Что же делать дальше? Этим вопросом Уго совершенно себя измучил, но ответа так и не нашел. На очереди была третья задача головоломки: "Ищи грозного хозяина серебряной табакерки в лесу". Ближайший к Мерку зеленый массив — Угольный лес. До него — три дня ходу. Ну, скажем, четыре. Доходишь, значит, до развилки, где от талийского тракта отделяется широкая дорога, ведущая к замку герцога Тилли… Там хорошо. Но нам туда не надо.

Уго гордился своим аналитическим умом и тешил себя уверенностью, что при необходимости его мозг охватит все доступные человеку грани любой проблемы. Комплексное мышление аккуратно раскладывало факты по полочкам. Уго отступил на шаг, осмотрел свои полочки, разобрал совокупность данных и, как ему показалось, нашел метод: перспектива. Чтобы разобраться с третьей задачей, надо посмотреть на четвертую. А она звучит так: "Посети темное жилище золота древних хранителя". Рыжий Алоиз убежден, что речь идет о пещере людоеда в Каменном лесу. С другой стороны, если под хранителем имеется в виду обычный человек, тогда Каменный Лес исключается: атмосфера там мерзостная, фауна крайне скудна, жить практически невозможно. Впрочем, хранитель золота вполне может оказаться, например, камнем. Мало ли какие аллегории теснятся в беспокойных головах шифровальщиков Ордена Пик?

Если отбросить все, кроме «лесных» гипотез, остаются три варианта. "Хозяин табакерки" и "Хранитель золота" обитают: а) оба в Угольном Лесу, б) оба — в Каменном, в) один в Угольном, другой — в Каменном. При наличии выбора Уго обычно шел по простейшему пути. Но возможно ли при отсутствии данных понять, какой путь простейший?

Уго силился подвергнуть текст задания анализу. Системному, черт возьми! Но мозги бессильно кисли, сбиваясь на частности. Может ли камень оказаться грозным, спрашивал себя Уго. Имея дело с Орденом Пик, любые несуразности следует рассматривать всерьез…

Нет, так дело не пойдет! Уго согнал в нестройную колонну разбегавшиеся мысли и приказал им замереть. Мысли неохотно подчинились. Уго помедитировал с полминуты и, наконец, принял решение. Угольный Лес — простейший вариант, потому что он — ближний. Средство — эмпирика. Путь достижения — сбор фактов. Как? Осторожный опрос местного населения. Видимо, в дальнейшем, когда задания головоломки станут вовсе непроходимыми, такой способ поиска станет обычным. Но в дальнейшем изменится и сама ситуация. Вырвавшись из тисков Северных провинций, трое охотников за словами перестанут быть преступниками. Ну, а в Мерке…

В Мерке придется действовать подпольно. Первое. Мариус со своей золотой шевелюрой уже прилично намозолил глаза властям. Поэтому — под домашний арест его. Второе. Расмуса, эту каланчу, которую видно с противоположного конца города, тоже придется связать конспирацией. Двум друзьям надо залечь на дно. А вот Уго Бог, к счастью, наградил вполне ординарной внешностью. Его-то в толпе заметить как раз непросто. Именно таких и подбирал отец Клемм в свое воинство.

В конце концов, из всех троих Уго одному реально нужна свобода передвижения. Мариус и Расмус для сбора информации все равно бесполезны, ибо не смогут отличить ценный факт от мусора…

Мысли Уго вновь соскочили с прямой колеи и поскакали по кочкам гипотез. Проклятие, ну что такое — «грозный»? Кто бывает грозным? Бог — громовержец Ток? В голову лезут стихийные проявления природы либо сатрапы-правители. Первых в Угольном лесу — хоть отбавляй, но серебряная табакерка с ними как-то не вяжется. Вторых в Угольном лесу вовсе нет. Просто мозги заворачиваются!

Уго вновь одернул себя и вернулся к проблеме сбора фактов. Он подумал, что расспросы в Мерке принесут результат только в одном случае: если горожанам известно о каком-то постоянном обитателе Угольного Леса. Человек, постоянно живущий в лесу… Егерь? Лесник? Пусть так. Но слухи о его грозном нраве должны циркулировать в округе. Он обязан быть человеком выдающихся качеств. С другой стороны, разве могли темнилы из Ордена Пик дать столь прямую наводку?

Еще один вариант. Хозяин табакерки — животное. Зверь. Абсурд? При прямом толковании — да. А если табакерка — тоже аллегория? Тогда — вполне возможно. Но тогда речь идет не каком-то рядовом кабане или медведе, а о единственном в своем роде. Похожего на других не назовут "хозяином табакерки". Если он единственный в своем роде, значит, слухами о нем должны полниться окрестные края.

Отягощенный подобными раздумьями, утром следующего дня Уго вышел на промысел. Чудный солнечный день 20 мая… Но вначале о другом.

