1

Король мучился бессонницей. Целый год – ну не спится, и все. Ворочается до утра, подушку то и дело на прохладную сторону переворачивает – ни в одном глазу. Все рекомендации придворных лекарей перепробовал: принимал на ночь отвар корня валерианы, пустырника, мяты и мелиссы; пил теплое молоко с липовым медом; сидел, стуча зубами, в ванне со льдом; закапывался по самый подбородок в нагретый за день морской песок (всем известно, что песок оттягивает тревоги); плавал на закате в море, не меньше часа; ничего не ел после шести вечера; наоборот, наедался перед сном до отвала, чтоб не отвлекал голод; клал под подушку букетик сухой лаванды, прогоняющей страхи и мучительные государственные мысли; читал в постели учебник по геометрии, ровно десять страниц; приказал обить стены спальни пробкой, чтоб не проникало ни звука; включал однообразную заунывную музыку; считал овец; молился; мазал веки и ресницы яичным желтком, взбитым с сахаром; держал ноги в тепле, а голову в холоде и наоборот; курил сухую коноплю; выпивал стакан хереса с имбирем, сжигающим лишний жир и утешающим в сомнениях; приглашал с докладом министра финансов, который славился тем, что стоило ему раскрыть на заседании рот, весь кабинет моментально засыпал.

Кроме короля. Сон дразнил его, как хитрая ворона – глупого щенка. Король исхудал, глаза ввалились. Он перестал бриться. Путал ближайших придворных и даже родню. Королева с сердечной болью наблюдала за любимым мужем и умоляла его поехать отдохнуть в горы.

– Что ты! – пугался король. – Как оставить королевство?! Ты же знаешь, кое-кто только и ждет, чтобы я ушел в отпуск, у него уж все готово для государственного переворота.

Королева качала головой. Ничего такого она не знала. Конечно, думала она, от долгих бессонных ночей и тяжкой ноши управления государством бедный король вот-вот тронется рассудком. Она клала прохладную руку королю на лоб, и он успокаивался. Королева гладила его по волнистым волосам и легонько растирала уши. Король начинал дышать ровнее и вроде бы похрапывать… Но тут же вскидывался и дико озирался:

– Кто, кто здесь? – шептал он с выпученными глазами и заглядывал в шкаф и даже под кровать.

Однажды ночью измученный король сказал себе: всё, хватит. Лейб-медики боятся современных лекарств и довели меня почти до умопомешательства и смерти. Он кое-как оделся и по спящему дворцу прокрался на кухню. Оттуда черная лестница вела на хоздвор, и выход этот не охранялся. Король откинул большой крюк, запирающий дверь, и выбрался на задний двор. В заборе он, еще мальчишкой, убегая от учителей, расшатал доску. Сейчас, сдвинув ее, король скользнул в щель и оказался на улице.

Минут через пять он уже стучал дверным кольцом возле ярко освещенной витрины дежурной аптеки.

Старая заспанная аптекарша с бейджем «Алёна Типун» на лацкане халата выслушала его, поджав губы, и процедила:

– Снотворные только по рецепту. Есть рецепт?

– Нет… – растерялся король.

– Ну и разговор окончен. До свиданья.

– Послушайте! – разволновался король. – Вы меня что, не узнаете?

– Почему я должна вас узнавать? Вас много, а я одна.

– Я король!

– Какой еще король? – усмехнулась аптекарша, прищурив левый глаз. – Знаем мы таких королей.

– Ваш король! Александр Х Справедливый!

Аптекарша вгляделась в помятое, небритое лицо Александра:

– Ах, ваше величество! А я вас не признала, без паричка-то… Уж простите старую дуру… Конечно, само собой, сию минуточку принесу… Останетесь довольны…

А надо заметить, что старуха была, конечно, злой колдуньей. И сынок ее, придворный асфальтоукладчик Серега по кличке Серый, давно уже вместе с мамашей обдумывал план свержения законного государя и захвата власти. Хотя подозрения короля были связаны вовсе не с ним, а с честным и верным короне военным министром.

