«Благотворительный фонд имени В. Э. Кагановича». Почему обязательно нужно умереть, чтоб твоим именем что-то назвали?
Когда-то, когда Илья был молодым бедным главой Комсомола ИПАМ и занимался чем попало, он решил основать аналитический центр – преимущественно по написанию курсовых и дипломных работ для мажоров. Кажется, он назывался «Институт социального развития и прав человека». Я было сгоряча присоединился к этому делу: мы в два голоса твердили Леше, что из этого вырастет новый Центр имени Разумкова.
– А кто из вас умрет? Это будет «Академия анализа социальных систем имени Николая Логинова» или «Институт финансового менеджмента имени Ильи Виноградова»?
Признаюсь, этим он застал нас врасплох. Умирать никто не хотел, и наша контора быстро сдулась…
Фонду такая судьба не светила. Открывали мы его в первых числах декабря в Доме учителя. В президиум, помимо меня – президента Фонда, – вошли несколько очень почетных стариков – друзья-партнеры Смагина.
Я, на правах инициатора и «любимого студента» Деда (не думаю, что Дед знал, кто я такой), выступил перед публикой: коротенько, по статье с Википедии, изложил биографию покойного и перечислил его заслуги и довольно пространно растолковал, что же получится из нашего Фонда. Гости аплодировали, фотоаппараты щелкали.
На фуршете я оказался рядом с Настей и Ильей. Компания – грех жаловаться: их довольные насмешливые лица бодрили меня и разряжали пафосную атмосферу.
Настино понимание сути Фонда и моей роли в нем было близким к истине.
– Насть, ты ведь пожертвуешь нам денег? – я как всегда неудачно начал разговор.
– Ну да, Логинов, разумеется, у тебя ведь машина уже старенькая. Пожертвую, и неоднократно. А больше никакого благотворительного вклада мне не сделать, мм?
Она пришла в фантастическом вечернем платье с обалденным вырезом и прекрасно понимала, куда направлено мое внимание.
– Я только за, ты же знаешь!
Что я еще мог ответить?
– Зато я против! – лихо отбила Настя, подмигнула мне и залпом опрокинула полную до краев рюмку водки. – Эта была за здоровье президента Фонда. А эта, – она налила вторую, – будет за наполнение бюджета. Ну, Логинов, поднимем?
Ну как можно отказать Насте, тем более «за наполнение бюджета»? Пришлось поднять. Тут же сзади на меня наплыл Илья, который уже здорово поддал и развеселился не на шутку:
– Надо же, Коль, здесь столько едва дышащих стариков… Я чувствую себя, как на дне открытых дверей в крематории. О, привет, Настя!
– Здравствуй, Илюша.
Мне показалось, что при этих словах в ее очаровательных глазах мелькнула искра тепла. Или не показалось? Дурацкая привычка – ревновать чужую женщину к своим друзьям, ее студентам и фонарным столбам. Но ведь Илья не такой уж и чужой. Быть может, они все-таки тогда?… Или это просто такие неумные шуточки?
– Ты где залип? – друг нежно пнул меня коленом в ляжку. – Обдумываешь стратегию развития?
– Обдумывает благотворительные акции, – поддела Настя. – Предлагаю в первую очередь отремонтировать нашу кафедру.
– А я советую обустроить курилку, а то наш противопожарный инспектор по сей день гоняет студентов из туалетов.
– Да, насчет курилки – поддерживаю!
– Спасибо, Настя.
– Пожалуйста, дай пять!
Аккуратная ладошка Насти и широкая рабоче-крестьянская ладонь Ильи хлопнули прямо у меня перед лицом.
– Послал бог друзей-мудаков, – заключил я. – Лучше б посочувствовали!
– Чему? – протянула Настенька. – Новый кошелек придется покупать?
– Деньги некуда будет складывать, – вторил Илья.
– Ворюга.
– Коррупционер.
– Чудовище.
– УБЭП на тебя нет.