Уго выбрал для проживания район не самый захудалый (не стоит доводить конспирацию до идиотизма), но дом самый неприглядный и самый серый (необходимо заботиться о том, чтобы убежище ничем не выделялось). Компания разместилась в полуподвальной части дома. Здесь обитали также: старуха — процентщица и ее квартирант, бедный и бледный студент, иностранец, мизантроп, спавший с топором под подушкой. Имя у него было совершенно варварское, а фамилия — и того хуже. Друзья называли его «Род». Старуха, госпожа Бейгельзимер, не отличалась миловидностью, но нрав имела добродушный, и трое молодых людей из полуподвала пользовались ее расположением. Особые приметы госпожи Бейгельзимер: шамкающий рот, грязноватый капот, коричневатая юбка, которой не грозят никакие мировые потрясения, морщинистое лицо цвета картофельных очистков, из которого на добрую лигу выезжает вперед подбородок с бородавкой, из которой торчат три волоска, жестких, как гвозди. Глазки — маленькие, озорные, хитрые, цвета взбаламученной болотной жижи.

А теперь вернемся к дню 20 мая, когда Уго вышел на разведку. Пока что его радовало только одно: хозяина табакерки требовалось найти лишь к середине июня. Задел есть, но он может растаять, как залежалый снег, если срочно не определиться с направлением поиска.

Отличительной особенностью города Мерка было великое множество закрученных улочек. Переплетаясь, они составляли хитроумную паутину, разобраться в которой чужак ни за что бы не смог. Вообще-то, Уго обладал пространственной интуицией. Попав в новый город и поперемещавшись в нем, Уго как-то схватывал принцип его организации. Но в Мерке спасовал бы любой картографический талант. Улица, которая по всем признакам ведет в центр, пару поворотов спустя вдруг упирается в окраину с оврагами и бурьянами. Если развернуться и пойти в обратном направлении, улица уводит в какие-то дебри, где дома теснят друг друга каменными грудями и куда солнце не проникало с сотворения мира. Пробившись часа два, Уго признал себя побежденным в схватке с этим хаосом, загнанным в городскую черту. Он принялся расспрашивать прохожих. Местные оказались поголовно отзывчивыми и доброжелательными. Видно, впитали в себя светлое солнечное начало местного винца.

Город без достопримечательностей — так Уго определил для себя Мерк. Попал он сюда не впервые. Но прежде всегда бывал проездом и не успевал толком осмотреть город. Сейчас, отдавшись во власть своеобразного беспорядка Мерка, Уго наконец-то смог дать ему собственную оценку. Нет, город без достопримечательностей — все же преувеличение. Сам по себе Мерк — уже достопримечательность. Потому что беспорядок — просто вариант гармонии. Да, не каждый может такую гармонию понять и принять. Но, если ты научился видеть прекрасное в безобразном, ты сделал шаг на пути к постижению мира. Недаром Великий Леонардо, который, как считается, знал нашу жизнь лучше многих философов, коллекционировал различные проявления уродства, и после смерти великого живописца эскизы с лицами безобразных женщин заняли два с половиной шкафчика в его мастерской. Нет белого цвета без цвета черного. Не может быть красоты, если в мире отсутствует безобразие. Это — части единого целого.

Неустанно петляя, Уго вдруг выскочил на большую площадь с возвышением посередине. Там, на виду у всех, размахивал руками молодой человек с лицом землистого цвета, покатыми плечами и широкими бедрами. Косая челка ниспадала на левый глаз. Усы почему-то отсутствовали. Молодой человек вдохновенно витийствовал. Ему внимало несколько десятков человек. Уго задержался и прислушался.

— Довольно ждать милостей от природы! — выбрасывая руку вперед, горячился молодой человек, — Мы должны взять их сами! Мы пройдем железным маршем по просторам земли, беря повсюду то, что принадлежит нам! Маловер или трус может спросить — как же определить то, что принадлежит нам? Ответ вам даст голос крови, если она у вас не перемешана с какой-нибудь мерзостью. Если кровь говорит: это — твое, бери, не задумываясь! Сомнения — долой! Сильным сомнения не нужны, ибо, сомневаясь, сильный становится слабым!!!

"Ну и ахинея!" — подумал Уго и спросил соседа — плотного сутулого мужчину, внимавшего оратору с открытым ртом:

— Кто этот бесноватый?

— Это Адольф Гитлер, странствующий философ, — ответил мужчина, осуждающе глядя на Уго.

