На западном берегу озера Шиаччи издревле жило маленькое, но очень свободолюбивое племя охотников и рыболовов. Эти люди назывались джитсу. Их бойцовские качества после нескольких стычек все соседи признали выдающимися, причем признали без разговоров. Тем не менее, когда с востока нагрянуло полчище лакеров, джитсу потерпели жестокое поражение. Вернее, им пришлось уступить. Это не одно и тоже. Лакеры взяли числом, отнюдь не умением. Позволив завоевателям хозяйничать на своих исконных землях, джитсу потеснились, заняли уголок своей страны, замкнулись в себе, сузили контакты с инородцами до крайнего минимума. И выжили, попав под колесо истории, что случается нечасто. Выжили, не покидая насиженного ареала, который завоеватели стали негласно считать этаким кондоминиумом.

Потерпев фиаско у часовой башни, наши герои остались без ориентиров. Даже Уго слегка растерялся. Как решать седьмую задачу головоломки? Какие все-таки гигантские стрелки сойдутся на цифре, завидя солнце? В поиске любых чем-нибудь выдающихся часов Озерного Края Уго провел почти неделю. Нельзя сказать, что эти старания пропали зря. Сначала они с Мариусом осмотрели куранты в Бигноти, потом — карикатурно циклопический будильник на особняке графа Альтобелли в курортном местечке Чахчио (Румяный Перец на здешнем наречии). Но вот результат… Результат оставлял желать много, много лучшего. Ни куранты, ни будильник не содержали в себе ничего таинственного. Никаких тебе слов, вспыхивающих красным, когда стрелки смыкаются на рассвете. И лишь на седьмой день скитаний по Озерному Краю, мыкаясь вдоль южного побережья Шиаччи, Уго напал на след. Ему удалось установить контакт с рыбаком из лакеров. Этот рыбак, в складках лица которого пряталась история, упомянул о загадочном природном устройстве для определения времени, которое много столетий исправно служит народцу джитсу. Конечно, это не часы. Но что это такое, знают лишь сами джитсу.

Чутье подсказало Уго: разгадка близка. Чем бы ни оказались часы племени джитсу, но это вполне в стиле Ордена Пик — назвать стрелками то, что, скорее всего, нормальный человек никогда за стрелки не примет. Метафоричны эти ребята без меры. Родную мать в метафору вставят.

Пришлось вернуться на западное побережье. Здесь, чуть севернее города Урско, и окопались законсервированные во времени джитсу. Влажный лес, максимально приближенный к первозданному состоянию, исправно хранил покой племени.

Надвигался вечер 12 августа. До окончания действия седьмой загадки оставалось три дня. Часы джитсу при любом исходе оставались последней ставкой Уго и Мариуса. Никогда еще с начала экспедиции крах не подступал так близко. Если и здесь, во влажных лесах, не найдется ответа на седьмую загадку — значит, игра проиграна, потому что времени на поиск другого варианта просто не останется.

Разведка осложнялась туземными особенностями. Самые робкие расспросы вызывали злобную подозрительность местного населения. На любопытствующих чужестранцев смотрели как на прелюбодеев, забравшихся в гарем. Героические усилия и отчаянная дипломатия позволили Уго выяснить, что часы джитсу упрятаны в гуще леса, на круглой поляне. От берега озера туда ведет тропа, которая начинается у громадного шаровидного валуна.

— Если бы время продавалось, я бы истратил на него все до последнего гроша, — горько посетовал Уго.

Но время не желало продаваться. И компаньоны решили пожертвовать сном. Сон — дело наживное.

Джитсу считали свой лес заповедной зоной. Племя, укрывшееся от истории, не любило непрошеных гостей. Уго рассудил, что ходить в гости к таким убежденным анахоретам при свете дня — весьма нескромно. Покров ночи — вот маскировка, которую Уго избрал для этой операции.

При отвратительной видимости (луны то и дело исчезали за громадными тучами), Уго и Мариус подошли к шаровидному валуну. Покопавшись в кустах, обнаружили и тропу. Посмотрели в темное небо, глубоко вздохнули для храбрости и решительно нырнули в заросли.

Убийственная тишина подступала отовсюду. Промозглость создавала особый неуют. Время от времени луны прорывались сквозь тучи, и в их голубовато-серебристом свете Уго видел напряженное, почти испуганное лицо Мариуса. Тогда Уго ободряюще улыбался и сжимал товарищу руку. Мариус нервно улыбался в ответ и порывисто отзывался на пожатие. Ему было не по себе, как будто впереди, в ближайших кустах, его, лично его поджидала старая дама с большой косой. Внутри у Мариуса было обжигающе пусто. Голос молчал. Кот, трусливо поджав хвост, сидел в сторонке и, сверкая зелеными глазами, наблюдал, что же из всего этого получится.

К счастью, долго идти не пришлось. Джитсу не потрудились запрятать свою поляну слишком тщательно. Но кто сказал, что это — нужная поляна?

— Подождем — увидим, — прошептал Уго. Разборы откладывались до утра. Компаньоны забрались на дерево и приросли к толстым ветвям.

Утро принесло море разочарования, скупо разбавленное капелькой радости. Первый луч солнца прорвался на волю лишь часов в восемь. Рассветом это можно было назвать только из вежливости. Плотная пелена серых туч, моросящий дождик… А для эксперимента, как помним, требовался первый солнечный луч.

Зато поляна оказалась той самой. Уго понял это с первого взгляда — уж слишком необычно она была устроена. По ее периметру через равные промежутки размещались коричневые, до блеска отполированные камни со сложными изображениями (какие-то змеевидные, похотливо сплетающиеся жирные линии). Уго чувствовал, что камни с рисунками и есть те цифры, которые имеет в виду Орден Пик. Правда, с камнями тут явный перебор. Их аж восемнадцать. Ну так что ж? Чертовы джитсу вполне могли разбить свой день на восемнадцать часов. В этом им никто не мог помешать.

— Выдержим денек обезьянней жизни? — шепотом спросил Уго, похлопывая по своей ветке.

— Постараемся, — ответил Мариус.

