Талиния — великое прибежище жизнелюбов. Вечнозеленый солнечный край, в ленивом экстазе припавший к нежным бирюзовым водам моря Изабеллы. Здесь на улицах растут не тополя и клены, а персиковые и апельсиновые деревья. Здесь золотятся дали и резвятся голубые дельфины. Здесь на практике и очень быстро можно пройти все курсы в университете любви. Талинские женщины горячи, как лава, и сладки, как рахат-лукум. Их не так просто завоевать, как кажется, но нет такой, которая не хотела бы оказаться завоеванной, ибо все они жаждут любви, как голубь — неба, и падают в руки настойчивого кавалера, как спелое манго.

Талиния — страна, где родились и умрут деньги. Талинский торговец, беспрестанно тарахтя, обманет вас, обманет артистично — а потом сядет с вами за один стол и пропьет половину выручки.

Талиния — клокочущий всемирный порт, насквозь пропахший смолой, солью, свежим корабельным лесом, калийским ромом. Талиния — бесплатный учебник по истории архитектуры и скульптуры, учебник, развернутый под открытым небом, которое остается ясным 290 из 300 дней в году. Под удивительным, прозрачным, как глаза лесбиянки, талинским небом человек рождается либо моряком, либо художником. Третьего не дано. Да никто и не желает третьего. От добра добра не ищут. И талины вырастают моряками и художниками, потому что для их отцов свят, как заповедь, мудрый совет философа Боретто Нике: "Позволяйте детям смотреть на звезды".

Мариус, Уго и Зинга стояли на главной набережной Смелии. Перед ними сплошной стеной высился лес мачт с колючими перекрестьями рей. За их спиной молочной анфиладой раскидывал длинные крылья дворец "Белый Лебедь" — резиденция Южного Герцога Талинии. Название не было отвлеченным. Перед фасадом дворца, снисходительно выпятив грудь, красовался тончайшей работы мраморный лебедь — эмблема Южной Талинии. Справа, для снижения поэзии этой сказочной картины, нависала темная громада портовой биржи — уродливая, как и всякое здание, злой судьбою предназначенное для деловых операций. Слева громадными уступами уносился ввысь герцогский парк, называемый Оленьим.

Мариус, Уго и Зинга только вчера прибыли в Смелию. Но благодаря всеведущему Уго ситуация уже кристально прояснилась. Герцог Бони оказался высокопоставленным вельможей. Высокопоставленнее некуда. Попросту говоря, имя Бони носил сам Южный Герцог. Это заставляло внести в первоначальный план существенные коррективы.

Ситуация обогащалась дополнительным мазком. Смелия готовилась к празднику Януария — самому веселому из годовых праздников. Везде шумно отмечаемый, в Талинии он выливался в трехдневное повальное безумие.

Упрощало это задачу или осложняло? Ситуация могла повернуться по-разному. В обычных условиях добиться рандеву с Южным Герцогом не сумел бы даже Юркий Стефан, эпический пройдоха из ренских легенд. Праздник Януария — единственное событие, способное выкурить герцога из его роскошной обители, из дворца "Белый Лебедь". Это вроде бы упрощало задачу. Но, с другой стороны, в праздничные дни герцог мог оказаться где угодно. Бешеный водоворот карнавала служил еще одним затруднением при поиске.

Уго обещал, что вскоре выработает план.

— Я знаю один секрет, который открывает многие двери, — не похвастался, а просто сообщил он.

Мариус даже не поинтересовался — каким же секретом собирается оперировать Уго. За последние недели душа Мариуса почти изжила свою природную любознательность. Она прошла между несколькими жерновами, которые применяет создатель для обработки вверенного ему грубого материала. Сначала душу эту смяла, расплющила, покорежила смерть Расмуса, после чего Мариус окончательно распрощался со своим щенячьим интересом к жизни. Затем Мариус успокоился и, при активном воздействии Любовника, приучил себя к мысли, что ледяное равнодушие и покорность злу — высшее благо человеческого сознания. Предательская жара Пустыни Гномов растопила эту иллюзию. Да и Любовник куда-то подевался. По мере приближения к Трем Горам почтение к смерти восстановилось в прежнем объеме. Но восприятие жизни у Мариуса стало новым — более объемным. Он вновь научился ценить прелести бытия — а, когда это происходит во второй раз, цена прелестей удваивается. Мариус понимал, что гибель друга не забудется никогда. Но трагедия эта перестала заслонять собою весь мир. Ей удалось выдолбить в душе Мариуса глухую нишу, где она и залегла. Зачем? Может быть, чтобы олицетворять собою вечную истину древних — "Помни о смерти"?

