Пер­вые лю­ди, от­прав­лен­ные на Марс, не име­ли ни еди­но­го шан­са.

В эпо­ху пла­не­тар­ных про­ти­во­сто­я­ний на мар­си­ан­ском Се­вер­ном по­лю­се вы­са­ди­лись пу­те­ше­ствен­ни­ки в один ко­нец – ко­ло­ни­сты. Их про­сто швыр­ну­ли, как швы­ря­ют но­во­рож­ден­ных ко­тят в ре­ку, мол, вот вам ме­шок, плы­ви­те.

Рас­ска­зы­ва­ют, что они бы­ли доб­ро­воль­ца­ми, тща­тель­но ото­бран­ны­ми из несколь­ких мил­ли­о­нов пре­тен­ден­тов. Го­во­рят, они бы­ли го­то­вы на лю­бые жерт­вы, что­бы по­ко­рить недоб­рую пла­не­ту.

Но ре­аль­но ни­кто так и не узнал их мне­ния по это­му по­во­ду. По­то­му как до сле­ду­ю­щей, уже по­сле­во­ен­ной, эпо­хи гон­ки к Мар­су их по­се­ле­ние не до­тя­ну­ло. От него оста­лись лишь за­не­сен­ные пес­ком ку­по­ла об­щих ба­ра­ков, за­тя­ну­тые из­мо­ро­зью ле­дя­ные раз­ра­бот­ки и несколь­ко мол­ча­щих спут­ни­ков на вы­со­кой ор­би­те.

И еще, как по­да­рок всем нам, – ви­на, не предъ­яв­лен­ная к воз­ме­ще­нию.

Непредъ­яв­лен­ная – по­то­му что ни­кто не мо­жет прий­ти за дол­га­ми, ведь ни­кто из них не вы­жил. «Мерт­вая ко­ло­ния» – так у нас о ней го­во­рят.

Это та­кой наш все­пла­не­тар­ный ске­лет в шка­фу, мар­си­ан­ский до­маш­ний при­зрак. Ни­кто вро­де бы ни при чем, а бес­по­ко­ит. Как из­ло­ман­ные дет­ские яс­ли на скла­де, по­сто­ян­ная угро­за и за­та­ен­ный страх – га­ран­тия пло­хих снов для де­тей но­вых по­се­лен­цев.

Я, на­вер­ное, по­то­му и пу­гал се­стер и бра­тьев сказ­ка­ми на ночь, при­ду­ман­ны­ми тут же, в спаль­ном ба­ра­ке. О мерт­вых ко­ло­ни­стах, при­хо­дя­щих за неспя­щи­ми детьми. При­хо­дя­щи­ми во вре­мя бес­ко­неч­ных ти­хих пес­ча­ных бурь, ко­гда на поч­ву Мар­са ло­жит­ся си­няя тьма, и вста­ет пы­ле­вая ночь, и нуж­но эко­но­мить элек­тро­энер­гию от сол­неч­ных ба­та­рей. О том, как пер­во­по­се­лен­цы яв­ля­ют­ся го­лые, лишь в шле­мах с вы­дав­лен­ны­ми за­бра­ла­ми, и те­ла их по­кры­ты узо­ра­ми из за­мерз­шей кро­ви.

Слад­кий ис­крен­ний дет­ский ужас от этих ис­то­рий – пер­вый вкус ме­да по­этов, ис­про­бо­ван­ный мною, еще неопыт­ным рас­сказ­чи­ком.

На са­мом де­ле мы тут, на Мар­се, со­вер­шен­но од­ни. Бы­ло несколь­ко ко­раб­лей за го­ды про­ти­во­сто­я­ния с Зем­лей. Они при­но­си­ли но­вых лю­дей из мет­ро­по­лии, и сра­зу же все ин­фор­ма­ци­он­ные ка­на­лы, вклю­чая са­мые мел­кие мест­ные шах­тер­ские, за­хле­сты­вал непро­хо­ди­мый, хоть и за­паз­ды­ва­ю­щий, непе­ре­но­си­мый ин­фор­ма­ци­он­ный по­ток.

Тут же на­сту­па­ло все­об­щее «рав­не­ние на план» и «тер­ра­фор­ми­ро­ва­ние се­ми­миль­ны­ми ша­га­ми», от ко­то­рых неку­да де­вать­ся. А в по­ру, ко­гда Марс и Лу­на-Зем­лю раз­де­ля­ло Солн­це и связь дер­жа­лась на зыб­кой це­поч­ке спут­ни­ков-ре­транс­ля­то­ров, на­сту­пал вре­мен­ный по­кой.

В та­кие ти­хие го­ды вся­кие непра­виль­ные го­ло­вы на­чи­на­ют по­се­щать раз­ные, не преду­смот­рен­ные пла­ном идеи.

* * *

Ви­на – вкрад­чи­вый спо­соб при­ну­дить де­лать то, что нуж­но, без гру­бо­сти. И без фи­зи­че­ско­го на­си­лия, от ко­то­ро­го мы от­ка­за­лись, по­ки­нув преж­ний – же­сто­кий – мир, мож­но управ­лять толь­ко по­сред­ством со­ве­сти или дол­га. Дру­ги­ми сло­ва­ми – ви­ны. Ты дол­жен бо­роть­ся за сча­стье че­ло­ве­че­ства. Ты обя­зан на­ка­чи­вать непо­мер­ный столб ат­мо­сфе­ры – па­хо­та срод­ни стро­и­тель­ству Ва­ви­лон­ской баш­ни, – по­ка на­би­ра­ю­щие неви­дан­ную си­лу уг­ле­кис­лот­ные ура­га­ны сры­ва­ют скло­ны Олим­па.

Ты… Я дол­жен с упор­ством му­ра­вья пе­ре­тап­ли­вать по­ляр­ные льды в во­ду, пре­вра­щая Ве­ли­кую юж­ную пу­стошь в жут­кие бо­ло­та, мне сле­ду­ет за­се­вать мо­ро­зо­стой­кой хло­рел­лой глу­бо­кие до­ли­ны Ма­ри­не­ра и вы­жи­гать хло­ром неис­тре­би­мую чер­ную пле­сень, за­се­ля­ю­щую лю­бую по­верх­ность в оби­та­е­мых ме­стах.

На про­грам­му тер­ра­фор­ми­ро­ва­ния все­гда ни­че­го не хва­та­ет. Ни средств, ни рук. От­ве­том на это ста­ла про­грам­ма со­ци­аль­но от­вет­ствен­но­го от­ро­че­ства. На са­мом де­ле от­лич­но при­ду­ма­но: эн­ту­зи­азм мо­ло­де­жи, рас­ши­ре­ние тру­до­во­го фрон­та, за­кал­ка ха­рак­те­ра пер­во­про­ход­ца, все де­ла.

Пер­вое свое осо­знан­ное ре­ше­ние, свя­зан­ное с ра­бо­той, де­ти у нас при­ни­ма­ют в три-че­ты­ре го­да. На Зем­ле им бы­ло бы семь, но наш се­ми­лет­ка – это уже са­мо­сто­я­тель­ный че­ло­век, ко­то­рый уме­ет про­чи­щать два­дцать ви­дов филь­тров и от­ли­ча­ет дох­лую хло­рел­лу от боль­ной. При­чем боль­ную мо­жет ле­чить тре­мя офи­ци­аль­ны­ми спо­со­ба­ми и дву­мя неофи­ци­аль­ны­ми.

На­ши де­ти – это са­мый луч­ший про­дукт, про­из­во­ди­мый ко­ло­ни­ста­ми. Де­тей мно­го, по­то­му что вы­жи­вут не все, а за­се­лять Марс нуж­но, нуж­но его при­во­дить к зем­но­му зна­ме­на­те­лю, что­бы на­ши даль­ние по­том­ки мог­ли са­жать здесь чер­то­вы яб­ло­не­вые са­ды! Кста­ти, я ел кон­сер­ви­ро­ван­ное яб­ло­ко, по вку­су да­же ху­же под­сла­щен­но­го глю­те­но­во­го кон­цен­тра­та, а уж с ним ма­ло что срав­нит­ся.

В пять ре­бе­нок дол­жен чув­ство­вать от­вет­ствен­ность за се­бя и окру­жа­ю­щих. В семь – то есть в три­на­дцать зем­ных лет – у те­бя уже есть свое до­сье, свои про­из­вод­ствен­ные мощ­но­сти и ты име­ешь пол­ное пра­во се­лить­ся там, где хо­чешь. Боль­шин­ство этим пра­вом не поль­зу­ет­ся, но неко­то­рые – и я в том чис­ле – пред­по­чи­та­ют от­кры­тый Марс теп­ло­му ро­ди­тель­ско­му кры­лыш­ку. Ко­то­рое, кста­ти, во­все не та­кое уж и теп­лое, ес­ли да­же не го­во­рить о том, что они по-род­ствен­но­му пре­тен­ду­ют на твои мощ­но­сти, по­ка ты жи­вешь ря­дом с ни­ми.

Но речь не о том. Я с рож­де­ния и до смер­ти дол­жен – а точ­нее обя­зан – де­лать Марс при­год­ным для оби­та­ния. Как буд­то на нем от это­го ста­нет при­ят­нее и без­опас­нее жить.

Че­рез две­сти лет та­кой па­хо­ты мы до­бьем­ся, что Марс бу­дет по­хо­дить на зем­ную Ан­тарк­ти­ду. Есть чем ды­шать и звер­ски хо­лод­но. Сто­и­ло ра­ди это­го пе­реть­ся сю­да и жерт­во­вать жиз­ни це­лых по­ко­ле­ний на ал­тарь этой идеи? Зем­ная Ан­тарк­ти­да и сей­час осо­бо не за­се­ле­на…

Но слиш­ком, слиш­ком мно­го лю­дей по­ло­жи­ли жиз­ни, что­бы мы бы­ли сей­час и здесь.

Вот толь­ко у пал­ки, на­чи­нен­ной ви­ной, два кон­ца. С по­мо­щью ви­ны мож­но при­ну­дить. Но с по­мо­щью той же ви­ны мож­но предъ­явить та­кой неоплат­ный долг об­ще­ству, что то­му не оста­нет­ся дру­го­го спо­со­ба, кро­ме как оста­вить те­бя в по­кое. Для это­го нуж­но толь­ко осво­бо­дить­ся от хи­ме­ры.

Мо­жет по­ка­зать­ся безум­ным, но я хо­чу, что­бы Марс остал­ся та­ким, ка­кой он есть. Хо­лод­ным, рез­ким, без­вод­ным и та­ин­ствен­ным. Мне на­зна­чи­ли мою до­лю в про­из­вод­ствен­ных мощ­но­стях, те­перь мое мне­ние счи­та­ет­ся зна­чи­мым. Так вот, мое зна­чи­мое мне­ние: я не бу­ду пла­тить об­ще­ству сво­ей жиз­нью ра­ди пе­ре­дел­ки Мар­са. Я не чув­ствую этой ви­ны, я – с дру­гой сто­ро­ны пал­ки.

