Лес встретил угрюмым молчанием. Не дуновения ветерка, не шелеста листьев. Под ногами трава скрипела и похрустывала, как стерня после покоса. Где — то высоко над головой кроны деревьев смыкались в почти непроницаемый навес, через который едва проглядывало темное и такое же угрюмое небо.

Леха невольно поежился.

— Не приветливый лесок. — Пробормотал он. — Кажется, что за каждым деревом глаза. Аж озноб прошибает.

— Вообще конкретно! — Поддержал его Толян. — И деревья, какие то не русские.

— А какие они должны быть здесь?

— Не такие! — Отрезал Толян.

Они и в самом деле были не такие.

Стволы и ветки словно кожей обтянуты. Гладкие и глянцевые. Так и хочется рукой погладить. Листья толщиной в с ладонь.

— Плакучая ива. Только местного разлива. Как из лейки поливает.

Леха вытянул руку и подставил раскрытую ладонь под жирную увесистую каплю.

— Леха! — Крикнул Стас, но не успел.

Леха охнул, скрючился от боли и сунул по извечной общечеловеческой привычке ладонь под мышку.

— Покажи! — Потребовал Стас. Груздень воду! Немедленно промыть!

Леха подул на ладонь и показал Стасу. Ладонь вздулась пузырем, как от ожога.

Охнул и покатился по земле Свист. Длинная ветка, как гигантская щупальца обвилась вокруг его ноги и тащила вглубь леса.

Стас взмахнул мечом.

Послышалось что-то похожее на стон и обрубленная ветка с непостижимой быстрой исчезла в кроне. Свист поднялся и, боясь, притронутся к обрубку, тряс ногой, пытаясь, освободится от него. Груздень наступил на него. Из среза брызнула на черную траву темно-бордовая жидкость.

— Медуза Горгона. — Прошептал Леха, отбиваясь от, мечущихся вокруг них веток. — Не удивлюсь, если еще и яд в волосах…. Рука онемела.

Вои сбились вокруг Стаса в тесную кучку.

Сверкнули мечи. На землю посыпались отрубленные ветки. Коснувшись земли, они тут же исчезали, штопором ввинтившись в землю. С тихим шелестом спрятались куда то листья.

— Не пройти, Стас, тут и останемся. — Крикнул Леха. — Уходить надо.

— Куда? С битой мордой?

— Да хоть с битой…

Войтик вертелся чертом, сметая перед собой все подряд.

Груздень рубил как опытный дровосек, осмысленно и расчетливо, с одного маха срубая толстенные сучья. Стон рвался в уши.

И натиск неожиданно прекратился.

— Проверка на вшивость. — Изрек Толян. — И дождик перестал. Мочилова не получилось.

— Или игрушка не по зубам. — Задумчиво проговорил Стас. — Леша, как твоя рука?

Леха глянул на ладонь.

— Нормально. — Ответил он. — Пятно, как от ожога кислотой. Но терпеть можно. Возвращаемся?

— Нет! — Решительно ответил Стас. — Прошла лошадка, пройдем и мы.

— Далеко ли прошла, эта самая лошадка? — Прошептал Груздень. — Командир, мясо придется выбросить. Котомки промокли насквозь.

Стас кивнул головой.

— Бегом и не останавливаясь. Припасов нет, значит и время на еду тратить не надо. Я впереди…

Между угрюмыми деревьями петляла еле заметная тропинка. Или только так казалось? Или лес расступился?

Бежал, упрямо наклонив вперед голову, и выставив вперед меч. Выстрелил навстречу толстый, в Войтикову руку, гибкий сук. Взмах мечом. Сук нырнул обратно, скрывшись в не проницаемой кроне.

— Опасаются.

Груздень не смог удержать своего удивления.

— Соображаловка работать начала. — Поддержал его Толян. — Зауважал.

Без тяжелых котомок несколько часов бега показались за легкую прогулку. И все же начинала чувствоваться усталость. Запинался то один, то другой…

И с явной неохотой Стас скомандовал привал.

— На траву не ложитесь, ребятки. — Предупредил он. — И спать придется через одного. — К деревьям не прислонятся.

— Так не стоя же спать? Я же не лошадь! — Возмутился Войтик. — А если мордой в траву?