Надо сказать, невозможное перестает быть невозможным, когда становится вопросом жизни или смерти. И ты сидишь, натирая на заднице мозоль, и меняешь позу на более удобную лишь тогда, когда проклятые джитсу перестают сновать внизу, в просветах ветвей. Суетливую муравьиную возню этих людей ограничивал лишь нудный дождик. Вообще-то, джитсу очень мало напоминали народ, клонящийся к вымиранию. Напротив, их активность не вписывалась ни в какие рамки. Казалось, кучка их, дай ей волю, перевернет мир. Уго спросил себя — почему же они влачат столь непритязательное существование? Наверное, здесь — тот самый случай, который имеют в виду сальвулы, когда говорят: "Спокойно сиди на пороге своего дома — и рано или поздно ты увидишь, как мимо пронесут труп твоего врага." Свобода племени джитсу — результат отрешения. Это свобода рака-отшельника в собственной норе. Бурлящий поток его никак не задевает. Но уж в своей норе рак — хозяин вдвойне. Величина владений чаще всего обратно пропорциональна свободолюбию. И горе тому, кто по недоразумению или злому умыслу проникнет в нору рака-отшельника!

Поэтому Мариус от греха подальше снял свою красною курточку, чересчур заметную в зелени листвы.

После полудня тучи разошлись, выглянуло, наконец, солнце. Тут— то и проявили себя часы джитсу. Уго уже догадался, что время здесь показывала некая тень. Теперь стало ясно, что источником тени выступают три сосны, достаточно высоких, чтобы господствовать над всем лесом. В течение светового дня длинные тени падают на поляну и на камни-цифры. Причем, поскольку озеро Шиаччи лежит почти на широте экватора, высота солнца над горизонтом — а следовательно, длина и направление теней — круглый год остаются неизменными. То есть часы могут давать неизменные показания в любое время года — при условии, что высота сосен остается постоянной. Удивительно, но джитсу, вероятно, удалось как-то остановить рост гигантских сосен. Впрочем, возможно, по мере роста деревьев племенные астрологи вносят поправку в процесс определения времени.

Как же работают часы, в сотый раз спрашивал себя Уго. Зачем нужны три тени-стрелки? Временная система джитсу, наверное, в корне отличается от общепринятой. Никаких часов, никаких минут. Что-то экзотическое. Восемнадцать камней. Восемнадцать делится на девять, на шесть, на три, на два… Впрочем, какая разница? Уго обуздал свой пытливый ум, который воспламенялся от любой загадки. То, что требуется для дела, известно и так: на рассвете сосны должны отбросить тени, которые сойдутся на каком-то одном камне. Кто пробовал несколько часов просидеть на стиральной доске, тот поймет ощущения Уго с Мариусом часа в три пополудни. Чтобы не впасть в столбняк, им пришлось слегка вертеться на ветвях. И произошло неизбежное. Один из джитсу, привлеченный подозрительным шорохом, остановился прямо под ними, посмотрел наверх и встретился глазами с Мариусом. Игра в гляделки продолжалась несколько секунд. Затем джитсу, подпрыгнув, исчез в зарослях чего-то вееролистного и густоцветного.

— Засыпались! — тихо констатировал Уго. — Надо сматывать удочки. Но тут же под дерево набежала целая толпа туземцев, одетых с редким единодушием: все — в импровизированных комбинезонах жидко-коричневого цвета. Все — с длинными черными волосами. Все, прах их возьми, с огромными крючковатыми носами. И все поголовно — ростом с отсутствующего Расмуса.

Чем-чем, а красноречием джитсу не страдали. Народ безмолствовал. И с обезоруживающим нахальством изучал пришельцев, которые стыдливо прятались за листвой, как юная купальщица, входящая на заре в лаковые волны моря Изабеллы (картина Урго Скани "Девушка и солнце"). Чуть погодя часть наблюдателей удалилась, но вскоре вернулась, да не с пустыми руками! Изумленные Уго и Мариус увидели в грязных лапах джитсу разнообразнейшую снедь. Свалив пищу у дерева живописной кучей, чалдоны отхлынули и сосредоточились на противоположной стороне поляны, распугав по дороге компанию бурундуков, совершенно не свойственных экваториальному климату.

— Чего это они? — недоуменно спросил Мариус.

— Выманить нас хотят, что ли? — неуверенно предположил Уго. — Какой смысл? Эти молодцы и так нас могут взять голыми руками. Нет, сдается мне, дело тут в другом. Давай так: я попробую спуститься, а ты покуда сиди.

Ну вот, наконец, благословенная твердь! Уго с невыразимым наслаждением прошелся взад-вперед у кучи снеди. За ним сверху с завистью наблюдал Мариус. Уго искоса глянул на толпу джитсу. Не шевелясь и почти не дыша, те в едином порыве вытягивали головы по направлению к чужеземцам. Уго решил так: если ситуация иррациональна и ее невозможно просчитать, следует довериться инстинктам. Он освободил мозги от мыслей и стал ждать, что же предпримет его тело. Тело не растерялось. Оно сняло хламиду, село, тщательно заправило за уши свои патлы, так роднившие его с джитсу, и стало с чавканьем насыщаться. Чавкало тело демонстративно. Вообще-то, Уго питался аккуратно, даже эстетично. Но сейчас он чавкал, отрыгивал и сыто цыкал зубом. Так обычно кушал Расмус. Уго бессознательно его имитировал. Зачем? Наверное, чтобы спровоцировать джитсу на какие-нибудь действия. Для чего? Выяснить их намерения. Они, намерения, оставались крайне туманными.

Но вот поглощено большое количество дичи под вкусный кукурузный хлеб. И то, и другое — "с дымком". Пришло время смотреть на джитсу более открыто и нагло. Но на том краю поляны по-прежнему мертвое царство. Джитсу, не отрываясь, следят за обедом пришельца. Как в зрительном зале, подумал Уго. Просто театр одного актера!

— Слезай! — крикнул Уго Мариусу. Тот сполз по стволу и пал на землю, как куль с мукой. Покряхтев, восстановив кровообращение в ногах, присоединился к Уго. Вдвоем они усердно налегли на то, что Бог послал столь оригинальным образом.

