Если покончено с династией Круппов, если из нынешних 1600 Дюпонов ни один не возглавляет семейного концерна, если среди наследников «великого Моргана» нет ни одного под стать старому Пирпонту, если сегодня в Америке нет такого богача, который мог бы единолично навязывать свою волю банкам на Уолл-стрите или правительству в Вашингтоне, – то встает вопрос: можно ли теперь говорить о миллионерах и миллиардерах в том смысле, в каком этот термин употреблялся сто лет назад?
Возможностью постановки такого вопроса часто пользуется капиталистическая пропаганда не только в Соединенных Штатах, но и в других странах. В самых различных случаях там пытаются убедить людей, что эпоха крупных миллионеров давно кончилась, что сегодня они не играют такой роли, как в XIX веке, что постепенно наступает выравнивание доходов всего общества и что во главе крупных концернов и банков теперь стоят наемные администраторы и техники, а не сами владельцы.
В этих пропагандистских разглагольствованиях есть элемент правды, но, как известно, ни одна ложь не имеет шанса на успех, еслй в ней нет хотя бы маленькой доли истины. Конечно, современные нам миллиардеры не похожи на своих родоначальников: они действуют в изменившихся условиях, ведут себя иначе, пользуются иными методами и старательно избегают гласности. Но изменившиеся условия и новый образ жизни миллиардеров отнюдь не означают, что они перестали быть богачами. Пропасть между сегодняшними миллиардером и безработным или даже сравнительно хорошо оплачиваемым рабочим стала еще глубже, чем когда-либо прежде.
Поэтому название данной главы – «Новые миллиардеры»– следует понимать двояко: «новые» в том смысле, что они отличаются от богачей XIX века, и «новые» в буквальном значении этого слова. Дело в том, что вопреки утверждениям западной пропаганды в капиталистическом мире по-прежнему существуют возможности создания огромных богатств.
Когда в Нью-Йорке и Вашингтоне пускают в ход тезис о мнимом отмирании капитализма и капиталистов, то следует обратить внимание на обратное явление – все более возрастающую роль крупного капитала в Соединенных Штатах и других западных державах. Мы имеем в виду явление, которое бывший президент США Эйзенхауэр, хорошо знающий вопрос, назвал военно-промышленным комплексом.
В своем телевизионном выступлении в январе 1961 года, то есть накануне ухода из Белого дома, генерал Дуайт Эйзенхауэр предостерег американский народ:
«Следует охранять наши правительственные учреждения от уступок – под нажимом или без нажима – нежелательному влиянию военно-промышленного комплекса. Возможность губительного роста этой силы, отданной в несоответствующие руки, существует и будет существовать и дальше».
Нельзя отказать в правоте бывшему генералу и бывшему президенту. В Соединенных Штатах (и некоторых других капиталистических государствах) возник своеобразный симбиоз крупного капитала и милитаристских кругов, описанный в последние годы многими социологами и политиками. Миллионеры и генералы действуют рука об руку, защищая свои общие интересы и выдавая их за интересы всего общества. Аппарат власти в мире капитализма становится во все возрастающей мере послушным орудием военно-промышленного комплекса, что находит свое выражение в назначениях его представителей на высшие государственные посты, в кредитовании вооружений, в конкретных акциях внешней политики.
В свое время Морган и Рокфеллер не раз входили в столкновение с административной властью. Ныне такие столкновения стали исключительным явлением.
Капитализм не существует?
Среди множества американских публикаций, авторы которых утверждают, что в Соединенных Штатах произошли радикальные общественно-экономические изменения и что там уже нет капитализма в традиционном значении это слова (а значит, нет и старозаветных миллионеров), нам хочется выбрать книгу Фредерика Льюиса Аллена «Большая перемена. Америка меняется. 1900-1950» (“The Big Change. America Transforms Itself. 1900-1950”).
Президент Эйзенхауэр в Овальном кабинете Белого дома
Аллен был редактором известного журнала «Харперс мэгэзин» и автором ряда работ, которые имели большой успех у читателей (в разделе о Морганах мы ссылались на его книгу о жизни старого Пирпонта). Книга о «большой перемене» в Америке долго фигурировала в списке бестселлеров – Джон Гантер заявил, что эта работа Аллена – «одна из самых лучших книг о Соединенных Штатах, какую я когда-либо читал». Начиная полемику с Алленом, мы постараемся как можно точнее изложить его выводы.
Исходным пунктом Аллен взял 1900 год и тот факт, что тогда в Соединенных Штатах действительно существовал капиталистический строй. «На рубеже столетия, – читаем у Аллена, – пропасть между богатством и нищетой была огромна». Он признает, что ежегодный доход Эндрю Карнеги был в двадцать тысяч раз больше, чем доход среднего рабочего. Аллен красочно живописует, как тогдашние богачи швыряли деньги на (балы и другие развлечения. Он напоминает, что в 1900 году в Соединенных Штатах Америки насчитывалось 6,5 миллиона безработных, что детский труд был повсеместным явлением, что 15-20 миллионов американцев жили в крайней нужде.
«В 1900 году, – пишет Аллен, – капитализм был действительно капитализмом». В качестве типичного примера автор называет хорошо известного ему Моргана:
«В начале XX века Пирпонт Морган действительно становился самой могущественной фигурой в мире бизнеса, если не самым могущественным гражданином Соединенных Штатов».
По мнению Аллена, в то время американское правительство целиком зависело от крупного капитала. Он пишет: «Без поддержки Уолл-стрита Вашингтон был бессилен».
И далее:
«С помощью намеков, нажима, займов или так называемого одалживания, которое по сути дела являлось не чем иным, как «подарком», а иногда и просто с помощью тайных взяток крупный концерн мог сделать зависимыми от себя многих законодателей, выборных чиновников и даже судей».
Ну что ж, мы можем только поблагодарить Аллена за столь убедительную характеристику внутриамериканских отношений на рубеже XIX-XX веков. Но, как нетрудно догадаться, она нужна ему только для того, чтобы попытаться доказать, что в последующие годы все изменилось к лучшему. При этом Аллен применяет такой прием, который может ввести в заблуждение не слишком критически настроенного читателя. Подлинные изменения, которые произошли в технологии, медицине, кино, нравах, моде и так далее, он пытается выдать за коренное изменение общественного и социального строя. А поскольку он пишет интересно и умело, многие американские читатели ему верят.
Началом «новой эры» Аллен считает 1902 год, когда генеральный прокурор США на основании так называемого антитрестовского «закона Шермана» предложил суду распустить концерн «Норзерн секьюритиз компани», являвшийся совместной собственностью Моргана и Гарримана. Однако по предыдущим главам этой книги мы знаем, что Морган и Гарриман умели справляться с натиском прокуроров и судей и что их преимущество ни на йоту не пострадало от этого шага, так же как Рокфеллеры отнюдь не понесли ущерба, когда судебные инстанции, включая Верховный суд США, выносили приговоры по делу «Стандард ойл».
Высокопарно повествуя о «бунте американской совести», Аллен ссылается на то, что именно Форд, начав массовый выпуск автомобилей, произвел социальный переворот во многих странах мира, «демократизировал капитализм». Форд действительно превратил автомобиль из предмета роскоши для богачей, каким он был ранее, в предмет повседневной необходимости для тысяч людей. Своему «автомобильному» аргументу Аллен придает большое значение, посвятив ему специальную главу в книге.
Следует отметить, что массовое производство автомобилей действительно оказало значительное влияние на жизнь американцев. Но излишне доказывать, что это ни в малейшей степени не изменило характера капиталистического строя Соединенных Штатов: Форд становился все богаче, а пропасть между ним и его рабочими все более углублялась.
Следующим аргументом Аллена неожиданно становится экономический кризис 1929-1933 годов и Новый курс Рузвельта.
«Легенда о том, что Уолл-стрит руководит [государством], была развеяна, – утверждает автор. – Великая депрессия привела к тому, что Уолл-стрит отрекся от руководящей роли, которую он играл в конце XIX века… Новый курс радикальным образом изменил природу американской экономики».
По мнению Аллена, в результате рузвельтовских реформ в Соединенных Штатах возник не «социалистический строй», не «свободный экономический строй» [читай: капитализм], а нечто среднее, что можно назвать «исправленной и измененной разновидностью капитализма». Заключение автора таково: в Соединенных Штатах свершилась «одна из величайших в истории социальных революций». Словом, там уже нет ни капитализма, ни капиталистов в традиционном значении этих понятий. Теперь «Соединенные Штаты развиваются не в направлении социализма, а опережая социализм» (sic!).
Вероятно, Франклин Делано Рузвельт перевернулся бы в гробу, узнав о такой интерпретации его Нового курса. Реформы великого президента, при всем огромном уважении к нему и к его несомненным заслугам в нашей общей борьбе с фашизмом и гитлеризмом, были направлены прежде всего на спасение американского капитализма. Не будет преувеличением сказать, что Рузвельту удалось вытащить свою страну из бездны самого тяжкого в истории человечества экономического кризиса, причем без изменения социального строя Соединенных Штатов.
В тридцатых годах изменились методы действий американских миллионеров и миллиардеров, изменились их взаимоотношения с правительством и окружающим миром. Самые богатые промышленники и банкиры вынуждены были немного сбавить тон, научиться скрывать свои намерения, выработать новую фразеологию. Но это отнюдь не означает, что уменьшились их капиталы и влияние.
