— Кто это с вами, кэп? — спросил молодой лейтенант Роберта Граппса.

— Они из Тайной канцелярии, — сухо объяснил Граппс. Бог наградил капитана пренеприятнейшим голосом — высоким, скрипучим, больно бившим по барабанным перепонкам. А в остальном капитан Граппс не вызывал отрицательных эмоций. Симпатичный рослый молодой человек с уверенной улыбкой супермена-любовника на квадратном волевом лице, украшенном бородавкой, которую можно было бы назвать кокетливой, если бы бородавки были кокетливыми. Черно-лиловая гвардейская форма удивительно ему шла, подчеркивая стройную фигуру с узкой талией, оттеняя бледное лицо.

Лейтенант с нескрываемым пренебрежением смерил взглядом сопровождение Граппса — двух субъектов, по самые брови закутанных в черные плащи. Всем военным присуще предубеждение по отношению к вездесущим ищейкам королевской "конторы глубокого бурения". Лейтенант имел слишком низкий чин, чтобы составлять исключение.

— Особое задание, надо понимать? — поинтересовался он, не скрывая издевки.

— Именно, — бросил Граппс и, пресекая дальнейшие разговоры, направился в отель. Тяжелая, большая дверь была щедро инкрустирована золотом и втиснута в белый наличник. За Граппсом последовали две ищейки, в спину которым полетело уничтожающее хмыканье бесстрашного лейтенанта.

Слева от входа располагался длинный белый зал. Туда и повел спутников капитан Граппс. Интерьер впечатлял. Тут на славу потрудились лучшие декораторы Рениги — а скорее, даже Талинии. Зал предназначался для парадных приемов, потому цель перед оформителями ставили простую — сделать так, чтобы самим этим помещением хозяева могли пустить пыль в глаза гостям. Все блестело и сияло. Через три высоких стрельчатых окна в помещение свободно лился свет. По случаю раннего безоблачного утра солнце дарило свет чистый, как слеза, отчего зал казался громадным сундуком для хранения божьей росы.

Далее шли: небольшой коридорчик, весьма игривая молельня и, наконец, галерея с выходом во внутренний дворик (в Талинии его называют "патио"). По всем законам патио, здесь шуршит фонтан, а земля выложена бирюзовыми мраморными плитами. Вот где единство стиля и вкус — то, чего недостает особняку самого Граппса. На отеле незримо оттиснут знак качества (на самом деле — знак демона Зурбанелло: пятиугольник со вписанной пентаграммой).

А капитан Граппс вел гостей на второй этаж. Перед дверьми герцогских покоев он остановился:

— Пришли!

Агенты тайной канцелярии убрали, наконец, свои паранджи и превратились в Уго и Мариуса. Уго принялся внимательно изучать поверхность белых дверей, инкрустированных золотом совершенно в той же манере, что и входные. Затем попросил Граппса распахнуть створки. Покосившись на бескрайнее ложе герцога с алым балдахином, Уго тщательно осмотрел внутреннюю поверхность дверей. Напрасный труд!

Удрученный, он повернулся к Мариусу (тот неловко переминался с ноги на ногу):

— Посмотри-ка ты, друг Мариус. Нет ли здесь чего-нибудь, кроме этих вензелей?

Мариус тяжело уставился на дверь.

— А ты, братец, знаешь, как буквы выглядят? — безнадежно спросил Уго.

— А толку? Знать-то знаю, да читать не умею, — с досадой сказал Мариус.

— Словом, ничего интересного на двери?

— Да как же! Сам не видишь, что ли?

Сердце Уго подпрыгнуло.

— Где? — спросил он тихо.

— Издеваешься? — Мариус ткнул в середину правой створки — там крестообразно сходились несущие доски. — Здесь, вот где.

Приблизился капитан Граппс и недоуменно уставился на правую створку. Он, как и Уго, ничего не видел.

— Чего он мелет? — недружелюбно спросил офицер с солдафонской суеверной опаской по отношению ко всякому явлению, выходящему за рамки Устава гарнизонной и караульной служб.

