиней.…А они ровно ослепли.

— И тебе не показалось это странным? Пойдем, посмотрим вон на того мужика. — Он указал рукой в сторону поверженного его боевым ножом воя. Очень странный, я вам скажу товарищ. Силищи неимоверной! Видели где он и где я? А он меня чуть по земле не размазал, как коровью лепешку.

Говоря это, наклонился над неподвижным телом и выдернул нож, чуть не перерубивший шею. Расстегнул подбородочный ремень и стянул шлем с головы убитого.

— И эта тля, говоришь, чуть не убила тебя?

Голый череп отливал желтизной. Очень высокий выпуклый лоб. Реденькие брови над глубоко посаженными глазами. Тонкие обескровленные губы. Странно, но Стасу показалось, что глаза все еще живут. И, словно в подтверждение его догадки, последовал удар такой силы, что его отбросило на несколько шагов в сторону. Рухнул на колени волхв. Застонал и скрючился Леха. Пошатнулся Груздень. Но вынырнул у него из-за спины Толян. Взмах меча и отрубленная голова, кривя рот и хлопая веками, откатилась в сторону, отброшенная брезгливым движением ноги.

— Что это было? — Со стоном выдохнул кто-то.

Несколько человек бросилось к Стасу, но он уже, кривя губы и сдерживая стон, поднимался сам.

— Леша, ты все понял?

— Ты думаешь, командир?

— А что тут думать? Корове ясно! Эта тварь управляла этими ребятами. Вернее их сознанием. Ты можешь поверить в то, что я бы в здравом уме и твердой памяти позволил за четыре с половиной минуты положить почти три сотни бойцов? А он боялся переключиться на нас, чтобы держать их под контролем.

— Эй, командир! — Вмешался в их разговор волхв, — Говори понятнее. Это их волхв, что ли?

Стас задумчиво посмотрел на волхва и потер висок, в котором до сих пор билась боль.

— Бери выше, Пивень. Колдун. А, может, что-то и похуже!

Пивень понятливо качнул головой.

— Тогда его сжечь надо! Ребятки, запалите костер. Незачем этой дряни землю поганить.

— Голову не трогать! Может, я с ней еще побеседовать сумею.

— Командир. Рискуешь. — Тихо предупредил его Леха. — Давай я лучше велю поискать, может не все убиты?

Стас с сомнением покачал головой.

— Вряд ли. Ребята дорвались до живого дела. — Подтвердил его сомнения Пивень. — Славно ты их выучил. Соколянскую бы рать тебе так же обучить.

Груздень сдержанно улыбнулся.

— Уж тогда до мертвого дела! Остальных смотреть будешь, командир?

— А что там может быть интересного? Леша и Груздень, вы со своими десятками пойдете со мной под Сумерки. Хмурый, ты соберешь все трофеи и вернешься с остальными в кремник. Пивень, тебе тоже надо возвращаться. Толян, эту лысую башку в мешок! По дороге попытаемся побеседовать.

— Как Руслан с той головой? — Понимающе улыбнулся Толян, продемонстрировав глубокие знания школьной программы.

— Вот именно. — Сраженный наповал его эрудицией, согласился Стас.

— Ну, нет, Слав! — Решительно возразил волхв. — Вот сейчас, то уж точно не вернусь. Уж если колдуны повадились в наши края, то мое место рядом с тобой, командир.

Стас обреченно вздохнул и махнул рукой.

— Делай, как знаешь. Но…

— Я помню твое условие, командир. Пойду простым воем. Но теперь я знаю, с кем имеем дело и, думаю, что сумею помочь тебе.

— Добро! Хмурый, отойдем…

Хмурый явно был обижен на Стаса, но спорить не стал. Возвращаться, так возвращаться. Одно утешение, можно первому поведать о славной победе.

Отошли на десяток шагов.

— Вот что я хотел сказать тебе, друг мой Хмурый. Я не знаю, когда мы вернемся. Может скоро, а может, и нет. Ты видел, с кем мы столкнулись, и сможешь рассказать об этом остальным. И не только рассказать…

— Я понял, командир!

— Ты не все понял, Хмурый.

— А что еще?

— Кремник на тебе и на твоих ребятах! Ты остаешься полусотенным вместо меня. Теперь, понял? Начальство на тебе! И ответ тоже на тебе.

— Понял!

— А хорошо ли ты понял?

— Я понял все, командир!

— Здесь не задерживайся.

— А те ребята, которых Алексей отправил к Сумеркам?

— Мы перехватим их по дороге. Не теряй времени, Хмурый. Торопись. Вдруг, где-то еще отряды в наши земли крадутся?

И не дожидаясь ответа, скомандовал через плечо.

— Становись!

Следовало торопиться. Он не боялся, что те не многие, кто уцелел, смогут предупредить кого-то. От не желательной встречи можно при желании всегда уклониться. Не на свидание же они спешат? А вот нора, из которой они выползают…

Обвел внимательным взглядом замерший строй. Лица серьезные. Пропал азарт. Появилось осознание ответственности. Подтянуты, подобраны. Тулы набиты стрелами. Метательные и боевые ножи в ножнах. Мечи уютно устроились за спиной.

— Ребятки, отдыхать некогда. Сами видите, кто против нас идет. Я впереди, Алексей со своим десятком замыкает. Войтик, ты верхом отправляешься, не медля вперед. Хруст с тобой. Попробуй перехватить дозоры.

— А я, командир? — не вышел, выпрыгнул из строя Веселин.

— Верхом на палочке? — Усмехнулся Стас.

— Так я живо за лошадью и обратно!

— Ну, если быстро, тогда вперед… — Стас скупо улыбнулся, глядя на разгоряченное лицо молодого парня, и повернулся к Лехе.

— Где вы на них наткнулись?

— Войтик на них набрел. Сначала раздразнил их стрелами, а потом вывел на нас. А я в открытый бой вступать не стал. Затащил на эту опушку и стреножил, зная, что не бросишь друга и напарника на съедение кровожадному врагу.

— А если бы воевода из кремника не выпустил?

— Вряд ли.…Иначе бы в старлеях при открывшихся талантах не ходил. — Негромко рассмеялся Алексей. — А знаешь, Стас, я так и не понял, зачем они шли? Кремник брать? Вряд ли? Просто побезобразничать? Нет не сел, не городков поблизости.

— А если просто разведывательный поиск?

Леха ответил не сразу.

— Вряд ли. — Не совсем уверенно ответил он. — Больших запасов продовольствия у них не обнаружили.

— Все ответы там, дорогой мой напарник. — Стас кивнул головой в сторону Сумеречной горы. — Так, что бери пример с нашего Толяна. Прочь сомнения и прочие нелепости из прошлой жизни. Больше уверенности и слепой веры в отца — командира и его непогрешимую мудрость.

Стас начал увеличивать темп. Но, видимо, и его что-то тревожило.

— Меня больше беспокоит голова, которая болтается за спиной у него.

Волхв, который держался рядом с ними и просто слушал, решил, что настало время и ему вступить в разговор.

— Пылать бы тебе на костре, Слав, если бы тебя услышали в Соколене. Волшба и черное колдовство!

— Ну, брат волхв, какая же это волшба? А признайся, что и тебе не терпится попытать его? Ведь так?

— Не отопрусь, страсть, как охота. Так мы же не в Соколяне. А то и мне с тобой пришлось огоньку бы отведать.

Несколько минут шагали молча. Но молчание не входило в число многочисленных достоинств Лехи.

— Любопытно вот что, Стас. Второй раз мы с ними сталкиваемся, и второй раз имеем перед глазами местный материал. Даже «экстрасенс», который ошарашил тебя по башке, мало, чем отличается от нас с тобой. Рук, ноги, голова. Хотя и редкостный красавчик. И еще одно. Вся эта тягомотина тянется уже не одну сотню лет…

— Леха, ты все соотносишь с известными тебе величинами. Если это день, так обязательно двадцать четыре часа в сутках, год непременно триста шестьдесят пять дней, ну на крайний случай, на день больше. Но, наверняка, есть миры, где живут в иных временных ритмах. И сотня лет для них краткий миг.…Только ногу в стремя поставить. А местный, как ты выразился материал, и до того использовался. Не беру для примера, новейшую историю, вспомним колониальные войны, в которых на той и другой стороне воевали аборигены, вооруженные привычным оружием, то есть копьями. Так, что это все вполне объяснимо.

Волхв мало, что понял из их разговора, но слушал очень внимательно и время от времени согласно кивал головой. Едва Стас закончил свое нудное и унылое объяснение, он не торопливо вклинился и со своим словом.

— Вот то, что голова…Он совсем не похож на наших.

— На ваших может и не похож, а на других тютелька в тютельку. Уши есть, глаза на месте, а то что волос, как у воробья на коленке, так это через одного. — Пренебрежительно отмахнулся Леха. — Это не признак. Груздень, а ты как думаешь?

Сумрачный, молчаливый Груздень, покачал головой.

— Пивень правду говорит. Нет у нас такого добра. Пришлое это. Не наше. Меня до сих пор мороз по коже дерет, как вспомню его глазищи. Если бы не командир, может и лежать нам всем там. Такие еще не приходили к нам. Я думаю, что мало их еще, вот и не лезет. Лазейка тесная. А как соберутся с силами, так сразу и навалятся.

— Учись Леха. Вот слова не мальчика, но мужа. — Усмехнулся Стас. — Ты его глаза видел? Прав Груздень, глазищи, а не глаза. И зрачок во весь глаз. Обозначь мысль!

— Это точно! — Леха расплылся в широкой улыбке. — Толян со своей задницей еле протиснулся. Если бы я его не подтолкнул, до сих пор там сидел. А что, командир? Это выход. Заткнем дыру Толяном и без проблем. Махнем в столицу и заживем мирной и обеспеченной жизнью. Толян в наперсточники, мы с тобой фитнес — клуб для местных дамочек откроем.

— Так она уже заткнута! — Высунулся из-за плеча Толян. — Или забыл, сколько мы ее искали, чтобы обратно залезть? И не собираюсь я в наперсточники. Может, я тоже хочу фитнесом заняться? Или боулинг — бар открыть.

Леха спорить не стал.

— Не нашли. Это я помню. С дамочками придется пока обождать. Прости, Толян, не подумавши, брякнул. А жаль, меня всерьез потянуло к столичной жизни.

— Или к дамочкам?

— Может и к ним. Я еще не решил. А тебя Толян куда тянет?

— Все, Леха. Кончай треп.

— Какой же это треп, командир, когда судьба нашего счастливого будущего решается? — Строптиво не согласился с ним Леха, не почувствовав строгости в его голосе. — Хочу халат, шлепанцы и телевизор. И еще газету с последними основополагающими решениями нашей партии.

— Будет тебе сейчас счастливое будущее. И основополагающие решения. Не уводи разговор в сторону. Я тебе задал вопрос про глаза, а не про дамочек. А глаза эти, Леха, говорят о том, что они привыкли к полумраку, к сумеркам. И может, даже вполне справляются со своим предназначением и в кромешной темноте. Взвод, бегом! — решительно скомандовал он и вопросительно посмотрел на волхва. Но тот ответил ему бодрым жизнерадостным взглядом и Стас повторил. — Бегом! Леха, ты замыкающий.

— Вот всегда так. Кому ордена, медали, а мне только пыль глотать. Ты лучше скажи мне, как другу, что ты с этой совершенно дохлой головой делать собрался? А то тревожно на душе. Тебе может и все равно, а я человек молодой, перспективный. Даже жениться не успел. Можно сказать, из под венца умыкнули.…А с тобой точно могу на костер угодить, или еще какой-нибудь незаслуженной и обидной смерть умереть. Мне это надо?

— Леха! Не буди во мне зверя! А из под венца ты только и ждал случая, чтобы слинять.

И перешел на ровный, раз и навсегда, выверенный бег. Так можно бежать и час, и два. С утра и до обеда. А там и до вечера не далеко. Вот только волхв с его сапогами! Любопытно бы посмотреть, с портянками сапоги носит или с носками? Но терпит! Держит фасон. Наших кровей. Изрядный бы боец вышел, если бы с проклятым культом не связался. Хотя, что в том удивительного? Боевые офицеры в священники уходят. Мода что ли? Или в самом деле в душе сидело до поры, до времени?

Разговоры и перешептывания стихли. Ребята берегли дыхание. Хотя и бежали сегодня налегке, без привычной поклажи. Поторопились Лехе с Грузднем на помощь, о провианте не побеспокоились. Проголодаются. Чуни вместе с шерстью сгложут.

— Груздень!

Груздень вынырнул из строя.

— Груздень, ребят кормить надо чем — то.

— Потерпят. Привычное дело. — Хладнокровно ответил десятник. — А может и подстрелим дорогой какую дичину. Хмурого бы сюда. Он по дичи мастак. Правда и Хруст не хуже. Так и тот далеко.

— Умеешь ты, Груздень, утешить. — Улыбнулся Стас.

— А ты его самого за этой дичью отряди. — Посоветовал Пивень, сопя носом.

— Не дождется. — Решительно отрезал Стас. — Командир должен страдать и мучиться, думая о судьбе подчиненных, а я его на прогулку отправлю? Не дождется. Пусть лучше думает, чем мы ребят кормить будем, а потом примет умное и взвешенное решение.

Груздень таращил глаза, пару раз шмыгнул носом, взглянул на волхва, но тот только пожал плечами. Потом понял, что Стас забавляется над ним, и отстал.

— Плетень, и ты Третьяк. Заберите немного в сторону, может, стрельнете кого — никого, а то и вправду друг друга есть начнете.

Стас искоса взглянул на волхва и улыбнулся.

— Остановимся, срублю всю шерсть под такую голень.

— А костер? — Ехидно спросил Стас. — Или из волхвов попрут? Чем кормиться будешь?

— Не боюсь. И не сожгут, и не попрут. Я не соцкий. И не тысяцкий. И даже не конязь. Волхвом рождаются…или нет. Чудесить можно научиться, но надобно еще что-то, чего и я сам не могу сказать. А попрут, к тебе пойду. Возьмешь?

— Почему бы и не взять? Боец из тебя выйдет добрый. Правда, не молод уже. Но зато упорен. И кураж есть. — Легко отозвался Стас. И после короткой паузы добавил. — Если самого возьмут.

— Воевода Серд взял же. — Успокоил его Пивень. — А с воями ты и в самом деле хорошо сладил. Сколько живу, но еще не разу не видел, чтобы вот так на одном дыхании, за краткий миг можно ворога свалить.

— А я его и не спрашивал. Присяги не принимал, клятву не давал. Служу за интерес. Да и не служу. Ребят в порядок привожу. А, кроме того, самому хочется узнать, кто это тайные тропки протоптал через наш мир? И где эти тропки кончаются? И кто на воротах сидит, кто ключи хранит? Знаешь, друг Пивень, терпеть не могу, когда без приглашения, да еще в окно лезут. Или за стенкой подслушивают.

— Будто я люблю. Мне больше по душе тишина. Над головой лес шумит, рядом речка журчит, в печке угольки потрескивают. Где-то пичуга малая попискивает. Хорошо. Мысли разные в голову табунами скачут и ворочаются там, как сытый кот на завалине. О прошлом припомнишь. И о том, что впереди поджидает, задумаешься. И не ждет. А только хочется, чтобы ждало.

— Философ!

— Это как?

Стас запнулся. Попробуй, объясни не грамотному волхву термин, бог знает из какого века.

— Думать любишь, ответы искать и находить…

— Командир, не томи душу. Охота посмотреть, как ты будешь с головой толковать.

— Успеется, Пивень.

— А если нет?

— Умеешь ты убедить, друг волхв! — Стас приостановился и взглядом поманил к себе Толяна.

Тот шагнул из строя в сторону и подбежал к нему.

— Мешок, Толян. Избавляю тебя от драгоценной ноши.

— Мне то что? С базаром не лезет. В ухо не нашептывает. Помалкивает и все тут. Хотя, командир, фишка не та. Крыша не едет, но на чердаке будто извилины кто-то палкой шурудит.

— До чего же тонкая натура у нашего Толяна и чувствительная душа! — Усмехнулся Стас. — Предки наши из черепов себе чарки мастерили и винцо из них вечерней порой потягивали. А Толян себе совершенно безжизненный череп в пассажиры брать не желает. А сам только жаловался, что парой слов дорогой переброситься не с кем. Скука смертная заела.

— Я?

— Ну не я же? Мне и волхва за глаза и за уши хватает.

— Да какой базар с дохлой головой?

— Вот и я говорю, что за разговоры между вами могут быть? Или анекдоты травили? — Посмеивался Стас, распутывая узел на котомке. — А может по душам потолковать захотелось?

— Кому?

— Ну не мне же? Я вообще далеко от вас был. Посмотри болтовней своей до чего довел. Даже смотреть на тебя не хочет. Заговорил, можно сказать, до смерти. Аж глаза закрыла, бедненькая.

— Как? — Толян окончательно сбился с толку.

— Как все, ресницами. Хотела руками, да вспомнила, что нет их при ней. На опушке оставила. Кстати твоими стараниями. Да, не переживай ты так, Толян. Там все равно под ногтями грязь была. Чисти их каждый день. А сейчас и думать не надо. Гигиена!

Волхв, не слушая их треп, от не терпения пританцовывал на месте.

До Толяна, наконец, дошло, что Стас над ним просто потешается самым бессовестным образом. Даже хотел было обидеться и намекнуть, что базар бы надо фильтровать. Но раздумал потому, как именно в эту минуту руки Стаса извлекли злополучную голову из котомки. Веки, вопреки утверждениям Стаса, начисто лишенные ресниц, распахнулись и бездонные, как квадрат Малевича, аспидно-черные глаза уперлись в переносицу парня.

Толян обиженно хрюкнул, дико взвизгнул от боли и рухнул на колени. Последним усилием воли он бросил свое тренированное тело кувырком вперед, подальше от этих неистовых глаз.

И сразу же ладони Стаса накрыли восково-желтый гладкий, словно отполированный череп. Чуткие пальцы легли на лобные доли и,…мозг опалило пламенем. Кругом клокотала ярко-красная огненная лава. Он чувствовал, как его тело расползается на разрозненные клеточки и растворяется в этом сатанинском огне. И каждая клеточка страдает, корчится от боли и кричит, кричит, кричит. И тонет, и уносится, куда то в неведомое, в незнаемое.

Мозг перестал управлять его телом, его сознанием. Они жили отдельно друг от друга.

Но его руки, руки воина в минуты опасности жили своей, отдельной от мозга жизнью. Вот и сейчас большие пальцы сместились к ушным раковинным. Неуловимо быстрое движение. Раздался легкий, едва различимый треск. Безбровое лицо исказила судорога. Веки дернулись. Глаза потускнели….

Стас очнулся. Волхв, вспоминая родословие всех существующих в ту пору богов и их дальних родственников, лил на его лицо воду из своей баклаги.

В двух шагах от него, ошалело мотая головой, пытался подняться Толян и населял плохо обжитые небеса этого мира, привезенными с собой небожителями.

Гигантскими шагами возвращался Леха. Следом за ним, обгоняя, торопился Груздень, За ним сломав строй, но не рискуя обгонять начальство бежали вои.

— Сколько я пролежал, Пивень? — С трудом ворочая не послушными губами и не узнавая своего голоса, прохрипел Стас.

— Пустяк. Я даже и понять ничего не успел. Я думал, что ты его хотел в руки взять, а слышу, он уже хрустит, как спелый огурец ранним утром на зубах, к тому же еще с похмелья.

В голове черти в свайки играли, вспомнилось ему, где то вычитанное в далеком детстве сравнение.

Тело стонало от боли.

— Целая вечность… — Прошептал он.

— Какая вечность? — Возмутился, почему-то волхв. — Да я и охнуть не успел, как за ушами хрясь и хрумкнуло.

— Стас, что случилось? Вечно ты вляпаешься, стоит только оставить тебя одного. — Наклонился над ним Леха, брезгливо отшвыривая голову подальше ногой. — Бой Руслана с головой? Слыхал я истину бывало? Ты, что собеседовал с этой дурой, да еще Толяна приобщил для пущей важности, как представителя зарождающегося бизнеса? Но, знаешь, на эпический подвиг размерами не тянет.

Леха не изменяя себе, пытался и в этот раз балагурить.

Стас утвердился в сидячем положении и шарил рукой в поисках давно выкуренных сигарет.

Леха многозначительно улыбнулся и ловким движением завзятого фокусника, выщелкнул пальцем из кармана «Балканку»

— Надеюсь, командир учтешь при оформлении наградных.

— Откуда? — Изумился Стас, щелкая зажигалкой и с наслаждением затягиваясь.

— От верблюда! Ты не тяни бодягу Стас. Лучше говори, раскололся это череп или нет? — Поторопил его Леха.

— А я разве допрос вел?

— Раскололся! Еще как раскололся. На две половинки, если посчитать. — Мстительно зыркнул глазами в сторону своего обидчика Толян и сделал серьезное лицо. — Надо было, командир, вменить ему нападение на сотрудника милиции и причинение вреда жизни и здоровью граждан.

— Толян! Ты меня удивляешь! — Восхитился Леха знанием уголовно — процессуального кодекса.

— А что? Мне так можно навешивать статью? А ему так нет?

— Толян, выключи звук…

Докурил сигарету до фильтра и с сожалением, раздавил сигарету о подошву «мокасина».

— Возвращаться на базу надо ребята. — Словно обдумывая что-то, сказал он. — Они меняют атмосферу. Вот и весь секрет Сумерек и Сумеречной горы.

— Вот за что я тебя люблю, Стас, так это за умение популярно изложить понятным языком самые непонятные вещи.

Леха подлил в свои слова столько ехидства, что в совсем еще не давние времена, Стас непременно ответил ему тем же. Но сейчас только устало вздохнул и нехотя ответил.

— Глаза! Ты помнишь его глаза, Леша?

— Ну, глаза! И что? Какого черта? — Возмутился Леха. Мало им войны, так обязательно катаклизмы подавай?

— У каждого свой прикол, своя фишка. Я правильно выразил мысль, Толян?

— Реально! — Одобрил Толян.

— Понятней можешь? Не все же, как ты учился на физтехе…

— Так куда уж понятней. Их система заканчивает свое существование. Светило ли остывает, планета ли с орбиты сошла…Дело это муторное, не одного дня. Вот они и решили сменить прописку. Их квартирьерам приглянулось наше с вами жилье. Ну и как подобает хорошим хозяевам, замыслили ремонт, от не желательных и надоедливых тварей избавляются

— От тараканов что ли? — Полюбопытствовал Толян. — Так это фиг у них получится! А у не которых челов вообще фишка. С собой привозят. Для счастья вроде бы.

— Спасибо Толян. Может и они своих привезут. — Охотно согласился Стас. — Так вот, ремонт маломальский надо, обои переклеить. Ну и все такое прочее. А уж потом, как водится, новоселье.

— Это мы для них тараканы, что ли? — Насупился Груздень. Вои при этом возмущенно зароптали.

— Примерно…

— Так они к нам еще и не лезли. Особо не докучали. — Осторожно проговорил кто-то.

— А зачем? Это передовая команда. Они плацдарм для высадки готовят. Этот глазастый мальчик, которому Толян так ловко оттяпал голову, даже воином не был по всей вероятности. Шел без оружия…

— Погоди, погоди Стас. — Леха посерьезнел, нахмурил брови. Взгляд стал острым, внимательным. — То есть как это плацдарм?

— Глаза Леша, глаза… Свет божий им мешает. Ультрафиолет. Я же говорю, у них система умирает. То ли светило остывает, то ли планета от него отодвинулась далековато. Сумерки там! У них зрение перестроилось. Вспомни его балахон. Святая инквизиция да и только. Он от солнца прячется. Может они здесь и раскрутят маховик в обратную сторону, но пока солнце им мешает. Вот они и начали с перестройки атмосферы. Так что, напарник ты мой дорогой, остальное все предельно просто. Меняется температурный режим. Можно на досуге посчитать в какую сторону.… Затем флора. Ну а дальше и фауна. И повторяется история с динозаврами. Разрушается биологический цикл, а природа, барышня капризная и нежная, дисбаланса не терпит. Кто-то вымирает, кто-то меняет ноги на ласты и обратно в воду. А человек, несмотря на всю его уникальность, не муха дрозофила. Ему даже не тысячелетия нужны, а немного больше. Так что, ребятки, новоселы обойдутся без кровопролитной и утомительной бойни. Им эти заморочки не к чему.

— Мудрено говоришь, Слав.

— Как умею. Я и так все упростил до уровня детской сказки. — Стас с силой помял виски. Боль отступала медленно, неохотно. — Пивень, я же там не в научной командировке побывал, не на экскурсии со школьниками. Это же, ты сам сказал, был только краткий миг. Импульс! И картинка в бушующем пламени. Как в жерле вулкана. К тому же попробуй разглядеть в клубах дыма и копоти. Одно ясно. Это совсем иная цивилизация. На ином уровне технологического развития. И идет своим особенным путем.

— И что делать с ней, Стас?

— Не знаю.…Наш Толян своей легкомысленной необдуманной диверсией, хотел он того или нет, разрушил их транспортный коридор. На какое то время произошел сбой,… Сумеречная гора не подает признаков жизни. И сами Сумерки потеряли устойчивость, гуляют где хотят. Думаю, что они перемещают «ворота» в глубь Сумерек. И к тому же начали расширять их зону. Тот отряд, что вышел на нас не единственный.

Стас замолчал, что-то обдумывая дл себя.

— И ты успел все это разглядеть? — Осторожно, чтобы не мешать ему спросил Леха, бросая косые взгляды в сторону Сумерек.

— Леш, я же сказал, что это очень древний мир и столь же древняя цивилизация на ином уровне технологического развития. Я даже не уверен, так ли они выглядят на самом деле, какими мы их увидели.

— Одного….

— То есть?

— Одного увидели. А что ты имеешь в виду.

— А то и имею. Иной путь технологического развития. Я и информацию получил, как мне показалось на клеточном уровне. Леха, не приставай, — Решительно пресек он следующий вопрос. — ребята совсем заскучали.

— Конкретно, командир. Непонятки какие то. — Поддержал его Толян. — Крышу сносит от такой пурги.

— Непонятки и есть. — Пробасил волхв. — Из всего, что ты наговорил нам Слав, понятно только одно — пощады нам не будет. Не старым, не малым. Они вычистят наш мир, как баба избу помелом. До чиста.

— Примерно так. — Неохотно подтвердил Стас. — Но это еще когда будет! А пока сделаем так. Я иду в Сумерки. Решение окончательное и обжалованию не подлежит! Пивень, Груздень, вы поведете ребят в кремник. А по пути обшарите всю округу. Боюсь, что скоро еще одной крепостью-призраком станет больше. А может и не одной. Надо сделать так, чтобы в Соколяне узнали обо всем, что вы видели и слышали.

— Хорошо, Слав. Узнают. Только я иду с тобой.

— Командир, Мина уведет ребят и без меня. Ты же берешь Алексея и Толяна с собой. Вот и меня бери. — Убежденно возразил Груздень.

Стас уперся в него пытливым взглядом.

— Ребятки, а вы не думали о том, что обратной дороги может и не быть? При тебе же Серд мне говорил, что от туда никто еще никогда не возвращался. Лехе с Толяном деваться не куда, а вам то зачем?

— Так то Серд, а то ты…

— Груздень, не подлизывайся. Не к лицу воину начальство по голенищу гладить.

— Так я и не глажу. А по пути еще и Войтика заберем со товарищи. Все не скучно будет.

— А что, Слав? Груздень дело говорит.

— Не знаю, Пивень. Не думаю…

— А ты и не думай. Уж если я пошел за тобой, что же мне сейчас сворачивать что ли? Я так не умею!

— Я на тебя рассчитывал. Соколень другому может и не поверить. А ты, как ни как, волхв и, думаю, не из последних. Прислушаются. Но спорить с тобой не стану.

— Найдут, кого послушать и без меня. Серд все лучшим образом обскажет.

— Вольному воля, спасенному рай. Так Толян?

— Ноу проблем!

— Ну, тогда Груздень, командуй. Только прежде возьми по запасному тулу со стрелами на каждого и по паре ножей на брата. — Обвел внимательным взглядом нахохлившихся парней и скупо улыбнулся. — И почему носы повесили?

— А почему мы в кремник?

— А по кочану! Приказы начальства не обсуждают. И, кроме того, ребятки, вы сами все слышали. В кремнике сейчас каждый меч на счету. А вас у Хмурого сейчас будет четыре десятка. И на каждого по паре мечей. Ну и пятерых за пояс заткнете. Арифметика ясная? А, значит, сам черт вам не страшен. Мина, забирай вправо и как можно дальше. Пройдешь по дуге. В бой не втягивайся. Близко не подходи. Выбивай стрелами балахоны. Остальных пропускай восвояси. Думаю, их дело сторона. К чему нам лишняя кровь? И Хмурому передай. За стенами не отсиживаться. Каждый день дозоры в два-три человека в сторону Сумерек. Ушки на макушке. Запомнил?

— Чего уж там!

— Не понял!

— Запомнил, командир! — Встрепенулся Мина. — Только все равно обидно, командир.

— Не канючь, а то прямо сейчас расплачусь. — Отшутился Стас. — В другой раз ты пойдешь. Будет еще время помахать мечом. Еще и война то не началась…

 

Глава 10

Стас решил не лезть напролом через треклятую гору. Он двинул свой небольшой отряд вдоль опушки, все больше и больше загибая влево, вдоль Сумерек.

Леха, у которого на языке от нетерпения зуд появился, вертел головой, разводил руками и таращил глаза, выражая дикое недоумение.

— Стас…

— Леха, отвяжись. У тебя вопросов больше, чем у меня ответов. Телепередача «Угадай-ка». Но на первый вопрос ответ простой. Походим вдоль стенок, может, в окно заглянуть удастся. И зайдем без стука с заднего крыльца.

— Телепат! — Леха изобразил на своем лице крайнее изумление. — И что характерно, без наложения дланей на мою грешную голову.

— А башней о грешную землю приложиться не хотите, господин старший лейтенант?

— Вот что делает власть с хорошим человеком. — Скорбным голосом закончил Леха. — А скажи, как тебе удавалось столько лет свои таланты скрывать от высокого начальства. Да у тебя раскрываемость была бы! Ого — го!

— И что потом?

— Должность, звания, премии… — От удивления равнодушием Стаса, Леха задохнулся и чуть не растянулся на земле.

— А почему ты думаешь, дорогой мой напарник, что ничего этого не было в моей прошлой жизни? Не званий, не орденов, не денег?

— Но…

— Старлей в провинциальном заштатном городишке? В задрипанном горотделе милиции? Это история длинная и поспешности не любит. Оставим ее на потом. Когда обзаведемся камином, трубкой и шикарным халатом с драконами. А кроме того, мне больше по душе вот такая жизнь… небо над головой, седло под задницей и друг рядом, который не дает покоя своими бесконечными вопросами.

— Ну, ты даешь, Стас! В каких же таких спецназах тебя носило? В каких альфах, гаммах и прочей латинской дребедени обретался до тех пор, пока не появился, как ты говоришь, в нашем задрипанном городке?

— В тех, для которых алфавита не хватило. — Усмехнулся Стас. — Груздень!

— Все путем, командир. — Бодро отозвался из-за спины Груздень. — Ребята по котомкам пошарили. Так что еды на несколько дней пути хватит.

— Толян, почему приятеля плохому учишь?

— Так он, командир. — Возмущенным голосом ответил Толян. — Весь базар с лету на раз просекает.

— Вот за базар и понятливость Груздня и получай сегодня «собачью вахту». — Стас нагнал строгости в глаза и добавил металла в голос. — У тебя образование, какое?

— Ну, бурса… — Не понимая куда он клонит, скромно отозвался Толян.

— Вот и смекай! По здешним меркам ты уже профессор. А если еще и таблицу умножения помнишь, так тогда тебе прямая дорога в академики. И значит…

— Ну, уж и в академики… — Толян, похоже, проникся важностью очередной выволочки и весь, с ушами, ушел во внимание.

— А значит, друг ты мой Толян, должен ты нести весь свой не малый багаж знаний, в массы. Так сказать, сеять разумное, доброе, вечное? Я правильно рассуждаю, Леша?

— Что не слово, то Цицерон с языка слетел. — Сходу включился Леха. — А может, командир, он идет своим не проторенным путем? Начал с фени, а закончит теоремой Пифагора. Или письмом Татьяны к Онегину? А может, затронет проблему отцов и детей в творчестве Тургенева.

— А на фига ему дети? — безапелляционно отрезал Толян. — Может он только сейчас фишку словил? Он и без твоей ботвы проживет. Ты еще про Муму задолби.

— Толян! — Леха не смог скрыть своего удивления и присвистнул от удивления — Снимаю шляпу перед непостижимым грузом твоих знаний. Ты даже про Муму помнишь

— И где ты ее возьмешь? — Толян явно был не склонен продолжать этот великосветский базар.

— Кого, Муму?

— Шляпу! Командир, там, по моему, Войтик с пацанами скачет.

Леха проследил за его рукой.

— Почему обязательно Войтик?

— А эти, — Толян кивнул в сторону Сумерек, — втроем не ходят. Правда, Груздик?

Чтобы снова не попасть впросак, Груздень вместо ответа ограничился тем, что кивнул головой.

— Пивень, очнись! — Стас подтолкнул плечом волхва, который настолько ушел в свои ученые размышления, что не слышал не слова из всей болтовни.

— Да не сплю я, не сплю. — Недовольно проскрипел волхв. — Подумаешь, Войтик! Мало ли где его нелегкая носит? Запалит коней, стервец! А вашей дурости в век не переслушаешь.

Леха оскалил зубы и перемигнулся с Грузднем.

— Говорил, командир, что нельзя волхва будить.

— У, баловник! — Пивень погрозил Лехе пальцем. — Войтик, пропащая душа, конем подавишь, лешак тебя возьми.

Войтик властно рванул поводья и поднял коня на дыбы.

— Полон гонят, командир. По весям бэров должно быть прошлись. Я Хруста с ребятами сторонкой за ними отправил, а сам с Веселином к вам. Бэры нам соседи. Живут без лукавства. Грешно в беде оставлять.

— Ты сам то не хитри. — Едко улыбнулся Пивень. — Кулаки почесать захотелось. И мечом помахать?

— Так братья же нам бэры! — Смутился Войтик. — А не сам ли учил, что с соседями, как с кровной родней надо жить полюбовно.

Пивень повернулся к Стасу и, кивая головой на Войтика, ухмыльнулся.

— Поднаторел у котлов. Голова начала варить. Что делать думаешь, Слав?

— Войтик, тихо и без эмоций. Чего, где и сколько,

— Потемочных с полусотню будет. Штук по пять на каждого придется. Ну, может чуток побольше. Полону десять жердей. Полон разный. Есть мужи зрелые, отроки и отроковицы тож. Пучеглазых двое. А может и не двое. Не разглядел.

— Время?

— Время, командир, все наше. В немногих верстах от того места где стоишь, по дороге на Сумерки овраг. Одним концом в окаем упирается. Так, что мимо не пройдут. А Хруст от оврага не отпустит. Стрелами давить будет.

— Ну, вот. Можешь же, когда захочешь. — Одобрил Стас. — В силу войдем, назначу тебя командиром разведчиков. Как ты думаешь, ученый волхв?

Леха снова оскалил зубы.

— Ну, уж если Войтика в разведку, тогда у нашего ученого волхва прямая дорога в комиссары.

Но Стас встретил его замечание без улыбки.

— А что Леха, это мысль. Обдумать надо.

— И под моей бонданой рождается иногда что-то путное. А ты не ценишь!

— Да ценю я, ценю. — Засмеялся Стас. — Войтик, пообедать успеем?

— Даже поспать успеем! — Радостно ухнул Войтик, — Веселин, здесь еще и кормят.

Пивень насторожился, оценивающе поглядел на Войтика и задал совсем, как ему показалось, не лишний вопрос. — Войтик, а скажи мне, ты когда последний раз ел?

— Так после того, как ушли из кремника, даже соломы на зубах не было. — Забеспокоился Войтик. — Ты к чему это клонишь, Пивень?

— А к тому, что лучше еще обождать с трапезой. Войтика к котомкам если допустить, так он и тесемки сжует. А может, соломой возьмешь? Сам говорил, что соломы на зубах не было.

— Зачем я кинусь тесемки жевать?

— Вот и я говорю тоже. Бери соломой, пока даю…

— Не пугай парня, Пивень. А то грохнется со страху в голодный обморок. Или умрет страшной смертью, не выдержав ужасных мук голода.

— А еще волхв! Конязь ему в рот заглядывает, совета ждет. — Проворчал Войтик, отхватывая крепкими зубами добрый кус жесткого вяленого мяса и заедая столь же древней лепешкой… — Винишком бы запить. Жестковато.

— Твоими зубами можно и от седла откусывать. — Буркнул Груздень. — Хорошо детинушке Род третьей руки не приделал, а то голодом бы из-за стола вылезли.

— Твои зубы, брат Груздень, с седлом не хуже моих управятся. — Отозвался Войтик, проталкивая могучим движением в горло, плохо прожеванный кусок мяса. — Если это седло косули или какой, другой нежной твари.

Сам Груздень ел бережно, часто с тоской поглядывая на изрядно похудевшие котомки.

— Не переживай, Груздень. — Стас заметил его страдания и поспешил успокоить десятника. — Будет еще не раз возможность пополнить твои запасы.

— Так убывает же. Вон он по целой лепешке в рот бросает. — Недовольно проворчал Груздень, заглядывая в разинутую пасть Войтика. — Не жуя, глотает. И ведь не подавится!

— Вот погоди, Груздень. Надоест мне за командиром голодному бегать, вернусь к своим котлам, тогда уж я тебе все припомню. Получишь ты у меня лишний черпак кулеша! Как же, жди! — Пригрозил ему Войтик, наскоро расправляясь с очередным куском лепешки.

— Запугал! Вернешься ты к своим котлам! Вон аж ноздри дрожат. Волю почуяли!

— Будто у тебя не дрожат.

— Вы еще подеритесь, петухи! — Приструнил их волхв.

— Да пусть. Видишь, зубоскалят они. — Остановил его Стас. — Или ты Войтика не знаешь? Эта зараза Лехе не уступит. Дай только на зубок попасть.

— Верно, командир, сказал. Огложу до белых костей. — Сверкая глазищами, расхохотался Войтик. — И где ты прежде прохлаждался? Не могли же тебя Сумерки раньше к нам занести! А то ведь до чего в кремнике засиделись, задница мхом обрастать начала.

— Это еще надо посмотреть, что за мох у тебя там нарос. — Усмехнулся Пивень, подмигивая Стасу.

— А не че! Смотри. Я могу и портки спустить. — Охотно согласился Войтик, отваливаясь на бок и закидывая руки за голову. — Моху, правда, не отыщешь. Весь о седло стер. Остальное на месте. Сохранность вернее, чем у Соколеньского тиуна в кладовых.

— Помело худое! — Не удержался Груздень. — С волхвом о срамных местах речь завел.

— Куда же я их дену, если они самим Родом к этому делу приспособлены. — Лениво отмахнулся от него Войтик, с наслаждением ковыряя крепким ногтем в зубах. — Ты на него пеняй, что как то все не с руки да через ж… сделал. А ты часом не в волхвы собрался? Пивень к командиру одесную, а ты в Соколень на его место.

— Договорился…

— Толян, а ты чего помалкиваешь? — Не утерпел и вмешался в разговор Леха. — Боевого друга и товарища, можно сказать, практически в прах повергли, а ты не в зуб ногой.

— Войтику то зачем в зуб ногой? — неохотно отозвался Толян. — Он мне тоже дружбан. И сам погляди, разве такой пяткой в зуб попадешь? Всю челюсть можно вынести по минимуму.

— Резонно! — С железными доводами Толяна спорить было не возможно. И Лехе пришлось только стыдливо замолчать. Но он и тут не утерпел. — С минимумом ясно. А как быть с максимумом?

— А тыква отвалится. Хочешь попробовать? — Толян лениво отмахивался от Лехи, как от надоедливой мухи.

— Леха, руки в гору. Один — ноль! Победа за Толяном.

Стас добродушно рассмеялся.

— Молодец, Толян! Так ему и надо, зубоскалу.

— Все, кончай расслабляться, бойцы. Подъем! Войтик с ребятами налево. Веселин, прямо к оврагу. А мы вслед за Веселином. Пивень, можешь поменяться с Веселином.

— Я, что похож на дохлятину? — Поджал губы волхв.

— Пока нет. — Вынужден был согласиться Стас, глядя на обиженное лицо волхва.

— Вот и не лезь! — Пивень был не на шутку оскорблен не осторожным гуманизмом Стаса. — А то, не приведи великий Род, я от обиды такого натворю!

— Хорошо, дружище. Во благовременье и под хорошую закуску расскажешь, каких гадостей от тебя ожидать можно. Я вообще то просто хотел, чтобы ты место для засады выбрал. А ты что подумал?

— А ты не крути. Ты уж наверняка все продумал, пока мы мясом давились.

— Экий ты обидчивый, право. — Не громко проговорил Стас. — А на будущее поверь.…И запомни. Успех только там, где любое слово командира — закон. Обидам и ссорам места нет. От обиды до ненависти даже не шаг — вершок. Подумай, ты мужик с головой. Устал, отстал.…И все остановились. А смерть идет без остановки. Причем со всех сторон. А девица, я тебе скажу, она препоганая. Договариваться с ней тяжело и, практически не возможно. Хотя теоретически….

И не дожидаясь ответа, скомандовал.

— Бойцы! Бегом марш! Толян…

По всему было видно, что парня донимала какая то мысль. Временами казалось, что стучится изнутри в черепную коробку. Так и хочется сказать.

— Кто там? Войдите.

— Толян, выбрось ее из головы.

— Есть, командир! А что выбросить?

— Мысль! — твердо сказал Стас. — Бойцу голова для других дел нужна.

— Для каких дел, командир?

— Есть глазами начальство и бдить неприятеля! Задача ясная?

— А как же обед? Или ужин? И все такое?

— Какой ты любопытный, Толян. — Практический склад ума Толяна мог обескуражить кого угодно. — Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу. Так наши предки нам завещали.

— С каких это пирогов я врага угощать буду? Я, что на лоха похож? Или крышу ветром сдуло? — От изумления мудростью неизвестных, и к тому же явно малохольных предков, Толян даже остановился и чуть не упал от толчка в спину. — Ты слышал, Груздик, такой прикол, чтобы свой хавчик врагу отдавать?

— Шутка юмора?

Стас, сбивая дыхание, от всей души расхохотался.

— Груздень, от тебя ли слышу? Ну, ребятки, с вами не соскучишься. А ты не хочешь отдавать, так не отдавай. Я же не заставляю. И вообще я тут не причем. Предки виноваты. Они же сказали, не я,…так что за мысль поселилась в твоей несчастной голове? Колись быстрее, пока она тебя до умопомрачения не довела.

— Командир, я думаю так, что если мы волки, так и прикид у нас должен быть прикольный, по форме одежды. Чтобы сразу было видно, что не фуфло какое то, а реальные пацаны идут. Правда, Груздик? — Толян обернулся за поддержкой к приятелю.

Груздень промолчал, но по всему было видно, что он целиком и полностью согласен с Толяном.

— Славы захотелось?

— Почему славы? Голубые береты есть? Черные тоже.…Даже краповые! А мы не имеем права придумать свое?

— Думаю, что с беретами у них здесь напряженка. Их легкая промышленность вряд ли освоила такое. — Стас охладил пыл Толяна. — Не доросла еще до этих вершин.

— Да не нужны мне их вершины! Я пока бежал за тобой, мультик вспомнил. А может, в книжке прочитал…

— Толян, ты меня удивляешь все больше и больше!

Но Толян даже не обратил внимания на это, довольно таки двусмысленное замечание.

— Так там мужик один, кстати ломовой пацан, носил клифт из волчьей шкуры. Вообще по кайфу прикид!

Глаза у парня разгорелись, щеки порозовели. Он весь светился здоровьем и счастьем.

— Даже морду волчью можно оставить. Пусть за спиной болтается для прикола. — Парень горячился все больше и больше. И перешел на полный сленг. Забыв обо всех карах небесных, которые могли обрушиться на его голову. — А на плече наколка. Волчья голова! Только оскаленная. Просекаешь, командир? Голову я сам нарисую. Груздик одобряет.

Стас задумался и несколько минут бежал молча, не отвечая, нетерпеливо ждущему ответа парню.

«А что, — думал он. — Есть в этом какая то своя, сермяжная правда. Форма одежды. Единообразие. И все такое прочее. И с высокой моралью увязать можно».

— Слав, ребята дело говорят. — Пропыхтел Пивень. — Алексей, а ты как думаешь?

— Охотно променяю свой бронник на эту одежку. Только где ты найдешь зверя, который по доброй воле поделится с тобой своим прикидом, как говорит наш общий друг и любимец Толян?

Толян на бегу пренебрежительно и щегольски сплюнул между зубов.

— Не парься Леша. Пусть об этом у других голова болит. И пацаны развлекаловку получат.

— Толян! — Прикрикнул Стас на развеселившегося сверх меры парня. — Переходи на общедоступный и человеческий язык. И самое главное, понятный. Твои друзья в наших школах не учились.

— А что твоим пацанам еще веселухи мало? — Ехидно вставил Леха. — Скоро получите по полной мере. А может даже и по морде.

Строй давно сбился тесной кучкой вокруг них. Бежали плотно обступив их, заинтересованно прислушиваясь к занимательной беседе. Идея с переодеванием, как понял Стас, давно носилась в воздухе.

— Все, ребятки. — Решительно прекратил дискуссию Стас. — Вопрос переобмундирования откладывается на потом. Пора подумать о собственных шкурах. Веселин остановился. Рукой машет. Овраг слева. Удара будут ждать оттуда.

— Если будут ждать. — Осторожно заметил Леха.

— Будут. Иначе зачем с ними бы шли эти большеглазые «ясновидцы». Думаю, что они постараются сдвинуться как можно дальше от него. Я вперед. Груздень и Толян со мной. Алексей, ты возьмешь правее. В кусты не лезь. Как говорит наш Толян, просекут на раз. Ударишь из травы и отсечешь пленных. Разбежались! Леха, ты что губами шлепаешь? Не ясно?

— Нагловато, Стас. — Не смело возразил Леха. — В чистом поле, средь бела дня.

— Не такой он уж и белый. Конечно, в лесу было бы попроще. Только где я тебе его возьму? Дальше только Сумерки. Авось обойдется. Они еще не пуганные. А, вообщем, действуй по обстановке. Но не светись, пока я их «телепатов» не уберу.

Команду повторять не пришлось. На последним слове рядом с ним не кого уже не было. «Волки» нырнули в траву и словно растворились в ней. Даже Пивень прыгнул, как в воду, головой вперед и заелозил задом, пытаясь повторить движения ребят. Стас удовлетворенно качнул головой и бегом бросился к тому месту, которое присмотрел для себя и для обоих приятелей.

— Все мысли из головы вон! — Коротко обронил он тому и другому.

— Как это? — изумился Толян.

— А так! — Отрезал Стас. — Они мысли слышат. — И по ним легко найдут нас.

— А если думается?

— Толян, тебе это не к лицу. У тебя и без того масса других ярких достоинств. Представь, что ты снова в своей любимой бурсе. А можешь даже приспнуть. Когда надо будет, разбужу. Только не храпеть. Я храп плохо переношу.

— Я и не думал вовсе. — Обиделся Толян.

— Ну, извини. Показалось.

— Как тебе могло показаться, если я даже еще уснуть не успел?

— Все, Толян. Засохни. — Оборвал друга Груздень. — Идут.

— Где?

— Я бы сказал где, так обидишься. Конский топот слышу. Приложи ухо к земле и сам услышишь.

— Чтобы я мордой да в землю? Я и в салате никогда не лежал. — По веселой ухмылке было видно, что парню до боли хочется пошутить.

Стас осторожно раздвинул траву руками и заглянул вперед. Впереди ехали доспешные воины. Собственно он и не ожидал, что впереди пойдут те, для кого он приготовил свои стрелы.

Осторожно приподнялся на колено, скрипнул лук…

— Мои слева, ваши справа. — Чуть заметно шевельнулись губы. А его стрелы уже пели, как шмели.

Передних всадников из седел, как ветром сдуло. Забились в траве раненые кони.

Мелькнула голова в капюшоне. Щелкнула по запястью тетива.

«Надо все-таки рукавицей обзавестись! — Запоздало подумал он, выпуская одну стрелу за другой. — Где второй? Прячется, скот».

Голова начала наливаться тяжестью. Краем глаза заметил, как скорчился от боли Груздень, как рухнул в траву лицом вниз и захватил рвущуюся от боли голову Толян.

«Таки пришлось мордой в салате побывать». -Промелькнула мысль.

— К мечу! — Крикнул он, выдергивая из ножен метательные ножи и, чуть не упал на колени от дикой не человеческой боли. Отгоняя усилием воли, наваливающуюся слабость прыгнул вперед и снова крикнул — К мечу!

Прыжок, еще прыжок. Только бы успеть… Взмах!

Нож вылетел из руки. И еще один следом. И теперь оба меча из ножен.

Козлом через высокую траву скачет Леха. Как слон продирается коротконогий Пивень. А мимо на своем саврасом вылетел из-за спины Веселин. Сечет, размахивая мечом на отмашь. Сзади тяжелое хриплое дыхание Толяна. Парень сумел оклематься быстрее своего друга. Но и Груздень, виновато вздыхая, торопится, чтобы не опоздать к раздаче.

А впереди уже слышится медвежий рев Войтика.

Атакуемые сбились в круг. Ощетинились мечами. Поняли, что живыми не выбраться и приготовились отбиваться до конца, тем более, что их было до сих пор больше, чем «волчат» Стаса. С математикой у Войтика были явно не лады.

Стас взглядом приказал Лехе уводить отбитый полон и кинув мечи за спину неторопливо, как всем показалось, направился к окруженным.

— Вы мне не нужны! — Негромко, но отчетливо и твердо сказал он. В висках все еще плескалась боль. — Мне не нужны даже ваши мечи. Можете проваливать куда угодно, хоть на все четыре ветра. А нет, посечем стрелами. У меня с вами войны нет. Вы же не орки. Да и на орках моей крови нет.

— Командир, но как же…

— Начальник, что за дела?

— Слав, в самом деле! — Проухал над ухом Пивень. — Сколько народу они побили, полон свели…

— Пивень, ты же не воин. Ну, почти не воин. Ты волхв. должен разбираться в людях. Посмотри им в глазах! Они же словно после недели беспробудного пьянства. Там, в селениях были не они, а их оболочка. Вспомни, что с нами сделал тот, первый. В капюшоне. А эти? Хотя на этот раз мы были готовы к встрече с ними и ждали любой пакости от них.

— Мудрено речешь…

— Как умею. А ты возьми и покопайся у них в мозгах, как у меня рылся. Или разучился? Ребята, да вы гляньте,…Они же понять не могут до сих пор, как здесь оказались. — Отвернулся от готовых умереть с мечами в руках людей. — Леха, как там пленные?

— Все нормально, Стас. Убитых нет. Раненых тоже. С полоном Войтик. — И чуть тише. — Ты в самом деле их отпустишь?

— А почему бы нет?

— А если пойдут в Сумерки?

— Дело их. Пусть идут. А мы пойдем за ними. Но не пойдут. Пойдем-ка к полону. Поговорим, узнаем, что и как.

— Обожди, воевода! — Из круга нерешительно вышел крепкий, судя по всему, не старый еще воин. — Ты, правда, не хочешь нас бить? И мы можем уходить?

Стас недовольно поморщился. Повода, чтобы усомниться в его словах он не давал.

— Я же сказал уже. Можете проваливать. Крови между нами нет. Тех, кого мы сегодня положили не в счет. — В висках снова застучало. Только скажите мне сначала, как вы к ним попали? Судя по лицам, вы не из этих мест.

— Дурман, воевода. Словно опоили… Кто я, зачем я, ничего не помню. Даже куда идти, не ведаю.

— А не врешь ли? — Пивень все еще не скрывал своих опасений. — Дай-ка милок, я руки свои на тебя возложу.

— Что за нужда мне врать? Воевода смерти нашей не восхотел. Могли и без слов уйти. Ты волхв никак?

— Никак! — Угрюмо пробормотал Пивень, понимая, что опростоволосился.

— Так, что же с вами делать? — Рассеянно обронил Стас. — Где дом, вы не знаете. Дороги туда не помните. В Сумерки возвращаться не хотите.

— Воля твоя, воевода. Что хочешь, то и делай.

Не ответив, Стас повернулся и зашагал к полону. Леха, Пивень, Груздень и Толян нехотя последовали за ним.

Пленники все еще плохо верили в свое счастье и тесной кучкой сидели в траве. Завидев Стаса и сразу распознав в нем начальника, поднялись, но без суеты и торопливости.

— Здрав будь, воевода. — Поклонился старший из них, мужик с бурой окладистой бородой.

— И тебе не хворать. — Усмехнулся Стас. — Только какой я тебе воевода? У меня и народу то раз-два и обчелся.

— Не в народе дело, а делах народа, воевода. — Возразил мужик. — Больно дивно выглядишь. Плат бабий на голове. С другой стороны легко и железо на голову не давит. А голову и меч убережет. Бороды нет.… Так тоже к худу. За бороду не схватишь и ножом по горлу не полоснешь.

— Ты хоть в ноги поклонись воеводе, дядька Бэрдяй. — Дернула мужика за штаны, стоявшая у него за спиной рослая светловолосая девица, стрельнув в Стас озорным взглядом бедовых карих глаз.

— Опомнилась от страха, озорница! — Цикнул на нее мужик. — Только-только от страха голосить перестала, а уж на людей покрикиваешь. Да и так ли нужны ему, мои поклоны?

Стас улыбнулся. Мужик ему понравился.

— Бэры? — Догадался он.

— Бэры и есть. Да видно плохие бэры, если бродячим псам в зубы дались.

— Раз на раз не приходится. Бывает и так.

— Они под утро на нас наскочили. — Снова вмешалась девица с озорными глазами. — И будто тенетами опутали. Не ногой ступить, не рукой двинуть. Сами себя к жердям вязали.

— Уймись, отроковица, когда мужи между собой разговаривают.

— Так тебя, дядька Бэрдяй не переслушать. То да потому толчешь. Словно воду в худой ступе. А потом и сельцо наше словно облачком затянуло. И не стало его.

— А старики, а дети?

— Так и они вместе со всем растаяли. Даже хоронить некого, воевода.

Толян открыл было рот, чтобы вмешаться в разговор, но поймал на себе укоризненный взгляд Груздня и отступил назад.

Леха переглянулся с Пивнем.

— Стас…

— Ну, ничего люди. Мужики есть. Отстроитесь заново. Детей нарожаете. Не погибнет род.

Бэрдяй отрицательно замотал головой.

— Позволь воевода с тобой идти. Ты ведь из каменного детинца?

Стас вместо ответа кивнул головой.

— Вот возле него и построимся. Если беда пришла один раз, придет и другой…

Стас покосился на Пивня.

— Что скажешь, волхв? Может, и правда пора пришла обживать край?

— А что тут говорить, Слав? Люди вольные, земли хватает. Пусть селятся. Живем без кабалы.

— А Серд? Он и без того на меня сердит.

— Серду на руку только. Вроде его заботами и стараниями. Да и этих можно на землю посадить. — Пивень указал рукой в сторону, все еще понуро стоящих в раздумьях воинов Сумерек. Захотят уйти, так уйдут, а нет, так лишний меч не помешает.

— Слышали, люди добрые?

— Исполать тебе, воевода. — Бэрдяй поклонился Стасу. Но сделал это важно, с достоинством.

Но и здесь бойкая девица, сверкая карими глазами, сунулась из-за плеча.

— Скажи, воевода, за кого Роду хвалу возносить, чье имя славить?

— Цить, бесстыдница! — Не на шутку рассерчал Бэрдяй. — Есть и без тебя кому имя спросить…

Люди, до того молчаливо внимавшие беседе, скромно засмеялись.

— Не шуми, Бэрдяй. — Вступилась за девку какая то молодка. — Купаве по ночам уж женихи снятся. Созрела девка, пальцем ткни и кровь брызнет, а жениха все не высмотрит.

На этот раз смутился, от столь откровенного намека, Стас. Краснея, отвернулся от Купавы.

— Груздень, покормить бы их надо перед дорогой. Когда еще до детинца дойдут.

Груздень с тоской посмотрел на котомки, но возражать не стал.

— Я им, командир, в провожатые Третьяка с Плетнем дам. И лошадей, тех, что переловить успели. Только бы Серд не отнял.

— А ты ему мое слово молви! — Громыхнул Пивень. — То Соколеня дело, а не его. И вот что люди добрые, эти тоже пойдут с вами. Зло на них не таите. Они крови вашей не проливали. Тенетами были, как и вы, опутаны. Третьяк, все запомнил?

— Бэрдяй понимающе кивнул головой.

— Что же мы не люди что ли? Не под одним Родом ходим?

За спиной под осторожными шагами зашелестела трава. Стас обернулся.

— Командир. — Округлив испуганные глаза, перед ним стоял Хруст. — Этих, которые оттуда, нет.… Одни балахоны в траве лежат. А когда сбежали, никто и не видел. Только хотели сжечь, а их уже нет.

Все начали переглядываться.

— Далеко не уползут, змеиные выползки. — Отрубил Войтик. — И не зачем страх нагонять на людей.

— Так я и не нагонял. Я только хотел сказать, что их нет. -

Начал оправдываться Хруст, виновато оглядываясь по сторонам.

— Бэрдяй понимающе закивал головой.

— Облачко, воевода.

Стас был согласен с ним, но промолчал.

— Войтик, отдай им своих коней. Дальше пойдем на своих двоих. — Оглянулся на бойкую девицу с именем, от которого на него повеяло далеким детством, скупо наклонил голову. — Доброго пути, вам люди. Даст бог, встретимся.

— Командир, а она, Купава эта самая, глаз на тебя положила. Верняк. Зуб даю! — Толян не мог пройти мимо столь значительного события и поспешил поставить его в известность о своих догадках.

— Толян…

— Отвечаю, командир. Глазищи, во!

 

Глава 11

Чувствуя на себе внимательные, восхищенные взгляды нырнули в высокую траву и исчезли, как будто их никогда и не было. И не одна травинка не шелохнулась позади их.

Стас бежал широко, размашисто все, увеличивая и увеличивая темп. Трава травой, но все-таки открытое пространство. И кто его знает, какие глаза за ними могут наблюдать. Исчезновение двух отрядов вряд ли пройдет не замеченным.

— Пивень. — Негромко позвал он волхва, не сбавляя темпа.

— Здесь я, Слав.

— Не в службу, в дружбу…. Попробуй залезть в мой мозг, как тогда, в детинце.

Волхва, казалось, ничуть не удивила его просьба. Зато Леха, предчувствуя что-то крайне сногсшибательное, прибавил шагу и быстренько поравнялся с ними.

Пивень запыхтел громче, лицо от напряжения раскалилось до красна. И Стас услышал слабый шорох над головой, скрежет. И все затихло.

— Не могу, Слав. Будто мешает что-то. Словно щитом закрылся.

— Щит и есть. — Подтвердил его догадку Стас. — А теперь ты попробуй закрыться.

Пивень снова запыхтел. На широком мясистом лице выступили капельки пота. А из под шапки пот хлынул ручьем.

Стас, рискуя каждую секунду споткнуться, не сводил с него застывшего холодного взгляда.

Пивень качнулся, охнул, повалился на бок, но устоял.

Смахнул широкой ладонью с лица липкий пот, утер бородой нос и обиженно всхлипнул.

— Силен ты, однако, Слав. Не только щит, череп мне чуть в черепки не разнес. А зачем тебе это понадобилось, скажи на милость?

Стас не отвечая на вопрос и не замедляя бега потребовал.

— А теперь попробуй прикрыть Леху.

— Погоди, дай хоть отдышусь…

Леха не на шутку заволновался.

— Э-э, я на такое не подписывался, Стас. Ты Пивня чуть мордой по земле не проволок. До сих пор сопли в бороду сморкает, а где уж мне, скрозь больному и хлипкому? Да я все здоровье на фронтах борьбы с оголтелым криминалом оставил.

Спас Леху от тяжкого и, может быть даже смертельного испытания, глухой перестук конских копыт. Пока Стас выглядывал из травы, Леха благополучно скрылся и занял, привычное для себя место в хвосте колонны.

Нещадно нахлестывая коня, им вдогонку торопил коня тот самый мужик, который рассказывал им про дурман.

— Позволь с тобой идти, воевода. — Издалека закричал он. — Я же не думал, что ты в Сумерки путь держишь

— Тебе то зачем? Ты же только оттуда.

— Оттуда ли не, но охота на них с другой стороны посмотреть. Да может, на что и сгожусь. — Поймал на себе, полный подозрения, взгляд Груздня и уже не столь решительно закончил. — Не сомневайся воевода, кривды в моих словах нет.

— Как звать тебя?

— А как не назови, все к месту будет. Я сейчас, как дите титешное. Все приму.

— Темный! — Не утерпел Толян и пояснил. — В башке у тебя сейчас темно, как..

— Толян!

— Темный, так Темный. Сойдет и это, пока свое не отыщу.

Стас с сомнением оглядел его одеяние.

— Тяжко тебе придется в этой сбруе. Не угонишься за нами. Да и лошадку придется отпустить.

— Можно и отпустить. Авось не пропадет. А доспех сниму. Не мой, не жалко. — Уступчиво мотнул головой Темный. — Хоть в исподнем пойду, только в Сумерки возьми воевода.

— Берем, ребята? — Стас повернулся к воям.

Встретил с холодными подозрительными глазами Груздня. Поймал бесшабашный взгляд Войтика, ироничный Лехин.

— Берем! — Решил он. — Но можем и потерять! Если отстанешь.

Но Темный, не дослушав его, уже сдирал с себя длинный, до колен копытный доспех, прилаживая за спиной такой же, как у них меч и лук со стрелами.

Не дожидаясь, пока Темный закончит переодевание, немногословный Хруст расседлал его коня и щелкнул ладонью по крупу.

— Догоняй своих, лошадка. Только где они сейчас? Там ли, здесь ли…

Саврасый вскинул голову, тряхнул гривой, негромко заржал и неспешно затрусил в сторону Сумерек.

— Дорогу нам указывает. По детски улыбнулся Веселин. — Теперь не собьемся.

Возражать парню не стали. Хотя и так всем понятно, что мимо Сумерек не пройдешь. Нависли над краем черной тучей, того и гляди гром грянет и вместо дождя, смолой горячей прольется. Хорошо еще гора молчит. Не полыхает молниями, озаряя тревожным заревом округу, полыхая отблесками по кромке Сумерек.

У окаема Сумерек Стас взмахнул рукой.

— Все. Привал бойцы. Есть и спать. Моя первая стража. Меняет Алексей. Потом Груздень. Кому не достанется, пусть не обижается. — Пошутил он. — Стражи на всех хватит. Груздень, раскрывай котомки. Мечи на стол, что осталось.

Лениво, наспех, чтобы не тратить времени попусту пожевали и попадали в траву.

Стас повалился на землю чуть в стороне от заснувших моментально ребят и закинул руки за голову.

Все как прежде, почем-то подумалось ему. Запах травы. Небо над головой. И верный «Калаш» под рукой. Пардон! Лук со стрелами и два меча. Только сейчас сам себе голова. Сам сделаю. И сам себе отвечу.

Мерно отщелкивают секунды старенькие «командирские» часы. Первая боевая награда за первый поиск ему, зеленому «летехе». Старый, потрепанный жизнью и богом забытыми гарнизонами полкаш снял ему их со своей руки и, за неимением большего, стыдливо улыбаясь, сунул ему их в руки.

— Хорошо начинаешь, сынок. — Так, кажется, сказал он тогда ему.

А Стасу даже было не ловко вскинуть руку к виску и рявкнуть чеканным бодрым голосом с сопливых лет заученное «Служу Советскому союзу»! Промямлил что-то невразумительное и задом выполз из командирской палатки.

Где сейчас тот седой полковник? Где молодецкое «Служу Советскому союзу»? И где сам союз? Все в дым…. А теперь все больше не России, спецназу служат. Ну кто то еще ВДВ.

А для него же этого почему то мало было. Не стало Союза и как то так получилось, что и он не нужен стал. И он. И еще с десяток таких, как он. А может и больше. Кто их считал по всему миру разбросанных?

Может и притерся бы и к новым, если бы не та харя из ГРУ, не во время встретившаяся с его кулаком.

Мерно щелкают стрелки на стареньких «командирских».

И так же мерно посапывают, уставшие за день ребята.

Странно, но не чувствовал Стас скорби и тоски по утерянному миру. По однокомнатной «хрущевке», которой сподобили его старые друзья, после того как пристроили в родном городишке, чтобы спрятать от не праведного московского гнева. Да еще в щенячьем звании, через которое он когда то бодро перескочил сразу в капитаны.

Леха другое дело. У него свадьба сорвалась. Но держится героем. Виду не показывает. Да и Толян не падает духом. Пора будить…. Или пусть поспит еще?

Вот удивительно! Влез во все так, как будто это мое кровное. Уехал бы с миром в Соколень и зажил бы тихо и мирно, как и подобает командиру разведывательно-диверсионной группы на отдыхе, которого к тому же разыскивает половина разведок мира за детские шалости. Может быть даже получилось бы жениться, настрогать детей и успеть понянчить внуков.

Полнолуние. Климат здесь что ли такой особенный? Даже всю эту галиматью и чертовщину, которую втихаря нашептывает волхв, понимать начал. И уж не все кажется галиматьей и чертовщиной. Может, шагая от эпохи к эпохе утратили что-то важное, изначальное, целиком доверившись плодам технического прогресса?

— Леша! — не громко позвал он. — Проснись.

Леха сел, замотал взлохмаченной головой, прогоняя сонную одурь, со стуком зевнул и поднес часы к глазам.

— Все. Хана. Батарейки сдохли.

— Возьми мои. — Стас расстегнул почерневший от времени и залоснившийся ремешок и подал напарнику. — Отбиваюсь…

— Отбивайся, отбивайся. И так лишнего прихватил. Совсем меня задохликом держишь.

Но Стас уже не слышал. Выработанная годами привычка сработала за него. Едва он закрыл глаза, сон пришел сам собой. Но спал по звериному чутко. Ресницы вздрагивали на каждый шорох. Тело замирало, как перед броском. Рука покоилась на рукояти боевого ножа. Лехе показалось, что у напарника и уши вздрагивают, как у волка.

— Волк и есть. — Не то подумал, не то согласился он. — Того и гляди перекинется.

— Не пробовал, но подумаю. — Сквозь сон пробормотал Стас и перевернулся на бок. Надо только у волхва заклятие узнать. Полнолуние.

— Тебе это вовсе не надо, брат.

Огромная серая волчья голова наклонилась над ним и желтые немигающие глаза заглянули в лицо. Верхняя губа приподнялась, словно в улыбке, показав белые беспощадные клыки.

— Тебе это не надо, старший брат. — Забилось в его сознании. — Просто встань и перекинься.

«Дьявольщина! — Подумал он. — Приснится же такое».

— Перекинься! — Потребовал голос.

Адская боль сломала его тело в не мыслимых судорогах. Кости вылезли из суставов.

Он увидел все это, как будто со стороны и взвыл от боли. Нет, не от боли был этот вой. Первобытный счастливый вой волка, в предчувствии удачной охоты.

— Леха!

— Твой брат спит. С ними ничего не случится. Братья хранят их спокойный сон.

Слепая мощь распирала его тело. Мышцы вздрагивали от восторга и нетерпения. Сердце билось мощно и гулко.

— Моим братьям необходимо свежее мясо.

— Стая гонит оленя, брат. Мы еще успеем. Половина твоя.

И две серые огромные тени исчезли в траве.

Уплывает земля под ногами. Вперед и вперед. Тело дрожит от счастья. Могучий красавец, олень не разбирая дороги несется через цветистую поляну. Еще миг и он скроется в лесу. И тогда…

Толчок. Серое тело взмывает в воздух. Удар широкой грудью всем телом. Клыки рвут оленье горло. Кровь, горячая кровь пьянит, как вино, туманит взор.

— Славная охота, брат! — Одобрительно пропел седой вожак, слизывая с его морды обжигающую сладкую кровь.

Молодая разбитная самка игриво щелкая клыками, толкает его плечом.

— Да, это была славная охота брат. — Согласился он. — Я пришлю братьев за своей долей.

И снова скрючило, сломало, винтом выворачивая позвоночник.

— Разнежился! — Недовольно подумал он. — Совсем разучился на земле спать. Затек!

Растянулся, разбросал руки в сторону.

— Леха!

Леха, друг и напарник, спал, сладко шлепая губами и уронив голову на колени. — Хорош друг, нечего сказать!

— Стас, сам не знаю, что произошло. — Поднял на него виноватые глаза и даже не пытается оправдаться. — Ей богу. Как обухом по башке. Не стыдно бы было, если бы хоть спал по человечески. А то волки всю ночь так и мельтешили перед глазами, так и мельтешили…

— Ладно. Проехали. — Угрюмо промычал он в ответ. — Выходит, мы с тобой один сон на двоих видели. У меня все тело болит и на разрозненные молекулы рассыпается, словно танковым тягачом топтали.

Леха понял, что выволочки не будет, и облегченно вздохнул.

— У тебя лицо в крови. Не спишь не черта, должно быть кровь из носа шла. Худой, как шомпол. Умойся. Давай солью, пока вода есть. А то ребят перепугаешь.

Стас наспех умылся. Ноздри затрепетали от запаха крови.

«Приснится же такое. Старею, брат. Старею. Уставать начал. Вот и лезет в башку черт те что. — Подумал он. — А раньше трое суток к ряду бежать мог и хоть бы что».

Повозился, улегся поудобнее и, закрывая глаза неожиданно для себя сказал.

— Леша, ты с рассветом Войтика пошли на одиннадцать часов. Там наша доля от оленьей туши нас дожидается. Может быть…. Хотя нет. Я сам. А то сами перепугаются и родню распугают.

— У тебя крышу снесло, Стас? — С тревогой поинтересовался Леха.

— Может быть. Может быть. — Уже сквозь сон пробормотал он. — А может быть, и нет. Полнолуние. Волчья пора. Как раз на нас рассчитана.

Леха с трудом разобрал последние слова Стаса, сунулся было за разъяснениями, но было уже поздно. Стас, положив руку на рукоять ножа, мирно похрапывал, уютно свернувшись клубком.

«Какая родня? Какая доля? — Глядя на, разгладившееся и ставшее по детски беззащитным, лицо друга. — Чудны дела твои господи. Не для среднего ума среднего опера».

Стаса будить не пришлось.

Проснулся сам и, не касаясь земли руками, прыгнул на ноги.

— Войтик, Груздень! Подъем. — Тихо, чтобы не разбудить ребят, скомандовал он. — Догоняйте.

Мужики не рассуждая, спотыкаясь и на ходу продирая глаза, безропотно поплелись за ним.

Стас шел уверенно, не останавливаясь, безошибочно угадывая дорогу так, словно ходил уже по ней.

Вот поляна, сплошь усыпанная цветами.

А вот зеленеет опушка леса. Сюда стремился олень, убегая от неминуемой смерти. Понимал, что там будет трудно его взять.

Сон ли явь ли?

Зачем пошел?

И зачем потянул за собой ребят, которым можно было спать еще целый час?

Вот здесь ударил грудью. И сердце вздрогнуло от восторга. Горло снова ощутило вкус горячей свежей крови.

А вот и оленья туша. Ровно половина. Около нее холодным светом горят желтые волчьи глаза.

Дрогнула и приподнялась верхняя губа.

— Я пришел за своей долей.

Вои со страхом уставились в его лицо, заслышав глухой волчий рык.

— Мы ждали тебя, старший брат. Ты можешь взять свою долю. Это твои братья?

Снова дернулась верхняя губа, обнажая два ряда молочно-белых крепких зубов, и грозный рык вырвался из горла.

Войтик вздрогнул и потянулся за мечом. Груздень же ужу давно сжимал в правой руке рукоять своего боевого ножа.

— Это и твои братья тоже, серый …. В них та же кровь. Только они давно покинули свою стаю. — Положил свою ладонь на широколобую в седине голову и почесал, как уличную собачонку за ушами. — Войтик, Груздень. Подойдите ближе. Познакомьтесь с братишкой. Грешно родни не знать. И не хватайтесь ради бога за ножи. Выдернуть не успеете!

Привычка к повиновению толкнула воев вперед.

Груздень осторожно вытянул руку с ужасом, глядя в желтые грозные глаза.

Волк глухо зарычал

— Я запомнил их, старший брат. Стая узнает их. Ты ведешь свою новую стаю на ночную сторону? Там нет охоты. Но мы будем рядом.

— Спасибо, Серый. Славной охоты тебе и стае.

— И тебе старший брат. Стая всегда будет рада тебе.

Волк попятился, не спуская с него взгляда желтых угрюмых глаз. Шаг. Другой….Повернулся и не спеша скрылся в лесу.

— Ну, вот и познакомились. — Как не в чем не бывало, улыбнулся Стас. — Режьте мясо. Еще теплое. Такое сырым есть можно и даже без соли. Да что вы застыли, как два истукана? Волки вы или нет?

— Командир, ты колдун? — В глазах Войтик застыл неподдельный страх.

— Какой же я колдун, друг мой Войтик? — Усмехнулся Стас. — Я Волк. Серый. Меня и раньше так звали. Полнолуние. А в полнолуние всегда сны сбываются.

— Такое даже нашему волхву не под силу. — Груздень с сомнением покачал головой. — Ох, и не простой ты человек, командир. Не простой. Если волчья стая тебя за своего приняла. И говорить по волчьи умеешь.

В голосе холодок и отчуждение.

— И вы умеете. Только забыли. А от одного с ними предка род ведете. — Стасу надоело оправдываться и он начал своим ножом кромсать еще теплую тушу. — От подарка родни не отказываются, ребята. Они от чистого сердца поделились с нами. Грешно их обижать, даже если они ходят на четырех ногах и говорят немного иначе.

И хитро прищурил глаз.

— Или страх пробрал, волчата?

Войтик обиженно фыркнул и переглянулся с Грузднем.

— Так уж и страх…

— А морда до сих пор зеленая!