Но поесть в данном случае не значило решить проблему.

— Сидим дальше? — спросил Мариус.

Тут в толпе джитсу произошло движение, в результате которого местные совершенно освободили поляну от своего присутствия.

— Не только сидим — спим! — предложил Уго.

Действительно, бессонная ночь начинала сказываться. Мариус с удовольствием последовал бы совету Уго. Но как-то не спалось…

Я подежурю, — успокоил Уго товарища, уловив его затруднение. "Железный он, что ли?" — успел подумать Мариус, укладываясь на малиновый плащ — и тут же провалился в глубочайшую черную пропасть. Очнулся он от холода. Темно-синее небо, усыпанное звездами, начинало сереть в предчувствии рассвета. Прислонившись к дереву, Уго спал сном праведника. Джитсу и светила твердо решили не нарушать покой двух заблудших ренов. Звезды, как и в прошлую ночь, едва прорывались сквозь завесу черных туч. Другие светила и вовсе пасовали перед непогодой. "Луны отвернулись от тебя", — вспомнил Мариус предостережение Кота.

Мариус растолкал Уго. Не дай Бог проспать рассвет! Господи, пошли же нам ясное утро, взмолился несчастный.

Утро 14 августа. Еще один только день — и перестает действовать седьмая задача головоломки. Ледяное дыхание катастрофы вдруг с отвратительной четкостью обожгло лицо Мариуса. И Уго почувствовал, как стальная перчатка сжала его сердце. Глубоко вздохнув, он задержал воздух в легких, закрыл глаза — и, пользуясь уроками отца Клемма, мощной концентрацией воли восстановил равновесие духа.

Небо серело все сильнее — и ни малейшего намека на солнечный луч! Что ж, подумал Уго, человек должен уметь проигрывать. Иначе как узнаешь настоящий вкус победы. А надежда, которая умирает последней… Да она уже хрипит в предсмертной агонии! И тут в полотне туч образовалась громаднейшая прореха — как будто чья-то исполинская рука милостиво прорвала серую занавесь с той стороны неба. Радостные солнечные блики брызнули по верхушкам деревьев. Волнуясь, как девственница перед первой брачной ночью, Уго с Мариусом ждали. Минут через десять три длинные тени упали рядом с ними. Рост теней был стремителен. Одним рывком они перемахнули поляну и сомкнулись, недвусмысленно указывая на один из камней.

— Вперед! — скомандовал Уго. Они подбежали к камню.

— Есть? — с трепетом в голосе спросил Уго.

— Есть! — замирая, ответил Мариус.

— Что? Запинаясь, Мариус прочел:

— "Достиг".

— "Двенадцать морей одолев, могучий пескарь тверди достиг", — составил Уго фразу. — Ну и бред, ну и бред…

По своему опыту Уго знал, что бессмыслица чаще всего возникает от недостатка информации. Перед каждым новым словом он надеялся, что в тайной фразе появится какой-то смысл. И действительно, каждое новое слово вроде бы как-то оформляло фразу, придавало ей солидности. Вот только смысла не прибавлялось. И, возможно, не прибавится до самого финиша.

— Ладно. Пошли отсюда, и побыстрее, пока наши друзья не зашевелились, — распорядился Уго и добавил наставительно: — Медлить в деянье в робости бабьей — значит, вовеки не сбросить оков.

Влажный лес лениво разжал свои объятия — и перед друзьями во всем великолепии засверкало хрустальное зеркало озера Шиаччи. Плеск, кваканье, клекот и вообще триумф жизни. Занимался чудный летний денек, полный сладкой истомы.

Следующим пунктом назначения был остров Тинторетто на озере Такко.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Как попал Хойс ко двору, до поры до времени не знал никто. Потом оказалось, что его привез из Талинии молочный брат короля — Якоб Рехт. Он увидел Хойса в деле, в ужасной драке на улицах одного городка, и сразу понял, что такой человек окажется незаменим в качестве личного телохранителя короля Рениги.

Это случилось в 912 году, когда после "Кабинетной революции" в развернувшейся череде интриг и заговоров жизнь короля Германа подвергалась постоянной опасности. Найти верного телохранителя в Рениге не смог бы самый тщательный сыск, поскольку любого нового человека при дворе тут же перекупала одна из соперничавших партий. Нужен был человек со стороны, ни с кем не связанный, ничего не страшащийся. да такой, чьи боевые таланты никто не смог бы оспорить. Хойс оказался тем, которого ждали друзья короля.

Родом из Гислана, он в трехлетнем возрасте остался круглым сиротой. Родители его погибли в результате тирании, каковую развязал жестокий и глупый правитель этой страны Танго III и каковая, в конце концов, привела к революции. Восьми лет от роду Хойс Худородный попал в семью моряка торгового флота из Калии (тогда еще принадлежавшей Гислану). В двенадцатилетнем возрасте мальчика впервые взяли в плавание. Три года спустя Хойс уже принял участие в грандиозном путешествии вокруг Континента — от Лебединого залива к Острову Зеленого Дракона.

Стоило экспедиции покинуть Гислан, как в стране вспыхнула та самая знаменитая революция. Мореплаватели узнали о ней много месяцев спустя — на стоянке в Талинии. Слухи о гисланской катастрофе заставили Хойса призадуматься. И он решил не возвращаться домой. В шестнадцать лет такое решение принять легко — тем более, что тебя к нему подталкивают и обстоятельства, и люди. Об обстоятельствах я уже упомянул. Человек же, склонивший Хойса остаться, был чем-то вроде профессора боевых искусств. Он колесил по городам Талинии, Союза и Хелы, тщательно отбирая молодых парней, крепких физически и сильных духом, способных пополнить его боевую когорту.