Си­ро­ты по­яви­лись, воз­мож­но, бла­го­да­ря то­му, что я од­на­жды за­брал ска­фандр по­гиб­ше­го пе­ре­се­лен­ца со скла­да в Мерт­вой ко­ло­нии, остав­ше­го­ся по­сле рас­ко­пок, сна­ря­дил его ком­по­нен­та­ми со свал­ки за по­сел­ком и ушел из до­ма, не тро­нув до­ве­рен­ный мне про­из­вод­ствен­ный пул.

Я объ­явил се­бя пер­вым и един­ствен­ным на­сто­я­щим мар­си­а­ни­ном. Да, я про­сто ре­шил, что бу­ду вы­жив­шим оди­ноч­кой Мерт­вой ко­ло­нии. Я на­зна­чил се­бя до­стой­ным пре­ем­ни­ком пер­во­по­се­лен­цев и не же­лал боль­ше знать мою се­мью уны­лых тер­ра­ре­фор­ма­то­ров. Те­перь я имел пра­во на соб­ствен­ное мне­ние – а про­чим сто­и­ло бы за­ткнуть­ся. Их здесь и близ­ко не бы­ло, ко­гда мои пред­ки тут за­ги­ба­лись.

На­до ли го­во­рить, что на та­кую наг­лость ни у ко­го не на­шлось от­ве­та? В пер­вые дни я гнал и не та­кую ересь, мо­жет, ме­ня из­ви­ня­ет то, что то­гда мне бы­ло чуть боль­ше вось­ми лет.

По­чти три го­да я шлял­ся по Мар­су, ез­дил на по­пут­ных гру­зо­ви­ках, ле­тал в кон­тей­не­ро­во­зах, пред­ска­зы­вал по­го­ду, за­кли­нал ду­хов пу­сты­ни и успо­ка­и­вал ду­ши на вто­ро­по­се­лен­че­ских клад­би­щах. Чи­стил сол­неч­ные ба­та­реи и рас­кра­ши­вал ски­ны ска­фанд­ров в толь­ко что вы­ду­ман­ные пле­мен­ные ор­на­мен­ты. Ис­кал во­ду и успо­ка­и­вал бу­ри. На­би­вал даль­но­бой­щи­кам охрой та­ту­и­ров­ки с ли­цом Сфинк­са, пел пес­ни в но­вых го­ро­дах. Я чув­ство­вал, что дрем­лю­щий древ­ний Марс за­ме­тил ме­ня, мои де­я­ния, ве­дет мо­ей ру­кой и слы­шал со­гла­сие в ти­хих го­ло­сах под­пе­ва­ю­щих мне пес­ча­ных бурь.

Раз­ряд про­шел в ста­кане с чи­стой во­дой, и неожи­дан­но вы­пал оса­док. Как ска­за­ли бы по­слав­шие нас сю­да зем­ляне – «слу­чил­ся скан­дал в бла­го­род­ном се­мей­стве». Нас та­ких ока­за­лось до­ста­точ­но, что­бы вы­звать пуб­лич­ную дис­кус­сию об от­ка­зе нам в пра­ве учи­ты­ва­е­мо­го мне­ния, а мой на­род – сво­бод­ный и мо­ло­дой, со­всем еще де­ти по зем­ным мер­кам и са­мо­сто­я­тель­ная мо­ло­дежь – по мест­ным, – тем вре­ме­нем уже пу­стил­ся во все тяж­кие.

Ухо­ди­ли из до­ма, бро­са­ли ра­бо­ту, со­би­ра­ли вет­ро­вые ях­ты из ин­ду­стри­аль­но­го му­со­ра и устра­и­ва­ли гон­ки че­рез по­лу­ша­рие в се­зон ура­га­нов. Зи­мо­ва­ли в спа­са­тель­ных па­лат­ках в глу­бине Ди­чи – ди­кой тер­ри­то­рии за пре­де­ла­ми дей­ствия си­стем га­ран­ти­ро­ван­но­го спа­се­ния. Спус­ка­лись в боч­ках по во­дя­ным тру­бо­про­во­дам се­вер­ной оро­си­тель­ной се­ти, стро­и­ли ме­га­ли­ти­че­ские об­сер­ва­то­рии на скло­нах щи­то­вых вул­ка­нов.

Неве­ро­ят­ной по­пу­ляр­но­стью поль­зо­ва­лись пред­ме­ты пред­ше­ствен­ни­ков из Мерт­вой ко­ло­нии. Осо­бым ши­ком счи­та­лось тю­нин­го­вать шле­мы, под­ня­тые из их мо­гил.

Мы с са­мо­на­зва­ни­ем как-то не опре­де­ли­лись. Ка­за­лось вполне ло­гич­ным, что мы – мар­си­ане, и это­го бы­ло до­ста­точ­но. За­то для осталь­ных, для взрос­лых, мы ока­за­лись до­ста­точ­но чуж­ды­ми, что­бы нас на­зва­ли Си­ро­та­ми.

Неко­то­рое вре­мя мы жи­ли на не пе­ре­се­ка­ю­щих­ся с ко­ло­ни­ста­ми плос­ко­стях. Нам хва­та­ло на­ше­го Мар­са, а це­ле­устрем­лен­ные тер­ра­ре­фор­ма­то­ры не ста­но­ви­лись мо­ло­же и уже на­ча­ли ощу­щать непо­мер­ную уста­лость, по­не­мно­гу сбав­ляя темп и на­кал. Да­же дав­ле­ние из мет­ро­по­лии не мог­ло за­ста­вить их дви­гать­ся как рань­ше, «за­вод» за­кан­чи­вал­ся – и во­ткну­тый в спи­ну иг­руш­ки ключ кру­тил­ся все мед­лен­нее.

А меж­ду тем, как обыч­но во­дит­ся, на­шлись ра­ди­ка­лы ра­ди­каль­нее нас. На чет­вер­тый год мо­е­го пу­те­ше­ствия я услы­шал о них – та­бу­ла­рас­се­рах. По­движ­ни­ках чи­сто­го на­ча­ла. Экс­плу­а­та­ция ви­ны им пре­ти­ла, а счи­тать се­бя на­след­ни­ка­ми пер­во­про­ход­цев не при­ка­лы­ва­ло. На­шу жизнь – жизнь «си­рот» – они на­зва­ли жал­ким са­мо­об­ма­ном и сде­ла­ли сле­ду­ю­щий шаг.

Шаг безум­ный, по­ка­зы­ва­ю­щий, что они са­мые на­сто­я­щие, пол­ные пси­хи. Они счи­та­ли, что ис­тин­ный мар­си­а­нин по­явит­ся, ко­гда сре­да са­ма сфор­ми­ру­ет необ­хо­ди­мые на­вы­ки. Они за­яв­ля­ли, что уже до­би­лись это­го. Что их пер­вый про­шел ад пу­сты­ни, вы­жил и при­нес от­ту­да ис­ти­ну пра­виль­ной жиз­ни. Он яко­бы снял с се­бя ска­фандр, ушел в глу­би­ны до­лин Ма­ри­не­ра и жил там со­рок дней и но­чей, ды­ша ис­па­ре­ни­я­ми хло­рел­ло­вых бо­лот и пи­та­ясь тем, что при­но­сил ве­тер.

Не то что­бы я знаю всех на Мар­се – хо­тя нас тут не так уж и мно­го, – но за­мет­ных, яр­ких лю­дей, неза­ви­си­мо от их со­ци­аль­ной, ра­со­вой и лю­бой иной при­над­леж­но­сти, здесь немно­го. И я не пом­ню, что­бы стал­ки­вал­ся с кем-то по­доб­ным.

Но кто здесь врет, а кто чест­но за­блуж­да­ет­ся, я не раз­би­рал­ся – у ме­ня за­бот и без то­го хва­та­ло.

Они пред­по­чи­та­ли не стан­дарт­ные, то­рен­ные даль­но­бо­я­ми и про­ве­ря­е­мые спут­ни­ка­ми марш­ру­ты, от ко­то­рых Си­ро­ты дер­жа­лись не так уж да­ле­ко. Они пред­по­чи­та­ли Дичь – тер­ри­то­рии, где не бы­ва­ли да­же ис­сле­до­ва­те­ли, пу­стын­ные, без­жиз­нен­ные, неин­те­рес­ные ни для гео­ло­гов, ни для ме­ли­о­ра­то­ров гиб­лые ме­ста.

Я не об­ра­щал на та­бу­ла­рас­се­ров вни­ма­ния. Но они са­ми об­ра­ти­ли мое вни­ма­ние на се­бя.

В тот мо­мент я был на со­ля­ных руд­ни­ках юж­ной Си­до­нии. Там я вме­сте с гос­пи­та­лье­ра­ми из «Бро­дя­че­го ана­то­ми­че­ско­го цир­ка Бар­су­ма» толь­ко что на­шел ре­ше­ние ин­те­рес­ней­шей, воз­мож­ной толь­ко здесь за­гад­ки. Это бы­ла эпи­де­мия по­те­ри па­мя­ти у опе­ра­то­ров шахт­ных ро­бо­тов. И в этот мо­мент от­ко­че­вы­вав­шие к югу по Зюйдтрас­се Си­ро­ты пе­ре­да­ли мне ве­сточ­ку от ма­мы.

Мой вось­ми­лет­ний брат Лю­тер уже пол­го­да как ушел в та­бу­ла­рас­се­ры. Сде­лал се­бе оже­ре­лье из фа­ланг паль­цев, со­бран­ных на клад­би­ще Мерт­вой ко­ло­нии, и ушел из до­ма. Де­вя­ти лет па­ца­ну еще не ис­пол­ни­лось – то есть око­ло пят­на­дца­ти по зем­но­му ис­чис­ле­нию. На­вер­ное, это у нас се­мей­ное.

Он при­шел в центр до­сту­па и по­тре­бо­вал в рас­по­ря­же­ние по­ло­жен­ную ему до­лю неотъ­ем­ле­мых про­из­вод­ствен­ных мощ­но­стей. С усмеш­ка­ми ему предо­ста­ви­ли до­ступ. Си­ро­ты счи­та­ли непри­ем­ле­мым поль­зо­вать­ся тех­но­ло­ги­я­ми при­ш­лой ци­ви­ли­за­ции. А брат мой Лю­тер по­стро­ил пря­мо там вы­ду­ман­ный тур­бо­кла­стер­ный рай­дер, как те­перь бы­ло мод­но: пы­ле­вые ши­ны в рост че­ло­ве­ка, ря­ды ин­фра­крас­ных фар по бо­кам, здо­ро­вен­ная ра­ма в об­те­ка­те­лях, в ко­то­рых те­ря­ет­ся се­док. За­ка­чал ба­ки во­до­ро­дом и от­ча­лил на юг на ско­ро­сти, близ­кой к зву­ко­вой.

