Вивьен вся дрожала. Тайрек заметил это сразу же, едва она уселась в мобиль. Она стискивала руки в перчатках, словно стараясь унять дрожь, но та все равно пробивалась и охватывала все тело.

– Холодно? – участливо спросил Тайрек.

Вивьен не ответила, только прикусила нижнюю губу и уставилась в окно. Тайрек был готов поклясться, что, будь Вивьен одна, она бы расплакалась.

Что же она такого увидела и услышала на фабрике монкулов, что так ее проняло? Процедура обращения? Да, она была ей неприятна, но после нее Вивьен не выглядела такой подавленной. Значит, все дело в том, о чем они говорили с директрисой фабрики, пока Тайрек сидел на полу под дверьми кабинета. А говорили они, похоже, об обратной процедуре – о возвращении монкулам сознания.

Тайрек снял с себя пальто, привстал с сиденья и накинул его на свою начальницу. Та вздрогнула, но ничего не сказала. А через минуту взялась за отвороты воротника и закуталась в пальто поплотнее.

Не спрашивая разрешения, Тайрек пересел рядом с Вивьен, решительно обнял ее за плечи и привлек к себе. В этом жесте не было никакой романтики, он просто хотел ее согреть. И успокоить. А объятия – один из лучших способов. Даже конец света перестает казаться таким страшным, когда тебя кто-то крепко обнимает.

Вивьен напряглась, но через несколько мгновений расслабилась и сама облокотилась на Тайрека. Почувствовав это, он начал осторожно, плавными медленными движениями гладить ее по голове. Тайрек ничего не спрашивал, не пытался отвлекать разговорами. Он просто был рядом.

Мобиль проехал больше половины пути, когда Вивьен вдруг тихо спросила:

– Почему ты убежал от меня той ночью?

Тайрек не стал лгать и выкручиваться.

– Потому что я – дурак.

Вивьен молчала. Ждала продолжения.

– Ты мне очень понравилась, – тихо признался Тайрек. – Но я… я просто испугался.

– Чего?

– Внезапности этого чувства. Того, насколько сильно мне этого хотелось.

– Да, ты и впрямь дурак, – согласилась Вивьен и вдруг тихонько хихикнула. Сейчас она никак не походила на большую начальницу из министерства.

– Испугался того, насколько это не вовремя… – едва слышно пробормотал Тайрек.

– Не вовремя? – нахмурилась Вивьен.

– Ну да… – смутился юноша. – Я же приехал в Сирион для того, чтобы строить карьеру. А отношения бы этому только помешали. Жениться и заделаться семьянином я спокойно мог бы и в своей дыре.

– Тоже мне карьера – секретарь на побегушках, – хмыкнула Вивьен.

– Или секретарь, или учитель в школе, выбор у меня небогат, – просто пожал плечами юноша.

– Да, об этом я как-то не подумала, – тут же посерьезнела Вивьен. А потом снова хихикнула: – Но карьера у тебя, конечно, задалась, нечего сказать! Получить понижение в первый же день – это надо умудриться! Знаешь, обычно двигаются в другом направлении.

– Никогда не искал легких путей, – беспечно отмахнулся юноша, с удовлетворением отмечая, что напряжение Вивьен почти совсем отпустило, а остатки стресса выходят с этими вот немного нервными смешками. Пусть смеется над ним, если ей станет от этого легче.

Вивьен снова замолчала и остаток пути провела, уютно устроившись в объятиях Тайрека.

Когда они уже почти подъехали к министерству, Вивьен вдруг сказала:

– С завтрашнего дня ты опять мой личный секретарь.

– Надеюсь, мадам рей Старк, я заслужил это своими профессиональными качествами, а не тем, что у меня пальто теплое, – чопорно отозвался Тайрек, и Вивьен засмеялась. А отсмеявшись, очень серьезно ответила:

– Главное, что заслужил.

* * *

Они поджидали Анселя в тенях, сгустившихся между кругами света от газовых уличных фонарей. Оба в черном, оба – сосредоточенные и напряженные.

– Молодец, – похвалила Рина, опустив приветствие. – Решил-таки обрабатывать эту девочку-авионеру? Судя по всему, у тебя неплохо получается, раз она уже привела тебя к себе.

