В первые же дни появилось в душе Стаса невольное сочувствие к нелегкой судьбе воеводы Хмурого. Услышав о возвращении вождя в детинец, потянулись к нему по делу и без дела люди. То он утверждал соцких с улиц. То приходили к нему старосты концов. Делил выгоны и выпасы, земельные наделы… А заботы валились и валились нескончаемым потоком на его голову.

Зорень посматривал на него с легкой усмешкой.

«Ну, что, Слав? Каков на вкус коняжеский хлебушек?» – читал Стас в его, полном нескрываемой иронии, взгляде.

В ответ приходилось только разводить руками.

Зорень, похоже, собрался еще погостить.

Заглянул как-то на огонек тусклой оплывшей свечи, сел напротив, уткнулся подбородком в кулаки.

– Думаю, Слав, и мне пришла пора хоть краем глаза взглянуть на эти проклятые Сумерки, подивиться на черный лес.

– Если ты насчет грибов или ягод, так нет их там, – хмуро ответил Стас.

– До грибов не охотник. Не коняжеское это дело. И ягоды сенные и горничные девки собирают, – Зорень даже не улыбнулся. – Оленя погонять или кабана на рогатину взять – другое дело. Поеду с ребятами, а с Хрустом вернусь обратно. Пока мои вои около твоих учатся, я и обернусь.

Стас устало махнул рукой.

– Делай, как знаешь. Сам большой, – и с завистью добавил: – Сам бы, закрыв глаза, удрал на все четыре стороны. Достали до самого «не могу».

– А ты не лезь во все дырки. Все равно не успеешь, и рук не хватит.

– Так уж сам просил, чтобы мирного вождя выбрали. Полдня стариков уламывал. Уперлись, и ни в какую. Боятся, что власть не поделим.

– Тогда остается одно, Слав, – Зорень сделал многозначительную паузу и закончил: – Терпеть!

– Спасибо. Утешил, – хмыкнул Стас. – А еще другом прикидывался.

– Род терпел и нам велел, – Зорень, глядя на его потерянное лицо, развеселился. – Это тебе не мечом перед носом у хороших людей размахивать. Тут еще и думать надо!

– Вот только этого не надо. А к Сумеркам и в самом деле – съезди. Может и надумаешь что. Ум хорошо, а два…

– Уже лучше? Правда?

– Да иди ты под такую голень! Но только уговор. Туда и обратно. Дождусь Хруста и на поиски принца отправлюсь. Рэд уже прохода не дает. Впору за углом прятаться. А ты здесь останешься…

– Так объяснил бы ему, что обещанного три года ждут.

– Не для эльфийского ума пока наш юмор. Боюсь, обидится.

Дверь с треском, наотмашь распахнулась, и на пороге появился воевода Хмурый.

– Прости, вождь, плохие вести.

Стас вздернул левую бровь.

– Говори…

– Зареченский конязь Бохун набегом на окраинные села наехал. Народу много побил, а более того с собой свел. Веси пожег. Люди к нам прибежали, из тех, кто уцелел.

Стас с досадой поморщился.

Не ко времени конязь Бохун безобразничать вздумал. Ой, как не ко времени! И без него забот не обобраться.

Зорень, глядя на его озабоченное лицо, пояснил:

– Надел невелик Бохуну при разделе достался. Вот и подгребает под себя все, что плохо лежит. Задирист конязь. Драчлив не в меру. Ко мне наведывался не единожды. И битым уходил не раз, а все неймется. Все от зависти не излечится. Родным братьям – и то от него достается.

– Хмурый, Пивня ко мне. И сам той же ногой обратно, – Стас принял решение.

Хмурого словно сдуло с порога.

Мгновеньем спустя он появился снова.

Еще чуть погодя пришел явно недовольный тем, что его оторвали от высоких дум, и Пивень.

– Добрые люди спят, который уж сон видят, а тебе хоть глаза сшей, – проворчал он, валясь на лавку, которая под его грузным телом жалобно скрипнула.

– Это у тебя от старости такой вредный характер, сударь мой волхв. И на сон тоже от нее, от старости жадный, – встретил его сочувственными словами Стас. – Может, и правда отпустить тебя на покой? Будешь со стариками на бревнышках сидеть и спину на солнышке греть. А к делу кого-нибудь помоложе пристрою? Как ты думаешь, брат Зорень?

