Иудаизм — одна из древнейших религий мира, национальная религия еврейского народа, начало формирования которой относится ко второму тысячелетию до н. э. Ее ключевые понятия:

• Монотеизм. Мир создан Единым Богом, которому одному подобает поклонение, который не имеет телесных свойств и который один управляет мирозданием.

• Израиль. Из всех народов мира Бог избрал Израиль, чтобы через него осуществить свой промысел в отношении Земли и человечества.

• Завет (договор). Бог заключил с Израилем Завет (договор), согласно которому Израиль должен исполнять возложенную на него миссию: целый ряд особых заповедей, более обширный, чем для остального человечества. Вместе с тем Бог дал Израилю и свои особые обетования.

• Тора («Закон», «Учение»). Воля Бога, включая заповеди Божии, содержится в Письменной Торе (Законе). Это первые пять книг Библии, Пятикнижие Моисеево.

Как и всякую другую религию, иудаизм сопровождают многочисленные мифы. Некоторые из них относительно безобидны (мифы 1 и 2 ниже), но некоторые приводили к настоящим бедствиям для еврейского народа (особенно мифы 7, 8 и 9 ниже). В дальнейшем обзоре мы делаем особый упор на те мифы, которые способствовали окарикатуриванию иудаизма, искажению и передергиванию (подчас сознательному) его основных позиций и учений.

Миф № 1. Единство иудаизма

Воззрения и концепции иудаизма часто обсуждаются так, словно иудаизм представляет собой единое целое. Мы и сами далее будем произносить иногда фразы вроде «иудаизм считает…», «с точки зрения иудаизма…», имея в виду характерные для этой религии взгляды и тенденции. И конечно, существуют верования, которые объединяют всех или почти всех представителей иудаизма: особенно вера в Единого Бога, в божественное избрание Израиля, в священные тексты (Тору, Пророки, Писания). Тем не менее отнюдь не всегда иудаизм был монолитен, и весьма далек он от монолитности в наши дни. Эту поправку всегда следует иметь в виду, когда мы говорим о «позиции иудаизма».

Прежде всего иудаизм был многообразен в древнюю эпоху: как библейскую, так и послебиблейскую (до гибели Второго Храма в 70 году н. э.). Во времена Второго Храма мы находим настоящее изобилие иудейских школ, подчас находящихся друг с другом в ожесточенной полемике и не всегда даже признававших друг друга. Например, фарисеи, наследником которых во многом стал иудаизм более поздний, пытались приблизить жизнь простых людей к тем канонам чистоты (в том числе ритуальной), которые существовали для священства. «Освящение жизни» было их основной целью и программой, по ходу которых они разработали обширный корпус устного предания. Они также верили в воскресение мертвых и жизнь будущего века, что также повлияло на последующий иудаизм (и христианство!). Напротив, саддукеи, преимущественно выходцы из священнической аристократии, не верили в воскресение мертвых, не признавали фарисейского предания и не стремились устроить жизнь мирян по высшим нормам чистоты. Их больше интересовало функционирование храмовой системы с ее ритуалом и экономикой. Ессеи относились к обоим (и всем остальным) течениям с глубочайшим подозрением, обособившись от Иерусалимского Храма и уйдя в небольшие закрытые анклавы. Они считали себя «сынами Света» и ожидали в будущем прихода двух или даже трех мессий (помазанного давидического царя, помазанного первосвященника и, возможно, помазанного пророка). Частью иудаизма того времени было также движение Иоанна Крестителя (призывало к покаянию, аскезе в преддверии скорого наступления Царства Божьего) и иудеохристианство (см. ниже миф 10). Большинство из этих течений не пережили двух иудейских войн, и основу для последующего иудаизма заложило фарисейство.

Пожалуй, лишь средневековый иудаизм можно считать относительно монолитным. Для Средневековья вообще была характерна монолитизация целого ряда религий, затвердение, ужесточение плюралистических и гибких ранних реалий. Религии все сильнее обособлялись друг от друга и очерчивали жесткие границы, причем немалую роль здесь играли противостояния на политической арене. Так произошло с христианством после фиксации канона и догматики, а также превращения его в государственную религию Римской империи. Так произошло с зороастризмом. Не стал исключением и иудаизм, который почти синхронно христианству закрыл границы библейского канона, а также провел жесткую ревизию и селекцию Предания, письменно зафиксировав два больших корпуса текстов: Мишна (компиляция устной законодательной традиции) и Талмуд (многотомный комментарий на Мишну). Конечно, система не была тоталитарной (определенная свобода мысли существовала; раввины, как и христианские теологи, дискутировали по очень широкому кругу тем), но все-таки это было многообразие намного меньшее, чем в прежнюю эпоху. Именно в ту пору, в VIII–X веках, раввины привели к единому стандарту и текст Священного Писания, снабдив его огласовками. (Поскольку еврейский алфавит не знает гласных, библейский текст, когда он не снабжен огласовками, можно в некоторых случаях читать по-разному. Огласовка снимает проблему.)

С началом нового времени начинается новый этап дробления иудаизма, а также коллапс всей средневековой раввинистической системы. Причиной тому был целый комплекс факторов, в частности, обретение евреями значительных индивидуальных прав, а в некоторых случаях и полного равноправия. Иными словами, люди получили (относительную) свободу думать и действовать самостоятельно, не боясь церковной и синагогальной цензуры. По ходу им приходилось отвечать на «вызовы» Просвещения, которые оно бросало не только иудаизму, но и христианству, исламу, да и религии в целом.

Возникшая ситуация привела к постепенной плюрализации иудаизма, дроблению его на ряд направлений. Перечислим нынешние виды иудаизма, от более традиционных к менее традиционным: ультраортодоксия — ортодоксия — консервативный иудаизм — реформистский (= либеральный) иудаизм — реконструкционистский иудаизм. Большинство верующих принадлежат не к крайним направлениям, а к более центральным. Не все эти направления представлены в каждой из точек земного шара одинаково хорошо. Скажем, в России наиболее распространены иудаизмы ультраортодоксальный (часто в хасидской его разновидности) и ортодоксальный, а за последнее время дал о себе знать и реформизм. Зато иудаизмы консервативный и реконструкционистский почти не представлены. Напротив, в США чрезвычайно влиятельны консервативный и реформистский иудаизмы, охватывая примерно четыре пятых всего еврейства…

• Ультраортодоксальный иудаизм выбирает достаточно жесткую сегрегацию от общества, пытаясь максимально возможным образом сохранить традиционно иудейский уклад жизни и обычаев, — так сказать, остановить стрелки часов, если не повернуть их назад. Остальные направления иудаизма в разной степени готовы на компромиссы.

Ортодоксальный иудаизм признает компромиссы лишь отчасти: социально-культурной сегрегации нет, но нет и открытости модернизму. Скажем, он отказывается допускать, что Библия содержит не только божественные откровения, но и чисто человеческие предписания, обусловленные культурным контекстом эпохи. Он глубоко уважает те предания и предписания раввинов, которые были сформулированы раввинами Талмуда. Именно он (наряду с ультраортодоксией) также является официальной религией государства Израиль, оказывая существенное влияние на политическую жизнь этой страны через Главный раввинат Израиля.

Консервативный иудаизм распространен прежде всего в Америке и представляет собой своего рода иудейское «англиканство», а именно, попытку среднего пути между традицией и ее критикой, между обычаем и новацией. Он признает до некоторой степени выводы научной библеистики и необходимость модифицировать старые подходы. К примеру, при всей своей любви к обычаям, в этом иудаизме рукополагают в раввинов женщин (нечто немыслимое для ортодоксии и ультраортодоксии).

Реформистский иудаизм очень активно признает выводы секулярной науки и считает, что традиция иудаизма в большой степени складывалась не только по вдохновению свыше, но и как чисто человеческие разработки, со всеми их плюсами и минусами. Опять же степень радикальности реформистов разная по разным странам: в США она больше, чем, скажем, в Англии или России. Помимо таких новаций, как рукоположение женщин, а также геев и лесбиянок (строжайшее табу для «правой» стороны иудейского спектра), и отказа от многих предписаний Талмуда, реформизм пересмотрел определение еврейства: отныне евреем может считаться и сын нееврейской матери и отца-еврея (по старым канонам еврейская мать обязательна).

Самой «левой» формой иудаизма является реконструкционизм, в котором религиозно-мистическая составляющая минимальна. Его представители мыслят более в историко-культурных категориях, понимая иудаизм как развивающуюся цивилизацию, культурное наследие еврейского народа. В этой среде многие не верят даже в личного Бога, определяя Бога, к примеру, как «Силу, которая способствует спасению». Это не мешает соблюдать обряды и проводить богослужения: более того, в обрядовом плане реконструкционисты могут быть ревностнее реформистов, видя в них верность национальному культурному наследию. Особенно энергично данный вид иудаизма развивается в США.

Между этими «иудаизмами» ведется ожесточенная полемика, часто не уступающая в жесткости христианским спорам между православными, католиками и протестантами: каждая сторона считает именно свое понимание максимально аутентичным.

По отношению ко многим вопросам формулировка «иудаизм считает…» будет весьма относительной. Каково положение женщины? Считать ли христианство достойной и уважаемой религией? Существуют ли перевоплощения? Ожидать ли в грядущем прихода Мессии и наступления будущего века? Написано ли Пятикнижие Моисеем? Необходимо ли стремиться к постройке Третьего Храма? В какой степени следует соблюдать кашрут и другие старинные обычаи, в том числе библейские? На эти и тысячи других вопросов в иудаизме нет единого стандартного ответа. Ответ во многом будет зависеть от того, к какому направлению иудаизма принадлежит человек. У посторонних же подчас складывается иллюзия гораздо большей монолитности иудаизма, потому что на каждой территории обычно доминирует свой вид иудаизма: скажем, в России привыкли ассоциировать с иудаизмом ортодоксальные взгляды и обычаи.

Заметим, что на практике расхождений еще больше. Плюралистический контекст современности создает ситуацию, при которой многие отдельно взятые ортодоксальные иудеи будут придерживаться более «либеральной» линии, чем предполагается магистральным направлением синагоги: скажем, более позитивно относиться к христианству/исламу/ современной культуре или более критически — к тем или иным постановлениям Талмуда. Или обратная картина: скажем, реконструкционисты могут иметь реальную веру в Единого Бога.

Миф № 2. Изолированность от других культур и религий

Поскольку иудаизм позиционирует себя обособленно от других культур и религий (народ «святой», то есть «отделенный»), подчас возникает иллюзия, что он движется по каким-то абсолютно уникальным траекториям развития, не испытывая внешнего влияния. Это неверно. Во все эпохи иудаизм не только сильно влиял на окружающие культуры (самое сильное в истории влияние иудаизма было, пожалуй, опосредованное — через христианство, практически по всему земному шару низвергнувшее языческие верования), но и сам испытывал их влияния. В доказательство приведем небольшой обзор.