В логове Крона душу Мариуса вывернули наизнанку и напялили на тот же каркас. Мариус стал спокоен и сосредоточен. Но время от времени к горлу подкатывала тошнотворная неуверенность — в себе, в окружающих, в жизненных целях. Когда наступали такие минуты, Мариус напоминал себе ребенка, едва научившегося ходить и стоящего посреди пустой комнаты. Все стены одинаково далеки, добраться до них — почти безнадежно. Что делать такому ребенку? Можно стоять на месте до прихода взрослых. Можно набраться смелости и, рискуя упасть, отважиться на пару шагов до ближайшей стены. А можно вернуться к испытанному способу передвижения — ползком. Это надежно. Но, между тем, как хочется выглядеть самостоятельным человеком, умеющим ходить!

После нескольких мучительных попыток Мариус убедился, что ходить пока не может. И тогда с удовольствием мазохиста опустился на четвереньки. Он перестал искать решения. Решения приходили сами собой. И приходили почти всегда. Убедившись, что жизнь не стоит на месте, Мариус окончательно успокоился. Когда-нибудь, утешал он себя, я встану на ноги и пойду, куда захочу. А пока… Рожденный ползать — куда ты прешься?

О кольце Крона Мариус не думал, научился не замечать этого сомнительного украшения, которое уже врастало в палец, становилось частью плоти и не ощущалось как инструмент влияния. Мариус не знал, для чего в действительности служит кольцо, и предпочел не мучаться догадками.

Они плыли по Сили на торговом судне некоего Севери — того самого легендарного знакомца Барбадильо, который в свое время впервые доставил шута-изгнанника к истоку великой реки, к окрестностям Кабы. Севери без разговоров принял на борт всю компанию, стоило только Уго отрекомендоваться другом Барбадильо. Мариусу было не очень по душе попасть в приятели такого афериста, но он рассудил, что это явно лучше, чем еще одно сухопутное путешествие по Джангу.

Барка Севери под громким названием "Крылья удачи" поджидала именно Уго, Мариуса и чумазую девчонку из леса. В этом не было никакого сомнения, потому что, приняв компанию на борт, Севери тотчас приказал поднять паруса. Удивительное дело, но "Крылья удачи" шли порожняком. Севери пытался объяснить этот коммерческий нонсенс. По его словам, «Крылья» шли в ярмарочный город Гайано, где Севери планировал провернуть кое-какие операции. Мариус поверил. И, как оказалось зря. Высадив честную компанию в ярмарочном городе, Севери развернул свое судно и, опять же порожняком, стремглав унесся назад, вверх по течению!

Странные и необъяснимые вещи продолжали преследовать Мариуса. В Союзе свободных общин на него обрушилась лавина гостеприимства. Стоило Уго шепнуть пару слов хозяину дома, постоялого двора, церковного приюта — и хмурые физиономии аборигенов преображались, сочась радушием. Нежданых гостей встречали чуть ли не с цветами. Бесспорно, Уго знал адреса дружественных людей в Союзе. Но откуда, черт возьми?

Догадка пришла неожиданно. Мариус вспомнил рассказ Барбадильо о его первом путешествии в Пустыню Гномов. Великий проходимец тогда сравнил Союз с секретной шкатулкой. Ошибаются те, говорил он, кто считает эту страну непроходимой для чужестранцев. Пересечь ее, говорил он, проще простого. Надо только знать нужных людей.

Барбадильо их знал. Уго тоже. Это не могло быть совпадением, это — закономерность. Мариус прибавил к своим рассуждениям историю с малиновым плащом, и задал себе вопрос: что все это доказывает? То, подытожил он, что странная и внезапная близость, постигшая Барбадильо и Уго, далеко не случайна: они, конечно же, подчинены одному командиру и выполняют общую работу.

За своеобразными фигурами Уго и Барбадильо Мариус увидел какую-то захватывающую историю. Проникнуть в нее было заманчиво, но Мариус заставил себя успокоиться. Если Уго до сих пор не пошел на откровенность, значит, секрет огромен по размерам, и лезть в него — только себе вредить.