Однако вернемся еще раз к Аллену. Видимо отдавая себе отчет в шаткости своей прежней аргументации, Аллен приводит три дополнительных «довода» в подкрепление своего тезиса, что американский капитализм перестал быть капитализмом. Во-первых, в Соединенных Штатах, по его мнению, произошло «выравнивание» доходов населения, уменьшилась пропасть между миллионерами и неимущими. Во-вторых, теперь американское правительство может представлять интересы всех своих граждан, «ограничивая» и «тесня» концерны и монополии. В-третьих, крупные концерны будто бы перестали быть собственностью горстки миллиардеров, превратившись едва ли не в общенациональное достояние. Поэтому повнимательнее приглядимся к этим трем «доводам».
Если говорить о так называемом «выравнивании» доходов населения США, то Аллен манипулирует тут сложными и не всегда точными арифметическими данными, чтобы как-то доказать сокращение дистанции между богатыми и бедными. По его мнению, «огромные доходы миллионеров рассечены на кусочки экзекуторами из налоговых управлений», а, с другой стороны, «миллионы семей, находившихся в нужде или на грани нужды… были подняты до такого уровня, который традиционно именуется уровнем средних классов».
Скажем прямо: это демагогический вывод. Пока что миллионеры и миллиардеры прекрасно справляются с «натиском» налогового законодательства и передают свои капиталы по наследству из поколения в поколение. Ничто не свидетельствует об уменьшении их богатства, их состояний. Зато бедняки… Даже официальная американская статистика подтверждает тот факт, что в богатых Соединенных Штатах десятки миллионов людей живут в нищете. Впрочем, и сам Аллен признает, что еще существуют «острова глубокой нужды», но тут же радуется тому, что это результат «болезней, возраста, превратностей судьбы или отсутствия способностей». Во всяком случае, тут якобы американский социальный строй неповинен, но неумолимая статистика разоблачает и эту его демагогическую аргументацию.
Не выдерживает критики и второй аргумент – о мнимом отделении государственной власти от мира крупных монополий и концернов, короче говоря, о независимости Вашингтона от Уолл-стрита. Правда состоит в том, что связь этих двух сил стала менее явной, чем в XIX столетии, и что сегодня уже немыслимо, чтобы богатый промышленник или банкир прямо отдавал распоряжения президенту или его министрам. Но связь эта по-прежнему существует.
Всякий раз, когда кто-либо в Вашингтоне хочет ограничить чрезмерные налоговые льготы нефтепромышленникам, последние всегда находят способ, чтобы подавить такое желание еще в зародыше. Когда президент Кеннеди столкнулся с магнатами стальной промышленности, он одержал лишь временную победу: год спустя ему пришлось капитулировать. Что касается внешней политики Соединенных Штатов, то решающий голос в ней по-прежнему принадлежит представителям крупного капитала, который защищает свои классовые интересы в Западной Европе, на Ближнем Востоке, в Латинской Америке и других районах мира.
В качестве еще одного довода «сепарации» государственной власти США от крупного капитала Аллен приводит атомную промышленность, которая-де является в Америке государственной и, по его мнению, стала «островом социализма в океане частного предпринимательства». Аргумент этот попросту смешон. Комиссия по атомной энергии США действительно является государственным учреждением, но во главе ее неизменно находятся представители крупного капитала, а заказы этой комиссии стали источником самых больших прибылей для частных концернов.
И наконец, последний довод Аллена – о раздроблении собственности. Речь тут идет о том, будто бы миллионы американцев, не исключая малосостоятельных людей, владеют акциями различных концернов. Из этого факта следует вывод, повторяемый многими другими авторами, будто крупные капиталисты перестали быть владельцами предприятий и вынуждены делиться властью – а значит, и прибылями – со всем обществом.
Здесь демагогия доведена уже до предела. Если пресловутый рядовой американец, Джон Смит, приобрел одну или три акции концерна «Стандард ойл» он все равно не может оказать ни малейшего влияния на судьбы концерна. Его сбережения, вложенные в акции, лишь обогащают концерн. Даже если бы все джоны смиты выступили сообща (что просто немыслимо), то и в этом случае пакета акций Рокфеллеров было бы достаточно, чтобы обеспечить им право решающего голоса. Дюпоны имели только 23 процента акций концерна «Дженерал моторс», но это давало им право решать его дела. В лучшем случае Джон Смит получит маленький дивиденд, но это отнюдь не значит, что он стал компаньоном миллионера.
Теория, на все лады расписывающая «раздробление» собственности путем продажи определенного количества акций, не нова. Ее еще в начале XX века развенчал В. И. Ленин, а прошедшее с тех пор время отнюдь не укрепило фундамента этой теории. Не нова и повторяемая Алленом точка зрения, что владельцы крупных концернов (в данном случае он имеет в виду подлинных владельцев) все более подчиняются наемным управляющим (менеджерам) и директорам концернов.
Правда, ушли в прошлое времена, когда миллионер вроде Джона Рокфеллера или Генри Форда единолично управлял своими предприятиями и сам принимал все решения. В концернах-империях типа «Стандард ойл» или «Юнайтед Стейтс стил» это уже невозможно. Во главе их стоит группа хорошо оплачиваемых директоров, в чьем распоряжении находятся высококвалифицированные эксперты и электронно-вычислительные машины. Но верно и то, что изменение методов управления крупными концернами не оказывает никакого влияния на отношения собственности. Применение этих новых методов опять-таки не уменьшило богатств миллиардеров. Скорее, эти методы способствовали росту их состояний.
Аргументация Аллена и многих других подобных авторов подается в соблазнительной упаковке и может ввести в заблуждение кое-кого из читателей. Однако такая аргументация обходит суть вопроса – замалчивает тот основной факт, что Соединенные Штаты по-прежнему остаются капиталистическим государством и что благоденствуют там лишь богачи.
* * *
Мы остановились несколько дольше на этой книге Фредерика Льюиса Аллена (вышла в 1952 году) потому, что она представляется нам очень типичной для уяснения хода мыслей американских публицистов и экономистов, которые раздувают значение перемен, происшедших в США, но не замечают того, что существо, природа капиталистического строя не изменились. Однако мы не хотим ограничиться только одним этим примером и потому сошлемся на труды еще одного популярного в Америке экономиста профессора Адольфа А. Берли.
В своих работах – «Власть без собственности» (“Power without Property”, 1959) и «Американская экономическая республика» (“The American Economic Republic”, 1963) – Берли пытается доказать, что доля самых богатых людей в национальном доходе Соединенных Штатов неуклонно уменьшается и что теперь владельцы крупнейших концернов оказывают все меньшее влияние на управление концернами. Вывод профессора гласит, что Соединенные Штаты «кардинально продвинулись в направлении обобществления доходов».
В цитированной выше работе «Богачи и сверхбогачи» Фердинанд Ландберг беспощадно расправляется с тезисами профессора Берли. Используя в первую очередь фундаментальные, но сравнительно малоизвестные экономико-статистические исследования американских ученых о распределении богатств и национального дохода, Ландберг приходит к одному-единственному выводу:
«Концентрация богатства в руках небольшой группы людей продолжается».
Еще один пример. Профессор Роберт И. Лэмпмэн из Висконсинского университета написал по поручению Национального бюро экономических исследований научный труд об «участии наиболее богатых людей в национальном доходе» – «Доля крупнейших богачей в национальном богатстве. 1922-1956» (“The Share of Top Wealth-Holders in National Wealth. 1922-1956”, Princeton University Press). Этот труд издан в 1962 году Принстонским университетом. На основе огромного статистического материала, с помощью интересных математических методов профессор Лэмпмэн делает вывод, что сравнительно небольшая горстка людей (всего 1,6 процента взрослого населения США) сосредоточила в своих руках огромную часть национального достояния, а именно одну треть всей частной собственности, четыре пятых всех акций, 100 процентов государственных облигаций и так далее и тому подобное.
Профессор Лэмпмэн производит анализ имущественного состояния самых богатых людей США, составляющих 1 процент всего населения страны. Но и внутри этого одного процента он находит такую же «пирамиду богатства», как и в американском обществе: почти половина всего богатства, приходящегося на этот 1 процент населения, сосредоточена в руках одной десятой указанной группы: то есть на самой вершине пирамиды. По мнению профессора Лэмпмэна, доля крупных богачей в национальном достоянии постоянно растет.
Более поздние статистические данные полностью подтверждают эти неприятные для Аллена выводы. В конце 1969 года, как сообщает еженедельник «Юнайтед Стейтс ньюс энд уорлд рипорт» в Соединенных Штатах насчитывалось около 200 тысяч миллионеров по сравнению с 13 тысячами в первые послевоенные годы и 27 тысячами – в 1953 году. Хотелось бы добавить, что среди этих 200 тысяч миллионеров (одна сотая часть населения США) только немногие люди могут похвастаться состоянием порядка сотен миллионов долларов и стать членами фешенебельного «клуба миллиардеров».
