Тонь­ка просну­лась за­тем­но, на­спех умы­лась и по­бе­жа­ла в ан­гар, при­хва­тив с ве­че­ра за­го­тов­лен­ный рюк­зак.

Но как ни ста­ра­лась дочь быть ти­ше мы­ши, Се­дов услы­шал и шлеп­ки бо­сых ног по ко­ри­до­ру, и гро­хот под­ко­ван­ных бо­ти­нок в при­хо­жей: слиш­ком бес­по­ко­ил­ся он о под­рос­шей, но не об­рет­шей осто­рож­но­сти до­че­ри. Рос­ла его мар­си­ан­ка его­зой и непо­се­дой, пра­ви­ла ти­хо пре­зи­ра­ла, во всем по­ла­га­ясь на недю­жин­ный свой ин­тел­лект. Все они та­ки­ми бы­ли, де­тиш­ки Мар­са в пер­вом по­ко­ле­нии, сы­но­вья и до­че­ри ко­ло­ни­стов, но Се­до­ву ка­за­лось, что Тонь­ка са­мая непо­слуш­ная.

– Мы с ма­лых лет ста­ви­ли за­да­чу вы­ра­бо­тать у «мар­си­ан­ских» де­тей при­выч­ку мыс­лить и дей­ство­вать са­мо­сто­я­тель­но, – уве­ще­ва­ла встре­во­жен­но­го от­ца пси­хо­лог Ма­ри­на. – Так что же вы хо­ти­те от Ан­то­ни­ны? Она под­ро­сток, ей все ин­те­рес­но. Най­ди­те де­воч­ке хоб­би, неза­мет­но на­правь­те энер­гию в, так ска­зать, мир­ное рус­ло…

Внять со­ве­ту спе­ци­а­ли­ста Се­дов внял, а вот во­пло­тить в жизнь не су­мел: Тонь­ка в пять лет на­шла се­бе хоб­би и от­сту­пать от вы­бран­ной сте­зи не пла­ни­ро­ва­ла. Упря­мая вы­да­лась – вся в мать…

Это пло­хо – на­чи­нать день с мыс­лей о Лю­чии. С та­ки­ми мыс­ля­ми ру­ки по­дра­ги­ва­ют и серд­це сту­чит мел­ко и быст­ро, и нет сил зав­тра­кать, а хо­чет­ся до­стать из ящи­ка с нос­ка­ми при­пря­тан­ную бу­тыл­ку джи­на и при­пасть к гор­лыш­ку, вы­жи­гая го­ре горь­кой, как про­гло­чен­ные сле­зы, вла­гой. Се­дов по­тряс го­ло­вой, но позд­но: мыс­ли не ис­чез­ли, за­та­и­лись в угол­ке. Он все­рьез по­ду­мал, а не по­зво­нить ли Ма­рине, ко­то­рая без лиш­них сан­ти­мен­тов вы­та­щи­ла его из по­ст­трав­ма­ти­че­ско­го пи­ке и все­гда бы­ла го­то­ва на­зна­чить вне­оче­ред­ной се­анс пси­хо­те­ра­пии.

«Вам по­ра са­мо­сто­я­тель­но справ­лять­ся с при­сту­па­ми», – вспом­ни­лись сло­ва Ма­ри­ны.

Ко­неч­но. «Ини­ци­а­ти­ва и са­мо­до­ста­точ­ность» – та­ков де­виз го­ро­да Ми­ра, пер­во­го го­ро­да под мар­си­ан­ским ку­по­лом. До­го­ним и пе­ре­го­ним!

Иро­нии Се­дов об­ра­до­вал­ся. Хо­ро­шее чув­ство, по­зи­тив­ное. С ним мож­но и обой­тись без по­мо­щи про­фес­си­о­на­ла.

Се­дов по­тя­нул­ся к пуль­ту и вы­вел на экран ан­гар, по ко­то­ро­му де­ло­ви­то то­па­ла Тонь­ка. Вот ведь его­за! На пес­ко­ход, зна­чит, на­це­ли­лась. То-то вче­ра рас­спра­ши­ва­ла, невзна­чай кар­ту под­со­вы­ва­ла: марш­рут стро­и­ла. Се­дов, ко­неч­но, ви­да не по­дал, что раз­га­дал хит­рые ма­нев­ры, но как же страш­но бы­ло от­пус­кать три­на­дца­ти­лет­нюю дочь в пу­сты­ню, в ко­то­рой так про­сто и без­ого­во­роч­но сги­ну­ла же­на.

Ини­ци­а­тив­ная и са­мо­до­ста­точ­ная, пси­хо­лог Ма­ри­на опре­де­ля­ла его ны­неш­нее со­сто­я­ние как ва­ри­ант нор­мы и со­ве­то­ва­ла по­дав­лять на­вяз­чи­вые про­яв­ле­ния и ждать, по­ка «вре­мя вы­ле­чит». Вы­хо­дит, пять лет – недо­ста­точ­ная пи­лю­ля для его трав­мы.

Се­дов по­да­вил же­ла­ние немед­лен­но вско­чить, за­бло­ки­ро­вать ан­гар, бро­сить­ся бе­гом по до­рож­ке из крас­но­го пес­ка, схва­тить ре­бен­ка за ру­ку, при­та­щить до­мой, по­са­дить ря­дом, спа­сти от всех воз­мож­ных угроз. Нель­зя, так нель­зя! Так он сло­ма­ет дочь, ис­пор­тит ей жизнь на­вяз­чи­вым кон­тро­лем, но на­сколь­ко спо­кой­нее бы­ло бы ему!

«Про­гноз пыль­ных бурь…» – бор­мо­та­ло ра­дио, но Се­дов его не слу­шал. Не мог. Слиш­ком ве­ли­ко бы­ло же­ла­ние са­да­нуть ку­ла­ком по глад­кой сто­леш­ни­це, раз­би­вая ру­ку в кровь, а стол в ще­пы, свя­зать­ся с ра­дио­стан­ци­ей и про­орать изо всех сил: «Да что вы зна­е­те о пес­чан­ках!» И пле­вать на гриф «Сек­рет­но» и про­чие под­пис­ки.

«На са­мом де­ле не пле­вать», – уста­ло по­ду­мал Се­дов и про­дол­жил по­дав­лять ин­стинкт на­сед­ки.

Ме­ры к без­опас­но­сти он при­нял: за­чет по управ­ле­нию пес­ко­хо­дом Тонь­ка сда­ла в один­на­дцать, и ни­ко­го из кур­сан­тов не го­нял он так при­дир­чи­во и ярост­но. Трях­нул ста­ри­ной на­по­сле­док так, что осталь­ные вы­пуск­ни­ки с непри­кры­тым ужа­сом ко­си­лись на ин­струк­то­ра в от­став­ке, за­став­ля­ю­ще­го дочь про­во­дить чуть ли не мил­ли­мет­ро­вые ма­нев­ры. За­то Тонь­ка вы­пол­ни­ла все как ни в чем не бы­ва­ло, толь­ко ще­ки рде­ли гор­де­ли­вым ру­мян­цем: во да­ли они с пап­кой!