Обычно иудаизм отсчитывают от эпохи вавилонского плена (VI век до н. э.). В персидскую эпоху иудаизм испытал сильнейшее влияние государственной религии Персидской империи. Влияние это было особенно сильным потому, что зороастризм был во многом близок монотеизму (Единобожие, несколько разбавленное дуалистическими тенденциями), представлял собой религию Откровения, имел развитую теологию, этику и культуру. К сожалению, подробности иудейско-персидских контактов того времени нам не известны: слишком мало источников иудейских, многие же зороастрийские предания были письменно зафиксированы намного позже, в исламскую эпоху. Скорее всего, основное влияние шло через образованных евреев (в том числе теологов), живших в Персии и Вавилонии. При всем своем (относительном) монотеизме, зороастризм был религией достаточно терпимой, а потому его влияния усваивались легко.

• Дуализм. Красной линией через все зороастрийское богословие проходит идея противостояния Добра и Зла, Бога (Ахура-Мазды, то есть Мудрого Господа) и Сатаны (Ангра-Манью, то есть Злого Духа). Весь мир поляризован и находится в состоянии битвы. Напротив, иудейское богословие крайне редко мыслило в подобных категориях, считая, что как добро, так и зло исходят от Бога. (Отсюда проблема теодицеи, то есть богооправдания, в гораздо большей степени мучившая мыслителей иудейских и христианских, чем зороастрийских.) Тем не менее иудейская демонология явно испытала зороастрийское влияние.

• Апокалиптика. Древнейшие израильские Писания ничего не говорят о том, что мировая история имеет конец. Более того, одно из высказываний Торы можно даже понять в противоположном смысле: после всемирного потопа Бог вроде бы обещает, что новой катастрофы не будет («не буду больше поражать всего живущего… впредь, во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной… не прекратятся». Быт 8:21–22). Верно это впечатление или нет, в персидский период иудаизм все более охватывают апокалиптические чаяния конца века сего и пришествия Мессии. Безусловно, у истоков мессианской надежды как таковой стояли чисто иудейские реалии: надежда на то, что Израилем вновь будет править потомок Давида, который вернет стране былую славу, а ее жителям — справедливость. Но эти надежды подпитывались общением с зороастрийцами, которые верили, что нынешняя эпоха смешения добра и зла сменится торжеством правды и приходом Спасителя.

Воскресение. Согласно зороастрийским верованиям, в конце времен произойдет воскресение мертвых: состоится Страшный Суд и мертвые восстанут. Эти представления оказали влияние на иудаизм, где их отчасти усвоили, в частности, такие законники, как фарисеи. Через фарисейство эти взгляды попали, с одной стороны, в христианство, а с другой стороны, в последующий раввинистический иудаизм. (Хотя современные, более либеральные варианты иудаизма подчас относятся к концепции воскресения, как и вообще апокалиптическим настроениям, скептически.)

В эллинистическую эпоху имело место широкое влияние греческой культуры. Пожалуй, самое яркое свидетельство тому в библейском каноне — Книга Екклесиаста, написанная приблизительно в III веке до н. э., но в порядке литературной фикции приписанная царю Соломону, жившему семью веками ранее. Основной ее темой является бренность всего сущего, несправедливость земных порядков и отсутствие воздаяния праведникам и злодеям.

Всему и всем — одно: одна участь праведнику и нечестивому… Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их; а после того они отходят к умершим. Кто находится между живыми, тому есть еще надежда… а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению… в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости…

(Еккл 9:2-10).

Скептицизм Екклесиаста настолько глубок, что какой-то последующий благочестивый редактор добавил к книге слова: «Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди его соблюдай, потому что в этом все для человека, ибо всякое дело Бог приведет на суд…» (Еккл 12:13–14). Это отчасти противоречит сказанному ранее, но лишь благодаря этой вставке книга попала в библейский канон. Между тем Екклесиаст стоит перед намного более трагической дилеммой, делая в ней благородный выбор: хотя воздаяния нет, все равно нужно сохранить человеческое лицо и вести себя в этой жизни достойно.

Безусловно, скептицизм Екклесиаста никогда не был в полной мере воспринят иудейской традицией. (Хотя в нашу секулярную эпоху к нему все чаще обращаются как к предтече еврейские, да и не только еврейские, мыслители рационалистически-материалистического толка.) И тот же эллинизм давал в Израиле пищу не только скептикам, но и мистикам. Скажем, мистика Каббалы формировалась под прямым и косвенным влиянием платонизма. Из эллинистической же культуры проникло в иудаизм учение о перевоплощениях (евр. «гилгул», то есть «круговорот» (душ). Произошло это, впрочем, далеко не в одночасье. Первые законоучителя и мистики, верившие в реинкарнацию, появились в иудаизме еще во времена Второго Храма. Однако такие взгляды были маргинальными и в текстах того времени встречаются крайне редко, большей частью в форме намеков. В Талмуде и мидрашах (аллегорических комментариях на библейские тексты) намеки проступают все чаще и явственнее. Но лишь в XI веке мусульманский автор аль-Багдади констатирует, что вера в перевоплощения среди евреев распространена. По его словам, еврейские мистики толковали в этом ключе, например, предсказания о превращении царя Навуходоносора в различных животных (см. Дан 5:21). Первым известным нам мистическим трактатом, рассматривавшим реинкарнацию, был «Сефер га-Багир» («Книга ясности», конец XII века). Далее, так сказать, шлюзы открылись, и концепция гилгула стала очень популярной. Вполне возможно, что этим тенденциям поспособствовали контакты европейских каббалистов с катарами. Вооружась новой концепцией, каббалисты стали читать всю Библию в свете гилгула, что открыло новые и неожиданные возможности. Скажем, Книга Иова, делающая упор на непостижимости для человека причины своих страданий — автор ее убежден, что рациональная теодицея невозможна, но проблема преодолевается через личную встречу с Богом, — была истолкована опять же в свете перевоплощений. Оказывается, Иов страдал за грехи, совершенные в прошлых жизнях, что ему и объяснил Создатель («…ты был уже тогда рожден, и число дней твоих очень велико». Иов 38:21). Впоследствии мистики разработали целый ряд сложных концепций того, что происходит с душой и как определить прошлые воплощения. Вопреки протестам ряда более скептических раввинов, концепция гилгула вошла в мейнстрим ортодоксального иудаизма и очень важна, например, для хасидизма. (Впрочем, в иудейском плюрализме она не считается обязательной, и многие ортодоксы, не говоря уже о последователях других направлений иудаизма, ее отвергают.)

Пути развития идей подчас неисповедимы и непредсказуемы! Перевоплощения — учение индийское, некогда занесенное в Грецию. Апокалиптическое воскресение — учение зороастрийское. И вот многие лучшие умы иудаизма, соединяя эти, казалось бы, взаимоисключающие теории человеческой судьбы, породили по-своему уникальную концепцию того, как душа, взрослея, идет к своему окончательному воскресшему телу…

Миф № 3. Любовь к ближнему — нововведение христианства

Многие христиане, да и не только христиане, полагают, что заповедь любви к ближнему впервые дал Иисус. Иисус действительно учил любви к ближнему (Мк 12:28–31), но в этом, а также в понимании этой любви он исходил из традиционного учения иудаизма.

Прежде всего соответствующую заповедь мы находим еще в Торе: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего как самого себя» (Лев 19:18). Многие выдающиеся иудейские законоучителя считали эту заповедь как бы ключом к остальным заповедям Торы (напр., «возлюби ближнего твоего как самого себя — величайший принцип Закона» Сифра 89б). Внимание раввинов-толкователей часто сосредотачивалось на вопросе: что значит «как самого себя»? Любопытна иллюстрация этого вопроса в Иерусалимском Талмуде: допустим, человек порезался ножом, когда резал мясо, — он же не будет в отместку отрубать себе пораненную руку (Недарим 9:4)! Смысл иллюстрации такой: человек и его ближний как бы составляют одно целое, одно тело, поэтому делать зло ему значит делать зло самому себе. Вообще для иудейской традиции очень характерно понимание фразы «как самого себя» не в том смысле, что мы должны любить ближних так, как мы любим себя, а в том смысле, что они и есть мы сами, мы и они составляем одно целое.

Могут спросить: а как же заповедь «око за око, зуб за зуб» (Исх 21:24), в которой подчас видели едва ли не квинтэссенцию ветхозаветной/иудейской этики? (В самом иудаизме эта заповедь никогда не относилась к числу важнейших.) На самом деле «око за око» — это прежде всего принцип, связанный с юридической сферой: наказание должно быть адекватно преступлению. Естественно, такая норма законодательства никоим образом не противоречит заповеди о любви к ближнему. (Заметим, что еще с древнейших пор фраза «око за око» не понималась в иудаизме буквально, но лишь как указание на необходимость должной компенсации, возможно, денежной.) Впрочем, постольку поскольку и здесь может затрагиваться проблема взаимоотношения между милосердием и воздаянием, еще Тора призывает от мести воздержаться: вспомним, что заповедь «любить ближнего» следует как раз за запретом мстить. Более того, сказано проявлять к врагам доброжелательное отношение. Например: «Если голоден враг твой, накорми его хлебом; если он жаждет, напои его водой» (Притч 25:21). В пророческой традиции древнего Израиля мы находим подчас образцы удивительной кротости: «Я предал хребет мой бичующим и ланиты мои поражающим; лица моего не закрывал от поруганий и оплевания» (Ис 50:5–6). Отсюда выросла вся концепция мученичества… Раввины последующих веков обращали внимание на слова псалмопевца: «Благ Господь ко всем, и щедроты Его на всех делах Его» (Пс 144:9). «Ко всем» — значит, в том числе и к грешникам, из чего выводилась необходимость быть милостивым ко всем. Таким образом, не только заповедь любви к ближнему была заимствована христианством из иудаизма, но есть в иудаизме отчетливые параллели и к любви к врагам.

Впрочем, в последнем вопросе иудаизм и христианство все-таки несколько расходятся. Классическая христианская этика делала последовательный упор на непротивление злу, на попытки мирного сопротивления. Иудаизм же усматривал здесь свои опасности: не сделает ли такая тактика человека безоружным перед лицом зла? Полемизируя с христианством, современный ортодоксальный еврейский богослов Хайам Маккоби пишет:

Это замечательное предписание для отдельно взятого святого, который надеется постыдить наглеца, взывая к его совести. Но вы водить отсюда общий принцип нравственности значит делать слабых беззащитными перед сильными. Ведь одна из ключевых установок морали как раз и состоит в том, чтобы твердо стоять за права других людей… Если бы заповедь непротивления злу использовалась против Гитлера, то весь мир оказался бы под гнетом нацизма. И весьма показательно, что Ганди, апостол ненасилия, проводил по отношению к Гитлеру политику умиротворения. Но в наши дни лишь немногие поверят, что такая стратегия заставила бы Гитлера покаяться… она не сработала бы против бессовестного психопата, вождя нации, обуянной фанатизмом.