— Эк ты избаловался около котлов, брат Войтик. — С укоризной попенял ему Стас. — Так и быть попрошу воеводу, чтобы вернул тебя в теплое место.

— Так я же нечего. Я только сказал, что могу и мордой…

Стас не стал его слушать. Постучал пальцем по стеклу «Командирских» и предупредил.

— Время пошло!

Промучились с полчаса.

Толян взмолился.

— Не могу больше. Как черви перед глазами шевелятся. Ужас. И смотрят, ждут, когда глаза закрою, чтобы вцепится.

— Толян, ты же реальный и правильный, во всех отношениях, пацан!

С надеждой заглядывал в глаза Стасу и Свист, и Хмурый…. Даже Леха, и тот строил умоляющие рожи.

И в самом деле, за то время, пока они отдыхали, вокруг них выстроился настоящий шалаш из шевелящихся и сцепившихся между собой веток.

Груздень вздыхая и морщась от досады, запустил руку за пазуху и со скорбным выражением на лице извлек на свет божий, необъятных размеров, самодельную свечу.

— Командир, тресни своим кресалом. Может эта нечисть огня забоится.

Стас поднял от удивления брови и щелкнул зажигалкой.

— Откуда?

— Оттуда. — Угрюмо отозвался Груздень и высоко поднял над головой свечу.

«Черви» вздрогнули и взметнулись вверх.

— Вот чего они боятся! — Удивился Толян. — Костер бы развести. Может, и вздремнуть бы удалось.

— Поздно, Толян. По коням.

— В смысле по копытам? — Уточнил Толян. — Легко. Груздик, туши свет. Кина не будет.

Бежали еще несколько часов.

Стас слышал за спиной сдавленное дыхание, но не замедлял шага.

— Стас! — Леха, догнав его, пристроился за спиной. — Стас, ребята устали. Надо возвращаться.

— Леша, если есть силы, чтобы вернуться, значит могут еще бежать и вперед. — Неохотно ответил он и перешел на шаг.

— Еды нет, воды на пару глотков. Еще день и они лягут. А кругом только эта сволочь! — Леха со злостью кивнул головой в сторону замерших неподвижной стеной черных зарослей. — Так и кажется, что протянут свои щупальца и только пятки сбрякают.

Стас осторожно оглянулся.

Все и в самом деле устали. Даже упорный Груздень и тот шел опустив голову и механически переставляя ноги. Пивень в своих неподъемных сапогах несколько раз уже пытался отыскать местечко, чтобы примоститься хоть на короткий миг, но грубая, как проволока трава внушала ему опасения и он вздыхая, плелся дальше.

Черный мертвый лес.

И беспросветная крыша над головой, через которую не видно даже клочка синего неба.

Давно замолчал Войтик. Изредка бросая взгляды на выбивающегося из сил Веселина, подмигивал ему, хлопал его своей лапой по спине и шел дальше, с тоской заглядывая вперед.

Темный брел, как кукла. Шептал, что-то невнятное, оглядывался по сторонам, словно пытаясь вспомнить забытое.

Несколько раз откуда-то издалека раздавалось глухое волчье ворчание. Войтик вздрагивал и бросал быстрые взгляды на Стаса. Но тот шел так, словно не слышал ничего.

— Рано Леша. Пока не отыщем их нору, возвращаться нельзя. Все рано найдется какая-нибудь полянка. Тогда и отдохнем. — И заглянув в Лехины усталые глаза, признался. — Мне и самому не по себе. Постоянно вижу на себе, чей то взгляд. Высматривают, выжидают.

Позвал глазами посреди воев волхва.

— Пивень, ты как?

— Пакостно. — Пыхнул в бородищу волхв. — Будто в душу иголками колют.

— И все равно рано. Иначе будет поздно.

— Заговариваешься. То рано, то поздно. Выбери что-нибудь одно.

И снова угрюмый волчий рык.

Стас замер и прислушался.

Дернулась губа. Короткой сдержанное рычание.

Войтик переглянулся с Грузднем и с опаской посмотрел на Стаса.

Пивень со страхом отшатнулся в сторону.

