В карманах ни гроша, а это значит, Развеян прах всего, что ни возьми; Но, помня о былом, герой не плачет — Ты просто позабудь меня, Мими! И все же, несмотря на все напасти, Мы не считали ни ночей, ни дней. Любовь всегда у времени во власти, И чем она короче, тем верней.

Когда моя душа успела изболеться, Вдруг появилась ты, как рок в судьбе моей. Я всё тебе отдал: и молодость, и сердце, Сказав: они твои! Сказав: теперь владей! Увы, жестокая! Ничто тебе не мило, Ты молодость мою в лохмотья порвала И сердце бедное мне вдребезги разбила, Теперь мой угол как могила, Где спит, сгоревшее дотла, Всё, что во мне тебя любило. Как прочерк на плите надгробной между днем Рождения и днем кончины, между нами Теперь забвение… Я – призрак, ты – фантом, Затянем наш псалом глухими голосами. Найдем с тобой мотив негромкий, наугад, И запоем вдвоем, как прежде, неустанно; Я буду басом петь, а ты веди сопрано — Итак, на грустный лад затянем без рулад. Ми, ре, ми, до, ре, ля… Постой! А то споется То, что певала ты, душою завладев, И сердце мертвое мое опять забьется, Услышав эту грусть, ее былой напев. До, ми, фа, соль, ми, до… О эти звуки вальса! Я вспомнил эту боль и вспомнил этот хмель: Смех издевающейся флейты раздавался, Пока рыдала под смычком виолончель. Соль, до, до, си, си, ля… Я болен этим тоном! Припомни прошлый год, когда с тобой вдвоем Мы пели с немцами той ночью под Медоном: Они мечтали о своем, мы – о своем. Что ж, остановимся. Нам не вернуть напева И прежнюю любовь не возвратить назад, И на почившую, без желчи и без гнева, С улыбкой тихою прощальный бросим взгляд. Как было хорошо в каморке тесной, рядом Друг с другом! Ветер выл, и дождь стучался к нам, Но в кресле я мечтал, твоим согретый взглядом, Пока дымил очаг, зимой, по вечерам. Трещали угольки, и чайник закопченный Уже фырчал в золе и шумно подпевал Огню, который вел свой танец утонченный, Как дух, который правит бал! Ленивица моя, пока над книгой сладко Ты засыпала, не прочтя и первых глав, Я был готов отдать всю юность без остатка, Припав к твоим рукам, стопы исцеловав. А если кто входил, то, двери отворяя, Вдыхал он аромат беспечности и нег, Ведь наша комната была преддверьем рая, Здесь воцарился мир, – казалось, что навек! Потом зима ушла; в открытое окошко Весна врывалась и будила поутру, И нас вела в луга знакомая дорожка, Где зелень первая дышала на ветру. То было в пятницу, в конце Страстной недели. По воле случая был теплый, тихий день, И мы с тобой с утра гуляли, где хотели, И грело солнце нас, и укрывала тень. Устав от странствий, мы нашли на мягком склоне Под кровом зелени укромный уголок, Пред нами весь пейзаж лежал как на ладони, А окоем небес был светел и глубок. И вот рука в руке, плечом плеча касаясь, Ни звука не сказав, не понимая, как, Мы вдруг в объятьях друг у друга оказались — То был любви надежный знак! Цвел гиацинт, а с ним – фиалка-недотрога, И воздух был душист, весенний, голубой, И улыбался Бог с лазурного порога, Покуда в небеса глядели мы с тобой. «Пребудьте же в любви! – сказал он. – Чтобы чистым И долгим был ваш путь, без горя и прикрас, Я мхом его укрыл, и мягким, и пушистым, Не разнимайте рук – я не гляжу на вас! Пребудьте же в любви! Закаты и рассветы, И чистоту ручьев, и леса благодать, И звезды, и цветы, и пенье птиц – все это Я оживил для вас, заставил вновь дышать. Пребудьте же в любви! И если вам по нраву Луч солнца моего, моей весны краса, То не молитесь мне, не воздавайте славу, А обнимитесь вновь – я отведу глаза!» Лишь месяц миновал