Здесь очень четко обозначена позиция иудаизма: любовь к ближнему заповедана при любом раскладе; кротость и общая доброжелательность в конфликте также весьма похвальна; но непротивление злу (или злым людям) безнравственно в том случае, если затрагиваются интересы других людей (хотя может быть рекомендовано в конкретных случаях на уровне личной этики).

В какой этике нуждается современное мировое сообщество, христианское или иудейское? Здесь не место выносить вердикты по столь глобальным философским вопросам, однако кратко отметим следующее. В каком-то смысле эти этики дополняют друг друга. С одной стороны, только активное и бескомпромиссное противостояние злу может, например, помочь обезвредить террористов, победить коррупцию и преступность. В этом смысле акценты иудейской этики, о которых пишет Маккоби, предельно актуальны и востребованы. С другой стороны, борьба без милости, борьба агрессивными и военными методами часто способна дегуманизировать общество, принести в него именно те опасности, против которых выступает. Можно надеяться, что сотрудничество и соработничество двух великих этических систем помогут скомпенсировать изъяны и слабые стороны каждой из них и помогут реализоваться сильным сторонам. Тем более что в конечном счете обе эти этики ставят одну цель — гармоничное сообщество, члены которого живут в мире и любви между собой. Согласно Книге Исаии, в богоданность которой верят и христиане, и иудеи, Бог ведет человечество к эпохе, в которой наступит всеобщее примирение людей между собой и людей с природой: «Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком… и дитя протянет руку свою на гнездо змеи… вся земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море» (Ис. 11:6–9).

Миф № 4. В иудаизме положено ненавидеть язычников (неевреев)

Один из самых распространенных антииудейских мифов состоит в том, что иудаизм пропитан ненавистью к язычникам (неевреям): неевреи заведомо ниже сортом. Он уходит корнями в далекое прошлое. Еще библейская Книга Есфири, созданная за несколько веков до нашей эры, передает антисемитскую риторику своего времени следующим образом: «Один только этот народ всегда противится всякому человеку, ведет образ жизни, чуждый законам и… совершает величайшие злодеяния, чтобы царство наше не достигло благосостояния» (Есф 3:13). Согласно этой книге, эта риторика как минимум однажды использовалась для попытки провести геноцид еврейского народа. Аналогичное понимание иудаизма (разумеется, без призывов к геноциду) мы находим у такого античного историка и гуманиста, как Тацит: «Иудеи охотно помогают друг другу, зато ко всем прочим людям относятся враждебно и с ненавистью. Они ни с кем не делят ни пищу, ни ложе, избегают чужих женщин…» («История» 5.5.5). Для Европы нового времени этот миф был «научно» обоснован и популяризован немецким востоковедом Иоханном Андреасом Айзенмергером в книге «Иудаизм без маски» (1711), собравшей различные антиязыческие высказывания (часто выдернутые из контекста) из еврейских источников. Книга Айзенмергера неоднократно опровергалась исследователями самого разного толка (христианскими, иудейскими, секулярными), но это не помешало ей стать антисемитской классикой и немало поспособствовать возникновению в Германии того антисемитского климата, который впоследствии привел к Холокосту. Цитаты из нее поныне приводят даже русские националисты.

Нельзя сказать, что этот миф полностью лишен правдивого зерна: действительно, иудаизм (во всяком случае, в его традиционных, классических формах) предполагает определенную нетерпимость и даже резкую критику в адрес многих аспектов языческой (т. е. нееврейской) культуры и морали. Этот критицизм наложил отпечаток даже на Новый Завет: описывая состояние языческого мира, апостол Павел, потомственный фарисей, рисует мрачную и небеспристрастную картину общества, которое тонет в идолопоклонстве и сексуальной распущенности (Рим 1:18–32). Свои антиязыческие настроения христианство унаследовало именно из иудаизма. В Мишне (законодательном кодексе начала нашей эры) целый трактат («Авода Зара», то есть «Чуждое служение») посвящен тому, как не воспользоваться каким-либо предметом, использовавшимся в языческом идолопоклонстве. В отдельных текстах действительно можно встретить и ненавистнические высказывания.

Тем не менее очень важно не упрощать отношение иудаизма к неевреям и язычеству, не трактовать его в националистически-расистском ключе, а также поставить наиболее жесткие высказывания в широкий контекст.

Прежде всего заметим, что, согласно иудейской традиции, язычники не исключены из спасительного замысла Божьего. Еще в священных Писаниях иудаизма (христианский Ветхий Завет) предполагается, что все человечество так или иначе подотчетно Богу за свои поступки. Например, в Книге Ионы пророк посылается с призывом покаяться к языческому городу Ниневия, а в Книге Исаии есть такие слова: «И земля осквернена под живущими на ней, ибо они преступили законы, изменили устав, нарушили вечный завет» (Ис 24:5). Тем самым предполагается, что язычники имеют свои заповеди от Бога, которые можно соблюдать или нарушать. Более того, библейская Книга Амоса говорит, что в каком-то смысле язычники столь же избраны Богом, сколь и евреи: «Не таковы ли, как сыны эфиоплян, и вы для Меня, сыны Израилевы? — говорит Господь. — Не Я ли вывел Израиля из земли Египетской и филистимлян — из Кафтора, и арамлян — из Кира?» (Ам 9:7). Этот последний стих никогда не разрабатывался подробно в последующей раввинистической традиции, но все же в Писании он присутствует и всегда служил некоторой коррекцией к тенденции мыслить в более национальном, более партикуляристском ключе.

Каковы же заповеди для всего человечества? Раввинистическая традиция искала ответ на этот вопрос в Торе (Пятикнижии). Согласно Книге Бытия, после потопа Создатель заключил завет (союз) со всем человечеством, которое тогда представляли всего несколько человек, причем еврейского народа еще не существовало. Слова Создателя передаются следующим образом:

Все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все; только плоти с душою ее, с кровью ее, не ешьте. Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу от всякого зверя; взыщу также душу человека от руки человека, от руки брата его; кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека; ибо человек создан по образу Божию. Вы же плодитесь и размножайтесь, и распространяйтесь по земле, и умножайтесь на ней. (Быт 9:4–6).

Еще с античности иудейские комментаторы считали, что эти строки отражают семь базовых заповедей для всего человечества, как этических, так и ритуальных. Вот наиболее распространенная формулировка этих заповедей (см. Тосефта, Авода Зара 9:4; Санхедрин 56а).

1. Запрет на идолопоклонство. Он не прописан напрямую, но предполагается, что имплицитно сама концепция договора с Единым Богом исключает поклонение иным богам.

2. Запрет на кощунство. Аналогичная логика: поклонение Единому Богу несовместимо с поруганием Его имени.

3. Запрет на убийство. Согласно Быт 9:6, убийство запрещено, ибо всякий человек несет в себе образ Божий.

4. Запрет на прелюбодеяние (супружескую измену). Он выводился из заповеди «плодиться и размножаться»: продолжение рода нормальным образом осуществляется в браке.

5. Запрет на воровство. Выводится из Быт 9:2, где о животных сказано: «в ваши руки отданы они» — имплицитно концепция частной собственности.

6. Запрет есть мясо, отрезанное от еще живого животного. Так понимались слова «только плоти с душою ее, с кровью ее, не ешьте».

7. Заповедь учредить судопроизводство. Выводилась, в частности, из заповеди наказывать за убийство: установить виновника можно лишь путем тщательного расследования. Тем самым «взыскивается душа человека от руки человека», то есть от руки человеческого суда.

Таковы, с точки зрения иудаизма, универсальные нравственные нормы, которые Бог установил для всего человечества. Если человек их выполняет, он может считаться праведником, даже не принадлежа к еврейскому народу. Согласно одному известному раввинистическому изречению, «язычник, исполняющий Тору, подобен первосвященнику» (Сифра на Лев 18:5). Соответственно, «праведники между народами имеют удел в вечной жизни» (Тосефта Санхедрин 13:2).

Естественно, комментаторы спорили о том, как применять те или иные из этих семи «заповедей Ноевых». В частности, какие религии можно считать идолопоклонством, а какие нельзя? Для знаменитого средневекового учителя Маймонида главным критерием идолопоклонства было отступление от монотеизма (единобожия): соответственно, если человек верит в Единого Бога, он идолопоклонником считаться не может. Так, Маймонид, а с ним и многие другие раввины не считали идолопоклонниками мусульман («Мишне Тора», Гилхот Маахалот Асурот 11:7). В наши дни раввины все чаще считают монотеистами и христиан (см. ниже миф 10), хотя для многих христианство остается и в этом смысле под сомнением из-за веры в Троицу.

Конечно, экуменизм заповедей Ноевых весьма относителен: любой отход от монотеизма считается серьезным искажением божественного замысла о человеке и даже серьезным грехом, который может помешать обретению вечной жизни. (Поэтому такие религии, как буддизм и индуизм, оказываются вне экуменического поля.) Тем не менее сама концепция предполагала определенную открытость неиудейскому миру. Можно сказать, что иудаизм даже в его менее плюралистической (средневековой) форме был терпимее тогдашнего христианства: средневековое христианство учило, что «вне церкви нет спасения» (доктрина, впоследствии часто смягчавшаяся или отвергавшаяся), но иудаизм обычно считал, что спасение возможно и вне рамок иудаизма. Некоторые еврейские мыслители ставят весьма высоко эту особенность своей религии. Например, философ Герман Коген полагал иудейскую концепцию спасения более возвышенной, чем христианскую: этика в ней находится выше веры; люди судятся прежде всего по тому, делали ли они добрые дела, а не в соответствии с их взглядами.

Роль еврейского народа по отношению к язычникам мыслится не в расистских категориях, а в категориях священнической миссии. Согласно базовой формулировке Торы, евреи призваны быть «царством священников» (Исх 19:6). В сообществе народов мира они являются как бы священниками, а остальные — мирянами. Соответственно в качестве священников они имеют дополнительную ответственность: соблюдать не семь, а целых 613 заповедей Торы, в том числе целый комплекс заповедей ритуальных. Одна из составляющих этого священнического призвания состоит в том, чтобы просвещать другие народы: учить их знанию о Боге и правильной этике. Интересно, что даже широкое рассеяние евреев по Земле понималось многими еврейскими учителями не как бедствие, а как Божий промысел с целью распространения истины.

Ответственность почетна, но подавляющее большинство еврейских учителей разных эпох считало, что искать ее язычнику нет никакой необходимости: обращаться в иудаизм не нужно, ибо можно быть угодным Богу и за пределами иудаизма. Поэтому иудаизм практически никогда не вел активную миссию к язычникам.