— За мной, по одному. И не высовываться. Груздень, Пивень…. Леха замыкает. Ну, что вызверились. Волки на охоту вышли. А мы под них сработаем. — Неуклюже попытался оправдаться Стас. — Или сами на утиной охоте селезнем не кричали?

Не бог весть, какое оправдание, но уж лучше такое, чем не какого.

Леха просек что-то, но помалкивает.

Впереди просвет. Поляна?

Воздух, как снег вокруг нее искрится. Кристалликами висит…Играет, светится разноцветными огнями. Электрическое поле? Не похоже. Как его удержать тончайшей пленкой? Всполохи пляшут, как Северное сияние. А за ней непроглядная тьма. Нет. Почему непроглядная? В всполохах силуэты темнеют. Четко. Без суеты. Как на заводском конвейере.

Шаги за спиной стихли.

— Темный. Слышь, Темный. — Любопытство сильнее всякой усталости. — Отсюда шли?

Но Темный молчит.

Наглухо заблокирована память у парня.

Сам не мог достучаться не мог, сколько не пытался.

Свечение увеличилось. Силуэты исчезли. А за ним снова только чернота. Глухая. Непроницаемая.

И полыхнули молнии. Разом. И во все стороны. Словно взрывом разбросало его малочисленный отряд. Кто за спиной застонал. Хруст? Свист?

Подвело любопытство. Высунулся.

— Ложись! — Крикнул он, падая на нестерпимо колючую траву.

И новый залп. Нацеленный залп из всех крепостных орудий сразу.

Сфера чуть потемнела. И новый залп.

Прямой наводкой.

Плазменные орудия у них, что ли?

Или лазером поливают?

Как там у фантастов? Бластеры и электромагнитные ружья.

— Леха! Отводи ребят. Головы не поднимать. Задницы из травы не показывать!

— А ты?

— Молчать! Это приказ!

— Командир…

Не умеет волхв говорить шепотом.

Шарахнут на голос. Ну вот! Так и есть.

— Пивень, командир Алексей! Если что, не продаст. Хоть и баламут, но калач тертый. Все. После залпа уходите.

— А ты?

— Приказ!

Голос Стаса скрипит, как железо. До нутра пробирает.

Залп!

Леха успел заметить, как тугой пружиной взлетело из травы тело Стаса, в доли секунды пролетело над землей несколько десятков метров. Угрюмый волчий вой, вой безжалостного вожака стаи разорвал вязкую тишину мертвого леса…

Толчок. Тело перевернулось в воздухе и головой вперед вонзилось волчьей тенью в, пылающую нестерпимым белым светом, стену.

И словно повинуясь этому древнему, давно забытому зову далеких предков, из-за деревьев над распростертыми телами воев, бесшумно пронеслась волчья стая и исчезла там, где мгновеньем раньше скрылся Стас.

Запоздало полыхнул залп.

— Уходим, братцы.

— Но как же…

— Приказ Груздень — Закон для подчиненного! — Припомнил Леха строку из армейского Устава. — Командир любит пошутить сам, но шутки подчиненных понимает плохо. Считайте, что это его очередная шуточка. Прикол! Говоря на понятном и доступном языке нашего Толяна. Ползком и сразу бросок. Уходим из под удара и ждем.

Залп! Бросок…

И сразу пузом на колючки.

Упали. Затаились. Бросок…

Пивень повернулся к Лехе. Борода зацепилась за колючки. Выматерился от всей души. Дернул головой, оставив клок бороды на колючках.

— А может вслед за ним, Алексей? Пока они с ним тары-бары разводят, на нас и не оглянутся. Как ты думаешь?

— Не думаю. — Отрезал Леха. — Выполняю.

— Это еще надо посмотреть, кто с кем разводит эти самые тары-бары. — Хохотнул Войтик. — Вслед за ним такие ребята в нору прошмыгнули, что я бы лучше в сторонке постоял.

Толян поднял головы, смахнул рукой с лица кровь.

— Всю физию о колючки ободрал. Леш, мы командира бросим что ли? На крайняк у нас с тобой стволы на кармане.

Груздень бросил исподлобья на Леху хмурый взгляд.

— Полезем, Алексей?