– А вот это видел?

Пальцы волхва, толстые, поросшие густым волосьем, ловко сложились в огромную и наглую фигу.

Стас улыбнулся краем губ и подмигнул Зореню.

– Прорвало-таки. А я уж думал – все. Пора на печь…

И повернулся к Хмурому.

– Вижу, что заскучал, воевода? Бездельем маешься. Жирком заплывать начал. Того и гляди, как у Серда пузо появится. Скоро и в седле не усидишь.

Хмурый фыркнул и засопел от обиды.

– Вот еще…

– Даже так? – Стас явно был доволен, что у Хмурого не обнаружилось означенных недостатков. – Тогда бери три десятка и вперед, в Заречье. Пора призвать к порядку дебошира.

Хмурый округлил глаза и попытался открыть рот, но Стас коротким движением руки вернул все на место.

– Нет, Хмурый. Никакой войны. Никакого кровопролития и никаких подвигов. Все тихо, по-домашнему. Весело и непринужденно. Как с любимой девушкой. Сначала легкое удивление, потом дикий восторг. И долгая счастливая семейная жизнь. И совсем не больно! Не забыл еще?

Хмурый часто-часто закивал головой.

– Понял, командир. А конязь?

Глаза Стаса потемнели.

– Он мне не нужен, – жестко ответил он и участливо спросил: – Хмурый, друг мой, может, мне Алексея вызвать? Или Хруста подождать? Как ты думаешь?

Хмурый испуганно дернулся.

– Командир, я все понял.

Зорень нахмурил брови.

– Не круто ли, Слав? Обычное дело между своим. Сегодня он тебя, завтра ты его… Не нами заведено и не нас кончится.

– На нас! Здесь! И сейчас!

Голос сухой и твердый.

– Хмурый, останешься там наместником. Дружину перетряхни, как добрая хозяйка половик перед порогом. Десяток ребят оставишь у себя, а остальных вернешь. А с ними еще полусотню, а лучше сотню воев со своим хлебом, – Стас повернулся к волхву: – А ты, мой ученый друг, все там оформишь надлежащим образом и на государственном, дипломатическом уровне. Не хлопай глазами. Слово это наскрозь ученое, потом объясню. Примешь от них присягу на верность Богу, царю и отечеству. Ну, и по случаю Государственного праздника объявишь народные гулянья.

Пивень, шлепая толстыми губами, готов был разродиться целой кучей вопросов, но Стас прихлопнул это, вполне естественное желание, суровой десницей, – решительно и в самом зародыше.

– Можешь даже отменить на пару лет моим именем какую-нибудь непосильную подать.

– А…

– Ну, да. Конечно. Как же я мог забыть? – Стас с ухмылкой заглянул в растерянное лицо волхва. – Разрешаю. Ничего не могу с собой поделать. Сердце, как воск. Можешь взять в дорогу валенки. Кровь старая и ни хрена не греет.

Зорень слушал молча, не вмешиваясь.

– Братья конязя Бохуна могут возмутиться, – осторожно, словно размышляя вслух, произнес Зорень, прислушиваясь к гневному сопению волхва. – Как-никак, родовой удел отвалится.

Стас прищурил глаза и снизу вверх с явным сомнением посмотрел на воеводу.

– Слышал, брат Хмурый? Может, мне поехать? А ты здесь, в Волчке.

– Вождь! Командир! – запинаясь, поспешил успокоить его воевода. – Возмущений не будет. Когда выезжать?

– Так ты все еще здесь? – на лице Стаса появилось неподдельное изумление, которому, казалось, не было границ. – Загибаю пальцы! Раз…

Хмурого словно ветром унесло.

Стоял, и уже нет.

Только распахнутая дверь зияет черным провалом.

Стас повернулся к волхву.

– Пивень, мой друг, ты не знаешь где взять валенки? – участливо спросил он. – Зорень, у тебя случайно нет подходящих? А хотя, зачем они тебе в разгар лета…

Пивень вскочил на ноги и, опрокинув лавку, заторопился к дверям. У дверей остановился и, сверкая глазами, погрозил кулаком.

– Припомню я тебе эти валенки!

Стас и Зорень громко и от души расхохотались.

Загрохотала дверь.

По крыльцу яростно и гневно загрохотали сапоги волхва.