И Мариус избрал промежуточный вариант. В уголке души он отвел место для интереса к тайне Уго. Мечтать о ее разгадке можно сколько угодно, главное — не разгадывать, не переходить грань мечты. Есть такие тайны, как говаривал сам Уго, которые сжирают людей, к ним прикоснувшихся. Мариус принимал это как правило. Глупо сходить с ума из-за необъяснимых событий. Попробуем просто жить. А жизнь — она обычно дает ответы на все вопросы.

Решив не прикасаться к тайне, Мариус последовательно оказался перед необходимостью изменить отношение к Уго. Именно тайна вставала между ними непреодолимым барьером. Изъяв ее из личных отношений, Мариус успокоился. В конце концов, Уго всегда был таким — никогда полностью не раскроется, всегда что-то у него в рукаве припасено. Он с самого начала играл в свою игру, ничего не объясняя. Так что в этом смысле ситуация не изменилась. Уго был союзником в путешествии к Пустыне Гномов. Он остался таким же союзником и сейчас. Раз я, убеждал себя Мариус, раньше считал его надежным товарищем, нет причин отказывать ему в доверии теперь. Дойдем вместе до Смелии. На этом пути Уго незаменим. После встречи с герцогом Бони подумаем, что нам делать дальше.

В предместьях Смелии Мариус рассказал Уго о герцоге Бони. Уго оценил сведения по достоинству и надолго задумался. В конце концов, высказался он следующим образом:

— Лучше бы ты рассказал мне все сразу, а не выдавал в час по чайной ложке. Ну, да ладно. Больше ничего добавить не хочешь?

Мариус хотел, но не стал.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Тем временем война с Талинией подходила к концу. На первый взгляд, силы соперники сохраняли почти равные. Но на всех направлениях Рогер II держал нити военных действий в своих руках.

Завершить кампанию предполагалось походом в Южную Талинию. Возглавить его поручили, конечно же, королевскому зятю Тору Куменду. Как и все в этой войне, операция была превосходно подготовлена. Войско ренов ни в чем не знало недостатка. Продвижение вдоль южного берега моря Изабеллы весной 536 года было стремительным и победоносным. … На подступах к Смелии есть рыбацкое поселение Кантана. Ему суждено было войти в историю, ибо как раз здесь решилась судьба войны. Сюда стянул все свои наличные силы Коладо Кумитари, Южный Герцог Талинии.

Силы Кумитари были весьма значительны: более 60 тысяч пехотинцев и почти 25 тысяч конников, из которых 8–9 тысяч — тяжеловооруженные рыцари. Последние должны были рассечь знаменитую фронтальную атаку ренов. Армия Куменда по численности уступала талинскому войску, но это было победоносное войско, силы которого удваивались с каждым новым успехом.

Имея время на подготовку, талины возвели хитроумные оборонительные сооружения. Наиболее занятным из них стал каменный лабиринт. Перед ним Кумитари выстроил легкую пехоту — приманку для ренов. Вступив в соприкосновение с врагом, эта передовая часть должна была организованно отойти через проходы в лабиринте — и нападавшие оказывались в каменной ловушке, где их следовало уничтожить отборными войсками.

План вполне мог сработать. Но, когда уже стало известно о приближении ренов, в штаб Кумитари явился никому не известный человек с просьбой принять его по делу государственной важности. Проситель, по имени Саржи Бони, показался герцогу безумцем либо диверсантом. Он предложил талинскому полководцу отказаться от тщательно подготовленного плана сражения, и даже более того — выдать противнику этот план. Не веря своим ушам, герцог услышал, что ему предлагают сделать это ради верной победы. Саржи Бони имел другой план, который он назвал "обман в обмане". Выдать ренам военную тайну он придумал для того, чтобы убедить противника в сугубо оборонительных намерениях талинов. На самом же деле талины будут атаковать — но как раз в тот момент, когда армия Куменда, весьма, кстати изнуренная переходом, сама будет готовиться к наступлению, успокоенная ложными сведениями из вражеского лагеря.

Герцог Кумитари, полководец опытный, приказал было вышвырнуть наглеца из своей ставки. Но что-то удержало военачальника талинов. Поразмыслив, он к удивлению окружающих согласился с Бони — к тому времени разведка донесла герцогу, что рены в самом деле утомлены и не смогут вести бой с хода.

