21 сентября, еще до рассвета, Мариус покинул селение Визар. Куда двигаться, Мариус не знал. Или почти не знал. Ему, теперь уже в одиночку, предстояло раскусить три последних загадки головоломки. Впрочем, действительно непонятной оставалась лишь одна из них: "Тень веретена убудет у подножия желтой сосны". Неделю, проведенную в Визаре, Мариус убил на бесконечные расспросы. В конце концов, Мариус заработал себе репутацию тронутого и ни на шаг не продвинулся в вопросе о веретене.

Это тупик, подумал Мариус. Ладно — веретено. Тут хотя бы есть время подумать, поискать. Как быть с другим — с тем, что уже не поправишь? Мариус знал, что в Пустыне Гномов у него спросят двенадцать секретных слов. Он же в лучшем случае будет знать одиннадцать. Слово, найденное на острове Тинторетто, в межрожье каменного быка, забылось начисто.

Но Мариус продолжал ехать вперед. Голос разума он не слушал, да и не слышал. Логику ненавязчиво подменили сентенции Любовника, частые, как исповеди грешника, и глубокомысленные, как постановления Звездного Совета. Ночью Любовник разбудил Мариуса и, выпячивая алые пухлые губки, проникновенно сказал: "Главное, мессир — не терять веры! Вера и постоянство цели — вот что всегда принесет успех". Мариусу эта мысль пришлась по душе. Ему требовалась какая-то точка опоры. Вера? Пусть будет вера. Притом не абстрактная, а самая эффективная — вера в себя.

Мариус решил отложить пока загадку о веретене, памятуя совет Уго: "Если уперся в стену, не бейся в нее лбом". Мысль требовала иного русла. Пропустив десятое, Мариус сосредоточился на одиннадцатом задании головоломки: "Тайная сила зеленого купола пламя зажжет". Он задал наводящий вопрос своему юному другу Ульфару, романтику, сыну лесоруба и лекальщицы. Результат превзошел все ожидания. Юный друг тут же вывел Мариуса на цель. Единственный зеленый купол южнее Красного Леса находился в Дагабе, столице страны Умар, и венчал главное культовое здание степняков-изгоев, называемое «Пентагон». От этого купола ежедневно возгоралось священное пламя, которое использовали для ритуальных нужд. Мариус так и не понял, как именно происходило возгорание, но ему растолковали основное: нет в мире чистого пламени, кроме того, что дает Пентагон.

Механизм "чистого пламени" наверняка заинтересовал бы Уго. Мариус не отвлекался на детали. Он, как зашоренная лошадь, видел только то, что впереди, решительно выключив боковое зрение. На зеленый купол, как на маяк, и отправился Мариус — одинокий странник в бурлящем море причин и следствий. А веретено? Оставалось надеяться, что в пути оно как-то себя обозначит. А нет — так нет. Примем неудачу, как подобает настоящим мужчинам. Купим бутылочку доброго умарского вина «тухес» — и зальем все горести за один присест.

На поиски веретена у Мариуса оставалось десять дней. Торопиться незачем. Да, собственно, и некуда. "Торопящийся всегда бегает по кругу", — как говаривал дружище Уго. Он прав. Он всегда прав. До Дагабы — всего два дня пути, а делать там пока нечего. Веретено вряд ли окажется в одной географической точке с зеленым куполом. Мариус остановился в первом же селении к югу от Красного Леса. Устранив недоверие местных жителей приветом от Хара, он получил кров и пищу. И отправился на разведку. К вечеру его язык распух от стандартных вопросов, а уши — от однообразных ответов на ужасном диалекте. Чертово веретено представляло для местных такую же загадку, как и для него самого.

Совершенно опустошенный, Мариус лег спать в хижине старого дедушки с грустными синими глазами, в которых случайно отразилась глубина мироздания. Во сне Мариус сразу же и очень ясно увидел незнакомый романтический пейзаж. Молочные облака. Бледное, с розоватым отливом небо. На его фоне — черное веретено. Гора в фирме веретена. У подножия горы — желтая сосна. Сердце Мариуса остановилось. "То самое веретено?" — спросил он неизвестно кого. "Без всякого сомнения, мессир!" — кивнула ему набеленная харя Любовника. Мариус проснулся. "Сон — это средство общения человека с Богом, мессир. Примите эту информацию к сведению", — добавил Любовник, игриво вытянув в трубочку алые пухлые губы.