– И все-таки, Слав, с Бохуном ты погорячился. Как бы на тебя конязья не ополчились, – раздумчиво сказал Зорень, когда стихли шаги за стеной. – Виру за побитый народ и сожженные веси с него покруче заломить, и будет.

– Пойми, побратим, с отморозками нельзя вести переговоров. Они законов не признают. С ними можно разговаривать только по их же понятиям. Иначе беспредел не остановить.

– У него два брата. И у каждого – по крепкому коняжеству. В две дружины пойдут, не выстоять.

– Дружин не будет! Отморозки – это моя, так сказать, гражданская специальность в прежнем мире. Их надо убирать тихо и незаметно, без шума и пыли. Иначе, – уж поверь мне, расползутся, как тараканы. И по своим бандитским понятиям заставят жить вполне приличных людей. А тебе тараканы нужны? Мне – нет.

– И все-таки непривычно все это, Стас.

– Может и непривычно, но необходимо, – жестко ответил Стас. – Я, брат Зорень, люблю спать спокойно. Вот погоди, разгребу немного дела, разведку налажу, агентуру разбросаем. И заживем спокойно.

Конязь от изумления чуть не поперхнулся.

– И когда ты успеваешь все это придумывать?

– Что делать? Работа такая. Я ведь боярами, или как их тут зовут, пока не обзавелся. Приходится все самому, – он поднял руку и удержал Зореня от очередного вопроса: – Рэдэльф подходит.

– С чего ты взял? – снова удивился Зорень.

– Его мысли слышу. Он всегда меня предупреждает. Вежливый мужик!

А чуть погодя и в самом деле – осторожно скрипнула дверь и, согнувшись почти вдвое, в незатейливое жилище Стаса вошел эльф.

– Бессонница замучила, Рэд? – спросил и повернулся к Зореню: – Конязь, пока не забыл, завтра рано поутру уходит на смену Хрусту и Войтику десяток. Если не передумал, я велю разбудить. Бронник и оружие для тебя я велел в твой шатер перенести. Волчовку оденешь поверх бронника. – Прищурил глаз, посмотрел лукаво: – Или раздумал?

Кивнул головой, указывая эльфу место за столом напротив.

– Садись Рэд. Наши потолки под твой рост не рассчитаны.

Зорень хотел было обидеться, но не успел, и запоздало проворчал:

– Спасибо, не просплю.

– Рэд, потерпи пару недель. Немного осталось, – виновато попросил он. – Ты хоть знаешь – где хоть примерно искать твоего непоседливого принца?

Эльф отрицательно помотал головой.

– Прежде знал, а теперь – нет. Принц уходил на заход, в сторону гор.

Зорень, совсем было собравшийся уходить, снова вернулся на место и с большим интересом посмотрел на эльфа.

Стас покосился на него.

– Не проснешься, конязь.

Зорень отмахнулся от него рукой.

– И что за надобность погнала принца в горы? У нас и слышали-то о них не все.

– Принц ищет убежища темных.

– А откуда он знает, что темные не в Сумерках?

Рэдэльф покачал головой.

– Колыбель вандоргов полна сюрпризов, – как вы уже сами успели заметить. Дитя капризно… а это дитя, к тому же, и опасно. Даже для породивших их… Вы успели побывать только на опушке, а что происходит в глубине черного леса – неведомо никому.

– И даже темным?

– А почему и нет? Держать под контролем подобный ужас и в таких количествах не под силу даже могущественным богам.

– И чем занимаются темные в горах?

Эльф пожал плечами.

– Век эльфа не сравним с человеческим. Эльфы умеют ждать. – И совсем тихо, словно для себя, добавил: – А темные – и не только ждать.

Стас заинтересованно приблизил к нему голову.

– Поясни!

Эльф помедлил и неохотно ответил:

– Древние боги наделили эльфов тем, что стало предметом зависти людей и причиной постоянной вражды. Практически – бессмертием. Нас невозможно искалечить. Мы в состоянии восстановить поврежденные части тела. Нас можно только убить. И только для этого мира. Но даже там, за туманными морями, мы продолжаем жить. Они научили нас понимать природу и жить в ладу с ней. Мы не строим замков и крепостей. Мы перестраиваем под них горы. Лес сплетает для нас дворцы. Темным же этого было мало. Они захотели большего. Они захотели сами стать богами. А результатом стала катастрофа. И гибель нашего мира.