Сообщество бойцов называлось «Акралим», что в переводе с древнего языка бестов означает "путь дракона". Обреталось оно (и обретается по сей день) на острове Тинторетто посреди необозримой глади острова Такко — второго по величине среди Зеркальных Озер. По преданию, несколько мастеров боевого искусства из племени бестов удалились сюда после разгрома, учиненного их народу завоевателями-талинами. Своевременно позаботившись об учениках, мастера создали на острове, тогда необитаемом, многочисленную школу. Один из основателей, мастер-бык Воф Ху, учил: "Стремление к победе должно стать твоим инстинктом. Если ты не видишь пути к ней, во что бы то ни стало найди его: схвати палку с земли и ударь соперника, или брось ему в глаза горсть песка". Бойцам школы Акралим разрешается любой прием, даже если он кажется бесчестным. Запрещается лишь кусаться и выдавливать глаза. Поединок завершается, когда один из соперников теряет сознание, погибает либо просит пощады. Боец не сражается по правилам и не умирает в своей постели", — таково неписаное правило школы Акралим. Хойс в шестнадцать лет был высок, строен, широкоплеч, имел сильные ноги. Среди экипажа своего корабля он отличался звериной выносливостью, превосходя в этом бывалых моряков. Ловкий, подвижный, отменно владеющий абордажным палашом — сам Бог велел ему пополнить ряды школы Акралим…

К двадцати годам Хойс по своим достижениям возвысился до степени мастера. Он победил восьмерых из десяти лучших бойцов школы. Одного из них, Тарна, носившего степень мастера-волка, он убил ударом ногой в висок на пятой секунде поединка. Это произвело столь сильное впечатление на всех наблюдавших, что они были готовы пойти на неслыханное нарушение всех правил школы, присвоив Хойсу степень мастера до достижения тридцатилетнего возраста (первую из пяти возможных ступеней — мастер-лис). Но учитель Шам Иен (тот самый, что завербовал молодого гислана), пользуясь своим непререкаемым авторитетом, заявил: "Мастер — не тот, кто научился побеждать, но тот, кто, побеждая, смиряет свою ярость. Разве не видите — ярость пока владеет им".

Позже Хойс, уже будучи телохранителем короля Германа, признается своему другу Якобу Рехту: "Я ненавижу то существо, которое сделал из меня Акралим." Но все же он постиг великое искусство власти над собственной яростью. Вышло это само собой, после того, как Хойс все— таки стал лучшим бойцом школы. Добился он этого, одолев человека, перед которым трепетал каждый в Акралиме. Его звали Тис Альдмаршгун, на остров Тинторетто он попал из Горула, однако родом был гинард. Огромный блондин со стальными глазами, он перед боем имел обыкновение проверить стойкость соперника взглядом, выдержать который было невозможно, и в котором каждый мог ясно увидеть свою смерть.

К этому бою Хойс готовился почти год. Он надеялся, что после победы над Альдмаршгуном, который имел третью степень мастера (мастер— медведь), его все же допустят в число избранных. Он хотел стать мастером не по прихоти и не из тщеславия. Целью его было сердце каменного быка, установленного на острове Тинторетто еще при основателях школы. К шее этого зверя, считавшегося в Акралиме верховным воплощением животной силы, толстой цепью навечно приковали огромный красный драгоценный камень в форме сердца. Его добыли, как считалось, в горах Бен Редан, при непосредственном участии Алльмана, духа земных недр, что сообщило камню особенные свойства. Бойцы школы Акралим, добившиеся производства в мастера, получали право на священное прикосновение к красному камню. Держа его обеими руками, камень прислоняли к груди, что обеспечивало прямую связь с силами земли и покровительство духа Алльмана.

Этого и жаждал Хойс. Он свято верил, что ритуальное прикосновение к сердцу быка сделает его сверхчеловеком. И он шел к своей цели, стиснув зубы, зная: либо он победит Альдмаршгуна, либо умрет. Он запомнил слова учителя о том, что надо уметь владеть яростью. И он добился успехов в этом искусстве, научился не растрачивать свою

ярость по пустякам, копить ее, чтобы выплеснуть в нужный момент.

Перед боем Альдмаршгун посмотрел на противника своим знаменитым взглядом. Но Хойс специально готовился к этому и ответил достойно. Взгляд Хойса был по-настоящему убийственным. Впервые в жизни Альдмаршгун отвел глаза. Это ли решило исход поединка, сказать трудно, только после изнурительной схватки Хойс, с залитым кровью лицом, с разодранной ногой, поднял соперника и, швырнув его оземь, сломал ему позвоночник.

Можешь представить, милый Рауль, всю бездну разочарования нечастного Хойса, когда и после этой победы ему отказали в праве на священное прикосновение! Больше на острове Тинторетто его не видели. Он покинул школу Акралим, потому что смерть Альдмаршгуна ужаснула его. Он увидел ту черту, преступив которую, человек становится сверхчеловеком. Позже он признавался, что по ту сторону черты нет ничего, кроме мерзости, и абсолютно ничего, что стоило бы жизни любого человека.

В эти дни его и встретил в Талинии Якоб Рехт, молочный брат короля Рениги. И в жизни Хойса наступает невероятный период…"

Ночь. Плеск волны. Плеск весла, рассекающего водную гладь, плеск любопытной рыбы, выныривающей из глубин — посмотреть, кто же это там рассекает. Беззвездная ночь, покровительница дерзких.

Под плеск воды хорошо думается. И Уго предавался этому любимому своему занятию — обстоятельно, со смаком.

Он прокручивал в памяти консультацию, которую получил полтора месяца назад у видного ренского этнографа Ханса Туборга. Этот бородатый энергичный сорокапятилетний ученый жил в Брюнеле. Уго знал, что Туборг занимался в первую очередь левобережными народами (ренами, фицарами, гинардами с горулами, гисланами — и всякими прочими санахами). Но интересы маэстро простирались и за Глинт. Сам Туборг полагал скромно, что о правобережных народах не знает почти ничего. Но вряд ли кто-то в Рениге знал о них больше.

Оказавшись в Брюнеле по делам золотой шпоры, Уго подумал, что доктор Туборг и никто, кроме доктора Туборга, может совершить невозможное — не выходя из своего кабинета и опираясь на тексты головоломки Ордена Пик, найти для экспедиции Мариуса ориентиры по ту сторону Глинта. Так и получилось. Доброжелательно пощуриваясь, великий ученый ознакомился с текстами и тут же сообщил Уго, что "зверь, избранный бойцами" (восьмая задача головоломки) — не что иное, как каменное изваяние на острове Тинторетто, воздвигнутое приверженцами школы боевых искусств Акралим. Девятую загадку ("Идол выдаст тайну, когда повернешь его") доктор Ханс, не сомневаясь, привязал к степнякам из Джанга. Других идолопоклонников правобережье не носит. Ну, а находится идол степняков в Кабе, священном городе страны Джанг.