Ис­кин пес­ко­хо­да был за­про­грам­ми­ро­ван на пять про­стых марш­ру­тов с воз­вра­том до­мой к ужи­ну. Про­шив­ку ей са­мо­сто­я­тель­но не взло­мать («По­ка не взло­мать», – груст­но до­ду­мал отец), а по­сто­рон­них на их уча­сток не про­пу­стит Ум­Ка, си­сте­ма «ум­ный ку­пол».

Хо­ро­шо бы, ко­неч­но, Тонь­ке при­об­ре­сти по­лез­ную при­выч­ку про­сить раз­ре­ше­ния, преж­де чем взять пес­ко­ход и усви­стеть в пу­сты­ню, но и так ни­че­го страш­но­го слу­чить­ся не долж­но. «При­ка­тит де­воч­ка ве­че­ром, го­лод­ная и ви­но­ва­тая, за­то пол­ная впе­чат­ле­ний», – уго­ва­ри­вал се­бя Се­дов и чув­ство­вал, что тре­во­га по­не­мно­гу от­сту­па­ет.

Ве­че­ром он, ко­неч­но, по­вор­чит для по­ряд­ку, но все­рьез сер­дить­ся на дочь он не умел, и хит­рая Тонь­ка хо­ро­шо это зна­ла. Тем и поль­зо­ва­лась! Усмех­нув­шись в усы, отец-на­сед­ка, крях­тя, вы­брал­ся из спаль­но­го ко­ко­на. Все рав­но боль­ше не уснуть.

За пять лет Се­дов при­вык за­ни­мать каж­дую ми­ну­ту, что­бы не да­вать за­та­ив­ше­му­ся на окра­ине со­зна­ния ужа­су про­ры­вать­ся сквозь обо­ро­ну мел­ких бы­то­вых дел. Слов­но по­яс асте­ро­и­дов, про­стые мыс­ли за­сло­ня­ли его от по­след­не­го: «Иди сю­да ско­рее!» – ска­зан­но­го дро­жа­щим от пред­вку­ше­ния от­кры­тия го­ло­сом Лю­чии. Че­рез две ми­ну­ты сем­на­дцать се­кунд ее на­кры­ло пес­ча­ной вол­ной. Он ри­нул­ся на по­мощь и не успел, ина­че быть бы Тонь­ке си­ро­той без обо­их ро­ди­те­лей.

Се­дов вы­пил ко­фе с бел­ко­вым то­стом, про­ве­рил увлаж­ни­те­ли в гриб­ни­цах, по­кор­мил дрож­жи, лас­ко­во буль­ка­ю­щие в ван­нах, до­ба­вил све­та в гид­ро­пон­ной га­ле­рее: что-то сель­де­рей вы­гля­дел неве­се­лым. От­кры­тое зем­ле­де­лие на Мар­се по­ка не справ­ля­лось с по­треб­но­стя­ми рас­ту­ще­го го­ро­да Ми­ра, про­дук­ты с ферм под ку­по­лом по-преж­не­му це­ни­лись го­ро­жа­на­ми.

Над ку­по­лом си­я­ли ра­ду­ги, и Се­дов по­ду­мал бы­ло, что ни­че­го кра­си­вее быть не мо­жет, но тут же пе­ре­ду­мал: мо­жет. Яб­ло­не­вый сад под та­ким раз­ным мар­си­ан­ским небом – вот что пре­крас­нее во сто крат. Прав­да, до это­го по­ка да­ле­ко, са­жен­цы со­всем ма­лень­кие, и при­жи­ва­ет­ся на от­кры­тых экс­пе­ри­мен­таль­ных план­та­ци­ях каж­дый пя­тый. Ге­не­ти­ки обе­ща­ют че­рез год вы­ве­сти усо­вер­шен­ство­ван­ный сорт, а по­ка мож­но лю­бо­вать­ся пе­ре­ли­ва­ю­щи­ми­ся цвет­ны­ми ду­га­ми. «Cielarko», го­во­рят эс­пе­ран­ти­сты, «небес­ная ар­ка». В го­ро­де Ми­ра ши­ро­ко рас­про­стра­нен язык на­деж­ды, изоб­ре­тен­ный в кон­це де­вят­на­дца­то­го ве­ка. На­вер­ное, по­то­му, что сам Марс был пла­не­той на­деж­ды для пер­вых ко­ло­ни­стов, да и что там, для все­го че­ло­ве­че­ства. Ин­те­рес­но, ду­мал ли Лю­до­вик Ла­зарь За­мен­гоф, что на его язы­ке бу­дет го­во­рить пер­вый мар­си­ан­ский го­род?

Обе­дать Се­дов не стал, по­же­вал су­х­пай на хо­ду. За­то на ужин за­ка­зал лю­би­мые до­че­рью ба­ра­ньи теф­те­ли и клюк­вен­ный ки­сель. Са­мо со­бой, ни­ка­ких ба­ра­нов на Мар­се не бы­ло, мя­со дав­но вы­ра­щи­ва­ли в ча­нах. На­зва­ния блюд оста­ва­лись да­нью тра­ди­ции: мо­ло­дое мар­си­ан­ское че­ло­ве­че­ство не спе­ши­ло рвать связь с зем­ным про­шлым.

Ку­хон­ный ком­байн пред­ло­жил до­пол­нить ме­ню са­ла­том и яб­лоч­ной за­пе­кан­кой. Воз­ра­жать Се­дов не стал: дав­но за­рек­ся спо­рить с же­ле­зя­кой. Са­мо­обу­ча­ю­ща­я­ся си­сте­ма зна­ет его вку­сы и по­ни­ма­ет толк в здо­ро­вой пи­ще, вот и пусть вар­га­нит.

Се­дов при­сел на крыль­цо, до­стал из кар­ма­на труб­ку, на­бил ее ими­та­ци­ей та­ба­ка со вку­сом виш­ни и с удо­воль­стви­ем за­тя­нул­ся. Фер­мер­ские за­бо­ты вы­мо­та­ли его, как вы­ма­ты­ва­ли каж­дый день, поз­во­ляя смот­реть на мир со спо­кой­ной от­ре­шен­но­стью дав­них кре­стьян­ских пред­ков. Все ча­ще он за­ду­мы­вал­ся, сто­ит ли так уж стре­мить­ся об­рат­но в пу­стын­ную раз­вед­ку. Мо­жет, от­ка­зать­ся от еже­не­дель­ной пси­хо­те­ра­пии, вый­ти из ре­зер­ва и про­сто жить здесь, под ма­лень­ким ку­по­лом в 50 ки­ло­мет­рах от го­ро­да Ми­ра… Се­дов знал, что не мо­жет. Как ни при­вле­ка­тель­на бы­ла эта мысль, его цель – вер­нуть­ся и най­ти под­твер­жде­ние по­след­ним кад­рам, ко­то­рые он ви­дел на мо­ни­то­ре свя­зи с Лю­чи­ей.