Серега-Серый тянул к трону татуированные по самую шею руки еще с дембеля. Больше всего на свете он хотел расправиться со своим старшиной Корявым, для которого отжимания личного состава в лужах во время проливного дождя были любимым развлечением. Ну и с кое-какими дедами. Косвенным же виновником своих армейских страданий Серый не совсем несправедливо полагал лично Александра Х Справедливого, проявлявшего недостаточный интерес к такой проблеме, как срочная служба в армии.

Так что по-любому узурпация выглядела необходимой и полезной.

Старая ведьма вернулась из подсобки и протянула королю коробочку, раскрашенную во все цвета радуги. На зеленой полоске по-латыни было написано «spiusnin».

– Самоновейшее средство, ваше королевское величество, прямые поставки из Индии, экологически чистое сырье, заряжено буддийскими монахами, достигшими нирваны. Будете спать, как пупсик.

– Как кто? – удивился король столь дерзкому сравнению.

– Как святой, – поправилась ведьма. – Я хотела сказать, как святой путник после долгой дороги. Две, а лучше три таблетки на ночь, не повредит. С вас десять золотых.

Король похлопал себя по карманам домашних плисовых штанов, но там легким звоном отозвался лишь серебряный брегет на золотой цепочке с алмазной розой, вделанной в крышку. Король достал бесценную вещицу и нажал на розу. Крышечка откинулась, и часики прозвонили три с четвертью.

– Простите, мадам, но я не захватил наличных. Не будете ли так любезны взять это в залог? Вещь фамильная, стоит много больше десяти золотых.

Уж в чем-в чем, а в драгоценностях Типун разбиралась. Опустив брегет в карман халата, колдунья соорудила самую сладкую улыбку, на какую была способна (отчего ее козье лицо не стало приятнее), и пожелала королю приятных сновидений.

 

2

В 10 утра королева, как обычно, постучалась в спальню к мужу. Тишина. Она приоткрыла дверь. Король лежал поперек кровати, в распахнутой стеганой куртке, коричневых брюках и, о ужас, в резиновых сапогах на босу ногу. Голова его была запрокинута, из горла вырывался звук настолько жуткий, что королева закричала и стала дергать за шелковый шнур у изголовья.

На звон и крик сбежались придворные и маленькая принцесса Сметанка, прозванная так за исключительную белизну своей королевской кожи.

– Что с ним?! – вопила королева. – Почему… Зачем он пугает меня… Что это… Его словно душат!!

– Ваше величество, – осмелился выйти вперед военный министр. – Простите меня, я старый солдат и не обучен манерам…

– Да говорите же! – от страха королева едва держалась на ногах.

– Мне хорошо знаком этот звук, ваше величество. Я часто слышу его, проходя ночью по лагерю, где спят уставшие воины… Это, ваше величество, простите великодушно, храп…

– Папа уснул! – Сметанка захлопала в ладоши. Королева без сил опустилась в кресло и разрыдалась. Лейб-медики переглянулись. Горничная и постельничий бросились раздевать, разувать и укладывать короля со всеми приличествующими делу тонкостями.

Рука короля разжалась, и из нее выпала радужная коробочка. Подслеповатый Главный лейб-медик поднес ее к глазам, сдвинув очки на лоб, прочитал по слогам:

– Спи-ус-нин…

Он обвел глазами толпу придворных:

– Что это? Откуда? Я лечил еще батюшку нашего правителя, Александра IХ Непорочного. Их покойное величество категорически отрицали лекарственные препараты фабричного производства и лечились только домашними средствами. Как вам известно, Александр Непорочный умерли на верховой прогулке в горах в возрасте 104 лет. Конь споткнулся, и их величество ударились головой о камень. Перед смертью они успели взять с меня обещание, что наследник никогда не прибегнет ни к каким сатанинским таблеткам и инъекциям. Кто посмел!..

Придворные прятали глаза. Королева с трудом поднялась с кресла, пересела на кровать и осторожно гладила рассыпавшиеся по подушке волосы мужа. А Сметанка подошла к старшему лейб-медику, задрала белоснежный подбородок и прямо-таки надерзила:

– Вот вы с вашей домашней лабудой папочку чуть на тот свет не отправили! А теперь он храпит, как солдат, и это не плохо, а хорошо!

