Жанна сидела прямо на полу лестничной площадки, прислонившись спиной к стене, всё в том же элегантном вечернем платье, в котором была в «Прайме», и что-то сосредоточенно набирала на айподе. Увидев в дверях открывшегося лифта Василия, она немедленно вскочила на ноги.

Ну, сейчас-то она всё ему выскажет! Бросить её одну, на обочине у «Прайма», морозной ночью, когда она была в одних только изящных босоножках и легком пальто, да ещё после такой ценной информации, которой она поделилась! Просто чёрная неблагодарность!

Но перехватив взгляд Василия, ровный и совершенно безразличный к ней вообще и к её возмущению в частности, журналистка проглотила все упрёки и только тихо спросила:

— Арагорн сегодня будет?

— Нет, — коротко отозвался Василий и, доставая ключи, пообещал себе, что непременно разберётся с излишне сговорчивым консьержем, пропускающим в дом посторонних.

— А когда он появится, не знаешь?

— Не знаю.

Терпение Жанны лопнуло.

— Слушай, ну имей же ты совесть! Это же я вашего парня нашла! Это я за ним проследила! И я позвонила тебе. Тебе, а не в органы! А, между прочим, могла бы!

— Арагорна сейчас нет в России, — спокойно перебил поток её возмущений Василий. — И я, правда, не знаю, когда он вернётся.

Жанна схватила Василия за рукав:

— А, может, ты мне всё-таки что-нибудь расскажешь? Ну, пожалуйста! Это будет справедливо — ведь я здорово помогла вам в розысках!

Василия легко разжал её пальцы и кивнул:

— Да, ты помогла. Спасибо.

— И это всё? — снова взорвалась возмущением журналистка, увидев, как Василий повернулся к ней спиной. Ринулась вперёд, быстро просунула ногу в проём закрываемой двери и затараторила: — Слушай, в твоих интересах поделиться со мной информацией по-хорошему. Иначе я опубликую такую статью, что вам мало не покажется. Кстати, она уже готова. Я там всё рассказываю! Про то, как спецслужбы проводят операции по внедрению своих бойцов в бои без правил и как используют это, что чтобы столкнуть лбами тех больших шишек, которые делают там огромные ставки. И про вас в статье тоже будет, про тебя и про Арагорна. Я добавлю туда ваши настоящие имена-фамилии. И фотографии ваши опубликую!

В глубине души журналистка понимала, что шантаж — способ хоть и действенный, но разовый; человек, которого вынудили поделиться сведениями под давлением, ни за что не захочет иметь с ней дело в будущем на добровольных началах. Однако Василий всё равно никогда не стал бы с ней сотрудничать, так что она ничего не теряла.

Жанна не сразу сообразила, что Василий распахнул дверь, и ей больше не надо было удерживать её открытой. В темных, чуть прищуренных глазах она увидела что-то, похожее то ли на размышление, то ли на сомнение, и обрадовалась: «Ага! Всё-таки его проняло!»

Однако первые же слова Василия заставали её стиснуть зубы от досады — ничем-то его не взять, он по-прежнему хозяин положения. И чем дольше он говорил, тем больше мрачнела Жанна: брат Арагорна, оказывается, прекрасно знал её больные места и бил прямо по ним — хладнокровно, метко и безжалостно.

— Пиши-пиши. Насколько я знаю, ты всегда мечтала заниматься серьёзными журналистскими расследованиями — вот и продолжай в том же духе, ты на верном пути. Любое уважаемое издание с удовольствием примет в свой штат корреспондента с таким послужным списком, как у тебя. Суди сама: опыт работы — пять лет, и не в какой-то там бульварной газетёнке, а в самих «Наших буднях», абсолютном лидере российской жёлтой прессы! В твоём резюме — масса настоящих репортёрских расследований: никакой фантазии, никакого вранья, только реальные факты и доказательства. Пьяный депутат писает из вертолёта! Сбежавшие змеи — тайная атака спецслужб! Прямо-таки эталон классического, традиционного журналистского расследования; можно без сомнений ставить в один ряд с репортажами Артёма Боровика и Александра Политковского.