Пись­мо от ма­мы бы­ло ар­ха­ич­ной зву­ко­за­пи­сью на си­ли­ко­но­вом кри­стал­ле – по­чти бу­тыл­кой, бро­шен­ной в мо­ре. Я ни­как не мог по­лу­чить это по­сла­ние рань­ше – Си­ро­ты не при­зна­ют ин­фор­ма­ци­он­ные ка­на­лы но­во­пе­ре­се­лен­цев. Впро­чем, те­перь мне на это бы­ло на­пле­вать. Мне сроч­но нуж­но бы­ло в дру­гое по­лу­ша­рие. До то­го как мой брат со­вер­шит са­мо­убий­ствен­ную по­пыт­ку снять шлем под на­шим ле­дя­ным небом.

Я знал, с че­го на­чать.

Я от­пра­вил­ся на Пе­ре­кре­сток, в бас­сейн огром­но­го юж­но­го кра­те­ра Эл­ла­да. Пе­ре­кре­сток на­хо­дил­ся не очень да­ле­ко – во вся­ком слу­чае, в на­шем по­лу­ша­рии. Я въе­хал в него че­рез сут­ки, на рас­све­те. На рас­све­те, боль­ше по­хо­жем на за­кат от под­ня­той в воз­дух руд­нич­ной пы­ли, по­пут­ный даль­но­бой­щик вы­са­дил ме­ня на окра­ине Пе­ре­крест­ка.

Эл­ла­да встре­ча­ла за­рож­да­ю­щим­ся ура­га­ном. Края ча­ши кра­те­ра пря­та­лись за го­ри­зон­том, до­ро­га, скле­ен­ная из об­лом­ков кам­ней, ров­ной ли­ни­ей пе­ре­се­ка­ла дно, те­ря­ясь в по­лу­ден­ном ма­ре­ве. Мач­ты це­по­чек вет­ря­ков на­кло­ня­ло вет­ром.

По­чти на го­ри­зон­те по­гон­щик ро­е­вых ру­до­сбор­щи­ков си­дел у пи­ра­ми­ды из по­ло­жен­ных один на дру­гой плос­ких кам­ней. Он, за­ку­тав­шись в огром­ный ку­сок смя­той вет­ром фоль­ги, при­смат­ри­вал за рас­сы­пан­ным по скло­ну ква­зи­жи­вым ста­дом, рыв­шим грунт в по­ис­ках ред­ко­зе­мель­ных мик­ро­ли­тов. Ко­гда я по­до­шел бли­же, он под­нял ру­ку в от­вет на мое при­вет­ствие.

Ве­тер в Эл­ла­де несет вверх ме­тал­ли­че­ские мик­ро­ча­сти­цы, и они быст­ро вы­во­дят из строя си­сте­мы ска­фанд­ров по за­бо­ру кис­ло­ро­да из ат­мо­сфе­ры. Этот эф­фект – неожи­дан­ное след­ствие из­ме­не­ния плот­но­сти воз­душ­ных по­то­ков, один из мно­же­ства неза­пла­ни­ро­ван­ных сюр­при­зов тер­ра­фор­ма­ции. И как след­ствие – эти ме­ста те­перь вне пла­на тер­ра­ре­фор­ма­то­ров, здесь зем­ля Си­рот.

Ста­рые руд­нич­ные скла­ды на за­дах по­се­ле­ния – пе­ре­ва­лоч­ный пункт то­го, что мо­жет по­тре­бо­вать­ся пе­ре­се­ка­ю­щим по­лу­ша­рие в лю­бом на­прав­ле­нии, и тем не ме­нее да­же там де­вя­ти­лет­ний па­цан на рай­де­ре при­вле­чет вни­ма­ние.

И его тут дей­стви­тель­но ви­де­ли. Он ехал в ка­ра­ване та­бу­ла­рас­се­ров на за­пад че­рез пу­сты­ню. Ехал в ми­мо­лет­ный го­род-при­зрак Си­рот у под­но­жия кре­по­сти То­ло­кан. Кре­по­сти, ко­то­рую по­стро­ил я. В са­мой глу­бине неосво­ен­ной Ди­чи, вда­ле­ке от за­щи­ща­ю­щих от сол­неч­но­го из­лу­че­ния трасс ис­кус­ствен­но­го маг­нит­но­го по­ля и дей­ствия спут­ни­ков свя­зи. Там, где рож­да­ют­ся пыль­ные бу­ри…

Ме­ня окру­жа­ли скла­ды, во­круг бой­ко тор­го­ва­ли вся­че­ским ба­рах­лом. Я уже ку­пил крыль­чат­ку для сно­сив­ших­ся вен­ти­ля­то­ров на­гне­та­те­ля дав­ле­ния в ска­фандре и вы­би­рал для него же све­жие ба­та­реи, ко­гда ме­ня на­шел док­тор Ли­кург.

– Я слы­шал, ты едешь за та­бу­ла­рас­се­ра­ми? – спро­сил он, че­ло­век не из это­го по­лу­ша­рия. На мас­ку его ски­на про­еци­ро­ва­лось его соб­ствен­ное ли­цо, неви­дан­ный сре­ди Си­рот обы­чай. Это мог­ло зна­чить, что он из тер­ра­ре­фор­ма­то­ров. – Мне не по­ме­шал бы про­вод­ник по этим ме­стам, а то я тут еще не бы­вал.

– Хм. – Я при­щу­рил­ся, раз­гля­ды­вая Ли­кур­га и раз­мыш­ляя, не слиш­ком ли это удач­ное сов­па­де­ние. – Что ве­зешь?

Он по­ка­зал мне цель­но­ме­тал­ли­че­ский че­мо­дан­чик, при­ко­ван­ный к его ру­ке длин­ной це­пью:

– Ле­кар­ства. Ро­ди­те­ли неко­то­рых де­тей, ко­то­рых он увел за со­бой, бес­по­ко­ят­ся об их здо­ро­вье и на­ня­ли ме­ня за ни­ми при­смот­реть.

– Док­тор, зна­чит?

– Имен­но.

Си­ро­ты ред­ко про­сят о по­мо­щи, но еще ре­же от­ка­зы­ва­ют в ней нуж­да­ю­щим­ся. Я по­ду­мал-по­ду­мал и со­гла­сил­ся:

– Хо­ро­шо, док­тор. Нам дей­стви­тель­но по пу­ти. Но мне нуж­но дви­гать­ся быст­ро, не от­ста­вай.

Дичь по­ка­жет, кто ты та­кой на са­мом де­ле, док­тор…

Мы плот­но по­обе­да­ли в куль­то­вой за­бе­га­лов­ке «Яй­ца в мы­ле» в об­ще­стве южан-даль­но­бой­щи­ков. На­род по­чти не пя­лил­ся на мои ко­сы, пе­ре­пле­тен­ные с тру­ба­ми из под­све­чен­но­го опто­во­лок­на. Си­ро­ты сре­ди даль­но­бой­щи­ков слу­ча­лись чуть ча­ще, чем в дру­гих стра­тах.

– Те­бя дей­стви­тель­но зо­вут Браг­ги? – спро­сил док­тор, ко­гда мы вы­шли на­ру­жу и уже гру­зи­лись в его пес­ко­ход.

– Да, ме­ня зо­вут Браг­ги. Моя мать обо­жа­ет са­ги. – На­ши ро­ди­те­ли лю­бят ста­рые, чу­жие сказ­ки, а мы со­зда­ем но­вые и жи­вем в них.

– Я ду­мал, ты бу­дешь по­мо­ло­же, – про­го­во­рил он, гля­дя на мас­ку мо­е­го шле­ма, изоб­ра­жав­шую де­ре­вян­ное рез­ное од­но­гла­зое ли­цо с гу­стой бо­ро­дой.

– И я так то­же ко­гда-то ду­мал…

Пес­ко­ход док­то­ра вы­бра­сы­вал грунт ло­пат­ка­ми ко­лес, тол­кая нас к вы­гну­то­му го­ри­зон­ту Эл­ла­ды. Мы по­чти не го­во­ри­ли друг с дру­гом.

Че­рез сут­ки мы до­бра­лись до То­ло­ка­на, го­ро­да, со­здан­но­го мною три го­да на­зад.

Трид­ца­ти­мет­ро­вые баш­ни-пи­ки из скле­ен­но­го си­ли­кат­ным кле­ем пес­ка и плос­ких вы­вет­рен­ных кам­ней по­сре­ди пу­сты­ни ни­чуть не осы­па­лись за вре­мя мо­е­го от­сут­ствия и, как и преж­де, ко­ло­ли при­зрач­но близ­кое небо.

– Это дей­стви­тель­но ты по­стро­ил все это? – спро­сил док­тор.

– Да.

– С ума сой­ти. За­чем?

– Я хо­тел, что­бы на Мар­се был го­ти­че­ский за­мок.

В То­ло­кане мы не на­шли ни­че­го, кро­ме бро­шен­но­го ла­ге­ря, му­со­ра и ше­сти све­жих мо­гил на бе­лой ка­ме­ни­стой рав­нине.

– До­ста­вай ло­па­ту, – бро­сил я док­то­ру, сле­зая с пес­ко­хо­да.

– Ты же вро­де толь­ко что спе­шил? – при­щу­рил­ся он за за­бра­лом шле­ма.

– На­де­юсь, что я еще не успел…

Я раз­ры­вал мел­кие мо­ги­лы од­ну за дру­гой. Вы­тас­ки­вал за­сы­пан­ные мерт­вые те­ла, скла­ды­вал в об­щий ряд. Док­тор си­дел на сво­ем че­мо­дан­чи­ке, со­еди­нив ру­ки зам­ком, длин­ная це­поч­ка сви­са­ла с его ру­ки до грун­та. По­мо­гать не стал – мол­ча сле­дил за мо­ей ра­бо­той. Длин­ная тень от его ног из-за низ­ко­го солн­ца ухо­ди­ла пря­мо в го­ри­зонт.

Лю­те­ра в этих мо­ги­лах не ока­за­лось.

Я под­та­щил к ря­ду по­след­нее за­стыв­шее на­смерть те­ло без шле­ма, уло­жил в ряд, с хру­стом разо­гнул­ся. Огля­дел­ся. Пу­стын­но.

– По­хо­же, – про­из­нес я, гля­дя на за­стыв­шие те­ла, – в этот раз что-то пошло не так.

– Зна­ешь ко­го-то из них? – ко­рот­ко спро­сил док­тор.