Честно говоря, Уго ожидал примерно такого поворота. Потому и Мариуса взял в отель. Рассуждал он просто. Мариус — центральная фигура в операции с золотой шпорой. Ради него Орден Пик все и затеял. Головоломка составлена тоже для него. Значит, слова, которые надо собрать в местах, указанных головоломкой, написаны тоже для Мариуса. Однако (если только Рыжий Алоиз правильно раскусил головоломку), слова эти оставлены в довольно людных местах. Далее — логика: разве добыча слов, которые может прочесть любой, представляет какую-либо сложность? Нет! Если слово на двери покоев в отеле видно каждому, зачем Мариусу искать способ пробраться в отель — другими словами, лезть головой в петлю там, где даже веревки нет? Не проще ли расспросить кого-то, кто видел двери и читал заветное слово? Но Орден Пик — не благотворительная организация, и не станет по своей воле облегчать задачу конкурса. Сама организация дела с головоломкой убеждает: добыча слов — задача, в которой помощь Мариусу изначально строго ограничена. Значит, дедуктивно мысля, делаем вывод: прочесть слова может только Мариус.

Уго Рассеянно посмотрел на Граппса, ожидавшего ответа.

— Капитан, прошу вспомнить, с кем вы имеете дело, — одернул он офицера. Тот пожал плечами и отошел в сторону, недовольно бурча.

— Что там? Буквы? — спросил Уго Мариуса. Тот недоверчиво глянул на товарища:

— Тебе и вправду не видать? Ну и ну! Буквы там, друг Уго, буквы.

— Как же читать их станем? — спросил себя Уго. — Скажи-ка, друг Мариус, на что похожа первая буква?

— На что? Да на шляпу, пожалуй что…

— Как?

— Ну да, на шляпу. Знаешь, какую судейские носят. А еще на дом.

— На дом. Так. Ну, а вторая?

Мариус подумал немного.

— На крендель.

— Вот так? — Уго очертил пальцем на стене абрис буквы "В".

— Ага! Точно!

— А третья?

— На грабли.

Ассоциативный метод позволил определить, что на дверь нанесено слово «Двенадцать». Кроме того, Мариус сообщил, что буквы красные и светятся.

Задерживаться было ни к чему. Не на экскурсию пришли.

— Вот и все, капитан! Мы закончили, — сказал Уго, про себя торжественно поклявшись как можно быстрее научить Мариуса читать.

Капитан молча увлек посетителей в обратный путь. Когда они вышли под дружелюбную сень сапфировых небес, он сказал лейтенанту:

— Я, пожалуй, возьму ваших людей, Фигельштук. Ну-ка, молодцы, — обратился он к двум черно-лиловым солдатам. — Возьмите моих спутников под стражу и следуйте со мной. Да глаз с них не спускайте. Отвечаете за них головой!

С Мариуса и Уго беспардонно сорвали черные плащи, и два друга предстали во всем своем великолепии. Готовясь к делу, они обрядились в синие куртки с серебристой шнуровкой, с двумя звездами справа и солнцем — слева на груди. Экипировка астрологов. Маскарад для дражайшего Граппса.

"Чертова кукла!" — подумал Уго. Фигельштук уже оправился от изумления и открыто торжествовал.

— Может, капитан, объясните причину ареста? — с достоинством спросил Уго.

— В Тайной канцелярии тебе все объяснят, — процедил Граппс.

"А вот это провал!" — подумал Уго. И ведь все шло так хорошо! Уго вспомнил, как они с Эльзой, устав друг от друга, дожидались возвращения домой капитана, как верная жена встретила мужа тягучим поцелуем, как, ластясь, попросила провести в покои герцога Тилли бродячего астролога. Зачем? В покоях имеются тайные шифры, по которым предсказывается удача или неудача любых начинаний — а нам с тобой, милый, так нужна удача, чтобы Бог послал нам ребенка, ведь до сих пор, увы… Граппс дал уговорить себя легко. По всему было видно, что жена имеет на него сильнейшее влияние. Господи, да кто такой капитан Граппс, чтобы сопротивляться вековечному женскому могуществу, если даже сам Просперо признал на склоне лет: "Женщины правят даже теми, кто правит миром".