— Я тебе полезу. Ждем. А сунуть башку туда всегда успеем. — Грозно предупредил он. — Только кажется мне, ребята, что там сейчас черепки в разные стороны летят. Он, когда разозлят, охоч до посуды. Ждем! Ну что я говорил? Добрался до посуды…

Неистово белый свет опалил глаза. И Стасу показалось, что на какое то время он ослеп. Тело вопреки всем понятиям не разрывала боль. Его вообще не стало. Разлетелось в прах, на разрозненные кусочки тряпочки. Падал в бездонную яму без парашюта. Мозг отдельно. Сам по себе. А все остальное тоже отдельно. И ненавистный палящий свет перед глазами. Или где?

Судорога выламывает кости.

Значит это еще не тот свет, который в конце тоннеля. Рухнул сразу на все четыре лапы. Оглядываться будем потом. Время будет.

Прыжок.

Брызнула кровь из разорванной вены.

Ослепительно белый, сверкающий умопомрачительной чистотой зал. Высокие, одетые в такие же ослепительно белые одежды люди.

Не люди. Враги. Добыча.

Удар грудью. Трещит грудная клетка. Чужая. Ненавистная. Хилые у них косточки.

И снова прыжок. Клыками под подбородок.

Грозный рев рвется под высокий прозрачный потолок.

Тесно!

Рядом серые братья.

Упоение боем. Прыжок. Кровь. И трупы остаются на белом полу. Почему белом. Он давно окрасился кровью. Горячей, человеческой….кровью.

И почему бой? Идет охота. Как у Высоцкого. Только с обратным знаком.

Опомнились. Молния режет пространство зала. Тонкие, как нити лучи мечутся в поисках целей.

Шутишь! Не мной сказано, что пуля дура, а клык…

Зеленые большие глаза. Как изумруды пылают на узких почти прозрачных лицах под высокими, неестественно высокими, лбами. Сверлят зеленые глазищи, сжигают мозг.

Серыми призраками мечутся волки, тени неистово мечутся на белых стенах.

Почему тени?

Аппаратура, пульт управления, компьютеры… Ничего знакомого. Где вся эта привычная атрибутика старого мира?

Хрустят позвонки. Хлещет кровь.

Древний забытый азарт.

Мозг пьянеет от запаха крови, теряет способность соображать, проваливается в бездну эпох.

Чьи то руки лезет в черепную коробку. Роются в ней, как алкаш в собственном кармане в поисках забытой мелочи на банку пива. Ищут дырку, чтобы пролезть в сознание.

Ну, уж, дудки.

Удар!

Это не он. Это в него!

Рядом лицо. Безумные от страха глаза.

Как? Где в таких глазах прятаться страху?

Еще один удар. Отбросило в сторону.

Нет, не сейчас…

Кинул, сразу отяжелевшее тело вперед и, запрокинув голову, запел, собирая стаю.

Мерцающее пятно. Нам туда.

Лишь бы допрыгнуть!

Уперся, широко расставив лапы, покачнулся, но устоял. Обернулся, угрюмым взглядом желтых холодных глаз оглядел поле битвы.

Славная была охота, братья!

Еще раз качнулся и подавляя непростительную слабость одним прыжком в тусклое, едва заметное пятно. А дальше тьма бездонного провала. Над головой победный рев стаи. Его стаи. Чей то холодный шершавый язык коснулся его лица. Все та же шаловливая распутная молодая самочка, домогается интима. И что характерно, время удачно выбрала, чтобы огласить свои явно не приличные предложения.

Да нет. Это Лехина теплая и грязная ладонь поднимает веки, а его глаза пялятся ему в зрачки.

— Ты еще зеркало к губам поднеси, псих не нормальный.

Или не ладонь?

Лижет подлая. Язык, как терка. Морда в крови. Слизывает, пока не засохла.

— Славная была охота, старший брат. Нам есть, что поведать братьям.

Охота ли? Бойня! Волк в овчарне.

Кому это он?

Леха, Пивень, Толян…

И снова боль раздирает тело. Пора бы уж привыкнуть! Не промахнулись, сволочи.

А могли бы, хотя бы из уважения к возрасту. Куда не кинь, а пятый десяток разменял. А это уж, дорогие мои, не шутка в теле. Не поворотлив стал. Может пора подковы снимать? А там валенки и на печь?