Доктрина Адольфа не заинтересовала Уго, и он покинул площадь. Фамилию Гитлер он тут же выбросил из головы. Сколько их было, переустроителей мира! Слава Богу, лишь один из тысячи способен на практические действия. Уго прошел столицу виноделия вдоль и поперек. Город ему положительно нравился. Фундаментальная безалаберность Мерка таила в себе своеобразное очарование. Город напоминал непутевого весельчака, который всегда симпатичнее кристально правильного, но сухого и замкнутого педанта. Уго растворился в благожелательной атмосфере Мерка, бродил по улочкам и закоулочкам с дурацкой улыбкой, забыв о конспирации. Да, по правде сказать, скрываться оказалось не от кого. Стражи порядка встречались так же редко, как золотые монеты — в кармане бродяги. Зайдя в первый попавшийся кабачок, Уго частично понял причину. Там рябило от красно-желтых мундиров, и там Уго не стал задерживаться. А вот заведение под выразительным названием "Гром и молния" ему подошло. Здесь царили покой и прохлада. Человечек за стойкой, холерический чернявый кельнер и вялый тип за столиком у окна, безостановочно бубнящий, пришибленно хлебающий винцо из огромной кружки. Он никуда не торопился. Более того — ему некуда было торопиться. Это легко читалось в его глазах, мертвых, как глаза андроида.

Бармен, напротив, оказался толст, весел, словоохотлив и свойск. Уго расплатился самым щедрым образом. Улыбки бармена расширились и удвоились. Он представился. Имя толстячка оказалось диковинным — Пранс. Это была не фамилия. Это было имя. В здешних краях на стыке Санаха, Талинии и Рениги, встречались самые неожиданные имена и фамилии. Но «Пранс»? Уго заинтересовался и осторожно расспросил бармена. Оказалось, предки этого малого попали в Ренигу из весьма дальних краев — из северо-восточной Талинии. Там, в краю туманов и насморков, живет маленькое, но гордое племя тилов. Заселяют они побережье пролива Ящерицы, отделяющего континент от огромного Острова Зеленого Дракона. Свободолюбие — кредо тилов. Покоренные несколько столетий назад Талинией, они тщательно оберегают свою самобытность, бережно сохраняют свой корявый язык, решительно пресекая проникновение в него талинских лексем. Они умудрились сохранить этническую чистоту. Талины воспринимают их, как инородное образование в теле своей прекрасной державы — вроде пули, оставшейся в животе воина на память о боях.

На национально-исторические темы Уго с Прансом беседовали около получаса. Кабачок стал потихоньку заполняться народом — в основном простым. То, что надо, радовался Уго. Можно работать.

Через полчаса Уго стал своим человеком в "Громе и молнии". За парой столов его уже называли «братишка». За пятью — знали по имени. К счастью, Уго мог не пьянеть. Он вспомнил слова отца Клемма: "Та жизнь, которую вы, сопляки, себе выбрали, потребует от вас постоянно сохранять свежую голову. Но иногда случается, что большого застолья и обильного возлияния не избежать. Поэтому сегодня мы познакомимся с некоторыми приемами, благодаря которым вы сможете оставаться трезвыми в любой ситуации."

Однако, несмотря на все разговоры, ничего особо примечательного Уго не узнал. Все полагали Угольный лес необитаемым. Грозный зверь? Да, ходили легенды о единороге колоссальных размеров, который в незапамятные времена спустился с Лиловых гор и породил породу боевых кабанов с красной или желтой шкурой. Но Уго слишком хорошо изучал мифологию, чтобы доверять байкам о единороге. Он знал, что поверья об этих монстрах существуют везде, где имеется большой лес. У квешей он избран тотемным знаком. Литературно зафиксировано предание о черном рогатом чудище из Изумрудного Леса и принцессе Хельге. Почему о единороге упоминают все древние народы? Уго вспомнил, как описывает этого зверя Альдус Пажемакес: "У него один рог и очень большой, растущий из середины лба. Его голова напоминает оленью, ноги его похожи на слоновьи, хвост — кабаний, а остальное тело — лошадиное. Его голос подобен мычанию быка. Грива и шкура желтого цвета. Рог у него тверже железа, загнутый или закрученный, подобно пылающей шпаге, острый и весь черный, за исключением кончика. Ему приписывают поразительные свойства, В частности, изгнание яда из организма и лечение некоторых неизлечимых болезней. На этого зверя не охотятся". Отдельные просвещенные умы полагают, что единорог — синтезированная придумка древних инициированных, и символизирует она происхождение животных из единого начала. Возможно, это — правильная точка зрения. Но есть многое на свете, что мудрецы не видели во сне. Отчего бы единорогу не существовать реально, и как раз в Угольном лесу, если об этом так настойчиво твердит легенда?

Когда Уго совсем отчаялся и уже хотел покидать "Гром и молнию", к нему подсел новый посетитель — весь пропыленный, явно только из седла. Его светлые волосы в дороге стали пепельными — пыль покрывала их, как пудра — парадный парик. Его загорелое лицо, все в глубоких складках, покрывали грязные разводы, будто путник три дня не умывался и поверх этого долго плакал.

— Я слышал, ты идешь в Угольный Лес? — спросил он мрачно.

