Дама из Гардинарии привела Тристана в пустую классную комнату. Там не было ни жандармов, ни конвоя, чтобы своим присутствием дать понять допрашиваемому, что лучше ему не делать глупости. Впрочем, этого и не требовалось, обычно одно лишь присутствие следователей Гардинарии действовало эффективнее, чем целый взвод охранниц, и мысли о том, чтобы совершить какие-то глупости, никому даже не приходили в голову.

Дама устроилась на месте преподавателя и жестом предложила Тристану занять любой из двух стульев напротив: похоже, ждали кого-то еще. Всего несколько мгновений спустя в коридоре послышался звонкий цокот каблуков, и в комнате появилась директриса.

– Мадам эр Мада, рада, что вы смогли к нам присоединиться, – радушно произнесла дама из Гардинарии.

Директриса на миг замялась, глядя на свободный стул: кого же здесь собираются допрашивать – только рей Дора или ее тоже?

– Мадам следователь, – наконец вежливо кивнула она и присела.

– Итак, как вышло, что среди авионер появился мужчина? – сразу же перешла к делу следователь.

Мадам эр Мада и Тристан обменялись быстрыми взглядами. В глазах директрисы на миг появилось смятение, и она сжала губы; ни одному из них не хотелось вспоминать эту историю.

– Я разбудил аэролит, – коротко ответил рей Дор, беря инициативу на себя.

– Да что вы говорите, – произнесла мадам следователь, и в ее ровном тоне было практически невозможно расслышать сарказм. – А как именно вы оказались рядом с аэролитом? Мужчин ведь не допускают на Церемонию камней, правильно, мадам эр Мада?

Директриса кивнула, подтверждая.

– Совершенно случайно оказался, – сказал Тристан.

– Мистер рей Дор, – голос дамы из Гардинарии оставался по-прежнему ровным, – вы сделаете всем нам одолжение, если перестанете паясничать и будете отвечать на вопросы. Как вы оказались рядом с летным камнем?

Директриса нахмурилась и отвела взгляд в сторону. Тристан это заметил.

– Мадам… простите, не расслышал вашего имени? – обратился он к даме из Гардинарии.

– Мадам следователь будет достаточно.

– Мадам следователь, давайте сэкономим всем время – к чему эти вопросы? Вы подозреваете меня в том, что я как-то причастен к произошедшему сегодня в Сирионе? Но прошу вас мне поверить: при всех своих достоинствах в одиночку освободить всех монкулов столицы, да еще и за одну-единственную ночь, я бы не сумел.

Мадам следователь поправила вуалетку и спокойно, ничем не выдавая нетерпения, повторила:

– Как вы оказались рядом с аэролитом?

Тристан откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди. И плевать, что хорошо воспитанным джентльменам не положено принимать такую позу!

– На похоронах сестры. Она была авионерой и… – Рей Дор снова посмотрел на директрису и увидел, что та побледнела. – Она погибла на мысе Горн. Вы наверняка знаете, что авионер принято хоронить вместе с их аэролитами. Так же поступили и с моей сестрой. Когда я подошел к гробу, ее летный камень начал светиться.

Тристан очень надеялся, что мадам следователь не станет расспрашивать, как именно погибла Трисса. И, как это часто бывает с надеждами, зря.

– Как она погибла?

– В бою, – вмешалась мадам эр Мада. Голос был сухим и бесцветным, фразы – выверенными, отточенными многочисленными допросами и протоколами. – Мы с Триссой рей Дор в составе летной группы из четырех авионов патрулировали воздушные границы, когда заметили появление военных зепеллинов врага. Завязался бой. Авион Триссы подбили. Повреждения оказались такими серьезными, что авионера не смогла дотянуть до земли.

– Значит, вы подошли к гробу сестры и аэролит засветился? – обратилась мадам следователь к Тристану.

Рей Дор едва заметно расслабился. Ответ директрисы удовлетворил даму из Гардинарии, и она не потребовала подробностей. Тех, которые ни он, ни Анелия не хотели вспоминать.