Славная была охота.

До ночи черепки в угол будут заметать.

— Стас, очнись! Какие черепки?

Леха? Откуда он здесь?

Ворочают волчье тело. Подцепят крючьями и на помойку. Лязгнул зубами. Мимо. Промазал.

Свет! Ослепляющий яркий свет….И сразу ночь.

Ушла, без него ушла стая. Бросили волчата. А почему бросили? Сам приказал.

Тащат, волокут. Толяну на волчовку. Ну нет! Толян правильный пацан и не позволит себе нарядится в прикид из шкуры собственного командира.

— Командир!

Дернулась верхняя губа, обнажая клыки.

Но вместо грозного рыка, от которого замирает сердце, а душа проваливается в пятки, вырвался только слабый стон.

— Больно же черти. Я сам.

Открыл глаза.

И правда Леха. Своей мокрой бонданой ему лицо вытирает.

— Стоит только одного на минутку оставить, так сразу, как свинья перемажешься.

Точно Леха. Только он один так душевно умеет утешить друга в трудную минуту.

Пивень своими заскорузлыми пальцами ковыряется в его боку, как в своих зубах после обеда. Еще и ножик норовит поглубже затолкать туда. И что он там надеется отыскать?

А хорошо врезали. От всей не человеческой души. Ладонь в дыре проваливается.

Прохрипел, чуть не теряя сознание.

— Уходить надо, ребятки. Я там немного набезобразничал. Хозяевам может не понравится. Как бы объяснений не потребовали.

— Куда ты пойдешь? — Возмутился Леха. — Дыра в боку. Пивень в ней чуть с головой не утонул. Из плеча мосол торчит.

— Дыру портянкой заткну. И доковыляю.

— Конкретно набезобразничал? — Полюбопытствовал Войтик. — От всей души размахнулся?

— Да так, с легонца. Времени маловато было. Но помнить будут. Сейчас знаем в какую сторону ворота открываются.

— Про черепки то не для красного словца молвил? И самому черепком досталось. Отскочить не мог? — Влез с расспросами Пивень.

— Командир, ты думаешь они с предъявой придут? — Разгорелся Толян. — Душу отвести, а то вечно все на себя тянешь.

Каждое слово, как кузнечным молотом в мозг колотит.

А ребята зубы заговаривают.

— Уходим, ребятки. А то разнежусь, вовсе не встать будет. Погостили, пора и честь знать. Толян, приходилось в пионерлагере бывать?

Толян растерялся. Крепко видимо двинули командира, если крыша на место до сих пор не встала, читалось в его глазах.

— Было дело…

— Костры жег? Так, чтобы с одной спички?

— Конкретно! А если потом туда шиферу набросать, вообще отпад.

Стас кряхтя и морщась поднялся на ноги.

— Тебе и карты в руки. В смысле зажигалка. Жги все к едреней фене. Пусть горит. Не свое, не жалко. Мы потом здесь добрый лес насадим. Вот только с шифером не получится. Извини, брат, нету. Веселин, мальчик мой, там где то мои мечи лежат…

— Все здесь, командир. — Ответил за Веселина Леха. — А с лесом надо ли так?

— Надо Леха. Еще как надо. Пусто в нем. Никого. Даже зверье не водится. Да и нынешним хозяевам с огоньком повеселее будет. А то заскучали. Грязь и сырость развели. Пусть пообсохнут.

Зло поджал губы. Сверкнул глазами.

— Ненадолго уходим. Я их научу по стойке «Смирно» стоять и не качаться.

Толян щелкнул зажигалкой.

— Так не горит.

А ты приятеля попроси. Вдвоем, глядишь, и получится. Темный, не хочешь к ним присоединиться.

Лес словно понял его слова. Затих. Подобрал, поджал под себя длинные скользкие ветки. Сучья больше не хватали за ноги и ловко уползали с дороги.

— Давно бы так!

Войтик осмелел до того, что от всей души врезал по гладкому корявому стволу.

Дерево глухо застонало и метнулось вершиной к нему. Дохнуло стужей.… Сверкнул меч, и к ногам посыпались отрубленные сучья.

— Сказано, не балуй.

Подошел Груздень.