Кроме того, Ландберг в своей работе ссылается на проводимые вот уже несколько лет научно-исследовательским центром Мичиганского университета исследования, которые целиком подтверждают тезисы Лэмпмэна и тем самым опровергают концепции Берли и Аллена. Группа ученых из Мичигана особенно заинтересовалась повторяемой много лет подряд пропагандистской сказкой о «распылении» акций среди всего американского общества. Распространители этой сказки подсчитали, что уже 20 миллионов американцев стали обладателями акций различных предприятий и фирм. Из этого они делают вывод, что социальный строй в Соединенных Штатах превратился в «народный капитализм»…
Исследовательский центр Мичиганского университета взял на себя труд проверить имущественное положение этих «миллионов акционеров», чтобы научным способом прийти к выводу, который, собственно, был предрешен заранее. Оказывается, достаточно, чтобы кто-либо приобрел одну-единственную акцию, как его тут же включают в число «акционеров», даже если стоимость этой единственной акции снизилась до 10 центов… В действительности многие американцы, соблазненные широкой рекламой и ищущие легких заработков, покупают единичные акции, однако, как подсчитал профессор Лэмпмэн, 80 процентов всех акций в США находится в руках небольшой кучки наибогатейших людей. Так что немного остается от теории «народного капитализма»…
К аналогичным выводам приходит и д-р Габриель Колко из Гарвардского университета, опубликовавший в 1962 году свою работу «Богатство и власть в Америке» (“Wealth and Power in America”). Применяя собственные методы исследования данного вопроса, д-р Колко подсчитывает, что на 10 процентов беднейшего населения США приходится всего 1 процент национального дохода, в то время как 10 процентов богачей захватили более 30 процентов. Но и внутри этих 10 процентов богачей (или состоятельных людей) наличествует известная уже нам дифференциация: львиная доля дохода поступает в карманы 1 процента населения.
Фердинанд Ландберг полемизирует с Берли, Алленом и другими авторами, оспаривая их утверждение, что в крупных концернах происходит разрыв между владельцами и управляющими, которые берут в свои руки фактический контроль. Исходным пунктом для полемики он берет публикуемые ежегодно журналом «Форчун» списки пятисот крупнейших концернов США. В 1967 году редакция журнала «Форчун» сочла необходимым отмежеваться от распространявшегося ею ранее утверждения, что крупные концерны «принадлежат всем и никому в отдельности» и управляются менеджерами.
«Форчун» самокритично признался, что у него нет оснований для такого рода обобщений и что по меньшей мере в 150 концернах из 500 «собственность остается в руках одного лица или членов одного семейства». Ландберг пошел еще дальше и исследовал, как обстоит дело с собственностью в остальных 350 концернах. Его вывод таков: каждый концерн принадлежит небольшой группе владельцев (а не директоров, у которых нет права собственности, и отнюдь не массе мелких держателей акций). Эти концерны являются собственностью либо нескольких семейств, либо нескольких членов финансовой группы. «Но нет ни одного случая, – утверждает Ландберг, – когда бы право собственности было отделено от контроля над фирмой». Разумеется, это не означает, что владелец концерна сам им и управляет.
* * *
В связи с теориями о принципиальной метаморфозе капитализма в его американском издании хотелось бы напомнить о работе еще одного автора, которого никоим образом нельзя обвинить в предвзятом или критическом отношении к Соединенным Штатам. Мы имеем в виду Артура Барбера, который в 1962-1967 годах занимал в Вашингтоне пост заместителя министра обороны по вопросам международной безопасности. В 1968 году, после ухода с государственной службы, он опубликовал книгу «Ренессанс XX века» (“The 20th Century Renaissance”), в которой высказывает свой взгляд на возрастающую международную роль американских концернов.
В отличие от таких авторов, как Берли, для которых современный капитализм чуть ли не идиллия, а капиталисты едва ли не «отмирают» (по его утверждению), Барбер открыто и прямо пишет о хищнических устремлениях крупного капитала. Более того, Барбер восхищен все возрастающей ролью международных концернов, центры которых, как правило, находятся в Соединенных Штатах. Он усматривает в этом явлении «Ренессанс XX века» (отсюда и название книги).
«Сейчас гибкость и экономическая мощь крупных международных концернов бросает вызов власти многих народов, – пишет Барбер. – Концерн «Дженерал моторс» в прошлом году (1967) получил валовой доход в сумме свыше 20 миллиардов долларов. Это больше, чем национальный доход всех 124 государств, входящих в Организацию Объединеных Наций, за исключением четырнадцати стран.
Решения, влекущие за собой развитие экономики, во все большей степени становятся не столько международными решениями, сколько решениями, которые принимают концерны. Решения о размещении или ликвидации какого-либо конкретного предприятия, о транспортных путях, о строительстве исследовательской лаборатории чаще принимаются советом директоров того или иного концерна, нежели правительственными кругами. Правительство все чаще выступает в роли просителя, а не администратора. Такое положение быстро ограничивает суверенность многих государств».
В подтверждение своих убедительных выводов Барбер приводит слова французского министра Дебре, который заявил:
«Страна, чья ключевая промышленность была бы только филиалом центра, находящегося под руководством крупного иностранного государства (то есть Соединенных Штатов. – Г.Я.), уже не была бы независимой страной».
Не без чувства удовлетворения Барбер цитирует слова бывшего английского премьер-министра Вильсона, который предостерегал Западную Европу не становиться «промышленной потаскухой по отношению к рафинированному американскому бизнесу».
По мнению Барбера, ныне существует 750 тысяч крупных концернов США, которые действуют в международном масштабе. Почти 200 из них находятся в Западной Европе, а остальные – в других частях земного шара (прежде всего в Японии). Все зарубежные инвестиции американского капитала оцениваются почти в 60 миллиардов долларов. В течение одного только года (1967) зарубежные филиалы американских концернов произвели товаров и оказали услуг на общую сумму 100 миллиардов долларов.
Добавим также, что обороты крупнейших концернов США превышают национальный доход многих государств. Так, например, обороты «Дженерал моторс» больше суммарного дохода таких богатых государств, как Бельгия или Швейцария, а обороты «Форд мотор компани» превышают Национальный доход Дании или Австрии.
Как было сказано, Артур Барбер восхищен таким положением вещей. Вот его заключение:
«Деятельность международных промышленных концернов опережает политические концепции национальных государств. Как Ренессанс в XV веке положил конец феодализму, власти аристократии и господству церкви, так и Ренессанс XX века кладет конец прежнему буржуазному обществу и господствующему положению национальных государств. Сердцем новой структуры власти является международная организация вместе с технократией, которая руководит ею».
Последняя фраза определенно требует двух дополнений. Понятие «международная организация» использовано здесь вместо понятия «международный картель». А модный нынче на Западе термин «технократия» должен заслонить тот факт, что подлинный контроль над крупнейшими концернами по-прежнему осуществляют наши старые знакомые – миллионеры и миллиардеры.
* * *
Разумеется, все это не означает, что современные миллиардеры являются точной копией своих предшественников или родоначальников, живших сто лет назад. Об этом мы уже говорили в первых главах книги, но, чтобы избежать недоразумений, следует еще раз вернуться к данной теме. Если мы настаиваем на том, что суть капитализма не изменилась и что самые богатые люди не только не теряют своих богатств, а скорее увеличивают их, то мы отнюдь не собираемся тем самым утверждать, что в семидесятых годах XX века миллиардеры могут поступать и вести себя так, как миллионеры семидесятых годов XIX столетия.
Если бы Джон Д. Рокфеллер или Джон Пирпонт Морган чудом могли воскреснуть и вернуться в свои кабинеты и салоны, они наверняка были бы ошеломлены изменениями в окружающем их мире. Они быстро поняли бы, что не могут использовать те методы обогащения, которые принесли им успех сто лет назад.
Ныне крупный капитал старается сохранить безвестность. Если мы взглянем на сегодняшние списки богатейших концернов, то найдем там ряд более или менее усложненных названий и только в немногих случаях (например, у Форда), эти названия содержат имя владельца. Лишь скрупулезный анализ может показать, что за сложными названиями концернов скрываются преимущественно крупные состояния династий и семейств.
Гигантский американский концерн «Интернешнл бизнес мэшинз» (ИБМ), который опередил чуть ли не всех своих конкурентов и сколотил десятки миллионов долларов на производстве компьютеров, в течение многих лет сохранял анонимность. В 1970 году он счел необходимым выдвинуть руководителя своего зарубежного отдела, выступающего под маркой «Уорлд трейд корпорейшн», на должность посла Соединенных Штатов в Париже. Назначение было оформлено без каких-либо трудностей. Итак, во Францию в качестве американского посла прибыл Артур К. Уотсон. Это обстоятельство позволило узнать, что, очевидно, один из крупнейших пакетов акций концерна ИБМ принадлежит семейству Уотсонов.
Еще больше заботятся о своей безымянности концерны Западной Европы. Крупнейшим из них считается «Роял Датч-шелл», капитал которого исчисляется миллиардами долларов, чистай ежегодная прибыль – сотнями миллионов долларов, а число занятых там рабочих – сотнями тысяч человек. Хорошо известны имена и биографии двух миллионеров, которые основали эту фирму, – голландца Детердинга и англичанина Сэмюэла. Но в данное время можно сказать лишь одно: 38 процентов акций концерна принадлежат английским капиталистам, 24 процента – американским и 16 процентов – голландским. Во главе концерна находится правление, состоящее из семи человек, которые тщательно избегают любой рекламы. Это значит, что они очень любят рекламировать концерн, но как огня боятся рекламирования его владельцев и директоров.
«Роял Датч-шелл» занимается почти исключительно добычей, транспортировкой и продажей нефти и нефтепродуктов. Поэтому концерн является как бы эквивалентом фирмы Джона Д. Рокфеллера прошлого века (и основным конкурентом нынешней «Стандард ойл»). Сравнение безымянного англо-голландского концерна с семейным концерном Джона Д. может служить примером изменений, наступивших в мире крупного капитала. Однако не будем поддаваться влиянию внешних признаков: капитализм остался капитализмом, а наследники старых миллионеров просто стали новыми миллиардерами.
