Задумываешь так, а выходит иначе. Уже и торока были собраны, и Радогор стоял на лестнице, когда в трактире появился старшина, попрежнему хмурый и с низко опущеной головой. Виновато улыбнулся княжне и бочком присел на край лавки.
-На душе мутно, госпожа моя. Вроде и поделом смерть, а все не по – людски.
-Без обиды они ушли, Колот. – Нехотя отозвалась Влада, обшаривая взглядом комнатку. – Зато теперь их уже ни кто не разлучит.
-Руками, ногами надо было отбиваться, если не мила. – Зло проговорил Колот, словно оправдываясь перед ними. – Хотя как против родительской воли пойдешь? Так не хорошо, и этак не ладно. На душе гадко….
Трактирщик вошел с кувшином, который заказал в дорогу Радогор.
-Откушай с нами, сударь Колот.
-Какое там! Кусок в горло не лезет. – Отмахнулся Колот от любезного приглашения Влады. Но к столу, тем не менее, подсел и сразу налил себе объемистую кружку вина. – Поди – ка их уже далеко уволокли.
-Они не увидели своей смерти, Колот. – Такое начало беседы Радогору, да и Владе было неприятно. Но старшина не замечал их хмурых взглядом, или делал вид, что не замечает. – Для себя они все еще живы. И от города не гоните их. Вреда вам они не причинят. Счастливы они сейчас и вокруг себя ни кого не видят. И нет им дела для людей.
-Ну и ладно. – Кивнул головой Колот. Но по его глазам было видно, что думает он иначе. И постарался успокоить себя еще одной кружкой вина. – Но не за тем я пришел к тебе, сударь Радогор, чтобы печалиться. Ты мне лучше добром растолкуй, зачем мне Верхним землям кланяться? Живу в самой середке. Богатства, которые бы во все стороны глаз слепили, город не скопил…
Влада по тому, как он зашевелился, удобней устраиваясь на лавке, поняла, что разговор будет долгим и обстоятельным, и вернее всего, затянется до самой ночи, сбросила с ног сапоги и прилегла поверх меховой полости. Слушала, слушала их речи, да и не заметила, как задремала. Проснулась, а в комнате темно. Лишь на столе испуганно трепещет слабый язычок пламени в глинянной плошке. И звезды в решетчатое оконце заглядывают.
Радогор, так же, как и она, в одежде пристроился на край лавки рядом с ней и спит, неловко подвернув руку под голову. Пошевелить не посмел, так и промучился на одном боку.
«Растележилась, колода!» - Выругала она, озлившись, себя. И бережно, чтобы не потревожить, коснулась губами его щеки. И снова сердце сжалось, в памяти ожили те двое, в лодке. И их сцепленные побелевшие пальцы. Но как не осторожен был ее поцелуй, Радогор тут же открыл глаза, словно и не спал.
-Заболтались мы. Не заметил, как и уснул. Пригрелся…
-Разбудить нельзя было?
Ответа ждать не стала. Осыпала его лицо торопливыми поцелуями, зарылась руками в мягкие пушстые волосы.
-Что с тобой, Лада? Или опять во сне что привиделось?
-Как вспомню тех двоих на реке, так сразу слезы из глаз бегут. И мне бы жизни не было, если бы не встретила тебя. Так бы и прожила, промаялась свой век, счастья не изведав.
-Встретила же. – Успокаивая, провел ладонью по спине. – Спи, Ладушка. Рано подниму.
Притянул ее к себе и она с готовностью укрылась под его широкой ладонью, облегченно вздохнув.
-До сих пор живу, как во сне. И боюсь, кончится сон, а тебя нет. И уревусь вся. Потрогаю, вот он ты. Рядом. И смотрю, смотрю на тебя и насмотреться не могу. И снова реву, но уже от счастья.
-От счастья не плачут. – Проговорил Радогор, засыпая.
-Еще как плачут. Даже ревут! И те, двое, смотрели в глаза друг другу, и плакали.
-Это дождь.
-И вовсе даже не дождь. – С обидой возразила Влада, устраиваясь удобнее на его плече. – Или я не знаю, где дождь, а где слезы.
Восход встречали уже в седлах.
Вырвавшись из города, Влада повеселела. Вдохнула полной грудью густой лесной воздух и звонко засмеялась.
-Одичала! В лесу, как дома.
-Только коня не торопи. Нам ехать еще не одни сутки. Ратимир с ребятами коней загнали, а в пути были почти седьмицу. Нам же коней менять не где. Долго нужны будут. – Охладил ее пыл Радогор, посмеиваясь.
Придержала свою лошадку, приноравливаясь к бегу его коня и приоткрыла губы в белозубой улыбке.
-И все то тебе, Радо, надо наперед угадать.
-Не в гости едем…
Упрямо тряхнула головой и рассмеялась.
-А вот и в гости. К Смуру едем.
Спорить не стал. В гости, так в гости. Но что – то показалось ей подозрительным в его словах. Наклонилась к нему, свесившись с едла, и заглянула в глаза.
-Но в трактирах больше останавливаться не будем. – Решительно заявила она. – Я еще и ленты ольхе не повязала.
И с этим спорить не стал, чем развеселил ее еще больше. Так и ехали с короткими остановками несколько дней. Останавливались на ночь, сворачивая с дороги, съедали ужин при свете костра и засыпали в густой траве до рассвета. А с рассветом снова садились в седла.
-Радо, а где вран? Или тоже с бэром у Ратимира в Верхнем городе остался?
-Там… - Неопределенно кивнул он головой. И сухо посоветовал. – Одела бы ты, Лада, бронь. Спокойней будет.
