О кукла вечная! Мордашку расписную, Мурлыча на манер ласкающихся кись, Досужим вечерком, у кресла одесную, Ко мне, как кошечка к хозяину, приблизь! Оцепеней сродни прекрасному статую Иль оживи, сойди – с ума, замучь – кажись, И смерти от любви я не опротестую, В блаженстве угодив, не знаю, ввысь ли, внизь… Будь хладным идолом иль распаленной самкой! Стыдливо отстраняй – и плотоядно жамкай! Святая, грешная – охотница души! Поэта, осени меня как добрый гений, Как Муза в час моих горений-озарений. А лягу захраплю – мне пятки почеши.

Чем больше женщина, тем больше лицедейка. А ну, зеваками, сошедшими с ума, За их же кровные на сцене завладей-ка, А за кулисами отдайся задарма. Давай, кривляйся же, толпа жадна и клейка, Хотя и в ней полно судейского дерьма. И зубки навостри для нас, а не для стейка. Но только… есть у нас казенные дома. Что, невдомек? И мне. И ладно, будь дикаркой, Свирепствуй. Мы пьяны и тупы. Так нахаркай На покупателей. Они лицо утрут. А после – упади! Красиво – не вахлачкой, Но лебедем! Песок не вороши, не пачкай. У гладиаторов и женщин схожий труд.

Богачка – двадцать лет ей было! Со мною – двадцать франков было. Мы жили вместе той весной, Наш кошелек, почти пустой, Ночь-кредиторша разорила. Луна монеткой золотой Его протерла – за луной Из кошелька в дыру уплыло Все то, что нам судьбою было: Все двадцать весен – до одной! Все двадцать франков – все, что было! Дыру проделав за дырой, Из ночи в ночь, вслед за луной, — Все, что не стало нам судьбой!.. ……………………………….. Потом еще не раз так было, Она была – как прежде было — Всегда собой, всегда шальной: Она себе не изменила На баррикадах той весной! ………………………………….. Потом – охота под луной На первых встречных, вновь, как было… А после – общая могила С безлунной ночью даровой!

По городу – с утра до вечера, годами Хожу в погожий день и, тротуар топча, Жду, что захочется одной прекрасной даме Коснуться зонтиком до моего плеча. И, этак помечтав, чуть-чуть счастливей стану: Забьет нужду в еде – набравшийся дурману. Однажды, как всегда, я вдоль и поперек Округу исходил. И то сказать: стерег! Дозор, ни дать ни взять! И наконец с той самой Столкнулся… – Это с кем? – Ну, с той – Прекрасной Дамой! – И что? – И подошла ко мне, и, на весу – Свой зонтик придержав… мне… подала два су.

Ну, что ко мне пристала, ты, подстилка! Ведь я-то думал: ангел во плоти! И втюрился в тебя наивно, пылко. Что, думаешь, скажу: должок плати? Желанно солнце ящерке линючей. Любовь к тебе – сияла мне точь-в-точь. А ты теперь – любить взаимно? Тучей Твоя взаимность солнце застит. Прочь! С тобой мы разного блаженства ищем. Люблю один – ответа не хочу. В любви желаю оставаться нищим И тосковать по крову и харчу. Пойми, диковинный фарфор, с которым Скорей всего сравнишь любовь мою, Восстанет, склеенный, былым фарфором, Ну а моей… не выжить на клею. Мне счастье дорого обратным смыслом, Когда оно – несчастье и когда В Эдеме яблоко хранится кислым И с краснотцой запретного плода. Что вообще мы друг для друга значим? А ничего… И может быть, к добру… Не я осыплю ласками и плачем. Не я дары обратно заберу! Понятно, в деле-то равны мы оба. Но я рискую, согласись, вдвойне. Когда ты снова влюбишься до гроба, Уже изменишь не со мной, а – мне! Давай считать: любовь пошла на убыль, Меж нами – дружба до скончанья лет, О неприятельница! Ну не грубы ль Такие счеты? Им доверья нет. Хотя бы без ругни расстанемся! А впрочем, Конечно, если с горя не помрем, Но сами над собой и похохочем. Какая прелесть в хохоте твоем!