Что касается общего отношения иудеев к язычникам, ситуация очень варьировалась от времени и места. В целом можно сказать, что в условиях антисемитских возникали резко антиязыческие настроения. При благожелательном или нейтральном отношении окружающей среды следовала соответствующая реакция и еврейских учителей. В принципе иудаизм был открыт для признания чужих достоинств. Например, некоторые раввины высоко ставили греческий язык. Показательна известная интерпретация библейского пророчества о потомках Иафета (т. е. греках, фракийцах и т. д.) «да соделает Бог Иафета прекрасным» (Быт 9:7; «да распространит Бог Иафета» — синодальный перевод). В Вавилонском Талмуде этот стих понимается следующим образом: «Краса Иафета, греческий перевод, будет использоваться в шатрах Симовых, еврейских домах учения» (Мегилла 9б). (Здесь комментируется использование греческого перевода Священного Писания в синагогах.) Вообще, если подходить к еврейским текстам не с ситом Айзенмергера, то станет ясно, что наряду с высказываниями антиязыческими, всегда были и высказывания противоположного толка. Скажем, в XVIII веке каббалист и мистик Бен Атар учил, что в ряде отношений язычники даровитее евреев (например, в мудрости, в административных навыках), и Тора была дана Израилю не по заслугам последнего, а по заслугам предков — праведных патриархов.

Миф № 5. Бог как деспот, а не как Отец

Этот миф особенно распространен в христианской среде: предполагается, что лишь христианство открыло людям Бога как Отца, причем любящего Отца; лишь христианство сделало возможным молитвенное обращение к Богу как к Отцу. Часто при этом вспоминают первую строчку главной христианской молитвы («Отче наш…») и слова из Евангелия от Иоанна: «Тем, которые приняли его (Иисуса)… дал власть быть чадами Божиими» (Ин 1:12). Данное представление получило прописку даже в среде образованных христиан.

Между тем оно глубоко ошибочно. Не говоря уже о том, что представление о Боге как Отце было присуще и древнему язычеству (скажем, Зевс — отец богов и людей), для иудаизма отцовство Бога играло и играет огромную роль. Это отцовство могло пониматься по-разному.

Во-первых, Бог считался Отцом по отношению к своему народу Израилю в целом. Так, в Книге Исход от лица Бога говорится: «Израиль — сын Мой, первенец Мой» (Исх 4:22). А в Книге Второзакония сам Моисей говорит израильтянам о Боге: «Не Он ли Отец твой, который усвоил тебя, создал тебя и устроил тебя?» (Втор 32:6). Соответственно «вы сыны Господа Бога вашего» (Втор 14:1). Причем предполагалось, что это отец любящий: «Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего… Я сам приучал Ефрема ходить, носил его на руках Своих, а они не сознавали, что Я врачевал их… влек Я их узами любви» (Ос 11:1–4).

Во-вторых, еще с древних библейских времен люди обращались к Богу Израилеву как к Отцу. Мы встречаем это обращение в поэтических гимнах: «Ты Отец мой, Бог мой и твердыня спасения моего» (Пс 88:26). И в пророческих текстах: «Только Ты — Отец наш… Ты, Господи, Отец наш» (Ис 63:16). Аналогичную ситуацию отражают с древности и внебиблейские тексты. В последующем иудаизме это тоже очень характерно: такие обращения к Богу, как «Отче наш», «Отче», «Отче наш, который на небесах», постоянно используются в молитвенниках и литургических текстах. (Именно из традиционных молитв иудаизма, знакомых Иисусу и его еврейским ученикам с детства, почерпнута первая строка евангельской молитвы Господней.) Именно так каждый иудей приучен обращаться к Творцу.

Многие еврейские учителя разных эпох считали исключительно важным для каждого человека помнить о своем сыновстве по отношению к Богу. Вот один из рассказов, типичных для хасидского мировосприятия:

Рабби Шеломо из Карлина спросил:

— Каково самое дурное деяние Злого Начала?

И ответил сам себе:

— Когда человек забывает, что он — царский сын.

В XX веке еврейские мыслители продолжали размышлять о Боге как о любящем Отце. С одной стороны, магистральной линией было более глубокое осмысление этого образа. Например, философ Авраам Хешель отмечал, что Бог не просто глубоко личностен, не просто есть «любящий Отец», но сам нуждается в человеческой любви и одинок без нее. С другой стороны, именно в прошедшее столетие вера в Бога как благого Отца пережила испытание величайшей в истории еврейского народа трагедией — Холокостом. Как мог Бог допустить столь чудовищные страдания своих детей? Чего стоят обетования, данные в Торе? Можно ли по-прежнему верить в Бога как Отца, который заботится о своем народе? Размышления над этими и другими вопросами породили новое направление в богословии — «богословие после Холокоста». Некоторые радикально настроенные иудейские авторы поспешили поставить под сомнение базовые постулаты религии. Например, теолог Ричард Рубенстайн (род. 1924) считает «вопрос о Боге и лагерях смерти» «главным вопросом для иудейского богословия в наше время». Более того, он высказал мнение, что после Освенцима честнее всего будет отвергнуть Бога. (Впрочем, в своих последних работах Рубенстайн очень сильно смягчил свои идеи.)

Другие мыслители рассуждали совершенно иначе. Скажем, теолог Эмиль Факенхайм (1916–2003) считал, что «отрицать Бога или отчаиваться в Нем, как бы мы ни спорили с Ним или с верой в Него», евреям запрещено, — хотя бы уже потому, что это будет означать конец иудаизма и еврейства, а значит, посмертную победу Гитлера. Другие уподобляют страдания еврейского народа при Холокосте страданиям Иова: они незаслуженны или кажутся незаслуженными, но у Бога есть свой ответ на них, и при сохранении верности евреев Творцу, при доверии его благости и милости они пройдут испытание, смысл которого раскроется позднее, возможно, в эсхатологической перспективе. Еще некоторые вспоминают тексты Библии и Талмуда, которые предполагают, что Бог страдает вместе со своими тварями. Например:

Как землетрясение?

Рокочет.

Рав Каттина шел по дороге. Когда он дошел до ворот дома некроманта, послышался рокот в глубине. Он спросил:

— Не знает ли некромант причин этого рокота в глубине?

Ответил некромант:

— Каттина, Каттина, как же мне не знать? Когда Святой, Благословен, Он вспоминает, что дети Его погружены в бедствия среди народов мира, две слезы падают из Его очей в Великое Море, и звук слышан от одного конца мира до другого. Отсюда рокот.

(Берахот 59а).

Конечно, это притча, иносказание (причем текст не забывает далее отругать некромантию). Но тем самым получается, что Бог не наблюдает за страданиями людей из «прекрасного далека», а участвует в этих страданиях.

В XX веке высказывались страшнее. Вот известный отрывок из автобиографии Эли Визеля «Ночь» (1955). (Автобиография, получившая широчайшую известность как еврейское свидетельство о Холокосте.) Подростком в Освенциме он видел казнь мальчика, которого повесили вместе с двумя взрослыми: он умирал медленно и в тяжких муках, поскольку его тело было слишком легким, чтобы веревка сломала ему шею. В толпе люди спрашивали: «Где же Бог? Где Бог?».

И я услышал, как голос позади меня ответил: «Где Он? Вот Он! — Он повешен здесь, на виселице…».

Это — не священный текст, не высказывание раввина или иного религиозного авторитета, но в известном смысле тоже иудаизм: современное продолжение Книги Иова… Христианство говорит о Боге страдающем, испытавшем страшную казнь в личности Иисуса из Назарета, который был распят на кресте.

Иудаизм отрицает возможность Боговоплощения, отрицает возможность Богу явиться в образе человека здесь, на Земле, но оказывается, что и он — по крайней мере, в некоторых своих проявлениях, — не исключает человеческих страданий Бога. В еврейском отклике, который сочувственно цитирует Визель, Бог самоотождествляется с повешенным на виселице ребенком, — и в этом состоит также теодицея, оправдание Бога…

Подводя итог этой теме, можно сказать, что иудаизм мыслит Бога в глубоко личностных категориях. С Богом возможна личная взаимосвязь. К нему можно испытывать чувства как к мужу (Книга Осии) или любовнику (Песнь Песней). Он предстает и как любящий Отец, и как страдающий Отец. Любовь Творца проводит Израиль через гонения и с состраданием в гонениях, не дает ему раствориться между народами и погибнуть даже в тех обстоятельствах, когда полная гибель кажется неминуемой. Но это и не любовь сусально-пряничная. Бог требует от своих сыновей и дочерей ответственности за то высокое призвание, которым он наделил их: человечество — перед царством природы, Израиль — как священство и свет народам мира. Вместе с тем иудаизм позволяет человеку высказать лично Богу всю радость и все страдания, которыми болит его душа. Здесь и благодарность за невиданные благодеяния, и здесь же самые горькие упреки, — как в тесных семейных отношениях.

Миф № 6. Однобокость «золотого правила» и ущербная этика

Этот миф распространен в более образованной среде, как правило, христианской. Он предполагает, что положительная форма «золотого правила» этики (поступать с другими людьми так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой) есть нововведение христианства (ср. Мф 7:12); иудаизм же знает «золотое правило» лишь в его негативной форме (не делай ближнему, чего себе не желаешь). Считается, что такая однобокость отражает ущербность иудаизма, ибо только христианство принесло с собой идею деятельного милосердия. Любопытно, что христианская идея превосходства положительной формы «золотого правила» — относительно недавнего происхождения: Новый Завет и отцы церкви об этом молчат, а в таком авторитетном раннехристианском тексте, как Дидахе (1:2), приоритет отдан форме негативной. Лишь в последние столетия позитивную формулировку подняли на щит как знак христианского превосходства.

Прежде всего заметим, что негативная форма «золотого правила» действительно очень важна для иудаизма. Она встречается, например, в одном известном раввинистическом тексте, где объясняются ключевые приоритеты Закона.

Был такой случай:

Приходит некий иноверец к Шаммаю и говорит:

— Я приму вашу веру, если ты научишь меня всей Торе, пока я в силах буду стоять на одной ноге.

Рассердился Шаммай и, замахнувшись бывшим у него в руке локтемером, прогнал иноверца. Пошел тот к Гиллелю. И Гиллель обратил его, сказав:

— Не делай ближнему того, чего себе не желаешь. В этом заключается вся суть Торы. Все остальное есть толкование. Иди и учись.

(Шаббат 31а; цит. по пер. С. Фруга).

