14 февраля часов около трех, когда Кротов уже отправил на поиски всю авиацию и на аэродроме установилась тишина, в пилотской отчаянно зазвенел телефон. Кротов схватил трубку: "Да, да, штаб! Вы что, дорогая, решили доконать нас звонками? Кто? Точа?…"

Звонил начальник точинского отделения милиции. Ему нужен был Турченко. "А что случилось? — спросил Кротов. — Только Турченко доложите? Ну, ну…"

Турченко нашли на улице, он прохаживался возле ангара. Пока его искали, пока он пришел и взял трубку, я уже успел забыть о точинском начальнике милиции и слушал рассказ Воронова о несчастных случаях в туризме.

Неожиданно Воронов оборвал фразу, встал и подошел к Турченко, который, вдруг утратив свое обычное спокойствие, надрывался у телефона:

— Где? Где они? — кричал Турченко в трубку. — Уехали? Кто их видел? А, дежурный по станции… Так, так… Значит, восемь человек и среди них две девушки… А фамилия командира группы? Как так "не знаю"? Ведь они должны были отмечать маршрутную книжку? Где отмечать? В сельсовете, на почте, да у вас, в милиции, наконец! Узнайте! И телеграмму они должны были давать… Вот там и узнайте! И немедленно позвоните! Что? Кажется, были обморожены? Попали под обвал? А если без "кажется"? Позвоните? Вот это другое дело. Я жду.

Турченко положил трубку.

— Наши? — обращаясь ко всем, спросил он. — Фамилию командира не знает, но видел сам: две девушки. Одна девушка, кажется, была забинтована, говорит, как будто лицо у нее обморожено…

Наши! Нашлись!

Виннер сиял: он по очереди тряс руку сначала Кротову, потом Воронову, потом мне… "Что я говорил? Я Сосновского знаю! Этот никогда не подведет. Ну, обморозилась Васенина, или Коломийцева, ну, снежок задержал — во-он ведь какие снега здесь!…"

Улыбался и Турченко. Он расстегнул воротник рубашки, растянул галстук и тяжело дышал: "Говорит, спешили… Даже в столовую не зашли, сразу на станцию, к поезду… Оно и понятно — на четыре дня ведь опоздали…"

Всеобщий восторг немного охладил Воронов. Когда Кротов предложил вернуть авиацию на аэродром, он сказал: "Давайте подождем. Вернуть мы всегда успеем".

— Вы что — не верите, что это наши? — подскочил к нему Виннер. — Шесть ребят и две девушки, вы разве не слышали?

— Слышал, — улыбнулся Воронов, — я все слышал, Лев Иннокентьевич. Я верю, но самолеты возвращать подождем. Пусть пока полетают.

Воронов попал в маловеры. Но Кротов все же прислушался к нему и авиацию не вернул, хотя по его лицу было видно, как ему хотелось это сделать. Особенно он боялся за вертолеты.

Весть о том, что сосновцы выбрались из тайги сами, мгновенно облетела весь аэродром. Все, кто был свободен и даже занят — спасатели, механики, начальник аэропорта, кассирша, синоптики — все набились в пилотскую, требуя от Турченко и Виннера новых подробностей. А подробностей больше не было. Турченко не отходил от телефона, ожидая второго звонка из Точи. Он даже позвонил на телефонную станцию и предупредил, чтобы линию на Точу пока не занимали.

Я протолкался к дальнему концу штурманского стола, где в своей излюбленной позе, опершись локтями и зажав уши ладонями, сидел над картой Воронов.

— Валентин Петрович, — дотронулся я до его плеча, — вы, кажется, не разделяете всеобщего ликования?

— Почему? — совершенно искренне удивился Воронов. — Я не сомневался, что Сосновский может выйти и без нашей помощи!

— А что вы тогда колдуете над картой?

— Так ведь у нас в горах уже четыре отряда, — улыбнулся он. — Думаю, не придется ли спасать спасателей.

И все же я был убежден, что он что-то недоговаривает.

— А может быть, что в Точу вышла какая-то другая группа? — спросил я его.

— Вообще-то может быть. Этот район Приполярного Урала пользуется у туристов большой славой. Сюда едут со всех концов страны. Особенно много москвичей и ленинградцев. Но, вероятно, в Точе были сосновцы. Восемь человек, из них две девушки… Наверное, сосновцы. Подождем немного, — опять мягко улыбнулся Воронов. — Через полчаса все будет ясно.

Ясно стало даже раньше. Впрочем, трудно сказать, стало ли через полчаса яснее. Скорее дело запуталось еще больше. Пока Турченко ждал второго звонка из Точи, Виннеру из гостиницы привезли телеграмму.