– А орки, Рэд? Они, по-моему, вполне освоились с Сумерками.

– Орки первыми вырвались на Забытую дорогу. И сумели не только захватить часть земель, но и выстроить, – говоря на понятном языке, – стену против вандоргов. А кроме того, давно служат темным. Но в черном лесу орков немного. Большая часть ушла в горы.

У Зореня давно вертелся на языке вопрос, но он никак не мог вмешаться в разговор, и вот сейчас, воспользовавшись тем, что эльф замолчал, задумчиво глядя куда-то в бесконечную даль через волоковое оконце, вставил:

– А темные не боятся, что черный лес захватит и этот мир?

Эльф поднял на него свои изумрудные глаза.

– Может быть, – нехотя ответил он. – А может быть – и нет. Сила их настолько велика, что не подвластна пониманию.

– Дурь это, а не сила! – поморщился Стас. – Набезобразничать и удрать – много ума не надо. А скажи, Рэд, ты можешь показать мне весь лес? Если хотя бы часть из того, что говорят о вас, правда, тебе это вполне по силам.

Эльф с сомнением покачал головой.

– Не уверен, Слав. Многое для меня сейчас закрыто. Темные осторожны и тщательно скрывают свои убежища. Но попробовать можно, если только твой разум…

– Вполне пригоден! И даже если нет, то попытка – не пытка!

И Стас почувствовал, как его мозга коснулись чуткие бережные пальцы.

– Нет, Слав, не могу, – мотнул головой Рэдэльф. – Опасно. Твое сознание и твой разум могут не вернуться обратно, если только темные обнаружат тебя.

Зорень весь напрягся и со священным ужасом переводил взгляд с одного на другого.

– И все-таки, попытаться надо! А вытащить меня в случае опасности, я думаю, ты сумеешь, – успокоил его Стас.

И снова ощутил легкое прикосновение.

– Конязь Зорень, протяни Славу свою руку, – попросил Рэд, с надеждой глядя на Стаса и все еще надеясь, что, может быть, все же одумается человек.

– Вперед и с песней! – рассмеялся Стас и поторопил эльфа: – Сделай милость, Рэд, не тяни резину в долгий ящик, а то и в самом деле – испугаюсь.

Эльф мрачно вздохнул. Изумрудно-зеленые глаза потемнели, и Стас почувствовал головокружение. Тело стало вдруг необыкновенно легким, оторвалось от пола, вытянулось в горизонтальной плоскости и не спеша поплыло к волоковому оконцу.

«О, черт! – подумал он. – Наверняка застряну. Мог бы и в двери меня вытолкнуть!»

Но его опасениям не суждено было сбыться.

Вытянул руки, как перед прыжком в воду и скользнул в ночь, не зацепившись даже волчовкой. И взмыл вверх.

Упоение и восторг!

Ветер. Прохладный ночной ветер надежно принял его послушное тело. Захотелось закричать во все горло от радости и счастья, как во время первого парашютного прыжка. Но не крикнул – не пацан, чай. Да и как на это посмотрит эльф? Перевернулся через голову, распахнул руки и лег в крутой вираж. И – свечой вверх! И снова переворот через голову. Далеко внизу чернеет многоугольник детинца. И рыбкой вниз, до самой земли. Пронесся над посадом. Остановился перед самым волоковым оконцем. Заглянул через него в свое жилище.

Эльф. Стоит в самом центре избы. Глаза закрыты. Губы что-то неясно шепчут.

Зорень, с широко распахнутыми от изумления глазами, держит за руку его самого. А кто же тогда здесь, в ночном небе?

– Слав, побереги силы! – долетел до него явно обеспокоенный голос Рэда. – К тому же, Зореню трудно тебя держать.

– Я понял, Рэд, – смутился Стас и даже попытался виновато наклонить голову.

Сложил ладони лодочкой, ударил ногами, отталкиваясь, как от тугой морской волны, и рванулся вверх. На мгновение застыл, вглядываясь в черноту ночи и, заметив красную, еле мерцающую точку, ринулся вперед.

Лес. Холмы. Просторные поляны. Река. А вот и плот. Стыдливо выглядывает из-под нависших над ним кустов.

И снова холмы. И снова лес.

Где-то слева овраг.

Овраг на месте. Где же ему еще быть?

Разодрал землю безобразной трещиной на много верст, словно пытаясь удержать черный лес.