Когда Василий замолчал, от запала девушки не осталось и следа. Сколько Жанна себя помнила, она правда всегда хотела стать серьезным журналистом. Мечтала проводить глубокие репортёрские расследования, докапываться до фактов, лежащих глубоко под поверхностью, хотела помочь читателю в понимании того, что на самом деле происходит в стране… Где — где же на пройденном пути она сделала не тот поворот? Как она оказалась в мире раздутых скандалов и придуманных сенсаций, где главным достижением было подкараулить пьяную звезду или застать политика со спущенными штанами?

Жанна настолько глубоко задумалась, что уже не смотрела на Василия. Но если бы подняла глаза, то, несомненно, увидела бы, что он вовсе не такой уж равнодушный и бесчувственный, как ей всегда казалось. Брат Арагорна внимательно глядел на опущенную голову журналистки и напряжённо хмурил брови, словно принимая какое-то сложное решение.

— Слушай, — наконец, сказал он. — У тебя есть два варианта. Первый ты мне только что озвучила — ты печатаешь статью, доставляешь нам пару неприятных минут и продолжаешь гоняться за липовыми сенсациями. А второй — ты не печатаешь эту статью, но зато в будущем… Скажем так, в будущем у тебя появится возможность применить свои способности в настоящем деле. Что предпочитаешь?

Журналистка вскинула голову:

— О насколько отдалённом будущем идёт речь?

— Ты мне не веришь?

— Просто я тебя достаточно знаю.

— Сомневаюсь, — оборонил Василий.

— Зря, — не отступила Жанна. — Я знаю, ты не особо обременён рыцарскими понятиями; запросто мне сейчас соврёшь, а потом и угрызениями совести терзаться не будешь.

— Снимаю шляпу перед твоими способностями заполучать себе союзников, — хмыкнул Василий. — Значит, выбираешь первый вариант?

— Мне нужны гарантии.

Василий слегка пожал плечами и взялся рукой за дверь, явно намереваясь её захлопнуть:

— А ещё говоришь, что ты меня знаешь…

И тут журналистку осенило. «Да он проявил со мной просто чудеса терпения! — запоздало сообразила девушка. — Раньше он бы со мной даже и говорить не стал, а сейчас… Значит, он и правда имел в виду то, что сказал?»

— Мне надо подумать, — выпалила она в закрывающуюся дверь. — Я тебе завтра позвоню.

— Не трудись, я всё пойму по следующему номеру «Наших будней», — донеслись до неё слова Василия.

* * *

Обратно ехали молча.

Папыч безразлично смотрел на дорогу.

Бисмарк сосредоточенно вёл машину и мрачно молчал — он злился, что так поздно появился на месте событий и пропустил всё самое важное.

Тарас с ужасом ожидал жестокой расправы за совершённые им бесчисленные грехи и старался оставаться как можно более незаметным. Скоро настанет его смертный час. Всё, накрылись так и не свершённые геройские подвиги, пропали так и не спасённые прекрасные девицы и печально помахал рукой другой, решительный, опытный и уверенный в себе конквестор Тарас. Да и не только конквестор — теперь его и на аналитический должности не оставят — выгонят из «Бастиона» к чёртовой бабушке… Интересно, а память сотрут?..

Ян был занят. Он держал на коленях какой-то металлический чемоданчик и теперь что-то делал с находящимся внутри механизмом.

А Илья безразлично смотрел в окно. Адреналин схлынул, действие препарата прошло, и на него снова накатывала противная слабость, предвестница неизбежной боли.

«Ломки», — мысленно поправил он себя. Действие фрейтса на какое-то время полностью нейтрализовало эффект другого препарата; прояснившийся мозг довольно быстро сопоставил все признаки и симптомы, такие явные и характерные, и сделал вывод. В препарате, которым пичкал его Ян со времени его простуды, были вещества, вызывающие быструю наркотическую зависимость.

А вслед за болью пришло уже знакомое неудержимое раздражение, и бороться с ним не было ни сил, ни желания.

— Андрей Папыч, — негромко позвал Илья, вперившись в затылок шефа, — А курс лечения от наркотической зависимости для конквесторов в «Бастионе» предусмотрен?

