— Розовый парусник и наших краях один только, — посасывая трубку, уверенно сказал Дино Буаггио, начальник пристани Инверниги. — Название ему "Веселый вдовец". Лет двадцать назад построили, значит, его для одного брюнельского богатея. Не помню, как зовут его. Такой, знаешь, из новых. Разбогател в один день, непонятно на чем. На говне, что ли? Из приказчиков сам. А как разбогател, так сразу, понятно, и отгрохал себе прогулочный корабль. Такая, знаешь, легкая шхуна. "Веселый вдовец", значит, называется, понял?

Уго понял.

Начальник пристани — звучит гордо. Но, если разобраться, хозяйство Дино Буаггио, коренастого талина лет пятидесяти, состояло из неладно сшитого причала, сарайчика с бухтами канатов разной толщины и прочей пристанской утварью, а также скособоченного, пораженного ревматизмом домика самого Буаггио. Жилище выдавало в хозяине человека свободомыслящего. Несмотря на внешнюю неказистость, пристань Инверниги играла кое-в-чем ключевую роль. Она обслуживала целый куст деревень. Она располагалась в стратегически выгодной «вилке» у впадения Дальты в Глинт, на талинском берегу Дальты. Доброму Буаггио принадлежал маленький баркас, который транспортировал сельскохозяйственную продукцию и ее производителей куда надо. Чаще всего — на противоположный берег Глинта, в талинский городишко Тезерин, где продукция шла нарасхват, потому что и городским жителям тоже надо кушать.

Глинт? Великая река! Воспетая в легендах, которые Мариус с Расмусом впитали с молоком матери. Ее ни с чем не перепутаешь. Конечно, она шире Кельрона. Мутные воды шустрой Дальты, самоуверенно внедряясь в величавый поток Глинта, тут же испытывают жестокий конфузу, теряясь и смиренно диффузируя в этом потоке.

Жаркий день 24 июня был в самом разгаре. Над поверхностью Глинта спасаясь от беспощадного солнца, роились стаи мошек. Люди — задумчивые крестьяне в количестве восьми — тоже жались к воде, облокотясь о поручни пристани и вдыхая бесплатную влажную прохладу. Они с интересом разглядывали трех героев нашего повествования, которые после Каменного Леса выглядели довольно экзотически в своей изношенной амуниции. Четыре дня назад наша компания добралась до микроскопической талинской деревеньки Край Света, зажатой среди болот. День отдыха был для молодых людей не блажью, а настоятельной необходимостью. Проклятый Каменный Лес высосал из них почти все соки. Утром 22 июня посвежевшая компания направила стопы на восток — вдоль Дальты, к великому Глинту. Уго нутром чуял: где-то там, у большой воды — разгадка следующей задачи. Задачи о розовом паруснике, которая начинала действовать 1 июля.

— Вот, значит, такой тут у нас розовый парусник, — проговорил Дино Буаггио. Был он нечист, нечесан, небрит. Парусиновые рубашка и штаны, изначально, видимо, голубые, приобрели замызганный чахлый оттенок неизвестного цвета. В жилище мессира Дино теснилась всяческая мошкара, а робкие молекулы свежего воздуха подвергались жестокому террору со стороны многочисленных запахов. Пахло хозяином (сильно пахло), смолой, пенькой. Но все перекрывал невообразимый смрад, шедший из дальнего угла — там властвовал небрежно прикрытый бочонок.

Мариус с Расмусом (уж на что закаленные крутыми сельскими запахами) не выдержали — деликатно покинули помещение. В освежающей близости от Глинта дышалось привольно. Хозяина вытащить из его лачуги оказалось невозможно. Уго пришлось принести себя в жертву, поскольку сведения мессир сообщал, несомненно, ценные.

— Где же сейчас этот "Веселый вдовец"? — поинтересовался Уго.

— Да в Брюнеле, где ж ему быть, — фыркнул Буаггио. — И то сказать — давненько его не видно. Стареет, видно, хозяин. Да вот, вспомнил — Хольстом его зовут. Точно Хольстом! И торгует он апельсинами. Вот ведь, вспомнил! Понимаешь ты, апельсинами там, лимонами и фруктой всякой. Или нет? Нет, точно — пшеницей он торгует. Мне племянник как-то рассказывал. А он в Брюнеле раньше жил, племянник, понимаешь ты?