И дерзкая девчонка ловко выхватила коробочку с лекарством из старческой руки лекаря. И сказала, топнув босой ногой:

– Все свободны!

– А? – удивилась первая фрейлина. – Что вы изволили сказать, ваше высочество? Кто свободен?

– Вы – все – свободны. Оставьте нас.

Королева улыбнулась и сделала как бы выметающий знак рукой.

– Да-да, господа. Вы можете идти.

 

3

Алёна Типун с умилением смотрела, как ее сын Серега, шевеля от удовольствия плечами, шумно ест борщ и пальцами вылавливает из тарелки мясо. Тут же за столом сидел длинный и тощий, с треугольной лысой головой, глаза навыкате. Похож на саранчу. Смотрел жадно, но ни к чему не притрагивался. Серый представил его как напарника Мирона, большого ума человека. А не ест, объяснял, потому, как боится, что отравят. Алёна подумала про себя, что человек, видать, и правда, умный: ведь если честно, она как раз собиралась опробовать на нем свеженький яд из сока зеленой бузины с ректификатом.

– А что ж ты мне, мать, под борщец-то не нальешь?

– Ох, дык как же не налити, сокол ты мой! Тебе на чем? На змеюке подколодной, на сколопендре, аль на кровушке черного петуха?

– Мам, да ладно. Говори нормально, все свои. Мироша вон, не смотри, что грязный, – два образования имеет. И водки дай из бутылки непочатой, а то он и пить не станет.

Алёна на глазах у гостя сковырнула пробку, разлила.

– Себе, – сухо приказал Мирон.

– С удовольствием пригублю.

– Не «пригублю», а выпила до дна. Знаю ваши пригубления.

Алёна пожала плечами и вместе с мужчинами вбросила в золотозубую пасть лафитник водки.

– Ну-с, мадам, – потеплев насекомыми глазами, начал Мирон. – Дошел слух, что короля-таки свалила дьявольская сила? В газетах пишут, спит наше величество без просыпу третий день подряд. И, что характерно, все системы организма работают нормально.

Серега утерся ладонью и кивнул матери:

– Все, как есть, говори, ма. Чую, не обошлось без тебя.

Алёна, застенчиво комкая в руках фартук, рассказала, как прислал ей знакомый факир, живущий в пограничных горах Индии, подарок ко дню святого Валентина, поскольку влюблен в нее уже сорок лет, с той волшебной поры, когда вместе медитировали в пустыне Гоби…

– Короче, – велел Мирон.

– Это тайное индийское зелье, которое погружает человека в сладкий сон на долгие дни. Все это время, что он спит, его сопровождают грезы настолько яркие и волшебные, что сам проснуться он не в силах. Мой бойфренд, факир, научил меня заклинанию, которое надо произнести перед тем, как принять таблетку. Это длинный стихотворный текст на хинди, его знают несколько человек в Тибете, мой факир и я. Это заклинание… ну как бы… программа, таймер, понятно?

Мирон усмехнулся.

– И ты что ж, мать, наизусть его выучила, что ли?

– Зачем наизусть, у меня записано, голова-то уж не та. И вот я ставлю эту, значит, программу – там специальный код есть – и просыпаюсь, когда мне надо. А пока сплю – как бы предаюсь райскому наслаждению.

– С факиром? – гоготнул Серега.

– Или с его змеей, – добавил с кривой ухмылкой Мирон.

«Ух, до чего неприятный, – отметила Алёна. – Мерзее даже, чем я, голубка. И чего Серенький с ним связался…»

– Хотите сказать, – задрал Мирон бровь на голую трапецию лба, – это вы скормили Справедливому вашу наркоту?

– Зачем наркоту… – Алёна обиделась и решила больше ничего при этой противной саранче не рассказывать.

– Я понял, – заржал Серега. – Мать втюхала ему таблетку, а программу не ввела, точно? И теперь Сан Саныч будет дрыхнуть до… А до чего? До каких пор?

– Не знаю, – отрезала Алёна. – Мы с Инджиром такой поворот событий не обсуждали.

 

4

Шли пятые сутки, как король Александр Х Справедливый спал, сотрясая спальное крыло дворца неутихающим храпом.