— Это от травы. Всю росу на себя смазал, пока бежал за тобой. Груздень, помогай!

— То-то же!

 

Глава 12

Лес встретил угрюмым молчанием. Не дуновения ветерка, не шелеста листьев. Под ногами трава скрипела и похрустывала, как стерня после покоса. Где — то высоко над головой кроны деревьев смыкались в почти непроницаемый навес, через который едва проглядывало темное и такое же угрюмое небо.

Леха невольно поежился.

— Не приветливый лесок. — Пробормотал он. — Кажется, что за каждым деревом глаза. Аж озноб прошибает.

— Вообще конкретно! — Поддержал его Толян. — И деревья, какие то не русские.

— А какие они должны быть здесь?

— Не такие! — Отрезал Толян.

Они и в самом деле были не такие.

Стволы и ветки словно кожей обтянуты. Гладкие и глянцевые. Так и хочется рукой погладить. Листья толщиной в с ладонь.

— Плакучая ива. Только местного разлива. Как из лейки поливает.

Леха вытянул руку и подставил раскрытую ладонь под жирную увесистую каплю.

— Леха! — Крикнул Стас, но не успел.

Леха охнул, скрючился от боли и сунул по извечной общечеловеческой привычке ладонь под мышку.

— Покажи! — Потребовал Стас. Груздень воду! Немедленно промыть!

Леха подул на ладонь и показал Стасу. Ладонь вздулась пузырем, как от ожога.

Охнул и покатился по земле Свист. Длинная ветка, как гигантская щупальца обвилась вокруг его ноги и тащила вглубь леса.

Стас взмахнул мечом.

Послышалось что-то похожее на стон и обрубленная ветка с непостижимой быстрой исчезла в кроне. Свист поднялся и, боясь, притронутся к обрубку, тряс ногой, пытаясь, освободится от него. Груздень наступил на него. Из среза брызнула на черную траву темно-бордовая жидкость.

— Медуза Горгона. — Прошептал Леха, отбиваясь от, мечущихся вокруг них веток. — Не удивлюсь, если еще и яд в волосах…. Рука онемела.

Вои сбились вокруг Стаса в тесную кучку.

Сверкнули мечи. На землю посыпались отрубленные ветки. Коснувшись земли, они тут же исчезали, штопором ввинтившись в землю. С тихим шелестом спрятались куда то листья.

— Не пройти, Стас, тут и останемся. — Крикнул Леха. — Уходить надо.

— Куда? С битой мордой?

— Да хоть с битой…

Войтик вертелся чертом, сметая перед собой все подряд.

Груздень рубил как опытный дровосек, осмысленно и расчетливо, с одного маха срубая толстенные сучья. Стон рвался в уши.

И натиск неожиданно прекратился.

— Проверка на вшивость. — Изрек Толян. — И дождик перестал. Мочилова не получилось.

— Или игрушка не по зубам. — Задумчиво проговорил Стас. — Леша, как твоя рука?

Леха глянул на ладонь.

— Нормально. — Ответил он. — Пятно, как от ожога кислотой. Но терпеть можно. Возвращаемся?

— Нет! — Решительно ответил Стас. — Прошла лошадка, пройдем и мы.

— Далеко ли прошла, эта самая лошадка? — Прошептал Груздень. — Командир, мясо придется выбросить. Котомки промокли насквозь.

Стас кивнул головой.

— Бегом и не останавливаясь. Припасов нет, значит и время на еду тратить не надо. Я впереди…

Между угрюмыми деревьями петляла еле заметная тропинка. Или только так казалось? Или лес расступился?

Бежал, упрямо наклонив вперед голову, и выставив вперед меч. Выстрелил навстречу толстый, в Войтикову руку, гибкий сук. Взмах мечом. Сук нырнул обратно, скрывшись в не проницаемой кроне.

— Опасаются.

Груздень не смог удержать своего удивления.

— Соображаловка работать начала. — Поддержал его Толян. — Зауважал.

Без тяжелых котомок несколько часов бега показались за легкую прогулку. И все же начинала чувствоваться усталость. Запинался то один, то другой…

И с явной неохотой Стас скомандовал привал.

— На траву не ложитесь, ребятки. — Предупредил он. — И спать придется через одного. — К деревьям не прислонятся.

— Так не стоя же спать? Я же не лошадь! — Возмутился Войтик. — А если мордой в траву?

— Эк ты избаловался около котлов, брат Войтик. — С укоризной попенял ему Стас. — Так и быть попрошу воеводу, чтобы вернул тебя в теплое место.

— Так я же нечего. Я только сказал, что могу и мордой…

Стас не стал его слушать. Постучал пальцем по стеклу «Командирских» и предупредил.

— Время пошло!

Промучились с полчаса.

Толян взмолился.

— Не могу больше. Как черви перед глазами шевелятся. Ужас. И смотрят, ждут, когда глаза закрою, чтобы вцепится.

— Толян, ты же реальный и правильный, во всех отношениях, пацан!

С надеждой заглядывал в глаза Стасу и Свист, и Хмурый…. Даже Леха, и тот строил умоляющие рожи.

И в самом деле, за то время, пока они отдыхали, вокруг них выстроился настоящий шалаш из шевелящихся и сцепившихся между собой веток.

Груздень вздыхая и морщась от досады, запустил руку за пазуху и со скорбным выражением на лице извлек на свет божий, необъятных размеров, самодельную свечу.

— Командир, тресни своим кресалом. Может эта нечисть огня забоится.

Стас поднял от удивления брови и щелкнул зажигалкой.

— Откуда?

— Оттуда. — Угрюмо отозвался Груздень и высоко поднял над головой свечу.

«Черви» вздрогнули и взметнулись вверх.

— Вот чего они боятся! — Удивился Толян. — Костер бы развести. Может, и вздремнуть бы удалось.

— Поздно, Толян. По коням.

— В смысле по копытам? — Уточнил Толян. — Легко. Груздик, туши свет. Кина не будет.

Бежали еще несколько часов.

Стас слышал за спиной сдавленное дыхание, но не замедлял шага.

— Стас! — Леха, догнав его, пристроился за спиной. — Стас, ребята устали. Надо возвращаться.

— Леша, если есть силы, чтобы вернуться, значит могут еще бежать и вперед. — Неохотно ответил он и перешел на шаг.

— Еды нет, воды на пару глотков. Еще день и они лягут. А кругом только эта сволочь! — Леха со злостью кивнул головой в сторону замерших неподвижной стеной черных зарослей. — Так и кажется, что протянут свои щупальца и только пятки сбрякают.

Стас осторожно оглянулся.

Все и в самом деле устали. Даже упорный Груздень и тот шел опустив голову и механически переставляя ноги. Пивень в своих неподъемных сапогах несколько раз уже пытался отыскать местечко, чтобы примоститься хоть на короткий миг, но грубая, как проволока трава внушала ему опасения и он вздыхая, плелся дальше.

Черный мертвый лес.

И беспросветная крыша над головой, через которую не видно даже клочка синего неба.

Давно замолчал Войтик. Изредка бросая взгляды на выбивающегося из сил Веселина, подмигивал ему, хлопал его своей лапой по спине и шел дальше, с тоской заглядывая вперед.

Темный брел, как кукла. Шептал, что-то невнятное, оглядывался по сторонам, словно пытаясь вспомнить забытое.

Несколько раз откуда-то издалека раздавалось глухое волчье ворчание. Войтик вздрагивал и бросал быстрые взгляды на Стаса. Но тот шел так, словно не слышал ничего.

— Рано Леша. Пока не отыщем их нору, возвращаться нельзя. Все рано найдется какая-нибудь полянка. Тогда и отдохнем. — И заглянув в Лехины усталые глаза, признался. — Мне и самому не по себе. Постоянно вижу на себе, чей то взгляд. Высматривают, выжидают.

Позвал глазами посреди воев волхва.

— Пивень, ты как?

— Пакостно. — Пыхнул в бородищу волхв. — Будто в душу иголками колют.

— И все равно рано. Иначе будет поздно.

— Заговариваешься. То рано, то поздно. Выбери что-нибудь одно.

И снова угрюмый волчий рык.

Стас замер и прислушался.

Дернулась губа. Короткой сдержанное рычание.

Войтик переглянулся с Грузднем и с опаской посмотрел на Стаса.

Пивень со страхом отшатнулся в сторону.

— За мной, по одному. И не высовываться. Груздень, Пивень…. Леха замыкает. Ну, что вызверились. Волки на охоту вышли. А мы под них сработаем. — Неуклюже попытался оправдаться Стас. — Или сами на утиной охоте селезнем не кричали?

Не бог весть, какое оправдание, но уж лучше такое, чем не какого.

Леха просек что-то, но помалкивает.

Впереди просвет. Поляна?

Воздух, как снег вокруг нее искрится. Кристалликами висит…Играет, светится разноцветными огнями. Электрическое поле? Не похоже. Как его удержать тончайшей пленкой? Всполохи пляшут, как Северное сияние. А за ней непроглядная тьма. Нет. Почему непроглядная? В всполохах силуэты темнеют. Четко. Без суеты. Как на заводском конвейере.

Шаги за спиной стихли.

— Темный. Слышь, Темный. — Любопытство сильнее всякой усталости. — Отсюда шли?

Но Темный молчит.

Наглухо заблокирована память у парня.

Сам не мог достучаться не мог, сколько не пытался.

Свечение увеличилось. Силуэты исчезли. А за ним снова только чернота. Глухая. Непроницаемая.

И полыхнули молнии. Разом. И во все стороны. Словно взрывом разбросало его малочисленный отряд. Кто за спиной застонал. Хруст? Свист?

Подвело любопытство. Высунулся.

— Ложись! — Крикнул он, падая на нестерпимо колючую траву.

И новый залп. Нацеленный залп из всех крепостных орудий сразу.

Сфера чуть потемнела. И новый залп.

Прямой наводкой.

Плазменные орудия у них, что ли?

Или лазером поливают?

Как там у фантастов? Бластеры и электромагнитные ружья.

— Леха! Отводи ребят. Головы не поднимать. Задницы из травы не показывать!

— А ты?

— Молчать! Это приказ!

— Командир…

Не умеет волхв говорить шепотом.

Шарахнут на голос. Ну вот! Так и есть.

— Пивень, командир Алексей! Если что, не продаст. Хоть и баламут, но калач тертый. Все. После залпа уходите.

— А ты?

— Приказ!

Голос Стаса скрипит, как железо. До нутра пробирает.

Залп!

Леха успел заметить, как тугой пружиной взлетело из травы тело Стаса, в доли секунды пролетело над землей несколько десятков метров. Угрюмый волчий вой, вой безжалостного вожака стаи разорвал вязкую тишину мертвого леса…

Толчок. Тело перевернулось в воздухе и головой вперед вонзилось волчьей тенью в, пылающую нестерпимым белым светом, стену.

И словно повинуясь этому древнему, давно забытому зову далеких предков, из-за деревьев над распростертыми телами воев, бесшумно пронеслась волчья стая и исчезла там, где мгновеньем раньше скрылся Стас.

Запоздало полыхнул залп.

— Уходим, братцы.

— Но как же…

— Приказ Груздень — Закон для подчиненного! — Припомнил Леха строку из армейского Устава. — Командир любит пошутить сам, но шутки подчиненных понимает плохо. Считайте, что это его очередная шуточка. Прикол! Говоря на понятном и доступном языке нашего Толяна. Ползком и сразу бросок. Уходим из под удара и ждем.

Залп! Бросок…

И сразу пузом на колючки.

Упали. Затаились. Бросок…

Пивень повернулся к Лехе. Борода зацепилась за колючки. Выматерился от всей души. Дернул головой, оставив клок бороды на колючках.

— А может вслед за ним, Алексей? Пока они с ним тары-бары разводят, на нас и не оглянутся. Как ты думаешь?

— Не думаю. — Отрезал Леха. — Выполняю.

— Это еще надо посмотреть, кто с кем разводит эти самые тары-бары. — Хохотнул Войтик. — Вслед за ним такие ребята в нору прошмыгнули, что я бы лучше в сторонке постоял.

Толян поднял головы, смахнул рукой с лица кровь.

— Всю физию о колючки ободрал. Леш, мы командира бросим что ли? На крайняк у нас с тобой стволы на кармане.

Груздень бросил исподлобья на Леху хмурый взгляд.

— Полезем, Алексей?

— Я тебе полезу. Ждем. А сунуть башку туда всегда успеем. — Грозно предупредил он. — Только кажется мне, ребята, что там сейчас черепки в разные стороны летят. Он, когда разозлят, охоч до посуды. Ждем! Ну что я говорил? Добрался до посуды…

Неистово белый свет опалил глаза. И Стасу показалось, что на какое то время он ослеп. Тело вопреки всем понятиям не разрывала боль. Его вообще не стало. Разлетелось в прах, на разрозненные кусочки тряпочки. Падал в бездонную яму без парашюта. Мозг отдельно. Сам по себе. А все остальное тоже отдельно. И ненавистный палящий свет перед глазами. Или где?

Судорога выламывает кости.

Значит это еще не тот свет, который в конце тоннеля. Рухнул сразу на все четыре лапы. Оглядываться будем потом. Время будет.

Прыжок.

Брызнула кровь из разорванной вены.

Ослепительно белый, сверкающий умопомрачительной чистотой зал. Высокие, одетые в такие же ослепительно белые одежды люди.

Не люди. Враги. Добыча.

Удар грудью. Трещит грудная клетка. Чужая. Ненавистная. Хилые у них косточки.

И снова прыжок. Клыками под подбородок.

Грозный рев рвется под высокий прозрачный потолок.

Тесно!

Рядом серые братья.

Упоение боем. Прыжок. Кровь. И трупы остаются на белом полу. Почему белом. Он давно окрасился кровью. Горячей, человеческой….кровью.

И почему бой? Идет охота. Как у Высоцкого. Только с обратным знаком.

Опомнились. Молния режет пространство зала. Тонкие, как нити лучи мечутся в поисках целей.

Шутишь! Не мной сказано, что пуля дура, а клык…

Зеленые большие глаза. Как изумруды пылают на узких почти прозрачных лицах под высокими, неестественно высокими, лбами. Сверлят зеленые глазищи, сжигают мозг.

Серыми призраками мечутся волки, тени неистово мечутся на белых стенах.

Почему тени?

Аппаратура, пульт управления, компьютеры… Ничего знакомого. Где вся эта привычная атрибутика старого мира?

Хрустят позвонки. Хлещет кровь.

Древний забытый азарт.

Мозг пьянеет от запаха крови, теряет способность соображать, проваливается в бездну эпох.

Чьи то руки лезет в черепную коробку. Роются в ней, как алкаш в собственном кармане в поисках забытой мелочи на банку пива. Ищут дырку, чтобы пролезть в сознание.

Ну, уж, дудки.

Удар!

Это не он. Это в него!

Рядом лицо. Безумные от страха глаза.

Как? Где в таких глазах прятаться страху?

Еще один удар. Отбросило в сторону.

Нет, не сейчас…

Кинул, сразу отяжелевшее тело вперед и, запрокинув голову, запел, собирая стаю.

Мерцающее пятно. Нам туда.

Лишь бы допрыгнуть!

Уперся, широко расставив лапы, покачнулся, но устоял. Обернулся, угрюмым взглядом желтых холодных глаз оглядел поле битвы.

Славная была охота, братья!

Еще раз качнулся и подавляя непростительную слабость одним прыжком в тусклое, едва заметное пятно. А дальше тьма бездонного провала. Над головой победный рев стаи. Его стаи. Чей то холодный шершавый язык коснулся его лица. Все та же шаловливая распутная молодая самочка, домогается интима. И что характерно, время удачно выбрала, чтобы огласить свои явно не приличные предложения.

Да нет. Это Лехина теплая и грязная ладонь поднимает веки, а его глаза пялятся ему в зрачки.

— Ты еще зеркало к губам поднеси, псих не нормальный.

Или не ладонь?

Лижет подлая. Язык, как терка. Морда в крови. Слизывает, пока не засохла.

— Славная была охота, старший брат. Нам есть, что поведать братьям.

Охота ли? Бойня! Волк в овчарне.

Кому это он?

Леха, Пивень, Толян…

И снова боль раздирает тело. Пора бы уж привыкнуть! Не промахнулись, сволочи.

А могли бы, хотя бы из уважения к возрасту. Куда не кинь, а пятый десяток разменял. А это уж, дорогие мои, не шутка в теле. Не поворотлив стал. Может пора подковы снимать? А там валенки и на печь?

Славная была охота.

До ночи черепки в угол будут заметать.

— Стас, очнись! Какие черепки?

Леха? Откуда он здесь?

Ворочают волчье тело. Подцепят крючьями и на помойку. Лязгнул зубами. Мимо. Промазал.

Свет! Ослепляющий яркий свет….И сразу ночь.

Ушла, без него ушла стая. Бросили волчата. А почему бросили? Сам приказал.

Тащат, волокут. Толяну на волчовку. Ну нет! Толян правильный пацан и не позволит себе нарядится в прикид из шкуры собственного командира.

— Командир!

Дернулась верхняя губа, обнажая клыки.

Но вместо грозного рыка, от которого замирает сердце, а душа проваливается в пятки, вырвался только слабый стон.

— Больно же черти. Я сам.

Открыл глаза.

И правда Леха. Своей мокрой бонданой ему лицо вытирает.

— Стоит только одного на минутку оставить, так сразу, как свинья перемажешься.

Точно Леха. Только он один так душевно умеет утешить друга в трудную минуту.

Пивень своими заскорузлыми пальцами ковыряется в его боку, как в своих зубах после обеда. Еще и ножик норовит поглубже затолкать туда. И что он там надеется отыскать?

А хорошо врезали. От всей не человеческой души. Ладонь в дыре проваливается.

Прохрипел, чуть не теряя сознание.

— Уходить надо, ребятки. Я там немного набезобразничал. Хозяевам может не понравится. Как бы объяснений не потребовали.

— Куда ты пойдешь? — Возмутился Леха. — Дыра в боку. Пивень в ней чуть с головой не утонул. Из плеча мосол торчит.

— Дыру портянкой заткну. И доковыляю.

— Конкретно набезобразничал? — Полюбопытствовал Войтик. — От всей души размахнулся?

— Да так, с легонца. Времени маловато было. Но помнить будут. Сейчас знаем в какую сторону ворота открываются.

— Про черепки то не для красного словца молвил? И самому черепком досталось. Отскочить не мог? — Влез с расспросами Пивень.

— Командир, ты думаешь они с предъявой придут? — Разгорелся Толян. — Душу отвести, а то вечно все на себя тянешь.

Каждое слово, как кузнечным молотом в мозг колотит.

А ребята зубы заговаривают.

— Уходим, ребятки. А то разнежусь, вовсе не встать будет. Погостили, пора и честь знать. Толян, приходилось в пионерлагере бывать?

Толян растерялся. Крепко видимо двинули командира, если крыша на место до сих пор не встала, читалось в его глазах.

— Было дело…

— Костры жег? Так, чтобы с одной спички?

— Конкретно! А если потом туда шиферу набросать, вообще отпад.

Стас кряхтя и морщась поднялся на ноги.

— Тебе и карты в руки. В смысле зажигалка. Жги все к едреней фене. Пусть горит. Не свое, не жалко. Мы потом здесь добрый лес насадим. Вот только с шифером не получится. Извини, брат, нету. Веселин, мальчик мой, там где то мои мечи лежат…

— Все здесь, командир. — Ответил за Веселина Леха. — А с лесом надо ли так?

— Надо Леха. Еще как надо. Пусто в нем. Никого. Даже зверье не водится. Да и нынешним хозяевам с огоньком повеселее будет. А то заскучали. Грязь и сырость развели. Пусть пообсохнут.

Зло поджал губы. Сверкнул глазами.

— Ненадолго уходим. Я их научу по стойке «Смирно» стоять и не качаться.

Толян щелкнул зажигалкой.

— Так не горит.

А ты приятеля попроси. Вдвоем, глядишь, и получится. Темный, не хочешь к ним присоединиться.

Лес словно понял его слова. Затих. Подобрал, поджал под себя длинные скользкие ветки. Сучья больше не хватали за ноги и ловко уползали с дороги.

— Давно бы так!

Войтик осмелел до того, что от всей души врезал по гладкому корявому стволу.

Дерево глухо застонало и метнулось вершиной к нему. Дохнуло стужей.… Сверкнул меч, и к ногам посыпались отрубленные сучья.

— Сказано, не балуй.

Подошел Груздень.

— Не выходит подпалить, командир. Все водой пропитано, хоть ведром черпай. Если позволишь, я привезу сюда несколько возов соломы и хворосту и уж тогда…

Ин быть по сему. А то всего и сразу, так и понос прошибет.

Раны терзали. Идти было мучительно трудно. Полузакрыв глаза, терпел и шагал почти на ощупь, боясь потерять сознание.

Пивень несколько раз толкал к его губам свою заветную баклагу.

— Испей, Слав. Помогает. На заветных травах настоено, заветными словами наговорено.

Делал несколько глотков и, правда, на какое время боль отступало и идти становилось легче.

— Может привал объявим, Стас?

— Рано Леша. Идти надо. Выбраться из этого проклятого места побыстрее. Ядом все пропитано. Льется, как у змеи с языка.

— Сколько лесу испоганили! Сколько добра в огонь пойдет. — Возмутился Груздень. — Сколько народу бы этот лес корми, поил и девал, обувал.

— Это ты им при встрече скажешь. — Усмехнулся Леха. Оформим актом и в суд, за порчу госимущества и нанесение материального ущерба.

Стас шел все медленнее и медленнее.

Остановился. Закачался.

Нельзя лежать. Надо идти.

Леха заглянул в лицо

— Войтик! Толян! Садите его на мечи. Быстро!

— Не суетись Леша. Я только отдышусь.

— Груздь! Врежь ему по тыкве, чтобы не ерепенился. Понесем, как дохлого.

— Яд в рану просочился, когда на земле лежал. — Виновато объяснил Стас, с трудом ворочая языком.

— Войтик, на меч!

Сказано. Сделано. Войтика дважды просить не надо. Даже глушить не пришлось. Усадили его на меч, как в княжеское кресло. И понеслись бегом, так как прежде никогда не бегали. Хруст с Веселином, забежав вперед, мечами расчищали дорогу. Груздень и Темный поддерживали сзади.

Но останавливаться на короткий привал все равно пришлось. Стас устал и уже с трудом удерживался на мече.

Леха с Толяном сняли свои бронники и усадили его на них, сделав из воткнутых в землю мечей спинку импровизированного стула. Стас вздохнул и с облегчением закрыл глаза.

Протяжный низкий вой умирающего зверя разлетелся по всему черному мертвому лесу.

И почти сразу же издалека, едва слышно, к изумлению воинов, послышался ответный вой.

Переглянулись.

— Волк собрался умирать и зовет стаю. — Ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес Пивень. — Велик был наш род, а признали только его. Пришлеца.

— И что? — Груздень озабоченно оглянулся на злобно затаившийся лес.

— Не знаю! Если бы знал. Мы свой род от волков ведем, а они его вожаком признали. Думать надо… А вот и его стая! Глаза!

— Может, отодвинемся? — Глухим потерянным голосом проговорил Леха. — Зачем мешать людям?

Не обращая на них внимания из леса, растянув тело в длинном прыжке, выпрыгнул матерый широколобый волк. Остановился перед Стасом, заглянул в его лицо и глухо заворчал.

В ответ послышалось слабое, еле слышное ворчание.

Неторопливо, один за другим, словно из-под земли выросли, появились и другие волки. Сели полукругом перед ним и леденящая душу, прощальная смертная песня заставила сжаться сердца воинов.

— Братцы! — Вскинулся Леха, бесстрашно проламываясь к Стасу мимо зверей. — Он же из меня мента, опера сделал! Да я с ним…. И что же? Вот так? Здесь? Он из вас, деревенских увальней воинов слепил!

Стас с трудом разлепил глаза и коротко рыкнул. Стая послушно расступилась.

— Волчат пропускают. — Прогудел Войтик. — Вот тот, лобастый на меня похож. Брат, наверное.

— У них вожак умирает, а ты в родне копаешься. — Осудил его Хруст.

Войтик ответить не успел.

Мимо них в воздухе пролетело серое гибкое тело.

Молодая волчица, оскалив рот и щелкая зубами, закрыла Стаса своим телом от стаи и от людей. Потом легко и бесшумно ступая, подошла к нему. Долго, по собачьи, обнюхивала. Подняв голову, издала короткий тревожный звук и принялась зубами срывать с него тряпки, наложенные на рану рукой волхва.

Леха дернулся вперед, но щелкнули острые волчьи зубы, и он неохотно отступил.

Волчица же лизнула оголенную рану, снова издала короткий не то вой, не то плач и принялась осторожно вылизывать ее.

Лицо Стаса покрылось густым и липким потом. Он побледнел, качнулся на бок, но выпрямился и положил свою, вдруг отяжелевшую руку, на голову самки.

Пивень переглянулся с Алексеем, затем перевел взгляд на Груздня.

— Яд из раны на свой язык вытягивает. — Пояснил он.

Над тесной, вырубленной стараниями Хруста и Веселина полянкой, повисла зыбкая тревожная тишина. Время остановилось.

А волчица, вылизав одну рану, принялась вылизывать рану на плече.

Наконец, она закончила. Легко высвободила голову из-под руки Стаса. Послышалось короткое довольное урчание. Положила голову на его колени. Желтые холодные глаза подернулись льдистой серой пленкой. Пошатываясь, прошла мимо людей и зверей, повернулась всем туловищем и, запрокинув голову, что-то пропела стае ли, вожаку ли. Люди так и не поняли. И опустив голову, не спеша, скрылась в лесу.

— Умирать ушла. — Тихо проговорил Толян.

Лицо Стаса порозовело. Дрогнули веки.

— Прощание, похоже, не состоялось. — Виновато, словно оправдываясь, сказал он и притянув к себе за серые в проседи щеки лобастого волка, уткнулся лбом в его голову. — Рано, брат, значит, мне еще на Могильные холмы. Тебе отдаю эти земли для доброй охоты. И, клянусь, не одна стрела не полетит отныне и до веку в тебя и твоих братьев пока я жив. Но и ты помни закон…

Наклонился еще ниже и коротко рыкнул.

— Не уводи стаю далеко от этих мест. Скоро я приду снова.

Дунул зачем то в нос, потрепал матерого волка, как простую дворнягу, почесал за ухом и подтолкнул в плечо.

Волк потерся о его колено и, довольно ворча, повернулся к стае. Проходя мимо, остановился около Войтика, потянул носом воздух, фыркнул, чихнул и, гордо подняв голову, неторопливо ушел вслед за волчицей. Стая, так же не спеша, последовала за ним.

— Мне показалось, Войтик, что он не в восторге от такого родства. — Подтолкнул Войтика Леха.

Стас уперся руками в колени и поднялся со своего импровизированного стула.

— Пора и нам. Загостились. Ты, Леша, сначала только замотай меня покрепче. У тебя это лучше получается, чем у нашего волхва.

Леха растерянно развел руками.

— Чем?

Толян, не раздумывая, сдернул свою футболку через голову.

— Эх, пропадай моднявый прикид! Снимай и ты свою, Леха. В Соколяне баще справим.

Пока раздирали футболки на полосы, Леха осмотрел раны. Вылизаны, выскоблены до бела. Не кровинки, не соринки.

Вои в сторонке поглядывая на них, о чем потихоньку шептались.

— Что за секреты от командира, бойцы? — Заметив это, в шутку спросил Стас. — По дому соскучились? Сейчас замотают меня волхв и Леха, вперед и с песней. Парадным строем, чеканя шаг!

— Здесь другое, командир. — Груздень серьезен, как никогда. И представителен. Грудь колесом. Плечи и без того широкие, развернул еще шире.

— Дружище, Груздень. Сделай лицо попроще. Экую грозу на себя напустил. Того и гляди, испугаюсь. Узнавать тебя перестал. Воевода Серд жаловался, помню, на тебя, что с языком вперед ноги скачешь, а я так слова из тебя вытянуть не могу. — рассмеялся Стас, прислушиваясь к ране в боку.

Груздень совсем смешался. Полез рукой в бороду, но где она былая гордость?

Ему на помощь поспешил волхв.

— Слав, дело и в самом деле не простое. Стая признала в тебе свою кровь. А нам, почему нет? Мы той же крови, что и они.

— Опять же и язык давно разучились понимать, а не то, что речи с ними разговаривать. — Наконец обрел себя Груздень. — Будь и у нас вожаком, как у них, у этих…

— Да не вожаком, вождем родовым! — Перебил его Хруст.

— Так у вас же Серд есть. — Стас растерялся от неожиданного предложения и ухватился за первое, что взбрело на ум.

— Серд не вождь. Воевода, да и то походный. — Веско вставил свое слово Войтик. — Не ерепенься, командир. Сколько времени уж род без вождя живет. Захирел совсем. Людьми оскудел. Даже земли родовые потерял. В наймитах ходим.

— Ребятки, а вы умом не тронулись? — Стас оттолкнул Леху и вскочил на ноги.

— Слав, Войтик правду говорит. Захирел род! Поднимать надо. И тебе это по силам. — Вставил волхв. — Смотри, как с тобой все ожило.

— Пивень! Колдун ты мой несчастный. Я боевой офицер. Прошел и Крым и Рим. И огонь и воду, и медные трубы… — Плел все, что на язык валилось. — Да и кто, кроме вас, меня знает? Мое дело война. А еще лучше тайная…

— Они! — Хруст указал взглядом на черный лес, где скрылась волчья стая. — Они не ошибаются. А они наши старшие родичи. Кто осудит?

— И кто оспорит?

— Не ко времени все это, ребятки. Ох, как не ко времени. Про Сумерки забыли? Кто с ними покончит? Серд?

— Ты начал, тебе и заканчивать. Град свой поставим. И имя ему дадим Волчок. Семьи свезем. А за нами и другие потянутся. Земли то сколько? У иного князя в уделе столько нет.

Планов громадье. Перспективы жуткие.

Глаза горят. Какое, к черту горят? Огнем полыхают.

Мечтатели вы мои! — Стас не удержался от смеха, глядя на их распаленные лица. — Нам еще отсюда выбраться надо.

— А ну как волколаком объявят? — нерешительно вставил Войтик и испуганно прикрыл ладонью рот.

Но Пивень поднял руку и решительно отрезал.

— Так и того лучше. Наши пращуры и чуры, то есть дальние и близкие предки, все могли перекидываться и не по разу на день. Тем и в силе были. А что, Слав, может и вправду перекидываться можешь?

— Тю, на тебя Старый. — Отмахнулся от него Стас. — Спасибо! Договорились. С вами и на костер угодить можно после таких разговоров. А перекидываться и Войтик умеет. Ну, кА Войтик покажи себя!

Войтик присел, вытянул вперед руки и легко прокрутил в воздухе заднее сальто. И прошел по кругу колесом, не касаясь земли руками.

— Ну вот! — Одобрительно кивнул головой Стас и недовольно проворчал. — Леха, закрывай свою санчасть!

Но Пивень придержал его своей рукой.

— Подожди, Слав! Прежде поклянись своей древней кровью, что будешь верой и правдой до последнего дыхания служить нашему роду-племени.

— Дорогой мой волхв. — Стас был серьезен и не улыбчив. — Я русский офицер, воевода по вашему. Кроме чести своей офицерской, другой казны не нажил. Слову своему никогда не изменял. Но если так надо, ради бога.

И тут же ножом, не морщась и не моргнув глазом, полоснул по раскрытой ладони, махнул рукой на все четыре стороны, окропляя черную траву своей кровью.

— На этой охотничьей тропе кровью древних родичей перед ними и перед вами клянусь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить род, вернуть ему честь и славу наших предков.

— Да, вождь. Нам этого достаточно. — Важно ответил за всех Груздень, разрезая себе руку ножом. — Клянемся и мы тебе нашей кровью, что где бы ты ни был, куда бы ни пошел, мы всегда будем рядом. Вот тебе моя кровь! Волен ты отныне в ней, в моем мече и в моей жизни. Владей мной, вождь.

Мелькнули ножи. Брызнула кровь. Полилась на открытую ладонь Стаса.

Леха, потрясенный этой дикой и в то же время величественной сценой, увидел как Толян, восторженно крича, что-то не вразумительное и абсолютно бессмысленное порет себе руку, и сам потянулся за ножом.

— Возьми и мою кровь, Стас.

— Давай до кучи, Леша! — Улыбнулся Стас, подавая ему свою раскрытую ладонь. — Славной охоты, волчата!

 

Глава 13

В версте от опушки наткнулись на дозор.

Жарко горел костер. На костре запекалась туша молодого кабанчика. Вокруг костра мирно о чем то беседуя сидело трое воев. Стас, завидев эту мирную идиллию, подмигнул Лехе.

— Молодец Хмурый. Справный будет командир. Догадался. С лошадьми встречает. Жаль, оркестра нет.

Завидев их, парни вскочили на ноги и подхватились навстречу, радостно размахивая руками и крича во все горло.

— А мы и не чаяли дождаться. Воевода Серд вас уже похоронил. С утра до ночи твердит всем и каждому, что сгинули вы в этом клятом лесу. Де, никто до вас не выходил и вам не выбраться.

— Рано похоронил. — Угрюмо обронил Груздень, нахмурив брови. — А с кабанчиком вы ладно придумали.

— К нему бы еще винца четверть. — Мечтательно добавил Войтик, жадно втягивая запахи, плывущие от костра.

— Так то не мы. Поутру волчья стая, голов этак с полдюжины, набрела на нас ненароком. Испугались и бросили кабанчика этого самого.

Стас усмехнулся. А его вои переглянулись.

— Догадались родичи, что брюхо подвело. — Подмигнул Стасу Войтик шалым глазом. — Славно иметь такую родню, вождь. Лежи себе на печи и грей пузо, а убоинка сама в дом к тебе идет.

— Твое пузо отогреешь, как же! — Осадил Войтика Пивень. — Что в детинце? Как полон встретили?

Парни переглянулись.

— Живут пока с нами вместе. А Сумеречных воев Серд пока на засов закрыл. В Соколень за словом послал. У Хмурого твою полусотню отнял. На твое место, командир, другого поставил.

Глаза Стаса сверкнули гневом.

— А Хмурый?

— Хмурый у него из-за плеча дело вершит. Ты же ему, командир, воеводе Серду поперек горла встал.

Войтик ахнул кулаком по колену.

— Ну, Серд! Ну, лежень!

И потянулся к кабанчику.

— Упрело уж. Скоро мясо с костей в костер повалится.

После обильной трапезы Стас разлеживаться не дал.

Покидали горячее, истекающее соком и жиром мясо в котомку и, загоняя коней понеслись к детинцу.

— Стас, растрясет. — Время от времени канючил Леха.

Но Стас только отмахивался и недовольно хмурил брови.

Плот был на месте. Переправились без приключений. Запаленные кони даже бояться не имели сил.

В детинец ворвались на карьере.

Стас натянул повод, бросил коня на дыбы и чуть не закричал от боли. Повязка на боку набухла от крови.

Леха заметил, как Стас побледнел, изменился в лице и закачался, с трудом удерживая в седле, ставшее не послушным тело и кинулся к нему на помощь. Но не успел. Первым успел подставить плечо под слабеющую руку командира Войтик.

— Сам я, Войтик. Не срами. — Остановил он его тихим шепотом.

— Какой же это срам, вождь? В дыру кулак лезет. — Так же тихо ответил ему Войтик, незаметно поддерживая сползающего с седла Стаса.

Навстречу Хмурый с ребятами из тех десятков, которые он увел с собой. Заглянул в лицо. В глазах появилась тревога. Успокоил его кивком головы.

— Все в порядке, Хмурый.

— Командир…

— Я знаю…. На тебе вины нет.

Оглядел собравшихся вокруг бойцов, поймал на себе их тревожные взгляды.

— Укачало с дороги. — Криво улыбаясь, объяснил он.

Заметил Серда, сузил глаза в щелку, окинул его с ног до головы суровым взглядом и, кивнул в сторону Сумерек.

— Светает, Серд. Заметил?

И снова покачнулся. Но справился и твердыми шагами направился в казарму.

Обернулся, словно вспомнив что-то.

— Алексей, ребят вернуть в свои десятки! Так то воевода. Светает… — Повторил он и подмигнул Хмурому.

Хмурый, провожая его взглядом, что-то осторожно шепнул на ухо Лехе, потом повернулся к волхву. Тот молча выслушал его и повернулся к Алексею.

— Задержись вождь. Хмурый дело говорит.

Стас уперся рукой в косяк и обернулся.

Пивень, грохоча сапогами, заторопился к нему, обходя воеводу, словно не заметив.

— Хмурый предлагает оставить все, как есть. Дружина от этого только крепче станет.

— Ну, если так…. Алексей и Груздень пусть проследят.

— Так и будет, вождь.

Лицо Серда налилось кровью. Казалось еще немного и она хлынет наружу.

— Когда это пришлецы вождями были? — Проревел он, с ненавистью глядя в спину Стаса.

— Древняя кровь, Серд. Это я тебе говорю. Боги вернули нам кровь наших древних предков. — Твердо ответил Пивень, глядя прямо в глаза воеводы. — И мы это видели. Стая признала его своим вожаком. Вернула его, умирающего, к жизни, отдав за него одну свою. А они наши старшие родичи. Так можем ли мы не склонить перед ним голову?

Вперед выступил Груздень.

— Он поклялся нам своей кровью. А мы дали ему свою.

Войтик, видя, что дело может сладиться и без него, заторопился. Широко и открыто улыбаясь, пророкотал.

— И не тебе, воевода, стоять против клятвы крови.

В это время на пороге появился Стас.

— Груздень, выпусти народ из-за запоров. Сними часовых. Пивень, и ты Алексей…. Займитесь полоном. Того и гляди в колодки забьют. — И виновато улыбнулся. — Сам бы пошел, да в сон клонит.

— Я помню, вождь. — Наклонил голову волхв. — Им, Серд, посад строить и обживать. Снова воспрянет Род Волка. Слышали вои?

Дружный восторженный рев ядреных голосов заглушил последние слова волхва.

— Те, кто был с вождем, поведают вам все без утайки. А я поспешу выполнить его наказ. Быть граду Волчку. Быть! Так он решил. Так мы приговорили. Слава древнему роду.

И снова дружный рев послужил ответом.

— Слава первородной крови!

— Слава вождю Славу! Не зря рек я его эти именем!

— Забить бы в железа татей, а как? — С ненавистью смотрел воевода в разгоряченные счастливые лица. — А как? Увел чужак из под руки дружину. Волхва и того сманил.

Утром, чуть свет, воевода сам оседлал коня и, покинув детинец, отправился в Соколень.

Стасу об этом сказали только к полудню.

Выслушал молча, болезненно откинувшись к стене.

— Что думаешь, друг мой волхв? — Негромко спросил он, пристально глядя прямо в глаза.

— Думаю, Слав, что мне надо ехать. Наболтает недоумок и того, что отродясь не было. — С явным беспокойством, проговорил Пивень, сжимая до хруста огромные кулаки.

— Род надо вывозить, вождь. — Вмешался Груздень. — Пока смену Серду конязь не прислал.

— Это не беда. А выпустит ли семьи Соколень?

— Вы о другом подумайте, судари мои побратимы. Куда семьи везти и чем их кормить будем? Град ставить, а где казна? Плотники нужны. Кузнецы нужны. Люд мастеровой…

— О том не тужи, командир. Об этом у нас голова болеть будет.

— И спина скорбеть. — Хохотнул Войтик, перемигиваясь с Толяном. — Быть Волчку!

— А Сумерки надолго ли посветлели? Взбаламутим народ, сорвем семьи с насиженных мест, а ну как бежать придется? Ох, не ко времени Серд себя обидой тешить надумал. И что ему не жилось? На воеводство никто не покушался. Живи себе и живи.

— Об этом не печалься. Тебе хворь лечить надо. Еду…

— Уговорил! Бери с собой Мину с десятком.

— Возьму Мину и Плетня с Третьяком. И будет.

— Ну, как знаешь. Тебе видней.

Пивень не стал ждать следующего утра. Собрался на скоро и уехал тем же днем под вечер.

А на утро Стас уже встал на ноги и вышел на «плац».

— Не рановато ли, командир. — Подошел к нему Леха и шутливо бросил два пальца к виску.

— На мне, как на собаке…

— В смысле, как на волке?

— Один хрен!

Подошел к перекладине, подпрыгнул, подтянулся несколько раз, ушел на свечку, несколько раз прокрутил «солнце».

Соскок…

И согнулся, чуть не охнув от боли. С трудом выпрямился, ловя на себе участливые и в то же время восторженные взгляды.

«Наболтали, поди — кА, сорок бочек арестантов». — Подумал и глухо спросил. — Как полон?

— Очистили все, что можно очистить. Но расселили. Груздень всех мужиков отправил валить лес. Ты бы, Стас, полежал еще. Рано поднялся.

— А ты ко мне в сиделки записался?

— Да будет тебе хорохориться.

— Ладно, считай, что уговорил.

Прошел день. Другой…

На Седьмой или восьмой день в детинец прискакал Плетень на загнанной лошади. Едва он выпрыгнул из седла у лошади, подогнулись задние ноги, она осела на зад и, захрипев, повалилась на бок.

— Погубил коня! — Заорал на него Груздень.

— Его сейчас даже в котел не пустишь. Потом с ног свалит. — Поддержал десятника Войтик, оценивая все по старой поварской привычке.

— Командир! Где командир? — Не обращая на него никакого внимания, закричал он.

— Зачем кричишь? Не в лесу. — К парню подошел Алексей.

На крыльце появился Стас.

— Плетень? — Почти не удивившись, спросил он. — Говори. Я слушаю.

— Командир, Пивня в яму бросили. А вместе с ним Мина и Третьяк. А я успел уйти.

— Груздень, Войтик, Хмурый! По коням! Алексей, ты на хозяйстве!

— Стас… — Попробовал возразить Леха.

— Я все сказал! — Не терпящим возражений голосом, отрезал Стас. — Крепость закрыть. Даже если сам господь-бог будет у ворот стоять.

И три десятка всадников на широком галопе вынеслись из ворот.

Спустя трое суток с дозорных башен княж-города Соколеня заметили, как к воротам во весь мах приближается группа странно одетых всадников.

— Кто такие? И по какому такому делу по вечерней поре? — Крикнул дозорный, свесившись со стены.

— Родовой вождь Станислав Волков с дружиной. — Начальственным, хорошо поставленным голосом, негромко, но так, что услышали все, ответил передний…

— Не велено!

Стас чуть слышно скомандовал.

— Закрыть бойницы! Хмурый! Ворота!

Не успел дозорный удивиться, как в бойницы с непостижимой быстротой посыпались стрелы. От группы отделился десяток и на просторном галопе понесся к стене. Метнулись на стену кошки. На полном скаку, прыгнули прямо из седел вои и рванулись в верх по отвесной стене, как по ровному полю.

Распахнулись дубовые, окованные медью, ворота.

— Хмурый! Стены твои! Хруст, волхва с ребятами ко мне. Живо!

Негромкая команда и понятливый Хруст исчез в тесном проулке.

Распугивая редких, по вечернему времени прохожих, приводя в бешенство свирепых цепных псов, понеслись к заметному со всех концов города, коняжескому терему.

Влетел верхом на красное крыльцо.

— Куда прешь, неук!

Стража загородила дорогу бердышами.

Молниеносное, незаметное для глаза, движение и оба скрючились от боли, переломившись пополам.

— Толян! Сменить…

Пальцем в одну сторону, в другую…

— Груздень!

Десятнику дважды повторять не надо. Метнулись по гульбищу вокруг терема и не звука.

Сам в палату.

В палате, не смотря на вечернее время, от народа тесно. Сидят на лавках вдоль стен. Преют. От богатых шуб и воинской сбруи пар валит.

— Здрав будь, конязь.

Уперся в, цветисто выложенный, пол ногами и по армейской привычке ладонь к виску.

— Кто таков? Кто пустил в таком непотребстве?

— Родовой вождь Станислав Волков. А это мои волчата.

За спиной Войтик бесстыже зубы скалит. Не волчонок, зверь матерый!

— Почему шапку не ломишь? Без поклона почему?

Конязь примерно того же возраста, что и он сам. Но привык, судя по всему к спокойной жизни, раболепию и лести.

— Шапки, как видишь нет на мне. А поклоны? Поклоны только богу, да и то пока поперек мне не говорит. — Ответил спокойно, веско вдалбливая каждое слово.

— Князь и господин перед тобой! — Конязь с резного креслица привстал, чуть слюной не брызжет от негодования, лицо дурной кровью налилось.

— Ну, какой же ты господин мне? — С насмешкой, глядя в глаза конязю, ответил Стас. — Я вождь по праву крови, а ты, наверняка, из приглашенных, за кусок хлеба сидишь в этом креслице.

С лавок гости князя повскакивали от негодования, кричат, слюной брызжут, кулаками размахивают.

Конязь тоже подскочил!

— В железа! В железа их!

— О как! — Удивился Стас. — Веселин! Войтик! Позабавим конязя!

И словно исчезли, растаяли на глазах бесстыжие хари. Только вожак их стоит по среди палаты, скрестив на груди руки, да ухмыляется подлой ухмылкой. Да юнец голомордый скачет по козлиному и кувыркается, как скоморох уличный. Оттолкнулся обоими ногами, перевернулся через голову в воздухе. И вот уже стоит за княжеским креслицем. И нож у горла держит, прижав дерзкой рукой коняжескую голову к высокой спинке кресла.

— Ай, ай, ай, конязь. — Попенял ему с укоризной этот, совсем невзрачный и невесть откуда взявшийся, разбойник. — Большой вырос, а гостей встречать не научился. Ну да ладно. Пошутили и хватит.

— Дружина! — Все еще мало, что понимая, прохрипел конязь.

— Мне твоя дружина на один кутей зубок. Терем мой, конязь. И город мой. На стенах мои люди. — Стас поднял руку и пробив слюдяное оконце, в спинку кресла воткнулась стрела. — Веселин, мальчик мой, если он еще слово мне поперек характера скажет, перережь ему горло. Этого добра сейчас в каждом углу стоит по десятку. Не как не меньше.

— А может, прямо сейчас, командир? — Озабоченно спросил Веселин. — Он, конязь уросливый…

Стас отрицательно покачал головой.

— Повременим. Волхва подождем. — И зыркнул гневным оком. — И моли, конязь, бога, чтобы живыми были мои ребята. Я и за меньшую обиду от городов, не чета твоему, и пепла не оставлял!

Дернулся с лавки не молодой уже, суровый дружинник.

— Не здесь, так в поле догоним всей дружиной. На копье возьмем.

Сверкнули две искорки и два ножа, чавкнув у головы, впились в стену на пол-лезвия.

Когда успел выдернуть он их из ножен, когда успел взмахнуть рукой?

— Сидеть!

— Мокро под ним, вождь! — разъяснил Войтик.

Застыл перед набольшей дружиной, как многорукий див и в каждой руке по мечу, и мечи эти перед очами замысловатый узор выписывают. Не уследишь. А с ним еще полдюжины таких же как он!

— Окно!

Слово еще до слуха не долетело, а рама уж с треском вылетела на улицу. Богатая, узорчатая, дорогим стекольем выложена.

И низкий грозный рык вожака, созывающего стаю на кровавую охоту, рванулся к расписному потолку терема, застрял в ушах и вылетел наружу. Пролетел над застывшим в страхе городом, леденя душу. И сразу же ответный многоголосый вой огласил округу.

— Это моя стая….Мои родичи. Не один человек не выберется из города по здорову, пока мой род не придет в град Волчок. А захочу, так и коняжество твое моим будет к ночи.

Говорил спокойно, словно нехотя. Но за каждым его словом стояла лютая неминучая смерть.

Войтик, зараза такая, подлил масла в огонь.

— Вождь, если все равно наше, так стоит ли назад отдавать? Как то не по хозяйски получается.

Вздрогнули. Съежились.

Ответа не дождались.

Вошел Хруст. За ним Пивень, Мина…

— Долго шел Хруст.

Голос строгий, колючий, до костей, до нутра пробирает.

— Мы уж скучать начали. Видишь, конязя тоска смертная пробрала.

Хруст, варнак, тать ночной, душегуб проклятый, окинул палату легким взглядом и даже не удивился, оком не повел, плечом не дернул.

— Уговаривать пришлось. Не поверили сразу на слово.

— Уговорил?

— Уговорил. Думаю, отлежатся до следующей луны. Говорит, подлец, по домашнему, буднично. Словно о скотине безмозглой речь ведет, а не коняжеских воях.

Пивень, волхв клятый, поклон не конязю отвесил, а лиходею своему. Мордой безволосой чуть в половицы не уперся.

— По здорову ли доехал, вождь?

Лицо разбито, глаз заплыл, во рту зуба или двух не хватает. Удавить то его в яме не могли. Но и Мине не меньше перепало.

Стас окинул их внимательным взглядом.

— Третьяк?

— На гульбище отлеживается. Ногу Третьяку копьем пропороли. Еле от узилища до терема доковылял.

— Как позволил? — Уставился жестким взглядом в Мину. — Или я не говорил, что мне даром ваши подвиги не нужны?

Мина виновато опустил голову.

— Много их было, вождь. Но и нас помнить будут. Не в одном доме плачь стоять будет.

— Кто?

Пивень одним глазом обшарил лавку, ткнул перстом в бородатое лицо. Муж достоинства важного. Сам не раз дружину водил. Руки в лавку ладонями вдавил, покачивается, глазами буравит ненавистное холодное лицо.

— Знал ли ты, когда руку поднимал на него, что родовой волхв перед тобой? Что не волхва, а древний род увечишь? А понимал ли ты, что не ему, всему роду обиду наносишь? Отвечай!

Хотел промолчать. Мол, кто ты такой, чтобы с меня ответа требовать, но встретился с серыми льдистыми глазами и открыл против воли рот.

— Знал… — В горле комок застрял, чуть не подавился. Серые глаза в стену жмут, ломают поперек спины не милосердно.

— И рука не отсохла?

Назло разбойнику улыбнулся. Растопырил ладонь и пошевелил пальцами. Вот она, живая и послушная рука. Не в злой сече, не в пьяной драке не подводила. Хоть к мечу, хоть к чарке. Хоть днем. Хоть ночью.

— Так пусть же отсохнет!

Точно в середину ладони по самую рукоять вошел тяжелый нож, чуть не разрубив ее широким лезвием на две части.

Схватил вгорячах левой рукой рукоять ножа, рванул, выдирая из раны, и побледнел от боли. Брызнула кровь, заливая богатый травчатый ковер под ногами. Зашатался, увидев, как повисли пальцы, подобно жухлой траве и упал на лавку.

— Отныне и ложки в руке не сожмешь. Голову Серда от тебя, конязь, требовать не буду. В нем кровь рода течет. А крови родича проливать не хочу. Но из рода изгоняю. — Слова Стаса падали на головы, как камни. — В том мире, из которого я пришел, говорят… Око за око, зуб за зуб, ну и дальше по порядку. Но я человек добрый и покладистый, порой настолько, что самому противно. И мне лишней крови не надо. Большое дело нельзя начинать кровью. Поэтому Третьяку назначишь Виру, какую он сам укажет. Род свой я увожу. Межа в трех конных переходах, по реке.… За то, что Сумерки и рубеж держать буду, плату укажу отдельно. Ну, и подъемные за выход!

Помолчал, думая о чем-то своем, повернулся к волхву.

— Как ты, друг мой?

— Я в порядке, вождь. Грамоту бы целовальную составить. — Не внятно ответил волхв, пытаясь нащупать языком за распухшими губами, не достающие зубы.

— Само собой. Ты и займешься этим. Я подпишу. Груздень….

И сказал не громко, а Груздень услышал. Вырос на пороге, словно только и ждал его слова, стоя за порогам. По сторонам не глядит, словно и не видит никого.

— Гридни и стража под замком в башне, командир!

Выслушал, глазом не моргнув. Смахнул тыльной стороной ладони пот с бледного лица и не громко, но так, чтобы услышали все, распорядился.

— С наступлением сумерек ставни закрыть. На улицах не души. За ослушание — смерть! Меч на поясе — смерть! Этих туда же. — Кивнул головой в сторону лавок.

— Да, командир. — Груздень кивнул головой и исчез так же, как и появился. Стоял и нет уже!

А в палату уже детинушки безбоязненно ломятся, сапожищами грохочут. Хотя почему грохочут? Как тени снуют, словно и вовсе земли не касаются. Конец света, да и только. Выкормили коняжеским хлебом на свою голову татей.

— Веселин, дитя мое, побудешь с князем. Мина останется с тобой. Вдвоем веселее будет. Если надоест, зарежь…

И хоть, по всему было видно, что конязь Соколеньский не робкого десятка был, а побледнел и скосил глаз на нож под подбородком. Кто его знает этого самого Веселина, а вдруг, да и в самом деле надоест стоять за креслом? Полоснет ножом по горлу…

Отвернулся от парня, так и не взглянув на конязя, смахнул пот тыльной стороной ладони с заметно побледневшего лица и тихо сказал волхву.

— Пивень, тебе три дня и три ночи на сборы. Дома дел не в проворот. Не от простой поры по гостям ездить.

Волхв с сомнением покачал головой.

— Боюсь, не управимся, Слав. Лошадей и возов не хватит.

Стас с досадой махнул рукой.

— Возьмешь в уплату за дома, которые оставляем здесь. — Жестко ответил он. — Если кто-то не захочет сохранить их за собой. Войтик, душа моя, поищи для меня где-нибудь уголок поукромней и охапку сена. Не доспал должно быть. В сон клонит.

И так и не взглянув на конязя, зашагал к дверям. Но что-то вспомнил и оглянулся.

— Хмурому велю на ночь мою стаю в город впустить. Береженого бог бережет. Мало ли какая блажь в башку кому взбредет? Дуракам закон не писан.

Войтик, медвежья туша, вперед бежит. Глядит на разбойника, как на красну девку не глядят.

— Толян, опочивальню командиру.

Хлещет двери наотмашь, того и гляди с косяков вылетят.

За ними Пивень потащился.

— А ведь, Слав, все по твоему слову вышло. — Сказал волхв в дверях, шепелявя и присвистывая сквозь выбитые зубы. — Вроде бы и без обиды все говорил, а конязь таки задрался.

— Зато теперь обиду затаит. — Хохотнул Войтик. — Веселина с ножом у горла уж точно не простит.

— Ну и дурак будет. — Отрезал Стас. — Я же тихо, по домашнему. Без мордобоя.

— А если не по домашнему, тогда как, командир? — Ухватился Войтик. — Если это тихо называется.

Стас недовольно поморщился, но ответил.

— Тогда, Войтик, друг мой, обижаться уже не кому.

Войтик остановился, обдумывая слова командира. О чем то догадался и захохотал.

— Ну, так это же лучше, когда не кому! По сторонам озираться не надо. Гуляй в ночь, заполночь смело и слова поперек никто не скажет.

А через сутки из города потянулись воза. Люди собирали скарб, грузили его на воза, сверху сажали ребятишек и, бросая жилье, выбирались за ворота. Бабы, ненароком оборачиваясь, вытирали слезы. Мужики сопели в бороды. Соседи, выглядывая из-за тына, махали украдкой рукой.

Потянулись обозы из ближних весей. Сорванные словом волхва и волей вождя с насиженных мест, люди тянулись к новому родовому очагу.

Город притих.

Улицы опустели. Даже не слышно лая собак. И только сдержанный волчий рык ночами врывался в дома через наглухо закрытые ставни.

Пивень целыми днями пропадал в думной избе, где до хрипоты, до матерного лая судил и рядил целовальную грамоту с начальными людьми.

Изредка здесь появлялся и Стас. Садился скромненько в уголок. Следил за всем происходящим своими серыми зоркими глазами. Лай умолкал.

Сидел. Слушал.

Изредка коротко ронял.

— Пивень, пометь.… Все крепости по краю Сумерек, мои. Себе их забираю. Из Соколеня за ними не уследить.

— Да, вождь. — Кивал головой Пивень

Закрывались за ним двери, и лай разгорался с новой силой. Только что за бороды друг друга не таскали. И то потому, что успел таки Пивень сбрить всю свою красу, отточенным до зеркального блеска, ножом.

Иногда покидал терем, поднимался на стену, подолгу смотрел по сторонам. Переходил из башни в башню и снова внимательно разглядывал и город, и округу.

Со стен спускался в город. Безбоязненно толкался среди людей. Страх потихоньку отпускал народ. Хоть и набегом захватили конязя, но свои. Здесь выросли, здесь жили…. Понапрасну бить не будут. И грабить не начнут. Поначалу, завидев его, прятались за угол. Но потом любопытство взяло верх. И то! Как не поглядеть на диковинного вожака волчьей стаи? Решили, что и не так уж и страшен, как слухи обрисовали. Росточком не велик, лицом приятен. Даже улыбчив и обходителен. И поговорить умеет. И чем так конязя напугал? Если, к слову сказать, так и конязю не следовало волхва обижать.

На третий день появился в хоромах конязя.

— Здрав будь, коняже. — Бросил он от порога, по хозяйски направляясь в передний угол.

Конязь окинул его ненавидящим взглядом и буркнул что-то в ответ.

— И на том спасибо. — Без обиды отозвался Стас. — Только ты, конязь, не на меня, на себя пеняй да обижайся, на свою гордыню, которая твой разум помутила.

— Разодрал ты коняжество на две половинки, как прелую портянку и радуешься. — Хмуро ответил конязь.

— С чего бы? — Изумился Стас. — Разве род вместе с землей уходит? На возах вместе с бабами и ребятней увозит ее? Отнюдь! Еще и новых земель прибавляется. Управляюсь с Сумерками, края земли не увидишь. А ты говоришь — землю разодрал!

— А межа? — Хмуро спросил конязь, исподлобья глядя на Стаса. Длинные волосы упали на высокий лоб. Голос хриплый, с надсадой.

— Межа родовая, не пограничная. А пограничную межу нам, нашему роду беречь! Придет беда, сам воев приведу и с мечом в первом ряду встану. Но жить, уж прости, будем сами.

Лицо конязя немного разгладилось.

— А почему сразу не пришел, не рассказал всего того, что сейчас от тебя слышу?

— Прости, конязь, занят был. Сумерки над краем висят. Да и ранен был. На лавке валялся. До сих пор дыра в боку. Но и тебе не Серда, волхва послушать бы надо было. А ты его в узилище, да оковы на руки.

— А волчонка с ножом к горлу зачем поставил? — Князь снова нахмурился и непримиримо тряхнул головой. — В палате дружина набольшая, гости торговые. А он с ножом.

— Они мне, конязь не только кровь, они мне жизни свои на ладони положили, так разве могу я бросить хоть одного из них? Какой же я после этого вождь? Но и ты хорош! Зачем было железами грозить? Меня на горло не возьмешь…

Говорил не торопливо, доверительно, почти ласково, как с малым ребенком.

— У нас ведь как говорят? С волками жить, по волчьи выть! А ты разнежился, жирком, уж прости, заплыл. Да и воеводы твои мышей перестали ловить. Спеси много, а службы и на медный грош не видно. Твою крепостцу я бы и с десятком моих людей на нож взял, только кровью бы все улицы залил. Да и теремок твой в ней тогда по золоченые маковки бы выкупался. А воеводы твои, где были?

— Так бы уж и залил?

Стас оставил его вопрос без ответа.

— Ты, конязь, моих волчат не видел. Вот как с обидой расстанешься, приезжай ко мне. Я тебя закрытыми воротами и лаем не встречу. А про прелые портянки забудь. Я Соколеню не враг. Так я говорю, Веселин? — Парень растянул губы в широкой улыбке и кивнул головой. — Мне с тобой делить нечего. И на глупости времени нет. Сумерки висят над головой. И если не управимся с ними, не только Соколеню, всему здешнему миру не жить. Уж поверь мне. Я погостил там. У них!

— Так же, как у меня? — Криво улыбнулся конязь.

— Да нет. С тобой мы, как с близкой родней. За столом, да по домашнему. Считай, что повезло. А там и столы перевернули, и посуду перебили.

— Малым числом ходил? — Последовал ехидный и злорадный вопрос. — И самому перепало?

Стас весело рассмеялся.

— Ну, не без этого. В гости сходить и по морде не получить? Разве это драка, когда на утро вспомнить нечего? — И согнав улыбку с лица, уже серьезно закончил. — Вот такие дела, конязь. Мне через плечо оглядываться некогда, дорогой товарищ. Враг у ворот стоит такой, каких этот свет не видывал.… А воевод своих гони в три шеи. Профукают они твое коняжество за милую душу. Пусть репу выращивают и с внуками нянчатся. Все, какая то польза от них будет. А хочешь я тебе по дружески пяток — десяток своих волчат дам на время? Они твою дружину махом научат, с какого конца репку чистят!

Конязь промолчал. Сидел, низко опустив голову, Глядел в открытое лицо Стаса, на котором сейчас не было и тени былой угрозы. Хорошее, только усталое и немного бледное лицо. С таким лицом не врут, не обманывают.

И все-таки, поджал губы.

— Чтобы потом и моя дружина перешла под твою руку?

Стас спорить не стал. Зачем? Слова на ветер? Не конязь говорит, обида в нем

— И погостить приеду. Но только, если землю дробить не будешь.

— Снова здорово! — Улыбнулся Стас. — Зуб даю, как сказал бы наш друг Толян. Отвечаю….Нам, конязь, друг без друга не прожить, не выжить. А сейчас прости, дел еще накопилось. А времени нет. Сам волхву три дня определил.

— С Сумерками не врешь? Так ли уж все страшно?

— Как-нибудь расскажу во благовременье.

— Если так, грамоту подпишу….

— Уходим завтра. Веселин, дружок, снимай пост. Свободен, конязь. Но…

— Можешь не говорить. Терем твои люди стерегут.

Слав тихо рассмеялся.

— Только из уважения конязь. Чисто символически. Оберегают, можно сказать, как монаршею особу. Под локотки поддерживают. Чтобы не обидели.

На утро последний обоз вытянулся перед воротами.

Стас вышел на крыльцо, перемахнув через резные перила, молодецки прыгнул в седло и чуть не охнул от боли. Серый вздрогнул, скосил на него свой черный глаз и оскалил крупные желтые зубы.

Его «волчата» выстроились перед крыльцом в две ровные шеренги и счастливо улыбались. Все до одного они были одеты в короткие безрукавки — волчовки. От удивления Стас поднял брови и, напуская на себя строгость, грозно спросил.

— И как, судари мои, я теперь должен выкручиваться перед стаей? Или вы забыли мое клятвенное обещание? Толян, твоих рук дело?

— Тебе тоже есть, командир. — Оставив без ответа этот, не простой и даже щекотливый вопрос, порадовал его Толян. — Зато сразу видно, что не отстой едет, а реальные пацаны.

— Ну, спасибо. Сейчас заплачу от восторга.

— Плачь себе на здоровье. — Ухмыльнулся Толян. — От умиления и дикой, и даже не человеческой, радости. Ребята забрали все, что было у скорняков…

Осталось только смирится с новой формой одежды и махнуть рукой.

— Домой ребятки! Домой…

Толян подмигнул Войтику. Тот выкатил шалые глаза, засвистал по разбойничьи и Залихватская, почти забытая песня грянула над просыпающимся городом.

У Толяна оказался красивый мужественный баритон. Кто бы мог угадать в нем такие таланты?

Там дома родители остались, а он с головой окунулся в здешнее средневековье и, похоже, счастлив, как младенец.

Распахнулись ставни, открылись окна, высыпал в улицу народ, чтобы поглазеть на невиданное чудо.

Парни в седлах горделиво выпрямились. Волчовки на груди распахнуты. Над плечами рукояти мечей торчат.

Славно отдирают, стервецы! И когда только успели? Толяновых рук дело, не иначе. Не наигрался в детстве вдоволь у пионерских костров.…

И чем они помешали? Как никак при деле были ребятишки. А сейчас даже пионерские лагеря под корпоративные попойки подстроили.

Войтик, разбойничья душа! Хоть сейчас с него знаменитого Кудеяра пиши. Нагрешить, накуролесить во всю ширь необъятной души и в монастырь, на старости лет грехи замаливать.

Вон, даже конязь на гульбище появился, из под руки вслед глядит.

Скрипят возы. Режут не паханую землю коваными ободами.

Скотину стадами стороной гонят.

Над обозом ровный гомон. Кто о чем говорит.

Давно затихла бодрая песня.

Стас придержал коня, оглянулся назад. Встретился с чьими то тревожными глазами. Раскаяние в который раз шевельнулось в душе.

Повернулся к волхву.

— Вывести то мы, друг мой, вывели народ. А дальше что? Где мы разместим такую ораву? От дождя и то всех не укроем. А холода начнутся?

— Это уж не твоя печаль, Слав. Они на своей земле жить будут. Родом, а не по шерстинке. До холодов под крыши уйдут. Да и сколько тех холодов? — Легко, как показалось Стасу, ответил волхв. — А круто же ты конязя взнуздал! Теперь долго на тебя озираться будет.

Стас пожал плечами и не ответил.

Рядом горячит своего саврасого жеребчика Веселин.

До сих пор не верится парню, что своей рукой держал нож у коняжеского горла. И ведь зарезал бы! Как пить дать зарезал, только мигни вождь. Зарезал бы, как курицу и рука бы не дрогнула.

— А скажи мне, Слав, ты и в самом деле мог весь город вырезать и в огне спалить, если бы не застал в живых меня и воев?

Пивень спросил тихо. Так, чтобы Веселин не слышал.

Но разве скроешь, что от глазастого парня?

Навострил уши, коня коленями поближе подвигает.

Стасу на пустой вопрос отвечать не хотелось.

— Не знаю, Пивень. — Равнодушно, как показалось волхву, ответил он. — По молодости, даже и думать бы не стал. А сейчас, не знаю. Веселин, мальчик послушный.…А город? Вряд ли…

Пивень, похоже, был вполне удовлетворен ответом.

— Но страшновато было. Даже мне.

— Да нет, Как обычно.

— А необычно?

Стас промолчал.

Но Пивень не унимался.

— Скажи, Слав, не жаль было выпускать из рук то, что само в них упало?

— Почему? Зачем мне эта головная боль? Сам посуди. Найдется еще, какой-нибудь ловкач, которому Соколень понадобится. Вражда, кровь… Мне что, заняться больше не чем?

— А если найдется, как ты говоришь, такой ловкач?

— Поможем конязю усидеть. Правда, Веселин? — Стас улыбнулся и хитро подмигнул парню. — Мы же все до одного герои?

Веселин зарделся, как красна девка и, не найдя что ответить, отстал.

— Нет, Пивень, надо обживать свой угол. Чужой земли не надо нам не пяди, но и своей вершка не отдадим. Так у нас когда то в песнях пелось.

— Так то там. — Недоверчиво отозвался Пивень.

— Заговорил ты меня совсем, сударь волхв, аж голова разболелась. — И пустил своего серого в яблоках жеребца хлестким галопом. — Веселин, догоняй!

Но уже через несколько сотен саженей ему пришлось останавливать своего коня.

Закрывая ему дорогу, из травы могучим прыжком выскочил огромный лобастый волк. Встал на дороге, широко расставив передние лапы и опустив почти до земли тяжелую голову. Не спуская со Стаса желтых холодных глаз зарычал угрюмо и требовательно.

— Придется ответ держать за Толянов прикид. — Тихо сказал Стас Веселину, выпрыгивая из седла и бросая ему повод.

Морщась, донимала рана, не торопливо направился к волку.

— Командир! — Запоздало крикнул Веселин, словно завороженный, глядя в угрюмые волчьи глаза.

Тем временем их догнал Пивень и Хруст со своим десятком, и сразу же рядом с вожаком встало еще с десяток таких же могучих зверей.

Новый грозный рык ударил в уши.

Стас безбоязненно подошел к волку и опустил руку на лобастую голову, вздернул верхнюю губу, и люди услышали ответный, не менее грозный, рык. Наклонился, шепнул, что-то на ухо и, не оборачиваясь, быстро вернулся к лошади.

Волк постоял еще немного, провожая его задумчивым, как показалось Веселину, взглядом и, не торопясь, скрылся в траве. Стая исчезла следом так же бесшумно, как и лобастый волк.

— Что это, командир?

— Да так. Ерунда. Обсудили вопросы моды. — неохотно ответил Стас.

— И как?

— Понравилось.

— Я же говорил, прикид что надо! — Не утерпел Толян. — Уж если им понравилось! Эх, зря командир домой заторопился. Потусовались бы в Соколене. Там такие телки есть.… Сам видел, зуб даю…

— А мне больше баранина по душе. Обжаренная до розовой корочки. — Мечтательно проговорил Груздень. — А к ней еще винца! Славно!

Толян обалдело уставился на бестолкового друга и завертел головой на толстой шее ища поддержки. Но встретил только смеющийся взгляд Стаса.

— Он что, командир, совсем не врубается? — И повернулся к Груздню. — Груздик, мне твоя баранина по барабану! Я про телок говорю.

Стас развеселился еще больше.

— Толян, а ему твои телки по барабану. У него законная жена в обозе. И детишек… со счету сбиться можно.

— Ну да?

Стас уже смеялся чуть не выпадая из седла.

— Верняк, Толян! Реально тебе говорю!

Теперь смеялся уже Пивень. Скупо улыбался неулыбчивый Хруст. Ржал, по лошадиному запрокидывая голову, Войтик. Без жалости на исполненное вселенской скорби и страдания, лицо Толяна смотреть было не возможно.

— Как не пересчитать?

— Да он сам, твой закадычный друг и приятель, Груздень на втором десятке сбился. — Бесцеремонно довершил дело Войтик и снова заржал, откидываясь в седле.

И только Груздень хранил гордое молчание, делая вид, что совершенно не понимает причин всеобщего веселья.

Стас согнал с лица улыбку, собрал в кулак все остатки серьезности и поспешил успокоить парня.

— Толян, дети — цветы жизни. А твой друг, по всему видно, хороший садовник. Бери пример с него. — Не выдержал, и снова зашелся смехом. — Найди себе такой же садовый участок! Зачем тебе телка?

Шутка была понята. И новый громовой хохот разразился над колонной.

— Не фига себе, клумба!

 

Глава 14

Обоз двигался медленно. Стадо галопом не погонишь. Особенно лесом, где дорога не шире тропинки. Да и селенья приходилось обходить стороной. А, кроме того, Стас не хотел оставлять обоз без охраны. Не то, чтобы он не верил конязю, который дал клятвенное обещание, но вдруг найдется безумная голова и кинется вдогонку требовать объяснений. Базар. Вокзал… То да потому.

Кому это надо?

К середине пути рана снова открылась. Еще в детинце наложенная повязка пропиталась кровью. Каждый шаг его Серого отдавался такой резкой болью, что Стас порой с трудом удерживал стон.

Веселин, все время державшийся рядом, что-то почувствовал и долго шептался с волхвом. Тот забеспокоился, вперил в него острый немигающий взгляд и строго спросил.

— Слав, что случилось?

— Пивень, кто из нас вождь, ты или я? — Попробовал отшутиться Стас.

Но Пивень не принял шутки и повторил вопрос.

— Дыра кровоточит. — Как можно небрежней ответил Стас. — Да не бери ты в голову. Что у тебя других забот нет? Все доедем.

— Отдай коня Веселину, Слав, и садись на воз.

— Сбрендил? Чтобы я в личине свирепого волка, да на телегу? Да никогда! — Снова попробовал отшутиться он. — И рухнет тогда мой сказочный авторитет по самое некуда аж с недосягаемых высот. Можно сказать в необозримые черные глубины.… Так что не приставай ты ко мне с этими дикими и не потребными предложениями. Отвергну! Решительно и бесповоротно. Раз и навсегда!

Пивень раздул ноздри и без того широкого носа, обиженно засопел и отстал, в надежде найти поддержку у Войтика с Грузднем.

Но единственное что могла придумать эта парочка, так то, что по другую от него сторону сейчас ехал Хруст.

Последние версты перед детинцем Стас ехал уже, как в тумане. Но все-таки нашел в себе силы и повернулся к Толяну.

— Ну что запевала? Порадуй…

— Так мы, командир, пока только про «Любо, братцы, любо» разучили. А с другими полный напряг.

— Так ее и урежьте! А то идем, как коровье стадо.

И урезали!

Да так что ветром вынесло на не оседланном коне Леху. А за ним и остальных. Кого пешим, кого конным.

А песня гремела навстречу им под чертячий посвист Войтика.

Не доскакав, десятка метров до него, Леха скатился с коня и побежал навстречу. Но вдруг остановился, вспомнив про свой не малый чин, бросил правую ладонь к виску.

— Командир! За время отсутствия в гарнизоне происшествий… — И вдруг сбился, улыбнулся и со смехом закончил. — Кони пьяны, хлопцы запряжены.

Стас попытался бодро выпрыгнуть из седла, но получилось у него это не совсем ловко.

— Как у тебя, Леша?

— Нормально, Стас. Лес возим каждый день. Самые нетерпеливые роют землянки, строят шалаши. Под жилье приспособили даже башни. Под рогатый и прочий безрогий скот соорудили загоны. Великая комсомольская стройка, одним словом.

— Ворчат?

— Что удивительно, нет. Наши бы уже давно домой запросились. Или бы письма президенту строчили. — По его виду Стас понял, что Лехе самому не понятно, как это можно так легкомысленно не использовать святую возможность пожаловаться правительству на разгильдяйство и попустительство местных органов власти. — Про вас не спрашиваю. Наговорили уже такого, что я буду страшно удивлен, если про тебя к вечеру не запоют песни, как про Вещего Олега.

— Ерунда. Больше разговоров. Всех и потерь, что у волхва зуб выбит. — Стас головой кивнул в сторону подошедшего Пивня. — Так он все равно бы от старости скоро сам выпал. Правда Пивень? Да Третьяк на телеге едет, как барин. Позволил себя копьем пырнуть какому то разине. Одним словом, взводные учения. Зато у нас теперь своя художественная самодеятельность. Эй, Толян!

— Да здесь я…

— Знакомься. Маэстро Толян. Он же по совместительству запевала орденопросного всей нашей армии хора.

Толян важно, с седла наклонил голову.

Леха тем временем заметил новый наряд на парнях и одобрительно кивнул головой.

— Смотрится! Волки, не волки, а на волчат уже похожи.

Не торопясь зашагали к детинцу.

— На новострой, Стас?

