Екатерина Семеновна Густова была не кандидатом наук, а бухгалтером в Институте нейрохирургии мозга и — любовницей Цацаниди.

Маше просто противно стало: что ж за бабы такие! Это насколько нужно себя не уважать, чтобы быть одной из… скольких? Трех? Семи? Десяти?..

Катя любила академика искренне и самозабвенно. Это дворника трудно любить самозабвенно, а академика — запросто. Правда, забывала она скорее не себя, а собственную семью. Муж очень долго ни о чем не догадывался, но сколь веревочке ни виться, а конец будет. Он наступил тогда, когда муж решил сделать жене сюрприз.

Ох, мужья, хотите счастья в жизни, предупреждайте жен о сюрпризах заранее.

Густов тайком от жены устроился работать водителем в весьма небедную компанию и в первый же вечер, нарушив все служебные инструкции, подкатил на новеньком служебном «мерседесе» к институту, в костюме и с цветами, жену встречать.

Катя выпорхнула из здания и почти бегом бросилась в противоположную от метро сторону. Не успевший даже окликнуть ее муж поехал следом. Жена добежала до угла здания и, воровато озираясь, села в черную «Волгу».

Следом за черной «Волгой» пристроился черный «мерседес». Густов все еще верил, что жена-бедняжка снова работает сверхурочно. А потом он увидел, что из машины она вышла около обычного жилого дома вместе с седовласым академиком. Академик ласково поддерживал ее под попку. Они отсутствовали около трех часов. Их ждали «Волга» и «мерседес». Один водитель дремал, другой нервно курил сигарету за сигаретой. Сигареты кончились. Густов открыл ту бутылку дорогого шампанского, которую собирался выпить с женой. И выпил ее без жены. Без жены.

Он дождался. Они вышли. И он вышел. И ничего не смог: ни сказать, ни ударить.

Академик вскочил в свою «Волгу», ни слова не сказав Кате, и был таков.

Они стояли у мрачной, строгой дорогой машины, которая вдруг показалась Кате катафалком ее семейной жизни. Она понимала, что надо бы оправдываться, объяснять, что это не то, что он думает… Но сил не было. Ну, не было у нее сил. А муж сел в машину и уехал.

Нет, Густов не разбил чужую машину. Он ее потерял. Ушел, куда глаза глядят, а машину бросил в каком-то дворе с ключами в зажигании и пустой бутылкой в салоне. И просто чудо спасло его от больших проблем, но именно в этот двор приехал к собственной теще финансовый директор той самой фирмы, которая наняла Густова водителем на новенький «мерс». С хорошими, между прочим, рекомендациями наняла. Может, финдиректор и не заметил бы в темноте эту машину, которая должна была стоять в гараже фирмы, но стояла она прямо поперек дороги и объехать ее не было никакой возможности. В этот момент Густов лишился еще и работы.

А дома у него все же вышел скандал с Катей, которая к приходу мужа созрела для самозащиты и твердо стояла на позиции «не верь глазам своим, поверь моей совести». Густов не поверил, собрал вещи и ушел. Катя кричала, что теперь он лишился и детей, что он никогда их не увидит и предатель-отец им не нужен.

Во всей кутерьме рушащегося брака супруги не заметили, что старший сын ведет себя как-то особенно тихо. А на следующий день Катя списала бледность мальчика и круги под его глазами на переживания из-за скандала, случившегося накануне.

В больницу ребенка увезли прямо из школы. Он упал с дерева в тот злополучный день, на исходе которого родители шумно хоронили свой брак. Упал и ударился головой. Он пролежал в больнице с сотрясением мозга почти месяц.

Катя Густова утрясала свои личные дела. Муж ушел насовсем и подал на развод. Академик честно объяснил ей, что проблемы ему не нужны, и интимные отношения с ней прекратил. Катя плакала и скандалила, обвиняла и уговаривала. И кончила тем, что потребовала прибавки к зарплате на основании того, что она теперь одна с двумя детьми. Цацаниди справедливо заявил, что в рождении этих детей он участия не принимал, и по его потемневшим глазам под сдвинутыми седыми бровями Катя поняла, что еще слово — и ей придется писать заявление на увольнение по собственному желанию. Она была женщиной неглупой и поняла, что лучше поставить запятую, нежели точку. Извинившись, она стала работать, как прежде.