В тот раз, вместо того чтобы, как обычно, атаковать авиодром и летную базу, два вражеских зепеллина полетели прямиком к расположенному поодаль, в стороне от зоны боевых действий, торговому городку Алтан, выросшему неподалеку от мыса Горн. Кроме магазинов, небольших мануфактур и таверн там был и госпиталь.

Неписаные правила ведения войны не поощряли нападение на мирные объекты, и Алтан был совершенно беззащитен: ни зениток, ни артиллерийских орудий для заградительного огня.

Патрульные авионеры выпустили ракеты, подавая сигнал тревоги на базу, но они прекрасно понимали, что пройдет еще немало времени, прежде чем до них доберется подмога. Времени, которого у городка не было.

После об этом бое восторженно писали газеты. Заметив патрульную группу, вражеские зепеллины выпустили из своих недр легкие крылатые машины. Их называли авиолетами, и они работали совсем не так, как авионы, ведь летных камней на Третьем континенте не было. Авиолеты планировали за счет потоков воздуха и были снабжены небольшими пропеллерами, которые помогали корректировать направление полета. Маломощные машины не были способны на длительные полеты и не шли ни в какое сравнение с боевыми авионами, но все же при большой численности и поддержке военного зепеллина могли доставить серьезные неприятности.

Так случилось и в тот раз. Трисса рей Дор первая бросилась наперерез врагу. У нее был самый крупный аэролит, который когда-либо знала Империя, и авион ему под стать: тяжеловооруженный, очень маневренный и самый скоростной; именно он должен был принимать на себя основной удар.

Однако авиолеты втрое превосходили патруль по численности, и они были повсюду! Стоило сесть на хвост одному, как на твой собственный хвост пристраивался другой, а за ним и третий. Стоило вывернуть из отчаянного штопора, как авионера тут же натыкалась на уже поджидавшего врага.

В отчаянном бою патрульные авионы сумели уничтожить семь вражеских авиолетов и подбить один зепеллин, прежде чем потеряли одного из своих.

Авион Триссы подвергался яростным атакам, враг хотел вывести из игры самого опасного противника. И в конце концов им это удалось: один из снарядов попал в крыло летной машины Триссы. Крыло треснуло, авион накренился, и стало ясно, что его не спасти… Мощный аэролит еще несколько мгновений поддерживал летную машину в воздухе, но затем та камнем полетела на землю.

Авионера рей Дор геройски погибла, но своим подвигом спасла и Алтан, и госпиталь, полный раненых. Достойный финал для громкой статьи, вдохновляющая история для читателей. Еще одна героиня мыса Горн.

О чем не писали газеты, так это о том, что авион Триссы должна была прикрывать Анелия эр Мада. Однако та слишком увлеклась боем и, вместо того чтобы прикрывать Триссу, ввязалась в бой сразу с тремя вражескими авиолетами и даже сбила два из них.

Позже Министерство полетов проводило внутреннее расследование, ход боя разбирали по полочкам, допрашивали всех выживших участников. Авионера эр Мада получила выговор за нарушение инструкции ведения воздушного боя – и грамоту за сбитые авиолеты.

О чем не узнало министерство – да ему и не было до этого дела, – так это о том, что авионера эр Мада тяжело переживала гибель напарницы; они были близкими подругами, вместе учились на авионер. Анелия даже встречалась с ее братом-близнецом, и дело шло к официальному предложению. Но смерть Триссы все изменила. Анелия так до конца и не простила себе смерть подруги. Не простил ей этого и брат Триссы…

– Да, – подтвердил Тристан, – я подошел к гробу, и аэролит засветился.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – обратилась мадам следователь к директрисе, – но аэролитом может пользоваться только та авионера, которая его разбудила. И если она гибнет, ее летный камень не может активировать никто другой.

– Не ошибаетесь, – кивнула мадам эр Мада.

– Тогда как Трис мог разбудить аэролит сестры?

– Мы и сами этого не понимаем, ведь ничего подобного прежде не случалось.