— Потом. — Неохотно ответил Стас, которому до смерти хотелось посмотреть, как устраиваются люди.

Но каждый шаг давался ему все труднее и труднее. Ему порой казалось, что слышит, как хлюпает и плещется кровь в открытой ране. Того и гляди хлынет водопадом через повязку.

— Повязку сменить надо так, что веди сначала в казарму.

— А нет казармы. Я воев под навес выселил. Пусть учатся стойко переносить тяготы и лишения воинской службы. Рожи толще будут. — Удрученно развел руками, стараясь за шуткой скрыть неловкость. — Кто же знал, что за тобой такая прорва народа увяжется. Прямо Великое переселение народов. Да дикарями каждый день идут и идут. Крепко ты в Соколене пошумел.

— Так получилось. — Стас с трудом пошевелил побелевшими губами. — Нельзя было иначе. Сожрали бы.… И пуговиц не выплюнули.

Алексей повернулся, посмотрел за спину.

— Веселин, не хорошо слушать, о чем старшие говорят. Лети в оружейную избу и приготовь командиру местечко. Не под навесом же ему спать? От вашего храпа кони ночью вздрагивают.

— Ну, вот еще. — Попробовал возразить Стас, минуя распахнутые ворота детинца.

Но где там! Веселина и спины уже не видно.

В детинце от народа тесно. Свободна только полоса препятствий. Да и то относительно. Десятка два воев пытались взять ее лихим наскоком.

— Молодежь из новеньких. — Пояснил Леха. — В свободное от работы время. Сами захотели, а я не мешаю. Про запас сгодится. Приставил к ним Квашенку. И Спень тут же. Старательные ребята. Гоняют так, что холки в кровь.

Стас посмотрел на Пивня.

— Ты бы, сударь мой волхв, присмотрел, как люди будут устраиваться. — Повернулся к застывшим в идеальном конном строю воям. — А вы, почему до сих пор здесь? Разойдись! У кого есть семьи, даю неделю на обустройство.

Пронеслось мимо что-то гибкое и тонкое.

Мелькнули бойкие карие глаза.

— А это что за хлопчик? Мало мне одного Веселина? — Приостановился он. — У него даже под носом пушок не появился.

Леха проследил за его взглядом и от души расхохотался.

— И не появится, командир. — Сквозь смех пояснил он. — Потому, как это не хлопчик, а совсем наоборот…

— Не понял!

— Ты сейчас на нашего Толяна, как две капли воды похож, Стас. Купава это. Вспомнил?

Стас вздрогнул и обескуражено поглядел на кареглазое личико.

— А что? Девица с характером. Где другие силой, она бабьей хитростью. От ребят не отстает. — Продолжал улыбаться Леха, с удовольствием глядя на гибкое послушное девичье тело.

— Скажи уж прямо, что глаз на нее положил. — Хмуро проворчал Стас. — Только девок мне в строю еще и не хватало.

— Нужен он ей мой глаз. Будь на то моя воля, нашел бы я и кроме глаза что на такое добро положить. Только, похоже, Стас, перед ее глазами кто-то другой стоит. — С легкой усмешкой ответил Леха. — Вот еще бы узнать кто невинной девушке белый свет затмил?

Стас приостановился.

— Помело! Груздень, Хмурый, а вы, почему здесь? Свободны. Потрудились, а теперь можете отдыхать.

Поймал на себе чей-то осторожный внимательный взгляд, незаметно скосил глаза. Встретился с озорными девичьими глазами. Смутился. Леха, заметив это, ухмыльнулся.

— Пропал казак. — Во все горло расхохотался Леха. Пропал вместе со своей наследственной и благоприобретенной на полях военных действий нравственностью. Купава, отвернись!

Но Купаве уже было не до него. К воротам подъезжал обоз. А вместе с ним в идеальном строю десяток Хруста, оставленный для обеспечения важности исторического момента и он, с облегчением, вздохнул.

— Пошли Леша, а то грохнусь по середине двора и рассыплется мой героический авторитет на мелкие черепки на глазах у изумленной публики.

В оружейной он тяжело опустился на лавку и закрыл глаза. на лице выступили капельки пота. Алексей внимательно посмотрел на него и, раскрыв двери, громко крикнул.

— Войтик! Вина командиру и покрепче.

Потом подошел к нему, помог снять бронежилет. Футболку, присохшую к ране, распорол ножом и снял как распашонку.

С треском распахнулась дверь, и на пороге появился Войтик. Отталкивая его плечом, следом, не уставая ворчать, протиснулся Пивень.

— Посторонись! И нарастет же такое чудо. Тушу с мясом не отворотишь.

— А ты не толкайся! — Огрызнулся Войтик. — Волхвы должны ходить степенно, важно. Очи ниц держать, чтобы не оскоромиться. А ты лезешь, как дикий вепрь, пыхтишь и слюной брызжешь в разные стороны. А еще и лаешься не потребными и гнусными словами, которых волхву и знать то не положено.

В руках у Войтика вместительный кувшин. Выбрал из уважения к командиру себе под стать. Держит его бережно, ладонью поглаживая круглый бочок.

— Чистое, как Купавина слеза. И огнем полыхает. А от духа, не глотнув можно замертво свалиться.

Алексей кивнул головой.

— Молодец! Угости командира трепетной рукой. — Похвалил он, осторожно срезая присохшее к ране тряпье. — И в другую кружку тоже плесни.

Стас, задыхаясь от боли, с размаха выплеснул Войтиково угощение в рот.

— Твою… в Леху…мать!

Леха улыбнулся.

— Смотри, как складно получается. А тебе, Войтик, слабо так. Фантазия не та. Тут, брат, образование надо. Незаконченное высшее…

— Да рви ты разом! Что ты крутишься вокруг меня, как студентка. Войтик, лей еще! И себе плесни. Не люблю пить один. — Сцепив зубы, прохрипел он, и, зацепив рукой присохшую намертво к ране тряпку, с силой рванул ее.

Затем поднял кружку.

— Будь здоров, Войтик! — Пробормотал он, и лихо, по курсантски опрокинул ее в рот.

— Черта ли ему сделается, этому Войтику. — От чего-то возмутился Пивень. Этого Войтика и лопатой не сразу прибьешь. Отскочит лопата. А ему здоровья…

Отсиделся. Открыл, сразу помутневшие глаза.

Леха тем временем промывал рану тем же вином.

— Стас, шить надо. Иначе хана! — тихо, чтобы не слышали остальные, прошептал он.

— Надо, так шей. — Бездумно ответил Стас так, словно речь шла о дырке в кармане. — Войтик, душа моя, прогуляться хочешь? Или сначала подвигами перед родичами похвастаешься?

Войтик обиженно фыркнул

— За кого меня держишь, командир?

Вот оно тлетворное криминальное влияние Толяна. Стас сотворил грозное лицо и бросил строгий, как ему казалось, взгляд в сторону дверей, где промелькнуло круглое розовощекое лицо.

— Так если не очень устал, бери завтра с утра Веселина, Толяна, и сладкую парочку, Третьяка с Плетнем. Ну и Темного за компанию. И возвращайся в Сумерки. Зайди, как можно дальше. Только место с колпаком обходи стороной. Я хочу знать все. Кто, где, почем… Или зачем? Понял?

Войтик мотнул головой.

— А то нет?

— Пойдешь на цыпочках. Никакого хулиганства и мордобоя.

Войтик поскучнел, но спорить не стал.

«На больных не обижаются». — Догадался Стас.

— Я помню, вождь. — Твердо ответил он.

И Стас, глядя в его опечаленное лицо, сжалился.

— Буду ждать тридцать дней. На обратном пути разрешаю немного пошалить. Легко и не затейливо. Тем более, что кто-то обещал мне подпалить эти заросли, да к тому же еще и к едреней фене.

Войтик заулыбался и Стас тут же постарался остудить его бедовую голову.

— Убьют, на глаза мне не показывайся.

Войтик вытаращил глаза, стараясь понять не понятное. Но затем, видимо, решив, что командир заговаривается, успокоился. Украдкой посмотрел на Алексея, но тот в ответ пожал плечами. Де, я то тут при чем? Груздень вообще отвернулся. Пивень колдовал над своими вонючими травами, отварами и прочей колдовской дребеденью. Да к тому же пытался понять, как эта дылда Леха будет зашивать дыру в командирском боку. Что это, дранные портки что ли?

— Не напрягайся Войтик. — шепотом успокоил его Толян из-за спины. — Прикалывается над тобой командир. Шутка юмора такая.

— А, ну да! — Облегченно вздохнул Войтик и исчез в дверях, чтобы не нарваться на шутку пострашнее.

— Леша, и ты Груздень со своими десятками пойдете вдоль края Сумерек. Все крепости, в каком бы виде они не были, должны быть наши. Особо не хамите, но и не церемоньтесь. Если понадобится, оставляйте на воеводстве своих ребят. Из тех, что потолковее и посмышленней. Пять дней пути в ту и другую сторону. Итого десять… дан приказ ему на север, ей в другую сторону!

Стаса таки развезло.

— Хмурый! Тебе, брат Хмурый, достался самый сладкий кус. Воеводствуй пока в Волчке. — Он выпил, подставленную Лехой под руку чарку, поморщился, поискал закуску и, не найдя, скорбно уронил. — Спиваюсь, как алкаш, без закуси. Завтра же начинай ставить вокруг посада добротный тын. И не гляди ты жалобными глазами по сторонам. У них своих забот с макушкой. Не до тебя.

Хмурый виновато опустил голову.

— Какой из меня воевода, вождь? — Несмело возразил он, с тайной надеждой глядя в сторону Пивня.

Но Стас уже с трудом ворочая языком, оборвал его, не дав полностью изложить внятно и подробно самые веские доводы и сомнения в своей полной профнепригодности, зародившиеся в необъятной груди и, не загаженном знаниями, мозгу.

— Отставить! Начальству видней. Все, судари мои, пики к бою, шашки наголо.…В атаку рысью марш-марш! Леха шей!

И, упав на лавку, уснул мертвым сном.

 

Глава 15

Проснулся он от дикой головной боли. Язык во рту не ворочался. К гортани присох. Открыл глаза и скосил их в сторону крохотного волокового оконца. Темно. Сколько же он проспал? Уснул, еще светло было. Часов пять? Семь? Или больше?

Прислушался к ране в боку. Ноет. Но гораздо меньше. Тугая повязка ребра внутрь вдавила. Леха от всей души постарался. Не пропали даром «горячие точки» для парня.

В углу дымно чадит плошка с, плавающим в масле, фитилем.

Или не плошка?

На стене огромная косматая тень.

Конечно. Как без волхва обойтись?

Чадит своими травами и прочей дрянью. Губами шлепает. Священнодействует. Заклинания творит. Или как это у них называется?

Надо же, как споили! После суровых милицейских будней так не надирался, как Леха вчера угостил. Даже, когда свои две большие звезды на три маленьких поменял, и то в гостиницу на своих двоих самостоятельно добрался, и что характерно, в здравом уме и твердой памяти. Или, почти твердой…

Пивень. заслышав его возню и кряхтенье, повернул к нему свою лохматую голову.

— Оклемался, Слав? — Улыбнулся он, почти так же, как улыбались, входя к нему в госпитальную палату, военные врачи. — А и здоров же ты на сон, Слав. Без малого, три дня и три ночи провалялся колодой.

— Ну да? — Удивился он, вставая с лавки.

Голос скрипучий. Противный. Дерет, как ржавым гвоздем по железу. В ушах зазвенело.

— Алексей передал.… Как проснется, командир, так сразу влей в него наркозу. Да побольше. Слово мудреное. Не наше. А по нашему, так чарку зелена вина покрепче. И боль, как рукой снимет.

Не было отродясь у Стаса святой российской привычки клин клином вышибать, но сейчас этот зараза-клин засел где-то глубоко и насмерть. По доброй воле сам выходить явно не собирался.

Морщась, поднес чарку ко рту. В нос ударил острый мерзкий запах, да такой, что передернуло от пяток до макушки.

— Чашу пити, здраву бытии! — Улыбнулся Пивень. — Испей, Слав. Вино с травами заветными. Да старым словом забытым наговорены. Хворь, как рукой снимет.

Добродушно, как древний, убеленный сединами деревенский дед, опростоволосившегося внука убеждал его волхв.

— Спаиваешь? — Попробовал улыбнуться Стас. — Смотри. Привыкнет мой неокрепший организм к зеленому змию и покачусь по наклонной. А кому за это ответ держать придется? Все на тебя свалю.

Затаил дыхание и одним махом выплеснул питье в рот. Как это не странно, питье через горло проскочило легко. Нигде не зацепилось, и, вопреки ожиданьям, назад не запросилось.

Нашарил под лавкой потрепанные кроссовки.

— Не суетись, Слав. В детинце все идет своим чередом. День-другой дело и без тебя обойдется. — Придержал его Пивень. — Хмурый из кожи вон лезет. Сам покоя не знает и другим не дает. И как ты его среди многих умудрился разглядеть? От Серда о таком и не слышали прежде.

— От Серда о многих не слышали. А кого не тронь рукой, то и золото. — Неохотно ответил он.

И недовольно подумал.

«Вот няньку господь послал. Насиделся молчком, а теперь рта не закроет. А того понять не может, что еще слово выслушаю, и из ушей польется».

Но на волхва таки нашло озарение, он суетливо отступил в сторону и растерянно улыбнулся.

— А, ну да. Тогда конечно. — Зачастил он, виновато разводя руками. — А я той порой еще поволхвую.

Стас вышел на крыльцо и шагнул в сторону, выбирая укромное местечко.

«Надо будет Хмурому намекнуть насчет туалета. Народу тьма тьмущая. Скоро не в один угол не сунешься. — Подумал он, вздыхая от наслаждения и по известной общечеловеческой привычке, озираясь по сторонам.

Над головой ясное звездное небо. Тени дозорных на башнях

Молодец, Хмурый. Следит за службой.

Где то там Сумерки скрывают от глаз Сумеречную гору. А издалека и не понять Сумерки это или небо к дождю хмурится.

Скрипнула половица. Пивню на месте не сидится. В кои то веки его наука вдруг пригодилась. Пациента ждет. Чтобы еще какую-нибудь мерзость вроде лягушечьих сушеных хвостов на нем опробовать.

И снова тишина.

И только россыпь звезд над головой. Чужих. Не знакомых. И где-то та, наша? Затерялась крохотной пылинкой в бесконечной вечности. Попробуй отыскать. Да и стоит ли?

На пороге Пивень с чаркой. Не утерпел все-таки.

И опять без закуси.

Махнул и эту. Молодецки. С плеча. И даже не поморщился. И чарку стряхнул. Последние капли на порог.

Пивень заулыбался.

— И попробуй, скажи после этого, что не Волчьего роду-племени. Последнюю каплю чурам-пращурам. Предкам нашим, давно умершим. Пусть и они порадуются. Душеньку повеселят.

— Сказал бы раньше, так я бы и половины не пожалел.

Глаза снова начали слипаться. Добавил, все-таки, в питье что-то чертов лекарь. Он сладко, со стуком зевнул и снова повалился на широкую лавку. Последнее что он запомнил, так это

лохматая тень на стене от головы волхва и тонкие нити от его колдовских курений, чернота ночи в волоковом оконце и неуловимо легкое серебристое облачко перед ним..

И сон снова завладел им.

Целиком и полностью.

Без остатка заполнил все уголки его сознания, забрался в каждую клеточку тела

Но на этот раз сон не был долгим.

Так ему показалось.

Ему вдруг показалось, что пронзительные зеленые огромные до бесконечности, до безобразия глаза пристально и холодно разглядывают его, склонившись к самому лицу.

Годами выработанный рефлекс, сработал за него. Он еще не успел открыть глаза, а рука уже стиснула рукоять ножа.

— Не стоит человек-волк. — Остановил его мягкий и совсем не злой голос. — Не для того мы много дней искали тебя, идя твоим следом, чтобы утолить свою месть. Да и не сумеешь ты поразить меня своим оружием. То что ты видишь перед собой, не более чем дух, душа… Вернее проекция души, если тебе понятно, о чем я говорю. Ведь это так у вас называется? И сам ты до сих пор находишься в объятиях сна.

Мягкий звучный напевный голос трепетал в его сознании. Успокаивал и расслаблял его тело.

— Кто ты?

— Трудно ответить на этот вопрос.

— А ты уж постарайся. — С ноткой угрозы потребовал Стас. — Я пойму.

Тонкое благородное лицо. Такие лица можно встретить только на старых иконах. Длинные серебристые… Не седые, а именно серебристые волосы, закрывая уши, стелются по плечам.

— Мы те, кого вы в том мире, из которого ты пришел со своими друзьями, зовут эльфами. Светлыми эльфами. Когда-то давно, так давно, что время сохранило об этом только сказки и предания, мы жили рядом с вами. Но потом люди решили жить сами. И мы ушли.

— И какого черта вам понадобилось сейчас здесь, в этом мире? — Не очень приветливо спросилось он. — Вы и здесь не очень нужны.

— Твоя правда человек-волк. Мы не нужны здесь. Так мы и не стремились сюда. — В мелодичном голосе появилась не скрываемая грусть. — Мой древний народ сейчас никому не нужен. А в том, что мы здесь, нашей вины нет.

— И, тем не менее, вы здесь!

— Да, мы здесь. Но, повторяю, нашей вины в этом здесь. Ты был прав, когда говорил своим друзьям об умирающем мире. Так оно и есть. Позволь я займу немного твоего времени, чтобы рассеять все твои сомнения.

Стас кивнул головой.

— Валяй! Раз уж ты все равно здесь. Но не знаю, смогу ли я выслушать тебя до конца. Рана в боку может помешать нашей приватной беседе.

Что-то необыкновенно легкое и прохладное, как материнская, почти забытая рука из далекого детства, коснулась ноющего бока и нудная, унылая, стучащая в виски боль, затихла.

— Теперь твоя рана больше нам не помешает, тем более. что я не ставлю тебе в вину смерть моих братьев.

— Не я первый начал. — Хмуро, словно нехотя. Ответил Стас, к удивлению своему все-таки сознавая невольное чувство вины. — И вот что, зови меня просто Стасом. Или Славом. Как тебе удобнее. К чему весь этот официоз?

— Хорошо Слав. Буду звать тебя так, как зовет тебя твой лекарь. Мое имя Рэдэльф.

— Рудольф. Рэд. Рудик. — Я запомню — Усмехнулся Стас. — Валяй дальше. Только поторопись. Мои волчата аристократическим манерам не обучались, тонкого обхождения не понимают. А к призракам и прочей колдовской чертовщине относятся, мягко говоря, с предубеждением. Могут и в драку полезть.

— Я это помню. Слав. Постараюсь быть кратким.

— Уж постарайся…

— После того, как мы покинули миры, заселенные людьми, мы разрушили все древние дороги, чтобы навсегда скрыться в новом мире. Людям мало дивной красоты древних лесов, жемчужной чистоты рек и озер, звонкого пенья ручьев, гордого величия горных вершин…

— Мне это известно, Рэд. — Не терпеливо перебил собеседника Стас, который явно старался перебраться в область эпоса. — Читал. Знаю…Человек — царь природы, а поэтому с царственной небрежностью и с царственным же невежеством пытается переделать ее. Мы старый мир разрушим до основания, а уж затем, как водится, свой построим. Чтобы потом переделать. До основания! Что поделаешь, не умеет он обходиться гнездом на дереве.…Переходи прямо к марксистско-ленинской сути, Рэд. Не зацикливайся на мелочах.

— Хорошо. Но просто уйти из мира людей оказалось не возможным. Древними путями, Забытыми дорогами вместе с нами проникло и то, что присуще человеческим душам.

— А ты как думал? — Усмехнулся Стас. — С кем поведешься, от того и наберешься. Всегда было, есть и будет добро. Но кто бы его разглядел, если бы не было зла? Как увидеть белое, если не будет черного?

— Человеческая прямолинейность. Либо да, либо нет. И никогда посередине. — Горькая усмешка появилась на губах эльфа. — Либо друг, либо враг.

— На том стоим…

— Дальше и совсем просто. Мир разделился. Появились темные эльфы.

— Которым было мало уюта лесного гнездышка или свода пещеры над головой? И им захотелось переделать, приспособить этот мир под себя. Извечная борьба единства и противоположностей. Конфликт отцов и детей. Совать свой нос везде и всюду, не спрашивая при этом никого. — Лениво процитировал Стас все известные ему лозунги, застрявшие в его памяти со времен комсомольской жизни. — Кому то надоела зеленая сочная травка и захотелось вкусить не менее сочной телятинки. Плохой пример заразителен. Делать и переделывать, это наш конек. Это мы умеем. Бороться и искать, найти и не сдаваться. А лучше всего, прикарманить. Вот если бы еще знать, что искать? Мы выросли на этом, дорогой Рудик, но все ищем и ищем, боремся и боремся, да так, что кровь на морде никак не засохнет.

Эльф, по всей видимости, был обескуражен грубым и откровенным цинизмом Стаса и надолго замолчал.

— А завтра была война… — Продолжал Стас все с тем же холодным и ленивым равнодушием. — А может вчера. И размахнулись вы всю необъятную ширь своей не человеческой души, да так что и в своей избе тесно стало, повалили на улицу. А раз так, то почему бы и соседа от всей души по морде не отоварить. Двое дерутся, третий не мешай.… Это ведь и не для вас сказано тоже? А вот про то, что сор из избы выносить нельзя, наверняка, забыли.

Эльф все еще молчал.

— Эй, приятель! Ты здесь? Или уже растворился в своих неведомых мирах? — Полюбопытствовал Стас. — Или обиделся? Тогда прости.

И замолчал сам.

Притронулся к ране. Боли не было. Осторожно снял Лехину повязку.

— Не волнуйся человек-волк. Утром и сам забудешь, где была твоя рана. — Снова прозвучал в его сознании глубокий бархатный голос.

— Не моя, а ваша…

Но эльф оставил эту поправку без внимания. И растерянно продолжил.

— Ты прав. Была война. Она и сейчас еще продолжается. И наш мир, прекрасный мир эльфов, который мы создавали, может быть, не одну эльфийскую эпоху, умирает. Мрак и холод накрыл его. Умирает наш дивный лес под покровом снега, утонули под ним горные вершины, дворцы светлых эльфов. Замерли в неподвижности, скованные льдом, хрустальные реки. Не поют свои сладостные песни звонкие ручьи и не ворчат водопады. Ночь опустилась на мир эльфов.

— Был бы рядом Толян, расплакался бы. Ей богу! — Жестко уронил Стас. — Что поделаешь, у парня тонкая ранимая душа. Извини, слезы вытирать не умею. И давай так.… Все, что накопилось в уголках твоей трогательной души, вытряхнешь на меня как-нибудь потом. Может, и я тогда уроню скупую солдатскую слезу. У меня своих забот ложкой не расхлебать. И самая большая заноза в заднице, это вы со своими разборками. А теперь будь любезен коротко и по существу. Что, где и как!

Гостя покоробила грубая прямолинейность Стаса и он, сдерживая обиду, продолжил.

— Темные эльфы опомнились первыми…

— Слава богу, хоть кто-то взялся за ум. И сколько же для этого понадобилось времени? — Задал язвительный вопрос Стас. — Если верить детским сказкам, вы бессмертны? Какой-нибудь пустячок в виде пары сотен тысячелетий?

Эльф оставил его вопрос без внимания.

— Так вот, темные опомнились первыми. И, каким то образом, нашли одну из Забытых дорог. И здесь ты был совершенно прав, когда сказал, что их глаза оказались совершенно не приспособленными к яркому солнечному свету.

— А такой пустячок, как солнцезащитные очки сотворить было слабо? Обязательно было надо грязной лапой и прямо в сдобное тесто? — Командирским голосом со злостью громыхнул Стас. — Сам не ам и другим не дам. Талантливые вы ребята, однако. И дико непосредственные. Времени прошло совсем пустячок, а все усвоили. Главное создавать трудности, а уж затем героически их преодолевать.

— Мы обнаружили это, но было уже поздно. Ночь ворвалась и в этот мир. — Попытался что-то сказать в свое оправданье эльф.

Но Стас не дослушав, бесцеремонно прервал его.

— И сколько же твоих землячков рвануло сюда под покровом ночи?

— С уверенностью сказать не могу.

— Тогда валяй без уверенности. — Надавил на голос Стас.

Вместо ответа он услышал виноватый вздох.

— Орки? Кто они?

— Те, кто жили до нас…

— Любите вы жар чужими руками загребать! А впрочем, все как у нас. Не зря соседствовали столько времени.

— Беда, Слав, не в этом. Беда в другом! Вы разрушили, как ты выразился, с царственной небрежностью экран, которым мы закрыли Забытую дорогу…

— Так! Значит, во всем виновата моя умелая плотницкая рука. — С расстановкой проговорил Стас.

— Что?

— Не обращай внимания. Это я просто размышляю вслух, друг мой эльф. И сделать уже ничего нельзя?

— Нужно время…

— Какая-то сотня-другая лет? Очень мило!

Рэдэльф промолчал.

— И быстрее, конечно же, не получится? А значит несметные полчища темных эльфов и орков прут сейчас стройными колоннами, грохоча солдатскими сапогами по Забытым дорогам, поднимая тучи пыли и пугая ворон?

Ответа не услышал. Только сверкнули в кромешной тьме яркие изумрудно-зеленые глаза и тут же погасли.

— Есть только один выход. — Словно обдумывая что-то, совсем тихо сказал эльф.

— Говори, коль начал.

— Разрушить то, что не успел ты человек-волк.

— Так что же ты молчал? Слезу из меня выжимал? Если разрушить, так это мы с нашим удовольствием. Разрушить, это же, как раз для нас! — Дернулся Стас.

— Но тогда я, и те, кто со мной, навсегда останемся в твоем мире.

— Считай, что вид на жительство у тебя уже в кармане! — Тоном, не терпящим возражений, решительно успокоил его Стас. — Но если ты боишься, я могу прийти и сам. Не люблю незавершенки.

— Это у тебя уже вряд ли получится.

— Это как?

— Темные закрыли лес для людей. Ты уже знаешь, как это делается. — Виновато пояснил эльф. — Каждый, кто войдет в черный лес, потеряет себя. Это не просто деревья. Они, как люди.…Живут, думают, страдают и ненавидят.… Первое творение темных эльфов.

— Значит, есть и второе, и третье. И дальше по порядку.

— Есть, Слав. Есть и другие.

Стас вспомнил о Войтике и его людях.

— Но там же мои ребята?

— Там и другие… люди. Скорее их оболочка. Ты уже встречал их. А за своих людей не волнуйся. Их выведет.

— Спасибо. И все-таки, я приду. Посидим, поболтаем за кружечкой хорошего винца. — Стас уже принял решение и не собирался его менять. — Ты же не завтра собираешься крушить все налево и направо? Торопливость не принадлежит к числу ваших многочисленных добродетелей. Ну вот… А я страсть, как люблю тарелки бить. С детства. Считай, что хобби! Да и вообще, если стол перевернуть или лавки опрокинуть, так это как раз для меня.

— Все, Слав. Ухожу.

Еле заметное серебристое облачко повисло напротив волокового оконца

— Погоди, Рэд. — Удержал его Стас. Сколько у нас времени? Когда ждать удара?

— Не знаю человек-волк. Может год. А может…

В углу, по медвежьи, завозился Пивень.

Кряхтя и стеная, разогнул затекшую спину. Заворочал головой из стороны в сторону, хрустя шейными позвонками.

— Сморило таки. — Стараясь не разбудить Стаса, сокрушенно проворчал он. — И как только морду не спалил в светце. Будто кто-то глаза залепил. Даже до лавки не добрел.

Слушая его стариковское ворчание, Стас раскрыл глаза. Стараясь понять ночное событие, подумал. — «Что это было? Сон? Наваждение?»

Как и ночью, коснулся раны.

И ничего. Бодро вскочил на ноги. Задрал подол рубахи, принялся разматывать полосы холстины, которой обмотал его Леха поперек живота.

Пивень опомнился от сна, с непостижимой быстротой подскочил к нему и попытался удержать его за руки.

— Все в порядке, дружище. Заросло, как на собаке. — Пошутил Стас, разглядывая рану.

И в самом деле, его бок сиял первозданной чистотой. От раны и следа не осталось. Даже Лехино шитье исчезло, словно и не касалась его изуродованного тела толстенная хомутная игла.

Пивень вытаращил глаза и шепча что-то толстыми губами попятился от него.

— Ты еще скажи «Чур меня, чур…» И крест животворящий в воздухе поперек живота начерти. — Поеживаясь, усмехнулся Стас, успокаивая волхва. — Или не ты меня снадобьями чародейскими поил, а прежде полдня их наговаривал? И, как видишь, помогло. Сейчас бы еще ломоть хлеба и чарку вина для полного счастья и хоть под венец! Да и ты, мой друг и лекарь, чарку заработал.

Пивень все еще не пришел в себя от изумления.

Открыл было рот. Засопел своим мясистым носом…

— Да, тащи ты свой наркоз, эскулап недоделанный. — Стас весело расхохотался и хлопнул ладонью, как по лавке, по широченному плечу волхва. — Уставился на меня так, словно я с того света перед тобой нарисовался. Э, брат волхв, да ты и бороду сбрил. То-то смотрю, помолодел и похорошел. Теперь от девок отбоя не будет. Первый парень на деревне, вся рубаха в петухах. Хотя, зачем тебе петухи, если ты сам Пивень? Только по утрам не кричишь, самого не добудишься. Да что ты молчишь, словно воды в рот набрал?

Отодвинул волхва в сторону и пошарил рукой под лавкой.

— Не мог же я вчера весь кувшин вылакать? — Размышлял он. — Наверняка, осталось. Если после меня Пивень к нему не приложился.

Пивень пропустил его прозрачный намек мимо ушей. Следил за ним остекленевшими глазами и зевал ртом и, как выброшенная на берег рыба.

— Или Леха свое рукоделье обмывал.?

Наконец то волхв пришел в себя.

— Вождь, ты спал седьмицу. Мы уж думали, что все. Конец пришел. А лезвие ножа к губам поднесли, отпотело. Значишь дышишь, решили мы. И в глаза со свечой заглядывали. Вроде живой. И как бы, не живой. И холодный, как вода в летнюю пору из Соколеньского колодца. А на ноже след от дыхания.

— Да ну?

Рука Стаса замерла на полпути к кувшину.

Кроме этого, совсем неуместного вопроса, Стас больше не нашел что спросить.

— А сегодня под утро задышал. Даже губами шевелить начал. И синь с лица схлынула. — Продолжал Пивень. — А что лопочешь, не разобрать.

— Ну, значит плакала тризна. Попойка отменяется. — Глупо ухмыльнулся Стас. — Давай кружки, брат волхв. Я из горла не пью. Воспитанье не позволяет.

Стас налил из кувшина по полной кружке.

— С возвращеньицем меня, мой дорогой волхв. — Бодрым голосом сказал он и залпом выхлестнул содержимое кружки себе в рот. — Нет у меня времени на всякие глупости вроде смерти. Сумерки над головой висят.

— Висят, проклятые! — Неохотно согласился волхв и со вздохом поставил свою кружку на стол.

— Может зря мы народ? — Осторожно спросил Стас. — Может, еще не поздно назад повернуть до лучших времен?

— А когда они бывают, эти самые лучшие времена? Нет, Слав! Беду не ратью, беду народом встречают. И захотели бы назад повернуть, так не повернуть уже. Днем и ночью люди работают. С топором в руке спят. Бабы не подъемные бревна таскают. Подгонять не надо. Одни лес валят, другие возят, третьи избы ставят, посад затынивают. В кузнях днем и ночью горны полыхают. Надоело роду по чужим углам скитаться. А здесь, пусть худое, но свое.

Стас подошел к дверям.

— Не такое уж и плохое. Земли необъятные. Края не видно. — Негромко произнес он.

— Так и я о том же. У нас все не ко времени. А пройдет год-другой и окажется, что самое время и было.

— И ладно. Утешил. — Согласился Стас, шагнул на крыльцо, и, спохватившись, добавил. — Я на несколько дней исчезну, так что вы с воеводой Хмурым не расслабляйтесь.

— Как это? Куда? — Подхватился Пивень. — Только-только на ноги встал и сразу бежать?

— Ай, ай, ай! — Укоризненно покачал головой Стас. — Да, я можно сказать, для тебя открытая книга. Читай да читай. Только страницы переворачивай. Насквозь просвечиваю.

— Просвечиваешь. Да не в том месте.

Волхв не склонен был принимать его шутливый тон.

— Хорошо, Пивень. — Стас не стал спорить. — Скоренько смотаюсь в Сумерки и обратно. Войтик с ребятами в беду могут попасть. Выводить надо. А одним им не выбраться из проклятого леса.

— А ты?

— Я — нет! — Решительно отрезал Стас. — Я вождь! Меня беда стороной обязана обходить. Положение обязывает!

Пивень понял, что спорить бесполезно и обреченно махнул рукой.

— Поешь хоть прежде перед дорогой.

Но Стас был уже за порогом.

Счастливо щурясь, обернулся и нетерпеливо крикнул.

— Где ты, там, возишься? Ждать не буду, один уйду!

 

Глава 16

Следующим утром, задолго до рассвета, он уже выводил из ворот детинца своего Серого. Рядом ворча и, не скрывая своего недовольства, плелся Пивень.

Чуть приотстав от них, шел Хмурый. Был он чернее грозовой июльской тучи. Увидев вчера во дворе крепости живого и бодрого Стаса, он было возликовал. Но радость его была не долгой, поскольку Стас тут же поспешил его порадовать новостью о предстоящем отъезде.

За Хмурым, уже в седлах, с трудом сдерживая застоявшихся коней, шел десяток Хруста.

— Да, не печалься ты, Хмурый! — Весело успокоил его Стас. — Командир должен быть всегда важен лицом и бодр телом. Тебе же легче. Начальство далеко, сам себе голова. Что еще надо бойцу для спокойной жизни? А я быстренько. Одна нога здесь, другая … тоже уже здесь. Не успеет Пивень два раза чихнуть. Правда волхв?

Стас явно ждал его поддержки. Но Пивень что-то проворчал в ответ, отвернулся и сердито сплюнул.

— Все, ребятки. Долгие проводы, лишние слезы. — Не касаясь ногой стремени, он взлетел в седло и по-разбойничьи, так как это делал Войтик, свистнул.

Серый сорвался с места в хлесткий галоп.

Стрелой пронеслись тесной улочкой посада, не боясь разбудить народ. О его отъезде каким-то чудом уже прознали и родичи вышли проводить вождя. Правда Стас подозревал, и не без оснований, что это чудо носило вполне конкретное имя. И имя это было — Пивень.

Как-никак вождь отбывает. А не хухры-мухры.

Политес обязывает.

Стас улыбнулся.

Скачка веселила сердце. Свежий утренний ветерок приятно холодил лицо, щекотал ноздри, забирался под волчовку.

Только одно мешало ему сполна насладиться первозданными радостями жизни. Войтик и его ребята.

Улыбка сама собой сползла с его лица. Он нахмурился и начал перебирать в памяти все, что услышал от нечаянного гостя.

Как не крути, а получалось гадко.

И втрое гаже, оттого, что нагадил сам.

С кувалдой и ломом попер на компьтор.

Конечно, все это могло случиться и без него, но может быть, вышло как-нибудь само собой и не так быстро. А запас времени — великая вещь! Особенно, когда его и так не хватает. Так нет же, потянуло на подвиги! Покрасоваться захотелось.

Запрокинул голову, солнце в зените. Но в волчовке, вопреки ожиданиям, не жарко. Мудра мать-природа! Только человек не хочет у нее учиться.

— Хруст, вот в том перелеске, помнится, был ручей, там и отдохнем.

Хруст понятливо кивнул головой.

Взмахнул рукой с растопыренными пальцами и двое воев, вынесясь из-за его спины, понеслись вперед пригнув головы к конским гривам, обгоняя их слева и справа.

Стас не приметно улыбнулся.

Не хитрая воинская наука накрепко застряла в голове десятника. Раньше не раздумывая, ломились бы через чисто поле очертя голову.

И дернулся, словно обожгло что-то.

Натянул повод, бросив жеребца на дыбы, и развернул его на задних ногах.

— Хруст!

Под Хрустом заплясал, закусывая удила и мотая сухой головой, конь.

— Хруст, сколько воев вышло с тобой из крепости?

— Я десятый… — Не понимая, к чему клонит командир, растерянно ответил десятник.

— Сколько ты послал вперед?

— Двух. Квашню и…

— Без подробностей! — Резко оборвал его Стас. — Сколько должно быть за спиной? Быстро!

— Так…

Хруст зашевелили губами, загибая пальцы и закрыв глаза, чтобы не сбиться со счета.

— Семеро должно быть, командир.

— Считай, раззява! И заодно припомни имя того бойца с хитрой мордашкой, который прячется за спиной Свиста!

— Хруст привстал на стременах и ахнул.

— Купава! Твою…

— Вот именно! Только попытайся обойтись без ласковых слов. Ты их потом ей на милое девичье ушко скажешь. И от меня добавишь.

— Командир, но…

Не слушая его, Стас свел брови к переносице и грозно рявкнул.

— Ко мне!

Купава помедлила и постаралась основательней скрыться за спиной Свиста. Но суровый властный взгляд сковал ее волю и заставил толкнуть коня вперед. Щеки побледнели, на кончике носа выступили капельки пота.

— И как это прикажете понимать, сударыня?

— Я… — Она опомнилась от страха, строптиво зыркнула на него карими глазами и гордо вздернула вспотевший носик.

И злость прошла.

Смотрел на очаровательную мордашку, в широко распахнутые карие глаза. Осталось только скомандовать.

— Комсомольцы, вперед!

Где теперь эти ясноглазые комсомолочки, с такими же широко распахнутыми глазами?

На Тверской! Где же еще?

Опустил голову, задумался.

— Хруст! Как только вернемся домой, сдашь свой десяток Свисту. Командир должен знать все, что творится за его спиной. Барышню накормить и отправить восвояси.

Десятник принял наказанье, как должное. Смотрел честно и открыто.

— Я понял, командир!

— Вот и хорошо.

И не оглядываясь, неторопливой рысью направил коня к перелеску.

Вои притихли, бросая в сторону Купавы сердитые взгляды и пытались угадать на кого выпадет злой жребий.

И так, державшаяся не заметно, девушка сжалась и не смела смотреть по сторонам, понимая, что стала причиной беды, свалившейся на голову бедного Хруста.

Глядя на ее несчастное лицо, Стас начал чувствовать, что перегнул палку.

Но поступок своенравной девицы чуть было не сорвал его планы. А поэтому своевольство должно быть наказано, не родившись.

После обеда, решив, что командир подобрел и оттаял, Хруст осторожно подсел к нему и чуть заметно вздохнул.

Стас лежал на спине, покусывая по давней привычке, травинку.

Из-под полуприкрытых век посмотрел на озабоченного парня и поторопил.

— Рожай…Что вздыхаешь? Ты же боевой командир, а не девка, которую совершенно случайно лишили невинности.

— Вождь, Купава и одна уедет. Нас и так мало. Кто ее тронет? Как бы со злости сама не кинулась с мечом.

— Десять или восемь? Не велика разница.

— В четыре меча, командир. И каждый пятерых стоит. Сам Хмурого учил.

Стас тихо засмеялся.

— Хитришь, Хруст. На голой заднице командира объехать хочешь. Думаешь прощу?

— Девку жалко. Купаву… Ребята не взлюбят, если возвращаться придется в Волчок.

— И опять хитришь. На жалость давишь. — Стас сел и скрестил руки на коленях. — Не брать же ее с собой?

— Свист с нее глаза не спустит. Зуб даю! — И Хруст в точности повторил жест Толяна. — Во!

Стас от души расхохотался и повалился на спину.

— Ну, уморил, Хруст. Ты командир над своим десятком, тебе и решать. Во имя благополучного существования сей девицы, считай, что уговорил. Но наказание не отменяется. Два месяца, Хруст. И не днем меньше.

— Я понял, командир. — Повеселевший Хруст прыгнул на ноги и громко крикнул. — Свист! Глаз с нее не спускай, иначе полгода лошадей чистить будешь. Задача ясная?

— Усек, командир.

Стас снова не удержался от улыбки.

Вои повеселели. До Стаса долетел их сдержанный смех и беззлобные шутки. Мир был восстановлен.

— По коням, волчата!

Не останавливая, шли до вечера. Стемнело, когда Стас объявил привал. Выбрал для этого глубокий овраг с пологими стенками.

Расседлали лошадей. И разожгли костер.

Стас стоял скрестив руки на краю оврага и задумчиво смотрел в сторону расползающихся Сумерек.

— Хруст!

— Я, командир.

— Дальше, мой добрый Хруст, я пойду один. Войтик и его ребята в опасности. Торопиться надо! — Остановил он возражения десятника. — А все вместе мы можем не успеть.

— Но, как же, командир? А мы для чего?

— Вы будете нас ждать у того оврага, помнишь?

Хруст послушно кивнул головой.

— Затаитесь и ждите. Только ждите! Серого поведете в поводу.

Хруст попытался снова возразить, но встретил строгий взгляд Стаса и промолчал.

— Встанешь сегодня в первую стражу.

— Хорошо, вождь

— А сейчас, отдыхай…

Медленно надвигалась ночь. Выкатилась ярко желтая нарядная луна и лениво повисла над миром, купаясь в потемневшем небе.

Глаза Хруста слипались.

И только тень командира, сидящего неподвижно на краю оврага, да похрапывание лошадей, да ровное дыхание друзей, да потрескивание углей в затухающем костре мешали уснуть, будя в нем неясные воспоминания.

Проснулся от протяжного призывного волчьего воя.

Схватился за меч, но вспомнил про серых побратимов и отложил его в сторону. Кинул осторожный взгляд в ту сторону, где сидел командир….

На краю обрыва стоял, широко расставив передние лапы, могучий красавец-волк. Обернулся, словно поймав на себе его взгляд, наклонил голову. Хрусту показалось, что сверкнули в не ярком свете луны угрюмые желтые глаза. И гигантским прыжком скрылся из виду.

Завозился рядом, всегда чутко спящий, Свист. Нечаянно двинул локтем Купаву.

— Что это?

— Стая ушла на охоту. — Неохотно пояснил Хруст. — Спи. Сейчас моя стража.

— А командир?

Я же сказал, что стая ушла на охоту.

Стас торопился.

На душе кошки скребли, как сказала бы покойница-бабка, предчувствуя несчастье, или некстати грянувший заморозок.

Не останавливаясь, он гнал и гнал стаю вперед, свирепо щелкая зубами на отстающих молодых волков. Резвости у ребят много, а выносливости — кот наплакал.

Лобастый, опустив голову почти до земли, ровно бежал рядом.

Несколько раз Стас ловил на себе его взгляд, дергал верхней губой, показывая огромные белые клыки, и коротко рычал.

— Там мои волчата, Серый. Младшая стая…

И Серый, матерый, с тяжелой головой на толстой шее. Отводил холодный понимающий взгляд и неутомимо бежал дальше.

— Снова мертвый лес?

Это кто-то из молодых волков.

Любопытен, как вся молодежь.

Подрастут, войдут в силу, приучаться доверять вожаку, не задавая вопросов и слепо следовать за ним.

— Пора оживить его свежей кровью. — Грозно рыкнул Серый в ответ. — Горячая кровь есть в любом лесу. Надо ее только найти.

Молодец Серый. Умеет найти нужное слово. И в нужный момент.

Он бежал, механически переставляя ноги, не видя земли и не чувствуя усталости.

Мозг и сознание пытались пробиться через черные скользкие заросли туда, где билась холодным неясным сиянием сфера, закрывающая забытые дороги.

— Рэдэльф! — Звал он, не веря и на грош этим призывам. И все-таки звал, снова и снова. — Рэдэльф!

Не останавливаясь даже для того, чтобы перевести дыхание, ворвались в мертвый лес. Метнулись, как уродливые руки, навстречу им ветви, как щупальца диковинного зверя, хлестнули по телу.

Тело отозвалось болью.

Щелкнул, сверкнул оскаленными зубами.

Рыкнул негромко, но внятно.

— Не трогать. Смерть!

— Рэд! Откликнись!

Добавить бы еще пару ласковых для ясности из того. что пишут в общественных туалетах. Так ведь не поймет.

— Рэд!

— Я слышу тебя, человек-волк. Давно слышу. Зачем так кричать.

— Рэд, ты видишь моих ребят?

— Да, Слав! Их прижали к сфере,…Мы делаем, что можем, но…

— Рэд!

Он кричал так, что казалось еще немного, и мозг лопнет, не выдержав дикого крика.

И бежал, бежал, не обращая внимания на сыплющиеся страшные удары этих монстров, родившихся в черном бреду темных эльфов. Несколько раз они сбивали его с ног. Он катился по земле кувырком, поднимался и бежал снова. Нет, не бежал, летел…

Сферу увидели издалека. Вокруг нее огнем полыхала земля. И всюду орки. Живые и мертвые. А там у самой сферы громовой рык Войтика. И сверкающие мечи.

Ответил таким же грозным рыком.

— Славной охоты серые братья! Пусть кровь оживит эту землю!

Некогда думать. Только вперед! К ним!

Орки, не ожидавшие удара в спину, на какое то время растерялись. Но быстро пришли в себя и разделились на две группы. Но было уже поздно. Две стаи соединились в одну.

Задел боком Войтика, метнулся к Веселину. Толкнул его в прыжке лапами в грудь. Серый, словно и не заметив, свалил за зыбкую и полыхающую огнем стену сладкую парочку, Третьяка с Плетнем.

Щелкнул зубами и броском через голову вперед.

Успел заметить, как стая прыгнула вслед за ним прямо в огонь.

Рванула тело уже знакомая боль. Показалось, что в волчьем обличье боль не была такой нестерпимо острой. Бездна. Огненная все пожирающая бездна. И где-то там, на самом дне тускло мерцающее оконце. Или это от боли? Как там у Жванецкого? Свет в конце туннеля? Только туннель, сука, не кончается. Или он про другой туннель?

Вывалился черт те, откуда сразу на все четыре конечности. Оглушенные, но не раздавленные и не растерянные волчата упали почти одновременно. Мечей из рук не выпускают. Следом Серый… Стая. Все, кажется!

А вот и Рэдэльф. Шагнул навстречу с протянутой рукой. Или вытянутой?

Молодцы ребятки, подсуетились. Черепки убрали к его приезду. Чистюли. Пропылесосили даже.

— Приветствую тебя, Слав!

— Не до церемоний, Рэд! Могут на плечах прыгнуть в твою нору.

— А вот это вряд ли! — решительно ответил эльф. — Там все живое и мертвое в таком огне полыхает…

— Хотелось бы верить. Но не верю! Закрывай свою богадельню, Рэд. Уходи, пока время есть. Скоро поздно будет.

Рядом, словно из воздуха появилось еще несколько фигур. Похожи друг на друга, как братья. С такими же, как у Рэдэльфа серебристыми волосами и ярко зелеными, как изумруды глазами. От девок на земле отбоя не было. Даже несмотря на диковинного вида остроконечные уши.

Не обращая на них внимания Стас погладил Серого по голове, на что тот добродушно проворчал. И повернулся к Войтику.

— Раненые есть?

— Если с легонца, то все.

Стас кивнул головой и снова повернулся к эльфам.

— Рэд, я не шучу, сворачивай контору. Твой фейерверк только для слабонервных. Там черноглазенькие были. А значит…

Глухой удар. И сразу еще один. Черная тень.

Руки сработали сами.

Удар за спину. Поворот. Меч прошел дугой. Серый из под руки метнулся вперед.

— В мечи!

Закрутился в диком танце, сея смерть.

— Ко мне, волчата! Рэд, уходи к чертовой матери!

— Поздно, Слав, Мы остаемся… Пробивайтесь ко мне!

Сверкают мечи. Мечутся беспощадные волчьи тени.

От ослепительно яркого света глаза слезятся.

— Войтик слева, Толян справа! Веселин…

— Веселин!

— Здесь я, командир.

Расчистили перед собой пространство.

А из-за орочьих спин шагнули эльфы. Высокие. Тончавые. Но не хилые.

Ладони вперед!

Молятся? Или поют свой древний эльфийский гимн?

Орки остановились. Мечи выпали из рук.

Эльфы отступили на шаг.

Стас издал не громкий звук, созывая стаю.

Шаг, еще шаг. Орки стоят. Застыли, как истуканы.

И яркая вспышка!

— Рэд закрыл контору! — Успел подумать Стас и потерял сознание.

А вокруг полыхало пламя. Горели даже камни. Горел воздух. Все, все пожирал жадный беспощадный огонь. Крепко стукнул дверями на прощание Рэд!

— Это была славная охота братья!

Закрутился огненный смерч, сметая все на своем пути.

Истерзанное огнем тело било и тащило, сдирая клочья кожи и мяса. Колотил о камни и деревья пламенный ветер, оставляя за собой пылающую пустыню.

И все кончилось.

Стас открыл глаза и с изумлением понял, что почти жив. И более того, практически не вредим.

Осторожно поднялся на ноги.

Ночь? Сумерки?

Рядом застонал Войтик.

И не мудрено. Шарахни такую махину о дерево со всего размаха и не так застонешь.

Разметал руки в стороны Веселин.

Толян? Третьяк, Плетень?

И они здесь.

Пошатывается на дрожащих ногах Серый…

Хорошо!

Значит будет жить стая.

Обнажил зубы. Зарычал. Получилось, прямо надо сказать, не важно, но Серый понял.

Как не в чем не бывало стоят эльфы.

Жилистые мужики! По такой дорожке протащило и хоть бы что. Или в другом вагоне ехали?

— Командир, гора!

Толян выпучил глаза, тычет пальцем за спину.

Ну конечно! Как без нее, родимой? Провалиться, подлая, не может в тартарары.

— Провалится! — Скользнул в мозг суровый звучный голос эльфа.

— И правильно. Вали все до кучи!

Над лесом зарево.

Хорошо будет возвращаться. Не запнешься. И не заблудишься. Далеко видно.

Полыхает нечисть ясным пламенем.

Молодчина Рэд. Уходить, так чтобы помнили.

Да, этим ребяткам лучше под горячую руку не попадаться.

— Войтик! Засоня! Может, снова на кухню вернешься? Отоспишься вволю.

— Типа, я на лоха похож, что ли?

Стоит на четвереньках, кряхтит, но огрызается.

— Толян! Хорош храпеть!

— Так я уж давно. Это Веселин.

— Ну, прости.

— Не фига себе припарки. В натуре! — Толян не на шутку обиделся и не хотел молчать.

— Рэд, вы как?

— Как все. Зачисляй к себе в дружину, Слав. Нет больше забытой дороги. — С тихой грустью ответил эльф и украдкой посмотрел на все разгорающееся пламя. — А значит и наша служба кончилась.

Стасу не трудно было понять эльфа.

— Раньше нельзя было уйти? — Укорил он. — И сами бы дома были, и у нас неприятностей было бы поменьше.

— Нельзя, Слав!

— Почему? Что ты заладил? Нельзя да нельзя. — Возмутился Стас.

— Об этом позднее. — Рэд упрямо поджал губы.

— Хорошо. Не смею настаивать. А сейчас поспешим навстречу Хрусту.

И снова бежали. Полчаса, Час…

Рэд! Вы как?

«Скоро шагом ходить разучусь. — Подумал Стас. — Бег становится естественным способом передвижения. Не могли же выпасть где-то в другом месте»?

Стас время от времени бросал вопросительные взгляды на эльфов. Каково то им в своих длинных, пусть даже почти прозрачных плащах и без тренировки поспевать за его волчатами?

Хотя, если верить его словам, рай там уже давно на полпути к аду.

— Все хорошо, Слав.

Силы бережет мудрый эльф.

К чему рот разевать, когда можно запросто из башки в башку. Как по телеграфу.

Дрогнула земля. За спиной рвануло пламя, срывая Сумерки над угрюмой горой. Упал от неожиданности Плетень. Запнувшись о него, рухнул в траву Третьяк. Веселин толкнул в спину Толяна.

— Веселин, под ноги смотреть надо. — Дружелюбно проворчал Толян, придерживая друга за штаны.

Сверху посыпались клочья пламени, вперемешку с землей и сажей.

На глазах оседала, рассыпаясь в пыль, Сумеречная гора.

В тартарары…

У ребят явно туговато с юмором.

Все за чистую монету принимают.

Можно сказать всю душу в дело вкладывают.

А что? Зато перспектива открывается. Глазу ни что не мешает.

Хруста заметили издалека.

Парню и его ребятам приходилось туго.

Орки облепили со всех сторон, как тараканы корку хлеба. Копошатся вокруг, мельтешат перед глазами. Но Хруст держится молодцом.

Может амнистировать парня?

Держат орков стрелами на расстоянии, не давая подойти поближе.

Ай, молодчина Хруст.

— Луки к бою!

Ударили в спину. Без церемоний. К чему тревожить?

Войтик и его ребята поспешили рассчитаться за недавнюю обиду и старались вовсю. Стрелы с их луков срывались ничуть не медленнее, чем у Стаса.

Орки, увлеченные Хрустом, в предвкушении скорой победы, заметили их не сразу. А когда заметили, было уже поздно.

Вынырнули из травы и сразу взяли в мечи. Без крика и рева. Молча. Расчетливо. Чтобы всех. До последнего. А рядом Серый и стая…

Молодец, серый брат. Давно пора было почистить охотничьи угодья.

Хруст, заметив поддержку, ринулся вперед.

Еще немного. Взмах меча. Сразу же удар под колено.

У эльфов, невесть откуда, появились мечи. Им тоже нашлось что сказать. Разговорчивые ребята. Аргументы такие, что оспорить трудно.

— Хруст! Разбойник ты этакий. На минутку без присмотра оставить нельзя. Обязательно в неприятности угодишь! — Крикнул он, как можно веселее. — Эти ребята тебя хорошему не научат. Нам и одного Толяна хватит. С горкой!

— Не фига себе. Да я вообще не при делах!

— Толян! Этого живым. Хоть людям покажем. Пусть посмотрят на диковинку.

— Легко! — Ответил Толян, сразу забыв про обиду.

Встретил удар мечом, отвел в сторону. И сразу подсечка. Загрохотало железо. Коленом на грудь и меч под подбородок.

— Отдыхай! Принимай конвертик, командир.

Хруст почти добрался до Стаса.

Уцелевшие орки, прикрываясь щитами, отходили к лесу. Распаленные горячкой боя вои не хотели упускать свою добычу и Хруст, так и не дойдя до него, остановился.

— Мечи в ножны! Бей стрелами.

— Не кипятись, Хруст. — Остановил его Стас. — Пусть уходят. Все равно наши будут. Серый не даст уползти им в свое логово. — Коней потерял?

— В логу спрятаны. Там и Войтиковы кони. Сами на нас вышли.

— Купаву и Свиста с собой заберу. И для эльфов коней возьму. Выкрутишься. Орка закинь на холку к Свисту. Где, кстати, ты их нашел?

— Нос к носу столкнулись. Как полыхнуло, мы сразу и рванули навстречу. Думаем беда…

— Беда, да не с нами. Вывод?

— Нельзя было вступать в открытый бой. Но тогда мы бы к вам не успели.

Хруст честно признавал свою ошибку, и не стоило присыпать солью свежую рану.

— У нас с тобой, Хруст, война особая. Появился неизвестно откуда, ударил, и сразу исчез неизвестно где. Не удалось исчезнуть, оторвись и снова бей.

— В следующий раз не поймают врасплох.

— Вот и славно. Гони сюда лошадей.

— Уже, командир.

Стас кивнул головой.

— Рэд, посмотри ребят. Наверняка, раненые есть, только разве сами сознаются?

 

Глава 17

Детинец и детинцем назвать уже было трудно.

Обложился посадом. Почти закрылся тыном. Город. Град Волчок. Его город. Его дом.

Скот пасется стадами. Табуны лошадей ходят.

Нетронутые забытые места. Сколько же они народа могут прокормить!

Далеко слышно перестук топоров. И это несмотря на раннюю пору.

Надо что-то придумать. Все свалил на Хмурого.

Из Пивня опора плохая. Ему бы не в волхвы. Ему бы меч в руки да коня буланого, да чтобы ветер в ушах…

Издалека виден посад. Белеет свежим тыном. Сажень за саженью прибавляется. Уже и ворота ставить собираются.

Навстречу галопом вынесся воевода Хмурый. С ним с десяток воев. Выпрыгнул из седла, подбежал к Стасу.

— Вождь…

Стас не дал ему договорить, остановил движением руки.

— Не надо, воевода. Все видел. Только зачем же везде самому? Все равно всюду не успеешь? У тебя есть десятники. Определи их к месту. Пусть и у них голова поболит. А то на тебя смотреть жутко. Почернел, похудел, кожа да кости. Краше в гроб кладут. А ты мне живой нужен, воевода.

Хмурый виновато опустил голову.

— Так ведь дело то какое, командир. Город строим.

— И я о том же. Где я другого такого же найду? У меня других нет, друг мой. — И ободряюще улыбнулся. _ А вот, хмуриться не надо, Хмурый. Я доволен тобой

Воевода повеселел и бодро поднял голову.

— Вернулись Алексей и Груздень. И еще новость, командир. Гость в Волчке нежданный, негаданный.

Стас не выказал удивления.

— И кто же? — Равнодушно спросил он.

— Конязь Соколеньский.

— Стас поморщился.

— Хоть и зван, и нужен, но совсем не ко времени. Даже принять негде.

— Поставил шатер на посаде. Дружина малая с ним. Ходит. Смотрит.

— А Пивень где? Как раз по нему дело, гостя принимать. Сам погостил. Пора и отгащивать… Женщин соберите. Нельзя перед конязем в грязь лицом ударить. Уж лучше мордой в салат.

Хмурый наклонил голову, чтобы скрыть улыбку.

— Так и сделано, вождь. — И не переборов в себе любопытства, спросил. — А ты как, командир?

— Нормально, горит.

— Это мы уже видели.

— Остальное, после, воевода. Всех ко мне. И вот, что, Хмурый. Найди что-нибудь для этих ребят. — Стас кивнул головой в сторону эльфов, которых давно уже разглядывала изрядная толпа воев и посадских, вышедшая на встречу вождю. — Поближе ко мне. Купава, не крутись в седле. Штаны протрешь. Скачи к своим.

Купава стрельнула в него свирепым взглядом и вскачь унеслась в ближайший проулок.

В воротах его встретили Леха и Груздень.

Леха без слов облапил его. Стиснул в своих ручищах.

— Ну, ну. — Охладил его пыл Стас. — Раз только иголку в руках подержал, а гляди-ка, расчувствовался, как белошвейка.

Груздень был сдержанней, но тоже полез обниматься.

— Да что с вами, ребятки? — Засмеялся Стас. — Я ведь так запросто могу и слезу от умиления уронить. А к лицу ли это вождю грозного рода-племени?

Повернулся к Хмурому.

— Вот же память дырявая! Воевода, там у Свиста за спиной орк болтается, так ты вели ребятам его в железа и в яму. Побеседуем на досуге. Если досуг будет. И люди посмотрят…

— И все то у тебя, Стас, не как у порядочных людей. — С явным смущением проговорил Леха. — Можно сказать со смертного одра и сломя голову, в седло. Другой бы нежился полгода в больничном халате, в коридорах медсестричек за попку тискал, путевку бы выпросил в санаторий. А ты пожары устраиваешь, рельеф меняешь…

— Пивня что ли за попку? Так это у него иначе называется. — Расхохотался Стас. — И к тому же я, брат, нормально ориентированный мужик. Придет нужда, найду кого ущипнуть…

Но Леха уже избавился от своей недавней сентиментальности и не думал сдаваться.

— А Купава? Видел я, как она ночной порой проливала на твою командирскую героическую грудь свои горючие девичьи слезы. Аж брызги во все стороны. Ручьи через порог хлестали.

Леху не переслушать. Сел на любимого конька, до ночи не спрыгнет.

Повернулся к эльфам и поманил их поближе взглядом.

— Познакомитесь, ребятки. Наши друзья эльфы. До последнего сдерживали нечисть у нашего порога. Могли домой вернуться, но не захотели ворота открытыми оставлять.

— Выходит, что они такие же эмигранты поневоле, как и мы, грешные? — Без всякого удивления и иронии сказал Леха.

— Выходит, что так. Ребята, что надо. Тот пожар над сумерками — их рук дело. Подружитесь.

Но Леха и здесь не утерпел.

— Эльфы? Так это мелюзга с крылышками не больше мизинца. Порхают от цветка к цветку.

— Эльфы, как и люди, разными бывают. Мы лесные. Нас еще и светлыми называют. Есть горные. О темных я уже говорил. А это должно быть цветочные. — Рэд принял Лехин треп за чистую монету и пустился в пространные объяснения. — Говорят, что и орки когда-то эльфами были. Проклятие на них висит.

— Это Рэд, ребятки. Рэдэльф. Катаклизмы за спиной, его рук дело. Кстати, Леха, горку нашу с тобой мимоходом в пыль разметал. Можно сказать, в прах развеял родимый порог.

— Да ну? — Удивился Леха. — Но без тебя дело не обошлось? Или ты в сторонке стоял, картинкой любовался?

— Я только события поторопил. — Скромно ответил Стас. — А где Пивень? Не в его правилах в сторонке стоять.

— С конязем он. — Нахмурился Груздень.

— Груздень, гость в дом, радость в дом. Подбородок приподнять, пузо вперед. Или конязь все еще в обиде? У нас, Груздень, говорят «стерпится-слюбится». Показать товар лицом. Все без утайки. Пусть узнает, что с нами лучше дружить. И делать это двумя руками.

Груздень промолчал, но по его лицу было видно, что до сих пор он искренне не понимает, почему Веселин упустил такую возможность перерезать горло этому самому конязю.

Вот жизнь! С людьми некогда остановится поболтать. По душам поговорить. На завалинке семечками поплевать.

Наконец то, дом. Милый дом.

Повалился на лавку и с наслаждением вытянул ноги. Повернулся к, застывшим на пороге эльфам.

— Бедновато живем? Что делать? Обустраиваемся. Да, вы проходите. Выбирайте местечко, присаживайтесь. Будьте, как дома. Леша, там под лавкой где-то мои кроссовки. Никак шлепанцами не обзаведусь. Не сочти за труд. Груздень, поесть бы…Мы последнее время больше святым духом обходились. А такие продукты на любителя.

Груздню выходить не пришлось.

Двери распахнулись, и на пороге показался Хмурый. А за ним вои с горшками, чашками, плошками, кружками.

— А вот и воевода кстати. Не придется посылать за ним.

— Я не один, командир.

— Не один, так не один. Потеснимся.

Воевода отступил в сторону, пропуская вперед волхва и Соколеньского конязя.

Стас гостеприимно улыбнулся и, как был босой, шагнул ему навстречу.

— Извини, конязь, только с дороги. Давай по домашнему.

Конязь, не ожидавший такой встречи, растерялся.

— Воеводу Хмурого ты знаешь. Груздень известен. Алексей… Светлые эльфы. Прошу к столу. Отведаем, что Хмурый для нас припас.

Подхватил гостя под локотки, под белы ручки, и увлек к столу, успевая приговаривать.

— Своим углом не обзавелся, не посетуй. Леша, наливай.… Со свиданьицем, конязь.

Выпили, закусили.

— Не вовремя выпитая вторая.…Как дальше, Стас?

Торопится Леха, пока конязь не опомнился и не потребовал дипломатического протокола.

Выпили…

— Алексей, Груздень. Кратко, телеграфно. Только суть. Эмоции для лучших времен оставьте.

Леха с сожалением оторвался от блюда с запеченным со всякой всячиной мясом и скорбно поглядел на чарку.

— Прошел, как ты сказал, на пять дней пути. Четыре крепостешки. Обнесены тыном с вышками по углам. Более или менее приличная только одна. Остальные даже на дрова не пригодны. Посмотреть не что. Гарнизоны от полусотни до двух сотен. От безделья маются. Спят без просыпу. Воевод поменял всех, мышей не ловят. Двоих отпустил восвояси, один здесь, у Хмурого. Возражал категорически. Чуть митинг не устроил. Я уж думал, о правах человека заговорит. Крепости приказал укреплять со всем старанием.

— Груздень…

— Пять крепостей, вождь. Один детинец совсем пропащий. Углы обвалились. Велел землей забивать и крепить деревом. Один похож на наш, на четыре сторожевых башни. Дружина в три полусотни. В остальных народа поменьше. Воеводы никудышные Стыд один. Гож только один, да и с тем Мину оставил. Присмотрит. Остальных сменил. Ждут тебя, командир, у Хмурого. Дальше не пошел. Необжитый край.

Дослушав до конца, повернулся к конязю.

— Выпьем, конязь? Леша, налей ребятам.

После выпитого вина и сытной еды Стас чуть разомлел. Почувствовал себя и впрямь, как дома.

— Конязь, а мы ведь с тобой почти ровесники. Давай без чинов и церемоний. Как звать, величать тебя?

— Зорень. — Против воли проговорил конязь.

— Ну а меня, как угодно звать можешь. Стас, Слав, все едино. Волком назовешь, тоже не обижусь. — Добродушно представился Стас, глотнув из чарки. — Хорошо, что приехал Зорень. Послушаешь, посмотришь, поспрашиваешь, многое иначе увидится.

— Я умею смотреть, Слав. И слушать.

Стас легонько наклонил голову и потер пальцем правую бровь.

— Значит, судари мои, две — три сотни верст в одну и на столько же в другую стороны. Тесновато, но лиха беда — начало. И около тысячи мечей.

— Алексей, и ты Груздень. Извините, ребятки. Отдыхать не дам. День, два… не больше. И в дорогу. Леша, ты бери полк, как наши предки говорили, правой руки. Тебе Груздень, левый край со своим полком закрывать. С собой возьмете по десятку. Больше не дам. И то взамен потребую по полусотне. Волочок — база. Так и у вас. То, что покрепче — база. Остальные заставы. Десятка два воев и хватит. Наладите свободное патрулирование. Леша, объяснишь коллеге, как и что…. И не жалейте людей. Кто-то из умных сказал — жалеть, значит не жалеть. Для этого и ребят даю.

Груздень открыл было рот, но Стас предупредил его вопрос.

— Я помню. Как только появится Толян, немедленно отправлю его к тебе. Угадал? Только боюсь, друг мой, как бы твоя жена ко мне с разборками не пришла.

Груздень оскорблено засопел.

Стас виновато пожал плечами. Наступил парню на любимую мозоль.

— Война уже началась, друзья мои. И не сегодня, Зорень. — Удержал он конязя от возражений. — Неторопливая, незаметная, странная и непонятная. И почти бескровная. По эту сторону Сумерек. А что по другую?

Ответа не последовало.

— Вот то-то и оно. Зорень, это эльфы. Они из того же мира, что и Сумерки. И те, кто прячется под ними. Или за ними. Я уже говорил, что они отказались от своего народа, от своего гибнущего мира, от родных и близких, когда помогали закрывать ворота в наш дом.

Замолчал, обводя тяжелым медленным взглядом, сидящих за столом.

— Я хочу, чтобы вы услышали от них то, что слышал я. Рэдэльф, говори. Коротко. По существу. Без красивостей. Люди военные, с поэзией знакомы мало. И скажи мне, Христа ради, какого дьявола ты не обрушил эту нору раньше?

Рэд переглянулся с друзьями, помолчал и вздохнул.

— Принц. Принц Бодрен с малой дружиной…

— Ясно. Еще одна заноза в заднице.

Увидел огорченное лицо и поймал на себе потерянный взгляд.

— Ах уж эти монаршие особы! Все то им дома не сидится. Все то им подвиги подавай. Ладно, Рэд. Не умирай раньше времени. Найдем мы твоего принца. Принц, брат, не иголка в стогу сена. Принц, он и Африке принц. А пока, довольствуйся тем, что есть. — Повернулся к конязю, который широко раскрытыми глазами, не скрываясь, разглядывал эльфов и немного виновато улыбнулся. — Зорень, ты извини меня. Не помню, когда последний раз спал. Прилягу, пока Рэд вас развлекает. Хмурый, разбудишь. А вы не расходитесь, отцы-командиры.

Но уйти далеко не удалось.

Только отошел от крыльца, как остановил его Бэрдяй с десятков пожилых мужиков.

— Исполать, тебе вождь.

Шапку в руке мнет, но стоит бодро, смотрит смело. Глаза не прячет. Да и старики не робеют, хотя и за шапками потянулись.

— И вам здравствовать. Ну, как тебе, Бэрдяй, на новом месте живется? Не обижают тебя мои волки?

— Так с чего бы? На одном языке говорим, под одним небом ходим, одним хлебом кормимся.

— Вот и славно. С чем пришли, старики?

Заметив его, один по одному вокруг стали собираться люди. Стас неприметно вздохнул, понял, что подремать не получиться.

— Есть разговор к тебе, вождь.

— Тогда лучше присесть. А то набегался я за эти дни.

— Так оно и понятно. Эвон какое пожарище устроил в черном лесу. А когда — то всем лесам был лес. Небо вершинами подпирал. Народу тьмы кормил, обувал, одевал.

— Да ну? А я думал степь да холмы.

Сели, кто где. Стаса, по деревенски, в середине на бревне усадили.

— Вот те и ну. Держава от края до края. Скачи, не доскачешь. Одним концом в горы упирались. За Сумерками их теперь и невидно. Другим в море-океан. Соседние конязья да каганы у крыльца стояли, в рот заглядывали и милости ждали.

— И что? Что стряслось?

— А то и стряслось, что разодрали коняжество в стародавние времена в лоскутья, как снохи угол у свекровки. Кому ухват, кому горшок, кому тряпка у порога. Так и дерут по сию пору, хотя уж и драть нечего. А тут и Сумерки!

— Чудны дела твои, господи.

Да уж. Только Род наш не при чем. Сами управились, без него. Такого начудесили! А было время, когда княжата из чужедальних краев нашим государям за кусок хлеба рады были верой и правдой служить.

— А Соколень?

— А что Соколень? Задворки. Кус не завидный. Всеми ветрами битый. Так и на него порой с дуру наскакивают. Рать не велика. Народу не лишка. Только ленивый не ущипнет. Есть, правда, города богатимые, торговые. Но те уж давно сами по себе живут и перед конязем Зоренем шапку не ломают.

Старики разговорились.

Сам не понял, как болячку расковырял.

Друг друга перебивают, торопятся каждый свое сказать.

Стас задумался и почти не слушал, что они говорят.

Все, как всегда. Как везде и всюду.

— К тебе пошли, когда увидели, что и сердцем горяч и умом трезв, и делом дерзок. Только уж непоседлив больно. Степенства мало. Спишь где попало, ходишь в обдергайке. Гость приехал, приветить негде.

— Срамно волчьему роду.

Стас смутился.

— Рук на все не хватает, старики. Сами видите, от воеводы Хмурого кожа да кости остались.

— Вот за тем и пришли к тебе, вождь. Терем решили тебе всем миром ставить. Чтобы людям не стыдно было в глаза смотреть.

— Не до терема сейчас. — недовольно проворчал Стас. — Посад тыном не закрыт. Сами под небом живете. Не на улице сплю…

— А мы не для тебя. Для рода ставим. Дом окнами красен. А ты в волоковое оконце выглядываешь.

Стас растерянно улыбнулся. Никак не ожидал он подобного разворота событий.

— Да я больше из седла выглядываю.

— И наряд коняжеский справим. А то у тебя из одежды только шкура волчья на плечах да мечи за спиной.

— На какие шиши? — Вскинулся Стас. — Я не знаю, чем завтра воев кормить буду, детинцы править, а вы наряды на меня одевать.

Сгорбившийся от старости дед, щуря слезящиеся глаза устало, но твердо перебил его.

— Объявим и конязем. Великому делу, великое начало должно быть. Под твою руку, что не день то сельцо, то весь, а то и городок приходит от княжат-захребетников. Или не говорил тебе твой воевода? А воев кормить, не твоя печаль…

— Так, когда такое было?

— То-то и оно, что когда. А тебе бы поменьше бегать надо.

— Под лежачий камень вода не бежит. — Попробовал отговориться он.

— Побежит и вода, если тот камень как надо уронить. — Устало возразил все тот же старик.

— От нужды бегаю.

— От нужды убегать хорошо. А так она сама в гости пожаловать может. — Проворчал Бэрдяй. — Сказывают, ты эльфов с собой привез? Словно сказку нам вернул. Это к добру. Сказки все добром кончаются. Смекаешь, к чему клоню?

— Вот только этого, дед, не надо! Так и сказочного богатыря из меня слепите. Витязь в волчьей шкуре! — Совсем не вежливо прервал его Стас. — Этого мне еще не хватало. И так уже болтают не весть что.

— Витязь и есть! Сумеречная гора породила. А люди, хоть и врут, но не ошибаются. Говорят, значит знают. Пустое болтать не станут.

— Три богатыря. Стас, Леха и Толян. — Стас не выдержал и, нарушая торжественность момента, от всей души расхохотался, зримо представив всех троих в рыцарском одеянии. Как не крути, но не дотягивал он до былинного витязя.

— Хорошие вы люди, старики. Жду вас вечером. Нам есть о чем поговорить с вами. — Стас решительно поднялся и повторил. — Вечером! А я все-таки подремлю немного.

— Значит, ставим терем? — Заключил Бэрдяй.

— Делайте что хотите. Вас не переспоришь. — Стас обреченно махнул рукой. — Но вечером жду.

— Мы придем, вождь.

Но спать уже расхотелось.

Намяли таки холку, старики. И, пожалуй, поделом. Но не покрасоваться в коняжеском венце и красном тереме.

И тихо засмеялся.

Вот хохма бы была, узнай тот толстомордый чинуша в красных лампасах, по чьей милости он в ментах оказался, что в конязья его прочат. Звезды бы с плеч посыпались от нервной встряски.

Вышел на плац.

Скрестив руки на груди, следил за тренировкой. И мало помалу увлекся. Спень и Квашня нещадно гоняли новобранцев из посада.

Слушая их гневные филлипики, невольно улыбнулся.

Совсем не давно сам на них так же покрикивал.

Как всегда вокруг полно ротозеев. В основном мальцы и старики, удел которых завалинка да теплая печь.

— Спень, кинь — кА, мне свой меч. Косточки разомну. — Крикнул он.