Они синхронно умолкли, ожидая ответа. Но у меня не было сил на контратаку:
– А, пусть и так, что с того? Мое дело…
Я наигранно зевнул и ухватил бутерброд с огурцом и оливкой (ненавижу оливки, но остальные снэки уже размели).
– По водочке? – предложила Настя.
– Давай по вискарю! – возразил Илья.
Не дожидаясь, до чего эти двое договорятся, я отодвинул друга в сторону и направился к Смагину – тесть уже несколько минут издалека сверлил меня глазом, ожидая, что я наконец отвлекусь от трепа и подойду за напутствием.
Едва я приблизился к Смагину, от него чуть заметной серой тенью отхлынула фигура КГБ. Тесть опирался на стойку, сжимая в руке бокал белого вина, – не по этикету держал его, прямо за донышко. Ну что за безвкусица?
– Профком вас жизни учил? – начал я.
Ректор обрубил мои попытки завязать непринужденный разговор и ошарашил ответом:
– А, так я с ним уже договорился. Он поздравил меня с отличной инициативой, пожелал удачи и сказал, что профсоюз и Фонд должны работать вместе. Так что теперь КГБ – твой лучший друг, Коля. Будь готов сотрудничать и делиться с ним.
Вот так поворот!
– Да хорошо, в чем же вопрос? Я готов и сотрудничать, и делиться, если он больше не будет на нас УБЭП наводить, а то мне как-то жмут браслеты…
Смагин глянул поверх моей головы, улыбнулся кому-то в сторону и кивнул приветственно, и снова посмотрел мне в глаза, переменив мину на серьезную.
– Сотрудничать будешь аккуратно. Я этого святошу… насквозь… Держи Долинского в курсе происходящего в Фонде.
Ректор снова отвернулся от меня, подхватил под руку какую-то мужеподобную седую гостью и скрылся из виду, оставив недопитое вино на стойке.
Илья с со стаканом виски второй раз за вечер атаковал меня сзади.
– Смотри-ка, не узнаешь, кто пришел к твоей даме?
И зачем он это сказал? Повернув голову влево, я увидел рядом с Настей Летчика.
Раньше я видел его на фото, да и сейчас разглядеть полностью было сложно: моего удачливого соперника загораживала громадная фигура Долинского, который жевал зеленое яблоко, опираясь на стол. Но сам факт присутствия Летчика на приеме в честь моего Фонда, на моем игровом поле – достаточно, чтоб зажечь в сердце адреналиновый фитилек.
– Мадеру пьет, между прочим, – отметил друг, подогревая страсти.
– Вот баба! – огрызнулся я.
– И не говори.
– Ландыш!
– Ага.
– Эстет хренов.
– Да-а-а…
– Может, он еще и на желтом «Матизе» ездит?
– Не могу знать, не видел.
– Интересно, кто его пустил сюда? У нас же закрытое мероприятие.
– Сотрудникам выдавали приглашения на двоих, вообще-то. О, глянь – на нас смотрит. Идет сюда…
Этого еще не хватало! Мне и так нервы поколебало, что придется делиться с КГБ, а тут еще знакомиться с этим товарищем, который нам совсем не товарищ.
– Илья, мы уходим. Давай, ходу отсюда!
Илюха сделал шаг вперед, закрыв меня из виду, а я, развернувшись полубоком, поплыл к выходу из зала.
Я не фаталист, но иногда оказывается, что чему быть – того не миновать.
На следующий день моя лекция о различии авторитарных и субавторитарных режимов была прервана сообщением в Скайпе, который я почему-то забыл отключить. Поверх портрета моего любимого Франциско Франко с цитатой на огромном проекционном экране всплыла табличка «chkalovX хочет добавить вас в список контактов».
Студентов данное событие повеселило.
– Николай Михалыч, это Чкалов прилетел за республиканцев воевать! – заметил староста.
– Нет, Саша, Валерий Павлович Чкалов был далек от политики. Ему в свое время предлагали должность Наркома НКВД, он отказался. А кто знает, если б согласился, может, события тридцатых годов выглядели б иначе…
– Или Чкалов выглядел бы иначе, – парировал тот.