Папыч даже не повернул головы, только спокойно оборонил:

— Предусмотрен.

Илья ожидал другой реакции. Папыч мог бы удивиться, что конквестор всё понял. Рассыпаться в объяснениях. Извиниться, наконец. Но вот так, без намёка на раскаяние, без малейшего сожаления…

— Зачем вы вообще мне эту дрянь подсунули?

— Ты не справлялся, — снова предельно коротко ответил шеф.

— С чем это я, интересно, не справлялся? Я нормально играл свою роль, никто ничего даже не заподозрил!

— Нормально играл свою роль? — холодно переспросил Папыч и обернулся. Уставился на Илью одним из самых тяжёлых своих взглядов и некоторое время изучал лицо конквестора. Отмечал покрасневшие веки и ходящие на скулах желваки, едва заметную дрожь рук и нервную напряжённость позы. Потом негромко заговорил: — Ты походил на Ахилла только внешне, но и это — не твоя заслуга, это сделали стилисты. От тебя требовалось быть Ахиллом. Вести себя как он. А ты? Ты уклонялся от поединков. Ты не вёл за собой в бой. Ты не принимал решений. Ты не убивал. Ты не был тем героем, которого должен был играть.

Каждое слово, словно метко пущенная стрела, попадало в цель. Илья прикрыл глаза. Шеф был прав. От начала до конца. Он походил на Ахилла только внешне — не более.

— Я с самого начала говорил, что не готов… — пробормотал он, наконец.

— К этому нельзя подготовить, сидя в офисе. Можно только бросить в воду и надеяться, что ты выплывешь. И ты не утонул. Но и не поплыл. Так, барахтался на месте. В другой ситуации мы бы тебя просто вернули, но тут выбора не было, слишком многое стояло на кону. Ты должен был вести себя, как Ахилл, чтобы влиять на ход событий у Трои. Но ты не мог. Пришлось тебя подтолкнуть. Этот препарат вызывает агрессию, бешенство, ярость. Только под его воздействием ты, наконец, смог играть роль, которую от тебя ожидали.

— А ничего, что меня подсадили меня на наркотики? — Илья зло уставился на шефа. Боль усиливалась, накатывала хорошо знакомая за последние дни беспричинная ярость, сметая все внутренние барьеры и ограничения. — Пусть я теперь стану законченным наркушником, главное — не пострадала Великая Цель, да?

Даже в тумане, окутывавшем Илью, он осознал, что кричит. А затем в салоне машины воцарилась тишина. Бисмарк обеими руками вцепился в руль и старательно смотрел прямо перед собой, полностью сосредоточившись на дороге. Тарас вжался в угол так глубоко, что почти слился с тенью. Ян не отрывался от чемоданчика. А Папыч, чуть прищурив тускло-серые глаза, смотрел в сузившиеся зрачки Ильи и молчал. Позволил зазвеневший после крика тишине наполнить салон, дойти до затуманенного сознания конквестора и пробиться сквозь него. А после заговорил — тихо, ровно, как санитар с душевнобольным:

— Илья, ты сейчас не в себе, потому не можешь рассуждать рационально. Законченным наркушником ты не станешь, потому что в техцентре тебя ждёт курс реабилитации. После него будешь как новенький.

— Конечно, буду, — огрызнулся Илья. — А то, что мне ломка предстоит — это так, мелочь, ерунда.

— Прекращай хныкать, — всё так же негромко, но твёрдо приказал шеф. — Не кисейная барышня, переживешь.

— Конечно, переживу, меня ж опять никто не спрашивает, просто ставят перед фактом! — недовольно пробурчал Илья, но по его голосу было слышно, что он успокаивается.

Шеф заговорил с привычным ехидством в голосе:

— Не поверишь, но я решил дать тебе этот препарат вовсе не ради собственного извращенного удовольствия; мне не нравится чужая боль, — и, резко перейдя на серьёзный тон, добавил: — Всё, хватить ныть, у нас слишком много настоящих проблем, чтобы тратить время на твои сопли.