— С чего ты взял, друг? — невозмутимо поинтересовался Уго. — Я просто любопытствую насчет…

Незнакомец не стал дослушивать:

— Единорог в Угольном Лесу есть, что бы ни говорили всякие дураки. Ты его ищешь?

— Допустим, — чуть поколебавшись, решил подыграть Уго.

— Он живет вблизи серебряного рудника, — хмуро сказал незнакомец. Уго почувствовал, как екнуло сердце. Он решил блефануть.

— Знаю, знаю, — лениво сказал он. — Табакерка.

Выстрел наобум. Но чутье подсказывало Уго, что направление взято верное. И точно — пуля легла в цель.

— Ну да, табакерка, — сказал незнакомец, строго посмотрев на собеседника. — Две табакерки: серебряная и золотая. Там он и живет.

Уго очутился в глупом положении. Теперь уже не спросишь, какие табакерки имеются в виду. Пока он колебался, незнакомец встал и направился к двери.

— Постой, друг! — крикнул ему Уго. Тот обернулся и, указав пальцем на потолок, внятно пробасил:

— Помни: серебряные рудники!

И исчез за двумя широкими спинами. Уго вскочил, расталкивая народ, выбежал на улицу. Незнакомца и след простыл. Уго задумчиво расплатился с Прансом и отправился домой. Ноги сами несли его в нужном направлении. Мысли блуждали вокруг странного разговора. Как же расценивать то, произошло? Невероятное везение? Счастливое стечение обстоятельств? Бывает, хотя и редко. А если не случай — тогда что? Тщательно подстроенная провокация? Допустим. Какова цель? Навести на ложный след? Предположим. Кому это надо? Ордену Пик — нет. Их конкурентам? Уго не знал таких. С другой стороны, помогать Орден Пик тоже не станет. Правила игры исключают столь явные подсказки. Может, союзники Ордена Пик? О таких Уго тоже не слыхал. Да и не станут эти неведомые друзья действовать вопреки правилам игры, которые установил Орден. Есть, конечно, еще одна версия — помощь со стороны. Но она до того дикая, что и рассматривать ее не стоит. Кто из посторонних может быть в курсе тайных планов Ордена Пик?

Значит, не помощь и не провокация. Значит, случайное везение. Придется в это поверить, другого объяснения просто нет.

Поверив, начнем действовать. Узнать, где находятся серебряные рудники, несложно. Потом у специалистов выведаем, что в тех местах называют серебряной табакеркой. Во всяком случае, появилась ниточка, за которую — в отсутствие прочих — стоит потянуть.

Верные ноги принесли-таки Уго к подземелью бабки-процентщицы. Там грустно сидел одинокий Мариус.

— А где Расмус? — встревоженно спросил Уго.

— Пошел погулять, — флегматично доложил Мариус.

Новое дело! Средь бела дня, с его-то внешними данными! Нет, этот громила невыносим.

Расмус вернулся ближе к вечеру. Он бодро вошел в комнатенку, заняв добрую ее половину. Уго сердито на него глянул и агрессивно спросил:

— Что ж тебе так на месте не сидится?

— Ты-то сам небось в четырех стенах не заперся! — зло бросил ему Расмус.

— Я-то, кстати, не по бабам шастаю, — холодно парировал Уго.

— Твоих дел я знать не желаю, — жестко сказал Расмус. — И ты в мои не суйся.

— Да ведь договаривались, что вы с Расмусом сидите дома, — пожал Уго плечами.

— Наши дураки без пастуха ходят, — хмыкнул Расмус. — Тоже мне — начальник!

— Ну и как? Выходил чего? — хладнокровно поинтересовался Уго.

Расмус сел, вытянул ноги и сказал:

— Это, земляк, мои дела.

Затем, отломив от краюхи, лежавшей на подоконнике, энергично зажевал. Уго молча наблюдал за ним. Заморив червячка, Расмус вытащил из-за пазухи желтоватый лист бумаги, сложенный вчетверо, небрежно бросил его на свой лежак. И вновь отломил от краюхи.

Уго понял: как ни странно, Расмус вернулся с добычей. И он хочет, чтобы его расспросили. Уго не стал ломаться:

— Что это у тебя, друг Расмус?

Молчание.

— Посмотреть можно? — терпеливо спросил Уго.

— Посмотри, мил человек, посмотри, — довольно отозвался Расмус, чавкая.

Уго развернул шуршащий лист. Красными чернилами, крупными буквами поперек листа было написано: "Первый талисман — большой меч золота древних хранителя".

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Великому талинскому архитектору Стефану Бранзе исполнилось всего лишь 28 лет, когда в свите королевы Изабеллы он прибыл в Ренигу. Свита эта, состоявшая из 200 человек, до сих пор вызывает восхищение. Такого количества живописцев, музыкантов, поэтов, скульпторов, философов Ренига прежде не видела. Свадьба между талинской принцессой Изабеллой и королем Марком III, устроенная великим министром Ханом Сигом, должна была, по его замыслу, обогатить Ренигу помимо прочих выгод, великолепными образцами культуры, которую Талиния усвоила от Лигийской империи и которыми в свое время пренебрегла Ренига.