Мариус не сомневался, что во сне увидел то самое место. Он и без Любовника знал, что снами управляет Господь. Теперь узнать бы, где находится гора-веретено. Всевышний сделал бы гораздо лучше, если бы во сне указал еще и точный путь. Благодеяния должны быть абсолютными, как и воздаяния.

Глубокая ночь. В хижине смердит. Это в углу дымит трубкой дедушка с синими глазами. Все они курят какую-то гадость, которая воняет гнилыми баклажанами. Дедушка не спит и пристально смотрит на Мариуса. От этого взгляда мороз продирает по коже. Так, по рассказам, смотрит Каспер, рогатый страж чистилища преисподней, когда видит перед собой беззащитную душу вора-рецидивиста.

Мариус похолодел от непонятного страха. Но взгляд старика тут же потеплел.

— Чего не спишь ты? — дружелюбно поинтересовался он.

Мариус сел на своей лавке.

— Дед, где тут у вас горы поблизости? — спросил он хрипло.

Посчитав вопрос обыденным, дед разъяснил, что ближайшие горы называются Бен Редан. Об их грозную твердь в бессильной ярости разбиваются злобные чары четырех демонов — владык Красного Леса:

Шарка, Нарка, Хмели и Сунели. В горах Бен Редан берет начало мировая река Глинт. А вознеслись эти горы из камней, брошенных рукой Светлого Митры. Бог почти ничего не делает впустую. И у Светлого Митры имелся свой дальний прицел. Горы Бен Редан предназначались для отделения Великого Запада от Великого Востока — этих двух половин еще более Великого единого целого. Светлый Митра разделил мир, чтобы всегда иметь выбор в решениях о судьбе человечества. Запад есть Запад, Восток есть Восток, им не суждено (да и зачем?) слиться. Севернее горной гряды ту же задачу глобального раздела выполняет Глинт, хотя уже не столь действенно. Горы Бен Редан — другое дело. Они непроходимы, они — самая настоящая стена между Западом и Востоком.

— А скажи-ка, — прищурился Мариус. — Нет там вершины, похожей на веретено?

— Не знаток краев тех я, — прошамкал дед. Невообразимый акцент превращал его слова в какой-то фонетический беф строганов. — Держаться надо поближе земель своих нам. Узнать хочешь если — идти на солнце. Недалеко. На месте два дня будешь через.

Мариусу казалось, что хозяин лжет. Почему? Взгляд старого хитреца придавал его речам двусмысленность. В этих голубых глазах, почему-то не тронутых годами, Мариус видел спокойное насмешливое превосходство, никак не вязавшееся с ситуацией. Мариусу вдруг показалось, что дед нарочно уводит его от цели. Если допустить, что предчувствия верны, возникает вопрос — зачем? Почему совершенно случайно встреченный безвредный на вид старикашка кажется вредителем, агентом темных сил? Мариус выглянул в окно. На дворе стояла сплошная темень. Мариусу захотелось поскорее убраться из этого дома. Он глянул на деда. Тот невозмутимо пыхтел трубкой. Глаза его, наводящие ужас, скрылись за облаком дыма. Как поступил бы на моем месте Расмус, спросил себя Мариус. Впрочем, нет. Расмус всегда порол горячку. Как поступил бы Уго? Не найдя ответа, Мариус встал, оделся, собрал вещички. Старик не промолвил ни слова.

— Ну, спасибо, дед. Воздай Бог тебе по заслугам, — сказал Мариус и шагнул к двери. В ответ он не услышал ничего. Чуть удивленный, Мариус оглянулся. Выронив потухшую трубку, дед спал, похрапывая.

Чертыхаясь, Мариус в потемках готовил лошадь к отбытию. Он не мог объяснить, почему вдруг заторопился. Что-то невыразимое гнало его вперед. Мариус даже ощущал мягкие толчки в спину. Он больше не мог оставаться ни минуты в этом селе, которое внезапно представилось ему гнездовьем предателей и подлецов. Кое-как оседлав Теленка (который показался Мариусу самым крепким из трех лошадей, угнанных в Кабе), Мариус посмотрел на запад. Часа через два горизонт окрасит малиновое солнце. С ним жить как-то проще. И Мариус двинулся навстречу великому светилу.