Уго вспомнил комнату капитана с двумя претенциозно скрещенными шпагами, подвешенными на гобелене с батальной сценой. Над шпагами — медная пластина с гравированной цитатой из словоблуда Рихарда Болта: "Твори то, что тебе диктует мужская доблесть, и не ищи одобрения своих подвигов. Тому, кто следует своим законам, суждена благородная жизнь и благородная смерть".

"Боже мой!" — подумал Уго. Неужели в голове лихого карьериста повернулся этот рычажок? Неужели мужская доблесть диктует ему задержать подозрительных незнакомцев, весьма похожих на черных колдунов? Ну, а как же любовь к жене? Безусловно, этот дурак ее обожает. Как же он может не выполнить ее просьбу? Значит, не так однопланов служивый, как кажется. Видимо, урезонивает себя тем, что, избавляя драгоценную Эльзу от злоумышленников, действует ей же во благо, ограждает от дальнейших опасных заблуждений и неприятностей.

Невозможно понять логику твердолобого капитана Граппса, как невозможно объяснить мышление мартовского зайца. И то, и другое не поддается анализу. При всей своей примитивности логика профессионального военного — это что-то внерациональное. Одно ясно: в Тайной канцелярии с двух злоумышленников шкуру спустят, но узнают, с какой целью проникли они в отель его светлости. При всей своей фантазии Уго не мог сейчас придумать даже намека на оправдательную версию. Разве с добрыми намерениями тайком пробираются? Да тут плахой попахивает. А запах плахи отвратителен, как руки брадобрея. В этом Уго готов был поверить знаменитому диджанскому поэту.

Вдруг дикая мысль посетила Уго. Не сама ли Эльза вдохновила муженька на это дело? Может, из мести, может, по другим причинам. Вот было бы здорово! Нет, что ты, осадил себя Уго. Женщина, конечно, способна на всякое. Но Эльза? А почему, собственно, и нет? Все бабы одним миром мазаны. В их головах возможен любой поворот, потому что мысли у них — побочный продукт гормональной деятельности. И все же — Эльза? Нет, не верю, решительно сказал себе Уго и перестал думать на эту тему.

Арестованные с конвоем двигались по аллее, вниз по склону холма, к воротам в ограде. Аллею обрамляли шеренги высоченных пирамидальных тополей. Впереди шел черно-лиловый страж со шпагой наголо. За ним, бок о бок — арестанты. Замыкал процессию второй страж. Капитан Граппс контролировал шествие сбоку. Параллельно офицеру скользил черный кот с белым пятном на груди. Он был огромен и явно что-то замышлял.

Все чинно-благородно. И вдруг — шум, треск, стук. Обернувшись, Уго и Мариус видят невероятную картину: на земле бьется в судорогах окровавленный задний конвоир, с его тела быстро поднимается Расмус. Он возносится над поверженным противником — мощные прямые плечи, неимоверно длинные ноги, непобедимый, как античный герой Дуракл. Никто не успевает и глазом моргнуть, как Расмус ударом ноги выбивает из рук переднего стража нерешительно поникшую шпагу. И тут же, согнув ногу в колене, подержав ее на весу менее секунды для набора амплитуды, огромной своей ступней поражает противника в челюсть.

Черно-лиловый рухнул, даже «мама» не успев сказать. Но это был еще неконец. Уго краем глаза успел заметить, как блеснул клинок сбоку. Это мог быть только капитан Граппс, которому Расмус в пылу схватки показал спину.