Жел­то­ва­тое небо по­сте­пен­но ро­зо­ве­ло, слов­но на­ли­ва­лось виш­не­вой вла­гой, солн­це ка­ти­лось за го­ри­зонт, и об­ла­ка пе­ре­ли­ва­лись сна­ча­ла ме­дью, по­том се­реб­ром. По­сте­пен­но крас­ный от­те­нок рас­тво­рил­ся в си­не­ва­то-се­ром, и солн­це спря­та­лось, миг­нув на­по­сле­док зо­ло­тым лу­чом.

За­слы­шав шум воз­вра­ща­ю­ще­го­ся пес­ко­хо­да, уми­ро­тво­рен­ный Се­дов с тру­дом сде­лал обес­по­ко­ен­ное ли­цо и при­го­то­вил­ся хо­ро­шень­ко от­чи­тать непо­слуш­ное ча­до. На­пом­нить об от­вет­ствен­но­сти пе­ред ро­ди­те­лем за соб­ствен­ную без­опас­ность, на­при­мер. Об от­вет­ствен­но­сти за свою жизнь и тех­ни­ку. Да ма­ло ли еще ви­дов от­вет­ствен­но­сти? Вот обо всем и на­пом­нить. Оптом.

Ча­до меж­ду тем не спе­ши­ло. Да что там у нее? Это же ка­кое тер­пе­ние нуж­но на это­го ре­бен­ка? Се­дов по­да­вил раз­дра­же­ние и сно­ва на­бил труб­ку. Ей же со­вест­но, на­вер­ное. Вот и со­би­ра­ет­ся с си­ла­ми. При­дет­ся по­до­ждать.

Блуд­ная дочь по­яви­лась из-за уг­ла теп­ли­цы, пре­уве­ли­чен­но бод­ро на­сви­сты­вая. Де­лая вид, что все в по­ряд­ке – «А что та­ко­го?» – Тонь­ка про­ше­ство­ва­ла по тро­пин­ке и при­се­ла ря­дом. Се­дов мно­го­зна­чи­тель­но мол­чал.

– Пап, ну, это… – по­ер­за­ла дочь: по­ня­ла – от на­го­няя не от­вер­теть­ся.

– Что – это? – при­сту­пил стро­гий отец. – Спро­сить мож­но бы­ло?

– А ты бы раз­ре­шил, да? – вски­ну­лась дочь. – Я про­си­ла уже, а ты все: не вре­мя да не вре­мя.

– Так то ко­гда бы­ло? Год на­зад то бы­ло, то­гда и бы­ло не вре­мя!

Се­дов вдруг по­нял, что не хо­чет ру­гать дочь. Ну, взя­ла пес­ко­ход без спро­су, по­ка­та­лась, и что тут та­ко­го? Че­рез па­ру лет во­об­ще в кос­мо­шко­лу уле­тит, и все. Там не по­ба­лу­ешь­ся, там дис­ци­пли­на.

– Пап, слу­шай, а ты мне те­перь все раз­ре­ша­ешь? – вкрад­чи­во по­ин­те­ре­со­ва­лась Тонь­ка, без­оши­боч­но по­чув­ство­вав сме­ну ро­ди­тель­ско­го на­стро­е­ния.

– Все… то есть как – все? Это ты о чем? – на­сто­ро­жил­ся Се­дов.

Дочь вздох­ну­ла.

– Да так, ни­че­го, пой­дем ужи­нать, а?

Все силь­нее по­до­зре­вая нелад­ное, Се­дов под­нял­ся с крыль­ца и по­дал ру­ку до­че­ри:

– Про­шу вас, frauli­no!

Тонь­ка рас­сме­я­лась, до­воль­ная, и це­ре­мон­но вло­жи­ла паль­цы в ши­ро­кую па­пи­ну ла­донь.

* * *

Се­дов за­был бы о во­про­се до­че­ри, не будь Тонь­ка за ужи­ном та­кой веж­ли­вой и вни­ма­тель­ной. Она не ста­ви­ла на стол лок­ти, хо­тя рань­ше де­ла­ла это, иг­но­ри­руя за­ме­ча­ния от­ца. Не кро­ши­ла хлеб и не бол­та­ла с на­би­тым ртом. Дочь бы­ла об­раз­цом по­ве­де­ния за сто­лом, хоть кар­ти­ну пи­ши, и опыт­ный па­па нерв­ни­чал все боль­ше. А ко­гда на бро­шен­ный вскользь во­прос: «Ну и как по­ка­та­лась?» – Тонь­ка от­ве­ти­ла невнят­ным бор­мо­та­ни­ем, со­про­вож­да­е­мым под­ня­тым боль­шим паль­цем, и быст­ро сме­ни­ла те­му на под­го­тов­ку к шко­ле, в ду­ше Се­до­ва за­орал сиг­нал тре­во­ги. Он с тру­дом до­ждал­ся, ко­гда дочь до­ест, чмок­нет его в слег­ка за­рос­шую ще­ку и от­пра­вит­ся спать, бро­сил­ся к се­бе и уста­вил­ся на мо­ни­тор, так и по­ка­зы­ва­ю­щий внут­рен­но­сти ан­га­ра.

На пер­вый взгляд все бы­ло в по­ряд­ке, но ес­ли при­смот­реть­ся, на но­су пес­ко­хо­да опре­де­лял­ся неза­пла­ни­ро­ван­ный пред­мет: бу­го­рок око­ло мет­ра в вы­со­ту, на­кры­тый про­ти­во­ра­ди­а­ци­он­ной по­по­ной. Так как ра­ди­а­ция сквозь ку­пол не про­ни­ка­ла, Се­дов сде­лал ло­гич­ный вы­вод: бу­го­рок Тонь­ка пря­та­ла, и пря­та­ла имен­но от него, от от­ца род­но­го, что ни­че­го хо­ро­ше­го не пред­ве­ща­ло.

Сжав ру­ка­ми вис­ки, Се­дов про­гнал под­сту­па­ю­щую па­ни­ку.

– Ни­че­го страш­но­го, мо­жет, там сюр­приз, ми­лый сюр­приз, толь­ко и все­го, – уго­ва­ри­вал он се­бя, но ин­ту­и­ция под­ска­зы­ва­ла, что сюр­приз под по­по­ной та­ил­ся от­нюдь не ми­лый.

Се­дов по­до­ждал еще немно­го: не толь­ко у него был ост­рый слух. Несколь­ко раз он чуть бы­ло не от­пра­вил в ком­на­ту до­че­ри опто­та­ра­ка­на, что­бы убе­дить­ся, что утом­лен­ная Тонь­ка дрых­нет без зад­них ног, но каж­дый раз пе­ре­ду­мы­вал. Три го­да на­зад он по­обе­щал до­че­ри ни­ко­гда не шпи­о­нить за ней и с тех пор дер­жал сло­во, ино­гда, прав­да, скри­пя зу­ба­ми.