– И это более вероятно… – согласился я.
После пары я оказался на кафедре один. Интуиция не подвела: в контактной информации «чкалова» сверкала фотография Летчика на фоне кабины. Подключив наушники, я набрался сил перезвонить – нужно было понять, чего он хочет.
– Здорово! – радушно приветствовал он меня, не включая веб-камеры.
Я старался сохранить равнодушие.
– Да, Влад, привет.
– Ну что, как ты? Мы вчера с тобой так и не пообщались на приеме, а я хотел познакомиться поближе!
Интересно, что он под этим подразумевает? Хочет на меня наехать?
– Да я… настроение было не очень… тяжелый день выдался, столько всего свалилось…
– Так давай встретимся?
– Встретимся?
Я удивился, но он, кажется, воспринял это как испуг и рассмеялся.
– Да, а что? По пиву выпьем?
Ладно! Нужно переходить в наступление!
– Завтра, «Шато» на Крещатике. Во сколько можешь?
– Давай в шесть?
– Заметано. Ну все, пока, а то у меня пары.
– Давай-давай.
Ткнув в красную кнопочку, я почувствовал облегчение от завершения малоприятной беседы. Но сердце все равно не на месте. Как же я завтра его выдержу, если и сейчас так непросто?
Как раз в это мгновение скрипучая дверь тяжело открылась и на кафедру завалилась уставшая Настя с пачкой свеженьких студенческих тестов.
– Фууух, три пары подряд – это зло.
– Мне кажется, лет десять назад мы это свободно переносили…
– Ага, и еще смеялись над преподами. А я сейчас задержалась на десять минут, пока они дописывали…
Странно, на Настю это не похоже…
– С чего это ты так либеральничаешь с ними? – удивился я.
Она забросила тесты в стол и включила чайник.
– Не знаю… Женская душа – потемки. У нас остался кофе?…
Сон не шел в голову. Убедившись, что мой накроватный монстр в обличии Танечки крепко спит, развалившись на всю кровать, я пошел на балкон звонить Леше. Меня мало смущало, что уже половина первого, ибо я знал, что старый трудоголик не спит. Он не мог освободиться так рано – дел у адвоката предостаточно. И я не ошибся – голос очень даже бодрый и нимало не раздраженный:
– Чего тебе, хрен собачий?
Я решил применить его же оружие:
– Леш, занят? Я давно тебя не слышал и думал, что ты сдох.
– Ох как смешно! Ох как свежо! Ой, убил юмором! Молодец, Коля, потешил старика, – безразличным голосом сообщил Леша. – Ладно, минутка найдется. Чего хотел?
– Я завтра с Летчиком встречаюсь.
– Чего-о-о?
– С Настиным мужем.
– Зачем?!
Это искреннее бесхитростное «Зачем?!», едва ли не выкрикнутое во весь голос, дико рассмешило и напомнило мне его реакцию на порванную страховку в Шарм-эль-Шейхе.
– Зачем?! – повторил он еще громче, не меняя интонации.
Я совладал с ностальгией и ответил:
– Ну, он позвал.
– Тьфу, а если б он тебя попросил застрелиться?
– Ну, а если бы я отказал, он счел бы меня трусом.
– А так он счел тебя бесхребетным лодырем, которому нечего делать, кроме как шастать по пивнушкам с левыми людьми. Кто он тебе?
– А может, он отношения выяснить хочет? – робко закинул я.
Леша противно откашлялся и гаркнул в трубку:
– Да кто ты ему такой, отношения выяснять! Столько лет вы с ним, как в параллельных вселенных существовали, а тут вдруг нужен ты ему! Не знаю, что он хочет, но точно не будет морду бить.
– Мы с ним заочно давно немало знаем друг о друге. Может, накопилось что…
– Ну ты и идиот, каких свет не видывал. Как тебя земля носит, такого пустоголового? А Настя с вами или вы вдвоем?