А вот десятый и одиннадцатый тексты поставили ученого в тупик. Он лишь заметил насчет зеленого купола, что в южных краях куполов более чем достаточно.

Вот такая вышла консультация. Побеседовав с Туборгом, Уго сверился с картой. Отчетливо вырисовался маршрут: Союз — Озерный Край — Джанг. Последним четким ориентиром становилась Каба — священный город степняков. Далее к югу лежал огромный Красный Лес. Еще южнее из всех правоверных бывал лишь великий путешественник Андреас Велинг.

Чем дальше на юг, тем путь опаснее. После Красного Леса, по формальной ренской науке, опасность становится смертельной.

В темноте Уго шестым чувством ощущал теплое дыхание близкой земной тверди. Энергетическое поле острова Тинторетто.

Подходил к концу день 25 августа. В Черных Холмах ночи уже холодны. Но здесь, в районе экватора, теплынь стоит парная. Тучи мошкары бороздят влажный воздух, отнюдь не пренебрегая гребцами.

За предыдущую неделю Уго при участии Мариуса проделал титаническую работу. Обогнув озеро Шиаччи с севера, два рена оказались в городе Абарзи. Здесь Уго, наконец, нашел источник информации, на который втайне рассчитывал.

Он узнал, что бойцы школы Акралим сообщаются с большой землей не просто так, а причаливают каждый раз в одном и том же месте. Не мешкая, они с Мариусом туда и отправились. Надо сказать, что в Абарзи Уго непостижимым образом обзавелся двумя лошадьми. Столь же таинственно пополнился и его кошелек, весьма оскудевший после того, как почти все наличные они с Мариусом оставили Расмусу

Уго не собирался высаживаться на остров Тинторетто без предварительной разведки. Здесь рассчитывать на собственную удаль наивно. Бойцы-смертники разорвут пришельцев на мелкие куски, освежуют и мелко нашинкуют. Напролом не получится, значит, нужна хитрость. Чтобы хитрить, надо знать обстановку.

Разведка дала следующую информацию. В утлых челнах особенной формы (очень «худых» и длинных, с загнутыми носами) обитатели острова Тинторетто, громадные вышибалы, дважды в день причаливают к пятачку на берегу озера. Этот крошечный плацдарм, созданный по прихоти грозного Нида, повелителя глубин, соседствует с плодородной устричной отмелью и замаскирован мшистыми камнями. Там бойцов ждут эмиссары от окрестных крестьян с продовольствием на продажу. Это был хороший бизнес — расплачивались бойцы щедро. Уго выбрал очень удобную точку для наблюдения. Завалы камней, окружавших бухточку, естественном образом образовали множество тайных пристанищ, незаметных со стороны. Мудрый Нид специально создал их для шпионажа. Один из укромных уголков и приглянулся Уго.

Постоянное наблюдение рано или поздно позволяет что-нибудь узнать. И вот происходят следующее. Челнок с бойцами и провизией отваливает от берега и тает в дымке. Тут же на плацдарме, опустевшем после исхода крестьян, появляется печальный персонаж. Он молод и высок, широкоплеч и длинноволос. Он усаживается на камень и внимательно глядят на остров. Так он сидит несколько часов. Тут приходит время очередного челночного рейса. С прибывшими бойцами молодой человек перебрасывается несколькими словами, после чего удаляется с виноватым видом.

На другой день ситуация повторяется. Это кажется Уго многообещающим. Он приказывает Мариусу не высовываться и идет "пощупать обстановку", а возвращается чрезвычайно довольный. У него, как обычно, получилось найти общий язык с совершенно незнакомым человеком. Он, как обычно, на сто процентов использует жалкий минимум информации, которым владеет, чтобы надавить на нужные струны в человеческой душе, которую знает досконально. Разговорить человека для него — дело техники, которую вбил эбонитовыми палками в его широкую спину строгий, но справедливый отец Клемм в школе послушников.

Уго сообщает Мариусу, что молодой человек зовется Сваном и набит полезной информацией. Этот самый Сван в свое время побывал на острове. Да что там побывал — даже ходил в профанах школы Акралим, пройдя жестокие испытания, был аттестован как посвященный, получил Матрикул Молодого Бойца (дощечку с засечками по числу побед) и почти полгода провел в ежедневном изнурительном тренинге. Подавал, понимаешь, большие надежды, но потом проштрафился: не выполнил приказ старшего в положенное время, а, будучи обвинен, стал спорить с командиром, за что получил по морде и был вышвырнув с острова. Споры на отвлеченные темы школа Акралим категорически не приветствовала. Оказавшись на берегу, что называется, без выходного пособия, Сван понимал: приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Но тот, кто хоть однажды побывал на острове Тинторетто, будет вечно стремиться туда вернуться. И Сван продолжает верить в невозможное. Он поселяется неподалеку, в деревеньке. И в течение месяца регулярно — как влюбленный кабальеро под балкон своей сеньориты. — приходит сюда, в бухточку. Его план прост — вымолить прощение смирением. Но люди с острова непреклонны. Разжалобить их — что добыть огонь из воды. Разговоры с ними становятся небезопасны. Один раз чуть не побили, сволочи.

Уйти отсюда Сван не в силах. Обучение в школе Акралим составляет смысл всей его жизни. За последнее время он встречал так мало сочувствия, а Уго явил ему такой безбрежный океан приязни, что Сван полностью открылся незнакомцу.

— Слабак! Молокосос! — охарактеризовал его Уго. — Не вернуться ему в школу! Нет в нем твердости. Вот наш друг Расмус там бы прижился.