Королева теперь находилась в натянутых отношениях с придворной медициной, и посоветоваться ей было не с кем.

– Тебе не кажется, – по секрету спрашивала она умную Сметанку, – что это… ну… не совсем нормально?

– У меня есть один знакомый мальчик… – задумчиво отвечала Сметанка.

– Мальчик? – пугалась королева.

– Ну да, на самом деле он не мальчик… ему 32 года…

– Дитя мое! – хваталась за сердце королева.

– В общем, это мой учитель йоги.

– Учитель чего?

– Мамочка, йога – это такое индийское учение, целью которого является полная гармония с миром… Ну это неважно.

– Где ты этого нахваталась?! – королева была в ужасе.

– В общем, мама, мой гуру, он сказал, что у папы на протяжении стольких лет были забиты все чакры, что он не мог соответствовать своей карме… Ты пока не поймешь. В общем, ему надо было выйти в астрал (это с ним сейчас и происходит) и очиститься.

– И что дальше? – испуганно прошептала королева.

– А когда очистится, он даст знак. И мы его разбудим.

– А какой знак?

Но Сметанка не успела ответить. Из парка перед дворцом долетел визг дежурных фрейлин, залаяли собаки – и вслед за этим раздался жуткий скрежет и лязг. Этот звук был намного страшнее того храпа, который до полусмерти напугал королеву. Мать и дочь бросились к окну.

Ужасная картина открылась их взгляду…

 

5

Асфальтоукладчик Серега и умный Мирон не спали допоздна. Алёна пыталась подслушать, но как ни прижимала стакан дном к стене своей светелки, а открытой стороной – к большому уху, слышала только «бу-бу-бу» и неприличные ругательства.

А посреди ночи заговорщики сели на асфальтовый каток и уехали в сторону Рабочей Окраины, где в тесноте и обиде жили сильные, несытые и хмурые люди.

В Рабочей Окраине Серегу хорошо знали и уважали. Там у него проживала зазноба, таксистка Лариска. По ее просьбе Серый заасфальтировал от века немощенные улицы поселка, чтобы Лариска могла не оставлять свое такси в гараже и не скакать потом по лужам, а подъезжать прямо к дому с шиком. И соседям стало удобно: телеги, велосипеды, автобус опять же пустили.

Там Серега с Мироном ходили из дома в дом, пока небо над Рабочей Окраиной не начало подергиваться рассветным пеплом. И в этот мутный час без солнца и теней медленный и бесшумный Серегин каток повел толпу числом в полтораста мужиков к асфальтовому заводу, где их ждали другие катки и десять самосвалов, груженных горячим асфальтом.

Едва роса на подстриженной травке газона загорелась на солнце, тридцать страшных вальцов, словно катушки в человеческий рост, с хрустом, как сухие ветки, подмяли чугунную дворцовую ограду. Гигантскими жуками катки расползлись по парку, ломая беседки, статуи и фонтаны. Следом за ними под визг дежурных фрейлин и собачий лай на газон вырулили десять грузовиков, выстроились веером и стали вываливать на песчаные дорожки и аллеи, на зеленые лужайки и клумбы, на игровые площадки и в бассейны иссиня-черную дымящуюся массу с резким жарким запахом.

Королева потеряла сознание.

 

6

Поднять в ружье армию было некому, поскольку главнокомандующим оставался спящий король да и ружей действующих и исправных у армии, если честно, оставалось штук тридцать. Давно королевство ни с кем не воевало, века, почитай, полтора-два, никого не мечтало победить, и само мало чем таким располагало, из-за чего имело смысл развязывать войну и проливать кровь. Ну, луга, ну, поля, ну горы. Две-три речки. Небольшое море, которое и морем-то называлось условно, а по сути было чуть солоноватым озером без всякого стратегического значения торгового порядка.

Так что Сергей Типун со своей асфальтовой дружиной в два счета парализовали дворцовую стражу, придворные в ужасе от перспективы быть закатанными в асфальт забились по своим щелям, королева, как было сказано, валялась в глубоком обмороке, солдаты немедленно перешли на сторону противника, наплевав на угрозы военного министра и маршалов. Министр, собственно, пытался застрелиться, но именной пистолет дал две осечки, и в третий раз испытывать судьбу опытный военачальник не стал.