Разговор был окончен, и Илья уставился в окно и принялся старательно дышать. Раз-два — вдох, раз-два-три-четыре — выдох. Раз-два — вдох, раз-два-три-четыре — выдох. Медленно, не спеша. Теперь, когда конквестор понимал, чем вызывается беспричинная злость, он особенно не хотел ей поддаваться — это ведь унизительно, чтобы сила воли проиграла каким-то там химическим препаратам.

Некоторое время спустя Илья успокоился настолько, что даже отступила боль. Пришло осознание, что Папыч, конечно, прав: ломка — это не смертельно, а после курса в техцентре он будет в полном порядке. Да, с этической точки зрения подсовывать ему тайком наркотики — это решение, мягко говоря, неоднозначное, но так ведь и ситуация была беспрецедентная. Зато теперь она решена… И правда — ситуация-то решена! В перипетиях последних часов Илья почти забыл, что задание выполнено, и с его плеч, наконец, упал груз этой невыносимой ответственности. Он справился. Сделал то, чего ещё никогда не приходилось делать кому-либо из «Бастиона». Сам!.. Ну, почти сам. Всё позади… Хотя… Что там говорил шеф про проблемы?

— А какие ещё проблемы, Андрей Папыч? Всё, Троя падёт. Храм Аполлона рухнул, для греков это точно знак, что боги на их стороне, они троянцев просто сметут. Если хотите, могу хоть завтра смотаться и удостовериться.

— Какие ещё проблемы? — негромко повторил Папыч — и неожиданно для всех вздохнул, — Даже и не знаю, с которой начать…

* * *

— А, Гаврилов? Входи, — генерал-лейтенант Стрельников медленно поднял глаза на стоявшего в дверях кабинета лейтенанта и устало потёр виски.

Только что у него состоялся тяжёлый разговор с очень высокопоставленным чином Генштаба, и давно поседевший боевой генерал, так и не привыкший за три года к тыловой должности, сумел-таки отстоять одну из своих лучших оперативных групп. Конечно, генштабовец не рассказал ему всего, но Стрельников служил в армии уже почти сорок лет и прекрасно умел делать выводы из косвенных данных. Отряд капитана Ларионова отправили на розыск чрезвычайно важного, секретного груза, что пропал вместе с партией оружия на пути из Сибири в Москву, и, видимо, в процессе поиска ребята узнали больше, чем следовало. Генерал понятия не имел, что именно они узнали и не представлял, что собирается предпринимать по этому поводу Генштаб, но шестым чувством чуял — ничего хорошего. Но терять хороших ребят не хотелось; профессионалами такого уровня не разбрасываются.

— Здравь-жела товащ-генерал! — щелкнул каблуками лейтенант, вытягиваясь по стойке смирно.

— Вольно, — махнул рукой Стрельников. — К делу. Тяжёлая у вас выдалась последняя операция, да?.. Но вы справились, молодцы. Ты, лейтенант, хорошо себя показал, да… Только вот рапорт твой… переписать надо.

— Товарищ генерал?

— Да, переписать, — несколько рассеянно отозвался Стрельников, словно думая о чём-то другом. — Чтобы в нём ни слова не было по поводу моря, армий и всего остального… Нет-нет, лейтенант, я знаю, что ты ничего не придумал, я не сомневаюсь, что ты говоришь правду. Но рапорт надо переписать.

— Товарищ генерал…

— Лейтенант, ты же знаешь, что хотя официально причиной поиска, на который отправили вашу группу, была партия пропавшего оружия, на самом деле требовалось отыскать экспериментальный экземпляр секретных разработок оборонного НИИ.

— Так точно, товарищ генерал.

Стрельников вздохнул. В генштабе ему дали объяснение, но сколько в нём было правды, а сколько — лжи, он и не знал.

— То, что вы видели — море, армии, храмы — это как раз та самая новая разработка в действии. Психотропное оружие, — голос генерала звучал отстранённо, словно он повторял за кем-то чужие слова. Собственно, так оно и было. — Но поскольку это сверхсекретная информация, никакие упоминания о ней или о том, как она воздействует, нам в официальных отчётах не нужны. Ясно?

Лицо Гаврилова застыло — как на параде.

— Так точно, товарищ генерал.

— И ребят своих предупреди, чтоб ни слова.

— Есть, товарищ генерал. Разрешите идти?