-Кого бы нам боятся? – Безбоязненно отмахнулась она, не замечая его озабоченного лица. – Стану я плечи мять…
-Торги близко. От кого бы иначе Ратимир лодии берег? – Пояснил Радогор и настойчиво потребовал. – Одень кольчугу.
Когда он начинал так говорить, в спор с ним было лучше не ввязываться. И Лада, скрывая недовольство, согласилась.
-Остановимся, тогда и одену.
-Сейчас!
Загородил конем дорогу и выпрыгнул из седла. Распустил вязки переметной сумы и достал кольчугу с шеломом.
-Снимай меч!
Лада засопела, не скрывая обиды, сняла перевязь с мечом, пояс с ножом и наклонилась к нему, щекоча лицо волосами. Сам натянул через голову на нее кольчугу и одел шелом.
-Вот теперь и впрямь дева – поляница. – Удовлетворенно произнес он, когда она закинула за плечи меч и затянула пояс. – Угадали мастера одежку.
И делая вид, что не замечает обиды на ее лице, сел в седло.
Дорога снова отвернула в сторону и скоро между деревьями показалась река.
-И кого, спрашивается, надо было бояться? – Вытягиваясь на стременах, проворчала она.
Но и в этот раз Радогор предпочел промолчать.
А дорога то прижималась к реке, выползая на самый берег, то снова уползала в лес, путясь между деревьями. Несколько раз Радогор тянулся рукой к рукояти меча, и всякий раз она останавливалась, не дойдя до нее. Видя его беспокойство, начала тревожиться и Влада, спиной чувствуя на себе злые, холодные взгляды.
Дорога снова свернула к реке, когда кусты вдруг разомкнулись и на дорогу выпрыгнуло сразу несколько человек, выставив перед собой копья.
-Жалеть не будете, ребятки? – Спросил Радогор, упредив лесных татей. А что это были именно тати сомнений не возникало.
Спокойный, размеренный голос Радогора немного обескуражил их. Но только немного.
Копье, направленное умелой рукой ему под ребра почему – то полетело в сторону, а сам Радогор выпрыгнул из седла и исчез. Но прежде из его руки вылетела целая горсть золотистых искорок и сразу несколько нападающих повалились на землю, сбитые ударами его метательных ножей.
Еще одно копье со звоном ударилось в нагрудную пластину ее доспеха, но на крепко затвердив уроки Радогора, она успела отклониться и копье, скользнув, ушло в сторону. Зато ее меч обрушился на плечо обидчика и лес огласил дикий вопль, заставив подумать, что Радогор был не так уж и не прав, обрядив ее в железный наряд. Пока думала, меч поймал новый удар, но ответить на него не успела. Противник с, искаженным болью, лицом валился сам под ноги Буланки. А за его спиной с мечом в руке, подарком Ратимира и боевым ножом в другой, стоял Радогор.
-Подсылы? – Догадливо спросила она.
-Да нет. – Радогор вставил ногу в стремя и сел в седло. – Лодии поджидали.А тут мы… Добыча сама в руки идет. И всего двое. И что обидно, как у людей спрашивал, не пожалеют ли? Так нет же… Правы те, кто говорит, что дураков не сеют, не жнут…
-Так они и пожалеть не успели. Времени не хватило. – Лада с удивлением смотрела на свой окровавленный меч. И побледнела. Потом поискала того, кого достала мечом. Радогором проследил за ее взглядом и покачал головой, давая понять, что этот уже не жилец на белом свете. Меч разрубил ключицу и почти отделил руку от туловища. Из глубокой раны потоком лилась кровь. Лицо раненого белело прямо на глазах, а его взгляд затягивался мутной пеленой.
-А жаль, что не прислушались. Совет был не так уж плох. – Сказал Радогор и раздраженно дернул верхней губой. – Ратимиру и эти бы сгодились.
-Сами виноваты. – Проворчала Влада, стараясь унять не понятную дрожь. – Могли бы и послушать.
Радогор тряхнул поводьями, трогая коня и без улыбки спросил.
-Больше не сердешься?
-Когда это я на тебя сердилась? Надо мне на тебя сердиться? – И постаралась, как можно шире открыть глаза, чтобы понял. как плохо подумал о ней.
-Ну и ладно. А мне показалось… - И Радогор заглянул в распахнутые, ярко синие глаза.
-А ты поплюй через плечо, чтобы не казалось. – Совершенно искренне посоветовала она. – Я всегда так делаю.
И показала, как надо плевать.
-Попробую. – Недоверие в его душе все же оставалось.
-Попробуй, попробуй…
Отъехали на сотню – другую шагов, когда она вдруг неожиданно для себя, вспомнила.
-Радо, а эти ночью к нам не придут? Тоже без погребения остались и души неприкаянные… сами до вирия не доберутся.
-Им и так не бывать там. Душегубы. – Холодно отозвался Радогор, после недолгого молчания. – Я их на дорогу с копьями не посылал, сами пошли.
Прошло еще несколько суток и плечи Влады обвисли, она начала горбиться, сжимаясь в комок, чтобы хоть немного ослабить ломоту во всем теле. Ерзала в седле и с тоской смотрела на Радогора, который, было похоже, даже не замечал ее страданий. Не утерпела и, виновато улыбаясь, спросила.
-Долго еще, Радо?
Но улыбка получилась не виноватой, а вымученной.
-Устала? – Участливо спросил Радогор. – А ехать, я думаю, не больше двух дней. Селеньице видел не далеко. Попросим, пустят отдохнуть.