Красная точка выросла в костер.

Спят вои.

У костра Войтик с Толяном о чем-то чуть слышно разговаривают. Молодцы. Усвоили-таки науку – не светиться в пламени костра.

Спустился ниже. Завис над ними. Войтик лениво шевелит губами. У Толяна глаза, как у раскормленного кота. Делает вид, что слушает. Только что уши не подрагивают.

– Эй-эй! Не спать, брателло! До собачьей вахты никак не меньше двух часов.

Вздрогнул от неожиданности, бедняга. Подпрыгнул, озирается. Что-то торопливо объясняет растерянному Войтику.

Что говорит – не разобрать. Уши как ватой заложило.

– Слав, не теряй время!

– Караулы проверяю…

А сам кивнул головой, а, может, только подумал, что кивнул, и снова свечкой вверх. И туда, в сторону застывших угрюмой бесконечной громадой гор.

Внизу лес бескрайней черной плитой придавил землю. И – ни единого пятнышка. Нет, похоже, все-таки ошибся. Размытое неясное и непроницаемое пятно. А чуть дальше и левее – еще одно. Спуститься пониже? Вряд ли поможет. Но попытаться можно.

– Нельзя! – строгий неумолимый голос эльфа ворвался в его сознание. – Опасно!

Хороший радар у эльфа. Радиус действия практически не ограничен.

Внизу река черной лентой извивается. И Сумерки обрываются. Любопытно бы узнать, где переправа. Влево? Вправо? Туда-сюда? Направо пойдешь, налево пойдешь? Была – не была! Где наша не пропадала. Орки чаще всего слева идут. Стрелой вдоль реки по течению. Хоть бы паром найти. Не может быть, чтобы ничего не было. Есть! И не какой-то задрипанный паром. Мост!

Мост, это хорошо. Практически по специальности. Только рвать нечем, когда приспичит. Хороший мостик. Для своего времени добротно сработан. На каменных опорах. С волноломами. Две телеги в ряд пройдут и не зацепятся.

Винтом ушел вверх.

Можно и в горы.

Опять размытое пятно на полгоры.

Или показалось? Подойдем поближе. Любопытно посмотреть. Кто это так стыдливо личико ладошкой прикрывает?

Гюльчитай, открой личико…

– Слав! Назад!

– Поздно, Рэд, поздно…

Еще чуть-чуть. Самую малость.

Хлестнула навстречу нестерпимо яркая вспышка. И сразу взрыв. Мозг разодрала дикая невыносимая боль. Задохнулся. Закричал.

Или это эльф кричит? Тогда почему Зорень падает на колени?

Новая вспышка. И новый взрыв.

Отбросили на несколько верст. Сразу онемели руки. Хотя, откуда взялись руки? Они же там, в оружейной избе. Вместе с телом. Здесь же только сознание. Безмозглая аура. Или с мозгами? Чем-то думается? Мыслится… Но тогда почему так больно?

Земля вырастает в глазах. Черная. Твердая.

– Хана! Амба, Стас! Веником целую неделю собирать будут. По полям. По лесам.

Полыхают изумруды на тонком почти прозрачном лице эльфа. Зорень кричит, судорожно раздирая рот, и тащит его руками с лавки.

– Больно же, Зорень. С корнем выдерешь!

В глазах темнеет. Все, земля…

Неведомая сила рванула его за руку и выдернула у смерти на палец от земли, протащив над рекой, над Сумеречным лесом, над слабой искоркой костра. И с грохотом бросила на лавку, впечатав спиной в стену.

Медленно и неохотно возвращалось сознание. В глазах все еще обжигающий, нестерпимо яркий свет. Нет. Пожалуй, не в глазах. Где-то глубоко за ними. А глаза все еще закрыты. Но почему тогда он все видит? Эльф тянет раскрытые длинные ладони к его голове. Зорень мертвой хваткой вцепился в его руки и продолжает тащить. Неужели не понимает, что он уже здесь.

Вдавился спиной в стену так, что трещит позвоночник. Больно! Почему?

– Я же давно вернулся! – хотел крикнуть он.

Но не крикнул. Язык отказался повиноваться ему.

– Слав, возвращайся!

– Куда? Я же здесь, с вами.

Мозг рвется на части. Господи…

С усилием, глаза словно песком забиты, разодрал веки.

Зорень с побелевшим лицом склонился над ним.