— Перепиши рапорт — и можешь быть свободен.

Генерал окликнул лейтенанта Гаврилова, когда тот был уже в дверях кабинета. Голос по-прежнему сдержанный, но на этот раз в нём угадывалось искреннее беспокойство.

— Как Ларионов?

— Выкарабкается, товарищ генерал.

— Мне докладывали, его какой-то гражданский вытащил.

— Так точно, товарищ генерал. Ломцев Сергей. Проходил срочную службу под командованием капитана Ларионова лет пять-шесть назад, — Гаврилов позволил себе слегка улыбнуться. — Сегодня утром парень заключил контракт. Просится к нам в отряд.

Генерал пожал плечами:

— Почему бы и нет? Вам так и так надо добирать себе личный состав — берите. — Стрельников на миг нахмурился, вспомнив о причинах, по которым отряд Ларионова требовалось доукомплектовывать личным составом. Потом решительно сдвинул брови и продолжил: — Кстати, я вчера подписал приказ о причислении к вам ещё одного контрактника. Георгий Алмазов, двадцать пять лет. Между прочим, цыган, — генерал чуть качнул головой, выдавая удивление: — Опыта — ноль, даже не служил, но упёрся. Хочу, говорит, в боевую группу, и готов выучиться. Так что забери у секретаря его документы и проследи за всем.

— Так точно, товарищ генерал, — ответил лейтенант Гаврилов, отдал честь и вышел из кабинета, размышляя, почему это цыгану вдруг так приспичило идти на военную службу.

* * *

Папыч невидящим взглядом смотрел в лобовое стекло и неосознанно теребил серебристую серьгу в ухе. Можно было бесконечно распекать подчинённых, тем более, было за что — а толку? Ни облегчения, ни удовольствия. И проблем от этого не убавлялось.

Побывавшим в проходе людям, тем, что захватили Тараса, память скорректируют, тут всё под контролем, но что делать с теми спецназовцами из группы капитана Ларионова, которые прошли в храм Аполлона? В Генштабе за них встали горой. Конечно, бойцам скормили легенду о психотропном оружии, но это было халтурное решение. И, кстати, куда подевался сам капитан Ларионов?

Обвинение в терроризме с Арагорна сняли, недовольных утихомирили — но слишком поздно, Арагорн пропал в проходе высокой степени опасности. Успеет ли его вытащить Василий — неизвестно.

А ещё эта папка. Заикающийся от страха стажёр рассказал, как, не сумев вернуть её в сейф, принял гениальное решение взять папку с собой — ведь с ним она будет в большей безопасности, чем в стенах офиса «Бастиона». И, конечно, в бурных перипетиях последних суток она пропала. И теперь подробная, детальная информация о проходах находится в чьих-то посторонних руках. О последствиях даже думать страшно.

Да и проблема с Троей полностью вышла из-под контроля. Да, с одной стороны Илья прав: Аполлон — покровитель троянцев, и взрыв в его храме должен бы быть расценен греками как знак победы. Но кто знает, как восприняли это сами троянцы? Быть может, они ринулись мстить за своего божественного покровителя? Или, когда Илья после взрыва так и не вернулся, решили, что боги на их стороне, потому что забрали их главного врага — Ахилла?

Если у Трои и впрямь разгорелась битва, где каждая армия верила в то, что боги — с ними, то повлиять на развитие событий уже невозможно. Даже если Бисмарк или он сам, единственные на данный момент дееспособные конквесторы, немедленно отправятся в проход, они попадут в самый разгар грандиозного сражения, а там усилия одного человека ничего не могут изменить… Разве что этот человек — сам Ахилл; только он мог решить судьбу целой войны лишь одним своим мечом.

Если события и впрямь разворачиваются по худшему сценарию, то уже слишком поздно для вмешательств, остаётся только сидеть и ждать. И если в ближайшие дни в мире не произойдёт никакой масштабной катастрофы, значит, всё обошлось, и Троя всё-таки пала.

