Пойдем, возлюбленная, взглянем На эту розу, утром ранним Расцветшую в саду моем. Она, в пурпурный шелк одета, Как ты, сияла в час рассвета И вот – уже увяла днем. В лохмотьях пышного наряда — О, как ей мало места надо! Она мертва, твоя сестра. Пощады нет, мольба напрасна, Когда и то, что так прекрасно, Не доживает до утра. Отдай же молодость веселью! Пока зима не гонит в келью, Пока ты вся еще в цвету, Лови летящее мгновенье — Холодной вьюги дуновенье, Как розу, губит красоту.

Большое горе – не любить, Но горе и влюбленным быть, И все же худшее не это. Гораздо хуже и больней, Когда всю душу отдал ей И не нашел душе ответа. Ни ум, ни сердце, ни душа В любви не стоят ни гроша. Как сохнет без похвал Камена, Так все красотки наших дней: Люби, страдай, как хочешь млей, Но денег дай им непременно. Пускай бы сдох он, бос и гол, Кто первый золото нашел, Из-за него ничто не свято. Из-за него и мать не мать, И сын в отца готов стрелять, И брат войной идет на брата. Из-за него разлад, раздор, Из-за него и глад, и мор, И столько слез неутолимых. И, что печальнее всего, Мы и умрем из-за него, Рабы стяжательниц любимых.

Любя, кляну, дерзаю, но не смею, Из пламени преображаюсь в лед, Бегу назад, едва пройдя вперед, И наслаждаюсь мукою своею. Одно лишь горе бережно лелею, Спешу во тьму, как только свет блеснет, Насилья враг, терплю безмерный гнет, Гоню любовь – и сам иду за нею. Стремлюсь туда, где больше есть преград. Любя свободу, больше плену рад, Окончив путь, спешу начать сначала, Как Прометей, в страданьях жизнь влачу, И все же невозможного хочу, — Такой мне Парка жребий начертала.

Когда одна, от шума в стороне Бог весть о чем рассеянно мечтая, Задумчиво сидишь ты, всем чужая, Склонив лицо как будто в полусне, Хочу тебя окликнуть в тишине, Твою печаль развеять, дорогая, Иду к тебе, от страха замирая, Но голос, дрогнув, изменяет мне. Лучистый взор твой встретить я не смею, Я пред тобой безмолвен, я немею, В моей душе смятение царит. Лишь тихий вздох, прорвавшийся случайно, Лишь грусть моя, лишь бледность говорит, Как я люблю, как я терзаюсь тайно.

Когда ты, встав от сна богиней благосклонной, Одета лишь волос туникой золотой, То пышно их завьешь, то, взбив шиньон густой, Распустишь до колен волною нестесненной — О, как подобна ты другой, пеннорожденной, Когда, волну волос то заплетя косой, То распуская вновь, любуясь их красой, Она плывет меж нимф по влаге побежденной! Какая смертная тебя б затмить могла Осанкой, поступью, иль красотой чела, Иль томным блеском глаз, иль даром нежной речи, Какой из нимф речных или лесных дриад Дана и сладость губ, и этот влажный взгляд, И золото волос, окутавшее плечи!

Если мы во храм пойдем — Преклонясь пред алтарем, Мы свершим обряд смиренный, Ибо так велел закон Пилигримам всех времен Восхвалять творца вселенной. Если мы в постель пойдем, Ночь мы в играх проведем, В ласках неги сокровенной, Ибо так велит закон Всем, кто молод и влюблен, Проводить досуг блаженный. Но как только захочу К твоему припасть плечу, Иль с груди совлечь покровы, Иль прильнуть к твоим губам, — Как монашка, всем мольбам Ты даешь отпор суровый. Для чего ж ты сберегла Нежность юного чела, Жар нетронутого тела — Чтоб женой Плутона стать, Чтоб Харону их отдать У стигийского предела? Час пробьет, спасенья нет — Губ твоих поблекнет цвет, Ляжешь в землю ты сырую, И тогда я, мертвый сам, Не признаюсь мертвецам, Что любил тебя живую. Все, чем ныне ты горда, Все истлеет без следа — Щеки, лоб, глаза и губы. Только желтый череп твой Глянет страшной наготой И в гробу оскалит зубы. Так живи, пока жива, Дай любви ее права — Но глаза твои так строги! Ты с досады б умерла, Если б только поняла, Что теряют недотроги. О, постой, о, подожди! Я умру, не уходи! Ты, как лань, бежишь тревожно. О, позволь руке скользнуть На твою нагую грудь Иль пониже, если можно!

