О, вспоминай меня, когда заря пугливо Откроет солнцу свой таинственный чертог; О, вспоминай меня в час ночи молчаливой, Когда взойдет луна и озарит восток; Когда желаньями душа твоя томится, Когда ночные сны начнут во мраке виться, Ты к шелесту листов прислушайся, внимай —

О, вспоминай меня, когда судьбина злая Меня с тобой навек безбожно разлучит, Когда моя душа, бесплодно увядая, В разлуке и в тоске истлеет и сгорит; Подумай о любви и горестном прощанье… Разлука и года не властны над страданьем, Пока еще дышу – смотри, не забывай, И вспоминай! О, вспоминай меня, когда в земле, глубоко, Разбитая душа последним сном уснет, Когда могильный цвет печальный, одиноко, Тихонько надо мной головку развернет; Я буду далеко, – но дух мой возвратится, И будет над тобой нетленный он носиться: Ты, ночью тихою, спокойно засыпай, И в грезах ты ему с любовию внимай, И вспоминай!

Мадрид, Испании столица, Немало глаз в тебе лучится, И черных глаз, и голубых, И вечером по эспланадам Спешит навстречу серенадам Немало ножек молодых. Мадрид, когда в кровавой пене Быки мятутся по арене, Немало ручек плещет им, И в ночи звездные немало Сеньор, укрытых в покрывало, Скользит по лестницам крутым. Мадрид, Мадрид, смешна мне, право, Твоих красавиц гордых слава, И сердце я отдам свое Средь них одной лишь без заминки: Ах, все брюнетки, все блондинки Не стоят пальчика ее! Ее суровая дуэнья Лишь мне в запретные владенья Дверь открывает на пароль; К ней даже в церкви доступ труден: Никто не подойдет к ней, будь он Архиепископ иль король. Кто талией сумел бы узкой С моей сравниться андалузкой, С моей прелестною вдовой? Ведь это ангел! Это демон! А цвет ее ланиты? Чем он Не персика загар златой! О, вы бы только посмотрели, Какая гибкость в этом теле (Я ей дивлюсь порою сам), Когда она ужом завьется, То рвется прочь, то снова жмется Устами жадными к устам! Признаться ли, какой ценою Одержана победа мною? Тем, что я славно гарцевал И похвалил ее мантилью, Поднес конфеты ей с ванилью Да проводил на карнавал.

Очаровательно-приветлив, Зачем ты прислан мне, цветок? И полумертвый, ты кокетлив. Что означает твой намек? Ты в запечатанном конверте Сейчас проделал долгий путь. Шепнула ль, предавая смерти, Тебе рука хоть что-нибудь? Ты только ли трава сухая И через миг совсем умрешь? Иль, чью-то мысль в себе скрывая, Опять роскошно расцветешь? Одетый в белую одежду, Увы, ты непорочно чист! Однако робкую надежду Мне не подаст зеленый лист. Быть может, чье-то ты посланье? Я скромен: тайну мне открой. Зеленый цвет – иносказанье? Твой аромат – язык иной? Что ж, если так – о нежной тайне Скорей мне на ушко шепни. А если нет – не отвечай мне И на моей груди усни. С игривой ручкой незнакомки Я слишком хорошо знаком. Она шутя твой стебель ломкий Скрепила тонким узелком. Ища ей равную, напрасно Пракситель портил бы резец, Венериной руки прекрасной Не взяв себе за образец. Она бела, она прелестна, Она правдива, говорят. Кто ею завладеет честно, Она тому откроет клад. Она направо и налево Дары не любит рассыпать. Цветок, ее боюсь я гнева: Молчи и дай мне помечтать.

Да, женщины, тут нет ошибки; Дана вам роковая власть: Довольно с нас одной улыбки, Чтоб вознестись или упасть. Слова, молчанье, вздох случайный, Насмешливый иль скучный взгляд, — И в сердце любящего тайно Смертельный проникает яд. Да, ваша гордость неуемна; У нас душа слаба, кротка, И так же ваша власть огромна, Как верность ваша коротка. Но гибнет в мире власть любая, Когда ее несносен гнет; Кто любит и молчит, страдая, В слезах от вас навек уйдет. Пусть горше не пил он напитка, Пусть он истает, как свеча, Но мне милее наша пытка, Чем ваше дело палача.

Когда в чужом краю, где и весна сурова, Залетной птицы зов звучит среди ветвей, Из теплого гнезда в тени лесного крова Ей откликается негромко соловей. Так вы услышали призыв души моей И ей ответили на языке былого. Умолкшая струна во мне запела снова — Тот чистый, робкий звук первоначальных дней. Ужели, нежная, вы тоже испытали И сожаления, и тайные печали? – Кто жил, тот знал и скорбь, и боль сердечных ран. В любви, не правда ли, всегда безумье скрыто. Венок Офелии, волной капризной смытый, — Кто нам вернет его из чужедальных стран?

Люблю я первый вздох зимы еще до срока! Солома жесткая не гнется под ногой Охотника; кричит в пустых лугах сорока, И, чтоб разжечь камин, шлют в замке за слугой. И в город тянет вас. Ах, прошлою зимой Как я туда спешил! Я видел издалёка Париж, мосты и Лувр за дымной поволокой (Крик тех возниц в ушах еще звучит порой). Как рад я был дождю! Любил прохожих, стены, Огни, сиявшие вокруг царицы-Сены, Мечтал о холодах. И встречи ждал с тобой! Я к твоему окну простер с приветом руки… Ведь как, сударыня, мог знать я, что в разлуке Из сердца вашего меня изгнал другой?

Когда на землю ночь спустилась И сад твой охватила мгла; Когда ты с матерью простилась И уж молиться начала; В тот час, когда, в тревоги света Смотря усталою душой, У ночи просишь ты ответа, И чепчик развязался твой; Когда кругом все тьмой покрыто, А в небе теплится звезда, — Скажи, мой друг, моя Пепита, О чем ты думаешь тогда? Кто знает детские мечтанья? Быть может, мысль твоя летит Туда, где сладки упованья И где действительность молчит; О героине ли романа, Тобой оставленной в слезах; Быть может, о дворцах султана, О поцелуях, о мужьях; О той, чья страсть тебе открыта В обмене мыслей молодом; Быть может, обо мне, Пепита… Быть может, ровно ни о чем.