Пока не пробил час – спускаться в сумрак вечный, Ты, бывший мальчиком и брошенный беспечной Крылатой юностью, усталый, как и мы, Присядь – и вслушайся, до резких труб Зимы, Как летняя свирель поет в тиши осенней. Былая нежность спит в объятьях сладкой лени. А смолкнет песенка – и слышно в тонком сне, Что Август говорит Сентябрьской тишине, И радость бывшая – навеянной печали, Созревший плод повис на ветке; прозвучали Напевы ветерка – угрозой зимних бурь… Но ветер спит еще, ласкаясь. Спит лазурь. Безмолвны сумерки, и ясны небеса, И реют голуби, и в золоте леса… Еще с губ Осени слетают песни Лета. Твой день был солнечным; был ясен час рассвета, А вечер сладостен, душа твоя чиста, Еще улыбкою цветут твои уста… Пусть расплелась коса: волна кудрей прекрасна! Пусть уж не бьет фонтан: вода осталась ясной. Люби. И сотни звезд зажгутся над тобой, Когда пробьет твой час – спускаться в мрак ночной!

Ты вырвалась; но я видал твои глаза; Я знаю вес в руке твоей упругой груди, И вкус, и линию, и цвет, и выгиб тела, За коим гонится моя слепая страсть. Пусть ты поставила меж нами ночь и лес; Но вопреки тебе, красе коварной верен, Обдумал форму я, изникшую во мраке, И воссоздам ее. Уже горит заря; Я статую твою воздвигну глыбой, чтобы Заполнить пустоту, где ты была нагой. Плененная навек в бездушном веществе, Ты будешь корчиться немой и всё же гневной, Живой и мертвою, изваянная мной В лучистом мраморе иль в золотистой глине.

Заветный час настал. Простимся – и иди! Пробудь в молчании, одна с своею думой, Весь этот долгий день – он твой и впереди. О тени, где меня оставила, не думай. Иди, свободная и легкая, как сны, В двойном сиянии улыбки, в ореолах И утра, и твоей проснувшейся весны; Ты не услышишь вслед шагов моих тяжелых. Есть дуб, как жизнь моя, увечен и живуч, Он к меланхоликам и скептикам участлив И приютит меня – и покраснеет луч, В его молчании уж тем я буду счастлив, Что ветер ласковым движением крыла, Отвеяв от меня докучный сумрак грезы, Цветов, которые ты без меня рвала, Мне аромат домчит, тебе оставя розы.

Я пожелал бы глазам твоим равнину И лес зеленый, русый, Далекий, Дымчатый, На самом горизонте под ясным небом. Или холмы Спокойных очертаний, Туманные и медленные, Тающие в истомном воздухе, Или холмы, Иль дальний лес… Я пожелал бы, Чтобы ты слушала Глубокий, сильный, нежный, Великий и глухой, широкий голос моря, Печальный, Как Любовь; А временами, рядом, В минуту молчания Чтоб ты слыхала Воркованье Голубя И нежный, слабый, Подобный Любви, В тени укрытый, Ропот источника… Я пожелал бы для рук твоих цветов, А для твоих шагов Песчаную тропинку, поросшую травой, Которая ведет немного вверх, то вниз, И вьется и, кажется, Уводит в глубь молчанья, Песчаную тропинку, на которой Оставят легкий след твои шаги, Наши шаги С тобой!

Если б я лучше знал мою любовь, если б я лучше Знал мою жизнь, Если б я лучше Знал мои мысли — Я бы не связал моей жизни С твоими мыслями, С твоими днями, Я бы не сплел твоей жизни С моей любовью! Разве дают тому, кого любят, Цветок с шипами, ранящий пальцы? Разве ведут напиться к ключу, Воды которого горьки? Разве дают Прекрасным рукам, Ткущим лишь радость, Прясть грубую паклю И жирную шерсть Прях подневольных?.. Вот ты стоишь посреди моей жизни, На перекрестке путей моих; У ног твоих ключ; роза склонила Опасный свой стебель. Ты сорвала ее. А прялка судьбы Неужто так мало весит Своими неясными нитями, Что ты улыбаешься Тому, что стоишь одна в моей любви И взяла ее за руку?