Уго только собирался реагировать, как блеснул другой клинок. Капитан Граппс свалился на дорожку, подкрашивая своей кровью желтый песок. Из его бока торчала шпага заднего конвоира. Капитан хрипел, выплевывая розовую пену. Клинок, скорее всего, прошел сквозь легкое. На эту картину завороженно смотрел Мариус, чья расторопность и спасла жизнь Расмусу. Можно проиграть любое сражение, кроме последнего, говорят на Острове Зеленого Дракона. Капитан Граппс, похоже, свое последнее сражение проиграл.

Обернувшись, Расмус осмотрел поле битвы и, задыхаясь, выпалил:

— Ходу!

Воссоединившаяся троица бросилась вперед. Петляя, Расмус держал курс куда-то в сторону от аллеи. Вот и ограда. А в ограде (что значит — солдатский опыт!) могучей рукой Расмуса отогнут один из прутьев.

Просунув голову в эту щель, Расмус осмотрелся. В прилегающем переулке — никого, кроме парочки влюбленных, которая удаляется. Расмус в мгновение ока протиснулся между прутьев. Несколько секунд — и все трое уже упивались свободой. Свернув за угол, беглецы оказались на шумной Цветочной улице, где без проблем затерялись в густой толпе. Чтобы обрубить возможные «хвосты», маршруты возвращения Уго выбирал самые невероятные. Но полное успокоение пришло только в обители Борова. Магия четырех стен, которые душа согласна считать родными!

Бледный Мариус, раскрасневшийся Расмус и смуглый Уго.

— Ну, и как же ты на том тополе оказался, уважаемый? Если память мне не изменяет, ты должен был ждать нас здесь, — обратился Уго к Расмусу.

Расмус уничтожающе зыркнул на Уго, ощерился, показав свои волчьи клыки, и отчеканил:

— У каждого — свое дело, сказал воробышек, расклевывая конское дерьмо.

— Когда двое делают одно и тоже, это уже не одно и то же, — глубокомысленно подвел черту Уго.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Реформа управления, о которой говорил Просперо, осуществилась в 773 году. Сумятица в отношениях между частями государства, воцарившаяся в результате нашествия горулов, требовала устранения. Но Просперо хотел не просто порядка, а порядка, нужного ему. И он разделил королевство на 7 больших провинций: Север (Санах), Северо-Запад (Райзиния), Запад (Раш), Центр (Лигия), Восток (Квеслия), Юг (Лард), Дальние земли. Во главе их встали назначенные лично Просперо губернаторы, которые вместе с королем и первым министром образовали Звездный Совет, обладавший законодательной властью. Просперо предполагал время от времени смещать губернаторов, назначенных из поддержавшей его аристократии и преданного ему мелкого дворянства. Но после смерти великого человека губернаторство было фактически узаконено как наследственное понятие. Нет ничего хуже для государства, милый Ральф, чем наследование должности, что развращает саму систему правления…

Особое внимание уделялось обучению и подготовке стражников, которые по боевым качествам должны были превосходить линейные войска. Страже губернаторов полагалось умение владеть оружием огнестрельным (длинные пистолеты) и холодным (прямая сабля), быстро передвигаться в пешем и конном строю, вести бой в городской черте.

Подразделения губернаторской стражи создавались достаточно сильными, чтобы стать опорой какого-нибудь честолюбца, желающего стать независимым правителем. Предвидя эту возможность, Просперо подчинил эти войска непосредственно королю, который имел исключительное право назначения офицеров стражи. Губернаторы командовали офицерами стражи только в связи с поддержанием порядка в своих владениях. Исполнение других приказов губернатора стражниками приравнивалось к государственной измене. Жалование офицеры стражи получали из королевской казны.

Просперо позаботился и о том, чтобы в народе посеяли мнение об этих войсках как о непобедимых и вездесущих. На долгое время стражники превратились для простолюдинов в носителей неотвратимой и страшной кары. Увидеть стражника считалось дурной приметой. С годами, однако, вера у нас ослабла настолько, что безбожие сделалось культом. Поблек и пугающий ореол, окружающий губернаторскую стражу…"

Солнце только вступило в отношения с кронами деревьев и городскими крышами, когда Уго с Мариусом и Расмусом покинули гостеприимный кров Борова. Их котомки распирало от снеди, которой снабдил их хлебосольный бородач. Кроме того, он субсидировал Уго сумасшедшей суммой в десять дублонов. К удивлению Расмуса, золотую шпору Боров вернул им в целости и сохранности. Честен оказался человече, а ведь по виду не скажешь.