Гетти и Хант
Жан Поль Гетти считается ныне богатейшим в мире человеком. Как в перечне журнала «Форчун», так и в тщательно проверенных списках Ландберга он занимает бесспорно первое место. Его личное состояние оценивается в миллиард долларов. Биография Гетти может заинтересовать нас со многих точек зрения.
Во-первых, как и сто лет назад, нефть даже в XX веке может являться источником фантастических прибылей. Все богатство Гетти нажито благодаря нефтяной промышленности. Во-вторых, вопреки разглагольствованиям об «изменении капиталистического строя», о так называемом «народном капитализме» и «распылении акций» Гетти сумел сколотить миллиардный капитал и опроверг все эти теории. Наконец, в-третьих, Гетти в течение долгих лет сумел сохранить свою безвестность, чем он резко отличается от своих предшественников прошлого столетия.
Лишь в 1957 году, когда ему было уже шестьдесят пять лет, и он стал мультимиллионером, редакция журнала «Форчун» заинтересовалась его особой и раздобыла сведения о его состоянии. До этого о нем знали лишь ближайшие доверенные сотрудники и… многочисленные жены. Позже об этом рассказал сам Поль Гетти в своей любопытной автобиографической книге «Моя жизнь и состояние» (“My Life and Fortunes”), изданной в 1963 году:
«Примером того, насколько глубоко мне удавалось сохранять анонимность на протяжении целого ряда лет, может служить моя случайная встреча с однокашником, которого я не видел с самого окончания Калифорнийского университета в Беркли. Повстречавшись случайно на одной из улиц Лос-Анджелеса в 1950 году, мы узнали друг друга и остановились, чтобы поболтать о прошлом. «Между прочим, Поль, – спросил меня в ходе нашего разговора мой однокашник, – у кого ты сейчас служишь?»
В своей автобиографии Гетти подробно рассказывает о семи своих браках и разводах, о том, как он добился успеха в качестве предпринимателя и финансиста. Весьма любопытны его замечания о «статусе», если можно так выразиться, миллиардера в наше время.
«Среди активных бизнесменов, – пишет Гетти, – нет понятия “миллиардер”, во всяком случае, в том смысле, в каком большинство людей его понимает. Личность может иметь или контролировать предприятия стоимостью в миллиард долларов или еще больше, но сравнительно малая часть имущества остается в ее распоряжении в виде денег. Миллионер или миллиардер не держит миллионов в депозите, на своем личном счету в банке. Деньги вложены в его предприятия. Он не может также знать, какова подлинная сумма его инвестиций в данный момент. Цена акций может возрастать или падать, стоимость концернов может увеличиваться или уменьшаться, бесчисленные непостоянные факторы могут умножить ценность инвестиций или полностью зачеркнуть их».
Ясно, что эти замечания Гетти рассчитаны на то, чтобы вызвать у читателей сочувствие к миллионеру. После того как стало известно, что Гетти – миллиардер, он перестал таить свое богатство, а в пожилом возрасте вообще покончил с анонимностью: кроме того, что опубликовал свою автобиографию, он приглашает к себе многочисленных гостей, охотно показывая им редкостные коллекции произведений искусства, которые успел скупить за это время. В своих роскошных резиденциях в Калифорнии и близ Лондона (где он поселился, чтобы избежать уплаты налогов в Соединенных Штатах) он хранит бесценные полотна Рембрандта, Тинторетто, Веронезе, Рубенса. Он откровенно говорит своим гостям, что считает скупку картин наилучшим способом помещения капитала. Действительно, стоимость произведений искусства растет на Западе куда быстрее, чем цены на акции нефтяной промышленности.
Каким же путем Поль Гетти пришел к своему миллиардному состоянию? Самый короткий ответ гласил бы: нефть и капиталистический эксплуататорский строй. Более подробный – должен учитывать несколько элементов.
Жан Поль Гетти родился в семье миллионера, и как у Моргана в XIX веке, у него был легкий жизненный старт. Его отец Джордж Ф. Гетти был адвокатом. В первые годы нынешнего столетия он оказался в Оклахома-Сити как раз в тот год, когда там была найдена нефть. Гетти-отец быстро понял, что нефтяная промышленность имеет огромные перспективы, особенно в свете только что начавшей развиваться автомобильной промышленности. Поэтому он вложил все свои сбережения в нефтяные месторождения. И не ошибся. В 1930 году после многочисленных сделок и спекуляций Джордж Гетти оставил своим наследникам состояние порядка 15 миллионов долларов.
Конечно, эта цифра несравнима с сегодняшним миллиардным богатством сына, но молодому Гетти было с чего начинать. Кроме того, отец позаботился о том, чтобы его сын получил высшее образование. Сначала Поль окончил геологический факультет Калифорнийского университета, а затем изучал экономику в знаменитом Оксфорде. Горячо благодарный отцу, Поль выпустил после его смерти книгу, в которой описал историю их предприятия.
В тридцатые годы Поль Гетти продолжал систематически расширять свою нефтяную империю. Кроме семейной «Гетти ойл компани», он приобрел акции «Пасифик Уэстерн ойл компани», а затем начал битву за контрольный пакет акций концерна «Тайдуотер ассошиэйтед ойл компани». Сражение оказалось не из легких, поскольку «Тайдуотер» фактически находился в руках рокфеллеровской «Стандард ойл оф Нью-Джерси», но закончилось оно очередной победой Гетти. Почему Джон Д. Рокфеллер II продал Полю Гетти (правда, по выгодной цене) акции концерна «Тайдуотер», до сих пор неизвестно. Не очень ясна и причина многолетнего конфликта Поля Гетти со своей матерью, которая после смерти мужа унаследовала его состояние.
Крупнейшие сделки Гетти-сына приходятся на послевоенные годы. Его начали интересовать нефтеносные районы Ближнего Востока. Там то и дело начинают бить нефтяные фонтаны, открываются новые месторождения, возникают новые состояния. Гетти посылает своих представителей в Эр-Рияд – столицу Саудовской Аравии, затем ведет переговоры с королем Ибн-Саудом и, наконец, решает уплатить королю пустяковую сумму в 10 миллионов долларов за право поисков нефти в районах, где, по мнению геологов, должна находиться еще не открытая нефть.
Сделка была сопряжена с риском. Приобретенная Гетти концессия требовала новых огромных расходов. Поиски нефти продолжались четыре года и обошлись в 20 миллионов долларов. Но Гетти мог себе позволить и такой риск. В 1953 году он получает долгожданную весть: удалось открыть богатейшие залежи. С каждым днем Гетти не только возвращает себе вложенные в поиск деньги, но и умножает свое богатство. Спустя несколько лет он уже тянется к пальме первенства в споре за звание самого богатого человека на земле.
В 1966 году выходит очередная книга Поля Гетти «Как разбогатеть» («How to Be Rich»). У автора были все основания написать такую книгу.
* * *
Наряду с Полем Гетти имя Харольдсона Л. Ханта часто произносится как имя второго на земном шаре богача. Журнал «Форчун» оценивает его имущество в 400-700 миллионов долларов. Другие данные называют 250 миллионов – 3 миллиарда. Фердинанд Ландберг останавливается на меньших цифрах.
С определенной точки зрения Хант действительно похож на Гетти: оба сколотили свои капиталы лишь в последние десятилетия нашего века, оба черпали свои прибыли – в прямом и переносном смысле – из нефтяных вышек. Но в остальном эти два мультимиллионера абсолютно не схожи. Выпускник Оксфорда, эрудит Гетти коллекционирует произведения искусства, пишет книги (отнюдь не прибегая к услугам «литературных негров»), охотно бывает в обществе «интеллектуалов», сторонится политики. Не слишком грамотный Хант лишь копит акции нефтяных компаний, охотнее всего проводить время за карточным столом (он азартный игрок) и поддерживает самых реакционных американских политиков.
Харольдсон JI. Хант родился в 1890 году в штате Иллинойс. Из его апологетических биографий можно узнать, что, будучи еще мальчиком, он отличался феноменальной памятью и уже в три года научился читать. Свою необыкновенную память он сохранил до седых волос. Правда, Хант так и не закончил начальной школы и в тринадцать лет отправился бродяжничать по западным штатам США. Был парикмахером, пастухом, дровосеком, но все время его влекли легкие заработки и карточная игра. Несколько остепенившись, Хант поселился в штате Арканзас, где занялся выращиванием хлопка. В период экономического кризиса 1921 года он разорился и вынужден был начинать все сызнова. Кажется, именно тогда (биография его не очень ясна) он купил маленькую нефтяную вышку за пятьдесят долларов, которые выиграл в карты.
Так будто бы началась его фантастическая карьера нефтепромышленника: сначала в штате Арканзас, а затем, в более широких масштабах, – в Техасе. И в других штатах тоже. Кроме того, в 1958 году Хант получил от эмира Кувейта концессию на нефтеносные районы, которые приносят ему миллионные доходы. Он часто повторяет: «Все, что я делаю, делается ради прибылей». Хант неохотно вспоминает о своих скромных начинаниях.