Гиллель и Шаммай жили незадолго до Иисуса, были очень авторитетными учителями Закона, и позиция Гиллеля, как она здесь отражена, многими в иудаизме считалась изложением квинтэссенции библейской/иудейской этики. Интересно, что совсем недавно эти слова привел новоизбранный президент США Барак Обама с комментарием: «Это заповедует Тора». Конечно, он не сделал ошибки, приписав цитату Торе, но последовал именно интерпретации Гиллеля, который усматривал в ней основную этическую весть Торы…

Однако иудаизм знает не только негативную формулировку «золотого правила». Позитивная формулировка с древности встречается в еврейских текстах. Например, во II веке до н. э. Послание Аристея сочетает позитивную и негативную формулировки:

Как ты сам желаешь, чтобы никакое зло не приключилось с тобой, но желаешь всякого дара, так по этому принципу ты должен поступать и со своими подданными, включая нарушителей… (207).

Своеобразную вариацию на эту же тему мы находим во Второй Книге Еноха (I век н. э.):

Чего человек просит у Господа для своей собственной души, так же должен поступать он и со всякой живой душой… (61:2).

Более того, если мы не будем гнаться за математической точностью формулировки, то сразу же станет ясно, что и ветхозаветный призыв возлюбить ближнего как самого себя (Лев 19:18; см. выше миф 3) есть не что иное, как все та же вариация на «золотое правило».

Рассматриваемое нами заблуждение, однако, простирается намного глубже, чем просто незнание каких-то еврейских текстов, подчас малоизвестных. Задумаемся: а действительно ли иудаизм не знает деятельного милосердия? Достаточно даже беглого знакомства с основополагающими положениями иудаизма, чтобы убедиться в обратном. Одно из базовых понятий иудейской этики — «гмилут хасадим» («дела человеколюбия/милосердия», «добрые дела»).

На трех деяниях стоит мир: на Торе, на служении (Богу) и на делах человеколюбия. (Авот 1:2).

Будь учеником Аарона — люби мир, стремись к миру, люби людей и приближай их к Торе. (Авот 1:12).

Если бы Израиль лишь вник в сказанное ему отцом его Иаковом (Быт 49:28), то никакой народ и никакое царство не господствовало бы над ним. А что же он сказал ему? Возьмите на себя Царство Небесное, соперничайте друг с другом в страхе перед Небесами и поступайте друг с другом с делами человеколюбия. (Сифре Деварим 323).

Начало Торы — дела человеколюбия, и конец ее — дела человеколюбия. Начало есть дела человеколюбия, как написано: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» (Быт 3:21). И конец есть дела человеколюбия, как написано: «И погребен Им (Моисей) в долине…» (Втор 34:6). (Сота 14а).

Все заповеди между человеком и его ближним заключены в делах человеколюбия.

(Маймонид, Толкование на Мишну, Пеа 1:1).

Что входит в понятие «гмилут хасадим»? Очень широкий спектр добрых дел: давать приют странникам и мирить поссорившихся, посещать больных и почитать родителей, давать доброе воспитание детям и погребать усопших, а также многое другое. Одним словом, сюда относится деятельная доброта, причем доброта бескорыстная, без расчета получить что-либо взамен.

Рабби Хама бар Ханина сказал: что значит «Господу Богу вашему последуйте» (Втор 13:5)? Разве может человек последовать за Божественным Присутствием? Разве не сказано: «Господь Бог твой есть огнь поядающий» (Втор 4:24)? Но последовать нужно качествам Святого, благословен Он. Как Он одевает нагих (написано: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» Быт 3:21), так и вы одевайте нагих! Как Святой, благословен Он, навещал больных (написано: «И явился ему (Аврааму) Господь у дубравы Мамре» Быт 18:1), так и вы навещайте больных! Как Святой, благословен Он, утешал плачущих (написано: «По смерти Авраама Бог благословил Исаака, сына его» Быт 25:11), так и вы утешайте плачущих! Как Святой, благословен Он, хоронил усопших (написано: «И погребен Им (Моисей) в долине…» Втор 34:6), так и вы погребайте усопших! (Сота 14а).

В этой концепции «гмилут хасадим» есть подражание самому Творцу, который постоянно действует на благо людям. Заметим, что тема подражания Богу исключительно важна для иудаизма. (На ранней стадии христианства, когда оно еще было частью иудаизма, она также имела большую значимость. Впоследствии чаще говорили о «подражании Христу», особенно в католичестве, или подражании святым.)

Теперь снова вернемся к идее превосходства положительной («христианской») формулировки над негативной. Мы показали, что в иудаизме обе формулировки были известны и что иудаизм знает и даже проповедует активное милосердие. Но если поставить вопрос в более философском ракурсе: столь ли очевидно, что положительная формулировка выше? Здесь приходят на ум следующие соображения. Во-первых, трудно отдавать предпочтение одной формулировке перед другой: не являются ли они, скорее, двумя сторонами одной монеты? Ибо разве можно, к примеру, поступать с человеком так, как ты хочешь, чтобы он поступал с тобой, одновременно не воздерживаясь от поступков, которые не желаешь самому себе (и наоборот)? В этом смысле двойная формулировка Послания Аристея понятна: оба пожелания естественным образом сопутствуют друг другу. Во-вторых, в любом случае позитивная формулировка сама по себе, в отрыве от контекста и вышеупомянутой «второй стороны монеты», годится лишь в качестве очень приблизительного указания, а отнюдь не руководства на все случаи жизни. В самом деле, что было бы, если бы в своих поступках по отношению к другим людям мы исходили из собственных желаний? Ясно, что здесь следует проявлять осторожность. Возможно, мы хотим, чтобы с нами поступали милостиво и благожелательно (и в этом смысле правило работает), но вместе с тем у нас есть масса личных вкусов и пристрастий, которые было бы предпочтительно не навязывать ближним, но вместо этого вслушаться в их собственные желания (и в этом смысле правило совсем не работает).

Итоги этой дискуссии можно подвести следующим образом. Разница между позитивной и негативной формулировками «золотого правила» не имеет принципиального значения, как это отлично понимали древние иудейские и христианские авторы: она высосана из пальца лишь христианскими апологетами нового времени. Иудаизм знает как негативную, так и позитивную формулировку, а также, что еще более существенно, делает упор на деятельное и бескорыстное милосердие.

Миф № 7. Евреи распяли Иисуса Христа

Согласно широкому некогда представлению, еврейский народ в целом несет ответственность за смерть Иисуса из Назарета. В христианском мире обоснование этому воззрению находили в Евангелии от Матфея. Повествование о Страстях в этом тексте содержит следующий эпизод: римский (т. е. языческий) прокуратор Понтий Пилат пытается спасти Иисуса от казни, а еврейская толпа настаивает-таки на казни, причем, как кажется, берет на себя и своих потомков ответственность за данное решение («кровь его на нас и на детях наших» Мф 27:25). Говорит Ориген в своем толковании на Мф 27:25: «Тем самым они (иудеи) не только сделались виновными в крови пророков, но и наполнили меру своих отцов и стали повинны в крови Христовой… Кровь Иисуса пришла не только на тех, кто жил ранее, но и на все последующие поколения иудеев до завершения».

Более того, поскольку христиане со временем стали почитать Иисуса как Бога, обвинение евреев в убийстве Иисуса породило новое расхожее обвинение: в богоубийстве. Около 180 года Мелитон, епископ Сардийский, высказал его в своей пасхальной проповеди. Впоследствии это учение развивали и другие видные христианские авторы: Иоанн Златоуст, Августин, Мартин Лютер, не говоря уже о реакции народных масс. Очень часто предполагаемое богоубийство «доказывало» ущербность иудаизма и даже всего еврейского народа. В Средние века им обосновывали погромы и преступления, например, первого крестового похода. В сущности, именно оно большей частью питало христианский, да и вообще европейский антисемитизм, приведя к наиболее трагическим последствиям в XX веке.

Оставляя богословам вопрос о том, был ли Иисус из Назарета Богом (а значит, и о правомерности трактовать его казнь как «богоубийство»), прокомментируем его казнь с чисто исторической точки зрения.

1. Движение, основанное Иисусом, было целиком и полностью иудейским по своему характеру. Иисус и его ученики не просто были евреями и иудаистами: они ставили своей задачей как можно шире распространить соблюдение заповедей еврейского Закона. Более того, христианство первых десятилетий еще целиком оставалось в рамках иудаизма (см. ниже миф 10). Рассуждая со своих православных позиций, Н.А. Бердяев резонно замечает: «Но ведь евреи же первыми и признали Христа. Апостолы были евреи, еврейской была первая христианская община. Почему же за это не восхваляют евреев?» Факт этот, конечно, весьма неудобен для антисемитов, поэтому неудивительно, что, к примеру, при Третьем рейхе «немецкие христиане» пытались превратить Иисуса в арийца (вопреки всем историческим свидетельствам).

2. Иисус пользовался популярностью и любовью в еврейском народе (собственно, только поэтому враги и сочли за лучшее казнить его!). Даже согласно евангелисту Матфею, приводящему слова «кровь его на нас…», их произносила лишь группа людей, специально подкупленная и сорганизованная той частью властной элиты (Мф 27:16), которая была настроена враждебно к Иисусу из-за его выступлений против коррупции и наживы в иерусалимском Храме.

3. Подавляющее большинство евреев о пасхальной расправе попросту не знали. Жители диаспоры и областей вне Иерусалима узнали о казни спустя дни, недели, а иногда и годы. Многие же из бывших в Иерусалиме либо не обратили внимания на происходящее, либо опять-таки узнали о нем с запозданием. Те же, кто был в курсе дела, часто относились к Иисусу и его ученикам с сочувствием. Согласно Евангелию от Луки, когда Иисуса вели на казнь, за ним шла целая толпа плачущего народа (Лк 23:26–27).

4. При любом раскладе абсурдно обвинять в каком бы то ни было злодеянии потомков преступника. Для каждого здравомыслящего человека очевидно, что вину несет лишь сам преступник, а его внуки и правнуки не отвечают за содеянное, — даже в том случае, если преступник произнесет сакральную фразу «кровь его… на детях наших».

5. Ответственность за распятие Иисуса лежит не только на еврейском Синедрионе, но и на римлянах: распятие было римской формой казни, а Иудеей правил Понтий Пилат. Евангелисты несколько затушевывают активное римское участие в распятии (из соображений политической безопасности?!), но необходимо отдавать себе отчет: если бы Пилат хотел спасти Иисуса, он бы его спас. Между тем никому и в голову не приходит (к счастью) винить, скажем, итальянцев за то, что один из их предков подписал указ о казни Иисуса!

Некоторого внимания требует еще фраза Мф 27:25 («…кровь его на нас и на детях наших…»). Какой смысл и вес она может иметь?