Я толь­ко вздох­нул, огля­ды­ва­ясь. Ве­тер нес об­рыв­ки пла­сти­ко­вой тка­ни и ка­тил неве­со­мые кол­бы для во­ды ми­мо бро­шен­ных на­ве­сов. Без­люд­но.

– А ведь здесь мно­го лю­дей жи­ли ко­гда-то, – про­бор­мо­тал я, опи­ра­ясь на ло­па­ту. – И я здесь жил.

– И где те­перь они? – быст­ро и на­пря­жен­но спро­сил док­тор.

– Ушли, на­вер­ное, – бурк­нул я. – Не знаю.

– Кто их убил? – спро­сил док­тор, сгор­бив­ший­ся на че­мо­дане. – Та­бу­ла­рас­се­ры?

То, как он это спро­сил… То, что он во­об­ще это ска­зал – «убил», я по­нял, что он не толь­ко не из это­го по­лу­ша­рия – он во­об­ще не с этой пла­не­ты.

– Ни­кто их не уби­вал, – бурк­нул я, ду­мая об уча­стии бра­та в этом де­ле.

– Что? – уди­вил­ся он. – Они са­ми в мо­ги­лы лег­ли, что ли?

– Вро­де то­го…

Док­тор мне яв­но не по­ве­рил. По­мол­чав, он до­ба­вил:

– Нуж­но со­об­щить их род­ным.

– Они ско­ро узна­ют, – от­ве­тил я. – Их за­бе­рут, ко­гда «Бро­дя­чий ана­то­ми­че­ский цирк Бар­су­ма» сю­да до­бе­рет­ся. А нам на­до ехать даль­ше.

– А их так оста­вим?

– Па­даль­щи­ков у нас тут еще нет.

По­ка мы уда­ля­лись от То­ло­ка­на, по­ка я, си­дя спи­ной к ве­ду­ще­му пес­ко­ход док­то­ру, ви­дел в ту­ман­ной ти­хой бу­ре у го­ри­зон­та шпи­ли мо­ей кре­по­сти, я все раз­мыш­лял, что же де­ла­ет Лю­тер сре­ди этих лю­дей, за­чем он это де­ла­ет и чем это все мо­жет за­кон­чить­ся.

Мать ме­ня ни­ко­гда не про­стит.

Мы че­ты­ре дня сле­до­ва­ли по це­поч­ке мо­гил за их ка­ра­ва­ном, от од­но­го бро­шен­но­го ла­ге­ря до дру­го­го, раз­ры­вая оди­но­кие мо­ги­лы, что­бы убе­дить­ся, что мо­е­го бра­та там нет.

– Ты по­ни­ма­ешь, что они де­ла­ют? – спро­сил док­тор од­на­жды. Он при­сталь­но по­смот­рел на ме­ня. Он яв­но хо­тел, что­бы я слу­шал вни­ма­тель­но и ждал от­ве­тов. – Они же за­ка­пы­ва­ют лю­дей за­жи­во.

Ну да. Имен­но так они и по­сту­па­ли. Вы­во­зи­ли ре­шив­ших­ся на ини­ци­а­цию в Дичь по­сре­ди до­ли­ны кра­те­ра Эл­ла­да, ры­ли яму в оско­лоч­ном грун­те, са­жа­ли ту­да че­ло­ве­ка в од­ном скине и остав­ля­ли вы­жи­вать. И ко­неч­но же та­кая ини­ци­а­ция остав­ля­ла по­сле се­бя тру­пы.

– Они уни­что­жа­ют Си­рот, – до­ба­вил док­тор. – Сколь­ко ла­ге­рей мы уже про­еха­ли? Шесть?

Я скри­вил­ся: он яв­но ни­че­го не по­ни­мал. Спро­сил сам:

– А ты че­го на са­мом де­ле за ни­ми го­нишь­ся? Толь­ко чест­но.

Он на мгно­ве­ние за­ткнул­ся, по­том ска­зал:

– Я про­сто док­тор. Я толь­ко ве­зу ле­кар­ства.

Он точ­но не с Мар­са, этот док­тор.

– Лад­но. Там по­смот­рим, ка­кие у те­бя ле­кар­ства, – бурк­нул я.

Мы сле­до­ва­ли за Лю­те­ром, а он остав­лял за со­бой пу­стые по­се­ле­ния и стой­би­ща. По­хо­же, все ли­бо шли за ним, ли­бо бе­жа­ли прочь. Или ло­жи­лись в мо­ги­лы.

Бы­ло яс­но, что я дол­жен его оста­но­вить, ина­че тут про­сто не оста­нет­ся лю­дей и стра­на Си­рот, ко­то­рую я со­здал, ис­чез­нет.

А по­том в ле­дя­ном за­ка­те ма­ши­на док­то­ра за­та­рах­те­ла, за­каш­ля­лась, пе­ре­ва­лив­шись че­рез ка­ме­ни­стый бар­хан, и сдох­ла по­сле ко­рот­кой аго­нии.

Я за­брал свой рюк­зак, ло­па­ту и слез с пес­ко­хо­да.

– Ты ку­да? – уди­вил­ся док­тор.

– Не мо­жешь ехать – иди, – от­ве­тил я ему рас­хо­жей мак­си­мой. Док­тор неохот­но слез с за­глох­ше­го пес­ко­хо­да со сво­им цель­но­ме­тал­ли­че­ским че­мо­дан­чи­ком на­пе­ре­вес и по­шел за мной.

– Ты хоть зна­ешь, ку­да ид­ти? – спро­сил он, недо­воль­ный, ша­гая по гла­ди кра­тер­ной пу­сты­ни.

– Я знаю, ку­да они на­прав­ля­ют­ся, – от­ве­тил я, не обо­ра­чи­ва­ясь. Это его под­бод­ри­ло.

Док­тор, в об­щем, непло­хо дер­жал­ся в этой необ­жи­той пу­сто­ши. Он толь­ко силь­но бес­по­ко­ил­ся, сколь­ко зи­верт мы тут на­ло­вим на каж­до­го, гу­ляя под от­кры­тым солн­цем. Ну, мне-то, как ко­рен­но­му, быст­рая и лег­кая смерть от лу­че­вой бо­лез­ни не гро­зи­ла: ма­ма в пер­вом три­мест­ре при­ни­ма­ла все нуж­ные пе­ри­на­таль­ные при­сад­ки. А вот ему – ес­ли он не с Мар­са, а по­хо­же, так оно и бы­ло, – мог­ло и аук­нуть­ся.

– Бу­ря нас при­кро­ет, – ткнул я в небо паль­цем. Док­тор не от­ве­тил – пя­лил­ся на по­кры­тый пы­лью ме­тал­ли­че­ский че­реп ко­гда-то ква­зи­жи­во­го ру­до­сбор­щи­ка, за­рыв­ше­го­ся в рас­трес­кав­шу­ю­ся поч­ву. – А. Этот от­бил­ся от ста­да. По­те­рял­ся в бу­ре и раз­ря­дил­ся.

– На­де­юсь, мы са­ми не слиш­ком ото­бьем­ся, – про­бор­мо­тал док­тор.

Прав был док­тор. Я силь­но рис­ко­вал, ухо­дя в глубь неосво­ен­ной тер­ри­то­рии. Тут мы дей­стви­тель­но мог­ли за­про­сто сги­нуть без ве­сти. Но я уже по­нял, ку­да дви­га­ет­ся ка­ра­ван та­бу­ла­рас­се­ров, и стре­мил­ся сре­зать путь че­рез Дичь. Мед­лить ни к че­му.

Мы шли всю ночь и часть сле­ду­ю­ще­го дня.

* * *

А спас­ла нас муд­рая жен­щи­на То­нан­цин, что пе­ре­се­ка­ла эту рав­ни­ну с за­па­да на во­сток на сво­ем вет­ро­бо­те. Крыль­чат­ка мо­е­го на­гне­та­те­ля ат­мо­сфе­ры по­ко­ро­би­лась от уда­ров мик­ро­ли­тов, и мне пред­сто­я­ло ис­пы­тать фа­таль­ную нехват­ку кис­ло­ро­да уже в бли­жай­шие ча­сы. Док­тор пе­ре­жил бы ме­ня не на­дол­го: без свя­зи он бы от­сю­да не вы­брал­ся, так как сам был ху­же ре­бен­ка.

По­сле то­го как мач­ты вет­ро­бо­та То­нан­цин по­ка­за­лись над го­ри­зон­том, она око­ло ча­са на­го­ня­ла нас – трех­ко­лес­ный ка­та­ма­ран, счет­ве­рен­ные шас­си на вы­не­сен­ных в сто­ро­ны под­вес­ках, две на­кло­нен­ные сто­мет­ро­вые мач­ты с ме­тал­ли­че­ски­ми ли­стья­ми па­ру­сов транс­фор­ме­ров. Док­тор, рас­пах­нув рот, на­блю­дал за ее при­бли­же­ни­ем.

На­гнав нас, она ски­ну­ла якор­ный болт, тут же за­кру­тив­ший­ся в поч­ву, и свер­ну­ла па­ру­са в мач­ты.

– Ку­да ты сле­ду­ешь, муд­рая жен­щи­на? – спро­сил я, при­бли­зив­шись и счи­тав зна­ки на мас­ке ее ски­на, изоб­ра­жав­шей ба­заль­то­вый ба­ре­льеф с ли­цом ац­тек­ской бо­ги­ни-ма­те­ри.

– Я сле­дую в Чи­ко­мо­сток на фе­сти­валь Ве­ли­ко­го Ду­ха, – от­ве­ти­ла она.

– Мы идем ту­да же. Раз­де­лим этот мно­го­обе­ща­ю­щий путь с мо­им по­пут­чи­ком?

– Бу­ду ра­да, – от­ве­ти­ла мне То­нан­цин.

И мы под­ня­лись на борт. Она тот­час от­ча­ли­ла.

– Чи­ко­мо­сток? – бурк­нул док­тор, устра­и­ва­ясь на бор­ту.

– «Семь пе­щер», на язы­ке ац­те­ков, – от­ве­тил я, ва­ля­ясь на ба­ке вет­ро­бо­та на ку­че спаль­ных меш­ков. – Скаль­ный го­род в коль­це­вых го­рах кра­те­ра. Мы бу­дем там зав­тра.

– А я ду­мал, что ви­дел все, – про­бор­мо­тал док­тор, за­про­ки­ды­вая го­ло­ву, что­бы по­смот­реть, как в вы­со­те смарт­г­ро­ты хва­та­ют неуло­ви­мый мар­си­ан­ский ве­тер.

– Она чем­пи­он го­нок по ну­ле­во­му ме­ри­ди­а­ну, – со­об­щил я.

– От­ку­да ты зна­ешь?

– Это есть у нее на ли­це.