Еще больше удивляло Расмуса поведение Уго. Ни в какую ловушку грамотей их не завлек, хотя тысячу раз мог бы. Но побороть антипатии к этому человеку Расмус не мог. Частью — по причине природного упрямства, частью — потому, что Уго был слеплен из совершенно другого теста и тем самым внушал необъяснимое опасение. Расмус любил то, что удобно укладывалось в прокрустово ложе стандарта. Он терпеть не мог того, чего никто раньше не видел.

Воздух звенел чистотой. Бодрила теплая морось. Темнота неохотно покидала город, тяжело выползая из наиболее укромных закоулков. Уго сказал: "Пойдем по солнцу ночью". Так и получилось. Еще горели кое-где фонари, до которых не успел доковылять хромой фонарщик, маячивший в конце улицы. Еще бледнела над головами Большая луна, с каждой минутой тая под превосходящими силами солнечных лучей. Но город уже просыпался. Вдали слышался противный вопль то ли водовоза, то ли молочника. Внизу, у Рыночной площади, скрипели первые телеги. А в особняке напротив (дом графини Зарлит) запоздалое пиццикато вплеталось в усталый вокализ, гасли лампы и стихал шум — верный признак рассвета. Скоро, скоро тезоименитство старого Ника Зарлита!

Прохладный ветерок гонял мелкий мусорок по Рыночной площади. Позевывая, располагались для торговли первые энтузиасты. На гигантской барже (своего рода гостиница для простонародья), намертво причаленной у дебаркадера, чесали пуза и хохотали трое жизнерадостных иноземцев с курчавыми черными бородами. Неужто гинардов занесло в такую даль, удивился Уго. Там же, на барже, где-то среди вьюков, кадушек, корзин, вывешенных подштанников и спящих копигольдеров вдруг истошно загорланил петух.

Вход на Старый мост. В розовых рассветных лучах поблескивают каски и сабли караула. Стражникам губернатора Северных провинций положено иметь грозный вид. Они и имеют — точь-в-точь, как головорезы на картине Карла Репса "Ландскнехты Просперо". Но свирепость стражников — только видимость. Они устали после изнурительного ночного дежурства и ждут смены. Какой нормальный стражник не любит хорошо поспать?

Уго остановился и сказал вполголоса:

— Они сейчас не в том состоянии, чтобы внимательно нас обыскивать. Но всегда найдется какой-нибудь дурак, который желает выслужиться либо мать научила его добросовестно относиться к работе. Поэтому будем начеку.

И Уго изложил свой план. Вообще-то он с удовольствием избежал бы всякой гусарщины, ибо столкновение с представителями власти всегда нехорошо. Но, к сожалению, в результате ловкого налета банды Седрика, стража плотно закупорила все выходы из Реккеля. А покидать город требовалось срочно: уже пошли повальные обыски, которые, того и гляди, докатятся до заведения старины Борова.

К тому же ситуация резко усугубилась. Происшествие в отеле герцога Тилли получило широкий резонанс. О нем судачил весь город. Кровавую драму в парке сложным образом связывали с похищением золота. Все сплеталось в клубок, как по заказу, опутавший наших героев. Они, понятно, и носа на улицу не высовывали. Но люди Борова поставляли им информацию в избытке. Случилось худшее. Капитан Граппс был убит. Поиск преступников велся фронтально. Приметы злодеев получили все сторожевые посты. Выбраться из Реккеля стало почти невозможно.