1. Прежде всего следует учитывать мнение многих историков, которые усматривают в сцене освобождения Варнавы (Мк 15:6-15 плюс дополнительные детали в Мф 27:24–25) богословскую выдумку/фикцию евангелиста или других ранних христиан. (А) Внебиблейские источники не упоминают о существовании у римлян обычая отпускать на пасху узника, о котором просят иудеи. Более того, такой обычай противоречил бы «реальной политике»: разве целесообразно оккупантам вести себя подобным образом? (Б) Сомнительно, что Пилат стал бы отпускать «известного» (Мф 27:16) бунтовщика. Если уж он боялся реакции императора, то это был как раз самый повод бояться. (В) Действия Пилата выглядят нелогичными: если бы Пилат хотел спасти Иисуса, он бы его спас или как минимум отсрочил его казнь, причем без негативных последствий для своей карьеры. Если он, скажем, боялся отпустить его на свободу, он мог отправить его на суд в Рим (как впоследствии поступили с апостолом Павлом). (Г) Далеко не факт, что Иисус был вообще опасен римским властям, коль скоро он призывал платить налоги и запрещал вооруженное восстание. Таким образом, не исключено, что фраза в Мф 27:25 вообще не была произнесена.

2. Если Мф 27:25 описывает реально происшедшее событие, в любом случае приведенные там слова суть слова человеческие. Ни из чего не видно, что они отражают волю Творца, некий приговор свыше. Мало ли что может сказать преступник в угаре или ослеплении! Значит ли это, что его потомки должны расплачиваться за его преступление, если он присовокупил к нему сакральную фразу?

3. Сам евангелист Матфей, видимо, вовсе не предполагает вечной ответственности еврейского народа (к которому он и его община сами принадлежат!) за действия описываемой им толпы. Он пишет в 80-90-е годы и, скорее всего, имеет в виду недавно закончившуюся Иудейскую войну, которая стала ужасным бедствием для страны. По его мнению, палачи и противники пророка, призывавшего народ к миру и покаянию, де-факто подтолкнули государство в пропасть, навлекли бедствие и на себя, и на своих собственных детей.

Очевидно, что седьмой миф возрос на почве суеверий и древних представлений о родовой мести, невозможных для здорового и цивилизованного человека, причем огромную роль в нем сыграло не только отсутствие здравого смысла, но и невежество относительно евангельской истории. Между тем в истории он сыграл поистине роковую роль. Будучи в том или ином виде пропагандирован христианскими проповедниками, он способствовал распространению понятия, что еврейский народ со своей религией находится под тяжелым проклятием. К евреям относились со страхом, опаской и брезгливостью: со стороны людей, проклятых за богоубийство и не покаявшихся в этом, можно было ожидать любых новых злодейств…

Вообще миф оказался далеко не безобидным, зачастую способствуя христианским гонениям на евреев или препятствуя христианам занять адекватную позицию относительно гонений. Рабби Михаэль Дов Вейсмандл вспоминает о своем разговоре с папским нунцием в 1944 году (пик Холокоста). По его словам, нунций сказал примерно следующее: «Невинной крови еврейских детей не существует. Всякая еврейская кровь виновна. Вы должны умирать. Это наказание пришло на вас за тот грех (богоубийства)».

Справедливости ради заметим, что тысячи христиан рисковали во время войны жизнью ради спасения евреев, а после Холокоста почти все основные христианские церкви отказались от попыток вменить евреям и иудаизму смерть Мессии. Например, в одной из деклараций Второго Ватиканского Собора звучит наконец голос разума: «Хотя иудейские власти, с их приверженцами, требовали смерти Христа, однако то, что было сделано во время страстей Его, не может быть вменено ни всем без различия иудеям, жившим в то время, ни иудеям нашего времени… иудеи не должны быть представлены ни отверженными Богом, ни проклятыми, как будто бы это вытекало из Священного Писания» (Nostra Aetate 4).

Миф № 8. «…что пьют они кровь христианских младенцев…»

Пожалуй, еще более опасный для иудаизма миф представляет собой так называемый «кровавый навет»: обвинение иудеев в ритуальных убийствах. Согласно этому мифу, иудеи убивают христианских мальчиков/младенцев с тем, чтобы использовать их кровь в приготовлении пасхальных опресноков. В некоторых версиях мифа христианская кровь используется евреями для колдовских обрядов или при рукоположении раввинов.

Первый документированный случай обвинения евреев в ритуальном убийстве обычно относят к 1144 году. 26 марта, незадолго до Пасхи, двенадцатилетний мальчик по имени Уильям из города Норвича, подмастерье кожевника, был найден в лесу мертвым со следами насильственной смерти (голова его была обрита, а на теле — следы ранений). По словам его матери, тремя днями ранее он ушел с каким-то человеком, предлагавшим ему работу. Дядя мальчика заподозрил местных евреев, и пополз слух, что мальчика заманили и замучили евреи. Однако местный шериф, проведший короткое расследование, отклонил обвинения в адрес евреев. Лишь спустя шесть лет, когда в местном соборе появился бенедиктинский монах Томас из Монмута, история стала интенсивно раскручиваться в антисемитском ключе. Томас написал трактат под названием «Житие и Страсти святого Уильяма, мученика Норвичского», который представлял собой смесь жанров: отчасти агиография, отчасти детектив, отчасти попытка расследования. К сожалению, свидетельства, собранные Томасом, слишком ненадежны и недостаточны для того, чтобы мы сейчас могли понять, кто на самом деле убил мальчика, — и уж тем более, не существовало современных методов аутопсии. (Постулировать же на таком основании ритуальное убийство при мало-мальски здравом подходе вообще было бы невозможно.) Стал ли мальчик жертвой маньяка или мрачных средневековых колдовских обрядов (каких немало было и в христианском мире)? Мы не знаем. К сожалению, историческая правда и торжество правосудия в данном случае мало кого волновали: злая и суеверная сплетня, будучи однажды запущена, быстро распространилась (хотя, заметим, и не получила официальной церковной санкции). Роковую роль сыграли «признания» некоего Теобальда, обращенного в христианство еврея из Кембриджа: по его словам, вожди иудаизма собираются ежегодно во французской Нарбонне и бросают жребий, где убить на Пасху очередного христианского ребенка. У Теобальда не было на руках ни малейших доказательств, а в последующие годы его показания с лихвой перекрылись показаниями других евреев, обращенных в христианство, которые отрицали существование в иудаизме подобной практики. Скорее всего, Теобальд либо сводил личные счеты со своими бывшими единоверцами, либо был подкуплен, либо попросту психически нездоров.

Обвинения евреев в ритуальных убийствах перекинулись во Францию (1171) и Испанию (1182). Однако это еще не был «кровавый навет» в его классической форме. Классическую форму он обрел впервые лишь в 1236 году в немецком городе Фульда. Там произошел следующий трагический случай: пятеро детей сгорели во время пожара на мельнице, пока их родители были на литургии. Пожар был приписан злому умыслу евреев: якобы они не только убили ребятишек, но и использовали их кровь в качестве «снадобья». В результате было убито 32 еврейских мужчин и женщин. Светские власти не поддержали истерии. Фридрих И, германский король и император Священной Римской империи, учредил дознание, которое доказало полную невинность евреев как в данном конкретном случае, так и отсутствие у них каких-либо ритуальных убийств вообще. Его инициатива была поддержана католической церковью. В 1246 году папа Иннокентий IV издал специальную буллу, защищающую евреев от кровавого навета. Строгие предупреждения против подобной клеветы издавались светскими и церковными властями и впоследствии.

Миф, однако, оказался живуч и сохранился до XX века. Еще в 1913 году в Киеве на полном серьезе рассматривалось так называемое «дело Бейлиса» (процесс над Менахемом Бейлисом, обвиняемым в ритуальном убийстве мальчика Андрея Ющинского). К счастью, Бейлис был оправдан. Интересно, что на экспертизе по делу Бейлиса выступили крупные православные богословы, которые решительно отмели кровавый навет. В частности, профессор Иван Троицкий заявил:

Насколько я знаю, с религиозной целью не было убийств… потому что еврейская религия вообще против убийств. Основные заповеди евреев заключаются в том, что им запрещены разврат и убийство… Всякий благочестивый еврей, чтущий заветы своей религии, не решится на такое убийство, так как убийство по еврейской религии для благочестивого еврея представляется грехом, лишающим его права на вечную жизнь… Это один из самых страшных грехов…

К сожалению, обвинение евреев в ритуальных убийствах поддержал в тот момент известный православный философ Василий Розанов. Правда, Розанов рассуждал парадоксально: он признавал, что во всех текстах иудаизма кровь категорически запрещается, но… делал из этого вывод, что раз к крови такое внимание, значит, где-то тайно, в тайных обрядах она должна разрешаться! Статьи Розанова (в частности, «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови») на эту тему поныне перепечатывают и распространяют антисемиты, не ведая (или сознательно умалчивая) о том факте, что впоследствии сам автор от них решительно отрекся.

Вскоре кровавый навет стал неотъемлемой частью нацистской антисемитской пропаганды. Для нацистов он был очень выгоден, ибо позволял представить «окончательное решение еврейской проблемы» (т. е. уничтожение евреев) как ответ на убийства, якобы совершаемые самими евреями. То тут, то там он всплывал и впоследствии, например, в начале 1960-х годов в Аргентине. К сожалению, миф до сих пор имеет хождение в некоторых сегментах арабского мира, а также (в меньшей степени) среди русских, украинских и белорусских националистов. По-видимому, его живучести в некоторых странах способствовали не только влияния со стороны православных и католических реакционеров, но и тайные нацистские течения. (Часть нацистов и сочувствующих им людей укрылась в той же Южной Америке.) Эти группы рассчитывают на реванш, а также развивают пропаганду, способную спровоцировать население на ненависть к евреям вообще и государству Израиль в частности.

Заметим, что абсурдность кровавого навета самоочевидна. Приведем лишь основные аргументы.

1. Заповедь «не убий» составляет одну из фундаментальных заповедей Торы (Исх 20:13; Втор 5:17), — откуда она перешла и в христианство. Священность человеческой жизни неоднократно утверждалась раввинами Талмуда. Например, одно из талмудических речений гласит: «Сотворен был только один человек. Это должно служить указанием, что: тот, кто губит хотя бы одну человеческую душу, разрушает целый мир, и кто спасает одну душу, спасает целый мир; не может один человек возгордиться перед другим человеком…» (Санхедрин 38; цит. по пер. С. Фруга).

2. Вкушение любой крови, не то, что человеческой, но и даже животной, категорически запрещено: «Не ешьте крови ни из какого тела… всякий, кто будет есть ее, истребится» (Лев 17:14; ср. Втор 12:16). В этом смысле поразительно, что «кровавый навет» был направлен против народа, который более других настаивал на воздержании от вкушения какой-либо крови вообще.