Американская нефтяная промышленность – более чем любая другая отрасль промышленности – зависит от политических решений, принимаемых в Вашингтоне. В одной из предыдущих глав этой книги речь шла о сложной системе налоговых льгот для нефтепромышленников, составляющих существенный элемент их прибылей. Политический характер приобретает также вопрос о прибрежных нефтяных месторождениях. Хант и другие нефтепромышленники кровно заинтересованы в том, чтобы федеральное правительство передало право на разработку таких богатых районов властям штатов, с которыми миллионерам легче договориться и от которых скорее можно добиться выгодных условий аренды или собственности.
Этих двух причин – налоговых льгот и прибрежной нефти – оказалось достаточно, чтобы Хант активно включился в политическую жизнь Соединенных Штатов. Ландберг иронически пишет, что последним президентом, который угождал Ханту, был Кальвин Кулидж. Во время его президентства (начало двадцатых годов нашего века) нефтепромышленники безнаказанно подкупали министров. Зато позднейшие хозяева Белого дома, не исключая Эйзенхауэра, были, по мнению Ханта, «слишком левыми»…
Большой поддержкой Ханта пользовался – как возможный кандидат в президенты – Дуглас Макартур. Напомним, что во время американо-корейской войны именно этот генерал хотел сбросить атомную бомбу на Китай и готов был начать третью мировую войну. Ближайшим приятелем миллиардера Ханта был в те годы пресловутый Джозеф Маккарти, который не скрывал своих профашистских убеждений и сумел на какое-то время терроризировать всю Америку.
Во время президентских выборов 1964 года Хант несколько растерялся: с политической точки зрения ближе всех был ему кандидат от Республиканской партии сенатор Барри Голдуотер, выступивший с откровенно реакционной программой, а по личным симпатиям Хаит предпочитал кандидата от Демократической партии хорошо известного ему Линдона Б. Джонсона, с которым он не раз встречался в Техасе. Ханту было известно, что Джонсон давно был глашатаем налоговых льгот для нефтепромышленников, и это разрешило все сомнения. Хант поддержал долларами избирательный фонд Линдона Джонсона.
Напомним также, что любимыми героями Ханта были генерал Эдвин Уолкер, изгнанный из американской армии за пропаганду откровенно фашистских взглядов (Хант поддерживал его кандидатуру на пост губернатора штата Техас); Роберт Уэлч, основатель фашистской организации Общество Джона Берча; Джордж Уоллес, расистский губернатор штата Алабама и кандидат в президенты от крайне правых кругов Соединенных Штатов.
Из перечисления всех этих имен можно без труда сделать вывод, каково было отношение Ханта к президенту Джону Ф. Кеннеди. Победу Кеннеди на выборах Хант расценил как свое личное поражение и, что самое главное, как угрозу своим интересам в нефтяной промышленности. Напомним, что Кеннеди был известен всей Америке как противник чрезмерных налоговых льгот в нефтяной промышленности. Придя к власти, он вскоре создал государственную комиссию, поручив ей вновь рассмотреть проблему в целом и подготовить проект реформ.
Хант правильно понял, что предстоящие реформы ударят по его интересам, и поэтому тут же начал контрдействия против Кеннеди. Он демагогически обвинял президента в том, что тот готовит «национализацию» нефтяной промышленности, что Кеннеди «тащит Америку в социализм» и т. д. и т. п. В ноябре 1963 года Джон Кеннеди погиб в штате Техас. Проведенное официальное расследование, результатом которого явился так называемый «доклад Уоррена», не смогло осветить закулисную сторону убийства. Именно в это время родилось подозрение, не пал ли президент жертвой крайне правых кругов, особенно техасских нефтепромышленников, люто ненавидевших Джона Кеннеди.
В день приезда Кеннеди в Техас газета «Даллас морнинг ньюс» поместила объявление в траурной рамке, занявшее целую полосу. Объявление, всячески поносившее президента, было подписано председателем мифического Американского комитета по установлению фактов Бернардом Вейсманом. Расследование установило, что такого комитета никогда не существовало и что объявление было помещено Вейсманом и его приятелями, бывшими подчиненными генерала Уолкера. Плату за объявление (около 1500 долларов) внесли несколько техасских богачей Одним из них оказался Нелсон Б Хант, сын Харольдсона Л. Ханта. Кроме того, на квартире Джека Руби (который застрелил Ли Харви Освальда, мнимого убийцу президента, и роль которого в заговоре против президента осталась невыясненной) было найдено несколько экземпляров текста радиовыступлений Ханта.
Затем некоторые американские авторы (например, Томас Дж. Бьюкенен или Иаохим Йостен) высказали предположение, что Хант замешан в подготовке покушения на жизнь Кеннеди. Но мы до сих пор не знаем всей правды об этом заговоре и не можем решить, предположение это или реальность. Мы не знаем даже, допрашивали ли федеральные власти техасского мультимиллионера о его возможных связях с заговорщиками. Нам известно только, что Гарольдсон Хант ненавидел Кеннеди и что на следующее утро после гибели президента местная полиция порекомендовала ему выехать на некоторое время из Техаса.
Вспомним также, что Хант ни на минуту не прекращал своей политической деятельности. Через несколько своих благотворительных «фондов» (как мы показали, они не стоили миллионерам ни гроша) и с помощью собственных радиостанций Хант по-прежнему распространял ультрареакционные взгляды. На это он денег не жалел. Передаваемую из Вашингтона радиопрограмму «Линия жизни» (“Life Line”) слушают миллионы американцев.
* * *
Было бы ошибочно полагать, что перечень новых американских миллионеров ограничивается двумя именами – Гетти и Ханта Перечень этот значительно длиннее. В нем, в частности, фигурируют Клинт У. Мэрчисон и Сид У. Ричардсон, заработавшие на техасской нефти и эксплуатации трудящихся сотни миллионов долларов, Джозеф П. Кеннеди – отец бывшего президента, чье состояние оценивается в 200-400 миллионов долларов; Сайрус Итон – единственный миллионер, который значительную часть своего состояния предназначает на деятельность в защиту мира. Сайрус Итон является организатором международных Пагуошских конференций, он частый гость Москвы и даже Ханоя…
Однако дальнейшее перечисление имен не имеет смысла. Жизнеописания Ричардсона и Мэрчисона весьма похожи на биографии Гетти и Ханта. Фактом является то, что в современных Соединенных Штатах Америки по-прежнему существуют возможности (обусловленные социальным строем, законодательством и экономикой) для сколачивания огромных состояний и для появления людей, которое этими возможностями пользуются. Место старых богачей, которые из-за отсутствия ли наследников или в результате жестокой конкурентной борьбы перестали фигурировать на бирже миллионеров, занимают новые кандидаты в миллионеры.
Безвестные богачи
В 1966 году гамбургский журнал «Шпигель» опубликовал цикл интересных и хорошо документированных статей о западногерманских богачах под общей рубрикой «Богачи в Германии» (“Die Reichen in Deutschland”). Позже эти статьи вышли отдельной книгой под тем же названием. Автор статей, Петер Брюгге, начал свой труд следующей фразой:
«Если существует что-либо, что связывает немецких богачей, так это забота о том, как бы кто-нибудь не посчитал их за богатых людей… Богачи в Федеративной республике предпочитают по мере возможности вообще не обнаруживать своего богатства».
Выше уже говорилось о стремлении современных миллионеров к сохранению анонимности и безвестности. В Западной Германии это стремление вырисовывается еще четче. Петер Брюгге приводит множество примеров, иногда весьма забавных, как немецкие миллионеры силятся изображать из себя «обыкновенных людей» Затем автор предпринимает попытку социологического анализа этого явления.
По мнению Брюгге, наиболее богатые люди Западной Германии страдают различными видами страха, который предопределяет их поступки и образ жизни. Они боятся зависти сограждан, которые «не хотят понять» их привилегий и их роскоши. Они боятся налоговых управлений, которые интересуются их богатством. Они боятся наступления социализма, который в их глазах является «воплощением всех зол». Наконец, они боятся, как дословно пишет Брюгге, «последствий политического прошлого, когда 80 процентов нынешних богачей уже владели большими капиталами и не могли справиться со сложностями тоталитарного режима». Смысл этой хитроумной формулировки весьма прост: четыре пятых современных миллионеров ФРГ сотрудничали с Гитлером, и это заставляет их проявлять осторожность и сдержанность или, во всяком случае, не разглашать размера своих состояний, не рекламировать их.
В связи с анонимностью, безвестностью и таинственностью западногерманских миллионеров у Петера Брюгге было немало трудностей при сборе информации об их богатстве и образе жизни. В отличие от акционерных компаний, которые обязаны ежегодно публиковать свои балансы и отчеты, индивидуальные богачи стараются не разглашать своих доходов и прибылей, а их налоговые декларации конфиденциальны и, как правило, занижены. Поэтому Брюгге не в состоянии составить перечень немецких миллионеров по американскому образцу. Лишь в отдельных случаях он приводит цифры оборотов (не прибылей) некоторых богачей.
Несмотря на это и на многие другие пробелы, из серии статей Брюгге все же вырисовывается сравнительно небольшая группа людей (не свыше тысячи), которых автор относит к немецким мультимиллионерам и которые отличаются от остальных граждан ФРГ своим образом жизни. Они могут позволить себе любую роскошь: могут строить помпезные резиденции, могут путешествовать на собственных самолетах (по подсчетам Брюгге, более трехсот миллионеров имеют свои самолеты), скупать произведения искусства, содержать многочисленную прислугу и удовлетворять все свои прихоти.