Вся силовая верхушка и офицеры срочно посрывали погоны, аксельбанты и ордена и прикинулись кто садовником, кто печником, кто пасечником, кто конюхом или поваром. И надо отдать должное узурпатору – переворот произошел бескровно, если не считать увязшей в асфальте и слегка придавленной любимой королевиной кошки Дульсинеи, для домашних – Дуси, Дуни или Дули, кому как нравится. Да и та успела с жутким воплем выскочить из-под вальца и на трех лапах умчаться в заросли шиповника.

Сметанка спряталась, зарывшись в сено на конюшне, – и при этом успела, вот умница, заскочить в папенькину опочивальню и вытащить из тайника за картиной в духе сюрреализма «Королева верхом на кошке» работы придворного художника Фикуса Сарафанова – главную драгоценность дворца: хрустальную волшебную Корону. Волшебство Короны заключалось в том, что лишь надев ее, король становился настоящим королем. И никакие сокровища и армии мира не могли сделать королем того, кто усядется на трон без этой волшебной короны.

Пересидев в конюшне первое время, грызя яблоки, сухари и сахар, что таскал ей конюх, безлунной ночью принцесса незаметно выбралась из дворца. Недалеко от Зеленных ворот, через которые по утрам шли груженные овощами подводы с ферм, у нее на всякий пожарный был припаркован скутер, на котором принцесса и унеслась быстрее ветра. И ветер, как ни старался, не мог ее догнать, чтоб донести ужасный жирный запах свежего асфальта, горячей смолы, убивающей все живое. Принцесса мчалась на своем скутере к морю (озеру), где среди дюн и сосен стоял маленький деревянный дом, окруженный невысокой оградой из ракушечника. Там жил прославленный йог Петрович, гуру, иначе говоря, учитель, наставник Сметанки и других симпатичных молодых людей.

Надежно упакованная в специальную пленку с пузырьками, которые так приятно лопаются под пальцами, лежала на дне рюкзачка хрустальная Корона.

 

7

Когда по приказу Сереги бунтари полностью заасфальтировали территорию вокруг дворца, не оставив ни одного дерева, ни одного куста, где бы могли спрятаться придворные и члены королевской семьи, Типун стал думать, что делать дальше.

– Сейчас, Серый, необходимо развязать кровавый террор, – посоветовал Мирон, тайный советник, он же канцлер. – Казнить всю камарилью, начиная с короля и кончая министром иностранных дел, а главное – избавиться от министра дорог.

– Это еще зачем? – скривился Серега, который реально и в циничной форме хотел разделаться только со старшиной Корявым.

– Королевскую семью – к ногтю как первейшую контру, зародыш легитимной власти. Ликвидировать МИД – чтоб не подзуживал мировую общественность. Ну а дорожный начальник – нам главный враг, поскольку дороги – наше основное богатство. Врубаешься?

Типун не особо врубался, да и не хотелось ему, если честно, заниматься грязной работой. Поэтому для начала он предложил просто всех вышеуказанных персонажей взять под арест и держать там, пока не докажут свою преданность новой власти.

– Знаешь что, Серый? – сказал Мирон. – Асфальтовым катком ты был, асфальтовым катком остался. Не хочешь слушать умных людей – кончишь на виселице.

Однако на арест как временную меру согласился.

Надо заметить, что хотя от Рабочей Окраины исходил легкий душок тревоги, тюрем в королевстве не было. Александр Справедливый предпочитал образование и воспитание. А если вдруг кто украдет, что плохо лежит, или даст кому по морде – король лично тех судил и, как правило, присуждал временно покинуть пределы королевства и пожить для исправления на необитаемом острове в соленом озере среди скал. Мать-регентша Алёна Типун (стоявшая, как-никак, у истоков переворота) выразила пожелание, чтобы на этот остров незамедлительно сослали бы всех королевских лекарей во главе с дряхлым лейб-медиком, что и было сделано.