3. Согласно древней левитской норме, жертвоприношения (которые в иудаизме могли быть лишь животными!) могут совершаться только на месте иерусалимского Храма: иными словами, принесение в Норвиче или каком-либо другом городе в жертву даже животного полностью исключено. Впрочем, после падения Иерусалимского Храма в 70 году ушли в прошлое даже животные жертвы: согласно учению раввинов, место этих приношений отныне заняла молитва.

4. Стоит также отметить запрет Торы прикасаться к чему-либо мертвому в пасхальные дни (Числ 9:6; 19:11)…

В ответ на эти доводы антисемиты иногда возражают: «нет дыма без огня» и, возможно, где-то существует тайная еврейская секта, которая все-таки совершает подобные обряды. На это надо заметить следующее: даже если бы такая секта существовала, она нарушала бы фундаментальные установления и принципы иудаизма, вызвав возмущение у всех еврейских верующих. Но существование даже такой секты сомнительно: как могло получиться, что она не оставила никаких следов в тысячах еврейских религиозных текстов? Как могло получиться, что еврейские раввины явно были ни сном ни духом о подобных обрядах? Ведь единственным «доказательством», которое есть на руках у антисемитов, служат признания некоторых евреев под пытками. Несколько лет назад медиевист Ариэль Тоафф допустил на основании этих показаний, что отдельные еврейские фундаменталисты могли убивать христианских младенцев в отместку за насильственные обращения и гонения, обрушившиеся на немецкое еврейство после первого крестового похода. Если Тоафф в чем-то и прав, речь может идти лишь о частной инициативе отдельных фанатиков (каковые существуют в любой религии), в корне противоречащей учениям Библии, Талмуда и раввината. Но даже выкладки Тоаффа более чем спорны: под пытками можно добиться каких угодно признаний. Вспомним, как на допросах убежденные большевики-коммунисты признавались в шпионаже на западные разведки…

В остальном же никаких фактов в пользу ритуального убийства христианских младенцев не существует. Казалось бы, все точки над «и» расставлены? Но нет, комбинация суеверия с конспирологией часто бывает иррациональна: чем меньше свидетельств в пользу заговора, тем опаснее и замаскированнее кажется враг. Как известно, сон разума рождает чудовищ. Однако мы, дети цивилизации, едва не пожранной в XX столетии порожденными ею же жуткими химерами, должны выучить уроки разума и справедливости.

Миф № 9. «Протоколы сионских мудрецов»

Самый новый миф об иудаизме появился в 1903 году, когда молдавский землевладелец Павел Крушеван опубликовал в своей газете «Знамя» текст под названием «Протоколы заседаний всемирного союза франкмасонов и сионских мудрецов», якобы попавший к нему (какими путями, он не уточнял) документ всемирного еврейского заговора. Двумя годами позже полную версию протоколов издал православный писатель Сергей Нилус в своей книге «Великое в малом». Так началась длинная череда публикаций и переизданий «Протоколов» в разных странах и народах, причем издатели выдвигали разные версии их происхождения: добыто в «тайных хранилищах Сионской главной канцелярии» во Франции, выкрадены русской разведкой на I Сионистском конгрессе в Базеле (1897), похищены из шкафа в доме у главы франкмасонов и т. д.

Протоколы представляют собой серию из 24 речей, в которых не названные по имени евреи лелеют планы порабощения всего остального мира. Авторы высказываются как злодеи из комиксов, но это делает их изложение доходчивым: «Мы одурачили, одурманили и развратили гоевскую молодежь», «от нас исходит всеохватывающий террор», «мы создали безумную, грязную, отвратительную литературу», «гои — баранье стадо, а мы для них волки» и прочее. Авторы ставят перед собой следующие цели: распространение социализма и демократии, контроль над всемирной банковской системой, контроль над прессой, манипуляция масонскими ложами.

Протоколы вызвали небывалый резонанс. Во время гражданской войны их активно использовали петлюровцы, спровоцировав массовые погромы. После Октябрьской революции «Протоколы» попали через русских белоэмигрантов за границу: они распространялись как пропаганда против либеральных идей вообще и советской власти в частности и переводились на все большее число языков. В США издание «Протоколов» спонсировал крупный промышленник Генри Форд. (Парадоксальным образом сам Форд был масоном. Впрочем, нелестные отзывы «Протоколов» о масонстве он из своих перепечаток убрал.) И конечно, огромную раскрутку нацистской пропагандой протоколы получили в Германии, которая использовала их для подготовки «окончательного решения» еврейского вопроса (т. е. геноцида еврейского народа).

В Советском Союзе же, естественно, «Протоколы» в течение десятилетий были запрещены, и советский читатель, если не считать подпольный самиздат, впервые смог с ними ознакомиться лишь после отмены цензуры: в 1990 году, когда в эпоху перестройки до народных масс стали доходить не только забытые произведения великих писателей и философов, но и откровенная муть, доселе сокрытая под спудом. Будучи выпущены на свет божий, «Протоколы» спровоцировали многочисленные толки в националистических кругах, что коммунисты-де скрывали документ, выдающий их подлинные замыслы. (Идея абсурдная уже в свете того факта, что политика СССР носила выраженно антисионистский характер.) Особенная их популярность пришлась на начало и середину 1990-х годов, когда их можно было купить на многих столичных лотках и подчас даже в православных храмах! Их пропагандировали такие объединения, как Союз православных братств и Союз православных хоругвеносцев, в авангарде же пропаганды стоял митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев) (1927–1995). Следует, однако, заметить, что, хотя митрополит Иоанн и его сторонники никогда не были официально одернуты церковным руководством, многие православные, в том числе традиционно-консервативного направления, выступили с резкой критикой антисемитских настроений вообще и «Протоколов» в частности.

Впоследствии теория «жидомасонского заговора» несколько утратила популярность: отчасти в связи с массовой эмиграцией евреев из России (объектов для инсинуаций стало мало), а больше — из-за возникновения кавказского/исламского фактора, куда переключился основной центр ксенофобии. «Протоколы», однако, продолжают читаться в России и сохраняют популярность в некоторых сегментах исламского мира, где используются для антисемитской и антииудаистской пропаганды.

Поддельный характер «Протоколов» доказывался неоднократно. Первое громкое разоблачение прошло 18 августа 1921 года, когда английская газета «Таймс» доказала, что значительная часть «Протоколов» представляет собой плагиат с политического памфлета «Диалоги в аду между Макиавелли и Монтескье» (1864). Автором этого памфлета был французский сатирик Морис Жоли, издан он был в Брюсселе, но направлен не против евреев или масонов, а против Наполеона III (который выведен под образом Макиавелли). Приблизительно в 1894–1899 годах этот текст был «творчески» переработан и дополнен сотрудниками царской резидентуры в Париже. Около 160 отрывков «Протоколов» (ок. 40 % текста) напрямую основаны на сатире Жоли, причем последовательность и часто формулировки исходного материала сохранены, только фразы Макиавелли вложены теперь в уста «сионских мудрецов». Впоследствии были найдены и другие источники «Протоколов». Например, обнаружилась связь с приключенческим романом «Биарриц» (1868) Германна Гедше, где представители двенадцати колен Израилевых на ночной кладбищенской сходке в Праге замышляют захватить мировую власть. (Уже спустя несколько лет слухи стали трансформировать выдумку писателя в реальное событие!) Итальянский филолог Умберто Эко обратил дополнительное внимание на то, что программа по захвату власти в мире буквально срисована с (псевдо)иезуитского плана, описанного Эженом Сю в «Тайнах одного народа»…

Именно эти детальные исследования опровергают достоверность «Протоколов». Иногда ссылаются также на доводы общего характера (в частности, тот же У. Эко): где это видано, чтобы злодеи-заговорщики излагали свои замыслы со столь неприкрытым цинизмом? Однако российский историк Ирина Гусева обратила внимание автора этих строк на такую параллель, как «Катехизис революционера» Нечаева: «С целью беспощадного разрушения революционер… должен жить в обществе, притворяясь совсем не тем, что он есть. Революционеры должны проникнуть всюду…», «множество высокопоставленных скотов… надо опутать их, сбить их с толку… сделать своими рабами» и т. д. На наш взгляд, эта не замеченная ранее параллель показывает непосредственные истоки «Протоколов»: идеи, под которые стилизовались сотрудники царских спецслужб, фабрикуя свою подделку века. Иными словами, непосредственная концепция взята у Нечаева (с общекультурным фоном в виде Гедше и Сю), а текстуальная фактура — из сатиры Жоли.

Впрочем, можно высказать и более весомые доводы общего порядка, показывающие неправдоподобие «Протоколов». Скажем, почему нет ссылок на какие-либо еврейские тексты: Тору, Талмуд, Шульхан Арух и т. д.? (Зная, что документ подделан, мы можем догадаться и об ответе на этот вопрос: составители практически ничего не знали о Талмуде и иудаизме, а потому предпочли воздержаться от соответствующих цитат.) Далее, если это заговор сионистский и уж тем более составлен на Сионистском конгрессе, почему там нет не только сионизма, но и даже упоминаний о Палестине? Зато в одном месте предполагаемые авторы не к месту замечают, что их «царство будет апологией божка Вишну», — это еврейские-то мудрецы! Между тем составители «Протоколов» изо всех сил пытаются создать впечатление, что документ — творчество еврейское…

Обычно считается, что изготовители фальшивки не хотели спровоцировать антисемитские погромы, а всего лишь пытались повлиять на Николая II, очернить в его глазах либералов как агентов еврейского заговора. На наш взгляд, наивностью эти деятели не отличались, и погромы вполне могли входить в число поставленных задач. Как бы то ни было, охмурение русского царя не удалось: хотя поначалу он и впрямь поверил в подлинность «Протоколов», однако после проведенного расследования с возмущением констатировал факт подделки, факт недопустимых и «грязных способов» в политике. К сожалению, решительных мер по публичному изобличению подделки проведено не было, Православная церковь заняла в целом инертную позицию, и очень быстро «Протоколы» превратились в настольную книгу антисемита.

Миф № 10. Обязательная враждебность с христианством

Согласно другому мифу, иудаизм — исконный и заклятый враг христианства, отношения между этими двумя религиями никогда не были и не могут быть положительными.

Конечно, не приходится спорить, что вражды между иудеями и христианами было достаточно, и в некоторых сегментах современного общества она не прекращается и поныне. Данный миф, однако, упрощает реальную картину. Попытаемся внести необходимые коррективы.