-Не надо селений, Радо. Опять заставят кого – нибудь вилам вести. – Взмолилась она. – Я уж лучше терпеть буду, пока все на свете себе не отобью, если есть еще. что отбивать. Вот если бы кольчугу снять…
-А копья?
Хитрость не помогла. Упоминание о копье заставило смириться со злой участью.
Проехали с версту не тряской рысью, потом еще одну. И Радогор свернул в сторону от реки, круто забирая в лес. И Влада снова забеспокоилась.
-Радо, в селение не поеду. – Решительно заявила она. – А то пока в Смуров город приедем, сколько по дороге народа перетопим.
-Ты ленты к Смуру повезешь? Или как?
-Лучше, чтобы или как! – Встрепенулась Влада, веселея глазами. -… Или как, или как!
-Там озерцо есть. Чуть больше лужи, но тебе хватит.
-А тебе откуда это известно? – Спросила она, запоздало поняв, что кому бы еще знать, как не волхву.
-А ты разве не слышишь, как воздух водой пахнет?
Остановились на полянке и Влада облегченно вздохнула, увидев на ее краю ольху. Но тут же озабоченно сдвинула брови. Дерево в матери – ольхи, ну не как не годилось. Разве найдешь у такой приют? Хорошо еще, что ленты дальше везти с собой не придется.
Радогор с одного взгляда понял причину ее разочарования, и с еле заметной улыбкой посоветовал.
-А ты попроси, а вдруг откроет?
Нельзя сказать, что все понравилось ей в голосе Радогора, но попробовать решилась. Попытка не пытка, а вдруг получится? Стараясь не глядеть в его сторону, прошептала заветное, ей одной известное слово, выждала время, с трудом сдерживая нетерпение, и закружилась вокруг дерева, разгребая траву руками.
Подняла голову и звонко засмеялась.
-Есть, Радо, есть! Услышала она меня. – Завертела головой и огорченно развела руками. – А озера и нет.
-Оно дальше. – Кивнул головой в сторону кустов, за которыми следовало искать озеро. – Сама увидишь.
Но Лада слушала его в пол – уха. Безбоязненно нырнула в темный лаз под ольхой. Сухо и светло. Выпрямилась в рост. Ей впору, а ему будет низко. Так и не стоять его приведет. Выбралась и принялась рвать траву, не обращая внимания на его насмешливую, как показалось, улыбку, Радогора, который снимал изрядно похудевшие мешки и расседлывал лошадей. Смеется тот, решила она, кому есть над чем смеяться. Утром посмотрим, кто смеяться будет.
-А ты на постоялый двор хотел меня заманить. – Вынырнув из норы, победно крикнула она. – Чтобы всякие Колоты к нам лезли в ночь – заполночь. Пошли к озеру…
К озеру не шла, бежала, хотя и ноги плохо слушались от долгого пребывания в седле. Разделась на бегу, разбрасывая дорогой одежду и, озорно сверкая глазами, обернулась.
-А ты почему медлишь? Ни кого же нет.
-Нельзя мне. Мавка здесь живет.
Уже и ногу над водой занесла, да так и застыла, как журавль на одной ноге.
-Ты иди без опасений. Но далеко не заплывай. Начнет печалиться, на людей жаловаться, а надумаешь выходить не дослушав, рассерчать может. Я тебя на берегу подожду.
-Если приманивать будет, тогда лучше не лезь в воду. За кустами схоронись и не показывайся ей на глаза. – И пальцем указала, где ему надежней всего схорониться. – А я быстро. Даже плавать не буду. К тебе и без воды грязь не липнет.
Обвела озерную гладь взглядом, наклонилась к воде и увидела ее, мавку. Совсем близко сидит на, упавшем в воду, дереве и с нее глаз не сводит. Лицо такой красоты, что и у нее, можно сказать, девки, сердце забилось и сознание от тихой зависти помутилось. Тряхнула головой, прогоняя наваждение, и похвалила себя за предусмотрительнось. Вовремя спрятала Радогора в кустах от этих черных, как омут урочливых глаз. А тело! Скажите на милость, у какого мужика хватит сил от такой красы отвести. Волосы, чернее воронова крыла, упали в воду закрывая грудь и сверкающий хост.
С усилием отвела взгляд от мавки и незаметно оглянулась на кусты, чтобы проверить, не засмотрелся ли на мавку Радогор. И торопясь смыть дорожную пыль, заплескалась в воде. Выскочила на берег, стараясь не видеть, как мавка тянет к ней свои руки и не слышать ее плача, заскочила в кусты и потащила Радогора прочь от озера.
-Не смотри, Радо, в ее сторону. Сама оторопела, как увидела. Так я девка. А где уж вам, мужикам, на такое диво глазеть. – И только у самой ольхи нашла в себе силы пизнаться. – Такого страха натерпелась! А ну, думаю, разглядит тебя! Надо было дальше ехать.
-Мавка на берег не выходит.
Остановилась, о чем – то размышляя. И с жалостью поделилась горькой мыслью.
-Тоскливо ей здесь одной. А не переберешься туда, где подруги есть.
Радогор заулыбался.
-Пожалела! По глазам понял. Но тут ты ошибаешься. Редко она бывает одна. Место здесь приветливое. Не одни мы остановились, чтобы передохнуть. А кого – то ночь в пути застанет. Подойдет к озеру, да так и останется. Редкий находит в себе силы устоять, когда она приманивать начинает. Там они все, а сколько их, кто скажет сейчас?
Лада зябко передернула плечами. И нырнув в укрытие, потащила его за собой.
-Теперь не выпущу тебя отсюда, пока не поедем, чтобы не высмотрела она тебя. И не спорь. Знаю теперь, какие они, мавки. Своими глазами высмотрела.