Наконец, ещё одно. То, что вообще выходило за пределы понимания Папыча. То, о чём он старался не думать до тех пор, пока не решит более насущные и более понятные ему проблемы. Маленький чемоданчик среди ящиков с оружием. На который Ян, вероятно, и не обратил бы внимания, если бы, разыскивая внутри храма снайперку перед поединком Ильи с Гектором, не услышал тревожный сигнал — будто сработал будильник. Звука исходил как раз из чемоданчика. Когда Ян его открыл, то увидел внутри что-то похожее на ноутбук, а на экране мигало сообщение: «Обнаружено электронное устройство, не поддающееся идентификации».

Электронное устройство. В древней Трое.

Когда чемоданчик вместе с оружием вынесли к Шушморскому капищу, у Яна появилась возможность изучить его внимательнее. Судя по всему, это была последняя военная разработка — прибор постоянно сканировал местность и засекал и идентифицировал все устройства, способные к передаче какого-либо сигнала. Он выдавал информацию о марке, модели и даже серийном номере: у капища — смартфон Яна и бастионовскую камеру, под посёлком Пустоши — гибэдэдешный радар, в посёлке — все сотовые и обычные телефоны, компьютеры, модемы и раутеры, радио и спутниковые тарелки… Походило на то, что он мог определить что угодно. Даже натыкаясь на плоды местной электронной самодеятельности в Пустоша, на которые горазды иные деревенские, собирающие из деталей мотоциклов, патефонов и старых приёмников какое-нибудь небывалое самоходное чудо, прибор выдавал сигнал о невозможности идентифицировать модель и марку, но определял тип и показывал хотя бы основные свойства обнаруженного устройства. Тогда как в храме Аполлона прибор засёк что-то, не поддававшееся даже самой общей характеристике.

То, что у них на руках оказалась новая военная разработка, Папыча почти не волновало. Куда больше его беспокоило другое — в мире трехтысячелетней давности было устройство, по своим техническим данным как минимум не уступающее достижениям двадцать первого века.

Этот факт и пугал, и обескураживал. Пугал своей неизвестностью и таящейся в ней угрозой. Обескураживал тем, что ощутимо расшатывал надёжный, незыблемый фундамент современных знаний, на котором построен весь прогресс. Достижения двадцать первого века — вовсе не венец развития человечества. Имеющиеся сведения об истории цивилизаций — ничтожны. Уверенность в том, что мы знаем, кто мы и откуда пришли — иллюзорна. За неизвестным прибором слежения, оказавшимся под Троей, скрывалась тайна столь грандиозная, что Папыч почти не хотел её узнавать.

Но знал, что всё равно будет искать разгадку.

* * *

Эту коробку Василий не доставал вот уже три года. Она стояла в дальнем углу на самой верхней полке шкафа-купе, и он не заглядывал в неё с тех самых пор, как они с братом купили себе это жильё. Не заглядывал, потому что содержимое напоминало о прошлом, которое хотелось забыть.

Василий решительно открыл коробку. Наружу хлынули воспоминания. Но сейчас они не имели над ним никакой силы. Василий методично сортировал предметы и ни о чём больше не думал.

Вправо — то, что пойдёт в ручную кладь.

Влево — то, что придётся сдать в багаж.

На пол — то, что взять не получится.

Компас, зеркало, свисток, карта. Фонарь, батарейки, аварийный рацион питания, булавки, бечёвка, леска, кусок маскировочной сетки, презервативы, пятилитровый пакет для воды, портативная солнечная батарея. Перочинный нож, охотничий нож, спички, зажигалка, кремень, разборный лук и несколько стрел. Пистолет «Глок 42» с двумя магазинами. Тепловизор с лазерным дальномером Скаут PS-68. Оружие, которое можно пронести на себе в самолёт: ключи, заточенная мелочь, ремень с тяжёлой пряжкой, короткая тонкая леска, две шариковые ручки, пара пластиковых пакетов. Запасной комплект одежды, аптечка, очки, платок, респиратор, рейдовый рюкзак, разгрузочный жилет…

Василий проверял сроки годности, надёжность упаковок, зарядку, рабочее состояние. Свёртывал, складывал, упаковывал. Он был предельно сосредоточен на процессе сборов и не думал ни о чём другом.

Не позволял себе думать.

Он вытащит брата, чего бы это ни стоило.