Жизнь моя как-то успокоилась. Я ею довольна? Пожалуй, да. Если сравнивать с мечтами юности, то кошмар, конечно. А если по-взрослому оценить все обстоятельства и себя в них – то скорее хорошо. Мне, пожалуй, удалось понять еще одну максиму. Ее иногда называют молитвой о душевном покое. Звучит она так: “Господи! Дай мне силы изменить то, что можно изменить, дай мне терпение принять то, что изменить нельзя, и дай мне разум, чтобы отличить одно от другого”. Самые важные слова – отличить одно от другого.

Тут тоже есть опасность – начать гордиться собой. Я же молодец, правда?

Семинары в КРЖ дополняются новым проектом – молодежным. Он называется “Я думаю”. Начался он не от хорошей жизни. Добыть денег на журналистов стало совсем невозможно. А на студентов денег выдал Дмитрий Борисович Зимин. Суть семинаров осталась прежней. Встречи с интересными, увлеченными своим делом, честными людьми. Мне везет, я сама такого народа знаю очень много! На семинарах я даю возможность ребятам послушать их и, не боясь и не стесняясь, задать вопросы. По телевизору таких людей сейчас не увидишь.Другая аудитория – студенты провинциальных вузов. Проект подешевле, потому как мы оплачиваем дорогу только по европейской России в плацкарте или автобусом. И если реакцию журналистов иногда можно было отследить по количеству и качеству их публикаций, то со студентами сложнее… Интересно им или нет, можно было видеть исключительно по блеску их глаз или скорости засыпания.Дети – ровесники моей дочки. Мне с ними легко и просто, хотя они заядлые спорщики и частенько спорят просто ради спора. Их мозги часто замусорены авторитарной школой и ТВ-пропагандой. Но они хотят разобраться, им все интересно, а от этого в аудитории возникает потрясающая энергетика. Я вампирю потихонечку. Мама раньше страшно волновалась, что я устаю на журналистских и студенческих семинарах. Несколько раз я ее уговорила посидеть на них. Волнения ее исчезли: неизвестно, кто больше энергии получает, дети от меня или я от них.

В июне 2007-го мой друг Мишка Шевелев заставил меня прочитать в журнале “Знамя” эссе под названием “В родном краю”. Узнал в редакции журнала, что за такой уездный город N. Оказалась Таруса Калужской области. А потом поехал в эту Тарусу, где работал врач-кардиолог, это эссе написавший. Нашел. Максим совсем оказался не тарусянином, а москвичом, врачом с прекрасным образованием, автором учебников и обладателем ученой степени. От деда, когда-то в результате “дела врачей” работавшего в той же Тарусской районной больнице, в городке осталась дачка. Достроил, переехал и работает кардиологом в Тарусе. Познакомились, и я стала председателем им образованного Попечительского совета районной больницы. Когда приехала в Тарусу первый раз, увидела то, что ожидала. Свисающие с потолков гроздья электропроводки, батареи центрального отопления, стоящие прямо на линолеуме (во время ремонтов новый линолеум клали прямо поверх старого), нищета и безнадега. И чудесные лица врачей.Городок… Городок горожан отдельно, тусклый, пьяный, знаменитая Таруса дачников с Цветаевой и Паустовским – отдельно.

Зачем эта барынька на инвалидной коляске сюда зачастила? Местная администрация не могла понять, что нам нужно в Тарусе. Глава Нахров доверительно спрашивал, не хочу ли я купить на Оке участок земли. Скажи я “да”, и ему стало бы понятно, чего мне хоть надо. Но мне земля была не нужна. Отношения с местными не складывались. Мы казались существами с разных планет. Нахров продолжал интересоваться, зачем мне Тарусская больница. Никакие слова про добрые дела, про гражданское общество его не убеждали. Более того, ему и его заму Крюкову казалось, что мы что-то замышляем, плетем тайком от них какие-то интриги. Наконец Нахрову удалось нащупать мой интерес. Я обронила, что все дело в личности врача. С таким человеком, как Максим, с воодушевлением говорила я, хочется не просто общаться, а делать общие дела, помогать ему. “Уф, – Нахров выдохнул, – дамочке доктор понравился”. Очень распространенная позиция. В массе своей наши люди не верят в бескорыстные действия. Может, часто обманывались и теперь выбрали позу циника? Может быть. Начав заниматься благотворительностью, я часто была вынуждена объяснять “зачем”. Люди искали подвох.

В конце лета я чуть было не стала политиком. После того как магический Кремль забраковал партии СПС Володю Рыжкова в качестве третьего номера в федеральном предвыборном списке, быть этим третьим номером предложили мне. Позвонил, собственно, Гайдар. Отказать которому невозможно. Сил у меня было немного, но я же заводная! Папа был “за”, мама и неулыбчивый муж – “против”, а я сама страшно сомневалась. Про то, что политика – грязное дело, мне не раз рассказывали старшие товарищи плюс собственный жизненный опыт. Ну а бороться за права? Либерализм, если он настоящий, подразумевает уважение к мнению любых меньшинств. А я ведь по своим убеждениям либерал… Вот и займусь.От момента моего согласия до звонка Чубайса прошло несколько дней. Формулировок не помню, но смысл был в том, что моя личность таинственных вершителей политических судеб тоже не устроила. “Она – человек Ходорковского. Сунется – посадим”, – прозвучало откуда-то сверху.– Может, и просто пугают, но грех такой я на себя не возьму, – резюмировал Анатолий Борисович.Не могу сказать, чтобы я сколько-то переживала по поводу своей несостоявшейся политической карьеры. Скорее и мне, и всем домашним стало легче.