Ансель посмотрел на напряженное, с резкими линиями лицо Рины и думал, что от ее слов ему должно было бы стать неприятно. Он не обрабатывал Нику. Даже не собирался. Однако сейчас ему было все равно, его по-прежнему отгораживала от мира какая-то тонкая, но прочная стена.

– Есть успехи? – спросила Рина.

– Ника предложила разузнать о Мие в летной школе, – автоматически ответил юноша.

– Замечательно. Но я тут подумала, у нас есть вариант еще надежнее, чем эта девица.

Рина сделала паузу, ожидая встречного вопроса, ведь тот так и напрашивался. Однако Ансель не отреагировал; казалось, мыслями он был где-то очень далеко.

– Мадам рей Брик, – наконец сказала Рина, пристально глядя на Анселя. Так и не дождавшись его реакции, она продолжила: – Теперь ты задействован в важном имперском проекте, в строительстве этого вашего «Урагана», поэтому постарайся выбить через инженера доступ в архивы. Под предлогом, что тебе это нужно для работы. Чертежи посмотреть или… не знаю… что там вам еще для дела может понадобиться. Попроси ее оформить тебе пропуск, твоя мадам рей Брик тебе наверняка не откажет.

– Моя? – отстраненно удивился Ансель.

– Ну, а чья же еще? Ты – симпатичный юноша, она – дама в возрасте… Не без причины же она так тебе покровительствует?

Тонкая стена, отгораживающая от мира, со звоном лопнула и обрушилась на Анселя градом острых осколков.

– Не стоит из всех версий происходящего выбирать самые грязные, – процедил он.

Ему было неприятно даже не столько за себя, сколько за мадам рей Брик. Та была замечательной механикерой, строгой, но справедливой начальницей и просто хорошим человеком, одним из немногих, кто оценивал людей по тому, что они умели, а не по тому, кем родились. Она не заслужила всех этих отвратительных грязных сплетен.

– Если это и правда лишь слухи, то, возможно, тебе стоит подумать над тем, чтобы они стали правдой, – ничуть не смутившись и спокойно, словно и не предлагала ничего такого уж из ряда вон выходящего, заявила Рина. – Если бы тебя с ней связывали близкие отношения, это было бы просто идеально!

Несколько мгновений Ансель внимательно всматривался в лицо дамы. Жесткое, решительное лицо человека, привыкшего жить постоянно начеку, постоянно в опасности. В твердых резких линиях вокруг рта – ни намека на мягкость, в темных глазах – ни признака слабости.

Ансель отказывался верить, что она родилась такой – расчетливой, хладнокровной, бесчувственной. Какая беда, какая трагедия сделала ее такой?

– Вам действительно наплевать? – наконец тихо спросил он. – Вы готовы на любые средства ради цели?

– А ты у нас, оказывается, чистоплюй… – прищурилась Рина, и в ее глазах сверкнуло что-то, похожее на чувства, а не на расчет. – Ты совсем не против, если мы поможем тебе с твоей Мией, и какие средства мы для этого используем, тебя не волнует. Но как только надо что-то сделать самому – вот тут тебя средства очень даже беспокоят! Ведь так приятно оставаться чистеньким, когда есть кто-то другой, кто сделает за тебя всю грязную работу, да?

Анселю очень не хотелось с ней соглашаться, но он не мог не признать, что в чем-то Рина, безусловно, права. Он был готов принять от либераторов любое содействие, лишь бы это как-то помогло Мие, и то, каким образом они его окажут, юношу и впрямь не волновало.

– Но есть же какие-то границы, за которые нельзя переходить, – тихо сказал он.

– Нет, – отчеканила Рина, глядя Анселю прямо в глаза. – Если твоя цель действительно важна, то нет таких границ. А если границы есть… то, может быть, твоя цель тебе не столь уж и важна.

Ансель даже вздрогнул – слова отдались во всем теле, словно он получил удар в живот. Он был уверен, что ради Мии он готов на все. Но если Рина права, то получается…

Нет! Ансель зажмурился и с силой встряхнул головой, отгоняя сомнения. Нет! Мия для него – важнее жизни.

Сегодняшняя неожиданная встреча в зоопарке вспомнилась так живо, что он снова вздрогнул. Видеть Мию такой было невыносимо!