Некоторые из них делают это демонстративно, вызывающе. Известен пример Арндта, сына последнего Круппа, который плохо кончил. Известна и жизнь Гюнтера Сакса, совладельца крупного концерна, который мог позволить себе жениться (и вскоре развестись) на Брижжит Бардо Но это исключения. Другие немецкие богачи старательно избегают гласности. Как иронически пишет Брюгге, они «более охотно говорят о своем изнурительном труде и жертвах, понесенных в интересах своего предприятия и своих сограждан».
Наряду с Круппом, который был еще жив, когда Брюгге собирал материалы для своей книги, он относит к самым богатым немцам Фридриха Флика. Имя это хорошо известно старшему поколению поляков, которые помнят историю Силезии довоенного времени. Флик родился в 1883 году и сколотил капитал сразу после Первой мировой войны, использовав девальвацию марки. В двадцатые годы он уже был владельцем многих предприятий тяжелой промышленности в Рурском бассейне и Верхней Силезии. На рубеже двадцатых-тридцатых годов Флик получил активную поддержку со стороны американского капитала, что еще более укрепило его позиции в Германии и Польше. В период мирового экономического кризиса 1929-1933 годов Флик вышел победителем в конкурентной борьбе с предпринимателями.
Когда Гитлер захватил власть, Флик принимал участие в вооружении Третьего рейха. Арестованный после войны, он, как и Крупп, предстал перед американским судом в Нюрнберге. Процесс закончился осуждением Флика на семь лет тюремного заключения за ограбление оккупированных стран, за использование рабского труда и субсидирование фашистских формирований СС. Однако в 1950 году он был досрочно освобожден и вернулся в Рур, где сразу же начал восстанавливать свои заводы.
Брюгге определяет его валовой оборот в 6,5 миллиарда марок и отмечает, что «из огромных прибылей концерна» старый Флик отчисляет на личные расходы 5 миллионов марок ежегодно.
Среди остальных западногерманских миллионеров (не станем перечислять их) назовем еще одного. Это издатель Аксель Шпрингер (годовой оборот его издательского концерна – 1,1 миллиарда марок). Когда Вилли Брандт вступил на пост федерального канцлера, взбешенный таким оборотом дела Шпрингер, использовав свой огромный концерн, начал с ним открытую политическую борьбу, атакуя прежде всего новую внешнюю политику коалиционного правительства, сформированного социал-демократическим премьером.
Шпрингер не исключение. Почти все западногерманские миллионеры, так или иначе связаны с правыми кругами, почти все оказывали активную поддержку Конраду Аденауэру и его последователям из ХДС, действуя в соответствии со своими классовыми интересами и убеждениями. Однако, чтобы избежать недоразумений, отметим, что правительство, решающий голос в котором принадлежит социал-демократам, не нанесло ущерба их прибылям и привилегиям. Напомним также, что партнерами социал-демократов в коалиционном правительстве является немногочисленная буржуазная партия так называемых «свободных демократов» (СвДП). Одним из ее лидеров в боннском парламенте стал барон Кнут фон Кюльман-Штумм, мультимиллионер, владелец сталелитейных заводов и крупный помещик.
Немецкие аристократы, как и рурские промышленные магнаты, избегают рекламы. Но из данных, собранных Брюгге, явствует, что они сумели в значительной степени сохранить свои богатства, несмотря на все потрясения, которые испытали при Веймарской республике и в Третьем рейхе. По-прежнему благоденствуют члены императорской фамилии Гогенцоллернов – Сигмаринген (родственники последнего короля Румынии), графы фон Турн унд Таксис (они владеют 34 тысячами гектаров земли и, «несмотря на потери огромных владений на востоке», остаются крупнейшими помещиками в Федеративной республике), герцог Леопольд Баварский (который продолжает строительство «фантастического замка» стоимостью в 1 миллион марок) и т. д. Эти люди устраивают пышные приемы и охоты, как в XVIII веке, но они не уклоняются и от более современных способов умножения своих богатств – от инвестиций в промышленность и от банковских операций.
* * *
Слово «аристократия» почти автоматически ассоциируется с Великобританией – одним из немногих государств, где еще сохранилась монархия. Пожалуй, это единственное в мире государство, в котором наследственные аристократы составляют подавляющее большинство в одной из палат парламента. И тут возникает вопрос: богаты ли британские лорды?
Если верить английской прессе, скорее нет. Недавно английские газеты подробно описывали историю одного молодого англичанина, который после смерти отца, унаследовав титул лорда, остался без всяких средств к существованию и решил поступить на службу в качестве рядового полисмена. Все чаще пресса рекламирует истории обнищавших аристократов, которые передают государству свои замки и дворцы, а сами живут за счет того, что исполняют роль гидов, сопровождая туристов по своим бывшим владениям. Рядовой англичанин склонен верить, что лорды и впрямь не являются богачами. Но совсем иначе представляет себе этот вопрос Энтони Сэмпсон, автор «Анатомии Британии» – наилучшего, пожалуй, исследования о современной Англии, которое в шестидесятых годах выдержало несколько изданий. Сэмпсон пишет.
«Вот популярный образ аристократа XX века, образ, распространяемый театральными постановками, фильмами и самими аристократами. Это человек грустный, не имеющий состояния, занимающий квартиру в старом замке эпохи Тюдоров. Он помогает собирать плату за вход в этот замок и продает мороженое, в то время как тысячи посетителей прибывают [туда] на своих машинах, чтобы поглазеть на оружие и изысканные ложа, на столы, накрытые для воображаемых приемов.
Но это образ, вводящий в заблуждение. Во-первых, в массе своей британские аристократы значительно богаче, чем кажется. Правда, исчезли их лондонские дворцы, нет показной пышности. Но в стране по-прежнему немало лордов-миллионеров. В связи с отличной конъюнктурой на недвижимое имущество они теперь богаче, чем когда-либо прежде. Их индивидуальные состояния не выдерживают сравнения с коллективным богатством промышленных гигантов и страховых обществ, но представители некоторых древних родов все еще принадлежат к самым богатым людям Великобритании. Законы о налогах на наследство, которые прежде пожирали крупные состояния, они сейчас почти всегда обходят с помощью различных фондов и дарственных актов.
Во-вторых, британская аристократия по-прежнему тесно связана с политикой и властью».
Выше всех в британской аристократической иерархии стоят герцоги. Энтони Сэмпсон насчитал их двадцать семь. Проанализировав их имущественное положение, он пришел к выводу, что «в большинстве своем герцоги сумели сохранить свое состояние: по меньшей мере половина из них – миллионеры». В качестве примера можно указать на герцога Бофорта, который владеет 52 тысячами акров (20 тысяч гектаров) земли; на герцога Бакклёча, который занимает многочисленные посты в мире бизнеса, а в трех своих дворцах хранит великолепные коллекции произведений искусства; на герцога Рэтлэнда, владельца 18 тысяч акров земли, двух крупных резиденций и картинной галереи.
Ниже герцогов стоят маркизы, графы, виконты и бароны. Подавляющая часть этих лордов (а их насчитывается около девятисот) – очень богатые люди; среди них немало миллионеров. Некоторые лорды стоят во главе крупных промышленных предприятий, банков, страховых обществ. Так, собственных баронов имеют концерны «Юнилевер», «Шелл», «Руте». В семействе Гиннеса (владелец пивоваренного завода) есть граф, виконт и барон. О «лордах прессы» мы уже писали.
Лорд Монктон был известен как президент «Мидлэнд бэнк», а в состав правления банка «Лазар бразерс» входило пять лордов. Один из них, лорд Каудри, относится к числу богатейших людей Англии. Кроме акций банка, он владеет солидной долей в нефтяном концерне «Шелл-Мекс», несколькими крупными промышленными предприятиями, а также концерном прессы, который издает влиятельную газету «Файненшл таймс».
Напомним еще о двух лордах-миллионерах, занимающих ведущие позиции в экономической жизни Англии. Недавно скончавшийся лорд Бичестер долгие годы был генеральным директором банка «Морган Гренфел» (связан с американскими Морганами), одним из директоров знаменитого Английского банка, директором концернов «Шелл», «Виккерс», «Ассошиэйтед электрикал индастриз» и т. д. Лорд Чандос, известный ранее под именем Оливера Литтлтона, занимал пост президента влиятельного института директоров. Ныне он председатель правления или директор многочисленных акционерных компаний, а в сороковых и пятидесятых годах входил в состав английского правительства. Известен он и своими ультраконсервативными взглядами. Лорда Чандоса часто называют Мистер Истэблишмент. Трудный для перевода английский термин «истеблишмент» (establishment) является синонимом всего того, что неотъемлемо от капиталистической Великобритании.
Читатели, видимо, заметили, что, говоря об английских аристократах, мы не называем размера их состояний или ежегодных доходов. Данные эти не оглашаются. И тут мы вступаем в область полной безвестности и анонимности даже тогда, когда начинаем интересоваться британскими концернами. Их отчеты содержат некоторые сведения о капиталах, оборотах и прибылях, но не дают никакой информации о главных акционерах.