Прежде всего следует заметить, что у истоков христианства стоит личность Иисуса из Назарета, еврейского проповедника, исповедовавшего иудаизм и никогда не собиравшегося отменять иудаизм. Он создал эсхатологическое движение покаяния в преддверии последних времен. Это покаяние предполагало не упразднение Торы, но напротив, исполнение ее заповедей, — как евреями, так и (хотя бы некоторых из них) неевреями (Мф 5:17–19). Все ближайшие ученики Иисуса были евреями и иудаистами. Правда, Иисус был казнен, но сам этот факт ничего антииудейского в себе не содержит (см. миф 7). Мы знаем, что даже среди властей многие относились к галилейскому проповеднику с симпатией. Например, Иосиф Аримафейский, влиятельный член Синедриона, выхлопотал у Понтия Пилата тело Иисуса и похоронил его в собственной гробнице (Мк 15:42–46). Гамалиил, вождь фарисейского движения, уже после казни Иисуса спас молодое христианство от расправы и не считал его противоречащим иудаизму (Деян 5). Еще позже, в 62 году, врагам христианства удалось расправиться с Иаковом, братом Иисуса, — но возмущенные фарисеи добились после этого увольнения первосвященника (Иосиф Флавий, «Иудейские древности» 20.9.1). Иными словами, христианство как таковое в иудаизме не считалось отдельной религией, а воспринималось как одна из иудейских школ, хотя и спорная.

Ближе к концу первого века популярность христианства в еврейской среде практически сошла на нет. Тому был причиной комплекс факторов. Во-первых, обещанный Иисусом и его учениками Эсхатон (конец времен) отложился на неопределенный срок. Выходило так, что вместо Царства Божия к евреям пришло владычество римлян, причем в крайне жестокой форме. Христианские проповедники давали разные ответы: для прихода Царства евреи должны были покаяться, а они не покаялись; отсрочка Эсхатона связана с тем, что Бог дает всем народам время для покаяния, — но не всех евреев такая апология убеждала. Во-вторых, после гибели Храма в 70 году исчезло храмовое богослужение, которое во многом объединяло евреев-христиан и евреев-нехристиан. Более того, в условиях войны многие иудео-христиане вообще покинули Святую Землю, что способствовало дальнейшему упадку иудео-христианской церкви в Палестине. В-третьих, основную численность христианства все более составляли язычники, которые в своей творческой и смелой разработке богословия вышли далеко за пределы воззрении, присущих иудео-христианству на его ранней стадии, когда оно было еще частью иудаизма. Таким было, в частности, учение о Троице. Более того, языко-христианская церковь смотрела на иудаизм, отвергший Иисуса, со все большей антипатией и даже презрением. Для магистрального направления языко-христианства стала характерна идея, что только оно есть единственная истинная религия: иудаизм же с его появлением отменен и упразднен.

Естественно, иудеи не оставались в долгу. Не только языко-христианство было объявлено вне закона, но и иудео-христиане стали отлучаться от синагоги: те же люди, которые хотели сохранить верность одновременно Торе и Иисусу из Назарета, ушли в глубокое подполье, скрывая или маскируя свои христианские взгляды. К сожалению, в античном, впоследствии и средневековом иудаизме получили популярность и сказания, представляющие христианские истоки в искаженном свете как отход от базовых принципов Торы. Такой была, в частности, сатира на Евангелия под названием «Толедот Йешу» («Родословие Иисуса»).

Даже в Средневековье, однако, такая взаимная вражда, с каждым веком все усиливавшаяся, не являла собой всю полноту картины. Среди еврейских раввинов и ученых делались и попытки вскрыть иудейские истоки христианства. Собственно, они и положили начало историческим исследованиям жизни Иисуса и его учеников. Такие труды писали, в частности, Иосиф Кимхи и Профиат Дуран. Именно они, вкупе с подводно-маргинальным иудео-христианским течением в иудаизме, создали альтернативу тому враждебному образу Иисуса, который характерен для Талмуда и «Толедот Йешу»: Иисус как благочестивый иудей (подчас фарисейского толка), соблюдавший Закон и не притязавший на божественность. С началом Нового времени эти разработки повлияли и на христианских, а также секулярных авторов, желавших беспристрастно разобраться в ситуации.

Вообще Новое время принесло глубокие изменения в отношения между двумя религиями. Вызовы секуляризации, а также более тесное соприкосновение заставляли Церковь и Синагогу более критически отнестись к собственным традициям и более дружелюбно — друг к другу. Особенный перелом наметился во второй половине XX столетия. Здесь ключевую роль сыграли несколько факторов.

Во-первых, в 1948 году было создано государство Израиль. В течение многих веков отсутствие у евреев собственного государства рассматривалось христианами как зримый символ божественного суда над иудаизмом. Израиль же стал не только мощным международным фактором, но и символом, с которым нельзя не считаться. Во-вторых, величайшая трагедия XX века — Холокост, уничтожение нацистами около шести миллионов евреев — не только привлекла внимание многих христиан к судьбе еврейского народа, но и заставила их задуматься о собственной вине в происшедшем геноциде. Как показала последующая самокритическая христианская рефлексия, Холокост стал возможен лишь потому, что в течение веков Церковь насаждала антииудейские (подчас антисемитские) настроения, создав образ иудея как врага. В-третьих, христианские историки и теологи, взявшиеся за изучение истории первохристианства, все яснее обнаруживали, что учение Иисуса из Назарета глубоко коренилось в иудаизме, и само его движение составляло часть иудаизма. Сочетание всех этих факторов (покаяние за антисемитизм, внимание к государству Израиль, вскрытие иудейских истоков христианства) привело сотни христианских богословов, клириков и мирян к новому утверждению ценности иудаизма, заставило их протянуть руку дружбы. Так стал активно развиваться иудео-христианский диалог.

Подчас приходится слышать, что иудео-христианский диалог неравноправен, что состоит он большей частью из христианских инициатив по отречению от тех или иных сторон собственного наследия, — иудаизм же сохраняет непримиримость. Однако с такой критикой сложно согласиться. XX век стал переломным не только в христианском отношении к иудаизму, но и в иудейском отношении к христианству. Во-первых, нужно констатировать увеличение благожелательного отношения к Иисусу из Назарета. Такие выдающиеся иудейские ученые, как Давид Флуссер (1917–2000), Шолем Бен Хорин (1913–1999), Геза Вермеш (род. 1924), Хайям Маккоби (1924–2004) и Пола Фредриксен (род. 1951), внесли крупный вклад в понимание того, каким был и чему учил Иисус. Многие их выводы были восприняты христианскими и секулярными исследователями. Во-вторых, иудеи активно участвуют в работе ряда организаций по иудео-христианскому диалогу. Таков, например, Центр иудео-христианских отношений в Кембридже, еврейские инициаторы которого приложили глубокие усилия для того, чтобы голос традиционного христианства был уважаем и услышан. В-третьих, в сентябре 2000 года был опубликован эпохальный документ под названием «Дабру Эмет» («Говорите истину»). Над его текстом работали четыре видных иудейских теолога из США, а впоследствии подписали свыше 250 иудейских лидеров, ученых и раввинов. Конечно, подобный документ не носит обязательного, нормативного для всего иудаизма характера, но все же он является событием знаковым, поскольку среди подписантов были видные представители всех направлений иудаизма, от ортодоксального до прогрессивного. Приведем ключевые тезисы из этого документа:

В последние годы в иудео-христианских отношениях произошли глубокие и беспрецедентные изменения… Мы, представители различных течений иудаизма, выступая только от своего имени, верим, что пришло время иудеям узнать о попытках христиан уважать иудаизм. Мы верим, что пришло время иудеям подумать о том, что иудаизм может сейчас сказать о христианстве. В качестве первого шага мы предлагаем восемь кратких утверждений о том, как иудеи и христиане могут относиться друг к другу.

Иудеи и христиане поклоняются одному и тому же Богу… христиане также почитают Бога Авраама, Исаака и Иакова, Творца неба и земли… благодаря христианству, сотни миллионов людей узнали Бога Израиля.

Иудеи и христиане признают авторитет одной и той же книги — Библии… Обращаясь к ней за религиозными ориентирами, духовным обогащением и нормами общежития, каждый из нас извлекает похожие уроки…

Христиане могут уважать притязания иудейского народа на израильскую землю…

Иудеи и христиане принимают нравственные принципы Торы. Главный нравственный принцип Торы — неотъемлемая священность и достоинство каждого человека. Все мы созданы по образу Божьему…

Нацизм не был христианским явлением…

Неразрешимые человеческими усилиями разногласия между иудеями и христианами не будут устранены, пока Бог не искупит весь мир, как обещано в Писании. Христиане знают Бога и служат Ему через Иисуса Христа и христианскую традицию. Иудеи знают Бога и служат Ему через Тору и иудейскую традицию… Иудеи могут уважать верность христиан их Откровению…

Новые взаимоотношения между иудеями и христианами не ослабят иудаизм… Мы уважаем христианство как религию, которая возникла внутри иудаизма и до сих пор не утеряла связи с ним…

Иудеи и христиане должны совместно бороться за справедливость и мир… наши совместные усилия помогут приблизить Царство Божие, которого мы ожидаем и к которому стремимся.

Сразу вслед за этим был выпущен научный сборник под названием Christianity in Jewish Terms («Христианство: иудейское осмысление»), составленный инициаторами «Дабру Эмет». Его значение также сложно переоценить: впервые в истории еврейские ученые собрались официально, чтобы разработать иудейское понимание христианства, причем разработать с позиций диалогических и дружелюбных, а не враждебных и конфронтационных.

Авторы «Дабру Эмет» сделали очень большой шаг в сторону терпимости. Конечно, их позиция разделяется не всей полнотой иудаизма. Есть и более сдержанные голоса: не угрожает ли нам релятивизм? Скажем, еврейский теолог Давид Новак предостерегает против релятивизма и синкретизма, которые подменили бы уникальную специфику иудаизма и христианства некой «новой религиозной реальностью» — в сущности, самодельной религией «на водичке», коль скоро многие противоречия между традициями остаются нерешенными. Впрочем, даже Новак настаивает на отказе от старых подходов, которые сводились лишь к навязыванию каждой стороной своего понимания истины: необходимо найти золотую середину между прозелитизмом и индифферентностью. Одни согласны с Новаком, другие считают, что на путях развития можно конструировать и «новую религиозную реальность» (разве это не происходило и в прошлом?), которая совсем не обязательно должна состоять из абстрактных банальностей.

Как бы то ни было, очевидно, что иудаизм в своем отношении к христианству, как и христианство в своем отношении к иудаизму, вошел в новую эру, эру диалога…

Краткая библиография

«Дабру Эмет»: иудейское заявление о христианах и христианстве. — Страницы 5:4 (2000), сс. 542–544. Полный текст революционного иудейского заявления о христианстве. В том же номере журнала есть полезная статья Э. Кесслера об этой декларации.

Н. Кон. Благословение на геноцид (Москва, 1990). Подробно о «Протоколах Сионских мудрецов»: история и судьба фальшивки.

С.М. Пилкингтон. Иудаизм (Москва, 2000). Качественный рассказ об иудейской вере и обычаях.