Он ее распечатал, не переставая смеяться над тем, что сосновцы сели в поезд, даже не заглянув в закусочную. Прочел телеграмму, ошеломленно оглядел столпившихся вокруг него спасателей и сунул телеграмму в руки первому попавшемуся: "Ничего не понимаю… Их же восемь…"

Телеграмма пошла по рукам. По мере того, как ее читали, гул в пилотской стихал. Когда телеграмма дошла до меня, стало так тихо, что слышно было, как попискивает "морзянка" в радиорубке. "Кожар, гостиница, Виннеру. Александр Южин вернулся с маршрута 29 января с травмой. Находится дома на излечении. Директор института Василевский".

Гром среди ясного неба! Турченко вызвал начальника точинского отделения милиции сам. Тот, видимо, сидел на месте, так как ответил немедленно.

— Да, да, это зам. председателя облисполкома! Сколько их было? Восемь? Вы не ошибаетесь? Взяли на станции восемь билетов? А как фамилия командира? Еще не установили? Что вы там… Постойте, а куда они взяли билеты? До какой станции, говорю? Не знаете? А что вы вообще знаете?…

Девушка, девушка! Да, в Точе. Переключите меня на станцию!…

Станция? Куда взяли билеты туристы? Да, сегодня… До Ростова? Вы не ошиблись? Нет? Да, конечно…

Турченко осторожно опустил трубку на рычаги.

— Выходит, радовались рано, — сказал он тихо. — Это ростовчане.

— Но если Южин, черт возьми, дома, — вдруг поднялся он, — надо его немедленно вызвать сюда! Может он вылететь в Кожар? Виннер, телеграфируйте этому вашему Василевскому.

Удивляюсь: столько неразберихи! Каждый что-то советует, вдруг неизвестно откуда выплыло новое предположение: Сосновский со своей группой давно уже вернулся домой и решил подшутить над спортклубом, запретив ребятам сообщать о своем возвращении. Потом вдруг вспыхнул спор — нужно ли снабжать туристов оружием и рациями.

Кстати, о радиостанциях. Прислали три рации и все три работают на разных частотах. Радисты только за головы хватаются — сколько бестолковщины в поисках! Спасатели без конца что-то припоминают, что-то предлагают… Один Воронов непоколебим: "Сосновский — дисциплинированный, хладнокровный турист. Его группа — одна из лучших в городе. Они не могли самовольно нарушить маршрут. Они не могли поддаться панике. Они не полезут под обвал"…

— Так что же с ними тогда случилось?

— Это мы должны выяснить, — спокойно сказал Воронов. — Я убежден, что с ними не произошло ничего страшного…

А Турченко заявил, что ни спасателей, ни местных энтузиастов он больше выслушивать не желает. "Все они умные, все они знают… Пусть делают, что приказано!"

С оружия и радиостанции спор вдруг перекинулся на проблему — нужен ли туризм вообще?

Турченко, мрачный и нахохлившийся, уселся во главе штурманского стола.

Он высказал свое категорическое мнение о туризме: баловство, которое чем раньше прикроют, тем меньше будет хлопот.

— Возможно, что вы в какой-то степени и правы, — мягко возражает Воронов. — Вполне возможно, что у нас есть излишние трудности в зачетных маршрутах. Обязательное требование — ночевки в полевых условиях, вдали от населенных пунктов — порой рождает надуманные маршруты, в которых много потенциально-опасных участков.

— А у этого Сосновского тоже надуманный маршрут? — косится Турченко.

— Нет. У Сосновского очень интересный маршрут. И, насколько мне не изменяет память, — очень продуманный.

Воронов никогда не выходит из себя, никогда, даже в самые острые моменты не повышает голоса. Во всей его фигуре сквозит долголетняя тренировка и собранность.

— Разумеется, вы будете защищать, — говорит Турченко и демонстративно отворачивается к окну.

— Вы хотите сказать — защищаться? — очень мягко и вежливо уточняет Воронов. — Да, я вас понимаю. Я ведь сам, как член маршрутной комиссии, утверждал маршрут Сосновского. Но я и не собираюсь уклоняться от ответственности. И если потребуется, я снова поставлю свою подпись. под маршрутом на Рауп.

— Боюсь, что вам не придется ее ставить. Но я, собственно, не об этом. Ваша ответственность в том, что вы в числе других разрешили этот дурацкий маршрут, который, неизвестно еще, чем кончится, если уже не кончился.

— Все это так. Может, он и в самом деле кончится неблагополучно. Но туризм — это спорт. Спорт первооткрывателей, а ни одно открытие не делается без риска. И потом, Григорий Васильевич, статистика утверждает, что в городах под колесами машин и трамваев гибнет больше народу, чем в любых других случаях.