Уго обобщил данные. Ситуация решалась по-разному. Вариант первый: лечь на дно. В целом, реально. Подходящих тайников в городе достаточно. Но шмон мог продлиться неизвестно сколько. Губернаторская стража, если ее всерьез задеть, работает очень серьезно и, как правило, добивается своего. А время теперь работает против Мариуса. Если верна расшифровка Рыжего Алоиза, теперь надо торопиться, поскольку к концу мая истекает срок выполнения второго приказа головоломки. А где искать второе слово, пока не совсем ясно.

Еще один вариант: выскользнуть из города, укрывшись на каком-нибудь транспортном средстве — водном (Уго имел знакомых судовладельцев) или сухопутном (спрятаться в пустой пивной бочке — идея Расмуса). Относительно безопасный вариант. Но, если их обнаружат спрятавшимися (ведь шерстят и корабли, и повозки), выйдет еще хуже. Человек прячущийся подозрителен уже самим стремлением затаиться.

Остается вариант последний. Противоположение. Совершить то, что кажется безумием. Пойти на амбразуру. Как говорил Расмус: грудь в крестах — или голова в кустах! Словом, попытаться покинуть город без ухищрений, а в случае необходимости — прорваться. Впрочем, Уго надеялся, что до боевых действий не дойдет. Главное — выбрать удачный момент. Уго убеждал себя, что с моментом угадал. Перед самой сменой в голове усталого стражника остается слишком мало места для примет убийц капитана Граппса.

Уго в своем характерном фамильярном стиле приблизился к стражникам. За ним расслабленно двигался Расмус. Далее (по диспозиции Уго) следовал Мариус. Он пребывал в странном состоянии. Он смотрел на себя как бы со стороны. Вне телесной оболочки находился прежний Мариус — непосредственный, наивный, впечатлительный, рассеянный, словом — живой. Его телесную оболочку заняла незнакомая душа — пугающая и притягательная одновременно. Пугающая неземной холодностью. Притягательная столь же ледяным спокойствием.

В это состояние Мариус погрузился после видений в белой лаборатории Хлора. Синий эликсир великого астролога дал организму Мариуса могучую встряску. Мариус не умер — по крайней мере, в полном объеме. Тело и руки помнили старые навыки. Но мысль текла по новому руслу. Организм Мариуса постепенно отходил от пережитой встряски. Но загнать мысль в прежние берега пока нечего было и мечтать.

Мариус не случайно подошел последним. На этом строился тонкий расчет Уго. Последним подошел — последним и обыщут, рассуждал Уго. И не ошибся. Капрал, отчаянно зевая, нетерпеливо наблюдал, как вяло лапают Мариуса его подчиненные. На того, кто проверял котомку Мариуса, капрал не смотрел. За этим стражем вполглаза наблюдал Уго, матерясь про себя. Солдат попался добросовестный. Он потрошил котомку Мариуса методично — вещь за вещью. И докопался-таки! Нечистая рука вытянула на свет божий с самого дна котомки упакованную в три тряпицы и один мешочек золотую шпору.

Небеса сморщились, край их завернулся, показалась красная мясистая начинка, хорошо знакомая тем, кто умеет заглянуть за край небес. Шпора радостно сверкнула, преломив солнечный луч. Уго показалось, что она обрела какое-то внутреннее радужное свечение.

Мариус спокойно и пристально смотрел на солдата. Солдат не отрывал глаз от шпоры. Уго следил за капралом. Тот зевал, считая ворон. Но вот стоявший рядом стражник с развесистыми пшеничными усами увидел золото, наклонился к начальнику и зашептал ему на ухо. Капрал нахмурился. Время «Ч» наступило.

Взгляды Уго и Мариуса встретились. Уго кивнул головой. Мариус ловко выхватил из рук стражника шпору и заранее оговоренной подножкой свалил его с ног, начиная заварушку. Драться Мариус не любил, но умел.

Их оставалось трое против шестерых. На их стороне была внезапность и был натиск, который надлежало развить.

