Стерх

Настя сидела в полутьме за столиком у стены. В баре было душно, накурено, шумно и очень неуютно. Настя допила сок и закурила. Вместе с зажигалкой — не китайской дрянью, а настоящей «Zippo», — она достала из кармана простенькую фибулу. Простенькую, но очень старую, это было видно сразу, с первого взгляда. Потемневшее серебро мутно поблескивало в свете желтых ламп. Настя долго вертела в руках фибулу, вглядывалась в непонятные чеканные узоры, пыталась прочесть слова древнеславянского языка.

«Храни Господь» — только и разобрала она.

Дверь открылась, впустив немного свежего воздуха. Настя вскинула на вошедшего взгляд и с непонятной радостью узнала Олега.

— Ну что, поехали? — поинтересовался он, ставя на стол синий бархатный футляр.

— Поехали, — тихо ответила Настя. Затушив сигарету в пепельнице, она бережно положила фибулу в футляр и встала.

Они вышли из бара, с облегчением вдохнув относительно чистый воздух ночной улицы. Влажная морось заставила их прибавить шаг и поднять воротники. Машина стояла метрах в ста от входа в бар.

Святослав вышел на крыльцо и вдохнул утренний влажный воздух. Деревня была тиха и еще спала, хотя солнце уже показалось над горизонтом. Святослав закрыл на секунду глаза, поправил меч на поясе, отбросил за спину плащ и направился в конюшню, где ждал его гнедой конь…

Волчья артель вышла на работу. Ночь выдалась неудачная и они собирались наверстать упущенное утром, покуда не так много путников было на дорогах. Девять одетых в потрепанные кафтаны мужиков пробирались по лесу к ближайшему тракту, настороженно реагируя на каждый шорох, на каждый звук.

И вдруг все разом замерли. Из-за кустов, громко хлопая крыльями, взметнулся огромный белый журавль.

— Дьявольская тварюга, — выругался вожак, которого все величали Волком, хотя внешностью он больше походил на заматеревшего лиса. — Опусти лук, Щербатый. Пусть летит. То не человече…

Святослав остановился у колодца и долго смотрел на невидимую в темноте воду. Потом обернулся к деревне и, не отпуская трензеля гнедого, поклонился в пояс. Заранее знал, что не вернется уже. Знал, что долгая дорога предстоит княжескому дружиннику, на далекую заставу.

Он выпрямился и пошел дальше, за околицу, к тракту, ведущему на юг. Звенящая тишина раннего утра раскинула вокруг искрящееся серебром росы шелковое покрывало белого тумана, скрыла яркую летнюю зелень.

Версты тракта легли под ноги, поманили за собой в даль далекую, конь похрапывал за спиной, послушно ступал копытами в дорожную пыль и ждал, когда же Святослав соизволит в седло сесть. Но дружинник медлил.

КамАЗ, нарушая все правила дорожного движения, выскочил с боковой улицы так неожиданно, что Олег едва успел затормозить. Выругался злобно, ударил кулаком по рулю и посмотрел на побледневшую Настю.

— Расходимся! — заорал Олег, схватил синий футляр, открыл его и бросил Насте на колени фибулу. — Слышишь?! Расходимся!

Они одновременно открыли двери машины и выскочили во влажную осеннюю ночь…

Святослав остановился и некоторое время прислушивался к чему-то. Потом запрокинул голову и долго смотрел в синее небо, в котором парил едва различимый отсюда журавль. Это был хороший знак, — знак удачи.

Дружинник забросил поводья гнедого на сук ближайшего дерева и свернул с дороги, решив пройтись последний раз по лесу.

Ноги утопали во мху по щиколотку, нос щекотали запахи грибов, прелых листьев и мокрой коры сосен. Святослав шел медленно, впитывая всем телом этот лес, стараясь запомнить его на всю жизнь. Ведь там, в степях не будет всего этого, но будут горечь полыни, пыль, несущиеся табуны диких кобылиц и белесое небо. Святослав услышал журчание недалекого ручейка и направился к нему.

Хрустнула ветка под ногой Волка и все девять разбойников замерли. Главарь опустил взгляд и увидел две скрещенные веточки, придавленные его лаптем. Ощерившись, он сплюнул и дал знак двигаться дальше. Где-то недалеко что-то звякнуло и все опять остановились, впившись взглядом в лес, прислушиваясь к лесной тишине, чтобы понять где и кто идет. Это, возможно, была добыча. А может и нет.

Настя свернула в какой-то проулок и помчалась по нему со всей доступной скоростью.

— Господи, ну зачем им эта фибула? — со слезами в голосе вопросила она невесть кого.

Преследователи бежали за ней, громко топая и матерясь. Раздалось несколько выстрелов и Настя еще прибавила ходу, хотя, казалось, это было уже невозможно.

Неожиданно пошел дождь, смазав и так темные и мрачные краски ночного города. Девушке стало совсем страшно. Она поняла, что не успеет уйти, не хватит сил, не хватит дыхания.

