Святочный рассказ

Однажды в рождественский вечер, когда старший референт Кузовков ел свою вермишель с сосиской, в дверь позвонили.

Обычно об эту пору возвращалась от соседки жена Кузовкова: они там калякали на кухне о своем, о девичьем. Но вместо жены обнаружился за дверью диковатого вида дедушка, с бородой до пояса, в зипуне и рукавицах. За поясом зипуна торчал маленький топорик.

Первым делом Кузовков подумал, что это и есть тот самый маньяк, которого уже десять лет ловили в их микрорайоне правоохранительные органы. Старичок улыбнулся и достал из-за спины просторный холщовый мешок.

«Вот, – порадовался Кузовков своей догадливости. – Так и есть».

Но нежданный гость не стал кромсать его топориком и прятать останки в мешок, а вместо этого заухал, захлопал рукавицами, заприседал и, не попадая в ноты неверным дискантом, запел:

– А вот я гостинчик Сереженьке, а вот я подарочек деточке…

Кузовков потерял дар речи. Старичок довел соло до конца, улыбнулся щербатым ртом и по-свойски подмигнул старшему референту. Это нагловатое подмигивание вернуло Сергея Петровича к жизни.

– Вы кто? – спросил он.

– Не узна-ал, – протянул пришелец и закачал головой, зацокал укоризненно.

– Чего надо? – спросил Кузовков.

– Да я это, Сереженька! – уже с обидой воскликнул старичок. – Я, дедушка…

Тут самое время заметить, что оба дедушки Кузовкова давно умерли, но и при жизни были ничуть не похожи на щербатого в зипуне.

– …солдатиков тебе принес, – продолжал старичок. – Ты же просил солдатиков, Сереженька!

И, шагнув вперед, он опорожнил треклятый мешок. Туча пыли скрыла обоих. Зеленая оловянная рать, маленькие, в полпальца, танки и гаубицы посыпались на пол, а старичок снова завел свои варварские припевки.

– Вы что? – завопил Кузовков. – Не надо тут петь! Прекратить шизофрению! Какие солдатики!

– Наши, наши, – ласково успокоил его певун. – Советские!

Кузовков молча обхватил рождественского гостя поперек зипуна, вынес на лестничную клетку и посадил на ящик для макулатуры.

– Так, – сказал он. – Ты, кащенко. Чего надо?

– Сереженька! – простер руки старичок.

– Я те дам «Сереженька», – посулил Кузовков, которого уже двадцать лет не называли иначе как по имени-отчеству. – Чего надо, спрашиваю!

В ответ старичок пал на кузовковское плечо и зарыдал.

– Да дедушка же я! Дедушка Мороз! Подарочков принес… – Старичок безнадежно махнул рукавицей и снова начал утирать ею слезы, лившиеся ручьем. – Солдатиков, как просил… А ты… С Новым Годом тебя, Сереженька! С Новым, тысяча девятьсот пятьдесят вторым!

Настала глубокая тишина.

– С каким? – осторожно переспросил Кузовков.

– Пятьдесят вторым…

Старичок виновато заморгал белыми от инея ресницами и потупился.

Кузовков постоял еще, глядя на гостя, потом обернулся и внимательно посмотрел вниз. Потом присел у кучки оловянного утиля.

– Действительно, солдатики, – сказал он наконец. – А это что?

– Карта, – буркнул старичок, шмыгнув носом.

– Какая карта? – обернулся Кузовков.

– Кореи, – пояснил гость. – Ты же в Корею хотел, на войну… Забыл?

– О Господи, – только и сказал на это старший референт. И, помолчав, добавил: – Где ж тебя носило столько лет?

– Там… – Гость печально махнул рукой.

– В Лапландии? – смутно улыбнувшись, вспомнил Кузовков.

– Какой там «Лапландии»… – неопределенно ответил старичок и вдруг конкретизировал: – Сыктывкар. Я к тебе шел, а тут милиция. Паспортный режим, и вообще… Классово чуждый я оказался. Десятка в зубы и пять по рогам!

– Чего? – не понял Кузовков. Старичок повторил. Переспрашивать снова Сергей Петрович не стал.

– Ну вот. А потом ты переехал… Я уж искал, искал… ну и вот… – Гость смущенно высморкался. – С Новым Годом, в общем.

Помолчали. Старичок так и сидел, где посадили – на ящике для макулатуры.