— Э, город, трамвай… Вы еще войну вспомните!

— Во много раз больше, — упрямо повторяет Воронов. — Другое дело, что смерть под трамваем воспринимается как возможная неизбежность, а смерть туриста вызывает недоумение. Но ведь, согласитесь со мной, недоумение возникает только у неосведомленных, весьма далеких от сути дела людей. А те, кто ходит в походы, те знают, что туризм — это не асфальтовое шоссе и кленовые аллеи. Это снежные обвалы, это бурные реки, это самая настоящая дикая природа. Бывают и неудачи.

— А кому нужен этот риск? — злится Турченко. — Кому нужны эти походы? Что они дают? Кому нужны жертвы, хотя бы и немногие? Ведь тем молодым здоровым ребятам, погибшим в январе в Карпатах, как вы рассказывали, жить бы да жить.

— Вы хотите понять, почему у нас ежегодно двадцать миллионов человек надевают рюкзаки и становятся туристами?

— Вы не запутывайте меня. Двадцать миллионов не обязательно должны лезть на Рауп. Нечего им там делать.

— А вы знаете, Григорий Васильевич, какая самая богатая страна на земном шаре?

— При чем тут самая богатая страна?

— Так вот, Швеция — самая богатая страна не только по уровню жизни, но и по числу самоубийц. И большинство самоубийц — молодежь в возрасте от двадцати до двадцати четырех лет.

— Ну и что?

— Шведские психологи в один голос заявляют, что причиной этого является сознание неполноценности молодого поколения. Им не на что расходовать свою энергию, им не на чем и негде попробовать свои силы. А пока человек не попробует свои силы, он не узнает себе цену. Не правда ли?

— Допустим. Но какое это отношение имеет к нашему случаю? Уж не хотите ли вы сказать, что группу Сосновского охватил психоз массового самоубийства?

— Это слишком дикое предположение. И я не об этом хотел сказать.

— А о чем? О цене самому себе?

— Вот именно, Григорий Васильевич. Стремление узнать самому себе цену и цену своим силам и возможностям — это стремление первозданное. Оно может лишь усиливаться или сглаживаться социальной средой и воспитанием. Вы думаете, почему так много у нас добровольцев, едущих на целину, на стройки? Только ли патриотизм заставляет их мчаться на край света? А что делать студентам, молодым рабочим? Как им узнать цену своим силам? Вот откуда берется ежегодно три-четыре миллиона туристов.

— Ладно, ладно меня агитировать за туризм, — отмахивается Турченко. — Вы мне лучше скажите, где их искать, этих сорванцов? Ведь район поисков в пять тысяч квадратных километров! Нам до лета не обшарить его! Нельзя ли сократиться?

— Мы и делаем это. Завтра, в крайнем случае послезавтра, поступят сообщения от Лисовского. А от Васюкова уже поступило: идут по следам. Следы довольно четкие. Сейчас отряд Васюкова находится у истоков Северной Точи. Возможно, им удалось подняться к Главному хребту.

— А если мы вообще, черт возьми, не там ищем? Что тогда? Что тогда будем делать, полковник? — Теперь Турченко перенес огонь на Кротова.

— Искать, — лаконично ответил полковник.

— А вы что думаете? — опять повернулся на девяносто градусов Турченко. — Вы, председатель спортклуба? Это ведь ваша группа пропала в горах?

Виннер печально покачал головой:

— Южин вернулся, а остальные не поняли, что поход неудачный. В таких случаях надо возвращаться всем…

Мне показалось, что он вслед за этой тирадой перекрестится — столько было в его словах суеверия.

…Значит, в группе ростовчан были две девушки. Идут в сорокаградусный мороз, несут на себе по тридцать килограммов снаряжения и спят под защитой тонкой палатки, почти на снегу. Что так неудержимо влечет их испытывать тяготы и трудности? Парней я все-таки как-то понимаю: им сам бог велел быть выносливыми и бесшабашными. Но девушки?! Хрупкие, нежные девушки, олицетворение домашнего уюта и тепла… Нет, что-то в этом туризме в нормальные человеческие рамки не укладывается.

Полковник, как бы подслушав мои размышления, высказал их вслух:

— Когда мне командующий предложил возглавить поиски туристов, я нисколько не удивился такому предложению: из туристов у нас получаются самые крепкие солдаты. Спасать таких людей — наша прямая обязанность. Но как совместить туризм и женщин? Я всегда был противником женщин-солдат. Достаточно, что женщине приходится рожать и воспитывать детей. А тут — две девушки…