– И тем не менее вы позволили ему стать авионером?

«Зачем вы позволили мужчине стать авионером и вручили ему такую власть?» – прекрасно понял вопрос Тристан и откинулся на спинку стула. Его это уже давно не задевало, а объясняет пускай Анелия.

– Да, – ровно ответила директриса. – Аэролит его сестры – самый крупный летный камень, который когда-либо существовал в Империи. И Министерство полетов решило, что не использовать настолько мощный ресурс на благо Арамантиды будет… настоящим преступлением.

Мадам следователь впервые сделала пометку на лежащем перед ней листе бумаги.

– И вас не насторожил тот необычный факт, что аэролит разбудил мужчина?

– Подводите к тому, что я – вражеский агент с особыми способностями? – усмехнулся Тристан.

– У Третьего континента есть ряд технологий, о которых мы понятия не имеем. Вполне возможно, они нашли способ будить аэролиты.

– Мадам следователь, а вам не кажется, что, если бы враг решил по-тихому внедрить своего агента в Министерство полетов, он бы выбрал для этого женщину? – поинтересовался Тристан; происходящее начинало его забавлять. – Мужчина-авионер уж слишком заметен!

– Возможно, именно на это и был расчет. – Следователь уставилась на Тристана немигающим взглядом. – Мужчина-авионер – это отличная упаковка: яркая, громкая и, самое главное, отвлекает внимание от того, что действительно важно. Как говорится, хочешь что-то спрятать – оставь это у всех на виду.

– Если у вас есть конкретные доказательства, которые можно мне предъявить, то выкладывайте! – потерял терпение Тристан. – Однако мне кажется, что все, что у вас есть – это беспочвенные подозрения.

Следователь сложила лежащий перед ней лист пополам, тщательно прогладила сгиб ногтем. Внимательно изучила полученный результат и только потом подняла на директрису лишенный всяких эмоций взгляд.

– Мне нужны оригиналы документов, связанных с обстоятельствами назначения Триса рей Дора. И мне нужно поговорить с теми людьми из Министерства полета, кто был свидетелем случившегося и кто принимал решение. Организуйте, пожалуйста.

– Вы мне не верите? – холодно подняла брови мадам эр Мада.

Она была не только директрисой летной школы, она была еще и Анелией эр Мада, прославленной авионерой и героиней мыса Горн, ее слова никогда не ставились под сомнение!

– Верю, – невозмутимо ответила следователь. – Верю, что вы искренне уверены в том, что все было именно так, как вы рассказываете. Но Третий континент умеет вербовать и умеет внедрять своих агентов настолько мастерски, что никто этого не замечает. Так что мне необходимо перепроверить все показания и получить как можно больше документальных подтверждений и доказательств.

– При всем моем уважении, Трис происходит из хорошо известной в Сирионе семьи рей Доров. В отличие от приезжих, которые могут сочинить себе любую легенду, проверить то, что Трис родился и вырос в столице, очень просто.

– Предоставьте мне делать мою работу и самой решать, как именно мне ее делать, – спокойно парировала следователь.

Мадам эр Мада побледнела: она отвыкла от такого обращения, уже очень давно никто ее так не обрывал.

– Что-то еще? – официальным тоном осведомилась она. – Или мы можем идти?

Уголок губ Тристана дернулся вниз от этого неожиданного «мы».

– Пока это все, – ответила мадам следователь. – Благодарю за помощь.

Последняя фраза была адресована исключительно директрисе.

Тристан и мадам эр Мада дошли до конца коридора, прежде чем директриса позволила себе передернуть плечами.

– Даже не пойму, что меня больше возмущает: то, что Гардинария считает, будто ты агент Третьего континента, или то, что я оказалась такой идиоткой и не заметила, как к нам внедрили агента!

Авионер беспечно пожал плечами:

– Какая разница, что они думают? Мы-то с тобой прекрасно знаем, что я – не агент. А они пусть себе копают.

Однако мадам эр Мада была слишком взведена, чтобы отнестись к этому так же беспечно.