Уго понял, что следующим пунктом маршрута становится Брюнель. А, когда Уго определялся, он не любил откладывать действия в долгий ящик. Вечером того же дня, покинув повелителя бакланов Дина Буаггио, компания по освоению Пустыни Гномов уплыла в южном направлении на борту неуклюжей посудины под грустным названием "Мул".

Судно тащилось медленно, делая узла по два-три в час, зато позволяло внимательно осмотреть пейзажи. Справа стеной вставал обрыв, на котором грозно темнел Каменный Лес, угрожающе покачивая соснами — как будто великан-людоед грозил им своими пальцами. На запад, за Каменный Лес, уходило красное солнце.

Слева развернулись виды чужедальнего талинского берега. Загадочного, пугающего берега. Хотя, если смотреть отсюда, с водной глади — зрелище обыденнейшее. У самой реки — скромная деревенька с землебитными курными домишками. Вокруг нее — безбрежное море зеленых всходов. Милый вишнячок или что-то в этом духе. По дороге катит тривиальная бричка. Все вроде как у людей. Но это, господа, обманчивая обыденность. Каждый знает, что люди на восточном берегу другие. Злые или плохие — не в том дело: просто совершенно иные. Как волк и собака: вроде похожи, а по сути, ничего их не роднит, кроме зубов и хвоста.

Поэтому за Глинт лучше не высовывать носа. Высунешь — жди неприятностей. Каких? Неизвестно. Но что-то случится, будьте благонадежны! На том берегу с чужаками не церемонятся. Чужаков там терпят, только если они временно превращаются в невидимок. Модель поведения там требуется приблизительно такая же, как в Каменном Лесу: принимаешь местные законы, растворяешься в них, да еще убеждаешь себя, что тебе это приятно. Законы могут показаться несуразными, кощунственными — так ведь не к теще на блины пожаловал, а в гости к антиподам. Придется потерпеть.

Неторопливый «Мул» выбросил Мариуса и компанию у деревеньки Шетрес, что звучало странно, чтобы не сказать больше. Должно быть, название — квешского происхождения. Квеши, много лет назад потерявшие невинность, то бишь независимость, все еще существовали в своей этнической живописности на жалком клочке земли близ Каменного Леса.

Собственно, лес был тут как тут. Деревенька располагалась у самого подножия кряжа, служившего фундаментом неоглядному растительному массиву. Вид этого кряжа надоел нашим друзьям до чертиков. Сначала они видели его с северной стороны, где его омывала Дальта. Затем — с восточной, когда плыли на «Муле». Теперь наблюдали с южной. Картина везде одинаковая: мрачный каменистый отвес, исполосованный вырвавшимися на волю толстенными лакированными корнями. Вниз по склону к деревеньке спускалась крутая тропка.

Мариус, не в силах оторваться, все глядел на далекие синие сосны. И догляделся. В его голове вдруг что-то щелкнуло и раздался четкий приказ: "Вернись в мои владения! Я все прощу". Сердце сжалось от острого желания вскочить и стремглав взобраться по тропе, упав в смертоносные объятия Каменного Леса. Нет проклятие, надо вырваться, наконец, скрыться долой с его глаз! Надо избавиться от леденящего чувства обреченности — обреченности на вечное кружение вокруг этого заколдованного места, хозяин которого, великан-людоед, держит на невидимой цепи всех, кто побывал у него в гостях. С невероятным усилием Мариус отвел глаза от сосен, дав себе слово никогда больше не смотреть в сторону Каменного Леса, прекрасно понимая, что эта клятва неисполнима.

