Старушка под хмельком призналась, Качая дряхлой головой: – Как молодежь-то увивалась В былые дни за мной! Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная! – Как, бабушка, ты позволяла? – Э, детки! Красоте своей В пятнадцать лет я цену знала — И не спала ночей… Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная! – Ты, бабушка, сама влюблялась? – На что же Бог мне сердце дал? Я скоро милого дождалась, И он недолго ждал… Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная! – Ты нежно, бабушка, любила? – Уж как нежна была я с ним, Но чаще время проводила — Еще нежней – с другим… Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная! – С другим, родная, не краснея? – Из них был каждый не дурак, Но я, я их была умнее: Вступив в законный брак. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная! – А страшно мужа было встретить? – Уж больно был в меня влюблен; Ведь мог бы многое заметить — Да не заметил он. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная! – А мужу вы не изменяли? – Ну, как подчас не быть греху! Но я и батюшке едва ли Откроюсь на духу. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная! – Вы мужа наконец лишились? – Да, хоть не нов уже был храм, Кумиру жертвы приносились Еще усердней там. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная! – Нам жить ли так, как вы прожили? – Э, детки! женский наш удел!.. Уж если бабушки шалили — Так вам и Бог велел. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!

Друзья, природою самою Назначен наслажденьям срок: Цветы и бабочки – весною, Зимою – виноградный сок. Снег тает, сердце пробуждая; Короче дни – хладеет кровь… Прощай, вино – в начале мая, А в октябре – прощай, любовь! Хотел бы я вино с любовью Мешать, чтоб жизнь была полна; Но, говорят, вредит здоровью Избыток страсти и вина. Советам мудрости внимая, Я рассудил без дальних слов: Прощай, вино – в начале мая, А в октябре – прощай, любовь! В весенний день моя свобода Была Жаннетте отдана; Я ей поддался – и полгода Меня дурачила она! Кокетке все припоминая, Я в сентябре уж был готов… Прощай, вино – в начале мая, А в октябре – прощай, любовь! Я осенью сказал Адели: «Прощай, дитя, не помни зла…» И разошлись мы; но в апреле Она сама ко мне пришла. Бутылку тихо опуская, Я вспомнил смысл мудрейших слов: Прощай, вино – в начале мая, А в октябре – прощай, любовь! Так я дошел бы до могилы… Но есть волшебница: она Крепчайший спирт лишает силы И охмеляет без вина. Захочет – я могу забыться; Смешать все дни в календаре: Весной – бесчувственно напиться И быть влюбленным в декабре!

В годы юности моей Тетка Грегуар блистала. В кабачок веселый к ней Забегал и я, бывало. Круглолица и полна, Улыбалась всем она, А брюнет иной, понятно, Пил и ел у ней бесплатно. Да, бывало, каждый мог Завернуть к ней в кабачок! Вспоминался ей подчас Муж, что умер от удара. Жаль, никто не мог из нас Знать беднягу Грегуара. Все ж наследовать ему Было лестно хоть кому. Всякий здесь был сыт и пьян, И лилось вино в стакан. Да, бывало, каждый мог Завернуть к ней в кабачок! Помню в прошлом, как сквозь дым, Смех грудной, кудрей извивы, Вижу крестик, а под ним Пышность прелестей стыдливых. Про ее любовный пыл Скажут те, кто с нею жил, — Серебро – и не иначе — Им она давала сдачи. Да, бывало, каждый мог Завернуть к ней в кабачок! Было б пьяницам житье, Но у жен своя сноровка, — Сколько раз из-за нее Начиналась потасовка. Как из ревности такой Разыграют жены бой, Грегуарша очень кстати Спрячет всех мужей в кровати. Да, бывало, каждый мог Завернуть к ней в кабачок! А пришел и мой черед Быть хозяином у стойки, Что ни вечер, целый год Я давал друзьям попойки. Быть ревнивым я не смел, Каждый вдоволь пил и ел, А хозяйка всем, бывало, — До служанок вплоть, – снабжала. Да, бывало, каждый мог Завернуть к ней в кабачок! Дням тем больше не цвести, Нет удач под этой кровлей. Грегуарша не в чести У любви и у торговли. Жаль и ручек мне таких, И стаканов пуншевых. Но пред лавкой сиротливой Всякий вспомнит час счастливый. Да, бывало, каждый мог Завернуть к ней в кабачок!

Назло фортуне самовластной Я стану золото копить, Чтобы к ногам моей прекрасной, Моей Жаннетты, положить. Тогда я все земные блага Своей возлюбленной куплю; Свидетель бог, что я не скряга, — Но я люблю, люблю, люблю! Сойди ко мне восторг поэта — И отдаленнейшим векам Я имя милое: Жаннетта С своей любовью передам. И в звуках, слаще поцелуя, Все тайны страсти уловлю: Бог видит, славы не ищу я, — Но я люблю, люблю, люблю! Укрась чело мое корона — Не возгоржусь нисколько я, И будет украшеньем трона Жаннетта резвая моя. Под обаяньем жгучей страсти Я все права ей уступлю… Ведь я не домогаюсь власти, — Но я люблю, люблю, люблю! Зачем пустые обольщенья? К чему я призраки ловлю? Она в минуту увлеченья Сама сказала мне: люблю. Нет! лучший жребий невозможен! Я полон счастием моим; Пускай я беден, слаб, ничтожен, Но я любим, любим, любим!