Спень, не рассуждая, рванул меч из ножен и что есть силы бросил через головы Стасу. Стас поднял руку и рукоять смачным шлепком легла на ладонь.

— Порадуйте старика, ребятки. Посмотрю, не напрасно ли кулешом вас кормят.

Налетели, как воронье. Молодо-зелено. Вечером хвастать будут, что самого вождя чуть мечом не погладили.

Диким огнем брызнули на него карие глаза.

Стукнулись мечи…

Распустить бы девке волосы и нарядить в мини-юбку, мужики в том, забытом мире шеи бы себе свернули, на такую красоту оборачиваясь. А сверху топик в облипку.

Но и так хороша! Штаны туже собственной кожи. Волчовка на груди не сходится. Короткие голенища сапог в икры впились.

Зачем тебе меч, милая барышня? И без меча любой мужик к твоим ногам рухнет. Тебе бы спицы в руки да у красного оконца сесть. Женихи бы в штабеля, в поленницы валились.

Звенят мечи.

Не терпится девке за обиду посчитаться.

Задумался. Рука сама с мечом управляется. Блок. Атака. Снова блок… Нырок, атака и с финтом удар… Одним мечом стало меньше. Подцепил его кончиком меча, подкинул, поймал в левую руку. Взвыли мечи в его руках, исчезли в ослепительном сиянии и сам он, словно пропал из глаз. Посыпались короткие точные удары.

Вырвался чей-то меч из неловкой руки, заплясал, словно живой в воздухе и отлетел в сторону, вонзившись в бревно.

Еще один. Этот в землю.

Ну, берегись, Купава.

Вбил оба меча в землю. Пропустил удар мимо груди, встретил плечом, правой рукой за кисть, повел по дуге вокруг себя. Выпал из руки меч. Ногой его в сторону. Чтобы не порезалась. Теперь подножка. Есть касание. Пожалел, положил бережно, чтобы щечки не ободрала. Рука за спиной. Колено сверху…

Взвизгнула.

Хитришь. Еще не больно.

— Война или мир?

Губку прикусила, но терпит.

— Ну, терпи, терпи. На сердитых воду возят.

— Так не честно!

— Ой, ли? Ты с мечом, а я одинокий и практически беззащитный.…И не честно?

— Сам виноват!

От обиды вот-вот слезы брызнут. Может пожалеть?

Подошел Свист. Улыбается Спень, перемигивается с Квашенкой.

— Проси пощады, Купава. — Добродушно посоветовал Свист. — В том позора нет. И не такие, как ты вои, выли и лапками трясли.

— Все равно, не честно.

Строптивая девица. Упрямая. С характером.

Пожалеть? Пожалел.

Выпустил из руки побелевшую кисть, убрал со спины колено и, по дружески, подал руку, чтобы помочь подняться.

Но норовистая девица, оттолкнув его протянутую руку, кошкой вскинулась на ноги и прыгнула к своему мечу.

Стас, глядя на нее, расхохотался. Засмеялись и его вои.

— Не быть тебе, Купава, замужем. — Сквозь смех, проговорил Спень. — Ну, какой мужик, если он себе не враг, позарится на такое добро? Жена должна быть смирной да послушной. И чтобы очи в пол. И к рукоделью прилежна. А ты глазищи вытаращила и в драку лезешь? Кому же битым охота быть?

— Кому надо, тот и на такую позарится! — Вспыхнув до кончиков волос, отрезала Купава.

И ловко, кинув меч за спину в ножны, понеслась к воротам детинца. Но не в ее правилах было покидать поле битвы побежденной. Остановилась, обернулась. Хотела еще что-то добавить, но не найдя подходящих слов, обдала всех гневным презрительным взглядом и, совсем по детски, показала язык.

— Огонь девка!

— Как бы только в этом огне крылышки себе не обожгла. Уродится же такое веретено!

Вздохнул устало. Вернулся к застолью.

Пивень поднял на него смутные глаза.

— Мало спал, Слав.

— Не спится. А вы что приуныли? Рэд, твоих рук дело?

— Да, нет… Я и частицы не успел рассказать…

Стас хмуро улыбнулся.

— Похоже, они твою частицу до сих пор проглотить не могут. Как бы в горле не застряла. По спине что ли постучать? Так это я мигом. Что-что, а по спине стучать научился.

Груздень посмотрел на него исподлобья снизу вверх.

— Уже подавились…

— А ты не тащи в рот всякую гадость.

— Я бы и не тащил, так она, зараза, сама лезет.

Леха, как никогда серьезный, невесело улыбнулся.

— А ты выплюнь… — Посоветовал он Груздню.

— Как?

— Как все. Как муху. Можешь даже обсосать, чтобы добро даром не пропало.

Стас разлил вино по чаркам и легонько пристукнул ладонью по столу.

— Ша, мальчики. Вино прокиснет.

Неторопливо опрокинул свою чарку.

— Рэд, ты можешь, хотя приблизительно, сказать, сколько их все-таки пролезло в этот скучный и ленивый мирок?

— Кто может сказать, сколько в лесу деревьев? Даже приблизительно…

Изумруды в глазах эльфа потускнели.

— Ты хочешь сказать…

— Да, Слав. Я же говорил, что они живые. Творения злого гения темных эльфов. Там, в моем мире, их звали вандоргами. Или доргами. Вы можете звать их троллями.

— Ты сказал, творение темных эльфов. Это понятно. Но нужен был первичный материал, от которого можно бы было оттолкнуться… — Задумчиво спросил он.

— Когда — то, очень давно, так давно, что все уже забыли об этом наши леса населяли древолюди. Они не входили в мир людей. Как и люди, которые по древнему договору старались не пересекать границы их мира. Они берегли и охраняли свой заповедный лес. К ним нельзя было приблизиться не с мечом, не с топором. А о том, чтобы разжечь костер и думать было не чего. Так было всегда. Пока не грянула та война, о которой я тебе уже говорил, Слав. Древолюди не сумели остаться в стороне. Но после той войны они ушли. Куда? На этот вопрос ответа не знает никто. А их лес умер… Но прошло время и появились эти… И заселили снова лес. Но все, и лес, и они сами были уже другими. Вандорги — тролли мертвого леса! Так это звучит на вашем языке.

— И почему вы решили, что к этому приложили руку темные эльфы?

— Только их разум мог пробудить к жизни этот ужас.

— Но… — Поднял на него глаза Леха.

Рэд не дал ему договорить.

— Скоро встанут на ноги.

— И ничего нельзя сделать?

— Не рубить, не сжечь их нельзя.

— Рэд, где твое былое красноречие? — Стас попробовал его подбодрить. Но получилось, сам понял, не важно. — Мы знаем кто, мы знаем где. А это, ребятки, уже не мало. Не все так плохо.

— Слав, они идут в горы.

— И это не причина, чтобы хныкать. Бывали мы и в горах. Правда, Леша? Найдем, было бы только что искать.

Зорень залпом опрокинул свою кружку.

— Слав, дай мне десяток своих ребят. Пусть подучат мою дружину. Вижу, что не коняжеская пря на нас движется.

— Не дам, Зорень! Хочешь обижайся, хочешь нет, но не дам. Самому мало. Сумерки перекрыть не чем. Но если своих пришлешь, обучу. Стоящих бойцов из них сделаю. — И видя, как сразу помрачнело лицо побратима, дружески обнял его за плечи и заглянул в лицо. — Зуб даю, как говорит Толян. За базар отвечаю. Не так ли, Груздень?

— Легко, командир.

— Ну, то-то же. А то сидят, думают. Еще и считать начнете. А командиру голова не думать дана, а шишак носить. Пивень, а ты что нахохлился? Оброни мудрое слово.

— Роняй, не роняй, а князей собирать надо. Сметут нас, не выстоять и им. Так я говорю, конязь Зорень? Надо будет, сам по конязьям поеду.

— Ко мне не придут.

— И не надо. Лишь бы собрались. Хотя бы десяток. Лишь бы разворошить…

— Да, пусть соберутся. А слова, достойные коняжеского уха, найдем. Уговорим.

— Как меня? — Невесело хохотнул Зорень, снова ощутив на своей шее лезвие Веселинова ножа. — Доводы у тебя, что и говорить, основательные. Трудно возразить.

Засмеялся и Стас. Улыбнулся Груздень. Пивень попытался нащупать языком выбитый зуб.

— Полно тебе, Зорень. Обошлось и ладно. Чего в семье не бывает? Кто старое помянет, тому глаз вон…

Подумал, переглянулся с волхвом, вытянул из под волчовки нож. Искоса, задумчиво посмотрел на конязя, на недоуменно глядящих на его нож, воев и медленно провел лезвием поперек ладони.

Брызнула из под ножа кровь, капли сорвались на непокрытую столешницу.

— Вот моя рука, конязь Зорень. — Показал глазами на «волчат». В них моя кровь, а их кровь во мне течет. Будь и ты побратимом. Моя стая, твоя стая. Твое дело, мое дело…

— Божья ладонь твою кровь приняла, Слав. — Пивень взглядом указал на крышку стола, впитавшую капли его крови. Это к добру, конязь Зорень.

Зорень долго смотрел на его окровавленную ладонь, на его ждущее лицо, на суровые лица побратимов. Затем принял из его руки нож, снова долго смотрел на лезвие, думая о чем то, и так же медленно разрезал свою ладонь и вложил ее в руку Стаса.

Стас слегка приподнялся на носках и обнял конязя.

С грохотом повалилась лавка. Это Леха кинулся к ним. Груздень сорвал с себя волчовку и кинул ее плечи Зореня.

— Походи и ты сейчас в волчьей шкуре, конязь. Узнаешь, каково это. — Крикнул он прямо в ухо, и оглушительно засмеялся.

— Ну вот, брат, теперь и в тебе волчья кровь. Растет стая. — Улыбнулся Стас. — Хорош волк, Пивень?

— Волк у нас один. — Пивень не склонен был веселиться. — А волчонок добрый будет.

Эльфы мало что поняли, но что — то, видимо, захватило и их. Переглянулись, и Рэд выступил вперед.

— Бери и нашу кровь человек-волк! Будь и нам братом. Кровь светлых эльфов лгать не умеет.

И прежде, чем Стас успел, что-нибудь сообразить, эльф подал ему свою окровавленную ладонь. И еще четыре эльфийских ладони легли сверху.

Поступок эльфов искренне взволновал его.

— Вот уж никогда не думал, что породнюсь с эльфами. Вовремя ты приехал, брат Зорень. А, где наша не пропадала! — Обреченно махнул он рукой. — Погубит меня когда-нибудь моя доброта. Но ничего не могу поделать с собой. Хмурый, позови Свиста. Он где- рядом.

Повернулся к Зореню.

— Десяток ребят не дам, а одного мальца получишь. Дельный хлопец. И не на месяц, а на три месяца даю. Чего не сделаешь для побратима.

Вошел Свист и вытянулся, глядя на Стаса. За ним тихо, чтобы не привлекать к себе вниманию, прокрался Квашенка.

— Свист, поедешь в Соколень с конязем Зоренем. Сделаешь из стада коров людей, знающих что такое меч и с какой стороны к нему подходить.

— Вождь…

— В нем моя кровь, Свист. Зорень, покажи руку. Русский глазам не верит, пощупать надо.

Зорень послушно приподнял свою руку над столом.

— Я понял, командир. — Без особой радости согласился Свист. — Вот если бы…

— Квашенка едет с тобой. — Неохотно добавил Стас. — И пояснил конязю. — Неразлучники. Ничего не поделать, придется отпускать и его. Квашенка, хватит за Свиста прятаться. Покажись конязю.

Смущенный парень вышагнул вперед из-за спины Свиста.

— Как бы воеводы мешать не стали. — Раздумчиво озаботился Свист. — Поди, до сих пор обиду таят.

Стас поморщился.

— Экий ты боязливый. А я тебя конязю нахвалил. — И твердо добавил. — Над тобой только конязь Зорень. Больше никого.

— А если…

— Заруби! — Чтобы отвязаться от Свиста отрезал Стас.

Свист приободрился.

— Сколько, командир?

Парень отнесся к вопросу со всей серьезностью и Зорень не на шутку встревожился.

— Одного — двух хватит?

Свист переглянулся с Квашенкой и кивнул головой.

— Могу и больше.

— Ну, тебе видней. Голова за плечами. Сообразишь на месте. Перед отъездом зайдешь попрощаться. Леша, налей им по кружке винца. Обмыть повышение надо. — И повернулся к парням. — Не подкачайте, ребятки. Чтобы конязь Зорень на вас не жаловался. Не осрамите «волчат».

— Командир! — Свист уже подносивший кружку ко рту собирался обидеться.

— Ну, ну.… Уж и слова нельзя сказать.

Зорень проводил парня взглядом, едва ли не со страхом глядя ему в спину.

— Он, что и в самом деле зарубит? — Медленно, по волчьи, поворачиваясь к Стасу, спросил он.

— А, не бери в голову. — Легко ответил вместо Стаса Леха и поторопился успокоить. — Одним больше, одним меньше, не велика разница. Впрочем, Свист — парень с головой, зря рубить не будет. Управится легким и изящным мордобоем.

Груздень с сомнением покачал головой.

— Горяч. Не объезжен еще как следует. Нетерпелив. Может лучше подождать, когда Хруст вернется?

— Хруст «волчат» получит, пока всех не растащили. Давайте вернемся к нашим баранам. Братья эльфы, а вы что как не родные? Словно воды в рот набрали. Рэд, сколько времени ты нам даешь? — Мимоходом взглянул на Зореня и кивнул. — Помогите конязю Зореню, а то ладонь от всей души располосовал, повод в руке не удержит.

Рэд без слов шагнул к Зореню и накрыл его руку своей ладонью. Ко всеобщему изумлению, рана исчезла. Исчезли даже сгустки крови.

Пивень привстал с лавки и раскрыл рот. Профессиональное любопытство во всю ширь растащило его душу. Словно нечаянно ладонь эльфа прошлась и над рукой Стаса.

— Учись, волхв. А то ты все мышиные хвосты да лягушечьи лапы в своей ступе толчешь, а потом нас этим потчуешь. — Груздень толкнул волхва локтем. — Провел ладошкой и целехонек.

— Я уже говорил тебе, Слав, год по вашему летоисчислению. А может быть и меньше. Вандорги пробуждаются не в одно время.

— И на том спасибо. Слышали, судари мои?

— Надо князей собирать. — Угрюмо пробасил Пивень. — И угораздил же меня Род связаться с тобой, вождь. Как славно жилось за спиной у конязя Зореня. А с тобой на холках уже живого места нет! С коня ем, на коне сплю…

Груздень и Леха, глядя на его удрученное лицо, расхохотались. Улыбнулся и Зорень.

— Так не поздно еще и вернуться.

Пивень, не морщась, выплеснул вино в горло.

— Не могу. Привык. Будто на ветру живу. Аж, ноздри дрожат, как у блудливого кобеля. Где бы я у тебя, конязь, с эльфами породнился? А с ним, изволь… буду терпеть!

— Так и не жалуйся.

— А как не жаловаться, коли еще до седла не дошел, а холки уже криком кричат.

Груздень снова расхохотался и хлопнул Пивня по спине.

— То не холки, то мясо в тебе кричит, которое ты без меры не жеванным глотал и на волю просится. А по коняженьям и каганатам тебе самому не терпится покататься.

И новый взрыв смех прокатился за столом. На этот раз смеялся даже Зорень. Улыбнулся и Стас.

— А пока то да се, мы Рэдэльф, поищем твоего принца. По всему судя хороший парень, этот принц, если очертя голову полез на эти галеры. О, черт! Чуть не забыл. — И повернулся к эльфам. — Ребята, кто-то из вас должен ехать с князем, а кто-то с нашим страдающим волхвом. Пусть люди из первых уст услышат.

— Умеешь ты, Стас, выбрать кусочек пожирнее. — С нескрываемой завистью выдохнул Леха, переглядываясь с Грузднем.

— Будто вам кусок хуже достался. Да я тебе три твои маленькие звездочки одним махом на три большие поменял. Полковник, можно сказать! Не шутка в деле. А ты все не доволен.

— Мы со своими звездами на цепь, а ты на свободную охоту. — Не уступал Леха.

— А на то я и Волк! Богу богово, а кесарю кесарево. Вот так то мой дорогой друг и напарник. У меня и прежде позывной «Серый» был. А группу мою «волчатами» звали. Как видишь, все возвращается на круги своя. Жизнь продолжается. — Закончил он с легкой улыбкой и хлопнул себя ладонью по лбу. — Из ума вылетело. Воевода, пошли на смену Хрусту и Войтику десяток. Нельзя оставлять без присмотра, этот чертов лесочек. И меняй каждый месяц.

 

Глава 18

В первые же дни появилось в душе Стаса невольное сочувствие к нелегкой судьбе воеводы Хмурого. Услышав о возвращении вождя в детинец, потянулись к нему по делу и без дела люди. То он утверждал соцких с улиц. То приходили к нему старосты концов. Делил выгоны и выпасы, земельные наделы.… А заботы валились и валились нескончаемым потоком на его голову.

Зорень посматривал на него с легкой усмешкой.

— Ну, что, Слав? Каков на вкус коняжеский хлебушек? — Читал Стас в его, полном не скрываемой иронии, взгляде.

В ответ приходилось только разводить руками.

Зорень, похоже, собрался еще погостить.

Заглянул как-то на огонек тусклой оплывшей свечи, сел напротив, уткнулся подбородком в кулаки.

— Думаю, Слав, и мне пришла пора хоть краем глаза взглянуть на эти проклятые Сумерки, подивиться на черный лес.

— Если ты насчет грибов или ягод, так нет их там. — Хмуро ответил Стас.

— До грибов не охотник. Не коняжеское это дело. И ягоды сенные и горничные девки собирают — Зорень даже не улыбнулся. — Оленя погонять, или кабана на рогатину взять, другое дело. Поеду с ребятами, а с Хрустом вернусь обратно. Пока мои вои около твоих учатся, я и обернусь.

Стас устало махнул рукой.

— Делай, как знаешь. Сам большой. — И с завистью добавил. — Сам бы, закрыв глаза, удрал на все четыре стороны. Достали до самого «не могу».

— А ты не лезь во все дырки. Все равно не успеешь, и рук не хватит.

— Так уж сам просил, чтобы мирного вождя выбрали. Полдня стариков уламывал. Уперлись, и не в какую. Боятся, что власть не поделим.

— Тогда остается одно, Слав. — Зорень сделал многозначительную паузу и закончил. — Терпеть!

— Спасибо. Утешил. — Хмыкнул Стас. — А еще другом прикидывался.

— Род терпел и нам велел. — Зорень, глядя на его потерянное лицо, развеселился. — Это тебе не мечом перед носом у хороших людей размахивать. Тут еще и думать надо!

— Вот только этого не надо. А к Сумеркам и в самом деле, съезди. Может и надумаешь что. Ум хорошо, а два…

— Уже лучше? Правда?

— Да иди ты под такую голень! Но только уговор. Туда и обратно. Дождусь Хруста и на поиски принца отправлюсь. Рэд уже прохода не дает. Впору за углом прятаться. А ты здесь останешься…

— Так бы объяснил ему, что обещанного три года ждут.

— Не для эльфийского ума пока наш юмор. Боюсь, обидится.

Дверь с треском, на отмашь распахнулась, и на пороге появился воевода Хмурый.

— Прости вождь, плохие вести.

Стас вздернул левую бровь.

— Говори…

— Зареченский конязь Бохун набегом на окраинные села наехал. Народу много побил, а более того с собой свел. Веси пожег. Люди к нам прибежали, из тех кто уцелел.

Стас с досадой поморщился.

Не ко времени конязь Бохун безобразничать вздумал. Ой, как не ко времени! И без него забот, не обобраться.

Зорень, глядя на его озабоченное лицо, пояснил.

— Надел не велик, Бохуну при разделе достался. Вот и подгребает под себя все, что плохо лежит. Задирист конязь. Драчлив не в меру. Ко мне наведывался не единожды. И битым уходил не раз, а все неймется. Все от зависти не излечится. Родным братьям и то от него достается.

— Хмурый, Пивня ко мне. И сам той же ногой обратно. — Стас принял решение.

Хмурого словно сдуло с порога.

Мгновеньем спустя он появился снова.

Еще чуть погодя пришел явно не довольный, тем что его оторвали от высоких дум, и Пивень.

— Добрые люди спят, который уж сон видят, а тебе хоть глаза сшей. — Проворчал он, валясь на лавку, которая под его грузным телом жалобно скрипнула.

— Это у тебя от старости такой вредный характер, сударь мой волхв. И на сон тоже от нее, от старости жадный. — Встретил его сочувственными словами Стас. — Может и правда отпустить тебя на покой? Будешь со стариками на бревнышках сидеть и спину на солнышке греть. А к делу кого-нибудь помоложе пристрою? Как ты думаешь, брат Зорень?

— А вот это видел?

Пальцы волхва, толстые, поросшие густым волосьем, ловко сложились в огромную и наглую фигу.

Стас улыбнулся краем губ и подмигнул Зореню.

— Прорвало таки. А я уж думал, все. Пора на печь…

И повернулся к Хмурому.

— Вижу, что заскучал воевода? Бездельем маешься. Жирком заплывать начал. Того и гляди, как у Серда пузо появится. Скоро и в седле не усидишь.

Хмурый фыркнул и засопел от обиды.

— Вот еще…

— Даже так? — Стас явно был доволен, что у Хмурого не обнаружилось означенных недостатков. — Тогда бери три десятка и вперед, в Заречье. Пора призвать к порядку дебошира.

Хмурый округлил глаза и попытался открыть рот, но Стас коротким движением руки вернул все на место.

— Нет, Хмурый. Никакой войны. Никакого кровопролития, и не каких подвигов. Все тихо, по домашнему. Весело и непринужденно. Как с любимой девушкой. Сначала легкое удивление, потом дикий восторг. И долгая счастливая семейная жизнь. И совсем не больно! Не забыл еще?

Хмурый часто, часто закивал головой.

— Понял, командир. А конязь?

Глаза Стаса потемнели.

— Он мне не нужен. — Жестко ответил он и участливо спросил. — Хмурый, друг мой, может мне Алексея вызвать? Или Хруста подождать? Как ты думаешь?

Хмурый испуганно дернулся.

— Командир, я все понял.

Зорень нахмурил брови.

— Не круто ли, Слав? Обычное дело между своим. Сегодня он тебя, завтра ты его.… Не нами заведено и не нас кончится.

— На нас! Здесь! И сейчас!

Голос сухой и твердый.

— Хмурый, останешься там наместником. Дружину перетряхни, как добрая хозяйка половик перед порогом. Десяток ребят оставишь у себя, а остальных вернешь. А с ними еще полусотню, а лучше сотню воев со своим хлебом. — Стас повернулся к волхву. — А ты, мой ученый друг, все там оформишь надлежащим образом и на государственном, дипломатическом уровне. Не хлопай глазами. Слово это наскрозь ученое, потом объясню. Примешь от них присягу на верность богу, царю и отечеству. Ну, и по случаю Государственного праздника объявишь народные гулянья.

Пивень, шлепая толстыми губами, готов был разродиться целой кучей вопросов, но Стас прихлопнул это, вполне естественное желание, суровой десницей, решительно и в самом зародыше.

— Можешь даже отменить на пару лет моим именем какую-нибудь непосильную подать.

— А…

— Ну, да. Конечно. Как же я мог забыть? — Стас с ухмылкой заглянул в растерянное лицо волхва. — Разрешаю. Ничего не могу с собой поделать. Сердце, как воск. Можешь взять в дорогу валенки. Кровь старая и не хрена не греет.

Зорень слушал молча, не вмешиваясь.

— Братья конязя Бохуна могут возмутиться. — Осторожно, словно размышляя в слух, произнес Зорень, прислушиваясь к гневному сопению волхва. — Как никак родовой удел отвалится.

Стас прищурил глаза и снизу вверх с явным сомнением посмотрел на воеводу.

— Слышал, брат Хмурый? Может мне поехать? А ты здесь, в Волчке.

— Вождь! Командир! — Запинаясь, поспешил успокоить его воевода. — Возмущений не будет. Когда выезжать?

— Так ты все еще здесь? — На лице Стаса появилось неподдельное изумление, которому, казалось, не было границ. — Загибаю пальцы! Раз…

Хмурого словно ветром унесло.

Стоял, и уже нет.

Только распахнутая дверь зияет черным провалом.

Стас повернулся к волхву.

— Пивень, мой друг, ты не знаешь где взять валенки? — Участливо спросил он. — Зорень, у тебя случайно нет подходящих? А хотя зачем они тебе в разгар лета?

Пивень вскочил на ноги и, опрокинув лавку, заторопился к дверям. У дверей остановился и, сверкая глазами, погрозил кулаком.

— Припомню я тебе эти валенки!

Стас и Зорень громко и от души расхохотались.

Загрохотала дверь.

По крыльцу яростно и гневно загрохотали сапоги волхва.

— И все таки, Слав, с Бохуном ты погорячился. Как бы на тебя конязья не ополчились. — Раздумчиво сказал Зорень, когда стихли шаги за стеной. — Виру за побитый народ и сожженные веси с него покруче заломить и будет.

— Пойми, побратим, с отморозками нельзя вести переговоров. Они законов не признают. С ними можно разговаривать только по их же понятиям. Иначе беспредел не остановить.

— У него два брата. И у каждого по крепкому коняжеству. В две дружины пойдут, не выстоять.

— Дружин не будет! Отморозки, это моя, так сказать, гражданская специальность в прежнем мире. Их надо убирать тихо и незаметно, без шума и пыли. Иначе, уж поверь мне, расползутся, как тараканы. И по своим бандитским понятиям заставят жить вполне приличных людей. А тебе тараканы нужны? Мне нет.

— И все таки не привычно все это, Стас.

— Может и не привычно, но необходимо. — Жестко ответил Стас. — Я, брат Зорень, люблю спать спокойно. Вот погоди, разгребу немного дела, разведку налажу, агентуру разбросаем. И заживем спокойно.

Конязь от изумления чуть не поперхнулся.

— И когда ты успеваешь все это придумывать?

— Что делать? Работа такая. Я ведь боярами, или как их тут зовут, пока не обзавелся. Приходится все самому. — Он поднял руку и удержал Зореня от очередного вопроса. — Рэдэльф подходит.

— С чего ты взял? — Снова удивился Зорень.

— Его мысли слышу. Он всегда меня предупреждает. Вежливый мужик!

А чуть погодя и в самом деле осторожно скрипнула дверь и, согнувшись почти вдвое, в незатейливое жилище Стаса вошел эльф.

— Бессонница замучила, Рэд? — Спросил он и повернулся к Зореню. — Конязь, пока не забыл, завтра десяток рано поутру уходит на смену Хрусту и Войтику. Если не передумал, я велю разбудить. Бронник и оружие для тебя я велел в твой шатер перенести. Волчовку оденешь поверх бронника.

Прищурил глаз, посмотрел лукаво.

— Или раздумал?

Кивнул головой, указывая эльфу место за столом напротив.

— Садись Рэд. Наши потолки под твой рост не рассчитаны.

Зорень хотел было обидеться, но не успел, и запоздало проворчал.

— Спасибо, не просплю.

— Рэд, потерпи пару недель. Немного осталось. — Виновато попросил он. — Ты хоть знаешь где, хотя примерно искать, твоего непоседливого принца?

Эльф отрицательно помотал головой.

— Прежде знал, а теперь нет. Принц уходил на заход, в сторону гор.

Зорень совсем было собравшийся уходить, снова вернулся на место и с большим интересом посмотрел на эльфа.

Стас покосился на него.

— Не проснешься, конязь.

Зорень отмахнулся от него рукой.

— И что за надобность погнала принца в горы? У нас и слышали то о них не все.

— Принц ищет убежища темных.

— А откуда он знает, что темные не в Сумерках?

Рэдэльф покачал головой.

— Колыбель вандоргов полна сюрпризов, как вы уже сами успели заметить. Дитя капризно, а это дитя, к тому же, и опасно. Даже, для породивших их…. Вы успели побывать только на опушке, а что происходит в глубине черного леса неведомо никому.

— И даже темным?

— А почему и нет? Держать под контролем подобный ужас и в таких количествах не под силу даже могущественным богам.

— И чем занимаются темные в горах?

Эльф пожал плечами.

— Век эльфа несравним с человеческим. Эльфы умеют ждать. — И совсем тихо, словно для себя, добавил. — А темные и не только ждать.

Стас заинтересованно приблизил к нему голову.

— Поясни!

Эльф помедлил и неохотно ответил.

— Древние боги наделили эльфов тем, что стало предметом зависти людей и причиной постоянной вражды. Практически бессмертием. Нас не возможно искалечить. Мы в состоянии восстановить поврежденные части тела. Нас можно только убить. И только для этого мира. Но даже там, за туманными морями мы продолжаем жить. Они научили нас понимать природу и жить в ладу с ней. Мы не строим замков и крепостей. Мы перестраиваем под них горы. Лес сплетает для нас дворцы. Темным же этого было мало. Они захотели большего. Они захотели сами стать богами. А результатом стала катастрофа. И гибель нашего мира.

— А орки, Рэд? Они, по моему, вполне освоились с Сумерками.

— Орки первыми вырвались на Забытую дорогу. И сумели не только захватить часть земель, но и выстроить, говоря на понятном языке, стену против вандоргов. А кроме того давно служат темным. Но в черном лесу орков немного. Большая часть ушла в горы.

У Зореня давно вертелся на языке вопрос, но он никак не мог вмешаться в разговор, и вот сейчас воспользовавшись тем, что эльф замолчал, задумчиво глядя куда то в бесконечную даль через волоковое оконце, вставил.

— А темные не боятся, что черный лес захватит и этот мир?

Эльф поднял на него свои изумрудные глаза.

— Может быть. — Нехотя ответил он. — А может быть и нет. Сила их настолько велика, что не подвластна пониманию.

— Дурь это, а не сила! — Поморщился Стас. — Набезобразничать и удрать, много ума не надо. А скажи Рэд, ты можешь показать мне весь лес? Если хотя бы часть из того, что говорят о вас, правда, тебе это вполне по силам.

Эльф с сомнением покачал головой.

— Не уверен, Слав. Многое для меня сейчас закрыто. Темные осторожны и тщательно скрывают свои убежища. Но попробовать можно, если только твой разум…

— Вполне пригоден! И даже если нет, то попытка не пытка!

И Стас почувствовал, как его мозга коснулись чуткие бережные пальцы.

— Нет, Слав, не могу. — Мотнул головой Рэдэльф. — Опасно. Твое сознание, твой разум, могут не вернуться в твое тело, если только темные обнаружат тебя.

Зорень весь напрягся и со священным ужасом переводил взгляд с одного на другого.

— И, все-таки, попытаться надо! А вытащить, в случае опасности меня, я думаю, ты сумеешь. — Успокоил его Стас.

И снова ощутил легкое прикосновение.

— Конязь Зорень, протяни Славу свою руку. — Попросил Рэд, с надеждой глядя на Стаса и все еще надеясь, что может быть, все же одумается человек.

— Вперед и с песней! — Рассмеялся Стас и поторопил эльфа. — Сделай милость, Рэд, не тяни резину, а то и в самом деле испугаюсь.

Эльф мрачно вздохнул. Изумрудно-зеленые глаза потемнели, и Стас почувствовал головокружение. Тело стало вдруг необыкновенно легким, оторвалось от пола, вытянулось в горизонтальной плоскости и, не спеша, поплыло к волоковому оконцу.

— О, черт! — Подумал он. — Наверняка, застряну. Мог бы и в двери меня вытолкнуть!

Но его опасениям не суждено было сбыться.

Вытянул руки, как перед прыжком в воду и скользнул в ночь, не зацепившись даже волчовкой. И взмыл вверх.

Упоение и восторг!

Ветер. Прохладный ночной ветер надежно принял его послушное тело. Захотелось закричать во все горло от радости и счастья, как во время первого парашютного прыжка. Но не крикнул. Не пацан! И как на это посмотрит эльф? Перевернулся через голову, распахнул руки и лег в крутой вираж. И свечей вверх! И снова переворот через голову. Далеко внизу чернеет многоугольник детинца. И рыбкой вниз, до самой земли. Пронесся над посадом. Остановился перед самым волоковым оконцем. Заглянул через него в свое жилище.

Эльф. Стоит в самом центре избы. Глаза закрыты. Губы что-то неясно шепчут.

Зорень, с широко распахнутыми от изумления глазами, держит за руку его самого. А кто же тогда здесь, в ночном небе?

— Слав, побереги силы! — Долетел до него явно обеспокоенный голос Рэда. — К тому же Зореню трудно тебя держать.

— Я понял, Рэд. — Смутился Стас и даже попытался виновато наклонить голову.

Сложил ладони лодочкой, ударил ногами, отталкиваясь как от тугой морской волны, и рванулся вверх. На мгновение застыл, вглядываясь в черноту ночи, и заметив красную, еле мерцающую точку, ринулся вперед.

Лес. Холмы. Просторные поляны. Река. А вот и плот. Стыдливо выглядывает из-под нависших над ним кустов.

И снова холмы. И снова лес.

Где-то слева овраг.

Овраг на месте. Где же ему еще быть?

Разодрал землю безобразной трещиной на много верст, словно пытаясь удержать черный лес.

Красная точка выросла в костер.

Спят вои.

У костра Войтик с Толяном о чем-то чуть слышно разговаривают. Молодцы. Усвоили таки науку, не светиться в пламени костра.

Спустился ниже. Завис над ними. Войтик лениво шевелит губами. У Толяна глаза, как у раскормленного кота. Делает вид, что слушает. Только что уши не подрагивают.

— Эй, эй! Не спать, брателло! До собачьей вахты никак не меньше двух часов.

Вздрогнул от неожиданности бедняга. Подпрыгнул, озирается. Что-то торопливо объясняет растерянному Войтику.

Что говорит, не разобрать. Уши, как ватой заложило.

— Слав, не теряй время!

— Караулы проверяю…

А сам кивнул головой, а может только подумал. Что кивнул и снова свечкой вверх. И туда, в сторону застывших угрюмой бесконечной громадой гор.

Внизу лес бескрайней черной плитой придавил землю. И не единого пятнышка. Нет, похоже, все-таки ошибся. Размытое неясное и непроницаемое пятно. А чуть дальше и левее еще одно. Спустится пониже? Вряд ли поможет. Но попытаться можно.

— Нельзя! — Строгий неумолимый голос эльфа ворвался в его сознание. — Опасно!

Хороший радар у эльфа. Радиус действия практически неограничен.

Внизу река черной лентой извивается. И Сумерки обрываются. Любопытно бы узнать где переправа. Влево? Вправо? Туда-сюда? Направо пойдешь, налево пойдешь? Была, не была! Где наша не пропадала. Орки чаще всего слева идут. Стрелой вдоль реки по течению. Хоть бы паром найти. Не может быть, чтобы ничего не было. Есть! И не какой то задрипанный паром. Мост!

Мост, это хорошо. Практически по специальности. Только рвать не чем, когда приспичит. Хороший мостик. Для своего времени добротно сработан. На каменных опорах. С волноломами. Две телеги в ряд пройдут и не зацепятся.

Винтом ушел вверх.

Можно и в горы.

Опять размытое пятно на полгоры.

Или показалось? Подойдем поближе. Любопытно посмотреть. Кто это так стыдливо личико ладошкой прикрывает?

Гюльчетай, открой личико…

— Слав! Назад!

— Поздно, Рэд, поздно…

Еще чуть-чуть. Самую малость.

Хлестнула навстречу нестерпимо яркая вспышка. И сразу взрыв. Мозг разодрала дикая невыносимая боль. Задохнулся. Закричал.

Или это эльф кричит? Тогда почему Зорень падает на колени?

Новая вспышка. И новый взрыв.

Отбросили на несколько верст. Сразу онемели руки. Хотя откуда взялись руки? Они же там, в оружейной избе. Вместе с телом. Здесь же только сознание. Безмозглая аура. Или с мозгами? Чем-то думается? Мыслится…. Но тогда почему так больно? Земля вырастает в глазах. Черная. Твердая.

— Хана! Амба, Стас! Веником целую неделю собирать будут. По полям. По лесам.

Полыхают изумруды на тонком почти прозрачном лице эльфа. Зорень кричит, судорожно раздирая рот, и тащит его руками с лавки.

— Больно же Зорень. С корнем выдерешь!

В глазах темнеет. Все, земля…

Неведомая сила рванула его за руку и выдернула у смерти на палец от земли, протащив над рекой, над Сумеречным лесом, над слабой искоркой костра. И с грохотом бросила на лавку, впечатав спиной в стену.

Медленно и неохотно возвращалось сознание. В глазах все еще обжигающий, нестерпимо яркий свет. Нет. Пожалуй, не в глазах. Где-то глубоко за ними. А глаза все еще закрыты. Но почему тогда он все видит? Эльф тянет раскрытые длинные ладони к его голове. Зорень мертвой хваткой вцепился в его руки и продолжает тащить. Неужели не понимает, что он уже здесь.

Вдавился спиной в стену так, что трещит позвоночник. Больно! Почему?

— Я же давно вернулся! — Хотел крикнуть он.

Но не крикнул. Язык отказался повиноваться ему.

— Слав, возвращайся!

— Куда? Я же здесь, с вами.

Мозг рвется на части. Господи…

С усилием, глаза словно песком забиты, разодрал веки.

Зорень с побелевшим лицом склонился над ним.

— Слав, очнись!

— Очнулся я…. — С трудом пошевелил губами. — Не кричи ты, ради бога. Больно. Со свиданьицем, ребятки.

Попробовал улыбнуться. Получилось плохо.

Зорень метнулся в угол, где стоял почти не тронутый кувшин с вином. Расплескивая вино, наполнил кружку и толкнул ему в раскрытую ладонь.

Руки все еще дрожали. Пил вино, как воду, не чувствуя его терпкой горечи.

Эльф и конязь все еще стояли напротив, склоняясь над ним.

— Ну, что вы уставились на меня, будто я с того света вернулся? — Криво усмехнулся Стас. — Даже рукавом за угол не зацепился. Еще не вечер, побратимы! Пошумим еще.

Эльф укоризненно покачал головой.

— Тебе не следовало так близко подходить к убежищам темных эльфов, Слав. Они шутя могли разрушить, уничтожить твой мозг. Пусть даже такой тренированный, как твой. Это хорошо, что ты вольно или невольно успел выстроить защиту на случай неожиданной атаки.

На губах Стаса появилась кривая усмешка.

— Какая, к чертям собачьим, атака? Да меня отбросило, как пушинку на несколько верст. Кувыркался в поднебесье, любо дорого, посмотреть. — Он с силой потер ладонями виски. — Головная боль никак не хотела расставаться с ним и он пожаловался. — Таблетку бы анальгина сейчас.

Зорень догадливо наполнил снова его кружку.

Стас заметил кровоподтеки на запястьях его рук и удивленно поднял брови.

— Это ты с такой силой сжал их, когда получил первый удар. И если бы не Зорень…

— Спасибо, Зорень. Спасибо, брат! — От всей души произнес он и, с трудом поднявшись, обнял конязя. Постоял и болезненно улыбнулся. — Не напрасно сомневался Веселин, резать тебе горло или маленько обождать.

Зорень непроизвольно погладил шею, явственно ощутив прикосновение ножа.

— Забудь! — Попросил Стас. — Чего не бывает в родне? Зато мы знаем сейчас, где искать их норы. А пятна в лесу, это укрытия орков. Так Рэд?

Рэдэльф неохотно пожал плечами.

— Может так, а может и нет.

— Растолкуй…

— Одним оркам такую защиту не только не выстроить, но и не удержать. — Тихо ответил он. — И где-то там, у последнего пятна принц.

Стас вскинул голову.

— Пассажиром ехал? Или использовал меня, как видеокамеру?

— Я видел все тоже самое, что и ты. Твоими глазами. Кое-что мог видеть и конязь Зорень. — Неохотно ответил эльф, мало что поняв из его вопросов. Зорень кивнул головой.

— И вот, что я сделаю, Слав. Я завтра возвращаюсь в Соколень. Оставлю там Свиста с твоими «волчатами». И вернусь обратно с полусотенной дружиной. А тех воев, с которыми пришел сюда, тоже передам Свисту.

В глазах Стаса появилось осуждение.

— Удаль молодецкая заиграла? Кровь в голову ударила? Острой сабелькой помахать захотелось?

Зорень обиженно поджал губы.

— Своими глазами увидеть все хочу. — Твердо заявил он и повернулся к эльфу, ища поддержки у него.

Но Стас покачал головой.

— Давай без обиды, брат. Здесь мое гнездо. Мой род, мои люди, мои товарищи. А ты коняжество оставляешь. Что это за гадючник, я знаю. Читал. Да и соседи у тебя, те еще ребята. А когда мы вернемся, кому это известно? Не на загородную прогулку отправляемся. И всякое возможно.

— Твои волчата помогут. — Не сдавался Зорень. — Присмотрят за хозяйством. И, кроме того, у меня тоже есть надежные люди. Сумеют остудить горячие головы.

Стас поднял на него пытливый взгляд.

Зорень смотрел решительно и твердо. И уступать не собирался.

— Не от праздности бегу, брат. Беду лучше пораньше встретить. А сегодня и сам увидел краем глаза. что за беда к нам в двери идет. Молодецкой удали да лихого посвиста мало.

Все еще пребывая в нерешительности Стас повернулся к эльфу.

— Ну, что, Рэд? Берем конязя в свою кампанию?

Эльф рассеянно кивнул головой, глядя задумчивым взглядом через крохотное оконце его жилища.

 

Глава 19

На утро Зорень уехал, пообещав долго не задерживаться в своем Соколене. А с ним отправился и Свист, все еще с надеждой заглядывающий в глаза Стаса.

И снова с головой, как в омут, затянули серые рабочие будни, хотя от части забот можно бы было избавиться. Соцкие и старосты концов оказались людьми беспокойными, знающими и толковыми. Делу стоять на месте не давали. Но такова уж была его поганая суть. А она, эта самая суть, толкала его нос везде и всюду.

По вечерам, оставаясь один, а такое случалось не часто, пытался восстановить в мельчайших подробностях, увиденное с помощью эльфа. Границы Сумеречного леса, реку, горы. Селения, разбросанные по обоим берегам. Еле заметные дороги, больше напоминающие забытые тропинки. В виду полнейшего отсутствия бумаги, набрасывал кроки кончиком ножа на земляном полу в углу своего обиталища, прямо на земляном полу, в углу своего обиталища кончиком ножа.

Появлялся Рэдэльф. Иногда с друзьями.

Разглядывал творение его рук, иногда бросал скупые дельные замечания. Но чаще всего молча сидел. Поглядывая в волоковое оконце.

Стас. глядя на его холодное тонкое лицо. терзался одним вопросом и, наконец, не утерпел.

— Скажи мне, дружище. А ведь у этих чертовых скал шарахнули меня по башне не примитивным телепатическим «кулаком». Встречал я ваших черноглазых…Слов нет, ребята крутые. С одним даже поболтали на коротке. Но чтобы достать меня на таком удалении! Прости, Рэд, не поверю. Только не делай круглые глаза. Портят. Наслышаны о ваших эльфийских штучках. Но всерьез не принимал. Думал, что все это мура из детских сказок. Пока не отоварили меня по полной программе в первый визит. Пока не увидел, как ты сковырнул Сумеречную гору…И с принцем, думаю, у тебя кой-какая связь есть. Какой-нибудь незамысловатый перстенек или камушек из ваших чародейских запасников.

Рэд с ответом не спешил. Но перстень, который он носил на среднем пальце левой руки, незаметно перевернул камнем внутрь.

— Не темни, Рэд. Колись… — Подтолкнул его Стас. — Я ведь спрашиваю не ради праздного любопытства. Не дай то бог лупанут они этакой силищей да со всей дури по нам многогрешным!

— Да, нет, Слав. Тайны тут нет. И в самом деле есть одна священная эльфийская реликвия. С незапамятных времен хранили ее наши жрецы в тайном храме на краю земли. — Неохотно ответил эльф.

— Уже теплее. И темные самым бессовестным, и совершенно безнравственным образом, умыкнули раритет.

Эльф виновато пожал плечами.

— Примерно…

— И конечно же счастье, как водится, вам изменило уже на утро. Прости за вольный язык. — С долей плохо скрытого скепсиса, покачав головой, проговорил Стас. — Нет, нам, людям, все-таки проще живется. У нас говорят, человек сам кузнец своего счастья. Зато темным сразу фарт попер. И что же это за реликвия такая? Постой, не говори. Я сам попробую угадать.

Попытался припомнить все прочитанное в книгах.

— Ну, конечно же, как я сразу сам не въехал! Какой-нибудь первородный огонь, в котором в стонах и корчах зарождался мир. А для безопасности и удобства транспортировки первые боги, или как они у вас зовутся, запихнули его в камень. И вся его древняя неведомая мощь готова рвануть наружу. А с чего бы я еще чуть не ослеп? Угадал?

Эльф нахмурился, шокированный простецким рассказом Стаса.

— Да ты не обижайся. Говорю, как умею. Чего ждать от солдата? Ты только скажи, угадал?

— Не совсем. — Нехотя ответил Рэдэльф. — Но совсем недалеко от истины.

— Могу и дальше перечислять. Все равно в масть попаду рано или поздно. Рэд, мне эта ваша окаменелость и даром не нужна. Но человек, как ты понял не эльф, глазам не верит. Ему пощупать надо. А лучше проверить, не обманули ли. Один умник сказал однажды, дайте мне рычаг и я переверну мир. С той поры за неимением рычага, все стараются хоть оглоблей, да подковырнуть его. А эта ваша штуковина в умелых человеческих, я повторяю, человеческих руках может стать чем-то пострашней оглобли. Люди не эльфы, Им или все, или ничего. Либо пан, либо пропал. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Понимаешь логику? Целовать, так королеву, воровать, так миллион. И никак не меньше.

— Знаю, сталкивались. — Эльф потерянно опустил голову. — Эти пороки проникли и в наш мир. Вместе с кольцами власти.

Голова опустилась еще ниже, и голос стал почти не слышен.

— Рэд, сказал «а», говори «б»…

Хорошо, Слав. Слушай.… Когда эльфы, гномы и люди получили кольца власти, Великий Манве почувствовал беспокойство. Он вдруг подумал о весах мироздания. Мир далек от совершенства. Корысть одинаково присуща и эльфу, и гному, и человеку…

— Это точно. Не дурак ваш Манве!

Эльф нахмурился.

— Не обращай внимания, Рэд. Это я так, размышляю. Что там с весами мироздания?

— И тогда Манве подумал… Хитростью, коварством, обманом и подкупом кольца могут оказаться в одних руках.

— Хоть к доктору не ходи! — Подтвердил Стас. — Ловкачи на белом свете не перевились. Пруд пруди.

— И тогда Великий разжег свой небесный горн, достал свою наковальню и алмазным молотом из звездного металла выковал кольцо всевластья, сила которого могла бы уравновесить силу всех колец власти…

— Не хилая задумка. И что характерно, одно кольцо найти всегда гораздо проще, чем собирать, высунув язык, по всему свету эти самые кольца власти.

Эльф кивнул головой.

— Так, наверное, подумал и Великий Манве, когда заглянул внутрь его природы и увидел неукротимую, рвущуюся в мир, его мощь. И тогда он бросил его в свой горн. И небо содрогнулось от страха. И пролилось огненным дождем. А земля корчилась от боли и ужаса. А по ее прекрасному телу бежали огненные реки слез. А вслед за кольцом, Манве утопил в своем небесном горне наковальню и алмазный молот. А затем и горн исчез в бушующем пламени Великого огня. Того огня, в котором появились на свет звездные миры. И из их брызг миру открылся сказочный мифрил.

— Да ты поэт, Рэд! Тебе надо песни писать, баллады, романы. Большим бы человеком стал!

Но эльф словно не слышал его. И продолжал…

— Но крохотный осколок алмазного молота, откололся и упал на землю, а вместе с ним и память о волшебной силе этого кольца. Не эльфы, не гномы, не люди не решались притронуться к камню, от которого веяло невыразимой силой. И тогда над ним построили храм. Прошли тысячелетия. А может и десятки тысяч лет. Неисчислимыми бедствиями пронеслись над нашим миром войны за обладанье кольцами власти, черные всадники летали над землей, сея смерть. Канули в вечность мертвецкие кольца. А кольцо всевластья мирно покоилось в храме на краю земли под надежной охраной наших жрецов.

— Похоже на сказку…

— Может быть. — Эльф замолчал и отошел к концу.

— И почему бы ему до сих пор там не лежать? Сухо, чисто и надлежащий уход. Как в музее. Все четыре удовольствия. Сам бы век лежал при хорошей кормежке.

— Была еще одна война. И во имя спасения древнего мира, древней цивилизации нашлись смельчаки, открывшие ворота в другой мир и…

— И грохот был такой, что двери с петель слетели. Хозяева спали. Открыть не спешили. А могли бы и поторопиться. Сами виноваты!

— Огненный смерч пронесся над миром, разрушая все на своем пути. — Рэд постарался не заметить его шутливого тона. — Был разрушен и храм, стоящий на самом краю землю. Но о нем никто и не вспомнил…

— Ясное дело. Самому бы ноги унести…И что дальше происходило со злополучным камнем?

— Случайно или нет, но однажды один из принцев, большой любитель всевозможных путешествий и приключений, нашел его. Камень лежал на дне глубокой пропасти. Едва принц приблизился к ней, вверх ударил ослепительно яркий свет. наполненный силой и чудовищной мощью. Много сил и времени понадобилось принцу и его дружине, чтобы спуститься вниз. Но еще больше, чтобы подняться на поверхность.

— Охота пуще неволи. — Кивнул головой Стас, не обращая внимания на обиженное лицо эльфа.

— В свой замок он вернулся один. И ослепший. Шел, ведомый силой камня. Что стало с его дружиной, не знает никто, по сей день.

Во взгляде Стаса снова появилось сомнение.

Рэд не стал его разубеждать.

— Может и в самом деле сказка. С того времени минуло столько человеческих эпох. Многое забылось, а многое просто хотели забыть. — А, что стало с принцем?

— Принц Дельбар заперся в своем замке и больше никто и никогда его не видел. Но прошло совсем немного времени и в царстве темных эльфов, а именно так оно стало называться, после того как вернулся ослепший принц.…Нет, Слав! Говорить об этом не хочу. Последствия тебе уже известны.

Стас кивнул головой.

— Я понимаю. Не стоит бередить рану. И все же, только без обиды, похоже на сказку, в которой я в роли искателя сказочного алмаза. Стоит только заполучить таинственный камень и все сразу вернется на круги своя.

— Или пойдет по следующему кругу. — Не весело усмехнулся эльф. — Никто не знает силы камня. Он может дарить счастье, а может утопить весь мир в горе, обратить в прах все живущее в нем.

— И все же, Рэд, ты не ответил, что сталось с темным принцем. Как его, говоришь, зовут?

— Принц Дельбар.

— Да, Дельбар. Жив ли, а если жив, то где?

— На этот вопрос может ответить только сам принц Дельбар.

— Значит здесь! — Решительно отрубил Стас. — И он сам, и его злополучный камень. Там!

И он махнул в сторону Сумерек.

— И думается мне, что твой принц прет к нему. Тем лучше. Пойдем на перехват. Или ты думаешь иначе?

Рэд вернул кольцо на место и легко коснулся камня пальцем.

— Мой перстень молчит уже много дней. Значит он подошел очень близко к опасности.

— Или…

— Нет! Принц не может погибнуть. Я бы это ощутил. Но кольцо теплое.

Стас вздохнул.

— Ну вот. Все как всегда. И ничего нового. Все уже было. Все есть и все будет, как было. Суета сует и всяческая суета. Не нами сказано. Остается только повторять вслед за великими. И скучно, и грустно.… А почему твои черноглазенькие братишки так пакостно выглядят? Тебя, вон хоть сейчас в президентский полк правофланговым ставь. А они, эти самые черноглазые, мало чем от орков отличаются.

— Ах ты про этих, про рельгов? — Рэд невесело рассмеялся. — Так это не эльфы. Или почти не эльфы. Во время оное темные эльфы решили, что семья и дети отнимают время от созидательного труда и отказались от браков. Уповая на почти бессмертную жизнь.

— Но пришло время, опомнились и…

— Ну, нет! До общечеловеческих или эльфийских эмоций они опуститься себе позволить не могли. Два семени могут слиться в одно и вне материнской утробы.

— Так вот зачем им наши девушки! — Стас с ненавистью ударил кулаком по столу. — Мир однажды через это уже проходил.

— Да они, как и вандорги плод их научных изысканий. Не вполне удавшихся.

— На генном уровне? Или проклятый камень?

Эльф не ответил. Может не понял. а может не захотел отвечать. Да кто его знает, почему вдруг замолчал. поглаживая свое кольцо и без того не разговорчивый эльф.

Так и не сказав больше в этот вечер не слова друг другу, разошлись по своим углам.

 

Глава 20

Первым в городке появился Войтик со своими разведчиками. Похудевшие и почерневшие, они сразу наполнили двор крепости своими веселыми голосами.

— Здрав будь, командир! — Прогремел Войтик. Улыбка во все загоревшее лицо. В глазах все тот же шальной огонь.

— И тебе не кашлять…

Стас, улыбаясь, ощупал взглядом каждого.

Толян таки избавился от своего животика. Веселин, не по годам крепкий, все так же смотрит вокруг себя застенчиво и чуть виновато.

— Я то думал, ты снова в кашевары будешь проситься, а ты орел! Хоть снова в бой. Покой нам только снится…

— Пусть их черт кормит. Они ложками орудуют быстрее, чем кулеш в котле варится. А мне и в седле не плохо.

— И от глаз подальше. Правда, Толян?

— Не понял!

— А кто у костра дремал? — Стас хитро прищурил глаза и искоса посмотрел на Войтика. — Вместо того, чтобы бодро и надежно охранять мирный сон братьев по оружию.

— Чет я никак не могу въехать, командир. — Растерялся Толян, округлив и без того круглые глаза. — Я же думал, что это кто-то прикалывается надо мной. Войтик над ухом у меня бухтит. Пацаны храпят так, что костер тухнет. А тут ты как бы прямо в ухо…

— Сказку про Машеньку и медведя помнишь? — Посмеиваясь, донимал Стас простодушного парня. — Высоко сижу, далеко гляжу.

— Не фига себе! Все равно не догоняю. Войтик, а ты врубился?

— Ладно, Толян, проехали. Что нового, ребята?

— Так все по старому, командир. — Пожал плечами Войтик, обрадовавшись, что командир соскочил со скользкой темы. — Лес вроде бы попритих. И Сумерки разогнало малость. Костерок то от всей души запалили. Но мороз по коже иногда продирает. Так и кажется, что глаза кругом. Смотрят, выжидают, прикидывают, как бы половчей в горло вцепиться.

— Добро, ребятки, отдыхайте. Потом зайдете, расскажете поподробнее. А сейчас вас друзья-товарищи ждут, не дождутся. Но долго отдыхать, Войтик, не дам. Скоро снова пойдете.

Войтик выгнул грудь колесом и хлопнул Толяна ручищей по спине так, что звон по всей крепости прокатился, а другой стиснул Веселина.

— Ну, что я говорил, волчата. Не даст нам командир мхом зарости.

— Правда без Толяна. Его Груздень к себе просит. У него аж четыре крепости под началом. Может воеводой сделает. Ты как, Толян?

Толян отшатнулся, словно в испуге.

— Прикалываешься снова, командир?

Стас, глядя в его испуганные глаза, засмеялся.

— Почему прикалываюсь? Как ты говоришь? Стопудово? Так вот и я стопудово. Так что, землячок мой дорогой, отдыхать тебе долго не придется. День-другой и в путь-дорогу.

Толян немного успокоился и кинул ладонь к виску.

— Есть день-другой и в дорогу. А ты сам, командир. куда лыжи навострил? Если не секрет…

— Какой у меня может быть от земляка секрет? В горы… В те, что за Сумерками еле видны.

Войтик от избытка чувств снова шарахнул плечом Толяна, а заодно подцепил и Веселина.

— Толян, оно тебе надо, это воеводство? Сопли косоруким неумехам подтирать? Груздика караулить? Просись с нами, а воеводство от тебя и так далеко не убежит.

Толян застыл в растерянности.

— А где Хруст?

— В посаде остановился должно быть. — Войтик крутанул головой. — Да нет, вот он скачет вовсю прыть. Хруст, слышал? В горы пойдем! Аж за Сумерки.

Стас покачал головой.

— Нет, Хруст. Помыться, побриться и завтра принимай воеводство.

Вместо опешившего от неожиданности Хруста, изумился Войтик.

— А Хмурый?

— Хмурый сейчас вместе с волхвом под нашу руку Зареченское коняжество берут. Там и останется наместником. — Стаса явно забавляла растерянность воев. — Смотри Войтик, любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Как бы я и тебе что-нибудь не оторвал. Или теплое местечко не нашел.

Войтик поперхнулся и закрыл рот ладонью.

— Жаль будет, если хорошая кампания развалится. — С усмешкой продолжал Стас. — Эльфы, конязь Зорень.

Хруст сердито засопел.

— А может потом, командир? Сначала с тобой, а потом уж.… Или Алексей?

— У Алексея дружина в пять сот мечей и пять сотен верст под доглядом, Хруст. Пора и тебе в люди выходить. Хватит за спиной у меня прятаться. По полям да лесам бродяжничать. Заработаешь плохую привычку, потом не избавишься.

— А сам? — Хруст с тоской смотрел на веселое лицо Войтика и помрачнел еще больше. — А сам тоже по полям и лесам.

— Я вождь! Мне можно. — Веско ответил Стас. — И скажи мне, пожалуйста, сударь мой воевода, где это ты нахватался таких глупостев, чтобы командиру замечания делать?

Войтик и Толян внимательно и заинтересованно следили за их беседой.

Хруст обреченно махнул рукой и, уныло опустив голову, отправился расседлывать коня.

Толян с сочувствием посмотрел ему вслед и что-то вспомнив, крикнул.

— Хруст! Стой, Хруст.

Хруст остановился и неохотно повернул к нему голову.

— Слушай, Хруст. А ты сделай, как в нашей армии. Рвани в самоволку. А еще лучше напейся. Догоняешь?

Хруст явно не догонял и помотал головой.

— Ну, ты и дуб, Хруст. Неужели не въезжаешь? Да командир тебя после этого враз сморщит в рядовые. Меня так сразу из сержантов поперли, а я даже с патрулем не помахался. Почти…

Стас очень внимательно и почти без улыбки следил за попыткой земляка спасти бесславно гибнущего друга. Но не утерпел и спросил.

— Толян, а ты разве в армии служил?

— Я, что, не мазовый пацан? Как всякий реальный чел отдал всю дань Родине.

— И было что? — С глубоким интересом поинтересовался Стас.

— А как у всех. — Гордо ответил Толян.

— Тогда ответь мне вот на какой вопрос, земеля. Куда, на твой взгляд, должен потопать твой друг и приятель Хруст в эту самую самоволку?

Толян попытался наморщить лоб. Хотя можно было и не пробовать.

— Так, как бы…

— Тогда лови еще один вопрос.

Толян замер. Весь внимание. Ждет подвоха. Аж напрягся от усилия. Еще на первом вопросе у парня возникло не шуточное подозрение, что командир его собирается подловить, как фраера.

— Готов?

— Легко!

— Тогда укажи, будь любезен, Хрусту место, где бы он во время рекомендованной тобой самоволки, смог напиться и тогда я пойду вместе с ним, а то и побегу впереди него. А ну колись, друг любезный, где ты нашел такое место? — Помедлил, чтобы полностью насладиться произведенным эффектом и с наслаждением спросил. — Ну, как? Догнал? И въехал? Или все еще не врубаешься?

Подождал ответа и не дождавшись строго, по старшински, скомандовал.

— Кру-гом!

Толян дернулся и четко повернулся через левое плечо. Армия, брат, она и через пятьдесят лет сидит под черепной коробкой. Даже если там никогда и ничего не бывало.

— С места строевым… Шагом марш! За плохое знание местности пятьдесят отжиманий! — Бодро рявкнул Стас и весело расхохотался, глядя как Толян рубит землю мокасинами. — От пряжки до фляжки! Раз…раз…раз! Раз, два, три!

И повернулся к, обалдевшему, Хрусту.

— А тебя Хруст не спасет никакая самоволка. И даже беспробудное пьянство. Ущучил? Ну, то-то же! Вперед и с песней!

Спину жгут глаза.

Поежился. Если не Рэдэльф, то только эта окаянная деваха. Полосует глазищами, как клинком. Хоть на улице не показывайся. Ну, скажи Христа ради, зачем я тебе сдался? Во мне ли твое счастье? Вон Леха! Два метра ростом. Все при нем. Все милицейские барышни без ума от него были. Или Толян. Одного живого веса больше центнера. По нынешним ценам целое состояние. А я что? Не кола, не двора. Двор правда, есть. Погорячился, соврал… Да и тот казенный. А вот кол в такой жизни заработать можно. По нынешним временам оглянуться не успеешь, как с примеркой придут. Осиновый, в качестве почетного сидячего места.

Так и есть! Губки поджала, глаза в кучу, грудь вперед и, как на танк с гранатой.

— Вождь…

Обреченно вздохнул, поднял на нее виноватые глаза.

— Побейся со мной на мечах.

Снова вздохнул.

Быстрей бы Пивень возвращался.

— Так у меня и меча с собой нет. Вон на Толяна свой меч примеряй.

Какой там меч. Не ради равнодушного железа шла.

Она на нем свои карие глаза пристреливает. Ах, как распалился Веселин, глядя на юную красу. И не догадывается, что девки в этом возрасте, любят постарше.

— Веселин. дружок, дай мне на минутку свой меч. — Попросил он. — До чего дожил. В родном городе без меча появиться нельзя. Ножом по горлу и в канаву.

— Командир, так я…

Эх, молодо-зелено.

— Войтик, ты постарше. Наверняка ума побольше накопил. Ты же не захочешь своим мечом командира охаживать?

Похоже, и здесь ошибся. Не только собирался, а уже и приготовился Войтик испробовать свой меч на его командирском теле.

— Не жадничай, Войтик. Куда тебе два меча? Совесть загрызет, если паду в неравном бою от руки этой дикой амазонки. Или сна лишишься.

Скрепя сердце Войтик подал ему один из своих мечей.

В предвкушении потехи потянулись охочие до забав зрители. Пришли и, как правило равнодушные ко всему, эльфы. Рэдэльф без слов откинул свой неизменный плащ и извлек на свет божий длинный и тонкий меч.

Стас мельком взглянул на меч.

— Откуда он у тебя? Никогда прежде не видел тебя с мечом.

— Под нашими плащами многое скрыть можно. — Спокойно ответил эльф и накинул на голову капюшон.

И исчез. Пропал. Словно и не было никогда. Мгновеньем позже появился, но уже за спиной Войтика и Веселина.

— Вообще реальный прикид! — Выдохнул, восхищенный, Толян. — Отпадная камуфляжка. А я думал, что это книжная лажа. Войтик, брателло, я с тобой!

Стас улыбнулся и подмигнул Эльфу.

— Будем считать, Рэд, что поровну?

И закрутил меч по немыслимой траектории вокруг тела, перебрасывая его из руки в руку. И снова улыбнулся, хищно прищурив глаза.

— Атакуй, Купава! Хотя до сих пор не могу понять, зачем тебе меч? — Щелчок. Отбил лезвием, нацеленный под колено меч. — Тебе замуж поскорее надо да детей нарожать побольше.

— От кого? Или ветром надует? — Покраснела от негодования и ловко ушла от удара.

— Да ты только мигни. От самого Соколеня женихи выстроятся. А чем тебе это не женихи? — Прервав атаку, он описал мечом вокруг себя дугу, показывая на зрителей. — Хочешь посватаю?

— Волчата! — Пренебрежительно ответила она — А мне Волк нужен!

Обозначил атаку и обманным движением выбил меч из рук Войтика.

— А черпак, насколько я помню, Войтик ты крепче держал.

Раздосадованный Войтик развел руками. Мол, заслушался, пока командир девке зубы заговаривал.

— А ты, милая барышня, заелась. Умей обходиться тем, что есть. Бери на вырост. Да хотя бы того же Веселина. Сегодня волчонок, а завтра в матерого зверя вырастет. Хлеб с руки брать будет!

Веселин, услышав его слова покраснел, сконфузился и тут же потерял меч под дружный хохот товарищей.

Купава задохнулась от гнева и, не успев выстроить защиту, тут же ощутила кончик меча у своего горла.

— Не хочешь Веселина, бери Толяна. Или Войтика. Он тебя кулеш варить научит. Хоть какая то польза!

Войтик испуганно вскинул руки.

— Извини, дружище, совсем запамятовал, что у тебя в посаде семья. Так чего же ты тогда под ногами путаешься? И меня чуть в грех не ввел. Посулил девке жениха, а у тебя семеро по лавкам. А поискать получше, так и под лавкой не меньше. Как Войтик?

И не заметно подмигнул. Де, терпи, Так надо.

Лицо Купавы покрылось пятнами. Закусила губу от обиды. Из глаз вот-вот слезы брызнут.

— Не знаю, под лавками не шарил. Некогда было. — С нарочитым смущением ответил Войтик, чем вызвал новый взрыв смеха. — Надо бы посмотреть. Так все некогда.

— Соглашайся, Купава. — Крикнул кто-то из толпы. Дело выгодное. Самой стараться не надо будет. Без труда, можно сказать. На готовое придешь. Даром достанутся.

Сдержалась, кинула меч в ножны и бегом метнулась в ворота.

Рэд двумя движениями своего гибкого, как рапира меча, выбил один меч из руки Толяна и полуобнял Стаса за плечи.

— Зря ты с ней так, Слав. Она и в самом деле тебя любит.

— И ты туда же? Она же еще ребенок. Я для нее последняя детская игрушка. И не до глупостей мне сейчас. Пивень загостился. От Хмурого вестей нет. От тебя прячусь. Принца искать твоего надо, а здесь что творится? Войтик, ты уж извини меня. — Дотронулся он до необъятной Войтиковой груди. — Спасибо, что выручил.

— А я не сразу въехал. Думал, что ты надо мной прикалываешься.

Стас поморщился.

— Скоро весь этот неведомый мир заговорит на языке Толяна. И до чего прилипчива зараза! Придется тебе, Толян, засесть за написание толкового словаря. Мечи на стенку и за стол!

— Что за напряг, командир! Нужна мне эта ботва? Да я вообще не при делах. — Разволновался Толян. — Я уже и пальцовку забыл. Зуб даю! Может лучше — упал, отжался?

— Ну, если ты пальцовку забыл, тогда другое дело. — Усмехнулся Стас. — Будем считать, что ты решительно встал на путь исправления и уважения родной человеческой речи.

Толян догадался, что прощен. И доверчиво глядя на него чистыми глазами, спросил.

— Значит можно с тобой в горы? А потом уж к Груздику. Да, командир?

— Вот видишь, Рэд, с кем приходится работать? Я ему про Фому, а он мне про Ерему.

Толян пропустил мимо ушей обидные слова.

— А может я, командир, успею до Груздика смотаться? Пока Пивень приедет, то да се, а я туда и сразу же обратно. — И сочтя, что вопрос решен и дело в шляпе, повернулся к эльфу и доверительно сказал. — А прикид у тебя, Рэд, прикольный. Там, дома, паханы бы большие бабки за такой прикид отслюнили. И меч клевый. Моим мечом можно сейчас бревна пилить, а на твоем и царапинки не увидишь. Вообще по кайфу мечишко, хотя и мой не хилый.

И не дожидаясь ответа, браво зашагал под навес, в надежде отыскать там для себя местечко, вполне довольный тем, как ловко сумел оболтать командира.

Стас незаметно посмотрел на эльфа, встретил его смеющийся взгляд и расхохотался сам.

— Мало того, так этот прохвост еще и из под твоего меча не битым ускользнул.

И снова расхохотался, глядя на обескураженное лицо эльфа.

— Вот такие мы люди. Босыми руками не возьмешь.

…Ждать да догонять, хуже все.

Все чаще и чаще Стасу казалось, что работает председателем колхоза. Чтобы как-то скоротать время с раннего утра уходил в посад. Иногда с ним увязывался и Рэдэльф. Стоял молча рядом, смотрел страдальчески, как сыплется из под топоров щепа, устилая землю.

Стас виновато пожимал плечами.

— Что поделаешь, Рэд. Люди не эльфы. Лес рубят, щепки летят. Не научились они еще на деревьях гнезда для себя вить, как птицы небесные.

И благодарил бога за то, что с ним на прогулки уходит только Рэдэльф. Его молодые спутники охотнее оставались с воями. Все они прекрасно владели мечом, в чем убедился сам Стас, несколько раз встречаясь с ними в поединках. А уж в стрельбе из лука и вовсе не уступали ему. Зрение же в остроте не уступало морскому биноклю. А скоро и вовсе вызвались нести дозорную службу наравне со всеми.

И только Рэд, как живой укор, с утра и до позднего вечера живым укором стоял перед глазами. И чаще чем сам Стас бросал жадные взгляды в сторону крепостных ворот.

— Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. — Как мог, успокаивал эльфа Стас. — Дольше терпели.

И черной завистью завидовал Хмурому. Свисту, тому же Лехе. Даже Толяну. Живут же люди! Не горя, не заботы. И почему все липнет именно к нему? Больше всех надо что ли?

Перехватил в посаде Бэрдяй.

Безбоязненно прихватил за локоток, увлек в сторону.

— Скажи, вождь, почему терем свой стороной обходишь? Или не люб он тебе? Не так поставили?

Стас смутился.

Рядом с Бэрдяем старики. Стоят молча, лишь головами покачивают. В глазах обида.

— Ну, не могу я сейчас в него заселиться. Сколько еще человек под небом ночуют. А я в хоромы залезу. И что я один там делать буду? — развел он руками.

— А роду позор! Вождь родовой и володетель Зареченского коняжества без крыши над головой живет. Или в коняжеские хоромы надумал переселиться? — Строго спросил Бэрдяй, под одобрительные взгляды своих спутников.

— Хмурый там в наместниках останется, если справится с конязем Бохуном. — Словно оправдываясь, ответил Стас. — Я, старики, своих людей не бросаю. Не для того Волчок ставлю, чтобы бежать из него. Считайте, что здесь мне пуп резан.

Бэрдяй сконфузился и отвел глаза в сторону.

— Прости, вождь. Не сочти за обиду. Люди тревожатся. Иначе в век бы не полез с допросом. А переезжать в терем тебе все равно придется. Люб или не люб. А только людям так спокойнее будет. Успокой народ. Одиночества не страшись. Там и для Алексея покои, и для Толяна. Для твоих эльфов. Да и конязю Зореню есть где голову преклонить. Терем ставили, дерева не жалели.

Стас машинально провел ладонью по небритой щеке.

— Будь по вашему, завтра же переберусь. — Неохотно согласился он. — Приходите на новоселье.

— Так зачем откладывать? Сегодня и ночуй. Богатство твое все у тебя за плечами. Только за порог шагни… — Обрадовался Бэрдяй. — А мы вечерком заглянем. Если двери не закроешь. И медку с собой захватим, и бражки принесем.

Стас подавленно махнул рукой и обернулся.

— Веселин? Слышал? Переезжаем. Присмотри там, что-нибудь подходящее для Рэда с товарищами.

— Ну, что, старики? Запьем это дело? По чарке.

Старики переглянулись.

— Можно и по чарке. — Солидно ответил самый старый из них. — До вечера еще далеко. А можем и по две, и по три. От тебя слышали, что бог троицу любит. Вот и успокоим старика.

Стас весело засмеялся.

— Памятлив, однако, Старый…

Дошли до его жилища.

— Заодно и попрощаемся с этими стенами.

Веселин разлил вино по чаркам.

— Будем здоровы.

— И от этого не откажемся. Нам лишнее здоровье не повредит. И тебе по здорову, вождь. — Важно отозвался Бэрдяй.

Старики засмеялись.

Раскраснелись, разгорячились, разговорились. Похоже было. Что придется совмещать два события в одном. Не переслушать. Стас посмеивался, потягивая вино, и слушая в пол-уха, думал о своем.

Уж было совсем темно, когда он открыл двери и негромко позвал.

— Ребятки, кто близко есть?

— Здесь, вождь…

— Проводите, ребятки, уважаемых людей. Темно. Упасть могут.

Старики от провожатых отказываться не стали. И уж из далека, вспомнив, погрозили пальцем.

— Помни, вождь Слав, ты обещал!

Стас глубоко вздохнул и с сожалением оглядел, ставшее уже привычным, жилье.

— Старею. — Проворчал он. — Привычки появляются.

И крикнул.

— Веселин! Пошли. Зови эльфов.

— Уже, командир. Третий сон видят.

Терем виден издалека. На людном месте поставлен. В нарушении всех существующих правил средневековья. Ему в центре крепости место занять. Там красоваться, горделиво подняв свои вычурные шатры над стенами детинца. А здесь для храма место. Место людное, захочешь, не обойдешь.

Поднялись по красному крыльцу.

У дверей Хруст уже успел стражу поставить. Встретили с улыбкой. Осчастливил ребят воевода Хруст. В наипервейшую стражу поставил. Во всей красе явились. В новеньких банданах. Волчовки, гордость его полусотни, словно на показ. В не ярком свете факелов разглядел на могучим плече одного из них волчью оскаленную голову, воплощенную мечту Толяна. Его рук творение. Вот только неуклюжие алебарды, или бердыши, никак не вязались с их оригинальным обликом.

— А ну — кА, поворотись, сынку. — Тоном гоголевского героя, скомандовал он другому.

Мог бы и не просить. Парню и без того хотелось похвастать своим плечом.

Коснулся его груди.

— Не на плече, здесь память рода!

И шагнул в терем.

Пахнет свежим деревом. Аж, ноздри щекочет.

Как в Соколяне прямо перед дверями на высоком месте кресло. Простое, но добротно сработанное. Вдоль стен широкие лавки, покрытые домоткаными дорожками. Такая же, только широкая, нарядная дорожка протянулась от дверей до кресла. Окна кованными ажурными решетками забраны. На стенах пылают факелы.

— Твое жилье, командир, на втором поверхе. — Пояснил Веселин, проследив за взглядом Стаса. Там же эльфы. Пока…

Подошел к низким дверям, толкнул рукой.

По тесной лестнице поднялись на второй этаж.