В списке двухсот с лишним акционерных компаний, чьи капиталы превышают 100 миллионов фунтов стерлингов, ведущее место занимают концерны «Шелл» (нефть), «Импириэл кэмикл индастриз» (химия), «Бритиш петролеум» (снова нефть – половина акций тут принадлежит британскому правительству). Когда в 1926 году возник концерн «Импириэл кэмикл индастриз», всем было известно, что один из его основателей и главный акционер – это Альфред Монд, позднее лорд Мелчет. Сегодня этот концерн заботится о своей анонимности, а в 1959 году он решился даже на широкий жест – продал почти ста тысячам своих рабочих свыше 2 миллионов мелких акций. Но это был только пропагандистский трюк. Популярная в Англии (и в Америке) фирма «Вулворт» тоже ссылается на то, что имеет около 100 тысяч акционеров, однако известно, что более двух третей ее акций находится в руках всего двадцати крупнейших акционеров.
Анонимный (безымянный) характер сохраняют и крупные акционерные банки – «Бэрклиз», «Мидлэнд», «Ллойд», «Вестминстер», а также страховые общества «Ллойд» (не путать с предыдущим) и т. д. Зато среди так называемых торговых банков, являющихся двойниками американских инвестиционных банков, можно сравнительно легко установить главных акционеров и семейные связи. Тут можно назвать старинное банкирское семейство Бэринг (до сих пор существует банк «Бэринг бразерс», а один из членов этого семейства, лорд Кромер, был в шестидесятых годах директором Английского банка), английскую ветвь семейства Ротшильдов, Брэндтов, Хамбро и др.
Есть в Англии и богачи-выскочки, которые нажили миллионные состояния в последние годы, хотя им еще далеко до уровня американских миллиардеров. Лондонские газеты часто пишут о спекуляциях и неожиданных прибылях Джека Коттона или Чарлза Клоура.
Анонимность крупного капитала благоприятствует в Англии успеху теории Берли об «исчезновении капиталистов». Но эта теория так же ошибочна по отношению к Англии, как и по отношению к Америке. Ссылаясь на исследования статистиков и экономистов, Энтони Сэмпсон утверждает, что 1 процент самых богатых англичан сосредоточили в своих руках 43 процента всех капиталов. Это даже больше, чем в Соединенных Штатах. Автор-марксист Сэм Ааронович в своей книге «Правящий класс. Исследование британского финансового капитала» показывает, что богатейшие люди по-прежнему имеют в Англии решающий голос. Он проводит интересный анализ главных финансовых групп.
В разных странах акционерные компании имеют разные названия. По-французски они называются «сосьетэ аноним» – анонимное общество. Термин этот вполне соответствует существу современных капиталистических компаний, но это отнюдь не меняет того факта, что за ширмой анонимности действует, как правило, настоящий миллионер, из плоти и крови.
Онассис и другие
В марте 1970 года парижская газета «Монд» поместила корреспонденцию из Афин, озаглавив ее довольно броско: «Онассис выиграл битву миллиардеров». Как потом выяснилось, битва шла между Аристотелем Онассисом и его конкурентом, тоже греческим судовладельцем, Ставросом Ниархосом. Онассис выиграл сражение, благодаря своим связям с фашистским режимом «черных полковников» в Греции.
Греческое правительство признало за Онассисом право на чрезвычайно прибыльную концессию по строительству нового нефтеперерабатывающего комплекса. В качестве компенсации за этот подарок миллиардер обязался инвестировать в ближайшие годы около 600 миллионов долларов в строительство крупного алюминиевого завода, электростанции и нескольких предприятий химической промышленности. Нетрудно догадаться, что и эти предприятия принесут ему немалые прибыли.
Давно уже известный Аристотель Онассис стал объектом пристального интереса в 1968 году, когда неожиданно женился на миссис Жаклин Кеннеди, вдове убитого президента. Замужество «прекраснейшей и богатейшей вдовы», как писали тогда газеты, было ее частным делом, но тот неоспоримый факт, что она выбрала себе в мужья человека с не очень-то светлым прошлым, да еще мультимиллионера, не мог не стать сенсацией.
Спустя год после свадьбы из некоторых болтливых американских газет можно было узнать, что теперь Онассис тратит в год 20 миллионов долларов на свои личные потребности; что он подарил Джекки драгоценности стоимостью 5 миллионов долларов; что содержание девяти роскошных вилл на линии Греция – Нью-Йорк – Уругвай обходится ему ежегодно в 2 миллиона долларов; что штат его прислуги исчисляется двумя сотнями человек, и т. д. и т. п. В конце 1969 года Онассис приобрел в свое личное владение маленький островок из группы Багамских. Сделка состоялась между ним и некой г-жой Джо Кэрстейрс, одной из наследниц «Стандард ойл».
Наряду с Гетти и Хантом грек Онассис, несомненно, является еще одним наглядным примером того факта, что эпоха миллионеров и миллиардеров далеко не закончилась и что в современном капиталистическом мире по-прежнему существуют немалые возможности для сколачивания крупных капиталов. Встает лишь вопрос, каким способом оборотистый грек нажил свои несметные богатства. Попробуем ответить на него, хотя в биографии этого человека много пробелов и неясных мест.
Согласно международному справочнику «Кто есть кто», Аристотель Сократ Онассис (так полностью пишется его имя) родился в 1906 году. Другие источники сообщают, что он лет на шесть-семь старше. Родился в Турции, по происхождению грек, а паспорт у него аргентинский. Его капитал оценивается в 600-800 миллионов долларов. Кое-кто утверждает, что этот капитал значительно больше. Другие настаивают, что даже сам Онассис не знает, каковы размеры его состояния.
Онассис родился в Смирне (ныне Измир). В то время отец его занимался торговлей восточными табаками. После греко-турецкой войны 1921-1922 годов семья Онассисов была выслана из Турции и поселилась в Афинах. Аристотель интересовался спортом и хотел принять участие в очередной Олимпиаде в составе команды по водному поло. Но практичный отец не разрешил сыну «зря тратить время».
Финансовое положение семьи ухудшалось с каждым годом, и Аристотель решил эмигрировать в Аргентину. Поначалу он работал там скромным механиком на телефонной станции, но вскоре логично пришел к выводу, что таким способом не разбогатеть, а богатство было его целью с самых юных лет. Поэтому Аристотель с помощью отца занялся импортом восточных табаков в Аргентину. Оказалось, что он поистине напал на золотую жилу. Через несколько лет Онассис мог похвастаться, что сколотил свой первый миллион.
Это открыло перед честолюбивым и, несомненно, способным дельцом новые перспективы. Прикинув, что на морском транспорте можно заработать больше, чем на торговле табаком, он решил стать судовладельцем. В годы величайшего мирового экономического кризиса сотни кораблей стояли в портах на приколе. Судовладельцы готовы были продать их почти за бесценок. Онассис начал скупать корабли – для этого у него уже было достаточно денег. Когда кризис кончился, он убедился, что действовал правильно: его состояние выросло во много раз. А поскольку деньги рождают деньги, Онассис с каждым годом становился все богаче. Он стал специализироваться на строительстве крупных танкеров.
Вторая мировая война не повлияла на его прибыльные дела. Скорее наоборот: спрос на морские перевозки рос с каждым днем. После окончания войны Онассису пришла в голову новая идея, и он начал скупать корабли из так называемых излишков военного имущества США. Цены на них были очень низкие, но на пути Онассиса стоял закон, по которому покупателями этого имущества могли быть только граждане Соединенных Штатов. Но грек учел опыт американских миллионеров XIX века и по их примеру без особого труда обошел этот закон, основав в Штатах мнимоамериканскую фирму.
Но власти в Америке не дали себя обмануть и арестовали Онассиса. Однако он был достаточно богат, чтобы нанять лучших адвокатов, и вскоре вышел на свободу.
Его не смутило и судебное разбирательство. Когда суд вынес приговор – 7 миллионов долларов штрафа, Онассис немедленно уплатил его. Но он так и остался собственником приобретенных обманным путем двадцати военных танкеров. Игра, оказывается, стоила свеч.
Теперь у него был вполне достаточный капитал, чтобы приступить к различным инвестициям. Онассис не только расширял свой личный флот, но одновременно искал – и находил – другие выгодные пути для помещения капиталов. Время от времени он попадал в различные конфликтные ситуации, но при этом не уклонялся, по примеру богачей прошлого века, от гласности и рекламы. Однажды он направил китобойную флотилию в перуанские территориальные воды, вызвав тем самым конфликт с правительством Перу, которое приказало своей военной авиации разбомбить принадлежавшую Онассису плавучую базу по переработке убитых китов. В другой раз Онассис вступил в конфликт с князем Монако Райнером: речь шла о знаменитом казино в Монте-Карло. Онассис проиграл процесс и вынужден был уплатить возмещение в 32 миллиона долларов.
Не менее бурной была и его личная жизнь. Самым громким и длительным, подробно описанным многими газетами, был роман Онассиса с известной певицей Марией Каллас. А его бывшая жена Тина Онассис вызвала настоящую сенсацию, выйдя замуж за лорда Блэнфорда, потомка герцога Мальборо.
Как правило, Онассис совершает свои деловые поездки на собственных реактивных самолетах, а если намеревается отдохнуть, то переходит на свою роскошную яхту «Кристина». На этой яхте он принимал именитых гостей – Уинстона Черчилля, Пабло Пикассо, Грету Гарбо. В связи с визитами Черчилля на яхту «Кристина» автор биографии Онассиса писал: «Оба они часами сидели рядом на палубе, глядя на море и пребывая в молчании…»
В течение многих лет Онассис старательно избегал вмешательства в политику, особенно участия в политической жизни Греции. Как явствует из упомянутой выше сделки 1970 года, Онассис на старости лет решил связать себя с фашистским режимом «черных полковников».