Прошел год. Сына иногда мучили головные боли, и однажды Катя решила по старой памяти попросить академика посмотреть мальчика, нет ли у него отдаленных последствий травмы. Она не очень надеялась, что Цацаниди будет консультировать ее сына лично. Но тот охотно согласился и осмотрел ребенка уже на следующий день.

После обследования Константин Аркадьевич пригласил Катю к себе в кабинет, велел подать кофе и взял бывшую пассию за руку.

На фоне плохо пролеченного сотрясения мозга у мальчика развилась злокачественная опухоль. И она прогрессировала. Стремительно, страшно. Академик долго утешал обезумевшую от ужаса мать. Он говорил, что далеко не все потеряно, что можно устроить консультации у других специалистов, если ему Катя не доверяет. Она доверяла Цацаниди как себе и была согласна на все.

Мальчика положили в клинику института и стали готовить к операции. Вскоре Цацаниди вновь пригласил Катю к себе в кабинет. Опухоль затронула очень серьезные участки мозга. Даже в случае удачной операции состояние ребенка будет непредсказуемо ухудшаться. Но новые методики лечения, разработанные академиком, позволяли полностью вылечить мальчика, сомнений в этом не было. Только вот беда, методики экспериментальные, незапатентованные, связанные с внедрением в мозг уникальных заместительных имплантантов. Поняв, что все это безумно дорого, Катя было отчаялась, но и тут академик ее успокоил. Он все — ну, свои же люди — сделает бесплатно. И даже будет наблюдать Катиного сына после операции. Но наблюдения будут использованы институтом как экспериментальный материал. Катя не была уверена, что поняла все, что ей говорили, но главное ясно — ее ребенок будет жив и здоров.

Операция прошла прекрасно, и выздоровление было быстрым. Катя регулярно водила сына в клинику на обследования, а экспериментальные тесты, которые Цацаниди проводил с ребенком, были удивительны и приводили маленького пациента в восторг. Катю немного тревожили его рассказы о других мирах и призрачных людях, но из благодарности она была готова согласиться с чем угодно.

За все в жизни надо платить. И судьба, очевидно, решила, оставив матери одного сына, отобрать другого.

Такое ужасное и бессмысленное убийство. Младший сын Кати Густовой возвращался из школы домой и не дошел до подъезда какие-то сто метров. В закутке у двери какого-то мусоропровода его задушили кулиской от капюшона куртки.

Оставшегося единственного сына несчастная мать берегла теперь пуще глаза. И Цацаниди уже верила не как себе, а как Богу. А потом случилось чудо, которое хоть немного, хоть чуть-чуть облегчило ей боль утраты.

Когда Илюша, захлебываясь от восторга, рассказал, что видел Алешу и говорил с ним на сеансах терапии в клинике, мать сначала решила, что сын сошел с ума. Но Цацаниди подтвердил, что это и есть часть удивительных и уникальных исследований. Катя была почти счастлива: ей казалось теперь, что ее Алешенька почти вернулся к ней.

Несколько лет работал Цацаниди с Илюшей и научил его вызывать на контакт не только Алешу, но и других людей, которых уже нет на этом свете.

Теперь академик умер. Работая до последнего дня, даже после инсульта, даже в инвалидной коляске, он ревностно оберегал свою еще не завершенную работу от посторонних, и в том числе, а может, и в особенности, от собственных коллег и учеников. Как? Да очень просто. Управляющая прибором программа была «зашита» в процессор. Процессор установлен в плату, а плата — в съемный блок. Короче, игла в яйце, яйцо в ларце… И вот этот «ларец» Цацаниди ежедневно увозил с собой. Когда он умер в своем загородном доме, игла, в лучших сказочных традициях, оказалась сломанной: плата сгорела в камине его спальни.