Дружба, любовь и вино — Все для веселья дано. Счастье и юность – одно. Вне этикета Сердце поэта, Дружба, вино и Лизетта! Нам ли любовь не урок, Если лукавый божок Рад пировать до рассвета! Вне этикета Сердце поэта, Песня, вино и Лизетта! Пить ли аи с богачом? Нет, обойдемся вдвоем Маленькой рюмкой кларета! Вне этикета Сердце поэта, Это вино и Лизетта! Разве прельщает нас трон? Непоместителен он, Да и дурная примета… Вне этикета Сердце поэта, Тощий тюфяк и Лизетта! Бедность идет по пятам. Дайте украсить цветам Дыры ее туалета. Вне этикета Сердце поэта, Эти цветы и Лизетта! Что нам в шелках дорогих! Ведь для объятий моих Лучше, когда ты раздета. Вне этикета Сердце поэта И до рассвета Лизетта!

Что мне модницы-кокетки, Повторенье знатных дам? Я за всех одной лоретки, Я Жаннетты не отдам! Молода, свежа, красива, Глянет – искры от огнива, Превосходно сложена. Кто сказал, что у Жаннетты Грудь немножечко пышна? Пустяки! В ладони этой Вся поместится она. Что мне модницы-кокетки, Повторенье знатных дам? Я за всех одной лоретки, Я Жаннетты не отдам! Вся она очарованье, Вся забота, вся вниманье, Весела, проста, щедра. Мало смыслит в модном быте, Не касается пера, Книг не знает, – но, скажите, Чем Жаннетта не остра? Что мне модницы-кокетки, Повторенье знатных дам? Я за всех одной лоретки, Я Жаннетты не отдам! За столом в ночной пирушке Сколько шуток у вострушки, Как смеется, как поет! Непристойного куплета Знает соль наперечет И большой стакан кларета Даже песне предпочтет. Что мне модницы-кокетки, Повторенье знатных дам? Я за всех одной лоретки, Я Жаннетты не отдам! Красотой одной богата, Чем Жаннетта виновата, Что не нужны ей шелка? У нее в одной рубашке Грудь свежа и высока. Взбить все локоны бедняжки Так и тянется рука. Что мне модницы-кокетки, Повторенье знатных дам? Я за всех одной лоретки, Я Жаннетты не отдам! Ночью с нею – то ли дело — Платье прочь – и к телу тело, — Есть ли время отдыхать? Сколько раз мы успевали, Отпылавши, вновь пылать, Сколько раз вконец ломали Нашу старую кровать! Что мне модницы-кокетки, Повторенье знатных дам? Я за всех одной лоретки, Я Жаннетты не отдам!

Птицы нас покинули давно, Холода их выгнали из дому; По лесам и по полю пустому Зимнее ложится полотно. За окном ночных ветров угроза, На стекле – серебряная роза, Дверь скрипит от жгучего мороза, Пес мой дрогнет даже у огня. Мы разбудим, милая, с тобою Огонек, что дремлет под золою. Жарче, жарче поцелуй меня! Путник неразумный, бедный конь, Возвращайтесь к дому поскорее! Стужа к ночи сделается злее, — Слишком уж злорадствует огонь. Не хочу идти я на уступки. Да и Роза в серебристой шубке Мне, смеясь, протягивает губки, Пылкую мечту мою дразня. Пальчики твои как лед осенний! Сядь ко мне скорее на колени, Жарче, жарче поцелуй меня! Сумерки сгустились. У окна Ночь проходит в траурной одежде, Но любовь к нам, Роза, как и прежде, Явной благосклонности полна. Вот в окно еще стучится пара. Жанна! Поль! Входите без удара. Нам ли вчетвером не хватит жара Молодости, пунша и огня? У камина предадимся лени. Сядь ко мне скорее на колени, Жарче, жарче поцелуй меня! Утомили ласки, и давно Лампы свет благоразумный нужен. Роза нам приготовляет ужин, — Стол накрыт, и пенится вино. Старый друг за розовым стаканом, Весь горя рассказом неустанным, Нас уводит по чудесным странам, Хрусталем и рифмами звеня. Алый пунш пылает в горькой пене. Сядь ко мне скорее на колени, Жарче, жарче поцелуй меня! Вся земля под саваном лежит, Нету ей ни слова, ни дыханья, Но ночных метелей завыванье Нашего веселья не смутит. Нам мечта, с любовью в заговоре, В пламени показывает море, Теплый край, где счастье на просторе Ставит парус, путников маня. Пусть же в дверь стучатся к нам морозы, Ведь покуда не вернутся розы, — Милая, целуешь ты меня!