– Ты совсем не изменился, – тихо, но с сердцем сказала она. – Как был легкомысленным мальчишкой, так и остался, все тебе кажется игрой и поводом для глупых шуток.

– Нет, – покачал головой рей Дор, лицо помрачнело, глаза потемнели. – С тех пор, как погибла Трисса, игры кончились.

– А наши с тобой отношения – они тоже были для тебя только игрой? – с вызовом спросила директриса.

На лице Тристана снова появилось обычное для него выражение легкой насмешки – он явно уходил от серьезного разговора.

– Мадам эр Мада, – укоризненно протянул Тристан, – какой эмоциональный и типично мужской вопрос! И от кого? От вас?

– Это же ты решил порвать наши отношения…

– Если бы ты сделала это первой, тебе было бы легче? – поднял бровь авионер.

– Возможно! – с вызовом ответила директриса и вздернула подбородок.

Тристан медленно наклонился к ней, приблизил губы к уху и прошептал:

– Но инициатором разрыва стал я, Нелли. И я не жалею.

И зашагал прочь, оставив мадам эр Мада смотреть ему вслед. Авионер не оглядывался и потому не увидел, как злость и раздражение в глазах директрисы сменились сожалением.

* * *

День, который, казалось, будет длиться вечно, все-таки подошел к концу. Вернувшись после допроса в Конструкторскую, Ансель даже сумел немного поработать, хотя его голова и гудела от мыслей, крайне далекими от чертежей и расчетов.

И вот наконец настал вечер. Вечер, которого Ансель никак не мог дождаться и которого страшился. Жандармы закончили с допросами, работники Министерства полетов снова были свободны. За день патрули прочесали столицу, собрали почти всех разбежавшихся монкулов и почти все экземпляры газеты Либерата. Если в городе и происходили какие-то волнения, то следов это не оставило, улицы Сириона выглядели обычными, такими, как всегда, разве что немного более притихшими, а прохожие – слегка напряженными. И мобили жандармов встречались на улицах чуть чаще.

Бывший склад пиломатериалов на окраине города казался каким-то зловеще темным и молчаливым, словно вымершим. Или, может, это воображение играло с Анселем злую шутку: ему казалось, что внутри устроили засаду жандармы и он идет прямиком в ловушку.

Дойдя до двери, Ансель замер, сердце сжималось от волнения и самых противоречивых чувств.

А если там и впрямь жандармы? Судя по тому, что они устроили сегодня в Министерстве полетов, они вполне могли начать масштабную операцию по выявлению шпионов, тайных агентов и просто подпольщиков.

А если там его уже ждет прежняя Мия, живая, веселая и полная энергии? Пусть и не совсем прежняя, роскошные каштановые локоны за день не отрастут, но глаза вполне могут снова стать яркими, цвета жженого кофе…

А если эксперимент не удался и Мия по-прежнему такая же отрешенная, безжизненная?

Был только один способ справиться со всеми этими страхами, и Ансель, набрав в грудь побольше воздуха, так, словно собирался нырять в воду, постучал в дверь.

Та распахнулась мгновенно, словно его ждали, и чьи-то руки быстро втянули его внутрь.

– Рада видеть, что тебя не арестовали, – заявила вместо приветствия Рина, и Ансель с облегчением понял, что хотя бы одно из его беспокойств беспочвенно: засады нет.

– Ваших рук дело? – спросил он, мотнув головой в сторону улиц, оставшихся за стенами бывшего склада. Улиц, на которых весь день бурлил хаос.

– Наших, – не без удовлетворения подтвердила Рина. – Ребята молодцы, хорошо сработали, – добавила она и бросила взгляд на державшегося немного позади Вальди. Тот расцвел от этой сдержанной похвалы, наглядно доказав, что важно не как хвалят, а кто.

– И в чем смысл всего этого? Они так или иначе собрали почти все газеты и почти всех монкулов.

– Да, но теперь люди будут знать. Знать, что их обманывают. И что монкулы могут выйти из-под контроля.

