Вернувшись домой около трех, Маша первым делом позвонила Марине Бобровой.

— Марина, вы не знаете, какие там неприятности у Остапа на работе? Он говорит, что большие…

— Большие. У него подследственный чуть не погиб. Сам напросился давать показания, причем именно Шульману. И обязательно наедине. А в кабинете ему, кажется, плохо стало…

— И он умер?

— Нет, не умер. Остап кинулся ему воды налить, а тот и сиганул в окно. Третий этаж. Переломался весь.

— Но ведь Шульман же не виноват!

— Это как посмотреть, — вздохнула Марина. — Нарушений допущена масса. По крайней мере, Остапа отдела отстранили, разбираются.

— Марина, а с нашим делом как, что-нибудь получится?

— Уже получилось. Дело возбудили. Пока оставили у меня, но, возможно, заберут в управление. Только еще не понятно, что вменять Стольникову и как ко всему этому притянуть вашу Григорьеву.

— Но дело же возбудили по факту ее смерти? — возразила Маша.

— Так-то оно так, но доказать, что Стольников причастен, трудно, а за незаконные эксперименты я его ареста требовать не могу. Надо ждать, когда он проколется, сделает какой-нибудь серьезный шаг.

— Кажется, он его уже сделал, — горько сказала Маша. — У меня сына похитили.

— Да ты что! — воскликнула Марина, враз забыв, что они с Машей Рокотовой до сих пор не перешли на ты. — Когда?

— Вчера.

— Почему ты думаешь, что это Стольников?

— Потому что мне уже позвонили и снова велели передать документы именно ему. У меня никаких сомнений нет.

— А запись разговора есть?

— Нет. И еще, они велели не ходить в милицию, а я ходила. Еще ночью, как только Кузя домой не вернулся. Я вообще не знаю, что теперь делать… — сил сдерживаться у нее больше не осталось, и она разрыдалась в трубку.

— Маша, Маш, ну, ты чего? Успокойся… — Марина пыталась ее утешить, но по телефону плохо получалось. — Слушай, я приеду к тебе! Я бы Остапа прислала, но ему нельзя из Москвы уезжать.

Маша от удивления даже перестала рыдать. Марина приедет к ней? Почему? Так, мало знакомый человек, что ей за дело до Машиных проблем?

— Что ты! Не стоит, — забормотала она сквозь всхлипывания. — Ты извини, я раскисла совсем, ночь не спала. Я справлюсь…

— Ничего ты не справишься, — оборвала ее Марина Боброва. — Искать твоего сына надо сейчас, по горячим следам, пока он еще жив и пока его никуда не увезли. И вообще, ты не переживай, я приеду в командировку, в рамках уголовного дела. У тебя можно остановиться?

— Да, конечно, но, Марина…

— Завтра утром приеду. А вечером позвоню, скажу, когда меня встречать.

Боброва повесила трубку, и Маше как-то сразу стало легко и спокойно. Она ждала, что это чувство придет к ней после разговора с Ильдаром, но оно не пришло. Ильдар не выразил желания брать на себя груз ее проблем. Странно, обычно он не вел себя так. Обычно, если она обращалась к нему за помощью, он сразу просил ее предоставить все ему. Надо сказать, она не злоупотребляла его готовностью помочь и обращалась к нему редко. Но в этих редких случаях она не знала отказа. Сегодня он тоже пообещал помочь всем, чем сможет, но у нее осталось ощущение, что на этот раз он ей не поможет.

Надо было обязательно поесть. Силы еще ой как понадобятся! Где же Тимур? Если бы он был дома, она заставила бы себя пообедать, мотивируя это тем, что надо накормить ребенка, а сама уж заодно…

Маша открыла холодильник и окинула взглядом полки. Еды было много, но сил не было на нее даже смотреть. Интересно, можно считать обедом чашку чая? Обедом вряд ли, но компромиссом можно, решила она и поставила на плиту чайник.

В дверь позвонили. Странно. Мама на работе, у Тимки ключ. Она выглянула в глазок. По ту сторону двери улыбался адвокат Камо Есакян.