Умно сработано. В атаке снизу мечом не размахнешься.

Несколько дверей.

Веселин снова обогнал его.

— А где ты, Веселин?

— Моя каморка рядом, командир. Стукнешь в стену. Услышу. А напротив лавка для ночной стражи. Терем беречь только волчата будут. Так Хруст распорядился.

— Прощай воля вольная…

— Что, командир?

— Иди — кА ты спать, мой мальчик.

Веселин запалил от факела свечу, стоящую в подсвечнике на столе посреди «жилья» и вышел.

Стас огляделся. Невелико жилье. Но все равно просторнее, чем его арсенальная. Несколько стульев вокруг стола. Печь у одной из стен. У другой широкая лавка, застеленная шкурами. Над лавкой в стену вколочены деревянные штыри. О их назначении догадаться не трудно. Повесил мечи, ножи.… Для уюта.

Скинул сапоги и, не раздеваясь, повалился на шкуры.

За дверями осторожный шепот. Наверняка стража. По рукам и ногам связал бдительный Хруст. Докатился, дослужился, старлей. Или все таки…. Нет, про те звезды, большие и маленькие. Лучше не помнить.

Глаза сами закрываются.

Свеча плавится и пахнет медом. На окнах только решетки. Неясные тени пляшут на стенах. Сплетаются в причудливые фигуры. Веки тяжелеют. Шорохи за окном. За стеной похрапывает Веселин.

Из-за печи скользнула тень.

Рука сама метнулась к ножу.

Но остановилась в последний момент. И нож впился с глухим стуком в стену рядом с тенью. И быстрей ножа прямо с лавки одним прыжком вперед. Впечатал в стену. Локоть под горло. Рука с другим ножом уперлась в подреберье.

Навстречу испуганные отчаянные глаза. Купава…

— Ты?

Всхлипнула, с трудом глотая воздух. Локоть все еще давит на горло.

— Что делать? Позвать Веселина? Крикнуть стражу? Девку опозоришь…

За стеной храп затих. Скрипнула дверь в каморке Веселина. Толкнул Купаву за печь и отошел к окну. В двери сунулась голова Веселина.

— Не спится Веселин? Не привычно на новом месте?

— Прости, вождь. Шум послышался.

— Так и мне не спится. А ты спи, пока спится. Отдыхай Веселин.

Веселин недоверчиво обшарил жилье взглядом и облегченно вздохнул и прикрыл за собой дверь. Стас подождал. Пока за ним не стукнет дверь в каморке и показал купаве кулак.

— Позора захотела?

Купава снова всхлипнула.

— Мне все равно, вождь. Хочешь, девкой бесстыдной с тобой жить буду? Только не гони.

Шагнула вперед. Закинула руки ему на плечи, прижалась к груди.

— Как захочешь, так и будет. Я позора не боюсь. И не позор это для меня. Только не гони.

Плечи мелко подрагивают. От тела не выносимый жар. Волосы лесными травами пахнут. Да так, что голова кружится.

Отстранился. Осторожно попытался освободиться от ее рук. Но где там! Губами к колючей щеке тянется.

— Сколько тебе лет, девочка?

Вопрос, глупее не придумаешь. Кто года считает. Когда время пришло.

— Шестнадцать. Вождь.

— А мне почти втрое больше…

Отмазка еще глупее, чем вопрос.

— Тебе бы Алексея с ума свести. Чем не жених? Или Толян, если свои женихи не по нраву.

— Не нужны мне женихи. Днем и ночью тебя вижу. С той самой поры. Как из полона нас освободил.

Добралась таки до губ. Вцепилась. Не оторвать. На руках обвисла.

— Ты, только ты, мой вождь.

Где каменное сердце найти?

Стиснул руками. Сам припал губами.

Зачем?

Подхватил на руки…

Под окнами торопливый конский скок.

За дверью грохот.

— Быстро за печь!

С трудом перевел дыхание. Чуть не смутила чертова девка.

Выскочил в коридор.

— В чем дело?

— Волхв Пивень вернулся.

— И только то? А до утра подождать нельзя?

— Не хочет терпеть волхв. С кулаками лезет, командир.

— Хорошо. Сейчас спущусь.

Веселин уже рядом.

— Веселин. спустись, встреть волхва, а я оденусь и следом…

Проводил парня взглядом и вернулся в покой.

— Сидеть тихо. Не сопеть и не кашлять. Вернусь и незаметно выведу. — Не глядя в глаза, сказал он Купаве, обуваясь в разбитые кроссовки.

Хлопнул дверями.

— От дверей не на шаг. — Это страже. — Не кого не впускать. И самим нос не совать. Узнаю, рассержусь.

И скорей вниз, по лестнице, оставив за спиной недоумевающую стражу. На душе тревога. А вдруг беда у Хмурого? Иначе с чего бы Пивень среди ночи к нему стал ломиться? А с другой стороны, почему бы и нет? Пивень, он Пивень и есть. Петь ночью начинает.

— Плохо, сударь волхв?

Пивень усталый, глаза ввалились, сидит на лавке с закрытыми глазами.

— Здравствуй, Слав. — Вместо ответа поздоровался Пивень, кряхтя поднимаясь ему навстречу. — Было бы плохо, разве бы я уехал?

— Тогда к чему такая спешка. — Спросил Стас, и, помолчав, добавил. — Так и заикой оставить мог.

— А к тому, что Зареченск сейчас наш! Хмурый объявил тебя конязем и сидит сейчас в нем твоим именем. Вот венец Зареченского коняжества. — Встал, подошел к Стасу и быстрым движением водрузил на его голову стальной неширокий обруч с изумрудом на лобной части. Носи на здоровье. Шапка крепкая, износу не будет.

Отступил на шаг. Посмотрел оценивающим взглядом. И остался, судя по всему, вполне доволен.

— Народ не против. Я оставил коняжескую десятину, мостовые, дорожные, еще кое-какие подати. А остальные, без чего можно пока обойтись, снял.

— Бохун?

Пивень усмехнулся.

— Не нашли конязя. Не в живых, не в мертвых. Сгинул…

— Но зачем тогда спешил? Не юноша чай. — Нетерпеливо подтолкнул его Стас.

— Старший брат Бохуна, Суличский конязь Осен было пошел спасать младшенького, да вот беда конь толи зверя испугался, толи запнулся, но понес и головой его о лесину расшиб до смерти. А ныне там, в Суличе разгорелась пря из-за его стола. И то сказать, коняжество завидное. А с другой стороны и Витень-конязь не прочь сесть на отчий стол. Град Витеня без пригляду остался. — Пивень хитро прищурился и ухмыльнулся разбойничьей улыбкой. — Хмурый вспомнил твой наказ про то, чтобы возмущенных не было и сам доглядел за градом Витеня.

В палату уже входил Хруст.

— Хруст, поднимай три полусотни. Нарочных к Алексею. Передашь, пусть с тремя сотнями поспешит в Сулич. Встреча у моста. Город взять. Зачистка потом.

— Но, вождь…

Пивень понял его озабоченность и поспешил успокоить воевода.

— Я привел от Хмурого сотню, Хруст.

— Сударь волхв, отдыхать тебе не придется. Тебе вверяю все три коняжества. Заодно и за Соколенем приглядишь.

— А Зорень? Ужели и…

Пивень со страхом посмотрел на Стаса.

— Я обогнал его в трех конных переходах от Волчка.

— Успокойся, Друг мой Пивень. Я хоть и Волк, но не до такой же степени. Зорень собрался со мной на поиски принца Бодрена и темных эльфов. Так, что придется тебе потерпеть. Прими сотню от Груздня. Одну возьмешь от Алексея. Но и им взамен отдашь. Втрое… И вот еще что, мой ученый друг, вольным городам не быть! Какие то они беспокойные все. А к чему вся эта головная боль?

Пивень опустил голову.

— Справлюсь ли, Слав?

— А куда ты денешься? Или варианты есть? Я же терплю. И возьми с собой Бэрдяя. Мужик не промах.

— Почитай три коняжения в один кулак зажать надобно. Да еще Соколень!

— Одно, Пивень, одно. Волчок!

Пивень с удивлением поднял на него взгляд, что-то сообразил и сверкнул глазами.

— Славия. Славия!

Стас недовольно поморщился, на минуту задумался, и улыбаясь согласился.

— Пусть будет Славия. А почему бы и нет? Славы, славяне… Простенько и со вкусом.

Снова появился, заметно повеселевший, Хруст.

— Командир, три полусотни в строю.

Стас кивнул головой.

— Пошли, Пивень, к ребятам. Хруст, воеводство на время твоего отсутствия примет Спень. И бога ради. Без пыли и шума. Все по домашнему, шепотом. И никакой крови. Главное город! Алексей потом зачистит и без тебя. Ему посадничать. А ты домой.

Хруст поднял глаза.

— Нет, Хруст. Мне они не нужны. Беспокойный народ эти конязья. А я человек тихий, скромный. Скандалов не люблю. Люблю вечером со стариками у огонька погреться за чаркой зелена вина. И к чему мне лишнее беспокойство?

Хруст ухмыльнулся.

Мало поверил в тихий нрав Стаса.

— Я понял, вождь.

Перед крыльцом полторы сотни воинов в конном строю. На фланге эльфы.

Маловато. Но где взять больше? Хотя не в числе дело. Приходилось и с десятком уходить когда-то.

Войтик и Толян с завистью на Хруста смотрят. Веселин за спиной вздыхает.

— Не вздыхать! Голову выше. Гляди веселей! Придет и ваш черед, волчата!

Еще не рассвело, а перед теремом все население посада собралось, чтобы проводить воев. Отдельно сотня, что пришла с Пивнем. Стас нахмурился и поискал глазом нового воеводу.

— Спень определи по десяткам. И завтра же в науку. И не жалеть! Обратно не вернутся.

Спень развернулся и бегом направился к оробевшим воям.

«Надо же, как парню с именем не повезло. Справный боец, а от имени в сон клонит. — Подумал Стас, провожая его взглядом. — Перекрестить что ли?»

Бойцы в глаза смотрят. Слова ждут. А нужно ли оно? И какое?

Волхву нового коня подвели. И виду не хочет показывать перед бойцами, что устал. Прыгнул молодецки в седло. Мечи за спиной поправил и на Стаса глаза поднял.

— С богом, ребятки. Слава Роду.

Мечи над головой.

— Слава Славу!

— Справа по одному, марш…

…Любо, братцы, любо!

Толян аж подскочил от неожиданности.

— Веселин, а тебе, мальчик мой, в седло и к воеводе Груздню. Скажи, что жду его с сотней воев. И сразу же обратно. Засиделись. Пора и нам в путь. И возьми с собой тех двух лоботрясов, что у моей двери дремлют. Упадут с спросонья, а я отвечай… Хватит и тех, которые перед крыльцом на глазах у всего честного народа спят.

— Но воевода Хруст…

— Веселин! — На распев проговорил Стас.

И Веселина след простыл.

Стас согнал с лица улыбку и через палату отправился в свои покои. Постоял, прислушиваясь и тихонько отворил двери.

Купава, свернувшись клубком, на его постели спала, Или делала вид, что спала.

Бесшумно подошел, наклонился…

— Как же мне вывести, милая, чтобы никто не видел? Подумают невесть что. Связался черт с младенцем. Или младенец с чертом?

Лицо чистое. Носик чуть вздернут. Нижняя губа припухла. Волосы разметались по изголовью.

Повернулась к нему лицом, вытянулась. Закинула руки на его шею. Не успел, а может и не захотел отстраниться. А ее губы уже на его лице. Бедовые глаза прямо в душу заглядывают.

— Ну, же, вождь…

 

Глава 21

А через сутки появился Зорень. Грязный и мокрый, попал под проливной дождь, застучал кованными сапожками по крыльцу. Кинул, не глядя, за спину плащ…

— Сутки под дождем. — Хрипло пояснил он Стасу, поджидавшему его на верхней ступеньке крыльца.

— Долго же ты, брат Зорень. Рэд с утра до ночи с Соколеньской дороги глаз не сводит. — Сказал он, обнимая конязя. — Я уж подумывать начал, что раздумал ехать.

— Еле вырвался, Слав. У соседей пря началась. А ну как нагрянут? Сам знаешь, дружина не велика. Да я еще с собой полусотню увел.

Стас понимающе кивнул головой.

— Пивень присмотрит. Да и Свист, парень не промах. А у твоих соседей сейчас Хруст с Алексеем порядок наводят..

Брови полезли под шапку.

— Ну что ты онемел, Зорень? Как девка, которой первый раз под подол залезли. К тому же нечаянно. — Хмыкнул Стас. — Терпеть не могу, когда разная шпана под окнами безобразничает. И стекла бьет. Спать мешают. Вот я и отправил ребят, пусть призовут к порядку.

— А Хмурый?

— А что Хмурый? Там сейчас строгий конституционный порядок. Все по шнурку и по линеечке. — Стас сделал вид, что не понял каверзного вопроса Зореня. — А как там Свист? Не обижают парня?

— Обидишь твоих волчат, как же!

Зорень упал на лавку и вытянул ноги.

— Подожди, помогу разуться. — Остановил его Стас, помогла многолетняя практика, взял сапок за носок и за пятку… — Тяни!

Размокший и грязный сапожок упал к порогу. Так же быстро расправился и со вторым сапогом. Когда и этот отправился вслед за первым, постучал в стенку, но вспомнил, что Веселин еще не вернулся и крикнул в двери.

— Купава! Переодеться конязю Зореню! — И снова повернулся к конязю. — Так как, не обижают твои хулиганы моего Свиста?

— Обидишь твоих волчат! Как же! — Повторил Зорень, не изменив даже интонации. — Только и следил за ним, как бы он моих воевод рубить не принялся.

— Не ласково приняли? — Обеспокоился Стас.

— А ты как думал?

В покои вошел молодой подбористый воин, совсем еще юнец. Остановился в дверях, поднял глаза на Стаса. В руках валяные сапожки.

— И вот еще что, Купава. Конязь Зорень с дороги, проголодался.

— Стол накрывают в трапезной.

— Нет. Нет, лучше здесь…

Купава без слов, кивнув головой, исчезла в дверях.

Зорень посмотрел ей вслед и поднял пристальный взгляд на Стаса.

— Вот только этого не надо, Зорень! Не надо! Домишко. сам видишь, не маленький. Кому то за всем смотреть надо? Не самому же мне у очага стоять? — Смущенно ответил на его взгляд Стас и быстро вернул разговор в прежнее русло. — Так что там Свист? Мне вообще то всегда казалось, что Свист мальчик общительный. Найдет общий язык. Рубаха-парень. Твоим ребятам есть чему у него поучиться. Плохих не держим.

— Они то поняли, что есть к чему, когда он испятнал своим мечом полдюжины моих воев, а среди них и двух сотников. А вот воевода не догадался этого понять.

— Это он не подумавши. — Осудил недотепу воеводу Стас. — Надо было ему лучше сразу понять.

— То-то и оно!

— И что? Где оно?

— Какое?

— Ты сказал «то-то и оно» о — Подсказал Стас.

— Ах ты вот о чем! Так когда он понял, было уже поздно. Он двумя ударами, причем не меча, а кулака, навсегда освободил его от воеводских хлопот.

— Но не убил же? — Стас улыбнулся самой доверчивой улыбкой из своего арсенала. — Я же говорил, что Свист мальчик сообразительный. И вообще безграничной души человек. Даже не обиделся. А мог. Я, например, обязательно бы обиделся.

Стас, как мог старался успокоить конязя.

— Зато остальные сразу поняли, что ученье свет…

— Еще как поняли! Особенно, когда он громко заявил, что ты позволил ему зарубить одного — двух никудышных воев.

— Я же говорил, что на парня можно положиться. — Стас одобрительно покивал головой.

— Но после этого он добавил, что считать вовсе не умеет. И вообще, так и не понял до конца, одному ли ты разрешил ему порубить маленько или Квашенке тоже.

— Да, я с этим дал маху. Надо было проверить, как он владеет грамотой. Учту на будущее. Винюсь, не разъяснил. Но я же и подумать не мог, что Свисту придется иметь дело с такими малоприлежными учениками. — И Стас виновато опустил голову, стараясь согнать с лица улыбку. — Но уж после этого дело, я думаю, сразу пошло на лад?

— Нет, он после этого еще кое-что добавил.

— И что же именно добавил Свист? Никогда не подозревал в нем столько красноречия.

— Мол, Свист, сказал ты, тебе на месте видней, сам решай. А поэтому он, то есть, Свист и после двух не намерен останавливаться. Потом, де, легче будет. Чем меньше народу, тем проще учить. И Квашенка поможет… Осталось тайной, в чем должен помогать ему Квашенка.

— Убедительно! — Расхохотался Стас. — Железная логика у парня. Никогда прежде не замечал.

— Да, но мои ребята тоже с норовом. И кто-то кинул в него нож.

— Поторопился. На Свиста такие доводы не действуют.

— И я так же подумал, когда он перехватил нож в воздухе и вернул его хозяину. Но парень то не поймал! И нож пропорол ему штаны как раз между ног и прибил к стене. На Свиста было жалко смотреть. Он после этого неделю сожалел, что не получилось. Но спрашивать, что должно было у него получиться, охотников уже не нашлось Не получилось поймать, или не получилось…

— Не ломай себе голову. — Поспешил утешить его Стас. — Я спрошу, как только Свист вернется. Но тебе, как брату, признаюсь, что я немного удивлен. У Свиста всегда и все получалось. Должно быть плохо спал…

И быстро перевел разговор в другое русло.

— Как тебе мой терем?

Но Зорень все еще находился под впечатлением собственного рассказа, а поэтому окинул его новое жилище рассеянным взглядом и пробормотал что-то невнятное.

— Бедновато конечно, но Москва не сразу строилась.

Зорень что-то вспомнил и язвительно спросил.

— Скоро и не такой терем будет! — И пояснил в ответ на удивленный взгляд Стаса. — Когда твои ребята у соседей порядок наведут.

— Ах, ты об этом? — И дружески обнял его за плечи. — Дорогой мой побратим, мне и здесь не плохо.

Приоткрылась дверь и в дверном проеме появилась юная мордашка.

— Купава, конязю Зореню переодеться надо. Покажи ему его покои. И вели поторопиться с обедом. Уморим конязя. А отвечать мне придеться. И распорядись, чтобы воевода Спень коняжескую дружину разместил и накормил. И передай Рэдэльфу, что я его жду. Скажи, конязь Зорень вернулся.

— Уже, вождь!

— А где твой Веселин?

— К воеводе Груздню уехал. Как только вернется, так и мы сразу в дорогу… А то скучает мой эльф.

Немного времени спустя, переодетый во все чистое, в волчовке поверх теплой рубахи, Зорень уже сидел в покоях Стаса.

У дверей застыла стража.

— Крепко устраиваешься, Слав. Логово не логово, а просто так не войдешь. Через окно не до одной лавки стрелой не дотянешься. По терему с мечом не пройдешь, И в улицах всюду стража.

Стас неохотно ответил.

— Порубежье…

Зорень за дорогу проголодался. Ел много, но не жадно, часто запивая вином. Стас только поддерживал кампанию. А эльф к пище не притронулся вовсе.

Наконец, Зорень насытился и отвалился от стола и сразу же спросил.

— И когда же вернется твой Веселин?

— А как только, так сразу. — Отозвался Стас фразой из прежней армейской жизни. — Детка, принеси мне уголек, а лучше два.

Детка исчезла в дверях, не моргнув и глазом, чтобы тут же появиться снова. Стас покрутил уголек в руках, поискал что-то такое, на чем бы можно было чертить.

— Эту красоту тоже убери. — Кивнул головой на скатерть и виновато развел руками. — Придется портить творение рук наших умельцев. Купава, ты же не проболтаешься?

Купава дернула плечом, открыла двери и впустила двух крепких парней. Те захватили скатерть за углы и унесли вместе со всем, что на ней было.

— Вино оставьте. Вам нельзя. Вы на работе. — Проследил за тем, как кувшин вернулся на место, подождал пока за ними закроются двери и подошел к столу.

Постоял, задумавшись.

Неторопливо, и словно бы сомневаясь, провел линию, затем еще одну.

— Волчок… Рэд, если ошибусь, поправишь. — Лес… река… поле…лес. Переправа.

Рука привычно набрасывала кроки.

— Овраг…опушка Сумеречного леса. Здесь она загибается и уходит на заход. И с этой стороны тоже.

Поднял взгляд от плана.

— За точность не ручаюсь, ребятки. На какой скорости протащил меня Рэд над лесом, не знаю, но перед глазами все в ленту сливалось.

— Зона действия Алексея.

Рука набрасывает укрепления.

— Здесь Груздень со своими ребятами. А мы пойдем сюда. К лесу прижиматься не будем. Нового все равно не увидим. А время потеряем. Или… Рэд, ты иначе думаешь?

— Темные пятна, Слав….

— Я помню, Рэд. Здесь, здесь и здесь. Последнее упирается в реку. Что под ними скрыто, не известно. Может селения орков, а может… Одним словом — мрак! Я правильно говорю, Рэд?

Эльф, чуть заметно, кивнул головой.

— Пройдем через селения до реки. Вот здесь переправа. Добротная. На каменных опорах.

Вычертил мост, немного отдвинулся, подправил и одобрительно прищелкнул языком.

— Помнят, помнят руки. Не забыли.

— Через мост и в горы. Вот здесь пятна. — Быстрыми движениями вычертил овалы. — Вот где-то здесь они меня и поймали. А догнали, пока я кувыркался, наверное здесь!

Повернулся к эльфу.

— Рэд, где будем искать принца?

Эльф погладил пальцем свое кольцо и наклонился над картой, над которой уже висела голова Зореня.

— Когда последний раз он нам дал о себе знать, он был где то здесь. — Палец эльфа уперся в план. — Я, думаю. и искать его надо где-то рядом.

Стас кивнул головой.

— Цели совпадают. Там где принц, там и темные. А где темные, там и принц. Зорень, у тебя возникли сомнения?

— От леса далеко уходить нельзя. Туда частенько наведываются воины кагана Кайрэта. Да и свободные ярлы пошаливают.

— Можно и отпрыгнуть. Нам приключения не нужны. — Согласился Стас и потянулся, хрустнув суставами. — Детка, вели наших лошадей зерном кормить. И конязю Зореню коня подбери. Его конь притомился. Войтику готовить своих разведчиков.

Зорень решительно замотал головой.

— Как знаешь. Но я боюсь, что твоя лошадка не выдержит.

Еще через сутки появился Веселин. Чертом подлетел ко крыльцу, бросил не глядя повод и бегом в терем.

Увидел перед собой Стаса, облегченно вздохнул и виновато улыбнулся.

— Думал, что без меня ушли. — Словно извиняясь, проговорил он. — Торопился…

— Куда же я без тебя. — Усмехнулся Стас. — Что Груздень?

— Идут рысью. Скоро будут.

Подошел Зорень. Посмотрел на мокрое, грязное лицо парня, тихо спросил.

— Они у тебя шагом ходить умеют?

Веселин удивленно поднял брови. А Стас просто не расслышал вопроса.

— Можешь съездить домой, Веселин.

Веселин раскрыл было рот, и Стас поспешил его успокоить.

— Нет, твоя каморка ждет тебя.

Но Веселин, уже не слушая его, побежал по лестнице вверх.

Немного погодя в посад на широкой рыси вступила сотня Груздня.

Посмотрел на терем и, казалось, совсем не удивился. Подошел к Стасу и без слов загреб его руками.

Стас, хлопая его по широкой спине, добродушно рассмеялся.

— А я думал, что так и простоишь в задумчивости.

— Веселин! Налетел… нашумел. Всю дорогу старался угадать, что за беда такая стряслась в Волчке, коли вождь меня от забот отрывает, да еще и с сотней.

Стас пошарил глазами вокруг крыльца.

— Сейчас пристроим твоих бойцов.

— Позволь, командир, я сам. Мои бойцы, моя забота.

Стас неприметно улыбнулся. И бросил осторожный взгляд в сторону Зореня.

— Настоящий командир получается из парня. А прежде ему и десяток с неохотой давали.

Зорень смутился, вспомнив, что сам даже не посмотрел, как разместили его дружину.

— Ну, вот и все! Утром в путь, конязь. Прощай любимый город, уходим завтра в горы…. — Дурашливо пропел он. — Дам последние руководящие и особо ценные указания Груздню и вперед. Как орлы воспарим над вершинами. Не удивлюсь, если нелегкая принесет сюда Войтика.

— Принесла, командир. Уже… — Слегка обиженный голос десятника возвестил о его появлении.

— Войтик, пришел твой час. Завтра перед обедом, здесь. Форма одежды походная.

Войтик повеселел и сразу забыл про обиду.

— Так я пошел?

— Так я думал тебя уже нет?

— Не понял?

— Войтик… — Стас укоризненно покачал головой и Войтик исчез, хохоча во все горло.

— Пойдем и мы Зорень. Стоим, как два оголтелых бездельника на глазах у всего города, вместо того, чтобы творить и священнодействовать, печась о всенародном счастье и мировом благополучии.

Пришел запыхавшийся Груздень. Сопел и сверлил глазами.

— Этот собака Спень еще хуже, чем Хмурый. — Пожаловался он Стасу, падая на лавку.

— Не обижай воеводу, Груздень. — Миролюбиво проговорил Стас. — Воеводы уважать друг друга должны. А Спень, к тому же, твоя правая рука. В обозримом будущем.

— Оторвать бы эту руку. Лучше вообще с одной ходить, чем с такой. — Душа Груздня все еще кипела и булькала. — Как это правая?

Вдруг спохватился он и с тревогой посмотрел на смеющегося Стас.

— А так, мой друг. Я завтра ухожу. И Зорень тоже. И ты остаешься здесь, в Волчке, вместо меня.

— А Алексей?

— Алексей и Хруст сейчас Витенем и Суличем заняты. Хмурый в Заречье сидит. Свист в Соколене.

— А Пивень? — Теряя всякую надежду, спросил Груздень.

— Как и положено волхву. Всюду. Свою сотню отправишь к нему, а взамен от него получишь две.

Груздень сидел, тяжело навалившись на крышку стола и переживал свалившуюся на него беду. Поднял на Стаса глаза, полные вселенской скорби.

— И что было Серду задирать тебя? Сидел бы я сейчас в десятниках и горя не знал. А теперь? Поспать некогда, поесть некогда. Воев больше пяти сотен. Народ, что не день семьями едет. И пеше идет. И конно. Вокруг каждого детинца посады растут. За всем уследи, всем укажи. А тебе еще коняжения под ноги валятся, как из под хвоста моего вороного.

— Так может снова в десятники? — Участливо спросил Зорень и подмигнул Стасу.

— Не могу! — Простонал Груздень. — Привык. Могу от тоски пропасть. И даже запить. Вот если с тобой, могу и простым воем.

— Тогда сиди и не плачь. Я слезы вытирать не умею. А услышу еще раз, обижусь, и посажу куда-нибудь конязем.

— Все понял, командир. — В испуге вскинул руки. — Молчу!

— Вот это другое. А то сидит сиротинушка и слюни пускает.

Зорень, глядя на неподдельный испуг на лице воеводы, не сдержал улыбки.

— Жить будешь здесь, как и должно наместнику. Купава покои покажет. А можешь в моих поселиться.

— Так у меня свое жилье есть в посаде. А могу и в детинце, вместе с воями. — замахал руками Груздень.

— Нельзя. — Веско и решительно отверг его доводы Стас, так, как уже сегодня сделал однажды. — К тебе люди будут приходить. И не гоже воеводе Волчьего рода и наместнику людей встречать на пороге землянки. — Все, Груздень, с формальностями закончили. Командование сдал.

Подошел к окну и жадно втянул ноздрями вечерний воздух.

— Спать, ребятки. Вставать рано, а Войтик и того раньше поднимет. Груздень, тебе разрешаю сегодня дома ночевать, с семьей.

Задолго до рассвета стукнули у крыльца подковы. Послышался рокочущий голос Войтика, напрочь отвергающий шепот, как разновидность человеческой речи.

Стас, Зорень и Рэдэльф вышли на крыльцо.

— Войтик, ты и мертвого разбудишь.

— Кто собрался умирать? — С недоумением уставился на него Войтик, который принял шутку за чистую монету. — Другого времени не нашли?

Стас безнадежно махнул рукой.

— Вперед…

— И с песней?

— Отставить песню. Люди спят.

Купава провожать не вышла. Сколько не выглядывал Стас, так и не мог разглядеть в окнах ее хорошенькое личико.

«Все-таки обиделась». — Подумал он.

Всю ночь уговаривала его, но так и не добилась желаемого согласия. Рассердилась и назло, напрочь игнорируя всякие условности, прошлепала босыми ногами мимо изумленной стражи, показав с детской непосредственностью на прощанье розовый язычок.

— Зорень, а почему я не разу не видел твоей конягини? — Осторожно спросил он, направляя коня в распахнувшиеся перед ними ворота посада.

— И не увидишь. — Коротко ответил Зорень.

Стас удивленно поднял брови.

— Умерла при родах. Дочь, коняжна Веста жива, а конягинюшки нет. — Неохотно ответил Зорень. — Обхожусь наложницами. А конягини больше не будет.

— Прости, брат Зорень.

— Переболело. — Односложно ответил конязь. — Если вернемся, познакомлю. Только поклянись, что не заберешь ее у меня.

— Я? Зачем? — Поразился Стас.

— А зачем я с тобой увязался? — С не меньшим изумлением ответил Зорень. — Мне бы град Витень за себя взять, а я за тобой побежал. Войтик мирный черпак на мечи променял. Волхв, которого в Соколень из леса выманить невозможно было, все дела свои чародейские забросил, от меня сбежал, по городам и весям в седле трясется. И глаза по молодому горят. А Груздень, Хруст, Хмурый? В Соколене за разбой вместо ненависти о тебе легенды складывают. У Весты глаза светятся, когда о тебе слышит.

Стас смутился. Почувствовал, как уши огнем горят.

— Что же я за чудо — юдо такое? Ну, хочешь, брат, отдам я тебе этот клятый город?

— Зачем? Все равно не удержу. О тебе молва впереди твоих воев бежит. Ворота перед ними сами распахиваются. Хмурому Заречье проще, чем Соколень достался. И конязь Осен не сам по себе, люди говорят, расшибся, а волки перед ним выскочили, перед конской мордой.

— Чего со страху не наболтают, чтобы трусость свою оправдать. — Равнодушно ответил поскучневший Стас. — Стая у Сумеречного леса. А род мой на твоих землях, а значит и я под тобой хожу вместе с Заречьем, Витенем и Суличем. Нам с тобой, пока Сумерки дремлют такую силу набрать надо, какой я и сам не представляю. Вон они над землей висят. А под ними лес вот-вот детишек своих на волю выпустит. Вандорги… Орки и тролли по сравнению с ними зверушки безобидные. Кто скажет сколько деревьев в лесу? Вспомни слова Рэда. А за ними неведомая сила темных эльфов. С чего бы светлый принц в чужой мир от своего народа кинулся?

Замолчал, глядя искоса в задумчивое лицо побратима.

— Вот так и Серд решил, что я на его воеводство покушаюсь. А я тебе свою кровь дал, а твоя кровь во мне. А коняжества эти лоскутные все посбиваю. Кто добром не встанет, силой согну. И вольным городам не быть более. Выстоять только единый народ сможет. И не хмурься. Не отниму я у тебя Весту. Увидит раз, сама отвернется. — Примиряющее улыбнулся он конязю. — Ростом не велик, лицом сер, к тому же по здешним меркам старик. Развеселись Зорень! Давай наперегонки.

Разгорячил коня, вскинул на дыбы и бросил его в вскачь. Грозный волчий рык разодрал утреннюю тишину. Заплясали кони, разрывая губы о стальные удила и понеслись следом.

Ухнул по медвежьи Войтик.

— Догоняй, волчата!

Но где там!

Стрелой вытянулся серый в яблоках жеребец Стаса. И только Веселин каким то чудом умудрялся держаться почти рядом.

— Догоняй, Зорень!

У конязя от бешеной скачки глаза азартом загорелись. Нещадно настегивая своего отдохнувшего коня поскакал следом.

Стас отпустил поводья и полностью отдался на волю коня. Серко не любит проигрывать. До леска совсем не далеко. Хорош конь у Зореня. Но только для торжественных выездов. Зря от свежего отказался.

Что-то неясное промелькнуло впереди в лесу. Или показалось? Поднял руку. Палец в одну сторону, в другую. Придержал коня.

Вырвались вперед Третьяк и Плетень.

Подъехал улыбающийся эльф.

— Напрасно, Слав. Дальше переправы не уйдет.

Стас бросил в его сторону вопросительный взгляд.

— И ты знаешь тоже.

Сзади подъехал на своем огромном жеребце Войтик.

— Купава. Вот поганка! — Восхитился он. — А то всю дорогу думал, с чего бы ей все утро крутится около загона с лошадьми? Не догонят ее Третьяк с Плетнем. Пока среди деревьев петляют, она вперед уйдет.

Зорень усмехнулся в усы.

— Это тот понятливый безусый вой?

Стас не отвечая, послал коня вперед.

«А ведь верно не позволит чертово веретено догнать себя до переправы, когда уже возвращаться будет поздно. — Подумал он. — То-то она так внимательно план разглядывала, прежде чем стол вымыть. Вот Зорень и спокоен. Нет причин для беспокойства за коняжну».

Купава и впрямь ждала у переправы, не решаясь переправляться через широкую реку вплавь. Встретила их, независимо вздернув носик и сверля озорными глазами.

Плот был на той стороне. Пришлось Третьяку с Плетнем отправляться за ним.

Стас прошел мимо, словно не заметив. Веселин виновато посмотрел на нее и развел руками. Зорень понимающе подмигнул, одновременно хитро поглядывая на Стаса. Темный, как всегда был ко всему равнодушен, весь уйдя в бездонные бездны своего сознания. И только Войтик, оглушительно захохотал. Жизнерадостно хлопнув ее по туго обтянутому брюками восхитительному заду. Вопреки ожиданьям на этот раз вольность Войтику сошла с рук. Купава, всем показалось, даже не заметила шлепка. Поджав губы, под общее молчание завела лошадь на плот, и встала укрывшись за лошадиной шеей от Стаса.

Войтик снова расхохотался.

— Вернемся, выдавай ее, командир, замуж.

— За Веселина что ли? — Хмуро спросил Стас.

— Пусть черт на ней женится. — Не на шутку испугался Веселин. — Не девка, веретено.

Войтик внимательно посмотрел на Веселина, прищурил глаз на Купаву.

— Сразу и не сообразишь. Я при бабе. Груздень весь ребятишками со всех сторон увешался. Может за Темного? — Рассуждал он вслух. — А что, Купава? Чем не муж? Слова поперек не скажет.

— Не пойдет Темный. — встрял в беседу Толян. — Она на нем ездить будет.

— Остается Свист. — решил Войтик. — На нем не поездишь. Пару раз поленом по крутым бокам погуляет. И в стойло.

— Свист может! — Согласился с ним Третьяк, оценивая Купаву взглядом. — Уж он то враз ее подкует на все четыре ноги.

— Так у нее же всего две. — Округлил глаза Толян. И на всякий случай посчитал, водя пальцем перед глазами, как первоклассник у доски. — Точно две. Хоть к доктору не ходи.

— Со Свистом сколько надо, столько и будет. — Согласился с Третьяком Войтик. — Командир, я сватом пойду.

Купава обожгла Войтика взглядом, но промолчала.

Плот пристал к берегу, и Купава, мигом взлетев седло, одним прыжком перепрыгнула на берег.

Стас не торопясь свел своего коня и, садясь в седло, показал кивком головы Зореню.

— Вот они Сумерки, брат. До леса еще скакать и скакать, а они уже черной тучей висят. Я думал, что после пожарчика, который Рэд им устроил и следа не осталось, а им хоть бы что. Кажется, что еще злее стали.

— Это лес, Слав, сам себя от солнца укрывает.

— А я думал темные.

— Поначалу может так и было. Но уж такие капризные детки у них получились! На родителей наброситься могут.

На тонком лице эльфа появилась злорадная улыбка.

Зорень с трудом отвел взгляд от черной бескрайней тучи.

— Как они выглядят, Рэд?

— Вандорги? Не знаю… Там знал. А какими они здесь на свет появятся, трудно сказать. — Не решительно ответил он. — Ростом на локоть выше Войтика. Коряга на двух коротких, как пни, ногах из которой торчат руки. И совсем не обязательно две. глаза… Может обходиться и одним.

Купаву передернуло.

— У папаши явно что-то с головой случилось. — Брякнул Толян. — Такое и по пьяни не приснится. А приснится, не проснешься. Правда, Веселин?

— Вооружение?

— Им оно не нужно, Слав. В крайнем случае дубина. Хотя не пройдут и мимо меча. Пойми, они практически не уязвимы. Разве только глаз…

— Но что-то может их остановить?

— Не знаю. — Рэд виновато опустил голову. — Мы не смогли.

— Но кто-то же их ведет? Кто-то толкает их в ту или иную сторону?

Эльф покачал головой.

— Ненависть…

— Картинка! После них и орки милыми ребятишками покажутся. — Вставил слово Толян. Махнул рукой в сторону леса. — И вот это все одним махом может на колеса встать? Махать устанешь!

На круглом лице озабоченность. Зачем то на ладони поплевал.

— А может они не вылупятся? — С надеждой спросил Веселин. — Я родился, они стояли. Может им наша земля не в жилу? Я правильно говорю, Толян?

— Верняк!

Лица парней помрачнели.

Стас обернулся, подмигнул Толяну.

— Поставим лесопилку и на дрова пустим. А может мебель делать будем.

Толян открыл рот, хлопнул себя ладонью по лбу так, что звон пошел. Простая мысль. А мимо него прошмыгнула сразу к командиру на ум.

— Точно, командир бабки сами поплывут. У них с этим делом полный облом. Все из под топора. Того и гляди занозу в задницу засадишь. А можно и так, бревнами гнать.

Повеселел. Идеями фонтанирует.

И Сумерки сразу по колено.

— Третьяк, сверни к дозору. Передай ребятам, чтобы смену через несколько дней поджидали. Потом догонишь. Только долго не задерживайся.

Плетень в спину друга провожает

— А ты что стоишь? Догоняй. Или тебя приказ не касается.

— Касается, еще как касается…

Ожог коня плетью и в вдогонку.

— Сладкая парочка. Еще одна. — Пояснил он. — Друг без друга никуда.

На Купаву даже не смотрит. Поначалу головку независимо вскидывала, каждый взгляд дерзким глазом встречала. Потом приуныла, притихла. Потом приуныла, притихла. Задумалась. А ну как в самом деле замуж за Свиста отдаст. И не отвертишься. Вождь велит. Нашли жениха. Свист и есть Свист. И хоть и не позволит она себя подковать, но полено в руках Свиста представить страшно.

— Купава, леший из травы достанет. Схватит лапой и поминай, как звали. — Рявкнул Войтик, выкатывая дурные глаза, заметив не порядок в строю. — Затащит в укромное местечко. Да еще и снасильничает. Они на сладкое падки. Будешь ему потом всю жизнь сопли вытирать.

Тряхнула поводом, догнала десяток. Припомнила некстати, ладонь десятника на своем не скромном месте и бросила полный ненависти взгляд в его сторону.

Не для тебя припасено.

Войтик, хоть испепели его взглядом, ухмыляется.

— А я то здесь при чем? Лешака вини. Он снасильничать хотел. — И поспешил успокоить. — Да ты не переживай. Зато будет что на старости вспомнить. Не каждой так повезет.

— Так не снасильничал же!

— Да ну! — Не поверил Войтик, будто сам не видел.

— Значит не повезло! Не чем хвастать будет. Зря я поторопился крикнуть. Только спугнул.

И как с таким бессовестным жена живет? Скалится и долбит свое.

— Сама виновата. Надо было знак подать.

А что ей не жить? Жене его. Часто ли она его видит, беспутного? По праздникам, да и то через один.

— Да ты не переживай. В лес еще не въехали. Их здесь больше, чем лягух. Иные и к костру выходят. Хлебца ломоть, или сала шмат схватят и бежать. Чтобы не отобрали.

— Войтик, укусит. — Предупредил Веселин. — Смотри какие зубы. Цапнет, и волчовка не спасет, прокусит. Такой, как Купава и леший подавится.

— А зачем ему давиться? Он же ее не есть собирался, а совсем даже наоборот. Войтик сел на любимого конька и спрыгивать не собирался еще долго. — Ну, может когда-нибудь, не сразу, и до этого дело дойдет. Кашу, к примеру, пересолит…

— Так она и варить то не умеет. — Подключился к обсуждению будущего Купавы Толян. — Мечом махать научилась, а чтобы хавчик для пацанов сварганить, так слабо. Один раз попробовала, так Хруст с пацанами в кусты очередь занимали. Хорошо мы в это время с командиром далеко от нее были.

Зорень, не привычный к подобным беседам, изредка посматривал в сторону красной, и вот-вот готовой расплакаться, Купавы.

— Вступись за девку, Слав. — Шепнул он Стасу. — До слез скоро доведут.

— Ее бы раньше до слез довести надо было. Ремнем. — Отмахнулся он. — Пусть терпит. Своеволие надо лечить. А лекарство сладким не бывает.

Но все таки уступил.

— Войтик…

— Да, командир. — С готовностью откликнулся парень.

— Похоже обидится на тебя Свист. А может и в драку полезет.

— Почему бы?

— Как же ты ему такую неумеху сватать собрался? — Пояснил Стас. — Да она его в первую же неделю отравит. Нет уж дружище Войтик, если отдавать, так с добром. Пока прогуливаемся, научишь ее варить. А потом уж и Свисту не стыдно будет в глаза смотреть.

— Подавится ваш Свист! — Злобно прошептала Купава в ответ на его слова.

Войтик что-то смекнул и заговорщицки подмигнул ему своим разбойничьим глазом.

— А если не захочет?

— Можешь побить. Только без членовредительства. А то увидит ее Свист в синяках да с выбитым зубом, испугается. Сам знаешь, он парень нервный и привередливый.

— Да, командир, что правда, то правда. Свист у нас парень уросливый. Как Савраска у Веселина. Так Веселин ее каблуками, и везет.

Купава кипела от ярости и с трудом сдерживалась, чтобы не наброситься на них с кулаками.

И про кашу все врут. И про Хруста.

Старается поймать взгляд Стаса, чтобы понять, правду ли он говорит про Свиста.

Но Стас в ее сторону даже не смотрит. Словно ее и рядом нет.

Зорень что-то представив, громко расхохотался. Стас покосился в его сторону.

— У Свиста не забалуешь! — Пояснил конязь, давясь от смеха. — Тем более, что и считать не умеет. Ему что один, что два зуба. Все едино. Через день, а то и к обеду на другую половицу оглядываться перестанет.

Стас с недоумением поглядел в его смеющееся лицо, и вспомнив недавний рассказ тоже рассмеялся.

Купава совсем приуныла.

Как бы и в самом деле замужем за Свистом не оказаться.

За оврагом повернули влево и, не приближаясь к лесу, пошли вдоль его кромки.

Рэд за всю дорогу не проронил не слова.

Остановился, задумчиво глядя вдаль, коснулся пальцем кольца.

— Молчит? — Повернулся к нему Стас.

— Теплое. — Так же коротко ответил эльф.

— Ничего, Рэд. — Попытался успокоить его Стас. — Кони свежие. Застоялись. Пойдем, сколько сможем, без остановки. Да и принц твой, судя по всему, парень что надо. В обиду себя не даст.

Зорень не сводил глаз с черного леса. И чем больше смотрел, тем мрачнее становилось его лицо.

— Зорень, смотри вперед. С коня свалишься. — С улыбкой постерег его Стас. — Успеешь еще вдоволь насмотреться на эту красоту.

Зорень с усилием отвел взгляд от леса.

— Если все. что говорил Рэд, правда, нам с тобой побратим двумя дружинами не выстоять. И волчата твои вряд ли устоят.

Стас согнал с лица улыбку.

— Знаю, брат Зорень. Нужны тяжелые панцирные полки. Нужна тяжелая конница. Мои волчата хоть и хороши, но совсем в другой войне. Для полевых сражений их слишком мало. А где латы брать? А где казну брать? К тому же не завтра, а вчера. И чем эти чурбаки останавливать?

— Да, наши крепости их не остановят.

— Сам уже не раз пожалел, что народ с места сорвал. А как его остановить было? Смяли бы и не заметили. Рэд, а ты что молчишь? Или не побратим ты нам?

Эльф приблизился и поехал слева от Стаса.

Ночь провели у костра.

А следующим вечером выехали к большому селению. Перед селением, на перекрестке стоял трактир. Архитектуры совершенно не притязательной. Навес на столбах, крытый соломой со стенами. Сквозь которые в любую сторону открывается вся панорама этого мира.

Привязали лошадей к коновязи и сели за крайний стол.

Зорень остановил свой взгляд на, залитом вином и остатки трапезы, столе, по которому ползали толстые откормленные, лучше чем у Войтика в сарае, мухи и брезгливо передернул плечами.

Купава наморщила носик. Веселин постоял в нерешительности, опасливо поглядывая на злобно жужжащие полчища. Войтик, щелчком сбил со стола сразу десяток и плюхнулся, на жалобно скрипнувшую лавку.

— Если судить по мухам, с голоду здесь еще никто не умер. — Деловито заключил он. — Толян, садись. Веселин, они не кусаются. Глянь, у них и зубов то нет.

— С сервисом здесь туговато. — Толян критически оглядел помещение. — Санэпидстанция куплена или сроду здесь не бывала.

Стас же за время своей былой службы видел и не такое, поэтому с полным равнодушием занял место рядом с Войтиком и поискал глазами хозяина.

Посетителей было не много, а потому хозяина ждать долго не пришлось. Не прошло и четверти часа, как перед ними появился худой, невзрачного вида мужичонка, чем привел Войтика в неописуемое изумление.

— Что Войтик, поверить трудно? Человек у котлов день деньской стоит и так отощать сумел? — Усмехнулся Стас, заметив его скорбный взгляд.

— Картина и в самом деле не привычная. — Согласился Войтик. — Хотя мне и самому порой кусок в горло не лез

— Резать надо было помельче, пропихнул бы. А то вечно за самый большой кус хватаешься. — Вставил Плетень, сообразив, что вряд ли его достанет карающая десница Войтика. — А так, конечно, попробуй протолкни.

— Толкал бы коленом. Авось и проскочило. — Развеселился и Третьяк.

— Думай, что говоришь. Где рот, а где колено. — Беззлобно отшутился Войтик.

— Мог и ребят попросить. Помогли бы…Посмотри как Купава ест. Не ест, а вкушает. Берет осторожно, двумя пальчиками. Словно не в курной избе родилась, а по крайней мере в коняжеском тереме. Ест не торопливо, глазки в сторону держит. А ты хвать в кулак коровий мосол или баранью лопатку и прешь со всего размаху в рот.

Стас посмотрел на расшалившихся ребят, подмигнул Зореню и вставил свое веское командирское слово.

— Не зря воевода Серд, Войтик, все таки подков не досчитался. Значит, правда, ты их второпях в свое брюхо покидал.

— Каких подков? — Растерялся Войтик, никак не ожидавший нападения с этой стороны, остановив руку с бараньей лопаткой на полпути от рта.

— А тех, которые он у тебя в сарае искал, чтобы пересчитать их на моих глазах, да только мухи помешали…

Мясо исчезало с непостижимой быстрой. Бодро хрустели на зубах кости, а кувшины с вином пустели еще быстрее.

Войтик азартно дробил кости о крышку стола, выбивая мозг, отчего стол подпрыгивал, грозя каждый миг развалится на отдельные детали. Третьяк то и дело хватался за горлышко кувшина, оберегая его от падения.

Наконец упрямая кость сдалась, мозг из кости вывалился прямо на крышку, Войтик слизнул его прямо со стола и повеселел.

— Купава…

Но что он хотел сказать опальной девице, узнать было уже не суждено так, как в трактир прямо на коне, слегка наклонив при этом голову, влетел всадник. За стенами трактира маячило еще побольше десятка.

Стас чуть приподнял голову над столом и посмотрел на невежду.

Красное обветренное лицо. Внизу редкая, иссиня черная бороденка. Сверху шлем, обтянутый кожей и окованный стальными полосами. Шлем украшали два ядреных рога. Одет в копытный доспех, украшенный или усиленный на груди двумя стальными полосами. За спиной деревянный, обтянутый кожей щит. У седла копье, на поясе тяжелый, с расширяющимся концом, меч.

— Хозяин, почему псиной воняет? — Гаркнул воин. Черные, чуть раскосые глаза остановились на Войтике.

Тяжелая плеть опустилась на спину хозяина. Мужик упал на колени. Поверх рубаки проступила красная полоса.

— Сам бек Газген, сотник великого Кагана, пожелал остановиться здесь.

— Откуда взялась эта рогатая скотина? — От явного хамства Толян едва не подавился костью. Поперхнулся, но на выручку пришел Зорень, который от все души хлопнул его ладонью по спине.

Рогатый задохнулся от гнева и снова взмахнул плетью. Но в это время глухой угрожающий волчий рык прокатился по трактиру. Лошадь в страхе прянула в сторону и всадник вывалился из седла на стол, прямо перед Толяном. Шлем свалился с головы. Брякнулся о стол и с грохотом скатился на пол.

Толян действовал быстро.

Не успело бородатое лицо коснуться стола, как пятерня Толяна вцепилась в его черные волосы.

— А фейсом об тейбл не хотели бы? — Взревел он и с маху впечатал обидчика физиономией в стол.

Брызнула кровь.

Рука Толяна повторила прием.

Еще движение и хамоватый посетитель повалился под стол.

Стас одобрительно кивнул головой.

— Толян, ты с каждым днем открываешь нам все новые и новые таланты.

— Не хрена себе, отморозок. В кабак на колесах. Еще и мордой в хавчик. — Возмущению Толяна не было предела. — А мне это надо?

За стенами трактира бились и храпели кони. Слышались громкие сердитые голоса.

Стас снова склонился над столом, с наслаждением трудясь над сахарной косточкой.

— Уходить надо, Слав. — В голосе Зореня явно чувствовалась тревога.

— У меня только аппетит прорезался. А ты, как Войтик…

И не дожидаясь ответа, негромко распорядился.

— Хозяин, принеси нам вон того барашка, который совершенно нагло и бессовестно дразнит нас своим, до невозможности, румяным боком.

Новые посетители сумели к этому времени успокоить своих лошадей и с руганью кинулись в трактир. Под столом некстати завозился их начальник, но быстро успокоился под рукой Толяна.

— Отдыхай! — Недовольно пробормотал он и вмазал звонкую затрещину.

— Правильно, Толян. — Одобрил Войтик. — Самим мало. Разве это баран? Ягненок молочный. Купава, куда двумя руками лезешь? Что Плетень про тебя подумает?

Новый сдержанный рык, затем еще один и часть лошадей оторвалась от коновязи и унеслась прочь, унося на себе и своих хозяев.

Остальные остановились в нерешительности, не зная что предпринять. Скакать ли в вдогонку за оторвавшимися лошадьми или поспешить на выручку начальнику, который снова начал выбираться из под стола.

— Толян, к барашку подбирается, не иначе. — Обратил на это внимание Зорень, который тоже развеселился, следя за развитием событием.

— Да что ты, баран, никак не дашь поесть человеку!

Кулак Толяна с глухим стуком опустился на косматый затылок. Хрустнула черепная кость…

— Кажется к столу больше не полезет. — Определил по звуку Плетень. — Сам виноват. Не лезь в чашку, не мешай людям. Толян, можешь не торопиться. Не отберет.

— Ты вот тем скажи, которые сюда бегут. — Третьяк опасливо захватил свой кусок барашка в левую руку и приготовился отбить покушение на свою трапезу.

— Ребятки, только без поножовщины. — Заботливо предупредил их Стас. — Неудобно. Люди смотрят. А вдруг кому то плохо будет от вида крови.

Поймал на себе удивленный взгляд Зореня и нехотя пояснил.

— Пусть разомнутся… Зачем мешать? А ты ешь, побратим. Когда еще доведется посидеть в таком уютном гостеприимном местечке? Смотри, вид то какой открывается.

Взмахнул рукой, чтобы порадовать Зореня картиной чудного ландшафта, так поразивший его огрубевшую в боях и сражениях душу.

Хрустнула грудная клетка, под ударом его локтя. Раздраженное движение и под ноги Толяна свалился еще один неудачник.

Проследил, как укладывается, прищурил глаз.

— А не дурное винцо. Надо будет сказать Веселину, чтобы прихватил с собой в дорогу. Как ты думаешь, брат эльф?

Толян сжимает в одной руке баранью ножку, а другой вытянутой держит осатаневшего от злости и ненависти назойливого посетителя.

— Да, погоди ты… — Увещевал его Толян. — Дай доем. Хочешь, так закажи себе. А я эту уже закусал.

И не утерпел, ахнул зажатой костью.

— Подавись ты!

Подавился.

Прыгнул через столы мимо Стаса.

— Держись, пацаны!

Вспрыгнула с лавки Купава.

— Сидеть!

Села смирненько, подвинулась поближе.

В глазах Зореня зависть.

Стас покачал головой с пониманием. Молодецкая забава вовсю под крышей гуляет. Пожалел…

— А ты что сидишь, Зорень? Тряхни стариной.

Не успел договорить, а побратима уже нет. Ввинтился в драку. Молотит с плеча с хаканьем. По деревенски. Всю силу в кулак!

— А ты Рэд?

Ну где же эльфу понять нашу веселуху?

Сидит со скучным видом, косточку во рту мусолит.

Одуревший и мало что понимающий хозяин тащит кувшины с вином.

— Командир! У них мечи!

Тревожный голос Веселина заставил его с неудовольствием оторваться от чарки. Сказал с укоризной.

— Веселин…

Скосил глаз через плечо.

У Веселина в руке уже чужой меч.

Скривилось лицо у парня. Не по душу ему чужой меч пришелся. Только дрова колоть. Махнул крест накрест, перевернул меч и лезвием под подбородок.

— Веселин…

— Так он сам, командир. Лезет, как слепой. Я его уж и так и этак отталкивал, а он лезет. Вот и натолкнулся. — Оправдывается Веселин.

Войтик с Толяном в паре. Разгорячились, в азарт, во вкус вошли. Кости хрустят под ударами могучих кулаков. Доспех остановить не может. Оба ревут, как два разъяренных медведя.

Третьяк с Плетнем молчком управляются. Умеют себя поберечь. Аккуратисты. В кучку складывают.

Темный от досады морщится. Отвлекли беднягу от размышлений. Торопится побыстрее отвязаться, бьет без пощады. Скупо, но наверняка.

А Зорень попросту душу отводит. Наскучался в коняжеском тереме с умным видом сидеть, спешит кровь по каждой жилочке разогнать.

— Кто такой этот бек? — Взглядом Усадил хозяина напротив себя.

— Газген? Он часто сюда пограбить приезжает…Разве только один Газген у кагана казов?

— Значит скоро здесь будет? С какой стороны?

— Да, господин. — Взглядом указал на дорогу, идущую из леса и умоляюще попросил. — Но только…

— Понял, не дурак. Дурак бы не понял. — Усмехнулся Стас и поторопил. — Заканчивайте с забавой, ребятки. По коням!

Забава кончилась.

Повалился один. Рухнул другой.

Кто-то наскочил на лезвие меча Веселина, который отстранял от себя очередного обидчика.

Кто-то столкнулся с кулаком Войтика.

— Так мы уже давно, командир. — Вежливо улыбается Толян. — Мы только ждали, когда ты вино допьешь, мешать тебе не хотели.

— Купава, забери кувшинчик.

Обрадовалась.

Ну, нет, милая. Рано. Еще не один день помаешься, прежде чем заработаешь прощение.

Возвращались с пойманными лошадьми воины казов. Стас указал на них кивком головы Третьяку.

— Догоняйте.

Третьяк и Плетень завернули своих коней и понеслись им навстречу, вытягивая на ходу луки и стрелы.

Зорень, уже многое видевший в детинце, с изумлением увидел, как казы посыпались из седел, а «сладкая парочка» по не широкой дуге обогнула, добивая последних и все на том же бешеном галопе вернулись в строй.

— Надо встретить этого бека подальше от селения. — Стас повернулся к Зореню. — Кто такой этот каган? Что за сосед?

— Известно какой… Разбойник. Правда последние годы каганату не до нас. Своих печалей выше ноздрей.

— Что так?

Стас приподнялся на стременах, подыскивая удобное место для засады.

— По их закону каганом не может быть старый, больной и увечный. А у них, как назло, то окривеет, то охрамеет, то скособочится.

Стас улыбнулся.

— А попросту, как у всех добрых людей делается, ножом по горлу нельзя? К чему такие сложности?

— В том то и дело, что нельзя. У них каган вроде живого бога. — Пояснил Зорень. — А на бога разве рука поднимется?

— Тогда конечно! — Усмехнулся Стас и кивнул головой. — Если бог… Войтик!

Взмах рукой и Войтик с Толяном исчезли.

— Третьяк, Темный…

Не стало еще троих.

— Ну а мы с тобой за живца сработаем.

На седла легли луки.

Зорень плечом поправил тул со стрелами.

— Стас, зачем тебе понадобился этот бек? Не он, так другой ходить будет. Пока есть дичь, будет и охотник.

Стас приостановился.

— Мне? Да он мне и даром не нужен. Ребята насмотрелись на Сумерки и заскучали. Да и ты тоже. Смотреть противно было. А как получил пару раз по морде, так повеселел сразу. — Заметил обиженный взгляд Зореня и спохватился. — Ну и сам, конечно, дал…И опять орел. Высокого полета птица, а не щипанный воробей. Вот и ребятам встряхнуться надо. Да и Купава себе жениха присмотрит. Свет клином для нее на Свисте не сошелся. Правда, Купава?

Проехали еще немного.

Остановился, осмотрелся. Оглядел критически поляну, прищелкнул языком.

— Вот на эту полянку мы их с тобой и выведем. Я же говорил тебе, конязь Зорень, что мне эти ваши богатырские забавы до лампочки. В смысле до… свечки. Гром, стук… утомляет. А здесь все тихо. Не заметно. И не так обидно. — Стас догадался, что Зореню не очень нравится его затея с засадой и поторопился объяснить. — Чистенько и опрятно. Купава, отстреляешься и ходу. Голову пониже и пулей. В смысле стрелой. И попку береги. Жаль если такая красота пропадет не за понюшку табака. Мы за тобой.

Сто, двести метров. Еще немного. Впереди лошадиное ржание. Громкий хохот.

Едут без опаски. Хоженой не раз дорогой. Не пуганные. Придется попугать.

А вот и они.

Что-то кричат. Ну да, еще бы пароль спросили!

Ударили стрелами. Дорога узкая. Больше трех в ряд не встать. Крики, стоны…перепуганные кони. Эльф стрелок отменный. Купава… Губы побелели. Лук под доброго мужика строен. У Зореня похуже получается, так нарочно мажь, не промажешь.

— Все! Ходу!

Пропустил вперед всех. Сам последний. Махнул ногой чрез конскую гриву. Авось Серко не расшибет. Стрелы летят в упор. Последняя…

Приглянувшаяся полянка.

Еще чуть-чуть.

Цу энде! Как говорят наши друзья французы.

Войтику бы со спину ударить сейчас.

Стрел нет. Осталось только место, по студенчески, на галерке занять. В партере разгорячившиеся актеры могут запросто затоптать скучающую публику.

— Командир! Я только-только фишку ловить начал, а они кончились. — Орет, выскакивая на поляну Толян.

— Стрелы?

— Стрелы есть! Говорю же, они кончились. Рогатые. Парокопытные!

Вслед за Толяном появились и остальные.

— Ну, как тебе работенка, Зорень?

Конязь поднял взгляд от полянки, заваленной трупами, но сил отвести его нет.

— Чистенько. Опрятно. — Хриплым голосом повторил он. не давно услышанные от Стаса слова.

— А я что говорил? Стерильно! Смотри и ребятки наши повеселели. Щеки красные, глаза сияют. Хоть кому рога свернут, а не только этим парокопытным. Толян, где словечко спер?

— Из школы… — Стыдливо пробормотал Толян. — У нас ботаник, в смысле доцент, парокопытными коров звал. Я еще за них пару схлопотал. Копыт то четыре, точно знаю. Было дело, даже пересчитал. А доцент буром прет, парокопытные! Сам не знал, что эта ботва мне на мозг прилипла. А как посмотрел на это рогатое зверье, так сразу и вспомнил эту лобуду.

— Стрелы собрать и вперед!

Было уж совсем темно.

— Может вернемся, Слав?

— Нет. Пойдем вперед. А через пару часиков, — он постучал пальцем по стеклу своих часов — Остановимся на ночлег. Войтик!

Войтик с Толяном деловито обшаривали трупы казов.

Толян поднял на него, полный недоумения, взгляд.

— Что за дела, командир? Это не шмон, а обыкновенная воинская добыча. Нам бабки надо? Или как? Не все же Зореню за нас платить.

Стас промолчал и, недовольно хмурясь, отвернулся.

— А ты о чем молчишь, Рэд?

— Я думаю, не пустят ли за нами погоню.

— Вряд ли их так скоро начнут искать, а люди, если у них есть мозги, к утру приберут. Войтик, заканчивайте экспроприацию, а то впрямь придется ночевать с трупами под головой.

Заслышав его недовольный голос, парни с неохотой оторвались от своего занятия и пошли к лошадям.

Точно через два часа он натянул повод.

— Всем спать. Рэд. Перестань нагонять тоску. Боец должен смотреть бодро и весело, смело заглядывать в светлое будущее и свято верить в грядущую победу. Я правильно излагаю мысль, Толян?

— Стопудово, командир! — Сверкнул глазами Толян, укладываясь рядом с Войтиком. — Замполит нам такую же ботву гнал на политзанятиях.

— Ложись спать, Рэд, и чтобы я больше не видел и тени уныния на твоем лице. — Заметил слабую попытку возражения и согнав с лица улыбку, уже твердо добавил. — Не возражать! Это приказ! Толян!

— Приказ — закон для подчиненного. Должен быть выполнен точно, полно и в срок. — Рявкнул Толян, вытянувшись в струнку, правда в положении лежа. — Не выполнение приказа преследуется по всей строгости закона, а в военное время вплоть до расстрела.

Стас был приятно удивлен знаниями Толяна и, не скрывая этого, удовлетворенно кивнул головой.

— Молодчина, Толян! Рэд, усвоил? Это я тебе не как друг, как командир говорю. И еще запомни. Если твой принц жив, мы его найдем. Я или говорю, или не говорю. Но если говорю, то делаю. Задача ясная?

Эльф слабо кивнул головой.

Стас нахмурился.

— Повторить!

Голос жесткий, требовательный. Вои вздрогнули. Так их командир говорил не часто. А уж если говорил…

— Ясная, командир!

Стас был вполне удовлетворен произведенным эффектом.

— А теперь спать! Я на вахте.

Последняя команда была совершенно излишней. Третьяк и Плетень давно уже сладко посапывали. Толян, отбарабанив Стасу строки из армейского Устава, тут же присоединился к, бодро и заразительно храпящему, Войтику.

И только Купава возилась под кустом, приминая траву и прозрачно вздыхая.

Стас проследил, как эльф выбирает для себя место. И тоже привалился спиной к дереву. Сидел. Подремывал под шорохи и шелест ночного леса.

— Вождь! — Чуть слышный шепот и робкая рука легла на шею.

— Брысь!

— Слав! — Рука осмелела и нырнула под волчовку. Горячие губы скользнули по не бритой щеке.

— Брысь, малявка. Ребят разбудишь.

— Ладо…мой!

Понимает, что нельзя гаркнуть во все горло. И оттолкнуть нельзя. Ребята проснутся.

Руки по груди скользят.

— Прости, вождь.

— Брысь…

Но где там! Горячее дыхание у самого уха. В висках кровь стучит. Глаза, как два колодца. И не захочешь, так с головой нырнешь и не вынырнешь.

Голова на коленях. Закрыла глаза, облегченно вздохнула. Горячая рука под волчовкой обнимает. Все верно рассчитала подлая девка. Полная и безоговорочная капитуляция с поднятием белого флага и прочими атрибутами напрочь проигранного сражения.

Зорень открыл глаза. посмотрел на него сонными глазами и понимающе прищурился.

— Ночная кукушка. — Пробормотал он, перевернулся на другой бок и захрапел так, что позавидовал бы и Войтик.

Светало.

Осторожно коснулся плеча рукой.

— Слав…

— Брысь. Сейчас ребята проснутся.

Карие глаза светятся от счастья. Схватить бы в охапку!

— Подъем, волчата!

Эльф уже в седле.

Зорень растирает ладонями лицо.

— Перекуковала? — Спросил он, кивая головой в сторону веселой Купавы и ехидно ухмыльнулся.

— Щас…

Версты убегали под копыта лошадей. Лес. Перелесок, снова лес…Редкие веси. Еще реже села. Бежали дни. Эльф снова поскучнел.

— Грудь колесом! Голову выше, гляди веселей! — Подбадривал он его. — Толян, запевай!

У Толяна оказался богатый репертуар. От дворовых и лагерных песен до трогательных романсов. Слушая его, Стас не один раз думал, что родись он не в глухой провинции, на эстраде бы равных ему немного было.

— Гитарку бы мою сейчас! — Мечтательно закатив глаза как то произнес он, заканчивая очередной концерт. — Пацаны бы рыдали. Войтик, отломи кусочек. Не жмись!

Войтик после его концертов, как хлебный мякиш. Без слов лезет в котомку и очередная лепешка исчезает в Толяновой горсти. Смотрит на друга влюбленными глазами, заглядывает в рот…в котором с непостижимой быстротой исчезает лепешка.

— Пуста земля.

— А что ты хочешь? По одну сторону каганат с его разбоями. По другую черный лес. Бегут.

Несколько раз навстречу выскакивали казы и обманутые их числом с диким воем неслись навстречу, размахивая кривыми мечами.

Но меткие стрелы быстро охлаждали их боевой пыл. Иногда Стас разрешал подпустить их поближе и тогда в дело вступали мечи.

Эльф все чаще и чаще касался своего кольца.

Стас бросал на него внимательный взгляд, но эльф пожимал плечами и, словно чувствуя за собой вину, отводил глаза в сторону.

Про замужество Купавы уже не говорили. По ее веселому виду и счастливым глазам поняли, что заслужила таки прощение в жесточайшем ночном сражении. А может быть и не в одном.

И только Войтик окинул ее зорким взглядом и деловито молвил.

— Повезло Свисту. Будет жить.

Обдала его презрительным взглядом, фыркнула, зашипела рассерженной кошкой.

— А может и нет! — Засомневался Войтик. — Если побить ее раз-другой, так может и вышел бы из нее толк. Как думаешь, Толян?

— А дурь останется. А у нее и так полным полно. — Лениво ответил Толян, решая с какой стороны к нему лучше подъехать за очередной лепешкой. И не найдя никакой весомой причины затянул.

Ничь яка мисячна,

Зоряна ясная,

Видно, хоть голки сбирай…

Сработало безукоризненно.

— В армии в художественной самодеятельности пел. И на смотрах всегда запевалой назначали. Хотели в ансамбль какой то там песни с пляской забрать, а я в самоход слинял да еще и махач устроил. — Толян мечтательно закатил глаза, заедая каждое слово изрядной порцией лепешки.

Рэд в очередной раз поднес руку к кольцу и ожил.

— Слав, надо к лесу сворачивать.

— Давно пора. — Оживился и Зорень. — Уж какую неделю блудим.

— А сумеешь ли по лесу провести? — Усомнился Стас. — Сам говорил, что лес закрыт для нас. Зайти зайдем, а выйти ума не хватит.

Но эльф пропустил его сомнения мимо ушей.

Войтик хмыкнул.

— Крепкая дружина подсобирывается. Два конязя, один из них к тому же еще и вождь. И принц. — Начал он и сбился под суровым взглядом Стаса.

Эльф вел, как по компасу.

Через день спустились к реке и по крутому берегу вышли к небольшому городку.

— Сомневаюсь я, что эльфы вот так за всяко просто толклись среди людей. Не привычно как то. — Высказал предположение Зорень.

Но Рэд уже ничего не слышал.

Не доходя до городка нескольких верст заметили густой дым и пламя. Городок крутым берегом опоясан. Внизу лежит. Как на ладони все видно. Во все стороны люди разбегаются.

У берега среди лодок и лодчонок драчливо задрав нос корабль с одинокой мачтой над палубой и звериной харей на носу.

— А вон там еще один дым. — Указал рукой Толян. Непруха. — Ехали тихо, мирно. Никого не трогали. Мечтали отоспаться на чистенькой постели. Что делать будем?

Стас, не отвечая, направил коня в сторону тесной кучки в панике бегущих людей. Остановился. Закрыв конем им дорогу.

— От какой беды убегаете, люди добрые?

Спокойный голос и властный взгляд заставили остановиться.

— Ярл Вотун. Фьердинг северный.

В глазах страх вперемешку с ненавистью.

Ярл, это что-то скандинавское. Северное. Хотя откуда здесь взяться Скандинавии?

Люди замерли в растерянности. Сзади смерть. И спереди неизвестно что. на плечах волчьи шкуры. На головах бабьи платки. За спиной по охапке мечей у каждого.

Поторопил взглядом.

— Каждый год повадился приходить. Пограбит. Села пожжет по всей реке. Девок, мужиков кагану сведет в неволю.

— А встретить по чести не можете? — Укорил Зорень. — Велика ли у него дружина? Один корабль.

— Еще два за излучиной стоят. Это чтобы люди не разбежались. — Пояснил не понятливому кто-то из толпы.

Яростные голоса и конский топот прервали беседу.

— Опять парокопытные. — Изумился Толян. — Сколько же их здесь завелось. У нас даже последний лох по пьяни не признается, что рога навешали. А они их на башку цепляют, чтобы заметнее было.

Стас молча кинул стрелу на тетиву.

— Бить под шлем!

Звонко щелкнула тетива по рукавице. Это Зорень не утерпел. Всадил стрелу прямо в разинутый рот.

— Один…

— Уже два. — Поправил Войтик.

— Считать потом будете.

— Так опять кончились. — Обиделся Толян.

— Клювом не будешь щелкать.

— Поищем в другом месте. — Предложил Стас так. как будто речь шла о грибах, и толкнул жеребца вниз, в городок. — Если арифметику вспомнить захотелось. К берегу, ребятки. Не бегать же за ними по городу. А к кораблю все вернутся.

К берегу стороной почти не замеченными спустились.

— Войтик с Толяном на корабль. Коней за угол… И перебежками.

Вывернулось из-за угла рогатое чудище. Глаза безумные. С морды пена хлещет. На левой руке щит висит. В правой топор зажат.

— Мыла наелся что ли? — Толян удивленно повернулся к Стасу.

А рогатый щит грызанул зубами и с топором на Толяна попер.

— Нашел дурака! Под колун лезть. — Усмехнулся Толян. — Поищи в другом месте кого попроще.

И всадил нож в глазницу без замаха по самую рукоять.

Войтик торопит. Рукой ему машет.

Над бортом показались рога.

Свистнули стрелы. Рога пропали из виду.

Три быстрых шага по веслу и Войтик уже на палубе. За ним по другому веслу пробежал обиженный Толян.

— Подождать не мог?

— Есть у меня время ждать. Пока ты разговоры с ним разговариваешь. Знакомого встретил?

Мечом под колено, вторым под подбородок.

— И вовсе я не разговаривал. И видел то первый раз…

Перевалились через борт Третьяк с Плетнем.

Нож влево. Меч вправо.

— А сходни для чего? Не могли, как приличные люди по трапу зайти? Купава, заводи лошадей…

— Не корабль, свинарник. До чего посудину довели.

Купава брезгливо морщится. В пору нос рукой зажать. Ищет где бы ногу в сапожке поставить.

— Что делать? Одичали мужики без женского общества. — Вступился за них Стас.

— Командир. а зачем он щит пытался кусануть? На понт брал, или как?

— Ярость в себе подогревал. Берсерк.

— Так зубы же сломает!

— Священный боевой экстаз!

— Так это в сексе. А в драке если этот самый экстаз крышу снесет и нож под ребро словить можно. — Засомневался Толян. — Или в глаз…

— Каждый сходит с ума по своему. — Согласился Стас. — Зорень, Рэд, ну что вы, право слово, как не родные? Присаживайтесь. Лавки, в смысле банки, почти чистые.

— Командир…

— Вижу. Плетень, вы левых. Мы правых. Бить быстренько, пока не опомнились. Ближе, еще ближе…Купава не суетись. Пока цвет глаз не увидим.

— Попробуй разгляди этот самый цвет, когда вся морда в шерсти. — Возмущенно проворчал Войтик. — Сначала пальцем проколупать надо.

Шаг, еще шаг…

Голосят невольники.

— Здоровенные мужики среди них, а повязать себя позволили. Удивительно. Неужели плохонького топора под рукой не оказалось? — Удивился Веселин.

Подал знак рукой.

Выпрямились над бортом.

Свист стрел слился в сплошной гул. Били в упор. Вычистили разом. Пока опомнились, на сходни бежать было уже не кому.

Зорень сбежал на берег.

— Все, или еще есть?

— Эти все. Другие еще там. — Не веря в свое счастье замахали руками.

Стас усомнился.

— Маловат экипаж у ярла. А где он сам?

Только-только получившие свободу люди, заметались по берегу.

— Ложись! — Крикнул во все горло Толян.

Но где там!

Стас нахмурился и поднял свой лук. Дело осложнялось.

— Рэд!

Эльф кивнул головой.

Снова засвистели стрелы, но фьердинги уже на сходнях. Этих встретили в упор, ножами.

— К мечу, волчата!

Сходни узкие. Только для одного. Если потесниться, по два ряд. Народ опытный, в морских разбоях поднаторел. По веслам, как по сходням, не хуже Войтика бегают. И сразу под меч.

Прыгнул сверху, оттолкнувшись от борта ногой на Стаса рыжеволосый детина. Борода до пупа, от плеча до плеча по груди развалилась. Махнул топором на удачу и сразу щит под удар меча подставил. От такого топора и бронежилет не спасет. Армейская каска на черепки развалится. В ушах до самой смерти звон стоять будет.

В ярко синих глазах безумие плещется.