Новый правитель Сергей Первый Беспредельный, как он повелел себя называть, приспособил под тюрьму старую конюшню, где лошадей уже не держали, а хранили всякий хлам. А королеву с фрейлинами заключил под домашний арест без права переписки. Ну и король, как спал у себя в опочивальне, так там и остался. С той разницей, что его положили на пол, на матрасик, а кровать с балдахином занял сам Серега с выписанной из Рабочей Окраины Лариской – для верности и личного пригляда. Портрет королевы верхом на кошке он снял как глупую гадость, не представляющую художественной ценности, попутно заглянул в пустой тайник да и забыл о нем. А на место портрета повесил коврик «Олени у водопоя».

И вот когда вся «камарилья», как выражался канцлер Мирон (Серега думал, что от слова «комар», в том смысле, что – кровопийцы), была распределена по местам заключения, выяснилось, что нет девчонки. Королева не знала, где Сметанка, и только всё плакала да плакала. И никто не знал. На вопросы о принцессе все как один разводили руками и обливались горючими слезами, так как очень девочку любили. Видно было, что не врут. Хотя Мирон настойчиво предлагал применить легкие пытки типа иглоукалывания и удаления зубов.

Под диктовку тайного советника Беспредельный издал множество указов. Он увеличил налоги, приказал закрыть гимназии и лицеи как буржуазную отрыжку и оставить только несколько школ-восьмилеток с преподаванием ряда предметов на языке молотка и рубанка. Хозяев частных домов он переселил в вагоны, бесхозные после закрытия железных дорог, а сами дома постановил раскатать по бревнышку и построить из них казармы и пивные.

И сам правитель, и его фаворитка (Лариска) ходили в шелках и парче, ели на золоте икру и фуа-гра – печень откормленных в особо садистских условиях гусей. Напившись с утра шампанского, они гоняли на дорогущих автомобилях, причем оба – за рулем, хотя и обзавелись личными шоферами. Короче, были реально в шоколаде. Но что-то странное творилось с Серегой. Он не ощущал никакой радости от власти и богатства. Где-то в глубине его коренастой головы гнездилась, вгрызаясь в мозг, отвратительная мыслишка – что вот хоть тресни, а ненастоящий он король. А уж Лариска его кривоногая – и подавно не королева.

Мать-регентша втерлась в доверие к одной глупой фрейлине: гадала ей на картах, всякий раз обещая заморского принца, научила пасьянсу «Паук». И та, дура-дурой, взяла и рассказала колдунье про волшебную Корону. А поскольку эта пресловутая Корона буквально нигде не нашлась, тут-то Серега и вспомнил про тайник. И, подумав в три башки, Беспредельный, Мирон и Алёна сообразили, ЧТО исчезло из тайника – и с ЧЕМ упорхнула из дворца так называемая Сметанка.

 

8

Йог Петрович был очень маленький человек, всего метр двадцать, даже пониже принцессы. Но очень соразмерный. Как мальчик. Поэтому и домик у него был совсем маленький. Возможно, благодаря своему росту или, может быть, йоговской практике Петрович обладал многими умениями, которые людям обычно не присущи. Например, он умел летать – правда, невысоко и не очень далеко. Кроме того, мог растягивать время и сжимать пространство. В сочетании эти способности позволяли ему практически за реальные секунды оказаться где угодно. Кое-чему он обучил и Сметанку, хотя летала она еще плохо, а временем-пространством манипулировать пока боялась.

Гуру выслушал ученицу, описывая круги под потолком, что являлось у него признаком большого волнения.

– История, что и говорить, паршивая. Теперь я вижу, что дожидаться, пока твой папа проснется, нельзя. Мы должны его разбудить.

– Но как?! – вскричала принцесса.

– Ты слыхала о декабристах?

– Конечно, – соврала Сметанка. – А кто это?

– Обманывать нехорошо, это рвет твою ауру и нарушает гармонию с миром. Декабристы – это такие певчие птицы, которые летом впадают в спячку и прячутся в глубине заброшенных шахт на севере нашей страны. А зимой, в декабре, просыпаются, прилетают сюда, клюют ягоды рябины и шиповника и поют сутками напролет. Ты наверняка их видела. Маленькие такие, с серой спинкой и красной грудкой.

– Так это ж снегири! – засмеялась Сметанка.