Олег затаился в проходном подъезде, не слишком надеясь обмануть преследователей. Он просто решил попробовать. И у него ничего не вышло.

— Эй, он в подъезде! — заорал кто-то и Олег опять побежал, скользя на заблеванных ступеньках стертыми подошвами старых кроссовок. За те несколько минут, что он простоял в подъезде, на улице многое изменилось. Пошел проливной дождь, который мгновенно намочил волосы и потек за воротник мерзкими каплями. Олег грязно выругался и свернул на почти пустынный в этот час проспект.

Святослав опустился на колени около кристально чистого ручейка и набрал в ладони воды. Он смотрел, как она протекает между пальцев и каплями падает на песок. Он смотрел и никак не мог налюбоваться. Вода…

Он набрал еще воды и с удовольствием умылся. Вода стекала по усам на шею и рубашку и приятно щекотала кожу. Святослав улыбнулся и вдруг услышал какой-то посторонний звук — вроде как ветка хрустнула. Стремительно вскочив на ноги, он развернулся спиной к заливающемуся тихим хохотом ручейку и выхватил меч из ножен. Из леса на берег ручейка вышли семеро в лохмотьях. «Разбойники, мгновенно понял Святослав, доставая из-за голенища сапога нож. — А гнедок-то мой на дороге остался…»

Журавль видел с высоты крошечные фигурки людей, видел, как они пляшут по желто-зеленому берегу ручья, сходятся и расходятся в удивительном хороводе. Время от времени кто-нибудь падал и тогда на желтом появлялось темное. Журавлю было интересно. Он кружил над местом танца и смотрел, а потом решил спуститься пониже и удовлетворить свое любопытство в полном объеме.

Настя отерла рукой мокрое от дождя лицо и оглянулась. Преследователи и не думали отступать. Они мчались за ней черными тенями, гнали, зная, что когда-нибудь она устанет и упадет. Знали, что сами устанут значительно позже.

— Да кто ж вы такие? — простонала Настя, мучительно сглатывая саднящую боль в горле. — Работники Третьяковки? Или антикварная полиция?

— Кто ж вам, суки, платит? — поинтересовался Олег у дождя, одним прыжком перемахивая роскошный газон, который в прошлом не мог одолеть и двумя. — Дмитрий Лукашин или Святослав Горюнов? А?

Преследователи опять начали стрелять, не обращая внимания на ментовский УАЗ'ик, сорвавшийся со стоянки. Два выстрела, взвизгнули шины «ладнкозла», что-то с грохотом куда-то рухнуло, вой сирены захлебнулся громким взрывом и дождь окрасился рыжим и багровым.

Олег хотел бы, да не мог обернуться. Сил хватало только на тупое и прямолинейное движение. Он уже знал, что осталось немного, что это финишная прямая. Знал и молился только о том, чтобы Настя смогла уйти.

Трое из семерых валялись на земле, заливая ее свой темной разбойничьей кровушкой. Умирали они не охотно, визжали так, что даже уши закладывало, скребли песок и траву ногами в лаптях, дергались и ругались.

Святославу было все равно. Он сам уже едва держался на ногах, получив несколько, хоть и поверхностных, но быстро лишающих его крови и сил ран. Святослав бился, как бьются уже обреченные, стараясь просто уволочь с собой в смерть побольше врагов.

Бился, ради боя. Зная, что скоро умрет.

Журавль смотрел на человечков и не понимал, чего они там кричат. Спустившись совсем низко, к самым кронам деревьев, он закружил по пологой дуге, присматриваясь и прислушиваясь. А человечки все танцевали и танцевали…

Из леса появились еще двое, ведя гнедка Святослава под уздцы. Один из новоприбывших ощерился страшно, выругался, закричал, выдернул откуда-то из-за спины нож и бросил его заученным движением от уха.

Святослав сначала почувствовал тупой удар в живот, согнувший его пополам и выбивший дыхание, а потом пришла боль. Меч выскользнул из вдруг ставшей непослушной руки и в следующую секунду сам Святослав рухнул на землю.

— Ты посмотри, как бился, — восхищенно проговорил Волк, пинком переворачивая Святослава на спину. — Княжий дружинник…

Волк одним движением выдернул нож из живота Святослава, заставив дружинника выгнуться дугой и гортанно вскрикнуть от боли.

Олег даже не понял, что случилось, когда асфальт больно пнул его в лицо, разбив губы и нос. Не понял, пока не почувствовал, как по спине сползает что-то теплое и мерзкое, как длинный, разогревшийся на солнце червяк. Ног он не чувствовал, как, впрочем, и всей нижней половины тела.

— Вот суки, в позвоночник угодили, — с невероятной злостью в голосе проговорил Олег.