Когда прекрасные глаза твои в изгнанье Мне повелят уйти – погибнуть в цвете дней, И Парка уведет меня в страну теней, Где Леты сладостной услышу я дыханье, — Пещеры и луга, вам шлю мое посланье, Вам, рощи темные родной страны моей: Примите хладный прах под сень своих ветвей, Меж вас найти приют – одно таю желанье. И, может быть, сюда придет поэт иной, И, сам влюбленный, здесь узнает жребий мой И врежет в клен слова – печали дар мгновенный: «Певец вандомских рощ здесь жил и погребен, Отвергнутый, любил, страдал и умер он Из-за жестоких глаз красавицы надменной».

Любовь – волшебница. Я мог бы целый год С моей возлюбленной болтать, не умолкая, Про все свои любви – и с кем и кто такая, Рассказывал бы ей хоть ночи напролет. Но вот приходит гость, и я уже не тот, И мысль уже не та, и речь совсем другая. То слово путая, то фразу обрывая, Коснеет мой язык, а там совсем замрет. Но гость ушел, и вновь, исполнясь жаром новым, Острю, шучу, смеюсь, легко владею словом, Для сердца нахожу любви живой язык. Спешу ей рассказать одно, другое, третье… И, просиди мы с ней хоть целое столетье, Нам, право, было б жаль расстаться хоть на миг.

Вы слышите, все громче воет вьюга. Прогоним холод, милая подруга: Не стариковски, ежась над огнем, — С любовной битвы вечер свой начнем. На этом ложе будет место бою! Скорей обвейте шею мне рукою И дайте в губы вас поцеловать. Забудем все, что вам внушала мать. Стыдливый стан я обниму сначала. Зачем вы причесались, как для бала? В часы любви причесок не терплю, Я ваши косы мигом растреплю. Но что же вы? Приблизьте щечку смело! У вас ушко, я вижу, покраснело. О, не стыдитесь и не прячьте глаз — Иль нежным словом так смутил я вас? Нет, вам смешно, не хмурьтесь так сурово! Я лишь сказал – не вижу в том дурного! — Что руку вам я положу на грудь. Вы разрешите ей туда скользнуть? О, вам играть угодно в добродетель! Затейница! Амур мне в том свидетель: Вам легче губы на замок замкнуть, Чем о любви молить кого-нибудь, Парис отлично разгадал Елену: Из вас любая радуется плену, Иная беззаветно влюблена, Но похищеньем бредит и она. Так испытаем силу – что вы, что вы! Упали навзничь, умереть готовы! О, как я рад, – не поцелуй я вас, Вы б надо мной смеялись в этот час, Одна оставшись у себя в постели. Свершилось то, чего вы так хотели! Мы повторим, и дай нам бог всегда Так согреваться в лучшие года.

Кассандра и Мари, пора расстаться с вами! Красавицы, мой срок я отслужил для вас. Одна жива, другой был дан лишь краткий час — Оплакана землей, любима небесами. В апреле жизни, пьян любовными мечтами, Я сердце отдал вам, но горд был ваш отказ. Я горестной мольбой вам докучал не раз, Но Парка ткет мой век небрежными перстами. Под осень дней моих, еще не исцелен, Рожденный влюбчивым, я, как весной, влюблен, И жизнь моя течет в печали неизменной. И хоть давно пора мне сбросить панцирь мой, Амур меня бичом, как прежде, гонит в бой — Брать гордый Илион, чтоб овладеть Еленой.