Отступил на шаг. Нож из руки рыбкой выпорхнул. Изо рта рукоять торчит. Не проглотил. Подавился.

Сдвинулся еще на шаг. Огляделся. Еще нож. Купаве против топора не выстоять. А этот нож поможет Веселину. Веселин не обидится. Прямо под затылочную кость, туда, где из под рогатого шлема огненные лохмы торчат.

Эльф отступил на корму и не целясь стрелами бьет. Правда, к чему вся эта суета?

— Купава!

Оглянулась, по личику кровь стекает. Чужая…

— Ко мне! — Погрозил пальцем. — Не женское это дело. Оставь мужикам. Учись у Рэда. А ты, как Войтик. Только бы кулаками махать.

Третьяк с Плетнем в четыре меча управляются. Толян парокопытного топором между рогов ахнул. Когда поднять успел? Оглянулся, виновато пояснил.

— Мечи казенные, денег стоят. А такого облома только топором свалить и можно.

Войтик сбежал по сходням вниз. К народу.

— Которые тут мужики. Собирать топоры, мечи, копья. Кому что больше по душе придется. Остальных отбивать надо.

Стоят в нерешительности.

Робеют.

Смотрят на странный наряд. Пытаются угадать, откуда такие взялись? Страх глубоко сидит. До сих пор не опомнились.

Поневоле старый армейский анекдот вспомнил, так и подмывает спросить.

— Хиба ж вы живого арапа не бачили, чи шо?

Стас у Купавы повод принял, сел в седло.

— Войтик, не рви глотку. Голос пропадет. Перепуганы они.

— У меня у самого крыша чуть не поехала, когда увидел, как этот рыжий свой щит грызть начал. И отгрыз бы кусок, если бы командир его не отоварил.

Не спеша по трапу, ведя своего коня в поводу, спустился эльф. Хозяйственный мужик, ничего не скажешь. Прежде все стрелы собрал. Тисовые, клееные на каком то особом клею. А в другом туле и вообще не понятно из чего сработанные. Дерево не дерево, метал не металл…

За ним Третьяк с Плетнем. Последними Веселин и Темный.

— Что делать будем, Слав? — Тихо спросил Зорень. — Мало нас на две ватаги. Даже если их из засады бить. Совсем дикий народ. И людей в беде бросать нельзя. Пропадут. У кагана в неволе долго не заживаются. Особенно девки. Или продадут, или в жертву.

— Как в жертву? — Толян чуть не поперхнулся.

— Обыкновенно. Богу войны. Или огня… А то дождя у своего бога вымаливают. На рождение сына. Был бы человек, а повод найдется. Они и в набег иной раз идут, только для того, чтобы было кого резать.

— Живых?

— Ну, а каких еще…

Люди понемногу приходили в себя.

Любопытство переключилось на эльфа.

— А вот таких мы уже видели. — Ткнула в его сторону бесцеремонно одна из только что освобожденных женщин.

Рэд вздрогнул, раскрыл, ставшие нестерпимо зелеными глаза и толкнул к ней коня.

— Давно? Сколько их было?

— Я дней не считала. А сколько их было? Да больше, чем вас. Переправу искали на тот берег.

— И куда пошли? — Стас поставил своего Серого рядом с конем эльфа.

Женщина, не сводя глаз с эльфа, пожала плечами.

— Куда пошли, не знаю. А направились берегом туда… — Она махнула рукой в сторону чернеющего вдалеке темной полоской мертвого леса.

Подъехали Зорень. Веселин. Купава втиснулась между ними и Стасом, полагая, что именно здесь ее законное место.

— Значит, судьба Рэд. — Войтик обнял эльфа рукой. — Мимо той проклятой излучины не пройти. Любопытно посмотреть, доедят они свои щиты или оставят на ужин? Как ты думаешь, командир?

Стас пропустил его шутку мимо ушей. Оглянулся на корабль, на звериную морду, вымазанную кровью, которая украшала вздернутый нос и повернулся к людям.

— Надо бы спрятать эту лодочку. И получше. — Негромко попросил он. — Боюсь, что понадобится скоро. И приберитесь здесь. А спрашивать будут, говорите, что знать не знаете, ведать не ведаете и слыхом не слыхивали. И уходите вы отсюда, если нет у вас мужиков за себя постоять.

Последние слова бросил уже в сердцах, направляя коня вдоль берега.

— Погоди, мил человек. Не знаю как тебя звать, величать. — Заторопился в вдогонку крепкий мужик. Подхватывая с земли топор. — Если и правда остальных спасать пойдешь, так и я с вами.

Обиделся. Смотрит исподлобья. Голову вперед наклонил На лице кровь запеклась. Глаз заплыл. Взвесил топор на руке, оглянулся.

— А вы чего стоите? Вас при матерях и женах, при детях ваших в глаза срамят, а вы… И-эх! — Плюнул от досады, с языка вот-вот крепкое слово сорвется.

Но не сорвалось. Стерпел.

Кинулась следом за ним, все еще не оправившаяся от испуга, женщина.

— Куда? Мало без глаза, так и без головы остаться хочешь?

Отмахнулся.

— Чем так жить, лучше уж совсем…

Не договорил. А может испугался, что кинется при людях останавливать.

Стас не стал дожидаться, чем дело кончится. Минуя городок, узкой дорожкой поднялся наверх. Отсюда хорошо просматривался и городок, и река, и злополучная излучина, мимо которой пройти совесть не позволяла.

— Открытый бой нам не выдержать. — Тихо сказал он не к кому не обращаясь. — Массой задавят. И бронники наши на топор не рассчитаны. К тому же Купава. А сколько их на двух бортах вместе с гребцами?

Рэд нахмурился. Похоже, что он весь, вместе с потрохами был уже рядом со своим принцем. Повернулся к Стасу, смотрит с надеждой.

— Думаешь, мне по душе эта роль рыцаря Печального образа? У самого дел по горло. — Попробовал отшутиться он. вспомнив, некстати незадачливого идальго. — Предлагайте…

— Бабахнуть бы сверху пару лимонок и Васькой звали. — Мечтательно прищурился Толян. — Как думаешь, Войтик? Покатило бы?

Войтик плохо представлял себе, что такое лимонка. Но он уже хорошо знал что такое его друг Толян и не решительно покачал головой.

— Народ побьем.

За ними толпа мужиков. Вооружились кто чем.

— А если поджечь? Начнут спасаться, в воду попрыгают.

Кипят в круглой голове Толяна идеи.

— Чем? И как? К ним еще подойти надо.

Приуныл. Скребет затылок ногтем. И в самом деле, как поджечь, когда вода кругом.

— А может Рэд? Гору сковырнул, а тут два игрушечных кораблика? — Смотрят с надеждой на эльфа Толяновы чистые глаза.

Из-за крутого берега уже верхушки мачт видны.

Дальше пологий спуск, выходить нельзя.

Рэдэльф сошел с коня, отцепил тулы со стрелами. Накинул капюшон на голову и исчез.

— Во, дает пацан! — Восхитился Толян. — У нас бы паханы такого с руками оторвали. От заказухи отбоя бы не было. Система «Стелс». Не въезжаешь, Войтик?

Не въезжает Войтик.

— Ну, не бери в голову. Не для среднего ума.

Голова Войтика была в это время занята мыслями о спасении невинных душ, поэтому обидеться не успел.

— Купава, остаешься с лошадьми. И с мужиками.

Войтик не утерпел и вставил слово.

— Куда ей одной столько мужиков? Обожрется.

Дернулась, оскорблено открыла рот уже, чтобы словечко вставить, но вспомнила некстати, что до сих пор не прощенная ходит и промолчала. Даже Войтику не нашла что сказать. Хорошо еще, что язык показать успела.

Крадучись пошли туда, где только что скрылся эльф.

Войтик идет, как слепой. Дорогу ногой щупает.

Поймал на себе удивленный взгляд. Развел руками.

— А вдруг лежит где-нибудь? На уши наступлю. Или на другое какое причинное место. — Пояснил он. — На сапоге глаз нет. Ступает, куда захочет. Точно помню. Сам шил.

Не успели выбраться на склон, как увидели две яркие вспышки. И оба корабля охватило буйное пламя. Фьердинги даже не пытались спасти свои корабли. Кто-то кинулся к сходням, кто-то бросился прямо через борт, в воду. А навстречу брызнули стрелы эльфа.

Те, кто успел выбраться на берег растерянно крутили головами, пытаясь угадать откуда свалилась на их головы смерть. Но эльф, не видимый в своем одеянии, не стоял на месте. И потому казалось, что смерть была всюду.

— Так и без работы можно остаться, командир. Рэд фишку поймал. — Возмутился Толян.

В это время с кораблей начали выбираться невольники.

Фьердинги растерялись, не зная что предпринять.

Невольники разбегались. А смерть летала всюду.

Кто-то посообразительней пытался скрыться за бортом.

— Пора и нам. Надо помочь Рэду. Войтик, бьете тех, которые на берегу, мы водоплавающих. Только массовка бы не помешала.

Массовка и впрямь мешала. Если фъердинги почти опомнились и начали сбиваться в нечто похожее на отряды, то невольники все метались по берегу в поисках спасения и только часть из них начала карабкаться по склону вверх.

— Если в топоры возьмут, мало не покажется. — Озаботился Толян, выпуская стрелу за стрелой. — Еще и в запарке народ рубить начнут.

— Когда в куче, легче бить. Не промажешь. — Ободрил его Войтик. — Правда Темный?

Берег выбрили начисто. Хоть одеколоном обрызгай.

— Веселин, уводи народ!

Но помощь Веселина не понадобилась.

Мимо них, дико крича и размахивая топорами, бежали подопечные Купавы.

Стас поморщился.

— Заканчиваем.

И снова посыпались стрелы.

Но фъердинги и не помышляли сдаваться. Увидев перед собой, ошалевших от невольной храбрости мужиков с топорами, с диким ревом понеслись на них.

Но добежать не успели.

Последний упал на замахе. Топор выпал из руки в ладони от лохматой головы.

Пламя над кораблями взметнулось вверх и опало. А перед глазами предстали целехонькие корабли.

— Блин! — Прошептал Толян. — Опять марьяж.

— С кем поведешься. — Усмехнулся Стас.

— Рэд, Вообще классное мочилово получилось. — Толян с неподдельным уважением воззрился на эльфа. Особенно с пожаром клево. В натуре. У меня у самого крыша сразу на бок скатилась, когда увидел красного петуха над кораблями.

Стас слегка повернул к нему голову.

— Она у тебя до сих пор на место не встала.

— Так я и говорю, командир, наш пацан. А может сейчас уже по делу бросить спичку?

— Корабли жечь не будем. В хозяйстве и сам порой не знаешь, что и когда пригодится. Уж если тебя к делу пристроили в этом мире, то для них уж точно найдется.

— В принципе, конечно. — Помедлив, согласился Толян. — Антиквариат. Если подсуетиться. Объяву тиснуть, можно и толкнуть за бабки. В карманах голяк.

Коммерсант в душе Толяна умирать никак не хотел.

И сразу мысль перескочила на святое.

— Командир, а как в смысле военных трофеев?

Стас нахмурился, но промолчал.

Была в словах Толяна сермяжная правда.

Подошел к, стоящим тесной кучкой, людям.

— А что же конязь ваш позволяет на своей земле безобразничать?

— Так нет у нас конязя. Сами по себе живем. Какой конязь сюда полезет по своей воле? С одной стороны черный лес, с другой каганат. Один промысел — река. Люди торговые оттуда сюда, отсюда обратно. Рыба опять же… Почитай по всей реке так…От сих до этих. — Мужик неопределенно мотнул головой.

— Уходили бы… — Посоветовал Войтик.

— Здесь отцы наши, деды жили. — Возразил кто-то. — Как от могил уходить?

— Тогда просились бы под руку. — Вступил в беседу Веселин. Указал глазами на Стаса и Зореня. — Два конязя перед вами стоят. Хоть тот, хоть другой примет.

Люди осмотрели их придирчивыми взглядами со всех сторон. Похоже было, что не поверили. Одеты … Да разве для истинных конязей это одежда?

Веселин разгадал их сомнения и заливисто, по детски, захохотал.

— В другой раз, вождь, надо с собой дружину брать и все венцы на голову пялить. И конязю Зореню тоже.

Во взглядах появилось легкое замешательство. Кто-то смутился. Руки потянулись к шапкам. Но их на месте не оказалось. Молодки осторожно глазки подняли.

Купава забеспокоилась и, тронув конские бока пятками, подъехала поближе, закрывая его от бесстыжих женских глаз.

— Ну, если так, то…

Но Стасу было совсем не государственной принадлежности нескольких сотен жителей, забытого конязьями прибрежного городка.

Подозвал к себе, того, самого бойкого мужика, который первым схватился за топор.

— Надо бы спрятать эти посудины от ненужных, и крайне любопытных глаз. Понадобятся.

Мужик поскреб затылок, обернулся, словно ища ответа в глазах односельчан.

— Спрятать можно. Почему нельзя, если надо? Прости господин, не знаю твоего звания, имени…

— Не переживай… Может еще и узнаешь. — Постарался успокоить его Стас. — К чему забивать голову всякой чепухой? А за лодочки эти спасибо скажу. Так куда, говоришь, пошли те, что на нашего друга эльфа похожи?

Услышав про эльфа, люди потянулись поближе, и забыв всякие приличия, уставились на Рэда.

Рэд смутился и отъехал подальше, прячась от людских взглядов за спинами воев.

— Ну что вы глаза выпучили словно не разу живого эльфа не видели? — Вступился Толян.

Мужики с неохотой отвели глаза от Рэда.

— А где бы нам их видеть, когда сроду их в нашей земле не водилось? — Ответил за всех все тот же мужик. — А поехали они туда, в сторону темного леса берегом. Переправу искали.

— А на лодках перевезти нельзя было?

Купава была до глубины души поражена тем, что никому и в голову не пришла такая простая мысль и даже не попыталась скрыть это.

— Э, девонька. Кто же по доброй воле и своей охотой на тот берег попрется. Уж лучше сразу утопиться. Народ там вовсе дикий живет. Орками зовется. Как от берега и до самых гор. — Помедлил, что-то обдумывая про себя. — А про конязей не соврали?

Но Купава в ответ издала презрительный звук и еще ближе подвинулась к Стасу.

— Ну, вот Рэд, осталось только перехватить твоего принца, пока он не перебрался на тот берег. И дело в шляпе. В смысле в шишаке.

Рэдэльф уже разбирал поводья, бросая на них нетерпеливые взгляды.

Зорень внимательно посмотрел на узкую полоску черного леса.

— Может, на ночь остановимся?

— Как? Ты только посмотри на нашего друга Рэда? Сам спать не будет, и другим не даст. Будет кряхтеть, ворочаться и страдать.

Купава, заслышав предложение Зореня, повеселела и с надеждой подняла глаза подняла, прозрачно вздыхая. Но ответ Стаса привел ее в уныние. Поняла, что в ближайшее время прощения заслужить не удастся.

— Вперед, только вперед! — Бодро скомандовал Стас. — А есть ли где — то в той стороне переправа? За спиной помню, а впереди…

— Когда то была, а теперь. Разве забытый паром где остался? А ты в самом деле конязь? — С надеждой в голосе спросил мужик.

Стас почему — то стыдливо отвел глаза в сторону.

— Вон стоит конязь Соколеньской земли Зорень. А я всего на всего родовой вождь.

— А про Заречье запамятовал? А про Витень и Сулич тоже забыл? — Зорень ехидно улыбнулся. И повернулся к мужику. — Конязь он, конязь. Только очень скромный. Аж противно. Видите, покраснел?

Стас стянул брови к переносице.

— Ладно, мужики, управимся вон с тем лесочком, тогда и до вас очередь дойдет. Дольше терпели. — Ответил он на немой вопрос и, увидев, как поскучнели люди, добавил. — Будет вам воевода с малой дружиной. А большую сами дадите. И коняжескую десятину.

И, не дожидаясь ответа, направил коня вслед за, потерявшим всякое терпение, эльфом.

Расстроилась не только Купава. Был расстроен не меньше Купавы и Толян.

Зорень, прислушиваясь к не громкому разговору за спиной, не сдержал улыбки.

На удивленный взгляд Стаса ответил.

— Нашего Толяна опять на телятину потянуло. От благодарных молодок отбоя бы не было. Вот и опечалился. А ты, в самом деле, хочешь сюда дружину поставить?

— На том берегу орки. И горы…в которых темные эльфы. — Хмуро отозвался Стас. — Не мы, так они. Уж лучше пусть на том берегу стоят. Пока. Или ты не рад, что с твоего красного крыльца откроется красивый вид на эти изумительные горы? Смотри, как бы Толян не надумал открыть здесь горный курорт.

Горы были и в самом деле прекрасны.

Снизу зелень лесов не спешно вверх поднимается почти к самым заснеженным вершинам, которые. Как древние забытые замки в облаках исчезают.

— С твоего крыльца их лучше видно. — Улыбнулся Зорень.

— Так и с твоего на носки привставать не надо. — Усмехнулся Стас. — Из Соколеня дотянешься, было бы желание.

— Пока только твоей рукой. — Серьезно, без улыбки, ответил Зорень.

— Я солдат, побратим. Был, есть и умру солдатом. В государственные мужи не лезу. — С обидой ответил Стас на последние слова Зореня после не долгой паузы. И повернулся к Рэду. — И на кой черт твоему принцу понадобился этот лес?

Рэдэльф неохотно повернул голову и не ответил.

Как завороженный смотрел он на, вырастающий перед глазами, лес и нетерпеливо подгонял коня.

Глухо, сквозь зубы, застонал Веселин.

Стас задержал коня.

— Ты что, мой мальчик? — С тревогой спросил он, заглядывая в лицо парня.

— Голова. командир. В темя бьет, будто дыму наглотался и в глазах рябит. И словно голоса… — Прошептал в ответ Веселин. валясь из седла.

Подхватил его рукой. Заметил, что Зорень бледнее обычного. Купава вздрагивает и ежится, как в ознобе. Войтик поднял на него мутные глаза, похмельно трясет головой.

— Надо возвращаться! — Решил он. — Рэд! Поворачивай коня. Дальше — смерть!

Рэд не решительно натянул повод.

— Ты забыл, Рэд? Дальше темное пятно. — Напомнил он. — Последнее над лесом.

Эльф опустил голову.

— Поворачивайте коней, ребятки. Вы сделали все, что смогли.

Подъехал эльф.

— Я понимаю тебя, Слав. И не обижаюсь. Это твои люди. Но там мой принц, там мои братья. И я пойду дальше.

И натянул левый повод. Разворачивая коня к лесу.

— Рэдэльф! Стоять! — Тихий, но жесткий голос Стаса остановил эльфа. — Рэд, ты мой воин. А я твой командир. Ты дал мне свою кровь…и свою жизнь. И не волен больше в ней. Так же, как и я не волен в своей.

Последние слова он проговорил после длинной паузы, обводя внимательным немигающим взглядом друзей.

— Их жизнь зависит от моей. Поэтому отойдем на безопасное расстояние, отдохнем… И дальше пойдем вдвоем.

— Слав! — Раздался возмущенный голос Зореня.

— Командир! Что за базар?

— Вождь, мы тебя одного не пустим. — Искривив губы, с усилием проговорил Войтик. — Так ли я говорю, волчата?

— Нет, ребята. Будете ждать. Там… — Он кивнул головой за спину, в сторону леса. — Там даже не смерть. Там хуже! Там люди теряют себя. Посмотрите на Темного. Это не самое страшное…

Помолчал, с ненавистью глядя на лес, и не громко добавил.

— Вы еще и близко не подошли, а уже на себе почувствовали его страшную силу. А что дальше будет? Нет, брат Зорень. Будете ждать.

— А как же ты, Слав?

Стас помолчал, пожал плечами и неопределенно ответил.

— Я там был…

Остановился только тогда, когда заметил, как порозовели щеки Веселина и сползла муть с глаз Войтика, в глазах Купавы снова появилась надежда на скорое прощение.

Задолго до рассвета открыл глаза, осторожно высвободил плечо из под головы Купавы. Но она еще крепче прижалась к его щеке и счастливо улыбнулась.

Подождал, пока снова заснет и тихонько поднялся. Рэд уже ждал, держа в поводу оседланных коней.

Проснулся Зорень.

— Спи, брат. Нового все равно не услышишь. Толян, раз все равно проснулся, гони свой ствол. Вернусь, отдам.

Толян, приоткрыв сонные глаза, вытянул из-за пояса пистолет и запасную обойму.

— Одна полная, запасная без двух…

— Спасибо, Толян. Вернусь, воеводой сделаю…Не за ствол. Пора из тебя человека делать.

Толян дернулся и прыгнул на ноги, не коснувшись земли руками.

— Не фига себе! За что, командир?

— Тише, ребят разбудишь.

— Я тебе надоел, командир? А ребята все равно не спят. Лежат. Придуривают. Или залетел где?

— С чего ты взял? Просто время пришло.

— Не держи меня за фраера, командир. Избавиться хочешь? Так и скажи.

— Дурак ты, Толян! — В сердцах бросил Стас. — Вернусь, поговорим. Ну вот, ребят поднял.

— Я же говорю, что никто не спал, придуривались.

Эльф уже сидел в седле и бросал в его сторону нетерпеливые взгляды.

— Вождь! — Купава приподнялась на локте.

— Спи девочка. Детям сон на пользу. Зорень, принимай команду. Рэд, а вот лошадок придется оставить здесь. Потеряются, если бросим перед лесом.

И не дожидаясь ответа легко, словно не торопясь, побежал в сторону леса. Эльф, не моргнув и глазом, выпрыгнул из седла, подтянул повыше свой плащ и припустил за ним в вдогонку.

Зорень проводил их взглядом и снова опустился в траву.

— Ночь продолжается, ребята. — Шутливо распорядился он. — Спим, пока спится.

— Я вот не врубаюсь, пацаны. Что за ботву он гнал про воеводство? Отмазаться от меня хочет что ли?

— Спи, Толян. Это у него шутка такая. — Успокоил друга Войтик.

— А мне надо эти приколы?

На этот раз приближение леса почувствовал и он.

Словно кто-то обрушил на его голову мосластые руки и вдавил руки в черепную коробку. Кровь гулко пульсировала в висках. Повеяло глухой застарелой ненавистью. Он попробовал выстроить защиту. Помогло. Дышать стало легче, пульс выровнялся.

Только надолго ли? До леса еще бежать да бежать. Зря стаю с собой не взял.

— Я попробую прикрыть нас заклинанием. — Прошелестел в сознании голос эльфа. — Постарайся молчать. Я услышу тебя без слов. Но лучше не делать и этого. И не думать.

— Ты видишь их?

— Почти нет. — В голосе эльфа послышались нотки отчаяния. — Но они где-то совсем не далеко.

— Попробуй вывести меня на них. — Попросил Стас. — Ведь сумел же тогда.

— Не знаю. Получится ли? — С сомнением ответил эльф. — Надо останавливаться.

— Так останавливайся! Без отдыха долго не продержаться. Часом раньше, часом позже, но все равно на отдых останавливаться. Какая разница? За двое суток отдыхали не больше трех часов.

Рэд в который уж раз устремил свой взгляд в сторону леса и неохотно остановился. Лес был уже почти рядом. Еще рывок, еще один стремительный бросок и можно проскочить через опушку.

Не сводя глаз с леса, эльф перевернул кольцо камнем внутрь и опустил ладони на голову Стаса. Снова кровь гулко ударила в мозг, выламывая виски. Эльф, прикрыв глаза, что-то невнятно бормотал. В какой то момент Стасу показалось, что лес обрушился на него, сломал, смял злобно и безжалостно его сознание, его тело. Черная непроглядная тьма неслась перед его глазами. Свет! Короткий, едва различимый проблеск.

— Вижу! — Вскрикнул он, отчаянно выдираясь из вязкой цепкой черноты. — Я вижу их Рэд.

Лес как будто отступил.

Но нет. Стоит там, где стоял.

Это эльф убрал свои руки с его головы.

— Что ты видел, Слав?

Эльф, смотрит широко раскрытыми зелеными глазами.

— Не знаю. Но они там.

Снова попробовал блокировать свой мозг.

— Не старайся. Я прикрою.

— Тогда броском. Не останавливаясь. — Скомандовал Стас. — Если что, прикроешь меня стрелами.

Прошло еще несколько часов и они ворвались в лес.

Навстречу метнулись гибкие ветви.

Не глядя рубанул мечом. Эльф вырвался вперед. Поднял руку с таинственным кольцом. Ударил ослепительно яркий тонкий луч. Стасу показалось, что деревья расступились, открывая им дорогу.

И снова бросок.

Взмах. Снова взмах…Рука с кольцом вперед.

За деревьями орки. Фигуры, закутанные в плащи с капюшонами.

Удар чудовищной силы в голову чуть не опрокинул его на спину. Эльф подставил руку.

— С меня пол-литра. Прикрывай.

Закинул меч за спину в ножны. И пистолеты в руки. Еще рывок.

Увлеклась нечисть. Не ждет удара в спину.

Загремели выстрелы. Разлетелось по лесу эхо.

— Извините ребята, что без стука вошли. Не до церемоний. Времени в обрез.

Рэдэльф скрылся под своим хитроумным плащом. Стрелами бьет все, что рядом со Стасом появляется.

Но везение не могло продолжаться долго. Опомнились. Ринулись навстречу.

А вот это напрасно. Поздно, поздно уже. Расстрелял последних в упор. Прямо в лицо, если только это лицо. Стволы за пояс. Метнул нож в одну сторону, в другую

— За мной! — Крикнул в полный голос. — Рэд, уводи земляков!

Рэд смахнул капюшон с головы.

— Мой принц!

— Уводи, твою мать! Поцелуи оставь на потом!

Не густо осталось бойцов в дружине принца. По пальцам можно перечесть. Новый удар в голову отбросил его на несколько метров. Увлекся, совсем забыл про защиту. Глаза чуть из орбит не вывалились. Затянуло кровавой пеленой. И Рэд своими придворными политесами увлекся.

Вбил в рукоять Толянову обойму.

Как он сказал? Без двух запасная?

Эльфы и не думают бежать.

Стрелами в упор садят.

Последний. Не отмазаться перед Толяном.

Вся надежда на лук и стрелы.

Только бы на длину меча не подпустить. Задавят толпой.

— Рэд! Бегом!

Можно было и не драть глотку. Эльфийская честь! И говорить нечего, чтобы спину врагу показать.

Опушка.

Теперь все, как на ладони. Любую мишень можно выбирать, как в тире. Далеко не отпустят.

Самое время ноги делать.

Дошло это и до эльфов. Бегут на совесть. Рывок. Остановка. Десяток стрел… И снова рывок.

Навстречу Зорень. Лицо бледное. В глазах туман. Серого в поводу ведет. Веселин, Купава! Темный бросил повод на шею коня и стрелами бьет, удерживая орков на расстоянии. Войтик, Толян и «сладкая парочка», Третьяк с Плетнем зашли с боку и воткнулись между ними и орками. Остановились кони, заметались ловкие пальцы, бросая стрелы на лук.

— Коней эльфам! Мы прикрываем! — Распорядился Стас. — Рэд, встречаемся у излучины.

— Но, Слав! — Попытался возразить Рэд.

Стас остановился и вдавил в него свой взгляд.

— Рэд, в бою у меня нет не друзей, не братьев. Есть мои бойцы. И мое слово для них закон. Мы могли все лечь под стрелами, если бы конязь Зорень с ребятами не пришли нам на помощь. И только потому, что вы отказались выполнить мой приказ.

Он смотрел только в лицо Рэдэльфа, словно не замечая оскорбленного выражения на лице принца и спасенных эльфов.

— Хочешь остаться другом и братом, научись подчиняться. И будешь жить долго, и может быть, даже счастливо. А сейчас галопом к излучине.

И отвернулся, словно эльфов уже и не было.

— Отходим, волчата. По паре стрел и бросок. Далеко за нами не потянутся.

Орков за собой тащили больше суток.

Остановились на холме.

До излучины рукой подать.

— Бьем последними стрелами и если не одумаются, в мечи… Зорень, ребята, как вы?

— Сегодня легче было. Я думаю они увлеклись вами и выпустили нас из виду.

— Спасибо, Зорень. С меня причитается.

Орки начали взбираться по склону. Сзади, словно подталкивая их в спину карабкались несколько «человек» в капюшонах. На этот раз и у них в руках были мечи.

— Мои задние, ваши передние. — Тихо сказал Стас, выпуская первую стрелу.

И тут снова застонал Веселин. Замотал головой Толян.

«Только бы успеть!» — Подумал Стас.

Пальцы замелькали с привычной быстротой. И прежде, чем первая стрела нашла свою цель, его колчан уже опустел.

— К мечу!

В воздухе еще звенели его последние стрелы, а их мечи уже сеяли смерть в рядах орков. Подросли волчата! Глаза мутью затянуло, от боли смотреть не могут, но не один удар не пропадает напрасно. Сполна плату требуют за колдовской удар.

А из-за спины долетел перестук размашистого галопа.

Эльфы все-таки не утерпели и вернулись.

С разгона ударили во фланг. Отчаянная безмолвная рубка. И все закончилось.

Подъехал высокий красавец эльф. Чистого серебра волосы спадают на плечи так, словно только что по ним прошелся частый гребешок.

— Прости вождь. — Эльф остановился и отсалютовал длинным тонким мечом. — Я пока еще не твой воин, а потому не мог не поспешить тебе на помощь. Я принц Бодрен. А это все, что осталось от моей дружины.

Держится с достоинством. Голова гордо откинута. Умные пронзительно зеленые глаза смотрят прямо и уверенно.

Стас с любопытством посмотрел на принца, перевел незаметно взгляд на Рэдэльфа. И так же картинно с привычной небрежностью ответил салютом сам.

— Можешь звать просто Славом, Стасом. Как угодно. Не обижусь. — Чуть наклонил голову и указал рукой. — Это конязь Зорень, мой побратим. А это мои бойцы. И мои друзья. Мои братья. Войтик…

Войтик выступил вперед, вытирая рукавом кровь с лица.

— Толян, Веселин…

Веселин с детской непосредственностью впился взглядом в принца.

— Купава… Темный. Парень побывал там и забыл начисто кто и что он есть.

Темный поднял на принца глаза и равнодушно отвернулся.

— Третьяк, Плетень…

Принц так же быстро, показывая небрежным кивком, назвал полдюжины труднопроизносимых эльфийских имен.

— Куда сейчас, вождь Слав? — Покончив с дипломатическим протоколом, спросил эльф.

Стас переглянулся с Зоренем.

— Вперед и прямо. — Приподнял руку и коротким движением пальцев указал куда именно он намерен идти прямо, и к тому же вперед. — Помыться, побриться, отдохнуть.

По чистому тонкому лицу принца пробежала легкая тень.

— Хорошо. Мы пока с вами.

Повели коней в поводу.

— Принц, скажи мне на милость, какой дьявол потащил вас в эти дебри, если вам надо было совсем в другую сторону? И что сталось с твоей дружиной? Если верить словам Рэда, а не верить ему я не могу, в ней было больше полусотни мечей?

И снова тень легла на лицо принца.

— В лес нас попросту загнали. А дружина? Дружина там… — Ответил принц еле слышным шепотом.

Войтик переглянулся с Толяном. Веселин с недоумением посмотрел на принца и помрачнел. Купава сморщила носик.

— Вы же бессмертны…

— Но не против смерти. Наше бессмертие осталось там, в мире эльфов. — С тихой грустью ответил Бодрен. — А он навсегда утрачен нами.

— Не будь занудой, принц.

Это Толян поспешить утешить нового знакомого.

— Командир что-нибудь придумает. Правда, пацаны?

И по приятельски хлопнул по гордо выпрямленной спине.

Неприметная улыбка тронула губы Зореня.

Войтик широко ухмыльнулся и от избытка чувств хлопнул Купаву пониже спины.

— Правда кареглазая? Раз мы до сих пор живы?

Купава почему то забыла обидеться, чем удивила и развеселила Веселина.

Стас заметил, как принц бросил жадный взгляд на противоположный берег и нахмурился. В задумчивости погладил ладонью не бритую щеку.

— Мой дорогой принц, там — Указал рукой на противоположный берег, — все от края и до края, и до самых гор забито орками. А эти ребята, как я понял, особой любви к вам не испытывают. Уж прости… Так получилось. А вон там, там и там…

Его палец уперся в горы.

— Там все наглухо забито щитами. Лично, на своей шкуре убедился. Кувыркался со сказочных высот, аж до самого Волчка. И если бы не Рэд, вряд ли пришлось бы мне сегодня тебя вытаскивать из под такого же щита. И насколько я понял, разметать эти щиты у тебя не чем!

Принц оскорблено поджал губы и оскорблено выпрямился в седле.

Стас сделал вид, что не заметил его обиженного лица.

Спеси в принце на десяток таких же хватит. Не привык выслушивать прямые речи.

— Там, на том берегу ждет война. Пока там… И пока ждет. — Снова его рука вытянулась в сторону гор. — Ваша война. Которую вы притащили в этот мир. От всей души и от всего сердца, и что характерно, не спросив ни у кого, выложили на порог. И нам на этом берегу она пока не нужна. Я понятно излагаю мысль?

Зорень не смог сдержать невольной улыбки.

Стас бил наотмашь! Еще бы Веселина с ножом у горла…

— Вождь, я для того и здесь…

Стас бесцеремонно оборвал его, дернув плечом.

Верхняя губа дрогнула и всем послышался недовольный волчий рык.

— Ты, Бодрен, еще и до реки не дошел. А уж практически потерял всю дружину. А они… — Резкий кивок головой. — Они моя семья, мои дети. Могу ли я отдать их смерти? Поэтому прошу, принц, раз и навсегда запомнить. Это моя земля, мои люди. И решения здесь принимаю я. Или побратим Зорень… А поскольку вы теперь на моей земле, то и в вашей жизни волен только я. И на горы будете смотреть только тогда, когда я этого захочу. А пока я не узнаю, каким зубилом срубить эти щиты, смотреть в их сторону запрещаю!

Принц побледнел. Рэд, не скрывая обиды, шагнул к Стасу. Стас исподлобья остановил его взглядом.

— Рэд, ты дал свою кровь мне. — Тихий голос Стаса был страшнее крика. — Я говорю, только то что говорю. И делаю, то что делаю. Я обещал тебе найти твоего принца, я его нашел. Вот он, живой и здоровый. И в меру упитанный… Если он не умеет ждать, если ему не терпится угробить остатки своей дружины, волен вернуться. Черный лес за спиной. А твоя кровь принадлежит мне. И жизнь. А поэтому займи свое место в строю, рядом с конязем Зоренем.

Сказано было все тихим усталым голосом, но так. что ослушаться его не могло бы прийти даже в голову.

Войтик во все глаза таращился на раздавленного принца.

— Мог бы просто спросить. — Пожалел он его. — Чего было на рожон переть?

— Тот еще мальчик! Посеял пацанов и хоть бы что! — Толян, прямая душа, говорил, что думал. — Размазал его командир и отскребать не кому.

Принц поймал на себе чей-то брезгливый взгляд.

Поискал глазами. Вот они, карие глаза. Смотрят беззастенчиво, с явным недоумением. Дружины нет, а сам живой.

Не дожидаясь ответа, Стас зашагал к городку.

А навстречу им уже бежали люди. Веселые и счастливые.

Шагнул им навстречу.

Поискал глазами знакомые лица. Встретил тревожные, ждущие глаза. Повернулся к Толяну. У того по лицу малиновые пятна. Прячется за Войтика. Вздохнул. Что делать с парнем? Аллергия на власть. Морда пятнами. Скоро чесаться будет.

— Третьяк! Плетень!

Заподозрив что-то не ладное, с явной неохотой, подошли парни.

Виновато отвел глаза в сторону.

— Вот вам воеводы, люди. Дружины у меня с собой нет. Сами дадите. От семей сыновей отрывать не будут, а как служить, они укажут. Третьяк, отправь молодых ребят, пусть соберут оружие убитых орков. Ну и все, что от фъердингов осталось. Только уговор! Воевод наших не обижать! А вы, ребятки, не уроните славы волчьего рода. Верой и правдой служите людям. — Наклонился и шепнул на ухо. — Горы перед вами. Все, до чего руки дотянуться смогут, ваше!

Парни приуныли, но возражать не посмели.

Сердито засопел Войтик.

— А ты то чем не доволен?

— Всех разведчиков у меня растолкал, командир. — Скорбным голосом посетовал Войтик.

— Новых возьмешь. Любых, на ком глаз остановишь. А если захочешь, и для тебя теплое место могу найти?

Войтик в испуге шарахнулся в сторону. Знал командир чем достать гиганта — разведчика.

— Нет уж, лучше я с тобой, командир.

— Зато мягко спать, сладко есть будешь. А рядом со мной какая радость? Не пивши, не евши, и кулак под головой вместо подушки. И в животе урчит.

— Не уговаривай, командир. Сказал, с тобой, значит с тобой! Правда, Толян? — Обернулся он за поддержкой к другу.

— Верняк!

— Слышал, командир? Толянов зуб даю!

— А свои жалко?

— Зачем тебе два? У тебя своих девать некуда..

Прервал их занимательную беседу Зорень.

Кивнул в сторону насупленного принца, спросил.

— Не напрасно ты с ним так, Слав?

— Он дружину свою положил не за понюшку табака. И ничего не понял. И моих ребят в ту же кучу?

— Эльфов…

— Бойцов!

— Он же хотел, как лучше.

— А получилось, как всегда. Слышали мы уже такое. Пойми, брат. Пока есть вера, есть надежда. А вера без людей ничто. Где бы нам на постой остановиться? Грязь с себя смыть…

— Только пальцем покажи, господин. — Забежал вперед бойкий мужик.

— Нет уж, показывать не буду. Сами ведите. — Улыбнулся Зорень — Где у вас гости торговые останавливаются? Там и мы остановимся.

За ужином эльфы сели за отдельный стол. Рэдэльф замялся в растерянности.

— И что же ты стоишь? Тебе есть о чем поговорить с твоими друзьями. Так и поторопись, пока время есть.

Эльф благодарно наклонил голову и, без слов, отошел от стола.

— Страдает! — Проговорил Войтик и впился зубами в огромный кусок окорока. — Вот ради такого ужина стоит терпеть все. Разве дома был бы такой кайф? А здесь? Коняжеский пир! Правда Зорень?

Зорень уже давно привык к подобным вольностям. Одна кровь теперь гуляет в их жилах. А Толян, к тому же, сегодня угрожает украсить плечо волчьей головой. Но трижды прав этот стервец Войтик. И правда легко, нараспашку дышится и жарко живется. И, порой, не очень хочется возвращаться в свой Соколень.

Стас иногда ловил на себе взгляды принца, но старался не обращать на них внимания.

И принц не выдержал. Встал, чуть не опрокинув лавку, и подошел к их столу.

Стас поднял глаза, внимательно посмотрел в его тонкое холеное лицо и молча указал место напротив.

Веселин поднял свою кружку и пододвинулся.

— Бодрен, я знаю все, что ты хочешь сказать мне. Не утомляй себя. Ешь и пей.

— Там, в горах…

— Знаю. Камень, в котором сохранились остатки силы кольца всевластья. Но это уже моя забота.

— Это камень эльфов!

— Нет, друг мой Бодрен. — Нехотя возразил Стас. — Он на нашей земле. И несчастья, принесенные этим кольцом, грозят сейчас нашей земле. Вы добросовестно, со всем стараньем и прилежанием, крушили свой мир, а когда тесно стало, забрались к соседям. Причем не спросив их согласия, чтобы столь же старательно поразвлечься и здесь. Нет, мой добрый эльф, не получится. О себе мы позаботимся сами. Вот конязь Зорень, побратим Войтик, добряк Веселин. Это их дом.

— Но, Слав, тебе не ведома страшная сила камня, тех заклятий, которые заключены в нем и могут проснуться в любую минуту.

— Прорвемся! Правда, Веселин? Вот, посмотри на Рэда, принц. Парень до конца держал для тебя забытую дорогу. А когда не стало сил, наглухо забил ее, ради тебя отказавшись от своего дома и от своего мира. Хочешь помочь нам, вот тебе моя рука. Но мешать себе я не позволю.

Принц Бодрен долго смотрел на открытую ладонь Стаса, на Рэда, на остатки своей дружины и со вздохом вложил в нее свою узкую точеную руку.

— Вот и славно! — Зорень прикрыл ее сверху своей ладонью.

— Крутая у нас кампашка подсобиралась. Два конязя, принц, в довесок куча эльфов. Вообще реально! — И рука Толяна со шлепком придавила их руки.

— Войтик, а ты что ждешь?

Руки Стаса и принца скрылись под горой ладоней.

— Мировую, командир?

— Наливай, Толян. И сразу разгонную. Отбой…

Ночью в комнату к нему пробралась Купава.

Отмылась до розовой кожи.

Долго и со всем старанием юной плоти вымаливала в очередной раз свое прощение. Наконец, посчитав что сделала все возможное и даже не возможное, облегченно вздохнула и закрыла глаза.

Уснул и Стас. Но не надолго.

Разбудил его тихий шелестящий, как листья в лесу перед дождем, голос.

— Человек-волк, если слышишь меня, отзовись.

— Кто это?

В руке Стас появился метательный нож.

— Не надо слишком громко. Нас могут слышать.

— Кто? И кто ты? Почему я никого не вижу?

— Я тот, кого все, и ты в их числе, считают меня виновником всех несчастий. И даже будущих. Я принц темных эльфов.

Стас на какое-то время растерялся и не сразу нашелся с ответом.

— Я приглашаю тебя к себе, человек-волк в свой замок. Ты мне нужен. — Шелестел в сознании тихий мелодичный голос.

— За каким чертом я тебе понадобился?

— Ты можешь не опасаться за свою жизнь. Но я тебя уверяю, что вам могу помочь только я. Но и ты должен и можешь помочь нам. Мне… У берега ждет лодка.

В голосе не было слышно угрозы, только безграничная усталость.

Стас в таких случаях умел решения принимать быстро.

— Хорошо. Жди…

Бесшумно вышел из каморки и толкнул двери напротив.

Зорень открыл глаза. В руке сверкнуло лезвие ножа.

«Научился побратим кое-чему.» — Подумал Стас.

— Зорень, я ухожу на ту строну. В горы.

У Зореня округлились глаза.

— Зачем? Не ты ли говорил, что там все забито орками.

— Так надо, брат. — Он положил ему руку на плечо. — Все будет хорошо. Приглашают. А я человек такой, что приглашение отклонить не могу.

И пошел к выходу.

— Я провожу.

— Нет, Зорень. Ребят разбудим. Пусть отдыхают.

Прошелестели быстрые осторожные шаги.

Стас быстро спустился к реке.

Навстречу выступила неясная тень.

— Одень, человек-волк.

На руку упал невесомый эльфийский плащ. Не возражая, Стас накинул его на плечи и шагнул вслед за тенью в лодку.

— Опусти капюшон, человек-волк.

Стас, опуская капюшон, усмехнулся. Прилипло прозвище. Но не спорить же?

Лодка бесшумно скользила по реке. Вот она мягко воткнулась носом в прибрежный песок, под низко нависшими на водой, кустами.

— Не снимай капюшон. Мы пойдем мимо жилищ орков, а они…

— Не очень вас любят? Мне казалось, что уж у вас то с ними самые теплые отношения.

Ответа он не услышал.

Шли, не останавливаясь до рассвета. И от рассвета до заката. Не снимая плащей, отдохнули не больше часа. Стас, привычный ко всему, прислушался к урчащему желудку.

Проводник, что-то заметив, извлек из под плаща флягу и подал ее Стасу.

— Выпей. Это восстановит твои силы.

Стас поднес флягу к губам и сделал несколько глотков. Вино? Сок? Настойка из трав?

Но что бы это не было, через какое то время почувствовал, что усталость прошла. Проводник, не сказав не слова, поднялся и зашагал дальше. Путь до гор занял времени больше, чем рассчитывал Стас. Только через трое суток он добрались до еле заметной тропы, поднимающейся вверх по склону. И снова шли, поднимаясь лесом в гору, пока тропа не уперлась в скалу.

Проводник развел руками, закрывающие скалу кусты и скользнул в, открывшуюся их глазам, узкую щель.

«Снова пещера. — Улыбнулся Стас. — Нет только Толяна с его пушкой. А вот и свет. Куда вынырнем на это раз»

Вынырнули в просторной сводчатой пещере. В пещере сухо и чисто. Заметно было, что чьи то руки старательно потрудились над ней. Пол выглажен до паркетного совершенства. По стенам прошлись инструментом. Хоть станцию метрополитена открывай. Не броский, но ровный свет освещает пещеру.

В руках проводника появился свисток. Он поднес его к губам и… Ничего. Не звука.

Но кто-то все-таки услышал.

В верху, над головой послышался легкий шорох и вниз поплыла … Нет, не кабина лифта. Скорее платформа, похожая на строительную люльку, но без присущего последней уродства.

Проводник наклонил голову, приглашая Стаса войти первым.

«Лифт» поплыл вверх.

Стас стоял, безучастно глядя перед собой на, проплывающую мимо стену. Зачем суетиться, когда скоро и так все откроется.

Остановились прямо перед узким коридором.

Проводник неуловимо быстрым движением шагнул из-за спины вперед.

— Сюда, человек-волк.

В правой стене пробиты узкие, как бойницы, стрельчатые окна. В них хорошо просматриваются горные вершины. Как сказочные замки, вонзились резными шпилями в облака.

Без скрипа отворилась двустворчатая резная дверь, украшенная дивными травяными узорами.

— Господин, он здесь… — Негромко доложил проводник и отступил в сторону, пропуская Стаса.

Стас шагнул вперед и вошел в просторный зал. Его убранство удивило своей простотой и легкостью. Воздушность и много света скрадывали беспредельную толщину стен и грандиозность всего сооружения.

В центре зала эльф с, уже привычным, серебром волос и черной повязкой на глазах.

— Приветствую тебя человек-волк в этом, чуть не сказал древнем, замке.

Стас вместо ответа наклонил голову, но вспомнив про слепоту хозяина совсем не к месту ответил.

— Здравия желаю.

— Прости, что вынужден был прервать твой сон, но я боялся, что более такой счастливой возможности не будет.

— Да, ладно. Проехали. Спать, только время терять. И давай закончим с любезностями. И еще… Нам будет проще разговаривать, если будешь называть меня вождем. Или командиром. Хотя, нет… Командиром не пойдет. Остановимся на вожде. Просто, скромно и незатейливо. К тому же легко запомнить. Не люблю официоз. — Пояснил он.

— Хорошо, вождь. Я запомню. — Легко согласился слепой хозяин. Прошу.

Сделал знак рукой в сторону стола.

— Да уж, постарайся.

На столе появились блюда, тарели со всевозможной снедью, бокалы, кувшины…

Но Стас, соблюдая приличия, не спешил навалиться на еду. Держал фасон, хотя в желудке давно и жалобно урчало, а проще говоря донимал настоящий солдатский голод. Вместо этого он неторопливо наполнил два бокала, чуть коснулся стенкой своего бокала хозяина, прислушался к нежному хрустальному звону.

— Со свиданьицем, темный принц.

— Ну, конечно же! Темный…. Так они меня назвали. И тех, кто был со мной тоже.

— Давай по делу, принц. — Поторопил хозяина Стас, с удовольствием опорожнив свой бокал. — Терпение не принадлежит к числу моих многочисленных добродетелей. И моих волчат. Забеспокоятся, начнут искать, то да се…

— Ты можешь снять свои мечи, вождь. В этом замке ты в полной безопасности. Кроме меня и …. Твоего проводника здесь больше никого нет. Да и вообще тех, кого вы зовете темными эльфами, в твоем мире не больше сотни. Было…

Стас с трудом скрыл свое удивление.

— Но тогда…

— Кто создал все это великолепие? Мы, вождь, десятками тысячелетий учились встраиваться, говоря знакомой тебе терминологией, в природу, в окружающий мир. — Заметил легкий скепсис в глазах Стаса и качнул головой. — Понимаю, тебе уже говорили, и по всей видимости не единожды, что темным эльфам этого было недостаточно…

— Что-то такое был. — Вынужден был согласиться Стас.

— Не скрою. Найденный мною камень, лишил меня способности видеть, но подарил мне возможность прозреть через миры и пространства. Вернее пространства и миры. Увидеть то, что сокрыто миллионами лет по вашему летоисчислению и безмерными расстояниями, выразить, которые не возможно привычными числами.

— А заглянув, захотелось заполучить тоже и в своем мире.

— Да, вождь … Я видел города, в которых жилища людей подпирают небесную сферу. И я подумал, а почему люди в моем мире, сказочном мире эльфов, живут в жалких лачугах, крытых прелой соломой? По улицам тех селений бегают чудные кареты, которым не нужны лошади. Гладкие дороги, вымощенные невиданным материалом. Летают по воздуху в, изумительной красоты и совершенства, повозках…

— И сразу захотелось осчастливить?

Эльф чуть-чуть, ровно настолько, насколько это прилично для принца наклонил голову.

— Милый мой! — Стас с трудом удержался от смеха, — Да для этого даже не века, тысячелетия понадобятся. Уж поверь мне, я это знаю не понаслышке. Уйдет в мир легенд и сказок народ эльфов, так любимый тобой. А с ним вместе туда же и тем же местом гномы, тролли, орки и вся их беспокойная братия. Тысячелетия будут сменять друг друга. Эпохи, войны, разрухи будут валиться в кучу, чтобы человечество пришло к тому, что ты увидел, случайно заглянув в замочную скважину. Нельзя человечество помимо его воли схватить за волосы и ткнуть с размаха мордой в счастье. Даже бабе надо ровно девять месяцев, чтобы выдавить на свет божий потомство. История не полковая кляча. Не заставишь поспешить шпорами и плетью. Торопиться не любит.

На лице принца появилось выражение ужаса.

— Ты сказал, вождь, должен исчезнуть мир эльфов…

— А для тебя это, конечно же, новость? Нет милый, принц, ничто не вечно под луной. Даже эльфы-долгожители. Уходят эпохи. Исчезают народы. Миры… Что же тут нового? Им на смену приходят другие. Появляются и исчезают величайшие цивилизации…

Но эльфу нужно было время, чтобы пережить услышанное. И Стас поторопил.

— Ты лучше расскажи, как вы так умудрились повоевать, что планету погубили? У нас, в том мире, сколько бы не старались, но пока никак не получается.

Не спеша допил свой бокал, наполнил снова.

— Недурное винцо И букет своеобразный. И вкус необычный. — Похвалил он. — Да не переживай ты так! Разве я сказал, что это произойдет завтра? История, особа не поворотливая. Суеты не любит.

— А может уже происходит. — Медленно произнес эльф, словно размышляя в слух. В его голосе Стас уловил нотки обреченности. — Нет, война здесь не причем. Так могли подумать только прекраснодушные светлые эльфы. Я случайно уловил твои мысли, вождь.

— До чего же здесь любят подслушивать. — Стас укоризненно покачал головой. — И копаться в черепе. И что характерно, без разрешения. И даже без санкции прокурора.

Вспомнил он свое не давнее прошлое.

— Это произошло случайно. Ты был тогда рядом с Забытой дорогой.

— А, не бери в голову. Проехали. — Успокоил его Стас.

— Случай не ординарный, но вполне вероятный. Наш мир давно, так давно, что память об этом сохранилась только в редких преданиях, на своем небесном пути встретился с другим, блуждающим по тем же дорогам, небесным телом.

— И вылетел на обочину?

Принц заметно поморщился.

— Извини…

— Да, и как ты говоришь, вылетел на обочину.

— А вы своей войной поторопили события. Широко вы, ребятки, размахнулись! — Стас вовсе не собирался скрывать своего восхищения. — У нас масштабы пока скромнее. Но ничего. У человечества еще все впереди. Догоним и перегоним. А не догоним, так переплюнем. На худой конец, пересморкнем.

— Ни я, никто другой не сможет сказать, что послужило причиной того, что произошло. Но в один прекрасный миг…

— Судя по выражению твоего лица, миг был далеко не прекрасный. Скорее даже наоборот.

— Вынужден согласиться.

— Так что произошло в этот, так взволновавший тебя, миг?

— Трудно сказать! Многие полагают, что камень решил положить конец нашему бесчинству и выбросил в мир всю заключенную Манве в него силу Великого огня. Но только чудовищный грохот потряс наш мир. Рушились горы, лопались скалы, рвались земные скрепы. Горячая кровь земли хлынула на поверхность, сжигая все на своем пути. Исчезали в диком огне люди и эльфы, птицы и звери. Черные гномы, которые не помышляя о своем спасении, пытались восстановить земную крепь, бесследно растворились в бушующем пламени. И реки потекли в спять. И всем показалось, что наступил последний день… Дагордагорат. И вспыхнули цепи, которые связывали наш мир с небесным сводом. Люди слышали, как рвутся звенья, исчезая в огне. Колдуны и маги без сна и отдыха творили заклинания. Но тщетно. Камень всевластия отказался повиноваться эльфам. Еще миг… И тогда я прыгнул на Забытую дорогу. И вместе со мной это сделали несколько моих друзей.

Стас перестал улыбаться. Повествование принца захватило и его. Молчал даже тогда, когда принц умолк. Машинально поднес бокал к губам, сделал глоток.

— И все же, принц, хотелось бы знать за каким чертом тебе понадобилось будить меня посреди ночи?

— Камень Великого Манве, вождь…

— И что с ним?

— Я покидаю эти горы. Есть остров в океане. В ближайшую тысячу лет, он не доступен не для людей, не для орков. Там мы сумели бы укрыть его от всех.

— Кто же вам мешает? Признаюсь честно, подобного развития событий я не ожидал. Но удерживать не собираюсь. Одной головной болью будет меньше.

— Не все так просто, вождь. Ты никогда не задумывался, почему орки пока не мешали вам? Почему они здесь, а не вашем берегу?

— Там, я думаю, их тоже предостаточно.

— Под кроной Сумеречного, как ты его называешь, леса их несколько тысяч. А по эту сторону население огромной страны. И им нужны мы, а не вы. Они всегда ненавидели эльфов. И им нужен этот камень, камень всевластья. Чтобы прекратить войну, я ушел сюда. Но они успели проскочить вслед за мной. Светлые не смогли их удержать.

— А может и не очень хотели?

— Может и так.

— А лес? Вообще откуда он взялся? Светлые утверждают, что это ваших рук дело.

— Зачем? Мне кажется, что это пыль звездных дорог. Иного объяснения придумать трудно. А сюда, когда открылась Забытая дорога, занесло спорами.

— Или занесли. А сейчас терпеливо ухаживают, оберегают, охраняют.

Принц не ответил. Сидел неподвижно в своем высоком кресле, думая о чем-то своем.

— Если оркам нужен камень, тогда зачем мне он? Чтобы они переключились на меня, на мой народ?

— О том, что ты здесь, знаю только я. И твой проводник.

— И тем не менее. Знают двое, знают все. А уж трое!

— Они пойдут за мной, вождь.

— А если не пойдут? А если я с этим камнем захочу мирового господства?

— Я наблюдал за тобой человек-волк. И камень не имеет силы над тобой. Но может помочь, когда лес встанет на ноги.

— Как?

— Я не могу сказать этого. Но знаю, что может.

Стас задумался. Отодвинув бокал, смотрел через него на эльфа.

— Слушай, дружище. А почему бы тебе не взять его с собой, коль скоро в ближайшую тысячу лет твой остров не достижим для людей. Не хочешь брать с собой, утопи в море, брось в пропасть.

— В этом мире нет не моря, не пропасти, способных укрыть его от чьих бы то ни было глаз.

С этими словами темный эльф расстегнул ворот кружевной сорочки и снял через голову скромный амулет из толстой кожи.

— Вот камень всевластья, проклятие эльфов. В нем судьба моего мира, в нем и судьба твоего мира. Хочешь, оставь его здесь на столе, но тогда… ты же не захочешь, чтобы его получили орки? Или кто-то другой, в отличие от тебя жаждущий власти? Я же скоро его не только сохранить не смогу, но даже и удержать. Камень забрал меня…

Стас рассеянно коснулся амулета кончиками пальцев, окинул беглым взглядом. Кожа прошита серебряной проволокой. По углам видны шляпки серебряных же заклепок. Сверху крохотный замок из того же металла.

— Мифрил. — Пояснил Темный принц. В этом мире нет инструмента, который смог бы его разрубить или распилить. А сам камень закрыт заклятием.

От амулета исходило ровное, как дыхание спящего дитя, тепло. Стас присмотрелся и разглядел на поверхности амулета рисунок, напоминающий тончайшую вязь. Схожую с арабским письмом.

— Камень выбрал тебя сам. — Пояснил принц и выложил на стол рядом с амулетом крохотный лист пергамента. — Вот он, это заклинание, исполненное привычными для тебя знаками. — Этим заклинанием будет закрыт и этот замок. Он тоже твой. Под замком найдешь серебряный рудник. Остальные наши жилища закрыты уже навсегда. Заклинание прочти и запомни.

Стас бросил взгляд на бумагу.

Совершеннейшая бессмыслица. Беспорядочный набор звуков. Едва он успел дочитать заклинание до конца, как листок вспыхнул и через мгновение от него не осталось и пепла.

— Ну, что же. Формальности соблюдены.

Стас искоса посмотрел в его сторону. И снова коснулся пальцами амулета. Тепло от него разлилось по всему телу.

— Он признал тебя человек-волк.

— А если я тебя зарублю за такой подарок?

— Нет, вождь. — Принц слабо улыбнулся и покачал головой. — Я наблюдал за тобой с первого дня. Ты не сделаешь этого. К тому же и не получится.

— Почему бы? — На губах Стаса появилась кривая улыбка. — Таким подарком можно подавиться.

Стас решился.

— Хорошо, принц. Я принимаю его. Но не потому что верю тебе. Мне и сейчас не ясно, почему ты отказываешься от него, если есть возможность скрыться в океане за заклятием, почему не сделать этого с камнем на шее? Но я возьму его. — Сумрачно глядя на амулет с камнем. — Я возьму его, если он поможет мне избавить нашу землю от ваших зеленых насаждений. Но берегись! Если я почувствую за всем этим пакость, тебя не спасут никакие заклятия!

Ему показалось, что потянуло легким сквозняком. Он поежился и передернул плечами.

— Нет, вождь. Люди давно уже живут сами по себе. И не каким камнем, будь это даже камень Всевластья, не вернуть эльфам былого величия. — Принц поднял свой бокал и слегка пригубил. — Ты сумеешь распорядиться им. А устанешь хранить, ищи Звездную дорогу. Пусть он воссоединится со своими братьями. А сохранить? Нет, я не сумел бы его сохранить. Камень взял меня, не оставив мне даже оболочки. Твой проводник поможет вернуться тебе на тот берег.

Стасу показалось, что принц следит, как он одевает амулет с камнем на шею.

— А ведь ты, принц, не так уж и слеп…

— Ошибаешься. Просто я вижу иначе.

Амулет лег на грудь, спрятавшись под волчовкой.

— Свершилось! Я свободен! — Вскрикнул принц. — Теперь тебе нести эту ношу. Владей всем, а я ухожу. И поверь, это решение далось мне не просто. Тысячи лет он лежал на моей груди, согревал холодными ночами, веял прохладой в зной, вел меня через века и эпохи неведомыми дорогами…

Не закончив фразы, принц поднялся из кресла и беззвучно исчез за дверями. Шаги его были настолько легки, что казалось будто он плыл над зеркально отполированным полом

Стас пожал плечами и вышел вслед за проводником.

Обратный путь у него занял времени вдвое больше.

Имея на плечах эльфийский плащ, Стас решил посмотреть на селения орков вблизи. Но вид приземистых, сложенных из неотесанных камней и крытых дерном, жилищ, к тому же разбросанных как попало от подножия гор и до самого берега произвел на него удручающее впечатление Крохотные огороды с копошащимися в них женщинами и детьми, редкие стада пасущихся животных только усилили это настроение. Хотелось посмотреть, чем занимаются орки-мужчины. Но их почти не было видно. Почему-то вдруг показалось, что ему понятны причины застарелой ненависти орков ко всему остальному миру.

Эльф-проводник несколько раз бросал в его сторону нетерпеливые взгляды. И с осмотром пришлось закончить. Лодку нашли в том же укрытии.

— Дальше, господин, придется одному.

Стас равнодушно пожал плечами.

— Одному, так одному. Я не в претензии.

И начал снимать эльфийский плащ.

— Нет. Он твой, человек-волк.

— Ну, спасибо. Подарок от души.

И хлопнул проводника по плечу. Но рука проскочила мимо, пройдя через эльфа, как через пустоту.

— Не понял! — Чуть не вырвалась у него Толянова фраза. Сдержался. И вместо этого, как не в чем не бывало, помахал рукой.

— Тогда бывай здоров! Тем более на веслах, как я понял, от тебя все равно толку мало.

Не ответив, проводник отошел на несколько шагов и исчез, словно растворившись в воздухе.

К рассвету был уже в гостином дворе. Бесшумно вошел в свою каморку.

Но проклятая дверь, привыкнув за время его отсутствия к безделью, недовольно скрипнула, огласив предательским визгом их гостеприимный приют.

И сразу распахнулась наотмашь дверь в каморке напротив. Со свечой в руке на пороге вырос Зорень. Войтик, Толян и Темный появились так, словно и не ложились спать.

Расталкивая их, бросилась навстречу Купава. Засмущавшись, остановилась в шаге от него.

— А почему не спим? — Удивился Стас. Ночь на дворе. Или за картишками засиделись?

— Командир, что за приколы? Мы проснулись, а тебя нет.

— Решил немного прогуляться. Тишина, горный воздух. Мысли светлые в голову кучей прут. — Отшутился Стас, но понял что шутка прошла мимо. — Все в порядке, ребятки. Сходил, домик прикупил. На старости лет крыша над головой будет. Не все же мне по казенным квартирам и углам мыкаться? А там чистый воздух. Красотища неописуемая!

Войтик переглянулся с Толяном.

— Что за байда? Там же орки!

— Две недели!

— Загостился. А орки, кстати, обходительные милые ребята. Слова плохого против не сказали.

Зорень догадался, что Стас не хочет распространятся здесь и сейчас о своем путешествии и понимающе прищурил глаз.

— Значит, Слав…

— Значит утром домой. В Волчок! Третьяк, а городок ваш сверху смотрится очень недурственно. С вас причитается. — И добавил, исключительно для принца Бодрена. — Дорогой Бодрен, твоих темных братьев в горах больше нет. А нет их, нет и проблемы.

— А камень? — Встрепенулся Бодрен, жадно заглядывая в глаза Стаса.

— Я же сказал, забудь! — В его голосе появился так хорошо знакомый всем металл. — Забудь! Их больше нет. Говорю ясным и понятным языком. А сейчас всем спать. Утром домой.

— И все таки камень жив! — Упрямо повторил принц.

Стас недовольно нахмурился.

— Жив ли, мертв ли проблема закрыта. Темные ушли. И нам они не опасны. А так же и вам.

— Но камень жив!

— Да плюнь ты на него. Подумаешь, беда какая! Их нет. И скоро все забудут, что они когда то были.

— Но не я!

Стас уже переступил через порог, но последние слова принца заставили его обернуться.

— Принц Бодрен! Эльфы больше не получат этот камень. Я не позволю ему пробудиться от сна. И убью каждого, кто не только осмелится, подумает отправиться на его поиски. Слишком много бед принес он в мир.

Холодное равнодушие, с которым он произнес эти слова, заставили вздрогнуть даже его друзей. Постоял, и закрывая за собой двери, добавил.

— Убью, будь он даже мне другом или братом.

Обратно ехали не спеша. На ночлег останавливались в селениях. Несколько раз сталкивались нос к носу с разъездами или бродячими ватагами казар, но меткие стрелы и быстрые мечи, заставляли тех забыть о добыче и повернуть коней вспять. Правда, один раз пришлось уклоняться, ввиду явного преимущества казар.

И Стас повел свой отряд в сторону мертвого леса. На вопросительный взгляд Зореня пожал плечами и равнодушно ответил.

— Есть варианты?

В какой-то момент показалось, что темный лес замер и отшатнулся.

— Понимает, гад, что реальные пацаны едут! — Толян погрозил туго сжатым кулаком. — Колбасит!

И снова выехали на дорогу.

Потянуло гарью. Над лесом появился дым.

— Казары. Свернем, Слав?

— Зачем? Помочь все равно не сможем. — Ответил Стас, но заметив, как помрачнело лицо Зореня, как нахмурился Войтик, согласился. — Хорошо! Свернем. Но проблему надо решать по сути.

Сворачивать пришлось не раз.

И всякий раз успевали только к пожарищу и трупам.

— Больше не отвлекаемся. — Решил Стас. Больше трех месяцев в дороге. Как бы Груздень не заскучал. Да и друзьям эльфам наши ландшафты поднадоели.

Эльфы и, без того малоразговорчивые, в самом деле замолчали. Держались особняком, со всех сторон закрыв собой принца.

— Скажи, Зорень, где бы мне взять кредит?

Зорень в недоумении поднял брови.

— Ссуду, в займы! Не знаю, как это звучит у вас. Что ты на меня так смотришь? Полки нам нужны или нет? Рассчитаюсь сполна, но до наследства Темного принца пока трудно добраться. Орки от берега и до самых гор. От горизонта до горизонта. Серебро не вывезти.

— Я думал, что ты пошутил. — Растерянно произнес Зорень. — И терем есть?

— Есть и терем. — Рассеянно подтвердил Стас. — Так есть мысли по части кредита?

Зорень не торопился с ответом. Думал, прикидывал…

— Вольные города. Только они. Но они и со мной то шапку не ломают. Больше пяти лет коняжескую десятину в казну не дают. И мостовые, и дорожные.

— Наслышан. А на место поставить слабо?

— Войну начинать? Уведут города под другую руку. Да и дружины у них побольше моей.

Стас усмехнулся.

— Сейчас это трудно сделать. Зареченск и Витень не примут, сам знаешь. Сулич тоже. Может пора поговорить по душам с этими вольными, или своевольными, городами? Знаешь что? Поручи это дело Пивню. А то совсем от гордости крышу снесет, если сам конязь Зорень к ним на поклон придет. А Пивень, я думаю, найдет мудрые слова и неоспоримые доводы. Кредит же оформлю у тебя и под хороший процент. Я, думаю, это хорошая сделка, брат.

Зорень не все понял из его последних слов. И тем более, что предложения Пивня на важную должность договаривающейся стороны не очень устраивало его. Но вспомнив о серебре, он улыбнулся.

— Согласен. Тем более что у тебя тоже всякий раз находятся нужные слова и весомые доводы.

Волчок встретил проливным дождем и тишиной. И только с противоположной от ворот стороны доносился дробный перестук топоров.

В воротах поджидал Груздень.

— Все в порядке, вождь. — Предупредил он знакомый вопрос. — Исполать, коняже.

Появление не знакомых эльфов, казалось, совсем его не удивило. В прищур посмотрел на Бодрена, сразу признав нем принца.

— Привет, Рэд! Нашлась пропажа? И душа на месте?

Обвел всех взглядом.

Войтик, Толян, Темный, Купава…

И помрачнел, не увидев среди них Третьяка с Плетнем. Остановил свой взгляд на Стасе. Потянулся к шапке, но пальцы остановились на бондане.

— На воеводстве оставил. — Успокоил его Стас, поняв причину тревожного взгляда. — Хватит за мамкин подол прятаться. Побегали у моего стремени, пора и самим ногу в стремя ставить. У самых гор ребят оставил.

Не обращая внимания на дождь, шли не спеша. На губах у Стаса играла счастливая улыбка. Улицы желтели новыми заборами, из-за которых выглядывали тесовые крыши.

— Что Алексей? Хмурый?

— Тишина…

— Пивень?

— Пивень здесь. Призвал к себе посадников из вольных городков, гостей именитых…

— Как? Как он сумел?

— А пригрозил твоим именем спалить до тла за недоимки прошлых лет. Который уж день ор стоит. Под окна страшно подходить. Наш святой волхв все святые слова перезабыл и такие задушевные находит, что сердце от восторга и зависти того и гляди через рот выскочит. — С улыбкой начал рассказывать Груздень. — Даже может и мимо других мест не проскочит.

— И что?

Я думаю, уговорит. — Заметив тревогу в глазах Зореня поспешил успокоить его воевода. — Не все слова еще вытряхнул.

— Ай, да Пивень! Державная голова! Полно тебе хмуриться, брат Зорень. Не сам ли ты просил его за Соколенем приглядеть? Пошли посмотрим. Груздень, где он?

— В твоем тереме, командир.

Стража на крыльце, завидев их, выпрямилась, горделиво расправила плечи и, не скрывая радости, заулыбалась.

Улыбнулся и Стас.

— Как служба, молодцы?

— Так волхв… — Парень метнулся в терем, но Стас удержал его рукой. — Я сам.

Вошли в палату.

На лавках посадники, именитые гости.

Над ними хищно склонился волхв. Обернулся на скрип дверей, зыркнул угрюмым глазом, но увидев их расплылся в щедрой улыбке.

— Продолжай, сударь волхв. Рэд, здесь дела семейные, отведи пока принца в свои покои.

Скромненько присели с Зоренем на уголок лавки.

— О чем спор, мой добрый Пивень?

— Недоимки за ними уж сам не помню сколько лет. А давать не хотят, упорствуют.

Завидев Зореня, обрадовались. Вскочили, бросились ему навстречу. И натолкнулись на холодный, не приветливый взгляд.

— Пивень, — с ходу он включился в игру, здраво оценив обстановку, — вели вздернуть одного, другого на воротах за воровство, а затем повозить по всему коняжеству, чтобы другим не повадно было. На чем остановились?

— Упорствуют!

— Не мы, вече приговорило, что Соколеню подати не давать. — Робко ответил кто-то из посадников.

— Ваши воровские городки сейчас воевода Свист сейчас под руку конязя Зореня приводит. Бесчинству вашему больше не быть! — Пивень потерял остатки терпения. — Конязь Зорень вас даже видеть не восхотел.

Новость чугунной гирей обрушилась на бедные головы невольных собеседников волхва.

Стас воспользовался удобным моментом и поспешил добить их.

— Сударь волхв, здесь воевода. Вели забить их в железа и кинуть в яму. Воровству пора положить конец отныне и навеки. К морю путь открываем. Мы с конязем Зоренем своих воевод там посадим. Другие торговые люди к морю с товарами пойдут. И подати другие давать будут.

Среди гостей прошелестел неясный шумок.

— Как к морю?

— А вам то что?

— Но там же казары дорогу перегородили.

— И это уже не ваша забота.

— Погоди, погоди сударь вождь!

— Я погожу. Но пока вы не уладите все дела с нашим волхвом, разговора по душам не получится.

— Так уже… Отдадим сполна.

— И за два года вперед! — Рявкнул Зорень. — Знаю я вас, татей!

— Будет и за два года вперед, только…

— Стас задумчиво посмотрел на взволнованные лица.

— Как, брат Зорень, поверим?

— Не знаю, брат. — Искренне вздохнул конязь, с сомнением качая головой. — Я бы повесил. Но если ты просишь….

— Так и быть! Пивень, заканчивай с ними все дела. А как закончишь, приведешь их. Посмотрим, можно ли доверять им большие дела.

И Пивень снова навис над ними черной скалой.

Закрыв за собой двери, посмотрели друг на друга и расхохотались. Улыбнулся и Груздень.

— Ловок, дьявол! — Похвалил он волхва. — И когда они только со Свистом успели спеться? Как бы Свист в сердцах стены не велел раскопать, обидевшись за не ласковый прием.

— И поделом!

— Веселин, Купава, а вы зачем? По домам!

Купава обиженно надула губы, а Веселин вообще пропустил его слова мимо ушей.

— Столы накрыты в трапезной, вождь.

— В трапезной, так в трапезной. Войтик и ребята, с нами. Веселин, скажи волхву, как закончит с гостями пусть присоединяется. А то с этими жлобами весь жирок растопил. Не то что Груздень. — Окинул придирчивым взглядом могучую фигуру воеводы и критически покачал головой. — Как думаешь, Зорень, не жирноват воевода стал? Не заплыл салом?

Зорень бросил на воеводу оценивающий взгляд.

— Если и заплыл, то немного. А что?

— Дельце ему хотел поручить, но боюсь сало в седло сесть помешает.

— Как это помешает? — Возмутился Груздень. — Где вы у меня сало нашли?

Но Стас и Зорень говорили между собой так, как будто рядом не было не души.

— Может и сядет…

Снова пристальный взгляд.

— Ты думаешь? Хорошо бы проверить. А вдруг не сядет?

— Да сяду я, сяду!

Внимательный взгляд в прищур.

— Пожалуй сядет.

— Какой базар, командир? Конечно сяду.

Еще один взгляд.

Долго и основательно ели. Все, кроме Груздня. Воеводе кусок в горло не лез. Сидел, как на иголках. Бросал на Стаса умоляющие взгляды, переводил на Зореня, но те словно ничего не замечая, увлеченно жевали, дробили, перемалывали, пили и запивали. И снова жевали, дробили, глотали.

Наконец Стас отвалился от стола.

— Ох и силен ты, брат Зорень поесть. Я думал, что не выдержу и запрошу пощады.

— Это, Слав, не ко мне. Это к Войтику. Стыдно было пощады просить. Пришлось терпеть.

— Так надо же было сказать! — С испугом вскрикнул Стас. — Войтик, это же гигант. Ему за столом равных нет, И в ближайшие двести лет не будет. Нам с ним не тягаться! А ты как, Груздень?

— Не томи, командир.

— Не знаю, не знаю… Ну, да где наша не пропадала. — Отчаянно тряхнул головой. — Пошли нарочных к Алексею и Хмурому. Пусть высылают свои дружины. Тысячу возьмешь отсюда. Зорень, ты как? С нами?

— Пять сотен приведет Свист. И вольные города пусть раскошелятся на свои дружины. Если даже половину дадут, еще столько же будет, а то и того более.

Стас был вполне удовлетворен.

— Ударишь по каганату. Тремя колоннами. Сам в центре. Слева Толян. Справа Хруст. Нет, Хруста пожалуй оставим. Ему с волхвом дел предостаточно будет. Впереди Войтик с волчатами. Разрежь до самой реки. А там повернешь к югу. И катай до самого моря. Не дай соединиться и навязать себе сражение. Один полк держать сзади для прикрытия и зачистки. И чтобы на ближайшие десять-двадцать лет об этой шпане я не слышал!