Радогор тихо улыбнулся, глядя на ее озабоченное лицо.
-Ты моя мавка. – Сказал он, и попросил. А теперь раздевайся и ложись…
Договорить не успела. Круто повернулась к нему и всплеснула рукамию
-Диво дивное! Сам сказал.
Радогор смутился и побагровел.
-Лечить буду. – Пояснил он и увел взгляд в сторону. – Чтобы в седле не горбилась и не елозила. Красоту испортишь.
Наклонился к ней, пальцы теплые и послушные побежали по ее телу. От затылка до самых розовых пят волной разлился жар и она, не вытерпев, повернулась к нему и руки обвились вокруг его шеи…
-Лада! Не буди лихо…
-Вот уж не знала, где оно это лихо. Хорошо, что глаза раскрыл. А то так бы и прожила дура дурой. – Засмеялась она, дразня лукавым взглядом.
…Проснулась, а он уже затягивает поясной ремень.
-Так скоро? – Разочарованно сказала, потягиваясь. – Или сладкое все зубы отбило?
И поднялась на одной руке, игриво выгибая тело, чтобы подразнить его.
-Не отбило, Лада. Загостились. Время подгоняет.
Спорить не стала. Сбросила рубашку и потянулась за портками. А он уже, не прячась, следит за ней жарким взглядом.
-Как посмотрю на тебя, словно крутым кипятком обольют. И глаза мутит. – Будто извиняясь, сознался он.
-Это хорошо. Так и должно быть. – Удовлетворенно проговорила она. И засмеялась. – Ноги не держат. А доспех одевать больше не стану. Убережешь, если нужна тебе.
Кони встретили их нетерпеливым ржанием. А поодаль от них лежал Ягодка, с укоризной поглядывая в их сторону.
Усадил ее в седло. И с грустью оглянулся на дерево.
-Попрощайся, милая. Последний раз нам такое счастье выпало.
Влада вздрогнула и с тревогой повернулась к нему.
-За Смуровым городом в пол – глаза спать будем.
И с укоризной покачав головой, посмотрел на бэра.
-А ты, дурень, зачем сбежал от Ратимира? В родные края потянуло?
Бэр, повизгивая и порыкивая, запрыгал на всех четырех лапах, выражая крайнюю радость… и желание отведать долгожданного и вполне заслуженного угощения. И Радогор вытряхнул из мешка остаток окорока, который уже изрядно попахивал. И бэр, поворчав еще немного для приличия, сразу успокоился.
-Ты поэтому и надумал остановиться здесь?
-А кто жаловался, что всю красоту о седло расхлестал? – Отшутился он, улыбаясь
И больше он уже не улыбался.
Остановились на ночь, снова не далеко отвернув от дороги. Доели все, что оставалось в мешке и Радогор, отступив от дерева, под которым Влада набросала кучу травы, на несколько шагов прочертил оберегом круг, шепча заклинание.
-От кого отгородился, Радо? – Забеспокоилась она, с опаской оглядываясь вокруг.
-Лес тревожится. – Скупо тветил он.
Привалился спиной к дереву и закрыл глаза. Влда больше с распросами лезть не стала. Больше, чем сказал, все равно не скажет, сколько бы не допытывалась. Легла, устроив голову на его бедре и укрылась под его ладонью.
-Спи…
Но сколько не старалась, уснуть не могла. Лежала, прислушиваясь к шороху листвы, к поскрипыванию и вздохам старых, отживших свой век, деревьев и храпу лошадей. И тоже начинало казаться, что тревожится лес. И листья не так шумят, и филин, гоняясь за мышью, не так проухал. А вот волчья стая вышла на ночную охоту и вспугнула оленье стадо. Взвизгнул олений дитеныш под безжалостным волчьим зубом и стадо понеслось через лес, ломая кусты.
Шумит расстревоженный лес.
Или не лес это шумит, а вода под веслами, унося лодии в пугающую даль, которая висит по виднокраю, закрывая собой и воду и синее ночное небо. И скачут по водной дремлющей глади, как по узорчатой скатерти на праздничном столе, неведомые звери. Оскалили клыкастые жуткие пасти, упираясь кривыми рогами в багровые клубящиеся небеса, и заходятся в злобном вое. А впереди их к лодии летят тучи стрел и, не долетев, падают в воду, чтобы утонуть в лохмотьях пены, что тянется за веслами.
Вой пронзительный и нестерпимый врывается в уши, наполняя мозг и все тело нечеловеческой болью. Уже не зверь, пламя рвется, жадно, со свистом и диким воем, пожирая прыжком сотни саженей, что перехватить их дорогу. И мечутся в рыжем огне черными размытыми пятнами люди и звери, стараясь спастись от него, и гибнут сотнями, сгорая без остатка, не оставив и горсти серого пепла.
Рыжее пламя и жирный дым впереди и позади. Одесну и ошую. Теснит со всех сторон, забивая огнем и гарью горло и разъедая глаза. Кони, обезумев от страха, несутся вскачь, не слушая поводьев. А огонь с ревом неистово бросается на них, рассыпая злобные искры. И кони, гигантским прыжком влетели в рыжую, жаркую стену, чтобы разом растопиться в ней, раствориться без остатка.
Закричала, захлебываясь от страха и боли.
Глаза открыла, а Радогора рядом нет.
Стоит у невидимого круга, сжимая в руке свой грозный меч, провожая взглядом призрачные тени. А те не бегут, плывут между деревьями, оглашая ночной лес душераздирающими воплями.
Залышав ее шаги, Радогор забросил в ножны меч, и повернулся, обняв рукой за плечи.