Ночью к Мариусу пришел Кот и, светя зелеными глазами, сказал: "Есть новости. Ты должен был узнать от Аса. Но он у нас забы-ывчивый! Помни: шпора помогает, но светила от тебя отворачиваются. Раз шпора помогла — ты нашел лодку, но потерял Малую Луну. Два шпора помогла — ты увидел великана, но потерял Большую Луну. В третий раз от тебя отвернется Тот. Береги-ись! Семь светил еще смотрят на тебя, а две Луны — нет. Пло-охо, очень плохо!" Кот противно ухмылялся и крутил усы. Мариус понял одно: бесплатной помощи от шпоры не дождешься. Каждая ее услуга означает какую-то потерю. Но разве Мариус хоть раз просил ее о помощи? Златокудрый овцепас мысленно взвыл от безнадежности. Он не понял всего того, что хотел сказать ему Кот, но слова черного мерзавца вселили в его душу такую тоску, что хоть вешайся. "За что?" — в который раз зада Мариус мысленный вопрос создателю, очень удивляясь, что ни разу так и не услышал ответа. И, скажем честно, вряд ли у Мариуса имеются шансы когда-либо получить объяснение свыше. Бог вообще не очень любит общаться с теми, кто задает много вопросов. Тот, кто часто жалуется на злую судьбу, никогда не поймет, что же все-таки имеет в виду Всевышний.

В деревеньке под варварским названием Шетрес компания молодых ренов нашла приют, кров, пищу, отдых и все, что может пожелать усталый путник. 25 и 26 июня стали днями закупок. Наученное горьким опытом, друзья запасали долгоиграющую провизию. Копченые окорочка. Насквозь просоленное сало. И крупы, масса круп. Окончив закупки, Уго пересчитал оставшиеся дублоны. Девять? Что ж, не так плохо. Уго был не из тех, кто прохарчится. Рачительный получился бы супруг, да только ренские матери еще не научились рожать жен для субъектов, живущих по законам ветра, дрожащих от ужаса при слове «пеленка» и ежедневно растворяющихся в сумерках, как солнечный свет.

27 июня, в разгар утренней дойки, путники вышли на дорогу к Брюнелю. Но сделать первый шаг оказалось невозможно. Что-то их держало. Уго сразу понял: лес. Лес держит, черт его дери! Они все еще оставались во власти великана. Они обернулись. Громада Каменного Леса надвигалась на них. Синева заполняла сознание. "Ко мне!" — заревел великан. Его услышали все трое. Расмус напрягся. Уго ощутил настоящий, непритворный страх и не мог ничего с этим поделать.

— Шпору! Шпору доставай! — крикнул он Мариусу. Мариус, внешне спокойный, выхватил из-за пазухи золотую шпору. Сверкнув, она послала в сторону леса тонкий, но дерзкий луч. "А-а-а!" — взревел великан. Послышались глухие стоны, несколько минут что-то яростно трещало. Наконец, все стихло. С шумом упали какие-то покровы — и все трое почувствовали, что наконец-то могут вздохнуть спокойно. Великан выпустил добычу. Цепь разорвалась, позволив, наконец, повернуться к лесу спиной. Золотой луч принес свободу, и впереди замаячил совершенно иной мир. Начинался н о в ы й п у т ь.

Здесь была уже совсем другая Ренига. Действие переместилось из Северных провинций в Восточные, на территорию герцогства Таллор, хозяева которого, кстати, издавна недолюбливают род Тилли и очень неохотно идут на контакт с ним. На любой контакт, полицейский — прежде всего. Здесь, в окрестностях Брюнеля, наши герои могли не опасаться стражи, гвардейцев и прочих должностных лиц. Здесь не действовали законы Северных провинций. Здесь Мариус не считался преступником.

Вечером того же 27 июня перед путниками вырос Брюнель — главный город Восточных провинций. Весь в закатных бликах, он, казалось, сошел со страниц ярких книжек доброго сказочника Оле-Оле. По архитектуре он мог считаться прямым родственником всех талинских городов. Находясь в счастливой близости от чудесной страны, давшей миру лучшие образцы градостроительства, Брюнель впитал в себя положительный опыт талинов в этой области. Преклонение перед талинской архитектурой доходило у герцогов Таллоров, отцов города, до крайностей. Например, они специально завозили из-за границы светлый камень паф, чтобы, как они объясняли, в Брюнеле все радовало глаз. И своего добились. Славная мешанина белых, желтых, светло-бирюзовых, розовых, голубых зданий создавала на редкость праздничный эффект. Брюнель казался миражом, волшебным призраком, слишком прекрасным, чтобы быть реальным. Брюнель действовал, как наркотик. Он заставлял мозг работать только на позитив. Последствия носили двойственный характер: с одной стороны, побывавший в Брюнеле вспоминал это время как счастливейшую пору жизни, с другой, очень трудно переключался на обыденность, которая захлестывала, лишь только человек покидал город. Но положительный эффект настолько перевешивал отрицательный, что многие вообще никак не осознавали неприятных последствий от пребывания в Брюнеле, хотя и чувствовали их подсознательно, и порой чувствовали сильно. Так или иначе, но все стремились вернуться в Брюнель, чтобы еще раз испытать пережитое здесь счастье, и почти всегда переживали разочарование, ибо столь огромное счастье, испытанное дважды, неизменно теряет в цене. Девальвируется, как сказал бы умный Уго. Ему-то как раз не грозило разочарование от Брюнеля. Уго, хорошо знакомый с философией позитивистов, умел по капле выжимать удовольствие из своей души — так, чтобы растянуть этот процесс на всю жизнь.