Коль хочешь ты побыть у очага со мною, То брось цветок, что мнешь небрежною рукою: Печалит он меня, вотще благоухая; И не гляди назад – там только ночь глухая… Ты мне нужна иной – забывшей и леса, И перекличку птиц, и ветер – голоса, Что утоляют боль и гонят прочь тревоги. Хочу, чтоб ты пошла и встала на пороге Одна, горда, бледна и тьмой окружена, Как если б я был мертв – иль ты обнажена.

«Как! мною ты владел, – моим лицом смущенным, Клонившимся с мольбой, И телом всем моим, покорным, обнаженным, Дрожавшим пред тобой! Дыханье уст моих ты пил устами жадно; Ловил во мгле теней Мой заглушенный стон; касался беспощадной Рукой – моих грудей. И сердца моего широкие биенья Подслушивать ты мог; И ропот робости; увы! – и наслажденья Непобедимый вздох. Да! ты владел моим бессилием покорным, И страхом, и стыдом… Что говорю! моим – бесстыдством! и позорным Желаний торжеством… Я пред тобой была безвольной, обнаженной От бедер до лица, И заклинала я, чтоб сумрак благосклонный Тянулся без конца! — И мог ты о другом беседовать с другими, Не о моих губах! Их речь выслушивать, смеяться вместе с ними И думать о делах! И мог ты снова жить, как жил, меня не зная! И, свой восторг тая, Не называть меня! молчать, не повторяя: Она моя! моя! Нет! если ты владел моей покорной страстью, И ты, с того же дня, Всем не кричал о том, в душе не веря счастью, Ты не любил меня!»

Пойдем послушать фонтаны В куртины, в сквозной простор; Версаль, уже стеклянный, Столица мертвых озер. Каскад, лучами согретый, Живит королевский сад. Прекрасны эти боскеты, Забытый приют Дриад! Но мне милей, чем озера, Прозрачные до дна, То зеркало, в котором Сейчас ты отражена.

В ваш облик – нежный, чистый, ясный — Я вглядывался столько раз, Что мне запомнился прекрасный Пейзаж – в разрезе рта и глаз; Я знаю вас и обнаженной, И скрытой в радостных шелках, Над светлым зеркалом склоненной Или простертой на коврах; И ведомо очарованье Мне тела вашего, когда Оно трепещет от желанья, От нежности или стыда; А вашей кожи запах нежный И кос развитых аромат Благоуханьем, вечно свежим, Воспоминания хранят. Слова поэмы знаменитой — Вот чем для всех ваш облик стал; Но ритм ее, в душе сокрытый, Еще никто не прочитал. И если бы искать сравненья, Пришлось бы вспомнить те цветы, Чьих нежных лепестков паденье Я чувствую средь темноты.

О, да, унылой и бесплодной Мне кажется земля, когда Нет легкого на ней следа Твоей походки благородной! И разве мог бы я найти Что лучше для палящей жажды Ручья, к которому однажды Сама склонилась ты в пути? Цветок, который вдохновляет Мне сердце издавна, во всем Твой рот, раскрытый лепестком, Таинственно напоминает; И море в тучах грозовых Мне потому роднее стало, Что и оно берет начало От синевы зрачков твоих.

Храню я зеркало, которое влюбленно Пленило Вас, Когда в его стекле Вы стали обнаженной В июльский час. Унылый сон воды, стремящейся к покою, Уставшей течь, Когда-то оживлен был свежей красотою Прелестных плеч. И вот, как зеркало, душа в своем страданьи В тумане лет От Вашей юности хранит воспоминанья — Нетленный след…

Назавтра – дождь осенний, Всегда – апрельский сон; И жизнь, подобно тени, Проходит круг времен. Сменяет зиму лето, Январь на май похож. Жасмину – час рассвета. Мимозе – смерти дрожь. Рожденье, умиранье, Что было – будет вновь. От счастья и страданья Рождается любовь. В цвет серебра иль меди Одет закатный час… Важней всего на свете Улыбка Ваших глаз!

Когда со мною роза эта, Я вижу Ваш веселый рот. Где алым отблеском рассвета Улыбка юности цветет. И стоит мне в саду плодовом На ветку с яблоком взглянуть, Чтоб в глянце свежем и тяжелом Внезапно вспомнить Вашу грудь. Так и на небе светло-сером, Где только что угас закат, Я чувствую не луч Венеры, А Ваш задумавшийся взгляд.