Человечество вышло из пещер, когда люди научились использовать слабости друг друга. Уго раскрутил печального собеседника на полную катушку. Требовалось узнать, где на Тинторетто расположены главные объекты, как они охраняются, закономерности сосредоточения народа. И главное — насчет изваяния. Уго все это выведал. Осталось проанализировать информацию, составить смелый план и пойти нанимать лодку у местных рыбаков…

Наиболее уязвимые отрезки береговой линии острова Тинторетто освещались кострами. Впрочем, строгий дозор на острове отсутствовал как таковой. Не было смысла. Одинокий идиот, который решился бы проникнуть сюда, имел шансов не больше, чем трехлетний мальчик перед стаей леопардов. А группа идиотов подкрасться незамеченной никак не могла, потому что кое-где все же работали малочисленные патрули. Но в целом, века безмятежной изоляции породили на острове Тинторетто такую самоуверенность, которая изживается только хорошей катастрофой.

Как следует охранялись два объекта. Штаб-квартира всей школы, где проживал ее высший командный состав и складировалось самое ценное имущество. И, конечно, вторым объектом являлся пресловутый бык. Он покоился на мощном фундаменте, которому не страшен никакой тектонический сдвиг. Что характерно, скульптор выполнил изваяние крайне натуралистически, а особенно потрудился над гениталиями священного животного. Крылся в этом, очевидно, глубинный замысел. Быка охраняли два-три стража. Называлось это "пост номер один". К шее животного толстенной цепью было пристегнуто сердце из красного драгоценного камня.

Нет, что ни говори, а прав был старый Йозель! Болтун — находка для шпиона.

Дерзкие мысли Уго подсказали ему возможность вербовки Свана. Имея его в союзниках, Уго на порядок упростил бы смертельно опасную операцию. Уго забросил наживку. И Сван ее вроде бы проглотил. Ему страшно хотелось на остров. Острое желание туманило его рассудок. Для него самым важным было любой ценой удовлетворить свое желание. Он не мог жить умом. А Уго мог. Взвесив все «за» и «против», Уго отказался от идеи. Она только казалась соблазнительной. Ничего в ней хорошего не было. Кто знает, как устроены головы людей, побывавших в школе Акралим? Что станет делать этот Сван, когда постигнет замысел иноземцев? Когда сообразит, что они посягают на святыню, составляющую в некотором роде смысл существования его любимой школы? Может быть, он даже организует контригру и попытается задержать Уго с Мариусом, чтобы заслужить себе прощение старейшин Акралима? Словом, Уго вычеркнул Свана из списка возможных союзников. К острову лодка Уго и Мариуса пристала с южной стороны, наименее освещенной. Соответственно, и наименее удобной для высадки. Но удобства в данном случае играли подчиненную роль. Безопасность вообще редко совмещается с комфортом.

Любому, даже начинающему бойцу Акралима хватит одного удара, чтобы покончить с пришельцем. С кем не в силах совладать даже подготовленный боец — так это с невидимками. Значит, надо стать невидимками. Осторожно шаря вдоль берега, лодка уткнулась в небольшую косу. По инструкции Свана, именно отсюда к быку лежал кратчайший путь. Где-то вдали светили огоньки. Привязав лодку к полусгнившему стволу, Уго и Мариус бесшумно пошли на свет.

Статуя быка действительно оказалась недалеко. По мере приближения огоньки выросли до факелов, которые, как оказалось, освещали хорошо утоптанную площадь. А в центре возвышался каменный зверюга. Его покой хранили двое часовых. Они застыли по бокам в черных балахонах и одинаково отмороженных позах. Часовые были огромны, как злобный тролль Обул Джаббар, обитатель гор Бен Редан. Парни казались такими же неживыми, как и охраняемый объект. Но Уго понимал: стоит чуть оплошать — и ребята оживут, да еще как! Им даже не понадобятся их замечательные мечи с волнистыми лезвиями. Голыми руками задавят они нарушителей границ.

Да, пожалуй, нынешнее дело — посерьезнее даже, чем в Каменном Лесу, подумал Уго.

Но, видимо, этой ночью Бог решительно взял сторону двух безумцев. Он дал им сыграть невидимок. Возможно, под ногами пару раз и треснуло что-то, что должно трещать в этих проклятых колючих кустарниках — но факелы под ухом часовых трещали громче.

Наступало время маленьких хитростей. Диспозиция получалась такая: круглая площадка, окруженная колючим кустарником (чилигой — по определению Уго) и приземистыми ветвистыми деревьями (что-то слишком экзотическое). Часовые. В центре — бык. Животина ростом с трех нормальных людей. С двух бойцов школы Акралим. На груди быка, на грандиозной цепи желтого цвета, настолько массивной, что вряд ли это золото, кроваво переливается камень в форме сердца. Уго сжал в руке специально заготовленный камень. — Я пошел! — шепнул он в самое ухо Мариуса и исчез в зарослях. Мариус подивился, насколько ловко товарищ внедряется в окружающую среду. Теперь, по уговору — подождать минут пять.

Время ползло, как ленивейшая из престарелых улиток. "Никакой отсебятины!" — вспомнил Мариус строжайший приказ Уго. Мариус слышал свое бешено пульсирующее сердце так отчетливо, как будто оно стучало у него в ушах. Наконец, ожидание съело его — и, подняв с земли свой специальный камень, Мариус метнул его в тот конец поляны, куда смотрел бык.

Часовой, который находился в поле зрения Мариуса, насторожился, вытянул голову вперед, прислушиваясь. Затем оглянулся вокруг. — Дарил конбой! — крикнул он товарищу, которого Мариусу заслоняло изваяние.

— Сам дарил конбой! — послышался ответной крик, приглушенный каменной тушей.

— Пидар! пробурчал себе под нос ближний часовой. Походкой бдящего барса он двинулся в сторону упавшего камня. Вот он подходит к краю поляны. "Давай, девай!" — шепчет Мариус, в нетерпении грызя пальцы. Раздается стук — и затем легкий стон, похожий на хрип обиженного буйвола. Сквозь ноги каменного чудовища Мариус видит, как дальний часовой опрокидывается наземь, пораженный в голову специальным камнем Уго.