В свите будущей королевы Стино Бранза (имя Стефан он получил уже в Рениге) был одним из многих, причем далеко не самым известным. В Талинии его знали лишь как начинающего зодчего, построившего легкое, светлое здание ратуши в Фельге, за что молодой талант удостоился похвалы самого Иарио Кити, величайшего художника и скульптора.

Неспешный парадный ход Изабеллы из Талии в Густан продолжалось более месяца. За это время между будущей королевой Рениги и молодым красавцем архитектором вспыхнула любовь, которую им удавалось сохранять в тайне. По прибытии в Густан Изабелла обнаружила следующее. Король Марк, три года назад потерял первую жену Тильду. Он имел дочь Соню одиннадцати лет, любимую им от всей души, жил с любовницей из малознатного рода Скелинов — женщиной удивительной красоты. Изабелла ему требовалась как мать будущего наследника престола, которого до сих пор Бог ему не послал. Хан Сиг, под пятой которого король пребывал, рассчитывал с помощью Изабеллы проводить свою политику, целью которой он положил дружбу с Талинией. Любви между супругами, конечно, не возникло. Поэтому связь молодой королевы с архитектором Бранзой продолжалась и после бракосочетания, и после коронации. В порыве вдохновения, рожденного любовью, Бранза исполнил заказ двора и возвел в Густане свадебный дом королевы Изабеллы — на углу Дворцовой площади и улицы Стрел, впритык к Дворцу Рослингов. Это удивительное здание. На фоне мрачных строений в традиционных для Рениги красных, коричневых, черных тонах появилась золотисто-голубая, воздушная постройка, со стрельчатыми арками и витражами, с великолепной легкой колоннадой.

Скоро любовь Изабеллы и Бранзы перестала составлять тайну. По обоюдному согласию, король и королева пердоставили друг другу свободу в устройстве своих личных дел. Однако несколько месяцев спустя произошло событие, полностью изменившее жизнь державной четы. Заболев лихорадкой во время путешествия к Лебединому заливу, умерла принцесса Соня. Прелестная девочка с веселым нравом была всеобщей любимицей. Смерть ее повергла в отчаяние короля Марка. Горе этого ветреного владыки оказалось настолько сильным, что на какое-то время он даже вышел из-под контроля Хана Сига. Пришлось удалиться от двора любовнице из рода Скелинов, которая тоже выступала орудием в сложной игре первого министра. Удрученный отец полагал, что именно за эту преступную связь и покарало его Солнце. В пику министру Марк III стал отдавать самые безрассудные приказы по управлению государством. Все грозило обернуться катастрофой. И тогда спасти супруга решила Изабелла. Неожиданно оказалось так, что, потеряв дочь, Марк обрел в нелюбимой жене единственный источник жизненных радостей. Что до Изабеллы, то вряд ли ею руководил душевный порыв, скорее — трезвый расчет. Ведь ясно было, что безрассудное самостоятельное правление Марка окончится трагически не только для него, но и для самой королевы. До Изабеллы дошли слухи о том, что Хан Сиг готовит заговор с целью замены Марка III на более покладистого владыку. Говорили о продаже престола Брюнингам. Поняв, что королю нужна спасительная соломинка, Изабелла сама же ею и стала. В конце концов, нрав Марка III выровнялся. Через год у супругов родился сын Александр, через два — еще один, Петер. Ну, а что же молодой Стефан Бранза? Осознав, что Изабелла потеряна, он много страдал. После смерти великого архитектора в его архиве нашли письмо от королевы Изабеллы с требованием покориться участи и никогда не вспоминать о том, что между ними было. Бранза стал злоупотреблять вином, какое-то время его постоянно видели в густанских кабаках. Впоследствии, однако, он смог избавиться от пагубного пристрастия, столь частого у людей творческих, вернулся к любимому делу, много трудился по благоустройству Густана. Однако забыть свою любовь, очевидно, так и не смог. До конца своих дней оставался он холостым.

В 338 году Бранза получил согласие короля на воплощение своей давней мечты — постройки кафедрального собора на свободном месте в черте Густана. Двенадцать лет продолжалось строительство, в которое талинский архитектор вложил всю душу. Тогдашние густанцы имели удивительное счастье наблюдать за рождением этой чудесной постройки — величественной, огромной, словно бы невесомой, с неисчислимыми высокими, тонкими башенками, словно бы прозрачными. Знатоки утверждали, что собор, названный именем Св. Петера, превосходит все, когда-либо созданное талинской архитектурой. 28 мая 350 года в соборе состоялась первая служба. Восторженный народ на руках пронес 53-летнего Бранзу от соборной площади к его дому.