— Что может быть прекраснее его? — с неожиданным пафосом спросил Уго, указывая на утонченный силуэт волшебного города, голубеющего в закате.

Уго знал Брюнель и сразу повел компаньонов туда, куда и требовалось — в гостиницу. Заведение называлось «Нурдер» (по имени древнего ренского бога морей и судоходства) и соседствовало с портовой инфраструктурой. Выбор оказался далеко не лучшим: деловой шум даже ночью ни на минуту не стихал в прилегающих кварталах. Но Уго при выборе гостиницы исходил из каких— то стратегических соображений, которые, как обычно, не объяснял. Спасаясь от шума, Расмус попробовал закрыть окна — но через полчаса в комнате утвердилась такая духота, что пришлось капитулировать и возобновить приток свежего воздуха. Тем паче, что воздух-то как раз был первоклассным, с мятной свежестью, приятно холодящий усталые мышцы. На его пушистых крыльях летел другой старинный бог — Морфео, бог сна. Морфео касался твоего лба — и пленительные видения входили в тебя. Но тут же хрустальные замки вдребезги разбивал зычный мат какого-нибудь бригадира, сверх всякой меры озабоченного погрузкой и выгрузкой.

Однако, жизнь есть жизнь. Морфео — бог всепобеждающий, особенно для тех, кому еще нет тридцати.

Утром, после завтрака, Уго на часок отлучился, а, вернувшись, сообщил:

— Не повезло нам. Розовый парусник и правда принадлежит богачу Хольсту, только торгует этот человек не пшеницей и не апельсинами, а сахаром. Так вот, насчет парусника. Хольсту он уже не принадлежит. Пару недель назад "Веселый вдовец" перешел в другие руки. Теперь его владелец — какой-то неизвестный с Острова Зеленого дракона. До позавчерашнего дня этот "Веселый вдовец" стоял там, в заводи, — Уго махнул рукой непонятно куда. — Позавчера ночью он исчез. Ребята из порта мне рассказали, что видели, как "Веселый вдовец" из заводи выходил. Куда он потом делся, никто не знает.

— Наверное, этот черт с Острова погнал его домой, — предположил Расмус.

— Скорее всего, — согласился Уго. — Тогда искать его следует ниже по течению. Это — единственный путь к Острову Дракона.

— Добыча ловца не ждет, — скептически заметил Расмус. — За два дня он уже и до моря мог добраться. А в море его ищи-свищи!

— Будем надеяться на лучшее, — спокойно отреагировал Уго. — Тем более, что долго собираться нам не надо. Я уже обо всем договорился.

— С кем это? — недоверчиво спросил Расмус.

— Завтра на рассвете в Талию отправляется торговый бриг «Стрела». Его не зря так зовут. Это — один из самых быстроходных кораблей, когда-либо стоявших в Брюнельском порту. Я договорился с капитаном — нас берут на борт.

— Просто так?

— Просто так, — и, чуть помедлив, Уго добавил. — Я ему привет передал от нашего общего знакомого.

— Чудеса, да и только! — хмуро произнес Расмус. — И кормить станут?

— Только за хорошее поведение.

Ситуация вызывала у Расмуса большие сомнения и даже подозрения. Но Уго технично увел разговор в сторону:

— Я вот все думаю, какой смысл в нашей пятое загадке? Розовый парусник имя свое навсегда унесет. Но имя-то мы уже знаем! "Веселый вдовец". Оно секрета не составляет, поэтому ясно, что головоломка имеет в виду что-то другое. Что же, черт возьми?