Груздень онемел.

— Что-то не ясно, воевода?

Груздень помотал головой.

— Уж не прикажешь ли, мой друг, мне или конязю Зореню по степи, вылупив глаза, с мечом бегать?

— Н-е-е-т! — Растерялся Груздень.

— Тогда месяц на подготовку. И вперед! Войтик, разведку в степь. Опросить купцов… Города, крепости, гарнизоны… Их, Войтик, тебе открывать.

— Я понял, командир.

Толян навис над столом.

— Командир, я лучше с Войтиком.

Стас недовольно нахмурился. Груздень обиженно засопел, глубоко переживая измену друга.

— Тридцать дней, Груздень.

— Я запомнил, командир.

— Вычистить эту заразу до белой кости. Мирное население не трогать. Кто захочет служить нам, ради бога. Пойдете налегке. Запас у седла на неделю. Дальше война прокормит. Все, ребятки, по коням.

Груздень сорвался из-за стола.

— Подожди, дружище. — Остановил его Стас. — Вернешься из похода, начнешь набирать панцирный полк. В пять тысяч копейщиков.

Груздень раскрыл рот.

Зорень не выдержал, запрокинул голову и расхохотался.

Груздень обескуражено повернулся к нему.

— Не умри от радости, Груздень. Людей пока нет, нет и одежки. Так что с радостью придется повременить.

— Алексей?

— В армии каждый говорит только за себя. — Попенял ему Стас. — Но тебе, как другу, отвечу. Алексей получит тяжелую конницу. И тоже в пять тысяч копий. А над легкой конницей будет начальствовать Хруст.

Груздень начал медленно приходить в себя, но было видно, что так и не оправился от удара. Махнул рукой и вылетел в двери, увлекая за собой Войтика и то, что осталось от его героической разведки.

Зорень снова засмеялся.

— До ночи не доживет от новости. Умеешь ты Стас порадовать человека. — Сказал он отсмеявшись и повернулся к Стасу.

Тот неприметно улыбнулся.

— У меня и тебя есть чем порадовать, брат. — Сказал он, скромно потупив взор. — Купава, оставь нас. Дай поговорить.

Подождал, пока за девушкой закроется дверь и снова посмотрел на встревожившегося конязя.

— Зорень, тебе предлагаю встать во главе нашей армии. Что тебе делать в твоем Соколене? Заскучаешь.

Теперь уже опешил Зорень.

— А как же Соколень?

— Оставь там наместника. Будешь приезжать, как на дачу. Или в отпуск. — Тьфу ты, черт! — Какой к дьяволу отпуск. Каганату больше не жить. Пора возрождать свои земли.

— А Соколень?

— Дался тебе этот Соколень? Я разве прошу тебя отказаться от него? Оставайся и дальше Соколеньским конязем. По крайней мере зарплату требовать не будешь. — Пошутил он, совсем не рассчитывая на то, что шутка будет понята. — Повернулся к двери и крикнул — Веселин!

В дверном проеме показалось лицо Веселина.

— Веселин, мальчик мой, скажи волхву, что мы ждем его. Пусть поторопится. — И наполнил бокалы вином. — Выпьем, друг мой. Или как говорили в моем мире, замочим это дело. Рыба по суху не ходит. А под рюмашку и разговор веселей пойдет. В каждом коняжестве поставим по тысяче, по две. Командовать можешь даже из Соколеня.

— Умеешь ты, Слав, ударить так, что и ответить не чем.

— Я тебя, Зорень, не тороплю. Собьем каганат, к морю выйдем. Не рекой ходить будем. Города поставим. Северных хулиганов укоротим. Нам служить будут. Соседей к рукам приберем.

Зорень чуть было рот не открыл, заслышав о планах Стаса. Двух жизней не хватит на все, что в голове побратима живет.

— Съезди в свой Соколень, поживи там, подумай…

— Только поторопись, конязь с думками — Ворвался, как буря, в покои Пивень. — Отчину возвращать надобно. Славу отцов возрождать. А думы, они и подождать могут. Не убегут. Я соседей расшевелил. Орка им показал. Эльфов послушали. Может и съедутся. Не сюда, конечно, в град Предслав.

Зорень опустил голову.

— Остановиться не даете.

— А ты не останавливайся. — Посоветовал Пивень. — Я бы вот тоже остановиться хотел. Но закусил удила так, что губы в кровь и бегу. А все он…

Пивень ткнул пальцем в Стаса.

— А в Предслав я, вождь, Хрустовых ребяток отправил. Ну и еще кое-куда. Посмотрят, послушают. Да и так кстати будут.

Стас не заметно посмотрел на Зореня. Тот, раскрыв глаза, смотрел на волхва.

— Ты же божий человек, Пивень. Тебе на воду смотреть, в бобы ворожить, по кишкам судьбу угадывать…

— Так я и угадал, коняже. Наша судьба — Славия. Заводить гостей, вождь?

— Пусть заходят.

Гости смирненько вошли в трапезную, шапки в руках мнут. Сбили таки спесь.

— Уговорились?

— Вестимо. Как не уговоришься? — Вздохнул старший из гостей. — Когда нож у горла.

Зорень обернулся в сторону дверей, где, наверняка, стоял Веселин и тихо засмеялся.

— Ножа, допустим, вы еще и не видели.

Стас понял Зореня и улыбнулся.

— Не нами сказано — Заплати налоги и спи спокойно. Подходите к столу, гости именитые. Веселин!

Снова показалась голова Веселина.

— В доме гости, а у нас на столе сухие корки.

— Не беспокойся, господин. После приятной беседы с твоим аспидом — волхвом кусок в горло не полезет. А вот винца откушаем.

— Ну и на том спасибо. А я уж было подумал, что и за мой стол не сядете.

— Попробуй откажись.

Глаза с опаской на Зореня, на Пивня смотрят На Стаса и смотреть не осмеливаются.

— А что, правда воевода ваш в наших городках?

Стас усмехнулся.

— Я же сказал, заплати налоги и спи спокойно.

— Тогда, конечно.

— Поговорим, гости дорогие о делах наших скорбных.

— Почему не поговорить? Можно и поговорить, если про морскую торговлишку не для красного словца сказано было.

— Вот те на! — Удивился Стас. — Ты слышал побратим? Чтобы я серьезный, можно сказать, государственный человек и для красного словца? Да никогда! Нет, судари мои, святым не шучу. Предгорная река вас устроит на первых порах? А там и до моря рукой подать….

Подумали, помычали в бороду.

— Устроила бы и река. Так там каганат озорует. Хаживали мы уж той дорожкой.

— Про каганат забудьте. — Решительно пресек зарождающиеся сомнения Стас. — Там мои воеводы. Почистим для вас дорожку. Не без вашей помощи конечно. Извольте, судари мои, по прибытии домой отправить нам свои дружины. Не одним же нам для вас дорожку чистить да песочком присыпать…

Помолчал, глядя на них вприщур.

— А там и прямой путь откроем, через степи. Так, брат Зорень?

Зореню ответить не дали.

— А не врешь?

Похоже, именитые гости про дружину мимо ушей пропустили.

— Вот это по нашему. По русски. В смысле по славянски. Прямо и в лоб. — Стас смеялся заразительно. От души. И так же со смехом ответил. — Во! Зуб даю. За базар отвечаю!

— Коли так…

Стас поманил их пальцем через столы. И когда они склонили к нему свои головы, таинственным шепотом профессионального искусителя, прошептал, но так, чтобы шепот слышали все.

— А за рекой горы, а в горах серебро, золото, каменья огнем полыхают… Сам видел, Зорень соврать не даст. Не дашь, брат?

— Там же орки…

— Сегодня орки, завтра орки. А послезавтра? — Придавил колючим взглядом, ожидая ответа. И не дожидаясь, продолжил. — Вот то-то и оно. Вы же люди торговые. Далеко должны заглядывать. О том, что детям, внукам своим оставите. О том, что люди о вас думать будут…

Долго думали, сморкались, скоблили бороды.

— Понимаю, с переправой плохо. А вывод какой? Ставьте мост. Конязь Зорень может и простит вам часть долга. Мостовые то не платили. А нет, так на себя возьму. Смотрите, на ноги встанем, сами обозы к морю погоним.

— Гони ты их, вождь, в три шеи! Им только питухов в базарный день обирать, да ребятишек обманывать за глиняные свистульки. А ты перед ними стелешься. Позволь, я покричу Веселина? — Вмешался Пивень, выпучив глазищи. — Куда их со свистульками к морю пускать? А я уж было совсем собрался скоропосыльца к воеводе Свисту послать, чтобы стены не рушил! Теперь уж точно передумаю. Не буду посылать! Что им за высокими стенами прятать? Добро бы красный товар, а то свистульки эти самые, да горшки бабьи.

Распалился волхв. Лицо красное от ярости. Ноздри дует. И нижняя губа от гнева трясется.

— Погоди, погоди, сударь волхв. Торговое дело поспешности не любит. Надо все наперед угадать.

— Угадывать буду я! — Еще больше разъярился Пивень. И даже ногой притопнул. — На то я и волхв. А я уже все про вас угадал.

В глазах у Зореня чертики пляшут. Да и Стас с трудом удерживал смех, увидев самый настоящий страх в глазах купцов. И поспешил подать им руку помощи.

— Как, брат Зорень, уговорили гости тебя?

— И не знаю, Слав. Погубит меня моя доброта. — Ответил Зорень его же словами. — С котомкой по миру куски собирать пойду должно быть. И тебя с собой поведу. Так и будем ходить на пару по городам и весям. Но как не порадеть хорошим людям? Пиши, сударь волхв, грамоту. Поименно, на каждого. А если от каждого города будет для новой рати по тысяче полного панцирного наряда, то и недоимки прощу.

В глазах гостей радость сменилась отчаянием, но Зорень поспешил их успокоить.

— Кольчуги можно заменить байданой. Так дешевле будет.

— Что то и я, глядя на тебя, готов слезу уронить от умиления, брат Зорень. Запиши, друг Пивень, что в этом случае на год освобождаются от торговой пошлины. Так ли гости именитые мы все управили?

Повздыхали, повздыхали. Утерли пот дремучими бородищами.

Несмело возразили.

— Накладно по тысяче…

— Зато вы первые. Все пенки вам! — Успокоил их Стас. — А кто смел, тот и сьел. А не смелому тюря! В долговой яме. Через два дня на третий.

— А десятина?

— А десятине быть! Чем дружину кормить, поить, одевать? Зато ваш товар, ваша и цена.

Знают подлецы выгоду, но торгуются до последнего. Хоть медный грош да вымолить.

— Эх, была не была!

Хватил шапкой о пол дородный купчина.

— Пиши грамоту, сударь волхв! А дружину для охраны мы и сами найдем. Нам бы к первому пирогу успеть, а там все наше будет! Так, гости именитые я говорю? Не за дешево мы свою волю продали.

И Зорень не удержался от смеха. Ему грохочущим басом вторил Пивень. Стас с трудом сдерживал улыбку. Смеялись и купцы.

Привлеченный громким смехом, открыл двери Веселин, окинул их недоуменным взглядом.

— Веселин, вина… Ну, что Зорень? Теперь с тобой торги забабахаем?

— Какие уж торги? Без торгов забрал с потрохами.

Пивень скосил в его сторону смеющийся взгляд.

— Похлебка с потрошками, особенно с похмелья, богами придумана.

— Но в Соколень я поеду.

— Не смею удерживать! — Стас шутливо щелкнул каблуками.

 

Глава 22

Утром, даже не сменив волчовку на коняжескую ферязь, ускакал в свой Соколень, Зорень.

— Может, задержишься? — Провожая его до стремени, попросил Стас. — А хочешь, веди дружину вместо Груздня. Со славой вернешься в Соколень.

— Не искушай, Слав. — Замотал головой Зорень. — Я еще от вчерашнего не опомнился. А в Соколень все равно надо. Я, как никак, конязь тамошний. Надо же узнать скольких воевод зарубил твой Свист.

— Почему мой? Твой… Если с дружиной сумел справиться, оставь себе.

— А ты сомневаешься? Зачем бы его тогда волхв на вольные города натравил? Нет, Слав, не уговаривай. Веста! По дочери соскучился. Я и так больше в твоем Волчке пропадаю, чем в своем тереме..

Стас вскинул вверх руки.

— Все, все… Сдаюсь, брат. Могу уговорить конязя, но против отца я слабак. Отпускаю. И жду. Хотя ты, так и не дал согласия.

— Пока не дал…

— Только это и утешает.

И Зорень ускакал всего с десятком воев.

Не успел Стас подняться на крыльцо, как появился Войтик.

— И отдохнуть не хочешь? — Усмехнулся Стас. — Веселин, и ты от меня бежишь?

Веселин живо скрылся за спиной Войтика, испугавшись, что Стас станет его удерживать.

— Времени мало, вождь. Дни уходят.

— И много ушло?

Войтик смутился.

— Не красней. Не красная девица. Уж коли собрался, ищи дороги. Бери языка. И ищи дороги, чтобы не ходить потом наугад.

— Зачем их искать? Они есть. Правда заросли. Но найти можно. Я со стариками говорил.

Стас кивнул головой, ничуть не удивляясь его расторопности.

— И крепости.

— Крепость у них одна. Казторан. Там, где каган зимует. А с теплом в степи уходит. Вежи у них.

— Тебе видней. — Стас чуть не покраснел от стыда.

Как он мог забыть? Какие у кочевников города? Вежи… Кочевья. Читал же когда то. Не нужны им не города, не села. Пастбища. И только. И ничего более.

— Крепость тебе открывать придется. Времени на осаду не будет.

— Я понял, командир.

А спустя несколько дней в тереме появился Пивень. Поздоровался и скромно занял место на краю лавки.

— И ты бежишь?

— Предслав, вождь. Надо поторопить, пока Груздень каганат не растряс. А растрясет, всех не соберем. Мы для них со своей силой пострашней, чем какие то неведомые вандорги. Они и на орка, как на диковину глядели, шары пучили. Не более того.

— Даже так?

— А как еще? Прежде чем до них дойдут, о нас зубы поломают, а не поломают, так изрядно поизносят. А им на руку.

— Вчера иное говорил.

— Говорил. Для Зореня. Зачем бы я у Хруста ребяток брал?

— Может мне самому с тобой в Предслав съездить? Предслав посмотреть, себя показать.

— Не надо. Напугать можешь. Пока и ребят Хруста достаточно.

— Как знаешь. Не надо, так не надо, сударь мой волхв. Не буду тебе мешать. Посошок на дорожку? — Предложил Стас. — Чтобы дорога веселее была.

— Скажи уж прямо. — Угрюмо прохрипел Пивень. — Одному оставаться не хочется. Как Толян говорит, не в жилу! Хватит с тебя и Купавы. Да ты не вороти глаза в сторону. Купава тебе не в укор. И ей в том срама нет. Наши конязья таких Купав по целому терему держат. И дружина набольшая не отстает.

— Ну так как? Посошок?

— Наливай, чего спрашиваешь? Все рано ведь нальешь. Только я уеду!

Стас сокрушенно развел руками.

— Все куда то едут, куда то спешат. Один я сижу на месте. Хоть в один ряд с твоими истуканами ставь!

— А ты еще не набегался? — В глазах волхва заиграл огонек. Он придвинулся поближе. — В горы то зачем бегал?

— Я же говорил… Домик себе сторговал … у Темного принца.

— А он?

— Он другой себе присмотрел. За морем, за океаном. Совестливый мужик, много не запросил. Еще и сам мне приплатил. Как говорят, положил сверху.

— Домик то хоть стоящий, не развалюха?

— Каменный. — С чистой совестью и не кривя душой ответил Стас. — Век простоит. И соседи тихие. Ночью не беспокоят. В окна не заглядывают. Может допрыгнуть не могут?

— Это ты про орков, что ли, Слав?

— А у меня разве другие есть?

— Ты без соседей жить не умеешь…

— Думаешь, поболтать вечерами не с кем будет?

— По морде дать, самому получить. — С улыбкой ответил Пивень. — Поехал я, Слав. Когда остановлюсь?

— И не мечтай. — Постарался успокоить его Стас.

И прислушался.

Показалось, что мозг словно раскаленной струной обожгло. А амулет с камнем налился ледяным холодом. Сердце сжалось так, как будто сдавила его чья то беспощадная рука. И почти сразу амулет снова наполнился прежним приятным теплом.

«Что за черт? — Подумал он. — Кому понадобилось меня обыскивать? Зачем»

— Ты что-то сказал, Слав? — Остановился Пивень.

— Разве? Отвыкаю от общества. Начинаю сам с собой разговаривать. Поезжай, мой друг. Начинай торопить события.

С появлением в Волчке принца Бодрена почти исчез и Рэдэльф. Стас не обижался, хотя и не без досады был вынужден признать это.

Но эльф пришел к нему сам.

Стас искренне обрадовался его приходу. Ему всегда был по душе этот сдержанный, малоразговорчивый эльф.

— Заскучал, Рэд? — Встретил эльфа он вопросом. — Что делать? До роскошной жизни эльфов нам никогда не добраться.

— Не такой уж роскошной была наша жизнь в последние столетия. — Хмуро ответил Рэд. — Ты в самом деле видел Темного принца, Слав?

Стас помедлил с ответом, задумчиво глядя в озабоченное лицо эльфа.

— Рэд, скажи мне по совести…Ведь это спрашивает твой принц, а не ты? Ведь так? Скажи Рэд…

Эльф смутился.

— Что и требовалось доказать! — Удовлетворенно констатировал Стас. — А почему принц обязательно должен быть Темным? У него такие же светлые волосы, как у тебя. Чистое и почти прозрачное лицо. Хорошее лицо. Не видел только его глаз. Но не сомневаюсь, что и глаза, не будь на нем черной повязки, у него того же цвета, что и у вас.

— Облик здесь не причем.

— Понял, не дурак… Но, мой дорогой Рэд, у него и мысли ни чем не отличаются от твоих. Одного в нем нет…

— И чего же в нем ты не увидел?

— Ненависти. Чувство вины есть, а ненависти, уж извини, нет. Ваш темный принц, Рэд, большой романтик. И уж если в чем то и можно его обвинить, так только в том, что, как это всегда происходит, хотел железной рукой протащить человечество через тысячелетия к счастью, поверив в безграничные возможности чудо — камня. А камень оказался с капризом. Да и человечество неожиданным счастьем подавилось.

Эльф с ужасом отшатнулся от него.

— Он тебе понравился? Он, принесший на твою землю, все несчастья нашего мира?

— Ну, ну, мой милый эльф. Зачем так категорично? Не судите, да не судимы будете. Так написано в одной нашей мудрой книге. Понимаешь?

— Я могу судить!

— И я так считал. Пока не перекинулся с ним парой слов. Он не к нам несчастья принес, он их от вас уносил. Из самых лучших побуждений.

— Тебе следовало его убить! — Неуступчиво проговорил эльф, брызнув в его сторону взглядом своих ослепительно зеленых глаз. Серебристый, как звук горного ручья, голос стал скрипучим и хриплым. — Его надо было убить.

— Я не убийца. Я солдат. И убиваю тогда, когда нет возможности не убивать. — В голосе Стаса эльф уловил нотки отчуждения. — Он наказан за свое прекраснодушие больше, чем это мог сделать кто либо из вас. Его практически нет. Мираж, призрак… Туманное пятно, в котором чудом удерживается его физический облик. И жизнь. Чудовищная плата за возможность обладания этим камнем.

— Он привел сюда орков!

— И это не так. Они шли за камнем, чтобы посчитаться с эльфами за прошлые обиды. Я сказал твоему принцу Бодрену, и повторяю тебе… Темного принца больше нет. Охота на него закончена. И, если прямо говорить, не стоит на него всех собак вешать. Есть еще кто-то, кто дергает за ниточки. И эльфов и орков…Щиты заклятия в горах ставили не темные!

Рэдэльф пропустил последние его слова мимо ушей.

— Камень всевластия…

— А зачем он вам в нашем мире? Это наш мир, мир людей. И проблемы в нем тоже наши. Или ты думаешь иначе?

От голоса Стаса повеяло холодом. И Рэдэльф невольно поежился, почувствовав себя неловко.

— Кому и зачем, в таком случае, понадобился камень? Из всех разговоров я сделал вывод, что Забытых дорог больше нет. И следовательно, о возвращении не может быть и речи. Так? Или не так, Рэд?

Ответа Стас не услышал.

— Мне очень жаль, что ты, Рэд, начал этот разговор. Я думал о тебе лучше. Уж извини. И полагал, что всегда могу на тебя рассчитывать. И мне очень не хотелось бы думать иначе.

— Но, Слав, камень принадлежит эльфам.

— Он уже имел несчастье принадлежать вам. И что из этого вышло? Нет, Рэд, он принадлежит миру людей. И останется в нем. Это понял Темный принц. И хорошо будет, если поймете и вы. Мне бы очень этого хотелось.

Разговор закончился ничем, к великому огорчению Стаса. Рэд ушел больше не сказав не слова.

Несколько раз после этого ему казалось, что по его груди под волчовкой орудуют чьи-то руки. И каждый раз чувствовал, что это понимает и камень.

Как то ночью амулета с камнем коснулась Купава. И вскрикнув от боли, затрясла рукой. На поверхности амулета огнем горели строчки заклятия.

— Что это, вождь?

— Не обращай внимания. Оберег. И почему, вождь? Уж ночью то я мало похож на вождя.

Купава с ужасом на пылающую вязь строчек.

А утром показала ему почерневшую на месте ожога руку.

— Я же говорил, оберег. — Спокойно сказал на это Стас и внимательно осмотрел ладонь. — Жуть!

Несколько раз просыпался от неясного беспокойства.

Ему мнилось, что чей то взгляд разглядывает его со всех сторон. Волновался и «оберег», то разгораясь огнем, то будто холодея от ужаса. Но в отличии от Купавы, на его груди ожогов не появлялось.

Хотя на камень Стасу было грех жаловаться. В основном амулет вел себя смирно. Грелся себе на груди под волчовкой, источая спокойное ровное тепло. Не обращал ровно никакого внимания на Рэдэльфа. Полностью игнорировал и других эльфов. Но почему то всякий раз словно холодел от страха или ужаса, стоило по близости появиться принцу Бодрену.

— А что ты хочешь? Не любви же тебе от него ждать? Пламенной и безоговорочной. — Как-то скосив глаза, шепнул ему, как живому существу, Стас. — То что ты с ними вытворял заслуживает, братец, крепкого удара обухом топора. Или хорошей кувалды.

С принцем Бодреном отношения были более, чем прохладные. Не принц, не он сам, не вспоминали о том давнем разговоре. Но Стас видел, что принц не забыл не только самого не значительного слова из всего сказанного, но даже самой крохотной запятой.

Прискакал на взмыленном коне во главе дружины Леха. Бросил повод на шею коня и, не здороваясь, налетел на Стаса, поспешив вылить на него накопившиеся обиды.

— Хорош друг, нечего сказать. Жену отдай дяде, а сам иди к…

Стас весело зыркнул на него глазами, не дав закончить мысль и, лишив таким образом всех стоящих в этот момент рядом с ним, возможности узнать адрес, по которому следовало идти бедному Лехе.

— Тысячу мечей, половину двух дружин, отдал за здорово живешь бог весть кому, а самому сало растрясти негде.

— И много накопил? — Полюбопытствовал Стас, обходя со всех сторон рассерженного напарника.

— Чего накопил? — Леха был явно сбит с толку.

— Да нет. — Стас оставил вопрос без ответа. — Не заметил.

— Веселишься? А еще земляком прикидывался.

Стаса от разборки спас Толян.

Чуть не сбив его с ног, ринулся к Лехе, сгреб сильными руками, стиснул и саданул ладонью по спине от всей души.

— Леха! — Запыхтел он в ухо. — Ментяра!

— Эй, эй… Отпусти его, Толян. Поломаешь, а он мне для дела нужен.

Стас решительно пресек Толяновы восторги.

— Отмазку придумал? — Леха и не думал сдаваться.

— Почему придумал?

— Тогда колись…

Стас поморщился. Не может Леха без прежней лексики.

— Пошли. Толян…

Толян понятливо кивнул головой и мигнул страже.

— Купава, вина! Алексей приехал.

Леха проводил Купаву взглядом.

— Резвая девочка. Не томи душу, колись.

— Может, по рюмашке сначала? Толян, проследи, чтобы рядом ушей не было. И наливай. Друг приехал.

— А дело к тебе, братец Алексей, такое. — Стас поднес к губам чарку. — Будем здоровы, ребята!

— Прозит! Леха, с тебя простава. Накрывай поляну. В гору попер.

— Толян. У меня нет слов.

— К слову пришлось. — Толян виновато опустил глаза.

— Формируй, Леша, корпус бронированной конницы. Наш танковый кулак. Пять тысяч.

— И где же я их тебе возьму.

— А вот это, земеля, твоя печаль. По амбарам помети, по сусекам поскреби. У соседей присмотри. На криминал глаз положь. Толян, тост.

— Легко! Будем еще раз…

— И в тему!

На короткое время, пока пили и закусывали, установилось молчание, прерываемое лишь хрустом и сдержанным чавканьем.

— И разбросаешь их по пятьсот человек, по тысяче по всем коняжествам. Но так, чтобы…

— Время «Ч»? — Перебил его Алексей.

— Успеть надо, Леша! Орки пока темных эльфов ищут, но рано или поздно выплюнут эту пустышку.

— Значит?

— Ровным счетом ничего не значит! И вот еще что… Там от тебя неподалеку будет Хруст с ребятами, помоги ему по дружески.

— А как с бабками?

— Это решишь с Пивнем. А можешь брать кредиты под мое имя. Пообещай хорошие проценты. Или как это у них называется.

— Откуда у тебя бабки?

— Темные эльфы на меня свои счета перевели. Только взять пока нельзя. — Отшутился Стас. — Верное дело, зуб даю!

— Верняк, братан. Отвечаю! — Поддержал Стаса Толян, решительно расправляясь с куском ветчины.

Алексей ускакал, не захотев даже переночевать, сославшись на неотложные дела.

Не успел стихнуть перестук копыт его коня, как появился полк Хмурого. К удивлению своему Стас заметил на его губах сдержанную улыбку на губах воеводы.

— Хмурый, да ты никак улыбаться научился? — Крикнул ему Стас. — А я тебе что говорил? Чем дальше от начальства, тем спокойнее жизнь. Осознал?

Но Хмурый был не в состоянии говорить. Крутил головой, вращал глазами. И улыбался.

Стас пощелкал пальцами перед его лицом.

— Хмурый! Очнись… Поздоровайся с друзьями.

Подбежал Груздень. Принялся тащить Хмурого из седла. Толян от всей души помогал ему в этом. Но при этом тащил в другую сторону.

— Груздень, Толян! Вы разорвете Хмурого пополам. Валите его в одну сторону.

Совет услышали. Помогло.

Свалили.

И долго пыхтя мяли, долбили, стучали.

Купава, не дожидаясь пока ее позовут, озаботилась столом.

— Дома! — Наконец то вымолвил Хмурый.

А через несколько дней в привычной уже волчовке появился Зорень во главе пятисотенной дружины под командованием Свиста. Рядом с Зоренем ехал молоденький безусый вой.

— Зорень, побратим. Почему так рано? Мог бы и понежиться на коняжеских перинах. — Закричал он, сбегая с крыльца.

— Сам не знаю, Слав! Словно средь бела дня окна в тереме ставнями закрыли. Ноги сами в стремя прыгнули.

— Свист! Живой? Не ухайдакали тебя в Соколене? А где Квашенка?

На лице Свиста широкая улыбка.

— Квашенка в Соколене остался. Кому то надо за городом приглядывать, пока Пивень не появится. — Солидно отозвался Свист, оглядываясь на дружину.

Завидев его взгляд, вои встрепенулись и бодро выпрямились в седлах. Копья ощетинились идеально ровным частоколом, червленые щиты вытянулись в линию.

Стас одобрительно кивнул головой.

— Веди дружину к Груздню, Свист, а потом ко мне.

— Слав, познакомься… коняжна Веста, моя дочь. — И виновато добавил. — По полу каталась, ногами била. Оставаться не хотела. Не драть же ремнем? Пришлось с собой взять.

Щелкнул каблуками. Не хотел. Само собой получилось. Сработала лейтенантская привычка. Подал руку, чтобы помочь сойти с седла. Коротко, но внимательно заглянул в лицо. Слегка побледнела, но глаза не отвела. Легко коснулась рукой его ладони и выпорхнула из седла.

За спиной ревниво фыркнула Купава.

— Купава, пригласи принца Бодрена с эльфами. Скажи, конязь Зорень вернулся с юной коняжной. И покажи коняжне ее покои.

За обедом было весело и шумно. Веста, не привычная к их простым и дружеским отношениям, поначалу краснела и терялась. Но быстро освоилась и уже не хмурила бровки, когда Толян по простецки подмигивал ей круглым глазом и называл ее Весточкой. Несколько раз ловила на себе внимательный взгляд принца Бодрена, смущалась… и поймала себя на мысли, что и сама нет-нет да посмотрит в сторону красавца эльфа.

Толян уже, похоже, смирился с тем, что Стас не пустил его с Войтиком и что-то деловито обсуждал со своим новым начальником.

— Толян, — попросил Зорень. — повесели коняжну. Спой.

Веста подняла на парня удивленный взгляд. Дрогнули длинные ресницы.

Толян повернулся к Стасу. Тот неприметно кивнул головой.

Зорень придвинулся ближе.

— Может и правда, Слав, пойти мне на каганат?

Шевельнулись губы в еле заметной улыбке. У Зореня глаза сверкают азартом, щеки порозовели.

— Не царское это дело, брат Зорень, мечом махать. Груздень и без нас с тобой управится. Тебе в Предслав надо ехать, конязей собирать.

— Так там же Пивень. — Возразил Зорень.

— Пивень, это хорошо. Мужик зубастый. Одно плохо, статус не тот. — Встретил не понимающий взгляд конязя и пояснил. — В смысле рылом не вышел, говоря понятным дипломатическим языком. А заодно и коняжна Веста жениха себе приглядит. Мир посмотрит. В Зареченске остановишься. К Алексею в Витень заедешь, в Сулич заглянешь.

— Один?

— Почему один? Как и положено конязю, с дружиной. Во всем блеске и монаршем великолепии. — Встретил по женски оценивающий взгляд коняжны и добродушно улыбнулся. — Веста, хочешь посмотреть Предслав? А Витень с Суличем?

Веста вспыхнула от радости, но спохватилась и повернулась к отцу. Зорень усмехнулся.

— И как это у тебя так ловко получается? Раз, и душа в горсти. И не трепыхается. А сам ты, как я понял, в Предслав не собираешься?

— Пока нет. Так и тебя не завтра провожаю.

— А Купава уже сегодня рада была бы выпроводить…

— Дитя! Чего ждать от ребенка? А ты там, в Предславе, покажешь товар лицом. Пиры, охоты… И все такое прочее.

Рэдэльф, заслышав, что речь идет о каганате, устремил на Стаса грустный взгляд.

— Позволь, Слав, и мне отправиться в поход с воеводой Грузднем.

— А как же принц Бодрен? — Стас повернулся в сторону молчаливо задумчивого принца. — Он твой господин.

«Подставил Рэд своего принца. — Подумал Стас, искоса глянув на принца. — Не согласиться принцу теперь нельзя».

— На этой земле я твой воин, человек-волк. Мне думается, что и я бы был полезен воеводе Груздню в этом походе. — Ответил за Рэда принц. — В любой роли. Могу воином, могу разведчиком.

Стас кивнул головой.

Так и есть. Пришлось проситься.

— Груздень, что думаешь?

Груздень внимательно посмотрел на эльфов.

— Почему разведчиком? У Войтика кусок хлеба отнимать не стану. Я Рэду всех лучников могу отдать. Или полк. А принцу Бодрену, если согласен, крыло… А если и друзьям дома не сидится, так мы и для них дело найдем. — И многообещающе улыбаясь, посмотрел на эльфов. — Как ребята, пойдете?

Вместо эльфов ответил Стас.

— Нет, нет. Не торопись, воевода. Умерь аппетиты. А кто с конязем Зоренем в Предслав поедет? Шикарному бриллианту и оправа побогаче нужна. Это я про коняжну говорю. — И по свойски подмигнул Весте. Подумал, погладил пальцем бровь. — Уступишь двух ребят, милый принц?

Глаза смотрят на принца открыто, доверчиво.

Отказать неудобно.

Толян не выдержал и хохотнул.

— Учись, Груздик. Раз и девка в бабах. Охнуть не успела.

Бодрен нахмурился и промолчал.

— Ничего не могу с собой поделать, Бодрен. Проклятая доброта. Понимаю, что засиделся ты здесь. Место воина на коне с мечом в руке и во широком поле, а не в красном тереме. Сам бы рванул отсюда да обстоятельства мешают. А ты другое дело. Ты человек свободный. Тебе и флаг в руки.

И удрученно развел руками.

— Груздень, а ты когда выступать собираешься?

— Могу и сейчас. — С готовностью поднялся воевода.

— Сутки. И вперед. Стрелы?

— По две сотни на воя.

— Вбивай клинья покрепче. Глубоко и основательно. И в прорыв. И никаких сражений. Увязнешь… Держи инициативу. Не позволяй атаковать. Выбивай стрелами и копейную дружину Хмурого вперед. Охват с флангов и вырубай под чистую. А на обратном пути почистишь. Главное не увязни. Держи кураж. Меняй коней почаще. Там такая возможность будет. Казары кочевой народ. Их сила в высокой мобильности. А мобильность целиком и полностью зависит от конского поголовья. Понял, Груздень?

— Я помню, командир.

— И славно.

— Что делать с пленными?

— Я уже, помнится, говорил, если захотят служить, пусть служат. Толян!

— Служи по Уставу, завоюешь честь и славу. — Отбарабанил Толян и подмигнул воеводе. — Усек, Груздик?

— Понял, воевода? А посему за излишнюю вольность, а равно и за остальные проступки одно наказание— смерть.

Ночью снова проснулся от щемящего чувства беспокойства. По груди скользили чьи то руки.

— Купава, сколько можно. Спать пора. — Недовольно проворчал Стас, снимая ее руки со своей груди.

Но Купава была не причем. Свернулась калачиком, уткнувшись носом в стенку, и мирно посапывала счастливая и довольная.

За то острый изучающий взгляд заставил сделать то единственное, что его руки делали, не дожидаясь команды руководящего органа.

Ножи веером рассыпались вдоль противоположной стены. А вслед за ножами с лавки, содрав со стены меч, метнулся и он сам. Провел мечом дугу на уровне груди. Меч свистнул, не встретив сопротивления. А ножи засели в стене на половину лезвия.

Сонно завозилась Купава, открыла глаза. Увидела в его руках меч и прыгнула на ноги, нащупывая рукой оружие.

— Спи, детка. Это мухи… Ползают, жужжат. Противно. И спать мешают.

— А меч зачем?

— Первое, что под руки попалось…

Качнул нож ладонью в одну сторону, в другую. Выдернул…

— Это тоже от них?

— От них проклятых. Шлепанцами было бы удобнее, так до сих не обзавелся.

Приоткрыл двери и тенью скользнул в коридор.

Вой в волчовке поднял на него взгляд и с удивлением посмотрел на, тускло сияющий в полумраке, меч.

— Что случилось, вождь?

Стас опустил меч.

— Сам бы хотел это знать. Как я понимаю, мимо тебя никто не проходил?

— Ночью? — Страж был сбит с толку и обескуражен странным вопросом вождя. — Кому придет в голову ночью ходить по терему?

— Оно конечно.

Стас закрыл за собой двери и мельком взглянув на амулет, коснулся его рукой. Камень был не теплее и не холоднее, чем обычно.

Постоял, прислонил меч к лежанке, а на крестовину повесил связку ножей. Лег и закинул руки за голову.

Купава, решив, что спать — только время терять и не скрывая своих непристойных устремлений, привалилась рядом и решительно обняв за шею, нахально прикусила острыми зубками мочку уха.

Стас на корню пресек эти не скромные поползновения, убрав руки со своей груди и отодвинулся.

Купава недовольно сморщила нос, но Стас не обратил на ее обиду ни малейшего внимания. Ему снова показалось, что из темноты на него смотрят чьи-то острые колючие глазки.

Рука потянулась за ножом.

А взгляд уперся в его грудь. Туда, где покоился камень. На поверхности высветились строчки. И он снова взмахнул рукой, с зажатым в ней ножом.

Нож, не долетев до стены, повис в воздухе и мягко упал на пол. Словно подхваченный чьей то рукой. Но сразу же следом просвистел еще один нож и со стуком впился в стену. Это Купава, не раздумывая, метнула из-за его спины свой нож.

— Кому то очень нужен мой оберег. Прямо жить без него не может. — Стас повернулся к Купаве. — И что они нашли в нем хорошего? Камень, как камень…

Купава широко раскрытыми глазами глядела на, лежащий у стены, нож.

— Зачем он им? Он же твой.

Вопрос по детски наивной.

— Поиграть…

Может перейдем в мою каморку? Или в каморку Веселина? — Предложила Купава. — Там не найдут.

Похоже она все еще на что, то надеялась, не забывая о своих не пристойных попытках.

Между тем хитроумная вязь на амулете померкла, а скоро и совсем исчезла, не оставив и следа на его поверхности.

— Сон сморил.

— Тебя? — Купава не смогла скрыть своего огорчения.

— Ротозеев, которым приглянулся мой оберег.

— Мой вождь! — Купава воспряла духом и воркуя, закинула руки на его плечи.

За метко брошенный нож, пришлось платить долго, старательно и от всей души. Полумерами отделаться не удалось. Наивная молодость в этом деле халтуры не признает.

Только-только успел задремать, как в ушах прозвучал негромкий голос.

— Человек- волк!

Надо же, прилипла кликуха!

Ровный сдержанный наполненный баритон.

Стас от досады чертыхнулся.

— Похоже в эту ночь весь мир столпился у моей постели. — Подумал он. — И сколько можно повторять, что мне не совсем по душе это имечко.

— И напрасно. — В голосе появилось явное сожаление. — Оно, как не одно другое, находится в полном соответствии с твоей сущностью.

— Спасибо, утешил.

— Да, чего там! Не стоит благодарности.

— И кто на этот раз забрался в мою постель? Вернее, кому пришла шальная мысль лезть среди ночи в мою голову? Удовлетвори любопытство, коль скоро все равно разбудил.

— Тебя никто не собирался будить, тем более я.

Тогда какого черта?

— Попробуй перевернуться на другой бок. Ты же это собирался сделать? — В голосе появилась явная насмешка. — Я на твоей груди, рядом с этой миленькой головкой.

— А раз так, то мог бы и до утра дотерпеть. Поболтали бы на свежую голову, раз уж пошла такая масть. А так, могу и гадостей наговорить. Или пакостей. Правда, потом могу и пожалеть. Но когда говорю, никаких сомнений.

— Зачем же ждать до утра? Ее же ты не заставил терпеть до восхода солнца?

— А ты не подглядывай. Не маленький. — Стас задумался. Или сделал вид, что задумался. — Хотя есть в этом что-то. Будем считать твои претензии вполне справедливыми, а потому вернемся поскорее к нашим баранам. Может и приспнуть еще успею малую толику.

— Вернемся…

— Тогда скажи мне, какого черта тебе от меня надо? Ты день и ночь болтаешься на моей шее, причем не имея на то никаких прав. На тебя кто-то охотится, наступая мне на пятки. А я этого не люблю. И становлюсь жутко сварливым и, как бы помягче сказать, обидчивым.

— Так я только этого и хочу. Чтобы между нами не было не договоренностей и недоразумений. Открой амулет и одень кольцо на палец. Заклинание, надеюсь, не забыл?

Стас опешил от такой наглости и расхохотался.

— Слуга покорный. Чтобы поднять на ноги весь город? Я еще помню, что ты сотворил со своим прежним владельцем. Поищи дураков в другом месте!

— А я его просил лапать меня, не имея на это никаких прав?

— У меня прав еще меньше…

— Тебя я выбрал сам человек-волк. И поверь, хочу убедить тебя в том, что я не так уж и плох, как обо мне говорят. Попытайся поверить.

— Чудовищный сон! — Подумал Стас, шепча заклинание. — Надо было попробовать перевернуться на другой бок. Напрасно не сделал этого.

Беззвучно раскрылся замок и черный, как сама непроглядная ночь, камень, оправленный в тусклый серебристый металл, лег на его ладонь.

— Одень на средний палец камнем внутрь и сожми ладонь. — Посоветовал бархатный баритон. — Ты же видишь, мне можно верить. Я еще никого не убил и, даже не ослепил.

Стас медленно, с видимой неохотой одел кольцо на палец.

«Без примерки подошло. Как для меня делали.» — Подумал он и сжал пальцы в кулак.

И все завертелось перед глазами. Вниз уплыла лежанка, вместе с дико вертящейся опочивальней и сладко спящей Купавой. В лицо плеснулось небо Брызнули навстречу звезды. Тело рассыпалось на атомы и, растворясь в звездной пыли, и с немыслимой скоростью понеслось куда то. Почему куда то? Вон там впереди черная непроницаемая точка с острыми ломаными гранями, так похожая своими очертаниями на его камень. А внутри бушует клокочущее пламя. И вот уже нет ничего кроме этого пламени. Только оно. Заполнило все. Опалило жаром. Но Стас не боялся этого жара. Он летел прямо в центр этого манящего огня. А рядом проплывают звезды…

Рука непроизвольно разжалась и кольцо скатилось с пальца, упав на грудь. Стас подтолкнул его пальцем и оно закатилось в амулет. Закрылся без звука замок. Огненной вязью вспыхнули строчки.

— Впечатляет! Всегда хотелось побывать в космосе. Но хотелось бы знать, к чему мне все эти аттракционы?

Рядом завозилась, удобнее укладываясь на его плече Купава. А ответа все не было. Затем послышался короткий, и вроде обиженный вздох.

— А я знаю? Каждый видит, то что видит…

 

Глава 23

Ровно в полдень появился Груздень.

— Вождь, рать готова к походу! Завтра поутру и выйдем. Как ты и велел, поделил на полки по пять сотен в каждом. Назначил полки и принцу Бодрену с Рэдэльфом.

— Хорошо, воевода. Мы с побратимом Зоренем придем проводить.

А вечером в его покои пришел Бодрен.

— Прости, вождь Слав, что без приглашения.

— Пустое! — Отмахнулся Стас с легкой улыбкой. — Мои друзья приходят ко мне без приглашения и без лишних церемоний.

— Но, как мне кажется, я еще не принадлежу к числу твоих друзей. — Прямо глядя в его глаза, возразил принц.

— Так что же тебе мешает? Как говорят некоторые народы в том, прежнем моем мире, мое сердце всегда открыто для хорошего человека. А уж про двери и говорить не стоит. Садись, принц! — И негромко распорядился. — Купава, принеси нам что-нибудь… Как тебе воевода? Надеюсь не в обиде на меня за то, что простому вою под начало пошел?

— Нет. Какие могут быть обиды? Это ваш дом.

— Вот и хорошо. — С удовлетворением произнес Стас. — Хочется думать, что со временем это будет и твоим домом… И тем не менее надеюсь, что не откажешь в дельном совете и дружеской помощи. Груздень в первый раз ведет в поход такую рать. Ты же не просто принц, как говорил Рэд, а полководец.

— Чем могу…

— Выпьем принц. — Стас деловито разлил вино по чаркам. — Древние утверждали, что истина на дне бокала. Может и нам откроется.

— Да, истина всегда где-то рядом.

Бодрен сделал глоток и поставил чарку.

— Нет, нет дорогой принц. У нас так не принято. Зачем зло оставлять. Только до дна.

Проследил за тем, как содержимое из чарки переливается в горло принца.

Вот это другой разговор. Еще по одной?

И сразу снова наполнил чарки.

— У нас говорят, бог троицу любит. А с ними спорить не принято. И почему они вцепились в это число? Ты не догадываешься?

Принц был сбит с толку его напором и в ответ только помотал головой.

— Вот и я не знаю. Но раз они так говорят, нам остается послушно выполнять их волю. За то чтобы дорога под копытами ваших лошадей была гладкой.

И снова принцу пришлось опорожнить свою чарку под его зорким взглядом.

— Так на чем мы остановились?

— Помнится, на дружбе…

— Разве? И что?

— Я говорил о том, что тоже бы хотел приходить запросто и без церемоний…

— А я разве против? Валяй… В любое время дня и ночи. Или в ночь — заполночь. Как тебе удобней. Я чай пью, садись и ты… — И не выдержав, расхохотался. — Прости, вспомнил одну историю.

— Но мне кажется, что между нами есть нечто, мешающее этому.

— Поясни…

— Камень!

— Да? И как этот несчастный булыжник может мешать нам? — В глазах Стаса искреннее недоумение.

— Я полагаю, вождь, что ты до сих пор подозреваешь меня в желании завладеть им.

— А разве это не так? Разве ты не за ним пришел?

— Да я пришел за камнем. И не скрывал этого.

— Что-то изменилось?

— Многое, вождь. Я шел за камнем, чтобы завладеть им, но я вовсе не хотел владеть им. Мной двигало желание остановить зло, обрушившееся на мой народ, на мой мир. И только.

— Без малого пять веков прошло с того момента, как камень покинул ваш мир.

— Да, ты совершенно прав. Пять веков… Но он мог вернуться.

— Но не вернулся. И не вернется. В том даю слово.

— И не вернется. — Повторил следом за ним Бодрен. — Значит я свободен от обязательств, добровольно принятых на себя.

— Ты уверен в этом, принц Бодрен?

— Да, вождь. Я не опасен тебе. Если пожелаешь, зуб дам!

Стас онемел от восторга. Похоже, что принц и впрямь был готов пожертвовать ради примирения собственным зубом.

— Вот этого не надо. Оставь свой зуб при себе. Неизвестно еще, как отнесется к этому Веста, увидев тебя без зуба. Но, прости, не могу понять, по какой причине ты должен быть мне опасен?

— Слав, ты можешь не опасаться за судьбу камня. Прежде, чем кто-то сможет добраться до него, ему придется убить меня. И моих эльфов. А это сделать не легко.

И принц, как это у них, у принцев водиться, посмотрел смело и величественно на Стаса.

— Ты говоришь так, словно уверен, что камень у меня в кармане.

Бодрен пожал плечами.

— Ты, очевидно, забыл, что я эльф. И не из последних.

Стас замолчал, и чтобы хоть как то сгладить неловкость от затянувшегося молчания, потянулся за кувшином.

— Бодрен, только не принимай близко к сердцу, это не твои руки, грубо говоря, шмонали меня ночью? И не твои глаза следили за мной. И не тебя я выцеливал ножом?

Принц дернулся, как от удара плетью, если ему было знакомо это чувство.

— Расскажи, Слав…

Стас с явной неохотой коротко рассказал ему о ночных событиях.

Эльф опустил голову.

— Сила их увеличивается быстрее, чем мы предполагали.

— Чья сила? Черноглазеньких?

Бодрен поднял на него удивленный взгляд. Какое то время смотрел на него, не отвечая. Потом в его глазах промелькнула догадка.

— Так вы их называете? Ну, конечно же. Черноглазые. Грельфы. Да, это могли быть они. Но у них не было к людям такой ненависти, как к нам, эльфам. И зачем им камень?

— Прости, Бодрен. Я думал, что это твои проделки. Ты так рвался в горы, бросал на меня такие взгляды, а потом так старательно избегал меня, что я невольно начал подозревать тебя.

— Я это понял, Слав. И сам подозревал, что назначив меня в поход хотел избавиться таким образом на какое время от меня. Но я принц одного из самых древних родов народа эльфов и никогда бы…

— Ладно, прости, Бодрен. Проехали. — Смущенно улыбнулся Стас и примиряющее протянул руку через стол. — По рукам?

Принц посмотрел на его раскрытую ладонь, постоял, подумал и взяв со стола нож, чиркнул им поперек ладони.

— А так, Слав, не хочешь?

Кровь брызнула на стол. Стас с изумлением уставился на его окровавленную ладонь, потом поднял свою и от всей души расхохотался.

— Это становится уже традицией. Так на мне скоро живого места не останется. Но для тебя, принц, не жалко. Дай нож.

И две окровавленные ладони соединились вместе.

— Ты не хочешь взглянуть на камень?

Глаза принца загорелись желанием, но тут же потухли.

— Нет, Слав. Пусть он покоится на твоей груди. Там ему, и в самом деле, спокойнее. Я хорошо помню, что он сделал с моим братом.

— Темный принц?

— Да, он мой брат. К тому же младший. Разве Рэд тебе этого не сказал?

— И ты…

— Убил бы без сожаления. И угрызений совести.

— Он не во всем повинен, Бодрен.

— Темный принц закончил то, что начала природа. — Зеленые глаза полыхнули гневом.

Стас обогнул стол, подошел к принцу и положил ему руку на плечо.

— Он это понял раньше, чем кто либо из вас. И не сбежал с камнем, а унес его, чтобы спасти то, что осталось. И он твой брат, Бодрен. К тому же младшенький. И наказан так, что не дай бог любому из нас. Я повторяю, он не сбежал, чтобы владеть по прежнему камнем, а унес его от греха подальше.

Принц опустился на лавку.

— Для меня все это очень неожиданно, Слав. Я столько времени ненавидел его, что совсем не готов к тому, что говоришь ты. Мне нужно время, Слав… Но я благодарен тебе, вождь, за добрые слова.

Стас улыбнулся и развел руки в сторону.

— Да, ради бога! Сколько угодно. — Помолчал, задумчиво глядя на принца, и тихо добавил. — Он мне понравился, Бодрен.

А рано утром войска выстроились перед посадом. Восемь полков в конном строю стояли перед Стасом. Не две, и даже, не три сотни удальцов вел в боевой поход воевода Груздень, а почти четыре тысячи хорошо обученных бойцов уходили с ним. И воевода, и его командиры хорошо понимали, что этот поход мало будет похож на молниеносные и почти бескровные операции в которых они прежде участвовали. Но держались достойно. На лицах достоинство и спокойная уверенность.

Груздень, как и подобает командующему, удерживая твердой рукой могучего коня, выжидающе смотрит на Стаса. За ним перед своими полками Свист, Хмурый, Толян… принц Бодрен, Рэдэльф. Ждут от него слова. Хотя все сказано было накануне.

Послал своего коня вперед, к воеводе.

Обнял, похлопал по спине.

— С богом, ребятки! — И шепнул на ухо. — Позови родичей. Пусть побезобразничают братишки. Весело и непринужденно.

Груздень расправил плечи, выпрямился в седле и обвел строй глазами.

— Слева по четыре! Рысью! Марш…

Рука рванулась к виску. Рефлекс сработал за него на мышечном уровне.

— Полк! — Раскатился над полем баритон Толяна.

Лязгнули мечи, вылетая из ножен.

— Равнение на право!

Тысячи глаз обратились к нему. Тысячи глаз встретились с его глазами.

— Зря ты меня не пустил, Слав! — В глазах Зореня азарт. Зависть. Сожаление. — Я бы со своей дружиной. Да, хоть бы сотником!

— Размечтался.! Раскатал губу. — Ехидно отозвался Стаса. — И даже не думай в холодке отлежаться. У тебя другая планида, побратим. Дай срок, не восемь полков, такая армия у нас будет, что и конязю Зореню перед ней не совестно будет гарцевать на лихом коне.

Зорень молча проглотил обиду. Умел Стас подсластить…

— А Груздень то каков! Воевода! А Серд ему десяток доверить боялся.

— Мелко крошишь! Полководец! Как никак восемь полков повел! — Засмеялся Стас, и добавил. — Сам бы пошел, да вот беда — нет времени на эти глупости. Дела ждут!

А вдоль посада все население Волчка от мала до велика полки провожать высыпали.

Стас поймал на себе чей-то взгляд. Поискал глазами. Знакомый сварливый дед. Подошел, удержал коня за повод.

— Оживает волчий род, вождь!

Стас с трудом удержал улыбку. Грех было обижать старика. И подмигнул Зореню.

— Плохо смотришь, дед.

— Плохо, не плохо, а что надо, вижу.

Стас снова подмигнул Зореню.

— А вот и нет! Не только волчий род, держава древняя оживает. С четырех земель полки пришли. Шире надо смотреть, дед! Глаза на распашку держать.

Старик растерянно оглянулся на соседей. И потянулся мосластой, почерневшей от старости и работы, пятерней к бороде.

Стас и Зорень переглянулись и весело засмеялись. А вскоре к ним присоединился и дребезжащий смех старика.

— Не доглядел, винюсь. Глаза стариковские со слезой, и впрямь видеть плохо стали. Оконфузился.

И снова виновато оглянулся на соседей.

— Когда в путь, побратим? — Спросил Стас, сгоняя с лица улыбку, когда старик отошел от них. — Веста поди-ка заскучала в Волчке? И то сказать, Волчок в сравнении с Соколенем сущая дыра. К тому же принц уехал…

— А когда ей скучать? По целым дням с коня не слазит. Но если это очень нужно, хоть завтра в путь. Может, вдвоем?

— Нельзя, Зорень. Кому то и рубеж надо стеречь. Один Спень за всем не уследит.

Как булатный клинок в беззащитную плоть, вонзились полки Груздня в земли каганата. Беспощадным ураганом пронеслись они по кочевьям, вырубая дозоры и сторожи. Заполыхали казарские вежи. От горизонта до горизонта бушевало пламя и стелился дым пожарищ. Словно копья разили полки, молниеносно и насмерть. Разлетались в стороны, сея смерть, и соединялись, как пальцы в мощный кулак, для сокрушительного удара.

На ходу меняя коней и, почти без отдыха, вел Груздень свои полки к Казторану.

А между полками, невесть откуда взялись волчьи стаи. Оглашая просторы каганата устрашающим воем, они разметали стада и конские табуны по степи. И показалось, что нет уже силы, чтобы остановить это, обрушившееся на каганат, безумие. И что кара богов настигла кочевья за бесчисленные грабежи и насилия.

Те, кто уцелел, спешно отступали, бросая шатры, нажитый скарб и скот, на юг или под защиту стен Казторана. Но это удавалось не всем.

Как из под земли вырастали грозные всадники. Нещадно нахлестывая скакунов, засыпали на всем скаку меткими стрелами. С визгом летели из ножен мечи. И тогда уже спасения не было никому. Как многорукие дивы, нанося неотразимые удары своими сверкающими мечами, обрушивались они на казарские сотни, и уносились дальше, оставляя после себя пепелища и мертвые тела.

А впереди всех неутомимо неслась полусотня, одетых в волчьи шкуры вместо доспехов, воинов. А во главе на черном, как сама смерть, полудиком коне, скакал устрашающего вида гигант в распахнутой на груди волчовке и волчьей оскаленной мордой на плече. Громоподобный его рык заставлял трепетать от страха даже не знающих его воинов Великого каганата и загоняя лошадей, искать убежища в бескрайних степях.

Но не было уже места под этим вечным небом, где бы нашлось для них такое убежище.

Груздень властной рукой остановил своего коня.

Перед ним, на высоком холме Казторан.

Сюда, в Казторан, бежали все, кто уцелел от метких стрел его воинов, кто избежал смерти после неотразимого копейного удара, кто уберегся от мечей.

У подножия города и на его склонах тысячи шатров и шалашей. Город не смог спрятать за саманными стенами всех, кто искал здесь спасения.

Конные тысячи, все то немногое, что сумел собрать под свою руку каган, выстроились в ожидании удара.

Но и сейчас их было много больше того, что стояло за спиной воеводы Волчьего рода.

Но Груздень был спокоен. Или казался таким.

Не поворачивая головы, негромко распорядился.

— Толян, зайди со своим полком с шуйцы. Охвати двумя руками, да так, чтобы не шевельнулись. А ты, Хмурый, ударишь копьем в центр из под хвоста его лошадей. Вперед, волчата!

Толян поднял коня на дыбы, ощерил рот в неподвижной улыбке и взмахнул рукой. Сотни рванулись по широкой дуге, заходя для удара во фланг войска кагана.

Отделилась и понеслась ему навстречу тысяча.

— Первая сотня прямо! — Раздалась команда Толяна. — Вторая, третья заходит в тыл! Остальные за мной!

Его голос перекрыл тысячеголосый рев казар.

Разлетелись сотни в галопе. С непостижимой быстротой полетели стрелы. И прежде, чем казары успели что либо сообразить, сотни Толяна на бешеном галопе исчезли из виду.

А на центр войска Кагана обрушился удар копейщиков Хмурого. Смертельным клином вломился он в строй, проломил и разодрал его в клочья.

Поднялась вверх рука воеводы и его полки, разгоняя коней, свалились на фланги, на полном скаку засыпая казар стрелами.

Все было проделано на одном дыхании. Быстро и почти одновременно. Тысячи стрел высыпались на казарское войско. И прежде, чем последняя стрела нашла свою добычу, мечи уже крушили их доспехи.

А Толян, собрав свои сотни, ударил в спину, перекрыв путь к отступлению.

С ужасом смотрели защитники Казторана со стен за тем, как гибла последняя надежда каганата под беспощадными мечами. Опомнились, схватились за луки…. Но в кого стрелять? Все произошло между двумя ударами сердца. Не так ли же вот совсем недавно крушили своего врага воины Великого кагана? А сейчас даже стрелой встретить не успели.

В бойницы посыпались стрелы.

Кто-то застонал, кто-то свалился замертво.

Над стеной появилась голова, повязанная бабьим платком. Оскалилась в жуткой волчьей улыбке.

Громыхнул страшным голосом.

— Не безобразничай! А то мама ругаться будет!

Замелькали в дикой завораживающей пляске мечи.

— Веселин! На ворота…

Розовощекий крутоплечий парень кивнул головой и, сметая все на своем пути, побежал к башне, увлекая вслед за собой еще два десятка таких же, как и сам одетых в волчьи шкуры воев.

А под стенами города продолжалась кровавая бойня. Разящие удары мечей не могли остановить не кольчуги, не панцири. С треском разваливались обшитые кожей рогатые шлемы, раскалывались щиты, стянутые стальными полосами.

Настежь распахнулись ворота города и первые сотни ворвались в улицы Казторана. А на стенах гибли последние его защитники.

Метались по городу перепуганные насмерть кони. И волчий грозный вой разносился над окрестностями города.

Груздень въехал в город.

— Кладовые очистить! Казну в обоз! Убитых на телеги. Сопровождать будут раненые, способные держаться в седле. Стены разрушить. Город сжечь. Войтик, где каган?

— Ищут!

— Лучше, чтобы нашли мертвым… Счет на нем должен закончиться. Каганату суждено исчезнуть. Таково слово вождя.

— Посмотрим город, командир?

Груздень с осуждением покачал головой.

— Командир у нас один, вождь! А город посмотрим. Когда сгорит! На обратном пути… Толян и Свист задержитесь. Отправите обозы, скот в Волчок. И на заход, до гор. А там повернете к югу. Идите со всей поспешностью. И вот еще что, воеводы, стариков, женщин, детей не трогать. Так сказал вождь. Меч в руке — смерть!

И снова неслись кони вскачь.

И снова сверкали мечи, снося в молниеносной рубке все, что попадалось на пути. И снова полыхали вежи и становища казар. И конские косяки по степи, спасаясь от пожарищ, которые пожирали жилища, леса, траву, слизывая их жадными языками с лица земли, носились.

А скоро с дальних холмов показалась безбрежная синяя гладь моря.

Прямой, как его меч, сидел в седле Груздень, глядя с холма на неведомые голубые пределы.

— Вперед и с песней?

Глаза Толяна лучились счастьем.

— Вождь запретил трогать береговых людей.

— Оттянуться на южном пляже, Груздик, было бы сейчас вообще по кайфу. Солнце, море… Я весь, словно в углях вывалялся. А телки там попадаются! Объедение… Ножки, коленочки. Ну, и все такое прочее… — Толян сощурился от вожделения, мечтательно закатывая глаза. — Мини, бикини, топики в облипку.

Груздень слегка повернул голову в его сторону.

— Я мясо на косточке люблю. И чтобы дымком попахивало самую малость.

Толян оскорблено отодвинулся от него и с недоумением посмотрел на товарищей, ища у них поддержки.

— Скучный ты человек, Груздик. Какой дымок? Беленькие, сладкие, в самом соку…

— Так и я про тоже. Терпеть не могу сухого мяса. Но чтобы обязательно розовая, и на зубах похрустывало. — С грустью проговорил Груздень и согнал с лица улыбку. — А вот и хозяева появились. Принц Бодрен со мной. Остальные ждут здесь.

Ровными рядами выходила из стен города, закованная в сверкающие латы, конная рать. Глухие шлемы опускались на плечи, закрывая лица и оставляя узкие щели для глаз. Грудь, плечи и спины закрывала сверкающая сталью. Руки в железных рукавицах держали копья, по толщине не уступающие доброй оглобле. Ноги до самых пят тоже укрывало блистающее железо. Даже кони грохотали, Волочя на себе, железо.

За конницей из ворот города размеренно выступая, шагали пешцы.

— Крепко закрылись! — Прошептал Толян, толкая локтем Хмурого. — Не достучишься.

— Надо будет, добрякаемся. — Ответил равнодушно тот. — Попробуй поворочаться в таком железе. А коня надолго ли хватит?

Груздень отделился от строя и неспешным галопом поскакал к, замершей в неподвижном строю, рати. Принц следовал за ним, соблюдая, приличествующему его званию, дистанцию.

Навстречу ему тяжелой медленной рысью, выехал могучего вида всадник.

Груздень натянул поводья, останавливая коня, и бросил правую ладонь к виску так, как это делал Стас.

— Воевода славов Груздень. А это мой товарищ и брат, принц народа эльфов, Бодрен.

Воин поднял руку, стянутую кованной рукавицей, и поднял забрало шлема, открывая красное и мокрое от пота лицо Глаза внимательно смотрели на не хитрый наряд воеводы, на его, торчащие из-за спины мечи, на оскаленную волчью пасть на плече. Потом так же внимательно всмотрелся в лицо эльфа, задержал взгляд на пронзительно изумрудно зеленых глазах. И снова повернулся к воеводе. Во взгляде читался немой вопрос. И Груздень, не торопясь, соблюдаю чин важность момента, ответил.

— Мы воевали кагана. — Кивнул головой показал на поднимающиеся за спиной, дымы. — Чтобы прекратить бесчинства и открыть дорогу торговым людям Славии к морю. А теперь нас ждет обратная дорога. Но наши кони устали и требуют отдыха.

Взгляд воина остановился на его могучем злобном жеребце и снова вернулся к лицу воеводы.

По его глазам было трудно разобрать, понял ли он речь Груздня или нет. Груздень выругался в душе.

«Говорю, как с немым». — Подумал он.

— Генерал Понтен. — Наконец, услышали они. Задребезжало железо. — По закону моего города не один человек не может войти в него, не сняв меча. Но я могу сделать исключение для славного полководца из рода Волка и его друга и брата принца эльфов. Горожане с радостью примут вас. Мы столько слышали об эльфах, но никогда не видели их.

Принц с достоинством наклонил голову.

— Прости, генерал Понтен, но вынуждены отказаться. Если позволишь, приедем в следующий раз. — Со всей возможной для него любезностью, ответил Груздень. — Надеюсь город не в обиде за то, что славы избавили его от драчливого соседа?

Лицо генерала — непроницаемая маска. Какие мысли таятся под железом — не угадать. На губах щедрая улыбка.

— О да, конечно. Каганат немало вредил нашей торговле.

Снова два пальца к правому виску.

Жеребец злобно грызет удила и лупцует кованным копытом землю.

— Лукавит генерал. — Прошептал Бодрен, едва они отъехали. — Боится, что иссякнет поток рабов, которых исправно поставлял городу кагана.

Груздень кивнул головой.

— Морда приторная, как у не пристойной девки.

Вернулись к полкам.

— Сутки на отдых, ребята. И домой. А заодно почистим каганат до белых костей, как указал командир.

И чистили. До бела ножом выскоблили.

Гнали перед собой табуны лошадей, стада и отары, оставляя за собой дымящуюся степь и разоренные гнездовья казар.

 

Глава 24

Стас подъезжал к Предславу в сопровождении полусотни Войтика. Не поворачивая головы, бегло окинул взглядом детинец. Рассеянно пожал плечами. Ничего особенного. Рубленые стены облицованы известняковым плитняком. Камень местами выкрошился, выпал. Оспинами чернеет в пустотах дерево. На дне крепостного рва, заваленного всякой всячиной, гнилая позеленевшая вода. В такой воде вряд ли пожелают поселиться даже лягушки. Перед воротами площадь… Торжище. Как во всех средневековых городах. От народа тесно. Торговля идет бойко.

Стас впереди. Рядом принц Бодрен. Войтик на своем огромном жеребце на полкорпуса сзади. Рядом с Войтиком Рэдэльф. За ними по двое в ряд волчата.

Стража у ворот, борясь с зевотой, заступила дорогу. Помыслив, загородили дорогу бердышами. Новые гости города к доверию не располагали. Выглядят зверовато. В волчьих шкурах, оружием увешаны с ног до головы. К тому же голомордые. Вон, даже торговые люди на какое то время от изумления про торговлишку забыли.

— Кто такие и по какому делу?

Голос не приветливый, в глазах подозрение. От таких любого озорства ждать можно.

Стас ответить не успел. Вперед выехал Войтик.

Глядит с усмешкой сверху вниз так, будто мечом примеряется махнуть, показалось страже.

— Родовой вождь Станислав и принц народа эльфов Бодрен ко князю Предславскому. — Сдерживая голос до шепота, ответил он вместо Стаса, решив что, так будет правильней.

Но голос Войтика очевидно совсем не признавал разговора в такой тональности, а поэтому долетел не только до ушей стражников, но и разлетелся по всему торжищу.

— Куда, зачем и по какому делу?

Вопрос как вопрос. Как того требует порядок.

— Оглох, дубина? — Снова грохнул голос Войтика. — Или не слышал, что родовой вождь Станислав Волк с принцем эльфов в гости в Предслав пожаловал.

Волчовка распахнулась, открыв взору стражи десяток метательных ножей.

А попробуй сообрази, что это сам родовой вождь? Одет так, что и рядовому вою зазорно на люди показаться.

Страж поежился.

За последнее время не мало наслышался о дерзости волчьего племени.

— Въездной…

А из ворот навстречу, чуть не сбив конем стражника, вылетели конязь Зорень, Пивень, воевода Хруст.

— Слав, а почему перед воротами?

Стас улыбнулся краем губ.

— Ты же знаешь, брат, что я человек вежливый, скромный, а где то даже застенчивый. Воспитание не позволяет без стука входить. Вот как раз перед вами Войтик хотел постучаться.

— Башкой этого олуха! — Дружелюбно пророкотал Войтик, ласково поглядывая на, опасливо отодвинувшуюся стражу.

— Как в ворота Казторана?

Хруст не мог пропустить случая, чтобы не вставить словечко.

Вокруг них начал собираться народ. Хотелось рассмотреть волчьего вождя. Грозная слава о немыслимых подвигах волчьего племени и их страшного вождя давно уже летела от города к городу, обгоняя слухи и домыслы. Да и на эльфа тоже. Когда еще доведется взглянуть на такую невидаль?

— А почему в таком виде?

Стас снова застенчиво улыбнулся.

— Так я же говорю, человек я по природе своей скромный. Не хотел выделяться, чтобы не привлекать к себе внимания, людей от дела отвлекать. — Пояснил он, поводя веселым взглядом поверх голов. — К тому же въездное просят, а я кошелек дома на полукамоде оставил.

Войтик снова задушевно улыбнулся.

— Позволь, командир, я заплачу. Казторан доволен остался. Даже приплачивать не пришлось. — Раскатистый рык Войтика обрушился на головы растерявшейся стражи, которые уже с видимым страхом глядели на щедрого гиганта в бабьем платке и на его улыбчивого вождя.

Стас кинул поводья на шею коня и мимо съежившейся стражи, шагнул на встречу Зореню. Обнял, прихлопнул по спине.

— Приглядел для Весты жениха?

— Да, где там? — Со смехом ответил Зорень и через плечо Стаса кивнул эльфам. — Девка разборчивая, привередливая за любого, каждого не пойдет.

— И то верно. Как бы не прогадать. Можно и не торопиться. Пивень, а ты что в сторонке стоишь? Дай кА и тебя обниму.

Пивень, сопя и сморкаясь полез обниматься.

— Уж не мог одеться поприличнее. — Проворчал он, пыхтя в его ухо.

— Ну да, и три венца поверх бонданы. — Расхохотался Стас. — А за мной свита из серых родичей. Могут и обидеться.

По толпе пробежал шумок.

О серых родичах вождя тоже наслышаны были.

— В каганате, сам понимаешь, сейчас бескормица. Боюсь, как бы не отощали серые… А здесь им раздолье!

Пивень что-то смекнул, улыбнулся и подмигнул Хрусту, который забыв о своем высоком воинском чине, донимал расспросами Войтика.

Подошли эльфы, которые не очень уютно чувствовали себя под сотнями любопытных глаз, встали рядом со Стасом.

— Слав, а ведь ты похож на них! — Удивленно проговорил Пивень, широко раскрыв глаза. — И почему я прежде этого не замечал? А сейчас, как только встали рядом, в глаза так и бросилось.

— Сударь мой волхв, у тебя с башкой все ли в порядке? На солнышке не перегрелся? — Язвительно спросил Стас, наклоняясь к волхву. — Где я, а где он? Да я и нашему Лехе чуть повыше плеча был, до подбородка едва дотягивался…

И замолчал, встретив смеющийся взгляд Бодрена.

Их глаза были почти на одном уровне.

— И глаза! У тебя были серые, а в ярости как бы синью отливали, а теперь с зелена, только как бы дымкой подернутые. — Не унимался Пивень. — Вон, хоть у Войтика спроси.

«Свяжись с чертовщиной, сам копытами забрякаешь. — Растерянно подумал он и тронул рукой через волчовку камень. — Твоих рук дело? Хотя откуда у тебя рукам взяться?»

— Не совсем. — Прошелестел в мозгу тихий голос. — Но может быть и так. Ты смешал свою кровь с кровью эльфов. А остальное, как ты говоришь, пошло по нарезу.

Бодрен обнял его за плечи и заглянул, посмеиваясь, в глаза.

— А мой темный братец, случайно, не угощал тебя, Слав, своим вином? — Тихо спросил он.

— Не без того. Откушал и вина. С легонца.

— Так это тебя братец мой и отблагодарил. Что поделаешь, не любит в долгу оставаться. Тоже воспитание не позволяет. Правда, Рэд?

— Этого у него не отнимешь! — Подтвердил Рэдэльф. — Темный принц всегда отличался тонким воспитанием и редким благородством.

— Да, ну вас, ребятки, к черту! С вами не только глаза, сам позеленеешь. — Рассердился Стас и показал Пивню кулак. — Это чтобы ты во мне орка утром не признал. На трезвую голову черт те что несешь, а с похмелья и вовсе зеленые чертики перед глазами запрыгают.

Но Пивень понимал, что вся злость напускная и весело засмеялся.

— Если бы здесь сейчас был Толян…А кстати почему его нет с вами?

— Некогда Толяну по гостям ездить. Груздень его полком наградил. Связал по рукам, по ногам. Гоняет своих подчиненных без всякой жалости. И в хвост и гриву.

— А вон тот безусый юнец уж не Купава ли?

Стас смутился.

— И что за дурацкую привычку ты взял, сударь волхв, кота за хвост тянуть? Ты лучше поясни, что же должен был поведать нам Толян? — Подавляя смущения поторопил волхва.

— Ах да! Так вот, будь здесь Толян, он обязательно бы сказал в ответ на все твои несправедливые обвинения, что у меня есть отмазка.

В душе Стас зашевелились неясные подозрения.

— И что это за отмазка? Колись быстрее.

Но Пивень не торопился с ответом.

Показывая взглядом на толпу, сопровождающую их, он повернулся к Зореню.

— А нас с тобой, конязь Зорень, в воротах никто не встречал и до крыльца никто не провожал. У ворот стража, у крыльца стража…

Завидев Стаса, вытянулись в струнку, заулыбались, парни из числа тех, кого Хруст с собой из Волчка увел. Остановился напротив, оглядел от пяток до макушки и остался доволен. Молодец к молодцу. Умеет Хруст из деревенских увальней людей выстрогать.

— Не заскучали в привратниках, ребятки?

— С ним разве заскучаешь? — Указывая взглядом на Хруста, рассмеялся один. — Только и отдохнуть, что на крыльце.

И поперхнулся, завидев грозный взгляд Хруста.

Стас улыбнулся и подмигнул страже.

— Твоя опочивальня, Слав. — Зорень толкнул дверь рукой. — Тесновато, не посетуй. Но лучше здесь, чем в коняжеском тереме. Конязь Предславский гостеприимно предложил свой кров, но мы решили не обременять его. Я рядом, Пивень по соседству. Тут же Хруст. Веста!

— Стол готов, батюшка.

— А кто здравствовать пожелает вождю Славу?

Девушка смутилась и опустила глаза. Не утерпела и стрельнула глазками на принца. И засмущалась еще больше.

Похоже без посторонней помощи присмотрело девичье сердечко жениха.

Стас бегло осмотрел комнатку и вполне остался доволен. В своей жизни он бывало обходился и более скромными пристанищами.

Встретился взглядом со смущенной девушкой и едва не хлопнул себя ладонью по лбу.

— Чуть не забыл! Войтик, Купава…Несите подарки!

Войтик пошире распахнул двери и воины внесли в комнату вьюки.

Не спеша, интригуя, распустил узел.

— Купава, помогай….

Принял из ее рук, обтянутый дорогой пурпурной тканью и выложенный жемчугом, ларец.

— Веста, наклони головку. — Попросил он.

И на голову юной коняжны опустился, тончайшей работы, венец, убранный драгоценными камнями.

Отступил в сторону и окинул оценивающим взглядом.

— Точно по мерке! Но чего то не хватает. А чего, не пойму!

Принц Бодрен выступил вперед.

— Позволь и мне, вождь, одарить коняжну.

Из под полы таинственного плаща появились височные кольца — подвески, полыхающие огненными рубинами, серьги и ожерелье.

— Так лучше?

Стас виновато развел руками.

— Никогда не умел выбирать подарки, особенно девушкам. Но конязю мой подарок должен непременно понравиться. Войтик!