Стефан Бранза умер осенью того же года. В посмертном письме он признавался, что на постройку собора Св. Петера его вдохновила любовь к королеве Изабелле, и что, если бы между ними не произошло того, что произошло, он наверняка остался бы простым ремесленником…"

Они вновь шли по талийскому тракту — не торопясь, соблюдая все меры предосторожности. Проблема пропитания не стояла: девятнадцать дублонов — достаточная сумма, чтобы ежевечерне запивать белым вином жирного каплуна. Было бы вино да каплун был бы! Но обычно довольствовались вязкой сливянкой да грубой говядиной. Впрочем, желудки трех путников пребывали еще в той счастливой поре, когда переваривается все, вплоть до глины и гвоздей.

Ночевать старались в крестьянских домишках. Придорожные гостиницы и таверны им не подходили — слишком людно. Лишь одна ночевка получилась цивилизованной. Подходя к Мерку, путники набрели на мызу (в терминологии Уго), а проще говоря — на дачу с хорошо развитым приусадебным хозяйством. Хозяйка, величественная дама в красном роброне, с подвижнической готовностью приютила молодых людей. Для ночлега они получили просторный флигелек, окруженный клумбой со свежими туберозами. От белых метелочек на длинных стеблях исходил дурманящий сладкий аромат. Обедали в просторной гостиной, стерильно чистой, с добротной палисандровой мебелью, с двумя красноватыми камеями и деревом «бансай» на столе, с присобранными желтыми занавесями на окнах — не столовая, а учебное пособие на тему "Образцовое ведение домашнего хозяйства". Мариус с Расмусом, неотесанная деревенщина, мгновенно оробели в столь благообразной обстановке. Дочку дамы в красном роброне звали Дина. Пышечка с бархатистой кожей и длинными ресницами, которые, скромно опускаясь, отлично работали на имидж невинной девушки. Дина столь явно положила глаз на Мариуса, что это заметила даже ее мать — и сослала дочку от греха подальше, в мезонин, откуда тотчас раздались плаксивые звуки клавикордов. Вечером Мариус вышел из флигеля для отправки естественных надобностей (что и проделал у изгороди). На обратном пути его поджидал приятный сюрприз — Дина в белом платье среди тубероз, сама похожая на цветок — как Мавочка, Старшая Сестра Фиалок из сказки братьев Педро и Пончо Хамосов. Вечер был романтичен, небо располагало набором звезд, необходимых для любовных операций. Нежный ветерок приятно щекотал кожу. И Мариус прочел невинному созданию краткий курс "Введение в любовь". Все ограничилось поцелуями (правда довольно жаркими) и объятиями (признаться, весьма крепкими). Невинное создание хватало науку на лету. И было готово к тому, чтобы довести дело до конца. Но Мариус остановился на самой грани. Это было невероятно! "Не заболел ли часом?" — язвительно осведомился прежний Мариус, с недавних пор лишенный телесной оболочки. Он-то помнил прошлое, когда оболочка еще принадлежала ему — тогда подобных осечек не происходило. "Ну, давай, вперед, на тело!" — подзуживал он." А стоит ли?" — философски осведомился тот Мариус, что теперь сидел внутри. Ему оказалось вполне достаточно удовольствия, которое он испытывал, целуя эти пухлые губы, поглаживая тугую попку. Разум одержал победу над инстинктом, что всегда непонятно, но здорово. Разум, с которым Мариус прежде общался только сквозь пелену рассеянных мыслей, вдруг стал конкретен и доступен. Но это был все-таки чужой разум. Он возник непонятно почему и неизвестно откуда. И он пугал Мариуса.

Кстати, о чтении. Уго наконец принялся за образование Мариуса. С собой грамотей прихватил, не убоявшись тяжести, объемистую книжицу с окованными медью углами, с многоцветными картинками. На привалах, лучше — в густой тени векового дуба, Мариус пристрастился разглядывать картинки, грезя о чем-то своем, невыразимом. На картинках фигуряли кавалеры в латах, парадных одеяниях, погруженные в меха, опутанные золотыми цепями, пажи в розовых и белых костюмчиках, выгодно облегавших юные гениталии, дамы в остроконечных головных уборах, в длинных платьях, с вуалями и без, с веерами и четками. Дамы вели с кавалерами и пажами беседы, о галантном свойстве которых говорили недвусмысленные улыбки. Книжка изобиловала портретами королей на фоне своих тронов, королев на фоне своих фрейлин, принцев на фоне министров, принцесс на фоне прелатов, воителей на фоне воинств, ощетинившихся пиками.