Дул сухой холодный ветер. Окутанный мраком, Мариус защищался от стихии левой рукой. Его мысли устремлялись к горам Бен Редан. Его сердце билось спокойно и ритмично. У него не было повода волноваться, поскольку он не знал масштабов этой горной страны. Если бы ему разъяснили, что она протянулась с севера на юг на сотни миль, что начинается она в стране Джанг, соприкасается с Красным Лесом и продолжается в стране Умар, а заканчивается — в Пустыне Гномов, что южные отроги гор Бен Редан выходят к Заливу Акулы в Море Гномов… Если бы Мариусу рассказали, что на самом деле представляют собой горы Бен Редан, он без колебаний повернул бы верного конька назад. Потому что эти горы ни один человек покорить не в состоянии.

Но Мариус двигался на запад с верой в себя. Ему предстояло найти гору, похожую на веретено, среди тысячи больших и малых гор. На поиски судьба отвела ему восемь дней.

Властную руку времени Мариус чувствовал с первого дня похода. Время оказалось оборотнем, постоянно менявшим форму и свойства. То раздуваясь, как воздушный шар, то сжимаясь в горошину, оно держало свою жертву на крепком поводке, лишь меняя его длину. И Мариусу приходилось то лететь стремглав, то тащиться улиткой в ожидании очередной "красной даты" из проклятой головоломки. Он попал в безнадежный плен дней, часов и минут.

Сейчас время приказывало торопиться.

К счастью, у Мариуса был Теленок. Чудная лошадка, добродушная и отзывчивая. Лошадь с редкой судьбой. Немногие сородичи Теленка могли похвастаться тем, что побывали к югу от Красного Леса. На спине у работящей лошади Мариус добрался до гор Бен Редан всего за сутки.

Ранним утром 23 сентября три черных вершины вдруг резко обозначились на фоне светлеющего фиолетового неба. Мариус проехал еще с милю — и, наконец, замер, потрясенный.

Как факт геологии, горы не могли его удивить. Он с детства привык видеть рядом снежные вершины. Но два горных ландшафта — родной и здешний — различались, как дворцовый парк и дикий лес. Лиловые Горы северной Рениги вздымались мощно, светло и величественно — как подножие божьего трона. Горы Бен Редан громоздились над скудной равниной, словно обгоревшие органические останки — пугающе щербатые, уродливо зазубренные, отвратительно кособокие. От гор исходило ледяное дыхание, и оно убивало все живое в радиусе нескольких миль. Жалкие кустики, чудом уцелевшие в этой мертвой полосе, покорно ждали, когда черед дойдет и до них.

Мариусом овладел суеверный ужас. Он почувствовал, как под ним заволновался Теленок. Борясь с нервной дрожью, Мариус ударил лошадь пятками по бокам и влетел во владения мрачных скалистых громад, за которыми робко всходило солнце. Закрыв глаза, Мариус вспомнил роскошные альпийские луга Лиловых Гор, хрустальные водопады, в которых радужно искрится свет. Вернуться бы, увидеть это еще разок…

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Жизнь там совершенно немыслима. Никто еще не прошел эту страну из края в край. Посему возникает множество легенд, которые приписывают горам Бен Редан самые невероятные свойства, поселяют там фантастических существ, упоминают о происходящих там необъяснимых явлениях.

Еще с детства запомнил я сказание о древнем гинардском правителе Литилле, который привел свой народ к горам Бен Редан. Он встретил здесь дарков, хранителей источника бессмертной воды. Источник сей скрывается меж двух высочайших гор, которые сходятся и расходятся. Они — как громадные каменные стражи, которые неусыпно оберегают бессмертную воду от поползновений недостойных, и лишь человека выдающихся качеств пропустят они к заветному роднику. Но прежде нужно пересечь страну вечного мрака, в которой самые умудренные и самые закаленные сходили с ума от ужаса. Как гласит сказание, Литилла решил попытать счастья и на своем коне Озераше отправился к волшебному источнику. Долго плутал он в горной стране, но все же добрался до двух гор, о которых ему говорили дарки. Увидел Литилла, что стоят каменные громадины, тесно прижавшись друг к другу. В полночь поднялась буря, грянул гром, горы раздвинулись — и Литилла проскочил к источнику, который охраняли железные вороны. Отбиваясь от дьявольских птиц, мерзкое карканье которых человеческие уши не в силах выдержать, Литилла набрал воды, увидел, что горы начинают сходиться, и вскочил на верного Озераша. Вождю гинардов почти удалось выбраться — но, захлопнувшись, горы раздробили задние ноги коня. Литилла окропил Озераша бессмертной водой — и тот встал, целый и невредимый, еще сильнее, чем прежде.