– Нет-нет, как говорили в том фильме, кузнец не нужен. Хотя это он, наверное, кузнец. Или я?
– Ой, олух. Ладно, сам разбирайся.
Я не хотел заканчивать разговор на отмашках:
– Эй… а я тебя хотел попросить. Ну, чтоб вы с Ильей в машине посидели, пока я буду с ним говорить. А если понадобится огневая поддержка, вы выскочите, зайдете в…
– Все сказал? А то у меня висит дело дорогое. Огневой поддержи я тебе не обеспечу, а вот гвоздичку под Доской почета, где почему-то до сих пор висит твоя физиономия, справлю, если что не так пойдет. Завтра отзвонись после встречи, чтоб я венок успел заказать.
– Доброй ночи, Леша.
– Спокойной ночи.
Мне сильно полегчало от этого разговора. Леша всегда давал силы восстановиться – он не навешивал полезных многомудрых советов, как Илья, и не поучал, как Долинский. Просто говорил то, что нужно сказать, а не то, что я хотел услышать. Жизнь снова приобрела цвет, запах, звуки. Или это был запах джина, который плескался у меня в стакане?
Мы с джином постояли еще минут пять, разглядывая Оперный театр, иссекаемый декабрьским мокрым снегом; потом стакан опустел, и пришлось возвращаться в постылое супружеское ложе.
Не знаю, почему я назвал Летчику «Шато». Я не был там с того самого дня, как провожал безымянного друга в Молдавию и одну ночь «работал» помощником следователя.
Мое место было над лестницей, так, что когда он войдет, я увижу его раньше. Я даже заготовил фразочку из своего любимого «Профессионала»: «Ты забыл, я всегда у тебя за спиной?». Не спорю, я был в напряжении, да еще в каком. Боялся? Нет! Я ничего не боюсь! Да, я боялся, что дам слабину, боялся своего собственного страха. Он пришел, чтобы доказать свое превосходство? Так я не дам ему этой возможности!
Я не успел ввернуть фразочку. Он появился из ниоткуда и упал за столик.
– Ну, здорово! – его рукопожатие было не сказать чтоб зверским, но весомым, ощутимым. Без желания причинить боль, просто показать уверенность.
– Привет!
Мой холодок под сердцем как рукой сняло. Это лишено логики, но вместо того, чтоб испытать прилив гнева, ревности, озлобленности, при виде его лица мне стало легко и спокойно.
– Давно ждешь?
– Да не, нормально, – отмахнулся я. – Ну что, вот мы и увиделись вживую! Что будешь? Здесь есть литровые бокалы…
– А давай менюшку разглядим для начала? – дружелюбно предложил Летчик.
…Не похож он на меня, совершенно. По крайней мере, внешне. Только глаза такие же, светло-карие. Я в них смотрел, как на самого себя. Впрочем, глаза не редкость, у половины страны такие, даже у Лешки.
Мой неожиданный собеседник был в сером свитере в горизонтальную красную полоску, на левом запястье какой-то тоненький браслет, видимо, на счастье. Эти летуны такие суеверные, черти… Единственное, что резало мне глаз, так это его обручальное кольцо. Я старался не смотреть на правую руку.
О чем мог говорить политолог с пилотом? Хотя половина букв в названиях наших профессий совпадают. Мы толком ничего не знаем друг о друге – так ошибочно думал я до конца второго бокала.
– Там такой снег валит… Сейчас бы в Майами, да? – он обжег меня этими словами.
Майами? Почему?
– Майами – хрустальная мечта моего детства. Не касайтесь ее своими лапами! – отметил я, пытаясь изобразить добрую улыбку. – Ты там был наверняка?
Он прихлебнул бронзового пива, поднимая тяжеленный бокал легко, как елочную игрушку, и внимательно взглянул мне в глаза.
– Нет, – ответил.
Лжет? Наверное, да. А почему? Из корректности? Настя запретила меня обижать злить? Интересно, она знает о нашей встрече?