-Испугалась?
Влада замотала головой.
-Не их. К ним я уже притерпелась. Сон страшный привиделся. – Ответила она, провожая морок взглядом. – И вой слышала, и рев. А это кто? На родичей не похожи. К ним ты с мечом бы не вышел. Ярл далеко.
Радогор усмехнулся. Но улыбка получилась такой зловещей, что лучше бы уж вовсе не улыбался.
-Знакомцы старые. Ты их не знаешь. – Неохотно ответил он. – В гости пришли звать.
-А ты?
-Сказал, чтобы ждали. Приду. – Улыбка стала еще страшнее. – Вот они и заторопились, чтобы предупредить родню. Гостей встретить, не через порог плюнуть. Знал бы, что разбудят, отказался. Досыпай… Рассвет не близко.
Влада поежилась и бросила пугливый взгляд на лес.
-И что бы им не лежать спокойно? – Проворчала она. – Обязательно надо по ночам бродить и народ пугать.
-Прокляты. – Голос чужой, холодный. Слово инеем ложится. – И бродить им, пока проклятие не сниму.
Влада теперь встревожилась уж не на шутку.
-Так они теперь к нам каждую повадятся ходить. – Высвободилась из – под его руки и забежала вперед, заглядывая в глаза. – И шагу без них не ступить?
-Я же сказал, домой ушли, чтобы родичей предупредить. Пусть с пирогами подсуетятся.
-Тогда поехали, Радо, скорее. – Умоляюще попросила она. Не будем ждать, когда солнце выглянет. И ночь светлая. Была бы кикиморой, сказала бы, что и у воеводы Смура пироги стоят на столе. И холстиной закрыты, чтобы не выстыли.
Радогор без возражений пошел к лошадям, не забыв пробормотать.
-Повезло мне, что не кикимора.
Хотела рассерчать, но не получилось. Вместо этого пришлось признаться.
-Жутко мне. Были бы люди, как люди, а то неведомо что. И воют, так, что душа обмирает.
-Не были они людьми, Лада, даже тогда, когда в человеческом теле ходили. Женщин, стариков, детей малых, как скотину резали. – Глухо отозвался Радогор и тяжело сел в седло. – На этих же не обращай внимания. От бессилия, от нерастраченной злобы, воют. Безбиднее мухи они сейчас. Махни рукой и разлетятся, как утренний туман, как дым.
По лицу Влады можно было понять,что не поверила. И как было верить, когда на ее глазах с оберегом вокруг дерева ходил. Но говорить не стала. Едва выбрались на дорогу, как тут же всадила каблуки в лошадинные бока, разгоняя коня в галоп., чтобы поскорее уехать от не доброго места. А Радогор удерживать ее не стал. И уже в полдень, когда лошади потемнели от пота, они поднялись на пригорок, с которого можно было увидеть город. И без спешки направили коней к воротам. Обогнули вереницу возов и подъехали к стражу, который давно приметил их, посчитав их поведение через чур дерзким. Сурово свел брови к вздернутому, густо усыпанному веснушками, носу и начальственным баском прокричал.
-Куда прете? Или глаза застило, что людей не видите?
Поднял на них хмурый взгляд и расплылся в улыбке.
-Прости, сударь Радогор, не признал сразу. Запарился. После стольких дождей и такое пекло. Стою, как в шубе. Вода аж по желобку катится. А народ и туда, и сюда…
Радогор улыбнулся и протянул на ладони серебро.
Но страж затряс головой и, даже, заслонился от него рукой.
-Так проезжайте. Узнает воевода Смур, что въездное содрал с тебя, прибьет, не сказав худого слова. И без всякой пощады. Велено сразу к нему вести, как только в воротах объявитесь. Вран твой еще третьего дня прилетел. Все на башне сидел, а как вам приехать снялся куда – то.
Радогор улыбнулся, узнав воина.
-Нет уж, дружище, к воеводе нас вести не надо. Мы прежде к Невзгоде. Умыться с дороги, поесть. А потом уж и на глаза воеводе не стыдно будет показаться.
Но Середка, так звали воя, слушал его плохо. Глаз не сводил с молодехонького подбористого воя, одетого так же, как и Радогор. И, кажется, начал о чем то догадываться, когда юный спутник Радогора выехал вперед и весело засмеялся.
-Это… - Хотел он спросить, но не успел.
Княжна приложила палец к губам.
-Тсс… друг мой, не говори громко. – Предупредила она, веселясь от его расстерянности. И заторопилась за Радогором.
В трактире, несмотря на то, что день в разгаре, было людно и шумно. Радогор остановился на пороге и поискал глазами хозяина.
-Сударь Невзгода! – Громко позвал он, увидев, как тот ловко снует, несмотря на немалый вес, между столами.
Услышав столь необычное к себе обращение, трактирщик замер, остановился и круто повернулся на зов. И расплылся в широкой, хлебосольной улыбке.
-Твоя милость Радогор!
И, сразу забыв о всех своих гостях, со всех ног бросился к нему.
-Рад тебя, сударь, видеть в добром здравии.
-Друг Невзгода, комнату мне и моему товарищу. И присовокупи сюда добрый обед. – Улыбнулся, зажал его руку в своей ладони и вложил в нее серебро. – И не вздумай отказаться, дружище. Обижусь. Да, еще… Позаботься о наших лошадках.
-Его милость, воевода Смур… - Забормотал Невзгода, растерянно глядя на серебро.
Радогор уже поднимался по лестнице на поверх. Но приостановился и шепнул ему на ухо.
-Обижусь.
