Встреча с богом потустороннего мира не испугала Нахсора. Если сумел, думал он, извлечь его один раз из мира забвения, сумеет при случае и вернуть его обратно. Успокаивало еще одно. Сколь не грозен был голос у бога, сколь не дик и страшен был его облик, но это не более чем оболочка. К тому же, как в узилище заключенная в столб мертвого света, который держит его крепче, чем многометровые стены королевского тюремного замка в его родном далеком мире.

Не давала покоя другая мысль. Зачем понадобился ему камень? Зачем нужен он всесильному, пусть даже и давно забытому богу, чей мир мертвых во много раз больше, чем мир живых? Власть? Но она и без того безмерна и безгранична. Хотя и не возносят ему молитвы, не приносят дары и жертвы, не взывают к его помощи в смертельной битве, не дергают по пустякам, как Митру, Асуру или угрюмого невежественного Крома. Безликая, бессловесная и послушная паства.

-Тогда зачем?

Глаза скользят по загадочному пергаменту.

Неужели он что-то пропустил в погоне за древней тайной? Или божок оказался умней, чем он думал? Усталый взгляд медленно ползет по, начертанным кровью, символам.

Презренное обиталище, жалкое вместилище его разума. Его сознания…

Да, его сознанию неведома усталость. Ему не нужен не сон, не отдых. Его не нужно пичкать ни хлебом, ни мясом.… Но тело!

Пальцы разжались, и пергамент с тихим шелестом лег на стол.

Нахсор прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

Рука безотчетно потянулась к заветному ларцу. Палец коснулся до блеска отполированного штифта, и струйка тончайшей серой пыли потянулась к его лицу. Он облегченно вздохнул и затих.

Второй после бога. Пусть не из первых. Давно забытых…

У кого другого от счастья и ощущения невероятных высот непременно бы закружилась голова. Но не у него, прошагавшего через миры и эпохи, прожившего сотни жизней, и износившего столько же тел.

Нахсор поймал себя на мысли, что повторяется. Но не поморщился, как это бы сделал прежде. Подобная мысль лишь подчеркивала собственное величие и могущество.

Со вздохом старого человека заставил себя оттолкнуться от подлокотников кресла и выпрямился. В коленях послышался хруст, а позвоночник отозвался ноющей болью. Его тело не дряхлело, как у всех смертных. Но, как и у них старело, правда, без видимых внешних признаков.

Тело, вот что ему было сейчас нужнее всего. Молодое и сильное тело. Без хруста в суставах и без болей в позвоночнике. Тело, не знающее усталости. А такое подобрать не просто. Еще сложнее заполучить. Целым и невредимым.

 Есть такие. Но у его врага с черной повязкой на глазах.

Взгляд заскользил по стенам с ровными линиями, отполированных временем, черепов, холодно взирающим на него пустыми мертвыми глазницами над оскалами улыбающихся ртов.

Замер взгляд на всевидящем оке.

Древний глаз эльфийских королей работал сейчас почти без отдыха, без устали вылавливая невидимым лучом его врага днем и ночью.

           Враг завидный. Изворотливость поразительная. Животная первобытная изворотливость. Такого врага в рыцарские времена принято было даже уважать. Но этот мир еще далек до рыцарства. И уважать можно только равного себе.

          А с этим…

Взгляд затуманился. Изображение во всевидящем оке задергалось, забилось и расплылось, растворилось в холодном равнодушном сиянии. Или это не изображение, а взгляд теряет четкость?

Рука поднялась, превозмогая усталость и, безвольно опустилась сверху на шар.

Шар снова ожил, высвечивая речную гладь, вдоль которой тянулась цепочка лодий. И Нахсор встрепенулся. Во взгляде появилась ясность. Глаза стали колючими и цепкими. Быстро пересчитал суденышки. Десять. Ровно столько, сколько отошло  от пристани.

Взгляд, задержавшись на миг на лодиях, заспешил дальше. Туда, где в предвечерних сумерках виднелся слабый огонек догорающего дракона. С, трудом, сдерживая раздражение, поморщился.

Ушли северные варвары в мир могильных холмов, умножив армию черного бога. А пока пусть веселятся и ждут своей очереди в своем варварском Ваалхале.

Шар повернулся, открывая взгляду сотни конных варваров. Пробиться в черное сознание их оборванных шаманов оказалось еще проще, чем в затуманенный вином, мозг северных ярлов. Стоило только прошептать о несметных богатствах, скрытых на палубах кораблей, как тут же несколько сотен свирепых воинов, не жалея коней, понеслись к берегу.… Как  называют эти светловолосые свою реку? Серебрянка… кажется так.