* * *
Аристотель Онассис – миллионер несколько экзотичный, не вмещающийся в обычные рамки биографий известных нам американских или западноевропейских богачей. Если мы продвинемся дальше на Восток, то встретим имена мультимиллионеров, чьи состояния и методы действия не имеют ничего общего с известными нам образцами. Совершенно иными путями и способами пришли они к своему богатству, совсем иначе ведут себя в делах и в личной жизни, чтобы умножить свои богатства. Короче говоря, они еще более экзотичны.
Короли Саудовской Аравии и шейхи Кувейта давно считаются богатейшими людьми мира. Время от времени газеты описывают их гаремы и их сделки с американскими концернами.
В Индии существенную политическую и экономическую роль играет семейство миллионеров Бирла, на предприятиях которого занято около 200 тысяч рабочих. Косвенно это семейство эксплуатирует свыше миллиона человек, получая от этого огромные прибыли. Французский журнал «Тан модерн» поместил в начале 1970 года корреспонденцию из Индии, в которой сообщалось, что уровень прибылей «Дома Бирла» относится к самым высоким на свете и что этот концерн «содержит на свои деньги депутатов и министров»…
Во время своей журналистской поездки в Японию автор заметил в центре Токио большое здание, выделяющееся известной изысканностью и солидностью. Большая вывеска сообщала на японском и английском языках, что это «Мицубиси мэйн билдинг». Под этой вывеской помещалось шесть других, поменьше, где перечислялись названия важнейших концернов «Мицубиси» Они охватывали судостроение, химическую, нефтяную и другие отрасли промышленности. Неподалеку от этого здания стояло другое, на котором красовалась еще одна вывеска: «Мицубиси траст энд бэнкинг компани». Известные японские династии Мицубиси, Мицуи и Сумитомо по-прежнему процветают. Это они связали в межвоенные годы свои миллионные богатства с судьбами японского милитаризма и шовинизма.
Но история экзотических миллионеров не вмещается в рамки данной книги. Автора прежде всего интересовали определенные закономерности, царящие в мире американских или западноевропейских капиталистов, а не исключительные, с нашей точки зрения, обстоятельства, способствовавшие созданию богатств властителями Аравийского полуострова или Азии.
Перспективы
Миллионер 1870 года показывался на людях в черном фраке и шелковом цилиндре, ездил по городу в роскошном экипаже, запряженном породистыми лошадьми, с ливрейными лакеями, имел собственную яхту и салон, был обжорой и не стыдился своего выпяченного брюха, постоянно держал в зубах сигару (которую мы видим теперь на рисунках и карикатурах), не таил своих «содержанок» и «шансонеток», был господином в своей конторе – офисе, грубо распекал самых ответственных сотрудников, по собственному капризу выгонял директоров, отдавал приказы политическим и государственным деятелям, подкупал судей, обманывал налоговых инспекторов.
Фредерик Льюис Аллен пишет:
«В последний день уходящего, 1900, года Джон Пирпонт Морган, глава крупнейшего в мире банкирского дома п самый могущественный человек в американской промышленности, сидел в отделанной панелями из красного дерева библиотеке своего большого дома из бордово-коричневого песчаника, что на углу Мэдисон авеню и Тридцать шестой стрит. Он раскладывал пасьянс. В течение ближайших двенадцати месяцев Моргану во время очередной поездки по Европе предстояло закупить бесчисленное количество картин, редких книг и рукописей; он собирался построить рядом со своим домом зал приемов, который должен был вместить две тысячи четыреста гостей по случаю бракосочетания его дочери; ему надо было начать переговоры с Эндрю Карнеги, парнем с блестящими глазами, владельцем сталелитейных заводов, чей личный доход в 1900 году превысил 23 миллиона долларов, по вопросу о создании «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн» – крупнейшего концерна, который когда-либо существовал на свете».
В 1970 году наследники старых миллионеров и новые богачи вели себя совершенно иначе, чем их предшественники в XIX веке. Они одевались так, чтобы не привлекать к себе внимания. Свои роскошные особняки они ограждали, в буквальном и в переносном смысле, высокими стенами, чтобы избежать любопытных взоров. И, как пишет немецкий исследователь, «когда ели икру, старались, чтобы никто этого не видел». Они не интересовались повседневными операциями своих концернов и банков: для этого они нанимали хорошо оплачиваемых директоров и менеджеров, а за собой оставляли лишь право принимать важнейшие решения. Они избегали открыто вмешиваться в политические распри, предпочитая действовать за кулисами, но, как и сто лет назад, они обычно поддерживали крайне правых.
А как в будущем? Я не прорицатель и не берусь описывать миллионера, который появится через несколько десятилетий. Но, как мне кажется, можно попытаться определить некоторые общие тенденции, которые окажут влияние на облик будущих миллионеров.
В последние годы углубляется процесс слияния крупных капиталистических предприятий и фирм в еще более крупные объединения, так называемые конгломераты. Ничто пока не свидетельствует о том, что этот процесс затормаживается. Экономисты говорят о «вертикальной» и «горизонтальной» концентрации (в зависимости от того, какие концерны объединяются), а рядовые граждане время от времени узнают о слиянии все новых концернов.
С этой точки зрения впереди идут Соединенные Штаты, где концерны покрупнее поглощают более мелкие. Если в 1948 году на двести крупнейших концернов приходилась половина всех капиталов, то двадцать лет спустя эти же двести концернов имели в своем распоряжении уже более двух третей суммарного капитала США. На долю четырех крупнейших американских концернов – «Дженерал моторе», «Стандард ойл оф Нью-Джерси», «Форд» и «Дженерал электрик» – сейчас приходится одна седьмая всего валового оборота пятисот крупнейших монополистических объединений.
Подобное явление отмечается и в Западной Европе. В Федеративной Республике Германии произошло объединение почти всех угольных шахт Рурского бассейна, слившихся в один концерн ФРГ «Рурбергбау АГ», а известный автомобильный концерн «Фольксваген» поглотил сперва фирму «Ауто-унион», а затем и завод НСУ. Сенсацией 1970 года явилось «супружество» двух крупнейших производителей автомобильных шин – английской фирмы «Дэнлап» (100 тысяч рабочих, оборот – свыше миллиарда долларов) и итальянской компании «Пирелли» (76 тысяч рабочих, оборот – свыше миллиарда долларов).
В конце 1969 года французский журнал «Нувель обсерватэр» опубликовал статью под заголовком «Правительства шестидесяти гигантов», в которой на основе исследований американских и французских экономистов даются прогнозы на будущее. Чтобы достичь валового оборота в один триллион долларов, в 1968 году необходимо было привлечь 6 тысяч крупнейших концернов капиталистического мира. В 1976 году такая сумма будет получена от оборотов 600 фирм, а в 1984 году – лишь от 60 гигантов, которые станут эксплуатировать 1 процент населения земного шара и производить одну четверть всей мировой продукции.
Наряду с тенденцией к созданию конгломератов, с одной стороны, идет и процесс американизации промышленности в странах Западной Европы, а с другой – усиливается тенденция развития западноевропейской интеграции в рамках «Общего рынка», которая направлена, в частности, на конкурентную борьбу с монополиями США.
Не подлежит сомнению, что в будущем все сильнее станет проявляться тенденция к анонимности крупного капитала. Миллионеры все отчетливее начинают понимать, что безвестность помогает им сохранять и умножать прибыли, а также избавляет от критики, порицания или зависти со стороны своих сограждан.
В начале 1970 года, газета «Монд» сообщила, что после длительных переговоров была заключена сделка на куплю-продажу крупной фирмы «Сосантар», которая владела предприятием «Антар-петроль де л’Атлантик», занимавшимся переработкой нефти и продажей нефтепродуктов. Сумма сделки превысила 600 миллионов франков (120 миллионов долларов). Фирма перешла в руки нефтяных компаний «Элф-Юроп» и «Тотал-КФП», причем, что весьма характерно, французское правительство стало обладателем 10 процентов акций, а американская фирма «Калтекс», принадлежащая концернам «Стандард ойл оф Калифорниа» и «Тексако», получила 20 процентов акций.
В качестве одной из продающих сторон была названа финансовая группа «Братья Ротшильды», которая до сделки владела 25 процентами всех акций фирмы «Сосантар».
Можно предположить, что в этой абракадабре причудливых названий и странных сокращений так называемый средний француз разобраться не сумеет. Можно также допустить, что Ротшильды и их компаньоны ничего не потеряли на этой сделке и ничего не доплачивали. Несомненно другое: еще один крупный концерн стал полностью анонимным.
Выше уже говорилось о возникновении – прежде всего в Соединенных Штатах – так называемого военно-промышленного комплекса, иными словами, о тесных узах, связывающих владельцев и директоров крупных концернов с их контрагентами из военных кругов, о влиянии миллионеров и генералов на аппарат власти в капиталистическом государстве. Все упомянутое выше говорит о том, что в будущем отмечейное нами влияние станет скорее усиливаться, нежели уменьшаться.
Перечисленные тенденции (создание «конгломератов», усиление влияния США в западноевропейской промышленности, углубление анонимности крупного капитала, формирование военно-промышленного комплекса) отнюдь не ослабляют имущественного положения героев нашей книги. Скорее наоборот: эти тенденции способствуют увеличению их состояний, росту их прибылей.
Поэтому свое повествование мы закончим утверждением почти банальным: миллионеры будут существовать до тех пор, пока существует капитализм, а миллиардеры будущего станут еще богаче своих предшественников.