Люди начали узнавать его, оглядывались, а кто – то даже помахал ему рукой. Радогор, ни как не ожидавший, что его запомнит столько людей, смутился и ответил сдержанным поклоном.
-Поторопись, мой друг. Боюсь, что Середка не утерпит и сам ринется к Смуру, а мы хотели сначала привести себя в порядок.
Невзгода живо повернулся к нему.
-На воеводу тоже нести обед?
Радогор обреченно вздохнул.
-Неси и на воеводу, хотя не думаю, что он разделит с нами трапезу.
Предположение относительно резвости Середкиных ног оказались вполне обоснованными. Едва они успели умыться, а Невзгода накрыть для них стол, как на лестнице послышались тяжелые шаги и сердитый голос Смура.
-Простого дела управить не мог. Я что тебе наказывал? Сразу веди его ко мне! А ты как управил? Если не сказать, что совсем ни как не управил. – Зло выговаривал он Середке.
-Погоди ругаться, сударь воевода. – Неловко оправдывался воин. – Посуди сам, как бы я его к тебе повел, коли он сам того не пожелал? Его бы тогда жеребцами тащить пришлось. А он разве позволит, чтобы его тащили жеребцами? И не один он пришел, чтобы жеребцами тянуть.
Смур аж задрожжал от злости после Середкиных слов.
-У тебя вместо головы голик? Я тебе про жеребца хоть словом обмолвился? – Смур гневно засопел и, только что, искры из глаз не посыпались. И Радогор понял. что пришло самое время ему вмешаться, чтобы спасти воя от верной и мучительной гибели.
-Здрав будь, твоя милость воевода. – Шагнул он через порог навстречу воеводе, который готов был одним взглядом испепелить любого, кто окажется на его пути. - Зря коришь его. Сами не захотели к тебе нести дорожную пыль.
-И тебе не хворать! – Смур засопел еще громче и яростней, широко раздувая ноздри. – Хотя какая хворь к тебе прилипнет? Разве, что не от большого ума.
Окинул его быстрым взглядом и качнул головой.
-Еще здоровше стал. Можно в орало запрягать.
Мельком скользнул взглядом по Владе, равнодушно отвернулся и присел на край лавки.
Влада переглянулась с Радогором и не удержалась от смеха. Смур поднял голову, как рассерженный бык, пыхнул ноздрями и ожег юного воя, у которого в мозгу и крохи уважения нет к его не малому чину, взглядом.
И дернулся.
-Княжна! – Не веря своим глазам, вскрикнул он. И удрученно полезвсей пятерней к затылку. – Прости, не признал. Да и как тебя признать? Посмотреть не на что было, а не то что признать. А теперь… Что лицом, что…
Смутился, побоявшись обидеть гостью.
-Одно слово, дева – воительница! – Растерянно вымолвил он. И свирепо рванул ногтями косматую бороду. – Но почему снова здесь? И с Радогором?
Смутился, но взгляда не отвел. И голос не дрогнул.
-Все просто, сударь воевода. – С улыбкой ответила Влада, тесно прижавшись к плечу Радогора. – Я взяла его. А люди Верховья отдали меня ему за все, что он для них сделал.
-А как же…
Было похоже на то, что Смур окончательно сбился с толка. И Радогор, присев рядом с ним, пояснил.
-Убит князь Гордич, погибла и княгиня. В Порубежном княжестве сейчас князем наш друг Ратимир сидит, а в воеводах у него твои Охлябя, Неждан…
-И там успел тесто замесить. – Не дал договорить ему воевода. – Наторел…
-Для тебя старались. Куда уж лучше, когда друг рубеж стережет, а в воеводах у него твои люди. – Вмешалась в разговор княжна и повернулась к трактирщику. – Кувшинчик зелена вина воеводе. Я верно сказала, Радо?
Радогор, соглашаясь, кивнул головой.
-Все так, Ладушка. А ты, воевода, садись к столу. Отобедай вместе с нами, а за трапезой и поведаешь, что за напасти обрушились на твою голову.
Чуть не силой увлек к столу, успев взглядом указать Невзгоде на чарку воеводы. Но Смур вдруг озлился еще больше. Взбунтовалась гордость воина, который два десяткаа лет носил у пояса меч. Показалось, что водят его, воеводу, за нос вокруг стола. И только присутствие княжны удержало Смура от злых, обидных слов.
Протянул руку к чарке и швырком выплеснул вино в рот. А Влада, повинуясь взгляду Радогора, наполнила чарку занаво.
-После третьей полегчает, сударь воевода. – С легкой улыбкой проговорила она, поднося чарку. – Батюшке моему, покойному князю Гордичу, всегда после третьей легче делалось.
И не успел он поставить чарку на стол, как она, приговаривая, снова наклонила кувшин.
-Правда, порой, не только все худое из головы и из сердца вон, но на утро и себя не помнил. Но от этого уже проще было излечиться. Девки нацедят рассолу из кадушки, он ковш на лоб, крякнет молодецки и хоть щит на руку вешай.
Не заметил, как и третью опрокинул. Не ловко отказаться. Из рук княжны чара. Посидел, задумчиво глядя на тарели с закусками, прислушиваясь к себе. Вроде и в самом деле отпустило. Умен был князь Гордич. Знал чем тугу угомонить. Но это раз можно, ну другой… А если туга каждый день начнет наведываться? Каждый день по три чарки черпать? И пить без просыпа? Так ни какого же рассола не хватит.
Не заметил за думками, как ломоть ветчины во рту исчез. А за ветчиной торным следом и заячья тушка проскочила. А Влада новую чарку наполнила.
-Эту вдогонку отправь, сударь, чтобы тем, первым веселее стало. Тогда и туга не вернется и заешь этой птичкой. Как раз во рту уместится.