Расмус пожал плечами и отвернулся. Как всегда при разговоре о головоломке, он ушел в сторону и замкнулся в себе. Он вообще с самого начала старался не загружать мозги головоломкой. Он трезво признавался себе самому, что такие премудрости ему не по зубам. Пусть Уго ломает голову. Расмус считал своей задачей в походе другие дела: охранять Мариуса и следить за Уго. Постепенно Расмус согласился с тем, что Уго в походе действительно незаменим. Но понимал это иначе, чем Мариус — не так эмоционально. Расмус говорил себе: грамотей пока незаменим. Придет время, и Уго перестанет приносить пользу. Тогда и поглядим, что с ним делать. Изъезженному коню, как говорится — навоз возить.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Впервые с пиратами-рампантами Ренига всерьез столкнулась после того, как в 533 году Рогер Великий завершил строительство большого флота для войны с Талинией. Два года спустя произошло знаменитое морское сражение у Фельги. Победа ренов была достигнута не только благодаря искусству флотоводцев (что неоспоримо), но и вследствие поддержки пиратов-рампантов. Мудрый король Рогер не поскупился, чтобы заключить с ними союз, потому что знал: пираты все равно кому-то продадутся и в войну вмешаются.

Впрочем, дружба с пиратами — дело ненадежное и дальновидный правитель на нее полагаться не станет. Зимой 545 года, в разгар войны Рениги со свободными общинами, флотилия рампантов совершила коварное нападение на только что отстроенный военный порт в Розеле. Гарнизон, никак не ожидавший такой подлости, был застигнут врасплох и большей частью перебит. Добычу пираты взяли гораздо более того, на что смели рассчитывать, поскольку в Розеле хранилась, дожидаясь отправки в Густан, часть золота, которым Талиния заплатила за свое поражение.

Разгневанный Рогер II распорядился отвлечь флотилию специально для войны с пиратами. Но задача оказалась весьма сложной. Лишь через шесть лет пиратов удалось вытеснить за пределы моря Изабеллы. Окончательно сопротивление морских разбойников было сломлено, когда попал в плен их предводитель Дон Болт. Военно-морской суд без всяких проволочек вынес ему смертный приговор. Его приговорили к повешению на рее перед строем из нескольких тысяч ренских моряков. Уже с петлей на шее, Болт крикнул своим звериным басом: "Помните, славные ренские моряки: можно проиграть любое сражение, кроме последнего. Наша война еще не закончилась". Он знал, что говорил. После смерти Рогера II ренский флот пришел в упадок, пираты вернулись в море Изабеллы, где хозяйничают до сих пор.

…Остров Зеленого Дракона — наилучшее место для пиратских баз. Расположенный вдали от главных морских путей, тем самым он почти избавлен от опасности карательной экспедиции. В таких городах, как Факиншит или Ялдинок, пираты чувствуют себя полными хозяевами. По сути, это пиратские города, бургомистры которых назначаются и смещаются Гильдией морских разбойников, хотя грамоту об этом и подписывает король Рампанты. Ты спросишь, милый Рауль, как могут правители государства мириться с такой возмутительной зависимостью от бандитов? Они, кажется, не просто могут, но и хотят этого, ведь пиратство приносит баснословный доход в государственную казну. Правитель не может дружить только с хорошими людьми, если хочет что-то сделать для страны. Как сказал наш знаменитый министр Хан Сиг: "Кто боится грязи, тому нечего делать во дворце".

1 июля экспедиция вернулась в Брюнель. Розовый парусник как сквозь землю провалился. Вначале «Стрела» доставила наших героев до вонючей пристани мессира Дино Буаггио. Несмотря на свой запущенный вид, мессир Буаггио обладал всей полнотой информации о проходящих суднах. Он головой ручался, что "Веселым вдовцом" здесь в последние дни и не пахло.

В правоте мессира Буаггио Уго даже сомневаться не стал. Такие люди, несмотря на внешность и запах, дело свое знают превосходно. Если мессир говорит «нет», значит, розовый парусник в сторону моря Изабеллы наверняка здесь не проходил. А другого пути к острову Зеленого Дракона не существует. Значит, дальнейшее движение в сторону моря Изабеллы теряло смысл в раскладах Уго. В этом были как плюсы, так и минусы. Всегда хорошо, когда сужается круг поиска. Плохо то, что Уго не мог ответить на новый вопрос: где же, дьявол раздери, этот кораблик теперь искать?