«До­ве­рие ре­бен­ка вос­ста­но­вить труд­нее, чем до­ве­рие взрос­ло­го, – одоб­ря­ла его по­ве­де­ние Ма­ри­на. – Для них до­ве­рие свя­за­но с ува­же­ни­ем, да­же где-то с вос­хи­ще­ни­ем взрос­лым. Они тя­же­ло пе­ре­жи­ва­ют разо­ча­ро­ва­ние и по­ка не уме­ют про­щать. Та­ких обе­ща­ний луч­ше из­бе­гать, но так как вы его уже да­ли, при­дет­ся дер­жать…»

Про­кли­ная соб­ствен­ную опро­мет­чи­вость, нема­лень­кий, по-фер­мер­ски рас­пол­нев­ший Се­дов на цы­поч­ках про­крал­ся по ко­ри­до­ру, до­бе­жал до ан­га­ра и сдер­нул с сюр­при­за по­пон­ку.

Та­ко­го он не ожи­дал да­же от Тонь­ки. Он да­же кряк­нул от неожи­дан­но­сти: на но­су пес­ко­хо­да ле­жа­ла пес­чан­ка.

На пер­вый взгляд в ры­же­ва­той фа­со­лине раз­ме­ром с боль­шой ар­буз не бы­ло ни­че­го устра­ша­ю­ще­го. Но Се­дов знал про фа­со­ли­ну две страш­ные ве­щи: во-пер­вых, из од­ной та­кой взви­лась пес­ча­ная бу­ря, ча­сти­цы ко­то­рой за счи­та­ные ми­ну­ты под­чи­стую вы­жра­ли ме­тал­ли­че­ские ча­сти ска­фанд­ра Лю­чии. Эта ин­фор­ма­ция бы­ла пе­ре­да­на им стар­ше­му по смене, вме­сте с до­ка­за­тель­ством – те­лом за­дох­нув­шей­ся же­ны. А во-вто­рых, эта шту­ка бы­ла жи­вая. По­то­му что Се­дов сво­и­ми гла­за­ми ви­дел на экране транс­ля­то­ра, как Лю­чия про­тя­ну­ла ру­ку и фа­со­ли­на дви­ну­лась к ней, по­тя­ну­лась ту­пым кон­цом, слов­но без­гла­зой мор­доч­кой, преж­де чем раз­вер­нуть­ся в во­до­во­рот, на его гла­зах пре­вра­тив­ший­ся в пес­ча­ную вол­ну. Вот это­го Се­дов не рас­ска­зал ни­ко­му, по­то­му что был опыт­ным ис­сле­до­ва­те­лем и ци­нич­ной сво­ло­чью. За­пи­сы­ва­ю­щее устрой­ство в ска­фандре же­ны име­ло ме­тал­ли­че­ские ча­сти, вслед­ствие че­го до­ка­за­тельств его сло­вам нет. Так что на фоне по­ст­трав­ма­ти­че­ско­го син­дро­ма его за­яв­ле­ние о жи­вых ка­мен­ных фа­со­ли­нах вы­гля­де­ло бы симп­то­мом пси­хи­че­ско­го рас­строй­ства, а это тот са­мый ди­а­гноз, что да­же под во­про­сом раз и на­все­гда ста­вит крест на на­деж­де вос­ста­но­вить­ся со вре­ме­нем в пу­стын­ной раз­вед­ке.

Се­дов осто­рож­но обо­шел пес­ко­ход по ду­ге. Он был раз­вед­чи­ком, это пом­ни­ло те­ло. Он был раз­вед­чи­ком, не од­ну ты­ся­чу миль мар­си­ан­ской пу­сты­ни на­мо­тав­шим на гу­се­ни­цы сво­е­го пес­ко­хо­да, и это пом­нил ра­зум. Где-то на пе­ри­фе­рии со­зна­ния ора­ла дур­ным уль­тра­зву­ком па­ни­ка, но это бы­ло неваж­но. Сей­час все его дей­ствия под­чи­ня­лись од­ной це­ли: из­ба­вить­ся от пес­чан­ки.

Пер­вые ко­ло­ни­сты рас­ста­ви­ли на каж­дой фер­ме по ла­зер­ной пуш­ке, «на слу­чай па­де­ния ме­тео­ри­тов». По­сте­пен­но во­круг пла­не­ты по­ста­ви­ли ор­би­таль­ную за­щи­ту, ко­то­рая успеш­но про­шла ис­пы­та­ния и бы­ла при­зна­на непро­би­ва­е­мой, и ко­ло­ни­стов при­зва­ли сдать ору­жие. От­че­го-то фер­ме­ры не по­спе­ши­ли ис­пол­нить при­каз, а на все воз­зва­ния зем­но­го пра­ви­тель­ства от­ве­ча­ли уклон­чи­вым: «Да ма­ло ли!»

Плю­нув, мест­ное мар­си­ан­ское пра­ви­тель­ство в об­ход ди­рек­ти­вы с Зем­ли из­да­ло за­кон «О пра­ви­лах хра­не­ния за­ре­ги­стри­ро­ван­ных ла­зе­ров», вы­да­ло вла­дель­цам из­го­тов­лен­ные за счет мест­но­го бюд­же­та сей­фы и без­жа­лост­но оштра­фо­ва­ло несколь­ких на­ру­ши­те­лей пра­вил. В ан­га­ре Се­до­ва то­же был сейф, и сей­час он бро­сил­ся к нему и по­пы­тал­ся от­крыть. Клю­чи в зам­ках на­до бы­ло по­вер­нуть од­но­вре­мен­но в раз­ные сто­ро­ны, но от бе­шен­ства у Се­до­ва тряс­лись ру­ки и ни­как не уда­ва­лось до­бить­ся необ­хо­ди­мо­го уров­ня син­хрон­но­сти. Он вы­ру­гал­ся сквозь зу­бы и за­ды­шал глу­бо­ко, пы­та­ясь успо­ко­ить­ся.

– Па­па, ты что? Ты за­чем?! – крик­ну­ла от две­ри Тонь­ка.

«Небось не у од­но­го ме­ня ан­гар на мо­ни­то­ре ма­я­чит», – сде­лал вы­вод Се­дов, бро­сил гре­ба­ные клю­чи, по­вер­нул­ся к до­че­ри и непе­да­го­гич­но за­орал:

– Ты что, спя­ти­ла? Ты за­чем тварь эту под ку­пол за­та­щи­ла? Жить на­до­е­ло?

– Па­па, это не жи­вая тварь, это про­сто ка­му­шек! – воз­зва­ла к ло­ги­ке Тонь­ка.

Се­дов уви­дел, как по­блед­не­ла дочь, и по­нял: ис­пу­га­лась. Ти­та­ни­че­ским уси­ли­ем он по­про­бо­вал взять се­бя в ру­ки. «Раз-два-три-че­ты­ре, вдох, че­ты­ре-три-два-один, вы­дох», – ды­шал он, как учи­ла Ма­ри­на, но гнев по-преж­не­му вла­дел им. За­то те­перь он по­нял, что ни за что не риск­нул бы рас­стре­лять фа­со­ли­ну из ла­зе­ра: кто ее зна­ет, вдруг это не уни­что­жи­ло бы ее, а ак­ти­ви­ро­ва­ло. Так что с сей­фом мож­но и не во­зить­ся. Хо­ро­шо!