Литилла, вне всякого сомнения, был человеком выдающимся. Возможно, ему и вправду удалось свершить то, о чем повествует легенда. Но я спрашиваю себя — отчего он не воспользовался волшебной водой и не сделал бессмертным себя? Погиб-то он самым обычным образом — от руки своего дружинника, подкупленного врагами…"

25 сентября. Мариус начал подозревать, что его водят за нос. Во сне, если честно, человек общается не только с Богом, но и с Черным Демоном. Сновидение может указать путь истинный, а может и сбить с пути. Слабому человеку не разобраться, в чьих он руках. А что, если сон о горе-веретене — хитрая уловка? Может быть, кому-то очень хочется, чтобы здесь, в горах Бен Редан, Мариус потерпел неудачу. Когда не понимаешь сути происходящего, допустить можно что угодно. А как ее понять, эту суть, если в мозгах хозяйничает какая-то посторонняя тварь?

Два дня Мариус медленно дрейфовал на Теленке к югу вдоль чудовищной каменной гряды, во все глаза высматривая гору-веретено. Ничего похожего! Скорее всего, веретено пряталось в глубине массива. Мариус просто содрогался при мысли о прямом контакте с черными горами. Они очень напоминали зубы в пасти Черного Демона, которые Мариус никогда не видел, но которые представлял именно так.

К горам Бен Редан Мариус отправился почти без продовольствия.

Легкомыслие — верный спутник увлекающихся натур. Они ничего не продумывают наперед. Они полагаются на свое вдохновение, имея перед собой лишь приблизительный план действий. Мариус собирался решить дело с веретеном за пару дней. Как раз на пару дней запас еды у него имелся.

А на третий день продовольствие закончилось. Мариус оказался перед дилеммой: голодать или возвращаться за пищей в обжитые места, теряя на этом целый день. Он мужественно решил: голодать! Искать, пока хватит сил. А еда — вещь хитрая. Это — как удача: когда о ней не думаешь, она тебя находит. Попробуем же забыть о еде.

Мариус продолжил дрейф к югу. Сухой ветер обжигал лицо. Пыль стояла столбом, забиваясь в рот, глаза, уши, под одежду. Близость пустыни делала здешний сентябрь очень похожим на жаркий июль, каким он бывает в Рениге. Мариус щурился до боли в висках, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Теперь он понимал, почему у горулов, этих злобных пустынников и вдохновенных кровосмесителей, такие узкие глаза.

Увидев прямо по курсу черную фигуру, Мариус поначалу принял ее за оптический обман. Встретить здесь человека казалось так же невероятно, как выловить золотую рыбку в выгребной яме. Но фигура решительно приближалась, грубо детализируясь. Черный цвет ее одежд в этом мире траура выглядел весьма уместно. Но Мариус вдруг ужаснулся, представив, что к нему сам Черный Демон пожаловал. Тем более, что фигура восседала на белом жеребце — именно такого использует Князь Тьмы. Руки Мариуса безвольно опустились, и Теленок, почувствовав свободу, смело потрусил в направлении незнакомца.

Вот они сошлись — Теленок и черный. Плащ незнакомца достигал поверхности земли и знавал множество лучших дней. Его шляпа была широка, как купол собора Святого Марка. Ветер трепал полы плаща, открывая нескромному взгляду черные штаны и рубашку, соединенные в один предмет одежды.

В метре от незнакомца Теленок замер, как вкопанный. Смертельно усталый Мариус попытался принять внушительную позу, но смог изобразить лишь вялое подобие восклицательного знака.