Рина хотела сказать что-то еще, но Ансель больше не мог сдерживаться.

– Как Мия? У вас получилось? – спросил он, жадно вглядываясь в лицо Рины и надеясь по его выражению сразу все понять.

Рина слегка нахмурилась, и сердце Анселя болезненно сжалось. Да, он настраивал себя на то, что чуда, скорее всего, не произойдет, и не позволял себе в него поверить, не позволял себе надежды, но… Надежда не спрашивает, можно ей обосноваться в твоем сердце или нет, она просто приходит и остается там. И вырывать ее с корнем всегда больно.

– Понятно, – сумел произнести он сквозь зубы, стиснув кулаки, и развернулся, собираясь уходить. Снова видеть Мию такой, какой она стала, он не хотел, это было выше его сил. И впрямь, смерть была бы лучше, она все-таки чище… И окончательнее.

– Погоди, – схватила его за предплечье Рина. – Кое-какого прогресса мы добились, а, значит, мы движемся в нужном направлении. Пойдем. – Она потянула Анселя за собой, и тот неохотно пошел следом.

В соседнем помещении на этот раз не было монкулов, привязанных к креслам, и загадочные аппараты молчали. Посередине стояла Мия. Все такая же бледная, безволосая и безжизненная.

– Мия, – позвал ее вышедший вперед Вальди, и монкул медленно перевел взгляд на юношу.

– Видишь? – с торжествующим видом повернулась к Ан-селю Рина.

Как всегда, двойной удар – радость при виде Мии и осознание, что в этом теле Мии больше нет – на какое-то время выбил у юноши почву из-под ног.

– Что я должен видеть? – спросил Ансель, с трудом собираясь с мыслями.

– Она реагирует! – победно воскликнула Рина. – Монкулы никогда и ни на что не реагируют, кроме тех свистков. А она реагирует!

Надежда загорелась в Анселе внезапной ослепительной вспышкой. В несколько шагов он сократил расстояние между ним и Мией и заглянул ей в глаза.

Бесцветно серые, а не цвета жженого кофе.

– Мия, ты меня слышишь? – тихо спросил он.

Монкул перевела на него взгляд. Ни проблеска узнавания, ни намека на эмоцию. Ни тем более ответа. Но она смотрела на него, не сквозь него. Смотрела вполне осознанно, пусть и отстраненно. И казалось, в любой момент могла узнать юношу.

Так они и стояли, не сводя друг с друга глаз, и никто не решался прервать наступившую тишину.

– И это весь ваш прогресс? – наконец осведомился Ан-сель, не отводя взгляда от лица монкула: он все надеялся заметить хотя бы проблеск узнавания.

– Нет, почему же, – почти обиделся Вальди, встал рядом и сказал: – Смотри! – А потом повернулся к монкулу. – Мия, подними руки.

Монкул медленно подняла руки над головой.

– Опусти.

Руки упали вниз.

– Повернись ко мне.

Монкул послушно развернулась.

– Видишь? – Вальди уставился на Анселя торжествующим взглядом. – Она реагирует на слова! Без свистка!

Ансель почувствовал, как внутри поднимается волна злости. Кулаки сжались с такой силой, что руки даже задрожали. Теперь, когда взгляд Мии уже не был совершенно пустым и мертвым, стало только хуже. Потому что на тот очень короткий миг, когда она и Ансель смотрели друг на друга, Мия стала чуть больше похожа на человека, а не на бездумное механическое существо. И на этот короткий миг юноше показалось, что сейчас она его узнает. И улыбнется ему. И скажет: «Ансель, я так скучала».

Видеть Мию безжизненным монкулом было мучительно. Видеть Мию с крохотными проблесками жизни – невыносимо! Особенно когда она послушно и бессловесно выполняла команды.

Любые команды.

– Как замечательно… – процедил Ансель. – Свистки есть не у всех, но теперь приказы монкулам сможет отдавать кто угодно.