– Слав, очнись!

– Очнулся я… – с трудом пошевелил губами. – Не кричи ты, ради Бога. Больно. Со свиданьицем, ребятки.

Попробовал улыбнуться. Получилось плохо.

Зорень метнулся в угол, где стоял почти не тронутый кувшин с вином. Расплескивая вино, наполнил кружку и толкнул ему в раскрытую ладонь.

Руки все еще дрожали. Пил вино, как воду, не чувствуя его терпкой горечи.

Эльф и конязь все еще стояли напротив, склоняясь над ним.

– Ну, что вы уставились на меня, будто я с того света вернулся? – криво усмехнулся Стас. – Даже рукавом за угол не зацепился. Еще не вечер, побратимы! Пошумим еще.

Эльф укоризненно покачал головой.

– Тебе не следовало так близко подходить к убежищам темных эльфов, Слав. Они шутя могли разрушить, уничтожить твой мозг. Пусть даже такой тренированный, как твой. Это хорошо, что ты вольно или невольно успел выстроить защиту на случай неожиданной атаки.

На губах Стаса появилась кривая усмешка.

– Какая, к чертям собачьим, атака? Да меня отбросило, как пушинку на несколько верст. Кувыркался в поднебесье – любо-дорого посмотреть, – он с силой потер ладонями виски. Головная боль никак не хотела расставаться с ним, и он пожаловался: – Таблетку бы анальгина сейчас…

Зорень догадливо снова наполнил его кружку.

Стас заметил кровоподтеки на запястьях его рук и удивленно поднял брови.

– Это ты с такой силой сжал их, когда получил первый удар. И если бы не Зорень…

– Спасибо, Зорень. Спасибо, брат! – от всей души произнес он и, с трудом поднявшись, обнял конязя. Постоял и болезненно улыбнулся: – Не напрасно сомневался Веселин – резать тебе горло или маленько обождать.

Зорень непроизвольно погладил шею, явственно ощутив прикосновение ножа.

– Забудь! – попросил Стас. – Чего не бывает в родне? Зато мы знаем сейчас, где искать их норы. А пятна в лесу, это укрытия орков. Так, Рэд?

Рэдэльф неохотно пожал плечами.

– Может – так, а может – и нет.

– Растолкуй…

– Одним оркам такую защиту не только не выстроить, но и не удержать, – тихо ответил он. – И где-то там, у последнего пятна – принц.

Стас вскинул голову.

– Пассажиром ехал? Или использовал меня, как видеокамеру?

– Я видел все то же самое, что и ты. Твоими глазами. Кое-что мог видеть и конязь Зорень, – неохотно ответил эльф, мало что поняв из его вопросов. Зорень кивнул головой.

– И вот, что я сделаю, Слав. Я завтра возвращаюсь в Соколень. Оставлю там Свиста с твоими «волчатами». И вернусь обратно с полусотенной дружиной. А тех воев, с которыми пришел сюда, тоже передам Свисту.

В глазах Стаса появилось осуждение.

– Удаль молодецкая заиграла? Кровь в голову ударила? Острой сабелькой помахать захотелось?

Зорень обиженно поджал губы.

– Своими глазами увидеть все хочу, – твердо заявил он и повернулся к эльфу, ища поддержки у него.

Но Стас покачал головой.

– Давай без обиды, брат. Здесь мое гнездо. Мой род, мои люди, мои товарищи. А ты коняжество оставляешь. Что это за гадючник, я знаю. Читал. Да и соседи у тебя – те еще ребята. А когда мы вернемся – кому это известно? Не на загородную прогулку отправляемся. И всякое возможно.

– Твои волчата помогут, – не сдавался Зорень. – Присмотрят за хозяйством. И кроме того, у меня тоже есть надежные люди. Сумеют остудить горячие головы.

Стас поднял на него пытливый взгляд.

Зорень смотрел решительно и твердо. И уступать не собирался.

– Не от праздности бегу, брат. Беду лучше пораньше встретить. А сегодня и сам увидел краем глаза, что за беда к нам в двери идет. Молодецкой удали да лихого посвиста мало.

Все еще пребывая в нерешительности, Стас повернулся к эльфу.

– Ну, что, Рэд? Берем конязя в свою кампанию?

Эльф рассеянно кивнул головой, глядя задумчивым взглядом через крохотное оконце его жилища.