Саржи Бони вызвался лично ввести в заблуждение Куменда…

Кровопролитное сражение закончилось отступлением ренов. Они не были разбиты наголову, но кампанию врага талины сорвали. Через год Рогер II и Верховный правитель Талинии подписали мир, условия которого могли оказаться гораздо тяжелее для Талинии, если бы армия Южного герцога при Кантане отсиживалась в обороне, позволив сопернику перевести дух.

Следы Саржи Бони затерялись. Пленные рены рассказывали герцогу Кумитари разное, но никто не знал наверняка, что же стало с этим человеком. Но самое удивительное, милый мой Рауль, впереди. Полгода спустя Саржи Бони появился в Смелии. Категорически отказываясь объяснять, что с ним происходило все это время, он предложил Коладо Кумитари свою службу — и герцог ее принял, а в знак признания заслуг возвел Бони в дворянство. Впоследствии этот род, представителей которого часто отличал ум глубокий и своеобразный, выслужил себе титул герцогов, а последние Бони добились для себя высшей власти в Южной Талинии. Представители рода вызывали в народе не уважение, а скорее страх. Ходят настойчивые слухи об их связях с нечистой силой. Разговоры пошли еще с битвы при Кантане. Стали распространять легенду, что якобы Саржи Бони был захвачен в плен и казнен Тором Кумендом, но благодаря договору с демонами был возвращен к жизни. Это, на мой взгляд, полнейшая чепуха, потому что…"

Уго вынул кошелек, зазвеневший сладостным дублонным звоном. Мариус уже давно заметил, что его товарищ по несчастью (или, если угодно, по путешествию) относится к редкому типу людей, умеющих делать деньги из воздуха. Уго просто доставал монеты из кармана — и все. Мариус, по прежней жизни знавший дублон как очень редкого гостя, первое врем поражался этому неиссякаемому золотому дождю. На вопросы об источнике этого потока Уго, посмеиваясь, отвечал: "Где взял — там нет" или "У старой монашки из-под юбки". Однажды серьезно заверил, что деньги не ворованные и не фальшивые.

— Повторим наш визит, — сказал Уго. — Эй, любезный!

Последний окрик адресовался грязновато одетому типу, с залихватским видом восседавшему на козлах открытой кареты. Его транспорт блистал дешевой позолотой, пестрел цветочками и разного рода мишурой. Аляповатый дизайн указывал на принадлежность кареты к карнавальным торжествам. На головах двух пегих лошадок болтались слабо укрепленные замусоленные розовые султанчики.

Возница на колеснице заставил своих скакунов замереть точно перед тройкой молодых ротозеев, очевидно, жаждущих разделить праздничное веселье.

— Что угодно благородным господам? — льстиво улыбаясь, возница сдернул с головы разлохмаченный убор без названия.

По виду молодая троица действительно могли называться "благородными господами". Золотой дождь сделал свое дело. Уго щеголял в темно-вишневом камзоле, штанах того же цвета и черных башмаках с серебряными пряжками. Экипировку Мариуса составляли вещи привычного покроя, но более добротные — куртка с меховой оторочкой, какие носят начинающие купчики, рубашка на шнуровке — предмет отчаянных грез молодых франтов в Черных Холмах, шикарные добротные сапоги с отворотами, о каких Мариус мечтал всю жизнь. Сложнее оказалось с Зингой. Она ни за что не хотела расставаться со своим варварским костюмом.

— Платье мое плохо не есть! — стандартно отвечала она на все уговоры.

Долго бился с ней Уго, но в конце конов безнадежно махнул рукой.

— Сама поймет! — раздраженно бросил он. — Женщина — всегда женщина, даже если всю жизнь в лесу проторчала.

Он оказался, конечно же, прав. Но интерес Зинга проявила не к той одежде, к какой следовало бы для соответствия легенде. Добротные платья с оборками, носимые зажиточными горожанками и усердно рекомендуемые Уго, никак ее не прельщали. Равнодушной оказалась она даже к украшенным золотой вышивкой и драгоценностями нарядам девушек аристократического происхождения. Но вот в одном из провинциальных талинских городов увидела она один из бесчисленных народных костюмов.