В ладони лег меч в богатых ножнах с рукоятью из рыбьего зуба и навершием в виде головы неведомого зверя. В глаза зверя были вправлены огромные изумруды.

— На бриллианты, изумруды и прочую мишуру не смотри… Ты лучше обрати внимание на лезвие.

Зорень медленно потянул меч из ножен узкое, слегка изогнутое, лезвие. А по лезвию струился еле заметный узор…

— Согни!

Зорень изумленно поднял брови, но послушно выполнил его просьбу, нисколько не сомневаясь в тщетности попытки. Но меч выгнулся дугой.

— Отпусти…

Лезвие, щелкнув, выпрямилось в линию.

Вылетел нож из ножен и вонзился в крышку массивного стола.

— Руби.

Зорень с сожалением и страхом посмотрел на хищное лезвие меча.

— Руби от всей души. Или со всей дури как выразился бы наш любимец Толян. — Потребовал Стас. — Воин должен доверять своему оружию.

Зорень взмахнул мечом, ожидая хруст стали. Но к его удивлению на лезвии не оказалось даже крохотной зазубринки.

— А если бы рубил с оттяжкой, наверняка бы перерубил. В нашем мире такую сталь зовут булатом. Говорят булатный меч когда то полцарства стоил. Может и врут, но меч того стоит. К такому клинку и пояс должен быть особенным. Войтик…

И пояс, такой, что и сам должен был стоить целое состояние, появился перед глазами конязя.

Но Стас не дал ему опомниться.

— Третья часть добычи, побратим, уже в Соколяне. Свист сам вызвался сопровождать. Казна, рухлядь разная, табуны, стада…

Зорень был поражен щедростью Стаса и какое то время молчал, не зная, что сказать.

— Я же дал всего пять сотен воев. — Смущенно проговорил он.

— Э, какие счеты между братьями. — Отмахнулся Стас. — Верно я говорю, сударь волхв? И, потом, у тебя со счетом явные не лады. А про дружины вольных городов забыл?

И не дожидаясь ответа от огорошенного Зореня, повернулся к Пивню.

— А тебя, мой ученый друг, в Волчке ждет десяток пудов толстенных книжищ. К тому же скрозь не понятных, по той причине, что написаны они на неведомом языке и неведомыми буквами. Но заранее предупреждаю, печь ими не растопишь. Разве что на сапоги пустить? Признаюсь, что сколько не ломал голову над твоим подарком, так ничего и не придумал. Разве вот эта вещица?

Подал знак Войтику рукой, отведенной за спину. Тот что-то вложил в его раскрытую ладонь.

— Разве вот эта вещица? — Повторил он, глядя задумчиво на волхва. — Говорят, что их шаманы этим ножом жертвоприношения совершали. Нефритовый нож… Сам по себе нефрит не дешев, да еще и прибамбасов на нем не меряно. Но надеюсь, мой друг, ты не вздумаешь ради научных изысканий насаждать на нашей земле это милое развлечение? Знаю я вас, ученых мужей!

Хруст, как и полагается суровому воину, стоял в сторонке с деланным равнодушием, глядя на вороха подарков в раскрытых тороках, на растерянное лицо волхва, который, судя по всему, был готов прямо сейчас прыгнуть в седло и скакать в Волчок, к свалившемуся на него книжному богатству.

— Хруст, есть и для тебя подарок. Что ты стоишь, как не родной. Прикинулся этакой сироткой и, вроде как, не при делах. Правда выбирал не я, а Войтик, руководствуясь исключительно своим тонким вкусом. И, хотя я полностью на его стороне, все претензии к нему. Меч той же ковки, что и конязя Зореня. Только камней и золота поменьше. Так они бойцу и не нужны. Но кинжал в дополнение к мечу, вполне заменит их.

И Войтик, важно выступив вперед, своей рукой прицепил меч к поясу друга.

— Кажется никто не забыт! — Стас рассеянно посмотрел на оставшиеся вороха. — Зорень, у тебя в этом деле опыт побольше чем у меня. Отдели подарки для собравшихся конязей. А сейчас к столу. Ей богу, готов коня с подковами съесть и седлом закусить.

— Ну, нет, Слав! Придется еще поголодать. — Со смехом удержал его Зорень. — Пивень, не пора ли отдариваться?

Пивень отложил подарок в сторону и с важным видом вышел из комнаты.

Стас поднял на конязя удивленные глаза.

— Потерпи…

Вернулся волхв и, раздуваясь от важности, остановился напротив Стаса, со свертком, закрытым куском червленой ткани.

— Не так бы надо, да так вышло. — Виновато улыбаясь, проговорил он. И согнав с лица улыбку, продолжил. — Именем моего народа, перед конязем Зоренем и воеводами Войтиком и Хрустом нарекаю тебя, вождь Станислав, конязем Славенским. И пусть свершится это перед богом нашим Родом и на глазах друзей и братьев наших эльфов.

Стас, ошеломленный происходящим, смотрел широко раскрыв глаза, на Пивня, оглянулся на Зореня, встретил понимающий взгляд эльфов, на счастливое лицо Купавы…

Пивень осторожно убрал ткань со свертка и глазам собравшихся открылся венец. Три простых обруча, серебряный, стальной и золотой, замысловато переплетаясь, соединялись между собой тремя необработанными драгоценными камнями. Двумя изумрудами и невиданной величины рубином посередине.

— Венец Славии в замен трех твои возлагаю на твою главу, конязь Станислав. Будь отцом и защитником народа Славии.

И венец опустился на голову Стаса поверх неизменной банданы.

Дернулась рука, чтобы скинуть с головы неуставной головной убор и на языке уже вертелся привычный вопрос.

— А не снесло ли у вас крышу, ребятки?

Но не спросил. Спросил другое.

— Какой же из меня конязь, судари мои? Я солдат. Мое дело война. И неизвестно еще, как к этому люди отнесутся.

Мельком заглянул в лицо Зореня. Но кроме добродушной улыбки ничего подозрительного не заметил. И покраснел от стыда, проклиная свою подозрительность.

— Что же, в свою очередь, как у нас это принято, могу только обещать, что постараюсь оправдать и так далее, и тому подобное. И не пощажу живота своего. И давайте, наконец, перейдем от слов к делу. На Войтике от голода уже лица нет….

— Одна морда осталась. — Добродушно вставил Хруст, к месту припомнив однажды услышанные от Толяна слова, подталкивая друга к столу.

— Зато к твоей морде и лица не подберешь, до того отъелся на гостевых харчах. — Беззлобно отшутился Войтик, валясь на лавку.

Стас окинул взглядом стол.

— Придется по такому случаю разнообразить наш стол парой бутылочек вина, кои презентовал нашему другу Груздню его новый приятель генерал Понтен. Вез для угощения хозяев, но раз пошла такая пьянка… Войтик мечи на стол заморское угощение.

И на столе появились темного цвета граненые бутылки, приведя в немалое удивление Хруста.

Стас, не много повозившись, открыл бутылки и густое темное вино полилось в чарки.

— Выпьем, друзья, за первого конязя Славии. — Предложил Зорень, вставая с лавки. — Пусть их хранит своей десницей Род…Его и Славию.

Пока их больше мечи хранят. — Сдерживая голос, пробормотал Войтик, выливая содержимое чарки в рот. — А Род все больше по привычке в сторонке стоит и посмеивается.

— А ты где его видел? — Хруст уставился на него веселым взглядом, ставя пустую чарку на стол.

— Сам догадался. — Без улыбки отрубил Войтик. — Если бы увидел, уж я нашел бы для него пару словечек, захребетнику.

Пивень чуть не подавился, поперхнувшись вином.

— Войтик, душа твоя лешачья!

Принц светло улыбнулся.

— У вас хороший бог. По крайней мере не мешает самим устраивать свою жизнь. Не лезет с советами. Не пристает с поучениями.

Пивень побагровел от возмущения.

И Стас поспешил на помощь своему разведчику, который, сам того не осознавая, находился в шаге от могилы.

— Оставим Рода в покое. Пусть сидит себе старик на своем почетном месте. В конце концов заслужил, ваяя этот несуразный мир. К чему его беспокоить? Чего доброго наворочает спросонья всякой всячины. А нам бы хорошо со своей бедой разобраться. Кроме того нашим барышням не терпится перемерять подарки. Не так ли сударыни?

Веста и Купава догадались, что весь последующий разговор будет происходить без них. Но не обиделись.

Стас подождал, пока девушки оставят их, разлил остатки вина и поднял свою чарку.

— Я не великий специалист по части тостов. В этом скользком деле всегда целиком и полностью полагался на Алексея. Поэтому давайте просто выпьем за будущее, каким бы оно нас не встретило.

— Каким захотим, таким и будет. — Войтик согнал с лица улыбку и залпом опорожнил свою чарку. — Кагану рога сломили, сломим и…

Запнулся, подыскивая нужное слово.

— Сумеркам! — Подсказал Хруст.

Зорень отставил не допитую чарку.

— Предславский конязь Пересмысл после того, как узнал о походе наших полков на Казторан, присмирел. Спеси поубавилось.

— Особенно после того, как Алексей вывел на рубежи Предслава полк… — Ухмыльнулся Войтик.

Зорень тоже не сдержал улыбки.

— Но ему в спину дышит Боряньский конязь Гордень Златкович. Живет Гордень без опаски. Лучше всякой дружины стерегут его рубежи не проходимые леса. А через засеки не пешему не пройти, не конному не проехать.

— Пешему может и не пройти, а волк проскочит. — Хмыкнул Хруст, переглядываясь с Войтиком.

— Горяне и вовсе отмахиваются от всего. Да и Бэричевский конязь Година после того, как пал каганат …

— Ясно. — Кивнул головой Стас, останавливая Зореня. — Бэричи были открыты каганату… И другой опасности Година не видит. А лесичи? Моряне?

— Прежде чем до морян доберутся, через Соколень пройти надо, через не пролазные болота. А лесичи всегда извернутся. — Пивень опустил голову. — Хоть башкой о стену колоти.

Войтик по звериному оскалил рот.

— О стену, это как раз для нас. Это мы умеем. Правда, Хруст? — Повернулся к Хрусту.

— От всего молодецкого сердца. И не жалея сил.

Стас поморщился.

— Башкой нельзя. Надо искать веские доводы.

— С доводами хуже. Не верят они нашим доводам. Башкой было бы проще.

Зорень покачал головой и потянулся за кувшином.

— Кулаков сколько угодно, а с доводами голяк!

— Войтик!

Пивень оторвал взгляд от стола. В глазах боль и обида.

— Показываем орка… и слышим, де у нас такого добра сами повидали предостаточно. Братья — эльфы говорить с ними начали, только что на смех не подняли. Но уж слишком много о их могуществе в народе говорят, а потому смеяться в глаза не осмелились. Столько времени здесь живем и все понапрасну.

— Отрицательный результат, тоже результат, сударь мой волхв. — Утешил его Стас. — Надо искать слабые места в глухой обороне противника. Мордой о стену, как предложил наш начальник разведки Войтик, было бы, конечно, легче. Что правда, то правда. Да только этот метод порой дает осечку.

На следующий день к терему Предславского конязя двинулась торжественная процессия.

Впереди ехал Стас. По правую руку от него конязь Зорень. Слева принц Бодрен. За ними Войтик со своими волчатами.

Стас менять свой наряд не стал. Как был в волчовке, так и поехал. На долгие уговоры Зореня и Пивня ответил.

— Коняжеским нарядом здесь никого не удивишь.

— Зато по одежке встречают…

— По одежке протягивают ножки. — Усмехнулся Стас, с явной неохотой оставляя свои мечи. — В моем мире один крепкий народец в таком наряде полмира прошел, сея страх и ужас. Гуннами звался. Спорить будете, родичей позову.

Встречный народ с удивлением смотрел на эту удивительную кавалькаду. Разглядывал волчовки, дивился на зеленоглазого красавца эльфа. И неведомо как затесавшегося к ним Соколеньского конязя в богатом коняжеском уборе.

— Заценили, вождь. — Удовлетворенно пробасил Войтик. — Глазки так и бегают, так и бегают. Сейчас еще бы песню рвануть! Жаль Груздень Толяна не пустил. Ему бы здесь понравилось. Есть на что посмотреть.

— Он на что не смотрит. Он кого разглядывает! — встрял Хруст.

Вошел в палату, решительно, всем показалось по хозяйски, прошагал на середину. И не поворачивая головы оглядел твердым взглядом присутствующих. Поймал презрительные взгляды на своей волчовке.

Дрогнула верхняя губа.

Зорень невольно поежился, а Пивень со страхом посмотрел на лицо Стаса.

— Родовой вождь Станислав Волк! — Четким командирским голосом представился он, не дав не Зореню, не Пивню сделать это. — Принц народа эльфов Бодрен.

Заметил высокомерный взгляд дородного конязя и снова дрогнула губа. Живет конязь не пуганным. Ничего, придет еще время…

Зорень торопливо шагнул вперед.

— Вождь Станислав полагал, что и без того всем известно кто теперь конязь и властелин Славии.

— И победитель каганата, воины которого служат теперь в его дружине.

Последние слова заставили поморщиться дородного конязя.

— Повоевать коняжество, еще не значит стать конязем. Мы конязи по рождению.

— А я вождь по крови! И конязь по воле крови. — С усмешкой ответил Стас, высматривая для себя место. — Или конязь желает оспорить Славию с мечом в руках? Я готов! Коняжество на коняжество.

Сел на подставленное Пивнем креслице.

— Войтик, вноси… — Негромко распорядился он. — Спор когда еще закончится, а подарки могут залежаться. А кому нужен залежалый товар?

Конязья оживились.

Войтик кивнул головой и его разведчики внесли, распределенные Зоренем и Пивнем, дары. Оружие, седла, дорогая посуда, ткани…Все в золоте и драгоценных камнях.

Стас посмотрел на Зореня и улыбнулся краем губ.

— Подойдите к окнам, конязья. — Попросил Стас. — Там вас тоже ждут скромные дары Славии.

Улыбки стали еще шире.

Зорень снова улыбнулся. Стас понимающе прищурил глаз.

Халява бьет на смерть. И без пощады.

Перед теремом Предславского конязя бились в ярости красавцы — жеребцы. Каждого держали под уздцы по два козарских воина.

— Все жеребцы разной масти. Выберите себе по вкусу. А с каждым жеребцом по десятку кобылиц ждут табунщиков. — Бросил в след заторопившимся конязьям Стас.

Захлопали двери. Застучали коняжеские сапоги по ступеням крыльца.

Зорень весело засмеялся, Пивень сдержанным баском вторил ему. Ощерил рот в зверской улыбке Войтик.

— Как ты козар в свое войско заманил, Слав? — Спросил, кивая в сторону окна, Зорень.

— А что им еще остается? Вежи разорены. Скот угнан. Кормиться как то надо? А здесь я, можно сказать отец родной, с жалованьем. Будут стеречь торговые пути. Две тысячи направил Третьяку. Еще две тысячи Груздень готовит к походу на фъердингов. И нашим новым приятелям конязьям спесь посбивают, прогуливаясь вдоль их рубежей.

— Не кисло!

— Друг мой Зорень, сделай лицо попроще. И когда ты успел нахвататься Толяновых глупостей.

— Ты им веришь? — Похоже Зорень пропустил мимо ушей его вопрос.

— Зорень, в армии думать грех. Шлем воина все недостатки скроет. Но я на идиота мало похож, Зорень. Нет, конечно! Некогда один, очень не глупый человек, ввел в своей армии очень милый инструмент на все случаи жизни. И пока он был жив, его армия не знала поражений. Жаль, детишки подкачали… А его армия почти сплошь состояла из воинов покоренных народов.

— И что это за инструмент?

— Круговая порука.

У Зореня поднялись брови.

— Все очень просто. И по тому времени гениально. За одного труса отвечает жизнью весь десяток. Побежала сотня, смерть каждому десятому. Ну и дальше в той же последовательности. Поэтому выживал только тот, кто шел впереди под неприятельскими стрелами. — Неохотно пояснил Стас, отвечая на непонимающий взгляд конязя. — Оружие перед походом не чищено — удавка. Нет запасной тетивы — свернутая шея. Утаил добычу, отправляйся к праотцам. Система работала безотказно.

— Но это же…

— Да, но зато враг не видел их спин.

— Чем же ты собираешься с ними рассчитываться? — Задумчиво спросил Пивень.

— Добычей из каганата. — Усмехнулся Стас. — Пока не добрались до наследства темных эльфов.

Прислушался…

— Вот и наши друзья возвращаются. И, судя по шагам, подарки пришлись им по душе.

— Еще бы! Ты хоть представляешь сколько это стоит? К тому же с десятком кобылиц!

— А, не бери в голову. Если дело выгорит, все окупится сторицей. — Шепнул он Зореню и повернулся к входящим конязьям. — Понравились лошадки? Я понимаю, не бог весть что… Но где же нам безродным других взять?

Ответом было красноречивое молчание. Стас был вполне удовлетворен.

— Но нам хотелось бы порадовать и жителей Предслава. Если конязь Пересмысл не будет возражать.

Пересмысл прогнал с лица улыбку и устремил на него заинтересованный взгляд.

— Я хотел бы устроить богатырский турнир. Копье, меч, стрела…Кулачный поединок. Победитель получит по богатырскому коню. Нет, нет… — Тут же поспешил успокоить он конязей. — Мои бойцы в состязании участвовать не будут. А если и будут, то не за призы.

Пересмысл переглянулся с конязьями.

— Хорошо, конязь Станислав. Пусть будет турнир.

Вот и ладушки! Хруст, Войтик. Займитесь…

 

Глава 25

Пивень был тысячу раз прав. Переговоры шли трудно. А вернее они не шли совсем. И даже не ползли.

Все слова, все доводы тонули в пустоте глаз Пересмысла, разбивались, о хитроумие лесичянского конязя. Вечером Зорень виновато разводил руками, Пивень самозабвенно крыл матом всех подряд, приводя в неописуемый восторг Войтика, не последнего человека в этом деле. Остановить рассерженного волхва не могло даже присутствие Весты и Купавы. Стас за годы службы в рядах доблестной армии в совершенстве овладел этой лексикой. При желании мог вполне на равных состязаться с любым прапорщиком, а может быть даже и ротным, но сдерживался и только хрустел зубами. И черной завистью завидовал известному наркому иностранных дел, носившему славное прозвище «каменной ж…»

Войтик сжимал свои огромные кулаки, вторил Пивню, пытаясь оспорить пальму первенства в изящной словесности двух миров.

Хруст глубокомысленно закатывал глаза и многозначительно подмигивал Стасу, делая при этом прозрачные намеки.

Стас в ответ делал жуткие глаза и грозил пальцем. А утром снова уходил в терем Пересмысла…

Незаметно подошло время турнира.

Еще накануне к вечеру к городу потянулись люди из ближних городков и окрестных сел. Шли пеше и конно. Верхом и на телегах. Поодиночке и семьями. А с рассветом заспешили и горожане, жители стольного града занять места поудобнее, поближе к полю, на котором должно было развернуться невиданное до селе зрелище. Шли со скамейками, лавками. За теми, кто побогаче несли стулья, кресла. Уже к восходу площадь, с добросовестно утоптанной землей, была заполнена до отказа. Припозднившиеся стояли на телегах, висели на деревьях, вытягивались из-за спин счастливчиков.

Для конязей поставили помост, прикрыв его навесом. Лавки и кресла устелили коврами.

Неподалеку свеженькие коновязи с, привязанными к ним призовыми жеребцами, под присмотром козар и волчат Войтика.

Вышел конязь Пересмысл, прошел под навес и, как хозяин занял место по середине. Рядом, по правую руку от него сели Стас и Зорень, как устроители турнира. По другую сторону Гордень, Година и Лесичянский конязь, не к ночи будь помянут. Эти, не обращая внимания на людские толпы, бросали друг на друга косые взгляды. Каждый из них опасался уронить свое достоинство.

Вокруг поля шум, разговоры, крики. Ждут, жуют, пьют, запивают, закусывают и ссорятся из-за удобных мест.

Наконец Пересмысл махнул рукой.

И на поле вышли копейщики.

То, что происходило на поле было совсем не похоже на рыцарские турниры старой средневековой Европы, о которых Стас читал в годы далекого детства.

Несколько десятков здоровенных парней, одетых в полный боевой доспех охаживали друг друга тупыми копьями, больше похожими на крестьянский ослоп.

Над полем стоял оглушительный треск стали и дерева, по крепости мало уступающему сверкающему металлу.

В воздух поднялись тучи пыли, под завесой которой скрылись и бойцы и зрители.

Прошло совсем немного времени и пыль осела. Бойцов на поле заметно поубавилось. По всему полю катались под ногами шлемы, островерхие шишаки, плоские неуютные мисюрки с кольчужными бармицами. По не писанному правилу, потеря головного убора считалась поражением. Как и потеря копья. Правда совершенно невозможно было представить удар, способный переломить ратовище в руку толщиной. Но разлетались на куски, о чем красноречиво свидетельствовали там и сям валяющиеся их обломки.

Потерпевшие поражение уходили, уползали, или уносились за пределы поля, не забывая при этом хоть как то оправдать свое поражение.

Победитель в паре тут же атаковал нового противника или подвергался нападению сам. На такие мелочи, как предупреждение о нападении, время не тратилось. Торжествовал главный принцип — кто смел, тот и сьел. Бойцы не жалели не копий, не костей. То один, то другой валился на землю, сбитый могучим ударом под крики радости или вздохи сожаления, не избалованных подобными развлечениями, зрителей, которые давно забыли про хлеб и сало, про кувшины с молоком. И напитки покрепче.

Прошло не больше часа и на поле осталось только двое. По их движениям, потому, как копья экономно, но мощно в их руках то останавливали атаку противника, то наносили удар, было нетрудно догадаться, что встретились многоопытные бойцы.

У обоих давно были уже искорежены, искалечены, изуродованы нагрудные и наплечные пластины могучими ударами. И шишаки давно утратили первоначальную гордую форму. Но сдаваться никто из них не хотел. Дрались молча и остервенело, давно забыв о том, что бой идет на тупых копьях. Молчали, затаив дыхание, и зрители.

— Толяна бы сюда, елы — палы! — Долетел до Стаса, полный сожаления, голос стоящего неподвижно за его спиной Веселина. — Он бы показал им что такое настоящий копейный бой. А на этот махач и смотреть противно.

Стас не мог не согласиться с парнем.

Бой и в самом деле не отличался разнообразием атак и ударов, красотой замысла и хоть каким то подобием тактического рисунка.

Но все когда то кончается. Тупой конец копья шарахнул прямо в личину. На усы и бороду хлынула кровь.

Пересмысл поднял руку, останавливая бой.

— Подойди, витязь…Открой лицо и назови свое имя, чтобы люди смогли узнать победителя.

Победитель подошел к помосту, остановился в двух шагах и с трудом сдерживая дыхание, произнес.

— Позволь, конязь Пересмысл, не снимать личины. Я еще хочу побиться на мечах, если вождь Станислав и конязь Зорень не будут против.

Личина изменила голос поединщика. Сделала его глуховатым и сиплым, но что-то знакомое послышалось Стасу сквозь хрипы и прерывистое дыхание.

— Сцена из средневековых романов. Рыцарь без имени. — Пробормотал он. И уже громче добавил так, чтобы слышали все. — Доброму бойцу и добрый конь! Я думаю конязь Зорень возражать не станет. Позволим, Зорень?

Зорень помедлил с ответом.

— По правилам каждый может биться только один раз, но если конязья согласны…

И Пересмысл величественно наклонил голову.

— Можешь попробовать свой меч, витязь!

Зрительские «трибуны» взорвались от крика.

Чего больше было в этих криках одобрения или возмущения нарушением правил, разобрать было не возможно. Но одно было ясно, все симпатии и антипатии зрителей принадлежат только этому бойцу.

Между тем вои Войтика вынесли с поля боя раненых, убрали брошенные и потерянные щиты, сломанные копья, потерянные шлемы.

И в поле вышли мечники.

Того времени, пока поле приводили в порядок, вряд ли хватило победителю копейного боя, чтобы восстановить свои силы после сражения, но он, не раздумывая, шагнул вперед и начал молниеносную атаку.

Стас внимательно следил за его действиями и время от времени кивал головой.

Нескольких ударов меча хватило неизвестному бойцу для того, чтобы обезоружить первого противника. Стремительная атака и повержен еще один. И не переводя дыхания новая атака. Его длинный меч разил без пощады.

— Крепкий рубака! — Одобрительно кивнул головой Стас и повернулся к Зореню. — Понимает, что затянувшийся бой для него сейчас равен поражению. Похоже, я знаю этого бойца, брат.

— Откуда? Ты же сам запретил нашим участвовать в потехе.

— А ты присмотрись повнимательнее…

Зорень прищурил глаза, следуя совету побратима.

— Бой, как бой.

— Ну, нет! — Не согласился Стас. — Смотри. Начало атаки…Косой удар под колено и сразу по кругу вверх, с обманом в шею. Если бы дрались заточенными мечами вряд ли спасла и кольчужная бармица. Валятся бы этой голове на земле под ногами. А так полежит с недельку на лавке и оклемается. Узнал?

Зорень отрицательно помотал головой.

— Десяток отработанных до совершенства приемов и несколько фирменных ударов. Это Серд. Посмотри, как он проводит меч, меняя направление атаки. Еле заметное движение кистью и меч бьет под ребра.

— Не может быть! Чтобы Серд с его норовом…

— Может, может! — Стоял на своем Стас. — Смотри… атака. Он не блокирует ее. Он бьет навстречу. Не каждая рука выдержит встречный удар такой силы. Рукоять отдает в кисть. Рука на мгновение немеет. А он бьет сверху, в плечо…

А витязь, как дикий, ослепший от ярости вепрь, вломился в самую гущу дерущихся. Раздает разящие удары налево и направо.

И Стас не выдержал.

— Воевода Серд! Ко мне!

Его зычный командирский голос перекрыл грохот сражения.

Поймал на себе, полный недоумения, взгляд Пересмысла, заметил не довольную гримасу на лице Горденя.

Веселин раскрыл рот и растерянно смотрел на поле.

Витязь, настигнутый командой, отбил нацеленный на него меч и, шатаясь, вышел из боя. Постоял в раздумье, уперев кончик меча в землю, и медленно, сутулясь, пошел к Стасу.

Стас, опрокинув свой стул, шагнул ему навстречу.

Остановился напротив, подумал и расстегнув подбородочный ремень, снял с головы шапку ерихонку, открыв всем красное, распаренное лицо.

— Не будем обижать ребят, воевода Серд. Оставь коня им. У меня в Волчке найдется для тебя конек и получше этих. — Тихо сказал он, глядя прямо в глаза воеводы.

Серд побледнел и медленно опустился перед ним на колени.

— Прими мой меч, вождь… Если он не нужен тебе, утопи в реке, зарой в землю, а если…

Серд говорил с трудом, мучительно подбирая непривычные для себя слова.

— Я принимаю твой меч, Серд. А взамен прими и ты меч, воевода. — И не оборачиваясь, распорядился. — Веселин, мой меч!

Бой сам собой прекратился. И бойцы, и зрители с изумлением следили за происходящим перед их глазами.

Веселин между тем вложил в руки вождя меч из козарской добычи с узорчатым клинком и рукоятью из рыбьего зуба. Золота и драгоценных каменьев на нем было поменьше, чем на мече, подаренном Зореню, но все равно стоил он целое состояние.

— Пусть этот меч в твоих руках верно служит роду и земле славов. — С этими словами он вложил меч в руки Серда, который, с плохо скрытым страхом, смотрел на бесценный дар. — И народу. И поднимись. Не гоже воеводе славов стоять на коленях.

Серд, не смотря на свой не малый вес, легко поднялся.

— Вождь, этот меч…

— Нашел достойные руки. — Прервал его Стас, догадавшись, что воеводу смутило множество золота и камней на оружии. — А на эти побрякушки плюнь. И пойдем отсюда. Зачем мешать ребятам? Пусть лошадка обретет хозяина.

Серд на деревянных ногах послушно зашагал за ним, все еще пребывая в растерянности.

Зорень, не забывший еще Соколень и суровый, непримиримый голос Стаса, которым он изгонял воеводу из рода, тоже был ошеломлен неожиданным развитием событий и с удивлением смотрел на него.

— Амнистия, Зорень. — Улыбнулся Стас. — Все течет, все изменяется.

Войтик с широкой улыбкой на лице подошел к Серду и по приятельски хлопнул ладонью по окольчуженной груди.

— Знатный бой, Серд. С возвращеньицем.

С другой стороны к Серду подходил Веселин. Торопился, чтобы не опоздать Хруст.

Добряк Веселин доверчиво улыбался, не скрывая своей радости, и молчал. А Хруст от души стиснул его руку в своих ладонях.

— Давайте досмотрим. И другим дадим. — Попросил Стас. — А эмоции оставим на потом. Все таки за наших лошадок дерутся. И лучники уже отстрелялись.

— Так все уже закончилось, командир. — Прогремел Войтик. — Дозволь и нам показать Волчий род людям.

— Войтик, друг мой. Это не ко мне. Это как конязь Пересмысл скажет. Он хозяин.

Пересмысл пошептался с конязьями.

— Я согласен. Твои вои могут показать свое воинское умение. — Объявил решение Пересмысл.

Стас повернулся к Хрусту.

— Не осрамите, ребятки. Люди смотрят.

— Все будет тип-топ, командир.

Стас повернулся к Зореню и громко, так чтобы услышали Хруст и Войтик, сказал.

— Вернемся в Волчок, Толяна размажу по стене посада и отскребать не дам, а язык прибью к воротам детинца эльфийской заговоренной стрелой, чтобы не сняли.

Покосился за спину, сощурился.

Войтик показывал свой пудовый кулак Хрусту.

— Орлы, разборка на потом. А то зрители разбегутся.

Войтик чертом взлетел в седло своего застоявшегося жеребца и вынесся в центр поля. Черный, как дьявольская ночь, жеребец вскинулся на дыбы и заплясал на месте.

— Лучники на конец поля! — Прогремел его голос. — Луки к бою! Стрелы клади!

С десяток только что отстрелявшихся лучников поспешили занять позицию, указанную этим звероподобным гигантом.

Войтик бросил коня в галоп, проскакал по кругу и остановился на противоположной стороне поля. Взвизгнул меч…

— С шуйцы по одному, целься в глаз! — Меч перелетел в левую руку и рухнул вниз, разрубая невидимого врага до самого паха. Голос гремел, заставляя сжиматься сердца. Ослушаться было невозможно. Щелкнула тетива…

Затихли «трибуны». Послышался испуганный женский вскрик.

Неуловимое движение. Стрела хрустнула между пальцев руки Войтика. Еще одна… Обломки стрел посыпались, как ореховые скорлупки, под ноги его коня.

— Разом! Тяни…

Сразу десяток стрел нацелились в лицо.

Движение кистью, конец меча прошел по кругу, собрал стрелы в пучок и бережно уронил их на землю.

— Разом, тяни!

И снова меч ловит стрелы и роняет их вниз.

А жеребец уже проносится ветром по кругу, разбрасывая комья земли. Войтик наклонился, подхватил, стоящее у телеги копье, с размаху всадил его в то место, где только что стояли лучники.

— Принц, Хруст…

Два лука, две руки… щелканье стрел слилось в непрерывный гул. С трудом можно было различить, как мечутся руки, набрасывая стрелы на тетиву. Никогда еще не видели в Предславской земле, что так быстро можно метать стрелы. Стрелы прочертили две дорожки в воздухе. И с удивлением все увидели ровную линию, подрагивающих оперением на ратовище копья, стрел.

А конь Войтика чертил новый круг и на плече его висел круглый червленый щит со стальным умбоном в центре.

— Веселин…

Из под волчовки Веселина веером вылетели десять ножей. Сверкнув ослепительными искорками, с дробным перестуком впились в дерево щита, пробив толстую красную кожу вокруг умбона.

Пересмысл испуге наклонил голову. Веселин с прежней добродушной и застенчивой улыбкой стоял за спиной Стаса.

Взрыв восторга зрителей заставил покраснеть его еще больше.

— Веселин! Лови сдачу!

Войтик разогнал коня и на полном галопе отправил в него свой, чуть не в локоть длиной, боевой нож. «Трибуны» ахнули. А Предславский конязь снова невольно сунулся головой в колени.

Веселин дернулся. Нож застрял в его кулаке.

И вздох облегчения прокатился над толпой зрителей.

— Потеряешь нож, Войтик, а где возьмешь такой же. — Со спокойным равнодушием проговорил Веселин. — Держи…

И запустил нож с размаха в шального воеводу.

Дикий конь плясал в десятке метров от помоста с конязьями. Лешачий хохот Войтика. Конь взвился на дыбы. Щелчок. И нож отправился за голенище сапога.

Удивление конязей сменилось ужасом. Никогда еще не приходилось им видеть, чтобы люди играючи перекидывались смертью и дико веселились при этом.

На губах Стаса играла едва заметная улыбка.

— Ко мне, волчата! — проревел Войтик.

Замелькали перед глазами волчовки.

Летели бойцы на грозный зов своего командира, появляясь словно из под земли. Кувыркаясь в воздухе, почти не касаясь поля на одном дыхании вылетели на середину поля, заставив в который раз замереть зрителей в восторге и ужасе.

— К мечу!

И закрутилась смертельная карусель. Взвились в воздух до блеска начищенные мечи и исчезли в неистовом вихре бешеных атак. От всей души старались обоерукие разведчики Войтика, чтобы не ударить в грязь лицом, совершенно забыв о том, что волчовка на плечах плохая защита от меча. Иногда казалось, что воины пропадают из виду, оставляя вместо себя мерцающее сияние и вихри кружащейся над землей пыли.

Пивень, с плохо скрываемой усмешкой, повернулся к Горденю Златковичу.

— Неплохие ребята, конязь?

Гордень сверкнул глазами, но промолчал, сделав вид, что не расслышал вопроса.

Усмехнулся и Зорень.

— Мечи в ножны!

Клинки взлетели над головами и со стуком упали в ножны. Завертелись в воздухе, как малые дети и пропали из виду. Растаяли, словно и не было их никогда. Только пыль вьется там, где только что гулял смертельный вихрь.

Пересмысл повернулся к Стасу.

— Теперь я понял, почему ты не выставил своих бойцов на поединки.

А Войтик снова разгонял коня.

— Хруст! Копье!

Не раздумывая, Хруст отправил ему навстречу копье.

Жеребец летел, запрокидывая голову. Неуловимое движение и Войтик стоит ногами на седле. Сверкают лезвия мечей. Качнулся, взмахнул руками, чтобы не упасть. Копье пролетело мимо. Вздох. Не понятно облегчения от того, что не упал или разочарования от того, что копье пролетело мимо.

А Войтик уже в седле. Конь выплясывая, прыгнул на дыбы. Копье, коснувшись земли, рассыпалось, искрошенное его мечами на множество кусочков.

Толкнул жеребца пятками с такой силой, что всем послышался хруст лошадиных боков. Конь гигантским прыжком подлетел к навесу и снова взвился на дыбы.

— Войтик, замучаешь лошадку. — Попенял ему Стас. — Поменялся бы с ней местами. Все полегче бы было.

Войтик расплылся в самой обаятельной из своих улыбок, от которой у многих душа похолодела.

— Слав, этот прохвост затевает пакость. — Прошептал ему в ухо Зорень с подозрением глядя в сторону Войтика.

Как не тихо были произнесены эти слова, «прохвост» Войтик их услышал и улыбка на его лице стала еще обаятельней.

— Бой без оружия! — Проревел он. — Можно по одному, а можно кучей на одного… вождя Слава!

Наклонился с седла, заглянул в лицо чистыми, невинными глазами и доверительно прошептал так, что шепот эхом прокатился по всему полю.

— Вижу, заскучал без дела, командир. Разомнешься?

Стас зыркнул на него глазами.

— Знает, подлец, когда и чем угостить! — Расслышал Зорень. — Когда отвертеться нельзя. И аппетита нет. Ну, погоди же у меня, варначья твоя душа!

— Так я же от нее, родимой! От всей, можно сказать… Елы- Палы!

Поймал на себе насмешливый взгляд Горденя, сочувствующий Зореня.

— Ты, Слав, только без членовредительства. Не покалечь ребятишек.

Встретил смеющийся взгляд Серда.

— Вот, Серд, выучил на свою голову. Раньше тебя конскими подковами кормил, а теперь меня ими потчует. — Скорбно пожаловался он и двинулся в поле.

Дрогнула губа, приоткрыв ровные белые зубы. Полыхнули и налились холодной зеленью глаза. Глухой волчий рык вырвался из груди. Походя взмахнул рукой, коротко рубанул ребром ладони копье стража, с опаской отодвинувшегося от него, и верхняя часть копья отлетела в сторону, срубленная, как топором.

Смельчаков в поле поубавилось.

Шаг, другой…

Поравнялся с Войтиком. Поманил пальцем.

Войтик наклонился. Стремительный бросок. Парень отделился от седла, мелькнул в воздухе гигантской тенью, перевернулся через голову и встал на ноги. Покрутил головой, приходя в себя от нечаянного полета и заржал, по лошадиному запрокидывая голову.

— Командир, как ты так со мной? Как с мальцом. Во мне же одного дурного мяса больше центнера. И с копьецом…

— Это тебе за «елы — палы», а за остальное дома и без свидетелей.

Но хитрец уже понял, что грозит ему Стас для виду и развеселился еще больше.

— А обратно посадить можешь?

Зря просил.

Стас исчез из вида, а Войтика подняла в воздухе неведомая сила, раскрутила над головой многопудовое тело и мягко воткнула обратно в седло.

— Не мог отказать, дружище. Ну, что тут поделаешь?

От группы бойцов отделилось еще четверо.

— Командир, пока со мной прохлаждаешься и зубы моешь, драться не с кем будет. Ждут — пождут да и разбегутся…

Войтика хоть мордой в земле вываляй, все равно Войтиком останется.

— Ребята, вы сразу разом, дружно со всех сторон наваливайтесь. — Добродушно посоветовал Войтик, вертясь в седле. — У него две руки, как у всех нормальных людей, а вас эвон сколько! А рук, если все пересчитать, так и того больше.

Послушались…

Навалились разом.

Но Стас был быстрее.

Звериный прыжок вперед. И пропал…Пропустил удар вдоль груди, подправил рукой. Поворот на пятке. И плечом вперед провел по дуге. Встретились лбами. И легли без звука. Обнялись, как братья. Короткий шаг вперед. Левой за запястье и правой толчок в грудь. И тебе полежать не вредно. Отдохни. А теперь уступим дорожку ребятам. Явно спешат. Почему бы не помочь? Вот здесь помягче. Еще один поворот. Последний боец, сам того не понимая, заплясал вокруг него, зачем то развернулся и повалился вперед спиной.

Что и как происходило в поле, долго еще будет загадкой для бойцов и зрителей. Все видели, как подходили к вождю парни. Все видели, как он шагнул им навстречу. И куда делся потом? И почему здоровенные ребята между двумя ударами сердца сами складывались потом в кучу? Колдун?

Постоял над ними, пожал плечами, развел от досады руками.

И пошел к помосту

Войтик предусмотрительно подвинул коня в сторону.

— Заканчивать пора, Войтик.

— А Хруст? Не могу же я Хруста обидеть.

— Хорошо! Хруст, и точка.

— Хруст! Поняй! Ребята, вот тот, разбитый стараниями моего друга Веселина, щит подвесьте… — поискал глазами подходящее место, — а хотя вон на то дерево.

А Хруст, управляя конем только коленями, разгонял его в стремительном звонком галопе. И в бедный щит посыпались стрелы. Конь, не чувствуя повода, не скакал, летел вокруг поля. А Хруст летал вокруг коня. Нырял под брюхо, бил из под шеи. Сваливался с седла, бежал рядом, прикрываясь конем и разил стрелами врага. Снова прыгал в седло, падал вниз, вставал на седло ногами и бил, бил, бил… пока не опустел тул.

И люди не знали куда смотреть и зачем следить. За Хрустом, бог знает, что вытворяющем с лошадью. И на лошади. Или за стрелами, яростно уничтожающими щит.

— Все, стрелы кончились!

А жеребец Хруста, раздувая в бешенстве ноздри входил в очередной круг. И Хруст снова прыгнул ногами на седло, повернулся боком и оглушительно, с переливами засвистал, приводя в дикий восторг мальчишек, парней и молодых мужиков. Никто не заметил, когда в его руке появились ножи, но все увидели, как взмахнул воевода рукой, выпустив из ладони сразу с десяток. С глухим чавкающим стуком вонзились они в щит. И щит, не выдержав удара, с грохотом свалился на землю, заставив улыбнуться этого, не знающего промаха, бойца.

И тогда все разглядели, что воевода совсем еще молод.

— Кончай, Хруст, безобразничать. Остановись! Переломаешь все, переколотишь, перебьешь, а людям еще жить. — Войтик посмотрел на упавший щит и сокрушенно покачал головой.

Хруст с видимым сожалением натянул повод, согнал с лица улыбку и степенным шагом отъехал в сторону, ловя на себе восхищенные взгляды.

— А конязья то призадумались! — Долетел до Стаса приглушенный шепот Серда.

— Им бы давно задуматься надо. Только мнится мне, разучились они. Мозги жиром заплыли. — Так же сдержанно ответил ему Пивень. Думают, что глухие боры, болота и горы беду стороной отведут. А не отведут, если мы не сдюжим.

— Думаешь не сдюжим? С такими воями? — Засомневался Серд. — Да один Хруст сотни стоит.

— Может и больше стоит Хруст, Да не в числе дело. — Устало возразил волхв и сорвался с места. — Войтик! Дурья твоя башка! Что творишь, идолище?

Войтик, размахивая руками, мчался прямо на помост, нещадно охаживая конские бока пятками. Жеребец, с налитыми от бешенства кровью, глазами, раздувал ноздри и, роняя клочья пены, стремительно вырастал перед глазами конязей, заслоняя могучей грудью опустевшее поле.

Последний взмах.

Жеребец, тяжело поводя боками, застыл на месте, мотнул сухой головой, клацнул зубами, норовя грызануть всадника за колено.

В крайних столбах торчали, обтянутые кожей, рукояти его ножей.

Стас внимательно посмотрел на столбы.

Почти по рукоять вогнал ножи Войтик, забубенная головушка.

— Кудеяр! — Со вздохом, проговорил Стас и покачал головой, глядя на довольное лицо Войтика.

— Кто? — недоуменно спросил Зорень.

— Кудеяр? Друг царя. Богатырь и бражник. Забубенная головушка. Бежал от царской милости на большую дорогу, разбойничал во всю ширь славянской необъятной души, а под старость подался в монахи грехи замаливать.

— Куда?

— В монахи… — Рассеянно пояснил Стас, окидывая взглядом поле. Зрители все еще не спешили покидать зрелище. — У вас это добро еще не завелось. Разве что, волхвы — отшельники?

Повернулся к молчаливо — задумчивым конязьям.

— Вечером, господа мои, приглашаю на пир честной. Конязь Пересмысл любезно уступает нам свои палаты. Грешно победителей без пира отпускать. Хруст, Войтик — форма одежды парадная… Сударь волхв, займись застольем. У меня пока со знанием здешних обычаев туговато. А брат Зорень, я думаю, в совете не откажет.

Зорень еле заметно наклонил голову.

Приятно было услышать побратиму, что есть на свете и неизвестное вождю Станиславу.

А Стас терпеть не мог шумные многолюдные кампании. Много пьют, еще больше едят. Или наоборот. Много болтают, при чем не слушая никого, кроме себя. И стараются перекричать соседей.

Ему были больше по душе вечера вдвоем — втроем за бутылочкой старого незатейливого «портвешка» и неторопливая беседа под сигаретный дым и глухое ворчание забытого телевизора в углу тесной комнатенки. Все тихо, уютно. Все по домашнему.

А последние годы его единственным собеседником был напарник и друг, не смотря на изрядную разницу в возрасте, Леха.

И никаких тебе «ты меня уважаешь», и никакого покровительственного похлопывания по плечу…

Единственное, что его успокаивало, так это то, что непомерная спесь и высокомерие спасут его от их ладоней на своих плечах.

А вечером сидел со скучающим видом за столом, лениво потягивал сладкое вино и равнодушно посматривал на немыслимое убранство стола, который ломился от почти забытых в его веке кушаний, разносолов, золотой и серебряной посуды.

Пивень под неусыпным глазом Зореня размахнулся во всю ширь, не жалея козарской добычи, успокаивая себя тем, что все окупится рано или поздно сторицей. Если верить словам вождя.

Столы выставлены покоем, как где то прочитал Стас.

Во главе стола на сей раз не Пересмысл, а он — хозяин пира. За спиной его недремное око, Веселин, добровольно взваливший на свои плечи все известные к тому времени придворные должности. И наверняка умудрился спрятать под нарядные одежды свои верные ножи.

На столах молочные поросята, обложенные всякой всячиной, бараньи бочки дразнятся румяной корочкой. Птицы и птички. Дичь и выращенная в нормальных домашних условиях. Утки, гуси и разная мелочь, для которой еще и имени не придумано. В пере. И в противоестественной наготе. Тушами, тушками, кусками и кусочками. Жареное, печеное, вареное и томленое. Вина, настойки и наливки. В кувшинах, бочонках и бутылках.

Между столами еще стоит огромный стол. На нем кабанья, запеченная целиком туша, в окружении мелкого съедобного зверья.

За столами, а скоро и под столами, не одна сотня голов. Пьющих, жующих, кричащих. И снова пьющих…

А больше того на площади перед теремом, куда выкатили бочки с брагой и медом.

Там угощение попроще, но выпивки побольше. Угощаются без всяких церемоний, ковшами.

Зорень ест не много, но разборчиво. Знает толк в пирах. Впереди еще не одна перемена. И для всего надо местечко в коняжеском желудке приберечь. Сразу видно бывалого человека.

Пивень с тоской поглядывает на все это безобразие.

— Не жалей, Старый. — Шепнул ему прямо в волосатое ухо. — Пусть видят, что не голь перекатная приехала. Мы их еще научим репку чистить.

Слева в ухо бухтит Пересмысл.

За правым столом волчата.

Войтик сметает со стола все, до чего может дотянуться его рука. Управляется с поросенком, заедая его всякой птичьей мелочью. Хруст деловито ему помогает, очищая ароматный бараний бок.

Не отстают от отцов-командиров и подчиненные.

Они и здесь, за пиршественным столом, не хотят отдавать поле.

Принц Бодрен за столом держится просто, не кичась своим монаршим происхождением.

Рядом с принцем верный Рэдэльф. Привычно поглаживает пальцем кольцо, глядит задумчиво поверх столов. Что-то тревожит эльфа. Принц рядом, а смутен побратим.

Да и сам Стас стал ловить себя на том, что нет-нет да потянется ладонь ко груди. К тому месту, где греется ладанка с эльфийским камнем. Что-то не понятное происходит с ним. То сожмет душу ледяной холод, то опалит неистовым огнем.

За столом гвалт невообразимый. Кто, что и о чем кричит? А кому слушать? В этом деле главное свое успеть прокричать! А услышат ли, дело пятое…

Как в лучших домах или на корпоративных попойках артисты стараются перепеть, переорать, переплясать. Звуки невообразимые. Гудят, свистят. Трещат, бренчат, Брякают, звякают, крякают. Что поют, не понять. А хлеб отрабатывают честно. И без намека на фанеру!

Или местная самодеятельность?

Нет Толяна. Он бы утешил душу.

Вон и Войтик пренебрежительно надул губы. Песня не понравилась? Или отдувается от пережора? Хотя пережор, это не о нем сказано. В него, как в топку, совкой лопатой кидать можно. Когда разгорячится.

А Гордень Златкович приуныл.

И остальные соседи притихли.

Потряс их Войтик за грудки. Первый шоумен этого скучного мира. Целое цирковое представление разыграл. Надо отметить за старание. Медалюху какую-нибудь соорудить и нацепить на волчовку.

Князья Киевские своих дружинников цепями золотыми жаловали. Гривнами звались. На Войтикову шею голтяк в килограмм весом понадобится. Никак не меньше. Иначе не разглядят.

Мысли ленивые, путанные. Скачут туда, как мухи по столу с кабаньей тушей. Как стеклом отгородился от застолья.

Резвые ребята вдоль столов снуют. В чарки вино да меды подливают. Следят, чтобы гости дорогие не заскучали.

— Слав, может домой пора?

Сделал вид, что не понял Зореня.

— Неудобно. Гости обидятся. Не к Пересмыслу, к нам пришли. А мы домой…

— Я не про то! Язык до мозолей, в тряпку истрепал и все без толку. Все слова словно ветром уносит.

Стас улыбнулся.

— Все да не все. А вообще то ты прав.

Не договорил. Прислушался к шуму на крыльце. К громким злым голосам.

— Да, отступись ты, худая жизнь! Ты не понял, служба, я к другу приехал. Так и доложи!

Повернулся к Зореню, подмигнул волхву.

— Леха! Пьянку за версту носом чует.

Двустворчатые двери, не распахнулись. Разлетелись с треском, сорвавшись с кованых фигурных навесов и упали с оглушительным громом, не много не долетев до столов. А за ними, пролетев несколько метров, рухнул незадачливый страж.

— Вор! Как смел? В железа? — Загремел голос Пересмысла.

Поднялся, навис над столом. Лицо покраснело от вина и злобы.

Нашел кого пугать!

Леха перешагнул через обломки дверей, через, неподвижного лежащего, стража.

— Круто живешь, командир! Кабанчик под соусом. Икра… — Не обращая внимания на устрашающую физиономию Предславского конязя сказал он, с улыбкой подойдя к столу. — Я, можно сказать, губернатор трех провинций, а забыл уже как самые простецкие пельмени выглядят.

— А ты попробуй воровать. — Ласково посоветовал ему Стас, обнимая друга через стол.

— Не могу. — Скорбно вздохнул Леха. — Специализация не та. Как назло прямо противоположная.

Только сейчас разглядели конязья на двухметровом парне волчовку и пару мечей за спиной.

— Они идут, Стас. — Шепнул Леха.

— А это что за бугай? — Указал он взглядом на Пересмысла. — Надулся так, что того и гляди лопнет. А брызг сколько будет! Не ототрешься.

— Князь Предславский Пересмысл.

— Никогда бы не подумал! — Вытаращил на конязя бесстыжие глаза, оскалился да еще и глаза сощурил, словно сомневаясь в чем то.

Оперся рукой о край стола.

— Подвинься браток, а то ушибу ненароком. — Предупредил он и оттолкнувшись, перемахнул через стол, уставленный кушаньями и дорогой посудой. — Мне с командиром надо покалякать.

Пересмысл снова побагровел, задохнулся от гнева, но промолчал. Скажи не так, чего доброго еще и мечом пласнет.

— Груздень гонца — скоропосыльца по эстафете прислал. Отходит за реку. Я послал ему шесть полков, а сам сюда с двумя сотнями. Думаю, что и Хмурый со Свистом уже в дороге. Приказал собирать ополчение. — Невнятно проговорил он, дробя зубами заячью тушку. — Веселин, не в службу, в дружбу… подай вон того наглого барашка.

И пояснил Стасу.

— Брюхо подвело. Было бы время и кабанчика очистил. — Вылил в горло полковша наливки и сморщился от отвращения. — Пропах этой дрянью, как алкаш. Или студентка. Сейчас бы нашей, старой…благословенной. Представляешь, Стас, «Московская» снится по ночам.

Махнул рукой с зажатой костью.

— Эй, Златка! — Отхватил зубами клок мяса от бараньей лопатки, пояснил. — Последнему Витеньскому конязю седьмая вода на киселе так, что никаких династических претензий. Твоей Купаве подруга, И мне спокойней…

Но Стасу уже было не до династических претензий. Пока все усилия и мысли Лехи сосредоточились на барашке, выяснять что-то у него было бесполезно.

Повел глазами.

Хруст исчез за оскаленными дверями. Войтик перепрыгнул через стол. Не так умело, но по молодому резво подошел Серд.

— Сударь волхв! Штаб-квартира в Витене. С тобой две сотни Алексея. Зорень, тебе все казарские полки. Кроме двух тысяч Третьяка. Ему горы стеречь. Войтик, десяток волчат конязю Зореню. И марш-марш!

— Веста…

— Я помню, брат. Они будут в Витене. Вместе с претензией Алексея. Пивень приглядит за детским садом. Серд, поведешь Предславскую дружину.

Дернулся Пересмысл. Открыл было рот, багровея от ярости, но под ребро уперся нож Веселина.

— Сидеть. Командир говорит. — Нежно прошептал Веселин и трогательно улыбнулся.

В дверях появился Хруст. Холодный и деловитый.

— Не нервничай, Пересмысл. Твой городишко мне не нужен. Хотя на стенах и в башнях мои люди. Твои воины оказались умнее, чем их конязь. — Заметил обескураженное лицо Серда. И страшно удивился. Брови поползли вверх. — Серд, ты все еще здесь? Войтик, десяток ему. Потом сочтетесь.

Пересмысл и его гости с ужасом следили за происходящим.

А Стас распоряжался, как на своем подворье.

— Хруст, выходишь последним. Это на тот случай, если им… — Он кивнул головой в сторону конязей, — дурь в голову ударит.

— А может… — Осторожно предложил Хруст.

— Не надо. Они живут, пока наши полки стоят на рубеже. — Отмахнулся Стас, недовольно морщась. — Леха, кончай жрать. Кони ждут.

— Не пропадать же добру. Лучше плесни вон того пойла. — Кивком головы указал на кувшин. — И птичку подай, а то мне по моей скромности ее не достать. А как ты Предславскую дружину прикарманил?

— Это не ко мне. Это Хруст… распропагандировал в лучших большевистских традициях. У парня редкий дар убеждения. Правда не всех…

— Молодчина Хруст, дело знает туго. — Похвалил Леха воеводу. Затрещали на крепких зубах кости. — И все таки не пойму твоего благодушия, Стас. Прямо не Стас, а мать Тереза. Как бы в спину ножом не шарахнули. Я бы их отправил вместе с волхвом в Витень. И нам спокойнее и ему повеселее.

Говорил так, словно они были одни. А конязья холодели от будничности его голоса. От равнодушия, с которым он смотрел на них, расправляясь с понравившейся птичкой.

— Вои не дадут безобразничать. Я встречался с ними. — Нехотя ответил Стас. — Дельные ребята, чего нельзя сказать о их володетелях. А кроме того Зорень уведет козар с лесичского рубежа. Поэтому, если мы не устоим, не выстоять и им. За боричами последят люди Хруста. К горянам дороги давно перехвачены. Один крохотный обвал и они наглухо запечатаны, как вино в бутылке. А когда понадобится, пробку выбьем.

Гордень бросил на него косой, полный ненависти, взгляд. Но промолчал.

Нож в руке Веселина заставит замолчать кого угодно.

— Войтик!

— Серко у крыльца, командир. — Ответил Войтик, подавая волчовку и мечи.

— Так почему мы стоим?

— Ждем Алексея…

— Леха!

— А Леха вообще не при делах. — Бодро отозвался Леха, вытирая руки о узорчатую скатерть. — Это Веселин…

Веселин поперхнулся от возмущения.

— Ну что ты копаешься? Сметай все в мешки. Дорога дальняя. Проголодаешься, чем тебя кормить будем? — Леха нагло улыбнулся в лицо обескураженного парня. И пояснил Стасу. — Маленькие, командир, они все прожорливые.

— Отцепись от Веселина. Покажи нам лучше свою Претензию.

— Так вот она.

Леха вытянул длинную руку и притянул к себе рослого безусого воя. Шлепнул ладонью пониже спиной, подтолкнул к Стасу.

Стас окинул воя быстрым взглядом. На голове шишак. Короткая кольчуга. На поясе меч. Смотрит прямо, открыто. В небесно голубых глазах нет и тени робости.

— Хороша!

— Мне нравится.

— Немного не ко времени…

— С тобой всегда не ко времени.

— И то верно. — Постоял в дверях, окидывая взглядом палату. Задержался на волхве.

— Пивень, заканчивай здесь поскорее. И в Витень. Поспеши с ополчением. И выдвигай его к Заречью. Хруст, помоги Серду и догоняй. Пересмысл, за хлеб, соль спасибо А если что не так было, не посетуй. Гости мы беспокойные. Леша, прощайся и догоняй…

— А я не останусь!

Леха смутился, а Стас помрачнел.

Это становится уже хорошей традицией.

— Я с тобой!

— Изобью и ногой под лавку! — Пригрозил Леха, смущенно оборачиваясь к Стасу. — И доставать не велю!

— Поеду!

— Разбирайтесь сами. Только не опоздать бы к раздаче подарков. Войтик, пару человек вперед.

— Уже, командир…

 

Глава 26

Никогда он еще не передвигался в этом мире с такой быстротой и поспешностью. Войтик вел отряд напрямую неизвестными, а вернее только ему одному известными, дорогами и тропами. И все равно Стасу казалось, что они ползут еле-еле. И день ото дня он становился все мрачнее и мрачнее.

— Столько времени ухлопали в пустую. — С плохо сдерживаемой злостью бросил как-то Алексей. — В области дипломатии потерпели полное фиаско. Надо было проверенным и надежным способом.

— Если бы был запас времени…

— Ну не так уж все плохо. Предславскую дружину увели. И от братков себя обезопасили на какое то время.

— С братками было, Леха, проще. Пацаны конкретные и в реалиях разбираются. А здесь не закона, не реалий…

В Заречье въезжали на падающих от усталости конях. Стас погладил своего Серого по, мокрой и липкой от пота, шее.

— Прости, дружок. — Сказал он, отдавая повод. — Поводите, пока не остынет. И не поить! Леша, дальше поведешь отряд сам.

— А ты?

Отвечать не стал. Поймал ногой стремя и сел в седло свежего коня.

— Войтик, проводи…

Ринулась к нему Купава, но наткнулась на жесткий взгляд и остановилась.

А Стас нещадно настегивая коня, уже летел через город к восточным воротам. Прогрохотали подковы по подъемному мосту и вниз по склону. Ворвался в низкий кустарник, движением руки остановил Войтика и хлопнул коня ладонью по крупу. И скрылся в кустах.

Мгновенье спустя могучий матерый волк огромным прыжком выпрыгнул из-за кустов. Замер, повернув тяжелую голову в сторону Войтика. Мрачно светились немигающие глаза. Низкий грозный рык вырвался из горла.

Войтик кивнул головой и повернул коня к городу.

Где то далеко за спиной послышался ответный волчий голос.

Вернулся в город.

На немой вопрос Алексея, пожал плечами и, нехотя, ответил.

— Ушел пешком. Сказал, быстрее надо…

Прошло чуть больше суток и мимо Волчка пронеслась волчья стая. Впереди, низко опустив голову, тяжелым размеренным скоком, бежал матерый красавец — волк.

Повернул голову на негнущейся шее, остановил угрюмый взгляд на страже, что-то сдержанно проворчал. И побежал дальше, увлекая за собой стаю.

— Вождь родичей собирает! — Подумал стражник, провожая взглядом стаю.

Еще сутки и потянуло речной свежестью.

Стая отставала все дальше и дальше. Стас и сам сбил себе ноги в кровь, но продолжал бежать. Лишь однажды остановился, проворчал что-то и снова заторопился. А стая свернула в ближайший лесок.

Верста… еще верста.

На траве, на земле, на камнях остаются капли крови.

Дрогнуло ухо.

Люди…

В несколько прыжков вломился в кустарник. Перекинулся через голову, лежал и равнодушно следил за тем как ломается и корежится в судорогах волчье тело. На боль и страдания сил уже не было. Зато есть возможность несколько минут отдохнуть.

Вышел и пошел на голоса.

— Эй, малый! Коня!

— А ты кто такой?

Во взгляде подозрение. Но увидел волчовку на плечах. Смутился. Стас назидательно поднял палец.

— Начальство надо знать в лицо. Где воевода Груздень?

— Где-то на берегу. — Ответил воин и неопределенно махнул рукой.

— Служи дальше, боец!

Впереди войска. Лежат, сидят, ходят. Костры, шалаши. Реже шатры и палатки. Лошади привязанные, стреноженные и пасущиеся в табунах.

Понять можно. До реки еще не близко. Можно сказать глубокий тыл.

Загнул от берега. В обход быстрее.

Чем ближе к Груздню, тем порядка больше.

Ага, узнавать начали.

И сам заметил знакомые лица.

Груздень на краю высокого обрывистого берега.

Ему бы еще цейсовский бинокль на грудь повесить! И готов народный герой. Хоть картину с него пиши. Хоть памятник ваяй. На голову выше всех.

— Командир!

Глазастый черт.

Оглянуться не успел, как выдернул из седла, сжал своими руками.

— Как? Один?

— Чартерным рейсом. — Отшутился Стас, совсем не рассчитывая, что шутка будет понята.

Но воеводе было не до шуток. Пропустил мимо ушей.

— Показывай…

Отступил в сторону, открывая противоположный берег.

От горизонта до горизонта черная шевелящаяся масса движется к берегу, скрываясь под пологом Сумерек. Наползает медленно и неотвратимо. Злобой и ненавистью ударило в мозг.

— Отдаешь без боя? — Спросил и смутился. — Прости, Груздень. Устал…

— Не с кем драться, командир. Даже на выстрел подойти не можем. Ребята по земле катаются, от боли воют так, что сердце заходится. Меня самого мордой по земле тащило несколько раз. Сутки есть не мог. Рвало так, что кишки из горла вываливались.

— Да не извиняйся ты! — Устало прервал его Стас. — Сболтнул по глупости, а ты зациклился. А что на флангах?

— Разводят. Выпрямляются в линию. Кто-то за спиной очень умело подталкивает эти чурки.

— Ну, этих «кто-то» мы знаем. Сколько дней им понадобится, чтобы добежать до реки?

— Если бегом не побегут, то несколько дней…

— На подходе Свист и Хмурый. За ними полки Алексея. Кстати, хочу тебя порадовать. Вскоре встретишь старого знакомого.

Выждал паузу.

— Нет. Промолчу. А то радость не та будет. Сам увидишь. А где Толян? Почему, скажи на милость, он не бросается на шею своему другу и начальнику?

— Там он! — Груздень кивком головы указал на противоположный берег. — Со своим полком. Несколько раз уже задерживал доргов. Вот и сегодня снова пытается остановить их.

— Как? Или черноглазые его не достают?

— Достают. Но он к ним близко не подходит. Смотри, командир, началось…

В воздух взлетели, раздувая пламя стрелы. Зависли в воздухе и с воем упали вниз. Еще… Сотни горящих факелов упали на землю.

И вверх взметнулось пламя.

Огонь сразу захватил сотни метров. Но ему было тесно и он начал распространятся во все стороны. В огне исчезла шевелящаяся масса, ни на что не похожих, монстров.

Вспыхнул тесный лесок, стоящий на пути огня, а стрелы летели уже прямо в огонь.

— Они же не боятся огня. Так Рэдэльф говорил. — Стас не смог сдержать своего удивления.

— Они, может, и не боятся. Но не их глаза.

— Молодец Толян!

Груздень разом утратил свою начальственную сдержанность и засмеялся.

— Он не только их, но и нас уже достал. Костры день и ночь горят. Вонь немыслимая. Жир топим. Сколько скотины уже извели. Зальет им дорожку жиром, а потом стрелами подпалит. И останавливаются. Жир заливаем в горшки, впрок… Толян все какого керосина просит. Строим камнеметы. Будем ставить их прямо здесь, на берегу. Хорошо бы Третьяк у них за спиной пошумел.

— Третьяку горы стеречь. Зорень с козарами за пятки хватать будет. Если уже не поймал их за холку.

Через сутки подошли полки Хмурого и Свиста.

А Толян еще раз остановил Тьму.

Появились полки Алексея. И следом он сам с Войтиком. А к вечеру в лагерь вступила Предславская дружина…

Груздень открыл рот и долго не мог его закрыть.

— И как тебе мой сюрприз? — Улыбнулся Стас, подталкивая Серда вперед. — Главный воевода и победитель козар Груздень. А это Серд, воевода Предславской дружины. Хмурый, наместник Заречья. Алексей, наместник Сулича и Витеня. А это Свист, воевода и начальник Соколеньского полка. А вот и мои глаза и уши, моя разведка. Или чтобы понятней — ертаул. Я говорю про Войтика.

— Вождь, у него твой меч…

— Верно, Груздень. И мой конь. И Серд мой друг.

А Груздень, и остальные воеводы все еще с подозрением смотрели на Серда.

— Помиритесь ребятки. Нам делить нечего. Одна земля на всех.

Коснулся груди, где все последнее время безумствовал амулет. Порой Стасу казалось, что он ворочается и прыгает, как живой, в своей заговоренной коже.

Почувствовал на себе взгляд принца и рассеянно пожал плечами.

— Он понимает твою тревогу, Слав. А может и видит.

— Бред! Это же камень!

— Это не просто камень. И ты это сам знаешь не хуже меня. — Покачал головой Бодрен.

Позднее всех прискакал в лагерь в сопровождении сотни козарских всадников Зорень.

— Слав, пять тысяч козарских воинов в десяти верстах от Сумерек! Развернул фронтом…во фланг.

— Хорошо сделал, что приехал, побратим. Все своими глазами увидишь.

— Уже увидел. — Глухим голосом сказал Зорень. — За ночь выйдут к воде. А мы так и не успели…

— Ночь для нас, целая вечность, брат Зорень. Ребятки, потеснитесь. Дайте место побратиму. И налейте…

Выпили.

— Как рубеж держать будем, Слав?

— Спроси что полегче. Знаю, как останавливать конницу, знаю, как держать пехоту. Знаю, как брать и удерживать города. Но что делать с этими чурками, ума не приложу. Убей бог, не знаю. Так что не дави на мозоль! Спасибо нашему Толяну, что больше двух недель держал их, пока полки не подошли… Толян, твое здоровье!

Толян смутился и пробормотал нечто совсем невразумительное.

— Утро вечера мудренее, воеводы.

Рэд перевернул свое кольцо камнем внутрь и сжал пальцы в тугой кулак. Тонкое, почти прозрачное лицо потемнело.

— А может открыть им узкий коридорчик и пропустить их к морю. Или в горы? — В раздумье проговорил Леха.

— Там тоже люди, Леша. — Мягко возразил Стас. — А если к тому же не захотят они к морю? Да плечиком в стену твоего коридорчика и ахнут? Нет, друг мой и напарник, коридор не подойдет. Как прежде говорили — не наш это метод…

— А может Рэд еще раз попробует, как с горой.? — Толян с надеждой повернулся к эльфу. — Тогда у него классно получилось. Прихлопнул ладошкой и нет горы…

Рэдэльф виновато опустил голову.

— Гора? — Рассеянно спросил Стас, задумчиво глядя в костер. — Да, гора… может бы. Черноглазые!

Засиделись допоздна. Пока Стас не спохватился и не вспомнил, что всем хоть пару часиков, но надо отдохнуть.

Разбудили его сдержанные голоса.

Воеводы строили свои полки.

Вышел из шатра. Пригоршню воды в лицо, мечи за спину.

На берегу уже стоит Груздень. Тут же Хруст. Принц Бодрен в окружении эльфов. Подошел конязь Зорень.

И река, и противоположный берег затянуты туманом.

А под туманом черная тень ползет, шевелится медленно и тяжко. И не видно не конца, не края этой надвигающейся массы. «Кто может сказать сколько деревьев в лесу» — вспомнил он слова эльфа и помрачнел.

Заработали камнеметы. Огненные шары посыпались в туман. Полетели пылающие стрелы.

— Туман! — Послышался за спиной чей то вздох.

Амулет под волчовкой жег, как раскаленной уголь.

— Возьми мою силу человек-волк! — Прошелестело в мозгу.

— А что будет со мной?

— Я не знаю. Но ты избавишь свой мир от беды…

Заплескалась вода. Тугая волна ударила в берег.

— Груздень… отводи полки. — Глухо распорядился он. глядя на упрятанную под туман, реку.

Груздень ошалело завертел головой.

— Вождь!

— Бегом! Зорень… Вот мои волчата. — Указал глазами на воевод. — Они не подведут. Ребятки, если что… Он вам господин. И друг… Все! Официальная часть закончена.

— А ты?

— Я остаюсь. Еще минута и будет поздно. Уводите полки.

Говорил тихо, но ослушаться было не возможно.

Распахнул волчовку, амулет в левой руке. Правой рукой потянул бондану на глаза.

— Тебе нельзя…

— Значит и мне тоже…

— Я не знаю. Но тебе нельзя закрываться от силы..

Чуть слышный шорох.

Принц Бодрен.

Спорить бесполезно.

Не уйдет не он, не его эльфы.

— Войтик, а тебе какого черта здесь надо?

— Да, ладно, командир…

Леха, Толян, Хруст…

— Завяжите глаза и мордой в землю. И не поднимать!

В мозгу бьются, ломятся в черепную коробку до невозможности корявые слова эльфийского заклинания. Заструились огненные строчки. Вспыхнул алым пламенем замок и на ладонь выкатилось стальное колечко с грубым черным камнем, внутри которого пульсировала крохотная огненная искорка.

Наклонил голову, посмотрел задумчивым взглядом на трепещущий огонек, покосился на эльфов.

— Завяжите глаза, друзья. И в землю.

— А ты?

— Нельзя. Запрещено…

И медленно, как тогда, ночью, одел кольцо на средний палец.

«Словно мерку снимали.» — Как и тогда снова подумал он, усмехнулся и посмотрел на кольцо.

И в лицо ударил ослепительно, нестерпимо яркий свет. Защищаясь от него, перевернул кольцо камнем внутрь ладони и выставил руки перед собой. Огненный ураган бушевал перед глазами, закрыв от него и берег, и реку, и шевелящиеся бесконечные Сумерки.

Хотя, разве это свет?

Клокочет, ворочается, плавится в черном дыму огненный вихрь. Хлещет пламенными языками, слизывая все на своем пути. Дотянулся до него, подхватил. Пожрал, растворил и бросил в ночь…Или это он сам поглотил и бушующее пламя и антрацитовую сверкающую бесконечность. Не дна, не покрышки… Только ночь… Чернота тянет, тащит, волокет.

Ослеп? Околел? Окачурился?

Нет, вот она крохотная искорка, В камне на кольце.

Растет на глазах. Или в глазах?

Плывет навстречу. Почему плывет? Летит…

Вот уже рядом. Рукой подать…

Огонь! Пламя. Бушующее пламя. Так это же он сам клокочет и пенится. Как лава в жерле беснующегося вулкана. И больше ничего, кроме… Прямо в лицо. в глаза. Или лицом в пламя? Густое, вязкое. Выжигает глаза, плывет в мозг раскаленный металл.

— Остановись человек-волк. Не дай силе поглотить себя. Не вернешься. Великий огонь не отпустит.

— Твоя колыбель?

— Да, Великий огонь…

— Может останешься?

— Ты один не вернешься.

Течет тугая огненная масса, сжигает мозг, сжигает его самого, сворачивает в ослепительно яркий шар, сжимает до крохотной искорки. И взрывается с оглушительным треском, разлетаясь во все стороны брызжущим огнем. Швырнуло на землю…Или это он сам со всего размаху, с неведомой высоты вломился в нее. Или ударил грудью? И остался лежать в непроглядной темноте с куском пылающего металла в черепной коробке вместо живого послушного мозга.

Заворочался, завозился, ища опору, чтобы подняться.

Чьи то руки подхватили и бережно поставили его на ноги.

Поднял руку, коснулся лица, провел по лицу, по глазам.

Кровь. Темно.

Принц?

— Да, Слав.

— Поверни лицом к реке. Надо закончить. Не люблю незавершенки.

Теплый шершавый язык слизнул кровь с руки. Лобастый. Старый и верный лобастый привел таки стаю. Стоит рядом, ворчит на своего незадачливого вожака. Погладил по могучему загривку, потрепал за уши…

Поднял руки ладонями вверх и силой бросил их вниз.

Сверкнула огненная искорка. Со страшным грохотом раскололась земля от реки и до реки, от горизонта и до горизонта, Рвануло в небо неистовое пламя. И упало вниз. И сомкнулась с ужасающим грохотом вновь.

— Вот сейчас все. Промыто. Зашито. И продезинфицировано. Чистенько и по домашнему.

Бьется перед глазами крохотная искорка, заслоняя весь мир.

Опустился на землю. Ткнулся лицом в поджатые колени. Закрыл невидящие глаза.

— Сила Великого огня с тобой, человек-волк. Чтобы видеть, не нужны глаза. Не всякий зрячий видит. И не всякий не видящий слеп. Сила Великого огня навсегда с тобой. Научись использовать ее.

Осторожные шаги. Давно привык узнавать волчат по ним. Войтик. Могуч, а ходит бесшумно. Стремительный Хруст… Нетерпеливый Свист. А это шагает Груздень. Пыхтит Толян. Не торопливо и уверенно… Зорень… И по шагам конязя угадать можно. Веселин! Привык чувствовать его всегда за своей спиной. В походе, И в тереме. Днем. И ночью. Порывистый, бесшабашный Леха. Верный друг и напарник склонил голову к его лицу. Кто-то хлюпнул носом. Купава… Вот подлая девка. Не усидела в лагере.

— Снова в каземат, в узилище? В смысле в амулет?

— Совсем не обязательно. Сила Великого огня в тебе. И с тобой…Я сейчас не страшнее грошовой побрякушки.

— Ну, как знаешь. Хозяин — барин. Но лучше спрятать. Зачем дразнить гусей? Веселин, мальчик мой, умыться бы….

Долго плескался, стараясь промыть глаза. Вытер лицо насухо бонданой.

— Купава, сооруди повязку на глаза. А то люди пугаться будут. — Попросил он. — Закурить бы сейчас…

— Держи, Стас.

— Леха? Откуда?

— От верблюда. Бросил я. А это берег для торжественного случая. А чем сейчас не случай?

Щелкнул зажигалкой. Америка не Китай. Долго ждала своего случая. И дождалась.

Затянулся, закашлялся. Снова затянулся. Закружилась голова.

Что ж придется жить так. Не стреляться же? Из лука… Любопытно бы было посмотреть, как это у него получилось бы? Из лука.

— Зорень отведи полки подальше от реки. Я немного напылил похоже.

— Без этого ты не можешь.

Лехин голос. Поспешил утешить друга.

Рядом заворчал Лобастый…

Конец первой книги.