Лицо черного всадника по самые брови ушло в курчавую бороду. Когда у человека такие заросли на физиономии, возраст его определить практически невозможно. Незнакомцу могло оказаться тридцать лет, а могло — пятьдесят. Глаза молодые, светлые, полные огня. Но глубокие складки, уходящие в бороду от глаз, свидетельствовали, что незнакомец уже далеко не юноша. Не отводя серьезного взгляда от грязной, вытянувшейся физиономии Мариуса, незнакомец полез в свою драную котомку и достал что-то, упоительно похожее на хлеб. Вздохнув, он протянул эту штуку Мариусу.

Мариус не стал колебаться и с ходу вонзил молодые зубы в неизвестный продукт. Что ж, не соврали предчувствия, нет. Да и глаза не солгали! Челюсти Мариуса, стосковавшиеся по настоящей работе, имели дело с самым настоящим хлебом. Больше всего поражало, что хлеб оказался свежим, чуть ли не горячим. Где же тут близлежащая пекарня, подумал Мариус, дожевывая остатки.

Желудок не поверил, что прием пищи окончен. Он яростно требовал продолжения. Мариус жалобно посмотрел на незнакомца. Тот не понял или не захотел понимать. А, может, запасы провизии у него иссякли. Как утверждают стоики, хорошая беседа заменяет сытный обед. Видимо, незнакомец разделял такой подход к решению проблемы.

— Кто ты, путник? — спросил он задушевным баритоном профессионального вербовщика. Спросил на чистейшем всеобщем языке, которого Мариус не слыхал со времен шута Барбадильо.

— Я из Рениги, — лапидарно объяснил Мариус.

— Что привело тебя в такую даль? — спокойно удивился незнакомец.

— Ищу гору-веретено, — Мариус слишком устал, чтобы быть многословным.

Незнакомец попросил объяснений. Мариус описал гору подробнее.

— Наверное, ты говоришь о Чучундре? — наконец, догадался незнакомец.

Очень может быть, подумал Мариус.

— Поди ж ты, — удивился себе незнакомец. — Сколько раз ее видал, и только сейчас понял — ведь в самом деле похожа на веретено! Пожалуй, я смогу тебя к ней провести.

Мариус оживился.

— Это не так далеко. Миль тридцать к северу — и немного туда, — незнакомец указал на запад, за горную гряду.

Мариус насторожился.

— Не опасайся, — заметив это, успокоил его незнакомец. — Я там бывал не менее десяти раз. Да, кстати. Не мешает все-таки познакомиться. Меня зовут Че Губара.

Мариус, со своей стороны, представился.

— Что ж, если ты готов, — в путь. Завтра утром можем быть на месте, — предложил Че Губара.

Мариус, в принципе, был готов.

— А хлеба у тебя еще не найдется? — преодолевая стыд, спросил он.

В котомке Че нашлась не только еще одна краюха, но и копченый окорок. Желудок Мариуса восторженно принял все это — большими, почти не прожеванными кусками. С громким урчанием переварив новую порцию, желудок застонал от наслаждения и, наконец, немного успокоился.

К вечеру Че доставил своего спутника к южной кромке Красного Леса.

Здесь происходили удивительные вещи. Плюя на смертоносные флюиды гор Бен Редан, лес подступал вплотную к черным утесам. Но поединок двух стихий закончился все же вничью. В отместку за хамский натиск леса, горы окрасили ближние к себе деревья в желтый цвет — как будто их ледяное дыхание опалило листву.

"Тень веретена убудет у подножия желтой сосны", — тут же припомнил Мариус. Вот, значит, что имелось в виду!

Че Губара оказался идеальным попутчиком. Он не приставал с глупыми расспросами, не докучал и рассказами о себе. Он молчал, и для Мариуса это молчание было приятнее самой доброй беседы. Лишь иногда Че позволял себе прокомментировать маршрут или ландшафт — и вновь надолго уходил в себя. Молчал он мудро и величественно, как старый гриф. Говорят, друг — это тот, с которым можно объясниться без слов. Че Губара молчал, как настоящий друг.

Костер он развел как раз в нужный момент — на несколько минут опередив плотные сумерки, которые здесь, в преддверии степи, несли с собой холод.