По-мо­е­му, он ме­ня не по­нял. Рань­ше, на Зем­ле, бы­ла та­кая по­сло­ви­ца: «У него на ли­це все на­пи­са­но». Сей­час и здесь она не име­ет смыс­ла, по­то­му что мы дей­стви­тель­но ри­су­ем и пи­шем все на мас­ках ски­нов: имя, до­сти­же­ния, де­ви­зы, по­ло­же­ние. Это лишь од­на из мно­гих ве­щей, ко­то­рые тер­ра­ре­фор­ма­то­ры пе­ре­ни­ма­ют у нас, по­ка роб­ко и ча­стич­но, но в бу­ду­щем это на­вер­ня­ка ста­нет нор­мой для лю­бо­го мар­си­а­ни­на.

– За­чем ты сле­ду­ешь в Чи­ко­мо­сток? – спро­сил я То­нан­цин. Вет­ро­бо­ты имен­но сле­ду­ют, не едут. Ез­дят рай­де­ры. Важ­но не пу­тать.

– Я слы­ша­ла, в Ди­чи объ­явил­ся че­ло­век, на ко­то­ро­го сни­зо­шел Ве­ли­кий Дух, – объ­яс­ни­ла То­нан­цин. – На­де­юсь за­стать его там. Я уже три го­да в свя­щен­ном пу­те­ше­ствии. Рань­ше я ло­ви­ла лед в уг­ле­кис­лот­ных озе­рах Се­ве­ра, на­де­юсь вер­нуть­ся ту­да к се­мье, они очень дав­но ме­ня не ви­де­ли. Сло­во Ве­ли­ко­го Ду­ха из­ме­нит все.

– Н-да, – вздох­нул я. – Я то­же на­де­юсь, что его най­ду… То­же дав­но не был до­ма. Очень дав­но.

А док­тор вздох­нул и ска­зал неве­се­ло:

– А у ме­ня ме­сто на ко­рабль от­сю­да. Ес­ли я не успею вер­нуть­ся, за­стря­ну тут еще на два го­да…

Он пе­чаль­но щу­рил­ся на солн­це.

– То­нан­цин, – про­из­нес он. – Ты дей­стви­тель­но ду­ма­ешь, что здесь где-то бро­дит че­ло­век, на ко­то­ро­го сни­зо­шел Ве­ли­кий Дух? Или это толь­ко дань ве­ро­ва­ни­ям пред­ков с Зем­ли?

– Ко­неч­но, он где-то здесь. – То­нан­цин удив­лен­но по­ко­си­лась на док­то­ра, не вы­пус­кая кор­ми­ло из рук. – Его не мо­жет не быть.

– Мы же из­жи­ли все это, – про­бор­мо­тал док­тор, гля­дя на ухо­дя­щие на­зад бар­ха­ны. – Безум­ный ми­сти­цизм, идео­ло­ги­че­скую одер­жи­мость. От­ку­да это все взя­лось здесь?

– Ну, – за­дум­чи­во ото­звал­ся я. – Тут есть о чем по­ду­мать. Вот чем бы­ла Мерт­вая ко­ло­ния?

– Нечто худ­шее, чем про­сто пре­ступ­ле­ние, – немед­лен­но, как по-вы­учен­но­му, ото­звал­ся док­тор. – Ошиб­ка пла­ни­ро­ва­ния. Гран­ди­оз­ная ошиб­ка.

– Да не бы­ло это ошиб­кой, – со вздо­хом от­ве­тил я. – Они зна­ли, на что идут. Это был кра­е­уголь­ный ка­мень. Кровь под фун­да­мен­том. По­сле та­ко­го са­мо­по­жерт­во­ва­ния ни­кто уже не мог оста­вить Марс в по­кое, ведь так? Или их смерть бы­ла зря?

– Все бы­ло ров­но на­обо­рот, – быст­ро ото­звал­ся док­тор. – Из-за то­го, что они по­гиб­ли, из-за то­го, как они по­гиб­ли – а это ви­дел весь мир в пря­мом эфи­ре, – че­ло­ве­че­ство на­дол­го от­вер­ну­лось от кос­мо­са.

– За­нят­ная вер­сия, – не стал спо­рить я.

– Это фак­ты, – от­ре­зал док­тор.

– Это ин­тер­пре­та­ция фак­тов. Как по­гиб­нут пер­во­ко­ло­ни­сты, не име­ло ни­ка­ко­го зна­че­ния. Важ­но толь­ко то, что они бы­ли об­ре­че­ны.

– Это ты так из­ви­ня­ешь вот это вот ва­ше все­об­щее мар­си­ан­ское мра­ко­бе­сие? – уди­вил­ся док­тор.

– Это ты спро­сил, от­ку­да все взя­лось. Я толь­ко от­ве­тил, – при­щу­рил­ся я. – Это то, что внут­ри нас. И ес­ли уда­лять – то толь­ко ре­дак­ти­руя ДНК. Ве­ли­кий все­пла­нет­ный ко­ло­ни­за­ци­он­ный про­ект, три­умф на­уч­но­го мыш­ле­ния, вер­ши­на ра­ци­о­наль­но­сти, а жерт­ву все рав­но при­нес­ли.

Я по­до­ждал, но док­тор мол­ча слу­шал, и то­гда я про­дол­жил:

– Это у лю­дей в ге­нах. Это бы­ло вы­год­но для эво­лю­ции. Ко­гда-то на Зем­ле толь­ко те об­ще­ства пе­ре­шли от ма­ло­чис­лен­ных пле­мен охот­ни­ков к со­об­ще­ствам с силь­ны­ми во­ждя­ми, а от них к дес­по­ти­че­ским тео­кра­ти­ям Ни­ла и Меж­ду­ре­чья, кто мог чув­ство­вать сверхъ­есте­ствен­ное. Ве­рю в то, что невоз­мож­но, и это де­ла­ет ме­ня спо­соб­ным к пре­вос­хо­дя­щим вся­кое во­об­ра­же­ние до­сти­же­ни­ям. Ведь ко­гда пе­ред то­бой сто­ит за­да­ча, ко­то­рую не одо­леть ни те­бе, ни де­тям тво­им, что оста­ет­ся? Толь­ко на­чи­нать сно­ва ве­рить. Во что угод­но.

– И по­буж­дать лю­дей к мас­со­вым са­мо­убий­ствам – то­же? – яз­ви­тель­но пе­ре­спро­сил док­тор. – Это сон ра­зу­ма.

– Нель­зя же все вре­мя не спать, – от­ве­тил я и не был по­нят. Ме­та­фо­ры лжи­вы.

– Ты зна­ешь, что имен­но де­ла­ют та­бу­ла­рас­се­ры? – спро­сил ме­ня док­тор. – Они увлек­ли за со­бой этих де­тей несбы­точ­ны­ми обе­ща­ни­я­ми. То, что они обе­ща­ют, невоз­мож­но. По край­ней ме­ре, для лю­дей.

Я про­мол­чал. Ну да. Тот, кто вы­жи­ва­ет, – мар­си­а­нин, ис­кон­ная ве­ли­кая ра­са, они стар­ше обе­зьян с Зем­ли. Тот, кто нет, – па­даль че­ло­ве­че­ская. Кто от­сту­пит, ко­гда во­прос по­став­лен та­ким об­ра­зом?

Не это ли под­толк­ну­ло мо­е­го бра­та от­пра­вить­ся сю­да? А мо­жет быть, мой при­мер, мое бун­тар­ство ста­ло един­ствен­ным топ­ли­вом для его по­бе­га? И мой негод­ный об­раз жиз­ни он сме­нил на свой, еще бо­лее негод­ный?

Чув­ство ви­ны ока­за­лось непри­выч­но за­слу­жен­ным. Оно и гна­ло ме­ня впе­ред. На­де­юсь, он не риск­нет рань­ше, чем я его най­ду…

– То­нан­цин, – на­по­сле­док спро­сил док­тор. – А что бу­дет, ес­ли ты най­дешь это­го сво­е­го одер­жи­мо­го?

– Да не дай бог! – за­сме­ял­ся я. – Уве­рен, что най­ден­ное ей не по­нра­вит­ся.

То­нан­цин, мол­ча слу­шав­шая, на этом ме­сте при­под­ня­ла мас­ку сво­е­го шле­ма и сер­ди­то плю­ну­ла за борт. Се­го­дня на солн­це бы­ло все­го ми­нус шесть­де­сят, и ее пле­вок упал в пе­сок ле­дя­ным ка­муш­ком.

Я за­ткнул­ся.

Пой­мав ве­тер, мы еха­ли всю ночь и при­бы­ли в Чи­ко­мо­сток сле­ду­ю­щим утром. «Семь пе­щер», го­род из дыр в коль­це­вых го­рах Эл­ла­ды, укра­шен­ный мо­и­ми на­скаль­ны­ми ри­сун­ка­ми из вы­мыш­лен­ной эпо­хи еще жи­во­го зе­ле­но­го Мар­са. При­бы­ли мы пря­мо на фе­сти­валь по­гра­нич­ных со­сто­я­ний, ос­но­ван­ный неко­гда то­же мной, – «Сен­цон Тот­чтин», или «Че­ты­ре­ста пья­ных кро­ли­ков». Празд­ник бо­гов пи­ва, со­би­рав­ший Си­рот со все­го по­лу­ша­рия.

Рань­ше здесь встре­ча­лись по­те­рян­ные лю­ди всех рас и ро­дов, сме­ши­вая чув­ства и сме­ши­вая мыс­ли, по­зна­вая соб­ствен­ные гра­ни­цы, осо­зна­вая, что не оди­но­ки. Те­перь его за­хва­ти­ли та­бу­ла­рас­се­ры, вы­тес­нив или об­ра­тив несо­глас­ных, и те­перь здесь оста­лись толь­ко те, что бы­ли свя­за­ны толь­ко од­ной стра­стью – к Чи­сто­му На­ча­лу, од­ной при­вя­зью – ис­ступ­лен­ной на­деж­дой на неве­ро­ят­ное.

Нас ни­кто не встре­чал. Нас во­об­ще ни­кто не за­ме­тил.

Мой брат Лю­тер сто­ял на вы­со­кой ска­ле и го­во­рил с на­ро­дом. Мы по­до­шли и ста­ли слу­шать.

– Я обе­щаю вам, – го­во­рил нам Лю­тер, сто­язы­кий про­по­вед­ник, вер­ши­тель су­деб, глас свы­ше, свет в но­чи, ярый зверь. – Я обе­щаю вам небо. От­кры­тое небо. Я обе­щаю вам воз­дух и глу­бо­кий слад­кий вдох.

Он знал, как го­то­вить этих маль­чи­ков и де­во­чек, он их лю­бил, он ел их жи­вьем. Он был имен­но та­ким, ка­ким я се­бе при­ду­мал но­ча­ми на этом пу­ти об­раз про­ро­ка та­бу­ла­рас­се­ров, ко­то­ро­го ни­ко­гда не встре­чал, – с ли­цом древ­не­го бо­га, с гла­за­ми ди­кой кош­ки. И вот те­перь я ви­дел его при све­те дня.