– Ну можно и так сказать… – легко согласился Петрович. – Если мы раздобудем парочку декабристов и они запоют, хотя летом этого не любят, – их и только их песни смогут разбудить Герцена.

– А это еще кто? – не стала прикидываться всезнайкой принцесса.

– Это старый, очень старый звонарь… Он живет на земле уже много веков, просыпаясь раз в сто лет. И в этот день он звонит в свой огромный колокол, и тогда происходит какое-нибудь важное историческое событие. Вот его-то колокол и может разбудить твоего папу. Невероятной силы инструмент. Беда в том, что последний раз Герцен просыпался девяносто лет назад, и если его не разбудить, придется ждать еще десять лет. А это, как я понял, не входит в наши планы.

К старой шахте в безлюдном разрушенном поселке Петрович и Сметанка прилетели минуты за полторы. Им открылся безрадостный, плоский пейзаж. Черная растрескавшаяся земля рождала только чертополох и крапиву. Сильный, всегда северный ветер гнал в одну сторону клубки перекати-поля. Учитель прицепил на лоб фонарь, взял девочку за руку, и они влетели в черную воронку. Спускались медленно, по спирали, чтоб не наткнуться на торчащие из стен конструкции. Достигнув дна и пройдя по обвалившемуся лабиринту коридоров, они вышли в огромный зал. Гуру прибавил света, – и Сметанка ахнула. Пол в зале был как бы усеян розами. Красные комочки сидели, сонно нахохлившись и прижавшись друг к другу.

Петрович сделал принцессе знак. Она, робея, подошла к ближайшему декабристу и осторожно взяла теплое тельце в ладони. Учитель показал пальцами: два, бери двоих.

– Они поют только в паре, – шепнул он.

Сметанка стащила с головы бейсболку, усадила туда птиц и сунула «гнездо» за пазуху.

Когда они подлетали к дому, Петрович заметил, как с дороги в дюны сворачивает невиданная в этих местах длинная золотистая машина с откидным верхом.

 

9

Тайный советник Мирон дал одной из королевских легавых понюхать принцессин носок, найденный у нее в комнате.

Легавая добежала до Зеленных ворот, пометалась там и растерянно села в узкой колее. Мирон рассмотрел след протектора:

– Девчонка смылась на скутере, – доложил он Беспредельному.

Серега сильно сдал за последние дни, измученный непонятной – хотя теперь уже понятной тревогой. Он подозревал в измене всех, даже мать. Единственным человеком, кто еще пользовался его доверием, была Лариска. Ее он и послал в погоню.

Лариска увидела скутер, брошенный у самого крыльца домика, – такого маленького, словно здесь жили какие-нибудь хомяки. В это самое время со стороны леса к избушке вышли двое детей – мальчик и девочка.

– Ваша хата? – спросила Лариска.

– Наша, – хором ответили дети.

– А тачка? – она показала пальцем на скутер.

– Без понятия, – Сметанка пожала плечами, и Петрович посмотрел на нее укоризненно.

– Ну и с кем же вы здесь живете?

– Сами, – мальчик улыбнулся, и Лариска подумала, что, пожалуй, никакой он не мальчик, а дядька ее лет. – А вы кто?

– Я-то? – Лариска вдруг подскочила к Сметанке и крепко схватила ее за ухо. – Я-то известно кто… А вот кто ты? А ну, колись, прынцесса! Где корона?!

В следующее мгновение неведомая сила подняла Лариску высоко в воздух и, как елочную игрушку, прицепила за широкий лаковый ремень к сосновому суку.

Сметанка захлопала в ладоши, а Петрович погрозил Лариске пальцем и крикнул, приставив ко рту ладошки рупором:

– Нехорошо обижать маленьких! Повиси-ка теперь да подумай над своим поведением.

Чтобы декабристы побыстрей проснулись, Сметанка предложила посадить их в холодильник.

– Неглупо! – похвалил йог.

И уже буквально через пять минут из маленького, как все в доме, холодильничка раздались первые трели сбитых с толку птиц.

Декабристы пели все громче и громче, и даже когда их вынули из холодильника, они в забытьи, очарованные собственным пением, ничего не заметили и продолжали щебетать и заливаться, словно эстонский хор на Певческом поле.