— Завтра утром отправимся к Чучундре, — сообщил он, подбрасывая в огонь хворост.

— Сколько надо времени, чтобы туда добраться? — спросил Мариус.

— Пару часов, не больше.

— Надо бы выехать пораньше, — сказал Мариус просяще.

— А что, тебе там свидание назначено на какой-то час? — бесстрастно поинтересовался Че.

— Да, — ответил Мариус. По тексту сказано: "Тень веретена убудет".

Как известно, тень достигает минимальной длины в полдень. Следует ориентироваться на первую половину дня.

Перед сном Че набулькал в плоский жестяной стаканчик какой-то жидкости и протянул его Мариусу.

— Что это? — Мариус недоверчиво понюхал коричневую пузырящуюся жидкость. Запах отсутствовал.

— Это кола. Он восстановит твои силы и освежит ум. Завтра тебе понадобится и то, и другое. Пей, любезный Мариус.

Рисковый я парень, подумал Мариус. Зажмурившись, он выпил залпом. В нос ударило хвоей. Терпкая жидкость связала во рту все, что только связывалось. У Мариуса перехватило дыхание. Сделав отчаянный вдох, он закашлялся и стал яростно отплевываться. Че Губара смотрел на него с довольной улыбкой.

— Теперь съешь конфетку, — предложил он участливо, протянув Мариус что-то красненькое. Семь бед — один ответ, подумал Мариус и бросил конфетку в рот. Хуже колы быть все равно уже ничего не могло. Оказалось намного лучше: сладенькое, с кислинкой. Знай себе, соси.

— Монпансье! — прокомментировал Че Губара.

Конфетка одним махом сняла вяжущий эффект кола и установила во рту новый порядок. Через минуту ее власть распространилась дальше, дошла до мозга. Веки Мариуса вдруг налились свинцом, шейные мышцы отключились — и голову, согласно законам гравитации, неудержимо потянуло к земле. Мариус едва успел подложить себе в качестве подушки красную куртку (бывшую парадную, а нынче — замусоленную и дырявую, совершенно непригодную к носке). Коснувшись ее щекой, Мариус заснул без задних ног.

Сон был крепок и глубок. Никакие видения не тревожили отдыхающий разум. Пробудившись, Мариус удостоверился, что Че Губара не обманул: необыкновенный прилив сил был налицо. Голова работала с нечеловеческой четкостью. Вот тебе и кола! Не все то гадость, с чего воротит.

Че Губара уже готовил завтрак. Он предложил спутнику крепкий отвар из травяного сбора, способный встряхнуть и мертвеца, а к нему — длинные куски вяленого мяса, пропахшего дымом. Мариус набросился на еду, как монах — на скабрезную книжонку. Позавтракав, он ощутил себя полностью готовым для путешествия к горе Чучундре.

— Семь часов. Пора, — сказал Че Губара, быстро собираясь.

И вот они — горы Бен Редан! С дрожью в душе Мариус направил Теленка в тень ближайшей горы, похожей по очертаниям на треуголку, которую с одной стороны тщательно обгрызли крысы. Страна Бен Редан начиналась со страха. Мариус отчаянно боялся, и никакая кола тут помочь не могла. Тень от горы-треуголки подавила его. Он ощутил себя жалким червяком, над которым уже занесен клюв ужасного аиста. Он понимал, что единственный его шанс — вот этот черный человек, едущий рядом. Если он союзник — тогда можно на что-то надеяться. Если нет — тогда можно начинать исповедываться, хотя и некому. Однако лучше считать, что Че — друг. Откуда он взялся и зачем — в данном случае вопрос второстепенный. Главное — он и только он может провести к веретену. Это и только это имеет значение.