– Да­вай его оста­вим, пап, а? Смот­ри, ка­кой гла­день­кий. Я его на клум­бу по­ло­жу, бу­дет кра­си­во. Ну пап, ну пап, ну по­жа­луй­ста! – за­ча­сти­ла Тонь­ка, за­го­ра­жи­вая со­бой до по­ры без­обид­ную тварь.

«Трын­дец. Го­во­ри­ла же Ма­ри­на, что на­до ку­пить со­ба­ку», – по­ду­мал Се­дов, и его слег­ка по­пу­сти­ло. По край­ней ме­ре, ру­ки пе­ре­ста­ли хо­дить хо­ду­ном. «Нер­вы под­бе­ри, раз­вед­чик!» – ско­ман­до­вал он сам се­бе и, как мог, спо­кой­но за­го­во­рил с до­че­рью:

– Кра­си­во, го­во­ришь? Эта тварь мо­жет в лю­бой мо­мент стать пес­ча­ной бу­рей!

В гла­зах Тонь­ки за­бле­сте­ли сле­зы, и Се­до­ву ста­ло стыд­но. Под­рост­ку на­до о ком-то за­бо­тить­ся: о сест­ре, бра­ти­ке или жи­во­тине, толь­ко вот тя­же­ло с зем­ны­ми жи­вот­ным на Мар­се. Кош­ки и со­ба­ки труд­но адап­ти­ру­ют­ся, и ка­ран­тин­ная служ­ба сле­дит за ни­ми по­чи­ще по­ли­ции: при ма­лей­ших при­зна­ках па­то­ген­ной му­та­ции уни­что­жа­ет без сан­ти­мен­тов. Вот и по­жа­лел, на­зы­ва­ет­ся, ре­бен­ка, убе­рег от воз­мож­ной по­те­ри…

– Де­ти долж­ны об­ре­тать и те­рять, это опыт, необ­хо­ди­мый для пра­виль­но­го раз­ви­тия, пой­ми­те же! – уве­ще­ва­ла его Ма­ри­на.

«Вот бы ее сей­час сю­да», – зло­рад­но по­ду­мал Се­дов и при­сел на боч­ку с жид­ким азо­том.

– Bon­volu, па­па! – вы­крик­ну­ла Тонь­ка сквозь сле­зы.

Bon­volu – это вам не про­стое «по­жа­луй­ста». Род­ствен­ни­ки не раз­го­ва­ри­ва­ют на эс­пе­ран­то: за­чем, ес­ли у них и без то­го об­щий язык? «По­жа­луй­ста» на эс­пе­ран­то озна­ча­ло, что дочь по­те­ря­ла на­деж­ду и сей­час он для нее та­кой же чу­жак, как, к при­ме­ру, ма­те­ма­тич­ка ма­дам Лью­ма. Хо­ле­ра!

Един­ствен­ное ре­ше­ние, ко­то­рое Се­дов ви­дел, бы­ло про­стым, как две­ри: от­не­сти ры­да­ю­щую Тонь­ку в дом, за­пи­хать в ко­кон и си­деть ря­дом, по­ка не успо­ко­ит­ся, а по­том за­ве­сти пес­ко­ход и от­вез­ти фа­со­ли­ну по­глуб­же в пу­сты­ню. Но от­цов­ская ин­ту­и­ция ора­ла в пол­ную мощь: сде­лать так – зна­чит по­те­рять до­ве­рие до­че­ри на дол­гое вре­мя, а мо­жет, и на­все­гда.

С удив­ле­ни­ем Се­дов рас­смат­ри­вал тварь. Здесь, в ан­га­ре, она не ка­за­лась ни жи­вой, ни опас­ной. Та­кой се­бе глад­кий ка­му­шек в зо­ло­ти­стых про­жил­ках на глад­кой ры­жей по­верх­но­сти. Мо­жет, чуть теп­лый ка­му­шек, а мо­жет, так толь­ко ка­жет­ся.

Сей­час Се­до­ву по­ка­за­лось, что его ги­по­те­за – пол­ная чушь и он на са­мом де­ле сдви­нул­ся по­сле ги­бе­ли же­ны. Но он вспом­нил, что по­зва­ла его Лю­чия, яв­но же­лая по­ка­зать что-то необыч­ное. Зва­ла она та­ким то­ном, буд­то на­шла нечто по­тря­са­ю­щее, небы­ва­лое. На­при­мер, жи­вую тварь в мар­си­ан­ской пу­стыне. Се­дов знал, что для стар­ше­го по смене «я хо­ро­шо знал свою же­ну» – не ар­гу­мент, но для Се­до­ва-то как раз ар­гу­мент!

Тонь­ка по­до­шла к фа­со­лине и по­гла­ди­ла ее, как гла­дят ко­та или со­ба­ку, и Се­дов рез­ко вы­дох­нул. Он по­нял, что, не от­да­вая се­бе в том от­че­та, его мар­си­ан­ка при­та­щи­ла пес­чан­ку не как су­ве­нир. Она чув­ство­ва­ла в ней жи­вое су­ще­ство.

Он пред­при­нял еще од­ну по­пыт­ку вра­зу­мить дочь:

– Про­сти, ма­лень­кая. Этот ка­мень оста­вить ни­как нель­зя, он опа­сен. В лю­бой мо­мент из него мо­жет под­нять­ся пес­ча­ная бу­ря, ко­то­рая по­жрет весь ме­талл, и при­дет­ся нам с то­бой в ска­фанд­рах то­пать до го­ро­да, а по­том вос­ста­нав­ли­вать фер­му. «Мо­жет, и хо­ро­шо, – вдруг по­ду­мал Се­дов. – Вне оче­ре­ди за­ме­ню весь ме­талл на пла­стик, бу­ду жить, как ко­роль, в пол­ной без­опас­но­сти…»

– Лад­но, па­па, – сда­лась Тонь­ка. – Да­вай его от­ве­зем, где был.

– Кста­ти, а где ты его взя­ла? – невин­но по­ин­те­ре­со­вал­ся Се­дов.

Тонь­ка по­крас­не­ла и спря­та­ла ли­цо по­глуб­же в ка­пю­шон, и Се­дов по­нял, что ис­кин она все же взло­ма­ла. Та­лант­ли­вая де­воч­ка!

– Та-а-ак, – на­чал он, су­ро­во сдви­нув бро­ви. – И где? Как глу­бо­ко в пу­сты­ню за­би­ра­лась, него­дяй­ка?

– Па­па, по­жа­луй­ста, – всхлип­ну­ла Тонь­ка. – Я его зав­тра от­ве­зу.

Ну вот что с ней де­лать? Не ру­гать же и без то­го рас­стро­ен­ную де­воч­ку.

– Спать ло­жись! – ско­ман­до­вал отец, про­игно­ри­ро­вал про­си­тель­ный взгляд Тонь­ки­ных гла­зищ и ре­ши­тель­но по­гру­зил фа­со­ли­ну в ка­би­ну пес­ко­хо­да.