Уго вступил в игру вторым номером. Он молниеносно спихнул в реку плотного стражника, который беспечно прислонился к ограждению у самой воды. Тут же Уго по-кошачьи увернулся от удара тупой стороной сабли, который пытался нанести тот самый усатый солдат. Использовав резкое движение противника, Уго увеличил скорость этого движения, пнув желто-красного пониже спины. Школа "шаровой молнии" учит: побеждай, уходя от удара! Стражник пошел юзом, пронесся метров пять, всеми фибрами желая остановиться, в конце концов грациозно влип в ограждение и обмяк. Окочурился, что ли? Ну и ладно. Для старого солдата смерть — просто средство от ревматизма (лорд Фолкнер).

Теперь их осталось трое против четверых. А ведь еще не сказал своего слова их лучший боец. Пока Уго раздавал тумаки и пинки, размахивая полами своей хламиды, как Черный Демон — своими перепончатыми крыльями, Расмус ухватил жердь, исполнявшую роль шлагбаума. Этой длинной штукой он враз опрокинул двух противников, неосторожно оказавшихся рядом. А затем взмахнул предметом над головой и, зло сощурившись, хорошенько угостил капрала, который как-то мечтательно приближался. Капрал рухнул, недееспособный. А Расмус вернулся к двум барахтающимся и вопящим соперникам, нейтрализовав их парочкой коронных ударов. Мелкий бесик, наблюдавший за поединком, одобрительно зацокал языком и поднял вверх большой когтистый палец.

Тем временем Уго, расправившись со своими противниками, как барс, бросился к коновязи. Здесь томились, сонно вращая хвостами, лошади стражников. Два вороных жеребца подозрительно льнули друг к другу. Молнией сверкнул нож Уго, освобождая трех попавшихся благородных животных. Подбежавший Расмус, взмахнув ножищами, почти без усилий оказался в седле. Через секунду в седле другого коня оказался Уго. С обретенной высоты они окинули поле сражения.

В пенистых водах барахтался, захлебываясь, плотный страж. У ограды бесформенной грудой застыл усатый. Двое, выключенные Расмусом, хватали воздух ртами. Капрал не шевелился, погруженный в летаргию. Это был актив.

Имелся и пассив. Его представлял Мариус, который вел себя крайне созерцательно. Затолкав шпору в котомку, он замешкался, затравленно озираясь. Нижняя его губа отвисла и мелко подрагивала. Казалось, он забыл свои дальнейшие обязанности по плану. А следовало ему, увидев, что лошади готовы, прекращать газават и со всех ног бросаться к коновязи.

Пока ситуацией еще владели наши герои. Но инициатива уходила, как вода сквозь пальцы. Сваленный Мариусом стражник вновь принял горизонтальное положение и движением профессионала извлек из ножен саблю. Желтоватый блик раннего солнца зловеще играл на лигийской стали, из которой в Рениге производили все первоклассное оружие. Белесые брови этого субъекта угрожающе сдвинулись. Все говорило о том, что ударит строптивец не задумываясь. А за спиной разгильдяя Мариуса оказался рослый, широкоплечий стражник, молодой и красивый, с кудрявым чубом — он подбежал снизу, от пристани.

Уго сплюнул с досады. Однако и в самой критической ситуации он соображал очень быстро.

— Поехали! — бросил он Расмусу.

Но, едва успели они тронуть каблуками бока лошадей, как стремительно произошли три последовательных события. Малый с белесыми бровями хлестко рубанул саблей. Мариус, казалось, безвозвратно оцепеневший, ужом извернулся, уходя от удара. Он схватил пистолет, оброненный кем-то из блюстителей порядка. И тут же, развернувшись и став на колено, выстрелил в молодого красавца.

Нельзя терять оружие в борьбе!

Вскинув руки, чубатый молодец упал навзничь. В его серых с искринкой глазах застыло туповатое недоумение. Над Рыночной площадью, снижаясь, стали накручивать спирали два черных орла. Это не предвещало ничего хорошего. Уго, взяв в поводу лошадь для Мариуса, вихрем наскочил на стражника с саблей, опрокинул его и, видя, что Мариус уже в седле, леденящим гиком заставил своего скакуна обезуметь в галопе.