– Я не был там, – твердо повторил Летчик. – Но я тоже хочу… в белых штанах… туда, где мулаты, голубые экспрессы…
– Это скорее про Рио. А Майами, это больше как… «Лицо со шрамом».
И снова по мне словно прошелся разряд: он произнес название фильма одновременно со мной и синхронно кивнул.
– Белый пиджак, шикарный кабриолет, кокс и автомат Томпсона? – он улыбался, но только глазами. – Понимаю. Я хочу жить у моря.
Еще один удар в точку! Но тут мне было, что ответить.
– Мои родители живут в Барселоне. Но в Каталонии, к сожалению, нет филиала ИПАМ, чтоб я постоянно торчал там. Обидно, когда твоя мечта сбывается у кого-то другого, да?
Непонятно, зачем я это сказал: обострение разговора явно не было мне на пользу.
– Ну, тебе не хуже меня об этом знать, – тихо уронил Летчик, перестав улыбаться и словно обращаясь к пивной кружке.
Наверное, стоило сделать вид, что не услышал, или отшутиться. Но в моей крови уже плескались продукты распада нескольких литров очень плотного и крепкого пива, разбавленные адреналином и тестостероном.
– Еще не вечер, – оскалился я.
Он мягко улыбнулся:
– Да нет, уже ближе к ночи.
Я стушевался. Упал взглядом в неравномерную размытую пенную корку на поверхности своего бокала. Я не знал, что ответить. Остроумные ответы, как это обычно бывает, придут постфактум, когда не с кем будет спорить.
Видимо, я замер на большее время, чем мне показалось, потому что Летчик легонько пошевелил меня за плечо.
– Эй, доцент? – спросил он как можно деликатнее. – У тебя все хорошо?
– Все хорошо – не дождешься, – я нашел в себе силы взбодриться, вздобриться и заулыбаться.
Он покачал головой.
– Коль, я пришел просто поговорить с тобой. О жизни, о тебе, обо мне. Не о Насте. Я много о тебе слышал, и мне интересно с тобой. Разве это предосудительно? Разве это не взаимно? Тем более, у нас оказалось гораздо больше общего, чем я мог себе представить.
А ведь прав, морда пилотская: музыкальные и литературные вкусы, мечты, жесты, даже глупая жлобская привычка кидать подставку от пива в пустой бокал… Не говоря уже о Насте.
Летчик продолжал:
– Она ведь моя, да? Ты не… Вы с ней?…
Вот оно как – доблестный «Чкалов» тоже захмелел, хотя и держался дольше моего. Я не ожидал подобного: он спрашивал, будто уточнял – было ли ему о чем беспокоиться? И ему достаточно было моего слова.
В моем помутненном сознании это дало прямую отсылку к Понтию Пилату с его наивным вопросом: «Скажи, ведь казни не было? Не было? Больше мне ничего не нужно!»
Не знаю, что сработало в моей голове, но я ответил правду, вместо того чтоб позлить его, как изначально планировал.
– Нет. Мы с ней – нет, – успокоил я. – Все в порядке, Влад. Ты не хуже меня знаешь, что она тебе верна. К моему большому, признаться, сожалению.
Он облегченно кивнул и задал следующий роскошный вопрос:
– А ты меня… боишься?
Наверное, стоило рассмеяться. Или сказать «нет, это ты меня боишься». Но я не сделал и этого – мне уже полегчало. Появилось ощущение, что сегодня моя взяла. Как будет дальше – это другой вопрос. Но сегодня…
– Нет, я тебя не боюсь. Будем водку?
– Да-а-а… – предложение сильно удивило Летчика. – Ты всегда пьешь водку поверх пива?
– Не верь никому, я не алкоголик, – отмахнулся я. – Это жизнь у меня такая развеселая: забот мало, времени много… Девушка, можно вас на секунду?
Я уже никуда не торопился, и мне совсем не было страшно. Кем бы ни был этот человек, он не был моим врагом: мы просто оказались по разные стороны одной большой истории, в которой на каждый ответ найдется новый вопрос.