Се­дов на­брал на экране ис­ки­на вче­раш­ний марш­рут и дви­нул­ся в глу­би­ну ноч­ной пу­сты­ни, ти­хо бор­мо­ча ру­га­тель­ства. Ко­неч­но, он за­бло­ки­ру­ет ис­кин, но сколь­ко вре­ме­ни по­на­до­бит­ся та­лант­ли­вой де­воч­ке, что­бы сно­ва взло­мать бор­то­вой ком­пью­тер? Кто их зна­ет, этих де­тей Мар­са в пер­вом по­ко­ле­нии. Ини­ци­а­тив­ных, мать их, и са­мо­до­ста­точ­ных.

Сам Се­дов вы­рос на Зем­ле, и с Лю­чи­ей по­зна­ко­мил­ся там же. Мо­ло­дые и пол­ные ам­би­ций, они го­то­ви­лись к пер­вой сво­ей экс­пе­ди­ции на Марс и не по­до­зре­ва­ли, что Крас­ная пла­не­та окол­ду­ет их и на­уч­ная стан­ция ста­нет их пер­вым се­мей­ным гнез­дом.

Лю­чия бы­ла одер­жи­ма по­я­сом асте­ро­и­дов.

– Уг­ле­род­ные, си­ли­кат­ные и ме­тал­ли­че­ские – это при­бли­зи­тель­ная клас­си­фи­ка­ция, да­же и не клас­си­фи­ка­ция во­все, так, при­кид­ка без мест­но­сти, – рас­ска­зы­ва­ла она. – Там на­вер­ня­ка де­сят­ки, а то и сот­ни раз­но­вид­но­стей! Ван Ва­ныч на­це­лил­ся на Це­ре­ру, но мне нра­вит­ся Ве­ста. Я пря­мо чув­ствую, что Ве­ста – са­мая за­га­доч­ная из круп­ня­ков!

Ван Ва­ныч был про­фес­со­ром и на­чаль­ни­ком кос­мо­гео­ло­гов. И хоть был он су­ту­ло­ват и ры­же­бо­род, что для под­тя­ну­то­го ин­струк­то­ра по во­жде­нию пес­ко­хо­да Се­до­ва ни в ка­кие во­ро­та не укла­ды­ва­лось, мо­ло­дой су­пруг по­рой рев­но­вал к нему свою пре­крас­ную Лю­чию.

– Моя ве­стал­ка, – го­во­рил он и за­кры­вал рот же­ны по­це­лу­ем: толь­ко так мож­но бы­ло от­влечь ее от асте­ро­и­дов.

Из-за него Лю­чия бро­си­ла свои те­ле­ско­пы и ка­би­нет­ные рас­че­ты, та­ин­ства кар­то­гра­фии и вер­ши­ны боль­шой аст­ро­но­мии. Вме­сте они про­шли курс обу­че­ния и во­шли в ис­сле­до­ва­тель­скую груп­пу, изу­ча­ю­щую мар­си­ан­скую пу­сты­ню. Ес­ли бы толь­ко Се­дов знал, что че­тыр­на­дцать лет спу­стя из невин­но­го ка­муш­ка-фа­со­ли­ны взо­вьет­ся пес­ча­ный вихрь и для Лю­чии все за­кон­чит­ся! А для него за­кон­чит­ся все, кро­ме Тонь­ки.

«Знал бы, и что? От судь­бы не уй­дешь», – по­ду­мал вдруг Се­дов и за­мер.

Неожи­дан­ная, непри­выч­ная мысль эта слов­но сгла­ди­ла, при­ту­ши­ла немно­го за­гнан­ное в глу­би­ну ду­ши от­ча­я­ние, сво­дя его к ти­хой гру­сти.

В бед­ро быв­ше­го, ныне в бес­сроч­ном от­пус­ке по со­сто­я­нию здо­ро­вья, раз­вед­чи­ка ткну­лась ле­жа­щая на со­сед­нем си­де­нье пес­чан­ка, и на миг Се­до­ву по­ка­за­лось, что его уте­ша­ют. А по­том по­ка­за­лось, что он все-та­ки спя­тил.

Вер­нув­шись, Се­дов по­ста­рал­ся не за­ме­чать рас­пух­ший от слез нос до­че­ри, но с раз­го­во­ра­ми не лез – по­ни­мал. «Ка­жет­ся, при­дет­ся риск­нуть за­ве­сти со­ба­ку», – по­ду­мал он.

Тонь­ка спря­та­лась в сво­ей ком­на­те, шур­ша­ла там фоль­гой: уте­ша­лась зем­ным шо­ко­ла­дом. Вер­ное сред­ство!

* * *

Два ме­ся­ца про­шло, как один день. Пер­вое вре­мя Се­дов все по­гля­ды­вал на экра­ны, опа­са­ясь но­вых вы­хо­док Тонь­ки, но она как буд­то успо­ко­и­лась, ста­ла ти­ше и взрос­лее, что ли, не взбры­ки­ва­ла боль­ше, не уди­ра­ла тай­ком. Воз­мож­но, впер­вые столк­нув­шись с непо­ко­ле­би­мой ре­ши­мо­стью от­ца, Тонь­ка из­ме­ни­лась. Се­дов на­де­ял­ся, что в луч­шую сто­ро­ну. «Вы­рос­ла ма­лыш­ка», – ду­мал он с лег­кой гру­стью. Ско­ро дочь за­кон­чит мар­си­ан­скую шко­лу в го­ро­де Ми­ра и по­даст до­ку­мен­ты в кос­мо­шко­лу на ор­би­те. От­ту­да от­пус­кать бу­дут толь­ко на ка­ни­ку­лы и на­ве­щать раз­ре­шат раз в ме­сяц по рас­пи­са­нию, эх.

Ле­то под­хо­ди­ло к кон­цу, нуж­но бы­ло го­то­вить­ся к за­ня­ти­ям. Тонь­ка до­чи­ты­ва­ла ли­те­ра­ту­ру по спис­ку, ре­ша­ла ка­кие-то «до­пол­ни­тель­ные ло­га­риф­мы на сме­кал­ку» и ез­ди­ла в го­род по­гу­лять с воз­вра­ща­ю­щи­ми­ся с Зем­ли и Ве­не­ры дру­зья­ми. Бли­зил­ся че­тыр­на­дца­тый день рож­де­ния до­че­ри, и втайне от нее Се­дов про­смат­ри­вал ка­та­ло­ги, кон­суль­ти­ро­вал­ся с ки­но­ло­га­ми и му­чил во­про­са­ми ге­не­ти­ков: под­би­рал по­ро­ду со­ба­ки, стре­мясь све­сти риск к ми­ни­му­му.

Он от­кла­ды­вал ви­зи­ты к пси­хо­те­ра­пев­ту, от­де­лы­ва­ясь кон­суль­та­ци­я­ми по ви­зио­фо­ну, но Ма­ри­на и не на­ста­и­ва­ла. По то и де­ло воз­ни­ка­ю­ще­му осо­бо­му вы­ра­же­нию про­фес­си­о­наль­ной удо­вле­тво­рен­но­сти в ее гла­зах Се­дов по­ни­мал, что идет на по­прав­ку, и пре­бы­вал в лег­кой, тща­тель­но скры­ва­е­мой да­же от се­бя са­мо­го эй­фо­рии.