Оттолкнувшись от асфальта руками, он перевернулся на спину и осколками гаснущего сознания, ухватил последнюю картинку: человек в длинном черном плаще, мокрый от дождя, но совершенно не запыхавшийся, подходит к нему, наводит пистолет — «Хаклер и Кох», не что-то там! — на лицо Олега, нажимает на курок…

Вадим присел на корточки около трупа Олега и быстро обыскал его карманы. Синий футляр, про который говорил Святослав Игоревич, был во внутреннем кармане куртки. Вадим достал его и быстро вскрыл. Пистолет в руке мешал, но не сильно.

— Дрянь, — Вадим отбросил пустой футляр и вытащил из кармана пиджака под плащом сотовый. Его всегда злили длинные номера сотовых, но не рацией же пользоваться на таком задании?

— Серый, у меня пусто, — сообщил он в трубку, когда абонент ответил. — Так что фибула, похоже, у девки…

Волк быстро обыскал Святослава. Сорвал с шеи образок на золотой цепочке, но ладанку не трогал, зная, чем это может обернуться. Забрал меч, нож, кожаный кошель с мелочью на поясе. Содрал серебряную застежку для плаща и вгляделся в узор.

— «Храни Господь!» — прочитал Волк и осклабился. — Не сохранил…

Где-то послышалось пение рога. Разбойники насторожились. Пение рога повторилось. Это не могло быть хорошим признаком. Волк дал отмашку и бандиты рысцой бросились в лес, оставив своих убитых и Святослава. Упирающегося гнедка под уздцы утащили двое разбойников.

— Погодь, — Щербатый все-таки вскинул лук и выстрелил. — Достал уже энтот журавль. Чего он над нами мотается? Следит ровно…

Серега склонился к телу Насти и поморщился. Выстрел из «Стечкина» снес ей полголовы и зрелище было не самым приятным. Тем более, что раньше девушка была весьма симпатична.

Он, стараясь не испачкать новенький плащ кровью, быстро обыскал карманы Насти и нашел в боковом кармане куртки, аккуратно застегнутом на молнию, то, ради чего вся эта беготня по ночному городу и затевалась — старую серебряную фибулу. Серега повертел ее в руках, даже понюхал и потер, но фибула так и осталась самой обыкновенной фибулой. Не было в ней ничего особенного. По мнению Сергея не стоила она всех затрат.

— Лучше бы стразу сами отдали, — Серега с сожалением окинул труп взглядом. Сейчас живыми бы были…

Он встал и неспешно побрел обратно. Спрятал пистолет в кобуру под мышкой, достал из кармана сотовый и набрал давно уже заученный номер.

— Святослав Игоревич? Я ее нашел. Да, была у девки. Хорошо. Едем.

Журавль бил крылом зеленую траву. Белое оперение окрасилось розовым, испачкалось грязью. Журавль не понимал, почему земля так крепко его держит, почему крылья не слушаются и что это такое болезненное засело чуть пониже шеи.

Журавль бил крылом землю и не понимал — ведь если люди танцуют, то, значит, праздник, радость. Тогда почему они так зло и несправедливо обошлись с ним? Что сделала им белая птица? Почему вдруг засело что-то в теле и мешает взлететь? И почему вдруг вечереет? Куда солнце делось? Утро же было! Утро! Звенящее от тишины, разлитой в воздухе, утро!

И куда мир исчез? Почему темно так и холодно? Неужто зиму прошляпил?.. Или то душа в Навь отправилась?..

Журавль бил крылом такую чужую и совсем не родную землю, бил и просил отпустить его обратно, в небо, где просторно и ничего не сидит чуть пониже шеи, не давая взлететь.

Он бил землю, но с каждой минутой удары становились все слабее. Розовые от крови перья летели в стороны. Один глаз журавля смотрел в небо и не видел его.

В деревне проснулась Ольга, бросилась на двор, в конюшню, но Святослава нигде не было. «Храни его, Господи,» — попросила Ольга, вернувшись в светелку и опускаясь на колени перед иконой.

Солнце отразилось в луже на околице, брызнуло ярким светом в окна изб, поцеловало потемневший сруб колодца, выпило росу с травы…

Проснулся кузнец и, то ли молясь, то ли сквернословя, вышел в исподнем на крыльцо, потянулся с хрустом и уже явственнее выматерился со всей душой…

А где-то неслись табуны диких кобылиц, вздымая тучи пыли в пропахших полынью ордынских степях. Камлали на дождь шаманы, тянули свои вязкие песни акыны, гикали восторженно раскосые воины в халатах, занося над головой растерявшихся врагов сабли…

И взлетали тучи стрел над полем, схлестывались с криком то ли страха, то ли восторга рати.

И восточный ветер выл над истекающей кровью и слезами степью. Заносил пылью мертвых, ласково оглаживал взрытую копытами землю…

Рыдали полоненные русские девки, да ордынские красавицы. Рыдали, но ничего не просили, зная, что ничего впереди нет.

Что впереди смерть.