– Не в этом дело! Неужели ты не понимаешь, что это значит? Раз она слышит приказы, значит, мы вернули ей часть сознания! И она понимает не только простые команды. Смотри! – Радостный и возбужденный, Вальди снова повернулся к монкулу. – Мия, принеси стул.

И в следующий миг Вальди оказался лежащим на полу.

– Эй, ты чего? – взвизгнул он, прижимая руку к разбитой губе.

Рванувшая было на подмогу Рина замерла, наткнувшись на яростный взгляд Анселя.

Юноша стоял над скорчившимся Вальди, сжимая кулаки и тяжело дыша. Какая-то крохотная часть его, наблюдавшая за происходящим словно со стороны, шепнула, что вот именно из-за таких неконтролируемых вспышек гнева джентльменов и считают инфериорным полом, не способным держать свои примитивные, низменные порывы под контролем. Но сейчас ему было наплевать.

– Ансель! – тихо, но твердо произнесла Рина.

Таким тоном говорят с собаками, которые не слушаются команд хозяина.

Рядом что-то тихо скрипнуло: это Мия поставила подле Вальди стул. Поставила и замерла рядом, глядя прямо перед собой. Готовая выполнять новые приказы. Любые приказы. От любого человека.

Ансель злился. Злился на Либерат, давший ему ложную надежду и выкравший Мию. Злился на Рину и Вальди, сделавших с Мией это. И, как ни странно, злился на Мию, послушно выполняющую их команды, хотя конечно же она была ни в чем не виновата.

Скрипнув зубами, Ансель резко развернулся и стремительно зашагал прочь. Он больше не мог этого выносить. Скорее, скорее вон отсюда!

Никто не попытался его остановить.

Ансель дошел до угла темного квартала и только тогда понял, что на улице льет дождь и что порывы ветра хлещут его по лицу гроздьями холодных капель, словно пощечинами.

Позади раздался тихий шорох едущих по мостовой колес. Ансель обернулся и увидел, как из темноты неосвещенных улиц промышленного района появились мобили жандармов.

Слишком много для обычного патруля.

Сердце екнуло в нехорошем предчувствии.

Один за другим мобили остановились рядом с бывшим складом пиломатериалов.

Первым порывом Анселя было как-то предупредить находившихся внутри. Но как? Он же слишком далеко! Кинуть камень в окно? Крикнуть? Те, кто находится внутри, его вряд ли услышат. А вот жандармы – вполне.

Прячась в темноте плачущей дождем ночи, Ансель беспомощно наблюдал за тем, как из мобилей высыпали вооруженные жандармы, как по сигналу ворвались внутрь. Раздались крики, звон бьющегося стекла и выстрелы.

Ансель даже не испытал облегчения от того, что сам едва разминулся с жандармами. Задержись он там еще на пару минут…

Вскоре из здания одного за другим начали выводить либераторов. Рина и Вальди появились одними из последних, их держали под прицелами револьверов. А вслед за ними одна из жандармов вела за руку Мию, и та спокойно и безропотно следовала за ней.

Еще через несколько минут мобили растворились в ночной темноте, и тихая улица промышленного района снова опустела – если не считать прячущегося в тенях юношу на углу квартала, который смотрел вслед уехавшим мобилям и думал, что снова потерял Мию.

Ансель прошел два полных квартала, когда его осенила новая мысль. Жандармерия, накрывшая это отделение Либерата, немедленно начнет допрашивать всех его участников. И есть высокая вероятность, что кто-то из них проговорится о юноше-механикере родом из маленького городка на окраине столичного округа, который им помогал…

* * *

На улицах погасли последние фонари, а Агаты дома все не было.

Ника понимала, что ведет себя глупо; ее подруга – взрослый человек и вовсе не обязана сообщать о своих планах заранее или приходить домой к девяти вечера. И все же Ника не могла отделаться от беспокойства – в свете происходящего в городе ей казалось, что с Агатой случилось что-то серьезное. И она была бы рада, если бы этим «серьезно» оказался аврал на работе, свидание с приглянувшимся юношей или даже перевернувшаяся конка. Но, зная, что совсем недавно творилось в министерстве, Ника боялась, как бы жандармы не выяснили, кто автор репортажа в подпольной газете, которая взбудоражила сегодня весь город.