Пробарабанив по мосту, трое лошадей со свистом понеслись по улице Утраченных Грез. Справа бабочкой промелькнул отель герцога Тилли. Затем трое беглецов круто свернули к востоку. Вряд ли деморализованный отряд стражников сумеет быстро организовать погоню, прикидывал Уго. Но отрядов в городе нынче гораздо больше, чем хотелось бы. Поэтому Уго выбрал путь, на котором скоплений стражников могло оказаться меньше. Никаких ключевых развилок или значительных сооружений. Разве что тюрьма Жирносержи, похожая на грязный зазубренный докторский колпак и вечно наполненная постояльцами, тараканами и зловонием.

Но гладкого побега не получилось. Как раз возле тюрьмы нес дежурство один из отрядов. В конном, к несчастью, порядке. И погоня составилась. В количестве, как понял Уго, оглядываясь, не менее пяти человек. Расстояние между беглецами и представителями власти неуклонно сокращалось. А ближе к городским воротам преследователи начали стрелять.

Тягаться со стражей в верховой езде гражданские не могли. Стало ясно: еще несколько минут — и все будет кончено. К тому же приближались городские ворота, где, без сомнения, имелась бригада стражников, готовых оказать теплый прием любому не в меру ретивому коннику.

Городские ворота — это приземистая, но плотно скроенная арка, на высоте конской груди перегороженная толстенной цепью, что препятствует несанкционированному проезду. При удачном исходе лошадь может ее взять с хорошего разбега. Счастье улыбнулось беглецам. В те самые секунды, когда они достигли городских ворот, ранний купец со своими повозками въезжал в Реккель со стороны Мерка. Пропустив его, заведующий проездом только начал поднимать цепь с помощью специальной рукояти, когда возникли три неистовых лошади. Разметая повозки несчастного торговца, топча парчу и круша сосуды, они в момент пронеслись под сводами арки и вылетели на открытую дорогу.

Охраняли ворота два отряда. Один — в городской черте, пеший, другой — с той стороны ворот, конный, но спешившийся. Увидев, что происходят серьезные события, конники быстренько повскакивали в седла и вынеслись на дорогу, готовые преследовать беглецов. И попали точно под удар коллег, которые гнались за нашими героями от самой тюрьмы Жирносержи. Два подразделения губернаторской стражи столкнулись, образовав живописное месиво из животных, людей, упряжи. Хрипели, роняя пену, животные. Стонали, матерились люди. Порвалась, перепуталась упряжь. Пузатая тетка из разряда зевак-оптимистов застыла на обочине, открыв рот. Она наслаждалась зрелищем.

А беглецы уносились все дальше. Уго непрестанно горячил лошадь, задавая просто ураганный темп. Наконец, когда Расмус стал сильно отставать, Уго остановился.

Вокруг колосились поля. За полями темнел лесок.

— Туда! — задыхаясь, распорядился Уго. Троица порысила в указанном направлении. Под сенью стройных тополей Уго разрешил всем спешиться.

Прислонившись к тополиному стволу, Расмус сполз на землю. Бока его кобылы так проваливались при дыхании, что, казалось, она растеряла по пути все внутренности. Мариус дышал тяжело, его глаза блуждали.

— Объясни, братец, зачем ты стрелял? — спросил его Уго.

— Они бы меня убили, — ответил Мариус.

— Почему же ты не бежал к лошадям?

— Я бы не успел, — ответил Мариус.

— Шикарно! Ну, а теперь главное. Ты что, в солдатах служил?

— Нет. Расмус служил, а я — нет.

— Где же ты научился из пистолета стрелять?

— Да я и не умею вовсе.

— Как же ты, разрази тебя Ток, стражника умудрился наповал уложить? С одного выстрела?

Мариус молчал.

Молчал и Уго. Конечно, в жизни всякое бывает. Можно человеку и случайно в сердце попасть. Но для этого надо хотя бы знать, как пистолет приводится в действие. Мариус этого не знал.

А знал ли об этом Космический Ас?