Ближний часовой с быстротой молнии оборачивается на подозрительный звук. Что характерно, в руках у него уже красуется меч с волнистым лезвием. Пару раз для убедительности крутанув клинком над головой, боец замирает, готовый равно к нападению или к обороне — смотря что понадобится. Подходить к товарищу он пока остерегается. На его месте и дилетант Мариус поступил бы так же. Сначала надо разобраться, что же произошло.

На его месте Мариус позвал бы подмогу. Если верить Свану, лагерь должен находиться совсем неподалеку. Только свистни — тотчас набежит орава сподвижников. Возможно, часовой и собирался свистеть. Но не успел, потому что Уго приступил ко второй части плана. Он выскочил из кустов — как раз напротив Мариуса, по ту сторону быка, рядом с упавшим часовым. Это была самая рискованная часть комбинации. Если она удастся, говорил Уго — значит, скорее всего, мы решим задачу. Мариус, затаив дыхание, следил за тем, как Уго стремительно подныривает под брюхо быка, пробегает под каменной тушей и несется сюда, в кусты. Мариус еле успел посторониться — Уго с треском вломился в колючие заросли.

Нет, совсем не басни рассказывали о подвижниках школы Акралим! Отчаянный рывок Уго занял считанные секунды, но часовой за это время успел не только просчитать маневр чужака, но и покрыть расстояние вдвое большее. Мариус даже не успел не поверить своим глазам, когда часовой оказался прямо над ним, и в руке его сверкнул меч. В оранжевом пламени факелов лик бойца был ужасен.

На долю секунды руки Мариуса безвольно обвисли. Но тут же неведомая сила заставила его схватить еще один специальный камень и без замаха, вложив в движение все силы, метнуть снаряд в дико оскаленную физиономию — мурло гамадрила с раздвоенной нижней губой. Невероятно, но в последнее мгновение часовой не только успел заметить в кустах второго противника, но и среагировать на бросок. Будь у него хотя бы не десятую долю секунды больше — и он наверняка бы увернулся.

Но в плане Уго все строилось на опережении — пусть даже микроскопическом. И бросок достиг цели. Правда пришелся он — нет, не то, чтобы вскользь, но уж никак не в лоб. Часовой осел, но не отключился. Ему было явно не по себе, он совершал какие-то движения руками, судорожно глотал воздух, силясь крикнуть. И тогда Мариус, с удовольствием покидая проклятый кустарник, выскочил на поляну и рубанул по железному корпусу бойца ломиком — тоже специально приготовленным (для другого, правда, дела).

Вы будете смеяться, но и это не подействовало радикально. Гвозди бы делать из этих людей, подумал Мариус. Ломик как бы спружинил, слегка отскочив от тела часового. Дышать парень перестал, но руками задвигал еще проворнее. Разохотившись, Мариус повторил удар — в ту же точку. "Лупи всегда по одному месту!" — ко времени вспомнил он давний совет Расмуса.

И только после третьего удара ломиком часовой, этот бессмертный, вырубился наверняка. Мариус перевел дыхание и оглянулся. Уго наблюдал за схваткой, по пояс утопая в чилиге, держась левой рукой за правое плечо — совсем как королевский гвардеец, принимающий присягу.

— Что там у тебя? — отдуваясь, спросил Мариус.

— Ерунда. Царапина. Давай, не теряй времени. Я тут разберусь. Из кустарника Мариус присмотрел левую заднюю ногу быка. Она была согнута и вполне могла послужить лестницей. По ней Мариус легко взобрался на спину истукану. Бык не реагировал. Мариус, держа ломик наперевес и проклиная болтавшуюся шпагу, продвинулся к голове священного животного. "Почеши между рогами", — напомнил он себе руководство из головоломки Ордена Пик. Придерживаясь за рога руками, Мариус стал шарить в межрожье. Внезапно что-то под его пальцами сдвинулось.

Как понял Мариус несколько секунд спустя, между рогами священной туши древние мастера устроили тайник. Под нажимом пальцев отходила в сторону пластина, столь искусно замаскированная под камень, что со стороны о ее существовании никак невозможно было догадаться. И там, под пластиной, в небольшой нише, имелось… Да ничего особенного там не имелось. Лишь крошечный рычажок. И слово, красными горящими буквами ослепившее Мариуса.

Переведя дух, он медленно прочел слово. «Чтобы». Затем, повинуясь внутренней команде, нажал на рычажок. В тот же миг случилась масса вещей.

Во-первых, красный камень, сердце быка, с невероятным грохотом обрушился вниз. Во-вторых, салютуя освобождению второго талисмана, пронзительно зазвенела шпага Вулвера. В третьих, басисто завыл бык. В-четвертых, разом ожил весь остров.

И, наконец, в-пятых, время для Мариуса остановилось, и перед ним возник Кот. На сей раз старый друг не ухмылялся и не фыркал в усы. Он был серьезен и даже печален. Он сказал: "Ухожу-у навсегда. Помогал, как мо-ог. Следи за собой, будь осторожен. За мной придет Любовник. Ба-ай!"

Больше Мариус не помнил ничего. Ни как, рискуя сломать шею, отчаянно ухнул на землю. Ни как они с Уго ринулись сквозь заросли, путаясь в хвощах, а колючки чилиги драли их одежду, в том числе — дорогую сердцу Мариуса красную куртку с серебристыми пуговицами. Ни как они отвязывали лодку и отчаливали от берега. Очнулся Мариус уже бешено гребущим. Сонмище огней, в которое превратился остров Тинторетто, постепенно удалялся. Уго сидел на руле. Правил он левой рукой.

— Что там у тебя? — задыхаясь, спросил Мариус.

— Понимаешь, тот пес все-таки уделал меня, — словно оправдываясь, ответил Уго.

— Ранил?

— Да так, слегка. В плечо.

— Надо перевязать, — обеспокоенно проговорил Мариус.

— Грести надо, — сказал Уго. — А то нас они перевяжут, — он многозначительно кивнул в сторону острова. Уго рассчитывал, что погоня составится не скоро, так как противник не знает, кого искать и где. Но Уго понимал также, что недооценивать этих ребят не стоит. Следов на острове оставлено достаточно. Порушенный кустарник позволит элементарно вычислить, куда бежали злоумышленники. А силу и сообразительность бойцов удесятерит сознание того, что неведомый враг похитил величайшую святыню, вырвал из рук школы Акралим источник ее мощи.