* * *

Се­дов спал с бла­жен­ной улыб­кой на ли­це, ко­гда вой си­ре­ны разо­рвал ноч­ную ти­ши­ну. Он вы­прыг­нул из ко­ко­на, бо­си­ком про­нес­ся по ко­ри­до­ру, за что по­па­ло ухва­тил пе­ре­пу­ган­ную Тонь­ку и рва­нул в убе­жи­ще, за нена­доб­но­стью дав­но пе­ре­де­лан­ное под по­греб для хра­не­ния удоб­ре­ний и вку­со­вых до­ба­вок для дрож­жей.

«На­до бы­ло от­пра­вить ее на ка­ни­ку­лы на Зем­лю!» – ду­мал Се­дов, ска­ты­ва­ясь по ли­тым сту­пе­ням и пин­ка­ми рас­швы­ри­вая при­ва­лен­ные к лю­ку па­ке­ты с ком­по­стом.

От­крыв крыш­ку, он швыр­нул дочь внутрь, за­прыг­нул сам и за­кру­тил за­по­ры. Рев си­ре­ны остал­ся сна­ру­жи.

Тонь­ка вру­би­ла ге­не­ра­тор, огля­де­лась и поды­то­жи­ла:

– Тем­но и пыль­но. Что слу­чи­лось, пап?

Се­дов воз­бла­го­да­рил лень, а мо­жет, па­ра­нойю, не поз­во­лив­шую ему де­мон­ти­ро­вать мо­ни­то­ры в убе­жи­ще.

– На ку­пол на­дей­ся, а сам не пло­шай, – про­бор­мо­тал он, под­клю­ча­ясь ко внеш­ним дат­чи­кам. – Сей­час по­смот­рим, ма­лыш­ка.

На их фер­му на­дви­гал­ся упру­гий пес­ча­ный смерч. Та­кое ис­пы­та­ние их убе­жи­ще вполне мо­жет вы­дер­жать. А мо­жет, и нет, но об этом ду­мать Се­дов не бу­дет, как не бу­дет вспо­ми­нать жду­щую его на той сто­роне Лю­чию. Он дол­жен по­за­бо­тить­ся о Тонь­ке! Но как?

С ми­ну­ту Се­дов горь­ко жа­лел об остав­шем­ся в ан­га­ре ла­зе­ре, по­ка не со­об­ра­зил, что здесь, в укры­тии, ла­зер ни­как не по­мо­жет. А по­том его ока­ти­ло ле­дя­ной вол­ной: ска­фанд­ров в убе­жи­ще то­же не бы­ло. Осво­бож­дая ме­сто под ко­роб­ки с пи­ще­вы­ми кон­цен­тра­та­ми, он вы­нес их в ан­гар. Вы­хо­дит, еды у них до­ста­точ­но, что­бы до­ждать­ся спа­са­те­лей из го­ро­да Ми­ра, дверь оби­та тол­стым, очень тол­стым сло­ем пла­сти­ка, во­да, ка­жет­ся, есть, а что с кис­ло­ро­дом?

Уже по­ни­мая, что со­вер­шил непо­пра­ви­мое, Се­дов по­смот­рел на ин­ди­ка­тор кис­ло­род­но­го ре­зер­ву­а­ра и ти­хо за­сто­нал. Пол­ча­са. У них бы­ло пол­ча­са, и за это вре­мя ни­ка­кая экс­пе­ди­ция не успе­ет до­брать­ся до их фер­мы.

– Все хо­ро­шо, пап? – спро­си­ла Тонь­ка.

Се­дов по­чув­ство­вал, как во­круг за­пя­стья со­мкну­лась в обод­ря­ю­щем по­жа­тии влаж­ная ла­до­шка, и серд­це его сжа­лось от вос­хи­ще­ния и неж­но­сти. Храб­рая де­воч­ка! Ведь это он дол­жен ее успо­ка­и­вать и уте­шать.

– Про­рвем­ся, ма­лыш, – ска­зал Се­дов как мож­но убе­ди­тель­нее и по­жал ру­ку до­че­ри в от­вет.

Оста­ва­лось толь­ко на­де­ять­ся, что это обыч­ная пес­ча­ная бу­ря, ко­то­рая не ин­те­ре­су­ет­ся га­стро­но­ми­че­ской цен­но­стью ме­тал­ли­че­ских ча­стей ку­по­ла, на­при­мер. Ку­по­ла, под ко­то­рым у них есть воз­дух и за­щи­та от ра­ди­а­ции.

На­деж­да про­дер­жа­лась недол­го: на мо­ни­то­ре от­лич­но бы­ло вид­но, как ту­гой столб пес­ка по­гло­тил алю­ми­ни­е­вый флю­гер. Се­дов по­вер­нул­ся к до­че­ри. Де­воч­ка, не от­ры­ва­ясь, смот­ре­ла на мо­ни­тор и по­вто­ря­ла как за­ве­ден­ная:

– Vane! Vane!

На язы­ке на­деж­ды его дочь от­ча­ян­но по­вто­ря­ла од­но сло­во: «На­прас­но».

Се­дов изо всех сил уда­рил се­бя ку­ла­ком по лбу. Осел, иди­от! На­до бы­ло бе­жать к ан­га­ру, за­во­дить пес­ко­ход и рвать к го­ро­ду Ми­ра, а он за­пер их в за­бот­ли­во вы­ко­пан­ной, хо­ро­шо укреп­лен­ной и осна­щен­ной мо­ни­то­ра­ми мо­ги­ле! Он убил дочь, вот что он сде­лал, пы­та­ясь ее спа­сти.

Се­дов стис­нул зу­бы и на­пом­нил сам се­бе об от­вет­ствен­но­сти ро­ди­те­лей пе­ред детьми. Он дол­жен най­ти вы­ход!

Всем те­лом Се­дов чув­ство­вал на­рас­та­ю­щую мел­кую виб­ра­цию: чу­да не бу­дет, бу­ря дви­га­лась к ним.

– Пап, – ска­за­ла Тонь­ка дро­жа­щим го­ло­сом. – Ты толь­ко не ори, пап, у ме­ня есть идея.

Она про­шла за ящи­ки с кон­цен­тра­та­ми, по­во­зи­лась там и вы­ка­ти­ла к но­гам Се­до­ва ры­же­ва­тую фа­со­ли­ну. Опе­шив­ший Се­дов не на­шел ни­че­го луч­ше, чем спро­сить слег­ка осип­шим го­ло­сом:

– От­ку­да она здесь?

«Ни­че­го в ми­ре не про­ис­хо­дит про­сто так, – го­во­ри­ла Ма­ри­на. – Это сла­бое уте­ше­ние, я по­ни­маю, но вы про­сто верь­те, что во всем есть смысл. Так на­мно­го лег­че!»