— Не выходит подпалить, командир. Все водой пропитано, хоть ведром черпай. Если позволишь, я привезу сюда несколько возов соломы и хворосту и уж тогда…

Ин быть по сему. А то всего и сразу, так и понос прошибет.

Раны терзали. Идти было мучительно трудно. Полузакрыв глаза, терпел и шагал почти на ощупь, боясь потерять сознание.

Пивень несколько раз толкал к его губам свою заветную баклагу.

— Испей, Слав. Помогает. На заветных травах настоено, заветными словами наговорено.

Делал несколько глотков и, правда, на какое время боль отступало и идти становилось легче.

— Может привал объявим, Стас?

— Рано Леша. Идти надо. Выбраться из этого проклятого места побыстрее. Ядом все пропитано. Льется, как у змеи с языка.

— Сколько лесу испоганили! Сколько добра в огонь пойдет. — Возмутился Груздень. — Сколько народу бы этот лес корми, поил и девал, обувал.

— Это ты им при встрече скажешь. — Усмехнулся Леха. Оформим актом и в суд, за порчу госимущества и нанесение материального ущерба.

Стас шел все медленнее и медленнее.

Остановился. Закачался.

Нельзя лежать. Надо идти.

Леха заглянул в лицо

— Войтик! Толян! Садите его на мечи. Быстро!

— Не суетись Леша. Я только отдышусь.

— Груздь! Врежь ему по тыкве, чтобы не ерепенился. Понесем, как дохлого.

— Яд в рану просочился, когда на земле лежал. — Виновато объяснил Стас, с трудом ворочая языком.

— Войтик, на меч!

Сказано. Сделано. Войтика дважды просить не надо. Даже глушить не пришлось. Усадили его на меч, как в княжеское кресло. И понеслись бегом, так как прежде никогда не бегали. Хруст с Веселином, забежав вперед, мечами расчищали дорогу. Груздень и Темный поддерживали сзади.

Но останавливаться на короткий привал все равно пришлось. Стас устал и уже с трудом удерживался на мече.

Леха с Толяном сняли свои бронники и усадили его на них, сделав из воткнутых в землю мечей спинку импровизированного стула. Стас вздохнул и с облегчением закрыл глаза.

Протяжный низкий вой умирающего зверя разлетелся по всему черному мертвому лесу.

И почти сразу же издалека, едва слышно, к изумлению воинов, послышался ответный вой.

Переглянулись.

— Волк собрался умирать и зовет стаю. — Ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес Пивень. — Велик был наш род, а признали только его. Пришлеца.

— И что? — Груздень озабоченно оглянулся на злобно затаившийся лес.

— Не знаю! Если бы знал. Мы свой род от волков ведем, а они его вожаком признали. Думать надо… А вот и его стая! Глаза!

— Может, отодвинемся? — Глухим потерянным голосом проговорил Леха. — Зачем мешать людям?

Не обращая на них внимания из леса, растянув тело в длинном прыжке, выпрыгнул матерый широколобый волк. Остановился перед Стасом, заглянул в его лицо и глухо заворчал.

В ответ послышалось слабое, еле слышное ворчание.

Неторопливо, один за другим, словно из-под земли выросли, появились и другие волки. Сели полукругом перед ним и леденящая душу, прощальная смертная песня заставила сжаться сердца воинов.

— Братцы! — Вскинулся Леха, бесстрашно проламываясь к Стасу мимо зверей. — Он же из меня мента, опера сделал! Да я с ним…. И что же? Вот так? Здесь? Он из вас, деревенских увальней воинов слепил!

Стас с трудом разлепил глаза и коротко рыкнул. Стая послушно расступилась.

— Волчат пропускают. — Прогудел Войтик. — Вот тот, лобастый на меня похож. Брат, наверное.

— У них вожак умирает, а ты в родне копаешься. — Осудил его Хруст.

Войтик ответить не успел.

Мимо них в воздухе пролетело серое гибкое тело.

Молодая волчица, оскалив рот и щелкая зубами, закрыла Стаса своим телом от стаи и от людей. Потом легко и бесшумно ступая, подошла к нему. Долго, по собачьи, обнюхивала. Подняв голову, издала короткий тревожный звук и принялась зубами срывать с него тряпки, наложенные на рану рукой волхва.