с того благого полдня; Куст долгожданных роз расцвел в разгаре дня. Я так тебя любил, тобою душу полня! И вдруг твоя любовь покинула меня. Куда она ушла? Да нет, она повсюду, Как прежде, весела среди подружек-муз. Кто воплотит ее малейшую причуду? Лететь к валету пик? Но ждет червовый туз! Теперь ты счастлива; ты милуешь и губишь; Вокруг тебя толпой теснятся стар и мал; Тебе несут цветы, и шагу ты не ступишь, Чтоб из партера не раздался мадригал. Когда ты на балу, раскрыты все объятья, Тебе не выскользнуть из нежного кольца, И так шуршит твое муаровое платье, Что у любовников сжимаются сердца. Не сыщешь туфелек изящнее на свете — Они и Золушке окажутся малы, Но в танце пламенном никто их не заметит На этих ножках, истоптавших все полы! От благовонных ванн и легких притираний С твоих прекрасных рук сошел загар – они Подобны лилиям, которых нежит ранний, Едва заметный луч, скользя в ночной тени. Серебряный браслет, создание Фромана, Гордится жемчугом, царем морского дна, И кашемировая шаль, нежней тумана, По стану гибкому стекает, как волна. Готический гипюр, узорчатый, старинный, Английских кружев гладь, фламандских – блеск и вязь… Шедевры прошлого тончайшей паутиной Тебя окутали, на грудь твою ложась! Но мне куда милей ты в полотняном платье, А может, в ситцевом, и, помнится, что взор От скромной шляпки был не в силах оторвать я, Сапожки серые мне снятся до сих пор. Да, в новых платьях ты и вправду многих краше, Но эта роскошь угасила страсть и пыл, Давно мертва любовь, спят поцелуи наши, И саван шелковый стук сердца заглушил. Пока я сочинял надгробный, безутешный Плач по моей любви, сошедшей в тьму веков, Я в черном был – точь-в-точь нотариус прилежный, Ну, разве без жабо да золотых очков. Я крепом обвязал мое перо поэта, Лист в траурной кайме подобен был углю, Покуда я писал стихи мои – вот это Последнее «прости» последнему «люблю». И вот, придя к концу сей повести печальной, Застыв над ямою могильною без сил, – Могильщик! – я вскричал, смеясь маниакально. — Ты в этих строках сам себя похоронил! Нет, в этом смехе нет издевки или позы — Дрожит мое перо и падает из рук, И если я смеюсь, то это просто слезы Горячечным дождем смывают каждый звук!

При виде ласточки родимой, К нам прилетевшей по весне, Я вспомнил облик твой любимый, Уже далекий, как во сне. В заветных грезах и печали Я целый день провел, как встарь, И все листал – как мы листали — Забытый старый календарь. Нет, песенка моя не спета, Я помню каждую зарю. Так постучись ко мне, Мюзетта, — Я сразу двери отворю! Душа зовет тебя, подруга И бед, и радостей моих, — Вернись! И честный хлеб досуга Мы вновь разделим на двоих. Вся мебель в нашей комнатушке — Свидетельница тайных слов — Ждет появления подружки: Тебе готовы стол и кров. Все, что печалилось, похоже, Прихорошилось, как на бал, — И наше маленькое ложе, И наш такой большой бокал! Ты снова будешь в белом платье У всех соседок на виду, И снова по́ лесу гулять я Тебя под вечер поведу. И мы опять с тобой разделим Вино и счастье – на двоих, И песенка крылатым хмелем Опять взовьется с губ твоих… Но нет, ничто не возвратится, И кончен бал давным-давно. Ты прилетела, точно птица, — Увы, гнездо разорено. Осталось чувство без ответа, В нем нет ни пыла, ни огня. Ты для меня – не ты, Мюзетта, Я для тебя – навек не я. Прощай, мы прошлое забыли, Мертва последняя весна, И наша юность, как в могиле, В календаре погребена. Пускай же, в пепле догорая, Воспоминанье, в свой черед, Ключ от потерянного рая Нам ненадолго принесет.