Книжка называлась "Альбентинские хроники" и содержала ровно сто историй времен правления королей одноименной династии. На привалах Уго читал вслух. Перед Мариусом, как на сцене, гибли от оспы несчастные дети короля Гисмонда, романтически сочетались браком Эдмонд и Стелла Брюнинг, росли стены неприступной Хальбронской цитадели, Рогер II вторгался в Талинию, заплаканная принцесса Лора и фицарский император Ред шли под венец — роковой союз с ужасными последствиями. Короли, министры, дамы и кавалеры, в прошлом — небожители, становились хорошими знакомыми.

Вслух Уго читал недолго и лишь для того, чтобы завлечь Мариуса в пучину "Альбентинских хроник". Настало время — и Уго предъявил ультиматум: хочешь знать, что дальше — учись читать. Приступили тут же. К процессу с неожиданным рвением подключился Расмус, который не хотел уступать Мариуса еще в одной сфере. Спотыкаясь, пошатываясь, Мариус побрел по ухабистой стезе просвещения. Как водится, после первоначальных успехов настала эйфория. С самонадеянностью дилетанта Мариус возомнил, что в силах одолеть книжицу без посторонней помощи. Уго с удовольствием сложил с себя педагогические полномочия. Расмус остался при друге в качестве наблюдателя, помогая ему справиться с неизбежными трудностями, которые обязательно следуют за первыми успехами.

А Уго освободил мозги для размышлений и с новыми силами набросился на вопрос: как относиться к версии о серебряных рудниках? Еще в Мерке Уго без труда выяснил, что рудники таки существуют на северных окраинах Угольного леса. Удалось даже разыскать одного спеца, работавшего там. Сорокапятилетний мужик выглядел на все шестьдесят. Добыча серебра — далеко не мед. Мужик раскрыл секрет "серебряной табакерки". Так называли выработку, в которой благородный металл залегал необычно изобильно, слоями. Там же, неподалеку, находилась "золотая табакерка", где серебряные слои пересекались золотыми прожилками. Какое отношение ко всему этому имеет единорог, мужик тоже объяснил. С него, с единорога, и пошли разработки в Угольном Лесу. Много веков назад привел он некоего Гвидо Лоха на серебряные поля, ударил в землю копытом — обнажилась первая жила. Так что единорога, говоря отвлеченно, можно считать полноправным хозяином как серебра в целом, так и табакерки в частности.

Вроде бы все сходилось. Почему же Уго никак не мог избавиться от сомнений? Он сам не знал. Но чутье подсказывало: что-то здесь не так. Уго относился к тому редкому типу людей, в ком одинаково сильно развиты способность к аналитическому мышлению и интуиция. И вот сейчас, имея на руках, казалось бы, все нужные для поиска сведения, он испытывал смутную тревогу. Что-то в развитии ситуации казалось ему подозрительным. Сведения о "серебряной табакерке" подброшены уж очень неестественно. Фигура пропыленного незнакомца в кабачке "Гром и молния" решительно смущала Уго.

Ну, хорошо, подумал Уго. А где альтернатива? Ее мы, к сожалению, не имеем. Тогда что тебя раздражает, спросил он себя. То, что вами играют? То, что ваша воля кому-то подчинена? Так ведь это — ситуация привычная. Роли пешек вы исполняете с самого начала кампании. Более того: если Мариусу пришлось играть эту роль под нажимом, то ты, умник, избрал ее себе добровольно. Чего уж теперь роптать? Выбрось из головы ненужные рефлексии и держи курс на серебряные рудники.

Но существовала и другая проблема. Записка, принесенная Расмусом с меркских улиц. Расмус описал человека, передавшего послание — и в этом описании Мариус тут же нашел приметы своего злого гения, оруженосца черного рыцаря. Свершилось чудо — этот великий немой заговорил! Протянув записку Расмусу, он сказал: "Это тебе". Расмус опешил, а бородач тем временем растворился в толпе.

Отец Клемм учил: "Анализируй совокупность фактов". Уго подверг ревизии свои активы. Имеем следующее. Уно: человек в "Громе и молнии", дающий прямую наводку на серебряные рудники (впоследствии сведения подтверждаются). Дуо: заговоривший оруженосец, передающий записку с указанием местоположения первого талисмана. Тре: эти два человека (принадлежащие, очевидно, одной диаспоре) каждый по-своему помогают успеху нашего дела. Вопрос: какой смысл придумывать столь навороченную головоломку, чтобы потом подбрасывать ключи к разгадке? Ответа нет пока…

Город Мерк и Угольный Лес, как подсчитал Уго, разделяло немногим более 30 миль. Два дня осторожного ходу. На следующий после Мерка день Расмус разговорился с хозяином харчевни, где они обедали. Этот бочковидный старичок оказался неумеренно болтлив, что Расмуса в людях вообще-то раздражало. Но неожиданно они нашли общую тему. Речь зашла о недавних посетителях харчевни. Старичок-боровичок упомянул о молодом санахе, который побывал тут накануне и поразил хозяина своей торопливостью. Приметы выдали в стремительном санахе проклятого Русана, лохматую обезьяну с мельницы Варата. Расмус злорадно отметил, что Уго оказался смущен таким поворотом разговора и увел беседу в сторону. Довольный Расмус констатировал про себя, что оказался прав, внеся санаха в список злодеев. Для этого имелось достаточно оснований, которые его торопливость только усугубляла. Итак, санах двинулся в путь. Расмус приказал себе постоянно держать в голове этот фактор, который в один момент может оказаться решающим.