Лодии медленно приближаются к песчаной косе.

Жрец Нахсор снова прикрыл глаза.

Лодии в западне. И, практически беззащитны от удара стрел, пока не делают разворот, чтобы лечь на обратный курс. Уж кому, как не ему знать это. Или он, Нахсор не  бороздил два года моря под пиратским флагом?

Осталось только ждать. А ждать он умеет.

Снова щелкнула крышка ларца. Удивительное снадобье. Дар богов! Хотя при чем здесь боги?

Заглянул в шар и равнодушно отвел взгляд в сторону.

Первая лодия медленно вползала  в левое русло. А следующая лодия, так же медленно, разворачивалась в право.

Глупцы!

Неужели они думают, что он, Нахсор, не предусмотрел и этого? Легкое движение рукой и русло стало не проходимым для кораблей.

Презрительная улыбка исказила тонкие губы.

Сознание снова утратило ясность. Зато к телу медленно возвращались силы. Как жаль, что прежде позволял себе с непозволительной щедрость расходовать его, чтобы поддерживать умирающую плоть соплеменников. И не только их…

Изображение внутри всевидящего ока снова задергалось.

Бросил в его сторону косой взгляд. Иногда даже этот холодный шар раздражал его, напоминая о неудаче в мире эльфов.

Сказочный заповедный мир!

Словно созданный для него, жреца Нахсора. Изумрудная зелень лесов, грохот водопадов, серебристое пение хрустальных ручьев, голубые горы, упирающиеся вершинами в небесный свод.

Мир, созданный для волшебства. И его, не знающей пределов, магии.

Фанатическая глупость нескольких двуногих, которые из-за тупого желания спасти его, уничтожили, открыв ворота в чужой враждебный мир.

А чего бы проще? Садись на последний корабль и уходи вместе со своими друзьями эльфами за Туманные моря. Война после этого рано или поздно сама бы кончилась…

Забились на берегу кони…

Лодии крадучись вползают в тесное русло, и медленно идут мимо песчанной  косы. Как это им удалось?

Но не все кормщики решились на этот рискованный шаг.

Вслед за первой еще одна лодия втянулась в левый рукав.

Вползли и остановились, покачивая на задумчивой волне. Поднялись луки и на берег посыпались стрелы.

Что, что происходит там?

Тело рванулось вперед, и взгляд вцепился в сияющую синеву шара.  И беспорядочно заметался, пробиваясь в глубь панорамы.

Вот они!

Три полуголых человека, как три демона с молниеносной быстротой мечутся среди всадников. Мелькают мечи в их руках. А дальше ровная шеренга лодейщиков невозмутимо надвигается на разрозненные группки кочевников, методично круша их огромными топорами.

И всюду, как призраки, мелькают быстрые волчьи тела.

Ловушка рухнула.

Его враг сам, по своей воле забрался в нее и сейчас деловито ломал ее, чтобы посмеяться над ним, жрецом Нахсором.

Руки стиснули шар с такой силой, что побелели пальцы. Мозг наполнился обжигающей болью. А сердце бешено заколотилось в груди от плохо сдерживаемой ярости.

С ненавистью отшвырнул от себя шар. Всевидящее око закрутилось в воздухе и, продолжая вращаться, с глухим стуком упало на ковер.

Побелевшие губы зашевелились. Закатив глаза и давясь от ненависти Нахсор начал, срывающимся голосом читать заклинание. В уголках рта выступила пена, Лицо, и без того бледное, побелело еще больше. По высокому лбу покатились струйки пота. Шар медленно и неохотно наполнялся светом.

Крышка ларца снова откинулась, и серый порошок медленно поплыл к потолку. Шар оторвался от ковра и поднялся, продолжая вращаться, над столом.

Голос Нахсора уже срывался на визг. Глаза выцвели от напряжения.

Шар почернел, окружив себя голубым сиянием. Внутри него с еле слышным треском полыхали молнии, озаряя  святилище жреца яркими беспорядочными всполохами, отражаясь в изумрудах и рубинах. Вправленных в глазницы черепов.

Наконец, жрец умолк и без сил рухнул в кресло.

Шар, по-прежнему, висел в воздухе, играя багровыми всполохами.

Жрец долго сидел, бездумно глядя в одну точку. Затем поднял глаза на шар.