– Вы бу­де­те ды­шать пол­ной гру­дью. Я дам вам сво­бо­ду. Идем­те! Нас ждет ис­пы­та­ние, ко­то­рое нам сле­ду­ет прой­ти.

Он был в шле­ме, мас­ка его изоб­ра­жа­ла тер­ра­ко­то­во­го че­ло­ве­ка с чер­та­ми хищ­ной кош­ки в ви­но­град­ном вен­ке. Вид его вы­зы­вал ото­ропь и ужас.

– Мой брат умер в этой пу­стыне и вер­нул­ся! Он смог, и вы смо­же­те! Я го­во­рю вам!

Он го­во­рил. А у ме­ня не бы­ло слов. Толь­ко па­ни­ка. О ком он го­во­рил? Не обо мне же?

По­том он со­шел с кам­ня и спу­стил­ся к нам, по­доб­но остро­му но­жу рас­се­кая ткань тол­пы. При­бли­зил­ся к нам вплот­ную.

– Я не ви­дел вас рань­ше, – ска­зал он нам. – Кто вы?

– Ме­ня зо­вут Ли­кург. Я жаж­ду стать мар­си­а­ни­ном, – от­ве­тил ему док­тор. – Рас­ска­жи мне как, ес­ли зна­ешь.

– Ли­кург. – Лю­тер слов­но по­про­бо­вал его имя на вкус. – Идем.

Мы во­шли вслед за ним под сень го­ры, под свод ги­гант­ской пе­ще­ры, в ар­ку огром­ной длин­ной па­лат­ки, скро­ен­ной по об­раз­цам пер­во­про­ход­цев.

Гряз­ный, бу­рый от пы­ли на­вес из по­ри­стой эко­тка­ни дры­гал­ся на сер­во­кар­ка­се. Кар­кас ше­ве­лил­ся, по­сто­ян­но из­ме­нял фор­му под дав­ле­ни­ем сла­бо­го вет­ра. В па­лат­ке боль­ше ни­че­го не бы­ло, слов­но тут и не жил ни­кто. В па­лат­ку во­шли толь­ко мы вчет­ве­ром с Лю­те­ром – осталь­ные оста­лись сна­ру­жи.

– Это те­бе. – Док­тор про­тя­нул че­мо­дан­чик Лю­те­ру, и тот, уди­вив­шись, взял его в ру­ки. Док­тор мол­ча от­крыл че­мо­дан­чик, вы­хва­тил от­ту­да огром­ный ре­ак­тив­ный пи­сто­лет, на­пра­вил его на Лю­те­ра и паль­нул ему в ли­цо.

Я ед­ва успел пнуть че­мо­дан сни­зу – до­зву­ко­вая смарт­пу­ля с во­ем за­вяз­ла в его ме­тал­ле. Лю­тер тут же уда­рил че­мо­да­ном ру­ку док­то­ра, вы­бив из су­ста­ва кисть и за­ста­вив вы­ро­нить пи­сто­лет, а за­тем об­ру­шил док­то­ру на го­ло­ву, по­ста­вив на ко­ле­ни, и тре­тьим уда­ром сбо­ку сбил на пол, рас­ко­лов шлем в несколь­ких ме­стах.

Тут же в па­лат­ку во­рва­лась тол­па сна­ру­жи – нам с То­нан­цин за­ло­ми­ли ру­ки за спи­ну, по­ста­ви­ли на ко­ле­ни.

– Это еще что та­кое?! – крик­нул Лю­тер, от­бра­сы­вая мя­тый че­мо­дан в сто­ро­ну. – Вы кто та­кие?

Док­тор ва­лял­ся на ле­дя­ном пес­ке, за­ды­хал­ся и не мог от­ве­тить. Мас­ка на шле­ме по­гас­ла. Воз­дух уте­кал па­ром че­рез тре­щи­ны.

Лю­тер под­нял пи­сто­лет док­то­ра, пре­ло­мил о пред­пле­чье – пу­сто, там был все­го один за­ряд, уже ис­тра­чен­ный.

– Мет­ро­по­лия… – брезг­ли­во про­го­во­рил Лю­тер и от­бро­сил пи­сто­лет.

Он прыг­нул ко мне и, ед­ва я по­пы­тал­ся вы­ры­вать­ся, схва­тил же­лез­ной ру­кой за гор­ло, за­ди­рая мне го­ло­ву.

– Вы кто та­кие? – вы­крик­нул он. – Си­ро­ты? Что они вам по­обе­ща­ли? Как они вас ку­пи­ли? Вер­нуть вас в мет­ро­по­лию, об­рат­но в теп­ло и уют, ведь так, глуп­цы?

Он вгля­дел­ся в мою мас­ку – но что он мог сквозь нее уви­деть?

– Я те­бя знаю? – спро­сил он.

– Это я, твой брат Браг­ги, – ска­зал я. И вы­клю­чил мас­ку.

– Брат? – уди­вил­ся Лю­тер. – Браг­ги-ска­зоч­ник?

– Это я, Лю­тер.

– Браг­ги, – мед­лен­но про­из­нес Лю­тер, при­сев пе­ре­до мной на кор­точ­ки. – Неуже­ли? От это­го име­ни в Ди­чи про­сто неку­да де­вать­ся. Я слы­шал это имя по­всю­ду с дет­ства. И я дей­стви­тель­но пом­ню все бай­ки, ко­то­рые он рас­ска­зы­вал нам на ночь. От них про­сто неку­да бы­ло де­вать­ся. Чер­тов ска­зоч­ник, несдер­жан­ный на язык, лю­би­тель пу­гать ма­лень­ких де­тей…

– Это я, Лю­тер. – Сло­ва сты­ли от ужа­са у ме­ня в глот­ке.

– Все во­круг зна­ют, кто мой брат, – за­дум­чи­во улыб­нул­ся Лю­тер, гля­дя мне в гла­за. – Ведь это мой брат умер и вос­стал, от­крыв нам путь Чи­стой дос­ки. Слы­шишь, как во­ет ве­тер? Это зна­чит, что вре­мя ис­пы­та­ния под­хо­дит. Ни­кто не из­бе­жит сво­е­го шан­са. И ес­ли ты дей­стви­тель­но хо­чешь быть мо­им бра­том, незна­ко­мец, ты мо­жешь им дей­стви­тель­но стать. Ты го­тов?

Он мог и не спра­ши­вать – ко­неч­но же я не был го­тов.

Нас вме­сте с док­то­ром и То­нан­цин вы­та­щи­ли на­ру­жу, вы­вез­ли в пу­сты­ню и вы­ки­ну­ли из рай­де­ров на кам­ни до­ли­ны, где уже бы­ли вы­ко­па­ны три неглу­бо­кие мо­ги­лы. Нас по­бро­са­ли каж­до­го в свою. Остат­ки воз­ду­ха, вы­ры­вав­ши­е­ся из тре­щи­ны в шле­ме док­то­ра, за­сты­ва­ли из­мо­ро­зью на по­трес­кав­шем­ся тет­ра­про­пи­лене.

– Лю­тер, – про­хри­пел я из сво­ей мо­ги­лы. – Те­бя ищет ма­ма.

Мой брат не от­ве­тил мне. Он ушел в крас­но­ва­тую мглу бес­шум­ной бу­ри, об­ва­лив­шу­ю­ся на рав­ни­ну у под­но­жия гор, и увел за со­бой всех осталь­ных. Они все ушли, оста­вив нас один на один с от­цом на­шим Мар­сом. И отец наш в этот день был не в ду­хе.

Я про­ве­рил дав­ле­ние в ска­фандре и вы­брал­ся из сво­ей мо­ги­лы, пе­ре­брал­ся в яму к док­то­ру. То­нан­цин то­же пе­ре­прыг­ну­ла к нам. Без­звуч­ная бу­ря тут же на­кры­ла нас.

«Чер­тов мет­ро­по­лец, – ду­мал я, остер­ве­не­ло за­кле­и­вая ци­а­на­кри­ла­том раз­би­тый шлем Ли­кур­га. – То­же мне, док­тор хре­нов на­шел­ся. Ну да, хо­ро­шая пу­ля – на­деж­ное сред­ство от лю­бых немо­щей!»

Я и рань­ше о мет­ро­поль­ских хо­ро­шо не ду­мал, а те­перь и по­дав­но.

Тем вре­ме­нем То­нан­цин на­тя­ну­ла над на­шей мо­ги­лой по­лог из ее теп­ло­изо­ли­ру­ю­ще­го пон­чо – лист тон­кой немну­щей­ся фоль­ги. По фоль­ге тут же за­мо­ло­ти­ли неви­ди­мые пес­чин­ки. Ну, зна­чит, за­мерз­нем не сра­зу, а толь­ко к утру, ко­гда под ми­нус сот­ню сту­ка­нет.

Три че­ло­ве­ка в по­кое из­лу­ча­ют чуть боль­ше ты­ся­чи ки­лод­жо­у­лей в час. Так, теп­ло­по­те­ри фоль­ги и сте­нок око­па… Нет, не хва­та­ет. К утру точ­но око­ле­ем.

В этот мо­мент мой скин-ска­фандр окон­ча­тель­но сдох и пе­ре­стал на­гне­тать сна­ру­жи уг­ле­кис­лый газ, где в озо­ни­до­вом па­троне из него вы­де­лял­ся кис­ло­род, ко­то­рый при­ме­ши­вал­ся к стан­дарт­ной воз­душ­ной сме­си. Счет мо­ей жиз­ни по­шел на ми­ну­ты.

– Есть идеи? – спро­сил я То­нан­цин, гля­дя, как па­да­ет уро­вень кис­ло­ро­да у ме­ня под ски­ном.

– Мо­лись, – се­рьез­но от­ве­ти­ла она.

– Вре­ме­ни нет, – бурк­нул я, раз­би­рая ба­рах­ло из сво­е­го по­я­са. Ко­сти, гай­ки, про­во­да, ага, вот! Я вы­та­щил из по­я­са слип­шу­ю­ся горсть се­рых кри­стал­лов, пе­ре­сы­пан­ных чер­ной тех­но­пы­лью.

Лю­бой мар­си­а­нин про­дер­жит­ся в Ди­чи го­лым хо­тя бы па­ру ча­сов. Но боль­ше? Я знаю один спо­соб, но этот спо­соб не для ме­ня.

– Что это? – спро­си­ла То­нан­цин, осве­тив мою крас­ную ру­ку на­лоб­ным фо­на­ри­ком.

– Это спо­соб про­дер­жать­ся до утра, – бурк­нул я. – Ам­не­зия руд­нич­ных опе­ра­то­ров. Смесь нит­рат­ных со­лей со сте­нок шахт и тех­носмаз­ки руд­ных ро­бо­тов.