Гору-треуголку Че Губара назвал Лахудрой. Она недовольно пропустила всадников мимо. Но за Лахудрой внезапно начиналась сплошная темень. Показалось, что сзади с могильным стуком захлопнулись гигантские ворота. Мариус нервно оглянулся. Нет, конечно, это не вход в преисподнюю. Иначе тут дежурили бы красно-коричневые демоны Уоки и Токи. Ничего нигде не захлопывалось. Просто нервишки пошаливают. Господи, до чего же тут мерзко! Отовсюду злобно нависают черные склоны, они, бахвалясь друг перед другом, выпячивают каменные груди, споря за право первыми обрушиться на незваных гостей. Ни единого клочка ровной поверхности, везде — здоровенные валуны, разбросанные специально с таким расчетом, чтобы затруднить проезд внутрь горного массива. Хаос, по сравнению с которым меркнет даже студенческая келья после всеобщей попойки. Редкие проходы, которые природа, скрепя сердце, все же оставила, изобилуют трещинами, куда могла бы провалиться целая армия. Идти вперед нечеловечески трудно. Но стоять на месте и вовсе невозможно — горы давят, ужас ест тебя, а сверху — лишь ничтожный клочок серого неба, пощаженный зубчатыми вершинами, и он никакого облегчения не приносит. Небо далеко и враждебно. Оно — как крышка в банке, куда ты сам же себя и загнал.

Видимо, срок действия колы заканчивался. Или просто у этой коричневой бурды оказалась тонка кишка против гор Бен Редан. Мариус ощутил ломоту в висках. Ледяные иглы кололи в мозг. И лишь присутствие Че Губары, невозмутимого, как сфинкс, как-то тонизировало.

В сумрачных каменных лабиринтах совершенно терялось ощущение времени, которое сворачивалось вместе с пространством. Можно было судить о нем лишь приблизительно. Так вот, приблизительно через два часа Мариус и Че преодолели особо прихотливый завал — и перед ними в полный рост встала Чучундра, гора-веретено.

Мариус сразу ее узнал. Именно такой он видел ее во сне. Обложенная слоистыми облаками, словно одеялами, Чучундра, казалось, слегка покачивает, как указательным пальцем, своей удлиненной вершиной, и что-то чудится в этом издевательское. У подножия горы насмерть стоит чахлая рощица желтых сосен общим объемом не более двадцати стволов.

— Дальше никаких деревьев уже нет, — сообщил Че. — Только кустарники, да и тех немного.

Дальше Мариус идти и не собирался. Он смотрел на рощицу. К ней вела вниз неширокая тропинка. Справа и слева — обрывы, на дне провалов — громадные остроконечные черные каменюки. Два всадника, не торопя и без того измученных лошадей, осторожно поехали по тропе.

— Как думаешь, который час? — без особой надежды на ответ спросил Мариус.

— Девять сорок три, — авторитетно заявил Че Губара, мельком взглянув на небо, где солнце затеяло неуместные эротические игрища с группой туч, тощих, как портовые шлюхи.

Тень Чучундры уменьшалась на глазах и быстро подвигалась к рощице. Но тут солнце наткнулось на самую большую в мире тучу — и тень растворилась без следа.

"Черт! — подумал Мариус. — Черт, черт!" Проклятая туча может сорвать все дело!

А как без тени определить нужную сосну? Мариус нерешительно запустил палец в нос, поковырялся там, извлек содержимое, остался недоволен и щелчком отбросил прочь. Без тени задачу решить невозможно. Пусть она появится хотя бы ненадолго — тогда можно будет точно вычислить направление ее движения, последовать в этом направлении. И, заочно определив искомую сосну, открыть секрет.

Главное — чтобы тень появилась хотя бы ненадолго!

Она появилась. Гикнув, Мариус послал Теленка в рощицу. Достигнув деревьев, лошадка замерла, как памятник. Мысленно пожелав ей всего хорошего, Мариус соскочил на землю и с проклятиями поспешил в рощицу. Он брел за тенью, лунатически воспаленными глазами высматривая все, к чему она прикасалась. На четвертой по счету сосне тень замерла. Вместе с ней остановилось сердце Мариуса. Он бросился к дереву. И, пока тень неверно дрожала, чтобы продолжить путь, успел увидеть и прочесть слово, горевшее на земле, прямо на залежах желтой хвои.

"Вызнав".

"Двенадцать морей одолев, могучий пескарь тверди достиг…" Тут пропуск — забытое слово, прах его возьми! И дальше: "…позеленеть, вызнав".

Че Губара хладнокровно, но пристально наблюдал за метаниями Мариуса. Ни единого вопроса. Вот выдержка у человека! С такими нервами, как говорится — и на свободе.

— У меня все, — сказал Мариус, поежившись под его ледяным взглядом.