— Красиво, Уго! — тут же воскликнула она. Талинка, на которую указывала Зинга, была и вправду хороша. Длинные черные волосы перехвачены красной летной. На голове — красный обруч. Полногрудая, синеглазая, с тонкой талией… Впрочем, о наряде. Красная блузка, голубая юбка, а поверх этого великолепия — накидка кремового цвета с розовой окантовкой, скалываемая на шее брошкой из фальшивого драгоценного черного камня. Дополняли наряд огненно-красные сапожки.

Уго пожал плечами. Он вовсе не был уверен, что это так уж красиво. Но упрямство Зинги оказалось грандиозным. Скрепя сердце, Уго согласился — и Зинга приобрела новый костюм. Скромно потупившись, она попросила дополнить наряд бусами из того же, что и брошка, черного камня. Уго понял, что ему придется нести свой крест до конца, и выложил требуемую сумму.

Переоблачившись, Зинга оказалась на самом верху блаженства. Даже походка ее стала как-то плавней. И она даже стала каждое утро подолгу расчесывать свои длинные волосы. Уго легко примирился с ее новым нарядом. Все-таки это было лучше, чем костюм принцессы лесных разбойников, который она носила до того и который повсюду вызывал излишний интерес со стороны публики. Публике-то, как известно, есть дело до всего, а уж до странных, ни на кого не похожих людей — и подавно.

Впрочем, со своими лесными вещами Зинга не рассталась. Она аккуратнейшим образом упаковала их в свою дорожную сумку.

— Зачем тебе это тряпье? — с отвращением спросил Уго. — Ты что — мусор решила собирать?

— Не мусор это, — обиделась Зинга. — Мои вещи, делаю, что хочу.

Мариус довольно рассмеялся. Ему нравилось, когда Зинга отбривала Уго. Зинге нравилось, что это нравилось Мариусу, и порой она устраивала для любимого специальные представления в этом жанре. Уго злился, но, не будучи дураком, быстро остывал и разряжал ситуацию фразой типа:

— С женщиной соглашаются или сразу, или никогда.

Но вернемся на набережную Смелии, где к нашей компании подкатил возница в бесформенной шляпе, живо напомнившей Мариусу мерданские головные уборы. Итак, возница назвал троицу "благородные господа". Наши герои представляла собой любопытное зрелище: два молодца не последнего достатка (один — явно дворянин) с деревенской молодухой необычной масти, наверняка ими соблазненной и изъятой из родного села. Судьба этой девчонки для возницы была ясна, как система конской упряжи. Через неделю молодуха прискучит господам, и те вышвырнут ее на улицу. Через месяц она пополнит стройные ряды проституток города Смелия, и волосы ее выкрасят в ярко-рыжий цвет (по специальному постановлению Верховного правителя Талинии).

Впрочем, вознице-то какое дело? Вознице быть моралистом противопоказано, ему надо деньги зарабатывать. Деревенский наряд, в конце концов, может оказаться карнавальным костюмом, под которым скрывается нежное тело какой-то баронессы.

— Как тебя зовут, дружище? — лениво-покровительственно спросил Уго.

— Ванно, ваша милость, — ответил возница, задрожав от почтения.

— Мы нанимаем твою таратайку, Ванно, на все врем праздника Януария. Сколько это будет стоить?

Разрываемый двумя разнонаправленными желаниями — не спугнуть клиента и как можно весомее облегчить его кошелек — Ванно наморщил лоб и задвигал бровями.

— Два с половиной дублона, ваша милость, — наконец, нерешительно произнес он.

— Вот тебе три, и ты — в нашем полном распоряжении.

Ванно мысленно обозвал себя последними словами. Все-таки продешевил, двадцать два несчастья ему в печенку!

— Вообще-то, — поторопился он добавить, — если ваша милость нанимает меня на полные сутки…

— Однако, дружище, ты скаред! — осуждающе покачал головой Уго. — А это нехорошо. Господь этого не любит. Да ты не переживай. Посмотрим. Если подружимся — получишь дополнительную плату.

И, усаживаясь в карету, добавил:

— Кстати, перестань называть меня "ваша милость". Зови просто — "мессир Уго". Короче и звучнее.

Ванно щелкнул бичом, и пегая пара тронулась, тряся султанчиками.