Успокаивала, как дитя малое. Лицо Смура понемногу разглаживалось и веселело. На щеках проступили розовые пятна. И он уже сам, без принуждения, бодро принялся за угощения, жизнерадостно похрустывая косточками и сплевывая их рядом с блюдом, изредка с недоуменьем, поглядывая на княжну. Влада без труда угадала его мысли и указала глазами на Радогора, который давно уже поднялся из – за стола и пересел на лавку и привалился спиной к стене.
-Все он, сударь воевода. Радогор. Он выходил. Если бы не он, так, может, и живой бы не было. На бэрьей спине и на его руках до самого Верховья ехала. И от смерти уберег, и от подсылов спас, своей жизни не жалея. – Что – то такое увидела в глазах Смура, что не понравилось ей и, нахмурил брови, твердо сказала. – О нем худого не думай. Сама отпускать не захотела, на шею повесилась.
Смур смушенно крякнул и отвел взгляд в сторону. Но быстро справился с собой и после не долгого молчания, сказал, повернувшись к Радогору.
-Морок одолел, Радогор. Что ни ночь, собираются у стен и голосят, кто во что горазд. Понимаю так, что души тех тех, кого посекли мы у стен города. Я уж всех волхвов, какие есть, согнал в кучу, а отогнать от города не могу. Если не справлюсь, торговые люди к нам дорогу забудут. А город без торгов мертв.
-Больше не придут. Домой ушли. – Радогор чуть приметно улыбнулся, следя за тем, как Невзгода вместе с женкой тащат на скатерти пустую посуду и остатки трапезы. – так и объяви на торжище. Но понимаю так, что не за этим ты меня поджидал, мой друг?
Смур выслушал его, покачал головой и скорбно вздохнул. Но в подробности вникать не стал. Ушли так ушли, и не чего их поминать к ночи лишний раз.
-Сон мне привиделся, Радогор, надысь. Как раз в ту ночь, когда твоему ворону прилететь. И не отпускает меня тот сон, всего изгрыз уже. Днем ли хожу, а он стоит перед глазами, спать валюсь и опять как в яви вижу.
Радогор слушал молча, не перебивая, терпеливо ожидая, когда сам воевода выговорится.
-Как будто бы на вершину того древа, которое у моего терема растет, птица необыкновенная села. Как зовут, по сию пору сообразить не могу. Не орел, не рарог. То есть сокол, и не вран твой, а всего по немногу намешано в ней. А во рту у птицы орех или желудь, величиной с кулак мой.
Влада из – за ресниц наблюдала за Ррадогором. Но что разберешь по его лицу, коль сам не захочет. Не лицо, камень безжизненный. И снова подвинула чару воеводе. Смур вылил содержимое в рот, как воду, заново переживая сказанное.
-Мало ли что во сне привидится? – Усмехнулся Радогор. – Порой и сам такое вижу, что хоть не просыпайся.
-Не скажи. И я всякую всячину видел, а вот такого, чтобы не отпускало, ни когда. Так вот, птица та посидела, заглядывая мне в глаза, взмахнула крылами да и полетела прочь на полдень. И будто бы я сам лечу вместе с ней над лесом. Над селеньями пролетаю мертвыми, над городищами, что в лесу притаились. И так мне тревожно и томно сделалось, что и слов нет передать. Аж сердце заторопилось…. Лесам же конца нет. Сколько времени прошло, пока край увидел, не скажу. Только птица и там не остановилась, а повернулась ко мне и глазами манит. А глаза, как у тебя Радогор. Серые и холодные. И не отпускают. И долго еще летела, пока орех тот не выронила. А как упал орех, так и покатились из него семена, понеслись во все стороны. И где не остановятся, так сразу корешок из себя пускают, чтобы за землю схватиться крепче. И уж деревом могучим к небу, к самому солнцу тянутся. А птица что – то прокричала мне и расстаяла, словно и не было никогда. И я тем же временем сразу пробудился. И весь в поту. Как будто день – деньской косой – горбушей махал. Ни рук, ни ног не чую. А жутко так, словно перед омутом стою и кто – то манит меня кинуться в него, а я не хочу. И руками отбиваюсь. А он все равно манит, а я не хочу, упираюсь, а ноги сами на край несут.
Выговорился Смур и чтобы как то успокоится, вылил остатки из кувшина через край себе в горло и отставил в сторону, не скрывая сожаления. И с надеждой заглянул в глаза Радогору. А Радогор молчал, не спеша с ответом.
-Прости, Смур. – Наконец, проговорил он, когда воевода уж отчаялся ответ услышать. – Поторопился я… А сон и впрямь удивителен. И настолько, что сразу не отвечу. Думать буду. Но одно могу сказать уверенно. Повзрослел ты, вырос, если такие сны к тебе приходят.
Смур озадаченный его словоми от старания вникнуть в смысл его слов и рот открыл.
-И прежде не маленький был.
Но Радогор словно не слышал его.
-Тесно тебе, плечу развернуться не где. Душа воли требует, а воли то и нет. Так хоть во сне ее видит…
Смур снова нахмурился.
-Я уж и волхвов пытал. И набольшую дружину собирал, чтобы помогли разобрать его и постигнуть что к чему…
Глаза княжны озарились догадкой. Привстала из – за стола, порозовела от смущения.