Роза, Роза! В час рассвета Хорошо развеять сон. Слушай, милая, как где-то Льется колокола звон. За Парижем в роще темной Мы найдем приют укромный. Руку дай! Бежим в поля! С нами любит вся земля! Ах, гуляя на свободе, Дай мне руку поскорей, — Мы приблизимся к природе, Чтобы чувствовать нежней. Щебет птиц, вдали звенящий, Манит нас в лесные чащи. Руку дай! Бежим в поля! С нами любит вся земля! Хорошо любить в деревне: Рано поутру вставать, Поздно вечером в харчевне С другом рядом засыпать. Ты ведь знаешь, дорогая, Как чудесна страсть земная! Руку дай! Бежим в поля! С нами любит вся земля! Жарче лето, звонче голос На полях веселых жниц. Не один уронят колос Беднякам они с кошниц. Нас с тобой в снопах тяжелых Много ждет ночей веселых. Руку дай! Бежим в поля! С нами любит вся земля! Пышной осенью корзины Наполняет виноград. В погребах родной долины Бродит розовый мускат. Старики в стаканах алых Видят отсвет дней бывалых. Руку дай! Бежим в поля! С нами любит вся земля! Посетим же берег кроткий, Столь любезный забытью! Здесь, в густой тени, походки Я твоей не узнаю. Ты слабеешь, друг лукавый. Ты сама ложишься в травы. Руку дай! Бежим в поля! С нами любит вся земля! Так прощай, Париж продажный, Не хочу твоих румян! Здесь искусство – дым миражный, Нежность женская – обман. Уберечь от всех хочу я Тайну рифм и поцелуя. Руку дай! Бежим в поля! С нами любит вся земля!

Проснулась ласточка с зарею, Приветствуя весенний день. – Красавица, пойдем со мною: Нам роща отдых даст и тень. Там я у ног твоих склонюся, Нарву цветов, сплету венок… – Стрелок, я матери боюся. Мне некогда, стрелок. – Мы в чащу забредем густую: Она не сыщет дочь свою. Пойдем, красавица! Какую Тебе я песенку спою! Ни петь, ни слушать, уверяю, Никто без слез ее не мог… – Стрелок, я песню эту знаю. Мне некогда, стрелок. – Я расскажу тебе преданье, Как рыцарь к молодой жене Пришел на страшное свиданье Из гроба… Выслушать вполне Нельзя без трепета развязку. Мертвец несчастную увлек… – Стрелок, я знаю эту сказку. Мне некогда, стрелок. – Пойдем, красавица. Я знаю, Как диких усмирять зверей, Легко болезни исцеляю; От порчи, глаза злых людей Я заговаривать умею — И многим девушкам помог… – Стрелок, я ладанку имею. Мне некогда, стрелок. – Ну, слушай! Видишь, как играет Вот этот крестик, как блестит И жемчугами отливает… Твоих подружек ослепит Его игра на груди белой. Возьми! Друг друга мы поймем… – Ах, как блестит! Вот это дело! Пойдем, стрелок, пойдем!

Воспойте все, друзья, со мной Мою Марго, мою болтушку. Могу я смело, в час любой, И целовать и мять резвушку. «Как! целовать?» – кричит дурак. Ну, да! Марго привыкла так. На речь глупца я в ус не дую: Марго! иди, – я поцелую. Марго как горлица добра И как бесенок шаловлива; Смеется ласково с утра, А к вечеру бранит крикливо. «Как! и бранит?» – кричит дурак. Ну, да! Марго привыкла так. Но я смягчу ее и злую: Марго! иди, – я поцелую. Держа в руке стакан с вином, — Смотрите, – как она болтает! Ее лицо горит огнем! В глазах… шампанское играет! «Как! даже пьет?» – кричит дурак. Ну, да! Марго привыкла так. Мы с ней кутим напропалую… Марго! иди, – я, поцелую. Какая в пеньи чистота, Когда Марго за фортепьяно! Но не разинет даже рта Она в присутствии сопрано. «Как! так горда?» – кричит дурак. Ну, да! Марго привыкла так. Я ей перечить не рискую… Марго! иди, – я поцелую. Чтоб ей светить в ночную тьму, Амур свой факел зажигает; Но часто, в резвости, ему Шалунья ножку подставляет. «Как! так шалить!» – кричит дурак. Ну, да! Марго привыкла так. Я ж никогда не протестую. Марго! иди, – я поцелую. Марго дрожит, чтоб Гименей Не завладел ее рукою… Рука нужна, конечно, ей, Чтоб вышивать самой порою. «Как! вышивать?» – кричит дурак. Ну, да! Марго привыкла так. Но я работу дам другую: Марго! иди, – я поцелую. «Хвали еще! еще куплет!» — Кричит она, моя брюнетка. «И если дюжины их нет, То к черту ваша шансонетка!» «Как! так жадна?» – кричит дурак. Ну, да! Марго привыкла так. Я ж хоть тринадцать нарифмую!.. Марго! иди, – я поцелую.