Леха дернулся вперед, но щелкнули острые волчьи зубы, и он неохотно отступил.

Волчица же лизнула оголенную рану, снова издала короткий не то вой, не то плач и принялась осторожно вылизывать ее.

Лицо Стаса покрылось густым и липким потом. Он побледнел, качнулся на бок, но выпрямился и положил свою, вдруг отяжелевшую руку, на голову самки.

Пивень переглянулся с Алексеем, затем перевел взгляд на Груздня.

— Яд из раны на свой язык вытягивает. — Пояснил он.

Над тесной, вырубленной стараниями Хруста и Веселина полянкой, повисла зыбкая тревожная тишина. Время остановилось.

А волчица, вылизав одну рану, принялась вылизывать рану на плече.

Наконец, она закончила. Легко высвободила голову из-под руки Стаса. Послышалось короткое довольное урчание. Положила голову на его колени. Желтые холодные глаза подернулись льдистой серой пленкой. Пошатываясь, прошла мимо людей и зверей, повернулась всем туловищем и, запрокинув голову, что-то пропела стае ли, вожаку ли. Люди так и не поняли. И опустив голову, не спеша, скрылась в лесу.

— Умирать ушла. — Тихо проговорил Толян.

Лицо Стаса порозовело. Дрогнули веки.

— Прощание, похоже, не состоялось. — Виновато, словно оправдываясь, сказал он и притянув к себе за серые в проседи щеки лобастого волка, уткнулся лбом в его голову. — Рано, брат, значит, мне еще на Могильные холмы. Тебе отдаю эти земли для доброй охоты. И, клянусь, не одна стрела не полетит отныне и до веку в тебя и твоих братьев пока я жив. Но и ты помни закон…

Наклонился еще ниже и коротко рыкнул.

— Не уводи стаю далеко от этих мест. Скоро я приду снова.

Дунул зачем то в нос, потрепал матерого волка, как простую дворнягу, почесал за ухом и подтолкнул в плечо.

Волк потерся о его колено и, довольно ворча, повернулся к стае. Проходя мимо, остановился около Войтика, потянул носом воздух, фыркнул, чихнул и, гордо подняв голову, неторопливо ушел вслед за волчицей. Стая, так же не спеша, последовала за ним.

— Мне показалось, Войтик, что он не в восторге от такого родства. — Подтолкнул Войтика Леха.

Стас уперся руками в колени и поднялся со своего импровизированного стула.

— Пора и нам. Загостились. Ты, Леша, сначала только замотай меня покрепче. У тебя это лучше получается, чем у нашего волхва.

Леха растерянно развел руками.

— Чем?

Толян, не раздумывая, сдернул свою футболку через голову.

— Эх, пропадай моднявый прикид! Снимай и ты свою, Леха. В Соколяне баще справим.

Пока раздирали футболки на полосы, Леха осмотрел раны. Вылизаны, выскоблены до бела. Не кровинки, не соринки.

Вои в сторонке поглядывая на них, о чем потихоньку шептались.

— Что за секреты от командира, бойцы? — Заметив это, в шутку спросил Стас. — По дому соскучились? Сейчас замотают меня волхв и Леха, вперед и с песней. Парадным строем, чеканя шаг!

— Здесь другое, командир. — Груздень серьезен, как никогда. И представителен. Грудь колесом. Плечи и без того широкие, развернул еще шире.

— Дружище, Груздень. Сделай лицо попроще. Экую грозу на себя напустил. Того и гляди, испугаюсь. Узнавать тебя перестал. Воевода Серд жаловался, помню, на тебя, что с языком вперед ноги скачешь, а я так слова из тебя вытянуть не могу. — рассмеялся Стас, прислушиваясь к ране в боку.

Груздень совсем смешался. Полез рукой в бороду, но где она былая гордость?

Ему на помощь поспешил волхв.

— Слав, дело и в самом деле не простое. Стая признала в тебе свою кровь. А нам, почему нет? Мы той же крови, что и они.

— Опять же и язык давно разучились понимать, а не то, что речи с ними разговаривать. — Наконец обрел себя Груздень. — Будь и у нас вожаком, как у них, у этих…

— Да не вожаком, вождем родовым! — Перебил его Хруст.