Улицы Смелии представляли собой муравейник, разворошенный и забросанный пестрой всячиной. Население в полном составе высыпало из домов и предалось веселью. Повсюду мелькали маски самых разнообразных цветов и размеров. Толстый тип с немыслимым разноцветным колпаком на голове собрал вокруг себя толпу и пламенно разглагольствовал. На другом краю той же площади шло представление, и пожилой актер хватал за талию молодую комедиантку с лицом, похожим на стиральную доску.

— Это площадь Трех Стрел, — пояснил Ванно. — Здесь послезавтра для народа будут бесплатно разливать вино.

Он облизнулся в предвкушении этого сладостного момента. Впрочем, винных бочек на улицах Смелии и так было предостаточно. Веселящийся народ проворно считал медяки, легко расставался с ними и тут же, не мешкая, отдавал должное содержимому бочек. Через улицы были протянуты веревки с хеланскими фонариками в виде звездочек. Они, объяснял Ванно, должны зажечься завтра в полночь, возвещая наступление последнего карнавального дня. Во многих окнах мелькали смеющиеся девичьи лица. В карнавальную толпу слишком юные дамы, по сведениям Ванно, не рискуют соваться.

— Тут и невинность потеряешь — не заметишь, — бросил он, искоса взглянув на Зингу.

Женщины в окнах периодически осыпали прохожих золотыми блестками и красным конфетти. Посреди улицы, окруженная толпой, двигалась на помосте громадная кукла, изображавшая невесту. По словам Ванно, жениха для нее, такого же громадного и безобразного, везли с другого конца города, и на центральной площади должна была состояться свадьба.

— Посмотрим свадьбу? — Зинга умоляюще заглянула в глаза Уго.

Тот досадливо поморщился:

— Здесь много чего можно посмотреть. Никакого времени не хватит. У нас есть дела поважнее.

Свита невесты совершенно застопорила движение транспорта. Кареты, попавшие в эту праздничную трясину, имели только один вариант — переждать, пока гигантскую куклу не протащат дальше.

— Сможешь прорваться боковой улицей? — спросил Уго.

— Сделаем! — пообещал Ванно. Он гикнул — и лошади, рванув, унесли каретку в узкий проулок, почти безлюдный. Проехав квартал по тихой параллельной улице, Ванно вернул повозку на прежнюю магистраль, но уже впереди процессии с невестой. Однако людского водоворот не так-то просто выпускал свои жертвы. Повозку тут же прижало к длинной очереди разнообразнейшего транспорта. Впереди что-то блокировало проезд. Сзади надвигалась процессия с устрашающей куклой. — Если здесь застрянем, то надолго, — уверенно констатировал Ванно.

— Так, — ледяным тоном протянул Уго. — Я вижу, мы ошиблись с кучером. Ты еще торговался, мерзавец! За такую работу и половины дублона жаль. Что ж, поищем расторопного. Возвращай деньги!

Уго приподнялся.

— Ваша милость, мессир Уго, — заторопился возница. — Ванно все сделает. Сейчас, сейчас… Все будет в лучшем виде…

Немедленно претворяя обещания в жизнь, Ванно заставил скакунов слегка попятиться, затем, резко развернув экипаж, направил его против течения. Пока народ еще расступался, но неумолимо приближалась толпа сподвижников невесты — монолитная, как крепость. И тут Ванно продемонстрировал весь свой класс. Стала понятна суть его маневра: он хотел вернуться на спокойную параллельную улицу. Это был единственный путь к спасению. Сделав левый поворот перед самым носом процессии, Ванно нырнул в проулок, едва не отдавив ноги передним людям из свиты невесты.

— Браво, браво! — сдержанно поаплодировал Уго.

Ванно приосанился и с важным видом принялся нахлестывать лошадок. Каретку уносило все дальше — прочь от пробки, но одновременно и от цели поездки. Громадный крюк, однако, был неизбежен. Всю центральную часть Смелии беспросветно запрудили хмельные участники свадебного фарса.

Помытарившись по булыжным мостовым города, колесница бравого Ванно все же оказалась там, куда ее и просили попасть. Четырехэтажный дом с узкими окнами, фигурными ставнями, литыми решетками на балконах всем своим видом позволял предполагать, что здесь обитают судейские чиновники рангом выше среднего, популярные артисты либо уважаемые судостроители. Но все обстояло иначе. Кто только не селился в помещениях этого приметного красного дома с черной трапециевидной крышей и с вывеской "Клуб св. Якоба"! С тыльной стороны имелась, правда, другая табличка — "Сладкая N". Алая надпись шла поверх изображения смуглой красавицы с неестественно развитыми формами. Некоторые буквы имели прикладное значение. Они прикрывали интимные места знойной натуры. Впрочем, неприкрытого тела оставалось довольно. В частности, две сочные груди свешивались по обе стороны большой N.