Сра­зу вспом­ни­лось рас­сле­до­ва­ние, ко­то­рое мы про­во­ди­ли с «Бро­дя­чим ана­то­ми­че­ским цир­ком Бар­су­ма» в со­ля­ных руд­ни­ках юж­ной Си­до­нии, ко­гда ме­ня со­рва­ли с ме­ста но­во­стью о про­па­же Лю­те­ра. Ре­бя­та уже стал­ки­ва­лись со слу­ча­я­ми ам­не­зии сре­ди шах­те­ров, хо­тя ча­ще на­хо­ди­ли вы­мо­ро­жен­ные штре­ки с мерт­вы­ми опе­ра­то­ра­ми.

А я кол­лек­ци­о­ни­ро­вал раз­ные стра­шил­ки и ле­ген­ды, об­ра­ба­ты­вая их под свои нуж­ды. Вме­сте мы со­бра­ли это во­еди­но, про­ве­ли па­ру ана­ли­зов и по­ня­ли, в чем же при­чи­на. Там же, в шах­тер­ском по­сел­ке, на­шли жен­щи­ну, по­те­ряв­шую ре­бен­ка ро­да­ми и же­лав­шую за­быть по­след­ний год.

Пер­вый опыт был неудач­ным – она за­бы­ла лишь пол­то­ра ме­ся­ца и оч­ну­лась че­рез час, уве­рен­ная, что она бе­ре­мен­на, – а вме­сто это­го об­на­ру­жив­шая пу­стой жи­вот и ку­чу му­жи­ков во­круг. Мы еле спра­ви­лись с ней вше­сте­ром – но со вто­ро­го ра­за все уда­лось, она оч­ну­лась на сле­ду­ю­щий день, за­быв ров­но тот срок, ка­кой и хо­те­ла.

– На­до же, – про­го­во­ри­ла То­нан­цин, гля­дя на смесь в мо­ей ла­до­ни. – Не ду­ма­ла, что уви­жу ее. Я бы­ла уве­ре­на, что это го­род­ская ле­ген­да.

– Эта ле­ген­да – чи­стая прав­да, – за­ве­рил я ее. – Она обес­пе­чит от­лич­ную эко­но­мич­ную ка­та­то­нию на де­сять ча­сов, ми­ни­мум трат воз­ду­ха и ка­ло­рий. Ну и спа­лит все твои вос­по­ми­на­ния за по­след­ний год при­мер­но.

– Слож­ный вы­бор, – при­щу­ри­лась То­нан­цин.

– Спо­соб вы­жить. Толь­ко тут две до­зы, – до­ба­вил я. – Это те­бе и док­то­ру.

– А ты?

– А я пой­ду вы­бью дерь­мо из од­но­го глу­по­го па­ца­на, ко­то­рый мно­го о се­бе возо­мнил.

– Я не со­би­ра­юсь ни­че­го за­бы­вать. Я уже три го­да по­те­ря­ла на по­ис­ки Ве­ли­ко­го Ду­ха и от­ка­ты­вать­ся на­зад, ко­гда я так близ­ко, не со­би­ра­юсь, – по­ка­ча­ла го­ло­вой То­нан­цин.

– Ну и ду­ра, – от­ве­тил я. – Умрешь ни за что ни про что.

– Уми­рать я то­же не со­би­ра­юсь, – от­ре­за­ла То­нан­цин. – Док­тор до утра без шле­ма про­дер­жит­ся? Как при­ни­ма­ют эту дурь?

Я от­клю­чил шлем от ска­фанд­ра док­то­ра, снял его.

– Под­ни­ми ему ве­ки.

Я, тща­тель­но от­ме­рив, за­сы­пал сли­зи­стую глаз док­то­ра пы­лью, мгно­вен­но рас­тво­ряв­шей­ся на по­верх­но­сти ро­го­ви­цы. Че­рез па­ру се­кунд док­то­ра па­ра­ли­зо­ва­ло, он вы­пря­мил­ся в сво­ей мо­гил­ке, вы­тя­нув­шись во весь рост, и при­нял ха­рак­тер­ную «по­зу му­мии»: од­на ру­ка вдоль те­ла, вто­рая со­гну­та в лок­те и ле­жит по­пе­рек жи­во­та.

– Ну, вот и все, – про­шеп­тал я, глу­бо­ко вздох­нул и снял свой шлем. Гу­бы обо­жгло ле­дя­ным хо­ло­дом. Пять­де­сят лет тер­ра­фор­ми­ро­ва­ния да­ли лишь чет­верть от зем­но­го дав­ле­ния в этой са­мой глу­бо­кой на пла­не­те впа­дине, но я уже не сва­люсь без со­зна­ния немед­лен­но. От­дал свой шлем То­нан­цин – она его на­де­ла док­то­ру на го­ло­ву, что­бы не за­мерз, а я на­це­пил шлем док­то­ра и за­кле­ил шей­ный кла­пан. Из шле­ма тра­ви­ло, но вен­ти­ля­тор на за­тыл­ке ис­прав­но на­гне­тал дав­ле­ние внутрь.

Дер­гая ко­неч­но­стя­ми, я вы­лез из сво­е­го теп­ло­го ска­фанд­ра в ле­дя­ную утро­бу мо­ги­лы, рас­по­рол до­бы­тым из по­я­са ост­рым кус­ком об­си­ди­а­на тер­мо­слой ска­фанд­ра и на­чал раз­ма­зы­вать хлы­нув­шую из от­вер­стия крас­ную вяз­кую жид­кость по те­лу.

То­нан­цин недо­умен­но ози­ра­ла мое го­лое те­ло.

– Я этот ка­му­шек на го­ре Ар­сия по­до­брал, – про­хри­пел я, по­сте­пен­но со­гре­ва­ясь соб­ствен­ным теп­лом. Изо­ли­ру­ю­щий тер­мо­гель поз­во­лит мне про­дер­жать­ся без ска­фанд­ра ка­кое-то вре­мя. – Ду­мал, об­ра­бо­таю под нео­ли­ти­че­ское ру­би­ло и в рас­коп под­бро­шу, что­бы ар­хео­ло­гов по­му­чить.

Я еле-еле ском­пен­си­ро­вал ед­ва пе­ре­но­си­мые пол-ат­мо­сфе­ры в шле­ме по­то­ком чи­сто­го кис­ло­ро­да. Не дай бог в шле­ме что-то ко­рот­нет – взо­рвусь к чер­ту…

– Пой­дем, – тя­же­ло вы­дох­нул я, при­под­ни­мая по­лог и вы­би­ра­ясь в тяж­кую алую ночь.

Воз­дух был за­пол­нен мел­ки­ми неве­со­мы­ми пес­чин­ка­ми так плот­но, что вы­тя­ну­тая ру­ка те­ря­лась в бу­рой мгле, ко­то­рую фо­на­рик не про­би­вал. Бы­ло неожи­дан­но теп­ло, в смыс­ле, ми­нус два­дцать, не боль­ше.

По­ка мы бре­ли при­мер­но в сто­ро­ну гор, спо­ты­ка­ясь обо все кам­ни по пу­ти, я по­нял, как это по­лу­ча­ет­ся, – ве­че­ром на­гре­тый до ощу­ти­мо­го плю­са на дне кра­те­ра воз­дух ухо­дит в стра­то­сфе­ру.

В то же вре­мя с гор вниз сте­ка­ет по­ток хо­лод­но­го воз­ду­ха и успе­ва­ет про­греть­ся, по­ка пу­сты­ня осты­ва­ет, от­да­вая теп­ло пыль­но­му ту­ма­ну. Нуж­но спе­шить – ко­гда все осты­нет, я тут без ступ­ней оста­нусь.

Это бы­ло, на­вер­ное, не так уж дол­го – вряд ли боль­ше ча­са. Бу­ря ста­но­ви­лась все силь­нее, а я толь­ко при­бав­лял ша­гу, а за мной бе­жа­ла То­нан­цин. А за на­ми бе­жа­ла, тан­цуя и сме­ясь на­шей наг­ло­сти, смерть.

По­то­му я не вы­би­рал средств и слов, ко­гда вло­мил­ся в пе­ще­ры Чи­ко­мо­сто­ка. Я бе­жал го­лый и в шле­ме, как бог вой­ны, а мо­и­ми спут­ни­ка­ми бы­ли страх и ужас. В тра­вя­щей па­ром при каж­дом вы­до­хе во все сто­ро­ны мас­ке раз­би­то­го шле­ма я вы­гля­дел как по­кры­тый пы­лью и на­лип­шей кро­вью де­мон бу­ри.

Да, в этот день я под­нял­ся во пло­ти из глу­бин дет­ских ужа­сов. Все встреч­ные раз­бе­га­лись.

Я од­ним уда­ром ру­би­ла раз­ре­зал вход­ной кла­пан по­се­лен­че­ской па­лат­ки, и та мгно­вен­но опа­ла, по­те­ряв фор­му, на­род внут­ри за­орал, за­каш­лял. Они хва­та­ли шле­мы и на­тя­ги­ва­ли их на дур­ные го­ло­вы, во­пи­ли и ру­га­лись, за­ды­ха­ясь.

Ша­гая по ка­та­ю­щим­ся те­лам, я щед­ро раз­да­вал пин­ки по­тен­ци­аль­ным са­мо­убий­цам. В кон­це па­лат­ки на­шел спаль­ный ме­шок, из ко­то­ро­го вы­трях­нул Лю­те­ра пря­мо на го­лый пол. Бра­тец каш­лял и сла­бо со­про­тив­лял­ся. Еще бы – это Марс, дет­ка, здесь нечем ды­шать ино­пла­нет­ным мле­ко­пи­та­ю­щим!

Я схва­тил его обе­и­ми ру­ка­ми за гор­ло, под­тя­нул к се­бе и про­кри­чал ему в пе­ре­пу­ган­ное ли­цо:

– Ты пло­хо вел се­бя, Лю­тер. Ты был пло­хим маль­чи­ком.

Я орал, а низ­кое дав­ле­ние пре­вра­ща­ло ска­зан­ное в хри­пя­щий злоб­ный ше­пот.

– Ты лжец, Лю­тер. Ты со­сто­ишь це­ли­ком из чу­жих вы­ду­мок. Из мо­их вы­ду­мок. Это я при­ду­мал те­бя, Лю­тер, глу­пый маль­чиш­ка. Ты це­ли­ком мой. Не те­бе кор­чить из се­бя экс­та­ти­че­ское бо­же­ство, ты ме­лок и жа­лок. Ты не спо­со­бен к твор­че­ству.

– Ма­ма… – вы­та­ра­щив гла­за, хрип­ло про­шеп­тал Лю­тер. – По­жа­луй­ста.