 Черная, как ночь, туча, взрываясь десятками молний в голубоватом свечении, медленно плыла, опускаясь к реке. Невероятной силой и лютой ненавистью повеяло из шара даже сюда, в чертоги ее творца. Казалось, нет на свете ничего, что могло бы задержать, остановить ее, эту всесокрушающую силу, устоять под ударом ее злобы и ненависти.

Нахсор  стянул брови к переносице. Под сводами раскатился торжествующий мстительный смех.

Сквозь черноту, заполнившую пространство шара, невозможно было взгляду. Но Нахсору не было в этом нужды. Он и без того знал, что там происходит.

Исчезнет все!

И корабли. И люди. Исчезнут навсегда.

Сегодня его щедрость пройдет мимо этих жалких двуногих тварей. Пусть не рассчитывают на его милость. Он не будет дарить им вечную жизнь в бесконечном бессмертии. Их всех поглотит тьма! Слишком долго испытывали они его терпение. Он лишает их этого счастья. Они не нужны ему не в живых, не в мертвых.

Заклинание потребовало от него невероятных сил и напряжения. Он до сих пор трудно, с хрипом дышал, с усилием переводя дыхание. Лицо исказила жуткая гримаса. Оно сразу осунулось и стало, как две капли воды, похожим на черепа, взирающие на него со стен.

Но это продолжалось не долго. Жрец умел подавлять свои чувства. И сколь не велика была, охватившая его, ярость, всего несколько мгновений понадобилось ему, чтобы привести в порядок мысли и чувства и овладеть сознанием.

Снова бросил короткий взгляд на шар.

Скорее по привычке, чем из любопытства. Взгляд равнодушный и безразличный. Для этого заклинания барьеров не существует.

Внизу настоящий ад! Кажется, так они называют свой потусторонний мир для грешников? Буйствует  вдоль реки смерч, поднимая гигантские волны. С громким   дьявольским шипением поднимаются облака пара, там, где в воду падают хлесткие молнии. Над тучей стены огня. Бежит огненная дорожка по небосводу.

И в этом бешенстве стихии жалкие скорлупки. Не спастись не людям, не кораблям!

Отрешенно откинулся в кресле и застыл, подняв невидящий взгляд к своду. Рука стиснула ларец, а палец уже привычно нащупывал штифт. Телу требуется отдых. Да и сознанию, пожалуй, тоже….

Двери беззвучно отворились, и в кабинете появилась, закутанная в плащ, фигура. Под капюшоном белое, почти прозрачное лицо. Лицо смотрит на него огромными безжизненными глазами в ожидании приказа.

Как хорошо, что сама природа скомкала эти лица, как ком послушной глины, сделав его похожим на сотни и тысячи таких же неприметных лиц. Лучше не получилось бы даже у него. Осталось только следовать за природой, повторяя раз за разом эти лица в своих творениях. Нет необходимости запоминать их имена или придумывать новые. Но достойно ли подобное существо человеческого имени?

Достойно ли оно слышать его речь?

Достаточно и мысленного приказа.

Существо исчезло, как тень. Растворилось, словно призрак, словно и не было.

Рука до сих пор сжимает ларец. Рубины в крохотных глазницах, как капельки живой крови. Ноздри тонкого носа чутко затрепетали. Но, нет, божок не получит сегодня жертвы. Слишком быстро набирает силу. Трудно узнать черное, иссохшее существо в том монстре, который пытался вселить в него ужас громыхающим голосом в его, Нахсора, собственных чертогах.

Ослепительно яркая багровая вспышка заставила его повернуться в сторону шара. И в это же время еще одна вспышка разорвалась в самом сердце тучи.

Шар раскалился до красна и взлетел под своды.

Вспышки следовали одна за другой, разрывая тучу в клочья.  Шар беспорядочно метался под сводами его святилища, как тряпичный мяч, который гоняют деревенские мальчишки.

Две зыбкие неясные тени плыли  перед его взором, вздев руки к небу. А с их ладоней, как молнии, рвались к туче  пламенеющие шары,  чтобы вонзиться в ее тело.

Проклятие!

Только два существа были способны на это  во всем этом мире.

Тело содрогнулось в судороге и скорчилось от боли, словно шары летели не в тучу, а в него самого. Стиснул зубы и с усилием выскользнул из тела, как из одежды перед сном или перед ежевечерним омовением.

Но и это не сразу принесло ему облегчение.

Долго висел под сводами замка. Затем медленно выплыл в ночь. И долго отдыхал, купаясь в безмерности ее пространства, приводя в равновесие мысли и чувства.

А где-то там, у изгиба реки, закрывая половину небосвода, полыхало яростное зарево.