— Так у вас же Серд есть. — Стас растерялся от неожиданного предложения и ухватился за первое, что взбрело на ум.

— Серд не вождь. Воевода, да и то походный. — Веско вставил свое слово Войтик. — Не ерепенься, командир. Сколько времени уж род без вождя живет. Захирел совсем. Людьми оскудел. Даже земли родовые потерял. В наймитах ходим.

— Ребятки, а вы умом не тронулись? — Стас оттолкнул Леху и вскочил на ноги.

— Слав, Войтик правду говорит. Захирел род! Поднимать надо. И тебе это по силам. — Вставил волхв. — Смотри, как с тобой все ожило.

— Пивень! Колдун ты мой несчастный. Я боевой офицер. Прошел и Крым и Рим. И огонь и воду, и медные трубы… — Плел все, что на язык валилось. — Да и кто, кроме вас, меня знает? Мое дело война. А еще лучше тайная…

— Они! — Хруст указал взглядом на черный лес, где скрылась волчья стая. — Они не ошибаются. А они наши старшие родичи. Кто осудит?

— И кто оспорит?

— Не ко времени все это, ребятки. Ох, как не ко времени. Про Сумерки забыли? Кто с ними покончит? Серд?

— Ты начал, тебе и заканчивать. Град свой поставим. И имя ему дадим Волчок. Семьи свезем. А за нами и другие потянутся. Земли то сколько? У иного князя в уделе столько нет.

Планов громадье. Перспективы жуткие.

Глаза горят. Какое, к черту горят? Огнем полыхают.

Мечтатели вы мои! — Стас не удержался от смеха, глядя на их распаленные лица. — Нам еще отсюда выбраться надо.

— А ну как волколаком объявят? — нерешительно вставил Войтик и испуганно прикрыл ладонью рот.

Но Пивень поднял руку и решительно отрезал.

— Так и того лучше. Наши пращуры и чуры, то есть дальние и близкие предки, все могли перекидываться и не по разу на день. Тем и в силе были. А что, Слав, может и вправду перекидываться можешь?

— Тю, на тебя Старый. — Отмахнулся от него Стас. — Спасибо! Договорились. С вами и на костер угодить можно после таких разговоров. А перекидываться и Войтик умеет. Ну, кА Войтик покажи себя!

Войтик присел, вытянул вперед руки и легко прокрутил в воздухе заднее сальто. И прошел по кругу колесом, не касаясь земли руками.

— Ну вот! — Одобрительно кивнул головой Стас и недовольно проворчал. — Леха, закрывай свою санчасть!

Но Пивень придержал его своей рукой.

— Подожди, Слав! Прежде поклянись своей древней кровью, что будешь верой и правдой до последнего дыхания служить нашему роду-племени.

— Дорогой мой волхв. — Стас был серьезен и не улыбчив. — Я русский офицер, воевода по вашему. Кроме чести своей офицерской, другой казны не нажил. Слову своему никогда не изменял. Но если так надо, ради бога.

И тут же ножом, не морщась и не моргнув глазом, полоснул по раскрытой ладони, махнул рукой на все четыре стороны, окропляя черную траву своей кровью.

— На этой охотничьей тропе кровью древних родичей перед ними и перед вами клянусь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить род, вернуть ему честь и славу наших предков.

— Да, вождь. Нам этого достаточно. — Важно ответил за всех Груздень, разрезая себе руку ножом. — Клянемся и мы тебе нашей кровью, что где бы ты ни был, куда бы ни пошел, мы всегда будем рядом. Вот тебе моя кровь! Волен ты отныне в ней, в моем мече и в моей жизни. Владей мной, вождь.

Мелькнули ножи. Брызнула кровь. Полилась на открытую ладонь Стаса.

Леха, потрясенный этой дикой и в то же время величественной сценой, увидел как Толян, восторженно крича, что-то не вразумительное и абсолютно бессмысленное порет себе руку, и сам потянулся за ножом.

— Возьми и мою кровь, Стас.

— Давай до кучи, Леша! — Улыбнулся Стас, подавая ему свою раскрытую ладонь. — Славной охоты, волчата!