Бед­ная де­воч­ка, она смот­ре­ла на него ва­силь­ко­во-си­ни­ми гла­за­ми, пол­ны­ми ис­крен­не­го же­ла­ния по­мочь. «Как? Чем ты мо­жешь по­мочь мне, ма­лень­кая? Что ви­де­ла ты в жиз­ни с вы­со­ты сво­их два­дца­ти пя­ти, из ко­то­рых я, со­ро­ка­лет­ний, ка­жусь те­бе уны­лым ста­ри­ком, не же­ла­ю­щим рас­стать­ся со сво­им про­шлым?» Зем­ля – это то­же про­шлое. Прой­дет вре­мя, и их де­ти, но­вое мар­си­ан­ское че­ло­ве­че­ство, за­ве­дут се­бе свое, мар­си­ан­ское про­шлое, и кто зна­ет, мо­жет, то­гда по­ле­тят ко­раб­ли к да­ле­ким звез­дам, по­то­му что, толь­ко на­ко­пив ба­гаж про­шло­го, мож­но от­толк­нуть­ся в бу­ду­щее, иное, о ко­то­ром ни­че­го не из­вест­но, кро­ме то­го, что оно есть.

Бу­дет! Те­перь, ка­жет­ся, бу­дет.

Се­дов по­нял дочь с по­лу­сло­ва. Он под­хва­тил пес­чан­ку и бро­сил­ся к две­ри, при­нял­ся от­кру­чи­вать ста­ро­мод­ный за­пор­ный вен­тиль.

– Быст­рее, быст­рее, – бор­мо­тал он.

На тя­же­лое сталь­ное ко­ле­со лег­ли тон­кие дев­ча­чьи ру­ки и при­ня­лись тя­нуть и кру­тить. Се­дов впер­вые за­ме­тил, ка­кой силь­ной ста­ла его дочь. «Ини­ци­а­тив­ной и са­мо­сто­я­тель­ной», – да­же сей­час не удер­жал­ся от иро­нии внут­рен­ний го­лос.

Он вы­ско­чил из убе­жи­ща и бро­сил­ся к ан­га­ру. Вле­тел, чуть не вы­са­див дверь, за­прыг­нул в ска­фандр. Лег­кий, без ме­тал­ли­че­ских де­та­лей: бла­го­да­ря его до­клад­ной под гри­фом «Сек­рет­но» у всех мар­си­ан те­перь бы­ли та­кие. «Ко­гда-ни­будь все пес­ко­хо­ды ли­шат­ся ме­тал­ли­че­ских де­та­лей», – по­ду­мал Се­дов и при­нял­ся за­па­ко­вы­вать­ся. По­дви­гав­шись на про­бу в го­то­вом к ра­бо­те ска­фандре, он взял пес­чан­ку и вы­шел на­встре­чу бу­ре.

Кто мог знать, сра­бо­та­ет ли их ду­рац­кая идея? Се­дов сто­ял и ждал, ста­ра­ясь не ду­мать ни о чем. Как охот­ник под­жи­да­ет до­бы­чу, вы­ждал он, ко­гда бу­ря при­бли­зит­ся на рас­сто­я­ние брос­ка, а до­ждав­шись, швыр­нул в нее пес­чан­ку.

Сна­ча­ла не про­ис­хо­ди­ло ни­че­го, и Се­дов ре­шил, что про­иг­рал. Но тут пес­чан­ка слег­ка вы­тя­ну­лась и изо­гну­лась, слов­но огля­ды­ва­ясь. Се­до­ву по­ка­за­лось, что некто вни­ма­тель­ный и недо­вер­чи­вый ощу­пал его с ног до го­ло­вы цеп­ким взгля­дом и, слов­но удо­вле­тво­рив­шись, кив­нул. А по­том фа­со­ли­на раз­вер­ну­лась, вы­пу­стив гу­стую тон­кую струй­ку пес­ка, и рас­кры­лась, как цве­ток со мно­же­ством ост­рых тон­ких ле­пест­ков. Ле­пест­ки за­кру­ти­лись по кра­ям и по­тя­ну­лись вверх, пе­ре­пле­лись, сли­ва­ясь, и вот уже вто­рой смерч под­нял­ся над крас­ной пу­сты­ней.

Смер­чи дви­ну­лись на­встре­чу друг дру­гу. Ка­кое-то вре­мя ка­за­лось, что их тра­ек­то­рии не сов­па­дут, но они вдруг изо­гну­лись, слов­но по­чу­яв друг дру­га, кач­ну­лись на­встре­чу и сли­лись в еди­ное це­лое. Три ми­ну­ты два­дцать во­семь се­кунд они сто­я­ли непо­движ­но, скру­чи­ва­ясь в ту­гой плот­ный ка­нат из бе­ше­ных пес­чи­нок, а по­том опа­ли ра­зом, оста­вив вме­сто се­бя мед­лен­но осе­да­ю­щую пес­ча­ную ту­чу. Че­рез час от ту­чи не бы­ло и сле­да, лишь несколь­ко ры­же­ва­тых фа­со­лин оста­лись ле­жать на ме­сте от­бу­ше­вав­шей сти­хии.

Слег­ка по­ша­ты­ва­ясь, Се­дов дви­нул­ся под ку­пол.

«Ини­ци­а­тив­ная де­воч­ка, – ду­мал он, пе­ча­тая шаг. – Та­лант­ли­вая де­воч­ка. И са­мо­сто­я­тель­ная. И, что глав­ное, удач­ли­вая. А ес­ли бы не по­вез­ло?»

На сей раз Се­дов твер­до на­ме­ре­вал­ся устро­ить до­че­ри хо­ро­шую взбуч­ку несмот­ря ни на что.

За­ре­ван­ная Тонь­ка жда­ла его в ан­га­ре, скром­но при­сев на гу­се­ни­цу пес­ко­хо­да.

– Ан­то­ни­на! – стро­го про­го­во­рил Се­дов. – Как ты мог­ла?

– Па­па, ты что, не зна­ешь, что мы в от­ве­те за тех, ко­го при­ру­чи­ли? – па­ри­ро­ва­ла дочь не слиш­ком уве­рен­но.

– Хо­тел бы я знать, как те­бе уда­лось при­ру­чить ка­мен­ную фа­со­ли­ну! – взвил­ся Се­дов.

– А зна­ешь, пап, – ска­за­ла Тонь­ка со­всем ти­хо. – Ты толь­ко не ду­май, что я со­шла с ума… Мне по­ка­за­лось, что она жи­вая.

– Зна­чит, так, – ска­зал стро­го Се­дов. – Ни­ка­кой со­ба­ки те­бе не бу­дет.

Тонь­ка мол­ча шмыг­ну­ла но­сом.

– Я те­бе на день рож­де­ния пес­ко­ход по­да­рю, – за­клю­чил Се­дов. – Но­вой мо­де­ли, усо­вер­шен­ство­ван­ный. Пла­стик и стек­ло, и ни­ка­ко­го ме­тал­ла!

Ини­ци­а­тив­ная и са­мо­сто­я­тель­ная, Тонь­ка мол­ча бро­си­лась ему на шею и уткну­лась рас­пух­шим от слез но­сом.