– Холодно было? – спросил Кузовков про Сыктывкар.

– Мне в самый раз, – просто ответил старичок.

– Ты заходи, – спохватился Кузовков. – Что ж это я! Чаю попьем…

– Нельзя мне горячего, Сереженька. – Гость укоризненно покачал головой. – Все ты забыл.

– Ну, извини, извини!

Еще помолчали.

– А вообще: как жизнь? – спросил гость.

– Жизнь ничего, – ответил Кузовков. – Идет.

– Ну и хорошо, – сказал гость. – И я пойду. Сними меня отсюда.

Кузовков, взяв его под мышки, поставил невесомое тело на грешную землю.

– У меня еще должок есть по пятьдесят второму, – поделился старичок и почесал зипун, вспоминая. – Толя Зильбер, из пятого подъезда, помнишь?

Кузовков закивал.

– Тоже переехал?

– Еще как переехал! – Старичок, крякнув, взвалил на плечо мешок, снова полный под завязку. – Штат Нью-Джерси! Но делать нечего: найдем! А то как же это: в Новый Год да без подарочка?

– А что ему? – живо поинтересовался Кузовков.

– Марки, – ответил Дед Мороз. – Серия «Третий Интернационал». Бела Кун, Антонио Грамши… Негашеные! Очень хотел. Ну, прощай, что ли, – пойду!

Старичок поцеловал референта в щечку – и потопал к лестнице. Через минуту голос его несся снизу: «Иду, иду к Толечке, поздравлю маленького…»

Жалость к прошедшей жизни выкипела, оставив в горле сухой осадок сарказма.

– С че-ем? – перегнувшись в полутемный пролет, крикнул Кузовков. – С Новым, пятьдесят вторым?

– Лучше поздно, чем никогда! – донеслось оттуда.

 

Петля

Когда Павлюк уже стоял на табуретке с петлей вокруг тощей кадыкастой шеи, ему явился ангел и сказал:

– Павлюк!

Павлюк оглянулся. В комнате было совершенно пусто, потому что ангел не холодильник, его сразу не видать. Так, некоторое сияние у правого плеча.

– Павлюк! – повторило сияние. – Ты чего на табуретку встал?

– Я умереть хочу, – сказал Павлюк.

– Что вдруг? – поинтересовался ангел.

– Опостылело мне тут все, – сказал Павлюк.

– Ну, уж и все… – не поверил ангел.

– Все, – отрезал Павлюк и начал аккуратно затягивать петлю.

– А беленькой двести? – спросил ангел. – На природе?

Павлюк задумался, не отнимая рук от веревки.

– Если разве под картошечку… – сказал он наконец.

– Ну, – согласился ангел. – С укропчиком, в масле… Селедочка ломтиком, лучок колечком!

Павлюк сглотнул сквозь петлю.

– А пивка для рывка? – продолжал ангел. – На рыбалке, когда ни одной сволочи вокруг. Да с хорошей сигаретой…

Павлюк прерывисто вздохнул.

– А девочки? – не унимался ангел.

– Какие девочки?

– Ну, такие, понимаешь, с ногами…

– Ты-то откуда знаешь? – удивился Павлюк.

– Не отвлекайся, – попросил ангел. – А в субботу с утреца – банька, а в среду вечером – «Спартак»…

– Чего «Спартак»? – не понял Павлюк.

– Лига Чемпионов, – напомнил ангел.

– Неужто выиграют? – выдохнул Павлюк.

– Из группы выйдут, – cоврал ангел.

– Надо же, – сказал Павлюк и улыбнулся. Петля болталась рядом, играя мыльной радугой.

– Ты с табуретки-то слезь, – предложил ангел. – А то как памятник прямо…

Павлюк послушно присел под петлей, нашарил в кармане сигарету. Ангел дал прикурить от крыла.

– И что теперь, на работу? – робко спросил Павлюк.

– На нее, – подтвердил ангел.

– А потом что? Опять домой?

– Есть варианты, – уклончиво ответил ангел.

Павлюк еще помолчал.

– Ну, хорошо, – сказал он наконец. – Но смысл?

– Какой смысл?

– Хоть какой-нибудь, – попросил Павлюк.

– Зачем? – поразился ангел.

Павлюк помрачнел.

– Потому что без смысла жить нельзя!

– Вешайся, – отрезал ангел. – Смысла ему! Вешайся и не морочь людям голову!