И тут по небу проплыл густой медный звук. Б-о-м-м-м! И не успев стихнуть, был подхвачен следующими нотами, от которых содрогнулась сосна с кукольно висящей на ней Лариской. Б-о-м-м! Б-о-м-м-м! Б-о-о-м-м-м!! Колокольный звон, как плотная и гибкая металлическая пластина, охватил горизонт и слал во все концы свои могучие, жаркие, будто само солнце, сигналы побудки.

И король Александр Х Справедливый вздрогнул, зевнул, протер глаза и потянулся.

– Ах! – воскликнул он свежим голосом. – Как же я замечательно выспался!

 

10

Весть о пробуждении короля облетела дворец, казармы, «тюрьму». Солдаты, в ужасе осознав, что нарушили присягу, сбили с ног и разоружили новоиспеченных офицеров и побежали освобождать заключенных. Выстроившись перед небритым, с воспаленными глазами военным министром, бойцы браво гаркнули:

– Искупим кровью!

В короткой схватке у покоев королевы и фрейлин полегло с десяток караульных. Счастливая королева бросилась в объятия к мужу. Король торопливо поцеловал супругу и гневно прошествовал в зал суда.

– Изменившие присяге офицеры королевской гвардии! – загремел под сводами зала голос Александра. – Именем закона в нашем лице вы на месяц разжалованы в рядовые! Изменившие присяге рядовые в течение недели лишаются горячих обедов и переводятся на хлеб и чай с лимоном без сахара. Посягнувших на королевскую власть узурпаторов, – он брезгливо взглянул на сидевших со связанными руками Серегу, Мирона и Алёну, – немедленно переправить на остров Скалистый и оставить там выживать в течение трех лет. Снабдить разбойников одеялами, спичками, солью и удочкой.

Первый министр что-то шепнул ему на ухо.

– Незаконно пребывающих на острове Скалистом королевских медиков вернуть во дворец незамедлительно тем же бортом. Желают подсудимые сказать последнее слово?

– Я! – закричала Алёна Типун. – У меня слово! Прошу о снисхождении будучи облегчившая вашему величеству бессонные страдания.

Король призадумался. Алёна была права.

– Хорошо, – медленно сказал он. – Ваша просьба будет рассмотрена при условии возвращения нам брегета с алмазом.

– Ой, да ради бога! – подпрыгнула Алёна и жестом фокусника извлекла из уха канцлера Мирона серебряный брегет.

– Вот же ядовитая баба! – выругался канцлер.

За окном раздалось короткое тарахтение, и в зал с хрустальной Короной в руках вбежала Сметанка.

– Папа! Папочка! Я сохранила ее! – и с этими словами Сметанка, споткнувшись о длинную ногу, подставленную ей Мироном, растянулась плашмя на скользком гранитном полу, пальцы ее разжались, и Корона, со звоном ударившись о камень, рассыпалась на тысячи осколков, сверкающих, как слезы, хлынувшие из зажмуренных глаз маленькой принцессы…

Король поднял дочку с холодного пола и поднес к окну. И все увидели, как сотрясаемая колокольным звоном почва вздыбилась, и асфальт, сковавший землю, пошел трещинами. Множество трещин разбежалось по асфальту, словно по стеклу от брошенного камня. Черная броня с хрустом поддавалась, разваливалась, пока не рассыпалась в прах.

– Не плачь, доченька, – с улыбкой сказал Александр. – И запомни, – он обернулся к толпе, заполнившей зал. – И вы все запомните: настоящий король всегда остается королем – с короной или без.

А про таксистку Лариску все забыли. Только на следующее утро Петрович по привычке глянул в небо – и хлопнул себя по лбу. Он высоко подпрыгнул, сел верхом на сук и отцепил фаворитку.

– Ну, курица, брысь отсюда, – сказал йог беззлобно, и Лариска, кувыркаясь в воздухе, сгинула в свой таксопарк.

А снегири-декабристы так и прожили до декабря в маленьком уютном холодильничке.

Историки дали перевороту имя «асфальтовой революции». Упоминание о ней обычно сопровождалось эпитетом «бесславная».