Он пла­кал.

– Я знаю, что то­бой дви­га­ло, – ска­зал я ему ти­хо. – Ведь я та­кой же. Я дам те­бе еще од­ну воз­мож­ность. Еще раз про­жить твою жизнь, ми­но­вать пе­ре­кре­сток, ко­то­рый при­вел нас сю­да. Я дам те­бе шанс, ко­то­ро­го уже нет у ме­ня.

Я про­тя­нул ру­ку, раз­да­вил в ла­до­ни сле­жав­ший­ся ко­мок и за­сы­пал его огром­ные гла­за пы­лью, ко­то­рую ре­бя­та из «Бро­дя­че­го ана­то­ми­че­ско­го цир­ка Бар­су­ма» на­зва­ли «Ам­не­зи­ей шахт­ных опе­ра­то­ров».

Ко­гда он пе­ре­стал кор­чить­ся и за­мер, я уло­жил его на спаль­ный ме­шок и вы­пря­мил­ся. На­род, ко­то­рый не сбе­жал прочь, жал­ся к стен­кам па­лат­ки. По­за­ди ме­ня в об­ла­ке крас­ной пы­ли мсти­тель­ной ац­тек­ской бо­ги­ней сто­я­ла То­нан­цин с ка­мен­ным ли­цом, осве­щая тем­ное нут­ро шат­ра сво­им на­лоб­ным фо­на­рем.

Мол­ча­ние за­тя­ги­ва­лось. Эк я их за­пу­гал-то.

– Че­го ты хо­чешь те­перь, Ве­ли­кий Дух? – ре­ши­тель­но спро­си­ла То­нан­цин сре­ди об­ще­го мол­ча­ния.

– Най­ди­те мне ка­кие-ни­будь порт­ки, – про­сто от­ве­тил я. – Яй­ца сей­час от­мо­ро­жу.

* * *

К утру бу­ря за­вер­ши­лась, и мы вы­та­щи­ли док­то­ра из его неглу­бо­кой мо­ги­лы. К ве­че­ру он при­шел в се­бя, а по­том по­жа­ло­вал и «Бро­дя­чий ана­то­ми­че­ский цирк Бар­су­ма» и ока­зал по­мощь всем в ней нуж­дав­шим­ся. А док­тор за­был успеть на свой ко­рабль и на­дол­го за­стрял у нас.

На этом все и кон­чи­лось.

Ко­гда поз­же я по­се­тил док­то­ра Ли­кур­га в ла­за­ре­те на Пе­ре­крест­ке, он был мра­чен.

– Я те­бя знаю? – спро­сил он пер­вым де­лом, ко­гда я во­шел.

– Я те­бя знаю, – от­ве­тил я. – Мы неде­лю шля­лись по Ди­чи вме­сте. Ле­жа­ли в од­ной мо­ги­ле.

– М-м-м, – вы­да­вил он сквозь зу­бы. – Так это ты, Браг­ги? Я знаю твою мать. Еще с Зем­ли. Те­бя не пом­ню. Не пом­ню ни хре­на. Как да­же на эту пла­не­ту по­пал. Оч­нул­ся – ду­мал, со­всем с ума со­шел…

– Зна­чит, за­чем ты при­ле­тел к нам – не пом­нишь?

Он по­ка­чал го­ло­вой, от­ре­шен­но гля­дя на экран, де­мон­стри­ру­ю­щий бу­ду­щие джунгли Фар­си­ды.

– По­ня­тия не имею, чем бу­ду за­ни­мать­ся все это вре­мя, – про­из­нес он негром­ко.

– Ну, – от­ве­тил я. – У ме­ня есть од­на идея.

На ули­це у вет­ро­бо­та со сло­жен­ны­ми мач­та­ми я встре­тил­ся с То­нан­цин. Она жда­ла, ко­гда я вый­ду из гос­пи­та­ля.

– Так и бу­дешь за мной тас­кать­ся? – спро­сил я недо­воль­но.

– Ну да, – про­сто от­ве­ти­ла То­нан­цин. – Я три го­да на те­бя по­тра­ти­ла.

– Слу­шай, я ни­чем те­бе не по­мо­гу. Я не знаю, как те­бе за­кон­чить твое ма­ги­че­ское пу­те­ше­ствие. Я не ша­ман и не бог.

– Мое пу­те­ше­ствие уже за­кон­чи­лось, – усмех­ну­лась То­нан­цин. – Ме­ня за­ко­па­ли в зем­лю, и я вы­шла от­ту­да сле­дом за Ве­ли­ким Ду­хом жи­вой.

– Так что те­бе еще от ме­ня нуж­но?

– Мне нуж­на муд­рость. На­пут­ствие. Сло­во.

– Пло­ди­тесь и раз­мно­жай­тесь, блин, – ляп­нул я без­дум­но.

То­нан­цин на мгно­ве­ние за­ду­ма­лась, по­том со­глас­но кив­ну­ла и по­шла к вет­ро­бо­ту раз­би­рать та­ке­лаж для от­хо­да. Я неко­то­рое вре­мя сле­дил, как она, лов­ко ору­дуя ле­бед­ка­ми, под­ни­ма­ет сег­мен­ты мачт к небу.

– И что? – спро­сил я. – Это все, что те­бе от ме­ня бы­ло нуж­но?

– В этом есть смысл, – по­жа­ла она пле­ча­ми. – И, соб­ствен­но, имен­но так я и хо­чу по­сту­пать впредь.

– И чем этот смысл от­ли­ча­ет­ся от то­го, что был в этих сло­вах рань­ше?

– Я его пол­но­стью по­ни­маю, – бе­ло­зу­бо улыб­ну­лась мне То­нан­цин, хлоп­ну­ла ме­ня по пле­чу на про­ща­ние, вы­бив из пле­ча мо­е­го вет­хо­го ски­на об­лач­ко крас­ной пы­ли, и, взо­брав­шись на борт, рез­во от­ча­ли­ла на се­вер, оста­вив ме­ня то­мить­ся в со­мне­ни­ях.

Так все и за­кон­чи­лось, что бы вам ни го­во­ри­ли все те сви­де­те­ли и оче­вид­цы, ко­то­рых с каж­дым днем все боль­ше. Про­сто, буд­нич­но и, мож­но да­же ска­зать, по-до­маш­не­му.

Все кон­чи­лось, и мы за­кры­ва­ем ту стра­ни­цу и от­кры­ва­ем но­вую.

Че­рез ме­сяц я и мой млад­ший брат Лю­тер ухо­дим в пу­те­ше­ствие. Дол­гое, нелег­кое пу­те­ше­ствие на огром­ной и пре­крас­ной ма­шине по уклад­ке огром­но­го, как рух­нув­шее ми­ро­вое де­ре­во, бес­ко­неч­но­го, как змей Ер­мун­ганд, ка­бе­ля ис­кус­ствен­но­го маг­нит­но­го по­ля.

Мы по­тра­ти­ли на ка­бель и ка­бе­ле­уклад­чик все ре­зер­вы на­ших про­из­вод­ствен­ных пу­лов и ре­зер­вы всех, ко­го мы зна­ем. Мы вло­жи­ли в этот про­ект, что я при­ду­мал той но­чью в пе­ще­рах, си­лы всех Си­рот Мар­са.

Док­тор Ли­кург то­же от­прав­ля­ет­ся с на­ми. Нас ждут три ка­торж­ных, чу­до­вищ­но тя­же­лых и вос­хи­ти­тель­ных го­да, за ко­то­рые мы огром­ным кру­гом огра­дим Эл­ла­ду гра­ни­цей, ру­бе­жом, мож­но да­же ска­зать – свя­щен­ным ли­ме­сом са­мо­вы­ра­щи­ва­е­мо­го в нед­рах ма­ши­ны ка­бе­ля се­че­ни­ем в сто лок­тей.

За вре­мя, ко­то­рое мой брат про­жи­вет ря­дом со мной, за­быв все, что вста­ло меж­ду на­ми, он, воз­мож­но, про­стит ме­ня и за то, что пом­нит из дет­ства, и за то, че­го не пом­нит из от­ро­че­ства…

А ко­гда мы за­кон­чим свою ра­бо­ту и че­рез гре­бень коль­це­вых гор в на­гре­тую скуд­ным мар­си­ан­ским солн­цем ча­шу кра­те­ра по­те­чет хо­лод­ный мерт­вый воз­дух с ле­дя­ных рав­нин Зюй­да и сме­ша­ет­ся с ме­тал­ли­че­ской пы­лью в ат­мо­сфе­ре над впа­ди­ной, мы за­пу­стим на­шу элек­тро­маг­нит­ную ма­ши­ну.

Ме­тал­ли­че­ские ча­сти­цы при­дут в кру­го­вое дви­же­ние, за­ме­ши­вая воз­дух над кра­те­ром в устой­чи­вое ат­мо­сфер­ное об­ра­зо­ва­ние, по­доб­ное Боль­шо­му Крас­но­му Пят­ну. «Веч­ный шторм», двух­ты­ся­че­ки­ло­мет­ро­вое сверх­мед­лен­ное тор­на­до, се­па­ри­ру­ю­щее бо­лее тя­же­лый уг­ле­кис­лый газ к гра­ни­цам штор­ма, при­бли­жая со­дер­жа­ние кис­ло­ро­да к нор­маль­но­му. А так­же – удер­жи­ва­ю­щее у се­бя внут­ри дав­ле­ние, по­чти рав­ное зем­но­му, и тем­пе­ра­ту­ру, близ­кую к суб­арк­ти­че­ской. Про­стран­ство, за­щи­щен­ное от кос­ми­че­ско­го из­лу­че­ния. Неви­ди­мые сте­ны, гра­ни­цы, ко­то­рых нет.

Там мож­но бу­дет снять шле­мы и мас­ки. Вздох­нуть пол­ной гру­дью, ощу­тить ве­тер на го­лой ко­же. Из­ба­вить­ся от уже при­рос­ших к те­лу ска­фанд­ров, ро­дить­ся бук­валь­но за­но­во.

Мы рас­то­пим лед под пес­ка­ми, и в кра­те­ре со­бе­рет­ся во­да в си­сте­ме со­об­ща­ю­щих­ся озер. Че­рез де­сять лет вся Эл­ла­да бу­дет по­кры­та ле­са­ми. Это бу­дет стра­на-сад. Мы ста­нем на­сто­я­щи­ми детьми Мар­са.

Я со­здам для вас но­вый мир, мои Си­ро­ты. Я бу­ду вам как бог-тво­рец, за от­сут­стви­ем на­сто­я­ще­го. Я ис­пол­ню безум­ное обе­ща­ние мо­е­го без­мозг­ло­го бра­та, дан­ное вам, мой без­дом­ный на­род.

У нас еще бу­дет свое небо над го­ло­вой.