Ника убеждала себя, что Жандармерии это знать было неоткуда, но уговоры мало помогали. А если служители порядка поймали кого-то из Либерата, допросили и вышли на Агату? А если она вовсе не работает ночь напролет и не гуляет с каким-то юношей по ночному Сириону – что, если ее арестовали? Какое ей назначат наказание?

Вспомнилась папка с личным делом Мии и вымаранные черным строки. Приравняют ли репортаж в газете к государственной измене?

И даже если Агату обвинят в менее серьезном преступлении, ее все равно ждет обращение в монкула, пусть и не пожизненное. Впрочем, если версия подруги верна, то монкулов, отбывших свой срок, в последние годы так и так не обращают обратно в людей. Наконец, если Агату арестуют и приговорят к сроку в монкулах, Ника об этом узнает не скоро, да и то, если напишет в Кибирь! Извещения отправлялись только ближайшим родственникам, а не друзьям…

Устав нарезать круги по комнате, Ника уселась на кровать. «У Анселя сосед работает в Министерстве труда», – вспомнила вдруг она. В крайнем случае можно будет попросить юношу-механикера об одолжении, которое тот, в свою очередь, может попросить у соседа.

Поймав себя на том, что думает об аресте Агаты и об обращении ее в монкула как о чем-то почти случившемся, Ника вздрогнула и решительно тряхнула головой. Нужно гнать от себя прочь плохие мысли! Они притягивают к себе плохие события, как свет – мотыльков. Агата всего лишь гуляет по городу с каким-нибудь симпатичным юношей. Или, что более вероятно, просто задержалась допоздна на работе и пишет очередной сенсационный репортаж, из-за которого снова может влипнуть в серьезные неприятности.

Нет! Если уж гнать плохие мысли прочь, то и эти тоже. Агата задержалась на работе, потому что придумывает сенсационный репортаж для своей бульварной газетенки: Третий континент внедрил в Сирион своего агента, и та, прикинувшись жительницей Арамантиды, проникла в Министерство полетов и узнала множество государственных тайн. Однако жандармы ее вычислили и арестовали прежде, чем она успела передать секретные сведения врагу. Вымысел, конечно, но зато как вдохновляюще он подействует на читателей!

Стараясь не воображать себе худшее про Агату, Ника принялась думать об авионах. Скоро еще одно практическое занятие, и Тристан опять будет показывать ей все новые и новые возможности своего аэролита. Ника уже предвкушала восторг очередного полета и почти видела улыбку в глазах Тристана.

Тристан… Интересно, а Ванесса попробует как-то привлечь внимание авионера? На летном поле у нее будет прекрасная возможность с ним поговорить. Кто бы мог подумать – он ей, оказывается, действительно нравится!

Как ни странно, но Нике казалось, что в этом она вполне Ванессу понимала. Несмотря на то что Тристан был намного старше, да и профессия у него совсем не такая, какая приличествует хорошо воспитанным джентльменам, что-то в нем будило непреодолимый интерес, восхищало и почти против воли влекло к себе… Что-то, что напрочь отсутствовало в других джентльменах.

Впрочем, и в Анселе было нечто похожее. Вызывающее интерес. Вот только Анселя интересовала одна лишь Мия…

…Надо будет написать письмо отцу, а то выходные на носу, а она собиралась писать хотя бы раз в неделю…

Измотанная трудным и нервным днем, Ника сама не заметила, как заснула.

* * *

Хотя Ансель и вернулся домой глубоко за полночь, его сосед не спал. Тайрек, сгорбившись, сидел на скрипучей кровати и, уставившись пустым взглядом в темное окно, о чем-то напряженно думал.

– К вам тоже нагрянула Жандармерия? – спросил он у Анселя.

Тот только кивнул, упал на кровать и прикрыл лоб локтем. Чем больше он собирал крупиц информации о Мие, тем меньше понимал, как быть дальше.