Ансель стиснул кулаки так сильно, что задрожали руки. Он воспользуется кем угодно, он перешагнет через любого, лишь бы Мия снова стала прежней.

– Да что с тобой сегодня? – услышал он тут голос Вальди. – Ты сам не свой.

Ансель перевел взгляд на юношу. Лысый череп и жутковатые, без бровей и ресниц, глаза Вальди снова напомнили о Мие. Не о той, какой она была, а о той, какая она сейчас.

Что она сейчас.

– Сегодня я встретил Мию…

* * *

– Теперь-то расскажешь, что случилось? – поинтересовалась Агата сквозь воротник теплой вязаной кофты, которую она натягивала через голову.

Ансель ушел всего несколько минут назад и ушел с таким лицом, что девушке даже в голову не пришло шутить над подругой по поводу неожиданного свидания, которое она испортила своим появлением. Ника потерла виски. Голову словно сжимало невидимым обручем. Слишком много эмоций для одного дня: и волшебный, подаривший ей несказанное счастье полет, и предвкушение от того, что увидит диковинных завров, о которых лишь читала в книгах, и неожиданное и, что уж скрывать, изрядно ее испугавшее нападение грубияна из Винландии, и, наконец, эта новость про подругу Анселя…

Кстати, о Мие… Когда Ансель только рассказал ее историю, Нику охватило искреннее сочувствие и желание помочь. Но сейчас, когда эмоции немного утихли, она поняла, что в сердце рядом с соболезнованием и порывом как-то поддержать юношу поселилось еще одно странное чувство. Нахохленное, словно недовольная птица. Ника не хотела даже пытаться понять, что это за чувство и что оно означает. Она подозревала, что ответ ей может очень не понравиться.

Однако сложно убежать от самой себя. И Ника вынуждена была посмотреть этому чувству в лицо. И признать, что ей неприятно. Неприятно от мысли, что Ансель любил эту неизвестную ей Мию. И возможно, до сих пор любит.

«У нас с ним даже свидания не было! Если не считать сегодняшний зоопарк, конечно. И вообще это глупо – ревновать к монкулу!» – сердито выговаривала себе Ника. Но толку было мало. Можно сколько угодно слушать доводы своего разума, но их вовсе не обязательно услышит сердце. А если и услышит, не обязательно с ними согласится. Сердцу доводы разума вообще не авторитет.

«У меня просто нет повода ревновать! – продолжала убеждать себя Ника. – Я его практически не знаю! И какое мне вообще дело до того, что он раньше был влюблен? И в кого…»

– Ника! – вывел ее из задумчивости голос подруги. – Так что все-таки произошло? Что-то не то с полетом?

Ника забралась с ногами на кровать, укрылась лоскутным одеялом и рассказала про все: и про зоопарк, и про нападение… и про Мию.

Агата слушала не перебивая, но когда Ника начала рассказывать про подругу Анселя, схватила карандаш и стала в нетерпении его грызть.

– Ничего себе совпадение! – воскликнула она, едва Ника закончила. – Я сегодня целый день провела в худших кварталах города, собирала материалы для репортажа, общалась с семьями тех, кого приговорили к обращению в монкулов… И у меня нарисовалась просто удивительная картина! В последние годы ни один из отбывших срок не вернулся, представляешь? Кто-то будто бы уехал в провинцию и оставил близким прощальное письмо, кто-то якобы погиб во время отбывания срока, кто-то просто пропал…

Слова Агаты повисли в комнате.

– Ты думаешь… – начала было Ника и не договорила: появившееся подозрение было слишком страшным, чтобы его озвучить. – Ты думаешь, их не отпускают? – шепотом спросила она. – Так и заставляют работать до бесконечности? Но почему?

Агата вскочила с кровати и принялась возбужденно кружить по комнате, взмахивая зажатым в руке карандашом словно оружием.

– У меня несколько версий. Судя по всему, раньше монкулам все-таки возвращали сознание. Я даже переговорила с одним стариком, который рассказал мне, что был монкулом и после отбывания срока благополучно получил свое сознание обратно. Но создается впечатление, что несколько лет назад монкулов просто перестали обращать обратно в людей. Я не нашла ни одного бывшего монкула, который бы отбыл срок в течение последних лет десяти – пятнадцати.