В плавании происходили странные вещи. Капитан «Стрелы» Дирк Лаген по прозвищу «Волк» проявлял к Уго знаки повышенного внимания. Расмуса это беспредельно поражало. «Стрела» — огромный по его представлениям корабль, командуют такими только благородные и состоятельные дворяне. С какой стати благородному и состоятельному увиваться вокруг проходимца, каким Уго, бесспорно, является? А поди ж ты — Уго постоянно торчит на мостике, где у них с капитаном — бесконечные душеспасительные беседы. О чем, хотелось бы знать? Чуя недоброе, Расмус с холодным бешенством поглядывал на воркующую парочку с палубы и лелеял в себе ненависть.

Когда стало ясно, что Уго со своими спутниками останется на пристани Инверниги, не продолжит плавание к Талии, Волк чуть не прослезился от огорчения. Они с Уго долго прощались, потом Волк до посинения махал с борта платочком, пока «Стрела» не исчезла в дымке, чтобы никогда впредь не заниматься бескорыстным извозом.

Мариус, Расмус и Уго вернулись в Брюнель на старой безымянной развалюхе-беляне, которая по природе своей никуда не могла торопиться. И вновь рядом — синяя громада Каменного Леса. Вновь муть на душе, безысходность и меланхолия, объяснить которую невозможно, да и не хочется. Даже шпора слабо успокаивает. Вращение по орбите Каменного Леса становится поистине роковым. Неужели мы обречены ходить вокруг него кругами, подумал Уго. С такими явлениями, как великан-людоед, лучше никак не сталкиваться. Неужели ты, свободный ум, веришь в отжившую легенду, спросил себя Уго. Верю, ответил Уго. Потому что эта легенда никогда не была мертвой. Легенда умирает, когда о ней перестают вспоминать. А предание о великане квешей в наши дни так же живо, как и пятьсот лет назад. Значит, в том или ином виде великан существует. И относиться к нему легкомысленно не имеет права никакое просвещенное сознание. Оно, сознание, может лишь абстрагироваться от пугающей перспективы и отодвинуть нежелательные эмоции на задний план.

Может — но не всегда хочет. И до самого Брюнеля Уго так и не смог вырваться из заколдованного круга все той же темы.

А в Брюнель они вернулись как раз в тот день, когда Большая Луна вошла в знак Рыси. Начинала работать загадка о розовом паруснике, действие которой истекало 15 июля. Но, даже имея запас времени, никогда не мешает поторопиться. Первым делом — купить у старьевщика сильно поношенные ножны для шпаги Вулвера. Своим роскошным и древним видом оружие смущает умы встречных, тем более, что опоясан ею совсем неподходящий персонаж. Ножны скрыли легендарное оружие и придали Мариусу неповторимый облик вольноопределяющегося, для которого на армейских складах не смогли подобрать мундир, т он щеголяет в штатском, но при клинке.

Пользуясь наличием прекрасного оружия, Расмус начал обучать младшего товарища фехтованию. Нельзя сказать, что Мариус оказался плохим учеником. Но и особых способностей не проявил. Основные правила усвоим и пару приемчиков перенял — и то ладно. По крайней мере, шпага в его руках перестала напоминать нож для рубки кукурузы.

Уго целыми днями шлялся по городу. Мариус и Расмус оставались дома — то есть все в той же гостинице «Нурдер», хозяин которой встретил их как родных. Но вот о развлечениях для постояльцев хозяин заботился слабо. Сиди целыми днями и тараканов считай — вот и все веселье. Питались отвратительно. Штудировали "Альбентинские хроники" (тут Мариус продвигался быстрее, чем в шпажном искусстве). И, устав пялиться на четыре опостылевшие голые стены своей комнаты, выходили в город и часами бродили, вдыхая полной грудью вольный воздух, нисколько не опасаясь ареста и наслаждаясь гражданской свободой.