— Тогда поехали назад. Хотя постой, — Че соскочил с лошади и зашагал к ручейку, серебристо блестевшему средь камней. В руках странного человека появился пузатый флакончик. Че наполнил его водой, тщательно закупорил и бережно спрятал на груди.

— Папа меня не понял бы, если б я не привез ему это, — доверительно сказал он. — Теперь и я готов.

На обратном пути Че Губара заблудился. Чья-то злая рука завязала горловину каменного мешка, и славный бородач понял это слишком поздно. Близился вечер и тянуло мертвечиной. Но Че не паниковал. Чего нервничать, если уверен в себе? Проход на волю — где-то совсем рядом. И он методично обшаривал уступ за уступом.

Время, однако, шло, а ситуация не менялась. Сбитый с толку Че остановился, задумчиво озираясь. Темень пришла резко и всерьез. И, хотя становилось адски холодно и хотелось торопиться к какому-нибудь источнику тепла, путники придерживали психовавших коней. Ехать было некуда: все маршруты свернулись в одну точку пространства. Теперь не имело значения, открыты у тебя глаза или закрыты — непроглядный мрак застилал все вокруг. Со свистом налетел ураган. Че Губара что-то прокричал — ветер унес его слова, как пушинку. Мариус заорал от сраха. Он понял, что им обоим пришел конец.

Но это был еще не конец. Тьма вдруг раскололась — от земли до неба образовался просвет, как будто кто-то мазнул по черному ярко-голубым. Горы распахнулись перед двумя отчаявшимися — и лошади, не дожидаясь команды, ринулись на свет.

Вырвавшись из плена гор, Че и Мариус попали в удивительную ночь. Мягкий синеватый свет, заполнивший мир, после абсолютной

темени резал глаза, как луч прожектора. Ароматы степи, мешаясь с запахами Красного Леса, пьянили, как первый в жизни стакан вина. Лошади, обезумевшие от восторга, вскачь понеслись в степь. С большим трудом люди железной рукой обуздали их прыть и вернули к биваку, заложенному прошлой ночью.

Мариус был разбит физически и уничтожен морально. Железный Че развел костер. Сноса этому человеку не было.

В костре трещали ветки. В деревьях ворчливо гудел ветер, и в унисон ему утробно бормотали горы Бен Редан. Порция колы привела Мариуса в чувство. Нейтрализующая конфетка оказалась весьма уместной. Жизнь как-то наладилась, и Мариус уснул.

Наутро они с Че расстались. Узнав, что Мариус берет курс на Дагабу, Че отрицательно покачал головой:

— Нам не по пути. Мы живем в другой стороне.

Мариусу стало очень интересно, кто такие эти «мы». Но задавать подобные вопросы товарищу Че отсоветовал Любовник, который, наконец, проснулся после активной спячки.

— До свидания. Было приятно тебе помочь, — улыбнулся Че, сверкнув белыми зубами — безупречными зубами супергероя.

Мариус подумал, что в подобных обстоятельствах уместнее сказать «прощай», а не "до свидания", но оставил это соображение при себе. Он хотел всего лишь — поскорее остаться в одиночестве. Даже искренняя благодарность к Че Губаре не мешала ему желать расставания. Рядом с этим Невозмутимым Мариус вновь и вновь переживал вчерашний ужас, равного которому не испытывал в жизни. Забудет ли Мариус когда-нибудь этот могильный холод, это дуновение преисподней, эту черную жуть страны Бен Редан? Вряд ли. Но вдали от Че Губары, возможно, и притупится ужас, сейчас, после окончания действия колы, разрывавший сердце Мариуса.

— Спасибо за помощь, — поблагодарил он невыразительно. И все-таки от вопроса не удержался. — Скажи, Че, чего ты со мной морочился?

— Это важно? — ледяным тоном поинтересовался Че.

— Да нет, — Мариус смутился и пробормотал: — Еще раз спасибо. Прощай.

Два всадника наподдали своим скакунам — и их пути разошлись, скорее всего, навсегда. Мариус скакал в Дагабу. Розовое солнце вставало справа. Шоколадного цвета выжженная степь лежала впереди. Лес позади сливался в оранжевую полоску. 27 сентября обещало быть днем, прекрасным во всех отношениях.