– Но почему? – воскликнула Ника.

– Сама бы хотела это узнать, – хмыкнула Агата. – Если раньше делали, а потом перестали, значит, должна быть причина, так? – принялась рассуждать она. – Возможно, Империи сейчас очень не хватает рабочих рук. Взять хоть строительство железной дороги через Облачные горы. Это же колоссальный проект, там нужны тысячи рабочих! А может, монкулы не доживают до конца своего срока, потому что их так сильно эксплуатируют. Ты ведь сама видела: их выгоняют на работы и в холод, и в ливень, а они, пусть и монкулы, все равно люди – наверняка так же простужаются и болеют.

– Но ведь так делали и раньше, – заметила Ника. – И в холод, и в ливень…

– Да, – согласилась Агата – И потому у меня есть еще одна версия. Может, в механизме обратного обращения случился какой-то сбой, и людям больше не возвращается их прежнее сознание? Может, у них резко меняется характер. Появляются другие привычки, другие предпочтения… Или они просто не помнят своего прошлого… Или монкулов вообще почему-то больше не могут сделать обратно людьми…

– Ну, это уж как-то слишком! – покачала головой Ника.

– Слишком или нет, но я тебе вот еще что скажу, – торжественным тоном сообщила Агата. – Если я смогу внятно изложить все эти версии, да еще и подкрепить их теми сведениями, которые я сегодня добыла, то у меня получится не репортаж, а настоящая сенсация. После нее и «Пост», и «Хроники» будут умолять меня работать на них! – не без удовольствия добавила она, мысленно во всех деталях представив себе эту прекрасную картину.

Ника с беспокойством уставилась на подругу и спросила, непроизвольно понизив голос до шепота:

– А тебе не страшно?

Агата небрежно пожала плечами:

– Истина того стоит. Кому как не репортерам рассказывать людям о том, что от них скрывают!

Ника хотела заметить, что истина, возможно, того и стоит, но, когда на кону стоит благополучие твоих близких людей, ценность истины из абсолютной быстро становится относительной. Но она посмотрела на подругу и промолчала. Раскрасневшаяся, с разметавшимися по плечам рыжими волосами, в просторной вязаной кофте и цветных гетрах, с карандашом в руке и пятном грифеля в уголке рта, она была бесстрашной воительницей, готовой на подвиг. А герои, которые стоят на пороге подвига, обычно глухи к доводам разума.

«Остается надеяться, что ни одна газета не захочет брать этот репортаж», – подумала Ника. Но вслух этого, разумеется, не сказала.

* * *

Тайрек поджидал соседа по комнате с газетой в руке, развернутой на странице объявлений, и некоторые из них были подчеркнуты карандашом.

– Поздравь меня, я снова – личный секретарь замдепартамента! – торжественно провозгласил он, едва только Ансель перешагнул порог их унылого жилья. – В связи с чем у меня к тебе предложение: давай уже съедем отсюда, а?

– Куда? – отстраненно осведомился Ансель, усаживаясь на свою кровать и фокусируя взгляд на какой-то одному ему видимой точке под скошенным потолком.

– Да куда угодно, лишь бы не пахло вареной капустой! – ответил Тайрек и выжидательно уставился на соседа. – Что, даже не спросишь, как мне это удалось?

– Как тебе это удалось? – послушно повторил Ансель.

Тайрек нахмурился: механический тон и отсутствующий взгляд соседа настораживали. Но ему слишком хотелось выговориться, поделиться важной новостью, и для этого было достаточно даже самого формального вопроса, заданного безо всякого интереса.

– Наше посещение фабрики монкулов оказало на Вивьен очень сильное впечатление. Я бы даже сказал – неожиданно сильное. Она была вся на эмоциях, ее прямо колотило. Ну, а я оказался в нужном месте, в нужное время и предложил нужное утешение…

Тайрек снова выжидательно уставился на соседа – не мог же тот оставить без внимания такую многозначительную реплику!

Ансель и впрямь оживился. Но вопрос задал совсем не тот, который ожидал Тайрек.

– Ты видел, как обращают в монкулов? И как это происходит?