Волшебная красота Брюнеля поначалу раздавила их, а затем сделала невесомыми. Выйдя из лабиринта портовых строений, они оказывались на набережной, которую окаймляла изящная ясеневая аллея, а за ней шел длинный ряд высоких, легких зданий из розового талинского камня паф. А далее, в глубине кварталов, начинал действовать эффект линейной застройки. Тетрагональный, строго говоря, принцип, причем неукоснительно, педантично воплощенный. Прямые, как по линейке проложенные улицы. Широкий прямой канал, охватывающий город с трех сторон и обсаженный барбарисом. Вода в канале всегда прозрачна, никогда не цветет. Величественный парк Таллоров, украшенный мраморными статуями и тихоструйными фонтанами с разноцветной водой…

Такой город надо познавать — и он заставит вас ценить красоту, даже если ваша огрубевшая душа совсем к тому не расположена. Два дня прогулок — и оба парня были готовы. Брюнель стал их городом. У них появились «свои» места. Они любили стоять на площади герцога Альберта, наблюдая за подготовкой к представлению по случаю Праздника Лета. Бродили по улице Доброго Тео, усеянной дворцами, как арбуз — семечками. Регулярно посещали огромный Рыбный Рынок, прибежище местного отребья, разгоняемого шустрыми прасолами. Приценивались к плоскоголовым голавлям, игольчатым вьюнам, двухфунтовым хариусам, цеппелинообразным лобанам, уродливым миногам и совершенно экзотическим жерехам, из которых в Талинии готовят чудный форшмак. Здесь, на рынке, можно было найти все, что в этом мире плавает — вплоть до сальвулянских гамбузий, которым место скорее в аптеке, поскольку они действуют против малярии еще лучше, чем хина, начиная оздоровительную работу до, а не после начала болезни. Выйдя с Рыбного Рынка, дивились химерическим фигурам на опорах Северного моста. Далее — на улицу Фонарей, чтобы, похохатывая, наблюдать, как дробно хлопают двери разрисованного синими цветочками публичного дома под вывеской «Лупанарий». Отдыхали в замечательном саду, разбитом вокруг Базилики Красного Солнца. И, оглушенные, завершали променад перед светло-розовым умопомрачительно воздушным собором Св. Катарины, в виду которого окончательно сознаешь свое ничтожество.

На пересечении улиц Молотобойцев и Серебряных Звезд, на небольшой площади (больших площадей в Брюнеле вовсе не встречалось) они как-то постояли полчаса в кучке людей. Все слушали брызгавшего слюной человека с горящими глазами и челкой, падающей на лоб. Усов человек не носил, зато носил половину гусарского мундира: китель с облезшей позолотой. Оказалось, что это — Адольф Гитлер, странствующий философ. Понять его друзья смогли не сразу. Лишь когда Гитлер дошел до полного экстаза, стала ясна главная идея: обеспечить вечное благоденствие можно лишь одним способам — доверившись этому человечку. Расмус от души посмеялся. Этому доверься! Нет, в жизни можно рассчитывать только на себя и на самых проверенных друзей. А все эти благодетели со стороны рано или поздно затянут в какое-нибудь болото. Тем более, если на роль благодетеля претендует тщедушный сутулый тип с нездоровым цветом лица и явными признаками буйного помешательства.

Словом, образ бесноватого философа в голове двух овцепасов не задержался.

Бесцельные прогулки по городу продолжались три дня. На четвертый Расмус решил последить за Уго.

И вскоре проклял себя за свою идею. Он устал бегать за шустрым грамотеем по брюнельским улочкам. Уго заглядывал в самые разные места — от забегаловок до библиотек. Но, в конце концов, Расмус дождался. Уже под вечер, у ограды парка Таллоров, с задней стороны, к Уго подошел… Расмус не поверил своим глазам. Подошел этот паразит, лохматый санах Русан!

Расмус еле удержался, чтобы не броситься на ненавистного туземца. Но понимая, что это — не лучший вариант, сложными маневрами подкрался вплотную к заговорщикам и притаился за густыми зарослями какого-то, предположим, тамариска. Уго как раз сказал:

— Ладно. Как ты ее нашел — ясно. Где она — тоже. А зачем он ее перекрасил и прячет?

— Не знаю, — бесстрастно, с ужасным акцентом ответил санах. — Никто ничего не знает.

— Хорошо. Иди. Завтра, может, еще встретимся на прощание. Впрочем, как Бог даст.

Расмус дал отойти Уго и, таясь, бросился вдогонку за Русаном. Того, однако, и след простыл.