-Тут и волхвом не надо быть, чтобы разгадать твой сон, воевода. – Заторопилась она, боясь, что Радогор остановит ее. – Птица необыкновенная – твоя судьба. Кто же еще столько походил по разным дорогам, как не ты? Кто видел столько, сколько ты? Орех, это твой народ, Смур. И поведешь ты его на полдень через леса до самого края. И еще дальше, за край. И разлетится, рассядется твой народ, подобно тем деревьям, кои вершинами в поднебесье уперлись. – Закончила Влада и с надеждой посмотрела на Радогора. – Верно ли, Радо, я разобрала сон?
И снова Радогор не стал спешить с ответом, давая Смуру возможность задуматься над словами княжны.
-Тесно тебе за этим тыном. Душа на волю просится. – С видимой неохотой проговорил он, глядя в пол, повторив все то, что говорил он Ратимиру. - А путь у тебя, друг мой один – на полдень. Теперь твой город на краю стоит. Не ты, так тебя.
Глаза Смура полыхнули яростью.
-Света белого не вижу. Тягло, как вол тащу. – Вскочил на ноги и хлестанул двери на отмашь. – Невзгодка, вина!
И навис над Радогором.
-А ты говоришь… Невзгодка!
Невзгода, ошалев от его крика, сам не заметил, как взлетел по лестнице на поверх с кувшином вина. И застыл перед столом, уставив на воевду взгляд.
-Катись на той же ноге обратно, чтобы глаза мои тебя не видели. – Рявкнул Смур, изливая на бедняге весь свой скопившийся гнев.
-Потому и валишь все на себя, что тесно тебе за тыном. Куда не ткнись, везде стены. А сотские и десятские в холодке живут. Все на себя валишь. Сон тебе дорогу указал. И не только тебе… народу! Великую дорогу.
-Мы и сейчас не бедствуем. Река кормит.
-Не река, земля вас кормит. И лес. Зверь откуда? Из леса. Мед, смола – живица. Оттуда же, из леса. Отрубят лес и городу не быть. А хранить его кроме вас, не кому. Сам видел, селенья и городища пусты стоят. Не кому зверя добывать и живицу сочить, мед, воск снимать. За лес, в чисто поле выходить надо. Тогда и хлеб свой будет. И не как сейчас. До весны бы хватило, торговать будешь им.
Смур наполнил себе чарку, но пить не стал. Сел на лавку, рядом с Радогором, обреченно опустив плеч и изредка косил на него сердитым глазом.
-Пока достаточно будет поставить заставы по кромке леса. Растряси городскую мошну, не пожалей серебра. Сторицей все окупится. Земли сами к тебе в руки валятся. У меня все в голове мутилось, пока сон твой слушал. – Голос Радогора против воли забирался в самый мозг, просачивался в душу, проникал в сердце. – Без рати все в горсть себе затянешь. Не воеводой, князем сядешь на тех землях. И плечу будет, где развернуться. И что людям передать и детям оставить будет. А пуще того, память…
-Думать буду! – Смур решительно поднялся и выплеснул чарку в рот. – Думать буду, а как надумаю, так и будет. От добра, добра не ищут.
-Думай. – Легко и, даже отстраненно отозвался Радогор. – Но мне кажется, что ты не Остромысл, которого больше всего заботила собственная калита. И боги не напрасно оставили тебя одного в городе. Думай, время есть. Немного, но есть. А я знаю, не последний сон к тебе пришел, воевода Смур.
Смур не ответил. Не глядя на них, стоя уже, выпил последнюю чарку и направился к дверям. Взялся за дверную скобу, постоял о чем – то размышляя, и повернулся к Владе.
-А не узнать тебя, княжна. Венца нет, а не захочешь да княжну признаешь. И сон разобрала не по женски, по княжески. Как пряжу распутала и в нитки свила.
Без стука затворил за собой двери и ступени застонали под его тяжкими шагами. Влада взглядом проводила его шаги и с улыбкой посмотрела на Радогора.
-Теперь совсем сон потеряет.
-Или найдет, как успокоится. – Ответил он и повалился на лавку.
-Ты про этот сон Ратимиру говорил?
Радогор лежал с закрытыми глазами, сцепив ладони под головой и словно не слышал ее.
-Уж не сам ли ты его навел на воеводу? – Лукаво спросила она, укладываясь рядом с ним на широкой лавке. – И вран до нас успел прилететь.
-Могу ли? Вещий сон от богов.
По глазам княжны понял, что не поверила ни одному его слову.
-А тогда про другой сон откуда знаешь? Не боги же тебе сказали? – Поднялась на локте и заглянула в лицо. – Люди жили тихо, дальше опушки не заглядывали, пока ты не пришел… А зачем?
Радогор чувствовал на себе ее пристальный взгляд, но продолжал молчать. И она, с упрямой настойчивостью, повторила свой вопрос.
-Зачем, Радо? Не голодают, не замерзают, живут в достатке.
-Дедко Вран говорил, - Он неохотно разжал губы. – В иных землях люди уж давно из лесов выбрались. Живут открыто. В лесах, как дикие звери, не прячутся. А наш народ затаился, укрылся от всего мира и слыхом о нем не слыхивали, и видом не видывали. Так и пропадет в безвестности, коли не выйдет к людям. И имя его забудется. Нельзя прожить всю жизнь, отгородясь от соседей. Душа устанет от одиночества и мозг оскудеет. Тот же Смур разве за серебром в чужие земли уходил?
Открыл глаза и попросил.
-Задвинь закладку, глаза слипаются.
Лада резво прыгнула на ноги и заторопилась к дверям. Подтолкнула тяжелую дубовую закладуху ладонью и поспешила вернуться к нему. Но Радогор уже спал даже не изменив положения. Вздохнула и осторожно, чтобы не разбудить, прилегла рядом, положив голову на его плечо. И уснула сама, едва закрыла глаза.