Вновь назначенный личный секретарь замдепартамента новых исправительных технологий раздосадованно вздохнул – он хотел поговорить совсем не о том!

– Вообще-то я не должен ничего рассказывать, это все-таки имперская тайна…

– Но ты же все равно расскажешь, – уверенно, словно о чем-то давно решенном, сказал Ансель. – Так что можешь сэкономить нам обоим время, которое уйдет на упрашивания и уговоры, и рассказать прямо сейчас.

Тайрек пожал плечами в свойственной ему легкомысленной манере – ну, имперская тайна, и что с того? – и согласился с соседом: да, он все равно расскажет.

– Ну, хорошо, слушай. На фабрике есть специальное помещение, в центре которого стоит аппарат, похожий на большой закрытый пенал. А в нем наверху какой-то кристалл. Осужденного помещают внутрь, включают аппарат, тот начинает вибрировать, а кристалл – светиться. Это может длиться от четверти часа до сорока минут, а потом аппарат открывают… и в нем уже не человек, а монкул.

– А как монкулам возвращают сознание, видел? – задал Ансель самый животрепещущий вопрос.

– Это тоже секретные сведения.

Ансель фыркнул, выразив свое отношение к услышанному.

– Одну тайну ты мне уже рассказал, зачем останавливаться на другой?

– Нет, ты не понял, – покачал головой Тайрек. – Меня выгнали за дверь, когда я это спросил. Так что я ничего не видел… Слушай, тебе что, совсем неинтересно, как именно я утешил Вивьен?

– Очень интересно, – эхом отозвался Ансель. – Но они хоть что-то про эту процедуру рассказали?

Тайрек раздраженно вздохнул:

– Нет. Правда, директриса фабрики куда-то уводила Вивьен. Возможно, тогда и показала, как происходит обратная процедура…

– А ты можешь у нее узнать? – перебил Ансель. – Раз уж теперь ты снова нашел к ней подход…

– Ага, значит, ты меня все-таки слушал! – с довольным видом кивнул Тайрек. – Так рассказать тебе, как мне это удалось?

– Так ты спросишь у нее? – перебил его Ансель.

– А ты проведешь меня в ангар, где вы строите этот ваш новый авион? – огорошил сосед неожиданным вопросом. – Как его там? «Шторм»? «Буря»?

Ансель даже немного опешил.

– «Ураган», – автоматически ответил он и добавил: – Не думаю, что смогу, это же секретный проект.

– Вот и я не думаю, что смогу тебе помочь, мне же ясно сказали: это секретные сведения, – развел руками Тайрек.

Ансель вздохнул. Он прекрасно понял, что хотел продемонстрировать сосед.

– Извини.

– Ладно, если будет возможность, то я Вивьен спрошу, – сдался Тайрек. И, смирившись с тем, что сегодня никому не интересна его история о том, как он наладил отношения с начальницей, продолжил: – Но ты мне взамен хотя бы расскажешь об этом вашем новом авионе.

– Зачем тебе? – искренне удивился Ансель. Он никогда не замечал, чтобы его соседа волновало хоть что-то, связанное с авионами и авионавтикой.

– А зачем тебе так важно узнать про монкулов? – снова парировал его же оружием Тайрек.

Ансель закрыл глаза, запрокинул голову и сдавил пальцами переносицу. От событий сегодняшнего дня голова гудела.

– Одного моего… друга обратили в монкула, и, по моим подсчетам, его срок скоро должен закончиться. Вот мне и интересно, как происходит возвращение монкулам сознания.

Тайрек нахмурился. Ответ звучал вполне искренне. Почти…

– Почему у меня ощущение, что ты что-то недоговариваешь?

Ансель ничего не ответил. Так и сидел, массируя переносицу. Несколько мгновений Тайрек изучающе на него смотрел, а затем вздохнул:

– Ладно, взаимность за взаимность. Насчет этого вашего нового авиона… Мне просто очень интересно глянуть хоть глазком, как будет выглядеть летная машина, подобной которой еще не знала Империя. Да, это обыкновенное любопытство! – добавил он почти с вызовом. – Ну и что? Любопытство – это, конечно, порок, но не худший на свете.

– Не худший, – согласился Ансель, открывая глаза. – Что ж, если тебе и впрямь интересно, то слушай…