Увидев такое непотребство, Мариус сделал вывод, что судьба занесла их к борделю. Но он мыслил стереотипами Рениги. В Талинии понятие «разврат» было скорее теоретическим. На самом деле "Сладкая N" оказалась первоклассным отелем, одним из лучших в Смелии.

Хозяина отеля звали Фабио Минго. Именно его искал Уго. Вчера гостиничные люди сообщили, что Минго в отъезде. Ждали его к сегодняшнему дню.

И дождались. В холле пузатый человек в камзоле с золотым галуном властно командовал челядью. Людишки сновали, как тараканы, вспугнутые морильщиком. Толстяк был настолько внушителен, что мог быть либо Верховным правителем Талинии, либо господином Фабио Минго. Уго направился к нему и спросил без обиняков:

— Вы — владелец отеля?

Толстяк гневно посмотрел на хама, нарушившего производственный процесс. Но, увидев богато одетого человека, чуть смягчился:

— Я — помощник хозяина. Зовут меня…

— Это меня не интересует, — перебил Уго толстяка. — Могу я видеть хозяина?

Но одолеть толстяка оказалось не так-то легко. Он смерил всю компанию взглядом, полным скептицизма, и заявил:

— Не думаю, что господин Минго вас примет.

Уго раздраженно топнул.

— Послушай, любезный! — в его шелковом баритоне грянули полковые трубы. — Твое дело — не думать, а доложить хозяину.

Гонор толстого стал идти на убыль. Он попятился и пробормотал:

— Хозяин заперся и приказал никого к нему не впускать.

Уго раздраженно взмахнул рукой:

— Бумагу мне, перо!

Все незамедлительно появилось тут же, на столе. Уго начертал на листе какие-то неведомые знаки и протянул бумагу помощнику.

— Немедленно отнеси это мессиру Фабио, — и, видя замешательство собеседника, добавил: — Ручаюсь, если ты этого не сделаешь, хозяин собственноручно вышвырнет тебя на улицу.

Последняя угроза заставила толстячка посерьезнеть окончательно. Не прошло и пяти минут, как Уго, Мариус и Зинга восседали на мягчайших диванах и потягивали ароматнейший кофе: Уго — рассеянно, Мариус — сосредоточенно, Зинга — с блаженной непосредственностью. Перед ними, упершись руками в конторку, заваленную бумагами, располагался сухонький мужчина лет пятидесяти с седой очень коротко подстриженной бородкой и посеребренными черными волосами. Лицо господин Минго имел доброжелательное, но, щуря в разговоре левый глаз, становился похож на хитрого злодея.

Беседа шла по-талински. Мариус сидел — истукан истуканом, и злился на Уго. Что, мать твою, за секреты? Если эти двое хотели посплетничать, могли бы сделать это с глазу на глаз. Что за дурацкие демонстрации?

Внезапно он вздрогнул, поскольку собеседники перешли на всеобщий.

— Нам известно, где герцог Бони обычно обретается во время праздника Януария. Есть такой хитрый домишко на выезде из города. Стоит себе на берегу круглого озерца, а озерцо находится в середине Пеликаньего леса. Вообще-то, герцог совсем не развратник, но на Януария кто не позволит себе расслабиться?

Уго усмехнулся.

— Я полагаю, — зажмурился он, — охрана его на это время ослабевает.

— Уж конечно, — согласился Фабио Минго. — Подступиться к дому можно легко, хотя там иногда выпускают здоровенных кобелей. В домике правда, постоянно дежурит несколько телохранителей и целая стая придворных. — Есть ли надежный человек? — поинтересовался Уго.

— Нет, — Минго как-то виновато развел руками.

— Как? — не веря своим ушам, переспросил Уго.

— Так. Это оказалось невозможно, несмотря на все наши усилия.

Уго посмотрел на хозяина остановившимся взглядом и медленно проговорил:

— Я все понял. Мы столкнулись с самим Черным Демоном.