Расмус отправился домой, в «Нурдер». Туда уже успел подойти Уго, сухо сообщивший, что завтра утром они отправляются вверх по Глинту — где-то там в укромном заливчике спрятан розовый парусник. Именно вверху, а не внизу по течению, как ожидалось. Переправит их туда суденышко "Длинная Линда". Причем на этот раз круиза не получится. За проезд придется платить, выполняя черновую матросскую работу, излишки которой будут оценены натуроплатой в виде ежедневного пропитания. Система сложная, но чем-то удобная капитану, любителю сдельного аккорда.

Капитан Брехсон оказался вооружен грубоватым добродушием, что, как считается, характерно для старого морского волка. Новых квазиматросов поместили в кубрик рядом с тремя настоящими членами экипажа, накормили ухой из свежевыловленного тайменя. И лишь засим капитан изложил обязанности, на выполнении которых настаивал. Трем новичкам вменялось: а)следовать распоряжениям капитана и боцмана; б) не следовать ничьим более распоряжениям. Боцмана представили тут же. Звали его Толстый Бор. Как еще могут звать ренского боцмана? Был он не то чтобы толст, а крупен, громогласен, с лицом, побитым оспой и отороченным огненно-рыжей бородой. И вообще представлял собой куда более колоритную личность, нежели капитан, обладатель совершенно невыразительной внешности — кроме, разве что, пронзительно-стальных глаз с властным посылом — посылом, который заставил бы подчиниться и леопарда.

"Длинную Линду" создавали крайне изобретательные и предусмотрительные люди. Шхуна годилась для какой угодно работы. Имея комфортабельные каюты, могла служить для увеселительных прогулок. Большой трюм и мощные подъемники позволяли использовать ее как транспорт. Внушительная длина допускала (при небольшой модернизации) переоснащение в каперский корабль. Ну, а сейчас «Линду» использовали для перевозки товара вверх по Глинту — до города Фарг, с остановкой в Тюннере.

До отправки оставалась пара часов. Расмус изъявил желание прогуляться перед дорогой. Чутье подсказало ему: сойди на берег и потолкайся среди людей. Никто не стал его отговаривать, но никто и не составил компанию.

Продираясь в толпе, Расмус и увидел пресловутого санаха Русана, который нагло таращился на портовую часовую башню, на окошечко, из которого каждый час выезжал тот или иной персонаж, возвещая точное время. Группа людей как раз и ожидала очередного представления. Расмусу было не до зрелищ. Обуреваемый эмоциями, сминая встречных, он бросился к гадине. Рейд Расмуса сопровождался криками и бранью окружающих. Санах обернулся на шум — и в этот момент был схвачен Расмусом за грудки.

— Ты чего здесь делаешь, паскуда? — спросил Расмус исступленно, готовясь как следует приголубить злодея.

Но тут кто-то сзади схватил его за запястье и, сильно сжав, вывернул руку. Расмусу пришлось пригнуться к земле — его держали не пальцы, а настоящие клещи. Он увидел перед и над собой статного длинноногого вылощенного блондина с холеными усами, с тростью, с носом, загнутым, как у клеста, в синем роскошном камзоле и башмаках с серебряной пряжкой.

— Что ты хотел от моего человека, холоп? — нахмурившись, гаркнул он.

Расмус кривился от боли. При виде его страданий блондин несколько смягчился и ослабил хватку. Этого Расмус и добивался. Резко рванувшись, он высвободил руку и ввинтился в толпу.

— Держи его! — прогремел над всем портом могучий голос блондина. К месту событий, которое уже обступили зеваки, стали пробиваться стражники губернатора Восточных провинций в желто-синих мундирах. Отчаянно работая локтями, втянув голову в плечи, Расмус медленно удалялся от блондина, который стоял на месте, трубно призывая стражу и вращая тростью над головой. Вокруг Расмуса забурлило человеческое море. Все пытались поучаствовать в поимке, но почти никто не знал, кого же надо ловить. Поднялся невообразимый гвалт и хаос, в котором Расмус благополучно растворился.

А уже на "Длинной Линде" Расмус обнаружил в кармане своей бессмертной черной кожаной куртки записку следующего содержания: "Второй талисман — сердце священного быка бойцов".