– Что, так сильно замучили на допросе?

Вместо ответа Ансель покачал головой.

Эксперимент не удался, Мия не стала прежней, а те проблески сознания, которые у нее появились, сделали все только хуже. Более того, накрыв одну из баз Либерата, жандармы ее забрали, и теперь неизвестно, что с ней будет. Отправят на повторную процедуру? Уничтожат как бракованного хомонкулуса?

Одно известно совершенно точно: снова в человека ее не обратят. В личном деле Мии стоит гриф секретности и вымараны целые строки, а это свидетельствует о том, что девушку действительно осудили за государственную измену. Гардинария занималась только такими делами.

Стоит ли продолжать копать и пытаться узнать, что именно совершила Мия? На ее судьбу это все равно никак не повлияет. Станет ли Анселю легче, если он узнает?

Хочет ли он знать?..

В висках стучало, и Ансель сжал их ладонями. Четкая цель, которая вела его последний год, внезапно… нет, не исчезла, но потеряла ясность. Все, чего он добился за последние месяцы – все это было ради того, чтобы узнать, что случилось с Мией. И вот он узнал, не все, но, возможно, уже достаточно. Что делать дальше?

«Жить», – подсказала Анселю какая-то крошечная часть, которая словно наблюдала за его метаниями со стороны.

«Жить, – усмехнулся Ансель про себя. – Но как?»

Кровать скрипнула и прогнулась под чужим весом. Ансель открыл глаза. Рядом сидел Тайрек и внимательно смотрел на приятеля. В глазах юноши, всегда таких веселых и беззаботных, не было и следа беспечности.

А в руках Тайрек держал бутылку и стакан. Он плеснул в него немного темной жидкости, и в комнате запахло чем-то крепким, смолянисто-дубовым и алкогольным, перебившим даже запах вареной капусты.

– Выпей, – предложил Тайрек. – Станет легче, вот увидишь. – И почти силком всунул ему в руку стакан.

Несколько мгновений Ансель смотрел на темную жидкость на дне стакана. Хотя он спокойно игнорировал многие ненужные, с его точки зрения, правила поведения джентльмена в обществе, его все же воспитывали так, как и всех остальных мальчиков, и он с детства усвоил, что алкоголь – даже в умеренных количествах – оказывает самое пагубное воздействие на мужскую психику и делает джентльменов опасными для общества. Он никогда раньше не слышал о том, что алкоголь может принести облегчение.

Однако все напряжение последних дней словно разом навалилось на Анселя, и он не стал долго думать над предложением Тайрека.

Крепкий напиток обжег язык, на глаза навернулись невольные слезы, в горле загорелся огонь. Анселю эти ощущения были знакомы – однажды он уже пил подобный напиток. На Ассамблее в Кибири. И он хорошо помнил, как шумело в голове, какими туманными были мысли и какую глупость он в итоге совершил…

Вот и сейчас, не прошло и нескольких минут, как в голове зашумело – то ли от усталости, то ли от нескольких глотков алкоголя, а кровать словно начала слегка покачиваться. Но на этот раз Ансель хотя бы в безопасности, у себя дома, и не наделает глупостей.

– Так что у тебя стряслось? – услышал он вопрос Тайрека и, прежде чем успел подумать, а стоит ли делиться этим с кем-то еще, он уже рассказывал соседу все подряд.

Про Мию и извещение из Министерства труда и исправления, про главную причину, по которой он решил стать механикером, про встречу монкула в зоопарке и про Либерат, про Нику и про Тристана рей Дора, про вымаранные строки в личном деле Мии, про неудавшийся эксперимент Либерата, про сегодняшний ночной рейд жандармов…

Ансель говорил и говорил, в голове шумело, но на душе становилось легче.

Какая-то крошечная часть юноши, та, которая словно наблюдала за его исповедью со стороны, заметила, что завтра он может сильно пожалеть об этой откровенности. Но сейчас Ан-селю было все равно.