Наконец, наступил вечер 27 мая. Жаркие сумерки опоясали Северную Ренигу. Новолуние Большой луны. Развилка на талийском тракте. Слева — широкая дорога к замку герцога Тилли, источнику злой воли и подкожного страха. Прямо продолжается, взрезая Угольный Лес, талийский тракт. Направо сворачивает дорога похуже — она ведет к Каменному Лесу, в котором чуть позже должно произойти кое-что интересное. У развилки — таверна. На вывеске — надпись "Два короля" с соответствующим изображением: две помидорные коронованные рожи. Одна — с безумно выкаченными глазами — явно сработана под покойного государя Августа, жизнелюба и обжоры. Вторая, с отвислыми губами, подозрительно смахивает на нынешнего короля, Роберта II.

— Здесь хорошо бы перекусить и запастись провизией. А заночуем где-нибудь дальше по тракту, — изложил план Уго. — Уж больно место тут бойкое. Не продохнешь от гвардейцев.

Как обычно, Уго — более тертый калач — отправился на разведку. Обнаружив в таверне тишь и благодать, он должен был дать товарищам условленную отмашку.

Мариус с Расмусом пристально наблюдали, как, заглянув в окна, Уго исчезает за тяжелой дубовой дверью. Хотя, может, совсем она и не дубовая. Далее события развиваются так. Мариус с Расмусом из кустов можжевельника наслаждаются чудесным видом на эту самую дверь и на ближний участок дороги. Они умащиваются поудобнее, как вдруг… Как вдруг, словно из-под земли, возникает отряд личностей в черно-лиловой форме, что означает неумолимую принадлежность к гвардии герцога Тилли. Мариус хочет броситься к таверне, но Расмус удерживает его. Уго уже не предупредишь. Отряд спешивается, привязывает лошадей, шумно вваливается в питейный зал. Их с десяток, и кулаки у каждого — как кувалды.

Обойдется или нет? Друзьям оставалось только гадать о намерениях гвардии. Черно-лиловые могли просто отужинать и залить зенки, не обращая внимания ни на что постороннее. Но прошло четверть часа — а из таверны так никто и не показался.

— Пойти надо, посмотреть, чего там, — вполголоса предложил Мариус.

— Я схожу, — отозвался Расмус и тут же покинул можжевеловые заросли.

Вот окно, проливающее свет на отдельные вещи. И что там в окне? Стул. На нем, спиной к окну — Уго. Его руки связаны за спиной, перед ним строят зверские рожи подручные герцога, этого тирана. Один из них держит речь и кружку. На заднем плане — стойка, за ней — хозяин, нервно перетирающий бутылки. А у дальнего края стойки притаился не кто иной, как лохматый санах Русан!

Расмус опрометью бросился к другу, голова которого торчала из можжевельника, как нечто крайне эрегированное. — Уходим, Мас! — прошипел Расмус и лихорадочно описал положение, которое, по его разумению, могло только ухудшиться. Рассуждал он просто. Наличие санаха говорит о том, что всю кашу заварил именно он, паршивый койот. Эта мразь знает, что их должно быть трое. Значит, вот-вот гвардейцы должны броситься на поиски двух недостающих членов святой троицы.

— Не дури, Мусти, — спокойно сказал Мариус. — Мы не можем бросить Уго.

Расмус хотел выругаться, но сдержался, хотя и с трудом. Дружок, этот теленок, соображает, как мертвый заяц. Неужели непонятно, что чертов санах работает совсем не против Уго! Под Уго он копать не может. С Уго у них — общие дела, которые обсуждаются ночью за углом сарая. Может они там и договорились сдать властям двух недотеп из Черных Холмов, которые увязли в дерьме по самые брови.

— Да кто он тебе такой, Уго твой ненаглядный? — громко воскликнул Расмус, забывая об осторожности. — Детей ты с ним крестил, что ли? Не дури, Мас — тут свою шкуру спасать надо.

Мариус не ответил. Он поудобнее устроился в засаде, окаменел и уставился на дверь. Он отрешился от всего суетного. Расмус в бешенстве прикусил губу. И тут хлопнула дверь таверны. Сноп света, вырвавшийся при этом наружу вместе с диким хохотом, четко обозначил растрепанного инородца.

Расмус едва удержался от крика. А санах вскочил в седло и что есть духу помчался по дороге, ведущей к замку герцога Тилли.