Ибо красный драгоценный камень лежал на дне лодки, завернутый в хламиду Уго. Прежде чем броситься наутек, Уго, ни на секунду не терявший хладнокровия, подхватил камень, отшпиленный хитрым рычажком. Заодно он добыл себе и оружие — волнистую саблю незадачливого часового.

Вот так Мариус приобрел второй талисман. Теперь он обладал шпагой Вулвера и рубиновым сердцем. Оставалось то, что в головоломке обозначалось восточным крестом.

— Нашел слово? — коротко спросил Уго, стараясь не сбить дыхание.

— Да, — ответил Мариус.

Теперь Мариус знал восемь слов из двенадцати. Две трети программы он выполнил — как по загадкам, так и по талисманам. Но ликовать как-то не хотелось. Вон, как оживился огоньками берег острова! Неужели заметят? И вскоре дело приняло таки серьезный оборот. Огоньки рассредоточились и стали медленно, но неумолимо приближаться. Уго догадался, что происходит. Разъяренные потерей священной реликвии, бойцы погрузились в свои утлые лодчонки и пустились по глади волн. Судя по перемещению огоньков, лодки устремились во всех мыслимых направлениях. Ну, это понятно — бойцы ведь не знают, куда именно улизнули подлые злоумышленники. Да, остров Тинторетто заселен сообразительными ребятами. Они сразу смекнули, что должны быстрее взять под контроль всю прилегающую поверхность озера. Так и только так они могли перекрыть злоумышленникам пути отхода. — Греби, друг Мариус, — сказал Уго подчеркнуто спокойно. — Греби быстрее.

Вскоре и Мариус уяснил смысл равномерного движения огоньков. Уго почувствовал это по сбившемуся ритму работы весел. Занервничал, бедняга! Уго посоветовал товарищу не мандражировать. Спешка нужна… Ну, это всем известно. Сам Уго был относительно спокоен, поскольку сильно надеялся, что у бойцов не хватит людей или лодок, чтобы оккупировать целое озеро. Но, видимо, бойцы (явно не дураки) и не собирались вслепую рыскать по всей водной глади. Постепенно стало ясно, что они сосредоточили усилия на южном направлении. Это доказывало, что бойцы уже вычислили наиболее вероятный маршрут побега мерзавцев-воров. Количество огоньков в южной части озера Такко становилось угрожающим. Впрочем, перемещались они крайне хаотично, хотя временами подступали уже совсем близко к лодке беглецов. Успеху погони мешал недостаток общей организации. Уго начинал надеяться на благоприятный исход. В самом деле: факелы в руках бойцов освещали незначительное пространство, и успех погони зависел, в общем-то, от голой удачи. Но тут Уго обратил внимание на тревожную деталь. Движение огоньков при всей своей хаотичности имело общий вектор: к внешней границе озера. Бойцы, конечно, хотят первыми достичь берега, взять под контроль береговую полосу. И тогда злоумышленники уж точно никуда не денутся. Уго приказывал себе не дрейфить, не думать о том, что будет, если… Нет, вряд ли они успеют. Мариус, хоть и устал, но веслами ворочает исправно. Страх — он, знаете, добрый помощник.

Гонку на выживание выиграли дюжие бойцы со стальными мышцами. Но, к счастью, берега они достигли не все одновременно. Уго выбрал участок, еще не взятый бойцами под контроль. Здесь было темно и спокойно. Впрочем, что толку, горько подумал он. Справа и слева уже вовсю бурлит вакханалия погони. Еще минута-другая — и беглецов возьмут в клещи. Деваться абсолютно некуда. Беглецы беззащитны, как угри на сковородке.

И тут Мариус наткнулся на что-то деревянное и пустое. Поняв, с чем они имеют дело, Уго тихо вскрикнул от радости. Беглецам неописуемо повезло. Они причалили как раз там, где рыбаки, перевернув, оставили свои лодки на ночь. Тем самым для Мариуса и Уго отпадали сразу две проблемы: куда деваться самим и как замаскировать свое плавсредство, ставшее не только ненужным, но и опасным — оно могло навести погоню на след. Перевернув свою лодку, друзья спрятались под этой импровизированной кровлей.

Какое-то время спустя они услышали голоса. Кто-то остановился возле лодок. Уго почувствовал, как Мариус невольно начинает зарываться в песок. Но особого рвения бойцы — а это, конечно, были они — не проявили. Лодку переворачивать не стали. Лишь побурчали немного — и смотали удочки. Прошло пару часов. Все было тихо. Подождав, пока песок впитает прохладу, друзья осторожненько выглянули из укрытия.

Прохладу, которую впитал песок, принесла заря. Первые лучи ластились к поверхности озера, по которому все так же настойчиво барражировали лодки школы Акралим.

— Бери камень и плащ — и дуй по этой дороге, — быстро проинструктировал Уго Мариуса. — Как отсчитаешь десять сотен шагов — остановись и подожди меня. Жди не больше двух дней. Если я не появлюсь, дальше иди один. Запомни: тебе надо попасть в город Каба.

— Вместе пошли, — уперся Мариус. — На хрена нам эти кони?

— Не гунди! — раздраженно бросил Уго. Зарыв в песок волнистую саблю, он, не простившись, двинулся вдоль берега. Уго выглядел, как свергнутый диктатор, которого несколько часов терзала революционная орда. Оборванный, весь в лохмотьях, на правом плече — окровавленная повязка (Мариус накладывал ее под лодкой, в антисанитарных условиях). Попасть в таком виде на глаза постороннему почти равнялось самоубийству. Уго и не попался. Жить, понимаешь, хотелось.

Ну, вот и лесочек. Здесь накануне они с Мариусом оставили лошадей, на которых был навьючен весь походный скарб. Осторожно бросив из-за деревьев взгляд на место стоянки верных скакунов, Уго круто отвильнул и зашагал прочь.

У лесочка дежурил наряд легко узнаваемых бойцов школы Акралим. Лошади, а также скарб Уго и Мариуса теперь принадлежали им.